Казанский поход (Крестоносцы 2)

— Ойвинд, ваша милость.

— Считать умеешь? Торговать приходилось?

— Да господин, обучен. А торговать это брат мой лучше меня может. Добычу нашу всегда он сбывал. И язык здешних людей он тоже немного знает.

— Это правда? — Костя, перевел взгляд на второго здоровяка.

— Да ярл — поклонился тот, отвечая на довольно корявом, но, тем не менее, вполне понятном русском — хоть церковным премудростям не обучен, но скажу без всякой похвалы: считать то я умею хорошо, еще ни у одного купца меня провести не получилось. Потому и Скрягой зовут.

— Тогда поступим так — Щебенкин решительно хлопнул ладонью по столу — считайте, что вам крупно повезло. Будете с братом помогать мне в торговых делах. Посмотрим, как у вас получится. За честную службу награжу щедро. Ну а обманывать вздумаете, повешу. Обоих. Пока идите, потом благодарить будете. Если будет за что.

ГЛАВА 11. В которой герой пускается в путешествие по родным просторам.

Ясное прохладное утро застало нашего героя на причале, наблюдающим как десяток матросов, при помощи местных мужиков перегружали из трюма "Надежды" на струги груз и припасы для убывающего в Москву посольства.

— Бог в помощь, боярин — знакомый голос за спиной заставил Константина обернуться.

— А, это ты Кузьма. С чем пожаловал?

— На товар взглянуть, коли дозволишь. Как давеча сговаривались.

— Это можно — кивнул Щебенкин — эй Скряга! Распорядись пусть принесут сюда пару ящиков с посудой. Да, и еще один с оконным стеклом. И тюк с бумагой. Заодно посмотрим, чего ты стоишь.

Костя отошел и принялся наблюдать со стороны как купец, шурша соломой, лезет в ящики с товаром, с интересом крутит в руках стеклянные кубки, вазы и блюда, разглядывает на свет небольшие, примерно в две ладони размером, оконные стекла, щупает, обнюхивает и чуть ли не пробует на зуб белоснежные листы мелованной бумаги.

На помощь Хэкону подошел Ойвинд и вскоре между братьями и Житниковым начались оживленные переговоры. Впрочем, оживление это показалось Косте несколько односторонним. Если купец что-то оживленно доказывал, горячился, спорил, то скандинавы, похоже, стояли нерушимой стеной, отвечали коротко и лишь упорно мотали головами.

Некоторое время наш герой не без удовольствия наблюдал за этой пантомимой, однако убедившись, что переговоры медленно, но верно заходят в тупик, поспешил вмешаться.

— Боярин, уйми ты холопей своих! Христом Богом прошу — поспешил апеллировать к подошедшему Константину, Житников — я ж ведь хорошую цену даю. Больше здесь никто не предложит.

— Так я их для того и держу — усмехнулся Щебенкин — служба у них такая, за хозяйский интерес радеть и убытков не допускать.

— Какие убытки? Какие убытки, Константин Лексеич? — возмущенно затряс бородой купец — четыре рубля за все даю! Московскими! Да за эти деньги ты себе еще двоих таких холопов купишь.

— Восемь — коротко, но веско обронил ободренный поддержкой хозяина Скряга и вновь умолк, упрямо склонив лобастую, косматую голову, всем своим видом давая понять, что с этой цены его не сдвинуть никакими усилиями.

— Четыре с полтиной — отрезал Житников — до исподнего меня раздеть хочешь, аспид.

— Погоди Кузьма — прервал спорщиков Костя — это в талерах сколько будет?

— Вот — холмогорец достал из кошеля небольшую, серебряную монетку продолговатой формы с изображением всадника — это московская деньга. За деньгу белку дают. В рубле таких почитай две сотни будет. А за три рубля коня взять можно. За кольчужку свою и шлем я в Новагороде об позапрошлом годе почитай девяносто алтын, а это без малого два с полтиной, выложил. Иноземцы за рубль московский два с половиной талера меняют, вот и считай. За твой товар, получается, одиннадцать кладу и еще четверть талера. Хорошая цена.

