Через пару минут гайки на фланце откручены, и мы видим, что между трубой и насосом в качестве герметизирующей прокладки вставлен сплошной резиновый диск вместо резинового кольца. Вода просто не попадала в насос и соответственно не перекачивалась далее.

— Это что такое? — спрашиваю бригадира трубопроводчиков.

— Не знаю, случайно так вышло, никогда такого раньше не видел, — юлит тот в ответ.

— Ладно, может быть, вы и не видели, — соглашаюсь, — Даю вам час, чтобы проверить все остальные насосы на предмет наличия отсутствия таких вот ранее невиданных чудес. Потом будете предъявлять все насосы. Все ясно ?

— Да, ясно...

Через час возвращаюсь и проверяю — все насосы нормально работают и качают то что нужно туда куда нужно.

А через пару дней представители завода-изготовителя котлов начинают пробный горячий пуск первого котла. Но запустить котел не удается — в котел не подается ни вода, ни топливо. Странно, не так ли? Намедни по отдельности все работало и подавалось, а сегодня нет? Так само по себе не случается, какая-то собака тут точно порылась. В принципе знакомая по будущей прошлой работе достаточно шаблонная ситуация — ради нарядов на сверхурочные работы где-то в недрах машинного отделения кто-то из рабочих вставил в трубопровод вентиль, не предусмотренный чертежами. Сейчас проверим, как в прошлом с этим делом было. Для начала объясняю ситуацию котельщику и своему первому подчиненному, офицеру, пардон, командиру БЧ-2, артиллеристу. Зачем первым прислали артиллериста, а не механика, мне непонятно, но раз прислали, то пусть учится всему. Оба они парни совсем молодые, только что из ВУЗа и училища и в такую вот подлость со стороны 'рабочего класса' не могут поверить. Предлагаю им переодеться в робу погрязнее, и вместе со мной полазить по трюму машинного отделения в поисках решения проблемы и подтверждения или опровержения моей гипотезы. Наша экспедиция оказалась успешной — за полтора часа в разных системах мы нашли целых три вентиля, не предусмотренных чертежами ( где они их только берут, сволочи?) и один сплошной кусок резины вместо кольцевой прокладки между фланцами трубопровода. Прокладку мы поставили нормальную, новые вентили открыли, опломбировали и внесли в чертежи. Я уболтал молодняк пока молчать о наших находках и действиях — уж очень мне интересно узнать, кто вечером будет клянчить наряды на сверхурочные работы? Ведь тот, кто будет клянчить эти наряды, чтобы за пять минут устранить проблему, тот все это и сделал...

Как я и предполагал, к вечеру, узнав о проблемах, пришли выпрашивать наряды на сверхурочные работы два бригадира трубопроводчиков. Два — потому что топливные и водяные системы собирали разные бригады. Меня очень удивило, что бригада собиравшая паропроводы в этом не участвовала. Разговор с оборзевшими бригадирами начался издалека — с невинного трепа о погоде, о семье, о детях и женах. Как я и предполагал, сыновья у них обоих есть, сейчас они конечно еще пешком под стол ходят, но к началу восьмидесятых им будет лет по сорок пять и они будут точно такими же каких отцы нынче уважаемыми бригадирами и точно такими же мелкими вредителями. Не зря же мне имена и фамилии казались очень знакомыми! И именно с этими сыновьями я и боролся в прошлом будущем, в восьмидесятые, когда эти подросшие сыночки повторяли все эти семейные трюки с прокладками и вентилями, придуманные и внедренные еще их дедами на 'Потемкине' с 'Императрицами'. Выяснив все, что я хотел узнать, отбрасываю со стола чертеж, прикрывавший мою табельную 'тотошку' и популярно объясню этим хитрожопым искателям халявы, что их дела тянут на 58 статью, и что приговор на корабле мы можем привести в исполнение немедленно, не утруждая себя бюрократической перепиской с НКВД. Мужики впечатлились этим моим шоу, более чем перетрухали и упав на колени, слезно просят их пощадить, клянутся и божатся что более такого не повторится. Ну что ж, цель, кажется достигнута — какое-то время они будут работать добросовестно чтобы меня не злить, поэтому делаю вид что прощаю и объясняю что в случае рецидива у них будет выбор между петлей на рее и уборкой снега в ГУЛАГе. Они клянутся и божатся что рецидива не будет. Проявляю милость и отпускаю обоих. Хотя совесть меня мучает — а не зря ли я их отпустил?

