Персона моей матери подверглась жаркой критике и осуждению, которое в итоге сводилось всего к трем словам — "Как она могла?!"
Иногда мне кажется, что на той волне и сам отец постепенно поверил в то, что моя мать по собственному желанию ушла из жизни. По крайней мере, это казалась мне менее болезненным объяснением, чем то, что отец увидел выгоду и решил сделать на этом ставку.
Слухи укоренились и стали фактами. Отец не пытался ничего отрицать, а в каких-то ситуациях и сам отговаривался этой версией — наверное, так действительно было правильно. Ведь как можно рассказать об истории с ведающими и пагубным влиянием личных способностей незнакомому человеку в одном предложении?! И нужно ли это делать?
Вот только мне легче от этого понимания не было.
В детском садике и в школе я наслаждалась ворохом шушуканий за спиной — "Посмотрите, идет дочь самоубийцы!"
История, связанная с гибелью мамы, до сих пор вызывала внутреннюю нестерпимую боль в сердце.
Я обула кроссовки, в которых бегала и подняла голову:
— Если вопрос о бывших причиняет тебе неудобство, следовало нормально и спокойно мне это объяснить. Я прекрасно понимаю нежелание обсуждать прошлое. Но, увы, не обладаю телепатическими навыками, чтобы об этом догадаться.
— Оксана...
— Хочу, чтобы ты знал, я больше не собираюсь в наших отношениях касаться темы смерти моей матери.
— Прости, я перегнул палку...
— И давай впредь ты не будешь рассказывать мне, о чем вы с моим отцом сплетничаете в кулуарах!
— Не уходи так... — Миша протянул руки, намереваясь меня обнять. Я сделала шаг назад, уворачиваясь.
— Тебе все равно надо сейчас уезжать. А я вызову внизу такси и... тоже поеду. Нужно пересмотреть договор с "Бристолем" и наметить план работы отдела на неделю.
Я была непоколебима. Настоящий профессионала. Или селедка, если вспомнить школу.
— Тогда подожди минуту, я принесу твою сумку...
Напоследок я все же поцеловала Мишу — ласково, нежно, будто извиняясь. По крайней мере, я надеюсь, что он воспринял этот поцелуй так, а не как я — в виде снисхождения доброго хозяина к прирученной зверушке.
Не стоило все-таки приезжать в ближайшее время в "столицу". Этот город ощущался мной как место, полное болезненных воспоминаний, которые легко было всколыхнуть с помощью даже самой незначительной мысли.
Именно "столицу" я винила сейчас в своей вспыльчивости. Полагаю, что если бы Миша рассказал мне о разговоре с отцом в стенах офиса или особняка, я отреагировала бы спокойнее. Может, даже отшутилась бы. Вряд ли Миша даже там мог рассчитывать на мой честный ответ — сил откровенничать о прошлом я до сих пор в себе не находила — но, по крайней мере, я бы не обиделась и не убежала.
Впрочем, сейчас, спускаясь на лифте на первый этаж и набирая номер службы заказа такси, я оправдывала себя тем, что мой поспешный уход — это не побег. Это вынужденная мера, чтобы избежать неловкости, когда через-какое-то время после завтрака Мише пришлось бы сообщить мне о необходимости уехать.
Утро субботы позволило добраться до особняка без пробок за полтора часа.
Не стоило надеяться, что кто-нибудь из домочадцев еще спал — Иосиф предпочитал вставать на рассвете, а Гоша, хоть и любил поспать, но умел оказываться всегда в том самом месте в то самое время. Но как выяснилось ранее, малодушие во мне еще не до конца атрофировалась и потому, заходя через парадные двери в холл особняка, я все же мечтала остаться незамеченной.
Однако возле двери в столовую остановилась, привлеченная негромкими, но едкими мужскими комментариями в отношении работающего телевизора.
— Все-таки есть в ней что-то! — с уверенностью знатока, утверждал Гоша. — Думаю, в походке. Или в голосе. Точнее, в том, как она стонет на пике...
— Георгий!
— Не занудствуй, Иосиф. Неужели сам не видишь — попка клубничкой, губки бантиком, сиськи...
— Мне совершенно не интересны твои наблюдения и умозаключения. Уймись!
Я толкнула дверь и вошла в столовую с легкой улыбкой на лице, догадываясь, о ком только что шла речь.
— Всем доброго утра!
— Доброго, Оксана Викторовна, — со своего места почтенно поднялся пожилой дворецкий. — Присоединитесь к завтраку?!
Иосиф кивком указал на сервированный стол с тарелкой булочек с маслом и белым фарфоровым кофейником.
— Вряд ли. Сегодня у меня нет аппетита.
— За ночь не нагуляла?! — схохмил Гоша, оторвавшись от телевизора. Его цепкий проницательный взгляд по достоинству оценил мой странный внешний вид — сочетание деловой женской сумки и тренировочного костюма с кроссовками. Без внимания мужчины не остались и наручные командирские часы, которые всю последнюю неделю я успешно прятала под длинными рукавами блузок и пиджаков.
Улыбка сползла с моего лица.
— Может, тогда чашку кофе?! — на помощь пришел Иосиф. Уверена, он тоже подметил все детали моего внешнего вида, и выводы наверняка сделал правильные. Но как всегда, предпочел воздержаться от комментариев. Я мимолетно скользнула по его лицу — Иосиф беспокоился за меня не меньше, чем Гоша. Просто показывал это по-другому. — Или чай? Могу заварить!
— Ничего не нужно.
Пожилой дворецкий кивнул, принимая ответ, и с моего негласного позволения вернулся на место.
— Отец дома?
— Не, — Гоша потянулся к очередной булке с маслом, сдержавшись от едкого комментария или сальной шуточки в мой адрес. Несмотря на свой склад характера, мужчина иногда вспоминал про такое понятие, как тактичность. — Вчера звонил, сказал, что останется у своей...
Гоша запихнул булку в рот целиком, став похожим на жадного хомяка, и изобразил руками в воздухе очертания женской фигуры. После чего с похабной ухмылкой указал в сторону работающего телевизора.
Иосиф, видимо в который раз за это утро, бросил неодобрительный взгляд в сторону мужчины, после чего утвердительно кивнул, обращаясь ко мне.
На экране телевизора шел прогноз погоды местного телеканала. Молодая девушка с пухлыми губами и внушительным размером груди передвигалась слева направо и наоборот, демонстрируя зрителям не только регионы России, но и свою облегающую округлые ягодицы узкую юбку и походку от бедра. Светлые волосы девушки были уложены в крупные кудри, которые забавно пружинили в такт каждого шага. Синхронно вместе с грудью. Длинные наращенные ресницы смотрелись противоестественно, а сладкий голос с экрана телевизора казался писклявым. Девица с именем "Снежана Прекрассная" в правом нижнем углу экрана переигрывала.
Мне хватило нескольких ее предложений, чтобы сделать однозначные выводы по поводу воспитания, культуры, ума и характера. Девица была явным примером присказки про деревню и девушку*. Вульгарна, недалека, с явными проблемами в произнесении некоторых звуков и постановке ударений в словах. Девица путала регионы России с заученным текстом, то и дело указывала на электронной карте позади себя не ту область, край или город, и каждую свою заминку сопровождала быстрым морганием и губками-уточкой.
— Ее ведь даже, кажется, не Снежаной зовут, — в конце концов, я не выдержала.
— Ага, — Гоша к этому времени уминал уже пятую булку. — Снежана Прекрассная — это псевдоним. Зовут красотку Тамарой Безвольских.
— И сколько пластических операций оплатил для нее отец?
— Четыре! Сиськи, ребра, нос и скулы. Губы и ресницы она сама накачала и нарастила.
— Ей же двадцать лет всего!
