Возможно, все не так плохо как она думала, и у нее еще смогут появиться друзья.
* * *
Берцовая кость медленно срасталась, вызывая непередаваемый коктейль сопутствующих ощущений и эмоций. Рядом стоял стакан с костеростом. За последние полгода вкус этого зелья стал настолько привычным, что перестал вызывать отвращение. Тереза лежала в Больничном крыле, куда ее, несмотря ни на какие возражения отправила школьная мед-ведьма сразу после окончания всей свистопляски с троллем. К счастью тварь оказалась одна, и Девису осталось только забрать труп монстра с собой.
На стуле рядом с больничной койкой сидел директор. Он жевал кусочек большого кремового торта, украшенного дольками апельсинов, мелкими желтыми цветочками и оранжевой глазурной надписью: '33 года. С днем рождения мама!' Этот шедевр кулинарного мастерства, как можно догадаться по надписи, испекла Шарлотта, а потом попросила домовика передать в Хогвартс. Тереза сладости не любила, но зато любила свою единственную дочь и не хотела ее обижать, поэтому стоически жевала кусок за куском, пока в лазарет не пришел Дамблдор. Ему Тереза и предложила кусочек торта. Увы, покинуть Больничное крыло ей не светило еще дня два, пока осколки кости полностью не срастутся, поэтому праздник, планируемый на первое ноября, сорвался.
— Квирелла допросили?
— В этом нет необходимости, — Дамблдор вытер рот небольшим платочком с вышитыми в углы инициалами А.П.В.Б. Дамблдор.
— Он точно врал, — Тереза сложила руки на груди. — Вы легилемент, и я сильно сомневаюсь, что вы это не поняли. Нам повезло, что никто не пострадал, хотя та девочка, Гермиона, вполне могла умереть. Нужно допросить его и понять, почему, как и для чего тролль вообще оказался в школе.
— Нет, — Дамблдор покачал головой. — Сейчас я не могу вдаваться в подробности, но Квиринус должен оставаться под моим постоянным наблюдением в школе, а допрос может спугнуть его. Мне на руку пока он думает, что я ничего не замечаю. Не беспокойтесь на его счет, он исчезнет из школы к концу этого года.
— Директор, вы очень умный и уважаемый человек, но у меня есть сомнения насчет правильности этого решения. Пока я не буду вмешиваться, но как только один из детей пострадает...
— Этого не произойдет. Но даже если кто-то пострадает, вы, Тереза, должны лучше прочих понимать, как иногда важно пожертвовать ферзем, чтобы убить вражеского короля. У вас, насколько я помню, уже был опыт такого обмена. Например, Лэнгдон и Томпсон...
Лицо Терезы болезненно побледнело. Зрачки прозрачно-серых немигающих глаз расширились от ярости и страха. Пальцы сами собой начали сжиматься в кулаки, пока ногти до крови не впились в ладони.
Директор встал и удовлетворенно сверкнул стеклами очков.
— Но это дела прошлого. Ваша дочь замечательно готовит. Я буду рад познакомиться с ней, когда она придет учиться в Хогвартс. До свидания, Тереза. Хорошего отдыха.
Глава 7. Потери
— ...и теперь я тренируюсь со сборной, как ловец, — Гарри сидел в кабинете ЗОТИ и рассказывал обо всем произошедшем за последние два месяца, начиная с урока полетов и заканчивая тем, что его взяли в сборную по квиддичу. О несостоявшейся дуэли с Малфоем и встрече с трехголовым псом в компании с Роном, Гермионой и Невиллом он предпочел умолчать. Все-таки это было нарушением школьных правил.
— Я рада, что ты нашел себе дело по душе. Твой отец был отличным охотником, одним из лучших. Он проиграл всего шесть матчей за все то время, что выступал на поле, — несмотря на доброжелательный тон, профессор явно была чем-то озабочена.
— Что-то случилось, профессор Саммерс?
