вавилон 5

Легионы огня

Книга 1

Долгая ночь Примы Центавра

Питер Дэвид

Держите лицо обращенным к солнцу, тогда не будете видеть тень.

(Хелен Келлер)

Пролог

Дракху было жаль его.

Лондо Моллари был бы удивлен, узнав, что в мозгу дракха проносится

такая мысль. Если бы ему передались чувства дракха, то он был бы еще больше

удивлен, узнав, почему тот испытывал к нему жалость.

Но он этого не знал, поэтому стиснул челюсти и, расправив плечи,

повернулся лицом к дракху. Когда страж соединялся с ним, он изо всех сил

старался выглядеть невозмутимым и уверенным в себе.

Но дракх уже чувствовал нарастающее сердцебиение и напряженное ровное

дыхание — главные признаки поднимающейся паники, которую силой воли подавлял

Лондо. Дракх понял, что между ним и Лондо уже возникла связь на

подсознательном уровне.

Его звали Шив'кала... и он был героем. По крайней мере, так его

называли другие дракхи: шепотом или во время своего безмолвного общения, при

котором не было необходимости разговаривать вслух.

Среди дракхов не было никого более храброго, более усердного и более

искусного в предвидении будущего Вселенной, нежели он. Ни один из них не

относился к дружественным созданиям с такой симпатией. Но именно это и

помогало Шив'кале действовать столь эффективно, столь совершенно и столь

жестоко. Он знал, что именно нужно сделать ради блага галактики: он был

готов причинять боль, вселять ужас и даже убивать, если это было необходимо.

Цель оправдывает средства, но пока что он никогда не забывал о всеобщем

благе.

Шив'кале нравились простые люди. Он был прост в общении... несмотря на

то, что Тени высоко ценили его. С равной непринужденностью и

последовательным хладнокровием Шив'кала был способен ходить как среди

простых смертных, так и среди богов. Он относился к богам, как к простым

смертным, а к простым смертным, как — к божествам. Все были равны. Все были

одинаковы, и Шив'кала видел всех, понимал всех и любил всех. Ему нравился

крик новорожденных. Но и крик существа, вокруг шеи которого Шив'кала сжимал

свои руки, посылая ему смерть, тоже славил его.

Он был одним из самых сладкоречивых дракхов, и на его губах почти

всегда играла улыбка или, по крайней мере, то, что окружающие принимали за

улыбку.

Но Лондо Моллари, будущий император великой республики Центавр, сейчас

воспринимал это совсем по-другому. И Шив'кала мог сказать об этом, даже не

пользуясь той слабой связью, что уже установилась между ними. По всей

вероятности, глядя на эту странную улыбку, Лондо видел лишь довольный оскал

хищника, нападающего на свою жертву. Он не знал, он не понимал. Но Шив'кала

понимал. Понимал и прощал ему подобные мысли.

Внутри него заворочался страж. Лондо никогда не узнает об этом, но

страж тоже был напуган. Шив'кала чувствовал это. Этот страж был относительно

юным, вылупившимся из его technonest (инкубатора?) днем раньше. Шив'кала

уделял ему особое внимание, ибо знал, что его ждут великая судьба и

уважение.

Когда страж, отчаянно моргая от света, впервые открыл свой единственный

глаз, он увидел перед собой лицо Шив'калы. Конечно же, он еще не был

способен видеть отчетливо, и Шив'кала сначала появился как туманный образ.

Но полноценное зрение развивалось довольно быстро.

Страж был рожден с высоким уровнем самосознания, но он не был уверен, в

чем именно заключается его цель в широком смысле этого слова. Его цепкие от

рождения щупальца затрепетали, ощупывая все вокруг, мгновенно отделившись от

родителя. Но родитель — как всегда бывало со стражами, — уже превратился в

маленькую потемневшую скорлупу. Его отпрыск больше не получал никаких

предложений или указаний о том, что ему нужно делать дальше и как именно он

должен это делать.

"Спокойно, малыш", — прошептал Шив'кала, протянув ему серый чешуйчатый

палец. Страж попытался обвить щупальцами палец, и Шив'кала нежно вынул его

из technonest.(инкубатора?) Затем он распахнул одежду и посадил

новорожденного стража себе на грудь. Действуя инстинктивно, страж начал

искать там пищу — и нашел ее.

Шив'кала слегка вздрогнул, испустив глубокий вздох, когда страж зарылся

в его тело, высасывая и вытягивая из него пищу. Таким образом страж проник

не только в душу Шив'калы, но и в Сообщество Дракхов. Шив'кала всегда по

особому относился к этому стражу и всегда был готов удовлетворить любые его

нужды, желания или знания. Теперь страж был настроен, и это давало ему

возможность в любой момент связаться с любым членом Сообщества Дракхов.

Великолепное создание, страж. Он питался, сидя внутри Шив'калы, и рос

так в течение трех дней. Теперь он был готов... готов приступить к своей

самой важной работе. Хотя его готовили для этого, и многое в его природе

было предназначено именно для этого задания, когда Шив'кала распахнул свою

одежду, чтобы достать его из сумки, его позабавило то, что страж также был

испуган.

Что тебя беспокоит, малыш? — спросил Шив'кала. Напротив него, в

нескольких шагах, Лондо Моллари снял свой кафтан и развязал шарф на шее.

Он очень темный. Он очень страшный, — ответил страж, — А что, если я не

услежу за ним, что, если я не справлюсь с заданием? Можно мне остаться с

тобой, в сумке, в тепле?

Нет, малыш, — мягко ответил Шив'кала, — мы все служим на благо

Вселенной. Мы все делаем свое дело. Тут я не отличаюсь от тебя, а ты — от

меня. Он не сможет, не в состоянии тебе навредить. Видишь, он даже сейчас

боится тебя. Выходи. Ты сможешь вкусить его страх.

Да, — сказал страж спустя мгновение, — Это действительно так. Он боится

меня. Как странно. Я такой маленький, а он такой большой. Почему он боится

меня?

Потому что он не понимает тебя. Ты должен сам ему объяснить. Ты должен

заставить его понять, что ему надо делать. Он думает, что ты всегда будешь

его контролировать. Он не должен догадаться о том, что мы не можем лишить

его свободы воли. Он не должен догадаться о том, что ты — всего лишь

наблюдатель, действующий в наших взаимных интересах. Ты не должен

подталкивать его к тому, что ему надо сделать... ты просто должен помочь нам

управлять им, отвлечь его оттого, чего ему не нужно делать. Он боится, что

больше не будет один.

Это самое странное, — произнес страж, — Я боюсь всего только тогда,

когда остаюсь в одиночестве в своем гнезде. Почему кому-то или чему-то

нравится быть одиноким?

Он сам не знает, что ему нравится. Он сбился с пути. Он то идет к нам,

то уходит прочь, а затем снова идет к нам. Он потерял направление. Ты должен

направить его.

Но он творил ужасные вещи, — с трепетом произнес страж, — Он уничтожил

много Теней. Ужасно. Ужасно.

Да, это ужасно. Но он сделал это потому, что не ведал, что творил.

Теперь... он получит урок. И ты должен помогать ему в обучении, так же как и

я. Иди к нему. Видишь, как он боится тебя. Видишь, как ты нужен ему. Иди к

нему, тогда он сможет начать новую жизнь.

Я буду скучать по тебе, Шив'кала.

Нет, малыш. Ты всегда будешь со мной.

С этой прощальной мыслью Шив'кала извлек стража из своей сумки. Его

щупальца поразительно выросли за этот период, и теперь были длинными и

элегантными. С грацией, свойственной подобным созданиям, страж скользнул на

пол и обвился вокруг ног Лондо. Шив'кала почувствовал первые волны,

исходящие от стража. Страж тоже почувствовал растущий ужас в душе Лондо.

Чувствовал, но не видел. Лицо Лондо превратилось в непроницаемую маску:

брови нахмурены, глаза...

В его глазах пылала ярость. Они впились в Шив'калу и, если бы это были

два бича, то они бы располосовали кожу на его теле. Шив'кала решил, что это

непредвиденная реакция от страха. Страх был относительно бесполезной

эмоцией. Но дракхи могли воспользоваться его гневом и яростью в своих

целях... и даже обратить их против врага. К тому же, подобные эмоции только

сильнее подстегивают стража, заставляя его чувствовать себя более комфортно

на новом хозяине.

Шив'кала особенно хотел удостовериться в том, что хозяин и страж прочно

связаны, что они стали единой командой. Да. Это было то, чего до сих пор не

понял Лондо: они были командой. Хотя существо называлось стражем, что

подразумевало отношения "хозяин-раб", на самом деле их отношения были

гораздо глубже. Они были почти... на духовном уровне. Да. На духовном

уровне. С другой стороны, предшественник Лондо так этого и не понял. У него

не хватило на это времени, или он просто был слишком ограничен в своих

возможностях.

Но Лондо... у Лондо были более широкие возможности, он был более

перспективен. Была надежда, что ему удастся понять и даже проникнется

уважением к тому, через что ему довелось пройти.

Лондо напряг спину, когда страж достиг его шеи. У него были

способности, Шив'кала был в этом уверен. Возможно, из всех союзников Теней у

него был самый большой потенциал. Вероятно, он был даже лучше Мордена.

Морден был превосходным слугой и великолепно показал себя при исполнении их

приказов. Хотя он был способен воплотить мечты других, все же его

возможности были заметно ограничены. Морден ярко сверкал, но лишь потому,

что отражал свет, исходящий от Лондо. Теперь Лондо сам оказался в рабстве у

дракхов, действующих во имя Теней, и это открывало перед ним ряд новых

возможностей и способностей. Главное, чтобы он сам пожелал этого, и Лондо

был как раз таким мечтателем. Да, он обещал быть наиболее интересным из

всех. Шив'кале хотелось только, чтобы Моллари смог осознать свою

исключительность.

Страж впился в плечо Лондо, и Шив'кала почувствовал, как они

соединяются. Он улыбнулся еще шире, наслаждаясь забавностью момента. Эмоции

Лондо представляли собой обрывки возмущения, страха и гнева, которые

обрушивались друг на друга подобно волнам, бьющимся о рифы, и он

содрогнулся, почувствовав, что щупальца стража вонзились в обнаженную кожу.

И все же, все было в порядке. Теперь он подсоединен. Он научится. Он поймет,

что все это делается ради его блага. Или ему придется умереть. У него был

только один путь, и Шив'кале оставалось лишь надеяться на то, что Лондо

сделает верный выбор.

Лондо слегка напрягся, когда Шив'кала с легкостью проник в его мысли,

как будто надел удобные туфли. Через мгновение он проверил все уголки и

щелочки, изучая самые глубокие страхи Лондо, с язвительным интересом

рассматривая его сексуальные фантазии, и теперь он понимал Лондо даже полнее

и глубже, чем сам Лондо. Лондо не знал, как много удалось дракху узнать о

нем. Его разум был все еще в беспорядке и дезориентирован, и дракх осторожно

удерживал его, помогая обрести концентрацию.

Решив, что теперь он может легко проникать в мысли Лондо при помощи

обычной телепатии, дракх произнес вслух:

— Все будет в порядке.

Он сказал это своим обычным тихим замогильным шепотом, который

заставлял людей прислушиваться к нему более внимательно. Забавный показатель

его власти, хотя, на самом деле, он сам был всего лишь подчиненным.

— Нет, — сказал Лондо, подумав минуту, — больше я никогда не буду в

порядке.

Шив'кала ничего не ответил. Не стоит сразу насильно перестраивать разум

Лондо. Рано или поздно он научится и все поймет, и неважно, когда именно это

произойдет. У Сообщества Дракхов были великие и грандиозные планы,

рассчитанные на много лет вперед, в которых еще могли появиться изменения.

Пока что не было необходимости требовать от центаврианина мгновенного

понимания и сотрудничества, неважно, был он императором или нет. Они могли

подождать.

Так что Шив'кала просто чуть склонил голову в ответ на замечание

Лондо.

Лондо бросил беглый взгляд на стража и отвернулся. Потом принялся

застегивать рубашку, натягивая кафтан обратно.

— В любом случае, это... не имеет значения, — сказал он, спустя

мгновение, — Неважно, в порядке я или нет. Сейчас гораздо важнее судьба

моего народа. Это Прима Центавра, только Прима Центавра.

— Вы все восстановите. В этом мы вам поможем, — сказал дракх.

Лондо горько рассмеялся в ответ.

— Если, конечно, вам не вздумается уничтожить миллионы моих

соотечественников, взорвав их на мелкие части при помощи ваших термоядерных

бомб.

— Если мы это и сделаем... то лишь потому, что вы сами изберете этот

путь.

— Семантика, — презрительно сказал Лондо, — Вы ведете себя так, будто у

меня есть свобода выбора.

— Она у вас есть.

— Один единственный выбор — это еще не выбор.

— У Теней, которых вы погубили, приказав уничтожить их остров... не

было выбора, — сказал Шив'кала, — Но у вас он есть. Не злоупотребляйте им...

ведь мы дали вам больше шансов, чем вы дали Теням.

Лондо ничего не сказал, проверяя, как застегнута его одежда.

— Ну, — сказал он оживленно, — может, мы начнем эту комедию, а? Эту

комедию о правлении. Я, в роли императора, и вы, контролирующие каждое мое

движение.

— Нет, — Шив'кала чуть заметно качнул головой. На все, что он делал,

тратились минимальные усилия. — Не каждое движение. Мы просто будем

напоминать вам... о наших целях.

— И что же это за цели?

— Наши цели ... это также и ваши цели. Это все, что вам надлежит

помнить. Обратитесь с речью к народу. Они придут в ярость. Сфокусируйте этот

гнев... на Шеридане. На Альянсе.

— Зачем? Зачем вам это нужно?

Шив'кала улыбнулся еще шире, и эта улыбка напоминала оскал скелета.

— Альянс ... это свет. Пусть ваш народ посмотрит на него в гневе... это

ослепит их, и не позволит увидеть окружающие их тени.

Как обычно, Шив'кала говорил тихим шипящим голосом. Потом, чуть заметно

кивнув, он поклонился, и подумал, глядя на Лондо: Всего хорошего тебе...

император Моллари.

Лондо подскочил, явно не ожидая это услышать. Он рефлекторно огляделся

вокруг, пытаясь найти источник голоса, а потом посмотрел на дракха. Гневно

стиснув губы, он прохрипел:

— Убирайтесь вон из моей головы!

Но дракх покачал головой и, все так же ненавистно улыбаясь, подумал,

глядя на Лондо:

Мы всегда были здесь.

Потом он протянул руку к Моллари. Это был чисто символический жест, он

не ждал, что Лондо ответит ему тем же. И Лондо не стал это делать. Вместо

этого он уставился на его руку с таким выражением на лице, будто увидел

засохший помет. Шив'кала отступил назад, скрывшись в вечерней тени.

Ему показалось, что он вернулся домой.

Часть 1

2262-2264

Сумерки

Глава 1

Когда Лондо увидел создание, извлеченное из груди дракха, то едва

сдержал крик.

С полдюжины различных способов выхода из этой ситуации пронеслись в его

мозгу. Первое и самое сильное желание — напасть на дракха, схватить

оружие, — предпочтительнее, меч, — и шагнуть вперед, рассечь сталью воздух,

поразить цель. Он мысленно представил, как голова чудовища с мерзкой

усмешкой, навсегда застывшей на губах, слетает с плеч, хотя, возможно, в

последний миг эту улыбку сменит удивленное выражение. Потом он взял бы

голову этого чудовища и водрузил бы ее на кол рядом с головой Мордена. Он бы

встал бок о бок с Виром и вместе с ним помахал бы им рукой, забавляясь при

одной мысли о том, что кто-то из них мог бросить вызов правителю великой

республики Центавр.

