вавилон 5

работаю на "Вавилоне 5". Я уже много лет знаком с президентом Альянса. Не

стану говорить о том, что мне довелось услышать по пути сюда, но вам бы

стоило более осторожно выражать свое мнение о Межзвездном Альянсе.

— И что же такое вы услышали "по пути сюда"? — спросил Дурла,

насмешливо приподняв бровь.

Вир опустил глаза и увидел новый бокал, который будто по волшебству

возник в его руке. Он выпил почти половину одним глотком. Вир чувствовал,

что в этот вечер ему это понадобится.

— О, какие-то дурацкие слухи. Люди исчезают. Самые наши умеренные

политики теряют лицо, власть... жизни. И все они были заменены вашими

союзниками.

— Вы переоцениваете меня, господин посол, — спокойно ответил Дурла, —

Согласен, я стараюсь рекомендовать императору тех, кого я хорошо знаю. Но с

тех пор, как моей обязанностью стало наблюдение за Внутренней Безопасностью,

естественно, я стараюсь, чтобы те, кого я знаю, были преданы Республике.

— То есть, преданы вам?

— Я уже сказал, что имею в виду, посол, — невозмутимо ответил Дурла, —

В данном случае, я говорю об императоре, который является воплощением духа

Примы Центавра. Если у меня возникнут сомнения в чьей-либо преданности, то я

обращусь к нему.

— Как это мило, министр, — наконец, произнес Лондо, — Но сейчас на

дворе опасное время. Трудно выяснить, кому можно доверять.

— Совершенно верно, — сказал Дурла, хлопнув Вира по плечу, — Надеюсь,

что не произвел на вас ошибочного впечатления, посол. Я бы скорее откусил

себе язык, чем сказал что-то такое, что могло бы так вас обеспокоить.

— Я бы дорого дал за подобное зрелище, — ответил Вир.

Дурла продолжил, не обращая внимания на столь явный сарказм.

— Если говорить откровенно, мы все хотим одного. Чтобы Прима Центавра

заняла подобающее ей место на арене межзвездного величия.

— Неужели?

— Именно так, посол! — уверенно сказал Дурла, — Пока что это кажется

шуткой. Мы поверженные, падшие враги. Против нас объединились целые системы,

и они будут держать нас поверженными. Когда-то... когда-то они дрожали от

ужаса при одном лишь упоминании о нас. Теперь же... теперь они дрожат от

смеха.

— Ужасно, — произнес Лондо, как будто ему много раз приходилось

беседовать на эту тему. Вир заметил, хотя и не мог понять, почему, что Лондо

отодвинул вино, глядя куда-то вдаль. — Ужасно.

— Даже сейчас, когда мы отстраиваемся заново, когда мы гнем спину для

того, чтобы выплатить все эти "репарации", одновременно пытаясь восстановить

наше прежнее величие... они следят за нами. Они обращаются с нами так же,

как мы когда-то обошлись с нарнами. И как все это называть?

— Божественное правосудие? — осмелился вставить Вир.

Дурла сам ответил на свой вопрос, не обращая внимания на слова Вира.

Казалось, он не слышал его.

— Оскорбление. Сплошные оскорбления и обиды! В Приме Центавра все еще

живо потенциальное величие, оно тлеет, подобно лихорадочному жару в нашем

народе.

— А разве лихорадка не является признаком болезни? — спросил Вир, —

Знаете... иногда от этого умирают...

— А иногда она проясняет зрение, — ответил Дурла.

— Обычно у меня от этого только болит голова.

— Мы бродили среди звезд, — воинственно сказал Дурла, — разве могут те,

кто некогда повелевали звездами, позволить сровнять себя с грязью, что лежит

у вас под ногами? Хотите знать, чего я больше всего желаю для нашего народа,

посол? Хотите знать правду? Я хочу, чтобы мой народ занял подобающее место в

галактике. Я хочу видеть, как центавриане снова протянут свою длань и станут

повелевать звездами. Я хочу, чтобы вернулась наша былая слава. Я хочу, чтобы

мы стали теми, кем по праву должны быть. Неужели я хочу слишком многого,

посол?

На этот вопрос ответил Лондо, который покачивал свой бокал, что-то

разглядывая в нем:

— Нет, — мягко произнес он, — Нет... это не слишком много.

Дурла хотел было продолжить свою речь, но тут его кто-то окликнул с

другого конца зала. По-видимому, возник какой-то дружеский спор, и Дурлу

попросили его разрешить. Он быстро поклонился Лондо и Виру, а потом ушел.

К Лондо направились еще несколько чиновников, требуя его внимания, но

Лондо отмахнулся от них. Затем он положил руку на спину Вира и произнес:

— Пойдем, пройдемся со мной, Вир. Расскажешь мне последние новости.

— Ну, последняя новость мне совершенно не нравится, Лондо. Этот Дурла.

Он совершенно мне не по нраву, — Вир говорил шепотом, как будто боялся его

рассердить.

— Дурла? А что в нем такого? — несколько удивленно спросил Лондо.

— Ну, я не хотел сказать, что с ним что-то не так... просто... иногда

он напоминает мне вас. Особенно, его цели.

— Вряд ли он похож на меня.

— Вы так считаете? А все то, что он только что сказал? То, о чем он

мечтает? Не напоминает ли это вам ваши собственные слова?

— Нет, я никогда такого не говорил.

Вир в досаде закатил глаза. Лондо повел его по одному из больших

коридоров.

— Куда мы идем? — спросил Вир.

— На прогулку. Во дворце многое изменилось с тех пор, как ты был здесь

в последний раз, — он взглянул на Вира. Его глаза, казалось, были подернуты

дымкой. — Итак, попробую понять: Дурла напоминает тебе меня, поэтому он тебе

не нравится. Полагаю, что я не должен считать это оскорблением?

— Когда я впервые увидел вас... в общем... вас что-то беспокоило,

Лондо. И вы тоже все время говорили о том, какими должны бы быть

центавриане... И вы...

— Я добился того, чего хотел, — мягко сказал Лондо.

— Да. И из-за этого погибли миллионы.

— Какие жестокие слова. Ты осуждаешь меня, Вир? Ты осмеливаешься

осуждать императора? — это были вызывающие слова, но прозвучали они так,

будто он просто интересовался.

— Я знаю вас, Лондо. Иногда мне кажется, что знаю вас лучше, чем

кто-либо на свете... по крайней мере, из тех, кто остался в живых. Он

мечтает о том же, что и вы, Лондо. И посмотрите, к чему все это привело.

Посмотрите на все эти смерти, разрушения, на всю эту трагедию, выросшую из

всего этого.

— Дорога судьбы никогда не бывает гладкой, Вир. Это всегда трудный

путь.

— А бомбардировки?! Лондо, мы поработили нарнов! Мы правили посредством

террора! И теперь мы с лихвой расплачиваемся за наши грехи. Все, что с нами

случилось, произошло только потому, что такие, как Дурла, захотели этого!

Когда же мы выучим этот урок, Лондо? Что же для этого нужно? Уничтожить всех

центавриан в галактике?

— Почему ты задаешь мне этот вопрос? — спросил Лондо, — Знаешь, кого

лучше спросить об этом? Рема Ланаса.

— Простите... кого? — Вир почувствовал, что разговор внезапно

перескочил совсем на другую тему, — Рем Ланас? Кто это...

— Он живет на "Вавилоне 5", если мне не изменяет память. Он был там

некоторое время. Очень благоразумный парень. Знаешь, зачем ты здесь

находишься, Вир?..

Вир занервничал, пытаясь понять, о чем он говорит.

— Ну... я... ну... нет, Лондо, если честно. Мне было приятно побывать

на приеме, просто потому, что очень здорово видеть, как народ что-то

празднует, пусть даже это всего лишь жалкая группа, строящая за твоей спиной

какие-то планы возрождения. Но я не понимаю, зачем вы вызвали меня сюда?