— Я беспокоюсь за тебя. Ты младше всех в сборной и никогда не играл на поле, поэтому весьма смутно представляешь, что будет твориться во время игры.
— Почему? — спросил Гарри. — Мне Вуд все правила уже объяснил. Хотите я вам их все перечислю? Я даже стратегию нашей команды выучил!
— Я не об этом. Помимо нарушения правил во время игры может случиться много довольно страшных вещей. Твои противники могут пойти на самые разные уловки чтобы вывести тебя из игры. Поэтому всегда проверяй свою метлу — это твой главный инструмент. Ты сейчас, конечно, не знаешь многих заклинаний, но будет лучше если кто-нибудь из учителей перед началом соревнования наложит на твою метлу чары отражения магии. Можешь попросить профессора Флитвика, Макгонагалл или меня. Или капитана своей команды, или еще кого-нибудь из семикурсников Гриффиндора. Они не мастера зачарования, но тоже кое-что умеют. Только помни, — она сощурилась, — что такая магия недолговечна, поэтому не забывай обновлять ее. Но на время матча ее вполне хватит.
Гарри испытующе посмотрел на профессора. Видимо не один он думал о какой-нибудь пакости со стороны Слизерина вообще и Драко Малфоя в частности.
— Почему вы думаете, что может произойти что-то нехорошее?
— Ты стал самым молодым ловцом за сто лет. Это красивое звание, но ты знаешь, что произошло сто лет назад с твоим предшественником?
— Нет, — Гарри покачал головой. — Я еще не дошел до этой главы в 'Истории квиддича'. Снейп, э-э, профессор Снейп, отобрал у меня книгу и сказал, что библиотечные книги нельзя выносить за пределы замка.
— Странно, — профессор театрально нахмурилась и нарочито задумчиво покрутила в руках трость. — Что-то я не помню такого правила. Надо будет проконсультироваться с мадам Пинс на следующем учительском собрании насчет этого происшествия.
— Спасибо, профессор! — Гарри просиял. — Но вы не договорили, что случилось с тем мальчиком.
— Ничего хорошего. Завистники отправили в ловца заколдованный бладжер, который гонялся за ним, пока не настиг цель. Мальчик упал с высоты почти в пятьсот футов. Думаю, ты понимаешь, что его хоронили в закрытом гробу. После этого первокурсникам запретили выходить на поле. Поэтому будь предельно осторожен и внимательно смотри по сторонам. Выигрыш — это хорошо, но иногда лучше просто выжить, а потом вернуться на поле боя с новыми силами.
Гарри сглотнул и крепче сжал в руках чашку с зеленым чаем. С этой стороны он никогда не смотрел на ситуацию.
— Как думаешь, как часто игроки в квиддич оказываются в могиле после игры?
— В 'Истории квиддича' есть несколько человек, что разбились насмерть. Но их, кажется, немного.
— Тысяча, только за последние три столетия. Смерть засчитывается, только если произошла на поле. Если игрок сломал позвоночник и покинул матч парализованным, а через несколько часов умер в больнице — это не считается.
Гарри подавлено сёрбал горячий чай, смотря куда-то перед собой. Умирать в ближайшие семь лет ему не хотелось.
— Ладно, у меня скоро урок, — профессор поднялась и направилась к учительскому столу. Гарри заметил что после Хеллоуина она стала хромать еще заметнее. — Вечером приходи вместе с Роном, я отдам тебе твою 'Историю квиддича'. Только сам не иди в учительскую, мистер Филч плохо относится к гриффиндорцам.
* * *
Холодный ноябрьский ветер пробирал до костей. Из-за него Терезе приходилось периодически отплевываться от лезущих в рот волос и поправлять вязанную шапку — прошлогодний рождественский подарок от старой и сморщенной как изюм бабушки Мэри. Некоторые школьники и учителя косились, но в их глазах читалась скорее зависть, чем удивление. Уши на таком холоде быстро у всех замерзали, а остроконечные шляпы никакой защиты от низкой температуры не давали.
Единственным плюсом ветра было его направление. Дул он в противоположную сторону, поэтому Квирелла, сидящего рядом и источающего вонь чеснока, можно было терпеть без боязни задохнуться. Несмотря на более чем ясное предупреждение директора, Тереза не отстала от преподавателя магловедения.
Никакой явной слежки не было. Но вот такие ненавязчивые почти случайные пересечения периодически происходили. Но не чаще чем с другими преподавателями. Какие бы цели не преследовал директор в одном он был прав — нельзя показывать Квиреллу, что он вызвал интерес.
Рядом пролетел разминающийся ловец Слизерина. Тереза передернула плечами. Высоту она не любила, также как и полеты. Это было продиктовано не фобией, а скорее здравой опаской.
Статистика не давала утешение. Почти четверть всех смертей магов произошла на поле для квиддча. Либо игрок игрока насмерть бладжером зашибет, либо с метлы сбросит, либо вообще врежется в трибуну и продырявит кого-нибудь древком. Про зрителей отдельная песня. Самое частое — зритель подскользнется на собственной мантии и упадет головой вниз прямо с высоты в пару сотен футов. Но особо страшно — когда начинается драка между болельщиками. Проклятья в таком случае летят во все стороны, а охрана не всегда успевает успокоить разошедшихся магов.
На поле вышла команда Гриффиндора. Щуплую фигуру Гарри удалось разглядеть не сразу. Он шел последним и терялся на фоне высоких старшекурсников. Со стороны алознаменной трибуны раздавались ободряющие крики, а несколько первокурсников, среди которых угадывались лица Рона, Невилла и Гермионы, держали большой переливающийся плакат: 'Поттера — в президенты!'
Тереза на всякий случай наложила на себя простой щит отталкивающий все физические объекты чья скорость превышала двадцать миль в час. Удар бладжером еще никому не прибавлял здоровья.
Хуч дунула в свисток и игра началась. Первые несколько минут Тереза наблюдала за летающими игроками, ободряюще махнула Гарри, но потом достала из сумки 'Королеву Марго' Дюма и углубилась в перипетии интриг французского двора. Происходящее на поле ее занимало мало — правил квиддича она все равно не знала, а их изучение считала бесполезной тратой времени. Единственный человек, ради которого она вообще появилась на трибунах, парил в воздухе на невероятной высоте и высматривал снитч. Пока безрезультатно.
Квирелл рядом не отрывал взгляд от Гарри. Причем его намерения были явно далеки от благородных. Возможно, присутствие Терезы было единственным, что удерживало его от каких-либо действий. Учитель магловедения нетерпеливо ерзал, нервно облизывался и постоянно поправлял тюрбан, словно боялся, что он слетит под очередным порывом ветра.
Наконец, снитч показался на поле. Тереза отвлеклась от книги и начала внимательно следить за Гарри и теми кульбитами, что он выделывал в воздухе. Ловец Слизерина был тяжелее и неповоротливее — ему недоставало скорости и Гарри удалось быстро вырваться вперед. Но внезапно Маркус Флинт врезался в него, заставив отлететь в сторону и отчаянно цепляться за метлу.
— Нарушение! — донеслось с трибун.
Судья свистком остановила игру и, сделав строгое внушение Флинту, назначила свободный удар в сторону ворот Слизерин.
Игра продолжилась.
Болельщики Гриффиндора продолжали возмущаться творящейся на поле несправедливости, но язвительнее всего о происходящем высказывался комментатор всей игры — Ли Джордан — тот самый мальчик, что пронес на поезд большого мохнатого паука-птицееда.
Некоторое время игра шла в том же темпе что и раньше. А затем резко остановилась.
Гарри вдруг резко спикировал вниз. Все отчетливо видели, как он внезапным движением поднес руку ко рту, словно его вот-вот должно было стошнить. Он выровнял метлу у самой земли, скатился с нее, падая на четвереньки, закашлялся, и что-то блеснуло в его руке.