— Экий ты хват Житников — изумился Щебенкин — да если я каждый предмет по отдельности продавать буду я втрое против твоей цены возьму, если не больше. Тут одной только бумаги на два рубля будет. Так?

— Так, да не так, боярин. Не выручишь ты здесь столько серебра — упрямо стоял на своем купец — вот тебе крест не выручишь.

— Хорошо, шесть рублей за все, что в этих ящиках и тюк бумаги — заявил, наконец, Константин, не обращая внимания на возмущение и негодование, явно написанное на физиономиях братьев — и это считай, я тебе хорошую скидку сделал. Но есть у меня условие. В Холмогорах, хочу с купцами тамошними поговорить, дело выгодное предложить. Организуешь?

— Организую, коли дело стоящее — кивнул Кузьма — ну что же шесть, так шесть. Сговорились значится. Только, может, ты половину товаром возьмешь?

— Может и возьму. Потом договоримся — Щебенкин поспешил "закруглить" переговоры и вернуться на причал.

Все имущество посольства и товары вполне разместились на довольно большой, чем-то похожей на новгородский ушкуй, ладье. Наконец суета с погрузкой была закончена, двадцатиметровая посудина, направляемая дружными усилиями нанятых здесь же гребцов, отвалила от берега, и поймав парусом попутный ветер, довольно ходко пошла вверх по Северной Двине.

В Холмогорах, расположенных в 30 милях от устья реки задержались еще на сутки, слишком затянулись переговоры с местными купцами — промышленниками. А потом снова потянулись похожие друг на друга как братья близнецы дни. За бортом проплывали, меняя друг друга, яркие, разноцветные осенние пейзажи. Первые сентябрьские дожди сменились тихим, теплым, но таким скоротечным бабьим летом, а небольшой караван продолжал не спеша двигаться к своей цели. Шли днем, на ночь, причаливая к берегу, разбивали бивуак, варили уху из свежевыловленной рыбы, которой в реке было великое множество. Пока все это путешествие напоминало Косте порядком подзатянувшийся пикник.

Однако со временем дни становились все пасмурнее и короче, а ночевки у костров длиннее, холоднее и неуютнее. Небо затянуло промозглой октябрьской хмарью, и к тому времени как взорам путешественников открылись купола церквей и шатровые крыши сторожевых башен Устюга, неспешность плаванья стала уже изрядно тяготить Щебенкина.

В древнем городе, возникшем на месте слияния рек Юг и Сухона, которому лет через сто предстояло произвести на свет многих знаменитых русских землепроходцев и первооткрывателей, а в отдаленном будущем еще и стать родиной Деда Мороза, караван сделал четырехдневную остановку. Именно столько понадобилось времени, чтобы рассчитаться с лодейщиками — холмогорцами, найти более подходящие для дальнейшего продвижения по более мелкой Сухоне струги, перегрузить на них товар и нанять новых гребцов, а заодно, воспользовавшись случаем, отдохнуть и как следует попариться в бане, смывая с себя грязь и усталость долгой дороги. Кроме того Константину и сопровождающему его Теглеву пришлось нанести визит вежливости к местному воеводе Петру Федоровичу Челяднину.

Устюг, к описываемому нами времени еще не ставший Великим был построен еще в начале 13 века ростовчанами и суздальцами как форпост для защиты от беспокойных соседей и извечных соперников — новгородцев. С тех пор пережил он немало набегов, осад и разорений, но каждый раз восстанавливался заново. Уж больно удобным было место в слиянии двух рек, дававших начало Северной Двине, важному для русских купцов торговому пути. В 1478 году именно Петр Челяднин по приказу Ивана III назначенный в эти края наместником, возвел здесь месте новую, мощную крепость.

Заморского посла и сопровождающего его московского дворянина встретил он радушно, хотя и без особых почестей, все-таки не велики птицы. Сама встреча прошла, как говорится "в теплой, дружеской обстановке" хотя чем-то и напомнила Константину допрос. Помимо всего прочего пришлось в очередной раз пересказать придуманную еще в Америке легенду, подтверждающую "дворянское происхождение", а заодно и объясняющую православное вероисповедание. Неизвестно, поверил воевода в полной мере россказням иноземца или нет, но, по крайней мере, обвинять в самозванстве, хватать и бросать в поруб не стал и через несколько дней караван благополучно отбыл восвояси, оставив за кормой, богатый и гостеприимный купеческий город.

