Он говорил это, глядя ей прямо в глаза, и в этот раз не просто язвил — говорил, что думает. Это было обиднее всего. Настолько, что даже слёзы прекратились. Только глаза зажгло сухим, неприятным огнём и Катя их потёрла, не стерпев.
— Ты всегда такой была, — продолжал Денис с издёвкой. -. Тебе слово скажешь, а ты уже смотришь в глаза преданно, как собака. Кто тебя только воспитывал... После поцелуя на тебе жениться надо было, да?
— Прекрати.
— А я сволочь! Девочку испортил. А не было бы меня, то что? Ждала бы принца? Сидела бы дома у окошка и ждала бы — когда это он там ко мне прискачет! — Старков даже рассмеялся. — Да рядом с тобой даже принцу невмоготу будет — ты же святая. И идеальная. Куда уж до тебя среднестатистическому принцу? Пока тебя слушаешь, все свои грехи припомнишь с трёхлетнего возраста!
— Хватит! — голос сорвался, и Катя ещё из-за этого разревелась, от досады и обиды на себя. — Зачем тебе всё это говоришь? Ты меня снова обманул! Тебе мало?
— Обманул? В чём я тебя обманул? — Он сделал удивлённые глаза и развёл руками, демонстрируя своё непонимание. — Я тебе что, обещал что-то? Давай-ка вспомним. Где и когда я тебя обманул? Ты сама ко мне приходила, Пушкарёва. Сама.
Он подошёл к дивану, некоторое время смотрел, как она всхлипывает и вытирает слёзы, а потом протянул руку, хотел прикоснуться к Катиным волосам, но передумал. Обошёл диван и присел перед девушкой на корточки. Попытался заглянуть в лицо. Катя не сразу заметила смену его настроения. Отворачивалась от Дениса, вытирала слёзы, ещё помня о туши, которая наверняка потекла, и о покрасневшем от рыданий носе и некрасивых, распухших губах. Для неё всё ещё было важно его мнение.
А Старков взял её за руку, перевернул ладошкой вверх, опустил голову и поцеловал. Катя замерла и с недоверием посмотрела. Денис погладил место поцелуя большим пальцем.
— Недотрога... Ты всегда была недотрогой. — Потянул на себя, заставляя Пушкарёву встать. — Пойдём.
Она смотрела на него, как загипнотизированная, и поднялась, когда он попросил. И пошла. Шаг за шагом, глядя в его серьёзные глаза. Она никогда прежде не видела, чтобы его взгляд был настолько серьёзен.
Он провёл её в другую, уже знакомую ей комнату, и сразу притянул к себе. Закинул ей голову назад и прижался губами к Катиной шее. Губы заскользили вниз, руки проникли под одежду, а Пушкарёва вдруг опомнилась. У Дениса вырвался глухой стон, он рванул пояс юбки, а девушка попыталась его оттолкнуть.
— Что ты делаешь? Ты с ума сошёл? Отпусти.
— Ты можешь помолчать? Хоть раз?!
Она отталкивала его руки, но они тут же возвращались на прежнее место и вцеплялись сильнее. Катя запаниковала. Денис дёрнул ворот её кофты, и верхняя пуговица отлетела, как пуля, и полетела на пол, покатилась по паркету, звук был на удивление неприятным.
— Не надо, отпусти. Денис! — уговаривала она его.
Вместо этого он толкнул её на кровать и навалился сверху.
Денис с такой силой прижимал её к кровати, что было больно. И руки его были везде и очень сноровисто пытались освободить её от одежды, как Катя не вырывалась. А ещё чувствовала его возбуждение, и от страха сбивалось дыхание, и барахталась под Старковым уже из последних сил. Колотила кулачками по его спине, но он был пьян, и ему было наплевать на все её удары. Закрыл ей рот поцелуем, а Катя умудрилась укусить его в ответ за нижнюю губу. Довольно сильно, потому что Денис взвыл, отшатнулся, посмотрел бешено и ударил её. Не сильно, но зато по лицу.
Это настолько потрясло, что Катя обмякла под ним и только воздух ртом хватала, чувствуя, как трещит по швам нежное кружево бюстгальтера. А потом от бессилия заплакала.