Или просто убежать из этой комнаты. В данном случае это казалось очень

привлекательным выходом из положения, особенно когда он увидел, что

одноглазая тварь скользит к нему по полу.

Ему захотелось позвать на помощь. Лондо подумал, не попытаться ли ему

как-нибудь с ними договориться. Он мог бы спросить дракхов о том, что еще им

нужно, может быть, ему удалось бы выполнить их желание без вживления этого

одноглазого паразита.

Ему захотелось броситься дракхам в ноги и униженно молить о пощаде,

клясться им в вечной верности. Он подумал, не стоит ли напомнить дракхам о

тех временах, когда он помогал их ушедшим хозяевам.

Что вы хотите?

Это был первый вопрос, который давным-давно задал ему Морден. Именно

этим вопросом он и хотел сейчас заинтересовать дракхов. А что, если он

предложит им кого-нибудь другого, лучше, чем он? Жуткий список имен

промелькнул перед ним. Он мог предложить им Шеридана и Деленн. Президента и

первую леди Межзвездного Альянса. Принести их в жертву дракхам, сдать в плен

или посадить на них стража, превратив в прислужников дракхов.

Или Г'Кар! Великий Создатель, пусть они возьмут Г'Кара. Да, Лондо и

нарн были связаны воедино в своих отношениях, но он по-прежнему видел, чем

все это закончится. Он видел, что однажды в будущем Г'Кар задушит его, и его

единственный глаз будет пылать от ярости. Да, он отдаст Г'Кара дракхам, и

пусть тот им служит. Или... или...

Он может... он может предложить им Вира Котто. Это вполне осуществимо.

И это очень неплохой выбор. Действительно, отличная идея. Пусть Вир потеряет

свободу воли и независимость — ему все равно это не нужно. Тяжело

признавать, но Вир лучше всего подходил для выполнения каких-либо поручений.

Так что между его прежней жизнью и тем, что у него будет, не будет особой

разницы.

Все эти варианты быстро проносились в его голове, но он тут же отметал

их прочь. Ведь это были его друзья... его союзники, или, по крайней мере,

они когда-то были его друзьями и союзниками. Хотя по отношению к Шеридану

Лондо до сих пор испытывал глубокое и сильное чувство: жажду мести. Ведь

именно Межзвездный Альянс бомбил Приму Центавра, загнав ее в каменный век и

превратив из цветущего мира в дымящиеся руины. И разве не Шеридан всегда

осуждал Центавр в целом и Лондо в частности за малейшую ошибку, реальную или

выдуманную?

Но, когда Лондо увидел одноглазую тварь, которая поползла по телу,

обхватив щупальцами его ноги, он с ужасом понял, что не пожелал бы такой

участи даже самому злейшему своему врагу. Шеридан, бесспорно, таковым не

был, и уж точно, этой участи не заслуживала Деленн. Нет, несмотря на то, что

они совершили, это звание больше подходило Г'Кару. Но даже Г'Кару он не

пожелал бы такой... такой штуки, что сейчас присоединялась к нему.

Никто этого не заслуживал.

В том числе и он.

Это нечестно, — мрачно размышлял он, — это несправедливо. Я не могу ее

остановить... я могу только молиться, чтобы она убралась от меня подальше.

Скинуть ее на пол, наступить на нее, раздавить...

Но он знал, что за этим последует. Дракх нажмет на свой детонатор, как

прежде сделал сам Лондо, только теперь ничто не сможет спасти его мир от

уничтожения. И, когда он сделает это, в одночасье погибнут миллионы

центавриан. Термоядерные бомбы, спрятанные дракхами, взорвутся, и их жертвы

никогда не узнают о том, что же именно их поразило. Они просто исчезнут в

пламени мощного взрыва, погибнут миллионы.

На мгновение, всего лишь на мгновение, он задумался об этом. Но, в

конце концов, все они смертны. Их мучения продлятся всего несколько коротких

секунд, а потом все будет кончено. Они окажутся в безопасности, в

безопасности могилы. Более того, ветер развеет их пепел на все четыре

стороны, по всей Приме Центавра. Это будет так непохоже на ту жизнь, которая

ожидает Лондо — вечное наказание, страж, наблюдающий за его движениями,

сидящий, подобно одноглазому нарыву, на его плече. Вечно наблюдающий, не

дающий ему ни минуты покоя...

Покой.

Что ж... когда-нибудь он, несомненно, его получит.

Когда он подумал о миллионах центавриан, исчезающих в огненном взрыве,

то они предстали перед его мысленным взором израненными и недоумевающими.

Покрытые пеплом и сажей, в порванной одежде, они в ужасе и смятении глядели

на небо, думая о том, когда же прекратится этот огненный кошмар. Они не

знали. Им и в голову не могло придти, что Приму Центавра предали, что ее

оклеветали, выставив агрессивной и воинственной планетой. Предали дракхи, и

что вся галактика обернулась против них, что центавриане остались одни во

мраке. Они не знали, что это он, Лондо, был в ответе за этот обман.

Они не знали, что могли бы до сих пор мирно жить, если бы не Лондо.

Он простер руку, направляя свой народ к прежнему величию, которого они,

по его мнению, заслуживали, будучи частью великой республики Центавр. Он

пытался вернуть этому имени былое уважение. Простер руку, как пастырь, но

вместо этого погубил свое стадо. Его жертвы выкрикивали его имя, и он слышал

их крики, доносящиеся из-под руин. Если бы ему не захотелось возродить

прежнюю славу республики Центавр, то никто бы из них не погиб. Не было бы

вторжения Теней и войны с Нарном. Не было бы этой сердечной боли и печали,

что терзали его уже пятый год. Все из-за него, все по его вине.

Да, это его вина. Когда щупальца стража прикоснулись к нему, скользнув

по обнаженной коже, заставив его непроизвольно съежиться, Лондо осознал, что

это все — его вина. Его настигло вселенское правосудие. Потому что тот, кем

он был и то, что он содеял, никогда не будет оправдано. Его тело и разум

станут искуплением. Они связаны с ним, а он теперь пойман в ловушку,

сдавшись стражу. Это были размышления заключенного, и в этих размышлениях

была жизнь.

До него донесся запах горящих руин Примы Центавра. Он так сильно любил

свой мир. Все, что ему хотелось, это вернуть его былое величие. Но он

совершил ужасную ошибку. Он не понимал, что потерял гораздо больше — хрупкий

мир в его обществе, гордость прежних дней— именно в этом и заключалось

подлинное величие. Мир, счастье, процветание... вот чем он заплатил за это.

Возможно, он потерял из виду истину по вине тех, с кем связался. Он провел

слишком много времени, блуждая по коридорам власти под руку с императорами,

устраивая заговоры с такими прожженными интриганами, как покойный лорд Рифа.

Он упустил из виду тот факт, что все они были гедонистами, интриганами и

эгоцентриками, которые беспокоились лишь о собственных удовольствиях, даже

если ради этого приходилось перешагивать через мертвые тела других.

Лондо забыл, что они составляли лишь маленькую часть центавриан.

Большинство центавриан были порядочными простыми тружениками, которые ничего

не хотели от жизни, просто хотели жить настолько просто, насколько это

возможно. Они вовсе не были декадентами, просто им было чуждо стяжательство.

Это были порядочные простые жители. И Лондо обрек их на гибель. Это их дома

горели, это их крики эхом звучали в его ушах.

Он закрыл глаза, мечтая прижать ладони к ушам, чтобы заглушить эти

крики.

Но здесь был страж.

Лондо чувствовал, как он погружается в его сознание, выведывает его

мысли. Потом он передаст их дракхам, будет следить за ним — изнутри и

снаружи. Все равно, если бы страж начал передавать дракхам вид из самой

глубины его души. Это было вторжение, это было отвратительно, это было...

... и это было то, чего он заслуживал.

Несмотря на сумбурные мысли, вихрем проносившиеся в его мозгу, Лондо

никогда бы не позволил себе показать все это внешне. Они могут лишить его

свободы, независимости, будущего, самой его души, но они не смогут отнять у

него гордость. И в этом заключается его спасение. Что бы ни случилось, он

все еще был Лондо Моллари из великой Республики Центавр. Вот почему он не

стал рыдать и просить пощады. Он только вздохнул про себя с облегчением,

радуясь тому, что не поддался минутной слабости, а потом принялся

рассматривать другие варианты своего положения: жизнь в рабстве.

До этого он не думал, что сможет так жить.

Жить вот так.

Самоубийство. Бесспорно, у него оставался и такой выход. Если слияние

со стражем еще не завершено, то вполне возможно, что Лондо удастся

преодолеть попытки стража отговорить его от этого шага. По крайней мере,

Лондо успеет убить себя.

Но, пока он жив, есть надежда. Пока он жив, можно попробовать

справиться с этой проклятой тварью. Если он умрет, то уже не сможет

повернуть назад. Если же он останется в живых... что-нибудь да случится.

Он еще сможет помахать рукой голове дракха на пике.

Мысли скакали одна за другой, и он не мог их понять. Как будто все

мысли в его голове нахлынули разом, беспорядочно перемешавшись между собой.

Настоящая лавина из воспоминаний и образов...

...или возможно... это был просмотр. Возможно, дракхи даже сейчас

следят...

Вздрогнув, Лондо отогнал прочь эту мысль, хотя не был уверен, была ли

она реальной или существовала только в воображении. Он обнаружил, что просто

стоит на месте. Лондо коснулся лба и неуверенно выдохнул.

А потом дракх произнес самую странную фразу. Он сказал:

— Все будет в порядке.

Было странно слышать от него такие слова. Дракхи были бессердечными

злыми существами, Лондо знал их натуру. Что же имел в виду один из них,

когда сказал, что "все будет в порядке"?

— Нет, — прохрипел он, чувствуя на своем плече присутствие этой... этой

штуки, — Я больше никогда не буду в порядке.

Дракх пробормотал еще несколько непонятных фраз, обращаясь к нему, но

Лондо отрешенно слушал его краем уха. Все, о чем он мог сейчас думать — это

о глазе, который находился от него так близко, наблюдая за ним.

Тени... ужас, который наводили их огромные и мощные корабли. Он

контактировал с ними только через Мордена. Да и тот просто был их голосом.

Но теперь враг обрел лицо, и этим врагом был дракх, который, после того, как

они закончили разговор, скользнул обратно в тень, из которой вышел. И этот

враг был вечен, постоянно присутствуя в виде стража, сидевшего у него на

плече, который будет его частью до тех пор, пока Лондо не умрет.

Пока он не умрет.

И Лондо снова решил обдумать этот вариант.

Он взял меч, почти любовно погладив его. Потребовалось некоторое время,

прежде чем он смог спокойно смотреть на него. Это был изящный клинок: им он

убил своего друга, компаньона детских игр, Урзу Джаддо. Урзу, который прибыл

на "Вавилон 5", ища у Лондо поддержки в политической игре, которая могла бы

опозорить его род. Урза, который получил эту помощь... на дуэли, умерев на

руках у Лондо, ради того, чтобы его, Урзы, семья могла получить защиту и

поддержку рода Моллари.

Покровительство дома Моллари. Какая ужасная шутка. Имя Моллари

несомненно дало Лондо отличную защиту, разве не так?

Мозг Лондо не прекращал работать с того момента, как страж

присоединился к нему. Он подумал о том, что эта тварь не могла, не могла

прочитать все мысли, проносящиеся в его голове. Она могла докладывать о его

действиях дракхам, и они могли вмешаться в ответ, но это были действия,

действия, которые противоречили интересам дракхов. Лондо пока что не

предпринимал таких действий, но он усиленно подумывал о них.

Разве это не выход? Вдруг этого хватит? Если Вселенная действительно

заинтересована в правосудии, то что может быть более справедливым для Лондо,

если не смерть от того же самого меча, которым он убил Урзу Джаддо? В тот

день что-то умерло в Лондо. Если он воспользуется этим мечом для того, чтобы

положить конец той пытке, в которую превратилась его жизнь, то, возможно, он

попадет туда же, где сейчас пребывает Урза. Они снова будут вместе, как в

юности, молодые и свободные, и у них снова будет вся жизнь впереди. Они

будут спорить, смеяться, и все будет здорово.

Слуги бесшумно упаковали его вещи, готовясь перенести их в королевский

дворец. Меч был единственной вещью, которую он им не отдал. Лондо стоял,

глядя на него, изучая сверкающее лезвие и представляя, как оно мягко

скользнет по его горлу. Он представил, как кровь потечет из раны, обагрив

его белый мундир. Замечательное сочетание цвета. Очень эстетично.

И когда дракх обнаружит его тело — почему-то он знал, что это будет

дракх, — возможно, эта тварь обрадуется преждевременной кончине Лондо,

чувствуя, что смерть Теней была отмщена? Или дракх разозлится, будет

раздражен из-за того, что возможности Лондо так и не были реализованы?

Это... несомненно, была приятная мысль. Мысль о том, что дракх будет

расстроен, знать, что он и его ужасный собрат не смогут больше мучить Лондо.

Будут ли дракхи мстить, взрывая бомбы и испепеляя его народ? Нет. Скорей

всего, нет. Сообщество Дракхов мало заботило население Примы Центавра. Для

дракхов они были просто элементами игры, необходимой для того, чтобы

удержать Лондо. Если Лондо исчезнет, то игра закончится. Какая разница, что

будет с пешками после падения короля?

Да, это будет трусливый ход. Нужно еще так много сделать, но если он

покончит с собой, то никогда не получит шанса исправить все то, что он

натворил...

Исправить?

Клинок сверкал так ярко, что он мог видеть в нем свое отражение. И это

напомнило ему собственное отражение в окне центаврианского военного крейсера

на орбите Нарна. Центавриане в упор расстреляли нарнов, используя

запрещенное оружие, масс-драйверы.

Исправить? Возместить потери? Уравновесить весы? Чушь какая-то. Как он

может исправить то, что совершил? Миллионы... Великий Создатель... миллиарды

погибли из-за него. И он полагает, что это можно исправить? Это невозможно,

просто невозможно. Да будь у него даже сотня лет на то, чтобы все это

исправить, это все равно было бы бесполезно.

Возможно... возможно, самоубийство вовсе не будет трусливым поступком.

Возможно, самоубийство окажется всего лишь благоразумным решением для того,

кто знает, когда нужно уйти. Влачить нынешнее жалкое существование в этом

объятом войной мире, обманывая себя мыслью о том, что каким-то образом он

сможет все исправить или искупить свои грехи...

Кого он дурачит? В конце концов, кого он пытается обмануть?

Он начал еще сильнее опасаться стража на своем плече. Он подумал, что

со временем станет меньше думать о нем. Если ему удастся этого достичь, то,

возможно, ему удастся скрыть от него некоторые мысли. Но, учитывая данную

ситуацию, Лондо не был уверен, хорошо это или плохо.

Он отложил меч.

Пора.

Пора начать этот фарс. Что же до покоя, что ж, у него еще будет

достаточно времени. Или, возможно, это понятие для него исчезнет. Его эмоции

были слишком свежи, и он еще не настолько доверял себе, чтобы принять верное

решение. У него еще будет время, чтобы обдумать, как лучше это сделать.

Но он продолжал думать об этом.

Он произнес свою речь, обращенную к центаврианскому народу, когда они

столпились в своих домах, прижавшихся в обугленных обломках зданий, которые

стали олицетворением их обожженных обломков жизней. Перед его мысленным

взором постоянно стояло изображение меча, даже когда его собственное

туманное голографическое изображение появилось в небесах Примы Центавра. На

самом деле ему хотелось извиниться... униженно попросить прощения у своего

народа, позволить им узнать, что он собой представляет, что это он один в

ответе за тот ужас, через который им довелось пройти.

Но подобная речь, какой бы достойной она не была, была неугодна

дракхам. У них была собственная цель, а Лондо просто должен сыграть свою

роль. Они не скрывали этого. Сделай так, как тебе говорили. Будь хорошей

марионеткой. Произнеси речь, как было условлено, и без фокусов.

