| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Правда, еще и в сорок третьем хватало недочетов — так, в начале 1943 скважины в Башкирии простаивали в среднем 30 часов — не выполнялся график ремонтных работ (в РИ — 100 часов). И народ как мог совершенствовал ремонтное оборудование и технологии. Для изготовления кабеля сделали специальный станок, а пайку серебряным припоем заменили электросваркой. Прибор для намагничивания магнето, метод восстановления коленвалов, комбинированный агрегат для ремонта скважин, мачта для ремонта скважин, изготовление плашек на строгальном станке методом копирования, приспособление токарного станка для фрезерования направляющих перьев клапанов — каждое такое рацпредложение либо увеличивало добычу нефти либо сокращало время работ. Да и в плане замены дефицитных материалов голь на выдумки хитра — мешки из-под цемента после пропитки особым составом стали использовать для изоляции вместо электрокартона, начали изготавливать солидол, который ранее возили из Азербайджана, даже изготовление шлакоблоков из местного сырья и соответственно экономия миллиона кирпичей — все шло в копилку Победы.
Сменялась и технология разведки — раньше на основе геофизических методов определяли небольшой район, который считали перспективным на нефть, и бурили на нем три-пять скважин. А так как расстояния между такими районами великоваты, то связность подземных структур выявить по таким бурениям сложно, поэтому снова приходится гадать — где бурить дальше. Дело осложнялось тем, что известная в Башкирии нефть залегала в рифовых структурах — сравнительно небольших и прихотливо извивающихся — нефть постоянно играла в прятки, могла показаться в небольших количествах и тут же спрятаться, да и бурение недалеко от уже известных месторождений могло дать только "сухие" скважины, то есть пусть и с водой, но без нефти. Главный геолог треста "Ишимбайнефть" Андрей Алексеевич Трофимук настаивал на другом методе — разбуривать территорию широкими шагами и на основе полученных данных проводить уточняющие бурения. Именно так было открыто кизенбулатовское месторождение — двумя скважинами обнаружили поднимающуюся структуру — во второй скважине пласт залегал на глубине 1400 метров, в третьей — уже на 700 — пласт явно круто поднимался, а в породах были обнаружены следы газа и даже нефти — явно "наступили на хвост" какому-то месторождению. Где бурить дальше — было в общем понятно — и вскоре из земли бил мощный фонтан с выходом почти две тысячи тонн нефти в сутки.
Огромным подспорьем стало обнаружение нефти Девона — то есть нефти, залегающей в девонских пластах. До этого в Башкирии добывали нефть из менее глубоких пластов, и, хотя специалисты, включая Губкина, постоянно предлагали бурить на девонскую нефть, им отвечал "Зачем нам нефть девона, неизвестно, будет она или нет, когда мы можем из пласта, который уже прошли этой же скважиной, получать 10-12 тонн нефти в сутки", а то и "С равным успехом можете вертеть дырку на Северном полюсе. Приснилась вам эта нефть! Государственные деньги на ненужные разведки разбазариваете. Больше не гроша не получите!" — и бурение на более глубокие горизонты останавливали в приказном порядке — что-то идет с мелких скважин — и ладно. Тем более было известно, что в Америке нефть из девонских пластов добывают с середины 19го века, а в Ухте, где девонские пласты выходили на поверхность, "горное масло" выковыривали с давних времен — чуть ли не с 17го века, а в советское время наладили более промышленную добычу, но количества совершенно не впечатляли. Повод для скепсиса был.
