Дело о Конце Света

Полина принялась активно щелкать затвором фотоаппарата, а Алла устремилась к красивой колоннаде стоящей неподалеку от въезда в город:

— Ой, наверно храм. Хочу быть в нем богиней.

— Не совсем, — улыбнулся Ильсар, — Это латрина — общественный туалет.

Алена и Наташа дружно прыснули, а Алла, успевшая уже опереться на одну из колонн и принять позу девушки месяца с обложки глянцевого журнала, с отвращением отскочила от строения:

— Какая мерзость!

— Не так все плохо считалось в Древнем Риме. Общественные туалеты, как и бани, стали местом встреч и переговоров. Беседы могли длиться часами, поэтому латрина оснащались максимум удобств. Фонтаны, благовония, птицы, поющие в клетках и мраморные сиденья. Кстати, из-за холодного камня впереди патриция посылали раба согреть сиденье теплом своего тела. Когда в первом веке Флавий Веспасиан приказал взимать плату за посещение туалетов, а знать возмутилась таким неблагородным способом сборов в казну, император сказал свою знаменитую фразу: 'Деньги не пахнут!'. А храмов в Иераполисе построили три: храм покровителя города Апполона, храм бога подземелья Плутона и матери всех богов Кибелы. Находились они в восточной части, рядом с амфитеатром. По непонятным причинам их построили вдоль линии сейсмического разлома, и они оказались полностью уничтожены...

— Мама, смотри! — крик Маши прервал рассказ Ильсара.

По одной из колонн латрины ловко забралась и замерла на месте маленькая ящерка.

— Вот они — коренные жители Иераполиса, — с пафосом изрек Вадим, за что ему немедленно лизнули ухо.

— Думаю, даже если случиться катастрофа и человечество погибнет, они выживут, — мрачно пошутил Константин.

— А еще тараканы, — осклабился Эдуард.

Главная улица города протянулась примерно на километр и, хотя солнце палило совсем не так, как в полдень, прогулка по ней и последующий подъем к римскому театру, отобрал немало сил. К входу на травертины экскурсанты попали изрядно измотанные жарой и мокрые от пота, но ступив на известковые террасы, забыли об усталости. Открывшаяся глазам панорама не могла никого оставить равнодушным. Если с краев известковые отложения имели желтоватый оттенок, то в центре сияли снежной белизной. Словно огромный ледник спускался с вершины и замер, едва достигнув равнины. Террасы сменяли друг друга, нависая над соседками снизу сталактитовой вязью, по которой струилась вода. Потоки образовывали на травертинах небольшие водоемы, отличающиеся невероятной голубизной, и устремлялись дальше к земле.

— Никогда в жизни не видела столько зубной пасты! — восторженно воскликнула Наташа и потащила подругу к ближайшей минеральной луже.

Вдоль края травертины вилась тропка, по которой в обоих направлениях гуськом двигались туристы и Свиндич присоединился к цепочке, двигавшейся вглубь террасы. Идти по известняку босиком оказалось совсем не тяжело и даже приятно. Дойдя почти до середины травертины, Александр сошел с дорожки, посмотрел на открывшуюся ему панораму и чуть не задохнулся от восторга. Красный шар солнца уже начал прятаться за далекие горы, и его лучи разделили 'хлопковый замок' на две части. Одна спряталась в тени, окрасилась в темно синий цвет и только водоемы выделялись, переливаясь бесцветной ртутью, а там, где по-прежнему царил свет, травертины словно покрылись налетом красного золота. И в момент любования невиданной красотой на глаза Свиндичу попался Константин. Он стоял в трех шагах от Саши, в ручейке, бегущим между тропкой и обрывом. От бездны его отделяли несколько сантиметров. Перед глазами Свиндича встала картина падающих с неба хлопьев черного пепла, потоков лавы, плавивших и уничтожающих лежащее перед глазами чудо, созданное природой в течение тысячелетий и земля, на которой от человечества не останется ничего, кроме пустых саркофагов. Ноги сами сделали шаг вперед, рука потянулась вверх. Высота пятьдесят метров и камни внизу не позволят слуге этернела выжить. Мгновение и все будет кончено, но нечто будто ударило Александра в спину. Обернувшись, он увидел Эдуарда. Тот с презрительной улыбкой, не отрываясь, смотрел на него, словно прекрасно понимал, что сейчас должно произойти, да еще и держал в руках свои нелепые сандалии. Свиндич замешкался. Константин отошел от края и, заметив Свиндича, грустно спросил:

— Красиво, правда?

