Слизь

(Примечание: публикуется неотредактированная версия)

.........................

Глава первая. Водка на двоих

Лето, июнь 1990 года. Жара полыхает в Ташкенте, не смотря на утро; даже под кронами чинар и дуб не скрыться от палящих лучей солнца. Миллионный город работает как отлаженный механизм, хотя всю советскую страну давно уже сотрясают забастовки, разгул преступности, митинги политических сил, но это там, в других частях Союза, а в Узбекистане относительно спокойно. Здесь, как всегда, открыты двери кафе и столовых для посетителей, магазинов и мастерских — для клиентов, трудятся в кооперативах и на заводах тысячи людей, врачи лечат, на базарах продают мясо и овощи — все течет обычным руслом. Но не все так прилежны. Увы, некоторые не считают важным вовремя приходить на свой трудовой пост.

Серафим Осокин, сорокатрехлетний слесарь ЖЭКа номер пять и не просыхающий алкоголик с тридцатилетним стажем, как всегда был 'под мухой' (если это не назвать покрепче — 'под драконом'). Только что он вместе со своим коллегой по ремеслу (и в слесарне, и в алкоголизме) Батыром Мирбабаевым у него в квартире приняли ударно-ядерную дозу спиртного — три бутылки 'Распутина' неизвестно чьего разлива, десять бутылок пива 'Балтика номер три' и какое-то дерьмо, которое на этикетке читалось почему-то 'Баян-Ширей'. Конечно, такого количества алкоголя не мог выдержать обычный организм, но не зря же Серафим с десяти лет стал тренировать себя в этом виде спорта, достигнув определенных достижений. Вот и сейчас он без особых осложнений залил себя по уши 'горючим'. Но все испортил одеколон, который Серафим выпил по настоянию друга. Именно 'тройной' так пнул по желудку, что у слесаря подкосились ноги, учащенно забилось сердце и стало муторно, от чего он устремился в туалет, на ходу сбивая вазу со стола и картины со стены.

Теперь его движения напоминали не стойкого и уверенного матроса во время шторма, а неопытного акробата, делающего первые шаги по веревке и готового свалиться в любой момент вниз.

— Батыр, мне хреново, — прохрипел Серафим, стараясь добраться до заветной комнаты, которая ему теперь казалась прекраснее Собора Парижской богоматери. Хотя внешне туалет напоминал самый обычный общественный сортир — заляпанный черт знает чем унитаз, проржавевшее смывное устройство, обвалившаяся со стен кафель и штукатурка. Тусклая лапочка освещала это убогое место, но ее света не хватало, чтобы разглядеть за унитазом веник, какие-то банки с химреактивами.

Но Серафима никто не слышал — Мирбабаев мирно валялся на полу, в руке сжимая все-таки добитую бутылку 'тройного одеколона'. Из его рта исходил такой ядовито-смрадный запах, что никакой дезинфекции не требовалось, например, чтобы очистить комнату от домашних насекомых. Как бы в подтверждении рядом с ним в кайфе лежали две мухи, которые попали в заспиртованную атмосферу и теперь в судороге дергали лапками. Батыр блаженно улыбался, даже не помышляя, что рабочий день давно начался, и дежурная в ЖЭКе матюгается, поскольку десятки звонков по поводу аварий и неисправностей, а слесари между тем неизвестно где пропадают. К счастью, у Мирбабаева не было телефона, и поэтому никакой связи с работой не существовало и никто не мог побеспокоить.

У Серафима, между тем, ситуация приобретало крутой оборот, иначе именуемая как революционная ситуация: то есть, когда все внутри клокотало, но еще не вылилось в конкретное действие. А чем это может закончиться, Осокин осознавал и поэтому ускорил свое движение к туалету. Его усилия не прошли даром. Едва он влетел туда, как последовала сама революция.

— Ах, чтоб тебя! — неизвестно в чей адрес выругался слесарь, чувствуя, как содержимое желудка транзитом последовало из нутра к горлу и фонтаном вырвалось наружу. Это было необычайное зрелище, даже в День независимости невозможно было увидеть такого салюта. Честно говоря, Серафим бы с удовольствием понаблюдал за подобным как зритель, но ни как участник, причем в самой главной роли.

А сейчас четыре соленых огурца, три неспелых кислых помидора, лепешка, кусок охотничьей колбасы — все это в свежепереваренном виде очутилось на стенах, полу и немного в дырке унитаза. До потолка взрывной силы оказалось недостаточным, и поэтому он остался чистым.

Но Осокин на это не смотрел. Его продолжало изворачивать наизнанку, словно революция в желудке перешла в ракетно-ядерную войну. В голове все помутилось. Ноги и руки дергались в безумном танце, которым могли позавидовать самые пещерные аборигены.

Серафим подумал, что нужно все-таки быть точнее и всю блевотину лучше сбросить в унитаз. Ведь убираться здесь придется ему, а не кому-либо другому. Он склонился и прицелился точно в дырку, ожидая очередного спазма желудка. И тот не стал долго испытывать терпение хозяина и выдал хорошую порцию пушечных выстрелов.

К удивлению слесаря, реакция произошла в совсем ином месте. Вода в дырке унитаза вдруг забурлила, будто там ожил вулкан, и брызнула во все стороны, облив лицо Серафима. Осокин автоматически отпрянул, выставив вперед руки. Но это не спасло его от какой-то бледно-розовой слизи, которая выпрыгнула из унитаза и обволокла его голову, как марлевая повязка медсестры.

Теперь у алконавта[1] была совсем иная проблема, причем похуже, чем желудочная революция. Слизь разъедала его лицо сильнее всех известных на Земле кислот. Вначале растворилась кожа, обнажив красные мускулы и сухожилия, затем стала исчезать и это мясо. Серафим орал благим матом, зовя на помощь Мирбабаева, маму и супругу, которая лавно не признавала его как мужа и не делила с ним ложе. Но никто не пришел. Соседи думали, что это Мирбабаев, как всегда, в белой горячке и сейчас отгоняет чертиков, а между тем сам Батыр продолжал травить воздух в комнате своим дыханием, не слыша предсмертных криков.

Тем временем слизь проела глазницы и влезла внутрь черепа. Мозг был уничтожен за какие-то минуты. Затем слизь стала распространяться дальше по телу, вскоре покрыв ее полностью. Со стороны глядящий на этот процесс человек подумал бы, что Серафима обвернули в целлофановый пакет. Только это был смертельный пакет.

Фактически, слизь можно было рассматривать как самостоятельно живущий желудок, хотя внешне она немного напоминала медузу. Неизвестно, обладала ли она разумом или нет, однако переваривала слесаря значительно быстрее, чем это мог представить самый изощренный писатель-фантаст. Закончив с пищей, слизь протекла обратно к унитазу и скрылась в канализационном стоке.

Когда Мирбабаев отодрал прилипшие глаза и побрел в туалет, чтобы отлить ненужную жидкость, то возле унитаза он обнаружил чисто обглоданный скелет, одетый в одежду Серафима...

— Это еще что такое? — недоумевал он, пытаясь вспомнить, откуда мог взятся этот скелет. Может, вчера они с Серафимом зашли в какую-то медицинскую лабораторию и стянули учебное пособие для студентов? Но из памяти ничего не всплывало. Батыр помнил три бутылки водки, черт знает сколько пива и любимый свой одеколон. И как вошли в квартиру, готовили закуску и травили матерные анекдоты — тоже не выветрилось из головы. А что было до этого и после... тут полный провал.

— Серафим! — стал звать напарника он, желая поинтересоваться у него, откуда взялась в квартире это хрень. — Эй, ты, старый пердун, где ты?

Никто не отозвался. Квартира казалась пустой, как склеп.

Мирбабаев, качаясь, склонился над скелетом. Тихо к нему стало приходить осознание того, что он видит. Ведь на скелете была одежда Осокина, вонючие оранжевые носки. Даже часы на левом руке его...

Тут Мирбабаев почувствовал, как походело у него внутри. Мороза было достаточно, чтобы застудить алкоголь в организме, и мозг мгновенно протрезвел. Парень вскочил и в страхе попятился назад. Ему становилось плохо. Ведь как милиции объяснишь это? Кто поверит ему?..

— Наверное, я сошел с ума, — прошептал Батыр и, не будучи верующим, перекрестился.

Глава вторая. Распитие в школьном туалете

Ученик девятого 'Б' класса Хусанов Баходыр был известным на весь Хамзинский район лоботрясом и хулиганом — от его имени вздрагивали все работники районо, не говоря о мелкой шушере, что выгуливалось родителями во дворах, улицах и парках. Пропустить занятия ему было таким же легким делом, как грызть семечки, которыми он, кстати, часто пачкал школу. Его любимым занятием было натянуть на голову целофан и прыскнуть внутрь дихлофос, чтобы вдыхать пары ядовитого вещества и кайфовать, или положить на нос тряпочку, смоченную в бензине, и тоже уходить в нирвану. Он бы не отказался и от анаши, которую иногда ему давали попыхтеть из 'косяка' соседи-студенты, но сейчас все они находились на летней зачетно-экзаменационной сессии, и Баходиру приходилось искать иные доступные способы. И алкоголь был одним из них, благо в магазине 'Богурсок', что у троллейбусной дороги, продавал табак и водку его знакомый, тоже школьник-недоучка. Вообще, спиртное считалось им самым лучшем изобретением и достижением человечества, и вот первым самогонщикам следовало, по их мнению, поставить памятники, а не всяким там Христофорам Колумбам, Джордано Бруно или Юрию Гагарину. Пьянка — это тоже было своеобразное космическое путешествие, только в мир, где ракеты были не нужны.

Вот Баходир и сегодня решил провести свое время в алкогольном космическом полете, но не один, а с экипажем — такими же как он бездельниками, как и он. Уроки были скучными, и тратить на них часы не было желания. Для этого он отправил одного 'алконавта'-одноклассника по имени Нариман Маннанбеков в ближайший 'комок'[2], к своему знакомому, а когда тот вернулся с пакетом, то заперся в туалете с ним и с третьим товарищем — Вадимом Кочетовым, любителем поиграть в футбол и покер. Предварительно Баходыр заставил одного из сидевшей на унитазах мелюзги принести со столовой стаканы, а когда тот, дрожа, исполнил это, грозным голосом пригрозил, что если он еще раз увидит в уборной пацанят, то поотрывает им приборы, с помощью которых они энурезят, то есть по-простому дуют в трусы.

Те не заставили себя долго ждать и через секунду смылись с уборной, позабыв натянуть штаны. Ужас встретить грозных парней школы был слишком велик, чтобы они решились пожаловаться учителям или родителям. Такова уж была слава Хусанова и его боевой команды.

Довольно гогоча им вслед, оболтусы уселись на крышки унитазов, достали по сигарете и задымили. Это были их любимые болгарские 'ВТ', которые все почему-то расшифровывали как 'Вечерний Ташкент', видимо, из-за местной городской газеты. Баходыр хмыкнул и быстро распечатал бутылку 'Столичной'. Нариман, матерясь с целью придания себе солидности и важности, из спортивной сумки достал банку маринованных огурчиков и разломил лепешку.

— Закусон готов, шеф, — провозгласил Вадим, распаковав колбасу 'Золотая салями', которая, как говорила молва, была изготовлена из ослятины. А ребятам было все равно, они лопали и казы[3], и говядину, и свинину, и рыбу, и могли также испробовать змей и лягушек, если бы им кто-то такое предложил. Ведь к водке любая закуска годилась.

— Молодцы, братаны, — похвалил их 'уголовный' авторитет и быстро разлил спиртное по стаканам. Первые сто грамм прошли, как полагается, без закуски. Вторая и третья порции были проглочены словно лимонад. Салями-ослятина прибавила вкус на язык.

— Хорошо пошла, — хмыкнул один из лоботрясов и склонился над унитазом, чтобы сплюнуть горькую слюну. Смачный харчек, на девяносто процентов состоящий из спирта, попал прямо в дыру. — Люблю я 'Столичную', это тебе не 'Жириновка'!

— Да, — согласился другой. — От 'Жириновки' голова гудит и ничего в голову не лезет на уроках!

— Ха, — хмыкнул Баходыр. — Можно подумать, что в твоей голове есть место для знаний. Ты знаешь, чему равен катет, например?

— Нет, а ты?

— Какой-то там гипотенузе, тьфу, слово-то какое тупое! Так ты на занятие идешь?

— Не-а, сейчас химия, а я терпеть не могу нюхать всякие там вещества и решать задачки, что получиться, если железо смешать с кислородом, — сказал Вадим и опять сплюнул в унитаз. И тут его глаза полезли на лоб. Потому что вода почему-то забурлила.

— Это еще что такое? — изумился он и присел, чтобы внимательно вглядеться в розовую пену, которая стала появляться на поверхности воды. — Я что, кислоту сплюнул? Что за бурная химическая реакция с выделением розовой субстанции?

— А ты, оказывается, все-таки в химии разбираешься, — буркнул Хусанов, тоже заинтересовавшись необычным явлением. — Опять, наверное, канализация засорилась. Здесь трубы давно проржавели.

— А что это за розовое вещество? — недоумевал бездельник, увидев, как из дырки всплывает что-то непонятное. — Что-то на медузу похоже...

— Параша чья-то, — хохотнул Нариман и матюгнулся. — Кто-то обсирался медузами, ха-ха-ха, ты это классно схохмил, братишка! — Но через секунду ему было не до смеха. Ибо произошло то, что никто предугадать не мог.

Дело в том, что из унитаза со свистом выпрыгнул розовый комок, который мгновенно присосался к лицу Вадима.

— А-а-а! — заорал тот, вертясь, как юла. Он пытался руками отодрать слизь, но едва его пальцы вошли в розоватый студень, то тотчас его кожа и сухожилия были растворены и переварены. Обратно вернулись оголенные кисти, которые привели лоботрясов в смятение — нечто подобное они видели в кабинете биологии, где стояли пластмассовые макеты органов человека.

— О боже! Что это? — испуганно произнес Баходыр, чувствуя, как ноги буквально пригвоздились к полу. Он не мог сделать и шага, настолько был потрясен. Тем временем слизь разъела лицо товарища. Казалось, теперь она покрыта не кожей, а розоватой пленкой, было видно, как двигались оголенные челюсти, и только красные мышцы еще скрывали череп. Прошло еще несколько секунд и уже появилась белая кость... Нариман стоял со стаканом в руке и не мог ничего вымолвить, ему казалось все как в кошмарном сне. Баходир же тупо смотрел за происходящим, и разные мысли роились в его голове. Он не находил ответа, что это значило, его слабый мозг буксовал или, если выразиться компьютерным языком, 'завис' как от сбоя программы.

Между тем, одноклассник уже ничего не издавал, он тихо присел на колени и затем медленно повалился на пол. Его руки дергались в судороге. Розовый комок обглодал все, что было на его голове — волосы, сухожилия, мозги, кровеносные сосуды, а тем полез под одежду, продолжая поглощать легкие, сердце, печенку, пищевод, трахеи...

— Что это? Как это? — выдавил из себя Маннанбеков, делая шаги назад. Он не мог поверить, что только что пивший с ним водку товарищ уже мертв.

Тут у Баходыра на лице появилось выражение какой-то осмысленности. До него стало доходить, что какое-то существо съедало Вадима, и делало оно без какого-либо страха. Школьник хотел было схватить этот розовый студень и отбросить в сторону, но тут до него дошло: а ведь и его эта чертова штука может так же сожрать, стоит только прикоснуться. Вон, уже полтела исчезло под студнем. Лучше не рисковать — мелькнула мысль, и Хусанов решил не совершать подвиги.

Он сделал также шаги назад и тихо сказал:

— Сваливаем отсюда...

— А он? — Нариман показал на обглоданный скелет. Студень, увеличившийся в размерах в той же пропорции, сколько поглотил пищи, сполз с одежды и неторопясь взобрался на унитаз. Видимо, оно было сыто, раз не стало нападать на остальных пацанов.

— Бултыкс! — и розовое существо прыгнуло в дырку и скрылось в трубах.

— А что он? Ему мы уже ничем не поможем, — прошептал Баходыр, рожжа всем телом. Ему хотелось блевать, и это он сделал бы с удовольствием, чтобы унять страх и ужас. Он понимал, что ему придется давать ответ не только старому ворчуну-директору и вредной завучу школы, но и своим родителям, и родителям Кочетова, а также наверняка милиции, в детской инспекции где он давно состоит на особом учете. А там вряд ли поверят тому, что он сейчас видел...

Глава третья. Происшествие в бане

Старший налоговый инспектор Чиланзарского района Вадим Иванович Сиропов, седоватый и полноватый мужик, обернувшись полотенцем, со стаканом водки и соленым огурцом на вилке, зашел в сауну. Вообще-то он явился в баню с проверкой хозяйственной деятельности, однако этим сегодня он не собирался заниматься, это можно потом. Налоги не убегут, как не исчезнет та пачка денег, что хозяин заведения ему даст в качестве взятки. Сейчас следовало немного отдохнуть, развлечься после тяжкой трудовой недели — одна проверка строительного кооператива сколько нерв стоила. Ведь за казалось бы за простыми строителями никого нет, мол, это сами работяги самоорганизовались, и с них стоило подоить немного бабла. Однако на самом деле все было не просто — за кооперативом ширмовались люди из облисполкома и мафии, которые прокручивали немаленькие бюджетные суммы, и лишний интерес мог стоить потери здоровья и много чего еще другого. Когда это выяснилось, то Сиропову стало не по себе, но благо были коллеги, которые быстро развели ситуацию, и Вадим отделался двумя синяками под ребрами и строгим предупреждением не рыпаться.

Поэтому инспектор хотел иной обстановки, более приятной. В помещении сидела обнаженная Ольга, местная проститутка, которая обслуживала клиентов особого рода. К особым относились налоговики, ментяры, прокуроры и партийный актив. В таком заведении, естественно, никто не читал Устава КПСС или Уголовного кодекса, сюда приходились с целями, далекими от строительства коммунизма, — наслаждаться, наслаждаться и еще раз наслаждаться, решая попутно всякие там прибыльные дела.

— Ты меня не возьмешь с собой в сауну? — игриво спросила Ольга, играя грудями как футбольными мячами. — Может, и я там подогреюсь...

— Обойдешься, — буркнул Сиропов. — Ты лучше подготовься, я сейчас подниму температуру своей кровушки, остужусь в бассейне и к тебе... Говорят, это эрекцию усиливает...

— Тогда я жду, — хмыкнула дамочка и хлопнула стакан конъяка, что принес официант из кафе напротив (вообще-то баня и кафе работали вспарке и под одной крышей — в прямом и переносном смысле). Она-то знала, что с эрекцией у этого мужика не очень — не впервые обслуживала налоговика, но ей было наплевать, ведь платили деньги за часы, а не за количество эякуляций.

Тем временем кряхтя и охая — давали себя знать помятые ребра! — Сиропов подошел к закрытой комнате — парилке, царству темературного наслаждения. Прежде чем войти, следовало стакануть водки, что он и сделал с великим удовольствием. Огурец захрустел в зубах — неплохой рассол, нужно в следующий раз заказывать именно это, подумал он. Положив пустой стакан и вилку на стол, Вадим Иванович пробормотал что-то про мать тех, кто профессионально мутузил его в строительном кооперативе, вошел в парилку и тщательно закрыл за собой дверь. Там едва тлела сорокаватная лампочка, освещая лишь горячие камни и ближайшие деревянные полки, на которых сидели или лежали обычно отдыхающие. Правда, сейчас здесь никого не было. Температура стояла чуть выше ста градусов Цельсия — не ад, но и уже и не холодные полярные края. Конечно, было бы неплохо тут потискать округлости Ольги, как это делал раньше, но сейчас налоговику было не до нежностей — давали себя знать отбитые бока. А в такой ситуации никого рядом видеть не хотелось.

'Черт бы побрал того мужика, что треснул меня в живот, у него кулак или свинец? Или, может, кастет был? — со злостью рассуждал он, поудобнее рассаживаясь на уже горячей полке. — Ох, а у того мордоворота, что было в пакете — утюги с напильниками? Можно же было пояснить ситуацию без спарринга, я же не боксер, сказали бы, что работают под Гафуром — было бы все в порядке... Вот гады...' Сиропов с тоской думал, что даже у его прибыльной профессии есть негативные стороны, особенно когда натыкаешься на тех, на кого, казалось бы, нюх давно должен быть отточен. Гафур — это 'авторитет', под ним вся городская милиция, говорят, даже замминистра внутренних дел ему подарки шлет и знаки внимания. Половина кооперативов платят дань его преступной группировке, и на до же — нарвался на личное предприятие главного бандюгана столицы!

Температура все поднималась, а Вадима Ивановича сотрясала дрожь, словно он замерзал. Даже парилка не спасала от холодных эмоций. Посмотрев на раскаленные камни, он взял ковш, набрал воды в тазике и плеснул. Пш-ш-ш! — зашипели камни, и густой пар окутал помещение, даже лампочка казалось погасла. 'Жар костей не ломит', — подумал Сиропов. Обычно он сидел здесь минут двадцать, доводя организм до поджаренного состояния, а потом голым выскакивал из парилки и с криком 'Ё... твою мать!' прыгал в бассейн с холодной водой. Резкая смена температуры вызывала шок у организма, зато какие ощущения, какой кайф! После шла еще стопочка водки и закусон, а далее начинались эротические игры.

Да только ныне все случилось по-иному. Внезапно Сиропова стошнило. Неизвестно, от чего, может, водка оказалась паленной, а может все-таки те мордовороты нанесли вред внутренним органам налоговика, и теперь пошла реакция, да только все, что ел он, тот час выплеснулись на горячие камни.

— Пш-ш-ш-ш! — ответили те, как всегда реагируя на водянистую массу, и противная вонь блевоты окутала комнату. Но Вадим Иванович не останавливался: изо рта фонтаном била непереваренная пища и желудочный сок — красивое зрелище, если смотреть со стороны и не быть участником сцены. В его голове стоял полный туман, мысли исчезли, и только инстинкты оказались сильнее. Обезумев, мужчина выскочил из парилки и бултыхнулся в бассейн, надеясь, что это поможет остановить ему непроизвольные спазмы желудка, вернет спокойствие телу.

Однако все оказалось до точности наоборот. Холод вызвал очередные судорожные движения, и вскорее остатки еды плавали на поверхности вроды. У Сиропова даже сил не было держаться на воде, он начинал медленно тонуть.

— Ой, что это? — вскричала Ольга, которая подбежала к бассейну и испуганно смотрела, как толстый налоговик барахтался на поверхности, пытясь удержаться на плаву. Он облевал практически все помещение, и учитывая, сколько он съел сегодня на обед, то немало из этого теперь висело на потолке, плавало в бассейне или стекало по кафелю стены вниз. В помещении стоял нестерпимый остро-кислый запах.

— Что с тобой, Вадим?! — продолжала вопить проститутка, не зная, что ей следует сделать — лезть в воду и спасать тонущего, хотя в успехе она не была уверена, так как сама плохо плавала и удержать толстого мужчину не так уж просто, или бежать к администрации бани и звать на помощь. Хотя пока она оденется и добежит, душа Сиропова отделиться от тела, а дальше что искусственное дыхание, что припарки, что массаж — один безрезультатный итог. К несчастью, никто не додумался держать в бане спасательный круг.

Пока женщина металась в нерешительности, тут произошло событие, которое поставило окончательную точку над 'и'. Сиропов, барахтаясь в воде, случайно дернул за рычаг, который открывал клапан спуска воды. Маленькая воронка образовалась у самого дна, естественно, вода вытекала не столь стремительно, чтобы не позволить утонуть кому-либо, однако эта дало шанс другому существу, которое, как видимо, блуждало в канализационных трубах в поисках жертвы. Ни Ольга, ни сам Вадим Иванович в состоянии стресса не обращали внимание за окружающим пространством и поэтому сначала не заметили, как из дырки бассейна всплыл розовый студень. Он чем-то напоминал медузу, хотя это, безусловно, не было медузой, не скатом, не другим подобным морским организмом.

Но студень оказался таким же хищником, как те, что обитают в теплых морях, он подплыл к налоговику и обхватил его туловище. Видимо, жжение от его прикосновений было таким сильным, что Сиропов наконец-то перестал дергаться, уперся ногами о кафельное дно бассейна и обратил внимание на того, кто разъедал кожу и мышцы. Его лицо изменилось от изумления.

— Ой, что это? — вскричал он, пытаясь отодрать от себя слизь. Его пальцы спокойно прошли через желеобразное существо, и тотчас они растворились, лишь остались костяшки. Вадим Иванович приподнес то, что раньше было кистью рук к глазам и несколько секунд ошеломленно смотрел на них, не веря своему зрению — не было на фалангах пальц ни кожи, ни мышц, ни нервов, ни кровеносных сосудов. Это напоминало что-то из области фантастики или... точнее, ужасов. А кто мог поверить в такое? — в бассейне человек подвергается атаке неизвестного существа.

— Мамочки мои! — обалдела и женщина, пытаясь понять, что происходит. — Что за гадость? Откуда здесь взялась эта... медуза?

Сиропов решил, что это или глупая шутка со стороны дирекции бани, или месть Гафура, который не простил ему налогового наезда на кооператив, но в любом случае в этом повинна проститутка, которая играет по их правилам. Скорее всего, это она напустила сюда что-то против него.

— Это ты кислоту разлила в бассейне, шлюха? Или паразита на меня стравила, гадина такая? — орал он, но не столько от гнева, сколько от боли — ведь слизь поедало его живьем. — Убери от меня эту чертову штуку! Быстрее, а то хуже будет!

Ольга зажала себе рот, чтобы не закричать от ужаса, потому что сквозь розовую пленку она уже видела внутренние органы: печенку, селезенку, сердце... Еще минута, и студень поглотил то, что считалось гордостью любого представителя сильной половины человечества: половой орган расстворился так быстро, словно его никогда и не было. В другой момент это бы рассмешило проститутку, да только сейчас было не до смеха. Ее трясло саму от страха. Потому что студень уже полностью обволок тело мужчины и продолжало растворять его в себе.

— Убери это от меня... — уже не кричал, а шипел Вадим. — И я прощу тебя... нико... му не... ска... жу... — последние слова с трудом давались ему.

При этом происходила какая-то химическая реакция, вода кипела, как от высокой температуры, поднимался сизый дым, пахло чем-то паленным. Ольга почувствовала, как комок подкатил к горлу, еще немного, и она блеванет от потрясения. Потому что студень в считанные минуты съел человека, оставив скелет, который медленно пошел ко дну. Слизь разрослась до огромных размеров, и она вдруг выпругнула из бассейна и направилась к Ольге, видимо, планируя полакомится следующим объектом.

Женщину сковал страх, и она не могла пошевелиться. Даже сердце перестало стучать, кровь застыла в жилах. Слизь подползла к ее ногам, прикоснулось... а потом стремительно прыгнуло обратно в бассен и устремилось к дырке. Мгновение, и оно всосалось в канализационный сток...

Только осталась обнаженная Ольга, которая медленно повалилась на пол от потери сознания, а в помещении еще долго висел какой-то сизый туман и чувствовался запах рвотных остатков. Все, что произошло пару минут назад, казалось нереальностью...

Глава четвертая. Много вопросов — ни одного ответа

Капитан милиции Ровшан Ильчибаев сидел в кабинете и перебирал бумаги и фотографии. В его голове стоял полный туман. Обычно такое состояние бывает, если слишком перебрать со спиртным, но Ровшан уже год как не пил, поклявшись у могилы отца, что завязывает с пирушками и мальчишниками. Он тогда заявил, что берется за ум, и начинает серьезную жизнь. Да, начинать все заново в тридца два года не просто, но ведь когда-то нужно начинать, чтобы не скатиться в пропасть по наклонной плоскости. Начальство итак косо смотрело на него: алкоголик в органах — это удар по престижу милиции, это разговоры среди людей, это недоверие со стороны пострадавших и даже презрение от преступников. Однако терпели, потому что Ильчибаев считался одним из грамотных и эффективных сыщиков, ему приходилось распутывать такие дела, где поднимали лапки другие профессионалы. Не одно убийство или грабежи были раскрыты им, не один бандит, зарежанный им в опасной схватке, сел за решетку, и не десятки тысяч рублей, украденных из сберкасс, возвращены государству. Но вряд ли капитан мог расчитывать на повышение по службе, пока бутылка считалась его лучшей подругой.

И Ровшан решил завязать со всем этим, поставив в известность друзей, чтобы никто никогда не смел звать его на пьянки. 'Я теперь другой', — твердым голосом сказал он, и все поняли, что так оно и есть. С тех пор дорога ему на такие посиделовки был заказан. Но это было в прошлом.

А сейчас перед капитаном стояла сложная задача — понять, что же произошло в квартире номер пять дома тридцать три по улице Гоголя, в школе номер сто семьдесят пять по улице Жуковского и в бане-сауне 'Восточный отдых', что недалеко от горисполкома. В трех случаях были скелеты — вот что объединяло эти происшествия. В двух случаях были прямые свидетели, утверждавшие, что видели нападение на друзей или знакомых какого-то розового организма. Ровшан еще раз перечитал объяснение проститутки Ольги Миросенко: '...это было розовое существо, бесформенное, напоминало чем-то медузу. Оно всплыло откуда-то из бассейна и стала пожирать товарища Сиропова...'

Милиционер хмыкнул — розовое существо, надо же придумать такое — медуза в бассейне! Он и его коллеги допросили всех работников бани, даже слесарей, производивших ремонт труб, вызвали в кабинет городского УВД, но никто ничего сказать о студне-медузе не мог, в их записках так и было написано: 'розовых существ или медузоподобных не встречали, не видели, ничего не знаем'. Директор 'Восточного отдыха' Сергей Ежков, в прошлом журналист областной газеты, клялся, что это поклеп выжившей из ума женщины, никаких хищников они не держат — и его можно было понять, ведь убийство в бане — это не игрушки, тут обеспечена плохая слава, слухи пойдут, подмоченная репутация учреждения и, как результат, клиенты переметнуться к конкурентам...

Да, можно было бы считать это коллективным сговором, но к чему оно? Кому помешал Сиропов, этот налоговый инспектор, который отдыхал на другом участке города, который не являлся подшефной ему территорией? Ильчибаев раскрыл папку, где находились досье на некоторых работников налоговых служб — это были только донесения от 'стукачей', то есть людей, которые тайно информировали милицию о тех или иных лицах. Документы доставил коллега из одного управления, что ведет работу с такими агентами. Следует сказать. Что в последние годы папки опухли от таких донесений — все больше и больше людей втягивались в коррупцию и в нелегальные связи с преступным миром. Впрочем, чему удивляться — весь Союз трясет от этого.

Так вот, они утверждали, что старший инспектор Вадим Иванович был известен своей любовью к взяткам, брал он много и нагло, но и копался умело, мог выявить любую тайную махинацию, что-что, а специалист считался высочайшего уровня, не зря проработал старшим бухгалтером на Навоийском горно-металлургическом комбинате, где добывали золото. Именно там он познал все секреты своей профессии и знал, как можно спрятать концы в воду, чтобы никакая ревизия не могла найти их. Но тот, кто знает, тот и находит. Ставки у Сиропова считались высокими, но не сравнимыми с теми, которые могли последовать за сокрытие от налогообложения, хищения, растраты и т.д., и поэтому все всегда соглашались на мзду.

В последние три дня Сиропов инспектировал строительный кооператив под названием 'Бунёдкор'... 'О-па, — вдруг вспохватился Ровшан. — Так ведь это объект Гафура Рахимова, уголовного 'авторитета'... Так он покусился на святая святых? Может, это месть Гафура?' Быстро пробежавшись глазами по информашкам сексотов[4], он выяснил, что Вадима слегка наказали, но отпустили с миром. 'Если ему указали, что он полез не в свое дело, и на этом воспитательная работа закончилась, то зачем потом убивать?' — неудомевал милиционер. Что-то тут не стыковалось. Можно было сказать, что ребятки Гафура расчленили тело, но ведь был целым скелет. Просто не было внутренних органов, то есть потрохов, мускулов, кожи и прочего.

'А вообще, Сиропов ли это? Его ли скелет? — мучительно размышлял Ровшан. Можно было предположить, что налоговика зарезали и где-нибудь закопали, а вместо него подкинули скелет с медицинского института — пойди и разберись, кому он принадлежит... Но к чему эта публичность? Ведь можно убийство скрыть, и не так просто будет найти труп и убийц. А тут все иначе... Да, Ольга могла и соврать, приплести что-то про розовый студень, но только эта фантастическая история никак не вписывается в обычные методы работы мафии, возглавляемой Гафуром. А потом, что-то подобное происходит в тот же день в других местах, и это не имеет никакого отношения к проверке строительного кооператива.

Вздохнув, Ильчибаев открыл другую папку. Здесь были протоколы и отчеты следственной группы в школе номер сто семьдесят пять. Трое пацанов баловались водкой в туалете. 'Надо же, до чего докатилась молодежь — распивают алкоголь прямо в учебном заведении', — покачал головой капитан и сам вздрогнул. Гм, ведь и он увлекался недавно спиртным, уж не стоит сильно косить на ребят. Но им-то по пятнадцать-шестнадцать лет! Рановато взялись за нетрезвую жизнь...

Итак, двое школьников, в числе которых хулиган Баходыр Хусанов, стоящий на особом учете в инспекции по делам несовершеннолетних, заявляли, то какое розовое существо выползло из унитаза и сожрало их одноклассника по имени Вадим Кочетов. То есть здесь было совпадение в том, что убийцей назывался некий мифический организм, и что он, тварюга, выполз из канализационной системы, и что растворял в себе человека как какая-то кислота... 'Что еще? — бил кулаком по лбу Ровшан, стараясь связать воедино все факты. — Ну... что пацана звали тоже Вадим, как и Сиропова... Но это еще ничего не доказывает... И что они распивали алкоголь!' Тут он схватил вновь пояснение Ольги и перечитал. Да, точно, женщина утверждала, что налоговик, прежде чем зайти в парилку, пил водку.

И что это дает? Ну, пили водку, а что дальше? Два скелета — и ничего ясного. Пацаны вряд ли могли убить своего товарища, нет мотивов, да и разделать бескровно тело практически невозможно. Полосни любого ножом — и море кровища по стенам и потолкам помещения, а тут ничего, туалет чист в этом смысле. То же самое с бассейном. Ну, вода, правда, стекла в трубу и ее на экспертизу не возьмешь, но ведь стены чисты... точнее, там много блевотины, но ни капли крови, даже криминалисты не соскребли ничего такого. Вряд ли проститутка могла распотрошить налоговика до скелета, тут и опытные хирурги-препараторы не смогли бы сделать...

Между тем, родители Кочетова в панике, они уверены, что это Хусанов сбивал с правильного пути их сына, а потом, когда тот отказался пить, просто порезал... Но чем? Орудия убийства не нашли, крови нет, органов тоже нет. Один чистый скелет... 'О боже', — вздохнул Ровшан, вставая со стола. Он подошел к подоконнику, взял кружку, налил в него из графина воды, потом засунул в него кипятильник. Мощная спираль вскипятила чай за две минуты. Осталось только бросить туда заварку и три тонких ломтика лимона. Ах, да, чуть не забыл! — милиционер из сахарницы специальными посеребренными щипчиками достал три кусочка рафинада.

Перемешивая ложечкой содержимое кружки, он вернулся на место и открыл третье дело. Это тоже касалось убийства, и такого же странного. Некий алкаш-слесарь Мирбабаев утверждал, что нашел в своей квартире скелет в одежде Осокина, сорокатрехлетнего работника ЖЭКа. Представленные документы с места работы свидетельствовали о постоянном нарушении этими двумя типами трудового режима, в числе которых опоздания, прогулы, брак в работе, злоупотребление с алкоголем... 'Стоп, и тут пьяницы!' — подумал Ровшан и хлопнул рукой по столу. Кое-что уже очертивалось, но все равно в общем картина была туманной. Батыр заявлял, что распивал с товарищем водку и одеколон, и что было дальше не помнит. А потом возле унитаза обнаружил странный скелет. Про розовую слизь в протоколе ни слова. Ну, оно и понятно, ведь Батыр был в отключке, не видел, как пожирали товарища.

Что же можно сказать? Согласно документам, ни оперативники, ни следственная бригада не нашли того неизвестного организма, ни орудия убийства, ни распотрошенных органов, ни-че-го подозрительного или внушающего подозрения. Не было мотивов убийства, не было даже бытовухи, когда спорящие хватаются за ножи или скалки и наносят друг другу смертельные раны. Все убитые пили алкоголь, и до конфликтов дело не доходило, и в двух случаях были свидетели, как умирали жертвы... от слизи... медузы...

'Можно ли сочинить этот бред? — Ровшан откинулся на спинку стула. — Вряд ли. В трех делах — события, в которые вовлечены абсолютно незнакомые друг другу люди. Что может быть общего, к примеру, у свидетельницы Ольги Миросенко с такими же очевидцами Баходыром Хусановым и Нариманом Маннанбековым, или с алконавтом Батыром Мирбабаевым? Они живут по разные концы Ташкента, никогда ранее не встречались, они относятся к разным социальным группам, нет ничего схожего в мировоззрении и жизненного опыта. Ну, за исключением асоциального поведения... И все же трудно поверить, что они сколотили банду, чтобы потрошить людей... Зачем им это? Их объединяют только трупы... э-э-э, точнее, скелеты, которые, как они утверждают, принадлежали погибшим персонам. И общий рассказ о розовой слизи'.

Если бы это было убийство, то оно идеально по способу совершения, не оставляет никаких следов и возможностей для обвинения. Скелеты можно разобрать, положить в сумку и выкинуть на свалку, и никто никогда бы не нашел их. Но если эти четверо и убийцы, то зачем сами вызвали милицию и сообщили о смерти товарищей? Значит, они действительно стали свидетелями этого страшного события. Тогда получается, что история с розовой тварью — это правда? Значит, в канализационных трубах города живет какое-то существо, нападающее на людей. 'Но что это за существо?' — мучительно размышлял Ильчибаев. Ему ничего раньше не приходилось слышать. Да, по предмету биология в школе он не был отличником, ему нравились совершенно другие науки — история, география, обществоведение. Но жизнь сложилась так, что следователю нужно знать и биологию, и химию, и физику, потому что они помогают раскрывать преступления. Однако пролистывая в памяти страницы школьного учебника, ничего такого не всплывало, за исключением каких-то амеб, инфузории-туфельки, гидр, динозавров, планктона и зебры. Только все эти животные имели другие цвета, не розового, во всяком случае...

В это время прозвенел телефон. Ровшан поднял трубку.

— Капитан Ильчибаев у аппарата, — усталым голосом произнес он.