— Что ты имеешь в виду, Вир?

— Имею в виду? Я... — он вздохнул, — Лондо... Возможно, ну... вы,

возможно, слишком много выпили. Ибо, если честно, вы говорите не очень

понятные...

— Неужели ты полагаешь, — продолжал Лондо, — что я не смог бы

воспользоваться стандартными средствами связи, если бы мне захотелось просто

поговорить с тобой? Думаешь, что я не в состоянии обеспечить хорошо

защищенный канал? Что все, что я говорю, может прослушиваться? Ты ведь не

это имел в виду, а, Вир?

Мистер Гарибальди иногда использовал выражение, которое Вир находил

весьма забавным. Он говорил: "капать на мозги", когда хотел сказать, что

кто-то пытается на что-то намекнуть. Этот термин Вир так и не понял до

конца, вероятно, из-за того, что он не мог представить, что такое "капать на

мозги" и почему это так необходимо для того, чтобы что-то прояснить.

Но сейчас, когда Вир услышал слова Лондо, до него внезапно начало

доходить, что тот капает ему на мозги, пытаясь на что-то намекнуть.

— Нет, — очень осторожно ответил Вир, — Я не имел это в виду.

Он сказал это очень осторожно, надеясь, что Лондо догадается, что он

уловил его намек.

Подернутые дымкой глаза Лондо на мгновение стали ясными. Он молча

кивнул. Потом открыл было рот, чтобы еще что-то сказать...

... И пошатнулся.

— Лондо?

Лондо вытянул руки перед собой, как бы пытаясь смахнуть невидимую

паутину, а когда опустил руки, на его лице появилось смесь гнева и

покорности.

— Ты, как я вижу, стал более устойчивым к алкоголю, — пробормотал он.

— Ну, да, — сказал Вир, — В своем роде, да.

— Я не с тобой разговариваю.

— Но...

Лондо внезапно переменился в лице, и довольно игриво произнес:

— У нас здесь есть классная галерея портретов бывших императоров. Мы

взяли уцелевшие статуи и портреты, собрали их в одном месте... пойдем, Вир!

Ты должен это увидеть!

— Ух-м... Ладно...

Разговаривая преувеличенно бодро, Лондо провел Вира в конец коридора,

свернул направо, затем — налево, и привел его в очень просторную комнату.

Как и хвастался Лондо, стены были украшены весьма впечатляющими картинами, в

нишах стен были расставлены скульптуры.

Первое, что бросилось Виру в глаза, это портрет Картажье.

Лондо проследил взглядом за Виром и выразил его мысли вслух:

— Почему он здесь, а?

Вир кивнул.

— Лондо, он был безумцем. И уродливой частью нашей истории. Ему здесь

не место.

— Он находится здесь, Вир, потому что он — это часть нашей истории.

Если мы не будем помнить свои ошибки, то как мы узнаем, какое решение будет

верным?

— По-видимому, каждый понимает это по-разному, — с сожалением сказал

Вир, оглядываясь через плечо, как будто там мог стоять Дурла.

— Ты ведь имеешь в виду Дурлу? Успокойся, Вир. Он не один так думает.

— Кто знает, что за народ был в той комнате. Они...

— Вир... это неважно. Взгляни на эти портреты. Разве они не прекрасны?

Вир начал терять последнее терпение, разговаривая с императором.

— Да, они очень милые, но это не говорит...

— Император Турхан, — Лондо указал на один из портретов, — Великий был

центаврианин.

— Великий? — фыркнул Вир, — Своими предсмертными словами он вынудил нас

напасть на Нарн. Вы ведь присутствовали при этом, вы были одним из тех, кому

он это прошептал...— голос Вира сорвался, когда он увидел выражение лица

Лондо. Более того, он начал понимать, что Лондо скрывал ужасную тайну, что

последние слова Турхана вовсе не были призывом к войне, — Лондо...

— Он умер, мечтая заключить с Нарном мир... и сказал, что я и Рифа

прокляты. Какой был мудрец, — он сказал это без намека на гнев. Казалось,

это его забавляло.

Но Вир пришел от этого в ужас. Он отшатнулся назад, побледнев как

полотно.

— Лондо... Великий Создатель... Лондо... как вы могли... как вы

могли...

Лондо пожал плечами.

— И это все? Все что вы можете мне ответить? Просто пожать плечами?

Лондо, как... как вы могли...

— Я уже много раз слышал подобный вопрос, Вир. Но, что самое

интересное, ответ всегда был один и тот же: легко.

Вир не знал, что сказать. Лондо еще никогда не заставлял его терять дар

речи. Но Лондо, казалось, совершенно не смутился от вида Вира. Вместо этого

он просто сказал:

— Мы делаем то, что должны делать, Вир. Мы всегда так поступаем. Все

мы. Взять, к примеру, императора Крана. Ты помнишь его, Вир? Помнишь, что с

ним случилось?

Голова Вира все еще шла кругом, пока он пытался собрать воедино все то,

о чем ему говорил Лондо.

— Император Кран... немножко, да... Но это было задолго до моего

рождения, это...

Лондо остановился перед бюстом Крана. Это был один из самых маленьких

бюстов в комнате, как будто его включили в коллекцию гораздо позднее.

— Его правление было настолько коротким... что почти не оставило следа

в нашей славной истории. Правитель периода Великого Перехода. Тогда

центаврианские кланы были еще больше разрознены, чем раньше. Предыдущий

император, Турис, был абсолютно безвольным правителем, и после его ухода все

дома стали бороться за власть. Это привело к кровопролитию. Бедняга Кран...

ты помнишь, что с ним случилось?

— Да, кажется, помню. Но...

— Иногда можно согласиться с тем, что было верно, а что — неверно. И мы

не желаем повторения ошибок. Никто не желает. Никто, Вир. Ты слышишь меня? —

голос Лондо стал громче, и неожиданно яростным. — Ты слышишь меня, Вир? Ты

следишь за тем, что я тебе говорю?

— Да-да, конечно, — Вир чувствовал себя еще более неловко, чем

раньше, — За каждым словом.

— Хорошо. Рад, что нам удалось поговорить. Так будет лучше для всех

нас. Пойдем... а то прием пройдет без нас. Мы же не можем допустить, чтобы

они веселились без нас, а?

Знаешь что, Вир? Я хочу, чтобы ты это запомнил. Все, что нас окружает,

все, что мы восстановили, вся власть, что принадлежит мне... все это

заставляет меня задуматься о том, что у меня есть на самом деле. И не только

об этом, но и о том, что будет со всеми нами меньше чем через неделю.

— А что случится менее чем через неделю?

— А, — ухмыльнулся Лондо, — Это часть великой загадки жизни.

Сказав это весьма туманное замечание, он направился к выходу из

комнаты, оставив позади совершенно ошеломленного Вира, который стоял,

почесывая в затылке, размышляя над теми словами, что ему довелось только что

услышать.

Когда Вир вечером вошел в свою комнату, то был поражен, обнаружив там

танцовщицу, которую ему уже довелось видеть раньше на приеме. Только сейчас

на ней было надето еще меньше одежды. Точнее, на ней была ночная рубашка.

Вир на мгновение замер, а потом осознал, что стоит, разинув рот, пытаясь

произнести хоть слово.

— Э... э... э... привет.

— Привет, — промурлыкала она.

— Прощу прощения... если я вас побеспокоил... Мне показалось, что это

моя комната. Я сейчас уйду, — тут Вир увидел свои вещи, стоящие в углу, и

понял, что действительно попал туда, куда и намеревался. По-видимому, она

тоже.

— Разве вы не хотите присоединиться ко мне?

— Зачем? Разве я уже не присоединился? — Вир выдавил из себя смешок,

пытаясь пошутить. Он увидел, что с лица женщины по-прежнему не сходит слабая