— На своей инаугурации я буду один, — объявил он, — В молчании приму

бремя императора. Колокола наших храмов будут звонить денно и нощно, по

каждому из тех, кто погиб при бомбардировках. Мы остались одни. Одни во

вселенной. Но нас объединила боль.

Но это было неправдой. Это было таким же притворством, как и все

остальное. Его боль была его собственной болью, и он никогда ни с кем не

поделится ею, и не откроет ее другим. Его боль — это тварь на его плече. Его

боль воплотилась в ночных кошмарах, которые мучили его во сне.

— Мы сражались в одиночестве, — сказал он своему народу, — и мы будем

восстанавливать все в одиночестве.

Но разве на Центавре был еще кто-либо, более одинокий, чем он? Хотя, в

самом извращенном аспекте, он не был одинок. С ним был страж, наблюдавший за

ним, изучавший его, следящий за ним, никогда не оставляющий его в покое. Он

служил постоянным напоминанием о его грехе. Дракхи также были с ним в виде

стража.

Более того.

Еще были голоса. Голоса его жертв, взывающих к нему, протестующих

против своей участи. Это были те, кто принял свою смерть, крича и рыдая,

совершенно не понимая, почему это случилось с ними. Они тоже были здесь,

напоминая о себе.

Вполне возможно, что из всех жителей Примы Центавра Лондо был самым

одиноким. Но это не смягчало обстоятельств его положения. Не было никого,

никого, кому бы он смог поведать о своем положении. Он не сомневался в том,

что, сделав это, навлечет гибель на эту личность. Он жил, и другие были

рядом с ним, но он никого не мог подпустить ближе. Ему придется отвадить от

себя тех, кто когда-то знал его так, как никто другой.

Хуже всего будет с Виром. Вир, который был рядом с ним на каждом

ужасном этапе пути, который отговаривал Лондо от падения во тьму. Лондо не

слушал его, но Вир был прав. Возможно, именно поэтому Лондо и не слушал его:

он знал, что Вир прав и не хотел его слушать.

И Деленн. После того, как он произнес речь, во время прощания, Деленн

шагнула вперед и посмотрела на него с таким выражением, что он невольно

отступил, подумав, не способна ли она увидеть то зло, что сидело у него на

плече.

— Ваш путь скрыт от меня, Лондо, — сказала она, — Вас окружает тьма.

Мне остается только молиться о том, чтобы вы смогли выбраться из нее на

свет.

Когда она произнесла это, он снова подумал о мече, даже еще сильнее,

чем раньше. Свет, играющий на клинке, был таким чистым и верным, зовущим

его. Это был путь к спасению... если он выберет его.

Он направился к храму, как и говорил. Один... но не в одиночестве.

Он принял все регалии и обязанности императора и теперь практически

чувствовал меч на своем горле. Он почти слышал шаги смерти, чувствовал

чистую радость освобождения. Он может освободиться от этого, освободиться от

ответственности, от всего. Пора начать долгий путь обратно во дворец, солнце

начало садиться. И в душе он знал, что это будет последний закат, который он

видит. Его решимость стала еще сильнее, выбор был сделан.

Это верное решение. Хорошее решение. Он сделает самое лучшее, что в его

силах, и все же, это не было достаточно хорошим решением. Пора выйти из

игры.

В эту ночь он сидел на троне, и его окружала тьма. Богатое убранство,

сверкающий мраморный пол, роскошные гардины и огромные декоративные — но все

же внушительные — колонны, казалось, шептали о былом величии Примы Центавра.

Несмотря на призрачные тени прошлого, которые всегда таились здесь, он

чувствовал странное умиротворение. Он почувствовал, как страж шевельнулся на

его плече. Возможно, эта тварь знала, что он что-то затевает, но не

понимала, что же именно он задумал.

Казалось, тени движутся вокруг него. Лондо посмотрел по сторонам,

пытаясь выяснить, не скрывается ли где-нибудь поблизости дракх, наблюдающий

за ним. Но здесь никого не было. По крайней мере, он так решил. Но он мог

ошибаться...

— Сумасшествие, — сказал он сам себе, — я довел себя до сумасшествия.

Он позволил себе поиздеваться над этим.

— Может быть, это их последняя цель. Интересная мысль. Превратить Приму

Центавра в руины просто ради того, чтобы довести меня до сумасшествия. Тут

они перестарались. Если бы им захотелось это сделать, то нужно было просто

на недельку запереть меня в комнате с моими бывшими женами. От этого любой

свихнулся бы.

К его удивлению, ему ответил чей-то голос:

— Простите, Ваше Величество?

Он обернулся в своем кресле и увидел мужчину, который стоял около

дверей, с вежливым любопытством глядя на Лондо. Он был худ, с аккуратно

уложенным невысоким гребнем волос. Это было прямым оскорблением

центаврианской стандартной моды, ведь обычно высота волос указывала на

положение в обществе, которое занимал центаврианин. Здесь, однако,

присутствовал элемент, взятый от императора Турхана, который публично

презирал традиции и стригся короче, чем самый низкопоставленный его

подданный. Некоторые полагали, что император Картажье поступал так же, чтобы

показать, что он хочет походить на свой народ. Другие считали, что он делал

это, чтобы просто досадить народу. В любом случае, это имело место, и

некоторые стали ему подражать.

Хотя, что касается центаврианина, нарушившего размышления Лондо, то

вовсе не прическа привлекла внимание императора. И даже не его

накрахмаленная и отглаженная форма, которую он столь щегольски носил. Нет,

это была его генеральская осанка. Он был полон рвения... но то было

нездоровое рвение. Вир, например, источал рвение с того самого момента, как

прибыл на "Вавилон 5". Это было желание понравиться, одно из наиболее

приятных качеств Вира. А этот тип... он походил на стервятника, который

сидит на ветке и наблюдает за умирающим, мысленно торопит его, чтобы

полакомиться его телом.

— Дурла... не так ли? — спросил Лондо спустя мгновение.

— Да, Ваше Величество. Капитан вашей гвардии, назначенный покойным

регентом, — он слегка поклонился, — который и дальше готов служить вам, Ваше

Величество, если на то будет ваша добрая воля.

— Мою волю сейчас вряд ли можно назвать доброй, капитан Дурла. Мне не

нравится, когда нарушают мое уединение.

— Со всем уважением, Ваше Величество, но я не думал, что вы здесь одни.

Я услышал ваши слова и подумал, что вы с кем-то разгововариваете. Согласно

вашему протоколу, в это время ночи никого не должно быть в этой комнате... и

я подумал, что обязан проверить, не напал ли на вас кто-нибудь. Прошу

простить меня, если я причинил вам неудобство.

Его объяснения казались совершенно искренними, но Лондо он на

подсознательном уровне не понравился. Возможно... возможно из-за того, что

он говорил то, что требовалось, как будто Дурла знал, что это были нужные

слова. Он не показал свои чувства, хотя мог бы. Вместо этого он сказал

именно то, что, как ему казалось, Лондо хотел услышать.

С другой стороны, признал Лондо, он стал таким подозрительным, что

шарахался от любой тени, выискивая заговоры и коварство везде — даже в самой

случайной встрече при злополучных обстоятельствах. Он начал видеть двуличие

во всем мире, выискивать недосказанное, отбрасывая то, что было сказано. Так

жить нельзя.

Но все же... разве это не самое серьезное размышление в его жизни?

Разве это не последний день его жизни?

Дурла не двигался. Очевидно, он ждал, когда Лондо отпустит его. Лондо

поторопил его:

— Сегодня вечером вы мне не нужны, Дурла. А что до продолжения

службы... ну... посмотрим, как изменится мое настроение со временем.

— Хорошо, Ваше Величество. Мне нужно убедиться, что гвардейцы стоят на

всех выходах.

Лондо не был в восторге от этой перспективы. Уж коли он решил покончить

с собой — что было наиболее привлекательно на данный момент, — то последней

вещью, в которой он нуждался, была бы толпа гвардейцев, которая услышит, как

его тело шлепнется на пол. Если они побегут спасать его и каким-то образом,

вопреки всем надеждам, сумеют это сделать... конфуз и унижение будут просто

ужасными. А что, если ему покинуть дворец, и сделать это где-нибудь

подальше?

Ведь все-таки он император.

— В этом нет необходимости, — твердо сказал он, — полагаю, что эти силы

лучше использовать где-нибудь еще.

— Лучше? — Дурла приподнял бровь, — Что может быть лучше, чем забота о

безопасности императора? Со всем уважением к вам, Ваше Величество, но я с

этим не согласен.

— Я не спрашивал вашего мнения по этому вопросу, — заметил Лондо, — Они

могут быть свободны, так же как и вы.

— Ваше Величество, со всем уважением...

— Перестаньте говорить мне о том, как вы меня уважаете! — с явным

раздражением сказал Лондо, — если бы я был невинной девицей, а вы бы

пытались соблазнить меня, то ваши частые заявления о том, как вы меня

уважаете, были бы более уместны. Надеюсь, что вы не страдаете навязчивой

идеей?

— Нет, Ваше Величество, вы можете быть совершенно спокойны на этот

счет, — нечто похожее на улыбку появилось в уголках рта Дурлы. Потом он

снова посерьезнел, — Однако, моей первейшей заботой является ваша

безопасность, это часть моей работы. Конечно, вы всегда можете уволить меня,

но будет нехорошо, если меня уволят только потому, что я исполнял свой долг.

Я считаю, что вы, император Моллари, один из наиболее справедливых

личностей, которые когда-либо правили Примой Центавра. Разве не так?

О да, очень ловко. Очень ловко сказано. Лондо ни на минуту не поверил

его словам. Хотя...

Это неважно. Не имеет значения. Все, что нужно было сделать Лондо, это

подождать, пока он не останется наедине с ночью. Потом, лежа в постели, он

сможет спокойно положить конец своей жизни. Если он будет лежать, то ему не

надо беспокоиться о стуке собственного тела, которое может привлечь охрану.

Да, это так. Именно так он и поступит. Пожелает Дурле спокойной ночи,

уединится на вечер... а потом уйдет навеки. Именно так. Отпустит Дурлу, и

сделает это.

Дурла застыл в ожидании.

Он не нравился Лондо.

Он не знал, почему действует на столь внутреннем уровне. Часть его

действительно отметила, что вскоре Дурла может доставить проблемы. Но другая

часть просто думала, кем Дурла был до этого. Он был... не при деле. Лондо

ненавидел таких, как он. Ему, в частности, вовсе не улыбалась мысль о том,

что этот неприкаянный может обо всем догадаться после того, как уйдет.

— Можете ли вы обеспечить прогулку? — спросил он внезапно. Он был

удивлен тем, как прозвучал его голос.

— Прогулку, Ваше Величество? Конечно. По парку...

— Нет. Не по парку. Я хочу прогуляться по городу.

— По... городу, сэр? — Дурла посмотрел на него, как будто не был уверен

в том, что правильно понял слова Лондо.

— Да, капитан гвардии. Я желаю увидеть его поближе...

В последний раз.

— Не думаю, что это будет благоразумно, Ваше Величество.

— Неужели?

— Да, Ваше Величество, — твердо сказал он, — Сейчас народ ... — он

запнулся. Казалось, ему не хотелось заканчивать фразу.

Тогда Лондо закончил ее за него.

— Это все-таки мой народ, Дурла. Неужели я должен прятаться от него

здесь?

— Нужно соблюдать осторожность, по крайней мере, в данное время, Ваше

Величество.

— Буду иметь это в виду, — Лондо хлопнул по подлокотникам трона и

встал, — Я отправляюсь на прогулку по городу. И я пойду один.

-Ваше Величество, нет!

-Нет? — Лондо уставился на него, его густые брови нахмурились в

тщательно контролируемом изображении императорского гнева, — Я не спрашивал

вашего разрешения, Дурла. Это одно из преимуществ положения императора: вы

имеете право поступать так, как вам хочется, не советуясь с подчиненными.

Он сделал особое ударение на последнем слове.

Дурла не показал, что понял намек, хотя стал еще более раболепным.

— Ваше Величество... определенные вещи должны исполняться по

определенному протоколу...

— Это будет интересным аспектом моего правления, Дурла. Я действую не

по протоколу. Я действую согласно ситуации. А сейчас... я отправляюсь на

прогулку. Полагаю, что я волен так поступить?

— По крайней мере... — Дурла, казалось, еще более заупрямился, — По

крайней мере, Ваше Величество, надеюсь, что вы не сочтете это превышением

моих обязанностей, позвольте сопровождать вас на почтительном расстоянии. Вы

будете одни... но вы не будете в одиночестве. Надеюсь, что я ясно

выразился...

Какая-то доля иронии в этом предложении позабавила Лондо

— Да. Вполне ясно. И позвольте предположить: вас будут сопровождать эти

призрачные охранники, не так ли?

— Я буду лично охранять вас, если вы сочтете это нужным, Ваше

Величество.

— Вы будете поражены, Дурла, если узнаете, как мало мне сейчас нужно, —

сказал Лондо, — Собирайтесь. Поупражняетесь в свободомыслии. По крайней

мере, хоть кто-нибудь вокруг будет на это способен.

Вот так Лондо отправился на прогулку по великой столице Примы Центавра,

которая, как он предчувствовал, была его последней прогулкой.

Он вышел из дворца и направился к часовне, где днем раньше проводилась

инаугурация. Но сейчас он шел, куда глаза глядят. Лондо пересек город,

выбирая произвольное направление. Все это время небольшой взвод вооруженных

солдат, сохраняя дистанцию, следовал за ним вместе с Дурлой, который

воинственно наблюдал за ними.

Прогуливаясь, Лондо пытался запомнить каждую черточку города, каждую

линию каждого здания. Даже запах горящих домов и щебня были впечатлениями,

которые он хотел вкусить.

Он никогда не думал, что обнаружит в себе такие желания: смотреть на

вещи так, будто он больше никогда их не увидит. Когда он готовился к

вступлению на пост императора, вся жизнь пронеслась перед его глазами.

Каждое мгновение, которое хранилось в памяти, теперь было окрашено болью.

Прошлое и даже будущее... особенно тот момент из снов, когда одноглазый

Г'Кар вершил его судьбу. Что ж, он, несомненно, уничтожит конец этого

предсказания. Лондо испытывал небольшое удовлетворение при мысли об этом.

Он долго думал о том, что является ничем иным, как орудием рока, не

способным контролировать свою судьбу. Его намерения не имели значения, он

скатывался вниз по темному пути, по которому никогда не намеревался идти.

Ну, по крайней мере, он изменит свое будущее. Вовсе не Г'Кар закончит его

бренное существование... это будет он сам. Никто не сможет помешать ему уйти

из жизни, конечно, если только он сам...

И тут камень ударил его по голове.

Глава 2

Лондо пошатнулся от удара. Он не сразу понял, что случилось. Первая

паническая мысль — в него стреляли из PPG. Странно, что это так его

встревожило. Он же сам мечтал покончить с собой этим вечером, так что вряд

ли стоило злиться на того, кто пытался избавить его от этой обязанности.

Тот факт, что он все еще способен связно мыслить, оказался достаточным

намеком для того, чтобы понять: его поразил какой-то простой метательный

снаряд. Он отскочил от его лба и упал на землю. Это был камень, одна сторона

которого была обагрена кровью.

Гвардейцы отреагировали немедленно. Половина из них образовала

непроницаемую стену из тел — барьер против вероятного нападения. Остальные

бросились в том направлении, откуда вылетел камень. Лондо мельком увидел

маленькую фигуру, скрывшуюся в тени ближайших домов.

— Уходим, Ваше Величество, — сказал Дурла, сжав руку Лондо, — Нам надо

уходить... вернуться во дворец...

— Нет.

— Но мы...