Послышался ехидный голос секретарши Умиды Турсуновой, двадцатисемилетней дамы с кривыми и волосатыми ногами, но густой шевелюрой и толстыми губами, которая охраняла подступы к начальнику Управления внутренних дел Ташкента. Вообще-то эта дамочка хотела найти себе жениха среди удачливых стражей правопорядка, поэтому сумела пролезть сюда, но мало кто из них заглядывался на нее — то ли ноги ее отталкивали, то ли статус работающей под самим шефом пугал. В любом случае, она сидела здесь уже больше трех лет, время шло, а никого на примете не было. Может, от этого она стала более сварливой и злой. И сейчас Турсунова излучала сарказм:

— А куда ты денешься, Ильчибаев, конечно, будешь у аппарата... Тебя привязать к телефону шнуром также легко, как наручниками...

— Чего тебе? — несколько грубо спросил капитан. Он не любил и не уважал эту женщину. Слишком капризна и высокомерна была — ее папа, говорят, работал в обкоме партии, и поэтому она тут ходила с задранным носом, хоть паруса ставь и отправляй в плавание.

— Шеф вызывает к трем часам, не опоздай, — кратко ответила Умида и бросила трубку. Она имела такие же чувства к этому следователю, он давно был вычеркнут из списков потенциальных женихов, в частности, из-за любви к спиртному. Впрочем, она знала, что Ровшан уже год как не притрагивается к бутылке, но все равно планы относительно него не строила, Ильясов был не из богатой семьи и нужных связей не имел.

Капитан вздохнул. Понятно, на четвертом этаже будет совещание, и генерал-майору Джахонгиру Ильясову требовалось крови. Ведь с кого-то спросить нужно за эти три загадочных преступления. Наверняка, сейчас в его кабинете сидит все руководство, которое начнет задавать вопросы, ответы на которых Ровшан не знал. Особенно мучает в таких случаях замполит Акмаль Анварович Саидов, который был прислан в органы внутренних дел по партийной разнарядке. Раньше он работал в Институте философии и права, где защитил докторскую диссертацию, и считался лучшим специалистом по социалистическим правам человека, и в любом расследовании он видел несоблюдение Устава КПСС и идей коммунизма. Его вопросы — это вопросы непрофессионала, какие-то общие, глупые и совершенно не относящиеся к делу, но именно они раздражают больше всего. Это понимал и сам Ильясов, но вынужден был терпеть заместителя по политической работе.

Еще раз вздохнув, Ильчибаев встал, взял папки с документами и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь на ключ — таков был порядок. Времени до совещания было много — около пяти часов. И промежуток следовало заполнить следственными мероприятиями.

Глава пятая. Ответы вызывают еще больше вопросов

Для начала он решил посетить супругу погибшего Серафима Осокина, некую Викторию Ивановну Осокину. Согласно данным из паспортного стола, она проживала на Чиланзаре, квартале одиннадцатом, совсем недалеко от станции местро 'Чиланзар'. Можно было, конечно, воспользоваться услугами общественного транспорта, но на это ушло бы много времени, поэтому лучше попросить кого-то из коллег подбросить туда. К счастью, лейтенант Рашид Хашимов, высокий и худощавый парень двадцати пяти лет, который тоже был привлечен к расследованию, согласился отвезти на своем новом 'Москвиче' — детище московского автопрома и французского 'Рено'.

Уже садясь в салон, Ровшан поморщился: все-таки топорное это изделие — 'Москвич', даже западные дизайнеры не смогли сделать из дерьма конфетку. И вряд ли фраза главного коммунистра страны Михаила Горбачева, что советские машины должны диктовать автомобильную моду в мире когда-либо исполняться, как и то, что в СССР будет построен коммунизм. 'Мы уже спотыкнулись в социализме, что дальше некуда, — хмуро думал капитан, смотря по сторонам. — как бы не вернуться в сталинизм — тогда точно страна второго мясника не переживет'.

Город давно жил своей рабочей суматохой, мельтешением и казалось бы беспорядочным движением — на то Ташкент и был столицей республики. Здесь открывались кафе, рестораны, кооперативы, магазины, автомастерские, заполняя рынок товарами и услугами, и только тут люди могли еще отовариться за счет 'деревянных' рублей, — единственный позитивный результат советских реформ. Хотя нужно сказать и обратной стороне медали: вместе с частной инициативой всплыли и криминальные силы, появились организованные преступные группировки, контролирующие цеховиков, кооператоров, индивидуальных ремесленников, а также занимающихся наркобизнесом и скупкой-продажей краденного. В последние годы усилились автокражи, это когда угонщики предлагали хозяевам выкупить машину, в ином случае ее перегоняли на Кавказ, там перебивали номера на двигателях и продавали, или просто разбирали на запасные части. Сам Ровшан разоблачил немало таких преступников, но в сети попадалась 'мелкая рыбешка', акулы преступного мира оставались недосягаемыми, например, по некоторым данным, руководил этим некий 'авторитет' по имени Салимбай. Это, естественно, вносило досаду в жизнь любого честного милиционера.

Хашимов, крутя баранку, рассказывал какие-то анекдоты, сам же смеялся им, но Ильчибаев слушал его в полуха, он был погружен в свои мысли. Его никак не покидала мысль, что бы это значило — скелеты. Конечно, судебная экспертиза свое слово внесет, но это будет всего лишь дополнение к следствию. Хотя оно может или перечеркнуть выводы, или подтвердить их. Но самое главное — у милиционеров не было никаких результатов, сплошной ноль по всем направлениям. Конечно, с родственниками погибших и свидетелей поговорили оперативники, однако это были пустые допросы, не имеющие практической ценности для следствия.

Зачем же ехал к Осокиной капитан? Ну, это и для протокольной формальности, все-таки, слесарь был самой первой жертвой того утра, и для того, чтобы все-таки выцедить что-нибудь из разговора. А вдруг Серафим на самом деле был убит бандитами, а его коллегу-алкаша Мирбабаева оглушили или припугнули, что он сразу память потерял? Может, он что-то говорил супруге, обычно работяги не держат секретов от своей второй половины, делятся слухами и проблемами.

За магазином 'Шухрат' Рашид свернул налево, а Ровшан стал рассматривать нумерацию дома. 'Ага, вот, это здесь, подъезжай туда', — сказал он, показывая на пятиэтажный панельный дом, именуемый как 'хрущевка'. Говорят, эти здания возводили в 1960-х всего на 25 лет эксплуатации, однако сроки те давно прошли, а жилья все не хватало людям, и поэтому жили в том, чем располагали, никто ничего не сносил. Вообще многие кварталы Чиланзара были обстроены этими 'хрущевками', и район носил название пролетарского, ибо здесь селились рабочие и техники промышленных предприятий. Советско-партийная элита обживала центр города — это улица Германа Лопатина, территория ЦУМа (которые в народе называли 'Царское село') и квартал Ц-1 (упоминаемое как 'Дворянское гнездо'), и это считалось престижными местами.

Синий 'Москвич', подпрыгивая на ухабах — дорога здесь была полуразрушена из-за некачественного асфальта (воровали ведь!) и его обслуживания, — подкатил к розовато-грязному дому. С окон свисали на растяжках постиранное белье, тазики, кадушки с цветами. По дворику бегали, играясь, детишки, которым не хватило путевок в пионерские лагеря, а на лавочках сидели старушки, судача о том, о сем. Увидев двух мужчин, бдительная общественность в их лице поинтересовалась, мол, куда они, чего хотят, и кем кому приходятся.

— Мы из милиции, — ответил Хашимов, показав удостоверение.

— Ах, так вы к Виктории Ивановне, ох, какое горе, какое горе, — запричитали бабуси. — Да, ужасно. Ведь Серафима-то зарубили, говорят, лесничим топором, а потом расчленили бензопилой, ужас, ужас! Нам сообщили очень сведущие люди, что в городе объявилась банда цыган, которые занимаются людоедством, их табор стоит у Чарвакского водохранилища, и каждую субботу они приносять в жертву украденных пятилетних детей и поедают, запеча на костре...

Лейтенант с улыбкой слушал эти сказки, но не хотел ничего такого говорить, чтобы могло потом интерпретироваться в очередную чушь, а Ровшан тем временем осматривал подъезд — оттуда тянуло сыростью. Со стен свисала скорлупившая синяя краска, на потолке чернели пятна от спичек и сигарет, кое-где были расписаны матершинные слова.

А старушки продолжали:

— Совсем одна осталась Виктория, совсем одна... Хотя и ее муж был не сахар — пил беспробудно, алкаш чертов... Он на прошлой неделе спьяну мою дверь обоссал, ирод, — ругалась одна из пожилых дам в клетчатом платье. — Я его ругала, веником била, а он писает и писает, ничего не соображает...

— Да, часто валялся в огороде под 'мухой', — рассказывала другая старушка. — Виктория Ивановна так плакала, так рыдала, видя безобразия мужа. Она просила его не пить, начать трезвую жизнь, а Серафиму хоть бы что — пил и дальше. Всю жизнь женщине сломал, стервец этакий...

Ровшан выслушал эту тираду и взял на заметку. Хотя ничего особого в словах соседей Осокиных не было — такова была жизнь большинства жителей Чиланзара. Поблагодарив за столь ценные сведения и за содействие в расследовании преступления, милиционеры поднялись на пятый этаж и постучались в квартиру номер восемь.

Дверь открыла сорокалетняя женщина с белокурыми волосами, симпатичная, но изможденная. У нее были большие голубые глаза и ямочки на щеках. Даже старый засаленный халат не скрывал стройноту тела, а ножки были такими изящными, что хоть надевай на них чулочки и фотографируй для рекламы женских изделий. Лейтанант невольно засмотрелся на них, сглотную слюну, но тут Ровшан ткнул ему в бок локтем: не отвлекайся. Но женщина уловила взгляд Хашимова и усмехнулась, видимо, ей не впервой приходилось сталкиваться с мужской реакцией на ее красоту и чрезмерным вниманием. Сам же Ильчибаев подумал, как повезло этому Серафиму, если такую птичку поймал.

— Вам чего, товарищи? — спросила она тихим голосом. Своим видом она демонстрировала скорбь и траур, хотя у Ровшана было чувство, что это не так. Конечно, погиб муж, но стоит ли он тех слез, если уж говорить откровенно? Женщина прожила с пьяницей почти двадцать лет — не каждый выдержит, а если и была любовь, то давно испарилась с алкогольным угаром.

— Осокина Виктория Ивановна?

Осторожный взгляд, невинный взмах ресниц:

— Да, она самая... А вы кто?

— Мы из городской милиции, я — капитан Ильчибаев, а он — лейтенант Хашимов, — сказал Ровшан, показывая удостоверение. Тоже самое сделал и его коллега. — Мы хотели бы задать вам пару вопросов относительно вашего погибшего мужа...

Женщина не стала спорить и пригласила в квартиру. Она была малогабаритной, трехкомнатной, смежная ванная и кухня. В гостиной стоял старый сервант с посудой, овальный стол и пять стульев, один диван и огромный телевизор 'Горизонт'. Зато стены были обвешены фотографиями. Ровшан сразу обратил внимание: там были изображения молодой Виктории в разных местах. То она на борту морского судна, то в акваланге под водой, то на берегу какого-то тропического острова, и везде веселая, радостная и довольная жизнью. Ровшан перевел взгляд на сегодняшнюю Викторию Ивановну и вздрогнул: перед ним стояла практически другая женщина. Надо же, как меняет судьба человека...

— Это вы? — невольно спросил Ильчибаев, показывая на фотографии.

— Да, это я, двадцать лет назад, — усмехнулась та.

Лейтенант тоже с любопытством стал разглядывать изображения.

— Ух, ты, это вы где? За границей?

Женщина сказала:

— Да, была там... Я работала на исследовательском судне Института морской биологии Дальневосточной академии наук. Сама я по первой специальности химик, а по второй — ихтиолог, изучаю... точнее, изучала жизнь морской фауны и флоры.

— У вас два высших образования? — удивился Хашимов, который еле закончил Высшую школу милиции и решил больше никогда не учиться — ему хватило на всю оставшуюся жизнь зачетов и экзаменов, отработок и корпение над рефератами.

— Да, — просто ответила Виктория Ивановна. — Я закончила химический факультет Бухарского пединститута в семидесятых годах, а потом факультет биологии в Хабаровске, получила распределение во Владивосток, там защитила диссертацию...

Ровшан был тоже удивлен — такая интеллигентная жнщина, и такой муж пьяница — совершенно несовместимые личности. И поэтому он спросил:

— Извините, что я задаю личный и может быть оскорбительный вопрос: а почему вы вышли замуж за Серафима Сергеевича? Ведь вы — ученый, а он — слесарь, не просыхающий от водки... Абсолютно разный социальный уровень...

Женщина вздохнула:

— Он не всегда был таким... Серафим учился в Баумском училище, закончил отделение ракетостроения...

— Ого-го! — воскликнул Хашимов.

— Да-да, перспективный был мужик, служил на Байконуре, его даже в отряд космонавтов записали, — с некоторой гордостью произнесла женщина. — Но подвела любовь к спиртному. Карьера пошла наперекосяк, космонавтом не стал, и мне жизнь сломал. Но тогда он же приезжал ко мне во Владивосток, вскружил голову и увез в степной Казахстан, а потом мы перебрались в Ташкент, откуда Серафим сам родом. И живем здесь последние восемь лет, в доме его родителей...

Тут Осокина пригласила мужчин присесть, а сама пошла кипять чай — таковы были традиции Востока: первым делом — угощение, а потом беседы. Вернулась с подносом, на котором столи чайник с пиалами[5], ваза с конфетами и печеньями.

— Угощайтесь...

Ровшан поблагодарил и стал смотреть, как коллега три раза налил чай в пиалу и вылил обратно в чайник — это была такая восточная традиция, говорилось, что добро от хозяина исходит три раза и обратно возвращается ему от гостей в том же размере. Так говорили старики, хотя по мнению Ильчибаева, тут не было особой философии и мудрости — просто заваривался чай быстрее.

В четвертый раз лейтенант налил всем в пиалу чая, но лишь наполовину — это тоже в рамках узбекских традиций, так называемое 'подать чай с уважением'. Виктория Ивановна это знала и, в свою очередь, улыбкой поблагодарила и взяла пиалу в руку.

— Я вас слушаю...

— Примите наши соболезнования по поводу смерти вашего мужа...

— Прошло три дня, а мне свидетельство о смерти не дают, как и то, что осталось от мужа, чтобы похоронить, — перебила его женщина. — Я не пойму. Я вдова, супруга — кто?

Тут милиционерам пришлось извиняться, мол, идут следственные мероприятия, нужно доподлинно установить, что скелет принадлежит именно Серафиму Осокину, а не кому-либо иному, а это требует дорогостоящих анализов ДНК. А у кого взять образцы, если родители Осокина давно в могиле, сестер и братьев родных нет...

— У вас и детей нет? — спросил Ровшан. — Тогда мы могли бы взять кровь для выделения ДНК у них и сравнить с данными, взятыми из костей...

— У нас нет детей, мой муж был бесплодным, — тихо произнесла Виктория Ивановна.

Сотрудники милиции почувствовали себя неловко.

— Простите...

— А чего вы изиняетесь, вы же в этом не виноваты...

Ровшан сказал:

— Вопрос просто неудобный. Но пока не получим полные результаты, то ЗАГС не вправе выдавать вам свидетельство о смерти мужа, а мы — останки для захоронения.

— И когда же вы дадите? Мне же нужно тоже определяться со своим статусом... Тут итак дом полон всяких слухов, ко мне соседи постоянно ходят, распрашивают, некоторые наглецы уже руку и сердце предлагают... как говориться при неостывшем теле мужа изменить ему...

Капитан развел руками:

— Трудно сказать. Ваш супруг погиб странной смертью. Это было утром в десять часов, а в двенадцать произошла аналогичная смерть в школе...

Женщина напряглась:

— В школе? А что там произошло?

— Тоже самое... Со слов школьников, какая-та тварь, похожая на розовую медузу, выползла из унитаза и сожрала пацана...

Женщина непроизвольно ахнула:

— Ох... Какой ужас!

Милиционеры вынуждены были признать:

— Да, ужас. И в три часа дня в бане была зафиксирована смерть одного из клиентов. Тоже есть свидетель... Но...

— Что но?

Ровшан уловил какое-ту настороженность в голосе женщины. Ему была непонятна причина этого, хотя... может, женщина столько пережила, а тут еще информация о смертях других людей, и это вызвало упадок сил. Тогда ее реакция вполне естественна.

— Сами судите, все твердят какие-то сказки... Розовая слизь — это несерьезно. Мы из уголовного розыска, занимаемся убийствами, а люди вместо того чтобы помочь нам рассказывают невероятные вещи... о медузе в канализации.

— А я чем могу помочь? — в свою очередь удивилась женщина. — Я-то вообще ничего не видела. Мой муж погиб, как мне сказали милиционеры, в квартире Мирбабаева, такого же алкаша. Они оба — два сапога — пара. Как увидят водку — так обниматься с ней...

Ровшан не мог скрыть досаду:

— Я это понимаю, но придерживаюсь версии, что ваш муж, возможно, был свидетелем чего-то, ну например... увидел какое-то преступление... может, шантажировал кого-то... и за это его убили...

— Шантажировал? Ну, это Серафим умел, — с пренебрежением ответила Виктория Ивановна, закинув ногу на ногу, так что оголила ляжку. Ровшан почувствовал, как зашевелился в напряжении Хашимов, видимо, в крови заиграли гормоны тестостерона. Пришлось капитану слегка треснуть по руке коллеги. Тут женщина осознала свою оплошность и прикрыла ноги халатиком.

— Вы говорите, что он это мог... Разве он кого-то раньше шантажировал?

— Не знаю... Просто у него такой гадкий характер был... Был способен на такую подлость, понимаете... — женщина махала рукой и чуть не облила себя чаем. — Вобщем, характер не из простых...

— А никто ему не угрожал?

— А кому он нужен, алкаш несчастный?

Милиционеры сидели у Осокиной еще минут двадцать, записывая все ответы в блокнотики, а потом встали:

— Спасибо вам, Виктория Ивановна. Мы постараемся разобраться, кто и что, и если есть убийцы вашего мужа, то найдем их, — сказал Ровшан, пожимая руку женщине.

— Да уж, найдите... Хоть и горе-муж был, но все-таки муж, — ответила та.

Рашид хотел было еще раз посмотреть на фотографии, особенно там, где Виктория в купальнике и в соломенной шляпе у берега лазурного моря, и тут в третий раз Ильчибаеву пришлось применить силу. Лишь от толчка по спине лейтанант отказался от своей затеи и потопал вслед за Ровшаном.

— До свидания, — попрощался и он.

— Счастливо вам, — улыбнулась Осокина, и закрыла дверь.

Старушки у подъезда продолжали обсуждать новые версии смерти слесаря. Уже говорили о том, что Серафима сожрал питон, который сбежал из зоопарка и теперь он жил в трубах. 'Будьте осторожны, — говорила какая-то женщина, которая подошла совсем недавно. — Питон может жить в водопроводе и способен к вам выползти через кран. Поэтому открывайте вентиль не сразу, смотрите, как идет вода... А если трубы гудят, дергаются, значит, точно — там змея!' Старушки ахали и качали головами, две из них побежали домой, чтобы предупредить внуков об опасности.

Ровшан подошел к 'Москвичу' и сел на сиденье. Хашимов завел двигатель и начал отжимать сцепление.

— Если ее приодеть, как надо... то фотомодель отличная получилась бы... можно на подиум запустить, — сказал он, о чем-то мечтательно думая. — Да, вот это женщина!.. Мерлин Монро и Мишель Пфайфер — ведьмы по сравнению с ней...

Однако у Ровшана была другая мысль:

— Что-то Виктория Ивановна не договаривает... Что-то скрывает... Почему она была такой напряженной?.. — и сам не находил ответа. Конечно, милицию пугаются — это уж со времен НКВД, но женщина их, милиционеров, лично не боялась, ее тревожило что-то иное. Но что?

Тут лейтенант, не расслышав собеседника, спросил:

— А теперь куда? В управление?

Ильчибаев посмотрел на ручные часы:

— Так, у нас есть время — съездим к родителям погибшего Кочетова... Поговорим с ними.

Машина тронулась с места. Рашид вырулил на трассу. К обеденному перерыву транспортный поток не уменьшился, наоборот, люди с работы бежали в кафе и чайхану[6], где могли отведать приготовленный мастерами плов, бешбармак, хасып, самсу, шурпу, выпить горячий зеленый чай, и двери этих заведений были открыты для всех. Ароматные запахи, идущие с кухонь, дразнили, возбуждая аппетит настолько, что Ровшан даже облизнулся, мечтая о косушке[7] плова и лепешке, но еще больше щекотали ноздри ароматы из торговых рядов Фархадского рынка — это так пахли виноград, яблоки, сухофрукты и изделия переработки — кишмиш, курага, соленые косточки, короче все то, чем изобиловал и радовал Восток. Все это не просто кружило голову, но и сводило с ума, особенно гурмана, кем, если не скрывать, являлись сотрудники милиции. В одно время — а это было в молодости — Ровшан даже работал в столовой, помогая отцу, который был там шеф-поваром. Именно в этом заведении он узнал все секреты кухни и сам мог приготовить закрытыми глазами любое национальное блюдо. Кстати, во время хлопковой страды, куда его вывозили еще студентом юридического факультета, деканат назначал поваром в одной из бригад, и своих сокурсников Ильчибаев радовал вкусной пищей.

К счастью, базар остался позади, и машина мчалась по магистрали к центру города. Но Ташкент — это сосредоточие базаров и столовых, и поэтому весь город был окутан ароматами овощей, фруктов и приготовленной пищи. Чтобы не дразнить свой желудок, Ровшан закрыл форточку и продолжал размышлять. Но дедукция не наводила на нужный след, он все время натыкался на тупик и долго стоял перед громадной стеной, не зная, перелезать, топтаться на месте или идти назад. Следствие за эти дни не дало каких-либо конкретных результатов.

Может, семья Кочетовых даст искорку надежды нащупать нить? Увы, и этим надеждам было не суждено сбыться. Милиционеры застали родителей погибшего школьника в тот момент, когда они дрались с родителями Хусанова. Отец Баходыра бил костылем отца Вадима, а тот пинал его сапогами, в то время как их жены выдерали друг у друга волосы и рвали платья. В квартире стоял страшный визг и мат на русском и узбекском языках. Нужно заметить, что и та, и другая сторона довольно сносно оперировали словами из нецензурной лексики, чему удивился Хашимов, но не Ильчибаев — он-то видел и не такое.

Пришлось милиционерам выполнять прямые обязанности — разводить дерущихся и успокаивать. Однако это было невозможно, мужчины и женщины продолжали оскорблять друг друга и наскакивать как петухи, плеваясь и запуская в противника туфли, сетки, все, что попадало под горячую руку. Из их слов стало ясно, что родители Хусанова пришли сюда для выяснения отношений, мол, это Вадим сбивал их сына с правильного пути, заставлял курить и пить, а в ответ они слышали другую версию, что из-за Баходыра погиб их сын.

— Он убил Вадима за то, что тот не хотел пить водку! — орал глава семьи Кочетовых. — А потом расчленил...

— Да, и потом придумал бред про слизь! — поддерживала его супруга. — Медуза, видите ли, в унитазе плавала!

Короче, милиционерам не удалось толком допросить никого из присутствовавших, потому что стороны не хотели успокаиваться и желали дальнейшего боя. Причем энергии у них было столько — хоть провода к ним подводи и освещай улицу. В порыве схватки кто-то из женщин сорвал пугвицу с рубашки Хашимова. В итоге Ильчибаеву пришлось вызывать участкового, который пришел сюда и дежурил с группой дружинников до самого вечера, пока Хусановы не возвратились к себе.

Зато сколько было тем для разговоров соседям — на неделю хватило, более того, истории с каждым днем приобретали все более трагическую и фантастическую окраску. Впрочем, это не относится к данной повести, и эти сплетни мы опустим.

Глава шестая. Совещание у руководства

К трем часам дня милиционеры вернулись. Хашимов побежал печатать протоколы и пришивать пугвицу обратно, а Ровшан поспешил к руководству для отчета. В зале заседаний находились начальники управлений, их заместители, сам руководитель УВД и три его зама. Все были злыми и сосредоточенными. Там оказались еще какие-то офицеры, скорее всего, из республиканского аппарата. Наверное, об этих убийствах стало известно и высшему руководству, раз сюда направили из угро министерства. Они обсуждали события, перебирая листы и какие-то документы. Когда явился Ильчибаев, то умолкли и посмотрели на него со злостью и раздражением, словно он один был виновником всех убийств. Точнее, он стал тем, кто не мог расследовать дело и найти тех, кто совершил, а это отражалось на показателях милиции всего города. Именно из-за его нерасторопности и лени, как считали некоторые, начальник собирает их в третий раз и дает нагоняй.

— Разрешите войти? — спросил капитан.

Джахонгир Джавадович махнул рукой, приглашая к столу. Это был грузный и лысоватый мужчина, сидевший без кителя. Ворот был распахнут, а галстук расслаблен, видимо, не хватало воздуха в душном помещении — в летнюю жару не справлялись с высокой температурой даже новые кондиционеры азербайджанского производства. Они шумели громко, а прохлады давали мало. У генерал-майора градом катился пот, заливая листы, и он вынужден был через каждые пять минут протирать затылок носовым платком, который уже был практически мокрым. Вообще-то сам Ильясов был по профессии физиком-астрономом, о работы сыщика и не помышлял, однако удачная женитьба на дочери одной 'шишки' из МВД СССР позволила ему без проблем перейти в органы внутренних дел, быстро подняться по служебной лестнице и занять хорошее и перспективное место в столице Узбекистана. Как профессионал Джахонгир Джавадович был не очень, точнее, совсем никак, но организаторским талантом располагал — в этом ему не отказать. Поэтому он мог управлять теми, кто за него выполнял работу, и этим самым продвигался по карьерной линии.

Вот и сейчас он смотрел на Ровшана, понимая, что именно этот человек способен распутать клубок. И чем быстрее он это сделает, тем меньше шишек на него упадет с Олимпа. Поэтому начальник не хотел 'топить' капитана, а только формально поставить на вид за низкие результаты, но ему противостоял Акмаль-ака, этот партийный выскочка и ученый шкет, который пытался всем доказать, что и он чего-то стоит в среде профессионалов-юристов. Вообще-то Саидов был хорош для адвокатской работы — много говорит, махает руками, задается вопросами, или, на худой конец, нотариальной, но как сыщик — абсолютный ноль. Однако он был тем, кто лаял на всех по поводу и без. Не скроем, никто не любил Акмаля Анваровича, при упоминании его имени только фыркали, как от прокаженного.

Начал, естественно, замполит.

— Ну-у, сэр, маркиз или... как там вас... может, господин Ильчибаев, — зловещим тоном начал он, видимо, этим самым демонстрируя всем свое величие и недосягаемость. — Что вы нам скажете? Какими новостями порадуете... или опечалите!

— Что именно вы ждете от меня? — само сорвалось с языка у Ровшана, и все присутствующие с удивлением посмотрели на него — это был не ответ военного. — Я не программа 'Ахборот' со свежими и приятными новостями!..

Замполит тоже был изумлен, однако быстро пришел в себя и продолжил в привычном стиле:

— Вы знаете, как партию заботит безопасность советских граждан? Что нынешние руководители днем и ночью занимаются вопросами строительства коммунизма, защиты от нападков империализма и обеспечения прав и свобод человека? И что Запад только и ждет, как бы вознить топор в спину нашей социалистической демократии?

Но тут Ровшана понесло — жуть, как не любил демагогии:

— А я тут причем? Я же не коммунист...

Это вызвало взрыв негодования со стороны замполита.

— Вот именно — не коммунист! — орал он. — Вот вы и вам подобные не понимают нынешнюю политическую ситуацию, ложатся под загнивающий Запад, отрывают нашу молодежь от насущных проблем! И что в итоге? Наши школьники читают всякие эротические издания типа 'СПИД-инфо', смотрят порнуху по телевидению, читают книгу про Джеймс Бонда, а совсем забыли книжки Аркадия Гайдара или Льва Толстого, не интересуется нашим героическим прошлым... Сегодня на одной из мусорных баков я обнаружил буденовку! Вы представляете, что это значит? Это значит, что революция по боку нашему подрастающему поколению! Какая-то мразь буржуйская выбросила символ нашей стойкости и несгибаемости! Мой дед под красными знаменами и в буденовке рубил басмаческие банды под Ферганой...

Тут Ильясов не выдержал и рявкнул, словно саблей отсек бесконечную фразу:

— Давайте по существу — мы не на политинформации!

Это словно окатило холодной водой Саидова, он изумленно посмотрел на начальника и замолчал, видимо, затаив ненависть, мол, я еще с тобой поквитаюсь. А Акмаль-ака был злопамятным и вредным — это всем было известно, такое публичное унижение он не простит ни тому, кто ему нанес, ни тем, кто это видел.

— Что по следствию? — спросил генерал-майор. — Какие результаты?

Ровшан успокоился и отвечал уже прямо:

— Работаем, товарищ генерал-майор. Созданы три группы, каждая занята сбором материалов по событиям в трех точках — в бане, школе и квартире Мирбабаева. У школьников ничего нового узнать не удалось, кроме повторов про розовую слизь и распитую бутылку и сожранную колбасу-ослятину. От слесаря тоже нет толку, он вообще ничего не понимает, мычит что-то, махает руками как безумный. Я отправил его в психоневрологический диспансер, чтобы проверили его вменяемость и дееспособность. Провели повторный обыск в его квартире, там — извините меня за резкость! — полный срач. Ничего такого тоже не обнаружили. Допросили Ольгу Миросенко — она у нас в картотеке проходит как ЖЛП[8] — но тоже ничего существенного. Повторяет тоже историю про розовую слизь... Супруга Осокина тоже ничего не знает. А вот с родителями Хусанова, Кочетова и Маннанбекова поговорить не удалось — они находятся в состоянии вражды, обвиняют друг друга... О медузе ничего не знают...

— Что за ерунда — какая слизь? — недоумевал начальников одного из управлений. — Они фантастики начитались что ли?.. Тут убийство, а свидетели про чушь какую-то несут...

— Три события с одним итогом — скелеты, — нахмурился другой. — Это не Джек-Потрошитель поработал, а нечто иное... Я никогда не слышал, чтобы убийцы оставляли не трупы, а скелеты. Даже акулы не обглодают так кости... Я просмотрел результаты медэкспертизы — хорошо препарированный скелет — ни одной жилки, ни одного волокна мяса... хоть сейчас ставь в качестве экспоната в аудиторию...

Тут кто-то несмело предположил:

— А что если это инопланетяне?

Это вызвало нервный смех. Даже офицеры из МВД не удержались и прыснули в кулаки.

— Ага, точно... летающие тарелки, монстры-людоеды... Бермудский треугольник... Сейчас сценарий к очередному фильму-ужасов писать начнем...

— Не верю я во всякие внеземные организмы, — заметил третий начальник, курирующий борьбу с хищениями социалистической собственности. — С чего это вдруг возникла эта слизь и сожрала троих людей? Откуда она взялась? Разве в канализации что-то такое разводят?

Ровшан вынужден был признать, что не знает. Он вообще не может понять, кто может быть таким существом.

— Так у нас в Ташкенте полным полно научных учреждений, — вдруг произнес Ильясов, обмахиваясь влажным платком. — Есть биологические факультеты столичного университета и педагогического института, зоопарк, академические институты зоологии, биологии, ветеренарии, есть медицинские вузы с биологическими кафедрами — неужели спросить там не у кого? Найди-те пару профессоров, они вам быстро втолкуют, что это за слизь — может, и есть на свете такой паразит. Сейчас люди свободно за границу ездят, кто его знает, что везут домой. Вот такой организм в рюкзаке и пронесли к нам, выпустили в канализацию...

— Точно, — поддержал начальник уголовного розыска. — Я думаю, что следует распросить и сотрудников 'Ташводоканала', тех, кто занимается очисткой труб и канализации, может, они что-то видели, могут что-то сказать... А вдруг, действительно, медуза может жить в канализации...

'Это тоже мысль', — согласился Ровшан, записывая все в блокнот. Такие советы были кстати, и не зря на совещании собирались все-таки профессионалы. Болтунам тут было не место.

— Думаю, что следует еще раз просмотреть версию заказного убийства Сиропова, все-таки он нарвался на Гафура, может быть, нашел нарушения в хозяйственной деятельности, и его порешили, — сказал кто-то из сидевших. При имени главы столичной мафии все поморщились — идти на рожон никому не хотелось, ведь шутки с Рахимовым и его бандой плохи. Если он и решил проблему с Сироповым, то лучше ее публично не озвучивать, спихнуть все на проститутку, мол, она разделала бедного налоговика за то что он не заплатил ей за интимные услуги. Так проще и безопаснее для работников милиции. А Миросенко отсидит лет семь — и выйдет на свободу, ничего страшного, дама давно заслужила комнату с решеткой.

Но тут Саидов, молчавший до сих пор, ощутил себя абсолютно бесполезным, ведь он ничего такого не мог предложить, его мозги были повернуты в ином направлении. Для него было важным поддержать престиж политического работника, роль авангарда пролетариев и крестьян. Не удивительно, что он покряхтел в кулак, призывая к вниманию, и заявил:

— Я думаю, что мы должны известить об угрозе центральный комитет нашей партии...

— Зачем? — удивился Ильясов. — Тут нет никакой политики...

Акмаль Анварович с неудовольствием посмотрел на него:

— И вы, товарищ генерал-майор, не осознаете политики дня. Партия должна знать, что происходит в столице. А здесь не шутки: три трупа-скелета, вражьи голоса снуют туда-тюда, не удивлюсь, если сегодня-завтра не раздасться по радио эта история...

— Сегодня, говорят, по 'Би-би-си' передавали об убийстве в школе и в бане, — нехотя поведал начальник угро. Неизвестно, сам ли он это слушал, или коллеги из КГБ, обязанные по роду деятельности прослушивать радиоэфир, ему сказали, мол, чего тяните резину, уже на Западе эти истории мусолят в передачах.

— Вот-вот! — обрадовался Саидов. — Видите, а я вам это и говорю! Идеологические противники порывают веру в милицию, в благополучие СССР, в светлое будущее! Это не просто три скелета — это скелеты нашей беспомощности и бездарности! Слухи опасны для нашего государства, а слухи уже по городу ходят, даже на базарах женщины, торгующие семечками, сплетничают. Мы, сотрудники внутренних дел, должны приложить все усилия, чтобы преступления были раскрыты, преступники посажены в тюрьму, а народ воспрял духом и последовал дальше за Генеральным секретарем Михаилом Горбачевым и нашим руководителем республики Исламом Каримовым в коммунистическое завтра!

Все промолчали. Было ясно, что сам Саидов никак и ничем не приложит усилия, чтобы отыскать преступников — он не сможет даже найти собственные трусы в шкафу. Его талант — в умении чесать языком, но для милиционера этого недостаточно. Поэтому дальше чем политработа у Акмаль Анварович не пойдет карьера, в то время как профессионалы будут заниматься своим делом. Ильясов вздохнул и сказал Ильчибаеву:

— Капитан, на вас возлагается ответственность по расследованию этих преступлений. Отложите другие дела в сторону или, если время не терпит, передайте начальнику управления Хакимову, он сам решит, кто продолжит их, а сами — кровь из носу! — доведите все до конца. Сколько времени вам нужно?

Ровшан не любил давать несбыточных сроков, но и тянуть тоже не хотел. Не будем скрывать, дело оказалось не простым, можно сказать, уникальным в своем роде. До него никто не сталкивался с подобным, и Ильчибаев оказывался в роли первопроходца. Конечно, просить месяц бессмысленно — никто не даст, но недельки две — две с пловиной — это было бы неплохо... Он об этом и сказал.

Джахангир Джавадович дал бы это время, но все испортил Саидов:

— Что — две недели? Да это безответственность! Преступники за это время могут уже на Канарах отдыхать — и достань их оттуда! В Интерпол что ли обращаться! Неделя — вот окончательный срок, не меньше! Не-де-ля!!! Я думаю, мои коллеги согласятся, что тянуть с этим нельзя. Я сегодня доложу политическому руководству, что городская милиция раскроет эти преступления за семь дней!

Единственное, с чем были все согласны — тянуть нельзя. Но срок, заявленный замполитом, нереальный, ведь это убийства, а не карманная кража. Причем, не простые преступления, а довольно запутанные, и тут неизвестно еще, как все обернется. Может случиться и так, что они останутся нераскрытыми и долго папки с материалами будут лежать на столах, не принося никаких результатов, пока уставшее руководство не отправит все в архив. Увы, архив тот тоже не пустой — не одна сотня дел скопилось там за десятки лет.

Генерал-майор вздохнул, вытер затылок свежим платком и просипел:

— Значит, так! Неделя — это на первичные результаты! Если нужно будет время, то дадим! Понятно, что дело нелегкое. Кого вам еще в помощь дать, товарищ Ильчибаев?

Ровшан почесал переносицу, а потом заявил:

— Пока не надо — сам справлюсь. Ведь итак группы работают, все при деле, все заняты.

Саидов хотел было еще что-то сказать, но Джахонгир Джавадович опередил его:

— Собираемся в следующий четверг, в три-ноль-ноль. А теперь, товарищи, вы свободны! Точнее, занимайтесь своими делами!..

И он встал, показывая, что и другие могут не засиживаться в зале. Замполит начал было что-то говорить, но его никто не слушал. Все быстро покинули зал заседаний, и впереди всех бежал Ровшан, которому не хотелось стоять перед Акмалем Анваровчем и слушать его пустые и бессмысленные наставления. С завтрашнего утра он намеревался посетить водных ассенизаторов города.

Глава седьмая. Боевой отряд городской ассенизации

Здание 'Ташгорводоканала' было старым, кирпичным с давно обвалившейся штукатуркой и какими-то трубами снаружи и проводами, тянувшимися в разные стороны. Похоже его строили до или в период Великой Октябрьской революции, и наверное, порядки сохранились с той поры. Потому что в фойе у самого входа за столом сидел какой-то старик с военной выправкой, с буденовскими усами, галифе и армейским ремнем, и все твердил:

— Вам к кому? Сюда просто так не положено! Не-по-ло-же-но... Это ответственное и очень важное учреждение, просто так сюда не приходят... Это не ЗАГС, не магазин...

Зачем было знать вахтеру к кому он и почему, Ровшан не понимал, в свою очередь, он все пытался выяснить, есть ли здесь кто-то из тех, кому поручено осуществлять контроль за трубами и канализациями, однако старикан продолжал твердить одно: неположено. Видимо, по его разумению все, что касалось стоков вод и ее очистки считалось государственной тайной. И вахтер был первой и важной преградой для потенциальных шпионов.