Александру ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Время экскурсии подходило к концу. По дороге к выходу Свиндич клял последними словами свою нерешительность, но с другой стороны им вновь овладели сомнения в правоте. Раздираемый противоречивыми чувствами, по приезду в гостиницу Саша, отстояв в ресторане очередь за не страдающими разнообразием и количеством горячими блюдами и впихнув в себя не слишком презентабельную по внешнему виду пищу, отправился спать. Стоило лишь сомкнуть глаза, как он провалился в глубокий и яркий сон, где виделся он себе молодым римским патрицием Александером. Одетый в украшенную темно-вишневыми вертикальными полосами тунику, опоясанную поясом с коротким мечом, он мчался навстречу новым радостям, а за плечами развивался легкий, подобранный под цвет туники плащ, сколотый на груди золотой фибулой в форме подковы...

Иераполис (сон)

...'Цок-цок-цок', — стучали по дорожным плитам копыта жеребца серой масти. Рядом, в фиолетовой одежде на пегом коне скакал, друг и нареченный брат Плиний, темноволосый, курчавый юноша, на два года младше Александера, обладатель носа с горбинкой и вечно смеющихся карих глаз. За ними на тележке, запряженной осликом, везли поклажу рабы.

Если есть хорошее в Империи — так это дороги. Дураков в Сенате хватало, но с дорогами все было хорошо: они являли собой безопасность и приятность. Римляне любили путешествовать. Считалось даже, семья, не сумевшая своего отпрыска снабдить деньгами для посещения далеких мест, не достойна уважения и подобна плебеям. Сейчас Александер с приятелем ехали из портового города Эфеса к минеральным источникам, знаменитым своими целебными свойствами.

— ...Имеем обыкновение отправляться в путешествия и переплывать моря, желая с чем-нибудь познакомиться, и не обращаем внимания на находящиеся перед глазами. Так уж устроено природой, мы не интересуемся близким и гонимся за далеким...

— Не нуди, брат. Разве не по твоему желанию мы здесь, — прервал Плиния Александер.

— Душа поэта вечно больна, потому и чувствует тонкие грани бытия, незнакомые вам, простым смертным и жаждет лечения от своей немощности. А местные воды обещают излечение.

— Больная душа не мешает тебе побеждать меня в борцовских схватках.

— Не душа моя позволяет так поступать, а твое бездушие. Хотя бы раз срифмуй фразы, и сила физическая отступит перед силой твоего интеллекта.

Слова друга заставили Александера улыбнуться. Их семьи состояли в родстве и когда отец и мать мальчика погибли при извержении Везувия родители Александера взяли юношу на воспитание. Почти ровесники, молодые люди сдружились и проводили вместе все время. Плиний, которому пророчили будущее великого оратора и поэта, отличался незаурядными способностями и частенько подтрунивал над старшим братом, что не мешало тому любить его.

Приятели находились в пути уже второй день и достигли реки Ликус, протекавшей в сорока римских милях к востоку от Эфеса, а сразу за мостом им открылся вид на возвышающиеся над равниной белоснежные скалы. На образованной ими на высоте семидесяти двойных шагов платформе и раскинулся священный город.