Снова потянулись бесконечные в своем нудном однообразии дни. Черные, голые ветки облетевших деревьев и кустов, тянущиеся к хмурому, затянутому тучами небу, серые, словно нахохлившиеся и скособочившиеся под мелким дождем избы и сараи прибрежных деревенек нагоняли тоску и уныние. Впрочем, уже к концу второй недели ноября холодная морось сменилась первым снегом, несмело укрывающим пока еще тонким, белым ковром и мокрую землю, и лишившийся своего разноцветного одеяния лес. Только река продолжала сопротивляться, растворяя в своих темных, почти черных волнах неторопливые, пушистые снежинки.

Закончилась "речная" часть путешествия в Вологде. Некогда бывшая окраина Новгородских владений, ставшая столицей удельного княжества, а ныне центр одного из уездов Московского государства встретила путешественников звоном зовущих к обедне колоколов, медленно и тягуче плывущем в морозной синеве безоблачного неба, пронизанного серыми столбами печных дымов над белыми заснеженными крышами домов.

— Ну вот, бояре и Вологда — матушка — сойдя с покачивающегося борта суденышка на доски причала, Житников неторопливо и степенно осенил себя широким, размашистым крестом — добрались с божьей помощью.

— Добрались — Щебенкин вслед за своими спутниками уже привычно перекрестился на купола ближайшего храма, с любопытством принялся обозревать панораму засыпанного свежим снегом городка — значит вот ты, какая Вологда — гда? Ну и где тут почтовое отделение в доме с резным палисадом?

— Об чем ты боярин? Что-то не пойму я речей твоих, про какой палисад глаголешь? — удивленно оглянулся на него купец — али бывал здесь уже?

— Не бери в голову Кузьма — досадливо отмахнулся Костя — лучше скажи, что дальше делать будем? Я так понимаю, обозом пойдем?

— Вестимо, обозом — согласился холмогорец — разгрузимся, товар к зятю моему в амбар перекидаем, корабельщиков рассчитаем, да будем возчиков искать. Отсюда до Ярославля государевой дорогой пойдем, еще при батюшке князя нашего Василия Ивановича построенной. И твой товар под присмотром будет, сам же сказал кумпаньоны мы с тобой теперь.

— Ладно, компаньон. Я тебе в помощь мурманов своих пришлю...

— Константин Лексеич! — разговор прервал появившийся на причале Теглев — только, что гонец прискакал. Воевода-князь Петр Федорович Ушатый нынче же нас к себе зазывает.

— Что? Опять? — попадать на очередной допрос Щебенкину решительно не хотелось — а отказаться от этой чести никак нельзя?

— Нельзя никак — Евстафий был категоричен — Ушатые свой род от Рюриковичей ведут. И сам князь Петр теперь в большой чести у государя. Да и воин не из последних. Лет шесть тому назад довелось мне под его началом на Печору и за Урал-камень хаживать, князцов тамошних под государеву руку приводить. Такому отказывать не след.

— Ну не след, так не след — вздохнул Костя — погоди, сейчас для подарков чего-нибудь подберу, да поедем. Тут ведь без подарка никак нельзя?

— Невместно — согласился Теглев — ты только Константин Лексеич не мешкай.

"Мешкать" Щебенкин действительно не стал и вскоре небольшой возок запряженный парой гривастых лошадок уже мчал его по заснеженным улицам Вологды.

Князь-воевода — грузный, седовласый муж, уже давно разменявший свой шестой десяток лет, восседал за рабочим столом в просторной — светлой горнице большого воеводского терема.

— И вам доброго здравия — радушно кивнул он в ответ на приветствия гостей, жестом приглашая их усаживаться на широкую, покрытую роскошным персидским ковром скамью — с чем пожаловали в края наши? Признал я тебя боярин Евстафий. Помню, как на Печору хаживали. Благополучно ли съездил в земли заморские? Не приключилась ли беда, или хворь какая, в дороге дальней? Исполнил ли дело государево?