Между тем, в здании туда-сюда шныряли разные люди, и вахтер как бы их не замечал. В итоге все это надоело Ильчибаеву, он достал удостоверение и, открыв красную книжецу, произнес:

— Я из уголовного розыска...

Книжеца оказала свое волшебное действие: старикан вначале окаменел, очевидно, никак не ожидал в худом человеке представителя органов правопорядка, а затем заискивающе сказал:

— А что же вы, гражданин начальник, сразу не представились? Я сам был старшиной в кавалерии, под Минском участвовал в боях, порядок и устав знаю. Рад стараться, товарищ... э-э-э... капитан!

Он, скорее всего, продолжал жить вспоминаниями о 'Смерше' и НКВД, раз одевался как в те далекие годы.

— Так ответьте мне, пожалуйста, товарищ старшина, кто здесь несет ответственность за функционирование канализационных труб? — спросил Ровшан, продолжая осматривать полутемное фойе — видимо, тут экономили даже на электричестве, а света из окон не хватало для того, чтобы разглядеть те плакаты, висевшие виноградными гроздями на стенах. Но вряд ли кого-то из посетителей интересовали технические характеристики водонасосов или водонапорных башень, а также большие тексты о значении гражданской обороны и действиях персонала при пожаре.

Старикан, почему-то встав по стойке 'смирно' и отдав честь, указал наверх:

— Пройдите, товарищ капитан, на второй этаж, там в комнате двенадцать сидит товарищ Гиясов... э-э-э... Гулям Гиясович, старший инженер. Он все знает и все расскажет, — вахтер это говорил с таким убеждением, словно знал, кто и кому что может сообщить. Хотя, не один годик тут он протер галифе, скорее всего, имел ясное представление о каждом сотруднике.

— Он у себя... В таком синем костюмчике и с желтым галстуком... седые волосы... Хорошо говорит по-русски... Говорят, даже преподавал в каком-то ПТУ или институте, — шопотом закончил фразу вахтер, оглядываясь, словно боялся подслушивания.

— Спасибо... товарищ старшина, — ответил Ровшан и, спрятав удостоверение в нагрудной карман, двинулся по лестнице наверх. Навстречу ему шли женщины, держа в руках чайник и посуду с подогретой пищей — таковы уж были традиции: тащить то, что не съедали дома родные и близкие, на работу, где во время обеденного перерыва поглощалось сотрудниками без проблем и претензий. Работа — это вообще уникальное место, в котором можно в кампании коллег опробовать вилкой и прошлогодний снег, и траву с мезозойской эры, и замороженный червячков с Марса. Женщины щебетали между собой, но при этом стрельнули глазами пару раз на Ильчибаева, видимо, оценивали нового посетителя. По лицу было видно — понравился.

Ровшан только улыбнулся им, поздоровался и поднялся дальше — времени для кокетства не было. У двери с номером '12' он остановился. Никакой таблички, видимо, инструкции секретности распространялись и на ФИО тех, кто находился по ту сторону двери, и это должно было, по мнению кого-то из спецотдела[9], затруднить работу потенциальных лазутчиков и диверсантов. Капитан постучался.

— Кто там? У меня перерыв! — раздался недовольный голос. Ильчибаев посмотрел на часы: было половина двенадцатого — до обеда еще тридцать минут, так что рабочий период продолжался. Хмыкнув, он нажал на ручку, распахнул дверь и вошел в комнату.

Это было небольшое помещение, уставленное шкафами, внутри которых пылились рулоны бумаг и папки с документами. У окна стоял сейф. Два стола, четыре стула, деревянный пол, старая люстра с одной лампочкой — вот и вся картина. За столом сидел пожилой седоволосый мужчина в старом помятом костюме, который ел селедку с луком и чесноком, заскусывая лепешкой. В комнате стоял острый запах. Это был Гиясов.

— Вам чего? — недовольно буркнул он, продолжая как ни в чем небывало глотать рыбу. Сок так и тек по его щекам, и мужчина протирал ее тетрадными листками. — Я же сказал, что у меня перерыв.

— Придется, Гулям Гиясович, сделать перерыв к вашему перерыву, — ответил Ровшан и, не дожидаясь приглашения, сел напротив. У старшего инженера глаза на лоб полезли от такого хамства. Он даже двигать челюстями перестал.

— Вы чего себе позволяете... — начал было он, но тут Ильчибаев ткнул ему в лицо удостоверение и тот, быстро узрев фото человека в милицейской форме, а также подписи о звании и должности, изменился в лице. Вообще интересно наблюдать, как меняется на 180 градусов человек только от одного вида бумаги в красном жестком переплете.

— Ой, товарищ... капитан, простите... не ожидал вашего визита, ассалом алейкум, — заблеял он, быстро вытирая руки и откладывая еду в кастрюлю. А потом вспохватился и вытащил это обратно: — Будете? Угощайтесь, угощайтесь, ака, это из запасов моего соседа, а он хорошо селедку делает...

Однако Ровшан не был расположен к чревоугодию, поэтому он отказался и сразу перешел к делу. И он пропустил мимо ушей обращение 'ака'[10], ведь он был моложе Гиясова лет на двадцать-двадцать пять.

— Меня интересует система канализации...

Старший инженер озадаченно почесал за ухом.

— Э-э, а что именно? Мне вам рассказать, для чего она существует?

Было ясно, что вопрос несколько туманен для работника 'Ташговодоканала', и требовалось пояснить. Пришлось это сделать:

— Меня интересует, кто конкретно обслуживает систему сброса сточных вод из школы номер сто семьдесят пять по улице Жуковского, дома тридцать три по улице Гоголя, а также из бани-сауны 'Восточный отдых'...

— Баня... это которая возле горисполкома? — задумчиво переспросил Гиясов. И тут его глаза засияли. — Вы случайно не про те убийства, о чем идет слухи по городу? Там нашли три скелета... Моя супруга от соседей такого узнала — кошмар! Оказывает, в столице действует банда каннибалов, которые набрасываются на людей, усыпляют хлороформом, потом расчленяют и кушают их. Говорят, что такое уже было в Сырдарьинской и Наманганской областях. Так что мы не понимаем, почему бездействует милиция? Когда порядок наведете, ака? От бандитов житья нет, а тут теперь людоеды объявились! Ночью выходить на улицу страшно — сожрут и костей не оставят!

— Оставят, оставят, — успокоил его Ильчибаев, поражаясь нелепости базарных слухов — бог ты мой, чего только люди не выдумывают. Хотя нет дыма без огня, про скелеты-то всем известно. — Кости оставят, не беспокойтесь, товарищ Гиясов, — оставили же скелеты...

— Вот-вот, и я об этом, — продолжал Гулям Гиясович, входя в возбуждение. — Супруга сказала, что банда прилетела из Киева, мол, там они шастались по кладбищу, поедали трупы, а теперь подались в теплые края, то бишь к нам. Мясо, видите ли, здесь сочнее от наших персиков, винограда и дынь! Кошмар, кошмар, ака!

Ну что же скажешь против такого бреда? Начнешь уверять в обратном, то не поверят, решат, мол, милиция правду скрывает, пугать людей подробностями не хочет. Уж лучше промолчать, тогда никто не домыслит твоих фраз до безумия. Поэтому Ильчибаев только развел руками, типа, как можем, так и работаем, пардон, мы тоже не всесильны. Естественно, собеседник признал это как факт бессилия отечественных служб правопорядка и как правоту слухов. Ровшан подозревал, что он сегодня сообщит супруге, что представитель милиции подтвердил версию о каннибалах из Украины, и тогда пойдет новая волна фантазий.

— И что же привело вас ко мне, ака? — поинтересовался Гиясов, смотря на кастрюлю, уж, наверное, селедка так и тянула его, как магнит железо.

Ровшан опять повторил вопрос:

— Кто обслуживает эти объекты?

Старший инженер подпрыгнул на стуле, потом задумчиво потер нос, что остался след от жирной рыбы, и сказал:

— По-моему, это бригада Марь Вановны... Сейчас посмотрю...

Он встал и подошел к шкафу. За стеклом лежали папки. Достав одну из них, Гулям Гиясович долго листал бумаги, выискивая что-то, а потом заявил:

— Ага, точно, это она...

— Кто это? — спросил капитан.

— Верисова Марья Ивановна, старший техник, сторожил нашей службы! Ее наградили даже знаком 'Почета' пять лет назад, — с гордостью произнес Гиясов, подняв палец, словно им был проткнут бутерброд. — Она знает все про наши канализации, как пять своих пальцев на ноге. Это ее объекты, и вообще ее район контроля. Марь Вановна, — видимо, быстро произнося имя этой женщины, Гиясов глотал буквы, — работает с группой самых талантливых работников, в их числе Сайфуллин Рафик и Вульф Ляпинс...

— Кто-кто?

— Э-э, это поволжский немец... живет давно в Узбекистане... Наш человек, хороший работник, педант ассенизации! Можно сказать, доктор очистных наук, ни одна труба не устоит перед ним, все прочистит этот сантехник, — Гиясова так и распирало от гордости, что в его ведомстве работали такие великие люди, способные горы свернуть и пустыни озеленить — уж не меньше.

Ровшан пожевал губами, что-то обдумывая и вновь поинтересовался:

— А как мне ее найти? И этих... из ее бригады?..

— Так она здесь, — обрадовал его старший инженер. — Она на первом этаже у Любовь Тимофеевны сидит, нашей бухгалтерши. Пока на обед с ней не ушла, вам нужно поторопиться, товарищ капитан, — было заметно, что старший инженер хотел побыстрее выпроводить милиционера, чтобы спокойно добить свою селедку. — А то бабы, сами знаете, народ шустрый. Как прозвенит перерыв, так — бац! — и скрылись из здания, не найдешь! А вам, ака, нужно срочно все узнать, ведь следствие не простое — с бандой каннибалов воюете! Понимаю, понимаю, поддерживаю нашу милицию, всегда за нее ратую!

Ровшан, однако, не собирался уходить. Он сел на стул и сказал:

— Позовите ее сюда. Срочно!

По ее голосу стало понятно, что представитель органов правопорядка не собирается слушать прерыкания, и его просьбу следует выполнить тот час. Старший инженер не стал испытывать терпение Ильчибаева, он позабыл про свою рыбу в кастрюле, быстро набрал телефон и крикнул в трубку:

— Алло, ким бу? Любовь Тимофеевна? Сиз ми? Ага, хорошо... Там случайно Марь Вановны нет? Есть?.. Вот и хорошо. Пускай подымается ко мне. С ней товарищ из милиции поговорить хочет... Нет, нет, это не про это... Нет, не из ОБХСС[11], не беспокойтесь! Из уголовного розыска... — и тут Гиясов тихо добавил: — Это про каннибалов, что я вам вчера говорил... Да-да, это их интересует... А я откуда знаю, причем тут мы?..

Разговор уходил, как видно, не в ту степь, следовало вмешаться. Тут Ровшан вырвал трубку из рук старшего инженера и произнес:

— Алло, это капитан Ильчибаев говорит. Пожалуйста, без лишних вопросов. Гражданку Верисову срочно направьте сюда, — и он положил трубку на телефон. — Нужно коротко и ясно, без лишней болтовни, — строго сказал он Гулям Гиясовичу, и тот заискивающе покивал, мол, да, верно говорите.

Не прошло и полминуты, как в кабинет старшего инженера вбежала... нет, точнее вломилась женщина. О, это была не просто женщина, а настоящая баба, то есть та, которая спокойно могла работать шпалоукладчицей или трактор с толкача заводить. Про таких говорили стихами Некрасова: 'Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет'. Плечи — под два метра, мускулы — как у штангиста, большой нос, бычья шея, острые глаза, короткая шевелюра. Одета она была в синюю спецовку, на боку — сумка со слесарными инструментами.

Ровшан почему-то сразу почувствовал уважение и доверие к ней. Интуиция его никогда не подводила, и в этой женщине была не только сила физическая, но и твердость духа.

— А вот и наша героиня, — представил Гиясов. — А это товарищ из милиции.

Поскольку Ильчибаев был в гражданском, то, естественно, звания Верисова не знала, но она не расстерялась:

— Здравствуйте, товарищ милиционер, — тут она протянула руку, в которой утонула ладошка Ровшана. Мужчина почувствовал даже, как краснеют его уши. Конечно, он спортом занимался, однако это был не бодибилдинг, и на Арнольда Шварценеггера по фигуре явно не тянул. Марья Ивановна могла спокойно раскидать человек пять, таких как Ильчибаев. Ей бы молот швырять на Олимпийский играх.

— Здравствуйте, уважаемая Марья Ивановна, — произнес капитан. — Прошу прощения за беспокойство, но без вашей помощи мне не разобраться.

Тут зарделся даже Гиясов: ага, вот видите, даже милиции не обойтись без их службы, значит, не зря хлеб едим.

— Всегда готова помочь, — радушно ответила женщина.

— У нас ЧП, и поэтому я хочу знать, вы обслуживаете канализационную систему, что покрывают участки, где расположены школа номер сто семьдесят пять — это недалеко отсюда, по улице Жуковского... э-э, также дома тридцать три — параллельная улица Гоголя, а также баня, именуемая как 'Восточный отдых'...

— Хе, этот притон? Как же не знать, — хмыкнула Верисова, раставив руки по бокам. — Там постоянно у них заглушки в трубах, всякую дрянь сбрасывают в канализацию — засоряются! Я один раз штук сорок одних только изделий номер два нашла...

— Э-э... простите, чего? — не догнал смысл Ровшан.

Женщина, не краснея, ответила:

— Презервативов... Я же говорю — притон! Шлюхи там почти что прописались, начальники всякие заглядывают, одним словом — бордель! Бросают в унитаз арбузные корки, салаты, селедку недожранную (тут вздрогнул Гиясов и опасливо посмотрел на кастрюлю, потом на Ильчибаева, невольно при этом покраснев), водку распивают... А что конкретно вас интересует?

Ровшан ответил:

— Ничего странного вы не обнаруживали в этих трубах?

— Странного? Что именно? — тут уже не поняла Марья Ивановна.

— Ну... как бы сказать? Слизи розовой? Или медуз каких-то?..

Женщина расстеряно посмотрела на начальника, а тот пожал плечами.

— Товарищ милиционер, какая еще розовая слизь? Блевота что ли? Или соки какие-то?.. Какие медузы могут жить в трубах? — удивленно произносила она, крутя пальцем у уха и наматывая на него локон волос.

Тут Гиясов тоже спросил:

— Вы о чем, товарищ капитан? Мы же очистная организация, а не станция натуралистов. Мы не разводим медуз...

Ильчибаев расстроенно ответил:

— Нет, я просто интересуюсь, было ли что-то необычное на вашем участке... Например, поступали ли жалобы кого-то на появление чего-то из канализации. Ну, всплывет что-то с унитаза.

— Там кроме дерьма нечему сплывать, — просто оветила женщина, рубанув воздух рукой, словно шашкой. — Я с ребятами для этого и стою здесь, чтобы этого не допускать... Всякое у нас бывает, но слизи... хотя там всякая гадость есть, не скрою... Порой работаем в противогазах — вонь страшная, в люках, сами понимаете, метан собирается, взрывоопасная вещь...

— Участок у нее большой и ответственный, — поддержал ее Гиясов. Тут он достал из папки карту-схему. — Смотрите, какие важные объекты расположены здесь: горисполком, гостиница 'Узбекистан', сквер Октябрьской революции, дом Союза писателей, госкомпрофтехобразования, магазин 'Детский мир', прокуратура, пару научных институтов и Академия наук... даже здание областного комитета госбезопасности, — уже шопотом закончил старший инженер. — Сами понимаете, здесь мы ставим только ответственных людей. Канализация — это и система нашей обороны!

Тут Ровшан заинтересовался картой. Он взял ее в руки и стал смотреть, как расположены отводные трубы, где находятся люки, канализационные стыки. Оказалось, что вся местность покрыто ими как паутиной. Какая-то еще неясная мысль формировалась в голове капитана, однако до конца принять четкие очертания еще не могла. И тут Ильчибаев решил обмозговать это на работе, в более приемлемой для этого обстановке, поэтому заявил:

— Я беру эту карту!

Гиясов вздрогнул:

— Простите, ака, но это служебная бумага, просто так я ее не могу дать. Сами понимаете, это касается вопросов безопасности города, канализация является структурой гражданской обороны...

Но разве капитана этим напугаешь? Он доходчиво объяснил, что милиция также занимается этими вопросами — не очисткой сточных вод, естественно, но не менее грязным делом — очисткой общества от криминала. И тут у них тоже есть свои секреты. 'Но ваши профессиональные тайны я обещаю сохранить', — обещал Ровшан. И уж после этого Гиясов не мог устоять, передал ему документ, правда, взяв расписку.

— Значит, так, Марья Ивановна, — продолжил Ильчибаев. — Вот мой телефон, — и он быстро написал номер на бумажке. — Звоните, если что-то странное повстречаете. Меня интересует слизь или медуза. Розового цвета.

Женщина взяла бумажку, положила в верхний карман и торжественно обещала сообщить, если такое увидит. В этот момент дверь распахнулась и в проеме возникла физиономия мужчины в очках. По красным носу и ушам было ясно, что он уже под градусом. Дряблая кожа и бегающие глаза убедительно свидетельствовали о причастности его к отряду алканавтов, причем с большим стажем. Уже через секунду как бы в доказательство этого в комнате расплылся запах алкоголя.

— Марья Ивановна, ты чего тут? Наряд нам выписали в Дом техников, — сказал мужчина, не обращая внимания на Гиясова и Ильчибаева. — Пора топать туда. Там уже нас ждет Волк Ляпинский!

— Это наш слесарь Сайфуллин, — расстерянно произнес Гулям Гиясович, чувствуя стыд за подчиненного, точнее, за его нетрезвое состояние. — Да, любит выпить, но хороший работник, ответственный. В прошлом кандидат исторических наук, только ушел из академической системы из-за... слабостей к вину, но зарекомендовал себя как квалифицированный ассенизатор...

— Так-точно, — произнес тот, блестя стыклышками очков. — Я — кандидат говенных наук... ха-ха-ха... Занимаюсь историей ассенизации и стал специалистом в области безопасности унитазов, ха-ха-ха...

Верисова взяла его за шкирку и выставила за дверь.

— Простите, он иногда невежливый, — сказала она, виновато улыбнувшись.

— Ничего, ничего, я понимаю, — ответил Ровшан, вспоминая, что год назад тоже часто приходил на работу с небольшим градусом алкоголя в крови. — Не стану вам больше мешать. Большое спасибо за помощь. Желаю хорошей работы и... чистоты на участке...

Он пожал всем руки, и быстро вышел из кабинета. Вахтер отдал честь, когда Ровшан покидал здание. Капитану пришлось помахать рукой в ответ.

Глава восьмая. Визит в институт биологии

Оставив карту в кабинете, Ильчибаев заскочил к коллегам, которые вели допрос людей, знавших школьников, слесарей и проститутку. Там сидело несколько сотрудников, которые отрабатывали разные версии, и Хашимов записывал все, чтобы дать критическую им оценку. Увидев капитана, он вскочил, подошел и отчеканил:

— Допросили сотню людей — никто ничего не знает. Не зацепки. Нас вызывал замполит Саидов, на повышенных тонах настаивал, чтобы мы держались версии о каннибалах (тут Ровшан с недоумением посмотрел на офицера, уж не Акмаль Анварович является истиочником всех городских криминальных сплетен?), однако я не знаю, где тут каннибализм...

— Бред какой-то...

— И я так считаю... Однако товарищ Саидов настаивает на версии о том, что группа людоедов прибыло из северных регионов Союза и здесь охотится за людьми. Они съедают где-то в других местах, а скелеты подбрасывают в квартиры и школы, для отвода глаз... Требет искать иногородних бандитов, попросить помощи у Москвы... Может, оттуда пришлют группу поддержки...

Ильчибаев выдохнул от изумления:

— Ну и ну... У замполита крыша едет, блин!

Лейтенант улыбнулся в ответ. Ильчибаев же продолжал расспрашивать:

— Что школьники? Что они говорят?

Тут Хашимов обреченно махнул рукой:

— Родители Хусанова и Маннанбекова уже с адвокатами приходят. Мальчишки твердят все про слизь. Мирбабаев заявляет, что без водки отвечать не будет.

— Да, это я слышал, — произнес Ровшан, думая в это время о другом. Из головы не выходила карта канализации — что-то в этом было важное, но что? И тут вдруг услышал следующее:

— Поступили данные с биологической лаборатории... Из института судебной экспертизы... В отчете написано, что есть результаты образов проб, взятых с поверхности унитазов в школе и в квартире Мирбабаева... Какое-то сложное биохимическое вещество...

— Что-что? — встрепенулся капитан, хватая бумаги с рук лейтенанта. Он стал просматривать текст: '... сложное химическое вещество с биологическими свойствами... обнаружены молекулы ДНК человека, сцифомедузы, росянки Drosera и неизвестного организма... Генетические исследования не дают результатов... Аналогов обнаружить не удалось... Заведующий отделом Иногамова...'

— Вам это что-нибудь говорит? — спросил Хашимов, внимательно вглядываясь в лицо Ровшана.

— Многое, — коротко ответит тот, а потом добавил: — Прежде всего, теория о канниблизме близка к идиотизму. Мальчишки и Ольга не врут, тут действительно что-то связано с неизвестным организмом...

— Это вы о розовой слизи?

— Именно о ней... Придется наведаться в какой-нибудь институт, где могут что-нибудь растоловать... Что у нас близко к этому? — Ильчибаев задумчиво почесал затылок.

— Есть институт ботаники... э-э-э, ботанический сад, — предложил лейтенант.

Ильчибаев с удивлением посмотрел на него:

— Хашимов, вы учили в школе биологию? Речь идет не о растениях, а об животном... Нужно учреждение, где занимаются живыми организмами, как там... фауной, вот!

По-видимому, это слово было незнакомо Рашиду, и он с уважением посмотрел на капитана. Однако и он проявил проблески каких-то понятий:

— Тогда институт биологии и паразитологии, что по улице... э-э-э, не помню, но знаю, что где кинотеатр 'Нукус'. Ну, рядом с вузгородком...

Места были известны Ровшану и он сказал:

— Хорошо, я поеду туда. По пути разберусь, узнаю местоположение института. А ты работай с группой... и прикрывай меня от наскоков Саидова. Он больше мешает, чем помогает!..

Ехать до той стороны было не просто. Общественный транспорт вообще ходил отвратительно, особнно это касалось автобусов — не существовало никаких графиков, водители с кондукторами сами решали когда подъезжать к остановке и сколько времени обслуживать маршрут. Но чаще они меняли табличку с номером и ездили по другим дорогам, где было более прибыльнее. Впрочем, ничего удивительного в этом не было — республика варилась в рамках регионального хозрасчета, и каждое предприятие плавало в условиях самофинансирования и аренды — таковы были новые установки Москвы и горбачевской политики 'перестройки'. Более менее стабильным считалось метро, но станция 'Юбилейная' была последней, а дальше требовалось топать пешком или на троллейбусах, которые тоже не отличались регулярностью движения.

'Подождать автобус номер 10 или лучше взять дежурную машину?' — подумал Ровшан, а потом решил, что тратить время на ожидания общественного транспорта нет смысла и спустился в гараж. Дежурный сказал, что сейчас многие машины на задании, но есть старая потрепанная 'копейка'[12]. Ильчибаеву было все равно, поэтому он согласился.

Мотор завелся сразу, едва капитан повернул ключ зажигания. По внешнему виду салона и по мягкому фырчанию двигателя чувствовалось, что это рабочая машина выдержала многое, и была еще готова на немалые подвиги. Ильчибаев любил такую модель — она считалась неприхотливой и простой в обсслуживании и управлении. Номера стояли, естественно, гражданские — это чтобы криминал не сразу реагировал при приближении наряда оперативников.

Ровшан выехал на улицу Жуковского и взял курс в сторону вузгородка. Лихачить не было смысла — не погоня же, поэтому он соблюдал все правила движения. Ехать туда не менее получаса, и поэтому включил магнитофон. Кассета заиграла 'Модерн токинг', слащавым голосом запел Том Андерсон и подпевал ему более грубо Дитер Болен, музыканты из ФРГ. Песни были динамичными и хорошими и поэтому в такт мелодии Ильчибаев кивал головой и стучал по баранке пальцами.

Мимо пролетали торговые ряды улицы Навои, вот городской ЦУМ, место, куда часто заглядывали коллеги Ровшана, только из ОБХСС — поживится импортными вещами, правда, ныне поубавилось на прилавках зарубежных шмоток, видимо, у государства закончилась валюта. Теперь там торговали изделиями кооперативов и индивидуальщиков: сшитых в местных цехах одежду, обувь или изготовленные всякие металлические, глинянные, стеклянные или деревянные изделия кустарных ремесленников. В последний раз Ильчибаев был здесь месяц назад, ища подарок для матери, но предложенный на прилавках ассортимент ему не понравился, и лишь платки и ткань удалось выбрать среди всего этого барахла. Воспоминания о походе сюда пролетели быстро и скрылись за поворотом памяти, так как вслед за ЦУМом показалось высотное здание гостиницы 'Москва' — места тусовки валютных проституток и фарцовщиков, и это вызвало новые ассоциации. Это тоже считалось оживленной точкой, но только была сферой интересов ОБХСС, хотя, следует признаться, что и из угро приходило сюда немало сотрудников, ведь напротив располагался старогородской базар 'Эски шахар', места скопления не только продавцов и покупателей, но и карманников, грабителей, воров и даже убийц. Вообще эта часть города особенно ярко 'светилась' с точки зрения криминальной атмосферы — крупные уголовные 'авторитеты' начинали свой путь отсюда.

Не доезжая дворца 'Юбилейны', Ровшан свернул на улицу Чагатай, что вела к кладбищу, где похоронены именитые люди (ее даже называли 'коммунистическая'), а потом выбрался на проспект, тянувшийся с Юнус-Абадской трассы до столичного университета, — отсюда до кинотеатра 'Нукус' несколько минут стремительной езды. Но капитан притормозил и спросил у подростка, что торговал семечки у автобусной остановки:

— Ой, йгитча[13], где здесь Институт биологии?

Эта улица была насыщена всякими учреждениями научного толка, поэтому местная ребятня хорошо ориентировалась. Мальчишка махнул рукой:

— Езжайте, ака, туда, вон за то новое здание. Там и есть институт биологии.

— Ты уверен? — спросил Ровшан, пристально глядя на продавца семечек.

Подросток даже обиделся:

— Вай, ака, конечно. У меня там папа сторожем работает...

— Рахмат[14], — поблагодарил капитан и переключил рычаг скорости.

Через пять минут он подъезжал к воротам института биологии, и у самых ворот просигналил. Вышел усатый мужчина в клечатой рубашке. На вид очень строгий и серьезный, словно охранял атомную электростанцию. По фигуре и лицу Ровшан понял, что тот подросток не врал — он был похож на этого человека, значит, отец.

— Вам чего? Въезжать можно только служебному транспорту, — сообщил он, выражая недовольство прибывшему к столь важному объекту.

Удостоверение сотрудника милиции мгновенно и безоговорочно внесло коррективы в список лиц, кому был разрешен въезд на территорию учреждения. Спорить с МВД не было смысла.

— Проезжайте, ака, — сказал сторож, открывая железные двери.

Ровшан нажал на акселератор, и машина тихо въехала на площадку. Там стояли три 'Волги', четыре 'Жигули' и один мотоцикл 'Иж— Планета'. Закрыв за собой дверь, капитан направился к серому зданию, и уже при подходе он почувствовал специфический запах — это пахло животными. 'Как в зверопитомнике', — подумал Ровшан, вспоминая, что последний раз был в зоопарке с племянником лет семь назад.

На удивление Ровшан по дороге встретил мало людей, словно сегодня был выходной день или всех забрали на хлопкоуборочную страду. Хотя, если уж говорить серьезно, сейчас в таких учреждениях оставалось мало сотрудников — кого удержишь на мизерном окладе и без особых льгот? Время все изменило, всех тянуло, как говорилось, в рыночную экономику с человеческим лицом, и как результат многие ученые подрабатывали в кооперативах продавцами, экспедиторами, менеджерами, даже если это и не было их специальностью по диплому. Хотя кого это волновало? Разве во власти находились тоже специалисты?

Никто из встречных не мог ничего пояснить, наверное, сами были посетителями, и лишь какой-то мужик в халате указал на второй этаж, когда Ровшан спросил его, где кабинет директора.

Приемная была невзрачной, что и описывать ее не стоит. Лишь на двери золотом горела фамилия и должность 'Вахидов С.В., академик'. Старая секретарша, сидевшая за огромной печатной машинкой и отстукивающая какой-то текст, отвлеклась на минуту и недовольным голосом заявила, что руководства нет и когда будет она не знает. 'Директор и его заместитель в Академии наук', — сказала она, но Ровшан по глазам понял, что врет. Просто женщина не знала, где шеф, но по долгу службы обязана была защищать и прикрывать. Более того, отсутствие начальства позволяло ей делать 'халявку' — печатать на заказ чью-то диссертацию.

— Мне нужен кто-нибудь из толковых специалистов, тот, кто сумеет ответить на некоторые вопросы, — сказал Ровшан.

— А вы кто? — с подозрением спросила секретарша, полностью развернувшись к нему.

Пришлось и ей предъявлять служебное удостоверение.

— Ой, из милиции? — испугалась женщина. — Что произошло? Может, мне ученого секретаря найти? Я позвоню ему домой. Вы из ОБХСС?

Но Ровшан успокоил ее:

— Нет, нет, не беспокойтесь. Мне нужен тот, кто сумеет ответить на простые академические вопросы. Просто племянник завалил экзамен по биологии, я поспорил с учителем, хочу выяснить, кто из нас прав. Мне сказали, что лучше идти в ваш институт, потому что здесь самые лучшие умы республики...

Ровшан не стал уточнять, что племяннику всего восемь лет и до предмета биологии ему нужно отпрыгать немало классов. Пришлось врать, чтобы не создавать ненужной суеты. Но упоминание института как самого лучшего учреждения стало бальзамом для женщины, и она смягчилась.

— Ах, вот оно что, это меняет дело, я вам помогу, — более спокойным голосом произнесла секретарша. — Есть заведующий отделом Ойбек Ташмухамедов, доктор наук, я его позову, — она набрала на диске телефона номер и по-узбекски сказала: — Алло, Ойбек-ака, зайдите в приемную, тут из милиции пришли, вопросы есть. Нет, ничего особого, но просто нужно помочь...

Чтобы скоротать время, Ровшан стал рассматривать фотографии в рамках, которыми были увешаны две стены. Везде один и тот же человек — седоватый, брюхастый мужчина, с очками на толстой оправе. Неприятное лицо, надменный взгляд, жабий рот. 'Директор Вахидов', — догадался милиционер. Этот человек был в окружении разных людей, в числе которых иностранцы.

— Это наш Садык Валиевич на симпозиумах и конференциях за границей, — уважительно произнесла секретарша, заметив, как милиционер рассматривает фотовыставку. — Уважаемый он человек — академик, одним словом! Талантлив, много книг написал, сколько у него учеников и последователей — не пересчитать! Наш институт держится только благодаря ему...

Женщина продолжала что-то еще говорить, а между тем Ильчибаева привлекла одна черно-белая фотография: это была группа юношей и девушек, обступивших этого относительно молодого чудо-ученого, который держал колбу и что-то рассказывал. Среди студенток была одна с короткими светлыми волосами и ямочками на щеках. Капитану показалась она знакомой, но где он ее видел — вспомнить не мог. Внизу фото стояла надпись: 'Доцент Вахидов С.В. с группой молодых исследователей. Бухара, 1973 год'.

Но рассмотреть остальные фотографии Ильчибаеву не удалось — в этот момент в приемную широким шагом вошел высокий мужчина с короткой белой бородой и в белом халате. Штаны у него были короткими, что виднелись красные носки. Это был заведующий отделом, которого пригласила секретарша.

— Ойбек Рустамович, — представился он, пожимая руку капитана.

— Я Ильчибаев, из городского уголовного розыска, — в свою очередь сказал Ровшан, чувствуя доверие к этому человеку.

— Чем могу быть полезен милиции? — сцепив кисти рук в замок, спросил он. У него был зычный и бодрый голос. Такие люди никогда не унывали и являлись образцом для тех, кто ворчал на судьбу или падал духом при первых же сложностях.

Ильчибаеву не хотелось вести беседу в присутствии секретарши, которая к тому же нервничала, не желая, видимо, чтобы ее разоблачили за занятием 'левака' в рабочее время и на рабочем месте. Поэтому следовало сменить помещение.

— Мы можем поговорить в более уютной обстановке? Я бы не хотел мешать сотрудникам административной службы выполнять поручения дирекции... — этим самым он показал, что совсем не интересуется тем, чем занимается женщина. Было итак ясно, что 'левак' — это вынужденная мера нашего времени, покуда зарплата не обеспечивает нормальный уровень жизни. Новая экономическая политика Горбачева имела и отрицательные стороны, в частности, ухудшением материального благополучия людей. И тем приходилось, как принято говорить, крутиться. Была модна поговорка: хочешь жить — умей вертеться...

Ташмухмедов тоже был не против и широким жестом показал на дверь:

— Тогда прошу ко мне...

Они спустились на первый этаж и пошли по застекленному коридору в сторону лабораторий. Запах животных усилился, слышались визги и писки. Здание оказалось новым, но еще не совсем обжитым, потому что то там, то сям были следы свежие покраски и штукатурки, не было привычных плакатов и стендов с информацией — их уже ставят после нескольких лет функционирования учреждения.

— Наше здание только отстроили, и мы первые, кто переехал сюда, — словно прочитав мысли милиционера, произнес мужчина. — Но я со своими крысами уже работаю, наука, понимаете ли, не ждет особых удобств, она требует результата!

Они вошли в лаборатории, где стояло множество приборов и клеток с крысами. У одной из них работал молодой парень, видимо, лаборант. На вид весьма симпатичный, подтянутый, аккуратный. При виде гостя он встал со стула и поздоровался.

— Это лаборант Алексей Дидевич, очень эрудированный специалист, — представил парня Ташмухамедов. — В прошлом году закончил биофак на красный диплом[15]. Я его взял к себе, занимается исследованиями в области иммунологии...

— Очень приятно, — Ровшан окинул взглядом парня и нашел его порядочным и честным — уж он умел по виду определять жизненные хакрактеристики человека. Этот беларус вызывал симпатии.

— Так, я вас слушаю, — пригласив сесть за стул капитана, Ойбек Рустамович сел сам напротив. — Надеюсь, ничего секретного? Может мой коллега оставаться здесь или ему лучше выйти?

Ильчибаев не был против, если Дидевич останется на своем месте, а может и он чем-то поможет, все-таки одна умная голова — хорошо, а две умные — лучше... Он вздохнул, прежде чем начать... Перед глазами стояла вся таже фотография девушки и доцента Вахидова.

Глава девятая. Поедание журналиста

Сотрудник республиканской газеты 'Коммунист Узбекистана' Мирзо Гулямов, которого журналисты именовали не иначе как Гулям-бачча[16], вошел в туалет кафе-ресторана 'Дружба', что располагался в центре сквера Октябрьской революции. Он был известен как человек без моральных принципов и совести, мог написать любую жалобу, анонимку или грязную статью, если ему за это заплатят. А платили неплохо, и обращались чаще всего те, кто хотел напакостить конкуренту, врагу, соседу, теще, брату и так далее. Поэтому Гулямова еще называли ташкентским проститутом, за его продажность, но мало кто подозревал, что он на самом деле мечтал о профессии на панели. Точнее, по сути Мирзо был трансвеститом: дома, когда никого не было из родных и близких, он брил грудь, руки и ноги, затем медленно, с особыми эмоциями надевал женские колготки, бюстгалтер, кружевные трусики, натягивал платье и, сидя на пуфике, красился у зеркала французской косметикой, что купил на 'черном' рынке, и так бродил по квартире, представляя, что он — женщина. Причем распутная.

В своих грёзах ему хотелось, чтобы пару мужиков-быков взяли его и изнасиловали, причем самым изощренным способом. Ему хотелось почувствовать страсть волосатого мужского тела, жестокость крепких рук, и власть над собой, ему хотелось глотать сперму и выполнять любые приказы насильников; нечто подобное он видел в некоторых порнофильмах, которые ему привозили по нелегальным каналам, и себя представлял в качестве одного из актеров. Естественно, о своих мечтах Гулямов никому не рассказывал, даже врачам, понимая, что ему уготована соответствующая палата в психушке. Было ясно и то, что жена впала бы в транс, узнав такое о муже. Но сам журналист мучился от того, что не мог реализовать свои планы. Не будем скрывать, пару раз он состоял в гомосексуальной связи, прилежно исполняя роль женщины, однако тех посадили недавно по статье 'мужеловство', и теперь не было партнеров. И от отчаяния ему хотелось выть.

И он бы выл, если не работа, которая почти напоминала ему физиологические страсти. Копаться в грязном белье, писать пакости — вот его любимое занятие, и тут он достиг высокого мастерства. И об этом знали те, кто обращался часто из криминальных структур, и даже КГБ. Да, да, чекисты тоже нуждались в таком человеке, ведь по заданию партии они компрометировали некоторых лиц, на волне 'перестройки' ставшими демократами, оппозиционерами, диссидентами. Особенно доставалось тем, кто входил в так назваемое общественное движение 'Бирлик', что переводилось с узбекского как 'Единство'.

Но Гулям-бачча не был бы профессионалом, если не работал и на другую сторону, в свою очередь, он получал заказы от оппозиционеров, чтобы поливать грязью власть, правда платили ему мало, так как у политиков-демократов не было много денег. Зато щедрыми считались представители мафии и торгового клана — вот там каждый рубль приравнивали к слову, чем больше настрочишь, тем больше купюр в карман положишь.

Вот и сейчас в кафе 'Дружба' была такая встреча. Представитель известной городской торговой группировки делал заказ на сотрудников Комитета народного контроля. Требовался мощный наезд прессы на излишнюю любопытность некоторых проверяющих. Понятно, эти люди считались несговорчивыми и неподкупными, и этим мешали торгашам крутить теневые дела.

— Ака, мы вас знаем, как самого лучшего журналиста республики, — говорил мужчина в импортных очках с тонированными стеклами, наливая Мирзе из графина в стаканчик конъяк 'Арарат'. Сам он был одет в джинсовый костюм, а из кармана выпирало портмоне, туго набитое, судя по всему, 'сотками'. — Поэтому и обращаемся только к вам. Скажу вам честно, вы на особом счету нашего лидера Шокасым-ака, он вас уважает и желает вам благополучия...

