Эльф Вояж

Васена оказалась женщиной молодой, на вид не больше тридцати. Просто овдовела она рано, не успев родить детей, вот и жила одна. В деревне холостых мужиков подходящего возраста не было, все женаты. А выходить замуж за чужака и уезжать неизвестно куда, не хотела.

— Зачем оно мне? — Поставив локти на стол, и уперев подбородок в сложенные ладони, женщина с улыбкой смотрела, как я уплетаю пшеничную кашу с зажаренным на соленом сале луком. — Мне и здесь хорошо.

Действительно хорошо. Дом просторный, светлый, полный прохладного воздуха и вкусных запахов. Свет из распахнутых окон, бликами ложился на белые стены и вощеный пол, усланный цветными половиками. За спиной печь, на ней перина и гора ярких разноцветных подушек, шитых из лоскутков. Ее недавно топили, и теперь спину грело приятное тепло. Перед лицом за распахнутыми окнами, качают ветвями раскидистые яблони. За ними забор с воротами и калиткой на улицу.

Оторвавшись от миски с кашей, посмотрела на хозяйку, до чего ж красивая. Коса русая толщиной с мое запястье, уложена на затылке в тяжелый узел, от чего спина ровная и осанка гордая. Кожа цвета сливок, румянец на щеках, губы пухлые, алые, глаза ясные, синие, словно полуденное небо и по-доброму смотрят на меня.

Эх, и куда смотрят мужики? Да ради такой красоты не стыдно, бросить свою деревню и самому сюда переехать.

— Ты ешь, ешь. Может добавки еще дать? — Васёна встала и отошла к печке, где у окна, на небольшом столе стоял котелок с кашей и крынка с квасом.

Я закивала головой. Может, потому, что каша томилась в печи, может, голод оказался лучшей приправой, но я в жизни ничего вкусней не ела.

Васена, посмеиваясь, положила мне добавки. Поставила рядом с миской глиняную кружку с пенящимся холодным квасом, а Витасю выдала, скрученный в трубочку лист сливовой пастилы.

Мальчишка тут же откусил половину и стал жевать, сверкая довольными глазами и смешно двигая в такт ушами.

— Тетя Вася, а мне квасу можно?

— Конечно можно, — женщина с улыбкой взъерошила мальчишке короткие волосы и поставила перед ним кружку поменьше. — Странная ты.

Это уже мне.

Я угукнула.

— А, вы много, таких как мы, видели?

— Бывают, пару раз за год, а то и реже.

— И... и что они делают?

— Что делают? — Женщина пожала плечами. — Да ничего. Просто идут мимо. Иногда даже в деревню не заходят.

Повисла пауза.

Пока я выскребала из миски остатки каши, мучилась вопросом — спросить, не спросить? Все-таки рискнула.

— А вы знаете о других мирах?

Васёна улыбнулась.

— Как не знать, когда маги через нашу деревню туда-сюда шастают и, такие как вы, постоянно ходят. А в других местах не так, — опять пожатие плеч и веселая улыбка. — Толку простым людям от этих знаний? От них скотина чаще не плодится и рожь на полях по три раза в год не родит.

Забрав у меня миску, а у мальчишки пустую кружку, Васёна зачерпнула воды из кадки, вылила ее в тазик и взялась мыть посуду. Я же, попивая ледяной квас маленькими глоточками, задумалась.

Это хорошо, что существование других миров не тайна, не придется выдумывать про себя всякие небылицы. Улыбнулась, представив, как глупо будет выглядеть Сафира, направо и налево представляясь лерой... черт, надо предупредить ее... и остальных, иначе огребем кучу неприятностей.

— Тери Васёна, куда ведет дорога из вашей деревни?

— В Быстрые Ручьи. Деревня побольше нашей будет. До нее шесть часов ходьбы, к вечеру доберетесь.

— Тетенька, — перегнувшись через стол, Витась, дернул меня за рукав рубашки. — Там эти... ваши... у забора стоят.

Мальчишка ткнул пальцем на распахнутое окно.

Я привстала, посмотреть. Действительно, над высоким частоколом возвышалась гора чемоданов на спине Петрункова, и тут же раздался его зычный голос.

— Стася!

Прыснула со смеху, когда ему в ответ залаяли все окрестные собаки. Вот у него басина.

Мальчишка, встав на лавку коленями и упершись ладошками в стол, вытягивал шею, пытаясь рассмотреть за забором моих спутников, никого не увидел и оглянулся на меня.

— А почему они не заходят? Калитка же не заперта?

Васена поставила чистую посуду на полку и тоже выглянула в окно.

— Стася!

Я хлебнула квасу.

— В нашем мире не принято заходить в дом, пока не пригласят. А они зовут меня, а не хозяйку.

Витась захлопал глазами, не понимая в чем разница.

Васена отвернулась от окна, взглядом спрашивая: "Приглашать, иль нет?"

Я отрицательно покачала головой. Встала, отодвинув лавку.

— Не подскажите, где у вас... — чувствуя, что заливаюсь краской, замолчала. Вот не думала, что будет так неловко спрашивать: "Где у вас удобства?"

Хозяйка, пряча улыбку, махнула рукой на дверь не на улицу, а в огород.

— Там.

— Стася! — Надрывался Петрунков.

— Спасибо.

Уже выходя во двор, услышала возмущенный возглас Аркадия Борисовича:

— Это просто немыслимо. Станислава!

Стараясь не рассмеяться, спустилась с порожек и пошла вдоль грядок. Пара минут ожидания погоды не сделают, а мне очень надо.

Вновь под ногами утоптанная тропа. Она то убегает далеко вперед, то петляет между деревьев. Высоко над головой сомкнулись кроны и отовсюду слышен птичий щебет. Тонкие солнечные лучи, пронизывая листву, ложатся на густой подлесок и заросли крапивы по краям оврагов. Солнечные зайчики играют на траве, усыпанной редкими опавшими листьями. В лиственном лесу тепло и сухо и пока не ступаешь на траву, можно не опасаться клещей.

Расхрабрившись, вынула рубашку из джинсов и, оголив поясницу и живот, завязала ее узлом под грудью. Насколько позволяли приличия и моя совесть, расстегнула ворот, закатала рукава до локтя, и сразу стало не так жарко. Подумав, достала резинку из кармана и, собрав волосы, завязала их в высокий хвост.

Оглянулась на плетущихся далеко позади туристов. Ага, все те же мрачные недовольные лица. Я уже поняла, что крайняя в этом походе только я. Но кто же знал, что их переводчики позволяют им понимать местную речь, но не общаться с населением. И только мой работает в обе стороны. Я же не выбирала себе какой-то особенный, жменей достала из рюкзака и взяла последний, после того как остальные расхватали себе туристы.

Покосилась на браслет. Я только сейчас заметила, что в том режиме, как я его оставила, сбоку, еле заметно, мигает зеленый индикатор.

— Олег, твоя работа?

— Моя.

— Видимый режим, — когда моя персональная, супер продвинутая инструкция "зашагала" рядом, я только головой покачала, поражаясь довольной физиономии "Олега". — И как ты это сделал? Перепрограммировал переводчик?

Сказала и сама поняла, что сморозила глупость. "Напарник" хмыкнул.

— Твой переводчик в полном порядке, — "парень" сощурился и ужасно довольный собой улыбнулся. — Просто я второй день записываю твой голос, и сымитировать его не составило проблем, а знание всех языков этого мира, неотъемлемая часть моей программы.

— О как? Может, ты теперь не только голос умеешь копировать?

"Олег" как-то странно покосился на меня, пару раз мигнул, погас и, в следующее мгновение рядом зашагала точная моя копия.

— Если тебе так больше нравится, — произнесла "я" в точности моим голосом.

Я от удивления так опешила, что не заметила очередной поворот тропы и вписалась лбом в ближайшее дерево.

— Ох ты ж, ешкин кот, — потирая ссадину, во все глаза уставилась на "себя". — Это я так выгляжу? Ужас. Ты хуже, чем зеркало. Верни обратно свою морду, на нее смотреть приятней.

Голограмма мигнула, и передо мной опять стоял "Олег", глядя на меня с самым виноватым видом.

— Прости, я не думал, что ты так удивишься.

— Ничего, — достав платок, смочила его водой из фляжки и приложила к начавшей вздуваться шишке.

— Что-то случилось?

Пока я тут лбом пересчитывала осины, подтянулись туристы. Сафира Серафимовна покачала головой, глядя на мой разбитый лоб.

— Лед бы приложить.

Угу, только где его взять в лесу, да еще летом. Ладно, я здесь не на смотринах, и не собираюсь никого впечатлять своим видом.

— За пару дней заживет, — протерев влажным платком, шею и декольте в вырезе рубашки, оглянулась по сторонам. Чуть левее от тропы за зарослями орешника проглядывала симпатичная полянка. — Устроим на пару минут привал?

Дружный вздох облегчения и радостные улыбки стали мне ответом.

На этот раз Сафира поделилась рыбой со всеми. Причина такой щедрости стала понята, обоняние уловило едва заметный тухлый запах.

— Сафира, какая гадость, — Аркадий Борисович брезгливо сунул свой кусок Петрункову и, вытирая травой пальцы, от пролившегося сока, махнул в сторону ближайшего оврага. — Выкинь его куда подальше.

Зоя с Ларисой тоже скривились и, отворачивая носы от своих порций, потихоньку запихнули куски рыбы вместе с фольгой в кусты.

— Простите, не думала, что она так быстро испортится, — Сафира Серафимовна выглядела ужасно виноватой, и в голосе сквозило искреннее удивление, как такое могло случиться.

Угу, после полутора суток в рюкзаке при тридцатиградусной жаре? Какая невоспитанная рыба. Как она посмела так не вовремя протухнуть? А ведь не накорми меня Васена кашей, я бы съела рыбу не задумываясь, и потом несколько дней маялась желудком.

То, что это было сделано неспроста, я поняла, поймав, украдкой брошенный на меня, разочарованный взгляд олигарши.

Вот же гадина!

Ничего, моя мстя будет страшна.

Завернув свой кусок в фольгу, с елейной улыбкой протянула его обратно.

— Спасибо за угощение, но что-то не хочется. Зоя, Лариса, достаньте рыбу из кустов. Женя, сходи за своими кусками, — надеюсь, моя улыбка вышла такой же приторно вежливой и Сафиру будет от нее тошнить до самого вечера. — Сафира Серафимовна, вам лучше забрать рыбу и положить обратно в рюкзак. В Быстрых Ручьях выбросите ее собакам.

— С какой стати я должна нести ее еще пол дня? — Забыв о вежливости, женщина задрала нос и одарила меня высокомерным взглядом.

Я с умилением смотрела, как скорпионша брызжет ядом. Потрясающая наглость, мне до такой расти и расти.

— Многоуважаемая лери Сафира, — мой голос источал такую сладость, что от нее начинали слипаться челюсти. — Вы понесете свою рыбу с той стати, что в лесу обитают волки. Вдруг они ее найдут, съедят, захотят еще и пойдут на запах, думая, что в вашем рюкзаке есть добавка? Есть желание пообщаться с целой стаей? Вижу, что нет.

Лариса, услышав про волков, достала рыбу из кустов и собственноручно запихнула в материн рюкзак. Женя тоже быстро сообразил, что, как вечно отстающий, первым пойдет на закуску, поэтому шустро сгонял в овраг, вернулся обратно и вручил дурно пахнущие куски Сафире.

— Спасибо за угощенье, Сафира Серафимовна.

Женщина скривилась, но рыбу не выбросила. Сунула ее Ларисе и, поджав губы, ждала, пока дочка положит ее в рюкзак.

— Все довольны?

Аркадий Борисович утробно рассмеялся, от чего его полное тело заходило ходуном.

— Наверно на ужин я воздержусь от рыбы.

Такой беготни по лесу я не помнила со времен хождения в походы со своими родителями. Уж на что они у меня заядлые туристы и то всегда рассчитывали и берегли силы, а эти неслись по тропе и скакали через кусты, как оглашенные. Ничего удивительного, что в Быстрые Ручьи мы примчались еще засветло, запыхавшиеся, потные, покрытые пылью, оставляя после себя душок тухлятины.

— Где эти собаки? — Сафира у первого же двора сдернула с себя рюкзак, и извлекла на свет окончательно завонявшуюся рыбу. И следом за ней три пакета поломавшихся от бега и потекших от жары грибов, которые теперь тоже предстояло выкинуть.

— Фу-у-у-у-у, — я зажала нос рукой. — Такую рыбу не будут есть даже собаки.

— Нужно найти помойную кучу, — робко предложила Лариса и сжалась под взбешенным взглядом матери.

— Где эту кучу взять? Стучать по дворам? Вот и стучи, раз такая умная.

Женщина в гневе вручила рыбу дочке, грибы просто бросила под ноги и, встряхивая рюкзак, чтобы выветрился запах, пошла по улице.

Серый от усталости Петрунков поплелся за Сафирой, еле переставляя ноги и в моей душе впервые шевельнулась жалость. Надо будет, что-нибудь придумать. Надорвется же, потом лечить придется.

Аркадий Борисович, тяжело дыша и слишком сильно опираясь на трость, вместе с придерживающей его за другую руку Зоей, тоже прошли мимо, оставив нас с Ларисой посреди дороги.

Девушка жалобно посмотрела на меня.

— И куда ее? — Сквозь тонкие пальцы, на пакеты с грибами капал рыбный сок, источая на всю округу жуткий запах.

Вздохнув, полезла в свой рюкзак. Где-то у меня были большие полиэтиленовые пакеты. Пока понесем так, а потом попросим трактирщика выкинуть или скормить свиньям... если он не побоится отравить хрюшек.

Трактирщик рыбу и грибы принял и тут же передал помощнику, велев отнести на задний двор и вывалить в помойную кастрюлю.

— Такс, теперь посчитаем. Три комнаты. Кого с кем селить?

— Меня вместе с дочками, — Сафира глянула на меня и я перевела ее пожелание трактирщику.

— И нам вдвоем, — в прохладе большого зала, Аркадий Борисович уже немного отошел и выглядел не таким усталым.

Зоя, Лариса и Петрунков сидели неподалеку за столиком. Видимо решили, раз их мнения все равно никто не спросит, так пусть хоть немного отдохнут ноги.

Хозяин постояло двора — высоченный красивый мужик лет за сорок, сильный как русский витязь и такой же русоволосый — деловито подсчитывал на листочке, во сколько нам обойдется ночевка в его гостинице.

— Итого три комнаты. Ужинать будете?

Я кивнула.

— Принимать ванну?

— Обязательно.

— Тогда с вас двенадцать серебряных монет. Шесть оплачивайте сейчас, остаток завтра.

Интересно, двенадцать серебряных за ужин, ванну и одну ночь в кровати это много или мало?

Я полезла в свой рюкзак, чтобы достать что-нибудь мелкое из своих золотых запасов. Попробую уговорить трактирщика взять украшение вместо денег, в соотношении один к одному по весу к местным золотым монетам. Нарыв на дне мешочек, замерла, так его и не достав.

— Простите, двенадцать серебряных за всех, а сколько за одну меня?

Мужчина поскреб щеку:

— Вас шестеро, значит с каждого по две серебрушки.

Это как так? По моим прикидкам, выходило, что я должна заплатить немного больше из-за отдельной комнаты, но в этом мире наверно другая математика.

Видя мою заминку, хозяин гостиницы улыбнулся.

— Поверьте, двенадцать серебряных — это по-божески. Когда осенью пойдут торговые караваны, свободной комнаты и за золотой не сыщете, — облокотившись на стойку, он подался к нам и добавил тихим шепотом. — У меня, как-то благородный лер со свитой ночевал на сеновале, и то в обиде не остался.

То, что лер в обиде не остался, я поверила бегом и сразу. У такого хозяина даже сеновал и примыкающая к нему конюшня выглядели номером в трехзвездочном отеле.

Сам трактир в три этажа, с черепичной крышей и десятком торчащих из нее печных труб, со всеми прилегающими постройками, будь то прачечная или кузня, выглядел скорее, как богатый дом, чем придорожная гостиница.