Том 2. Сладкая волшебница Якумо-чан

— Далекий зов кукушки

Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни

Перевелись поэты.

После чего обхватил пальцами скользкий, липкий язык писателя, сжал его и дернул к себе изо всех сил. Писатель и поэт заорал и начал дрыгать ногами. Такамура снова попробовал оторвать ему язык. Не получилось, только надорвал. Кровь забулькала в горле поэта. Пришлось дернуть в третий раз. Наконец Такамура извлек изо рта поэта мокрый от крови кусок мяса, слабо напоминающий язык, и бросил его на землю.

Писатель и поэт мертвой грудой свалился рядом со своим языком. Бедняга, как бы он от болевого шока не скончался, подумал Такамура и распылил его. Лишь пыль взметнулась в воздух. О, как же хрупка и чиста поэзия. Как душа ребенка.

— Сакура-чан! — бодрым голосом произнес Такамура.

Сакура затравленно посмотрела на него.

— Пойдем домой, — сказал он. — Ты проголодалась?

7.

Поев, Такамура взялся за свежую газету.

— "Смерть Хосокавы Сабуро отдается болью в наших сердцах". До сих пор отдается? Зазвездился старый педик, теперь о нем в газетах пишут, ну надо же, а раньше ведь не писали. Хм..."Запад и Восток должны встретиться в Японии: премьер-министр Ямамото Фумио подчеркнул, что необходимость сближения с Германией"... А, ерунда. На фоне недавнего землетрясения упали цены на нефть... В нашей стране было крупное землетрясение? Сакура-чан, ты что-нибудь об этом слышала?

Сакура-чан покачала головой. Девочка была мрачная и насупленная, как и всегда. Или так на нее смерть писателя подействовала?

Такамура снова погрузился в чтение. Голоса до сих пор не вышли на связь. Неужели с ними что-то произошло? Нарушитель добился своего, и теперь голосов больше не существует в этой реальности? Глупости. Скорее, проблема не в голосах, а в самом Такамуре. Быть может, странный школьник Ацумори Аяо что-то повредил в той тонкой системе, которая связывала Такамуру Коске и его самозванных богов в единое целое? Вполне возможно.

Такамуре не знал, радоваться ли ему или печалиться. Поэтому он не стал об этом много думать. Вместо этого он решил немного повеселиться в свое удовольствие.

Этот вечер у него будет шикарный.

Такамура связал Сакуру и уложил ее под кровать. Перед этим он слегка потрепал ее по щеке и посоветовал лежать тихо — ведь на шум могут явиться плохие люди и причинить ей боль. Сакура исподлобья смотрела на него. Интересно, о чем она думает, что происходит в ее голове?

Такамура представил себе человека, чья память держит в себе только хорошие события. Все неприятное сразу же выветривается из его головы. Любое зло, любая гадость или мерзость — ничто не способно уязвить такого человека. И душа его будет беспредельно чиста и невинна. Такамура хотел, что все люди на земле были такими, все, кроме него самого. Чтобы он мог ходить и беспрепятственно творить зло, а остальные лишь терпели и улыбались. Просто рай.

С этими мыслями Такамура вышел на улицу и прищурился.

Солнце уже скрылось на западе; от горизонта до самого зенита протянулись кровавые потеки. Надвигалась чернильная темнота ночи, от которой город начал защищаться уже сейчас — окна вспыхивали желтым светом, водители включали фары, а один одинокий прохожий даже извлек фонарик и сейчас шарил им по стенам домов. Густая атмосфера, злая темнота. Такамура посмотрел на небо и не нашел там луну — ее скрыло за собой проплывающее облако. Это было хорошо: после встречи с Ацумори Такамура слегка опасался лунного света.