— Да, да, я всегда по-честному отрабатываю свои деньги, — отвечал, жуя ложками салат 'Оливье', журналист. — Не одну статейку против ваших врагов накатал, и сколько тарараму после этого было — ужас! Всех, кто попал на острие моего пера, взяли под колпак. Так что я помог вашим благородным делам... Таковы мои моральные принципы — содействовать справедливости!

Не будем увиливать, Гулямову было наплевать на гуманные идеи и сам он высокой нравственностью не блистал. Ему все равно на кого и против кого писать — лишь бы платили. Он мог удачно жить и при коммунистах, и при религиозных радикалах, и при фашистах, потому что в любом строе была нужда у определенных лиц в таких журналистах-перевертышах, готовых мать родную продать и отца удавить ради ломанного гроша. Да, он не пользовался уважением среди коллег по ремеслу, зато никто из них не мог похвастаться машиной 'Волга', дачным участком недалеко от поселка Солдатское, и четырехкомнатной квартирой в новом доме на Юнус-Абаде, а все это далось Гулямову только благодаря его умениям широко применять грязные технологиии и 'черный' пи-ар.

— Работники Комитета народного контроля совсем оборзели, ака, — продолжал представитель, опять разливая спиртное — сам он пил мало, кстати. — Три дня назад накрыли нашу базу, устроили шмон. Оскорбляли и унижали наших людей, угрожали физической расправой. В то время, как наши лидеры Горбачев и Каримов проводят реформы в стране, хотят нам добра, однако всплывают из темного прошлого подлые силы. Опять возвращаются сталинские времена, опять хотят крови и репрессий. Нам нужно сказать 'нет' прошлому! В этом и есть главная задача прессы... Особенно много зависит от честных и правильных служителей информационной Фемиды...

Гулям-бачча опрокинул еще стаканчик конъяка, чувствуя, как жидкость опускается по пищеводу в желудок, обжигая все на пути. О, такие ощущения больше всего нравились. Он быстро закусил маринованным огурцом и грибами в масле. Тут подали шашлыки. От аромата голова кружилась. Журналист шумно потянул носом, обливаясь слюнями, а потом вцепился в мясо и стал его глотать, даже не прожевывая.

Если бы не тонированные стекла, то Мирзо увидел бы насмешливый и презрительный взгляд собеседника. Этот человек прекрасно знал, кем является Гулямов, однако нуждался в его умении. Поэтому он выполнял миссиию, которая была на него возложена — передать заказ, накормить-напоить в ресторане и передать гонорар. Самому же журналисту было наплевать, что на самом деле думает о нем торговая мафия, он давно перестал реагировать на презрение тех, кто ему дает подачки.

— Да, вы правы, пресса — это мощное оруие против тех, кто не хочет видеть перспектив нашего общества и тянет, словно якорь, нас на дно прошлого, — общими фразами отговорился Гулям-бачча. — Я согласен взяться за работу и сделать все, как надо.

Тут он достал блокнот и ручку. Представитель продиктовал ему имена и должности проверяющих, дал несколько сюжетов и указал, где лучше всего подставить этих лиц в статье. Все это было записано, но журналист знал, что напишет лучше и эффективнее, чем ему сооветуют, ибо на этих заказах он собаку съел. И был уверен, что статьей будут довольны заказчики и обескуражены те, против кого она опубликована.

Затем представитель достал из кармана портмоне и бросил на стол:

— Это ваш гонорар... В два раза больше обычного... Постарайтесь и не подведите...

— Я же говорил, что всегда отрабатываю свои деньги, — хохотнул Мирза, быстро беря портмоне со стола и пряча во внутренний карман пиджака. В этот момент он почувствовал давление в мочевом пузыре. Следовало избавиться от лишней жидкости.

— Извинте, ака. Я на минутку покину вас — схожу-ка в хожатхону[17]...

— Да-да, пожалуйста, — ответил тот, достал из пачки сигарету, щелкнул позолоченной зажигалкой и закурил. При этом он аккуратно и ловко выпускал дымовые кольца, чем позабавил рядом сидевшего старика.

Гулям-бачча вскочил с места и быстрыми шагами направился к туалету. Днем народу в кафе было немного, и поэтому туалет оказался свободным. Журналист зашел в помещение и пристроился к писсуару, растегивая ремень и снимая 'молнию' с ширинки. Мочи скопилось много — пришлось сливать ее минуты три, и все это время Мирза весело посвистывал, смотря на потолок. Он радовался очередному заказу. На эти деньги он купит супруге золотое кольцо и сережки, а себе — новые женские трусики и бюстгалтер — иногда же надо радовать женскую сторону личной души.

Он был так увлечен процессом, что не заметил, как из писсуара всплыла розовая слизь, впрочем, это было не удивительно, так как ничего не могло отвлечь журналиста от приятных мыслей и ощущений. Тем временем слизь не собиралась представляться, она как молния метнулась вперед, прямо на руки и обнаженный член журналиста. И только почувствовав нечто влажное, а потом и нестерпимое жжение в области паха, Гулям-бачча очнулся и пока еще удивленно посмотрел вниз. То что он увидел, шокировало его, и заставило вздрогнуть: что-то похожее на медузу быстро расстворяла в себе человеческие органы, особенно то, что было противно Мирзо носить в качестве собственной части тела. Конечно, можно было порадоваться, что удалось избавиться от мужского достоинства без какого-либо хирургического вмешательства, и стать наконец-то женщиной, отправиться на панель, да только таким мечтам не суждено было сбыться. Слизь не насытилась только этим, она стала взбираться на все тело и растворять в себе остальную плоть.

Журналист закричал, пытаясь руками-костями скинуть с себя это мерзкое существо, однако это не помогало, хищница не собиралась просто так отпускать человека и практически заполонила собой всю фигуру. В этот момент в ресторане заиграл ансамбль, пошли распевы из группы 'Ласковый май', правда, лабали на гитарах и исполняли с узбекским акцентом местные ребята:

'Белые розы, белые розы,

Так беззащитны шипы... вай-вай...

Что с вами сделали снег и морозы.

Лед витрин голубых... оу-у, вай-вай...'

Следует заметить, музыканты удачно вплели в эти строки национальные мотивы, и сейчас песня выглядела более восточной и поэтому понятливой для публики[18]. Гулямов вообще-то любил группу 'Ласковый май' и солиста Юрия Шатунова, ведь их песня о розах вызывала в нем тоску и грустные мечты, и больше всего — скажем это по секрету — ему нравилось упоминание слова 'голубых'. Да только сейчас было не до концерта. Грохот динамиков, визг соло-гитары и стуки ударных инструментов заглушили крики, раздающие из туалета. Никто не спешил на помощь. Последнее, что увидел журналист перед своим физическим исчезновением, так это открывающуюся дверь и входящих в туалет каких-то мужиков. Но дальше его сознание померкло, а душа ушла в небытье.

Теперь свидетелями происшедшего стали два инженера, которые пришли отметить успех изобретения и прогулять полученную за него премию. Они оставили двух дам в зале, чтобы те приняли заказ, а сами устремились облегчить мочевой пузырь. Увиденное в туалете так их напугало, они, ничего не сказав друг другу, пулей выскочили оттуда, едва не сбив по дороге официанта, несшего заказ, и покинули здание. Официант крикнул им что-то оскорбительное и двинулся дальше. Дамы, сидевшие в зале, не заметили, как их кавалеры бросили их одних.

Лишь минут через пятнадцать один из музыкантов, воспользовавшись паузой, зашел в туалет и встал как вскопанный. На полу лежал скелет, одетый в костюм, туфли, а в пессуар тихо вплозала огромная по размеру розовая слизь... Именно это он, заикаясь от волнения и страха, твердил директору кафе-ресторана, заведующему залу, а также ввалившимся скоро сотрудникам милиции.

Глава десятая. Интересная версия ученых

Тем временем в лаборатории Института биологии шла беседа. Ученые внимательно слушали милиционера, который хотел получить совет или хотя бы какое-то разъяснение.

— Несколько дней назад в городе произошли убийства, странные причем, — начал рассказывать Ильчибаев. — Я не стану говорить, что и как — идет следствие. Но в трех случаях имелось одно... Обнаружены три скелета...

— Животных?

— Нет, человека. Эти люди были убиты, но от них остались скелеты...

Ойбек Рустамович озабоченно потер висок:

— Как это возможно? Кто-то разделал туши?

Именно этот и ставило в тупик следствие. Ровшан развел руками:

— В том-то и дело, что мы в расстерянности. Убийства произошли в квартире, в бане и в туалете школы, но ни одной капли крови! Это как можно разделать трупы, чтобы был чистым скелет, но ни одного органа, и ни капли крови на полу или стенах?

Дидевич, который внимательно слушал, издал какой-то звук. Ровшан посмотрел на него с недоумением и продолжил:

— В двух случаях имелись свидетели... Они утверждали, что людей поглотила какая-то слизь...

— Чего-чего?

— Да, они утверждают, что из унитаза и стока бассейна выползла какая-то розоватая слизь, похожая на желе или студень, или даже на медузу, и она поглотила тела, разъела их до костей...

Ташмухамедов громко расхохотался:

— Ох, и не знал, что милиция увлекается фантастикой... И вы пришли поведать нам эту историю? — смех его был открытым, без какого-либо ехидства или сарказма. Он действительно полагал, что это была шутка.

Однако Ильчибаев не был настроен на такую беседу и поэтому строго ответил:

— Я не шучу, Ойбек Рустамович, я здесь как представитель органов внутренних дел, а не любитель кинофантастики. Да, признаюсь, ни я, ни мои коллеги не верили ни слова свидетелям. Многие считают, что этих людей подставили. Просто кому-то убитые перешли дорогу, может, мафии, с ними разделались, а трупы... э-э, скелеты подкинули бедолагам. Но много вопросов — чем помешал им школьник? Или слесарь-алкаш? Неужели и они как-то повязаны с преступниками, и эти версии отрабатывались... Но так думали мы до сегодняшнего утра...

— И что же заставило вас изменить свое мнение? — тут Ташмухамедов внимательно посмотрел на собеседника. Теперь он понимал. Что пришли на самом деле за помощью, а не рассказывать анекдоты.

— Вот, — Ровшан протянул ему бумагу с экспертизой. — Читайте, и поясните мне, что бы это значило.

Текст, написанный сложным образом, был понятен ученому, поэтому он внимательно с ним ознакомился. Чем больше он вчитывался, тем серьезнее становилось его лицо. Закончив, он опять потер висок.

— Гм, подписала документ Иногамова... Знаю ее, она кандидат медицинских наук, года три назад защищалась в ТашМИ[19], я давал рецензию на автореферат диссертации... Толковая женщина... Понятно, что это не шутка... Итак, медузопроизводящие... подтип стрекающий организмов... Ничего не понимаю... Ведь эти организмы могут ужалить человека, парализовать и даже умертвить, но не сожрать...

— Ну-да, в судебных материалах не шутят, — подал голос Дидевич. — Извините, а можно и мне посмотреть на результаты анализа?

Ташмухамедов вопросительно посмотрел на милиционера, и Ровшан кивнул: да, пожалуйста. Парень получил бумаги и углубился в чтение — было видно, что написанное его захватывает.

— Что вы можете сказать? — спросил Ильчибаев. Ему казалось, что главный ответ на все вопросы находятся именно здесь, и только эти ученые могут раскрыть тайну.

Ойбек Рустамович потрепал короткую бороду и произнес:

— Я не могу судить обо всех фауне Земли, но мне не приходилось слышать о таком организме, который выступает в виде полужидкой субстанции, за исключением медузопроизводящих. Ну, это есть просто медузы, однако это морские организмы, они могут существовать только в специфической среде — в воде... Что вы знаете об этих организмах?

Вопрос был не прост, хотя медуз Ровшан видел на Черном море, когда ездил туда в отпуск три года назад. Хотя он больше ударял за местными девушками, чем купался в море, загорал на пляже или изучал морскую природу. Но особого впечатления эти существа не произвели — белые студенистые создания, мерзкие на ощуп, даже их прикосновение вызывало отвращение. И утром, когда у кромки берега плавало миллионы медуз, тогда еще старший лейтенант Ильчибаев просто сидел на шезлонге и пил пиво, не решаясь войти в воду.

— Э-э-э, это купол и щупальца... И еще они... — тут Ровшан пытался что-нибудь вспомнить, однако не мог. — Э-э, могут плавать... живут в океанах и морях...

И пришлось доктору биологических наук пояснять:

— Медузопроизводящие — это так называемый подтип стрекающих организмов, которые, в свою очередь, разделенные на классы сцифоидных, кубомедуз и ставромедуз. Хочу сказать, что речь о медузах обычно идет только о тех, которые существуют в медузоидной половой фазе жизненного цикла. Конечно, кроме данной фазы существует и начальная полипоидная, которая сравнительно кратковремена. Во всех этих классах медузоидные особи имеют свои характерные отличительные особенности... Да, еще, совершенно не встречаются медузоидной половой фазы только в жизненном цикле некоторых гидроидных полипов, паразитических кишечнополостных и коралловых полипов.

От первых фраз Ровшану стало плохо, но пытался сохранить на лице выражение понимания и заинтересованности. А тем временем Ташмухамедов увлеченно говорил:

— Но нас интересуют хищники, это могут быть кубозои или кубомедузы, которые обитают в теплых морях. У них нервная система наиболее развита, и в основе лежит дифузное нервное сплетение и нервное кольцо... Между основаниями щупалец расположены прикрытые складками сенсорные структуры, их называют ропалии. Замечу, каждый ропалий включает орган равновесия и шесть глаз: четыре простых — в форме бороздки или бокала — и два очень сложных. Последние состоят из роговицы, линзы и сетчатки. Недавние исследования обнаружили в составе клеток сетчатки кубомедуз белки, чувствительные к свету синей, зелёной и ультрафиолетовой частей спектра... Это очень важное открытие, позволяющее судить...

— Дорогой Ойбек Рустамович, можно перейти на более простое пояснение, — взмолился капитан, чувствуя, что минута, и в его голове начнется революция. — Я же следователь, юрист, а не биолог, поясните мне простыми и доступными словами.

Заведующий отделом вначале опешил, расстерянно хлопал глазами, а потом засмеялся:

— Ох, простите меня, вы правы. Я же не на лекции нахожусь... Итак, медузы жили на Земле более шестисотпятидесяти миллионов лет назад, когда еще не было динозавров, акул, пауков, и они населяли все моря и океаны. Знаете, товарищ Ильчибаев, медузы кажутся нам сверхъестественными созданиями во многом благодаря своим странным формам и расцветкам. Природа создала их особенным образом: их тело напоминает зонтик, или колокол, иногда шар. Хочу сказать, что медузы имеют самые невероятные размеры, их диаметр может составлять от трех миллиметров до двух с половиной метров. Э-э, насколько я помню, наиболее распространены медузы величиной с блюдце, а самая маленькая медузка — размером с наперсток, эта крошка живет в Карибском море. А самая большая — это так называемая 'грива льва', которая обитает в Арктическом море. Ее тело достигает двух с половиной метров шириной, а его щупальца — тридцати семи метров в длину — представляете, это почти половина футбольного поля.

Меня, как ученого, удивляли медузы еще и тем, что они не похожи ни на одно животное на Земле. Ладно, что же представляют из себя эти существа, которые являются, если можно так выразиться, ни рыбой ни мясом? Это близкие родственники морских анемонов и кораллов, не имеющие костной основы. Они идеально созданы для того, чтобы жить в воде. Медузы состоят примерно на девяносто пять процентов из воды, три-четыре процента — из соли и один-два процента — из белка. У них также нет ни сердца, ни глаз, ни системы кровообращения, ни жабр. Большинство медуз состоят из трех частей: студенистое тело; щупальца, которые жалят и ловят добычу; и ажурный ротик, который поглощает пищу. Так вот, кубомедузы охотятся на ракообразных и рыб, но на человека — это невозможно! Они жалят, причем болезненно, иногда могут убить...

Тут свои знания продемонстрировал Дидевич:

— Так, медуза ируканджи — ее еще называют по-латински Carukia barnesi — является причиной возникновения 'синдрома ируканджи', который выражается в сильных болях в спине и в животе, очень сильной головной боли, усиленном местном потоотделении и рвоте, а также проблемах с мочевыделением. Существует противоядие, помогающее при ожогах. Также предотвратить активацию нематоцист этих медуз, которые ещё не жалили, может уксус — в то время как при действии уксуса на других медуз, наоборот, облегчает активацию нематоцистов. Но поедать человека они не могут, как и не могут жить в наших условиях... Я имею виду условия Узбекистана.

— Так мальчишки рассказывали, что слизь выползла из унитаза, — заметил Ровшан. — Это, кстати, подтвердила и женщина, которая видела студень в бане...

— Канализационные воды, конечно, тоже воды, но кроме бактерий и червей там не могут жить более сложные организмы, — задумчиво сказал Ташмухамедов. — Для медуз необходимы соответствующие условия, а наши биоклиматические не подходят, особенно загрязненные стоки... Вы же сами понимаете, что представляет собой канализация...

Ровшан встал и зашагал по лаборатории. Крысы в клетках с тревогой смотрели на него, словно человек собирался их съесть, и стали метаться. На них никто внимания не обращал.

— Но ведь то, что напало на людей, это не совсем медузы, так? Это то, в которой есть молекулы медузы... То есть это организм, в которых присутствует генетическая составляющая медуз...

— Браво, браво! — восхитился Ташмухамедов. — Я вижу, что в вас пропадает талант биолога-исследователя! Бросайте криминалистику и переходите к нам...

В ответ капитан улыбнулся и сказал:

— Спасибо за приглашение, но я уж останусь на своем месте... Мне не понятно, как тогда этот организм мог съесть людей? Разве у слизней бывают зубы?

Тут слово вновь вставил Дидевич:

— Если речь идет о медузах, то у них нет зубов, так как не существует костной основы. Они просто переваривают пищу... Конечно, принцип поедания жертвы как бы не нов: есть, к примеру, хищные растения, которые заманивают кузнечиков, мух, стрекоз определенными ароматическими веществами, потом хватают их лепестками, и начинают выделять сок, разъедающий плоть. Даже пауки высасывают из жертвы мягкие ткани, оставляя скелет, хрящи, жесткие панцири... Но на все уходит продолжительное время — плоть не так просто растворить, но не минуты, как это имело место в бане или школе...

Тут Ровшан, обалдевший от этих слов, его остановил:

— Подождите, какие еще плотоядные растения? Разве растения могут кушать?

Парень улыбнулся:

— Еще как! Известны более пятисот видов таких растений, и все они часть питательных веществ получают за счет животных (в основном насекомых), которых они ловят разными хитроумными способами. У наиболее известных хищников, а это росянок, непентесов и саррацений, основную часть добычи составляют насекомые. Отсюда другое название этих растений — насекомоядные. Другие — водные пузырчатки и альдрованды — ловят чаще всего планктонных ракообразных. Есть и такие хищные растения, которые питаются мальками, головастиками или даже жабами и ящерицами. Существует три группы таких насекомоядных растений — это растения с листьями-ловушками, у которых половинки листьев с зубцами по краю плотно захлопываются, растения с листьями-липучками, у которых волоски на листьях выделяют привлекающую насекомых липкую жидкость, и растения, у которых листья имеют форму кувшинчика с крышечкой, наполненного водой.

— Но почему?

Ташмухамедов решил, что отвечать нужно ему:

— Дело в том, что все хищные растения растут на бедных почвах, как, например, торф или песок. В таких условиях меньше конкуренции среди растений... э-э, типа того, что мало кто способен здесь выжить, а вот способность ловить живую добычу, расщеплять и усваивать животный белок восполняет дефицит минерального питания. Особенно многочисленны хищные растения на влажных почвах, болотах и топях, где они возмещают за счет пойманных животных нехватку азота. Как правило, они ярко окрашены, и это привлекает насекомых, привыкших ассоциировать яркую окраску с наличием нектара... Но в любом случае, у растений нет зубов, чтобы раздробить пищу, они всасывают уже разлагающую плоть.

— Можно ли сказать, что та слизь, которая поглотила людей, была и медузой и этим хищным растением? — задал вопрос Ровшан, начиная кое-что понимать.

— Вполне возможно, смотрите сами, ведь в экспертизе написано — Drosera, — ответил Ойбек Рустамович. — Эти растения обитают и в тропических болотах, и в длительно пересыхающих почвах австралийских субтропиков, и даже за полярным кругом в тундре. В средней полосе России можно встретить росянку круглолистную. Обычно росянки ловят мелких насекомых, но некоторые виды способны поймать и более крупную добычу. Листья росянки покрыты красными или ярко-оранжевыми волосками, каждый из которых увенчан блестящей капелькой жидкости. У тропических росянок листья напоминают ожерелье из многих сотен сверкающих на солнце бусинок-росинок. Но это смертоносное ожерелье: привлеченное блеском капелек, красноватой окраской листа и его запахом, насекомое вязнет в липкой поверхности.

Отчаянные попытки жертвы освободиться приводят к тому, что к ней склоняется все больше соседних волосков, и в конце концов она оказывается вся покрыта клейкой слизью. Насекомое гибнет. Затем росянка выделяет фермент, растворяющий добычу. Нетронутыми остаются только крылышки, хитиновый покров и другие твердые части. Если на лист садится не одно насекомое, а сразу два, то волоски как бы разделяют свои обязанности и справляются с обоими.

— Есть еще жирянка, — сказал Алексей, желая дополнить рассказ новой впечатляющей информацией. — Действует почти так же, как росянка, заманивая насекомых клейкими выделениями своих длинных, суживающихся к концу листьев, собранных в прикорневую розетку. Иногда края листьев загибаются внутрь, и добыча в таком лотке оказывается запертой. Затем другие клетки листьев выделяют пищеварительные ферменты. После поглощения 'блюда'" лист разворачивается и снова готов действовать... Так что природа флоры и фауны разнообразна, и даже растения бывают страшнее тигра.

— Итак, мне нужно искать существо, которое несет в себе органы или характеристики растения-хищника, медузы... — начал было Ровшан, однако его прервал новый смех Ташмухамедова:

— Уважаемый товарищ милиционер, мы просто рассуждаем, это чисто гипотетические выводы, на самом деле нет на свете организма, который сочетал бы в себе медузу, растение и еще черт знает чего! И тем более пожирающего человека с невероятной скоростью.

— Но вы ведь только что...

Заведующий отделом вздохнул:

— Мы — ученые и работает с тем материалом, который у нас есть. Вот того, чего нет и быть не может, нас не интересует. Это только писатели-фантасты выдумывают всякую чушь, а ведь природа располагает более интересными созданиями, чем что написано в всяких там книгах, вот ими следует заниматься, и это есть наука.

Однако Ровшан не хотел сдаваться, он показал на документ из Института судебной экспертизы, который продолжал держать в руке Алексей:

— Тогда как это понять? Это же писали не фантасты!

Тут Ойбек Рустамович развел руками:

— Я сам в замешательстве... Но если такое существо и есть на Земле, то это, скорее всего, мутант... Правда, не понимаю, что могло послужить мутацией — ведь мы не в зоне Чернобыльской трагедии, в нашем регионе нет повышенной радиации... просто слизь как организм — это что-то новое...

— И новое, и старое, — отметил Алексей, продолжая читать отчет. — Смотрите, тут приведены данные о наличие молекул ДНК, причем человеческого... Это или остатки съеденного человека, или сама генетическая суть существа. Можно сказать, что это хищник, который потребляет протеины, причем не растительные, а животные. Я думаю, что вы правы, Ойбек Рустамович, это мутант, который сформировался из медузопроизводящих... И в нем есть ДНК растений... Гремучая смесь животного и растения в виде студня... Хотелось бы мне изучить такое...

— Да, тогда ты стал бы Нобелевским лауреатом, — улыбнулся Ташмухамедов. В этот момент Ильчибаев спросил:

— А кто-нибудь в Узбекистане занимается медузами?

Ученые удивленно переглянулись.

— В наших краях не водятся медузы, поэтому и академического направления такого нет, — ответил Ойбек Рустамович. — Можно сказать, что и специалистов как таковых не существует...

— Жаль, — расстроился капитан.

Но тут заведующий отделом вспохватился:

— Подождите-ка... Была одна женщина... Она — ученица нашего директора, писала кандидатскую по медузам... Фамилия ее... э-э-э... Плетнева... Точно — Плетнева!.. Она сама родом из Узбекистана, но диссертацию делала в России...

— А вы знаете, где она живет? — Ровшан было уже оживился, однако увидев, как пожал плечами собеседник, печально вздохнул. Мда, уж не везет — так не везет. Может спросить у директора адрес? Или запросить паспортный стол?

Обдумать эту мысль не успел он, так как в лабораторию с шумом и криком ворвался какой-то толстый лысоватый мужчина с густыми бровями и большими как у жабы губами. Он был невысокого роста, в дорогом синем костюме, черных лакированных туфлях, на руке — золотой 'Роллекс'. Его внешний вид излучал благополучие, высокомерие и чванство — таких Ильчибаев встречал и раньше, особенно в партийных структурах. Немало было и в милиции, а в науке, наверное, тоже не считались редкостью. Капитан сразу догадался, что это был директор института — фотографии на стенах соответствовали реальному образу. За его спиной расстерянно выглядывала секретарша. Но сейчас этот человек был явно в дурном расположении духа, он даже не поздоровавшись, начал выяснять отношения.

— Вы кто такой?! — орал Вахидов, брызгая слюной и потрясая кулаками, словно ими хотел разнести тут в пух и прах. — Кто вам позволил приходить сюда без моего ведома? Что вы себе позволяете — допрашивать моих сотрудников?! Вы это можете, если я разрешу! Потому что все, что творится в этих стенах, подотчетно мне!

Крысы от его криков запрятались в каких-то коробках в клетке.

Однако никто из присутствовавших не испугался. Ойбек Рустамович кашлянул в кулак:

— Извините, Садык Валиевич, мы помогали товарищу из милиции... Думаю...

Но визжащий человек не дал ему договорить. Было видно, что он придерживался одной известной только ему версии и не хотел знать ничего иного.

— Нечего думать — думаю только я, а вы — работайте! Здесь я главный, и все вопросы решаются только через меня! — продолжал директор. — Милиции, если нужно что-то, то должна обратиться ко мне, а не к рядовым сотрудникам! Следует соблюдать субординацию! Это вам не игрушки! А вы, товарищ, обязаны принести мне письмо от вашего руководства с просьбой оказать необходимое содействие! Я не позволю шпионить в моем учреждении! Я буду жаловаться в МВД, в Цэка компартии! Я дойду до Ислама Абдуганиевича[20]! Вам мало не покажется! Иж что удумали — за моей спиной крутить дела! Не-по-зво-лю!

Ильчибаев пытался остановить этот поток необоснованных обвинений:

— Извините, Садык Валиевич, вас не было, поэтому я попросил вашу секретаршу кого-нибудь оказать мне содействие!

Да только это вызвало новый взрыв негодований:

— Как это не было? По-вашему, я прогуливаю? Не хожу на работу? Зря ем свой хлеб? Обманываю государство — так что ли? Да вы знаете, милейший, что я — академик! Я автор ста работ и десяти учебников! Меня знает весь мир...

— Так уж весь мир? — с сарказмом спросил капитан, начиная тоже испытывать предел терпения. Однако ругаться не собирался. — Каждый африканец или латиноамериканец носит ваш портрет?

Директор вначале остолбенел от такой фразы, а потом с новой энергией начал орать:

— Весь мир науки! Не придирайтесь к словам! У меня десятки благодарностей от союзной Академии наук! Меня президент академии знает! Я пожимал руку самому Курчатову!

— Так он же был физик, — удивился Ровшан, который уж знал об этой личности не мало. — Причем тут он?

Это не сбило с ритма Садыка Валиевича, его тонкий злой голос разлетался из лаборатории чуть не по всему зданию института.

— Ну и что? Я был с ним в приятельских отношениях, он поддержал мои исследования в области биофизики!

Вахидов продолжал еще что-то изрыгать, но Ильчибаев перестал его слушать. Он смотрел, как покорно стоял перед директором Ташмухамедов, по опыту знающий, что бессмысленно пререкаться с руководством, особенно чванливым, как чесал нос Алексей, разглядывающий своих крыс, как держалась за сердце секретарша, боявшая последствий этой разборки. Тут капитан не выдержал и взмахом руки остановил поток речи.

— Вы мне скажите, где я могу найти Плетневу?

Вахидов заткнулся. Его глаза округлились. И — о чудо! — съежился как-то, словно из него выпустили воздух. Бац! — ткнули гвоздем шарик, и он лопнул.

— Э-э-э... Плетнева? А зачем она вам?

— Хотел бы посоветоваться... — уклончиво ответил Ровшан. — Она же специалист по медузам...

Директор попятился назад:

— Не помню я Плетневу... Давно не видел... Уехала, наверное... в Россию... или в Прибалтику... Сейчас все бегут из нашей республики... многие русскоязычные...

Тут он столкнулся со своей секретаршей, и этот удар вернул его в прежнее начальствующее состояние. Садык Валиевич вздохнул и сказал громко, но уже без злости и лишней эмоции:

— Прошу вас, товарищ милиционер, покинуть здание института. Я буду ждать официального уведомления из вашего учреждения. И вам никто не даст показаний, пока не будет соответствующих документов!

После чего повернулся к Ташмухамедову и Дидевичу:

— А вы следуйте ко мне в кабинет... Мотархон-опа, — тут он обратился к секретарше. — Проводите товарища милиционера до ворот... Чтобы он не заблудился...

Ильчибаев ничего не ответил, он лишь тихо попращался с учеными, не посмотрел на директора и пошел к выходу, сопровождаемый женщиной. Было ясно, что Садык Валиевич не хотел, чтобы по дороге милиционер распросил еще кого-нибудь...

Уже в машине он засмеялся, вспоминая, как испарилось высокомерие директора только от одного имени.

— Вот идиот! — произнес Ровшан, и это ругательство касалось Вахидова. Капитан был уверен, что этот человек что-то знает. Иначе бы не испугался упоминания о Плетневой и о медузах. Теперь у следствия были новые подозреваемые, которых следовало пустить в разработку.

Глава одиннадцатая. Круг поисков расширяется

Когда Ильчибаев вернулся в управление, то его ждал очередной сюрприз. Хашимов сообщил, что час назад в кафе-ресторане 'Дружба' был сожран журналист Мирзаев, есть свидетель — музыкант Харитонов, сообщивший о розовой слизи.

— Хищник не сидит на месте, ведь он питается, черт бы его побрал, блин! — злым голосом ответил Ровшан, понимая, что начальство спустит всех собак на него, особенно Саидов. Понятно, что эту смерть скрыть никак не удасться, потому что Гулам-бачча был известен в республики, его статьи читало высшее руководствро, говорят, сам президент Каримов благоволил ему и всячески поддерживал. Уж он, естественно, потребует найти козла опущения. Меньше чем за неделю четыре трупа, причем погибших одинаковым образом. Но как пояснишь существование того, чего быть в природе не может? Конечно, сейчас время такое, что и религия не в запрете, и уфологи спокойно собираются в свои клубы, и мистика со всех экранов льется, — можно любую фантастическую версию озвучить на публике, но ведь в расчет это криминалистика не берет. Она оперирует фактами, данными, свидетельствами, результатами экспертизы и вещественными доказательствами. А у Ровшана на руках только свидетели и судебно-медицинская экспертиза, которые тоже выглядят как фантастические истории...

Хотя, черт, где бумаги? Только сейчас капитан понял, что оставил один из важных документов в лаборатории Ташмухамедова — такую оплошность ему не простят. Ведь результаты экспертизы пока являются закрытыми для публичного доступа, и тут может последовать соответствующее наказание. Можно, конечно, полагаться на честность ученых, которые никому не покажут документы, но ведь нельзя скидывать с весов Вахидова, а уж он заметит экспертизу в руках Дидевича и потребует ответа. Другое дело, что у Хашимова есть второй экземпляр, и пока следует работать с ним.

Чертыхнувшись, Ильчибаев двинулся к своем кабинету, а Рашид последовал за ним, подпрыгивая как зайчик вокруг морковки.

— Что известно? — коротко спросил Ровшан, доставая из кармана ключи.

Лейтенант стал быстро говорить, стараясь выложить все, пока они дошли до кабинета:

— Погиб Мирзо Гулямов из 'Коммуниста Узбекистана'. Это известный журналист. Звонили Саидову из Цэка партии, требовали быстро провести расследование и наказать преступников. Акмаль Анварович наговорил им что-то про каннибалов из Украины, мол, это наследственное, там еще в период голодомора люди жрали друг друга...

— Да, баран... этот Саидов. Это я понял... Что еще?

— Что еще? Ну, сейчас там наши ребята, они выясняют все обстоятельства... Правда, есть странности...

Ровшан открыл дверь и вошел в свой кабинет.

— Какие еще странности?

— Скелет был одет в костюм... мужской костюм... Однако на бедрах обнаружили женские кружевные трусы, на грудной клетке — белый бюстгалтер, а под брюками — колготки... Я не пойму. Это был мужчина или... женщина?

Однако для Ровшана это не было загадкой. Он еще с разговора с одним человеком, которого обвиняли в краже и в мужеловстве, узнал, что Мирзаев пару раз посещал закрытый гей-тусовку и там вступал в интимные контакты с 'голубыми'. Естественно, данная информация не тиражировалась. Так что поведение этой личности было вполне прогнозируемым.

— Это транссексуал, — пояснил Ильчибаев. — Мирзаев был гомосексуалистом. Просто я в недоумении, как в такую жару — сейчас лето! — можно носить под брюками колготки!.. Что еще?

— Портмоне нашли в кармане, там около трех тысяч рублей, — продолжил лейтенант. — Официанты сказали, что Мирзаев был не один, с ним пришел какой-то мужчина в джинсовом костюме и противосолнечных очках. Но только узнав о ЧП[21] в туалете, он быстро расплатился и ушел из ресторана. Никто его останавливать не стал, наверное, в суматохе об этом не подумали...

— Кто сейчас в кафе 'Дружба'?

— Шестеро оперативников, и двое из института судебной медицины... та самая Иногамова...

'Вот она-то мне была и нужна', — подумал Ровшан и вскочил. Необходимо переговорить с этой женщиной. Отметив в протоколе итоги своего визита в академический институт и подчеркнув два раза над фамилиями Ташмухамедов и Дидевич, мол, с нимиследует еще раз встретиться, капитан сказал Хашимову:

— Ладно, терять время не будем, поехали на место происшествия...

Они успели покинуть здание УВД, потому что секретарша Умида разыскивала их по всем этажам, чтобы передать приказ начальника срочно явиться перед его грозные и метавшие молнии очи. Даже дежурный на посту не успел предупредить об этом капитана, ибо 'копейка' тронулась и скрылась за поворотом.

К 'Дружбе' они подъехали менее чем за пять минут, благо сквер Октябрьской революции располагался недалеко. Кафе было закрыто. У двери стоял милицейский 'Уазик', два 'жигуленка'. Рядом находился рядовой с автоматом АКСУ-74, который руками показывал потенциальным посетителям проходить мимо.

— Сюда нельзя... переучет... Идите в другой ресторан...

Конечно, пояснению о переучете никто не верил, поскольку для этого не вызывается наряд милиции, причем вооруженной. Люди проходили мимо, видимо, шли в кафе 'Буратино' или в 'Уголок', а некоторые из них все же оставались и толпились неподалеку, заинтригованные, мол, что здесь произошло, что случилось — любопытство все-таки было одним из сильных чувств человека. К тому же кто-то из официантов уже пустил слух о скелете, и теперь история обрастала дополнительными подробностями — насколько хватало фантазии у рассказчиков. Проходя мимо такой группы, Ровшан услышал, как одна девушка говорила трем мужчинам и пятерым женщинам:

— ...подошли, а там весь пол в крови, отрубленные головы... человек пятерых завалили бензопилой...

Слушатели ахали и качали головами. 'Что за народ, как любят они басни', — проворчал Хашимов, догоняя капитана. Ему на память пришла сцена болтовни старушек у дома Осокиной, когда там тоже витали в воздухе фантастические истории. Стоявший на посту милиционер хотел было остановить, но признал в них своих и пропустил.

Ровшан вошел в кафе-ресторан. Это был одноэтажное здание с большим залом, где располагались столики и стулья, была танцплощадка, оркестровая, кухня, туалет. Здесь любили собираться многие из тех, кого оперативники называли 'мафиози', хотя бывали и простые граждане. Да что тут скрывать, сюда когда-то любил ходить и сам Ровшан с друзьями. Но это имело место во времена компанейских пьянок и загулов — сейчас на это наложено табу.

Тут в уголке сидели официанты и повара, чуть отдельно расположились за столом хмурые и недовольные обстановкой директор и главный бухгалтер, а с ними разговаривали двое лейтенантов в форме. Третий офицер, только в гражданском, снимал показания того официанта, что обслуживал Мирзаева и неизвестного мужчину. Музыканта Харитонова, видевшего медузу, трясло, и он пил водку, чтобы успокоиться. Ровшан сказал Хашимову присоединиться к ним, а сам зашел в туалет.

Там находились сержант и два судмедэксперта, которые брали анализы с пола, поверхности писсуара при помощи каких-то тампонов, палочек. 'Стойте, пока не заходите', — предупредита женщина, в которой Ровшан признал тридцатипятилетнюю Иногамову Фариду. Несмотря на относительную молодость, она зарекомендовала себя как опытный и грамотный специалист в медицинской криминалистике, к ее совету прислушивались многие эксперты.

Ильчибаев застыл, ожидая окончания процедуры. Когда все пробы были взяты, Фарида-опа[22] разрешила зайти в туалет.

— Здравствуйте, Ровшан Хамидович, — поздоровалась та, снимая с рук перчатки и пожимая ладонь капитану. — Опять у нас идентичные преступления... Что-то работает в нашем районе необычное... Какой-то преступник использует хищника...

— Точно, — согласился Ильчибаев, осматривая все вокруг. Ему показалось, что в словах судмедэксперта есть зерно рациональности. Почему бы и не предположить, что кто-то напускает своего зверя на тех, кто ему неугоден? Но кто тогда этот человек? И что за хищник? И он решил поинтересоваться: — Я читал вашу экспертизу, Фарида Чингизовна, не могу понять, что вы думаете о существе, что поглотило жертв?

Женщина пожала плечами:

— Я выявила только ДНК медузы, растения, человека и еще что-то неизвестное. В моих каталогах ничего подобного нет. Я не знаю, кто был этим существом, это уж вам искать, я же дала вам наводку. Вообще-то я не уверена, что такой организм может существовать... Это из области фантастики...

— Но вы сами наводите на такие размышления, — резонно заметил Ильчибаев.