— Благодарение господу нашему здоровье мое благополучно — чинно раскланялся Теглев — и службу государеву исполнил как должно. Вот князь Петр — это ближник Великого князя Новоросского Георгия — боярин Константин. Прибыл он послом к государю нашему.

— Прими, князь-воевода подарок — теперь настала очередь раскланиваться Щебенкину — в знак моего глубокого уважения.

Словно по сигналу пара холопов разодетых в нарядные атласные рубахи внесли и поставили на стол перед своим хозяином подносы со стеклянными кубками и кувшинами.

— Лепо — довольно кивнул Ушатый, разглядывая на свет кажущийся особенно хрупким в его огромной ручище, кубок — вельми лепо. У немецких мастеров сию красоту брал, аль фряжская работа?

— В нашем княжестве, на мануфактуре, брату моему названному принадлежащей, сделано. Слава Богу, сами такой товар выпускаем и тем же немцам продаем.

— Вот как — воевода, наконец, оторвался от разглядывания подарка, осторожно поставил его на стол и вновь вернулся к делам — ведаю, я господин посол, что князь твой дружбы ищет и союза с государем нашим.

— Католики и мусульмане все больше распространяют власть свою по всему миру, и православным государям следует жить в дружбе и союзе друг с другом, чтобы достойно противостоять этому давлению — заметил Щебенкин — так считает Великий князь Георгий. Все помыслы его направлены на то, чтобы укрепить веру нашу в заморских землях и в том он надеется на помощь и содействие Великого князя Московского.

— Веру православную защитить и басурманам укорот дать, то дело благое — согласился Ушатый — ну, это уж какова на то воля государя нашего будет. Я же весточку в Москву отошлю, а вы пока отдохнете, в дорогу дальнюю соберетесь, а там уж, через седьмицу, как ответ придет, так и тронетесь дальше с Божьей помощью. А скажи мне сударь — посол, сам-то какого роду-племени будешь? Не часто из земель немецких к нам люди православные наезжают, да и по нашему ты говоришь, чудно конечно, но понятно.

— Батюшка мой — начал, в который раз, излагать свою легенду Костя — из древнего рода шотландских дворян. Увы, земли наши бедны. Оттого многие молодые потомки древних родов покидают отчие края, чтобы искать удачи и богатства на службе у других государей...

Вошедшие слуги внесли и поставили на стол кубки, кувшины с вином и блюда фруктами и с сладкими "заедками".

— Слыхал, слыхал о том — кивнул воевода, жестом приглашая гостей приступать к угощению — но продолжай сударь,

— Вот и батюшка в молодости немало поскитался по Европе — промочив горло глотком терпкого напитка, продолжил повествование наш герой — пока в землях литовских не встретил он мою матушку, дочь православного шляхтича. Только выдавать девицу замуж за иноверца гордый литвин не пожелал, а поскольку родитель мой всегда легкомысленно относился к подобным вопросам, он без особого труда отказался от ереси латынянской и принял святое крещение под именем Алексий. Там я и родился в имении моего деда Константина, и назван был в его честь.

— А скажи сударь, где находится тот маеток? Доводилось мне бывать в Литве. Может и с дедом твоим судьба сводила?

— Увы, нет больше того поместья, сожгли проклятые крестоносцы. А незадолго до того родители мои вернулись в Шотландию. Я тогда совсем маленький был и не помню толком. Через несколько лет отец сложил голову под знаменами короля Якова, а потом умерла и матушка. А я, как только подрос настолько, что смог крепко держать в руках меч, ушел из дома моих родственников. Не ко двору там пришелся, хотели в монастырь сплавить, с глаз долой, только я не захотел веру родителей своих предавать, потому и ушел. Путешествовал по разным странам, пока не попал на службу к своему нынешнему государю. С ним ходил в Ливонию, бились с рыцарями орденскими, но не удалось там закрепиться, слишком силы неравные, а оттуда уже и за океан перебрались. Осели, отстроились, землю тамошнюю и людишек под себя взяли, и все бы хорошо, да только вот одна беда мало у нас людей православных, все больше немцы к нам из-за моря едут.