— Нет! — загремел Лондо с таким пылом, что охранники вокруг него

буквально опешили. Это дало Лондо возможность прорваться сквозь их ряды и

поспешить к группе, которая преследовала того, кто напал на него.

— Ваше Величество! — в ужасе закричал Дурла, но Лондо уже был далеко.

Тем не менее, мгновением позже гвардейцы поспешили вслед за

императором, пытаясь догнать его ... это не представляло особого труда, ибо

они были моложе и лучше натренированы. Что касается Лондо, то он обнаружил,

уже начинает выдыхаться, и почувствовал страшную досаду оттого, что довел

себя до столь жалкого состояния.

Возможно, мрачно подумал он, ему стоит взять пример с Вира. В последнее

время Вир находился в хорошей форме.

— Как ты этого добился? — однажды спросил он у него.

— Голодал, не пил спиртного и тренировался.

— Круто, — ответил Лондо, презрительно фыркнув.

А теперь его сердца бешено стучали, в горле першило, и он чувствовал,

что это вовсе не было таким уж радикальным решением.

Дурла держался всего в нескольких шагах позади и окликнул его:

— Ваше Величество! Это никуда не годится! Там может быть засада! Это

безумие!

— Почему там ... должна быть засада? — пропыхтел Лондо, — Вы же сами

... сказали... что это безумие... Так кому же ... понадобилось...устраивать

засаду... которая нужна лишь для того... чтобы поразить какого-нибудь ...

безумца?

Погоня значительно замедлилась. Здесь лежал обломок разрушенного

здания, преграждавший дорогу. Он, однако, не остановил гвардейцев, и они

вскарабкались по обломку с такой ловкостью, на какую только были способны.

Они были увлечены погоней за тем, кто столь подло напал на их императора.

Потом они притормозили и разбежались в разные стороны, окружая

выжженную площадку. Было совершенно очевидно, даже издалека, что они поймали

нападавшего.

Лондо замедлил бег, а потом остановился, поправляя свою одежду и жилет,

чтобы привести их в подобающий вид. Дурла, следовавший за ним, выглядел до

отвращения здоровым и лишь слегка запыхался.

— Ваше Величество, я действительно должен настоять... — начал он.

— Ох, вы должны, — сказал Лондо, повернувшись к нему, — На чем именно

вы должны настоять?

— Позвольте отвести вас обратно во дворец, где вы будете в

безопасности...

И тут они услышали женский крик:

— Отпустите меня! Отпустите меня, вы, придурки! И не трогайте их! Они

ни в чем не виноваты!

— Это же детский голос, — сказал Лондо, посмотрев на Дурлу с

нескрываемым скептицизмом, — Вы предлагаете мне вернуться во дворец в

сопровождении вооруженных гвардейцев, дабы избежать гнева маленькой

девчонки?

Дурла казалось, хотел что-то ответить, но явно не знал, что именно

нужно говорить при таких обстоятельствах.

— Нет, Ваше Величество, конечно же, нет.

— Хорошо. Ибо мне определенно не хочется думать о том, что вы ставите

мою храбрость под сомнение.

Дурла тут же ответил:

— У меня даже мысли такой не было, Ваше Величество.

— Отлично. Тогда мы поняли друг друга.

— Да, Ваше Величество.

— Ну, а теперь... я хочу узнать, как мы поступим с ними, — и он указал

на несколько фигур, выстроившихся перед ними.

Дурла кивнул и направился к гвардейцам, которые захватили

"преступника". Он выслушал полный отчет о ситуации, а потом вернулся к

Лондо, явно испытывая от этого всего неловкость.

— Оказывается... вы были правы, Ваше Величество. Это девушка, ей не

больше пятнадцати лет от роду.

— Был ли кто-нибудь еще вместе с ней?

— Да, Ваше Величество. Семья... или, по крайней мере, то, что от нее

осталось. Они построили грубое убежище собственными руками. Они приютили эту

девчонку, потому что она бродила по улицам, и им стало жаль ее.

— Ясно.

— Да, и они явно несколько... рассержены... ибо она подвергла их жизни

риску, вызвав на них гнев императора.

— И это так. Пусть знают, что мой гнев сегодня не будет столь сильным,

несмотря на явные провокации, — сказал он, осторожно прикоснувшись к своему

разбитому лбу. Он уже начал опухать. — Однако будет лучше... если я скажу им

это лично.

— Это может быть ловушка, Ваше Величество, — предупредил Дурла, —

Своего рода, западня.

— Если это случится, Дурла, и они вдруг выхватят PPG или другое похожее

оружие, — сказал Лондо, хлопнув его по плечу, — то я абсолютно уверен, что

вы загородите меня своим телом от выстрела и умрете, восхваляя своего

любимого императора, ведь так?

Дурла содрогнулся при такой мысли.

— Для меня... было бы большой честью, Ваше Величество, послужить вам

таким способом.

— Будем надеяться, что вам еще представится такая возможность, — сказал

ему Лондо.

Расправив плечи, Лондо направился к гвардейцам, окружившим ту, что

напала на него. Гвардейцы сначала замялись, но потом расступились, повинуясь

молчаливому кивку Дурлы. Почему-то это раздосадовало Лондо. Он был

императором. Если он не может подчинить себе горстку гвардейцев без

чьей-либо помощи, то как же он сможет править миром?

Но они отошли в сторону, давая Лондо возможность встретиться лицом к

лицу с воплощением оскорбленной и израненной Примой Центавра.

Там, в жалком убежище, стояла семья центавриан. Отец с коротко

постриженным гребнем, и молодая мать. Она носила длинный хвост из волос, как

было принято среди многих молодых женщин, большинство женщин тщательно его

заплетали. Но она просто распустила волосы по плечам, что придавало им

растрепанный и неопрятный вид, большая часть волос росла посреди ее выбритой

головы, но от наклона они стали похожи на фонтан фолликул. С ними так же

были двое мальчишек и девочка, в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет.

Даже не зная, кто именно из этих юнцов решил попрактиковаться на нем в

метании камней, Лондо определил это, просто взглянув на них. Мальчишки,

подобно родителям, смотрели в землю, боясь даже поднять глаза на императора.

Отец — отец, — заметно дрожал. Великолепный образец центаврианского

мужества.

Но девчонка... она вела себя совсем по-другому. Она не прятала глаз и

не трепетала от страха в присутствии Лондо. Вместо этого она стояла твердо и

гордо, подняв непокорные глаза. Кожа на ее голове была несколько

красноватой, Лондо отлично знал, что это значит: она совсем недавно начала

сбривать волосы, как того требовала традиция, это указывало на то, что она

стала взрослой. Она была худа, с высокими скулами и опухшими губами, которые

выделялись на ее лице. Кровь на губе была свежей.

— Кто тебя ударил? — требовательно спросил Лондо, а потом, не дожидаясь

ответа, повернулся к гвардейцам и произнес: — Кто это сделал?

— Я, Ваше Величество, — сказал один из гвардейцев, шагнув вперед, — Она

сопротивлялась, и я ...

— Вон! — незамедлительно сказал Лондо, — Если ты не можешь без

жестокости справиться с простым ребенком, то тебе не место на службе у

императора. Нет, не смотри на Дурлу! — продолжал Лондо с возрастающей

яростью, — Здесь командую я, а не капитан гвардейцев. И я говорю: убирайся.

Немедленно.

Гвардеец больше не медлил. Он быстро поклонился императору и ушел

прочь. Лондо снова повернулся к девушке и не увидел на ее лице ничего, кроме

презрения.

— Ты не одобряешь мой поступок? — спросил он.

Это был чисто риторический вопрос, но она немедленно огрызнулась в

ответ:

— Разжаловали простого гвардейца и уже воображаете себя защитником

народа? Не смешите меня!

— Какое нахальство! — разозлился Дурла, как будто она обращалась к

нему, — Ваше Величество, пожалуйста, позвольте мне...

Но Лондо удержал его, подняв руку, и присмотрелся к девчонке более

внимательно.

— Я ведь видел тебя раньше, не так ли? Я прав?

На сей раз она ответила не так быстро.

— Немедленно отвечай императору! — рявкнул Дурла, и Лондо не стал его

одергивать. Юношеская дерзость — это одно, и терпимость к ней определенно

являлась добродетелью, но если император задает вопрос, то, Великий

Создатель, или на вопрос отвечают, или терпят последствия.

К счастью, девушка определенно обладала неплохим чутьем, помогавшим

распознавать эти нюансы, и понимала, что в данном случае было плохо, а что —

нет.

— Мы... случайно встречались пару раз раньше. Во дворце. Во время

официальных приемов.

Когда Лондо посмотрел на нее, пытаясь узнать, она добавила:

— Моей матерью была леди Целес... а моим отцом — лорд Антоно Рифа.

Это поразило Лондо, подобно удару молота. Лорд Рифа, его бывший

союзник, чьи политические махинации стоили Лондо всего, что было ему дорого.

Пока Лондо принимал множество дурных решений, толкнувших его на путь

тьмы, Рифа сломя голову стремился к тому же самому, упиваясь ложью,

коварством и предательствами, которые были частью продвижения к власти в

великой Республике Центавр. Он был стратегом и манипулятором старой закалки,

опытным в области различных уверток, которые превратили старую республику в

скопище жадных до власти ублюдков. И он нес прямую ответственность за смерть

тех, кто был близок Лондо. Лондо сумел отомстить за некоторых из них,

устроив Рифе жестокую и страшную смерть от рук разъяренных нарнов.

И лишь позднее Лондо узнал, что и его, и Рифу использовали Тени.

Допустим, когда это случилось, Рифа действительно был фанатиком, одержимым

властью, но Лондо также заставил Рифу ответить за действия, в которых тот не

был повинен. Лондо часто представлял, что чувствовал Рифа, умирая от кулаков

и дубинок нарнов. Тогда это доставляло ему удовольствие. Теперь это

воспоминание вызывало у него только отвращение и ненависть к себе.

Но сейчас, глядя на лицо этой юной девушки, Лондо впервые почувствовал

себя виноватым.

Затем что-то в ее словах привлекло его внимание.

— Твоей матерью была леди Целес? Значит, она...

— Мертва, — ровно ответила девушка. Если она и скорбела о матери, то

старательно скрывала это чувство от других. — Она была среди первых жертв

бомбардировок.

— Я... сожалею о твоей утрате, — сказал ей Лондо.

Дурла быстро добавил:

— Однако сочувствие императора к вашему положению не дает вам права

совершать против него столь отвратительное преступление.

— Преступление? Да я просто швырнула в него камень! — сказала

девушка, — А что же, бога ради, может искупить его преступления?

— Мои преступления, — Лондо подавил горький смешок, — Да что ты знаешь

о моих преступлениях, дитя?

— Я знаю то, что император должен защищать свой народ. Вы обвинили в

том, что нас постигло, регента, но ведь именно вы были среди тех, кто его

назначил. Если бы вы были здесь, слушая свой народ, а не зря тратили время

на какой-то далекой станции, то, возможно, вы бы сумели это предотвратить.

— И куда же вы теперь нас ведете? — добавила она, а потом указала на

него пальцем, — Что это за речи о центаврианском народе "стоящем в гордом

одиночестве"? Что это за ... чванливая глупость? Мы были пострадавшей

стороной! Вместо этого мы вынуждены платить репарации, которые повергают

нашу экономику в состояние кризиса! Мы проглотим обиду и будем дуться во

мраке? Да нам надо требовать, чтобы Альянс всячески помогал нам!

— А как же центаврианская гордость? — спокойно спросил Лондо, — Как

насчет этого, кхм-м?

— Да гори она синим пламенем, эта гордость! — вспыхнула она, — А

центаврианская кровь? А как насчет тел центавриан, сваленных в кучи? Я

видела плачущих младенцев, которые пытались сосать грудь своих мертвых

матерей. А ты? Я видела искалеченных, бездыханных и беспомощных центавриан.

А ты? Ты заявил, что пройдешь в храм один, якобы, это будет что-то

символизировать. Дерьмо! Ты хотел остаться в одиночестве лишь потому, что не

желал смотреть в их укоряющие глаза и чувствовать себя виноватым в день

своей коронации. Ты не хотел, чтобы твой личный триумф был испорчен зрелищем

того, что случилось из-за твоей глупости. Ты не хотел видеть тела, которыми

устлал путь к трону.

— Молчать! — взорвался Дурла, — Ваше Величество, честное слово, но это

уже слишком! Это оскорбительно, это...

— Чего ты кипятишься, Дурла? — спокойно спросил Лондо, — Просто вместо

камней она теперь использует слова. Это занятное свойство слов. Они не могут

повредить тебе до тех пор, пока ты не позволишь им это сделать... в отличие

от камней, которые просто исполняют твою волю.

Он умолк на мгновение, а потом продолжил ровным голосом:

— Ты ошибаешься, дитя мое. Ты во многом ошибаешься ... но в твоих

словах есть доля правды. Но с этим я сам разберусь со временем. Полагаю, это

императорская привилегия. Знаешь, ты очень отважная.

На мгновение девушка смутилась, но потом снова подобралась.

— Я не отважная. Просто я слишком устала, слишком голодна и слишком

зла, чтобы чего-либо бояться.

— Возможно, это не так далеко от истины. Возможно, отвага — это всего

лишь апатия с иллюзией величия.

— Тогда это ваши иллюзии, Ваше Величество, — сказала она с легким

поклоном, который был вызван скорее иронией, чем почтительностью, — У меня

нет иллюзий.

— Ну, конечно. Тогда, возможно... мы примем это к сведению, — Лондо на

мгновение задумчиво потер свой подбородок, а потом сказал, обращаясь к

Дурле: — Видите этих людей, эту семью? Они должны быть накормлены, одеты и

переселены в более пристойное жилище. Дайте им денег из моей казны, столько,

сколько им нужно. Ты, — и он указал на девушку, — как тебя зовут? Я пытаюсь

вспомнить твое имя, но, к сожалению, не могу.

— Сенна, — сказала она. Она подозрительно относилась к происходящему.

Это позабавило Лондо. Учитывая то, что она говорила ранее, обвиняя Лондо,

называя его бессердечным ублюдком, которому совершенно нет дела до судьбы

собственного народа, ему было приятно видеть ее смущение.

— Сенна, — повторил Лондо, — Сенна... ты можешь жить во дворце. Со

мной.

— Ваше Величество! — закричал потрясенный Дурла.

Сенна выглядела не менее воинственно.

— Меня этим не купишь! Я не собираюсь становиться императорской

наложницей!..

Это вызвало у Лондо горький смех.

— Тебе бы невероятно повезло, если бы ты стала ею, но, уверяю, вряд ли

тебе представится подобная возможность.

Она в изумлении посмотрела на него.

— Тогда что же вам от меня нужно?

— Твоя душа, Сенна, — сказал Лондо, — Душа — в этом есть что-то

символическое, — я думаю, что это не просто душа Примы Центавра, это нечто

большее. Душа, которой... думаю, так не хватает во дворце. Слишком много

людей со своими целями охотятся за этим, не считая меня. Ты источаешь свет

юности и убежденности, Сенна. И этот свет будет сиять в моем дворце. Свет,

который прогонит прочь тени.

— Ваше Величество ... — на мгновение она была ошеломлена, но потом к

ней вернулась ее прежняя гордая осанка, — Со всем уважением...

— Ты запустила в мою голову камнем, дитя. Несколько поздно говорить об

уважении.

— Ваше Величество ... это все милые слова. Но я все равно не хочу. Я не

хочу быть вам обязанной.

— Этого от тебя не требуется. Если хочешь, то можешь считать, что я

делаю это в память о твоих родителях. Лорд Рифа был... моим союзником одно

время. Я чувствую некоторую ответственность за его...

Смерть. За его смерть.

... семью, — продолжил он, — За его семью, из которой, насколько я

понял, уцелела только ты?