Он двинулся по улицам легкой танцующей походкой, невысокий, чрезмерно худой для своего возраста, с длинными взлохмаченными волосами и по-женски мягкими чертами лица. В этот момент Такамура Коске хотел бы стать женщиной, настоящей женщиной — чтобы получить возможность вновь встретиться с Ацумори Аяо и остаться при этом неузнанным. Ему было интересно, чем тогда окончится их встреча. Поднимет ли Ацумори руку на настоящую девушку? Нет, конечно же. Ведь он из тех, кого называют рыцарями без страха и упрека, современный паладин, больной на всю голову уродец, для которого главное — кого-нибудь защитить и что-нибудь превозмочь. Такамура искренне недоумевал: неужели такие еще остались? Видимо, Ацумори был последним.

Такамура остановился на перекрестке и замер. Перед ним расстилалась улица: широкая дорога с хорошим асфальтным покрытием, столбы, опутанные проводами; дома по левую и по правую сторону были совершенно одинаковыми, никакой разницы — бетонные коробки, в которых были прорезаны окна. Первый этаж одного из ближайших домов занимал магазин. Туда и зашел Такамура.

Он купил себе бутылку кока-колы и уже собирался уходить, когда на него вдруг налетела девушка в глупом розовом платье. Кола упала вниз с глухим стуком. Испуганная, девушка наклонилась, чтобы поднять колу — и уронила собственную корзинку, чье содержание тут же покатилось по полу. Такамура заметил: замороженную рыбу, консервы, куриную грудку, множество полуфабрикатов и сладости, очень много сладостей. Девушка пришла в отчаяние и уже собиралась отбить перед Такамурой сотню поклонов. Видимо, ей было очень стыдно и страшно.

— Простите! Простите меня! — жалким голосом повторяла она. Такамура отмахнулся, мол, это неважно, и помог ей собрать рассыпавшиеся продукты обратно в корзинку.

Теперь он мог рассмотреть девушку получше. Явно не японка, пускай и говорила почти без акцента. Длинные, стального цвета волосы спускаются почти до пояса. Глаза редкого серого оттенка, в тон волосам. Девушка была красива, однако затравленный взгляд и жалобно сморщенный нос портили ее, превращали чуть ли не в дурнушку.

— Простите, — снова пробормотала девушка со стальными волосами. — Я опять все испортила. Я всегда все порчу. Мне так жаль.

— Да нет, ничего, — сказал Такамура. — Вы иностранка? Хорошо говорите по-японски.

Они вместе вышли из магазина.

— Д-да, я из Европы, — испуганно призналась девушка. — А как вы узнали?

— Это было нетрудно.

Разумеется, нетрудно, потому что отличить европеидку от азиатки вообще дело обычно не самое трудное.

— Меня зовут Фредерика, — представила девушка. Голос у нее был тихий и словно бы дрожащий, под стать ей самой.

Она все ждала, пока Такамура представится в ответ, но он молчал. Фредерика никак не могла начать разговор первой. Она открывала рот и просто не могла выдавить из себя фразу. После чего она смущалась и краснела.

Они шли и шли по улице, солнце скрылось во тьме окончательно, а Фредерика все никак не могла произнести то, что хотела. Такамура ждал, пока она от него отстанет, но девушка по-прежнему следовала за ним, будто им и в самом деле было по пути.

— Мне туда, — сказал он, когда перед ними возникла ближайшая подворотня. Такамура думал, что Фредерика уж точно не станет лезть в темный переулок, но она упрямо мотнула головой и продолжила идти рядом с ним.

— М-мне тоже, — выдавила она из себя.

Такамура хотел было прогнать ее, но тут ему в голову пришла мысль: а зачем? Он хотел сегодня повеселиться, вот добыча сама и идет в руки. Но почему-то ему не хотелось причинять боль испуганной иностранке, которая столь доверчиво потащилась за ним в темный закоулок.

"Может, она и есть тот самый идеальный человек, который готов подставить левую щеку, если его ударили по правой?" — подумал он.

— Фредерика.

— Д-да? — встрепенулась она и тут же уронила свою корзинку. Хорошо, что ее содержимое на этот раз не рассыпалось, и им не пришлось собирать его среди грязи.

— Зачем ты за мной идешь? — с раздражением произнес Такамура.

Нет, сегодня у него нет желания причинять боль добрым христианам.

— М-мне в ту же сторону...