— Я поймал снитч! — громко закричал он, высоко подняв золотой мяч над головой.
Игра закончилась первым выигрышем Гриффиндора в новом учебном году. К счастью Терезы ничего странного ни с Гарри, ни на трибунах, ни в воздухе не произошло.
* * *
В палате было светло и стерильно. Все вокруг пропитал запах обеззараживающих средств и лекарств. Невиллу казалось, что еще мгновение и его вырвет прямо на свежевымытый пол.
Прямо перед ним лежали тела его родителей. Они безразлично смотрели в потолок, никак не реагируя на слова бабушки Августы или собственного сына.
Впервые Невилл пришел сюда в пять лет. Сначала он не понимал что происходит, да и потом, лет до семи тоже. Только страх перед бабушкой заставлял его оставаться в отвратительной комнате с белыми стенами и двумя почти мертвыми телами.
Он никогда не воспринимал их как своих родителей. Это всего лишь их оболочки, без разума и, кажется, даже без души.
Невилл никогда бы в этом не признался вслух, но иногда ему казалось, что лучше бы они просто погибли, а не стали такими. Перестали быть людьми.
Трудно быть сиротой при живых родителях.
В отличие от бабушки он не тешил себя надеждами и отлично понимал, что они никогда не проснутся. Просыпаться просто нечему. Бездушные, лишенные разума тела не могут просто встать и начать жить как раньше. Мир слишком сильно изменился. Сам Невилл слишком сильно изменился. Трудно представить, что после десяти лет комы можно не сойти с ума опять. Вот ты был молодым двадцатилетним с младенцем на руках, а вот тебе уже больше тридцати и младенец давно уже вырос.
Больше всего Невилл боялся увидеть в их глазах неприятие. Услышать: 'Это не наш сын'.
Бабушка сидела на небольшом табурете между койками и зачитывала какие-то письма родственников. Невилл как всегда стоял рядом и старался не смотреть на лица родителей.
Приступ тошноты опять подкатил к самому горлу. Он помнил, что при первом посещении Мунго его вырвало, потом был обморок, а после приезда домой бабушка его выпорола.
'Ты не должен позорить меня и моего бедного Фрэнка на людях'.
— Можно пойти попить воды?
Бабушка кивнула, не отрываясь от писем. Невилл, наконец, смог сбежать из палаты.
Холодная вода немного привела его в чувство. Ледяные капли стекали по подбородку и падали на воротник рубашки. Невилл вытер лицо рукавом и вышел из туалета. Возвращать обратно в ненавистную палату он не хотел, поэтому пошёл в сторону небольших диванчиков для посетителей.
Прямо напротив того места что он занял, висел большой венок из омелы, рядом стояла большая аляповато-наряженная елка, а привет-ведьма носила шапку Санты Клауса. Рождество — семейный праздник, поэтому каждый раз утром двадцать пятого декабря он вместе с бабушкой идёт в больницу. Наверное, именно поэтому он и ненавидит этот день.
Внезапно в коридоре показался человек, которого он меньше всего ожидал здесь увидеть.
Профессор Саммерс шла по коридору, придерживая за плечи какую-то незнакомую девочку. Кажется, это была какая-то хаффлпаффка-первокурсница. Невилл встречался с ней пару раз на уроках гербологии и истории магии. Они тихо говорили. На лице профессора промелькнула боль, а девочка едва сдерживала слезы. Её губы тряслись, а глаза покраснели. Мгновение спустя они скрылись в одной из палат.
Невилл подошел ближе и задрал голову. На входной двери висел номер сорок пять, а чуть ниже, на небольшой медной табличке были выгравированы имена пациентов. Он знал, что каждый раз когда больного выписывают или наоборот селят в палату, имена и время прибывание на табличке меняются. На двери в палату родителей Невилла имена не менялись уже целых десять лет. Одна строчка на табличке привлекла его внимание.
