Замысел божий. Глава I

Анри приказал зарифить паруса и развернуть эскадру встречным курсом. Зазвенел заливисто корабельный колокол, созывая на шкафут матросов и посылая сигнал тревоги солдатам и канонирам. Босые ноги застучали по палубам и вот уже одни матросы поднялись на реи брать рифы, а другие зажгли кормовые сигнальные фонари и передали идущим следом приказ хозяина.

Наверное, Луне стало интересно, что происходит внизу, и она протиснулась сквозь облака, правым боком нарисовала в море полоску света и с любопытством глядела вниз. Этого оказалось достаточным, чтобы два английских фрегата увидели взявшую курс на сближение эскадру, ведомую линейным кораблём под испанским флагом, и начали поворот оверштаг. В этот момент марсовой подал сигнал "Человек за бортом!". Анри приказал спустить шлюпку и внимательно всмотрелся в зыбкую лунную дорожку. В слабом свете неполной Луны в тубусе подзорной трубы чья-то отчаянная голова то появлялась над волной, то опять исчезала, явно из последних сил борясь со стихией.

Когда шлюпка вернулась, на "Победоносец" внесли полуживого молодого человека, которого тут же взял под свою опеку доктор Антонио Эрнандес. Утром отдохнувший и переодетый в сухое, спасённый предстал перед серьёзным лицом Анри и рассказал свою грустную, но, увы, такую типичную для английских моряков историю.

Густав Колс, младший сын известного рода амстердамских корабелов, с детства мечтавший о море, был отцом отдан в обучение морскому делу двоюродному брату, владельцу торгового флейта. Дядя разглядел у мальчишки талант к математике и астрономии и пристроил его в помощники к своему навигатору. К тому дню, когда "Морская дева" вынуждено зашла в Плимут, нуждаясь в срочном ремонте после шторма, Густав уже считался опытным навигатором и надеялся, вернувшись домой, выйти из-под дядиной опеки и найти себе более достойное место. Купив новые карты, полный надежд, гражданин Соединённых Провинций зашёл перекусить в прибрежную харчевню. Спустя некоторое время к нему подсел немолодой англичанин и угостил парня пивом. Слово за слово, смешивая английские и голландские слова, мужчины разговорились. Англичанин продолжал щедро угощать молодого голландца и, лишь когда стемнело, новый знакомый распрощался, не забыв поинтересоваться, куда отправится Густав. Расплатившись с загадочно ухмыляющимся хозяином, Густав вышел, пошатываясь из корчмы, ругая себя за то, что не позаботился заранее о ночлеге. Но далеко ему идти не пришлось. Он даже не увидел, кто ударил его по голове. Очнулся голландец на английском фрегате. Для начала ему красноречиво объяснили, что ждёт тех, кто отказывается подчиняться или пытается сбежать. Пока бедняга не выучил английский настолько, что его без труда понимали офицеры, пришлось Густаву лезть по вантам и тянуть шкоты наравне с остальными. Удивлению голландца не было предела, когда он узнал, что почти все матросы были доставлены на корабль насильно. Тех, кто был покрепче, предварительно спаивали в корчмах, а других так и вовсе ловили на улицах, как диких зверей. Прежде, чем капитан Ходжес решил использовать знания голландского навигатора, пришлось ему познать все перипетия жизни английского моряка — тяжёлый труд, скудная еда, кулаки боцмана и его подручных. И только когда Густаву доверили самостоятельно стоять вахты, у него созрел план побега. Зная, что поиски единомышленников обязательно приведут его план к краху, голландец решил действовать один, надеясь лишь на себя и на бога.