Попытки добраться до девона Волжско-Уральского региона предпринимались еще в первую пятилетку. В 1931 начали бурить такую скважину в Башкирии, но породы из известняков с кремнистыми прослоями требовали бурить долотами с алмазными коронками. И так как буквально рядом нефть добывали с глубины семисот метров, дело не доводят до конца и скважину забрасывают. В 1938 пробурили другую скважину — до полутора километров — еще бы двести метров — и "здравствуй, девон !". Но рядом снова мешается более мелкая нефть, снова раздаются голоса "Зачем нам лезть куда-то на полтора-два километра, когда нефть есть на глубине нескольких сотен метров?". Бросили. В очередной раз закинули невод уже в декабре 1941го. К апрелю 1942го прошли километр, тут главный геолог говорит "В военное время нет смысла бурить такую глубокую скважину", но его поправляют — "Раз уж начали — бурите" (в РИ бурение было остановлено и скважину перевели на эксплуатацию неглубоких горизонтов, в АИ нефтедобывающее оборудование производится в существенных объемах, меньше специалистов призвано в армию). И вот — дошли до кристаллического фундамента, каротажем выяснили профиль пластов — вода проводит электричество хорошо, нефть — плохо, поэтому можно определить, где залегают нефтяные пласты. Затем опустили и зацементировали колонну, опустили в скважину электро-перфоратор на глубину нефтяного пласта согласно каротажной диаграмме, тот прострелил своими пулями сталь, цемент и окружающую породу — осталось только вычерпать из скважины промывочную жидкость, иначе она не даст подняться нефти на поверхность. Свабировали скважину всю ночь — внутри нее ходил сваб — длинный узкий поршень который опускается вниз в воду, закрывается его клапан — и сваб поднимают наверх, а он тянет очередную порцию воды — чем больше вычерпали, тем глубже надо заходить в следующий раз — под конец ход туда-обратно занимал уже пять минут. Наконец вода становится все более темной, и после очередного "черпка" 27го июля 1942 года из скважины забил фонтан девонской нефти (в РИ это случилось 26 сентября 1944 — сначала главным геологом стал Трофимук, который долгое время был сторонником бурения на девон, затем согласовывали само бурение, выполняли его — на это ушло почти два года). После этого нефть девона разбуривалась ударными темпами, был открыт еще более богатый нефтью горизонт. Во многом этому способствовало увеличение разведочного бурения — так, если в 1939м году в Башкирии было пробурено 113 километров нефтяных скважин, то в 1942 году — уже 180 (в РИ — лишь 82 км).
Благодаря всем этим мероприятиям удельный вес Урало-Поволжья в добыче нефти возрос с 6% в 1940 году до 15% в 1942 (в РИ — до 8,1%, и это с учетом снижения добычи в Башкирии с 1,6 миллиона тонн до 1 миллиона), а вес всех восточных районов возрос до 27% (в РИ — до 18,3%). Так, в одной только Башкирии добыча увеличилась с 1,6 миллиона тонн в 1940 до 3,8 миллиона тонн, немного не дотянув до довоенного плана на 1942 в 4,4 миллиона тонн, причем этот довоенный план составлялся без учета найденной девонской нефти — проседание в добыче "мелкой" нефти было частично скомпенсировано как раз "глубокой" нефтью девона — на конец 1942го ее добыча была порядка пятисот тонн в сутки (в РИ этого также достигли через полгода после обнаружения девонской нефти), но к середине 1943го пробурили более двух десятков скважин и добыча возросла уже до 15 тысяч тонн в сутки — это существенно превысило выбытие добывающих мощностей на старых скважинах, а обнаружение новых "мелких" — не девонских — месторождений (РИ) обещало выход по итогам 1943 года на уровень 5,2 миллиона тонн в год — и это только в Урало-Поволжском регионе.
(
в РИ общая добыча СССР была порядка 17 миллионов тонн, и в одной только Башкирии в 1943 добыли 779 тысяч тонн, в 1944 — 835, в 1945 — 1333 — это с учетом того, что много специалистов и оборудования было изъято в 1943 году для восстановления промыслов Северного Кавказа, а в 1944 — Кубани; в АИ все эти специалисты продолжают работать в Поволжье и на Урале. В РИ в 1945 добыча составила 19 миллионов тонн, из них в РСФСР — 5,7 миллионов
)
Причем девонская нефть была замечательна не только своим количеством — в ней присутствовало до 50% светлых фракций — бензина, керосина — что увеличивало выход в том числе и авиатоплива. Более того, нефть девона была удобной — ее месторождения были многопластовыми, когда несколько нефтеносных пластов находились один под другим. При таком залегании было достаточно пробурить одну скважину, отперфорировать их напротив пластов — и выход нефти на одно бурение существенно повышался. До нахождения девонской нефти в этом регионе были известны только однопластовые месторождения, что требовало бурить много скважин — в этом плане Волго-Уральский регион до войны проигрывал месторождениям Северного Кавказа или Баку, где встречались месторождения, в которых было до двадцати пластов. Впрочем, и там эта возможность не всегда использовалась — до некоторых пластов просто не добуривались.