Она кивнула, и он снова продолжил:

— Вот так.

— Что так?

— Сенна, — сказал Лондо, терпение которого начало потихоньку

иссякать, — я предлагаю тебе дом, в который стоит шагнуть с улицы. У тебя

будут все удобства, лучшие учителя, ты сможешь завершить свое образование, и

от тебя ничего не потребуется. Таким образом...

— Ты можешь купить покой?

Лондо на мгновение посмотрел на нее, а потом повернулся к Дурле и

сказал:

— Пойдем. Мы зря теряем время.

Дурла явно испытал облегчение от такого решения.

— Может, все-таки наказать ее, Ваше Величество? Она ведь напала на

вас.

— Она потеряла своих родителей, Дурла. Она уже достаточно наказана.

— Но...

— Довольно, — его голос стал жестким. Дурла почти преступил запретную

черту. Это была опасность, с которой Дурла предпочитал не связываться. Так

что он просто понимающе поклонился, соглашаясь с ним.

И они вернулись во дворец, где, как думал Лондо, пройдет его последняя

ночь в жизни.

Глава 3

Лондо сидел в тронном зале, глядя на дождь за окном.

Дождь начался сразу после того, как он вернулся во дворец. Он

сопровождался оглушительными раскатами грома, в небе сверкали молнии, и

Лондо показалось — хотя он почувствовал веселье оттого, что поверил в это в

столь утомительный момент, — что само небо оплакивало Приму Центавра. Обычно

такие ливни рассматривались, как очищение, но все, что видел Лондо — это

потоки алой воды, смывающей кровь всех тех, кто погиб при бомбардировке.

Он не мог изгнать из своих мыслей образ Сенны. На ее лице была такая

боль, и такая ярость... но было и еще что-то. Несколько раз она, казалось,

была готова поверить ему. Поверить в то, что Лондо может служить народу,

действуя не только ради нее, но и ради каждого жителя Примы Центавра. Лондо

как будто воплотил весь раскол между собой и народом в одной этой девушке.

Это, конечно же, было неверно. Нелепо и даже абсурдно. Как символ, она

ничего не значила, а как личность, значила еще меньше. Но в ней что-то

было... Как будто...

Лондо вспомнил свою первую встречу с Г'Каром. Задолго до нее ему

приснилась его собственная смерть: он видел нарна, чьи руки вцепились в его

горло, выдавливая из него жизнь. Когда он, наконец, встретил Г'Кара, то

сразу узнал его, узнал того, кто должен сыграть в его будущем значительную

роль. Возможно, самую важную роль.

Конечно, чувство, возникшее, при виде Сенны, нельзя было облечь во

что-то определенное. С одной стороны, он видел ее раньше. С другой стороны,

она никогда не снилась ему. По крайней мере, до этих пор.

Как бы там ни было, он не мог объяснить, но чувствовал, что она была...

в какой-то степени важна. Ее судьба была важна для центаврианского народа...

и для него самого.

И все-таки, почему он так беспокоится за нее?

В этот вечер он сильно напился, подготавливаясь к предстоящему

поступку. На самом деле, он думал, что сначала убьет стража, а потом — сразу

после этого, — себя, до того как дракхи отреагируют на убийство этого

маленького монстра. Но он заметил, что уровень алкоголя в его крови достиг

высшей точки, и что у него притупилось ощущение стража. Присутствие твари

больше не казалось ему столь осязаемым. Страж был настолько связан с его

нервной системой, что Лондо показалось, будто он мысленно чувствует, как эта

тварь похрапывает.

Мысль о том, что алкоголь способен отправить его маленького компаньона

под стол, стала для него источником величайшего веселья. Она так же принесла

ему облегчение. Но он все равно не мог смириться с присутствием стража или с

какими-то неизвестными возможностями, которыми тот мог обладать. Напившись,

он основательно вывел монстра из строя.

Его клинок удобно висел рядом. Лондо до сих пор беспокоился о том, что

поблизости, за дверью, находилась охрана. Но он просто воспользуется этой

возможностью. Лондо подумал, не отравиться ли ему, но почему-то это

показалось ему неприемлемым. Яд был оружием убийц. Он знал это, ибо в свое

время подстроил достаточно покушений, включая убийство его предшественника,

императора Картажье. К тому же, страж мог оказаться устойчивым ко всем

известным ему ядам. Так что оставался клинок — классический и честный

способ, который ему нравился, ибо напоминал о прежних временах республики.

Прежних временах.

— Я родился не в том веке, — пробормотал он, обращаясь к самому себе, —

Надо было родиться раньше... познакомиться с теми центаврианами, которые

создавали республику... и у мне тоже могла представиться такая возможность.

Возможно, они могли бы встретиться лицом к лицу с тем, к чему я повернулся

спиной. Но этого не случилось. Все, что я испытал в моей жизни, закончилось

неудачей, и мне кажется, что пора подняться из-за стола и позволить другим

занять мое место.

— Ваше Величество.

Голос раздался так неожиданно, что Лондо подскочил. Он почувствовал,

как страж пошевелился в своей пьяной дремоте, но так и не проснулся.

Он не стал вставать с трона, а просто повернулся, чтобы увидеть

вошедшего гвардейца. Снова грянул гром. Это придало его появлению несколько

драматический смысл.

— Простите, если побеспокоил вас... — начал гвардеец.

— Да-да, короче, — нетерпеливо махнул Лондо, — Что еще стряслось?

— Кое-кто хочет встретиться с вами.

— Я же оставил специальные распоряжения относительно того, чтобы меня

не беспокоили.

— Мы знаем это, Ваше Величество. Но эта молодая девушка утверждает, что

пришла сюда по вашему личному приглашению. Учитывая это, мы решили, что,

прежде чем прогнать ее, будет лучше сообщить вам об этом ...

Лондо приподнялся в своем кресле, опершись о подлокотники.

— Девушка?

— Да, Ваше Величество.

— Ее имя, часом, не Сенна?

Гвардеец посмотрел на него со смесью удивления и облегчения, как будто

осознал, что нарушение вечернего покоя императора не причинит ему вреда.

— Да, Ваше Величество, именно так ее и зовут.

— Приведи ее сюда.

Гвардеец быстро поклонился и вышел, вернувшись через мгновение вместе с

Сенной. Она была промокшей насквозь: Лондо никогда еще не видел никого

настолько мокрого. Если бы у нее были волосы, то они бы прилипли к ее лицу.

Когда она вошла, за ней остался мокрый след, а там, где она остановилась,

образовалась большая лужа. Ее била дрожь, хотя она пыталась это скрыть.

— Оставьте нас, — сказал Лондо.

— Ваше Величество, — сказал гвардеец, — ради вашей безопасности...

— Безопасности? Да ты посмотри на нее, — произнес Лондо, — Где,

по-твоему, она прячет оружие, а? — Это было достаточно верное замечание. Ее

одежда промокла насквозь и прилипла к телу. Ей негде было спрятать оружие,

какого бы размера оно ни было. — Может быть, она убьет меня голыми руками,

а? А я, конечно, буду не в состоянии защитить себя в таких обстоятельствах.

— Я не хотел оскорбить вас, Ваше Величество, — сказал гвардеец. Он

попытался еще что-то сказать, но потом передумал и еще раз поклонился, а

потом быстро вышел из тронного зала.

Они молчали некоторое время. Тишину нарушал звук воды капающей с ее

одежды. Наконец, она чихнула. Лондо поднес руку к лицу, чтобы скрыть улыбку.

— Мне хотелось бы узнать, остается ли в силе ваше предложение, —

сказала она спустя некоторое время.

— Конечно. А почему?

— Потому что оно связано с предложением дома и помощи той семье, что

помогла мне, когда я в этом нуждалась. Они разозлятся... на меня, если я

откажусь от помощи. Более того, — она откашлялась, собираясь с духом, — если

я буду жить здесь... то смогу постоянно напоминать вам о том, что вам нужно

сделать для того, чтобы помочь народу. Здесь, во дворце, очень легко

оказаться в изоляции. При помощи хитростей и махинаций вы можете удержать

власть, но вы слишком легко забудете о тех, ради кого хотели использовать

свою власть. Но, если я буду здесь, то мое присутствие будет служить вам

напоминанием об этом. Пока я буду рядом, вы никогда не сможете закрыть на

это глаза.

— Ясно. Так ты хочешь жить здесь не ради удобства и тепла, а ради блага

других.

— Да. Да, я ... полагаю, что это так, — кивнула она.

— Надеюсь, у тебя есть какое-нибудь убежище на ночь? Не лги мне, —

резко добавил он более жестким тоном, — Ты обнаружишь, что я весьма строго

отношусь к таким вещам. Лгать мне очень опасно.

Она облизнулась, и ее дрожь стала еще заметнее.

— Нет, — призналась она, — Семья, которая приютила меня, выгнала меня

вон. Они... они пришли в ярость из-за того, что я отвергла ваше предложение.

Они сказали, что это могло бы выручить их. Они сказали, что, пренебрегая

нуждами других, я ничем не отличаюсь от вас.

— Суровые слова. Быть похожей на меня — значит, не иметь права на

жизнь.

Она уставилась в пол.

— Так... это предложение еще в силе? Или я зря трачу свое и ваше время,

обманываю себя?

Он некоторое время рассматривал ее, а потом крикнул:

— Охрана!

Гвардеец, который привел ее сюда, вернулся с должной готовностью. Он

слегка задержался при входе, наткнувшись на мокрый след, оставленный ею на

полу, но потом быстро выпрямился, стараясь держаться настолько невозмутимо,

насколько это было возможно при данных обстоятельствах.

— Слушаю, Ваше Величество, — сказал он. Очевидно, что он надеялся на

то, что ему представился удобный случай для повышения по службе.

— Подготовь комнату для юной леди Сенны, — приказал Лондо, — Как ты

видишь, ей нужна сухая одежда и теплая еда. Она останется жить во дворце. Но

ее комната не должна располагаться рядом с моей. Не стоит производить

ошибочное впечатление. Соседство с императорской спальней может быть

неправильно воспринято нашими склонными к пошлости придворными. Я правильно

поступил, юная леди?

— Это... как вам угодно, Ваше Величество, — потом она снова чихнула и

посмотрела почти виновато.

— Да. Да, это именно так. Всегда, как угодно императору. Зачем еще

нужен император? Ладно, иди. Тебе надо отдохнуть. Утром мы разберемся с

семьей, которая приютила тебя... и выясним, как так получилось, что они

выгнали тебя в гневе.

— Они были очень злы. Очень.

— Уверен, что так. Но, возможно, чем больше один гневается, тем больше

прощения должен проявлять в ответ другой.

— Это... очень интересная мысль, Ваше Величество.

— Сейчас я несколько занят, юная леди. Завтра утром. Мы ведь поговорим

завтра, да? За завтраком?

— Я... — на ее лице отчетливо отразилось удивление, когда до нее дошло

то, что он сказал, — Да, я... думаю, что это было бы неплохо, Ваше

Величество. Надеюсь, что увижу вас завтра утром.

— Взаимно, юная леди. Конечно же, я буду здесь завтра, что бы ни

случилось. Было бы невежливо лишить вас компаньона за завтраком. И мои

советники сообщили, что завтра утром этот шторм должен пройти. Новый день

станет рассветом Примы Центавра. Нет сомнений, что мы будем участвовать в

этом.

Она поклонилась еще раз, а затем, когда гвардеец повел ее наружу, Лондо

окликнул его:

— Гвардеец... есть еще небольшое дельце.

— Да, Ваше Величество? — он резко развернулся на каблуках.

— Видишь тот меч, что висит на стене?

— Да, Ваше Величество. У него весьма впечатляющий вид.

— Несомненно. Я хочу, чтобы ты взял его и отнес на склад. Не думаю, что

он понадобится мне в ближайшем будущем.

Гвардеец не совсем понял, что Лондо имел в виду, но, к счастью,

понимание здесь не требовалось.

— Будет сделано, Ваше Величество.

Он поклонился, снял меч со стены, а потом вывел Сенну из зала. Она

замерла в дверях и оглянулась на него через плечо. Лондо сохранил на лице

бесстрастное выражение, но слабо кивнул ей в ответ. Потом они ушли, оставив

императора наедине со своими мыслями.

Он еще некоторое время сидел, слушая дождь. Он больше не пил в эту

ночь, и через некоторое время почувствовал, что страж медленно шевелится.

Погруженный в собственные мысли, он не придал этому значения. Наконец, Лондо

поднялся и вышел из тронного зала. Он направился по коридору, гвардейцы,

узнав его, оказывали ему должные знаки внимания.

Впервые за долгое время он не чувствовал, что притворяется. Лондо

подумал, что это, вероятно, из-за девушки.

Он вошел в свою комнату и снял верхнюю одежду, а также императорскую

печать и повесил ее на ближайшую вешалку.

Его рабочее место находилось в дальнем конце комнаты, Лондо

развернулся, направляясь туда... и его сердце замерло.

Там стоял дракх. Как долго он стоял в этой полутемной части комнаты,

Лондо не знал.

— Что вы здесь делаете? — требовательно спросил Лондо.

— Изучаю, — мягко ответил дракх, опершись рукой о компьютерный

терминал, — Вижу, что вас интересуют... люди. У вас тут много информации.

— Я надеюсь, что вы не будете лазить по моим личным файлам, — сердито

сказал Лондо. Конечно, злиться не имело смысла. Даже если это ему не по

нраву, что он может изменить?

— Один из нас ... изучал людей. Столетия назад, — произнес дракх.

Это остановило Лондо. Он не смог скрыть свое удивление.

— Вы хотите сказать, что бывали на Земле?

Дракх кивнул.

— У дракхов там была... резиденция. Его мало кто видел. Но молва о нем

распространилась. Легенды о создании тьмы, чудовище, которое прячется в

тени. О том, кто выпивает души своих жертв... и управляет ими после этого, —

и он кивнул в сторону стража, — Они называли его... Драк'хул. Легенды о нем

живут до сих пор... так мне сказали.

Это была одна из самых длинных речей, которые Лондо слышал от дракха.

Дракх некоторое время молчал, как будто эта речь утомила его. Они просто

стояли в темноте, подобно двум воинам, наблюдающим за движениями друг друга.

Лондо дерзко спросил:

— И как же они прозвали вас, а? Как мне вас называть — раз уж мы вместе

обречены жить в этом аду.

Дракх, казалось, на мгновение задумался над этим вопросом.

— Шив'кала, — наконец, сказал он. Он снова замолчал на некоторое время,

а потом сказал: — Девушка.

— Что вам от нее надо?

— Она не нужна.

— Возможно. Но это не ваше дело.

— Если так сказали ... значит, это так и есть.

— Мне хочется, чтобы она осталась. Она не представляет для вас никакой

угрозы, ни вам, ни вашим планам.

— Не совсем так. Она способна на это.

— Это нелепо, — скептически произнес Лондо, — Она всего лишь девчонка,

которая станет молодой женщиной и займет свое место в центаврианском

обществе. Если я выгоню ее на улицу, ее обида станет глубже и сильнее, кто

знает, что она тогда выкинет, а? А так мы станем любимчиками.

— Да? — дракха, казалось, это не убедило. Потом он снова улыбнулся

своей неизменной ледяной улыбкой, Лондо было трудно прочитать какое-либо

изменение в всем облике дракха, — Нам она не нравится. Нам нравится Дурла.

— Дурла? Почему он?

— У него есть... способности.

— Какие еще способности?

Дракх не ответил напрямую. Вместо этого он прошел через комнату, как

будто скользя по поверхности.

— Мы не... чудовища, Моллари. Что бы вы о нас не думали, — сказал он, —

но мы во многом похожи на вас.

— Я вам не нравлюсь, а вы не нравитесь мне, — ответил Лондо, не в силах

сдержать горечи.