Не смотря на оказанное доверие в прокладывании курса, на берег его не пускали даже здесь, в Новом Свете. И вот однажды "Тигр" в сопровождении "Дракона" отправился с Антигуа на Провиденс. Дождавшись нужного момента, во время "собачьей" вахты, Густав воспользовался уходом дежурного офицера со шканцов и успел подложить под корабельный компас заготовленный заранее отломанный кончик ножа, отклонив курс корабля на четыре румба Зюйд — Вест — тень — Зюйд. Задумка удалась, снос курса южнее на "Тигре" никто не заметил, а послушный уставу капитан "Дракона" без ропота следовал за флагманом, видимо, полагая, что капитану Ходжесу, исполнявшему обязанности коммодора, виднее, как добраться к назначенной цели. Но Густав знал, что, как только на горизонте покажется берег нидерландской Арубы, его везение исчезнет, начнётся разбирательство и с ним будет покончено. Ночь выдалась тёмная, фрегаты шли крутым бейдевиндом. Густав понял, что или сейчас, или никогда. Спустившись в трюм, он связал несколько пустых анкерков, надеясь с их помощью удержаться наплаву в волнующемся море, но при попытке сбросить их за борт вышла Луна и Густава увидел один из дежуривших на шкафуте солдат. Ждать, пока на палубу сбегутся полисмены, голландец не стал. Перекрестился и прыгнул в воду. Когда его голова оказывалась над водой, он слышал выстрелы. К счастью для навигатора при такой волне, даже когда Луна предательски высвечивала его, попасть в человека, ставшего игрушкой моря, при существенной бортовой качке, было практически невозможно. И вот тогда, когда, выбившись из сил, Густав уже готов был расстаться с жизнью, посеребрённые светом Луны показались паруса Победоносной армады.

Конечно, узнав, что попал к испанцам, как истинный сын своей Родины Густав впал в уныние — в каждой голландской семье помнили о притеснениях испанскими католиками голландских кальвинистов. Да и южные провинции Нидерландов до сих пор были под испанской короной. Однако, приняв предложение, от которого трудно было отказаться — отработать спасение и, если его знания действительно окажутся таковыми полезными, как молодой голландец описывал, то, сойдя с "Победоносца" в Сантьяго, он получит не только небольшую сумму, но и рекомендательное письмо от сеньора Анри, которое могло бы помочь Густаву добраться домой, нанявшись на испанский корабль. Решив во чтобы то ни было заработать обещанную рекомендацию, молодой навигатор старался из всех сил. Однако, до прибытия в Сантьяго-де-Куба, Густав имел достаточно времени, чтобы сравнить условия на "Морской деве", "Тигре" и "Победоносце", и, сойдя на берег с рекомендательным письмом, украшенным вензелем сеньора Анри в кармане, тут же, недолго думая, вернулся обратно на "Победоносец" и, подав Анри его же рекомендательное письмо, попросил место навигатора. Весьма удивлённый таким поворотом Анри не сразу нашёлся, что сказать, но потом, рассмеявшись, послал нового члена команды к боцману становиться на довольствие и подписывать фрахтовый договор. Лёгкий и весёлый характер Густава быстро сделал его душой любой компании, а его навигаторский талант сильно облегчили жизнь Энрике и Анри, которым ранее приходилось самим корпеть над картами, прокладывая путь Победоносной армаде.

Погружённый в воспоминания Анри не заметил, как доел.

— Вы остановились здесь или у коммодора Фернандеса, сеньор Анри? — дождавшись, когда работодатель доест, спросил дон Себастьян.

Анри погрустнел. Готовить чета Рамирес умела, что правда, то правда. Но вот комнаты, которые они предлагали, как, впрочем, и в других подобных заведениях города, не отличались ни чистотой, ни удобством. Даже если богатый и привередливый сеньор Анри добьётся для себя чистых простыней, вездесущие клопы и блохи всё равно не дадут покоя. А дом Фернандо, хоть и содержался слугами, а главное, сеньорой Селией Фернандес в чистоте, но Анри не любил останавливаться там. Дело было в том, что хоть и сам Фернандо, и особенно его дети всегда искренне радовались приходу дорогого гостя и не смотря на то, что даже сеньора Селия проявляла горячее гостеприимство и, возможно, тоже по-настоящему была рада его присутствию. Анри чувствовал себя чужим на семейном празднике жизни. Видя счастливые лица детей, поедающих принесённые им сладости и их любящих и заботливых родителей, Анри особенно остро ощущал свою обездоленность и одиночество. Поэтому, не смотря на настоятельные приглашения друга, он предпочитал спать в своей адмиральской каюте. Однако сейчас "Победоносец", скорее всего, уже разгружен и сушит киль на верфи.