— Денис, ну, пожалуйста... я не хочу... Денис!
В ответ глухое хмыканье и усмешка, Катя её кожей почувствовала. И сжала руки в кулаки, вцепившись в чужой пододеяльник.
На груди точно останется след от засоса, подумала она, обводя комнату отрешённым взглядом. Сил бороться не осталось, что-то ещё затрещало под яростным мужским натиском, кажется, юбка по шву порвалась. Пушкарёва откинула голову назад, готовясь к самому худшему, слушала тяжёлое дыхание человека, который ещё полчаса назад был для неё самым дорогим на свете, а сейчас превратился в монстра. Всего за пару минут.
На тумбочке у кровати лежала книга. Большая, увесистая, кажется, какая-то энциклопедия. Катя как в тумане подумала о том, насколько глупо читать перед сном энциклопедии, а потом протянула руку, взяла книгу, с трудом подняла ослабевшей и дрожащей рукой, вздохнула, набираясь сил, и ударила Старкова по голове.
Он не упал, не обмяк, и не отскочил, только отодвинулся немного, поднял голову и снова замахнулся, на этот раз кулаком.
— Ах ты!..
Колено резко вверх, правда, силы не хватило на хороший удар, зато Старков откатился в сторону и всё-таки застонал от боли, а Катя рухнула с кровати на пол, с трудом встала на ноги, заметила, что Денис тоже готов подняться и снова ударила книгой, на этот раз по лицу наотмашь. Он упал на спину, а из разбитой губы брызнула кровь. Пушкарёва стояла у развороченной постели, смотрела на него, а из глаз текли горячие, просто обжигающие слёзы. Швырнула в Старкова книгой. Утёрлась тыльной стороной ладони и попыталась застегнуть одежду на груди. Из пяти пуговиц на кофте на месте было только две. Застегнула их. Вытерла губы.
А Старков захохотал, наблюдая за ней.
— Ну, ты и дура, Пушкарёва.
Она с горечью кивнула. Хотела что-то сказать, но голоса не было.
— Я же хочу тебя, а ты не понимаешь... — Он перекатился на кровати и обнял Катю за ноги. Вцепился сильно, но страшно уже почему-то не было. — Я так никого не хотел. А ты какая-то... холодная. Фригидная, что ли? Ты можешь понять, что мужик тебя хочет?
— Отпусти!
Он уткнулся лицом в её живот, жарко дышал, а когда отстранился, на юбке остался кровавый след от разбитой губы. Поднял голову, встретил почти ненавидящий взгляд девушки и отодвинулся.
— Отпусти... Отпустил. Иди отсюда. Кому ты нужна?
Катя шагнула к двери, но Старков снова схватил её за руку и развернул лицом к себе. Пальцы крепко сжимались вокруг тонкого запястья, Пушкарёва рукой покрутила, но от этого стало лишь больнее.
— Денис, я закричу!
— Ты знаешь, какая она? — Он дёрнул Катю за руку, и она едва удержалась на ногах, не упала на него. — Шикарная. Тебе не понять, что это такое. Куда тебе-то? — Горячая ладонь легла на её живот и Пушкарёва испуганно дёрнулась. — Ты же ненормальная, не от мира сего... об этом все говорят! Вся в своих книжках, учебниках, без разрешения папы лишний раз на улицу не выйдешь. Ты хоть понимаешь, насколько это смешно? Понимаешь?
— Отпусти меня! — она забилась в его руках, и Старков всё-таки отпустил её. Катя выскочила из спальни и бросилась в прихожую. Где-то там была её обувь, было пальто... где-то там дверь, которую она за собой закроет и никогда не вспомнит о сегодняшнем дне. Никогда. Потому что иначе сойдёт с ума.