Шив'кала чуть заметно пожал плечами.

— Мы предлагаем сделку. Обычно мы не заключаем сделок. Но все же решили

пойти на это. Девушка может остаться... но Дурла станет вашим министром

Внутренней Безопасности.

— Никогда! — немедленно сказал Лондо, — Я знаю Дурлу. Я знаю таких, как

он. Он жаждет власти. И как только тот, кто жаждет власти, получает власть,

его аппетиты еще больше возрастают. Единственный способ справиться с такими,

как он, это заморить его голодом, прежде чем он войдет во вкус.

— Он станет вашим министром Внутренней Безопасности... или девушке

придется уйти.

К такому случаю очень подходила одна земная фраза. Лондо произнес ее:

— Только через мой труп.

— Нет, — холодно ответил дракх, — Через ее труп.

Лондо прищурился.

— Вы не посмеете.

Это высказывание было настолько нелепым, что дракх даже не удостоил его

ответа.

— Она же не сделала ничего плохого. Она не заслужила смерти, — сказал

Лондо.

— Тогда следите, чтобы никто к ней не приходил, — сказал дракх, — и

следите... чтобы никто не приходил к вам... иначе она очень быстро умрет.

Лондо почувствовал, как мороз прошел по его спине.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Хорошо, — сказал дракх, — Значит, договорились. Завтра вы скажете

Дурле об его повышении.

Лондо ничего не ответил. Этого и не требовалось. Они оба знали, что

дракх прижал его к ногтю... и прижал крепко.

Шив'кала посмотрел в окно из комнаты Лондо. Дождь уже начал ослабевать.

— Завтра будет отличный день. Радуйтесь этому, Моллари. Этот день,

несмотря ни на что, будет первым спокойным днем в вашей жизни.

Лондо подошел к выключателю и зажег в комнате свет, а потом повернулся

к дракху, чтобы снова выразить свой протест относительно повышения Дурлы.

Но дракх исчез, как будто свет прогнал его. Лондо остался один.

Потом он посмотрел на стража на своем плече. Тот глядел на него своим

внимательным глазом.

Один. Но не в одиночестве.

Шив'кала вышел к своему месту связи, скрытому в самом темном уголке

дворца, и коснулся окружающей его тьмы. Ему нравилась ее плотность, ее

прохлада, тьма приносила ему покой.

Там, во тьме, Сообщество Дракхов ждало, когда он выйдет на связь, чтобы

услышать от него доклад о результатах действий на Приме Центавра. К его

удивлению, часть Сообщества испытывала горькое раздражение. Они, конечно же,

не стали бранить его, или делать ему выговор. Репутация Шив'калы была столь

безукоризненна, а его положение таким высоким, что с ним не стоило

обращаться таким образом. Как бы там ни было, он чувствовал...тревогу... и

желание выяснить, почему были применены именно такие действия, действия,

которые Сообщество совершенно не понимало.

Что за игру ты затеял, Шив'кала? Ты назвал ему свое имя.

— Он спросил. Это ничего не изменит.

Почему ты вступил в сделку с Моллари? Почему ты просто не сказал ему,

что тот должен сделать?

— Чего ради? Чтобы показать ему, что мы сильнее?

Да. Он должен знать, кто здесь главный.

— Он это знает. Знает. Но он не может смириться с таким положением. Он

сопротивляется нашей власти. Он хочет покончить с собой.

Ты уверен в этом?

— Да, я уверен. Он думает, что ему удалось скрыть это от меня, но ему

ничего не утаить. Он просто думает, что может. Но если он не сможет жить под

властью стража, то мы можем его потерять.

Потеряем, ну и что с того? Он же просто инструмент. Пешка. И ничего

больше.

— Нет, — резко ответил Шив'кала. Жесткость его голоса не понравилась

Сообществу. — Он — нечто большее. Он гораздо важнее. Его можно заменить,

хотя это, конечно же, потребует затрат, но его нельзя отбросить в сторону

так же легко, как других. Он мечтатель. Мы можем помочь некоторым его мечтам

воплотиться в реальность. Но мы должны придти к этому как можно незаметнее,

чтобы он считал эти мечты своими.

И что же ты предлагаешь?

— Ничего, кроме осторожного наблюдения, настолько, насколько это

возможно. Так мы быстрее добьемся своего, нежели силой. Таким образом

Моллари ступит на наш путь скорее, чем при помощи силы. Отчасти из-за того,

что он верит в неизбежность определенных вещей, у него есть собственные

представления, при помощи которых им можно управлять. Это гораздо быстрее и

эффективнее даст результаты.

Неважно, насколько тонким будет твое влияние. Он никогда не примет по

своей воле определенные аспекты наших планов. Его дух должен быть сломлен, и

без лишних церемоний.

— Что же он откажется принять? — спросил Шив'кала скептически, — Он

принимал участие в уничтожении целой расы. От чего это он откажется?

Шеридан. Он никогда не согласится убить Шеридана. Он не станет

бездействовать, пока будет гибнуть все человечество. Он не в состоянии

понять, что у него нет другого выбора.

— Вы недооцениваете ту любовь, с которой к нему относятся в Альянсе, в

частности, Шеридан. А что до землян... то он не испытывал особых

затруднений, позволив целой расе оказаться на грани гибели по его вине во

время минбарской войны. Теперь же, когда ставки стали гораздо выше, он будет

еще менее склонен к вмешательству.

Нет, братья мои... поверьте мне. Лондо Моллари действует наиболее

эффективно, когда чувствует, что может в какой-то мере контролировать

ситуацию... даже если этот контроль — всего лишь иллюзия. Такого, как он, не

сломать за один миг. Его дух может победить, даже будучи сломленным. С ним

надо быть осторожнее. Мы должны знать его слабость и силу, и использовать их

для нашей выгоды.

Шив'кала... иногда кажется, будто тебе на самом деле нравится это

существо.

— Я чувствую, что он на многое способен... и я не понимаю, зачем терять

эти возможности из-за плохого обращения. Это все, что я хотел сказать вам,

братья.

Хорошо, Шив'кала. Ты заслужил наше доверие и наше уважение. Мы

оставляем тебя на Приме Центавра, поступай с Лондо Моллари так, как тебе

угодно.

— Благодарю вас, братья мои.

Но в конце, конечно... должен остаться только один выход.

— Гибель Лондо, и окончательное уничтожение Примы Центавра? — Шив'кала

невесело улыбнулся. — Заверяю вас, братья... иного выхода не будет.

Сказав это, он почувствовал, что присутствие Сообщества исчезло,

подобно тени, растворившейся в свете. И Шив'кала остался один, наедине со

своими мыслями и планами.

Один. Но не в одиночестве.

В недрах Вавилона 5 спал спящий.

Он не знал, кто он такой или что он такое. Он считал себя простым

бродягой, который обрел здесь, если не дом, то хотя бы место, которое было

менее враждебным, чем другие места во Вселенной. Нижний уровень вонял, но

это была знакомая вонь. Здесь довольно часто бывали врачи, занимаясь

наиболее паршивыми бродягами. Здесь можно было найти работу, если не

задавать лишних вопросов насчет ее легальности.

Не ахти какая жизнь... но, все-таки, это была жизнь, и она его

устраивала.

Он не знал, что все его воспоминания были ложными.

Он не знал, что его воспоминания о том, как он прибыл на Вавилон 5,

были ошибочными.

Он думал, что находится в довольно неплохих отношениях с миром и знает

все лазейка, все входы и выходы. Он не понимал, что, на самом деле, он

ничего не понимает.

Но он поймет. Может понять. Единственная проблема заключалась в том,

что, когда он поймет это, будет уже слишком поздно.

Глава 4

Сенна лежала на траве, глядя на небо и облака.

— Что ты видишь? — услышала она голос около себя. Рядом лежал Телис

Эларис.

Так Сенна и Телис всегда проводили свои занятия. Телис объяснял, что

это дает ему представление о том, насколько расширился ее кругозор за этот

конкретный урок. Но Сенна считала эти слова обычным извинением за творческое

витание в облаках.

В отличие от Сенны, которая всегда ложилась прямо на траву, Телис

постелил под себя декоративный коврик.

— Я не так молод, как ты, — как будто говорил ей Телис, и это всегда

выглядело своего рода странным оправданием, потому что на самом деле Телис

был всего в два раза старше ее. Он, однако, заявлял, что был гораздо старше,

чем ей кажется.

С тех пор, как восемь месяцев назад Сенна попала во дворец, у нее

появилось много учителей. Она вспоминала ту ночь как далекий сон.

Действительно, трудно было узнать в молодой женщине, в которую она сейчас

превратилась, ту девочку, какой она была прежде.

Император протянул руку дружбы девчонке, метнувшей в него камень, а она

безрассудно оттолкнула эту руку. Возвращаясь к нему той ночью, она была

уверена, что он прогонит ее прочь, посмеявшись над наивностью девушки,

возомнившей, что у нее есть право на нечто большее, чем презрение.

Вместо этого она получила все, что хотела.

— Почему? — спросила она у него на следующий день за завтраком. Она

чувствовала, что не стоит задавать слишком много вопросов, так что

ограничилась всего одним словом.

Но Лондо понял, о чем она спрашивала.

— Потому что, — ответил он, — если я не могу уделить внимание телу и

душе одной единственной женщины... то что же можно говорить о целой Приме

Центавра?

— Значит, я живой символ?

— Тебя это беспокоит?

Она на мгновение задумалась, а потом сказала:

— Нет, Ваше Величество.

И, казалось, все стало на свои места.

Но, когда ей начали подбирать учителей, вспыхнули ожесточенные споры.

Лондо без колебаний предложил список самых лучших преподавателей, ученых и

лекторов, предназначенных для обучения Сенны. Но не все прошло гладко из-за

Дурлы — капитана гвардейцев, которого Лондо — по причинам, необъяснимым для

Сенны — назначил на важный пост министра Внутренней Безопасности. Сенна не

могла понять, почему он так поступил, но она была уверена на сто процентов,

что Лондо ему не доверял. А если он не доверяет министру Внутренней

Безопасности, то зачем назначил его на этот пост?

Она вспомнила тот день, когда услышала громкий спор, донессшийся из

тронного зала. Лондо и Дурла что-то обсуждали на повышенных тонах. На

мгновение Дурла замолчал, но это длилось недолго. Дурла без колебаний

высказал императору все, что было у него на уме, и заметил, что Лондо

поступает глупо, не соглашаясь с ним.

Тогда прозвучало несколько имен, и Сенна узнала их все, когда увидела

список учителей. Одно имя упоминалось особенно громко, и это было имя Телиса

Элариса.

Учитывая обстоятельства ... это было неудивительно.

Сенна перевернулась, и Телис насмешливо посмотрел на нее.

— Ну? — сказал он с многозначительным видом. Телис был одним из тех,

кто открыто презирал условности: его черные волосы были длинными, но, вместо

того, чтобы носить их в виде гребня, он позволил им свободно ниспадать на

плечи. Этот стиль вызывал отвращение у большинства стариков и восхищение

большинства девушек, что приводило последователей старой моды в еще большую

ярость.

— Что? — ответила она.

— Ну, что ты видишь в облаках?

— К Великому Создателю все эти облака, — ответила она с раздражением. С

тех пор как Лондо впервые прислал его к ней, наняв по просьбе Сенны, вот уже

несколько месяцев Телис преподавал ей историческую философию. В детстве она

с удовольствием читала работы Телиса, но однажды заметила, как ее

раздраженный отец порвал одну из его книг в клочья. Она достала ее из

мусора, и с тех пор Эларис стал ее тайным увлечением. Историческая философия

состояла из различных течений, которые описывали, в основном, ранние годы

Республики, она показывала, как эти философские направления связаны с

политикой. Это очень интересовало Сенну. — Зачем мы смотрим на эти

бесполезные облака, когда гораздо важнее смотреть на то, что у нас перед

носом?

Сказав это, Сенна указала в сторону той части города, которая была

почти отстроена. Целый район столицы был закрыт, ибо представлял опасность

для граждан, так что жители торопливо занимались его восстановлением. В

своем роде, это захватывало дух.

— Зачем? Да просто так, — сказал Телис.

Она с удивлением посмотрела на него.

— Просто так?

— Потому что все, что мы сами создали, не вечно. С другой стороны,

облака...

— Тоже не вечны, — вмешалась Сенна, — Посмотри. Уже сейчас ветер несет

их прочь. Утром они уже станут воспоминаниями, а здания по-прежнему будут

здесь стоять.

Телис криво улыбнулся.

— Я хорошо выучил тебя. Что же мне с тобой делать, раз ты отвечаешь

учителю в такой манере?

Затем его лицо стало более серьезным.

— Я имею в виду нечто большее, чем эти облака, Сенна. Я подразумеваю

природу... красоту... свет. Эти останется даже после того, как меня и тебя

не станет... они будут существовать, даже если Прима Центавра исчезнет,

затеряется во времени.

— Этого никогда не случится, — твердо сказала Сенна. — Мы созданы для

чего-то большего, нежели простое исполнение собственного предназначения.

— Так... — он указал на нее, — говорит император, а не ты.

— Почему? Потому что он верит в нечто подобное? — она снова

отвернулась, заложив руки за голову. — Вы иногда так утомительны, Телис.

Всегда задаете вопросы. Ничего не делаете просто так. Все обсуждаете,

анализируете, постоянно обсуждаете и анализируете ...

— Что ты имеешь в виду, Сенна?

— Неужели это вас не огорчает? Неужели вы ни во что не верите?

— Ты так считаешь?

Он действительно был поражен. Она посмотрела на него и с удивлением

заметила, что он явно был всерьез задет ее замечанием.

— Ты действительно так считаешь? — снова спросил он, — Если это так, то

все эти месяцы обучения ничего тебе не дали.

Сказать по правде, она уже была не рада, что задела его. Телис Эларис

был ее любимым преподавателем, и она вовсе не хотела его обидеть. Она

встала, чувствуя смущение оттого, что должна защищаться.

— Ну, а что еще я должна подумать? Вы же отрицаете все мои

предположения. Даже самые основные аспекты нашей жизни: когда я упомянула о

них, вы с ними не согласились. Думаю, что бы спорили даже с самим Великим

Создателем.

— Конечно.

Сенна удивленно моргнула.

— Вы шутите.

— Да.

— Но зачем?

— Чтобы заставить тебя шевелить мозгами, конечно, — ответил ей Телис, —

заставить тебя спрашивать, раззадорить твое любопытство. Ты ничего не должна

принимать на веру, Сенна.

— Вы хотите сказать, что я не должна ни во что верить.

— Я?

Она раздраженно стукнула по земле кулаком.

— Вот! Вы снова это делаете! Отвечаете вопросом на вопрос.

— Это должно приветствоваться в свободомыслящем обществе, — он отвел

взгляд в сторону и мягко сказал: — но, боюсь... что подобное окажется всем

... не по нраву.

Она заметила, что он смотрит в сторону дворца, стоящего на холме.

— Телис, — твердо сказала она, — вы не можете говорить за императора.

Ведь это он настоял на том, чтобы вы стали моим учителем.

— Да. Он боролся за это. Он настоял на этом, потому что другие не могут

позволить себе говорить свободно... думать свободно. Они не хотят так

делать, потому что это не служит их интересам. Они требуют, чтобы ты

принимала все так, как тебе это подают, а за лишние вопросы предадут тебя

анафеме.

Если император, как ты говоришь, борется за свободу, что ж, это можно

только одобрить. Но, моя дорогая Сенна... императоры приходят и уходят. Их

правление кончается, а вот общество остается, по крайней мере, на некоторое

время. И зачастую те, кто представляет общество... предпочитают действовать

тайно.