— Хватит врать! — оборвал ее Такамура. — Что тебе от меня нужно?

— Я...Я бы хотела провести немножко больше времен вместе с вами! — собравшись с духом, выдала Фредерика. А потом сникла и добавила совершенно убитым тоном. — Простите.

— Со мной? — поразился он.

Все, решил Такамура, у него огромный запас терпения, но теперь оно подошло к концу. Девушка сама напрашивалась на неприятности — он их ей обеспечит.

— Вы особенный, — вдруг сказала Фредерика, и Такамура замер на месте. А затем он разозлился.

— Что ты сказала? — он бросил бутылку на землю и хрустнул пальцами, разминаясь.

Фредерика радостно повторила:

— Особенный!

И Такамура ударил ее по лицу. Оглушенная, Фредерика прижалась к темной стене. Корзинка лежала у ее ног.

— Простите! — всхлипнула Фредерика, закрывая лицо руками. — Я не хотела! Простите!

Она была испугана, хотя и не понимала, почему Такамура вдруг напал на нее. Вероятно, она считала, что происходящее — всего лишь недоразумение, и его можно разрешить несколькими правильными фразами. Жаль, Фредерика ошибалась.

— Почему ты все время извиняешься? — спросил Такамура тихим голосом. — Счастье есть удовольствие без раскаяния.

— Вы...

Такамура разбил ей нос, и Фредерика влажно высморкалась. В темноте ее глаза блестели; она плакала.

— Простите! Простите! — бормотала она все тише и тише, почти шепотом.

— Нет, ты не виновата, — утешил ее Такамура. — Твоей вины в этом нет. Снимай свое платье.

"Я что, пытаюсь таким образом компенсировать то унижение, которому подверг меня Ацумори Аяо?" — подумал Такамура. Затем рассмеялся, громко, в голос. Нет, конечно же, нет! В таких вещах Такамура Коске не отличался хорошей памятью. Он уже простил Ацумори все. Сейчас же он просто веселился.

— Простите! — завизжала Фредерика. — Я не хотела! Я больше не буду!

— Жалеешь, что пошла за мной? — спросил Такамура.

— Простите...

Он провел пальцами по шее Фредерики, поразившись, насколько же нежная у нее кожа, затем расстегнул верх платья. Фредерика что-то жалобно бормотала, захлебываясь слезами и кровью, но Такамура не обращал на нее внимания.

— Знаешь, по всем правилам и канонам я должен был пригласить тебя к себе домой, — сказал он, ощупывая ее груди. — Ты рассказала бы мне о всех своих проблемах, а бы пообещал тебе помочь. Или, как это... Защитить. Вот именно, защитить. Мы прошли бы с тобой долгий путь, набрали команду верных друзей, одолели первых левел-боссов, затем боссов покруче. У нас начали бы развиваться отношения, нежная такая романтика: инфантильные школьные сопли, признания, фансервис, случайные хватания за сиську и любовные письма. А потом пришел бы главный злодей, смахивающий на пидора, и началась последняя битва, а я бы тебя...защитил, а злодея уделал. Вот такая вот история. Такие перспективы. Полное дерьмо, не находишь? А итог один — ебля. Школьники сражаются только ради того, что им дали большегрудые школьницы, ты знала об этом? Знала? Так вот, мы можем обойтись без всей этой наносной ерунды. Я могу обеспечить тебе еблю прямо сейчас.

Такамура одной рукой удерживал Фредерику, другой расстегнул ширинку у себя на джинсах.

— В самом деле? — тихо спросила Фредерика.

— Что в самом деле? — недовольно осведомился Такамура, вытаскивая член.

— В самом деле сможешь обеспечить?

Что-то в голосе Фредерики Такамуре не понравилось.

— Конечно же! — ответил он, пристраиваясь к ней поближе.

И тут член взорвался, оставив у него в руках лишь кусочки мышщ и клочки кожи. Из раны хлынула жидкая темная кровь.

Такамура сначала удивился, затем разозлился, и наконец — испугался.

— Это ты сделала? — спросил он.

Странно, но ему совсем не было больно.