— Ты же женщина, чёрт бы тебя подрал! — выкрикнул он со злорадством, появляясь за её спиной. — Женщина! А женщина должна принадлежать мужчине! Это не поцелуи под луной, как в фильмах, это секс. Ты знаешь, что такое секс, Пушкарёва? Я тебе как-то показывал! — Старков схватился за её пальто и попытался отнять, но Катя вцепилась в него мёртвой хваткой. В горле встал комок, наружу рвались истерические всхлипы, и отвоевать своё пальто было важно — тогда можно будет уйти. Убежать от Дениса и больше ничего не слышать. — Но ты так ничего и не поняла! Ты на самом деле фригидна или прикидываешься? Интересно, что мужику сделать надо, чтобы ты к нему в постель легла?! Ты скажи, я сделаю! Как ты хочешь? Я готов попробовать... — Он внезапно перестал тянуть её пальто на себя, отпустил, а Катя не удержалась на ногах и повалилась назад, упала на вешалку с одеждой. Старков протянул руки к ней, но Катя с силой его оттолкнула от себя и выскочила за дверь. Побежала вниз по лестнице, с трудом различая ступеньки, смахнула слёзы и часто заморгала. Денис вышел на площадку и перегнулся через перила, глядя ей вслед.
— Беги... Сама придёшь. Кому ты нужна, кроме меня?!
Выбежав из подъезда, чуть не упала, споткнувшись. На дрожащих ногах добралась до лавки, села и закрыла лицо руками. Волосы прилипали к влажным от слёз щекам, Катя всё пыталась их убрать, заправляла пряди за уши. Мороз тут же пробрался под расстегнутое пальто, под порванную одежду, и сильно затрясло. А потом, вытирая слёзы, вдруг поняла, почему перед глазами всё плывёт — очков нет. Долго рылась в сумке, которую по счастливой случайности, прихватить не забыла, но очков в ней, конечно же, не оказалось.
Из подъезда вышла какая-то женщина, глянула на Катю и презрительно поморщилась, невесть что подумав. Пушкарёва вытерла слёзы, подумала о разъехавшемся макияже, но лишь отстранённо. Поднялась со скамейки и очень медленно пошла в сторону площади, там была стоянка такси. Оставалось только порадоваться, что утром взяла у матери немного денег, не стала отказываться, как делала обычно. Вот и пригодились... Лишь бы родители ничего не узнали.
А как они могут не узнать, когда она явится домой в таком виде и состоянии?
Таксист высадил её у супермаркета, она сама об этом попросила. А войдя во двор, вместо того, чтобы пойти домой, села на скамейку в самом дальнем углу детской площадки. Домой идти было нельзя... нельзя!
На улице уже стемнело, пошёл снег, а Катя всё сидела на лавочке и вытирала слёзы. Даже холодно уже не было, только щёки горели — то ли от слёз, то ли от мороза, а может, от того и другого вместе. Нужно было успокоиться, перестать реветь и пойти домой. Как-нибудь... застегнуть пальто, надеть капюшон и как-то проскользнуть мимо родителей в ванную. Вот только не плакать никак не получалось. Короткая, обжигающая мысль, как вспышка, и помимо слёз возвращались рыдания.
Сколько времени прошло неизвестно. Она сидела, сидела, на улице совсем стемнело, и снег пошёл сильнее, и закричать хотелось, а лучше завыть, чтобы все услышали, чтобы поняли, что с ней сегодня случилось, как ей плохо.
Кто-то потряс её за плечо и больно схватил за подбородок. Она рванулась, задохнулась от ужаса и заморгала полуслепыми глазами.
— Катя! Почему ты здесь сидишь? — руки на её плечах сжались сильнее, а голос она узнала и сразу перестала вырываться. — Что... что с тобой случилось?
Она не ответила. Голоса так и не было.
"""
Это был самый ужасный день в его жизни. Ничего более жуткого он так и не вспомнил, как не пытался. На ум шли какие-то глупости, вроде вызова к директору школы, когда он учился классе в седьмом, помнилось, как стоял, низко опустив голову, стыдясь, но не из-за строгого взгляда директора, а из-за грозно-сдвинутых бровей отца и его усталого взгляда. Очень хорошо, до сих пор помнил свои чувства и мысли в тот момент — он снова разочаровал папу. Потом вспомнил первое похмелье (это вообще к чему?) и как опростоволосился на первом свидании. Девочка ему очень нравилась, он долго за ней ухаживал, как могут ухаживать только подростки тринадцати-четырнадцати лет, и, наконец, осмелился пригласить её на свидание. На улице золотая пора, солнце путалось в пожелтевших кронах деревьев и подсушивало лужи после вчерашнего дождика. Вот в лужу Жданов и шлёпнулся. Хотел поразить девочку своей ловкостью, немного не рассчитал и приземлился прямо в лужу. Девочка рассмеялась, а он обиделся и разлюбил. Но даже тот день, когда он заперся в своей комнате и никому не хотел рассказывать о своей обиде и первом разочаровании, он не чувствовал себя так ужасно, как сейчас.
