Спасатель. Книга третья

Молодой генуэзец меня порадовал. Он сам догадался, что не стоит пугать врага раньше времени сверхдлинными копьями. Его подчиненные не стали поднимать свои пики вверх, и несли их горизонтально, чтобы противник не догадался, что имеет дело с новым родом войск.

Выйдя на площадь, сотник торопливо протиснулся вперед, окинул взглядом форум, и коротким жестом показал Лиховиду, как ему перестроить своих воинов. Через минуту вся пикинерная сотня уже стояла в полной боевой готовности, хотя и не высовывая напоказ пики, и я немного повеселел. Этот орешек латинянам разгрызть будет непросто, особенно под прицелом наших стрелков, засевших на втором этаже портика. А еще где-то далеко за домами, в лабиринте Царь Города, плутала половецкая конница, пытаясь зайти недругу с тыла.

Построив своих копейщиков, Пьетро на том не успокоился, и громким голосом завел с Лиховидом светскую беседу, пытаясь отвлечь своих ратников:

— А пики-то у вас еще чистые. Видать, венецианцы пока не наскакивали?

— Не, смирно стоят, кровоядцы. Боятся, видно, — гулким баском прогудел Лиховид на всю площадь. — Вон, жмутся друг за дружку. А ты где успел побывать? В императорские палаты не захаживал? Там, верно, драгоценностей, как зерен на току.

— Во дворцах все давно разграблено, — прыснул Пьетро, — еще до нашего рождения. Там и смотреть нечего.

— Ну а как же кладовые латинянских гостей? — не сдавался Лиховид. — Купцы-то итальянские богаты, как Крезы.

— Так и нас немало, — напомнил генуэзец. — Вон, даже моряки со своим мегадуксом собрались пограбить. Да и еще неизвестно, удастся ли все захватить. Знаешь, когда города берут штурмом, то нередко случается, что шелка, меха, пряности, пергаменты и самоцветы сгорают в пожаре. Наверно, получим на брата по несколько фунтов серебра, и все. На большее не рассчитывай.

Лиховид был парень практичный, но не жадный.

— Ну и ладно, — махнул он своей ручищей. — Десяток гривен, это хорошо. Да если даже вернусь на Русь без барыша, то не расстроюсь. Я не за тем в Элладу плыл, чтоб только пограбить. А дома у меня работа хорошая. Буду снова в Козельске коней пятнать, а может, и в дружине останусь.

Я краем уха слушал беседу полусотников, одновременно не сводя глаз с противника и успокаивая половецкую лошадь, непривычную к каменным ущельям больших городов. Мне бы сейчас прилечь отдохнуть после бессонной ночи, или хотя присесть на мягкое креслице, а приходится торчать среди вот этого гама. Вокруг ржут лошади, пахнет конским потом и навозом, позвякивает снаряжение, скрипят плохо высушенные после марша куманские седла, нервно перешучиваются пикинеры, перекликаются лучники с балконов, а мне надо среди этого хаоса придумывать мудрые планы и руководить войсками.

Ах, почему же мне не повезло возглавить войско в какую-нибудь более цивилизованную эпоху, когда главнокомандующий преспокойно сидит в штабе, перебирая донесения и диктуя приказы. Здесь же воеводе непременно нужно бросаться в атаку впереди всех, причем в любую погоду, и в грязь, и в снег. Летом приходится глотать пыль, зимой мерзнуть, а весной и осенью хлюпать по слякоти. Хорошо еще, что в Царьграде все главные улицы вымощены камнями, а форум выложен каменными плитами. Так что хотя бы грязью меня тут не забрызгает, лишь кровью.

Так, но если мне отвертеться от участия в битве никак нельзя, то юного князя лучше эвакуировать. Только надо ему как-то тактично намекнуть, что детям тут не место:

— Ярик, — позвал я подопечного, — сколько видишь рыцарей?

Мальчуган бросил на меня удивленный взгляд, и без запинки ответил:

— Двоих. Вот этот в центре с большим пером на шлеме, и крайний слева в черненой кольчуге.