— Девятнадцать с половиной, — невозмутимо поправил Гоша, после чего не выдержал и заржал. — Да брось, ты что — пуританка какая?! Ну, трахается эта пигалица с твоим отцом за бабки, закон же это не запрещает?!
— Георгий! — Возмутился Иосиф, от которого мужчина только рукой отмахнулся.
— Зато у нее рейтинги и популярность. А еще, по словам стилиста и пиар-менеджера Виктора Алексеевича, ее кудрявая блондинистая головка неплохо смотрится с его выходным костюмом. К галстуку и бабочке подходит, ага.
— У моего отца есть пиар-менеджер?!
— Суровая необходимость двадцать первого века!
Я присела на стул рядом с Гошей и подумала, что что-то в этой жизни пропустила. И это не было связано с фактом наличия у моего отца любовниц младше его лет на тридцать. В конце концов, он оставался мужчиной, а я была не настолько наивна, чтобы поверить, будто можно хранить верность любимой женщине после двадцати лет со дня ее смерти.
Но мужские мозги были устроены иначе. С точки зрения отца, он был предан моей матери до сих пор — не женился, не приводил своих любовниц в особняк, не пытался их познакомить со мной. А то, что мужчина тратил на пассий деньги — в конце концов, он их заработал, да и общее благосостояние никак не страдало из-за этой статьи расхода.
— Кстати, — Гоша дожевал очередную булку, вытер жирные руки о скатерть, хотя рядом лежала свернутая салфетка, поднялся и спешно покинул столовую, закричав вслед, — Я нашел инфу по той тетке, о которой ты говорила!
Я встретилась взглядом с Иосифом и неопределенно пожала плечами:
— Гоша — такой Гоша!
Пожилой дворецкий ухмыльнулся и, взяв пульт от телевизора в руки, переключил канал.
— Вот, — спустя пару минут вернувшийся в столовую начальник службы безопасности сунул мне в руки плотную картонную папку. — Нашел, что просила и даже больше!
Гоша снова занял свое место и принялся есть. Иногда мне казалось, что у него вместо желудка — черная дыра. Мужчина обладал поистине волчьим аппетитом.
Я открыла папку.
На первой странице находилась краткая биографическая справка — имя, фамилия, отчество, возраст, дата и место рождения, адрес места проживания и регистрации, информация об образовании и всех местах работы.
Долговой Ренате Константиновне было тридцать пять лет. Родилась и выросла она в "столице", здесь же получила высшее педагогическое образование по профессии учитель географии. Последним местом работы была вторая "столичная" гимназия. На данный момент Рената Константиновна находилась в оплачиваемом отпуске.
Рядом с этой графой стояла отметка о том, что женщина подала заявление об увольнении по собственному желанию, которое в данный момент находилось на рассмотрении у начальства.
Я пробежалась взглядом по строчкам с именами родителей Ренаты Константиновны и их кратким биографиям, и не найдя ничего интересного, перевернула страницу.
Женщина была пятнадцать лет замужем за сорокалетним предпринимателем Долговым Алексеем Олеговичем. Мужчина занимался поставкой европейских кондиционеров последние семь лет, имел среднее специальное образование по профессии инженер холодильных установок и последние несколько месяцев, опять же судя по отметке на полях, жил отдельно.
Я снова перевернула страницу, не заостряя внимание на родителях мужчины. Его портрет — среднестатистического семьянина — был мне понятен и без углубленного изучения родственных связей и корней. Тем более, интуиция на этом не настаивала.
Сына Ренаты Константиновны и Алексея Олеговича Долговых звали Николаем. Тринадцать лет. Мальчик учился в шестом "В" классе в гимназии, в которой преподавала мать, состоял в юношеской сборной по плаванью, являлся трехкратным призером городского и областного соревнований.
На полях я нашла очередную отметку — Николай Долгов умер двенадцатого марта. Через неделю после своего дня рождения.