Сегодня Кира выходила замуж. А он стоял в стороне и за всем этим наблюдал. Как она — такая красивая, в белоснежном платье, со счастливой улыбкой, — стоит рядом с другим мужчиной, а тот надевает ей на палец кольцо...
Смотреть на это было невозможно, и Жданов отвернулся.
Какого чёрта он поехал в ЗАГС? Всё из-за своего упрямства, чтобы опять что-то кому-то доказать... Чтобы ей доказать, что у него-то всё замечательно. А за неё он рад, вот честное слово.
Самому бы себе поверить...
— Хочешь быть на его месте?
Малиновский подошёл, встал за его плечом и принялся фыркать, наблюдая за тем, как Кира и её новоиспечённый супруг целуются, уже на законных основаниях. Андрей промолчал.
Между прочим, на свадьбу он явился незваным гостем. Официального приглашения не получил, но почему-то ему даже в голову не пришло, что на торжестве его не ждут. Пришёл, как обычно приходил на все семейные сборища и с удивлением встретил изумлённые взгляды родителей, а потом и Киры. Она, кажется, перепугалась больше всех остальных. Но сама не подошла, подослала к нему мать.
— Андрей, ты зачем пришёл?
Жданов посмотрел растерянно.
— А не должен был? Так надо было сообщить...
— Андрей, не язви, пожалуйста. У Киры свадьба и ты...
— Я и пришёл поздравить её... точнее, их, с днём свадьбы. Даже цветы купил, видишь?
Маргарита посмотрела на букет, потом снова на сына. А тот возвёл глаза к потолку.
— Мама, я пришёл поздравить их!
— Честно?
— Ну, конечно. И передай это Кире. Но если она хочет, я уйду, конечно. Не буду ей праздник портить.
Мать приглядывалась к нему на несколько секунд дольше, чем следовало, Андрей даже нахмурился, а после кивнула.
— Я ей передам.
Жданов видел, как она подошла к Кире, что-то зашептала ей на ухо, а невеста, уже бывшая и не его, быстро оглянулась и кинула на него задумчивый взгляд. Андрей заставил себя улыбнуться ей в ответ.
Хоть и сказал матери, что пришёл поздравить молодых, но к ним так ни разу и не подошёл. Даже в ЗАГСе, когда все кинулись к ним с букетами и поцелуями, Жданов остался в стороне, а свой букет, который выбирал с такой тщательностью, всучил Малиновскому и отвернулся, прежде чем Ромка успел бы съехидничать в очередной раз.
Внутри всё тряслось, закручивалось в узел и негодовало. Оказывается, он пришёл не просто так, он всё ещё на что-то надеялся. Что Кира одумается, посмотрит на него и плюнет на всю эту суматоху, связанную со свадьбой. Что сделает первый шаг... У него-то смелости не хватило. Не хватило, чёрт возьми! Что за человек он такой? Нерешительный.
Он ведь на самом деле надеялся, что до свадьбы не дойдёт. Скандалить не собирался, поражать гостей безрассудными поступками во имя любимой не собирался, а воображение вновь рисовало нереальные картины и подсовывало воспоминания об отпуске в Риме четыре года назад. В то время у них с Кирой всё только начиналось, каждый день был сказочным, а каждая встреча упоительной. Тогда он мог смотреть на Киру бесконечно, просто смотреть, слушать её голос и только от этого начинало колотиться сердце и во рту от волнения пересыхало. Они сбежали в Рим, вместо того, чтобы приехать на дачу встречать с родителями Новый год, часами бродили по городу, держались за руки, целовались, а потом торопились обратно в отель.
Тогда всё было просто. Тогда он её любил. И она его любила. И любовь была чистой и простой, не омрачённой скандалами, ревностью и изменами. Они были молоды, от счастья кружилась голова, а все вокруг твердили, какая они замечательная и красивая пара.
