Слизь

Ильчибаев застыл, ожидая окончания процедуры. Когда все пробы были взяты, Фарида-опа[22] разрешила зайти в туалет.

— Здравствуйте, Ровшан Хамидович, — поздоровалась та, снимая с рук перчатки и пожимая ладонь капитану. — Опять у нас идентичные преступления... Что-то работает в нашем районе необычное... Какой-то преступник использует хищника...

— Точно, — согласился Ильчибаев, осматривая все вокруг. Ему показалось, что в словах судмедэксперта есть зерно рациональности. Почему бы и не предположить, что кто-то напускает своего зверя на тех, кто ему неугоден? Но кто тогда этот человек? И что за хищник? И он решил поинтересоваться: — Я читал вашу экспертизу, Фарида Чингизовна, не могу понять, что вы думаете о существе, что поглотило жертв?

Женщина пожала плечами:

— Я выявила только ДНК медузы, растения, человека и еще что-то неизвестное. В моих каталогах ничего подобного нет. Я не знаю, кто был этим существом, это уж вам искать, я же дала вам наводку. Вообще-то я не уверена, что такой организм может существовать... Это из области фантастики...

— Но вы сами наводите на такие размышления, — резонно заметил Ильчибаев.

Фарида Чингизовна вздохнула:

— Я не на что не навожу, я вам дала только результаты экспертизы. Не знаю, кто и что это... Только я вам сочувствую, искать то, чего нет на свете, это сродни выражению Конфуция: 'Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет'.

— Да, но мне придется ее найти, если даже кошки нет, — развел руками капитан. Потом он подошел к скелету и стал осматривать. Череп и кости блестели при свете ламп, словно были отполированы. Ни капли крови, ни одного волона мышц или каких-либо органов — хищник сработал и на этот раз чисто. Капитан пощупал костюм, принадлежавший Гулямову, он был слегка влажным, видимо ткань слегка пропитала в себя воду и то, что выделяло неизвестная слизь.

— Личные вещи погибшего изъяты и находятся у лейтенанта Гаврилова, — сказал сержант, стоявший у входа в туалет.

— Спасибо, — поблагодарил Ровшан и вышел в зал, помахав рукой Фариде-опе и ее помощнику — они фотографировали окружающее пространство.

Гаврилов выложил на стол то, что нашли в одежде скелета: портмоне с деньгами, удостоверения сотрудника газеты 'Коммунист Узбекистана', пару троллейбусных абонементов, ключи от квартиры, блокнот и ручка. Ильчибаев быстро просмотрел записи, там были имена сотрудников Комитета народного контроля, способы их разоблачения, и капитану стало ясно, чем занимался этот журналист. 'Так он работал на заказ, писал компрометирующие материалы за деньги', — догадался он. Так Мирзо был не только трансвеститом, но и пресс-титутом[23]. Вот оно что, здесь, видимо, была встреча Гулям-баччи с заказчиком, а когда произошло ЧП, то заказчик, испугавшись, убежал. Ему-то светиться перед органами было не с руки. Но кто это был?

Ровшан попросил пригласить того официанта, что обслуживал этих людей. Через минуту перед его очами возник худющий парень-татарин лет двадцати пяти с воровато бегающими глазками. Он был напуган, но старался держаться достойно. И все же чувствовалось, что трусит. Наверное, совесть была нечиста, скорее всего, он обсчитывал клиентов и боялся, что за это его привлекут к ответственности. Только это работа была для ОБХСС, а не угро. Ильчибаева интересовало совсем другое.

— Итак, дорогой, ты знаешь, кто был собеседником погибшего журналиста? — спросил он. — Ты же запомнил его лицо?

Парень мотнул головой:

— Я же сказал, что это был зрелый мужчина в джинсовом костюме, полуазиатской национальности, невысокий, в очках. Лицо не запомнил, не опишу... У меня память на лица плохая, я свою маму и то редко вспоминаю...

— Но ты же его знаешь...

— Нет, не знаю. Я не обязан знать своих клиентов...

— Но я думаю, что ты его раньше видел, и он давал тебе неплохие чаевые, — нажал на слово 'чаевые' Ильчибаев.

— Не помню... У меня на день десятки людей — всех не запомнишь, — икая, продолжал отрицать официант. Было видно, что ему неприятно стоять перед следователем и давать показания — такое в его среде не приветствуется. Вообще, в торговле никто не любил милицию.

Ровшан понимал его положение: за длиный язык могут наказать, а этому парню незачем вмешиваться в дела темных и весьма влиятельных людей. Понятно, что те, кто заказывает такие статьи, обладают немалыми средствами, и нанять им киллера ничего не стоит. Однако капитану хотелось знать, с кем же встречался Мирза.

— Слушай, парень, я вижу по глазам, что врешь, и я знаю, что ты боишься... Я не стану записывать того, что ты скажешь, и нигде не упомяну твое имя. Я просто буду иметь ввиду, что с этим человеком и мне нужно быть осторожным. Понимаешь? Если убили Гулямова, то и мне он может угрожать... И тебе — ты же видел его...

Парень переминался с ноги на ногу, не решаясь сказать. Он чувствовал на себе настороженные взгляды директора и официантов, видимо, им не нравилось, как допрашивают их коллегу, а вдруг ляпнет что-то ненужное и пошло-поехало... проверки всякие, ревизия. Ведь практически за любым коммерческим предприятием тянется след теневых операций, нелегальных сделок, а доля таких в общественном питании зашкаливает за половину всего объема. А иначе не выжить в новых экономических условиях. Однако такое не пояснишь ментам, готовым посадить за любую 'левую' копейку.

— Ты сейчас можешь вернуться к своим и сказать, что я расспрашивал о погибшем, мол, чего заказывал, бывал ли раньше — это снимет с тебя давление тех, у кого ты работаешь. Я же вижу, как на тебя смотрят коллги... Но только скажи мне имя второго человека.

И тут официант решился:

— Это был Борис-ака... ну это... который Бабаев, он из Министерства торговли... очень капризный и беспощадный человек. Борис-ака часто бывает здесь, не один, с Гафуром и девочками, развлекается, обсуждает свои дела...

Имя это было известно Ровшану, и теперь ему стало ясно, кто заказывает статьи для Гулям-баччи. Все это свора нечистоплотных и грязных людишек, которые наживаются на бедах и отчаяниях народа. Таких капитан считал паразитами и подонками, но с ними следовало разбираться исключительно по закону. Хотя какой сейчас закон — все покупается и подкупается! Судья отмазывает бандитов от ответственности, прокуратура защищает мафию, газетчики призывают к расправам над невинными — ныне другие времена, иные плорядки.

— Ты свободен, спасибо, — произнес Ильчибаев. Он встал из-за стола и подошел к другим офицерам. Те обсуждали рассказ очевидца, видевшего розовую слизь, уползающую в писсуар. История совпадала с теми, что произошла несколько дней назад — и это уже не было фантазией кого-то. Следовало серьезно заняться поиском этого хищника. Но как в этом убедить Саидова? Или — самое главное — руководство городского УВД?

Следственная группа пробыла здесь до семи вечера, собирая факты и улики. Протоколы были блеклыми, только описание происшедшего. Но Ровшан не знал, что в это время в другой части района начинаются не менее драматические события.

Глава двенадцатая. Подвиг Марьи Ивановны

В семь часов вечера к огромному зданию 'Дворец железнодорожников', что располагался рядом с кассами вокзала 'Северный' и напротив Хамзинского райисполкома, подкатил старый 'Луаз' цвета хаки. Из салона бойко вышла Марья Ивановна, которая сама и управляла транспортным средством, а также выскочили ее товарищи по профессии Вульф Ляпинс и Рафик Сайфуллин. Последний был в подпитии, однако это нисколько не мешало ему работать. Более того, творить чудеса сантехники он был способен только в том случае, если его кровь кипела от избытка алкоголя.

А сегодня было над чем поработать — прорвало канализационную трубу в подвале Дворца, вонь распространялась по всему зданию. Из-за этого даже пришлось отменить концертное выступление группы 'Верасы', которая прибыла с гастролями из Белоруссии, чтобы не вызвать обморочное состояние у артистов и зрителей. Но даже администрация долго не протерпела гниющие запахи, и вынуждена была вызвать аварийную команду из ЖЭКа. Поскольку канализация протекала над главными стоками города, то это была прерогатива 'Ташгорводоканала', и сотрудники ЖЭКа отказались от работы, понимая, что особенно много бабла с государственного учреждения не возьмешь, так пускай чистят другие. Пришлось тогда заместителю директора Дворца звонить Гиясову и просить помощи. И он послал в виде суровой и ответственной Марь Вановны и ее 'тимуровцев'. 'Эти люди остановят даже извержение вулкана, не то что вашу течь в трубах', — с гордостью произнес он.

Выйдя из 'Луаза', Сайфуллин узрел огромный плакат с надписью 'Хуш келибсиз[24], 'Верасы'!' и фотографию исполнителей, что вызвало у него определенные воспоминания, и он и затянул пьяным голосом:

'Малиновки заслышав голосок,

Припомню я забытое свидание...'

Тут его напарник ткнул ему в спину:

— Заканчивай петь, Шаляпин, тебе не догнаться за 'Верасами'! Масштаб у тебя не тот...

Но алканавт не обиделся. Ош шмыгнул носом, потом потер очки грязными пальцами, словно от этого мог лучше видеть, и ответил:

— Что ты знаешь о масштабе, Ляпинский?.. Я когда-то играл на факультетском ансамбле 'Комсомольская заря', мы исполняли патриотические песни, а по вечерам лабали 'битлаков', 'роллингов', Сюзи Кватро — успех был ошеломляющий. О нас даже газета 'Комсомолец Узбекистана' писала... Правда, критиковали, падлы, мол, у нас упаднические настроения, вторим Западу... Но на вечеринкам забивали деньгу неплохо... Критика стала для нас отличной рекламой... Да, классные времена были!

Ляпинс ничего не сказал, он знал эту историю, ибо именно со студенческой скамьи началась алгольное пристрастие у Рафика, видимо, музыкальная слава так вскружила ему голову и вознесла на небеса, что вернуться на Землю он был способен только, приняв дозу водки. Сам же немец редко употреблял спиртное, хотя иногда не прочь был выпить в компании друзей. Водку он называл не иначе как 'шнапс' и всегда говорил: 'А мне тридцать граммчиков шнапсу!' Поэтому Рафик иногда его называл герр Шнапс.

— Итак, берите инструменты — и вперед, — громко сказала Марья Ивановна, закидывая на одно плечо тяжелые сумки и на другое — моток проволки, которым обычно прочищали трубы. Она потянула носом и уловила знакомые запахи — несло канализацией. Да, весь Дворец пропитался им, причем надолго, даже на улицу пробивало, а ведь сантехники еще в здание не зашли, но сразу оценили фронт работы.

— Ба-а, большой засор, — хмыкнул Сайфуллин. — Не-е, без ста грамм я не пойду чистить. Тут мне нужно 'горючее', а то мотор мой заглохнет... — и он приложил руку к сердцу, уточняя, что является у него мотором.

— Тебе сейчас и нальет та женщина, что бежит к нам, — насмешливо произнес Вульф показывая на дородную женщину, которая прям осчастливленная торопилась к ним.

— Ох, вы наши спасители, ох, какая радость, что есть на свете благородные люди, — говорила она, пожимая всем руки. — Здравствуйте! Я — заместитель директора Лидия Петровна. Это я звонила вашему начальнику, и он поручился, что работа будет выполнена безукоризненно... Вы не представляете, что мы пережили за плоследние часы... Ужас! Просто катаклизм! Армагеддон!

— Точно, мы — ответственные, — сказал Рафик, поднимая палец наверх. — Но я, например, плохо чувствуя себя от таких запахов, что несет из вашего здания... У меня уже Армагеддон в желудке...

Лидия Петровна расстерянно заморгала глазами.

— Ох, а что же делать?

Тут все пояснила Верисова:

— Он намекает, что без поллитру не сумеет выполнить миссию. Извините, но он прав — в такой вонище не просто работать. Я, к примеру, надеваю респиратор или противогаз. А эти ребята ставят затычки в нос при помощи бутылки — то есть спиртным заглушают чувствительность к таким ароматам...

— Да, да, конечно, я понимаю, — торопливо произнесла замдиректора, оглядываясь по сторонам. Благо напротив был продуктовый магазин, где продавались спиртные напитки, и она помчалась туда, на ходу доставая кошелек. — Вы ступайте в подвал, а я сейчас подойду, принесу 'затычку' для вас... — крикнула она, оборачиваясь, но при этом не прекращая движения к магазину.

Эти слова обрадовали Сайфуллина.

— Уважаю таких понимающих, — произнес он. — Тетка что надо, принесет нам 'бомбу'[25] в подвал.

Он тоже взял инструменты и поплелся вслед за товарищами. Марья Ивановна сразу направилась в подвал, и хотя здесь была впервые, однако легко ориентировалась в подобных зданиях. Впрочем, лучшим пеленгатором был ее нос, который по концентрации запаха определял направление. И точно, уже через три минуты они хлюпали сапогами по грязно-вонючей воде, которая простиралась по всей площади сантиметров на двадцать от пола. Из двух труб билась фонтаном жижжа, и здесь стены были такого же цвета. Пары удушливого запаха заполонили это помещение, от них часалось в носу и шли слезы. Женщина достала очки, что использовали летчики, и надела, а в нос засунула вату — это фильтровало воздух, иначе легкие в самом деле могли отказать.

В подвале горело аварийное освещение, но сантехники узрели, почему прорвало трубы — сгнила шина, и в этом месте лопнул металл. Такое могло произойти из-за давления, наверное, внутри образовалась пробка, а поступающие новые объемы нечистот создали мощный прессинг на стены — и вот результат. 'Нужно прочистить, а потом наложить новую шину', — сказала Верисова, которая понимала, что этого хватит не надолго — месяцев на пять. Трубы эксплуатировались здесь свыше шестидесяти лет, и дышали на ладан, их срок эксплуатации завершился в далеком прошлом, когда лысый Хрущев стучал ботинком по трибуне ООН, обещая всем кузькину мать. Марья Ивановная, знавшая тяжелое состояние коммунальной службы, как нельзя лучше других осознавала бесполезность таких ремонтов. Следовало менять всю канализационную систему, а не делать точечные 'удары', ибо сегодня прорвет здесь, завтра — там, послезавтра — в ином месте, и так до бесконечности. Однако социализм не имел лишних денег, один оборонный комплекс проедал половину бюжета СССР, и поэтому группе сантехников приходилось заниматься только тем, что спасали от временных проблем то одну организацию, то другую, а конца такой работе все не было и не было...

— Так, диагноз поставлен, нужно лечить, — хмыкнул Ляпинс, подходя к трубе. — Для начала снимем старую шину... Эй, Рафик, посмотри-ка в сумке газовый ключ...

— Он в моей сумке, — сказала Марья Ивановна, разматывая проволоку. — Я пока приготовлю к прочистке нашего 'ерша'.

По 'ершом' понимался стальной шар, утыканный шипами — этой штукой пробивали любую затычку в трубах. Алконавт пропел что-то из композиции 'Верасов' — видимо мотивчик вертелся в голове как заезженная пластинка — и прошлепал к сумке, стал ковыряться в ней. Первым делом он достал оттуда балончик.

— А это что? — удивленно спросил он. — Написано не по-нашенски... По-французски...

— Положи на место, — сердито буркнула Верисова. — Это лак для волос...

Рафик хихикнул:

— Ого, наша командирша любит подкрашиваться... Ей не лак нужен, а дезодорант, чтобы смывать после себя ароматы подобных помещений, — и он артистично раскинул руками. Вообще-то Сайфуллин не воспринимал свою начальницу как женщину, скорее всего, как хорошего напарника, понимающего все и вся. При ней сантехник мог рассказать сальный анекдот, делился своими воспоминаниями о сексуальной жизни (сейчас, впрочем, не скрывал, что полный импотент), мог матернуть — и все это спокойно воспринималось Верисовой. Конечно, сейчас он хотел только слегка подколоть.