Тяжело вздохнув, Анри, наконец, ответил дону Себастьяну:

— Думаю, эту ночь нам всем придётся провести у коммодора, а вот следующая, возможно, будет в одном из заброшенных домов Алтун-Ха.

— Сколько солдат мне должно предупредить и в каком часу вы намереваетесь отправиться? — голос дона Себастьяна был, как всегда, тихим, но не допускающим даже мысли возразить ему.

Анри снова вздохнул. Если майя-ица вышли на тропу войны, то вряд ли даже солдаты всей армады смогут гарантировать ему безопасность.

— Достаточно взять с собой пятерых. Пусть будут на рассвете у конюшни главного склада.

Анри отхлебнул вина и поморщился — кислятина!

— Да, дон Себастьян, я бы не хотел обсуждать это при коммодоре Фернандо.

Дон Себастьян кивнул, не задавая лишних вопросов и наклонился к сидевшему по левую руку от него солдату. Получив указания своего капитана, солдат залпом допил своё вино и, подняв сидящих с левого края абордажников, кинув на стол два реала, быстро вышел из таверны.

— Позвольте спросить, сеньор Анри, а почему вы не хотите брать с собой к индейцам коммодора Фернандо? — внезапно решился задать вопрос осмелевший от выпитого пива Густав.

— Я не хочу отрывать его от семьи, герр Колс. Потому хочу и вас попросить не возвращаться больше к этой теме в доме идальго Фернандеса.

— Я буду нем, как рыба! — пообещал Густав.

10.

Оставив в кубке недопитое вино, Анри огляделся в поисках трактирщика. Не найдя его, он поднялся и, вытащив из кошелька песо, кинул его на стол и пошёл к выходу. Не успел он отойти и на пару шагов от трактира, как его догнал дон Себастьян.

— Вы куда-то торопитесь, сеньор Анри?

— Нет, капитан. Мне просто нужен глоток свежего воздуха. Хочу пройтись вдоль берега.

— Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? — как всегда голос дона Себастьяна был мягким, но тем не менее Анри понял, что даже сказав нет, он не избавится от попутчика. Разве что тот будет идти на пару шагов позади. Поэтому Анри лишь пожал плечами:

— Как хотите, капитан.

Некоторое время мужчины шли молча. Вновь проснувшийся после сиесты лёгкий бриз принёс с моря запах водорослей и слегка шевелил края шляпы. Постепенно оживали и улицы города. Бесцельная прогулка незаметно привела в порт. С тихим шелестом волны лениво наползали на жёлтый песок и, цепляясь за него, словно не желали расставаться, с сожалением откатывались назад.