— Вы не правы. Вот там... — и она указала на окраину города, где стояло

небольшое, весьма скромное на вид здание. Тот факт, что оно еще стояло,

несмотря на бомбардировки, потрясшие планету, был удивителен. — Вон там

находится ваша редакция. Все это знают. Там вы печатаете свои газеты и

статьи, бросая вызов всему, что происходит на Приме Центавра. Вы позволяете

всем узнать о том, что вы ни во что не верите... и, все-таки, вы укоряете

меня, когда я указываю вам на это.

Он грустно покачал головой.

— А я-то думал, что ты была одной из моих лучших учениц.

Во-первых, моя дорогая, я не пытаюсь изобличать общество. Я не

осмеливаюсь навязывать свою волю. Я даже не пытаюсь указывать путь. Я просто

стараюсь заставить народ задуматься о том, о чем они прежде не думали, и

самому изобличить себя. Что же до того, во что я верю, Сенна... то я верю в

то, что я ни во что не верю.

— Вы не можете верить в то, что вы ни во что не верите.

— Как тебе угодно, — безмятежно сказал Телис, — Дитя мое, этого

недостаточно для того, чтобы открыть тебе что-то новое. Это может сделать

каждый. Проблема в том, что разум личности обычно открыт настолько,

насколько хочет сама личность. Рано или поздно двери разума снова

захлопнутся. Большинство людей способно воспринять определенное количество

информации, но не больше. По настоящему открытая личность наполняет себя

всевозможными знаниями ... и продолжает это делать постоянно. Только так

можно сохранить способность воспринимать новое. Только так ты сможешь

принять бесчисленное множество возможностей, которые тебе предлагает мир.

— Хорошо сказано, Телис, — ответила Сенна, — на словах можно легко

доказать свою невиновность, но лишь до тех пор, пока ты сам не станешь

лидером. Лидеры не могут все время держать свои мысли открытыми. Лидеры

должны править и направлять. Они принимают решения.

— И ты полагаешь, что лидеры постоянно принимают верные решения?

— А разве не так?

— Отвечаешь вопросом на вопрос, — улыбнулся он, — Возможно, ты еще не

безнадежна.

Неожиданно Сенна почувствовала крайнее нетерпение, которое она

постоянно замечала при их словесных пикировках. Ее общение с Телисом часто

перерастало в подобные споры.

— Скажите мне. Скажите мне, о чем вы думаете, — потребовала она.

— Я первый задал вопрос, — спокойно ответил он.

— Хорошо, — она кивнула, чувствуя, что он прав, — думаю, что ответ

очевиден. Взгляните. Видите эту промышленность, которая находится в процессе

разработки? И эти люди... они прошли через столько испытаний. Они пострадали

от бомбардировки, видели, как гибнут их дома, их убежища. Было время, когда

император подвергал свою жизнь опасности, совершая прогулки среди них,

столько гнева было обращено на него. Но теперь у них есть иная цель, нежели

гнев. Теперь они сосредоточились на восстановлении Примы Центавра, на

достижении прежнего величия. Император указал им путь, и они увлечены этим.

Это, без сомнения, лучше, чем предаваться гневу и враждебности. Лучше, чем

ощущать собственную беспомощность. Кажется, эти люди выглядят гораздо лучше,

чем можно было бы предположить.

— И это важно для тебя? — спросил он.

— Конечно! Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что, когда ты говорила о народе, ты сказала "они" а не "мы".

Она приоткрыла рот, чтобы ответить, но потом промолчала.

— Могла бы ты так сказать шесть месяцев назад? — продолжил он, — Год

назад? Кто знает... во что бы ты превратилась, будучи дочерью знатных и

привелегированных родителей. Может быть,ты, Сенна, была настолько пропитана

снобизмом знати, настолько с этим сроднилась, что это проявляется во всем,

что ты делаешь, даже если ты совершаешь это из самых благородных побуждений.

— Вы думаете, что я не знаю вас, Телис, — сказала Сенна, — Но я не

думаю, что вы достаточно хорошо знаете меня. Вряд ли это так.

— Возможно. Все может быть.

Она поджала ноги, опершись на них подбородком, а потом намеренно

отвернулась от него.

— Я отвечу вам. Простите, если мой ответ не будет соответствовать вашим

ожиданиям. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Наступила долгая пауза. Потом он спросил:

— Зачем?

Она обернулась к нему, чуть наклонив голову, выдавая свое удивление.

— Что — зачем?

— Это, должно быть, был первый вопрос, который ты задала самой себе,

пытаясь узнать обо всем... и ты уже получила ответ... но продолжаешь

спрашивать. Зачем надо восстанавливать Приму Центавра?

— Чтобы возродить наше величие, — ответила она смущенно. Ответ,

казалось, был само собой разумеющимся.

— Зачем?

— Телис, это глупо. Это похоже на детскую болтовню. Почему, почему,

зачем?

— Дети — величайшие философы в мире. Задача взрослых — уничтожить в нас

детей, потому что они подрывают порядок, установленный взрослыми. Но все

равно неплохо... Я сам отвечу на вопрос , который, по видимому, слишком тебя

утомляет.

— Он вовсе не утомляет меня...

Но Телис уже развивал свою мысль дальше, покачивая пальцем, как он

обычно делал:

— Цель восстановления Примы Центавра заключается в том, чтобы вернуть

ей былое величие. Зачем? Чтобы заставить народ сосредоточиться. Зачем?

Потому что народом, который думает об одном и том же, легче управлять.

Почему? Потому что ты можешь направить их туда, куда тебе хочется. Почему?

Потому что ты оказываешь на них какое-то влияние. Зачем? Потому что у тебя

есть собственная цель. Почему? — тут он замолчал, а потом очень медленно

произнес: — Потому что ты решила, что возвращение к прежним дням неизбежно

приведет к возрождению экспансионизма, столь характерного для старой

республики. Ты решила, что, несмотря на уроки, полученные во время бедствий,

обрушившихся на планету, надо быть сильнее и более сосредоточенным на цели,

чем противник, и это поможет одержать победу. Потому что ты действительно

пытаешься вернуться к прежним временам, когда Республика Центавр была

ведущей силой в галактике, господствуя над всеми. Потому что ты понимаешь,

что времена меняются, и теперь на пути стоит Альянс. У Альянса есть

преимущества в ресурсах, в новом оружии, в союзниках, и любое изменение

может привести к новой войне. Такое уже было раньше, Сенна. Так называемая

Эра Рациональности Геймов, которая привела к их Великому Завоеванию,

кампании, которая превратила в руины четыре планеты, прежде чем ее удалось

остановить. Восстановление Германии на Земле после Первой Мировой войны,

которая положила начало еще более пагубной Второй Мировой Войне.

Она смотрела на него, широко распахнув глаза.

— Вы ошибаетесь, — тихо сказала она.

— Я говорю тебе, что для того, чтобы наполниться знаниями, необходимо

быть пустым. Бойся тех, Сенна, кто знает о собственной пустоте... но

наполняет ее с безразличием.

— Вы ошибаетесь, — снова повторила она, запальчиво тряхнув головой, — И

я скажу вам, почему. Потому что это уже было раньше. Зная те случаи, о

которых вы уже упоминали, мы никогда не позволим произойти ряду вещей. В

частности, этого не может случиться между учителем и подопечной самого

императора. Режимы правления, которые вы описали, препятствуют свободному

мышлению. Свобода не просто не одобряется, она запрещена. Диссиденты,

интеллектуалы, писатели... всякий, кто может спросить у вечности :

"Почему?", такие, как вы, там безмолствуют. Здесь же все совершенно не так.

— Ты в этом уверена?

— Конечно, уверена. Я...

А потом, к ее удивлению, Телис нагнулся вперед и взял ее за руки. Он

сжал их с такой силой, что она испугалась, увидев в его глазах то, чего

никогда до этого не замечала.

— Ты все еще принадлежишь к привелегированной элите, Сенна. Если бы не

то, что случилось, узнала бы ты правду до того, как стало слишком поздно? Я

смотрю на других, на таких же как я, на тех, кто задавал вопросы, кому было

интересно... и внезапно они изменили свои взгляды. Они неожиданно смирились

с тем, что им навязывали...

— Возможно, они просто осознали правду...

-... или они исчезли, — продолжил Телис. Сенна на мгновение запнулась.

— Исчезли? Что вы имеете в виду?

— Их отправили в изгнание. Или просто стерли с лица земли. О, все это

происходило очень тихо. Это весьма эффективно. Когда-нибудь они и до меня

доберутся... — задумчиво сказал он, как будто речь шла не о его собственной

судьбе, а о ком-то другом, — Полагаю, что я окажусь среди тех, кого просто

сровняли с землей. Они, знаю, по другому бы не замолчали. Я в конце недели

публикую газету, в которой поднимаю вопрос об истинных мотивах тех, кто

запустил эту огромную машину в нашем правительстве. Это не вернет мне

друзей, я только наживу себе еще более жестоких врагов.

Сенна видела, что эти слова не были одним из его логических

размышлений. Она крепко сжала его руку, а потом произнесла:

— С вами ничего не случится. Ведь вы — мой учитель. И вы нравитесь

императору. Вы находитесь под защитой, и ваши мысли весьма ценны. Говорите

все, что вам хочется. Никто не посмеет причинить вам вред.

— Это что, обещание? — он, казалось, смутился от ее пылкости.

— Это мое убеждение и вера в нашу систему, в наше общество... и в

нашего императора. Я в это верю.

Он не смог сдержать улыбки.

— Почему? — спросил он.

Она была раздражена этим, но не смогла удержаться от смеха, услышав,

как он произнес это слово.

— Потому что я в это верю.

— Это замкнутый круг логики, — осуждающе сказал он.

— Возможно. Но, что приятно в этом круге, так это то, что его

невозможно разорвать.

К ее удивлению, Телис Эларис встал и крепко обнял ее. А потом шепнул ей

на ухо:

— Ничего уже не изменить, — а потом он запнулся и добавил: — Может,

это и к лучшему.

* * *

Когда Сенна вернулась во дворец, ее дожидался Дурла.

Она не была уверена в том, что он дожидался именно ее, но, когда Сенна

появилась в дверях своей комнаты, он, казалось, возник из-за угла.

— Юная леди Сенна, — сказал он, слегка поклонившись, используя

формальный титул, которым ее наградил император, когда привел во дворец. Это

было своеобразным выражением нежности в устах некоторых личностей... но

Дурла опеределенно к ним не относился.

И снова она поймала себя на том, что не может понять, что же такого

особенного в нем нашел император. Она могла лишь предположить, что Дурла был

крайне отдатлив в работе. Но были и другие причины, которые все сильнее ее

тревожили.

— Министр Дурла, — почтительно ответила она так, как того требовал

этикет.

— Полагаю, что сегодняшние уроки оказались для вас весьма

познавательными, — сказал он.

— Да. Благодарю вас за то, что вы этим интересуетесь.

Она направилась было в свою комнату, но Дурла чуть шагнул в сторону,

преградив ей дорогу. Она остановилась, скрестив руки, и чуть приподняла

брови.

— У вас ко мне еще какое-то дело, министр?

— Мы были бы очень довольны, если бы ваши уроки с Телисом Эларисом в

следующий раз проводились во дворце, — сказал Дурла.

— Были бы довольны? — ей не понравилось это замечание, особенно его

тон. — А вы можете сказать: почему?

— Это вопрос безопасности.

— И, будучи министром Внутренней Безопасности, вы, естественно,

считаете это важным. Мне понятны ваши тревоги, министр, но Телис и я находим

уроки на свежем воздухе более... как вы там говорили? ... более

"познавательными", нежели среди стен дворца.

— Не подумайте только, что я хочу помешать вашему обучению. Но сейчас

опасное время...

— Не сомневаюсь. И что?

— Повсюду скрываются агенты и союзники Альяса.

Сенна выразительно вздохнула и быстро оглянулась по сторонам, как будто

опасаясь, что враги вот-вот выпрыгнут из окружающих стен.

Но Дурла явно не шутил.

— Вы можете позволить себе подобную беспечность, юная леди, потому что

вы молоды, а в этом возрасте обычно не задумываются о собственной

смертности. Пока вы собственными глазами не увидите врага, вам не страшно.

— На самом деле, гораздо опаснее то, чего нельзя увидеть.

На мгновение Дурла был поражен. Сенна не вполне представляла, почему он

так отреагировал на ее слова, но потом он очень быстро взял себя в руки, и

Сенна подумала, что ей это показалось.

— Можно сказать и так. Но, пока вы этого не поймете, я буду заботиться

о вас.

— Вы все говорите "мы" и "нас", Дурла. Это ваша собственная инициатива,

или же это приказ императора?

— Это мое предложение. Император его одобрил.

— Ясно. А если я спрошу его, то он это подтвердит?

— Несомненно. Хотя я обижен, что вы столь откровенно подвергаете

сомнению мои слова.

Сенна обдумала ситуацию. Она чувствовала, что Дурла не лжет. Император

действительно мог поддержать своего министра в этом вопросе. Все-таки, она

была воспитанницей императора. Он был обязан заботиться о ней.

— Вы сказали, что это ваше предложение. Значит, это вы надоумили

императора отдать приказ относительно меня и Телиса?

К ее удивлению, Дурла примирительно произнес:

— Ну, конечно же, нет, юная леди. Никто не хочет, чтобы вы чувствовали

себя пленницей, никто не собирается ограничивать ваши прогулки за пределом

дворца. Мы... я... просто беспокоюсь о вашей безопасности.

— Послушайте, Дурла, — сказала она, — Я осиротела во время

смертоносного дождя, обрушившегося с небес. Погибших было так много, что

трупы лежали повсюду, насколько хватало взгляда. Но мне удалось выжить. Без

вашей помощи. Так что, полагаю, я вполне способна обеспечить собственную

безопасность.

— Как вам угодно, юная леди. Но будьте осторожны. Если с вами

что-нибудь случится, знаю, что император будет очень расстроен. И я

сомневаюсь, что он придет в восторг, если я объясню ему, что вы просто

захотели подышать свежим воздухом на уроках Телиса Элариса.

— Ваша работа связана с риском, министр Дурла. Вы должны были знать об

этом, прежде чем заступить на этот пост.

— Вся наша жизнь — это риск, юная леди Сенна — он поклонился, а потом

направился было прочь. Но Сенна, к ее собственному удивлению, остановила его

вопросом:

— Министр... вы не заметили, что на Приме Центавра стало меньше

писателей, артистов... творческих личностей?

— Их не больше, чем обычно, юная леди.

— Чем обычно? — она сочла эту фразу весьма странной.

— Ну да. Подобные личности весьма независимы и притягивают к себе

неприятности. Они голодают из-за своего творчества, а потом умирают... или

принимают опасные наркотики, или пьют, чтобы достичь своего "творческого

вдохновения". Злоупотребляя этим, они наносят себе вред.

К тому же, все они склонны к радикальным действиям. Крайне драчливые и

воинственные личности, которые сами создают инциденты, ссорясь с теми, кто

имеет противоположное мнение. На самом деле, это жалкая толпа, — он

вздохнул, — Ох, полагаю, что это болтливые красавчики, подобные Телису

Эларису, и это придает им весьма романтичный вид. Но, в большинстве своем,

они совершенно ненадежны. Если вы проведете исследование, то обнаружите, что

большинство из них скверно кончает. Надеюсь, что Эларис не принадлежит к их

группе.

Что-то в его последнем высказывании насторожило Сенну.

— Что вы имеете в виду, министр?

— Ничего особенного, юная леди. Ничего. Приятных вам... разговоров на

свежем воздухе.

Он поклонился, а потом вышел в коридор.

Сенна задумалась над его словами, а потом вошла в комнату, где обычно

проходили ее занятия. Она прошла по комнате, старательно выискивая любые

признаки подслушивающих устройств, на случай, если их уроки и разговоры

могли прослушиваться. Но она ничего не обнаружила. Наконец, устав от

поисков, она плюхнулась на стул и подумала о том, что скажет Телис, когда

она сообщит ему о своем разговоре с Дурлой.