Фарида Чингизовна вздохнула:

— Я не на что не навожу, я вам дала только результаты экспертизы. Не знаю, кто и что это... Только я вам сочувствую, искать то, чего нет на свете, это сродни выражению Конфуция: 'Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет'.

— Да, но мне придется ее найти, если даже кошки нет, — развел руками капитан. Потом он подошел к скелету и стал осматривать. Череп и кости блестели при свете ламп, словно были отполированы. Ни капли крови, ни одного волона мышц или каких-либо органов — хищник сработал и на этот раз чисто. Капитан пощупал костюм, принадлежавший Гулямову, он был слегка влажным, видимо ткань слегка пропитала в себя воду и то, что выделяло неизвестная слизь.

— Личные вещи погибшего изъяты и находятся у лейтенанта Гаврилова, — сказал сержант, стоявший у входа в туалет.

— Спасибо, — поблагодарил Ровшан и вышел в зал, помахав рукой Фариде-опе и ее помощнику — они фотографировали окружающее пространство.

Гаврилов выложил на стол то, что нашли в одежде скелета: портмоне с деньгами, удостоверения сотрудника газеты 'Коммунист Узбекистана', пару троллейбусных абонементов, ключи от квартиры, блокнот и ручка. Ильчибаев быстро просмотрел записи, там были имена сотрудников Комитета народного контроля, способы их разоблачения, и капитану стало ясно, чем занимался этот журналист. 'Так он работал на заказ, писал компрометирующие материалы за деньги', — догадался он. Так Мирзо был не только трансвеститом, но и пресс-титутом[23]. Вот оно что, здесь, видимо, была встреча Гулям-баччи с заказчиком, а когда произошло ЧП, то заказчик, испугавшись, убежал. Ему-то светиться перед органами было не с руки. Но кто это был?

Ровшан попросил пригласить того официанта, что обслуживал этих людей. Через минуту перед его очами возник худющий парень-татарин лет двадцати пяти с воровато бегающими глазками. Он был напуган, но старался держаться достойно. И все же чувствовалось, что трусит. Наверное, совесть была нечиста, скорее всего, он обсчитывал клиентов и боялся, что за это его привлекут к ответственности. Только это работа была для ОБХСС, а не угро. Ильчибаева интересовало совсем другое.

— Итак, дорогой, ты знаешь, кто был собеседником погибшего журналиста? — спросил он. — Ты же запомнил его лицо?

Парень мотнул головой:

— Я же сказал, что это был зрелый мужчина в джинсовом костюме, полуазиатской национальности, невысокий, в очках. Лицо не запомнил, не опишу... У меня память на лица плохая, я свою маму и то редко вспоминаю...

— Но ты же его знаешь...

— Нет, не знаю. Я не обязан знать своих клиентов...

— Но я думаю, что ты его раньше видел, и он давал тебе неплохие чаевые, — нажал на слово 'чаевые' Ильчибаев.

— Не помню... У меня на день десятки людей — всех не запомнишь, — икая, продолжал отрицать официант. Было видно, что ему неприятно стоять перед следователем и давать показания — такое в его среде не приветствуется. Вообще, в торговле никто не любил милицию.

Ровшан понимал его положение: за длиный язык могут наказать, а этому парню незачем вмешиваться в дела темных и весьма влиятельных людей. Понятно, что те, кто заказывает такие статьи, обладают немалыми средствами, и нанять им киллера ничего не стоит. Однако капитану хотелось знать, с кем же встречался Мирза.

— Слушай, парень, я вижу по глазам, что врешь, и я знаю, что ты боишься... Я не стану записывать того, что ты скажешь, и нигде не упомяну твое имя. Я просто буду иметь ввиду, что с этим человеком и мне нужно быть осторожным. Понимаешь? Если убили Гулямова, то и мне он может угрожать... И тебе — ты же видел его...

Парень переминался с ноги на ногу, не решаясь сказать. Он чувствовал на себе настороженные взгляды директора и официантов, видимо, им не нравилось, как допрашивают их коллегу, а вдруг ляпнет что-то ненужное и пошло-поехало... проверки всякие, ревизия. Ведь практически за любым коммерческим предприятием тянется след теневых операций, нелегальных сделок, а доля таких в общественном питании зашкаливает за половину всего объема. А иначе не выжить в новых экономических условиях. Однако такое не пояснишь ментам, готовым посадить за любую 'левую' копейку.

— Ты сейчас можешь вернуться к своим и сказать, что я расспрашивал о погибшем, мол, чего заказывал, бывал ли раньше — это снимет с тебя давление тех, у кого ты работаешь. Я же вижу, как на тебя смотрят коллги... Но только скажи мне имя второго человека.

И тут официант решился:

— Это был Борис-ака... ну это... который Бабаев, он из Министерства торговли... очень капризный и беспощадный человек. Борис-ака часто бывает здесь, не один, с Гафуром и девочками, развлекается, обсуждает свои дела...

Имя это было известно Ровшану, и теперь ему стало ясно, кто заказывает статьи для Гулям-баччи. Все это свора нечистоплотных и грязных людишек, которые наживаются на бедах и отчаяниях народа. Таких капитан считал паразитами и подонками, но с ними следовало разбираться исключительно по закону. Хотя какой сейчас закон — все покупается и подкупается! Судья отмазывает бандитов от ответственности, прокуратура защищает мафию, газетчики призывают к расправам над невинными — ныне другие времена, иные плорядки.

— Ты свободен, спасибо, — произнес Ильчибаев. Он встал из-за стола и подошел к другим офицерам. Те обсуждали рассказ очевидца, видевшего розовую слизь, уползающую в писсуар. История совпадала с теми, что произошла несколько дней назад — и это уже не было фантазией кого-то. Следовало серьезно заняться поиском этого хищника. Но как в этом убедить Саидова? Или — самое главное — руководство городского УВД?

Следственная группа пробыла здесь до семи вечера, собирая факты и улики. Протоколы были блеклыми, только описание происшедшего. Но Ровшан не знал, что в это время в другой части района начинаются не менее драматические события.

Глава двенадцатая. Подвиг Марьи Ивановны

В семь часов вечера к огромному зданию 'Дворец железнодорожников', что располагался рядом с кассами вокзала 'Северный' и напротив Хамзинского райисполкома, подкатил старый 'Луаз' цвета хаки. Из салона бойко вышла Марья Ивановна, которая сама и управляла транспортным средством, а также выскочили ее товарищи по профессии Вульф Ляпинс и Рафик Сайфуллин. Последний был в подпитии, однако это нисколько не мешало ему работать. Более того, творить чудеса сантехники он был способен только в том случае, если его кровь кипела от избытка алкоголя.

А сегодня было над чем поработать — прорвало канализационную трубу в подвале Дворца, вонь распространялась по всему зданию. Из-за этого даже пришлось отменить концертное выступление группы 'Верасы', которая прибыла с гастролями из Белоруссии, чтобы не вызвать обморочное состояние у артистов и зрителей. Но даже администрация долго не протерпела гниющие запахи, и вынуждена была вызвать аварийную команду из ЖЭКа. Поскольку канализация протекала над главными стоками города, то это была прерогатива 'Ташгорводоканала', и сотрудники ЖЭКа отказались от работы, понимая, что особенно много бабла с государственного учреждения не возьмешь, так пускай чистят другие. Пришлось тогда заместителю директора Дворца звонить Гиясову и просить помощи. И он послал в виде суровой и ответственной Марь Вановны и ее 'тимуровцев'. 'Эти люди остановят даже извержение вулкана, не то что вашу течь в трубах', — с гордостью произнес он.

Выйдя из 'Луаза', Сайфуллин узрел огромный плакат с надписью 'Хуш келибсиз[24], 'Верасы'!' и фотографию исполнителей, что вызвало у него определенные воспоминания, и он и затянул пьяным голосом:

'Малиновки заслышав голосок,

Припомню я забытое свидание...'

Тут его напарник ткнул ему в спину:

— Заканчивай петь, Шаляпин, тебе не догнаться за 'Верасами'! Масштаб у тебя не тот...

Но алканавт не обиделся. Ош шмыгнул носом, потом потер очки грязными пальцами, словно от этого мог лучше видеть, и ответил:

— Что ты знаешь о масштабе, Ляпинский?.. Я когда-то играл на факультетском ансамбле 'Комсомольская заря', мы исполняли патриотические песни, а по вечерам лабали 'битлаков', 'роллингов', Сюзи Кватро — успех был ошеломляющий. О нас даже газета 'Комсомолец Узбекистана' писала... Правда, критиковали, падлы, мол, у нас упаднические настроения, вторим Западу... Но на вечеринкам забивали деньгу неплохо... Критика стала для нас отличной рекламой... Да, классные времена были!

Ляпинс ничего не сказал, он знал эту историю, ибо именно со студенческой скамьи началась алгольное пристрастие у Рафика, видимо, музыкальная слава так вскружила ему голову и вознесла на небеса, что вернуться на Землю он был способен только, приняв дозу водки. Сам же немец редко употреблял спиртное, хотя иногда не прочь был выпить в компании друзей. Водку он называл не иначе как 'шнапс' и всегда говорил: 'А мне тридцать граммчиков шнапсу!' Поэтому Рафик иногда его называл герр Шнапс.

— Итак, берите инструменты — и вперед, — громко сказала Марья Ивановна, закидывая на одно плечо тяжелые сумки и на другое — моток проволки, которым обычно прочищали трубы. Она потянула носом и уловила знакомые запахи — несло канализацией. Да, весь Дворец пропитался им, причем надолго, даже на улицу пробивало, а ведь сантехники еще в здание не зашли, но сразу оценили фронт работы.

— Ба-а, большой засор, — хмыкнул Сайфуллин. — Не-е, без ста грамм я не пойду чистить. Тут мне нужно 'горючее', а то мотор мой заглохнет... — и он приложил руку к сердцу, уточняя, что является у него мотором.

— Тебе сейчас и нальет та женщина, что бежит к нам, — насмешливо произнес Вульф показывая на дородную женщину, которая прям осчастливленная торопилась к ним.

— Ох, вы наши спасители, ох, какая радость, что есть на свете благородные люди, — говорила она, пожимая всем руки. — Здравствуйте! Я — заместитель директора Лидия Петровна. Это я звонила вашему начальнику, и он поручился, что работа будет выполнена безукоризненно... Вы не представляете, что мы пережили за плоследние часы... Ужас! Просто катаклизм! Армагеддон!

— Точно, мы — ответственные, — сказал Рафик, поднимая палец наверх. — Но я, например, плохо чувствуя себя от таких запахов, что несет из вашего здания... У меня уже Армагеддон в желудке...

Лидия Петровна расстерянно заморгала глазами.

— Ох, а что же делать?

Тут все пояснила Верисова:

— Он намекает, что без поллитру не сумеет выполнить миссию. Извините, но он прав — в такой вонище не просто работать. Я, к примеру, надеваю респиратор или противогаз. А эти ребята ставят затычки в нос при помощи бутылки — то есть спиртным заглушают чувствительность к таким ароматам...

— Да, да, конечно, я понимаю, — торопливо произнесла замдиректора, оглядываясь по сторонам. Благо напротив был продуктовый магазин, где продавались спиртные напитки, и она помчалась туда, на ходу доставая кошелек. — Вы ступайте в подвал, а я сейчас подойду, принесу 'затычку' для вас... — крикнула она, оборачиваясь, но при этом не прекращая движения к магазину.

Эти слова обрадовали Сайфуллина.

— Уважаю таких понимающих, — произнес он. — Тетка что надо, принесет нам 'бомбу'[25] в подвал.

Он тоже взял инструменты и поплелся вслед за товарищами. Марья Ивановна сразу направилась в подвал, и хотя здесь была впервые, однако легко ориентировалась в подобных зданиях. Впрочем, лучшим пеленгатором был ее нос, который по концентрации запаха определял направление. И точно, уже через три минуты они хлюпали сапогами по грязно-вонючей воде, которая простиралась по всей площади сантиметров на двадцать от пола. Из двух труб билась фонтаном жижжа, и здесь стены были такого же цвета. Пары удушливого запаха заполонили это помещение, от них часалось в носу и шли слезы. Женщина достала очки, что использовали летчики, и надела, а в нос засунула вату — это фильтровало воздух, иначе легкие в самом деле могли отказать.

В подвале горело аварийное освещение, но сантехники узрели, почему прорвало трубы — сгнила шина, и в этом месте лопнул металл. Такое могло произойти из-за давления, наверное, внутри образовалась пробка, а поступающие новые объемы нечистот создали мощный прессинг на стены — и вот результат. 'Нужно прочистить, а потом наложить новую шину', — сказала Верисова, которая понимала, что этого хватит не надолго — месяцев на пять. Трубы эксплуатировались здесь свыше шестидесяти лет, и дышали на ладан, их срок эксплуатации завершился в далеком прошлом, когда лысый Хрущев стучал ботинком по трибуне ООН, обещая всем кузькину мать. Марья Ивановная, знавшая тяжелое состояние коммунальной службы, как нельзя лучше других осознавала бесполезность таких ремонтов. Следовало менять всю канализационную систему, а не делать точечные 'удары', ибо сегодня прорвет здесь, завтра — там, послезавтра — в ином месте, и так до бесконечности. Однако социализм не имел лишних денег, один оборонный комплекс проедал половину бюжета СССР, и поэтому группе сантехников приходилось заниматься только тем, что спасали от временных проблем то одну организацию, то другую, а конца такой работе все не было и не было...

— Так, диагноз поставлен, нужно лечить, — хмыкнул Ляпинс, подходя к трубе. — Для начала снимем старую шину... Эй, Рафик, посмотри-ка в сумке газовый ключ...

— Он в моей сумке, — сказала Марья Ивановна, разматывая проволоку. — Я пока приготовлю к прочистке нашего 'ерша'.

По 'ершом' понимался стальной шар, утыканный шипами — этой штукой пробивали любую затычку в трубах. Алконавт пропел что-то из композиции 'Верасов' — видимо мотивчик вертелся в голове как заезженная пластинка — и прошлепал к сумке, стал ковыряться в ней. Первым делом он достал оттуда балончик.

— А это что? — удивленно спросил он. — Написано не по-нашенски... По-французски...

— Положи на место, — сердито буркнула Верисова. — Это лак для волос...

Рафик хихикнул:

— Ого, наша командирша любит подкрашиваться... Ей не лак нужен, а дезодорант, чтобы смывать после себя ароматы подобных помещений, — и он артистично раскинул руками. Вообще-то Сайфуллин не воспринимал свою начальницу как женщину, скорее всего, как хорошего напарника, понимающего все и вся. При ней сантехник мог рассказать сальный анекдот, делился своими воспоминаниями о сексуальной жизни (сейчас, впрочем, не скрывал, что полный импотент), мог матернуть — и все это спокойно воспринималось Верисовой. Конечно, сейчас он хотел только слегка подколоть.

Но Марью Ивановну подобным сарказмом не проймешь, она беззлобно заметила:

— Тебе на язык только насвай[26] положи и водкой залей... Не трожь мою косметику, тебе ключ нужен был...

— Да, ключ, — согласился Сайфуллин и нашел наконец-то, что было ему и нужно. — Но без водки я не полезу... Там такая вонища, как срань господня...

В этот момент послышался голос Лидии Петровны, которая вернулась с магазина:

— Эй, товарищи, я принесла вам 'затычку'! Вот она...

Женщина не хотела входить в подвал, видимо, ее саму выворачивало наружу от запахов, и только протягивала бутылку. Вообще, сквозь густой пар ее фигура была как бы заретушевана, а вот рука с бутылкой 'Столичная' вырисовывалась явственно и отчетливо. А иного не требовалось. Загоготав от удовольствия, Рафик подскочил к ней и выхватил дорогой ему предмет.

— Мерси, мадам! — крикнул он. — Вы очень-преочень любезны! Мы приступаем к работе!

Сантехник быстро откупорил бутылку и налил водку в грязный стакан, который всегда носил в своем кармане. Одним залпом осушил содержимое, затем вылупил глаза и громко рыгнул: 'бе-э-э...' и незаметно выпустил газ из кишок — при общих 'ароматах' подвала его пук не вносил ничего свежего. Зато сил прибавилось, настроение улучшилось, и можно было приниматься за привычную работу. Вместе с напарником он снял с труб старые шины. Фонтан продолжал бить, пачкая всех, кто стоял рядом, но Сайфуллину на это было наплевать, водка действительно заглушила все.

— Та-ак, ребятки, открывайте сток, я приготовила 'ерша', — сказала Марья Ивановна, подходя к ним. Подвыпивший сантехник ключом снял гайки. Мощным движением женщина открыла люк на трубе и просунула внутрь шар с шипами. Потом одним махом вогнала три метра проволоки вперед. 'Ерш' разрезал первый пласт засора, и вонючая жижжа закипела в местах пробоин.

— Еще взяли! — крикнула начальница, и протолкнула 'снаряд' еще на три метра. Какой бы большой не была пробка, однако не ей следовало тягаться с силой Марь Вановны. Как говорилось ранее, эта женщина с фигурой тяжелоатлета выжимала сто двадцать килограмм одной левой, а правой могла и сто пятьдесят! — ей бы на Олимпийские игры, однако работа сантехника была душе ближе. Ничего не способно было ей противостоять. Пошуровав шаром внутри трубы, она очистила первый засор, и канализационные воды теперь потекли в нужном направлении.

— Это на прощание! — хихикнул Рафик, быстро растегнул ширинку, достал небольшой по размеру член и отлил прямо в сток, нисколько не стыдясь присутствия противоположного пола. — Это я своей мочой отметил свою территорию и показал, что победа над грозными силами природы останется за нами!..

Верисова шмыгнула носом:

— Спрячь свой... аппарат... А то случайно вкутим шайбу в нее...

— Это точно, это я могу! — согласился Ляпинс, к этому времени подрезая резину из запасных материалов, чтобы наложить на трубу, а затем прижать железными пластинами. — Не играйся, Рафик, своим... аппаратом, а то — честно говорю! — отпилю ножовкой...

— Дураки, — беззлобно ответил Сайфуллин. — Я же радуюсь тому, что у наша шефиня — богиня! Смотри, как пробила пробку! Мы с тобой бы часа два мудохались...

Он хотел было застегнуть ширинку, но тут из стока показалась розовая жижжа. Вобще-то при тусклом свете лампочки и при плотном паре нечистот цвет был иным, да только не все обратили на нее внимание. Ведь из труб текло столько всякой гадости, начиная от фекалий и мочи, заканчивая блевотиной и гниющей плотью. Может, при яркой освещенности Марья Ивановна вспомнила бы наставления капитана и предостереглась сама и предупредила других. Но сейчас поздно об этом говорить.

Потому что слись прыгнула на Сайфуллина и пролеза сквозь ширинку в штаны. Тот несколько секунд смотрел на это, ничего не понимая, может, думая, что началась 'белая горячка'. Но жжение в ногах и паху показали, что до этого есть еще какой-то промежуток времени, и боль настоящая.

— Ой, ребята, в меня что-то влезло! — крикнул он, руками полезая в штаны.

Вульф с удивлением посмотрел на него.

— Крыса какая-нибудь, вот тебе она сейчас сделает кастрацию, — сердито произнес он, но тут его лицо переменилось. Ибо его напарник спрыгнул с трубы в грязную воду и стал прыгать, словно совершал дикий танец. Из его глотки вырывались крики. Шлеп! Шлеп! Шлеп! — отбивали 'па' ноги в сапогах. Очки слетели с носа Рафика, лицо было искажено гримасой.

— А-а-а! Помогите! Помогите!

Эти крики были полны мольбы и боли, и теперь Версивой и Ляпинсу стало ясно, что их товарищ не шутит. Нужно отдать должное, она сразу вспомнила предупреждение Ильчибаева и поэтому крикнула:

— Осторожнее, это может быть слизь!

— Какая еще к черту слизь? — заорал на нее Вульф, хватая Рафика за руки и пытаясь утихомерить. — Это крыса его кусает!

Тот продолжал дергаться, оря на всю глотку, что перепугал всех тех, кто находился в здании Дворца. Люди сбежались с разных этажей, но боялись войти в подвал. Уж больно жуткими были крики и страшным казался пар, исходящий оттуда. Все это было как из фильма-ужасов.

— Быстро сними с него штаны! — приказала Марья Ивановна, и Ляпинс без колебаний повалил товарища на пол, едва не утопив в жижже. Потом разрезал ножом ремень, стянул сначала сапоги, а затем и штаны вместе с трусами. На все ушло чуть большее пяти секунд.

— Ох, что это? — изумился он, увидев, что нижняя часть тела Рафика облеплена каким-то студнем. Он голыми руками пытался схватить паразита, но его пальцы протыкали его и возвращались обратно пустыми, ни одного кусочка оторвать не удалось. Такое ощущение складывалось, что он игрался с густым киселем или кашей.

— Не трожь! Не трожь! — воскликнула Верисова. — Это опасно! Меня предупреждали об этом!.. Это медуза-хищница!.. Осторожно, Вульф! Осторожно!

Тем временем слизь практически обглодала ступни ног и колено, а также половой орган. Сайфуллин дергался как в агонии. Ляпинс не стал слушать начальница и уже лопатой стал стискивать паразита с тела, и ему удалось большую ее часть сбросить в воду. Но та продолжала снова влазить. 'Что же делать? Что же делать?' — испуганной птицей билась мысль в голове Верисовой. Она как начальница была в ответе за подчиненных, и тем более любила этого дурного кандидата наук как мать беспутного сына. И тут вспыхнула идея.

— Нам нужен огонь! — крикнула она. — У тебя есть что-нибудь горючее? Спички?

Вульф курил, и, естественно, был обладателем шикарной немецкой зажигалки. Он пошарил в кармане и нашел ее.

— Вот, — сказал он, кидая зажигалку Марье Ивановне. Та на лету подхватила и крутануло колесо. Искры пробили пламя. Конечно, его не хватало, чтобы напугать слизня. И тут женщина вспомнила про балончик с лаком для волос, ведь это хорошее горючее вещество. Пока Ляпинс боролся с паразитом, Верисова из сумки достала алюминиевую емкость, потрясла, взбалтывая все внутри, при этом пальцем скидывая колпачек, а потом направила струю на слизь прямо через пламя.

— Ву-у-уфффф! — послышался грозный гул, и яркая вспышка охватила подвал. Пламя било как из огнемета — это было эффектное зрелище. Женщина водила его по тем участкам тела Сайфуллина, которые были облеплены слизью. Видимо, высокая температура пришлась не по вкусу хищнику, потому что студень покрылся синей коркой, какими-то волдырями и пупырышками, страшная вонь стала подниматься вверх.

Шлокс! — тут слизь сползла с тела и втянулась в сток трубы, уплыв вместе с канализационными водами к центру города. В подвале остались только бледная Верисова, тяжело дышавший от напряжения Вульф и стонущий от боли Сайфуллин.

Битва заняла около двух минут. Но она стоила победы. Женщина посмотрела на оголенные кости ног сантехника, на то место, где раньше был половой орган, а затем на импровизированный огнемет, который сейчас создавал дополнительное освещение.

— Что это было? — тут Ляпинс почувствовал испуг. И его ноги мелко-мелко задрожали и согнулись, не сдержав веса тела. — О чем тебя предупредили? Почему нам не сообщила?

— Тот капитан милиции говорила о какой-то розовой слизи, что живет в трубах, но тогда я не поверила ему, — мрачно ответила Марья Ивановна. — Сам посуди, в нашем районе обитает неизвестный кому-либо хищник. Ты бы тоже не поверил...

Немец вынужден был признать это: нет, не поверил бы. Но то, что он увидел, свидетельствовало об обратном — это была не сказка, а реальность. Кошмарная реальность, в которую теперь нужно заставить поверить других, иначе милиция или прокуратура решат — не дай бог! — что они хотели убить человека...

Тут раздались шаги спускающихся в подвал, и испуганный голос Лидии Петровны эхом отразился от стен:

— Эй, что у вас там? Что произошло? Почему кричали? Вы подняли на уши всю администрацию!

Марья Ивановна потушила зажигалку, положила балончик в карман, потом провела рукой по лбу и произнесла:

— У нас несчастный случай... Вызывайте 'скорую помощь' — нужна срочная медицинская операция...

Потом она поискала в карманах брюк и достала бумажку с номером телефона.

— Вытаскивай Рафика отсюда, а я побежала звонить в милицию. Нужно позвать того капитана Ильчибаева... Он все знает... Он поймет... Иначе нам тюрьмы не избежать...

Тут глаза Рафика открылись.

— Я еще жив? — тихо спросил он. — Я не в аду?

— Нет, дружище, ты живой, слава тебе, господи! — схватив его за подмышки, произнес радостно Вульф. Он потянул его на себя и поволок из подвала. — Ты живой. Правда, тебя немного покушали... Но жить будешь...

— Я ничего не чувствую, — слабо ответил Сайфуллин, близоруко щурясь. — Не чувствую ног, не чувствую члена...

Ляпинс не стал говорить, что от ног остались кости, а полового органа больше нет. Его самого чуть не тошнило от внешнего вида коллеги, однако он сдерживался. Тут Марья Ивановна взяла бутылку:

— Будешь пить? Может, это поможет, снимет стресс? — в этот момент она говорила с чистыми помыслами, хотя раньше никогда бы не предложила напарнику алкоголь.

Только на этот раз реакция оказалось совершенно иной: Сайфуллин диким взглядом посмотрел на стеклянную емкость. То, что ему казалось божественным даром, теперь воспринималось не иначе как изделием дьявола.

— Нет, нет! Никогда я больше не возьму эту гадость в рот! Я больше не стану пить! С этим покончено раз и навсегда!

Глава тринадцатая. Дедукция Дидевича

Ровшан утром явился в управление, и уже у поста рядовой предупредил, что начальство велело ему никуда не отлучаться, мол, сам Саидов приказал явиться в девять утра к нему в кабинет. Капитан знал, что ничего хорошего от этой встречи ждать не следует, на всякие доводы начнет кричать идиотскими фразами о коммунизме и врагах народа. Дай волю, этот полковник мог устроить 'красный террор', как это уже имело место много десятков лет назад, но только сейчас бы рубили не шашками — пулеметами.

— Акмаль-ака приказал также не трогать машину, — добавил рядовой, втягивая носом и морщаясь. Видимо, ему не нравилось, как разило от Ильчибаева.

Тот только усмехнулся: вчера он до ночи лазил по подвалу Дворца железнодорожников, пропахли нечистотами не только его одежда, но и тело, и даже душ с мылом и гелем не вытравили эти 'ароматы'. Понятно, почему сегодня в автобусе пассажиры отодвигались от Ровшана — кому охота вдыхать то, чем заполнена канализационная труба?

— Хорошо. Я понял, — ответил он, и зашагал в здание. На вахте взял ключи от своего кабинета, расписался в дежурной книге, после чего поднялся на третий этаж. УВД уже кипело как улей: бегали по коридорам и кабинетам сотрудники с бумагами, понятые, свидетели, вели арестованных и задержанных, у стен сидели на стульях хмурые и расстроенные родственники и другие граждане. Лишь у кабинета Ильчибаева никого не было, а только прикрепленная к двери записка, на которой было написано: 'Кап. Иль-ев, в 9.00 как штык — у Саидова'.

— Блин, я уже знаю, — раздраженно произнес Ровшан, срывая записку. Писала, судя по почерку, Умида. Открыв дверь, он вошел внутрь. Первым делом он вскипятил себе чай — без него никакие мысли не лезли в голову.

Он сильно устал вчера. Два происшествия, и одно — со смертельным исходом. Зато в последнем случае были свидетели и пострадавший, который чудом остался жив. Сейчас он находился в реанимационном отделении Ташкентского медицинского института, куда вчера доставила его карета 'скорой помощи'. Врачи говорили, что ничего подобного раньше не видели. Самое удивительное было в том, что Сайфуллин, хотя и лишился ног и части органов, однако останется жив. У него не было открытых ран и кровоизлияния. Та слизь, которая напала на него, сшила всю кожу, мышцы и капилляры, правда, при этом неплохо поев часть тела. Хирург Аванесов, который дежурил в ту ночь, изумленно махал рукакми и говорил с кавказким акцентом:

— Слюшай, дарагой, я ничэго не панимаю. Это для мэдэцина какой-тэ фантастика... Такой нэ можэт быт... Я об этом сэйчас напишу в история болэзни...

Возле Сайфуллина хлопотали медсестры и дежурные врачи. Поговорив с Аванесовым, который обещал прислать полный отчет обследования, Ильчибаев вернулся во Дворец железнодорожников, где его терпеливо ожидали Марья Ивановна и Вульф. Женщина рассказала все, как было, ничего не утаивая, даже тот факт, что Рафик поливал мочой трубу. Ляпинс только кивал и издавал звуки, подтверждающие факты: м-м-м... йа-йа.. угуууу...

Потом они писали объяснительные. Лидия Петровна тоже писала то, что видела и слышала, хотя она была свидетелем только истошных воплей Сайфуллина. Тем временем в подвале работали Иногамова и ее помощник. Когда они вышли, то были уставшими. В руках держали пробирки со взятыми веществами. Фарида Чингизовна внимательно слушала историю Ляпинса о том, как он хватал пальцами эту слизь, но ничего не мог схватить, мол, все протекало сквозь пальцы как жидкое тесто, — и качала головой. Такое ей раньше встречать не приходилось.

— Что скажете? — спросил ее капитан.

Та пожала плечами:

— Возможно, хищник все-таки существует. Но мне трудно сказать, кто он. Вам нужна помощь ученых из академических институтов.

Ильчибаев не стал говорить, что уже имел беседу с некоторыми, и те дали больше загадок, чем ответов. А про Садыка Валиевича тоже не хотелось говорить, уж больно нервировала его та встреча с заносчивым директором.

— Завтра я вам дам результаты экспертизы, — обещала Иногамова. — Я сильно сегодня устала...

Лейтенант Хашимов предложил подбросить ее до института, а потом отвезти домой. Та, естественно, не отказалась. А капитан остался со свидетелями. Когда все бумаги были заполнены и подписаны, Лидия Петровна вспохватилась:

— А как же труба? Авария же не устранена?

Ляпинс испуганно посмотрел на нее, потом на Марью Ивановну и затряс головой:

— Нет, туда я не пойду... увольте!

Верисова оказалась более мужественной.

— Сиди тут, я сама все сделаю, — и она, встав, направилась в подвал. Напарнику стало стыдно и он поплелся за ней.

Ильчибаев не хотел рисковать ихними жизнями и вместе со сержантом спустились вниз. Там они держали пистолеты на готове, если вновь появится слизь.

Но она не появилась. То ли была сыта, то ли ожоги оказались болезненными, то ли пистолетов испугалась... В любом случае, через час ремонт был закончен, Марья Ивановна установила электронасос, который откачал канализационную воду с подвала. Когда пол был осущен, то все облегченно вздохнули и разошлись по домам. Было уже за полночь...

А Ильчибаев поехал домой на маршрутке, пугая своим запахом сидевших в салоне людей, мол, бомж[27] что ли? Хотя на вид — солидный мужчина... И все это было вчера... нет, сегодня. А сейчас был девятый час, и он сидел в кабинете и размышлял, перебирая бумаги. Вне всякого сомнения, в канализации обитала тварь, которая охотилась на людей. Но что-то странное было в ее поведении. Но что именно — пока капитан понять не мог. В этот момент позвонил телефон. Ильчибаев с неохотой взял трубку.

— Да. Я слушаю, — произнес он.

— Здравствуйте, Ровшан Хамидович, — послышался знакомый голос. — Это я, Алексей Дидевич, звоню из бюро пропусков.

Ровшан обрадовался ему:

— Ох, Алексей, как хорошо, что вы пришли. Я вчера забыл...

— Да, да, бумаги с результатами экспертизы, — сказал Алексей. — Они у меня с собой. Можете заказать пропуск?

— Конечно, сейчас, — торопливо ответил капитан, и позвонил в бюро пропусков. Там выписали документ, и Алексей поднялся в кабинет Ильчибаева спустя какое-то время. И он пришел к месту. Было десять минут десятого, через пятьдесят минут следовало предстать перед очами замполита. И этого разговора Ровшану хотелось меньше всего, однако этого никак не избежать, если, конечно, не умереть.

Алексей поздоровался и сел на стул. Его лицо было взволнованно.

— Вот ваши бумаги, — произнес он, положив на стол документы. Ильчибаев поблагодарил и отложил их в папку. — Я эти часы думал только об этом существе и все больше убеждался, что оно может существовать.

— Я же в этом полностью убежден со вчерашнего вечера, — хмуро ответил капитан. Он коротко рассказал, что произошло в кафе-ресторане 'Дружба' и в подвале Дворца железнодорожников.

Алексей потянул носом:

— Верю вам... от вас пахнет общественной убороной, — прямо и честно заявил он.

Ровшан крякнул с досады, достал из полки дезодорант и распылил на себя не менее половина флакона. На какое-то время запах был сбит. Парень смотрел на него с улыбкой, но это была добрая улыбка, а не ехидный оскал.

— Жаль, что вас выпроводил директор, мы бы поговорили на счет этого существа...

— Ваш директор чего-то испугался... Видели, как он переменился в лице, когда я спросил о медузах и о Плетневе?

— Директор на вас тогда наехал, потому что думал, что вы из ОБХСС, — пояснил Дидевич. — У нас была год назад проверка, выявились хищения на огромную сумму. Но директору удалось все уладить — у него большие связи с верхами. И он решил, что вы подосланы его врагами, чтобы еще раз замутить то дело, и найти компромат на него...

— Дурак он, — сердито ответил Ровшан.

— Кроме того, директор часть помещений сдал под склад каким-то кооперативам, не оформив соответствующих документов... Сами понимаете, что ваш визит его насторожил... А что касается Плетневой и медуз...

Тут Алексей подсел поближе к капитану и заговорил тихим голосом, словно боялся, что его подслушивают.

— Я вечером случайно встретил нашего экспедитора... Ну, этот человек ездит по всему Союзу и привозит нам животных для опытов. Крыс, змей, кроликов, черепах и так далее. Так вот, он мне сказал, что полтора года назад ездил в командировку во Владивосток и привез оттуда посылку — аквариум с медузами. Это был личный заказ Вахидова от сингапурских коллег. В таможне зафиксирован провоз этих организмов для нашего института, но до нас они не дошли...

Ильчибаев напрягся.

— То есть?

— А то, что медузы были переданы другим людям. Передавал лично Вахидов. В наших документах медузы не проходят, это я тоже выяснил у знакомой бухгалтерши, отвечающей за учет животных... Вопрос в том, куда он их дел?

И Алексей с победным видом откинулся на спинку стула. Но Ильчибаев отмахнулся:

— Это не улика... Мало что можно привезти из Сингапура. Сейчас чуть ли не рогатых кроликов и экзотических рыб разводят дома, говорят, в Москве уже крокодилы в ванной у знаменитостей живут. Вот недавно писали, что у певицы Пугачневой дома кенгуру живет, а у Натальи Гулькиной из 'Миражей' полно варанов в бассейне. Так что медуза — это еще ничего не значит... Ну, плавают они в аквариуме у частного лица, и что? В чем преступление?

— А что же вы хотите? — упавшим голосом спросил Дидевич.

Капитан ответил:

— Мне нужны доказательства, что кто-то экспериментировал с медузами и на их основе сконструировал новую живую особь. И нужны мотивы этого — для чего делались такие организмы? Для преступления?

Парень с уважением посмотрел на милиционера:

— Ровшан Хамидович, вы рассуждаете как настоящий биолог. Генетик, точнее. Понятно, что такое существо можно только сконструировать, используя ДНК медузы, растения, человека и... еще чего-то... Это должно быть, был... точнее есть великий генетик... Потому что никто еще не соединял гены растения и медузопроизводящих, при этом добавляя человеческие.

Милиционер кивнул:

— Точно — это гений. Но меня сейчас интересует, возможно ли это? Взять просто и сотворить новое существо, как это сделал когда-то Всевышний? Я читал много мифов и всегда думал, что тех или иных фантастических существ сотворяли боги. Но ведь это только мифы...

Ильчибаев не скрывал, что обескуражен. Если наука не занимается генетическим конструированием и выведением новых существ, то тогда преступления никогда не раскрыть, а то существо будет продолжать охоту на людей. Немало еще жизней будет прервано, прежде чем начальство все-таки согласится с версией о хищнике в канализации. Ох, а если оно уплывет в реку или озеро? Тогда сколько купающихся погибнет — страшно себе даже представить.

— Понимаете, раньше люди думали, если человек вступит в половой контакт с лошадью, то родится кентавр, а если с рыбой — русалка, — сказал Дидевич. — А если скрестить змею, крокодила и летучую мышь, то можно получить дракона. Это было в сказках, не имеющих основы для реальности. Сами понимаете, что это невозможно — смешать особи различных видов. А почему? Потому что это биологическая несовместимость на уровне ген, при попытке будет отторжение. Нельзя скрестить разные виды, если бы такое было возможно, то весь мир населяли гибриды, которым не было исчислению и пределу. Человека и шипанзе отличает лишь два процента ген, но эти отличия делают невозможным совместное потомство. Точно такое же происходит, если оплодотворить лошадь спермой осла, то есть родится мул, но он не даст продолжения своему роду... Мул — это существо с тупиковым эволюционным концом.

— И что же?

— А то, что кто-то сумел снять барьер, то есть убрать то, что вызывает несовместимость. Смотрите: в найденных веществах ДНК человека, медузы, растения и еще кого-то. Вот это 'еще кого-то' и стал тем органом, который подавил в себе барьеры и сумел внедрить в себе элементы разных видов, в итоге появился гибрид. Конечно, без химии тут не обошлось. Думаю, что это дело рук не эволюции, а революции, то есть вмешательство человека, — сделал заключение Алексей. — Кто-то очень умный, тот, кто знает хороши органическую химию, и биологию...

Тут какая-то мысль вспыхнула в мозгу Ильчибаева, но тот час потухла, не дав толчка для дальнейшего осмысления. Разряда не хватило, чтобы зашевелились нейроны, раскатывая мысль по углам логики и формируя какую-то версию. Капитан подергался, постучал по лбу, но искры не проскочила в голове, мотор мысли не завелся.

— Ладно, это я обдумаю потом, — вздохнул он. — Продолжай, Алексей.

Парень возбужденно продолжал:

— Смотрите... Я внимательно выслушал ваши рассказыо жертвах. Что мы можем сказать о них?

— Что это были мужчины, но разных возрастов...

— Правильно, товарищ капитан, правильно. Значит, хищник охотится только на мужчин. Возраст — не помеха для него, неотличительный признак. То есть слизь умеет распозновать пол жертвы! Ведь ни та проститутка, ни начальница сантехников не пострадали, они остались в живых. Хищник их не тронул!

— Действительно, — удивленно произнес Ильчибаев.

— Отсюда вывод — конструктор был, скорее всего, женщиной, но при этом она ненавидела мужчин, — подняв палец, сказал Дидевич.

Своей логикой он удивлял Ильчибаева. Однако капитану хотелось поспорить:

— Подожди-ка, в твоей гипотезе есть брешь...

— Какая?

— Среди мужчин был сантехник, который хотел спасти друга, но слизь его не тронула. Почему? В школьном туалете было три пацана, но сожрали одного. В квартире Мирбабева находились Батыр и Серафим, но поглотила та слизь только Осокина. Так что ты скажешь на это?

Дидевич минуту помолчал, размышляя, а потом заговорил:

— И на это есть ответ... Медузы, к примеру, не могут жить вне воды. Все жертвы были близки к воде... ну, к унитазу, трубе, бассейну. Значит, хищник охотится только на тех, кто в поле досягаемости. Ну не могла, видимо, слизь переползти комнату, чтобы проглотить пьяного Мирбабаева... И те ребята были в нескольких шагах от унитаза — это и спасло их...

— Хорошо, но Ляпинс то был рядом, он был в воде, но выжил...

— Вот-вот, и я сейчас это поясню! — вскричал Алексей. — Что еще было общего между всеми жертвами?.. Ну? Что?

Вздохнув, Ровшан повертел головой, прикинул ответы, но не нашел ни одно из них убедительными, и вынужден был признать, что не знает.

— Они все были пьяными! То есть пили водку! Вы понимаете? Вульф был пьяным?

— Нет... по-моему...

— Не был пьяным. А тот журналист, тот сантехник Серафим и этот Сайфуллин, а также налоговик злоупотребляли спиртным... Что из этого следует, а?

— И что?

— А то, что слизь запрогроммирована на поиск человека, в крови которого алкоголя выше нормы...

— Что значит выше нормы? — не понял Ильчибаев.

Дидевич с легким недоумением посмотрел на него.

— А разве вы не знаете, что человеческий организм сам производит алкоголь, правда, в мизерных количествах. Конечно, этого не хватает, чтобы опьянеть. Поэтому тварь ищет тех, кто пьян. То есть, ей не нужен чистый спирт, иначе все винзаводы были бы ею оккупированы, или магазины, где продают водку, вино, коньяк... Слизи нужно тело, в которой есть алкоголь, и только такое тело оно поглощает...

— Вот это да! — восхитился Ильчибаев. Версия Дидевича все больше и больше ему нравилась. Если такая тварь действительно существует, то ее проектировал и создавал тот, кто был одержим идеей Михила Горбачева о сухом законе. Ведь именно этот коммунистический лидер объявил СССР страной, свободной от алкоголя. И антиалкогольная кампания набирала обороты с 1986 года, а год назад имела самые большие обороты. То есть исчезли с полок магазинов спиртные изделия, но появились суррогаты, приводившие часто пьющих на кладбище. Но в этом году, правда, водка все-таки вернулась на прилавки, возможно, отец 'перестройки и гласности' осознал свою ошибку. Ведь из-за этого в государственном бюджете образовались большие 'дыры', и нечем было их зашивать.

— Но кто больше всего страдает от алкоголизма в семьях? Естественно, женщины, если их мужья пьют...

— Ты хочешь сказать, что нам нужно ориентироваться на следующее: это женщина, ученый, сторонник антиалкогольной кампании, страдающая от мужа-алконавта. Хищник — это организм, часть которого медуза, охотится только на мужчин, но не на всех, а только на пьющих?

— Точно...

— Гм, — Ильчибаев стал обдумывать это. Все казалось ему фантастичным и зыбким, но ведь были факты, есть свидетели, от них же не отмахнешься просто так. Но Дидевич, видимо, выложил еще не все, потому что схватил за плечо капитана.

— У вас есть карта города?

— Конечно, — Ровшан встал, подошел к шкафу, порылся в бумагах и нашел план столицы. Здесь были отмечены все дома, улицы, строения и здания. Естественно, такие документы предназначались для оперативной деятельности и не продавались в киосках или книжных магазинах. — Вот.

Дидевич склонился над ней, стал рассматривать изображенные на ней объекты. Потом достал из кармана шариковую ручку и начал наносить отметки:

— Итак, где было первое преступление?

— В этом доме, — Ильчибаев ткнул пальцем на здание, и там парень поставил крестик.

— Где школа, в котором погиб пацан?

— Вот тут, — палец переместился левее, и на этом месте был поставлен крестик.

Дальше Алексей отмечал уже самостоятельно:

— Так, вот баня 'Восточный отдых'... Вот кафе 'Дружба'... Вот Дворец железнодорожников... — еще три крестика легли на карту.

Ильчибаев посмотрел, но еще ничего не понял.

— И что?

— Соединим их, — Дидевич провел пять линий от каждого крестика к другому. — Получился пятиугольник... Пентагон, можно сказать. А если мы округлим линии, то получается круг с центром здесь, — и Дидевич ткнул на какое-то здание, что пролегало по улице Гоголя. Не просто ткнул, а поставил жирную точку.

— Точно, — поразился Ильчибаев, внимательно следя за действиями парня.

— Попробуем провести прямые между крестиками, — тут парень прочеркнул еще несколько раз, и линии соприкоснулись на этом же месте — на отмеченной точке. — Итак, все дороги ведут в Рим, как говорилось в древности.

— А наши дороги ведут в это здание? Это и есть объект, который следует подозревать?

Тут Дидевич пожал плечами:

— Я не уверен.... Ведь мы не знаем расположения канализационных коммуникаций. Может, тварь находится в другом месте...

Тут капитан вспомнил о плане, что взял у Гиясова в 'Ташгорводоканале'. Он достал его из письменного стола и бросил Дидевичу.

— У меня есть и это.

— Прекрасно! — воскликнул тот, раскрывая ее. — Итак, наложим план канализации на карту города... Так... Ух ты, под тем зданием, что мы прочертили, проходят трубы... Значит, все-таки есть связь этого дома с другими...

— И что мне следует сделать? — капитан внимательно посмотрел на парня.

Тот, не моргая, ответил:

— Посетить это место, выяснить, что там находится... Я готов с вами туда идти...

Тут Ильчибаев посмотрел на часы. Осталось две минуты до десяти.

— Не сейчас... У меня сейчас головная боль начнется...

Парень с какой-то расстерянностью посмотрел на него:

— Извините, чего начнется?

— Меня на ковер один болван вызывает, — пояснил он. — Он умеет только мозги крутить, а не работать... Он не поверит нашим выводам, нашей версии.

— Может, мне с вами пойти? — предложил Дидевич. — Я постараюсь ему все объяснить. Может, он поверит науке...

Но Ильчибаев не был уверен в этом. Конечно, Акмаль Анварович считался ученым, ведь защитил докторскую диссертацию. Но вряд ли он верил сам в то, что писал. И тем более с презрением мог отнестись к другим направлениям науки. К биологии, например.

— Нет, к нему я пойду сам. А ты сиди тут, и дожидайся меня.

Тяжело вздохнув, Ровшан встал и двинулся к двери. Ему сильно хотелось стать невидимкой, чтобы этот Саидов не заметил его... или той слизью, чтобы проглотить замполита, травящего жизнь многим милиционерам.

Глава четырнадцатая. У замполита

В кабинете замполита все было как в обычном 'красном уголке' — бронзовые бюсты Владимира Ленина и Феликса Дзержинского, красные флаги и гербы Советского Союза и Узбекской ССР, портреты Михаила Горбачева, Ислама Каримова, членов Политбюро ЦК КПСС, на полках — полное собрание сочинений основоположников марксизма-ленинизма и резолюций партии. Это было, наверное, самое скучное и никчемное помещение во всем здании городского УВД, но не все так думали, в частности, хозяин этого кабинета. По статусу он считался вторым после руководителя Джахонгира Ильясова, хотя нес ответственность лишь за политическое воспитание и моральный облик сотрудников милиции. Однако он считал себя комиссаром, как в революционные годы, и, кстати, только он один вместо обычного 'Макарова' имел разрешение носить старый, но все еще исправный 'Маузер'.

Сейчас Акмаль Анварович размашистыми шагами измерял размеры своего кабинета. Он был суров и надменен, в глазах сверкали искры злости. В мундире с погонами полковника чувствовал себя очень важным и ответственным человеком, и все остальные казались мурашами и букашками. Кроме него в кабинете сидел начальник угро Сардор Хакимов, его заместитель майор Закир Холматов. Ильчибаев оказался четвертым, кого пригласили на важное совещание. Замполит, как обычно, завел старую пластинку.

— Вчера вечером я был в горкоме партии, — начал Саидов, остановившись на минуту. — Товарищи очень обеспокоены возросшей криминогенностью в городе. Я слышал, как лично второй секретарь нашей родной партии требовал навести порядок. Его обеспокоили не только случаи рэкета автомобилей, грабежей и убийств, но и то, что в Ташкенте объявилась новая банда...

— Новая банда? — удивился начальник управления уголовного розыска.

Саидов метнул на него яростный взгляд:

— Именно, новая банда. Это та, что занимается каннибализмом. Та, что сожрала налогового инспектора, журналиста, пацана и слесаря... И вы все прекрасно это знаете.

Ильчибаеву сидеть и молча бы слушать, да нет, язык не удержался:

— Полный бред!

Боже мой, как взбеленился Акмаль Анварович.

— Что вы себе позволяете, товарищ капитан! Я вас разжалую до младших лейтенантов за неумение разговаривать со старшими по званию и должности! — орал он. — Вы не можете работать, а только катаетесь на служебном автомобиле по городу в поисках развлечения...

— Чего, чего? — не понял Ровшан.

— Вы думаете. Я не знаю, что вы вчера были в Институте биологии? И что там угрожали академику Вахидову расправой? — брюзжал замполит. — Вы ворвались в кабинет директора и приставили к его голове пистолет, требуя признаться в совершении преступлений. Вы думаете, что наши ученые — каннибалы?

Ильчибаев был поражен не только этой чушью, что услышал, сколько наглостью Садыка Валиевича, приписавшего то, чего не было.

— Это ложь! — коротко сказал он.

— Ложь? — тут Саидов достал какие-то умаги и стал потрясать ими. — Вот жалобы Садыка Валиевича на ваши действия, капитан! Здесь подписи свидетелей — секретарши и сторожа! Они утверждают, что вы стреляли по ним, приказывая признать свою вину! Выстрелы слышали также два десятка других сотрудников, которые работали в тот день...

— У меня все патроны при себе, можете проверить. А в здании института было не более пяти-семи сотрудников — Институт практически пустой, кто мог услышать, того, чего не было — несуществующих выстрелов?

В этот момент Хакимов незаметно приложил палец к губам, показывая этот жест Ильчибаеву, мол, помолчи — целее останешься, нужен ли тебе скандал? И Ровшан вынужден был признать, что, действительно, лучше закрыть рот. А замполит пропустил мимо ушей сказанное капитаном и продолжал свою тираду:

— Вчера на горкоме я слушал, как Вахидов обвинял городскую милицию в произволе и репрессиях, типа, возвращаем мы старые кровавые времена! Это же повторял и представитель министерства торговли товарищ Борис Бабаев, возмущенный актами насилия милиции в кафе 'Дружба'. А в чем заключается нынешняя политика партии? В чем, я спрашиваю? А в том, что мы строим социализм с че-ло-ве-че-ским ли-цом! Понятно! С человеческим! — так говорит наш лидер Михаил Сергеевич. А значит, конец произволу! Мы обязаны работать во имя и во благо народа, а не устраивать казни и преследования!

— И что же хотят от нас? — тут подал голос Холматов. — Мы же свою работу делаем. Да, преступность растет, однако и мы не сидим спустя рукава, люди устают...

Саидов опять зашагал по кабинету.

— Прежде всего, нам нужно сориентироваться на целях, а именно на розыске и поимке банды, которая прибыла из других частей Союза и занимается у нас людоедством. Таково мнение партии, и этого мы станем придерживаться. Все остальные версии следует отбросить, как не соответствующие политическим реалиям.

— Но это не правда! — тут Ровшан опять не сдержался. — Причем тут политика? Нет никакой банды каннибалов! Свидетели не подтверждают это! Зато я уверен, что в городе появился новый хищник — это розовая слизь, что поглощает людей! У меня все факты!

— Стоп! — Акмаль Анварович хлопнул кулаком по столу, что вздрогнула ложка в стакане с чаем. — Мы тут собрались не сказки слушать, а планировать наши действия. И вам, товарищ Ильчибаев, пора прекратить читать на ночь сочинения братьев Гримм и Шарля Пьеро. Какая к черту слизь — анаши накурились что ли? Это банда преступников, которая разделывает людей на мясо и продает в рестораны. Сейчас дефицит мяса, и поэтому человечина идет с особым спросом...

— Но вчера свидетели заявили о слизи... Вчера во Дворце железнодорожников произошло ЧП, и там люди видели эту тварь. Одного она чуть не съела, но благодаря мужество женщины, удалось спасти человека. Сейчас пострадавший находится в ТашМИ...

Замполит был неприклонен:

— Нет слизи, а есть галлюционации у вас, товарищ Ильчибаев! Помноженное на злоупотребление властью. Вы мне скажите, почему вы угрожали Вахидову? Что вам нужно было в институте биологии? Вы знаете, что за мировая личность — Садык Валиевич? Он из-за границы не вылазит, постоянно на конференциях и симпозиумах, его книги читают взахлеб полмира! Он представляет не только СССР, но и наш Узбекистан!

— Я был там в рамках проводимого расследования, — сжав губы, процедил Ровшан. — И я почти не имел никакой беседы с этим господином. Я встречался с Ташмухамедовым и его лаборантом...

— Вот, вот, — обрадовался Акмаль Анварович. — Вы избивали заведующего отделом ремнем — об этом твердили секретарша и сам директор. Вы требовали, чтобы он признался, что вырастил из медузы какую-то тварь.

От такой наглости у Ровшана кровь схлынула с лица, он побледнел.

— Это полная чушь! Сам Ойбек Рустамович подтвердит, что ничего такого не было!

— Как он подтвердит, если после вашей кровавой встречи Вахидов вынужден был отправить его на лечение в пасионаты Сочи, сегодня утром он улетел туда вместе с семьей! Вот до чего вы довели человека! — покачал головой Саидов. — Вы продемонстрировали обществу, что милиция не меняется, не реформируется, а остается органом старых и незрелых отношений. Люди думают. Что все мы — ежовцы и бериевцы новой закваски!

Больше всего Ровшан не любил, когда начинали нести чушь, а то, что говорил замполит, нельзя было назвать другим словом. Он не вникал в суть проблемы, в ход расследования, а искал политические мотивы того или иного дела, видел угрозу только любимой его партии. Такие демагоги привели большую страну к экономическому коллапсу, политическрой нестабильности. Уголовный розыск — это не жандармерия, не тайная полиция, занимающаяся диссидентами и оппозицией. Сотрудники этого управления ведут борьбу с бандитизмом и уголовным рэкетом, это конкректная работа. А лично Ильчибаев занимался расследованием убийства четырех человек и ранения пятого при странных обстоятельствах. И это должен был учесть Саидов, а он продолжать гнуть одну известную ему политику.

Это, видимо, мало нравилось и начальнику угро, поэтому он постарался перевести тему в нужно русло:

— Товарищ Ильчибаев занят расследованием, и свой отчет он представит на следующей неделе...

— Какой отчет? — вскрикнул Акмаль Анварович, вздернув бровями. — Какой отчет — о глупостях? За это время произошло еще одно убийство! На тот свет отправили известного журналиста! Это вам не халам-балам, это серьезно. Я уверен, что это заказное убийство. Скорее всего, Гулямов хотел разоблачить в статье гастролеров из Украины, которые занимались каннибализмом, а его за это убили. Тут замешаны наши граждане, которые отслеживали все и передавали информацию этим каннибалам...

— Откуда взялась версия о гастролерах-людоедах? — тут голос подал Холматов. — Мои агентурные данные отрицают существование такой группы... Тем более нет никаких сведений о гастролерах из Украины...

— Тогда плохо работают ваши агенты, если пропустили это! — крикнул замполит. — На совещании в горкоме партии товарищ Бабаев сообщил, что имел беседу с Мирзой, и он сообщил, что готовит репортаж о каннибалах... И что эти люди приехали из Киева или Харькова, чтобы заготовить тут тонны человеческого мяса и экспортировать на Украину!.. Гулямов выяснил это по своим... журналистским каналам...

— А может, ему дали заказ про сотрудников Комитета народного контроля, которые накрыли торговую базу с 'левым' товаром, а Бабаев хотел спустить за это 'сторожевого пса'[28] и притормозить расследование? — выплюнул фразу Ровшан, кипясь от злости. — Ваш Бабаев находился в кафе 'Дружба' и заказывал грязную статью, а потом убежал, узнав о гибели журналиста. Ему не хотелось светиться в этом деле...

Несколько секунд Саидов смотрел на капитана, закрыв рот, видимо, не мог найти слов. Его глаза бегали туда-сюда от расстерянности, и с трудом замполит совладал собой.

— Это обвинение? — грозно спросил он. — У вас есть доказательства?

— Я соберу доказательства, однако это не имеет никакого отношения к смерти Гулямова, — ответил Ровшан. — Его убила медуза, и сейчас эту версию я отрабатываю...

Акмаль Анварович тут шумно вздохнул, сел за стол и произнес, обращаясь к начальнику угро:

— Значит так, возьмите дело у Ильчибаева и передйте другому сотруднику, который будет вести расследование так, как надо, и не станет искать 'летающих тарелок' и прочих инопланетян...

— Я не могу это сделать, — нахмурился тот. — Дело передано Ильчибаеву согласно резолюции генерал-майора Ильясова, и только он может отменить свое решение...

У замполита был выход из положения:

— Тогда поступим иначе: организуйте вторую, можно сказать, параллельную группу, которая займется также расследованием этих убийств. Отрабатывайте версию о каннибалах из Украины. Я уверен, что эта версия является правильной, и она выведет нас на убийц. А на совещании в среду мы посмотрим, у кого результаты будут более весомыми. Не уверен, что сказки о розовой слизи удовлетворят партию и министерство внутренних дел.

— Нужно распоряжение о создании параллельной группы, а не просто выдать устный приказ... Такое я сам не вправе делать... — насупился начальник угро, и сидевший рядом Холматов кивком подтвердил, мол, да, это так.

— Я издам и подпишу такой документ, не беспокойтесь, — усмехнулся Саидов. — Итак, встречаемся на следующей неделе, и выясним, кто прав.

Все встали и вышли из кабинета. Ровшан чувствовал на спине злобный взгляд замполита. Еще бы! Ведь полгода назад он отказался от предложения вступить в ряды КПСС, считая, что он профессиональный следователь, а не политик, и ему нет дела до заветов Ленина и коммунизма. И этом самым вызвал ненависть Акмаля Анваровича, оскорбленного в святых чувствах. Вот отсюда вся его свистопляска и подковерные игры.

— Тебе нужна помощь, может, еще ребят дать? — спросил уже за дверью Ильчибаева начальник угро.

— Справлюсь, — ответил Ровшан. — Спасибо, но пока я работаю со своей группой, и мне достаточно Хашимова и пару его 'зеленоусых'[29] коллег.

— Тогда — удачи.

Капитан поблагодарил начальника и вернулся в свой кабинет.

Глава пятнадцатая. Найденная лаборатория

В кабинете было душно, не смотря на открытое настеж окно. Увы, здесь не было кондиционера, а вентилятор сгорел неделю назад, и мастерская еще никак не добралась до его починки. На подоконнике, весело чирикая, скакал воробей и клевал остатки хлеба, что еще утром накрошил для него Ильчибаев. 'Вот беззаботное создание', — с тоской подумал капитан, смотря на птичку.

Дидевич сидел за столом и рассматривал карту, отмечая что-то на ней авторучкой. Увидев Ровшана, он встал и поинтересовался:

— Ну? Как прошла головоломка?

— Как обычно — мозги набекрень, — отмахнулся Ильчибаев. — После такого трудно вкрутить полушария на место...

Алексей понимающе вздохнул:

— Да-а-а, не только у вас это бывает. Наш Вахидов тоже... с приветом. Как начнет собрание и такую ерунду молет, что мы в отстой падаем. Ничего умного, ничего интересного не произнесет, просто набор слов без всякого смысла. Речь обо всем и в тоже время ни о чем. Как с партийной трибуны...

— Вот-вот, так сейчас было и у меня, — с кислым выражением лица заявил капитан. Тут он обратил внимание на то, что парень делал какие-то пометки. — Ну, что еще ты там установил и узнал?..

Тот со смущением сказал:

— Просто пометил объекты, которые могут быть потенциально опасными... То есть именно туда может наведаться слизь... Раз она охотиться за людьми, находящимися в состоянии опьянения, то кафе и рестораны становятся местом для засады. Смотрите, сколько объектов питания в пределах этого круга? — и тут парень ткнул на десяток разных точек. — Это только те, которые я знаю, но ведь в районе их больше!

— Ты еще не учел и то, что в каждой квартире есть человек, который может пить алкоголь, это еще десятки тысяч человек, — хмуро ответил Ильчибаев. — Мы же не можем в каждую квартиру поставить по оперативнику... Надо искать, где эта тварь обитает...

— Тогда нам следует посмотреть, что это за здание на улице Гоголя, — предложил Дидевич.

Поскольку эта улица располагалась в десяти минутах ходьбы от городского УВД, то Ровшан предложил парню пройтись с ним пешком. Тот, естественно, согласился и даже был рад, что его взяли на эту операцию. Видимо, свое участие в расследование он расценивал как помощь эксперта. Нужно заметить, так оно и было. Алексей был единственным, кто вывел капитана на интересное умозаключение.

День уже разгорался, и жизнь текла своим чередом. Работали парикмахерские, столовые, магазины, учреждения. Ровшан и Алексей быстро шли по тротуару, не оглядываясь. Мимо промчался троллейбус ? 17, и из его 'рогов' вылетали искры, осыпая прохожих огненным дождем, а медные провода гудели как встревоженный улей. Клаксонили у перекрестка автомобили, выбрасывая в воздух клубы угарного газа, которые частью ложились на деревья — но этим тополям и чинарам было не привыкать, они выросли практически в отравленной атмосфере. Люди шли, по дороге съедая мороженное или конфеты, бросая мусор прямо на дорогу, игнорируя урны или специально установленные для отходов контейнеры, — такое уж было воспитание или, точнее, безкультурие. Хотя сами контейнеры были давно переполнены, все вываливалось наружу, над ними кружились рои мух и ос, но жители продолжали заполнять то, где давно нет места ничему; Ильчибаев видел это и качал головой, понимая, что еще не скоро к этим свалкам подкатит ассенизаторская машина — сейчас многие работали спустя рукава, особенно госслужбы. И вообще, весь город — это есть, образно говоря, промышленная и бытовая клоака, и только слизь, наверное, чувствовала себя уверено в этой жизни.

На 'Переушке' они свернули налево и стали подниматься наверх, в сторону центра. Они прошли длинный кирпичный забор, потом военный магазин, теперь автостоянка. Здесь пролегала улица Гоголя. Дидевич огляделся: следующим было строение, которое отмечалось на карте в виде жирной точки и перекрещенных линий. И его сразу увидел. Это был старый кирпичный четырехэтажный дом с полукруглым углом, его окна были открыты, но никто не выглядывал наружу.

— Вот это здание, — с волнением произнес парень, но капитан сжал ему плечо.

— Спокойно, Алексей, ведь мы пока еще ничего не знаем. Зайдем и выясним все.

Они подошли к входу. Сбоку висела табличка 'Институт химии удобрений Академии наук Узбекистана'. Химии? Это уже что-то! Дидевич многозначительно посмотрел на Ильчибаева, и тот пожал плечами, мол, пока рано радоваться. Ведь это удобрения, а слизь-медуза — разве удобрение?

У входа за небольшим столом сидел вахтер — молодой парень-узбек. Он сидел и читал газету 'Тошкент окшоми', которую многие считали изданием для пенсионеров и скучающих. Скорее всего, скучно было и этому парню.

— Вам кого? — спросил он, отрываясь от чтива.

— Мы сюда, по делу, — туманно ответил Дидевич, опередив милиционера.

Нужно сказать, что визиты сюда посторонних были уже обычным делом, и поэтому вахтер нисколько не удивился:

— А вы к этим коммерсантам? Тогда идите прямо по коридору — весь первый этаж их, — он даже не потребовал предъявить документы. Оказывается, от вестибюля до конца все кабинеты арендовали разные коммерческие структуры — кооператоры, оптовики и еще кто-то. Дирекция института, испытывая проблемы с финансированием из государственного бюджета, изыскивала другие пути, и сдача в аренду помещения было вполне законным способом. К счастью, под коммерцию не шли лабораторное оборудование, химикаты и прочее, иначе неизвестно что могли сотворить бизнесмены, которых в народе именовали 'нэпманы'[30]...

Ильчибаев кивнул, как бы благодаря, и прошел первым внутрь, за ним последовал Алексей. И при первых же шагах они уловили тяжелый запах химических реактивов — у Ровшана даже голова закружилась, однако парень держался стойко — он нюхал и не такое, подумаешь, органическая химия! В его лаборатории были ароматы и потяжелее. Но не у всех были такие способности: чтобы не упасть, капитан остановился и схватился рукой о перила лестницы. Со стороны казалось, что он читает плакаты о гражданской обороне, которыми были увешаны все стены первого этажа, на самом деле он хотел просто прийти в себя.

В этот момент мимо него прошла какая-то женщина в белом халате. Ровшан увидел ее краем глаза, но сразу узнал, и поэтому резко отвернулся. Ямочки на щеках, короткая светлая стрижка, изящное тело — это было ему знакомо из одной встречи... Но женщине было не до него, она была, судя по виду, взволнована и о чем-то сосредоточенно размышляла. Быстро процокав каблучками по мраморному полу, она вышла на улицу.

Ровшан посмотрел ей вслед. Она стояла у дороги, ожидая прибытие кого-то. И точно, минуты через две у светофора не смотря на зеленый свет тормознула белая 'Волга'. Там был только один шофер. Женщина села в машину, и та тронулась, фыркнув мотором как верблюд. Ильчибаев выскочил наружу и успел заметить номер, который сразу записал в блокнот. Дидевич вышел вслед за ним.

— Вы знаете эту женщину? — спросил он. — Вы так бежали за ней, словно за женой своей...

— Это Осокина... Виктория Ивановна, супруга погибшего слесаря, слышали об этом?.. Того самого, что сожрали первым, — пояснил Ровшан, протирая лоб. — Вообще-то она мне говорила, что работает химиком, но я как-то не задумывался. И тем более не ожидал встретить тут... Она кого-то ждала... Кто за ней приехал? Нужно по номеру узнать, за кем числиться транспорт.

Тут Дидевич взгляну на блокнот и усмехнулся:

— Так это номер служебной 'Волги' нашего директора! Садык Валиевича!

'Оба-на!' — мелкнула мысль у капитана. Директор института биологии знаком с Осокиной?.. Что-то за этим кроется, но что? Конечно, ничего такого в этом сейчас нет, почему бы академику не патронировать женщину, ученую?.. Это не улика. И все же... Капитану казалось, что ответ все-таки кроется в этом здании. И он вернулся и подошел прямо вахтеру.

— Братишка, я из милиции, — сказал он, предъявляя удостоверение. У вахтера вытянулось лицо, он отложил газету и взволнованно ответил:

— Конечно, конечно, ака. Но я — человек маленький. Ничего не знаю... Вряд ли вам могу чем-то помочь.

— Мне ничего и не нужно от тебя. Ты мне скажи, кто это за женщина, что только что прошла мимо тебя?

Вахтер успокоился:

— Вам она понравилась, ака? Да, это наша институтская красавица, все мужики падают перед ней. Даже у директора слюнки текут, когда видит ее ножки... Это Осокина Виктория Ивановна, она кандидат наук, работает здесь старшним научным сотрудником... Ее кабинет на третьем этаже...

— Мне нужно посмотреть ее кабинет, как туда мне войти?

Вахтер посмотрел назад. Там висел ящик с ключами.

— Есть запасной, им пользуется коллега Виктории Ивановны — старший научный сотрудник Венера Касымовна, но сейчас она в отпуске. Могу дать их...

— Давай...

Через секунду ключи гремели в руках у милиционера.

— Только, братишка, не кому не говори, что мы были здесь... Это важно.

Вахтер понимающе кивнул.

— Пошли, — Ровшан подтолкнул Алексея, и они вдвоем поднялись на третий этаж. Коридоры были полутемными, сотрудников практически не встретили они на своем пути, лишь их голоса раздавались из-за закрытых дверей. У таблички 'Осокина В.И., Хакимова В.К.' они остановились, и Ровшан зашуршал в дверном замке. В лаборатории сорок семь стояла тишина, а также тот же тяжелый запах реактивов, что и во всем здании. Множество колб, сосудов, чашечек, электроприборов. Что-то клокотало в какой-то емкости, где-то по-змеинному шипело, дергались стрелки на датчиках, видимо, продолжался какой-то эксперимент.

На столах лежали бумаги с графиками и какими-то расчетами. В них Ровшан понимал также, как в китайской грамоте.

— Тебе это что-нибудь говорит? — с надеждой спросил он у Дидевича. Тот знал неплохо органическую химию, и поэтому сказал, быстро все просмотрев:

— Да... Результаты анализов растворения удобрений в почве... Образцы почвы из Кашкадарьинской области... Растения — хлопчатник... Это не то, это не имеет отношения к медузам или генетике...

Ильчибаев задумался. Нет, если кто-то и выращивает здесь хищника, то не на виду у всех. Ведь любой, войдя в лабораторию, может это увидеть и поинтересоваться целью эксперимента, не имеющего отношения к задачам Института химии удобрений. Наверное, есть где-то еще место, в котором можно проводить нечто подобное.

Тут капитан повернулся к парню:

— Слушай, Алексей, если бы ты хотел заниматься разведением какого-то организма, но при этом держать все в тайне. Как бы ты поступил?

Парень был сообразительным:

— Дома проводить это не возможно — нужны химикаты, реактивы, оборудование. Биология и химия — это все-таки не приятные запахи — соседи запротестовали бы. Потом, на это уходит много электроэнергии, а вряд ли экспериментатор стал бы платить из своего кармана. Нужно пространство для емкостей... Скорее всего, я бы работал в соответствующем учреждении, например, здесь...

— Но тут ничего нет, ты сам видишь, — жестом Ильчибаев показал лабораторию.

— Но мы не все помещения проверили...

— Думаешь, это проводится в других лабораториях...

Дидевич хитро улыбнулся:

— Нет, я думаю это делается там, где лучше всего — в подвале. Там же связь с канализациями, туда же стекает все, что наработали ученые в своих пробирках. И подвал тем хорош, что туда никто не ходит, за исключением сантехников...

Ильчибаев признал, что Дидевич обладает прекрасными аналитическими способностями, и такой был бы хорош в качестве следователя. Но вряд ли перетащишь этого парня из биологии в правоохранительные органы. Ремесло Шерлока Холмса не сменит на полученный красный диплом.

— Тогда спустимся в подвал, — решил он.

Они вышли из лаборатории, закрыв за собой дверь. В коридоре было пусто, иначе бы любой мог поинтересоваться, что делали посторонние в этом помещении. Хотя наступало время обеда, и сотрудники сидели в своих кабинетах, на термостатах подогревая пищу, принесенную из дома. Обычно, все то, что не ели родные — макароны, картошку, овощи, мясо, котлеты — все поедалось на работе, при этом едоки хвалили мастерство повара. Подтверждению этой мысли были запахи плова или жаркого, тянущихся из комнат, а также перестук ложен о кастрюли и тарелки, веселый говор женщин и мужчин.

Спустившись обратно на первый этаж, Ровшан возратил ключи вахтеру.

— Все нормально, ака? — спросил он, вешая их на гвоздь и закрывая шкафчик.

— Да, нормально. Здесь есть подвал? — поинтересовался Ильчибаев.

Вахтер ответил утвердительно.

— Я хотел бы посмотреть, что там...

Вахтер с сомнением посмотрел на шкафчик с ключами, а потом виновато ответил:

— Извините, ака, но ключей от подвала у меня нет...

— А у кого они?

— Директор сказал, чтобы ключи всегда были у Осокиной... У нее там какие-то вещи хранятся... Но что именно — не знаю...

— Но ведь Осокина не сидит тут постоянно, а если вдруг трубу прорвет, что будете делать? — нетерпеливо спросил Дидевич. — Вот вечером — бах! — прорвало, никого кроме вас в этом здании, и что?

Вахтер признал, мол, такого раньше не было, а если бы и произошло, то он лично не знал, что делать. 'Я только сообщил руководству, позвонив домой, а что оно решать станет — это не моя забота', — пояснил парень. Безусловно, здесь он был прав — раз дали меньше полномочий, то и спрос в таком же объеме. Но Ильчибаеву показалось это подозрительным, что подвал держат в секрете даже от вахтера, охраняющего порядок в здании. Поэтому он решился:

— Ладно, братишка, мы попробуем открыть и посмотреть...

Тут вахтер проявил любопытство:

— Ака, простите, конечно, но ведь вы взламываете то, что принадлежит институту. С меня голову за это снимут. Вы хоть скажите, что происходит?

— Расследуем убийство, — за Ильчибаева ответил Алексей.

Парень с недоверием посмотрел на него:

— И вы хотите сказать, что виновата Виктория Ивановна?.. Иначе зачем вы за ней следили и в ее лабораторию ходили?

Капитан чертыхнулся: нет, Алексей ляпнул это не к месту, теперь начнутся ненужные подозрения у вахтера в отношении Осокиной, пойдут разговоры, слухи. Это вспугнет ее, она начнет заметать следы, если, конечно, замешана в этом деле.

— Мы расследуем дело, связанное с одним преступлением, — пояснил он. — Там использовались... э-э-э, химикаты. Мы хотим проверить, относятся ли эти вещества к вашему институту, или нет. Ясно?

— Да, ака.

— Поэтому держи язык за зубами — и меньше вопросов. Мы сюда пришли не в бирюльки играть, а занимаемся серьезным делом...

Это фраза убедила вахтера не проявлять излишнее любопытство. И он сел на свое место и продолжил чтение газеты. А Ильчибаев с Алексеем спустились вниз по лестнице в подвал. Там была массивная дверь и амбарный замок. 'Ну и ну', — усмехнулся капитан, достал перочинный ножик и вставил лезвие в замочную сквавжину, повертел и — щелк! — замок открылся.

— Да вы просто профессионал-домушник? — изумился Дидевич. — Этому тоже учат в милиции?

— Этому приходится учиться. Чтобы знать, как действуют преступники, — пояснил Ровшан. — Так что мы можем не хуже 'медвежатников' громить сейфы и двери. К счастью для населения, милиция этим не занимается.

Тут он толкнул дверь, и она со скрипом открылась. Внутри подвала горел неяркий голубой свет от неоновых ламп. Ильчибаев, пригнувшись, вошел внутрь и огляделся. Это было большое помещение со множеством труб и резервуаров. Но не все относились к канализационной системе. Например, несколько больших стеклянных емкостей с водой больше напоминали огромные аквариумы, где плавали какие-то рыбы. Вода бурлила пузырьками воздуха, что нагнетал по патрубкам электрический генератор. Возле аквариумов стояли банки с какими-то биологическими субстанциями. Было множество колб и сосудов Дюара, а также приборов неизвестного назначения. В углу тихо жужжал холодильник 'Минск'.

— Оп-ля, так это биологическая лаборатория, — изумился Дидевич и с удовлетворением посмотрел на Ровшана. — Я был прав, все исходит отсюда.

— Подожди-ка, мы еще ничего не выяснили, — прервал его Ильчибаев. — Наличие лаборатории в научном здании ничего не говорит. Даже если она в подвале, то это не причина подозревать работающих в ней в преступлении. Нам неизвестно, чем тут занимаются... Мы можем и ошибаться... Помнишь, как отвертелся Вахидов — он просто выставил меня из здания...

Алексей ничего не ответил, а только подошел к столу, где лежали бумаги, и стал их просматривать, включив настольную лампу. Там, видимо, было написано немало интересного, поэтому минуты через три присвистнул:

— Ого. А я ведь прав. Тут ведутся генетические исследования. Осокина или может кто-то другой выводит здесь организм, основанный на кубомедузах и саррацений, росянок... Есть еще какая-то субстанция, которую именуют 'шокасымка', она является важным звеном в генетической цепи...

Тем временем капитан взял другую лампу и направил в аквариумы. Там не было никакой розовой слизи, а только несколько рыб шныряли туда-сюда, напуганные ярким светом, да водоросли шевелились под пузырьками воздуха.

— Здесь ничего нет.

Дидевич оторвался от чтения и подошел поближе. Он посмотрел на внутренность аквариума, но не содержимое интересовало его. Внимательно оглядев окружающее пространство, затем указал, что емкость соединена с канализационными трубами. То есть что-то могло вплыть сюда и также свободно выплыть.

— Если слизи сейчас нет здесь, то она, возможно, в канализации...

— Зачем?

— Наверное, охотится, — тихо ответил парень. — Ведь хищник должен питаться... А ареал его обитания нам известен — это кафе, квартиры, то есть там, где пьют алкоголь...

— О боже, — выдохнул капитан. — Слушай, Алексей, бери записи и посмотри, что в холодильнике. Можно ли на основе всего этого собрать доказательства о конструировании на генетическом уровне хищника в виде слизи?

Парень подскочил к холодильнику и изумленно сказал, едва открыл дверцу:

— Ого, здесь огромное количество биологического материала в пробирках. Я возьму некоторые для экспертизы. В нашем институте я исследую их и скажу вам результаты.

— Хорошо, — Ильчибаев еще раз оглядел подвал, и оба с Алексеем они поднялись в вестибюль. Там по-прежнему было спокойно.

— Все нормально, ака? — спросил вахтер, глядя на них.

— Да, все о`кей, — ответил Ровшан. И еще раз напомнил: — Смотри, никому не говори о нашем визите...

— Молчу как рыба...

— Рыба, кстати, разговаривает, — с неудовольствием ответил Алексей, который не любил употребление фраз, не отражающих реальность.

— Тогда как медуза, — поправился парень, и капитан с Дидевичем ошарашенно уставились на него. — А что? Я разве не то сказал? — испугался тот.

— Нет, ты сказал именно точно... Как медуза!.. Лучше и не скажешь...

У перекрестка Ильчибаев с Алексеем разбежались. Капитан направился к себе в управление, а парень остановил такси и уехал в институт, держа в карманах пробирки, а за пазухой бумаги.

Едва Ровшан вошел в кабинет, как тотчас явился Хашимов.

— Вот список фамилий всех Плетневых, что выдал нам паспортный стол, — сказал он, передавая бумагу.

— Хорошо, спасибо, — Ильчибаев стал вчитываться в текст. В Узбекистане проживало семьдесят два Плетневых, все они были разбросаны в промышленных центрах — Бекабаде, Ахангаране, Навои, Ташкенте. Просмотрев данные каждой личности, капитан ставил прочерк — не то, и начинал изучать следующую. И лишь у одной, предпоследней, задержался. Он отчетливо и членораздельно прочитал:

— Плетнева Виктория Ивановна... Это девичья фамилия... Осокина — это взятая от мужа... Все ясно... Но не ясно, что это все означает...

И он задумчиво уставился в окно.

Глава шестнадцатая. Смерть академика

Виктория Ивановна заскочила в 'Волгу' и спросила водителя:

— Эркин, а где Садык Валиевич?

— Он на даче, ожидает вас...

Женщина расслабилась. Видимо, это она и хотела услышать.

Машина мягко набрала скорость и помчалась по оживленным трассам города. Вначале они выехали на улицу Первого мая, доехали до Главпочтампа, свернули на Энгельсовскую и дальше двинулись по прямой мимо Алайского рынка, ВДНХ, телевышки, Юнус-Абадского рынка, пока не оказались у кольцевой дороги. Здесь стоял пост ГАИ, и сотрудники проверяли на выхлопные газы каждую вторую машину. Однако проверяли в большей степени частника, а государственный автотранспорт чаще всего игнорировали, если, конечно, они не были из дальних областей, например, Кашкадарьи или Ферганы.

Водитель ничего не говорил Осокиной, а она и не нуждалась в беседе. Ей итак было понятно, зачем едет и что нужно от нее Вахидову. Этого человека она знала больше двадцати лет. Ведь он был ее преподавателем и... первым любовником. И состоял в этой должности до сих пор. В ответ бывший доцент, а ныне академик продвигал ее по службе и помогал с наукой.

Именно Садык Валиевич по своим связям устроил ее в престижный институт на Дальнем Востоке, помог ей оформиться в заграничное плавание на исследовательском судне. Правда, он сильно разозлился, когда она вышла замуж за Серафима, Виктория помнила, как Вахидов приехал на космодром (сумел даже туда пробраться!) и устроил разнос, обещал большие неприятности. Нужно заметить, что Садык Валиевич был злопамятным и подлым, способен на гадости, хотя мог и делать подарки, иногда быть великодушным. Но даже за великодушием скрывались какие-то цели. Как человек он был дерьмо, но благодаря таким делалась карьера, получались премии и награды.

Не будем скрывать и того, что сама Виктория Ивановна не была ангелом, любила гулять на стороне и ставила немало рогов мужу. Она быстро сделала диссертацию не только благодаря своему таланту — что-что, а способности у нее были большие, тут следует признать это, — но и умению ложиться под кого надо и когда надо. В итоге она заработала и квартиру во Владивостоке, и машину, и хорошую должность. А тут еще одно открытие, которое сулило ей Нобелевскую премию... Но на беду свою повстречала инженера-баллистика Осокина, парня неплохого, эрудированного, правда, любителя выпить. И он каким-то образом заставил женщину в себя влюбиться. Она вышла замуж, сменила фамилию, и вскоре молодожены укатили в Казахстан — в места не столь радостные, зато необходимые для службы супруга. Там особой работы не было, и пришлось веселой и усердной исследовательнице морей и океанов забросить свои исследования под стол и заниматься скучной жизнью учительницы биологии и химии в местной школе. Чтобы помочь своему мужу в карьере, Виктория Ивановна решилась на крайний шаг — использовать свое тело, и не один генерал по ночам дивился ее женским прелестям и любовному искусству. Зато Серафим получил звездочки на погон, был зачислен в отряд космонавтов, прошел необходимые проверки, даже злоупотреблять спиртным перестал.

Он уже мог через год отправиться в космический полет, его включили в программу на станцию 'Салют-7', и тут все сорвалось. Произошла стычка с Вахидовым, который рассказал ему о прошлой жизни его жены и о сегодняшней. Узнав, что жена ему изменяет, Серафим запил, причем без остановки, особенно его гложила мысль, что вся его карьера построена не на его стараниях и знаниях, а на теле жены-красавицы. Более того, явился на дежурство в пьяном виде и устроил аварию, из-за чего был отложен старт ракето-носителя с зарубежным спутником на борту. Пошли финансовые санкции от заказчика, и тут уж никакой генерал не мог исправить ситуацию, и не удивительно, что в течение трех дней пинком выкинули Осокина не только из отряда космических первопроходцев, но и даже из службы на космодроме.

И пришлось бывшему старшему инженеру-баллистику расчетного подразделения вместе с супругой возвращаться в Ташкент. Виктория Ивановна хотела во Владивосток, но Вахидов не отпускал, он вцепился в нее как клещ, обещал райские кущи. Между прочим, у самого академика была жена и четверо детей, он даже дедушкой стал, однако продолжал ударяться за своей бывшей студенткой. Он устроил ее в Институт химии удобрений, хотя собирался вначале в свой, да только Осокина отговорила. Ей же было ясно, что слухи, которые наверняка будут иметь место — не от всех же глаз скроешь отношения директора с подчиненной, — помешают, и поэтому попросилась в учреждение с несколько иным профилем. Так она попала в Институт химии удобрений.

Уже здесь она работала над тем, о чем думала в предыдущие годы. Тогда ей удалось в водах Тихого океана отловить некую субстанцию, которая существовала с древнейших времен, — Виктория Ивановна сама датировала его не менее чем семьсот миллионов лет, — и сумела выжить по сей день. Этот примитивный по строению организм обладал чудесными способностями — он снимал всякие физиологические и генетические барьеры между совершенно разными видами флоры и фауны, то есть практически можно было сконструировать любое животное, любое растение. Эта субстанция потом была названа 'шокасым' в честь одного из боссов узбекской мафии, финансировавшего проект. Проводя опыт, Осокина осознала, что может вырастить существо с заданными характеристиками. Вначале она собиралась создать новый вид, благодаря которому можно очистить планету от загрязнений, например, ядовитых химических веществ. Так, изучая почву в хлопковых регионах Узбекистана, она отследила, как стремительно теряются биологические свойства, гумус выветривается, земля истощается и не способна давать высокие урожаи. Более того, окружающая среда насыщена солями, ядохимикатами, радиоактивными материалами и отходами на хвостохранилищах, и все это грозит экологической катастрофой.

Виктория знала, что медузы — это существа, которые могут жить в самых неблагоприятных условиях, им не страшна зараженная среда, и поэтому она взяла их ДНК. Субстанция 'шокасым' позволила ей скрестить медузу с росянкой — растением-хищником. В итоге появилась розовая слизь, способная очистить огромные территории от вредных веществ. Более того, они своими отходами обогащали почву питательными микроэлементами. Первые эксперименты показали высокую эффективность этого подхода, урожайность хлопчатника на такой почве возросла в сорок раз. Это сулило Нобелевскую премию. Но не все в Академии наук поверили ей, более того, на одном ученном совете ее не просто раскритиковали, а обсмеяли. И Виктория Ивановна возненавидела их всех, обещая отомстить за такое оскорбление. Тогда в порыве злости она уничтожила подопытные экземпляры, о чем потом пожалела...

А тут еще муж, устроившийся работать в ЖЭК, спивался на глазах начал скандалить, бить ее, обвиняя во всех грехах, мол, карьера не пошла, жена изменяет. Терпение женщины лопнуло, она хотела подать на развод, да Серафим не желал это слушать, всячески противился. В итоге Осокина решилась на убийство. Не не простое — изощренное. Она попросила Вахидова привезти ей несколько экземпляров кубомедуз, и тот выполнил это. Потом он помог ей получить подвал, где она проводила более серьезные эксперименты. На все требовались деньги, а их Институт не выделял. Естественно, и не могла дирекция этого сделать — ведь данные исследования не входили в приоритетные задачи учреждения, и не научными они вообще считались. А тут началась 'перестройка', полная экономическая вакханалия, люди еле выживали, концы с концами свести не могли.

Чтобы найти средства, Виктория вспомнила о своих иных способностях. Она вышла на панель, и сразу же повстречалась с Борисом Бабаевым, одним из представителей теневой экономики. Он был цеховик — это неофициально, а так работал в Министерстве торговли, имел не просто хорошие связи, но и деньги. Бабаев стал финансировать ее работу. Но при этом сделал заказ — разработать биологическое оружие.

— Зачем тебе биооружие? — спросила тогда Осокина. Она пришла, как обычно, в гостиницу 'Узбекистан' — место постоянных встреч, чтобы выполнить свою женскую миссию.

— Есть конкуренты, с ними нужно разделаться, — пояснил Борис, лаская ее в постели. — Гады, мешают нам. Есть враги, тоже ставят палки в колеса. Нужно их устранять, но так, чтобы милиция не могла понять... Твои опыты нам помогут. Тебе заплатят, причем хорошо...

Потом он познакомил ее с мафиози по фамилии Шоисламов, тот, естественно, сразу оценил прелести Виктории, и предложил свою 'крышу'. У него были не 'деревянные' рубли — иностранная валюта, причем много, и от такого она отказаться не могла. За ним стояла организованная преступность, а это сила. Более того, даже милиция на цыпочках ходила. Поэтому женщина быстро согласилась. Мафиозник мог обеспечить ей безбедное существование и достичь вершины благополучия. Да только об этом пронюхал Вахидов, который посчитал себя оскорбленным, и опять начал угрожать. И с ним тоже требовалось разобраться. Именно сейчас она ехала на дачу к Садыку Валиевичу, чтобы поставить все точки над 'и'. Она разработала план, и он ранее проявил свою эффективность.

Дело в том, что ей удалось сконструировать новую слизь. Это был хищник, несущий в себе гены человека, медузы, растения. Его невозможно было убить, застрелить, утопить или еще что-то сделать. Он мог обитать в самых невозможных условиях — в канализации, в отходах, при ядовитой атмосфере. Он свободно перемещался по трубам и отловить его было не просто. Его свойство — поглощать живой организм. Только живой, ибо просто мясом слизь не питалась. Человеческие гены помогали ему отслеживать человека, причем легко было дать ему параметры, и слизь могла найти его. Для этого достаточно было одной молекулы, например, крови, пота, слюны, мочи. Если акулы способны были учуять каплю крови за шесть километров, то этот хищник определял нужную жертву за десятки, и не путал ее с другими.

Именно так был найден Серафим в квартире Мирбабаева, и все прошло как надо — один скелет и никаких доказательств убийства. Свидетельство этому — шок у милиции. Организм был запрограммирован на атаку именно пьяного человека. Потому что в таком состоянии мало кто мог осознать опасность и дать отпор, или успеть спастись. Только одного не учла Виктория — слизь постоянно нуждалась в еде. И поэтому она стала самостоятельной, выходила на охоту, отыскивая жертву по параметрам — мужской пол, алкоголь в крови. Именно так были сожраны школьник, слесарь и налоговый инспектор, об этом она узнала из рассказов двух милиционеров, что приходили к ней домой. А сегодня утром женщина обнаружила, что хищник слегка ранен — его субстанция покрылась синей коркой, и на регенарацию ушло время. Осокина поняла, что кто-то пытался сжечь слизь, когда та атаковала жертву, но не сумел это сделать до конца — хищник убежал. Впрочем, это было очевидным — состоящая из воды тело боялось только высоких температур.

'Плохо дело, плохо', — думала Виктория Ивановна, смотря в окно машины. Она не замечала красоты города — было не до этого, ее пугали последствия того, что сделала. Уже есть свидетели, по городу ходят слухи о медузе, Вахидов догадывается о чем-то. Милиция шмыгает рядом, этот капитан все вынюхивает. Так и спалиться можно. Ведь ее могут обвинить в предумышленном убийстве — и тогда прощай благополучная жизнь, здравствуй, тюремная зона.

И все же отступать Осокина не желала. Она знала, чего хотела в этой жизни, и могла этого добиться. Единственное, о чем только жалела — о бесцельно потраченных годах с Серафимом, и о проданном доме во Владивостоке. 'Это миф, что с милым рай в шалаше', — грустно думала она. Рай может быть только с тем, кто способен дать женщине то, чего она желает, а не ноет и не пьет от бессилия. Ей нравились такие мужчины-хищники как Шоисламов или Бабаев, и именно их ДНК она, кстати, внедрила в слизь. Поэтому хищник так быстро и беспощадно расправлялся с жертвами.

Тем временем 'Волга' выехала за кольцевую дорогу. Здесь был Институт растениеводства имени Шредера, а дальше — дачные поселки. Участок Вахидова считался роскошным: двухэтажный дом с верандой, бассейн, бильярдная. Но он, старый козел, не знал, каков дом у Бабаева или Шоисламова — эти люди могли себе отстроить такое, чего академик не имел никакой возможности, пускай даже получал в десять раз больше, чем сейчас. Впрочем, для Виктории Ивановны главное было то, что до дачи протянута городская канализация. А остальное — дело, как говорится, техники... биотехники, если быть точнее.

Машина остановилась у железных ворот. Водитель ничего не сказал, он знал, что Виктория сама выйдет и зайдет в дом — не впервой. Женщина не попрощалась и вышла из кабины. Дача Вахидова встретила ее звуками национальной музыки, что лилась из динамиков стеремагнитофона. Пела некая Шахло Клычева. Осокина понимала узбекский язык, сама почти без акцента говорила, но только эта песня резала слух — ни ритма, ни рифмы, ни души, а также голоса. Просто набор слов и подвывание под такт. Зато Садык Валиевич, как это говорится сейчас, просто тащился из-под этой певицы. Он сам подпевал ей, выходя из особняка.

— Ассалому алайкум, — поздоровалась Виктория Ивановна. — Как ваши дела, Садык-ака?

Обмахиваясь полотенцем от жары, академик улыбнулся:

— Вуалейкум ассалом, Вика. Спасибо, сижу вот в одиночестве. Хотел с тобой повидаться, поговорить...

— Я приехала, как только вам понадобилась...

Вахидов указал на топчан[31], застеленный курпачами[32] и подушками. Там же располагался маленький стол, на котором под скатертью находились чайник, пиала, самса на тарелках, сладкое, виноград и яблоки. В углу пыхтел котел со свежеприготовленным пловом. Все это сделала домработница Халила-опа, которая недавно ушла, и теперь тут остались академик с бывшей ученицей.

— Итак, Вика, расскажи, что происходит, — попросил Садык Валиевич, взбираясь на топчан, приподнимая скатерть, чтобы наличить себе и Осокиной чай.

Женщина сделала вид, что не понимает:

— А что конкретно интересует, Садык Валиевич?.. Продолжаю эксперименты...

— Это эксперименты, которыми заинтересовалась милиция? — грозно спросил Вахидов. — Ко мне в институт наведался некий капитан Ильчибаев, вынюхивал все, распрашивал о тебе, правда, называл твою девичью фамилию... Про медуз распрашивал...

— А чем его медузы встревожили? — Виктория Ивановна продолжала играть.

— Вот и я интересуюсь, чем они его встревожили, почему милиция распрашивает моих сотрудников... Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы развести ситуацию, снять меня и других с подозрений. Но ты, как я понял, не все мне рассказываешь... Я слушаю...

Женщина пожала плечами:

— А что вы хотите услышать? Я продолжаю работу, эксперимент идет...

— Успешно идет, как я понял, — процедил академик. — Я слышал о четырех трупах, обглоданных розовой слизью — об этом мне сообщил мой племянник — Акмаль Саидов, он работает в городской милиции. Сейчас он переводит стрелки на некую банду гастролеров с людоедскими интересами... Но эта гипотеза может рухнуть, если ты не прекратишь свои опасные опыты, и вместо международной премии можешь получить тюремный срок. Я понимаю, что муж твой был, откровенно говоря, полной дрянью и бестолочью, и я поддержал тебя в решении легко и быстро его устранить. Но ты зашла слишком далеко.

Виктория Ивановна молчала.

— Почему к тебе проявляют интерес мафия? С Шоисламовым, говорят, встречаешься... Зачем?

— Он только финансирует мои исследования... И ничего больше...

Академик фыркнул:

— Чтобы мафия щедро спонсировала науку? Если нет для нее чего-то полезного, она ни копейки не даст... Так чего хочет он?

— Чтобы я создала для него биологическое оружие...

У Вахидова чуть челюсть не отвалилась:

— Ты с ума сошла! Ты понимаешь, чем рискуешь? Биологическое оружие, о Аллах! Ты говорила, что хищника запрограммируешь на короткое существование — на сутки, но вместо этого сделала его чуть ли не бессмертным. Зачем?

— Хочу узнать, можно ли и человеку продлить жизнь, — соврала Осокина. — Может, эта слизь позволит нам понять тайну человеческого долголетия... Разве вы, Садык Валиевич, не хотели бы долго жить... чтобы наслаждаться мной? — и тут она скинула с себя халат, а также платье, оставшись в одном нижнем белье.

Против такого мало кто мог устоять, даже импотент почувствовал бы оживление всего тела. И Садык Валиевич не был исключением — да, женщина привлекала своей красотой. Не зря же он выловил ее из студенческой реки в те семидесятые годы, правда, приручить так полностью и не сумел. Виктория — как кошка, мягка, ласкова, но своенравна и излишне самостоятельна. Как говорится, гуляет там, где хочет, и не признает полную власть над собой.

— Ты меня просто убиваешь, Вика, — прошептал он, приближаясь к ней. Резким движением, он сорвал с нее лифчик и стянул трусы... И погрузился в чувства любви.

Через полчаса обнаженная Осокина встала и прошла в туалет. Ее ладонь была полна спермы, и все это она стряхнула в унитаз и спустила воду. Через пять минут из дырки показалась слизь — она нашла дорогу и теперь ждала. Женщина усмехнулась. Все шло так, как она хотела. Осталось только дело за маленьким.

Виктория Ивановна пробралась к холодильнику — он был полон экзотических продуктов, включая красную икру, шпроты, креветки, бананы, салями и прочее — и достала холодную бутылку коньяка. Потом взяла два маленьких стакана и разлила в них алкоголь. Вахидов приподнялся с топчана и залюбовался женщиной, которая с походкой манекенщицы подошла к нему и протянула напиток.

— За нас с вами, любимый Садык-ака, — произнесла она тост и выпила. Вахидов тоже не отказал себе в коньяке. Тост за тостом, он ухлопал граммов двести, не замечая, что женщина сливает содержимое своего стакана в траву. После чего слопал арбуз и похлопал себе по животу — звук был похож на барабаный стук.

Виктория легла рядом и нежилась в лучах солнца, чьи лучи пробивались сквозь крону чинары. Рядом полулежал Вахидов и глагольствовал:

— Пойми, Вика, только я могу гарантировать тебе благополучие, а не всякие там мафиозники — ты с ними вообще не связывайся. Зачем тебе уголовная среда? Они сейчас по острию ходят, говорят, Горбачев начинает войну против криминала. А ты вспомни, еще не остыли бои у нас — группа прокурорщиков Гдляна и Иванова чего тут намутили? Практически все руководство пересажанои, сейчас все рыпнуться боятся. И ты не лезь в политику. Делай свое дело, занимайся исследованиями, а докторскую я тебе помогу защитить. После этого в течение полугода организую тебе звание профессора...

Женщина лежала, слегка надсмехаясь над речью академика. Она не говорила, что их пути давно разошлись, просто он этого понять не хотел. Но, видимо, теперь придется. И как бы услышав ее внутренний голос, Садык Валиевич встрепенулся:

— Ой, я схожу-ка в туалет. Ты лежи спокойно, расслабляйся... Потом в бассейне поплаваем... голышом, как тогда... в университете, помнишь?

Он засеменил в сторону особняка даже не надев трусов. До Виктории Ивановны донеслись звуки открывающеся двери и скрип поднятого стульчака с унитаза. Она знала, что сейчас там будет, однако идти и смотреть за этим не хотела — не такая уж и кровожадной была. Она предвкушала острые ощущения.

В течение полминуты ничего не происходило, но потом донесся крик:

— О, Аллах, что это?.. О-о-о, нет, нет... Отпусти меня!..

Осокина закрыла глаза, даже не пошевелив пальцем.

— Ах, черт!.. Вика, это твое дело?.. Нет, пусти меня, тварь!.. О-о-о, нет, нет! Вика, я убью тебя! Это ты напустила на меня свою тварь!.. Ты предала меня, гадина... Я с тобой еще разделаюсь... Нет, нет... О-о-о...

Женщина усмехнулась: ему ли, старому козлу, знать, что такое предательство? А сам скольких людей подставил и предал — ведь путь к вершине был устлан не розами, через трупы шагал, по головам друзей топал. Уж что же теперь хочешь? Да, она нечестна по отношению к нему, ну и что? Таков мир — кто-то хищник, а кому-то суждено стать жертвой. 'Простите, Садык Валиевич, но помочь я вам ничем не могу', — прошептала она, вскочила и стала одеваться.

Но лишь минут через десять она вошла в туалет. Там был лишь один скелет и разбросанные полотенца на полу — видимо, Вахидов отчаянно боролся, пытаясь снять с себя слизь, хватался за все, что попадалось под руки. Виктория Ивановна усмехнулась и быстро навела порядок. Потом взяла целофанновый пакет и сложила в него кости. Череп был легким, и женщина, держа его в руках, усмехнулась:

— В такой голове не мог быть мощный мозг, уверена, что и извилины были в дефиците... Прощайте, Садык Валиевич! — и череп упал к другим костям.

Потом она вышла из дачи, закрыв за собой калитку, и быстро зашагала в сторону дороги. У поворота увидела выгребную яму и сбросила туда пакет. Хлюпнув, тот ушел в тину, похоронив, таким образом, того, кто долгое время занимал место директора института биологии. И вряд ли кто-то когда-нибудь поставит тут памятник. Такие люди, по мнению Виктории Ивановны, не заслуживали почести и уважения.

Рейсовый автобус подошел через пятнадцать минут. Осокина вскочила на 'ПАЗик', который повез ее в сторону города...

Глава семнадцатая. Виктория Ивановна заметает следы

Последние дни для Ровшана были и сложными, и в тоже время результативными. Дело пополнялась все новыми и новыми документами, прежде всего, свидетельствами очевидцев о розовой слизи. Более того, интересен был рассказ самого Сайфуллина, описавшего, как подвергся нападению, и какие увечия он после этого получил. Конечно, как мужчина он уже был ни на что не годен, однако мог и дальше жить. Ортопеды обещали ему сделать протезы и научить ходить, и Рафик решился вернуться в науку, приняв трезвый образ жизни. Не так красочно, однако тоже толково описала события Верисова, а Ляпинс дал лишь справку на пол-страницы — писать много он не умел.

Самым главным в деле была экспертиза Института биологии, подписанная заведующим отделом Ташмухамедовым, который, оставив свою семью отдыхать в Сочи, вернулся первым же самолетом в Ташкент. Он с удовольствием окунулся в исследование тех субстанций, что извлек из холодильника подвальной лаборатории Дидевич. За короткое время они выдали результаты, и они были ошеломляющими не только для ученых, но и следствия. Действительно, Осокина произвела революцию в биологии, она сумела скрестить то, чего не делала и не могла сделать природа миллионы лет. Созданный ею организм представлял собой биологический робот, как выразился Алексей, переводя все данные на более доступный язык. Слизь выполняла определенные функции, которые были ей заданы программой, а программа была заложена в ДНК.

Хашимов и Ильчибаев, слушая это, ошеломленно переглядывались. И тут Рашид вновь продемонстрировал свои какие-то знания:

— Так это мутант?

Алексей усмехнулся:

— Это не мутация. Мутация — это когда происходит отклонение от нормального развития у организма под воздействием радиации, температуры, химического влияния, то есть нарушения хромосом и структуры ДНК. А конструирование — это совершенно другое. Берешь один организм и соединяешь его с другим — получаешь гибрид, несущий в себе характеристики того и другого. Вот эта слизь и есть гибрид разных существ...

— Вопрос, для чего Виктория Ивановна его создавала? Чтобы тот сожрал ее мужа? Но тогда причем тут школьник Кочетов, налоговик Сиропов, сантехник Сайфуллин? — спрашивал Ровшан. — Они как увязаны в цепочке событий?

На это у парня было объяснение, правда, несколько слабое:

— Я думаю, что как и любой организм, слизь нуждалась в пище. Даже роботу необходима энергия, иначе он не сможет функционировать. Наверное, слизь охотилась, и эти люди стали случайными жертвами... Но в одном я могу с уверенностью сказать, что этот хищник не имеет потомства, то есть не способен к размножению — у него отсутствуют половые органы... И как гидра делиться не может. Это существо одноразового... пользования что ли... точнее жизни... Правда, я не могу сказать, сколько времени слизь может существовать — может месяц, может год... а может и десятилетия...

— Может, выписать ордер на арест Осокиной? — в этот момент спросил у капитана Хашимов, уверенный не следует тянуть с уголовно-процессуальным порядком.

Тот ответил:

— Рано, не будем пугать ее. Прямых доказательств у нас нет. Есть только доказательства о существовании слизи. Но и сидеть не станем. Для начала нужно опечатать ее лабораторию и произвести там полный обыск... Так что, Рашид, иди к Холматову, пускай подпишет документ. Нам нужно опередить конкурентов.

Под конкурентами понималась вторая группа, которая тоже работала над убийствами, но только в версии, предложенной Акмалем Саидовым. Десяток милиционеров из управления, а также из нескольких районов города бегали по местам событий, в какой раз терзая свидетелей и родственников погибших. Проститутка уже с ума сошла и находилась на лечение в психиатрической клинике. Что касается Мирбабаева, то он до сих пор не вышел из наркологического диспансера. Нельзя сказать, что у них были успехи. Внедренные агенты в уголовную среду сообщали много интересного, но ничего такого, что вело бы к гастролерам-людоедам.

Рашид ушел к руководству — подписывать бумаги, а Ровшан продолжил разговор с Алексеем.

— Есть ли способы убить это существо? — прямо спросил его капитан. — Я не хочу, чтобы оно угрожало населению города... И страшно себе представить, если начнет осваивать, к примеру, Чарвакское водохранилище или Ташкентское море... Там ежедневно отдыхает до полумиллиона туристов...

Парень ответил:

— Убить можно любое живое существо. Вопрос в том, как это сделать быстро и эффективно. Регенерация у слизи высока, это показали первые опыты. Она не реагирует на ядохимикаты, радиацию, механическое воздействие. Слизи и воздух не нужен, так как метаболизм мало увязан с кислородной химической реакцией.

— Но чего-то она же боится?

— Высоких и низких температур... Высокие — свыше трехсот градусов, низкие — ниже ста...

— Бог ты мой, где же я возьму такую печку? И что обеспечит низкую температуру — у меня нет такого холодильника? — недоумевал Ильчибаев.

На это у Алексея был ответ:

— Жидкий азот...

— Что это?

— Это вещество, которое способно заморозить любой организм до минуст двухсот градусов за считанные секунды. Его взять можно на заводе 'Алгоритм' — там для военных целей изготавливают электронику, и азот применяется для некоторых технологических операций, в частности, для продувки областей, не допускающих наличие окисляющего кислорода. Можно попросить баллон...

— Хорошо, мы туда съездим, — кивнул Ровшан.

В этот момент Алексей вдруг сказал:

— Ах, да, чуть не забыл... В институте суматоха — пропал директор...

— Садык Валиевич... Что?! Как пропал?

— Его несколько дней нет на работе. Из дома звонили, супруга все распрашивала. Она сказала, что приехала на дачу, а там никого нет...

— Мда-а-а, странно, — покачал головой капитан. — А кто его видел последним?

— Я не знаю... Я просто передаю вам последние слухи...

Ровшан набрал на диске номер телефона:

— Алло, дежурный... Если запрос на розыск пропавшего по фамилии Вахидов... Да, да, Садык Валиевич?.. И что?.. Ага. Ясно.

Ровшан положил трубку и уставился на паренька:

— Родные Вахидова написали заявление в Куйбышевское РУВД об исчезновении Садыка Валиевича... Ты прав, тут что-то не чисто... Если хочешь, то съездим вместе в районное отделение, там поговорим с дежурным...

— Ой, конечно, — вскочил Алексей.

В Куйбышевское РУВД они доехали на той же служебной 'копейке'. Алексей поверить не мог, что родная милиция катается на таком драндулете, в его представлении было, что у уголовного розыска самые скоростные машины с пуленепробиваемым салоном. Увы, пришлось рассеивать эти иллюзии реальностью материально-технического обеспечения МВД. 'Ну, брат, это только у американских полицейских компьютеры в автомобилях и ручные пулеметы на крышах, у нас все проще, но иногда надежнее', — усмехнулся Ильчибаев.

Дежурный РУВД указал на дверь, где сидел следователь. Это был знакомый капитана — младший лейтенант Сергей Захаров. Увидев гостей, он вскочил и поздоровался:

— Добрый день, Ровшан-ака... Здравствуйте, — пожал он руку Дидевичу. — С чем пожаловали?

— У тебя заявление об исчезновении академика Вахидова?

— Да, у меня. Но вы же знаете, что сроки еще не вышли. Если в течение недели он не объявится, я начну розыск. А пока поговорил с родственниками. Они заявили, что последние два дня до исчезновения он находился на даче...

— А где это?

— Это недалеко от магазина 'Парвоз' — в сторону поселка Черняевка...

Ильчибаев сказал:

— Да, знаю это место...

— Домработница — это жительница поселка, сказала, что убралась у него в особняке, приготовила плов и ушла. Ничего подозрительного не было. Да, шофер служебной 'Волги' Эркин Хамдамов сообщил, что привез к нему сотрудницу Института химии удобрений некую Осокину Викторию Ивановну, оставил ее и уехал. Когда он вернулся вечером, то никого на даче не было. Шефер решил, что шеф на прогулке, поэтому оставил ему записку и уехал в гараж.

— Ты с Осокиной разговаривал?

Захаров признался:

— Нет, пока...

— А на дачный участок ездил?

— Да, поехал с родными. Ничего такого там не было. На столе еда, алкоголь... В комнате уже дымил стереомагнитофон — я отключил его...

Тут Ильчибаев поинтересовался:

— А в бассейне или в туалете ничего странного не было?

Алексей тоже внимательно слушал ответ, однако он его разочаровал:

— Все было в порядке, ничего странного... Соседи по даче ничего и никого не видели и не слышали... Правда, сторож сказал, что были какие-то глухие выкрики, но не обратил внимание. Там громко музыка играла. Подумал, что просто подпевает академик...

Тут капитан встал.

— Спасибо, Сергей, за информацию. Ты не против будешь, если я немного вклинюсь в это дело? Может, наши дела пересекаются... Просто Вахидов проходит у меня как свидетель... понимаешь?..

Младший лейтенант обрадовался:

— Конечно, не против. Буду признателен вам, если поможете с этим делом...

Попрощавшись, Ровшан и Алексей вышли из здания РУВД.

— Теперь куда?

— Теперь заедем за Иногамовой, потом — к супруге Вахидова, и с ними посетим дачу. Хочу, чтобы взяли на анализы то, что можно обнаружить...

— Вы думаете, там была слизь?

Ровшан ответил утвердительно:

— Да... Может, Виктория Ивановна убирает свидетелей...

К даче они подъехали уже к вечеру. Но было еще светло, просто духота спала. Супруга Вахидова — невысокого роста женщина лет шестидесяти пяти в платье из хан-атласа[33] — открыла калитку, и во двор вошли в четвером.

— Где туалет? — сразу спросила Иногамова, надевая перчатки и беря с собой колбы.

Испуганная женщина повела на первый этаж особняка, а Ровшан с Дидевичем стали осматривать бассейн. Ничего подозрительного не нашли. Потом вернулись к топчану. Он был уже убран. Ровшан подозвал к себе супругу Вахидова и спросил:

— Вы здесь убирали?

— Нет, это сделала уйбекаси[34] Халила-опа...

— А где она живет?

— Ее дом внизу, в поселке, недалеко отсюда, — женщина махнула в сторону домов, которые виднелись с высоты дачного участка. Это были старые одноэтажные здания, построенные в традиционной форме — из пасхи[35] и деревьев, лишь богатые могли позволить себе строительство из обожженного кирпича, а такие здесь имелись, судя по новостройкам. Экономическик реформы не только расшатали социализм, но и позволили некоторым людям быстро обогатиться, естественно, за счет нелегальных операций.

— Сходим к ней, — предложил капитан.

Пока судмедэксперт работала вместе с Алексеем, Ильчибаев и супруга Вахидова посетили домоработницу. Халила-опа сообщила, что пришла утром на следующий день, но хозяина не застала. Плов, который она приготовила по заказу академика, прокис, никто его не кушал, и ей пришлось все выкинуть. Над столом летали мухи и осы.

— Мне пришлось все прибрать, поправить курпачи.

— Что было на столе? — поинтересовался капитан.

— Э-э... лепешки, орехи, сахар, конфеты... самса... несколько пиал и чайник с зеленым чаем... ах, да, еще два стакана и бутылка конъяка... Посуду я помыла, а конъяк и продукты положила в холодильник...

Здесь Ильчибаев задумался. Его подозрения росли с каждой минутой. Значит, в доме было двое — скорее всего, Осокина и Вахидов. Академик пил спиртное... Случайное совпадение или это?.. Жаль, что вымыты стаканы — отпечатков пальев теперь не снять...

— У вас в доме есть канализация? — обратился тут он к супруге Вахидова.

— Конечно! Мой муж сумел договориться с 'Ташгорводоканалом', чтобы к нам провели канализационную трубу! Он же академик, должен работать в благоприятных условиях!

Капитан не стал говорить, что в благоприятных условиях — раз уж социализм гарантирует равенство людей — должны жить также и другие, например, эта домработница Халила-опа или ее соседи, у которых туалет в виде обычной ямы. Но сюда трубы не подвели...

— И телефон есть у вас?

— Есть, городской...

И тут Ровшан ничего не сказал, потому что телефона не было у большинства в этом поселке, хотя от города — пару километров.

— И последний вопрос: калитка была запертой? — это уже было направлено к домработнице.

— Нет, она была открытой, то есть не на замке, — произнесла Халила-опа.

— Спасибо, вопросов больше нет...

Когда они вернулись на дачу, Фарида Чингизовна с победным лицом держала пробирки. Алексей тоже сиял — удача!

— Она была здесь... — тихо прошептал он. Естественно имел ввиду, розовую слизь.

Но супруга Вахидова поняла это по-своему:

— Кто, эта шалака[36] Осокина? Значит, люди не врут, у моего мужа была любовница... Ах, подлец, ах старый кобель...

Капитан поспешно ответил:

— Мы ничего не знаем... Мой друг предположил совсем другое.

Но женщина разъяренно сказала:

— Не врите! Я и раньше подозревала его в изменах. А теперь... тьфу!.. Какой позор мне на старости лет! Позор моим детям и внукам!..

Она еще долго проклинала своего мужа, однако ее мало кто слушал. Все сели на машину и вернулись в город.

Оставив супругу Вахидова дома, Иногамову завезя в Институт судебной медицины, Ровшан повернул на работу. Алексей бурно рассказывал, что они при свете переносной ультрафеолетовой лампы обнаружили следы слизи.

— Это он — этот хищник, я уверен, — говорил он. — Я уверен, что медуза сожрала Вахидова! Жаль человека, хотя как человек он был... ладно, о мертвых плохо не говорят...

— Но мы не нашли скелета, а значит, пока рано говорить об убийстве... — вздохнул Ильчибаев.

— А если скелет закопали? Тот, кто натравил слизь, мог собрать кости и где-нибудь закопать — и тогда нет улик...

— Эту версию мы отработаем, — согласился капитан.

Как всегда у входа в кабинет его встретил Хашимов. Он был расстроен:

— Мы были в подвале института химии удобрений... Там ничего нет... Аквариумы пусты, холодильники пусты... нет никаких реактивов... ничего нет...

— Вас опередили, Осокина не дура, — произнес Алексей, удивляясь, как женщина быстро и эффективно заметает следы. Это был, несомненно, гений науки и криминала.

Тут Ровшан повернулся к нему.

— Это Осокина и есть та Плетнева, о которой говорил Ташмухамедов. Она — ученица академика Вахидова... Теперь понимаете, кто был на даче? И для кого привозились медузы?

Алексей ошарашенно замолчал. Почему-то он не увязывал эти два имени воедино, а Ильчибаев не говорил ему об этом раньше. А тем временем капитан говорил:

— Но ты прав в одном — Плетнева-Осокина стирает следы... Ты вахтера допрашивал? Это молодой парень такой, читал 'Тошкент окшоми'? — вопросы адресовались лейтенанту.

Рашид сказал:

— Сегодня дежурит старик. Он заявил, что там последние дни работала Виктория Ивановна, и она вывезла все оборудование на какой-то частной машине... У нее были документы, что все это принадлежит Институту биологии, а не химии удобрений. У меня есть копия этого документа, что она оставила у проходной.

— Что будете делать? — тут спросил Дидевич у Ильчибаева. — Вас опередили... оставили с носом...

— Иду в прокуратуру... Нужно просить ордер на арест Осокиной-Плетневой... Надо же нам реагировать на угрозу.

Ильчибаев был зол.

Глава восемнадцатая. Арест и скрытая угроза

Виктория Ивановна не удивилась, когда утром к ней пожаловали сотрудники милиции. Ильчибаев предъявил ей ордер на арест и обыск.

— Пожалуйста, смотрите, — усмехнулась она, пропуская мужчин в форме в помещение.

Капитан пригласил понятых — соседей, которые с удивлением смотрели, как обыскивают квартиру. Они поверить не могли, что эта красивая женщина обвинется в страшных пресуплениях. 'Боже ты мой, она же была такой доброй к нам', — шептала старушка, теперь уже с опаской смотревшая на соседку.

Осокина-Плетнева с безразличием смотрела, как милиционеры петеряхивают вещи, делают опись. Ильчибаев взяд стул и присел рядом:

— Зачем вы это сделали? — спросил он.

Женщина удивленно на него посмотрела:

— Что именно?

— Зачем вы убили Серафима?

Та хмыкнула:

— Он был неудачником и... алкоголиком...

— Когда вы вышли замуж за Осокина, разве вы не видели, что он любитель спиртного? — недоумевал Ровшан.

— Да, он пил, но умеренно, как любой человек, и не упивался, — произнесла Виктория Ивановна. — Но потом стал спиваться... Это стало пределом моего терпения.

Капитан вздохнул:

— Я запросил характеристику на вас с прежней работы. И на Байконуре, и во Владивостоке вы жили как ветренная женщина... Меняли мужчин как перчатки... Как же не спиться мужу?