Фредерика ощерилась.

— Ты больше не мужчина, — глумливо произнесла она. — Ну и что ты теперь будешь делать? Сможешь обеспечить... "еблю"?

Теперь она ничем не напоминала прежнюю, тихую, милую Фредерику, разве что цветом своих волос. Злобная гримаса исказила ее лицо до неузнаваемости. Зрачки превратились в точки.

Такамура осмотрел свою рану. Потом осторожно застегнул ширинку. Пальцы были скользкими от крови и плохо слушались. Возможно, у него болевой шок.

— Смогу, — сказал он, стараясь не потерять сознание. — Для меня это не проблема.

— Хватит шутить! — загремела Фредерика и пнула его ногой в грудь. При этом платье задралось, и Такамура на мгновение увидел ее кружевные трусики. А затем он повалился спиной на землю.

Это уже вторая добыча, которая ему не по зубам. Не пора ли призадуматься о своих перспективах в будущем?

Превозмогая слабость, Такамура встал и двинулся к Фредерике.

— Я обещал, что смогу, — произнес он и навалился на нее. Фредерика в ответ врезала ему в лицо. Он отступил назад, и это его спасло — пространство перед ним вдруг искривилось, затем взорвалось. Такамура видел, как разлетаются на отдельные атомы молекулы кислорода.

— Ты хоть знаешь, кто я?! А?! — Фредерика злобно оскалилась. — Смотри, что могу я!

Словно чья-то гигантская рука сплющила мусорный бак, после чего швырнула его в Такамуру. Он не смог увернуться и снова упал на землю.

Такамура чувствовал, что находится внутри замкнутой системы. Здесь, в создаваемой ею аномалии, Фредерика была всесильна. Она как улитка, которая всегда носит на себе свой собственный дом.

— И что? — спросил он, поднимаясь на ноги.

— Я же хотела с тобой подружиться! — билась в истерике Фредерика. — А ты все испортил! Мерзавец!

Такамура поднял руки и попытался обрушить ее систему. Зря — он на секунду почувствовал себя атлантом, который пытается держать на себе тяжесть неба. Словно вся вселенная обрушилась на его плечи. Такамура почувствовал, как к горлу подкатывает тягучий комок блевотины.

Он рванулся к Фредерике, обхватил ее за плечи и выблевал содержимое своего желудка ей в лицо. Белая жижа с красными пятнами хлынула на обомлевшую Фредерику. Она стояла на месте, пока Такамура не закончил, и лишь беспомощно взмахивала руками.

А затем Такамура отпустил ее и, шатаясь, бросился прочь по улице. Он чувствовал себя в дерьме.

Фредерика позади него громко, во весь голос, требовала, чтобы он остановился и немедленно извинился перед ней. Но он же не был идиотом. Границы персональной вселенной Фредерики, где она обладает божественной мощью, явно не превышают пяти метров в радиусе от нее. Так что из зоны ее власти он уже вышел.

Тут Такамура вспомнил, чего он лишился, и чуть было не застонал от обиды. Каким бы могущественным он ни был, вся его сила не поможет вернуть ему член.

8.

— Сакура-чан! Ужин! — потребовал Такамура, вваливаясь в дом.

В паху угнездилась боль, и ничего с этим поделать было нельзя. Странно еще, что он до сих пор не умер от кровопотери. Такамура стащил с себя джинсы и слегка удивился, что крови натекло совсем немного. Он бросил джинсы на пол, затем стянул вниз трусы.

Вместо члена и мошонки у него был гладкий розовый шрам, напоминавший волдырь. Кожа вокруг него стянулась морщинами и теперь бугрилась. Что с этим делать — непонятно. Главное, каким же образом ему справлять малую нужду?

Хорошо хоть, Фредерика сработала чисто, без лишней крови.

Кто она вообще такая? Тоже особенная, как и он, как и Ацумори? Сколько таких бродит по Токио?

— Не люблю я яндере, — уныло пробормотал Такамура. — Сакура-чан?

Он вспомнил, что оставил ее лежать под кроватью, выругался и поплелся в спальню.