Примерно такая же ситуация была и в Казахстане — с началом войны резко возросла добыча с нескольких горизонтов — при этом выход с одной скважины повышался, например, с одной-двух до девяти-десяти тонн в сутки — вроде и немного по сравнению с сотней тонн девонской нефти, но эта нефть шла с самого начала войны, а к концу 1941го года в Казахстане добыча с нескольких горизонтов велась уже на 61 скважине. Вообще в Казахстане нефть усиленно искали еще до войны — так, за 1923-27 года пробурили 24 километра в основном разведочных скважин, а в 1929-32 — уже 160 километров, в 1936-40 — 420 километров, из них 154 километров — разведочных скважин — объемы буровых работ все нарастали и нарастали — в одном только 1940м году пробурили 100 километров — именно в эти годы открыли шесть новых месторождений. В 1937 в Казахстане добыли 1,9 миллиона тонн нефти, а для ее доставки построили железнодорожную линию Кандагач — Гурьев (длиной 517 километров) и магистральный нефтепровод Гурьев — Кандагач — Орск (длиной 900 километров). К 1940 добыча снизилась до 700 тысяч тонн при плане в 13 миллионов тонн — набурили много, а добывающих мощностей и рабочей силы не хватало. И, похоже, руководство СССР несколько охладело к Казахской нефти, бросив все силы на Уральскую — в 1941 в Казахстане добыли 864 тысячи тонн нефти, в 1942 — 866 — то есть прирост был незначительным, хотя в 1943 выходили уже на миллион тонн, но тут, возможно, помешают налеты немецкой авиации — она теперь сможет доставать через Каспий до западных районов Казахстана. Морским путем немцы добраться до восточного берега смогут не скоро — наши отогнали все хоть сколько-то плавающее к восточному и северному берегу Каспия, так что немцам придется тащить свои морские средства, а сил Ирана явно не хватит, чтобы преодолеть каспийскую флотилию. Ну или идти через Иран сухопутным путем. А Баку-2 по сравнению с Казахстаном был и поближе к населенным районам, да и с водой там было значительно лучше — чтобы обеспечить буровые работы и население водой, в Казахстане в 1938 был введен в строй водопровод длиной 300 километров.
Помимо этой Казахской нефти была добыча в Туркмении — 629 тысяч тонн в год, в Узбекистане — 250 тысяч тонн, в Ухте — 700 тысяч.
Да и во Втором Баку помимо Башкирской АССР нефть добывали и в других районах. Сызранское месторождение давало нефть с 1937 года, когда с глубины километр одна из скважин стала выдавать 60 тонн в сутки. Бугурусланская нефть Оренбуржья также пошла начиная с 1937 года. Только за 1941 год добыча нефти возросла в четыре раза, в 1942 здесь действовало уже 300 сквжин (в РИ — 270) со среднесуточной добычей в 2 тысячи тонн (в РИ — 1650), в 1943 выходили на рост добычи еще в 2,5 раза (в РИ по факту был рост в 2,2 раза) — этому способствовал рост буровых работ — объем бурения только в 1941 вырос в полтора раза (РИ). Всего же к весне 1939 года в районе между Волгой и Уралом было открыто 12 нефтяных месторождений, а с началом войны открыто еще 15 месторождений (в РИ за 1941-45 открыто 21 месторождение). В Татарской АССР нефть еще не нашли, и где она там находится — я подсказать не мог поэтому и не лез — народ и без меня понимал, что "надо искать" (в РИ первое месторождение открыто в 1946 году).