— Я делала это ради него... Он бы в космос полетел, а я бы была женой космонавта... Только он, идиот, все испортил, — с горечью произнесла она. — Я была бы известной благодаря мужу и жила бы в достатке... Вам не понять, что такое нищета... Я ведь жила не в роскоши, мои родители — простые рабочие авиационного завода, перебрались в Ташкент из Молдавии во время войны...

Но у Ровшана было иное суждение на этот счет:

— Вы были бы известной как биолог, если бы свое открытие направили для нужд экономики, для блага человечества... И достойно были бы награждены!..

Эти слова вызвали гневное восклицание:

— О чем вы говорите? Вы читали мои отчеты? Я приводила их ученому совету, а меня обсмеяли. Вся Академия наук ржала надо мной как лошадь, и при этом ни один человек даже не вчитался в мои расчеты, данные и результаты анализов. Я поняла, что никому мои исследования не нужны. Открытия присваиваются другими, которые не имеют к ним никакого отношения. Вы думаете Вахидов был гениальным? Процентов девяносто того, что он выдавал за свое, было а самом деле выполнено его подчиненными. Докторскую написала я ему, будучи лаборанткой, а професора он получил за книги, которые написала я и моя коллега. Все звания и регалии многих академиков и член-корров получены за фикции, за исследования с околонулевыми результатами, но хорошо преподнесенные руководству и фальсифицированные. Просто подкупались кто надо и когда надо — все это коррупция в науке... А про награды не говорите...

Ильчибаеву стало неловко:

— Я вас понимаю...

— Вы меня понимаете? Что вы знаете обо мне? Только то, что оставили на мня коллеги из разных регионов СССР? Я бы могла многое, если бы не та система, которая укоренилась в науке. На Западе человек достойно получает за свои открытия, а здесь дают премию в рамере месячного оклада, причем к открытию приписываются человек десять, которые протирали штаны в кабинетах и пили водку в ресторанах... Ах, как я ненавижу алкоголиков. Вся моя жизнь протекла рядом с ними — Серафим, Вахидов, Бабаев, Шаисламов, десятки других...

Женщина тут умолкла, но грудь ее вздымалась и опускалась как волна. Ох, как прекрасна была Осокина-Плетнева! И Ровшану с трудом удавалось подавить в себе симпатию к ней. Конечно, как человек она была хищницей, не лучше слизи, но по красоте с ней могла сравниться только богиня Афина.

— Я знала, что вы были в моей подвальной лаборатории, — усмехнулась Виктория Ивановна. — Вы оставили следы, а я это приметила. Вахтера сумела раскрутить на признание, и он мне по секрету выложил о вашем приходе. Однако ничего вы не найдете, я все уничтожила. У вас нет доказательств. А медузу вам не поймать.

— Вы не лучше этой медузы, — с горечью произнес Ильчибаев.

— Нет, мы просто одинаковы...

Женщина тут что-то вспомнила, прижав ладонь ко лбу. На ее лице заиграла улыбка. Нехорошая такая, хитрая.

— Мне можно чай попить? — вдруг спросила она. — Надеюсь, это не запрещается?

Капитан ничего в этом не видел плохого:

— Да, конечно.

Виктория Ивановна налила себе чай в пиалу и еще одну — Ильчибаеву. Тот не отказался, и пригубил. Напиток был уже теплым.

— Я мечтала о многом, но все мои надежды разбивались о мужские прихоти. Невозможно сделать карьеру, если не ляжешь на кровать. Садык Валиевич уложил меня на спину, поскольку не хотел ставить мне заслуженную высокую оценку по биохимии. Сам он плохо разбирался в том, что преподавал нам. А я эту науку выучила как свои пять пальцев. Зато имел власть в вузе, и мои жалобы в партком и профком не имели результата. Там мне намекнули, что в это нет ничего плохого, если преподаватель домогается студентки — это в порядке вещей. Мол, не сопротивляйтесь, отдайтесь ему, и оценка в кармане... Так что это вы, мужики, виноваты...

— А потом вы это сделали средством достижения целей? Это разве вас оправдывает?

Ответом была саркастическая улыбка:

— Это оружие любой женщины. Вам не нужен ум женщины, вам нужно ее тело. В итоге вы получаете то, чего заслужили...

— Хорошо, заслужили это Садык Валиевич и ваш муж... Но причем тут Гулямов? За что погиб школьник Кочетов? А сантехник Сайфуллин чего плохого вам сделал?

— Это случайные жертвы... Я не расчитывала, что слизь начнет самостоятельную охоту... Но они, эти люди, тоже не с чистой душой. Хищник ищет не просто жертвы, а тех, кто живет с подлыми и мерзкими мотивами... Мне жаль пацана, но, повзрослев, он не стал бы лучше Садыка Валиевича...

Капитан покачал головой:

— Вы не расчитывали... А что же вы расчитывали? Как бы там ни было, однако за их смерть также придется ответить...

— Я отвечу — и не боюсь, и адвоката не попрошу заступиться, и суд не стану умолять о снисхождении, — Виктория Ивановна встала с грациозностью львицы. Стоявшие у дверей милиционеры невольно залюбовались ею — да, красота все-таки сильная вещь. Ей бы фотомоделью быть, по подиуму ходить или в кино сниматься... А теперь светят этой красавице тюремные нары и тяжкая работа на лесоповале...

— Я помою посуду? Не хотелось бы оставлять квартиру в беспорядке... Я люблю порядок и чистоту...

Получив разрешение, она вышла на кухню, неся в руках чайник и пиалы. У посудомойки она замерла, рассматривая в руках пиалу, из которой пил Ильчибаев. Края были смочены слюной. Усмехнувшись, Виктория Ивановна быстро капнула на посуду какую-то жидкость, а потом смыла водой из крана в канализацию. Сигнал был отправлен... Потом из холодильника достала пузырек с синим веществом и спрятала в трусах. После чего спокойно вернулась в гостевую, где Ильчибаев уже писал протокол обыска. Ничего обнаружено не было, за исключением личных ценностей — золотых украшений и денег на десять тысяч рублей.

— Подпишитесь, — сказал капитан, протягивая ей ручку.

Осокина-Плетнева не стала даже читать и размашисто подписала бумагу. Следом свою роспись оставили понятые и оперативники.

— Квартира будет опечатана, — предупредил женщину Ровшан. — Не беспокойтесь, никто посторонний не войдет, соседей мы предупредим, чтобы следили за вашими вещами. Только вернетесь вы сюда не скоро... ой, не скоро...

— Куда меня повезут?

— Пока в камеру предварительного заключения, — ответил Ильчибаев. — Потом в Таштюрьму, после суда — в колонию... Извините, но вы сами выбрали этот путь... путь не научной, а криминальной славы...

Во дворе стоял 'попугайчик'[37]. Соседи между собой тихо и как-то испуганно переговаривались, смотря как выводят Осокину-Плетневу. Им не верилось, что это происходит. Уже садясь в машину, Виктория загадочно сказала:

— Капитан, жизнь хороша, когда она трезвая...

— Я знаю и поэтому не пью уже год, — просто ответил Ровшан, не придавая значение ее словам.

— Да... человеческая жизнь — дерьмо... Лучше быть медузой... Бессмертной медузой...

— В следующей жизни просите Бога переселить вас в тело медузы, — усмехнулся капитан, закрывая дверцу автомобиля.

И получил опять туманный ответ:

— Зачем просить? Я сама богиня!

— Да. Вы богиня, в красоте вам не отказать, — признался один из офицеров, садясь в кабину. По его команде, шофер завел двигатель...

Ровшан смотрел, как автофургон скрылся за поворотом, потом сам с коллегами сел в 'копейку'. За рулем был Хашимов, он что-то весело говорил, однако последние фразы женщины не выходили из головы капитана. Что она хотела сказать, на что намекала? Причем тут трезвая жизнь?

И вдруг его прошиб холодный пот. Господи, да она же натравила на меня эту розовую тварь! Ведь слизь живет в канализации, она будет охотиться теперь за ним, если он хоть раз выпьет алкоголь. От этой мысли ему стало не по себе.

— Спокойно, Ровшан, спокойно, — прошептал он сам себе. Как это возможно? Ведь он не сдавал ей ни крови, ни кожи, ни волоса, как можно определить его индивидуальность? Ох, а слюна, что наверняка осталась на краю пиалы? Ведь она также индивидуальная, как рисунок на пальцах рук или радужная оболочка глаз человека.

Рашид, услышав это, удивленно переспросил:

— Почему спокойно? Я же смешной анекдот рассказываю...

— Прости, братишка, но мне сейчас совсем не до анекдотов, — пробормотал Ильчибаев. Мысль, что теперь станет жертвой, терзала его. Конечно, можно не пить, но это не гарантия, что хищник не станет ждать этого момента, ведь наверняка он способен атаковать и просто так. 'Может поехать в кишлак, там, где нет унитазов и ванн?' — думал он, и сам себе признался, что это глупо. Так не решить проблему.

— Какая хитрая бестия, — с некоторым уважением произнес Ровшан. Виктория Ивановна не любила проигрывать, и она первым наносила удар, и нужно отметить, что била точечно, как сейчас принято выражаться.

Первым делом, вернувшись в кабинет, он позвонил в Институт биологии и попросил срочно Дидевича приехать к нему. Тот не стал мешкать и уже к часу дня был у капитана. Ровшан признался:

— Алексей, мне угрожает опасность... Смертельная опасность...

— Почему вы так решили?

— Виктория Ивановна... она сейчас арестована и находится в КПЗ... Так вот, она заявила... не прямо и не открыто, что сезон охоты на меня открыт... Слизь будет искать меня везде, где есть канализация...

Парень ошарашенно слушал это, не веря своим ушам.

— Бог ты мой, неужели Осокина и на вас стравила хищника?.. Хотя, подождите, ведь медуза нападает только на тех, кто употребляет алкоголь! Вам не угрожает ничего, пока не выпьете!..

Ильчибаев кисло поморщился:

— Друг мой, это не выход — не пить. Все равно где-то придется выпить — на дне рождения, на свадьбе, на вечеринках... Я же человек, мне тоже нужно иногда расслабиться... Не обязательно крепкий напиток типа водки, есть вино, пиво... Не могу же я все время находится над дамокловым мечом... Мне нужно что-то сделать, чтобы поймать хищника... И еще... слизь будет лучшим доказательством того, что мое расследование верно.

Дидевич почесал лоб:

— Тогда это охота...

— Охота? Как поймать слизь, живущую в канализации? Это тысячи километров труб и каналов под и на земле! Город имеет диаметр более сорока километров, часть стоков сбрасывается в реку...

Но тут Алексей улыбнулся:

— Мы будем ловить на живца... Вы увлекаетесь рыбалкой?

— Нет... как-то интереса не проявилось... Что это значит?

— А то, что вам придется стать наживкой, чтобы на вас клюнул хищник...

У капитана мурашки по коже прошли.

— Э-э-э, приятель... Ты предлагаешь мне выпить и отлить в унитаз, чтобы спровоцировать слизь на нападение?

— Точно!

— Но... а что дальше?

— Дальше? Мы будем стоять рядом и заморозим хищника в жидком азоте, как я вам рассказывал раньше!..

Ильчибаев задумался. Это был неплохой, но рискованный выход. Зато в руках будут все доказательства, и тогда Саидов со своей версией о гастролерах-каннибаллах просто опозорится.

— Хорошо, — сказал он. — Сегодня вечером начнем... Я в три часа должен представить все руководству... Сегодня решается все...

— Нам нужно будет съездить на завод 'Алгоритм' и взять баллон с жидким азотом, — предупредил Дидевич.

— Съездим, заберем... Но не сейчас. Ты сиди здесь, а я пошел наверх...

Ровшан собрал папки, махнул рукой парню и поднялся в зал заседаний.

Глава девятнадцатая. Охота на живца

Заседание начиналось так, как хотелось Саидову. Он понимал слабость своей позиции, однако намеревался взять ситуацию под свой контроль. А для этого следовало сделать так, чтобы все совещание шло под его сценарию. 'Мне нужно психологически подавить коллег, расположить их к себе', — думал он. А для этого с самых первых секунд предусмотрена соответствующая атака.

Когда все вошли в зал и расселись за столом в форме удлиненной буквы 'Т', Акмаль Анварович подошел к магнитофону, что стоял у стены и включил. Заиграл гимн Советского Союза. Несколько изумленные, однако сотрудники вынуждены были встать и запеть:

'Союз нерушимый республик свободных,

Сплотила навеки великая Русь.

Да здравствует созданный волей народа,

Великий, могучий Советский Союз...'

— Славься-аааа Оте-е-чество-о-о на-аше-е-е сво-о-бодно-е, — четко пел замполит, смотря, как реагируют на музыку коллеги. Те с неохотой, однако поддерживали ритм.

Когда гимн завершился, все облегченно вздохнули и сели. Но опять вынуждены были встать, так как в помещение строевым четким шагом вошел знаменосец, неся флаг Управления внутренних дел города. Совсем обалденные от подобных церемоний милиционеры отдали честь стягу. Знаменосец встал в углу и там он должен был находится, согласно замыслу Саидова, до окончания совещания.

Ильясов хотел было спросить замполита, к чему это все, зачем подобный спектакль, однако выяснять отношения в присутствие других офицеров это не стал. У подчиненых могло сложится впечатление, что генера-майор склочник и не умеет работать с коллективом.

— Я думаю, что сегодняшнее совещание играет большую политическую роль в работе правоохранительных органов города, — начал Акмаль Анварович, опередив начальника. — Тревожные события происходят во всех концах нашей родины, поднимаются националисты в Приблтике, мятежи на Кавказе, у нас не спокойно... Поэтому вы должны осознать, что раскрытие последних преступлений является одной из приоритетных в нашем деле. Сегодня мы рассматриваем две версии, и я уверен, что одна из них продемонстрирует профессионализм каких-то сотрудников, с одной стороны, и абсолютную беспомощность и разгильдяйство иных следователей, с другой. И после этого нужно будет поставить вопрос о дальнейшем пребывании этих персон в органах МВД.

Ровшан и другие понимали, куда клонит замполит. У Ильчибаева было лишь одно слабое место — слизь, которую нельзя было прям здесь предъявить в качестве основного доказательства. Остальное было задокументировано и обстоятельно обложено фактами и экспертизой. Однако такие люди, как Саидов, не удовольствовались одними бумажками, хотя, если уж говорить прямо, благовели перед каждым документом. Для поддержки своих взглядов они требовали от подчиненных материальных доказательств.

— Хорошо, все это в рабочем порядке, — произнес Джахангир Джавадович, чувствуя, что в кителе взмокает. Он попросил одного из коллег включить кондиционеры в помещении, понимая, что нужная прохлода поступит не сразу, а возможно, к окончанию совещания. — Итак, кто начнет... Кто готов? Ровшан?..

— Я думаю, следует начать с моей группы, — предложил Акмаль Анварович. Он надеялся, что следователи, которые были сформированы его распоряжением, успели поработать и получить хорошие результаты. — Ребятки постарались на славу.

Начальник УВД был не против:

— Хорошо, начинайте... Кто там возглавлял вторую группу?

Сидевший майор Владимир Норов, который недавно был направлен в столицу из Бухары, кашлянул, расстерянно огляделся:

— Э-э-э... Дело в том... что нам не о чем докладывать. Выдвинутая версия товарищем Саидовым не подтвердилась. Во всяком случае, мы не собрали никаких доказательств, никаких фактов о существовании в Ташкенте банды людоедов...

У замполита глаза полезли на лоб. Такого он не ожидал. Потому что чуть ранее замначальника угро Холматов говорил, что удалось выйти на след преступников.

— Как это? — обалденно произнес Саидов. Это был удар не просто по его гипотезе, это был удар по его престижу. В кругу профессионалов было заявлено о полной безграмотности одного из руководителей милиции города! Причем не простого — присланного на подмогу из партийных структур! Поставлено под сомнение было и его докторская степень, поскольку как юрист он тоже не блеснул теми знаниями, которыми обладал по диплому из ВАКа.

— Мы работали день и ночь, перевернули все и вся... Ни тайные агенты, ни запросы в Москву и другие республики, ни уголовники — никто не подтвердил, что есть такая банда...

Майору было не по себе, так как он показывал, что не справился с поставленной задачей. Но с другой стороны, это демонстрировало, что данная версия была проверена и доказана ее несостоятельность — это тоже позитив. Таким образом, единственной версией оставалась та, которую выдвигал капитан Ильчибаев.

— Все ясно, спасибо, товарищ Норов, — нетерпеливо сказал Ильясов. — А теперь послушаем капитана. Что у вас, Ильчибаев?

Капитан выложил все, чем располагал. Он заранее подготовился к отчету, и поэтому его речь была хорошо обставленной, продуманной, к каждой фразе он прикладывал документ. И это впечатлило всех, за исключением Акмаля Анваровича, который сидел с позеленевшим лицом и нервно стучал пальцем по столу — себя он чувствовал опозоренным и абсолютно ненужным.

— Итак, вы все-таки настаиваете, что существует хищник в виде слизи... или как там... медузы? — спросил генерал-майор. Будучи сам ученым в прошлом, он не отказывался от научных версий, какими фантастическими на первый взгляд не казались.

— Да, товарищ Ильясов...

— Но пока не пойман хищник, ваша версия не считается полной... Суду ваши материалы могут показаться недостаточно убедительными...

— Да я, это я знаю, поэтому сегодня мы планируем организовать охоту на нее...

— Ну-ка, ну-ка, — хмыкнул Джахогир Джавадович, протирая руки. — Как вы это намерены сделать? Уже есть план?

Ровшан не стал скрывать, что рискует, однако вынужден пойти на такой шаг — стать ловушкой. Норов, слушая коллегу, качал головой и восхищенно произносил: 'Ну да! Вот это хитрая женщина! Чего только не придумала!.. Настоящая хищница!' — последнее слово непонятно кому было адресовано — то ли Виктории Ивановне, то ли слизи... Провинциал поражался героизму столичных сотрудников, в его регионе таких подвигов еще никто не совершал.

— Хорошо, я одобряю вашу идею. Но вы действительно сильно рискуете, если этот паразит существует, — заметил генерал-майор.

Тут молчавший до сих пор Акмаль Анварович вдруг встрепенулся. Ему показалось, что он нащупал выход из щекотливого положения, в которую сам себя загнал:

— Мне кажется, что это уже должно интересовать не нас...

— Как это? — удивился Ильясов.

Остальные тоже вопросительно посмотрели на замполита.

— Осокова-Плетнева конструировала, как следует из дела Ильчибаева, новый организм. Это то направление, чем занимаются оборонные ведомства... Я считаю необходимым доложить об этом в соответствующие инстанции?

— В комитет госбезопасности? — брезгливо спросил генерал-майор, который не любил чекистов — между ведомствами внутренних дел и безопасности шла скрытая, но упорная борьба, а то, что сделал Юрий Андропов в первые восьмидесятые годы[38], только усилил конфликтный потенциал.

— Нет.. в Министерство обороны... Нужно рассматривать это в качестве нового биологического оружия... Ведь Виктория Ивановна не скрывала, что создавала его и в качестве борьбы с некоторыми личностями... Значит, его следует рассматривать как оружие. Это станет наим вкладом в укрепление обороноспособности страны и защиты социализма.

Никто не стал возражать этому предложению, так как действительно нашли его правильным. Как не военному ведомству проявить интерес к этому, хотя капитан был уверен, что ряд узбекских ученых может запротестовать. Например, Ташмухамедов, Дидевич станут настаивать на том, чтобы слизь передали им на исследования, или Иногамова попросит для своего учреждения.

— Может, пока оставить все в рамках следствия? — предложил он. — Все должен решить суд, а если хищника поймаем, то пока можем хранить в Институте биологии нашей Академии...

— Сначала поймайте, а потом решим, — уклончиво ответил Акмаль Анварович.

Совещание на этом закончилось. Все выскочили из помещения раньше, чем Саидов включил снова магнитофон. Петь гимн СССР пришлось ему одному. Правда, ему подпевал знаменосец, который с отрешенным взглядом продолжал стоять в углу со стягом.

Дидевич сидел в кабинете, тоже обдумывая план охоты. Когда Ровшан вошел, он сказал:

— Делаем так... Все сделаем в каком-нибудь туалете... Вы выпьете водку, минуты через десять, когда алкоголь расстворится в вашем организме, помочитесь в унитаз. И сразу накинете на себя целофановый пакет — это должно предохранить вас от контакта с хищником. У слизи нет зубов, значит, своим желудочным соком он не сможет растворить пакет. Мы будем стоять рядом, держа на готове баллоны с жидким азотом. Как только хищник прыгнет на вас, вы отскакиваете подальше от канализационных труб и отбрасываете пакет со слизью в сторону. Мы же начинаем поливать их из баллонов. Думаю, что мгновенная заморозка быстро затормозит его активность[39].

— Это точно? -поеживаясь, с сомнением спросил Ровшан.

— Гарантирую!

Решено было провести операцию в общественном туалете, что располагался под землей на сквере Октябрьской революции, в пятидесяти метрах от памятника Карла Маркса. Помещение достаточно простороное, рядом с главными канализационными стоками города. Для этого вокруг поставили знаки, что идут ремонтные работы. К восьми часам вечера подвезли три баллона с жидким азотом — они имели черную раскраску с желтой надписью N2 и коричневой полосой.

Ильчибаев волновался, и это было естественно. Как не ему понимать, что произойдет, если он не сумеет предохраниться или все-таки хищник пробьет целофан, или заморзка не остановит его. Перед глазами витали скелеты сожранных школьника, налоговика, слесаря, а также оголенные ноги Сайфуллина.

— Не дрейфь! — сказал сам себе капитан. Он был без оружия — пистолетом тварь не остановишь.

Находившиеся рядом Хашимов и Дидевич, а также Норов, пожелавший принять участие, похлопали по плечу, мол, все будет в порядке. Немного побледневший Ровшан откупорил бутылку 'Золотого кольца' и налил водку в граненный стакан. Рука его немного дрожала, что творилось в душе было несложно понять. Только ради этого момента он изменил своему решению не злоупотреблять с алкоголем.

— За удачу! — произнес Ровшан и быстро опорожнил содержимое стакана. Его грудь чуть не взорвалась от горячего напитка. Капитан ощущал, как водка прожигает себе путь по пищеводу. Уже минуты через пять голова слегка закружилась, однако Ильчибаев сосредоточился, ему нельзя было терять самоконтроль.

Прошло еще некоторое время, и Дидевич произнес:

— Пора!

Немеющими руками Ровшан подошел к клозету и, растегнув ширинку, слил туда половину содержимого мочевого пузыря. После чего приготовил целофановую накидку. Ждать долго не пришлось: из клозета раздалось бульканье и что-то темное поднялось на поверхность. В нос ударил резкие запахи фекалий, мочи и аммиака. Слизь полнотью выплыла на поверхность.

Стоявшие люди замерли и приготовились. Ильчибаев успел накрыться целофаном, прежде чем хищник набросился на него. Что-что, а вот на вес медузы не расчитывал — она оказалась тяжелой и чуть не повалила на спину человека.

— Ах, черт тебя побрал! — крикнул капитан, делая шаги назад. Потом с трудом отбросил накидку с организмом в сторону. Никто не ожидал, что слизь окажется проворной, она откинула целофан и вновь устремилась к жертве, издавая какие-то пищащие звуки.

— Остановите ее! Остановите! — истошно заорал Ильчибаев, понимая, что секунда — и паразит облепит его тело.

В этот момент Дидевич открыл кран, и мощная струя жидкого азота ударила в слизь. Та словно налетела на прозрачную преграду и остановилась, сплювшившись спереди. С другой стороны поливал ее холодными парами Рашид. Хищник дрыгался, пытался оказать сопротивление, однако терял силы перед натиком низкой температуры. Люди не жалели азота и поливали его еще минуты пять. Весь туалет покрылся холодными испарениями, даже в теплый летний вечер здесь стояла 'погода' как в январе.

Дрожжа от холода, Алексей посмотрел на пойманную медузу. Она была белой при свете ламп, хотя свозь ледянную корку виднелись розовые прожилки. Ровшан осторожно поддел ее носком ботинка, хищник не отреагировал — он был тверд подобно камню.

— Уф, — произнес капитан, не веря своим глазам. Несколько минут назад он находился на волоске от гибели, а теперь все было кончено. — Куда теперь его поместить?

— В эту цистерну, — послышался резкий и незнакомый голос.

Все обернулись и увидели пятерых мужчин, которые вошли в туалет. Они были в гражданском, однако по чутью милиционеры поняли, что перед ним профессионалы. Один из них показал на никелированный бидон, что держал в руке.

— Вы кто? — спросил Ильчибаев.

Стоявший рядом с ним показал удостоверение. Прочитав, Ильчибаев понял, что этот человек представляет Главное разведывательное управление министерства обороны СССР — ведомство, с которым не шутят, и даже чекисты стараются не портить отношения.

— Мы приехали сразу, как только получили сообщение от Акмаля Анваровича, — произнес военный разведчик. — То, что вы поймали, теперь переходит к нам...

— Но...

— Никаких 'но'! — остановил Ильчибаева незнакомец. — Вопросы оборонного характера — не ваша прерогатива. Этот хищник переходит в наше распоряжение. Кроме того, мы забираем с собой Осокину-Плетневу...

— Как забираете? — ошеломленно произнес капитан. — Она арестована и обвиняется в предумышленных убийствах. Вы не можете взять ее просто так и увезти.

Незнакомец усмехнулся:

— Еще как можем, и в этом вы сейчас убедитесь.

— Но я должен довести дело до конца, — сопротивлялся Ильчибаев. Его друзья молча слушали разговор, не зная, что предпринять. Хашимов сделал жест, словно собирался достать из кобуры пистолет, но тут же незнакомцы наставили на всех оружие. ПМ[40] против 'Стечкина' мало чего стоил, и Рашид отбросил свою попытку.

— Мы не шутим, — грозно сказал незнакомец. — Мы забираем хищника и женщину. Свои документы сдадите в архив. Дело закрыто! И советую вам забыть эту историю... для вашего же блага...

И они вышли из туалета, оставив милиционеров и Алексея в полной расстерянности.

Глава двадцатая. Охота начинается

Однако военные разведчики опоздали всего лишь на пятнадцать минут...

Виктория Ивановну доставили в КПЗ, что располагалась в подвале городской милиции. В камере она была не одна — рядом на нарах лежала молодая наркоманка. Девушку колотило от 'ломки', она все требовала дозы, но понятно, что никто не собирался ее 'подкармливать'.

Женщина с омерзением осмотрелась. Понятно, что не о таком она мечтала. И все же... все что сделано, то сделано, обратной дороги не существует. Но ведь есть будущее, а какое оно будет, Виктория Ивановна лишь прогнозировала. Нет, она не сядет на скамью подсудимых. И не станет носить презрительную кличку 'зэка'. Она будет тем, кем мечтала быть, когда плавала с аквалангом по безбрежным просторам Тихокого океана. Рядом с гигантскими медузами.

— Тебя за что? — спросила наркоманка, дрожжа всем телом. Сама она сюда попала за воровство — ей нужны были деньги для героина, и пришлось ей украсть кассу с магазина, где работала продавщицей. Характерно было то, что к взрослой девушка обращалась на ты, что считалось оскорблением на Востоке. Но та не обратила на это внимания.

— За ненависть к мужикам, — усмехнулась Осокина-Плетнева, смотря на узкое окно с решеткой. Там была свобода... Казалось, протяни руку — и ты там. Увы, решетки сдержат любого. Но сумеют ли они удержать ученого?

Между тем девушка понимающе кивнула:

— Понятно... Все мужики — сволочи!.. был у меня парень... гад, бросил, на иглу посадил... Сволочь!

— Точно!

— А ты... ты убила его... мужа?

— И мужа, и любовника... И убью еще кое-кого... От меня они не уйдут. Каждый получит по полной форме. Только мне нужно уйти отсюда...

Наркоманка с недоумением уставилась на нее:

— Эй, подруга, очнись! Мы в КПЗ, отсюда светит нам путь только в тюрьму и зону. Не скоро ты вернешься к тем, с кем желаешь расквитаться... У тебя адвокат есть?

Женщина повернулась к ней. На ее лице играла зловещая улыбка:

— Мне не нужен адвокат... А отсюда я уйду прямо сейчас.

— Не уйдешь, — хмыкнула наркоманка. — Менты никого не выпускают. И хорошо, если еще не изнасилуют, — среди них немало подлюг и мерзавцев, это я тебе говорю точно!

— Это мы еще посмотрим, — прошептала Осокина-Плетнева, приподнимая юбку и извлекая из трусов пробирку — при личном обыске дежурная милиционерша не проверила интимное белье, и поэтому она сумела пронести ее сюда. Открыв крышку, Виктория Ивановна несколько секунд помедлила, видимо, собираясь силами, а затем проглотила содержимое и замерла. Ждать следовало немного — минут десять. Если, конечно, расчеты не врали.

А они оказались точными. Чувствуя, что реакция в теле началась, женщина подошла к унитазу и встала над ним. Теперь следовало быть рядом с водой.

Наблюдавшая за нею наркоманка ахнула. Ей показалось, что ломка перешла в новую стадию, связанную с галлюцинациями. Потому что перед глазами происходило что-то невообразимое: Осокина-Плетнева вдруг стала меняться. Она словно рассыпалась на части. Сначала вниз подобно горячему пластилину потекла голова, руки, потом туловище и ноги. Минуты через три у упавшей одежды копошилось какое-то существо, чем-то напоминающую медузу — огромный розовый купол и множество феолетовых щупалец.

— Мамочка моя! — прошептала девушка, тряся головой. Ей хотелось, чтобы этот кошмар исчез. И словно повинуясь ее желанию, существо как бы в прощание взметнуло вверх щупальца, а затем втянулось в дырку унитаза и полностью исчезло внутри.

Наркоманка потеряла сознание.

Явившиеся вскорее сотрудники ГРУ долго допрашивали девушку, однако ничего толкового от нее добиться не удалось. Пришлось им улетать на самолете, взяв с собой не только цистерну с замороженной слизью, но и все, что имелось у Алексея Дидевича в лаборатории, у Иногамовой в институте судебной медицины. А также прихватили уголовное дело, что находилось у Ильчибаева в сейфе. Ильясов не мог ничего сказать в знак протеста, потому что это было выше его власти.

...В притоне было шумно. В окружении грудастых проституток сидели обмотанные простыней Борис Бабаев, Шокасым Шоисламов и Акмаль Саидов. Они пили водку, грызли крабов, и вели разговор. Отослав женщин в бассейн, перешли к более серьезным делам.

— Гэрэушники взяли все образцы, ничего не оставили, — говорил Акмаль Анварович. — Так что ваши идеи, Шокасым-ака, пока не осуществились. Дело, к счастью, закрыли. Джахонгир Джавадович не стал пререкаться с военными. Я постараюсь заткнуть рот капитану Ильчибаеву и его напарникам...

— Нужно пригорозить этому парню... как там его? Ах, да, Дидевичу, чтобы тоже держал рот на замке, а то найдут его в канализации с отрезанной головой...

Было сказано грубо и открыто, однако принято с одобрением всеми сидящими — чоканьем пиал с водкой и словами: 'Да будет так!'

— Вика работала в правильном направлении, но твой дядя — дурак Вахидов! — все испортил, — процедил со злостью Шоисламов, кого считали одной из главарей правительственной мафии. — Если бы не он, то у нас было бы мощное оружие! Вика моим именем даже какой-то препарат назвала... ох, Вика, Вика...

— Да, и как баба Вика была неплохой, — протянул Борис, откидываясь на спинку кресла. — М-м-м, какие у нее были ножки... а грудь?.. м-м-м...

Шоисламов налил еще водки в пиалу.

— Да, жаль, что Вики нет... Но нам нужно найти что-то другое взамен...

— И что вы предлагаете?

— Не станем искать экзотическое оружие — перейдем к тому, что уже у человечества есть... Завтра из Афганистана поступит груз: сотня автоматов 'Калашникова' и американские М-16. Ими мы вооружим наших бойцов. Будем работать просто, но эффективно, как 'Коза ностра'... Сейчас власть у тех, у кого деньги, наркотики и оружие...

Тут поступили другие предложения. Саидов сказал:

— Говорят, что и религия может быть наруку... А что если ислам использовать в своих целях? Такую заварушку можно устроить — Афганистану и не снилось! Работать под прикрытием религии — это самое верное дело. От арабских стран такого бабла можно получить, такую поддержку! Свернем правительство в считанные часы — пускай у нас Пиночет учится!

Разговор продолжался еще минут десять, пока мафиози не предложил:

— Ладно, нам нужно расслабиться. Идемте в бассейн, девахи ждут...

Он скинул с себя простыню и прыгнул в воду. Гогоча, за ним устремились Саидов и Бабаев. Проститутки встретили их веселым визгом.

Никто не заметил, как из унитаза всплыла медуза, щупальца которой трепетались как бы от возбуждения. Она вылезла из дырки и быстро двинулась к бассейну. Хищник знал, кто должен стать ее жертвой...

(12 ноября — 30 декабря 1990 года, Ташкент.

Текст переработан в сентябре 2009 года)

— — — — — — — — — — — — — — — — —

[1] Алконавт — молодежный слэнг, означающий хронического алкоголика.

[2] 'Комок' — сленг, означающий коммерческий магазин.

[3] Казы — конина, традиционная еда жителей Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана.

[4] Сексот — сокр. секретный сотрудник. Лицо, помимо обычных обязанностей на предприятии, в многосекционном доме, квартале (махалле), исполняющее функции тайной слежки за рядовыми гражданами или чиновниками, и донесения сведений правоохранительным органам. Сексоты бывают добровольными и работающие по принуждению. Взамен им гарантируется стабильность в доходах и продвижение по службе.

[5] Пиала — сосуд для питья чая, невысокая чашка с рисунками.

[6] Чайхана — узбекская традиционная столовая.

[7] Коса — традиционный узбекский сосуд для еды, глубокая тарелка. Косушка — бытовое произношение на русском языке.

[8] ЖЛП — женщина легкого поведения, термин, применяемый органами внутренних дел.

[9] Спецотдел — служба, которая существовала практически в любом государственном предприятии, отвечающее за секретность информации, сохранность бумаг с грифом 'Для служебного пользования' и т.д. Обычно курировалось местным отделением КГБ.

[10] Ака — (узб. слово, означает 'брат'), обычно обращение к старшему по возрасту. Добавляется часто как приставка к имени, например, Ровшан-ака. К младшим используется слово 'ука' — братишка, братик.

[11] ОБХСС — отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Структура МВД, занималась расследованиями преступлений в сфере экономики. Считалось наиболее коррумпированной.

[12] 'Копейка' — так называли машину марки ВАЗ-01, одну из первых моделей Волжского автомобильного завода в г.Тольятти. Считалось, что автоимобиль проектировали итальянцы, и поэтому она более качественна, чем последующие модели.

[13] Йигит (узб. слово — парень), йгитча — парнишка.

[14] Рахмат (узб. слово) — спасибо.

[15] Красный диплом — диплом с отличием, обычно он имел обложку красного цвета. Другие имели синий цвет.

[16] Бачча — так называли в дореволюционное время в Средней Азии мальчиков, которых богатые люди использовали для гомосексуальных контактов.

[17] Хожатхона (узб. слово) — туалет.

[18] В 2008 году бездарная певица Гугуша (Гульнара Каримова) исполнит песню 'Бесамо мучо' под музыку, в которой также будут азиатские мотивы. Самое удивительное, ей будет подпевать сам Хулио Иглесиас.

[19] ТашМИ (аббр.) — Ташкентский государственный медицинский институт.

[20] Ислам Абдуганиевич Каримов — первый секретарь ЦК компартии Узбекистана, и в марте 1990 года избранный Верховным Советом республики президентом.

[21] ЧП — чрезвычайное происшествие.

[22] Опа (узб. слово) — сестра, употребляется не только к родным, но и другим женщинам, старше по возрасту. К младшим сестрам добавляют слово 'синглим'.

[23] Пресс-титут — термин, употребляемый в отношении нечистоплотных журналистов, пишущих заказные статьи против кого-то и обливая грязью.

[24] Хуш келибсиз (узб. слово) — добро пожаловать.

[25] 'Бомба' — слэнг, подразумевается емкость со спиртным напитком. Чем выше градус, тем сильнее ее 'мощь'.

[26] Насвай — традиционный для Средней Азии полусухой раствор зеленого цвета, который бросают себе под язык. Он вызывает полунаркотическое состояние. В состав насвая входят птичий помет, известь и другие компоненты. Частое его употребление ведет к раку гортани. В основном потребляют мужчины и старики.

[27] БОМЖ — милицейская аббревиатура, означает лицо без определенного места жительства, то есть социально деградированная личность.

[28] 'Сторожевой пес' — так называют средства массовой информации, которые должны бороться с коррупцией и информировать население о злоупотреблении власти.

[29] 'Зеленоусый' — малоопытный, новичек.

[30] 'Нэпман' — от Новая экономическая политика (НЭП), провозглашенная В.Лениным в 1921 году. Спустя почти 70 лет она была реанимирована М.Горбачевым, и тех, кто занимался бизнесом, называли 'нэпманами'.

[31] Топчан — большая железная (деревянная) площадка, возвышающая над землей на полметра. На ней спят, принимают пищу, ведут беседу, приглашают гостей. Топчан размещают под деревьями или сверху натягивают тент для защиты от солнца и дождя, иногда марлевую сетку — от комаров и мух.

[32] Курпача — стеганный матрас.

[33] Хан-атлас — пестрая раскраска, используемая в традиционных узбекских тканях.

[34] Уйбекаси (узб. слово) — домработница.

[35] Пасха — глина в перемешку с опилками. Из пасхи делаются кирпичи и сушатся на солнце.

[36] Шалака (узб. слово) — шлюха.

[37] 'Попугайчик' — слэнг, так называют желто-синий милицейский внедорожник 'УАЗ' или 'ГАЗ', на котором ездят сами сотрудники милиции или перевозят задержанных.

[38] Борясь с коррупцией в рядах МВД, генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов направил туда сотрудников КГБ, которые занимались не столько борьбой с преступностью, сколько чистили ряды органов внутренних дел. В результате этого вместе с коррупционерами были выброшены за борт и профессиональные кадры.

[39] Такой версии придерживались многие фантасты в конце 1980-х — начале 1990-х годов. На самом из-за низкой теплопроводной способности жидкий азот не способен быстро охладить организм, это требует более долгого промежутка времени. Однако автор повести не намерен вносить коррективы в рукопись.

[40] ПМ (сокрщ.) — пистолет Макарова.