Я снова перевернула страницу.
Гоша раскопал документы о финансовом состоянии семьи Долговых — выписки с личных счетов мужа и жены, со счета ИП*, зарегистрированного на мужа, документы о собственности на квартиру и машину.
Долговы имели средний доход и без проблем могли позволить себе в любое время года семейную поездку за границу. Тратили деньги члены семьи экономно — видимо то, что Рената сказала Зо о муже, контролирующем каждую копеечку, было правдой. Я не увидела в этом ничего плохого — у Долговых не было кредитов и других долговых обязательств — опять, судя по пометке на полях, квартира и машина были куплены не в ипотеку. Основным кормильцем семьи являлся Алексей Олегович.
Однако услуги Зо Долговы позволить действительно не могли. Гонорар подруги за работу превышал годовой доход семьи.
Я пробежалась взглядом по расходам, согласно выписке с личного счета Ренаты Константиновны, и обратила внимание на одинаковые суммы в несколько десятков тысяч рублей, которые женщина снимала после смерти сына раз в три дня регулярно, пока счет не опустел. Денежные средства мужа такое разорение не постигло.
Можно было предположить, что к этому моменту Алексей Олегович уже жил отдельно и о "нуждах" жены — свидетельства о разводе в папке не было — не знал.
Я перевернула страницу. Гоша решил просветить меня и о состоянии здоровья Долговых, собрав их краткие медицинские данные.
Алексей Олегович был здоров, не считая плоскостопия и аллергической реакции на кошачью и собачью шерсть. Рената Константиновна отнюдь — едва ли не каждый зимний сезон ложилась в больницу с подозрением на воспаление легких. А вот их сыну Николаю досталось поистине богатырское здоровье — крепкий иммунитет, никаких проявлений аллергии. Гоша отметил на полях, что последний раз мальчик болел в детстве — ветрянкой.
Не до конца разобравшись, для чего мужчина уделил внимание этому разделу, я перевернула страницу и обнаружила материалы уголовного дела, возбужденного по факту смерти Николая Долгова.
Гоша достал документы о вскрытии, протоколы осмотра места преступления и допроса свидетелей и подозреваемых.
Причиной смерти стала естественная остановка сердца. Судмедэксперт указал на отсутствие заболеваний или патологий сердечно-сосудистой, а также других систем, которые могли оказать влияние на работу сердца или привести к его остановке. Иными словами — мальчик был полностью здоров, просто однажды умер. Судмедэксперт также указал на небольшую кровопотерю, не смертельную — примерно как при сдаче крови донором, и шестнадцать обуглившихся ран-символов, как после ожога, на теле.
Я вздрогнула, взяв в руки протокол осмотра места преступления.
Николая Долгова нашла компания дворников, вышедших на смену, утром двенадцатого марта в дальнем углу Центрального парка. Мальчик лежал на асфальтированной площадке недалеко от скамеек, раскинув руки и ноги, и был обнажен. Вокруг тела на асфальте темно-бордовой жидкостью был нарисован правильный пятиугольник в форме звезды, в углах которого этой же жидкостью были начерчены неизвестные символы. Позже экспертами было установлено, что темно-бордовая жидкость является кровью, принадлежащей самому Николаю Долгову и изъятой у него за несколько минут до смерти. На самом теле были зафиксированы шестнадцать знаков-символов в виде обуглившихся ран, похожих на ожоги.
Судмедэксперт, обследовавший тело на месте преступления, установил, что Николай Долгов умер в промежутке между одиннадцатью вечера и часом ночи.
Протоколы допросов свидетелей и подозреваемых я просмотрела мельком, здраво полагая, что полиция или следственный комитет не в состоянии отыскать настоящего убийцу.
Одноклассники и друзья по секции заявляли, что врагов с оккультными увлечениями у мальчика не было, учителя относились к нему с пониманием — как к сыну коллеги, который регулярно защищал честь гимназии и зарабатывал медали.