Я недоуменно перевел взгляд на конный строй латинян, снова посмотрел на княжича, и понял, что он не шутит.

— А остальные всадники, это оруженосцы, да? — уточнил я.

Ярик хмыкнул, как будто его учитель, решив проверить знания воспитанника, задал нарочито глупый вопрос:

— Не, оруженосцы должны уметь и на коне сидеть, как влитые, и длинное копье своего боярина стоймя держать. Если весь день удерживать древко наклонно, то рука устанет. А эти — держат оружие, как оглоблю, а еще кто поводья вверх задрал, а кто в седле вперед заваливается. Это конюхи и слуги, обряженные воинами.

Так вот откуда итальянцы набрали столько всадников! Ведь ясно же было, что самые боеспособные воины венецианцев и франков отправились в экспедицию, а из оставшихся дворян почти все погибли ночью в битве за латинские кварталы. Уж больно там неудобная позиция для обороны — улицы идут под уклон с холма, и нападавшим очень сподручно обстреливать обороняющихся сверху вниз. Но, коли так, то понятно, почему противник не спешит наступать. Он просто пытается взять нас на испуг.

В подтверждение моих мыслей вражеская пехота вдруг колыхнулась и протиснулась вперед между своими псевдорыцарями. Ага, схизматики решили атаковать пешцами. Но и мы не лыком шиты, и сделаем ход конем. В смысле, отведем своих всадников назад.

*

Все-таки у маленькой дружины есть и свои преимущества. Наши тридцать всадников довольно легко разместились под аркой, а в случае необходимости могли выскочить вперед через проход, оставшийся между пикинерскими полусотнями.

Латиняне тоже разделились на две баталии и, выстроившись в пять шеренг, пошли на нас, выставив копья. Вражеский строй был раза в полтора шире нашего, но все-таки пеших супостатов оказалось менее трех сотен, а лучников и вовсе не наблюдалось. Видно, лазутчики былину докладывали, что венецианцы отправили всех своих стрелков в экспедицию. А вот у нас лучников имелось достаточно, и позиция для стрельбы у них была превосходная. Большую часть своих вифинцев игемон Феодор разместил по сторонам, чтобы засыпать стрелами длинные фланги противника. Туда же, на края пикинерских шеренг, мы выставили по кучке ополченцев, вооруженных короткими луками и дротиками. Столпившись меж колонн и прикрывшись мини-баррикадами из столов и лавок, взятых в ближайших тавернах, они будут возбранять натиск неприятеля, не давая ему зайти в тыл нашим копейщикам.

Угрюмый топот сотен ног по каменным плитам древнего форума приближался, не суля нам ничего хорошего. Обогнув широкий постамент колонны, занимавший центр площади, латиняне не стали смыкать ряды, и продолжали движение двумя отрядами.

Все разговоры стихли, и над площадью были слышны лишь гудки сигнальных рожков и перестук барабанов. Лиховид гулким голосом, словно кричал в микрофон, проревел команду ждать, но наши пикейщики и без того были достаточно вышколены, и не нуждались в напоминаниях. Они спокойно дали наступающим подойти шагов на двадцать, и лишь тогда по сигналу выдвинули пики вперед на всю длину. Узрев густую щетину чудовищно длинных контарионов, невиданных доселе, передние ряды схизматиков замешкались, и их ровный строй сломался.

Я привстал на стременах, чтобы лучше обозревать поле брани, и увиденное меня порадовало. Ряды противников сошлись со страшным грохотом и лязгом, но железо било исключительно по щитам и шлемам италийцев, а греки стояли невредимые, будто оберегаемые рукой ангела. Венецианцам явно не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией, они были потрясены и не знали что делать, когда недруг их безнаказанно колит, не допуская до ближнего боя. Противостоя одному копью, можно, к примеру, изловчившись, прижать его щитом к земле, или хотя бы отбить вверх. Но управиться таким образом сразу с тремя копьями не выйдет.

У латинян сразу появились потери, а попытки отвести пики в сторону и протиснуться вперед мало кому удавались. Но и тем счастливчикам, что пролезли вперед, завидовать не стоило, потому что лучники на галерее не дремали и быстро выбивали самых резвых ворогов. Со столь близкого расстояния вифинцы могли без промаха поразить супротивника в любое место — в руку, шею или даже в глаз, и это свое умение они с готовностью демонстрировали обескураженным италийцам.

Единственным способом одолеть строй пикинеров было обойти его сбоку, но края шеренги упирались в колоннаду, за которой прятались ополченцы, а сверху прикрывали лучники. В тесном пространстве за колоннами численное преимущество нападавших имело мало значения. Конечно, они могли бы постепенно разметать деревянные завалы, оттеснить плохо оборуженных греков, и обойти пикинеров сзади. Могли бы, да только времени у них не хватило.

После недолгой первой схватки с пикинерами, показавшей преимущество нового оружия, среди латинян началось замешательство. Задние ряды напирали на передние, но те кидались назад, подальше от грозных пик, и битва распалась на отдельные стычки. Доселе ровный строй венецианцев превратился в волнистую линию, а из пяти шеренг местами осталось лишь три.

Выбрав в пошатнувшемся строе нападавших слабину, поближе ко мне, я показал на нее Феодору и вскоре лучники дали залп в указанном направлении. Свист десятков стрел, пролетевших почти прямо над головой, слился в одно грозное шуршание, какого мне еще не доводилось слышать, и меня словно обдало холодом, настолько стало страшно. Через несколько мгновений зловещий шорох вновь повторился, и мне почему-то вдруг неудержимо захотелось втянуть голову в плечи. Но если меня вогнало в дрожь от одного только звука летящих стрел, то на супротивника залп вифинских лучников в упор напустил столько страха, что передовые ряды сразу попятились, хотя пока еще и не разрывая строй.

Конная дружина уже взяла копья на изготовку, готовясь разогнать расстроенные ряды неприятеля, но тот вдруг стал отходить одновременно, повинуясь сигналам рожка. Панического бегства так и не случилось.

Ну и ладно, отступили недруги и то хорошо. Время сейчас играет на нас. Свод западной арки уже осветился солнцем, а вскоре засияла и верхушка мраморной колоннады. Еще немного, и солнце начнет светить супостатам прямо в глаза. Вот тогда мы и ударим.

Наши бойцы провожали незадачливого противника насмешками и улюлюканьем. Егорка от избытка чувств даже сорвал плащ и закрутил им над головой, вопя во все горло:

— Ха, латиняне, не очень-то и хотелось? Или вспомнили, что с утра еще не поснидали?

— Ага, притомились вражины, трапезничать пошли, — поддержал я незамысловатую шутку, но в животе вдруг забурчало. Утром я торопливо что-то съел всухомятку, но такого рациона организму явно было недостаточно. Впрочем, горячее питание пока подождет, не до него сейчас. Правда, гостеприимные константинопольцы наварили в ближайшей таверне супа из остатков рыбы, нераспроданной вчера, но на все войско его не хватало, и похлебку решили оставить раненым, которые неизбежно скоро появятся.

Однако, пора выдвигать конницу вперед. Так как середину форума занимал здоровенный постамент колонны, то мы сразу разделили дружину надвое. Мне, как главному воеводе, по умолчанию досталось правое крыло, а Проня возглавил левое. Но позицию мы оба заняли в центре линии, чтобы в случае гибели одного из нас другой командовал всем отрядом.

Ближайшим моим соседом справа оказался Алексий Платамонский. Молодой аристократ, рисуясь, небрежно сидел в седле, с безмятежным видом поглощая оливки и маленькие сухарики, доставая их из мешочка и щелчком отправляя в рот. Да, сразу видать, что парень вырос в военном гарнизоне. Наверняка ему страшновато, но виду он не подает, вот и делает вид, что занят едой. Это лишь вечно голодный Лиховид действительно никогда не теряет аппетита. Вот и сейчас, пользуясь свободной минутой, полусотник торопливо уплетал половинку краюхи, запивая разбавленным вином из баклажки. На недругов он поглядывал деловито, словно на табун полудиких коней, которых следовало запятнать. Работа тяжелая и нередко опасная, но вполне по плечу удалому молодцу. Его соратник Пьетро не был столь оптимистичен и еле заметно покусывал губы, но изо всех не подавал виду, что волнуется.

А вот Проня с ктитором Даниилом не притворялись спокойными. Они беспокойно ерзали, оглядывая подопечных воинов, и волнуясь, не подведут ли те.

Я тоже посматривал на разноплеменных всадников, собравшихся на древней площади, но не как полководец а, скорее, как исследователь. Хотя я уже полгода, как застрял в этой эпохе, но все равно интересно слушать позвякивание старинной сбруи и скрип ремней, вдыхать запах кожи и масла, трепать стриженную гриву настоящего степного коня, смотреть на разномастные доспехи дружинников и сравнивать яркие алые и синие сапоги витязей. Ох ты, а ведь уже почти у всех наших всадников на сапогах появились каблучки, скопированные с моей обуви. Когда я понял, что мне предстоит много ездить и сражаться верхом, то решил обзавестись подобным анахронизмом. Моим нынешним современникам новшество пришлось по нраву. Его оценили по достоинству и стали вводить в употребление сначала в тяжелой коннице, а потом и в легкой. Военные новации всегда перенимаются достаточно быстро, особенно когда пример показывает военачальник. Тем более, я объяснил, что это не мое личное изобретение, а монгольское, а авторитет покорителей полумира был достаточно высок, чтобы им начинали подражать.

Но сапоги ладно, я на них уже насмотрелся, а как несказанно хорош Город, который мало кому из моих современников удавалось увидеть! Сколько еще сюрпризов он таит в себе?

Вдруг вспомнилось, что когда меня заманивали поступить в спасательную Службу, то обещали древние чудеса. Что и говорить, реклама не соврала. Я на них уже столько насмотрелся! Пусть жизнь воина коротка, но зато интересна.

Да уж, как-то не вовремя припомнился еще один слоган из рекламного ролика спасателей: "вы сможете посмотреть на настоящего врага сквозь прорезь забрала". Возразить нечего, такой возможности у меня имелось предостаточно, пусть и немного в переносном смысле. Шлем-то я предпочитаю полуоткрытый, чтобы можно было выкрикивать команды. Вот только рекламщики забыли упомянуть, что враг тоже смотрит через забрало, и в руке держит кое-что острое и тяжелое.

А италийцы, между прочим, сейчас полны мрачной решимости биться до конца. Многие их родичи и друзья уже полегли в бою, их дома скоро будут захвачены, а вывезти семьи некуда. Пусть крестоносная армия и может скоро вернуться, но оставшихся в Городе латинян она спасти явно не успеет. У них осталась единственная возможность — разбить наше православное войско здесь и сейчас. И такой вариант следовало воспринимать всерьез.

Лично я предпочел бы просто выпустить всю эту свору из Города, даже оставив им часть имущества, но вести с нами переговоры венецианцы не собирались. Мало того, они готовят свою конницу для атаки, снова выдвигая всадников вперед. А значит, не миновать новому сражению.

С приближением минуты брани воины становились все молчаливее. Всадники готовились вот-вот наскочить на врага, а пехотинцы собирались идти им вослед. И те, и другие думали уже только о битве, и вскоре на форуме Константина были слышны лишь легкий перестук копыт и фырчанье лошадей. А мне наоборот вдруг захотелось пошуметь, чтобы унять нахлынувшее волнение. Вспомнив красивую шотландскую балладу, я запел ее себе под нос, поправляя в нужных местах, чтобы адаптировать текст к современным реалиям: