Выродок

Кун говорил витиевато, но без запинок, что не давало никому возможности его перебить. Кроме того, хитрый лекарь воспользовался неписаным правилом кашеварни: сначала проблемы постояльца, а потом уж свои. Поэтому даже Рыжеблуд сохранял видимое терпение на лице, делая вид, что он может и подождать со своим вопросом.

А Кун всё говорил и даже Лохмоть забеспокоился: как бы не забыл, увлечённый собственной речью лекарь, о том, ради чего эта речь собственно и произносилась. Привлечённый голосом знахаря, со двора примчался Грошик, думая, что барн Кун опять рассказывает что-то интересное, и лишь только увидев его, лекарь довольно резко оборвал свой монолог и, развязав кошель, вынул находившуюся в нем вещицу, которую и протянул Касаму.

Все находившиеся в едовой дружно уставились на изящный кулон, лежавший на ладони Куна. На золотой цепочке покоился клык какого-то зверя, также инкрустированный золотом. Но самую большую ценность кулону придавал небольшой камень, вделанный в клык, драгоценный радужник, меняющий свой цвет в зависимости от того, где он находился. Сейчас камень как раз переливался из зелёного, каким он стал в темноте лекарского кошеля, в небесно-голубой, свой обычный цвет на свету.

-Ух, ты! — восхищённо произнёс Грошик, протиснувшийся между остальными.

-А в воде он становится красным, — хрипло произнёс Лохмоть, не сводивший с кулона глаз.

-Так. Это всё замечательно, но хотелось бы всё же послушать нашего друга Касама..., — начал было Рыжеблуд, но его довольно невежливо перебили.

-Скажи, сколько это может стоить? — знахарь обратился к Лохмотю, не обращая внимания на потуги старшего.

-Смотря где, — Лохмоть прокашлялся и продолжил: — В Заводи дадут толлей сорок пять-пятьдесят...в Абелине — у знающего купца Торговой доли-от семидесяти и выше, а вот где — нибудь Корроре-в два раза против городской цены...

Рыжеблуд бросил на доверенного свирепый взгляд:

-Да что ты распинаешься? Откуда в этой дыре настоящий радужник? Их в вильетовой казне по счёту, а тут у нашего знахаря в кармане... Старший повернулся к лекарю: —

— Ты прости барн Кун, я тебя обидеть не хочу, но сам подумай. Ну откуда у тебя такое сокровище? Им что, за лечение кто расплатился? Так надо покойника оживить, чтоб получить такое...

-Это принадлежало моей жене. — Кун вздёрнул голову и надменно посмотрел на старшего. Сказано это было так, что Лохмоть сам бы поверил, если бы не знал правды. Пользуясь тем, что Рыжеблуд стоял к нему спиной, он восхищённо помотал головой и подмигнул эльме, безучастно смотревшей на всё происходящее.

-Врёт, врёт! — визгливый голос раздался так неожиданно, что Рыжеблуд выронил свою палку. Подскочив к нему Лохмоть наклонился, чтобы подать трость владельцу и Юллин сумела разглядеть говорившего. Маленькая женщина средних лет, одетая по-дорожному, стояла у выхода с кухни.

-Цыц, Ракушка! — свирепо рявкнул пришедший в себя Касам.

-Не было у него такой вещи! — не обращая внимания на его слова, опять заверещала кухарка, указывая на кулон, продолжавший лежать на ладони знахаря. — Я знаю, это... — она вдруг неожиданно закашлялась. Кашель, перемежающийся с чихом, бил её долго и Рыжеблуд торопливо отодвинулся в сторону, опасаясь вылетавших из её рта капелек слюны.

-Она, что у тебя, больная? — старший брезгливо кивнул в сторону задыхавшейся от кашля Ракушки, обращаясь к варщику.

-Ракушка-то? Да хрен её знает. Раньше вроде не наблюдалось такого. Эй, ты! — Касам посмотрел на кухарку: — Собралась уходить — проваливай. Нечего заразу тут разносить!

-Позвольте, позвольте, — засуетился знахарь, пробираясь к Ракушке, попутно всучив украшение варщику: — Это, похоже, раздражение у неё..., и я даже знаю, отчего оно появилось. Кот нашей новой постоялицы постарался: ну запах там, шерсть выпавшая.... Пойдём-ка со мной, у меня есть чудесное снадобье — как раз на подобный случай.

-Подожди-ка барн Кун,— вмешался Рыжеблуд, — она сказать что-то нам хотела. Видишь, уже и кашлять перестала...

-Да? — остановился знахарь, уже взявший Ракушку под руку: — Ну, что ж, если барн старший просит...

Рыжеблуд выжидательно посмотрел на маленькую кухарку. Но Ракушка уже успела понять, что кашель случается у неё каждый раз, когда она пытается что— нибудь произнести. Поэтому она лишь отрицательно мотнула головой и первая, опережая Куна, чуть ли не бегом кинулась к лестнице.

-Вот ведь, — огорчённо развёл руками Касам: — Навела напраслину на порядочного человека — и в кусты. Сам подумай, барн старший, откуда ей знать, что было у знахаря, чего не было... Это ж надо в вещах его рыться.

-А если и так? — подал голос Лохмоть: — Может на самом деле копалась?

-Ну, это вряд ли! Ракушка у меня давно работает. Если бы она нос совала в комнаты постояльцев, рано или поздно кто-нибудь да заметил. А за такое, сам знаешь барн Лохмоть, что бывает. Да и видел я эту цацку у знахаря, давно ещё.

-И я видел, — неожиданно влез позабытый всеми Грошик: — Барн знахарь всегда клык на шее носил, вот Ракушка про него и не знала.

Юллин с удивлением посмотрела на Касама, потом на мальчика. При разговоре с Лохмотем их в едовой не было, но каким-то, неясным ещё ей озарением, они прочувствовали ситуацию и сказали именно то, что было необходимо.

-Вот, барн Рыжеблуд. Я вручаю тебе эту вещицу в погашение своих долгов,— Касам протянул кулон старшему.

-Это что же? Получается, я теперь тебе должен, Одноухий? Украшеньеце-то подороже твоих повинностей будет, — усмехнулся старший, подкидывая кулон на ладони. — Даже не знаю... — он наморщил лоб, раздумывая.

Все затаили дыхание. От решения Рыжеблуда сейчас зависела дальнейшая судьба не только Юллин, но и того же Лохмотя, фактически предавшего своего хозяина. Если старший заупрямится, значит, ему действительно необходимо выжить эльмку из этой части Заводи и может быть слова о беглецах не пустой звук, а вот если возьмёт, да ещё без проверки тогда... Лохмотю даже думать было противно о том, что "тогда".

-Ну, что ж, друг мой варщик, — сказал Рыжеблуд, доставая из своего кармана небольшой кошелёк из дорогой тисненой кожи. — Принимаю я твой кулон и при всех заявляю: Касам, хозяин кашеварни "Сивоусый Сом", больше не является должником ни передо мной, ни перед казной и, — он ещё раз подкинул украшение, — освобождается от двух последующих уплат. Кроме того, за наш счёт будет куплен и установлен новый шест в его дворе. Пойдём, Лохмоть, всё разрешилось, к общему удовольствию, вон и Шкипер приехал, вовремя прям...

Действительно, в окно было видно подкатившую повозку и Шкипера, несущего в дом два больших плетенца. Увидев это Лохмоть скривился: видно не пожалел его подручный чужих денег, отоварился на славу. Шкипер подошёл к возившемуся во дворе Фильту, поставил плетенцы у его ног и заорал что было мочи, тыча пальцем в сторону дома:

-Это вам от барна старшего! Возьмёшь это, — Шкипер сделал жест, будто забрасывал плетенец за спину,— и отнесёшь в кухню. Там жратва, — он энергично заработал рукой у рта, изображая движения ложкой.

— Барн Лохмоть, объясни хоть ты своим придуркам, что Фильт немой, а не глухой и тупой, — поморщился Касам. — Ишь как надрывается, бедолага, аж посинел весь...

-А, — махнул рукой Лохмоть, — им, что говори, что не говори... Сам же сказал — придурки!

-Кого набираешь, с теми и работаешь, — назидательно поднял палец, повеселевший Рыжеблуд. — По ним ведь и о хозяине судят. Вот посмотри Лохмоть, кто у тебя в подручных ходит: Крючок, Детинушка и этот... оратор. Даже специально такую компанию не соберёшь, а эти около тебя прям так и вертятся...

-И что ты хочешь сказать? — набычился Лохмоть.

-Успокойся, друг мой, это я так... шуткую, — улыбнулся старший и направился к выходу. У лестницы он столкнулся с Ракушкой, державшей в одной руке баул с вещами, а другой судорожно прижимая к груди склянку с лекарством, выданную ей Куном. Знахарь спускался следом, продолжая наставлять свою незадачливую пациентку.

-Вот и больная наша, — обрадовался Рыжеблуд. — Как, полегчало тебе? Сказать мне ничего не желаешь?

Ракушка, выпучив глаза, только отрицательно промычала и кинулась в дверной проём, по пути, довольно невежливо, оттолкнув старшего. Тот, невольно пошатнувшись, ухватился за перила, при этом его трость, описав полукруг, задела вертевшегося тут же Грошика, который невольно вскрикнул и схватился за ногу. Знахарь с Касамом бросились к ним. Туда же устремился и Лохмоть, но его резко дёрнули за рукав. Невольно наклонившись, он услышал слова, сказанные быстрым шёпотом: — Если клык пропадёт — голову сверну! Рукав тут же отпустили, и он ошарашенно уставился на эльму, безмятежно смотревшую на него. Юллин подмигнула, и Лохмоть понял, что фраза ему не послышалась, а к угрозе, высказанной с таким спокойствием, следовало отнестись очень серьёзно. Тем не менее, тряхнув головой, он поспешил к выходу из едовой, где усилиями остальных уже был наведён определённый порядок: Кун осматривал Грошика, отведя того в сторону, а варщик успокаивал разозлённого Рыжеблуда.

-Карга паршивая, недоносок! — старший пыхтел как самовар. — Из-за неё мальца покалечил.... Как он, барн знахарь?

-Ничего страшного, барн старший. Синяк, конечно, пристанет, придётся немного похромать, но мои примочки быстро его восстановят. Будет бегать как раньше, — улыбнулся Кун.

-Хвала всем богам, — Рыжеблуд закатил глаза к потолку, но наткнувшись взглядом на сомовью голову, вздрогнул и заторопился к выходу, махнув рукой Лохмотю. В коридоре им ещё немного пришлось потолкаться с Фильтом, несущим на кухню плетенцы со снедью, но преодолев все препятствия, они наконец-то выбрались из дома. Шкипер уже поджидал их, сидя на облучке возка. Рыжеблуд раздражённо оттолкнул руку доверенного, залез внутрь и пихнул возницу тростью в спину. Возок тронулся и Лохмоть еле успел запрыгнуть на ящик, прикрепленный сзади. По его движениям можно было догадаться, что ездить на этом приспособлении для него не впервой. Немного поёрзав, он устроился поудобнее, и затем, неожиданно даже для себя, взмахнул рукой, прощаясь с обитателями кашеварни, смотревшими на него из окна.

Сговор

-Наконец-то сопровадили, — устало вздохнул Касам, вернувшийся со двора в едовую. — Арая, глянь, что там нам перепало от Рыжеблудовых щедрот, да накрой на скорую руку. Праздновать будем...

-Я уже поела, — Юллин встала с табурета: — Надо Гарлина проведать и...

-А ну сядь назад, — неожиданно рявкнул варщик: — Успеешь на кота своего полюбоваться. Лучше мне объясните, постояльцы мои дорогие, что за представление вы тут устроили? Зачем ты эту вещицу старшему отдала, она ведь, поди, как память у тебя, я не прав?

— Позволь, барн варщик, а с чего ты взял... — начал было лекарь, но тут же заткнулся под свирепым взглядом Касама.

— А с того я взял, барн знахарь, — передразнил Куна хозяин кашеварни, — что у меня только ухо одно, а вот с глазами всё в порядке. Пока вы все — и ты барн Кун в том числе — на украшеньеце таращились, я кое-что другое увидел, а потом уж и об остальном догадался.

— И что ж ты увидел? — невольно улыбаясь, спросила эльма.

— Ворот твой расстёгнутый, вот что! — раздавшийся мальчишеский голос заставил всех вздрогнуть.

— А ну-ка иди сюда, — знахарь пошарил под столом и вытащил на всеобщее обозрение Грошика. — Смотрю, нога поджила уже...

— Уши у него давно не болели, — вмешался Касам: — Похоже, покою им нет никакого, дай чужие разговоры подслушать.

Грошик недовольно засопел, но на всякий случай прикрыл уши руками и спрятался за спину лекаря.

— Подожди, барн Касам, — Юллин удержала встающего варщика. — Грошик, а ещё что ты заметил?

— Да то же, что и хозяин,— Грошик немного высунулся из своего укрытия, чтобы видеть эльму. — Барн Кун сказал, что это его кулон, а сам смотрел на него, как будто первый раз видел. И вообще, я с тобой не разговариваю,— неожиданно заявил Грошик и демонстративно уставился в стену.

-За что ж такая немилость? — удивился Касам.

-А чего она побрякушку отдала? — обиженно проговорил Грошик. — Она ж Охотник — врезала бы им пару раз по шее или грайса натравила...

Сидящие за столом переглянулись и начали смеяться: так искренне зазывала выразил свои несбывшиеся надежды. На смех из кухни выглянула Арая и, увидев готового вот-вот разреветься племянника, всплеснула руками.

-Опять чего натворил? — тётка огорчённо смотрела на Грошика: — Ну— ка на кухню бегом, дай спокойно поговорить старшим.

-Нет-нет Арая, тут у нас вопрос, требующий немедленного разъяснения, — всё ещё посмеиваясь, проговорил Кун. Развернувшись, он подхватил уже хлюпающего носом мальчугана и усадил на колени эльме: — Вот, успокаивай.

-Маленький ты дурачок, — ласково произнесла Юллин, вороша Грошику волосы. — Охотники машут кулаками и оружием только когда уверены, что перед ними враг. Те, кто был здесь, тоже нехорошие люди, но пока я не выясню, в чём они виноваты, никто не даст мне права давать им по шее и уж тем более натравливать Гарлина. А если бы я это всё-таки сделала, в первую очередь пострадал бы барн Касам, как хозяин кашеварни.

-Но ты же Охотник, — продолжал слабо сопротивляться Грошик, уткнувшись в фаниту эльмы.

— Вот именно поэтому, я должна сто раз подумать, прежде чем поднять на кого-то руку. Я — закон! В самом крайнем его проявлении, понимаешь?

Грошик кивнул, хотя не совсем уразумел сказанное. Но обиды на Юллин у него уже не было. Оказывается, она не испугалась Рыжеблуда, а просто боялась за Одноухого. А значит и за них с тёткой. И он ещё плотнее прижался к вкусно пахнущей коже фаниты, мысленно поклявшись никогда больше не расстраивать Юллин.

-Ну вы тут миритесь, — растерянно крякнул варщик, глядя на эту сцену,— а я пойду, гляну как там у Фильта дела. Арая, чего стоишь? Еда сама собой не приготовится. Барн знахарь ты вроде хотел Грошику примочки наложить, а ты, девонька, на кота взглянуть собиралась. Давайте-давайте, только скоренько, а потом снова соберёмся, за обедом... думаю, есть что обсудить.

-Юллин, а можно с тобой к Гарлину? — Грошик отнял лицо от груди эльмы и умоляюще посмотрел ей в лицо.

-А примочки? — напомнила эльма.

-Честно-причестно, вот сходим, грайса проведаем, а потом я всё сделаю, всё-всё, что барн лекарь скажет.

-Тогда и я с вами, — кивнул знахарь: — Любопытно, знаете ли, посмотреть на грайса поближе. Уж больно интересный зверь.

Они разошлись. Касам пошёл на крыльцо, Арая в кухню, а весело болтающая троица к выходу на скотник. Выйдя на задний двор Юллин огляделась.

-Что, утром не насмотрелась? — улыбнулся Кун. — Так Грошик сейчас нам тут всё покажет. Покажешь?

Грошик важно кивнул и, прихрамывая, зашагал по дощатым мосткам, приглашая остальных следовать за ним.

-Ну, перед нами хлев, — начал он. — Тут скотину всякую держат, когда есть, а в пристройке жратва ейная, значит. Это сарай, тут мы всякую всячину складываем, по хозяйству которая. Здесь вот телеги стоят, — он показал на навес, под которым действительно стояли две телеги — большая и малая, и повозка эльмы. Обогнув сарай, Грошик вывел их к странному на вид сооружению: на столбах, высотой со знахаря, находилась площадка с посаженными на ней кустами. Ветви кустов торчали вверх и в стороны, переплетаясь друг с другом, и тянулись к тонким жердинам, прикреплённым к таким же тонким перекладинам. Некоторые же побеги опускались вниз, окутывая столбы настоящим покрывалом из листьев, каждый из которых был шириной с ладонь Юллин.