Не смотря на палящее в предполуденный час солнце, жители Иераполиса собрались перед храмом Аполлона. Наиболее знатных горожан допустили за защитную стену на площадку перед широкой многоступенчатой лестницей, ведущей к подножию храма. Сам храм, построенный из белого мрамора, представлял собой два прямоугольных здания, покрытых сильно выступающими двускатными крышами, покоящимися на шести рядах высоких колонн. Одно из зданий предназначалось для служения златокудрому богу, второе матери всех богов Кибеле. Стены обоих украшали барельефы, рассказывающие о встрече с ней Апполона, по преданию произошедшей именно здесь. В нескольких метрах справа от лестницы находился сводчатый вход в Плутониум — ворота в подземный мир мертвых. Никто из живых не мог безнаказанно войти в них, и обрекался на смерть. Только Кибела вернулась живая из царства Плутона и даровала бессмертие своим жрецам евнухам. Они могли заходить в Плутониум и общаться с его хозяином, задавая вопросы и получая ответы. Их гадание превращалось в представление интереснее даже гладиаторских боев, но стоило для заказчика не малых денег. Ожидание нового чуда и привлекло народ в описываемый день к храму.

Один из самых богатых жителей Иераполиса, Флавио Зеуксис, торговавший столь необходимой Империи пурпурной шерстью, окрашенной в термальных водах красителем из корней растений, хотел заручиться расположением высших сил перед отправкой очередного торгового корабля в Рим. Сам купец, полный и лысоватый мужчина с бордовым от излишнего увлечения вином лицом, завернутый в тогу сидел в кресле среди первого ряда зрителей и, тяжело дыша, ожидал решения богов.

Толпа зевак раздвинулась, и на площадке появились виктимариусы, поставщики животных и помощники жрецов при жертвоприношениях. Из одежды на них оставался лишь кожаный фартук, обернутым вокруг нижней части тела. Короткими пиками они гнали к Плутониуму четырех молодых бычков. В тот же миг на вершине лестницы появился верховный понтифик Иераполиса в сопровождение жрецов храма Апполона. Солнце раскидывало солнечных зайчиков от их бронзовых нагрудников и остроконечных медных шапок, и лишь понтифик избежал внимания светила, благодаря накинутой на голову и плечи шкуры леопарда. Бычки исчезли за воротами царства мертвых, но не это являлось основным событием представления. Спустя несколько минут понтифик подал знак и на лестнице появились жрецы Кибелы, в длинных до пят женских белых туниках, с раскрашенными белой краской и не выражающими половую принадлежность лицами. Поверх туник на них были надеты трабеи, короткие плащи с капюшонами, но даже они не скрывали запаха надушенных волос жрецов. Их появление ожидалось, как самый эмоциональный момент представления и народ затих в предвкушении чуда или в предвкушение его отсутствия, что заставило бы людей спасаться в ужасе от гнева богов. В полной тишине тянулись минуты и, наконец, жрецы Кибелы покинули царство мертвых. С собой они взяли трупы животных. Ни одной раны не обозначилось на телах, а значит, Плутон умертвил их, приняв жертвоприношение.

— Радуйся, боги будут благоденствовать тебе, — возвестил понтифик и Флавио облегченно вздохнул. Его деньги не потрачены впустую. Впереди ждала новая прибыль.

Спустя время галлусянин, как называли жрецов Кибелы римляне, вошел в храм богини с мешочком золота в руках положить его в священное хранилище. C детства его посвятили служению матери всех богов. Богиня требовала полного подчинения себе, не совместимого с человеческими слабостями и он отринул людские страсти, кастрировав себя. 'Все или ничего' — любили говорить римляне, служение богини или смерть — так он понимал их слова и безоговорочно подчинялся требованиям Кибелы, отдаваясь мужчинам и занимаясь неестественной любовью ради прибылей храма. Неожиданно за его спиной раздался рык. Он в удивление обернулся и замер от ужаса, сковавшего движения. Один изо львов, стоящих в нише рядом с колесницей, на которой восседал изваяние Кибелы, на мгновение показал клыки и снова замер. 'Померещилось', — подумал жрец, но в солнечном свете, проникающем через отверстие в куполе храма, ясно увидел, как статуя богини, повернула к нему голову, украшенную короной в виде зубчатой башни, и спросила:

— Исполнишь ли ты волю матери богов?

При виде подобного чуда, ужас сменился восторгом, заставившем жреца в экстазе распластаться на полу храма.

— Лишь для тебя я существую, — завопил он, чуть ли не обезумев от свалившегося на него счастья.

— Сегодня в город прибудет римлянин по имени Александер. Тайно приведете его ко мне, — едва прозвучала фраза, как лик Кибелы вновь окаменел.

Тем временем, подшучивая друг над другом, нареченные братья приблизились к подъему, ведущему к южным воротам священного города. В другой раз, подъем по крутому склону после долгой дороги и показался бы им утомительным, но только не сейчас. Слишком необычной и удивительной показалась друзьям гора вблизи, и вид ее заставил забыть об усталости. Неожиданно на вершине появился чей-то силуэт и камнем бросился вниз. Не раздумывая, Плиний спрыгнул с коня и бросился к водоему на белой террасе, куда упал человек. Александер последовал за братом. Добежав до тела, лежащего лицом в воде, тот перевернул его на спину.

Самоубийца оказался девушкой с тонким личиком и худенькой стройной фигурой. Она показалась Александеру строгой и красивой.

— Она еще жива, — Плиний склонился над девушкой, и попытался вернуть ее к жизни.

Его старания не прошли даром. Попавшая в легкие вода струйкой вытекла изо рта, девушка закашлялась и открыла глаза.

— Зачем вы спасли меня? — прошептала она, остановив свой полный боли взгляд на Александере и заставляя его сердце биться в два раза быстрее.

— Ты прекрасна и должна жить, — ответил он, — Мне кажется, я знаю тебя. Твое имя Марина?

— Твое лицо будто бы тоже знакомо мне, но меня зовут Максимилла.

— Брат, не вовремя ты решил стать романтиком, — вмешался в их разговор Плиний, — Что заставило тебя прыгнуть вниз?

— Желание смерти, — Максимилла говорила все тем же потерянным голосом, но видно шок от случившегося начал проходить и она разрыдалась. Сквозь рыдания пробивались с трудом различимые, невнятные крики, — Зачем? Зачем? Я не хочу жить. Убейте меня.

Александер гладил ее волосы и худенькие плечи с торчащими ключицами, пытаясь успокоить. Больше всего на свете он хочет, чтобы эти мгновения не кончались никогда.

— Желание смерти? У самой прекрасной женщины Иераполиса? — Плиний удивленно пожал плечами, — Куда катиться мир.

— Меня продали в храм Кибелы, — наконец, заикаясь и шмыгая носом, пояснила девушка.

— Ты рабыня? Я выкуплю тебя.

— Вряд ли хватит денег, брат, — первый раз в жизни Александер ощутил радость от превосходства своего рождения, — Родители снабдили ими именно меня. Извини, Максимиллу куплю я и дам ей свободу.

— Уверен, став свободной она немедленно влюбиться в меня, — рассмеялся Плиний, — Давай лучше сразу спросим у нее. Чьей рабыней ты хочешь стать?

Слезы моментально высохли на лице девушки:

— Я не рабыня, я свободный человек!

— Как же свободный человек оказался предназначенным храму Кибелы? Сенат запрещает римлянам участвовать в их культе.

— Я сирота. Мой отец, бедный дровосек, перед смертью занял деньги у Флавио Зеуксиса, но умер, не успев вернуть, и купец взыскал долг моим рабством, а затем предложил меня храму в часть оплаты за предсказание, — глаза девушки снова наполнились слезами.

— Брат, я всегда говорил, чем дальше от столицы, тем менее эффективны законы Империи, но чтобы беззаконие касалось такой красоты, — Плиний сокрушенно развел руками, — Дикие нравы царят в провинции. В Рим, однозначно в Рим. Вы станете второй после Клеопатры покорительницей вечного города.