Но предварительно признательный протокол о своих художествах они все же подписали перед уходом... Ибо нефиг.

И так, результат двухлетней работы на лице так сказать.

Экипаж сформирован, план боевой учебы готов, за пару дней его утвердит руководство и 'добро пожаловать в ад!'. Шучу. Корабль — это безусловно не 'бут кэмп' для новобранцев, но попахать всем придется. Первый поход через две недели, ибо нефиг борта о пирсы протирать. За БЧ-5 я спокоен — сам выучил все, да и опыт был, механики, мотористы и трюмные уже теорию из руководств по эксплуатации освоили, азы тоже запомнили во время ходовых. Да и в первый поход по маршруту Севастополь-Очаков-Одесса-Босфор до границы турецких территориальных вод — Батуми-Севастополь, с нами идут специалисты шеф-монтажники заводов изготовителей. Так что подстраховка у БЧ-5 будет. Штурманы будут набираться опыта в походе, для них других методов и не существует, а теорию они давно еще и в училище выучили. Артиллеристов — певеошников будем тренировать на чайках. С главным калибром сложнее — пока теория и практика только в наведении и заряжании-разряжении орудий, определении дальности и подготовки расчетных данных для стрельбы. Стрельбы главным калибром и торпедами пока не запланированы. Впрочем, коль уж мы идем к Очакову, может стоит самому организовать стрельбы по береговым целям на Кинбурнской или Тендровской косе? Ведь судя по тому, как темнит командир дивизиона, командование флота замышляет сюрприз. Похоже, что после нашего возвращения будет какая-нибудь ночная тревога, срочный выход в море и стрельбы. Или еще в походе получим РД с приказом полным ходом бежать в какой-нибудь 'квадрат 36-80' и оттуда стрелять на полную дальность в 'квадрат 80-36'?

Ну да ладно, прорвемся. Если уж я преодолел бюрократию нашего кораблестроения (ни в коем случае не путать с судостроением, хотя в судостроении тоже бюрократического маразма хватает!), то уж ночная тревога по сравнению с непобедимой бюрократией — это тьфу, пустяк и мелочь. Так что стрельбам главным калибром по косе быть...

'Малой кровью, большим ударом и на территории врага'.

Этот лозунг до войны знали все, и повторяли его к месту и не к месту. Но вот не задумывались о его смысле абсолютно. Практически все считали, что кровь проливать будет кто-то другой, там, где-то далеко, но не он сам и здесь, а удар будут наносить лично товарищ Ворошилов и товарищ Сталин, причем где-то там, тоже очень далеко, а сам этот товарищ будет красиво маршировать на параде или впечатлять девушек своим бравым видом. А о том, что и удары наносить и кровь проливать придется каждому надевшему красивую форму, лично, на своем участке фронта, и что товарищ Ворошилов и товарищ Сталин просто не смогут лично ему подсказать где, когда и какими силами наносить эти самые 'большие удары' почти никто и не задумывался. Мои попытки объяснить все это разбивались о глухую стену непонимания и какого-то невероятного фаталистического пофигизма. И тогда я понял, что полагаться надо только на себя и заботится только о своем корабле и его экипаже. И кажется, это мне удалось...

Вечером в пятницу двадцатого июня 1941 года я отпустил большую часть экипажа в увольнительные до 18:00 двадцать первого июня, пригрозив, что опоздавшие более чем на 15 минут будут считаться дезертирами. Народ бурно удивлялся, почему это командир чудит и приказывает возвращаться вечером в субботу, когда на всех остальных кораблях только уходят в увольнительные. Но, не смотря на все возмущения к 17:55 двадцать первого июня весь экипаж был на борту. Потому что все помнили мою первую речугу на первом же построении всего только что сформированного экипажа. Ну и практику этого года, которая не разошлась с моими обещаниями в этой речуге:

— Здравствуйте товарищи краснофлотцы! Я рад видеть перед собой лучший экипаж лучшего корабля Черноморского Флота! Мы попадаем в любую цель с первого же выстрела, у нас в безупречном состоянии все механизмы и оборудование, у нас нет аварийности, нет несчастных случаев и ЧП. Мы лучшие во флоте! Запомните это ! Мы лучший экипаж лучшего корабля! Не зря же наш корабль называется 'Совершенный'!

От этих слов не только у салаг нового призыва, но и у бывалых старшин с командирами БЧ челюсти что называется отвисли до палубы. Выдержав небольшую паузу, я продолжил:

— А если это еще пока не так, то над устранением этого недостатка мы будем работать. И начнем эту работу сегодня. Гарантирую — легко не будет всем. И когда мы этого добьемся, я не замечу, если кто-то вернется из увольнительной на пару минут позже или вернется подшофе и в не идеальной форме. Но только тогда и только так и никак не раньше! Понятно?

— Так точно! — в один голос рявкнул в ответ строй краснофлотцев, воодушевленных что называется 'по самое нимагу'.

Так что скучать все эти оставшиеся до войны считанные месяцы не приходилось. И мы добились этого. В любую цель — воздушную скоростную, наземную, или морскую мы попали с первого же залпа в 50% случаев, а уж третьим-то разносили в щепы любую цель гарантировано в 100% случаев. С торпедной стрельбой было несколько хуже, но веером из трех торпед одного аппарата мы поражали заданную цель на предельной дистанции хода торпед и вкладывались в норматив по времени. Вся техника была в безупречном состоянии, поломок и аварий, ЧП и самоволок не было.

А для того чтобы этого добиться не только мне ( в Севастополе у меня даже в казарме койки не было и все это время я жил на корабле), но и всем командирам БЧ пришлось буквально жить на корабле точно так же как и мне.

Мы действительно к весне 1941 года стали лучшим экипажем и эсминцем ЧФ, хотя главный приз соцсоревнования не получили. По одной простой, но очень важной для некоторых, причине. Мы откровенно завалили конкурс-смотр строевой песни. 'И пели вы отвратительно, и маршировали хуже, чем посредственно' — как мне сказала высокая комиссия. Честно говоря, я на это все — шагистику с песнями — откровенно 'забил'. На корабле маршировать негде, а если ты действительно работаешь, то и петь некогда. Я помню как много лет тому вперед, один юный идиот, насмотревшийся красивых фильмов, однажды спросил ветерана, который накануне 9 мая выступал у нас в школе: 'А на каком музыкальном инструменте вы научились играть на войне?' повергнув того в шок и ступор. Прикольный и очень уместный вопросец, не так ли?

Поэтому на всю эту шагистику с песнями и плясками я выделял только полчаса времени раз в месяц зимой и в начале весны 1941. Музыка это конечно хорошо, но только в мирное время. Тем более что я устроил совершенную отсебятину. Однажды, когда мои орлы маршировали и очень громко, но нескладно орали :

'Смело мы в бой пойдем за Власть Советов,

И как один умрем в борьбе за это!'

Услышав эту фразу я скомандовал :

— Отставить! И чтобы я больше никогда не слышал эту вредительскую песню!

— Пппочччему вредительскую, товвварррищщ коммммандир? — запинаясь спросил ошарашенный замполит.

— А вы подумали сами? Нет ? Вот смотрите что получается. Советский Союз, наша страна, конечно же большая, но весь мир во много раз больше. И буржуев в мире намного больше чем советских граждан. Так что если мы все погибнем, то поскольку буржуев больше нас, то они и победят и дело освобождения трудящихся от угнетения, дело Ленина-Сталина погибнет вместе с нами. А нам это совсем не надо.

— Да... действительно, — согласились со мной и замполит и краснофлотцы, — И что теперь действительно не петь эту песню?

— Если ее петь, то может быть стоит изменить эту строку таким вот образом: 'Смело мы в бой пойдем за Власть Советов, И всех врагом убьем в борьбе за это!'? И вот так ее можно будет и петь?

Экипажу эта идея понравилась. В отличие от высокой комиссии на смотре.

Практически полностью проигнорировал я вначале лета и плаванье, выделяя на него в планах боевой подготовки всего по часу раз неделю. Исключительно для отдыха экипажа — какими бы суровыми мужиками не были бы краснофлотцы, но поплескаться летом в теплом море и им приятно. И только не надо мне рассказывать сказок о необходимости уметь плавать для моряка, как условие выживания в море. Запомните раз и навсегда — единственное безусловное условие выживания для моряка в море — не дать врагу потопить свой корабль.

А купаться в декабре в Черном Море попробуйте сами. Что, не вдохновляет?

Мдааа... Мы швартуемся у причальной стенки арсенала, чтобы принять на борт мины. Топливо, масло, воду, провиант и снаряды для главного калибра и зениток мы погрузили еще 19 июня.

Кстати, 12 снарядов главного калибра мы уже успешно использовали. Это было еще в 3:50 утром 22го июня. Уже позавчера. Якорный Бабай, как же давно это было...

А началось это 'транжирство' снарядов осенью 1940го, когда после первых же учений и стрельб я озадачил командира артиллерийской БЧ:

— Вот скажи, максимальный угол возвышения у нашего главного калибра 45 градусов, при этом дальность стрельбы 135 кабельтовых? Так?

— Да, точно так. А к чему это ты спрашиваешь, командир?

— Да к тому, что ПВО у нас хиленькое. И я вот думаю, как бы его усилить, особенно в дальней зоне? Вот смотри, — я взял лист бумаги и нарисовал схему выстрела и полета снаряда, так как это делается в школьном курсе физики, — Нам известен угол вылета снаряда, дальность стрельбы и его начальная скорость. Вопрос: на какую максимальную высоту понимается снаряд в полете, за какое время и насколько далеко от корабля отстоит эта точка?

— С расстоянием это вообще просто. Оно равно половине максимальной дальности, то есть 67,5 кабельтовых, или 12500 метров. С временем тоже просто — можно на очередных стрельбах засечь по секундомеру и разделить пополам... А высота... — начарт, взял мой листик, начал писать разные формулы, черкать, считать в столбик, и наконец изрек:

— Хммм.... Никогда об этом не задумывался. Но получается что-то около 6 километров, точно подсчитать сложно — сопротивление воздуха с высотой уменьшается, так что может и больше. А время по расчетам получается не менее 15 секунд до максимальной высоты. Но это надо бы проверить на стрельбах...

— Я тоже пришел к аналогичным результатам. Так вот, я к чему это веду. Высоты в четыре-пять или шесть километров — это высоты, на которых часто летают многие бомбардировщики, в том числе самолеты потенциального противника. Но штатная дистанционная граната образца 1928 года уж больно чахленькая. А что если взять наш обычный осколочно-фугасный снаряд, в нем то ВВ на килограмм больше и заменить его стандартный взрыватель мгновенного ударного действия на дистанционную трубку от обычной шрапнели и той же гранаты, то у нас появится больше шансов сбивать вражеские самолеты еще на подлете, на весьма приличной дальности. Причем 67,5 кабельтовых эта такая дальность, на которой ни один вражеский самолет не сможет причинить нам никакого вреда. Да, безусловно, шанс сбить их самолеты там, далеко и высоко, очень маленький, но и он лучше, чем никакой. Тут главное успеть сделать эти выстрелы, пока эти самолеты будут находится вот в этой зоне, — я нарисовал окружность с центром в верней точки траектории полета снаряда на своем эскизе.