Анри провожал взглядом бирюзовые волны, поддаваясь царившему на берегу умиротворению. Ещё издали он заметил пришвартованный у пирса бриг. Даже на расстоянии нельзя было не узнать "Чайку". Белоснежность корпуса подчёркивал черные бушприт и лежавший на фальшборте планшир. Бриг действительно напоминал эту вездесущую, неугомонную и ловкую птицу. Любуясь длинным ладным силуэтом и вслушиваясь в крикливую возню припортовых "тёзок" корабля, Анри невольно вспомнил свой первый бой с пиратским шестнадцати пушечным пинком. [56] Тогда его двенадцати пушечная "Чайка", ведомая одним из лучших мастеров [57] Новой Испании — Энрике Гонсалесом, направлялась на Кюрасао чтобы обменять купленное у майя какао на солонину. Когда на левом траверзе появился небольшой скалистый островок Монхес дель Сур, внезапно впереди по курсу из глубоко врезавшийся в тело острова бухты, выскочил поднявший чёрный флаг [59] трёхмачтовый пинк. Небольшой, быстрый и юркий двухмачтовый бриг ловко маневрировал и успешно "плевался" картечью, отвечая на пиратские залпы цепными книппелями, [58] время от времени рвущими охранные сети. Картечь и мушкетные пули заметно уменьшили количество пиратов. Справедливо принимая бриг за торговое судно и не рассчитывая встретить на нём большую команду, часть пиратов уже выстроились у фальшборта с абордажными крючьями, когда вдруг на бриге тоже подали сигнал к абордажному бою и "Чайка", вместо того, чтобы воспользоваться попутным ветром и попытаться сбежать, сама рванулась на встречу пинку. Пираты удивились, но они уже предвкушали богатую добычу и слышали звон серебряных песо. "Джентльмены удачи" не знали, что молодой торговец готовился к встрече с морскими бандитами долго и тщательно, не жалея ни сил, ни времени, ни денег. И теперь настал тот миг, который должен был подвести итог потраченным усилиям и определить судьбу Анри. Этот первый в его жизни бой принёс отважному моряку, объявившему бой пиратству, не только приз в виде трёхмачтового пинка, ранее отобранного пиратами у испанцев, но и первые потери. Анри хорошо помнил, как хоронили в море погибших товарищей, помнил он и старого солдата Мигеля Суареса, его самого первого командира самого первого отряда морских пехотинцев, в самом первом бою спасшего жизнь подающему надежды торговцу, закрыв его собой от пиратской пули.

— Тяжёлые воспоминания? — вопрос дона Себастьяна вернул Анри в реальность. Он посмотрел на попутчика и ответил встречным вопросом:

— Вы не задумывались, капитан, почему люди помнят больше плохого, чем хорошего?

Дон Себастьян задумался, опустив голову. Казалось, что он внимательно рассматривает носки своих белых сапог. Наконец капитан-лейтенант поднял голову и, как всегда тихо, сказал:

— Наверное, потому что плохие воспоминания возникли в моменты большой опасности или сильной боли — будь душевной или телесной. Видимо, они должны предостерегать нас от повторения подобного. А хорошие воспоминания нас лишь успокаивают и отвлекают. Стало быть, плохие полезнее хороших, вот Господь и позаботился о том, чтобы они вгрызались в наши души и не давали нам забыть о действиях и ситуациях, их породивших. А раз они должны предохранять нас от повторения ошибок, то и справедливо, что их хранится в памяти каждого гораздо больше, чем хороших.

— А вы философ, дон Себастьян! — Анри улыбнулся, но улыбка была грустной.

Большие, цвета жареных кофейных зёрен глаза командира морских пехотинцев, посмотрели в упор.

— Тот, кто привык постоянно рисковать жизнью, становится либо философом, либо пьяницей.

Теперь задумался Анри. Перед его мысленным взглядом замелькали лица: капитан Энрике, коммодор Фернандо, навигатор Густав, лейтенанты Кристиан Роберто и Хавьер Ботельа, главный боцман Диего Маркес и другие. Почти все, плававшие на "Победоносце" показались в этом калейдоскопе. Наконец Анри прервал затянувшееся молчание:

— Думаю, вы здесь ошиблись. Есть ещё, как минимум, одна категория — те, которые живут одним днём, но так, как будто бог одарил их бессмертием.

В этот раз улыбнулся дон Себастьян:

— То, что вы сейчас описали, это тоже проявление жизненной философии, так что я всё же прав.

Анри засмеялся:

— Даже в беседе вы так же непоколебимы, как и в бою, дон Себастьян!

— Я не готов уступить даже вам, сеньор Анри, если уверен, что правда на моей стороне. Глаза аристократа предательски сверкнули, открыв, что бесстрастность дона Себастьяна лишь умение владеть собой.

— Ладно, признаю своё поражение, капитан! — Анри слегка поклонился.

Это почему-то смутило дона Себастьяна. Даже на его загорелом лице явственно проступил румянец, видимый и под тенью полей шляпы. Но сын герцога получил достойное воспитание. Он кашлянул в кулак, и, как ни в чём не бывало, указал на "Чайку" и спросил: