За Веру, Царя и Отечество! - 2

— Вайс в самом деле говорил, что дарил мне цветы? — Встрял в Пашкин рассказ японец. — Правда? Ему жить надоело? — голосом Дегуршафф можно было заморозить небольшое озеро.

— Ну, не совсем,— задумался Пашка. — Он все общими фразами как-то... Говорил, что все девушки любят, когда парень искренне говорит о своих чувствах, — сбивчиво попытался пояснить Пашка, успевший немного протрезветь после пережитого стресса. — Что-то про то, что пусть имперская и русская Тани иногда выглядят как сам дьявол, но в душе грозного командира живет маленькая добрая девочка, которая робко просится, чтобы ее выпустили наружу и надо ей помочь...

— Я ему кишки наружу выпущу, — сквозь зубы пробормотала Дегуршафф. — Я покажу этой пьяной свинье маленькую добрую девочку... Дискредитировать командира перед союзниками...ну стервец.

— Хрен с ним, с Вайсом, — прервал японца я. — Паша, он тебя поил и провоцировал, это понятно. Ты с какого хрена повелся на его разговоры? Ты меня плохо знаешь? Я тебе говорила сотни раз, что мы можем быть только друзьями, так? Зачем тогда?

— Так надо было, — вздохнул парень и опустил взгляд. — Просто все одно к одному сошлось, и я только сейчас набрался мужества... Я же ничего такого не имел в виду, я просто пришел с цветами просить тебя поддержать честь моей... честь нашей семьи.

— Вот сейчас не поняла, — озадачился я. — Причем здесь честь твоей семьи?

— Таня, ты же живешь в семье Никифоровых. Мы дружим. Это все знают. Так? — краснея, забормотал Паша. — При этом ты хоть и командир, но еще и девочка.

— Так и есть, — согласился я.

— Вот. Видишь! И какие у нас с тобой отношения? Я не говорю про нашу службу или нашу дружбу. Я говорю про семью. Семью Никифоровых и наш торговый дом неплохо знают в столице. Тебя вообще знает вся страна. Люди про нас много сплетничают, понимаешь или нет? И в светских салонах и на купеческих собраниях. Конечно, пока тебе еще слишком мало лет, но все равно, учитывая твой досрочный аттестат зрелости, вес в правительстве и всякое такое... Разговоры ходят. На нас косо смотрят в обществе. Люди должны получить ответ — кто мы друг другу? Получается, что никто, ты совершенно свободна, а мы с мамой и все Никифоровы просто сбоку припека... К тебе скоро свататься начнут, я говорю на полном серьезе — ты партия завидная. И как мы, Никифоровы, при этом выглядим? Про нашу семью шепчутся, даже сделки иногда срываются — говорят, Таня почему-то с Никифоровыми живет, но ими брезгует. Не ее полета птицы или знает про них что-то. В общем, нехорошо получается...

— Ясно, — коротко кивнул я. — Давно надо было мне это сказать. Я же приютская, многих вещей не понимаю. Вернемся — съеду от вас сразу же, чтобы не плодить кривотолки. Это поможет?

— Поздно... Этим ты точно опозоришь нашу семью, — горько вздохнул парень. — Ты же героиня всей России... Аристократы скажут, что Авдотья Павловна со своим сыночком полезла со свиным рылом в калачный ряд, но Таня им их место показала. Многие из купцов перестанут вести с нашим торговым домом дела — какой в этом смысл, если Таня нам больше не покровительствует? И потом — этим поступком ты всем покажешь, что совершенно свободна. Ты хочешь за кого-то замуж?

— Ни в коем случае, — передернул я плечиками.

— Но к тебе сразу же начнут свататься. Да, тебе мало лет, но речь идет про помолвку, от которой до свадьбы еще лет десять ждать можно. А союз с тобой сейчас — это реальная ценность для любого аристократического или купеческого семейства. За тобой начнут наперебой ухаживать молодые люди, предлагать руку и сердце. Ты будешь отказывать всем претендентам?

— Конечно, — тут же ответил я.

— Значит, будешь плодить врагов. Кроме того, на тебя будут влиять. Откажешь кому-то, если тебя попросит за него император? Или если найдут тебе партию за рубежом? Например, надумают наши правители упрочить союз и выдать тебя за имперского герцога, а Дегуршафф за русского князя и что делать будешь? Пойми Тань, я знаю что говорю, — усердствовал Пашка. — Просто тебе этого пока никто в глаза не говорил. Нельзя быть полковником, аристократом вхожим в правительство и быть свободным от определенных обязательств. Даже если ты сирота.

— А ведь он прав, — подал голос японец, внимательно слушавший нас с кружкой своего любимого кофе. — Некоторым идиотам такое может прийти в голову... Твой Пашка действительно спас тебе жизнь?

— Было дело. Вынес на руках, когда меня ранило в Смольном. А потом выхаживал...

— А затем ты стала жить при его семье, как я поняла, — язвительно улыбнулась Дегуршафф. — Знаешь, сестренка, после этого ты как честный человек должна на Пашке жениться. Тьфу, извините...я хотела сказать выйти за него замуж.

— Да ну тебя, — отмахнулся я от японца. — Паша, так чего ты от меня хочешь? Давай заканчивать этот балаган.

— Я хочу, чтобы мы, вернувшись в Россию, публично заявили о своих отношениях. Объявили на людях, что ты собираешься стать моей невестой. Погоди, — прервал он меня, видя, как я набираю воздух в грудь для ответа. — Ты много раз говорила, что мы не можем быть мужем и женой, но речь не о замужестве. Пусть твое сердце остается свободно. Зато этим заявлением ты очень поможешь моей семье, войдешь в нее официально. Кроме того, ты снимешь проблему со своими потенциальными женихами и положишь конец сплетням. А дальше...мы на войне и меня могут убить, а значит, все разрешится само собой. Если же мы оба останемся живы, и ты через несколько лет полюбишь другого, мы всегда сможем разорвать нашу помолвку под благовидным предлогом. Вот об этой формальности я и пришел тебя просить с этим злосчастным букетом, — закончил парень, допив чай из стакана и опустив глаза вниз.

Я поневоле призадумался. Нет, никаких отношений с парнями у меня не будет, это давно решено. Но в том, что предлагает Пашка, есть свое рациональное зерно. Надо бы помочь Никифоровым, я им многим обязан. Да и лучше заиметь официального жениха, отодвинув проблему на несколько лет, чем отказывать всем подряд, порождая домыслы и сплетни. Мне лично на свидания с мужиками ходить вовсе не улыбается... А женихи будут, мне Ребров на кое-что подобное уже намекал. Здесь патриархальное общество, помолвка, когда жениху и невесте по семь-восемь и даже пять лет — обычное дело, а свадьбы играют с шестнадцати. И лучше, если мою спину в матримониальном плане прикроет верный и свой в доску Пашка, чем потом решать эту проблему в самый неподходящий момент. Раз уж он сам на это напрашивается... А с другой стороны, есть неглупая пословица: коготок увяз — всей птичке пропасть. И как бы эта "формальная" помолвка не довела меня потихоньку до алтаря и брачного ложа... тьфу, тьфу, тьфу, постучу по дереву... Хотя, думаю, мне столько не прожить.

— Ладно, — решился, наконец, я. — Пашка, встать и смотреть мне в глаза! Ага, вот так. А теперь слушай, — сказал я, сверля вставшего по стойке "смирно" парня пронзительным взглядом.— Я согласна с твоим предложением. Но это — чистая формальность, чтобы не было сплетен. Мы остаемся командиром и подчиненным на службе и друзьями вне службы. Ни в какой брак я вступать категорически не намерена. И еще — ищи себе реальную невесту, не надейся, со мной у тебя ничего не выйдет. На Танчукову советую внимание обратить, хорошая девушка.

— Так точно, ваше превосходительство! — Просиял парень, став похожим на кота, перед которым поставили здоровенную миску сметаны. — Формальность — значит формальность, я все понял! Спасибо Таня, ты лучшая, — разулыбался он. А затем быстрым движением поднял лежавший на столе букет и сунул мне его прямо в руки.

— Поздравляю сестричка, — не осталась в стороне Дегуршафф, мгновенно активировав свой тип девяносто пять, и мерзко ухмыльнувшись. — Улыбочку, Таня, сожми букет покрепче, я записываю вас на орб для будущего свадебного альбома. Да, вот еще: как там тебя, Пашка, кажется? — подмигнула она моему "жениху". — Хоть ты мне теперь и родственничек получаешься, а еще раз меня с сестрой спутаешь — прибью. Какой сегодня, однако, насыщенный день выдался, — зевнула сестричка...

* * *

*

Сигнал пришел под утро, когда я досматривал последние сны. Какое-то неприятное, тревожащее чувство проникло в пелену сновидения и настойчиво заставляло проснуться. Не успев открыть глаза, я интуитивно потянулся усилием воли к орбу и понял, что он принимает некий слабый, на грани шума магический сигнал. Что-то было не так...

С трудом разлепив наливающиеся свинцом веки, и помотав головой, чтобы согнать остатки сна, я сел в широкой кровати, стоявшей в моей личной комнате в штабном особняке. Вокруг все спокойно, только высокие напольные часы с маятником тихонько тикают в углу, да еле слышен из раскрытого окна шум моря. Легли мы с сестричкой вчера поздно, так что проспал я всего несколько часов. Ладно, надо разобраться, что блин, происходит.

Активировав свой тип девяносто пять, я потихоньку стал погружаться в хитросплетение призрачных цифр и шестеренок, отслеживая сигнал по силе и направлению. И вскоре сумел вычленить его из магического "белого шума", а затем и декодировать на внутреннем экране моего орба. Вскоре передо мной появилось короткое текстовое сообщение. "Внимание майор Дегуршафф и полковник Дергачева. Для вас есть важное сообщение. Курьер ждет вас одних, без сопровождения, до семи часов утра в десяти километрах на юг над морем, высота восемь тысяч футов."

Встав с кровати и наскоро одевшись, я пошел в соседнюю комнату, где сладко посапывала сестричка. Тихонько тронул ее за плечо, а когда Дегуршафф открыла глаза, пальцем показал ей на ее орб. На то, чтобы разобраться с происходящим японцу потребовалось целых десять минут и пара подсказок. Все же в тонкой магии я посильнее сестры буду...

— Это ловушка, — тут же сказал японец, прочитав сообщение. — Магия не имперская.

— И не русская. Похоже на плетения северных магов Нордена. А транслирующий орб альбионский. Я думаю, это может быть приглашением на переговоры от наших закадычных "друзей". А может и ловушка, ты прав. Вопрос, что мы станем делать...

— Поднимать батальон, не вариант, — задумалась Дегуршафф, одевая мундир и подхватывая винтовку.

— Приближение наших бойцов заметят и убегут, — согласился я. — Похоже, работает один-единственный сильный маг. Я предлагаю нам слетать вдвоем на разведку. Засаду я почувствую, — не думаю, что от меня кто-то сможет укрыть иллюзией вражеских воздушных магов. В крайнем случае, сбежим сами. Или, если хочешь, я слетаю одна, а ты будь на подстраховке.

— Вместе полетим, — уверено ответил японец, распахнув шкаф с летным комбинезоном. — Посмотрим, что это такое...

На то чтобы предупредить Серебрякову и Пашку и приказать на всякий случай подготовить батальоны к бою, ушло еще минут пятнадцать. И вскоре мы с Дегуршафф уже скользили в утреннем небе по направлению к источнику таинственного сигнала. На горизонте ни облачка, видимость отличная, ветра нет. Я тщательно сканировал окрестности, но следов магической или обычной засады не наблюдалось.

— Вижу! — Вскоре послышался в наушниках голос Дегуршафф. — Маг, один, на десять часов. Берем в клещи.

— Принято, — ответил я, ускоряясь и рассматривая в мощный морской бинокль приближающуюся фигурку. Что-то она мне показалась до боли знакомой...

— Эй, Дегуршафф, — крикнул я в переговорное устройство спустя минуту, удивленный донельзя. — Ты разве второй раз полковника в небе над республикой не сбивала?

— А должна была? — удивился в свою очередь японец.

— Прилетели птички, — раздался в наушниках голос полковника Сью. — Отлично.

Часть 2. Глава 8. Ультиматум.

— А я тебя припоминаю... Замри и не двигайся, норд! — Тут же начала командовать в эфире Дегуршафф, ничуть не обескураженная появлением полковника. — Официально сообщаю: вы нарушили воздушное пространство Российско-Имперского союза, — включила сестричка режим "тролля". — Слушай мою команду: движение немедленно прекратить, защитное поле с себя снять! Боевые плетения распустить, оружие бросить, руки поднять. Следуйте моим приказам, вас ждет увлекательная экскурсия в лагерь для военнопленных...

— Не слушай сеструху, не сдавайся, — мрачно отозвался я, перехватывая свою мосинку поудобнее. — Воюй, полковник, так даже веселее. В этот раз я тебя зарежу с гарантией и лично прослежу, чтобы ты больше не воскрес, паскуда.

— Уймитесь, малолетки-убийцы, — полковник заложил на своих "лыжах" вираж влево-вверх, уходя от перехвата. — Мне тоже не терпится прикончить вас поскорее и притопить с концами, благо место подходящее. Но сейчас я лицо официальное, парламентер. У меня есть к вам послание от правительств Альбиона и Соединенных Штатов. Вы же хотели мирных переговоров, не так ли? Я везу вам мир. Поэтому давайте повежливее...

— Парламентеры выглядят немного не так, лосяра ты тупая, — я немедленно перебросил побольше маны в ранец и дал команду типу девяносто пять на максимальную скороподъемность, догоняя полковника и стараясь набрать преимущество по высоте и скорости. Хрен он от нас уйдет, не ему тягаться в маневре с лучшими магами России и Империи. Дегуршафф тем временем, целеустремленная словно пуля, без затей приближалась к северянину снизу по прямой, разгоняясь все сильнее, выставив вперед автомат.

— Парламентеры приходят с белым флагом и без оружия, предупредив о своей миссии заранее, — продолжал я болтать в микрофон переговорного устройства, отвлекая полковника. Чем ближе мы к нему подберемся до начала боя, тем лучше. Боец он сильный, что ни говори... Хорошо бы закончить схватку быстро, парой-тройкой совместных с японцем сильных ударов, не доводя дело до затяжной кутерьмы в небе и боя на истощение сил. — Не твой случай, олень на лыжах. Брось оружие в море и разряди щиты, тогда поговорим.

— Вы не хотите мира? — отозвался полковник, вскидывая к плечу засиявший от накладываемого заклятья причудливым сине-зеленым светом дробовик и выцеливая японца. — Как пожелаете. Повторяю в последний раз — я пришел передать вам личный ультиматум. Есть условия, на которых свободные нации согласны созвать всеобщую мирную конференцию и немедленно прекратить боевые действия на всех фронтах. По ряду причин они касаются вас лично и мне приказали поговорить с вами без чужих ушей. Но если вы отказываетесь даже выслушать — то я с удовольствием умываю руки. Дальнейшая мировая бойня будет на вашей совести.

— Можешь подтвердить полномочия? — неожиданно для меня притормозила свой разгон Дегуршафф. Я лично от Альбиона ничего хорошего не ждал, поэтому пропускал все слова полковника мимо ушей, собираясь немедленно атаковать. Хватит, знаю я бриттскую тайную дипломатию, веры им нет ни на грош. Наобещают что угодно, а потом воткнут нож в спину. Но вот у японца, похоже, остались на их счет какие-то иллюзии. Или просто его мечта об окончательном мире для Империи перевесила осторожность.

— Безусловно. Слово премьер-министра Альбиона вас устроит?

— Сестра, не атакуй, пока — раздался голосок японца в моих наушниках. — Я хочу его послушать. Потом добьем, ему от нас деться некуда.

— Да нахрена тебе это?! Нашла, кого слушать, майор! Валить его надо, гада... — сорвалось с моих губ.