На востоке СССР нефть добвалась прежде всего на Сахалине — примерно 1 миллион тонн в год (в РИ-1945 — 1,2 миллиона тонн). В 1942 был проложен подводный нефтепровод Сахалин — Комсомольск-на-Амуре (где был достроен НПЗ) — общей длиной 388 километров — морская часть укладывалась под воду со льда. Самое интересное, что до объявления Японией войны СССР японцы имели концессию на нашей половине Сахалина и вполне так добывали там нефть — несмотря на то, что воевали с нашим союзником — США (в РИ концессия действовала до 1944 года, правда, наши выживали оттуда японцев как могли и в 1942 добыча составила всего 17 тонн — не "тысяч", просто "тонн", но в качестве компенсации за оборудование и строения СССР должен был выплатить Японии 5 миллионов рублей и поставлять ежегодно 50 тысяч тонн нефти — дружба-дружбой, а табачок врозь).
Итого в оставшихся районах на круг без Сахалина выходило порядка 8 миллионов тонн в год с перспективой роста, так что потеря 13 миллионов тонн Баку и Северного Кавказа была неприятна, но еще некритична (в Грузии, кстати, тоже добывали нефть — 36 тысяч тонн в год).
И эту нефть было где перерабатывать — руководство СССР дополняло новыми установками построенные до войны НПЗ и дожимало постройку НПЗ, которые планировалось построить в третьей пятилетке — так, в Туймазах и Ишимбае построили два крупных крекинг-завода, каждый из которых мог перерабатывать по одному миллиону тонн нефти в год (в РИ не построили) — только в Баку-2 до войны было построено 5 НПЗ из 12 построенных по СССР.
Во второй половине 1942 г. вне Кавказа самые большие мощности по нефтепереработке были в Саратове — 2,5 миллиона тонн в год (в РИ — 2,2), в Уфе — 2 миллиона (в РИ — 1,5), в Орске — 0,8 миллиона (в РИ — 0,6), в Москве — 0,5 миллиона, в Ишимбае — 1,6 миллиона (в РИ — 0,6), в Ярославле — 0,2 миллиона, в Горьком — 0,125 миллиона — уже в 1942 на круг выходило почти 8 миллионов тонн нефтепереработки. В 1943 подходило уже к десяти — Подольский и Сталинградский заводы крекинг-оборудования продолжали выдавать на гора все новые и новые агрегаты. Вот только нефти уже не хватало, так что с июня 1943 советские специалисты начали эксперименты по углублению переработки нефти — из мазута можно было еще много чего выжать.
В результате только в 1942 в СССР было произведено 1,7 миллиона тонн автобензина (в РИ столько сделали в 1943), в 1943 эти показатели просядут примерно на половину из-за потери НПЗ Баку и Кавказа — оттуда много оборудования вывезли с началом войны, но немало осталось.
По авиабензину ситуация тоже пока будет не слишком хороша — если в 1942 произвели 1,5 миллиона тонн авиабензина (в РИ — 912 тысяч тонн), то в Баку и на Кавказе производилась примерно треть от этого количества (в РИ — половина). Но по высокооктановому бензину было не так уж и плохо — все новые крекинг-установки шли в Поволжье, где его производство и так-то повышалось стремительными темпами, а в 1942 в Баку профессор Юсиф Мамедалиев — ученик выдающегося русского химика Николая Зелинского — открыл оригинальную и недорогую технологию производства изооктана с использованием вторсырья, за что получил Сталинскую премию и орден Ленина. С начала 1943 года эту технологию активно внедряли на НПЗ Баку-2, так что по высокооктановому бензину производство просядет примерно на треть — до 800 тысяч тонн — а это примерно 1,6 миллиона самолето-вылетов новых истребителей и штурмовиков с полной заправкой, или более 4 тысяч вылетов в сутки каждый день, а если с неполной заправкой — так и все семь тысяч вылетов. А ведь еще и низкооктанового авиабензина остается примерно 200 тысяч тонн — для тех же ночных бомбардировщиков У-2, тем более что сейчас на них активно навешивали реактивные снаряды по нашей технологии — а это считай что штурмовик по типу нашего легкого. Должны справиться. Хватит уж садить по полям и лесам с "больших" бомбардировщиков — взрывчатки все-равно не хватит.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