Глава 5

Она краем глаза успела заметить вспышку света.

Несколько дней спустя Сенна сидела на склоне холма, ожидая, когда же

придет Телис Эларис. Она уже начала немного беспокоиться за Телиса, ибо он

никогда не опаздывал. На самом деле, он был настолько пунктуален, что это

начинало раздражать.

Она осознала, что они никогда не заканчивали свою "игру", поиск

изображений в облаках. К счастью, этот день был таким же облачным, как и

другие, так что она могла подумать об этом, разглядывая клубящиеся пушистые

облака высоко над головой.

Она решила, что одно облако похоже на гигантского паука. А другое, со

странным крестом, своими забавными очертаниями напоминало лицо императора,

только хмурое. Оно хмурилось, глядя на гигантского паука. Почему-то Сенна

нашла это забавным.

Увлеченная своей игрой, она успела заметить лишь то, что вспышка света

исходила из города. Но, заметив ее, она быстро вскочила на ноги. А потом

Сенна услышала грохот взрыва, сопровождавший вспышку. По-видимому,

взорвалось что-то большое, и первой ее мыслью было то, что на Приму Центавра

снова напал Альянс.

Она разглядывала небо, приготовившись к новой вспышке, но все

оставалось спокойным. Потом раздался второй взрыв, еще более громкий, и из

эпицентра в небо поднялся столб густого черного дыма.

Сенна стояла, прикрыв глаза рукой, и вглядывалась туда, где произошел

взрыв. У нее на мгновение перехватило дыхание, и она слегка пошатнулась.

Даже отсюда было видно, что взрыв произошел в здании, где жил и работал

Телис Эларис.

Она не помнила, как побежала туда. Она была уже на полпути к зданию, ее

ноги двигались, подобно поршням, и только заметив, что острые обломки камней

режут ей ступни, она вспомнила, что все еще держит в руках свои туфли. Сенна

на мгновение остановилась, не сводя глаз со столба дыма, чуть не

споткнулась, но быстро восстановила равновесие. Задыхаясь, она продолжила

бег, ее легкие горели огнем, она судорожно хватала ртом воздух, но не

останавливалась.

Сенна приблизилась к склону, споткнулась, упала и перекувырнулась через

голову, а потом растянулась на дороге. Склон выходил прямо на улицу, и она

скатилась вниз самым неподобающим образом. Но вокруг толпилось так много

народу, перекликаясь между собой и указывая куда-то руками, что никто не

обратил на нее внимания. Она поднялась на ноги и, шатаясь, направилась к

месту взрыва.

Там все еще горел огонь, но, к счастью, большая часть пожара к ее

приходу уже была потушена. Здание превратилось в то, что представляли собою

многие дома на Приме Центавра — в пепелище. Последние струи дыма поднимались

в небо, и люди указывали на него, разговаривая вполголоса.

Спасатели вытащили несколько тел тех, кого, судя по всему, не удалось

спасти. Сенна в отчаянии разглядывала их, молясь о том, чтобы не увидеть

самого страшного. Ее надежды и мольбы не были услышаны: третье тело,

извлеченное из руин, явно принадлежало Телису Эларису. У него не было

половины лица, но того, что осталось, было достаточно, чтобы его можно было

опознать.

Она отвернулась, прижав руку ко рту, пытаясь одновременно подавить

тошноту и желание закричать.

Потом она услышала слова одного из спасателей:

— Мы нашли это, министр.

Она заставила себя обернуться, и увидела Дурлу, который взял у одного

из спасателей какой-то тяжелый ящик. Ящик был обугленным, но, все же, целым,

и Дурла едва заметно кивнул, получив его. Внутри Сенны что-то оборвалось.

— Убийца! — вскричала она и бросилась прямо на Дурлу. Она появилась так

неожиданно, что он явно ее не узнал. Она набросилась на него, размахивая

кулаками, ее лицо было маской чистого гнева. Сенна уже была в пяти шагах от

него, когда появились два гвардейца и схватили ее, сбив с ног. Она отчаянно

отбивалась, вырывая стиснутые в кулаки руки, и кричала:

— Это вы все подстроили! Вы, кровожадный ублюдок!

Лишь теперь Дурла понял, кто это кричит на него.

— Юная леди! — сказал он с явным удивлением.

— Не смейте так меня называть! Вы не имеете права так называть меня!

Это вы все подстроили! Вы убили его!

— Какие нелепые обвинения. Эта девушка не в себе. Уведите ее во

дворец, — невозмутимо сказал Дурла, крепко держа в руке ящик, — Мы проведем

по нему небольшую траурную церемонию.

— Вы убили его, потому что он был вольнодумцем. Потому что он бросил

вам вызов! Потому что он заставлял других задумываться! Вы заплатите за это,

Дурла! Я заставлю вас заплатить!

Он покачал головой, с грустью глядя на Сенну, которая, все еще

отбивалась и кричала, когда ее повели во дворец.

— Ты что, совсем из ума выжила?!

Император навис над ней, дрожа всем телом от негодования и, может быть,

даже от личной обиды.

Отмытая и облаченная в чистую одежду, Сенна, скрестив руки, сидела в

кресле, потупив глаза. Рядом стоял Дурла и наблюдал за их противостоянием.

— Ты перед всем народом обвинила моего министра в убийстве! — продолжал

Лондо, — Трагическое происшествие ты превратила в недоверие к моему

правительству! О чем ты тогда думала? А? Это не риторический вопрос: о чем

ты тогда думала?

— Я уже сказала, о чем я тогда думала, — спокойно ответила Сенна, —

Полагаю, что именно из-за этого вы и сердитесь на меня, Ваше Величество.

— Какая дерзость! Это уж слишком!

К раздражению Сенны, Дурла выступил в ее защиту.

— Ваше Величество, умоляю, не ругайте ее. Она расстроена и явно

потрясена. Учитывая эти обстоятельства, можно сказать, что все это

объяснимо. Она не понимает истинного положения вещей...

— Истинного положения вещей?! — она эхом повторила эти слова, — Что вы

имеете в виду?

Дурла тяжело вздохнул, как будто сбросил тяжелое бремя.

— Я кое-что обнаружил, как раз тогда, когда вы на меня набросились,

юная ле... Сенна. Помните тот ящик, что извлек из руин спасатель? Можно

сказать, это было провидение, или, скорее, проклятие.

— Какое еще провидение? Чушь какая-то...

— Дело в том, — он обратился к ним обоим, — что выяснилось, что Телис

Эларис на самом деле симпатизировал Альянсу.

— Что? Вы в этом уверены? — спросил Лондо, — У вас есть доказательства?

— Да, Ваше Величество. В ящике, который мы обнаружили, находились

подробные дневники, переписка... пароли для связи с некоторыми расами,

членами Альянса, которые до сих пор считают, что Прима Центавра наказана

недостаточно сильно. Расами, которые не успокоятся до тех пор, пока не

уничтожат нас всех до одного, и старых и малых, — произнес он, посмотрев на

Сенну, — Пока не уничтожат все живое. Их устроит только геноцид.

— Это полная чушь, — сказала Сенна, — Телис Эларис был предан Центавру.

Именно поэтому он беспокоился за народ, пытался раскрыть им глаза...

— Что его действительно беспокоило, так это подрыв и свержение текущего

режима. И это еще не вся его вина, — сказал Дурла, — Полагаю, что сам он был

марионеткой Альянса, который обнаружил в нем удобного и услужливого

простофилю. Если это так, то можно объяснить причину взрыва. Очевидно, Телис

Эларис проводил эксперимент, создавая взрывное устройство. Для чего оно

предназначалось, мы не знаем, хотя об этом можно догадаться, если почитать

его записи. Мы полагаем, — хотя, повторяю, это еще не доказано, — что он

планировал покушение на вас, Ваше Величество. Взрыв во дворце.

— Это ложь! — закричала Сенна.

— Да? — спросил Дурла, не теряя самообладания, — А разве не он

предлагал вам проводить уроки на открытом воздухе? Мы полагаем, что он

замышлял взорвать бомбу во время одного из ваших уроков, чтобы не причинить

вам вреда. Вероятно, он был к вам неравнодушен. Как бы там ни было, несмотря

на то, что он определенно был мыслителем высокого уровня, он принадлежал к

разряду террористов. Устройство взорвалось раньше времени и... — он пожал

плечами.

Сенна повернулась к Лондо.

— Ваше Величество, неужели вы этому верите? Вы же знали Телиса! Вы

знали, каким он... был. Не позволяйте этому... этому... — она указала

пальцем на Дурлу, — этому типу позорить доброе имя Телиса Элариса.

Достаточно того, что он его убил. А теперь он хочет уничтожить его как

личность?

— Сенна... ты стала мне очень дорога, — медленно сказал Лондо, — но я

предупреждаю тебя: не заходи слишком далеко, иначе...

— Слишком далеко? Ваше Величество, перед нами стоит убийца и лжец!

Убийства и ложь не входят в обязанности министра Внутренней Безопасности!

Так кто же здесь зашел слишком далеко?!

— Мы этого не знаем, — ответил Лондо, — но если есть доказательства...

— Доказательства легко подделать!

— Если ты еще раз перебьешь меня, Сенна, то за последствия я не

отвечаю!

Сенна вскочила с кресла и отступила назад, осознав, что он имел в виду.

Она никогда еще не видела Лондо в такой ярости.

Лондо с трудом сдержался, а потом натянуто произнес:

— Я лично проверю все эти доказательства. Если выяснится то, о чем

сейчас сказал министр Дурла... что ж... — он замолчал, задумавшись на

мгновение, — Что же касается внутренней безопасности, то я не вижу смысла в

том, чтобы сообщать населению о том, что среди них, возможно, был предатель.

Зачем раздувать дело сверх меры, или подливать масло в огонь паранойи? Их

нужно успокоить. Если в конце своей жизни Телис Эларис и присоединился к

предателям, то это не должно отразиться на том добре, что он нес своим

учением. Мы всегда можем приписать взрыв чему-нибудь обычному, рутинному —

например, взрыву горна или чего-либо подобного. Вы ведь можете придумать

что-нибудь в этом роде, не так ли, Дурла?

— Да, Ваше Величество, — старательно ответил Дурла.

— Хорошо.

— Вот наглядное доказательство, — обратился к Сенне Дурла, — что иногда

ложь является частью моей работы.

Сенна ничего не ответила. Все некоторое время молчали. Затем Лондо

обратился к ней:

— Раз ты, Сенна, так тревожишься о том, что подумают люди про того, кто

уже мертв... не кажется ли тебе, что ты обязана извиниться перед министром

Дурлой за то, что набросилась на него при всем народе, особенно, если учесть

тот факт, что он все еще жив после того как выслушал всю твою критику?..

— Если вы хотите услышать искренний ответ, Ваше Величество, то нет. Не

думаю, что я должна извиняться перед ним.

Она посмотрела на Лондо, и ее подбородок чуть вздернулся, когда она

осмелилась отказаться.

— Ваше Величество, — сказал Дурла, снова придя ей на выручку, — это не

имеет значения. Честное слово.

— Хорошо, — кивнул Лондо, — Сенна, ты свободна.

Она вышла из комнаты и, лишь отойдя на достаточное расстояние,

позволила себе разрыдаться.

Дурла вручил Лондо ящик с доказательствами и поклонился.

— Вернете его, когда сочтете нужным, Ваше Величество. Полагаю, что вы

найдете там все, о чем я вам говорил.

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Лондо.

Дурла повернулся, намереваясь уйти. Он пошел было к двери, но потом

услышал быстрые шаги за своей спиной. Прежде чем Дурла успел развернуться,

он внезапно почувствовал, как одна сильная рука вцепилась ему в шею, а

другая схватила его за воротник. Тщедушный министр отлетел вперед и уткнулся

лицом в стену. Этот удар на мгновение оглушил его, а потом около его уха

очутились губы Лондо, и он услышал его вкрадчивый шепот:

— Имей в виду, Дурла... если я узнаю, что эти улики были фальшивкой...

что ты действительно виноват в гибели Элариса... твоя голова будет посажена

на кол, как и башка того парня по имени Морден, который обладал, уверяю

тебя, более могущественными связями и был более опасен, нежели ты. И еще я

клянусь, что лично отрублю тебе голову, а Сенна возьмет ее и собственноручно

насадит на кол. Ты понял это?

— Ваше Величество, я...

— Ты. Это. Понял?

— Да, Ваше Величество.

Он отпустил Дурлу. Министр не стал оглядываться. Вместо этого он

поправил свой воротник, пригладил растрепанные волосы и вышел из тронного

зала.

Как только он вышел, Лондо почувствовал боль.

Раскаленная добела вспышка боли взорвалась в его мозгу, не давая покоя.

Он, пошатываясь, пересек тронный зал, пытаясь найти источник этой боли, но

потом все понял. Страж, страж на его плече был этим источником.

Он попытался обернуться и сорвать с себя этого монстра, сорвать раз и

навсегда, но подобные действия лишь усилили его страдания, а потом он

услышал в своем мозгу голос:

Я бы на твоем месте не стал этого делать.

Шатаясь, он добрался до трона и, судорожно дыша, ухватился за него

руками, пока боль, наконец, не отступила. Но ощущение боли все еще

оставалось, подобно огромному зверю, затаившемуся в высокой траве, готовому

напасть на него, как только он сделает малейшее неверное движение. Он узнал

этот голос, звучавший в его голове, голос Сообщества Дракхов, или, по

крайней мере, их эмиссара, который, судя по всему, прятался во дворце,

подобно вездесущему призраку смерти.

— Как... как вы...

Не спрашивай. Садись. На трон. Положи руки на подлокотники.

Лондо сделал так, как ему приказали. У него не было иного выхода: он

понимал это.

Ты оскорбил Дурлу, — голос звучал почти разочарованно, — Он наш

избранник. Ты не должен снова так поступать.

— Ваш избранник. Значит, у него тоже есть страж? — проворчал Лондо,

получив хоть какое-то удовольствие от мысли, что и за Дурлой следит кто-то

из этой отвратительной братии, подобный тому типу, что сейчас стоял напротив

него.

Но он был разочарован, услышав ответ.

Нет. Ему это не нужно. Он и без этого верит в то, что Республика стала

уязвимой и пришла в упадок из-за того, что вы потеряли прежний пыл. Он верит

в порядок, послушание и полное подчинение приказам. Ему нет необходимости

знать о нашем присутствии, ему не нужен страж. Чистый энтузиазм и

уверенность в своей правоте заставляют его действовать более эффективно, чем

любой страж.

— Рад за вас. Тогда можно поинтересоваться, зачем тогда вам понадобился

я?

Нет.

— Ну, на нет и суда нет. Дракхов можно обвинить в чем угодно, только не

в мошенничестве.

Голос дракха, обращенный к нему, был полон сожаления:

Мы не испытываем от всего этого удовольствия, Лондо. Это не забава.

Работа, которую ты проделал ради Примы Центавра, достойна похвалы. Ты

заставил их сосредоточиться, направил их, поднял их из того жалкого

положения, в котором они пребывали всего каких-то шесть месяцев назад. Ты

сам по себе мог быть весьма неплохим императором. Но ты являешься нашим

орудием. Ты будешь повиноваться нашей воле, и запомни: ты можешь сколько

угодно думать, будто служишь собственному народу, но на самом деле ты

служишь нам. Чтобы как следует это выучить... ты будешь молча сидеть на этом

троне.

— Но...

И в ту же минуту на него, подобно грозной приливной волне, навалилась

боль.

Молча.

Тогда Лондо сел совершенно прямо, уставившись в одну точку перед собой,

не глядя по сторонам.

Ты будешь так сидеть до тех пор... пока мы не прикажем тебе изменить

позу. Ты будешь слушать шум, разговоры, звуки обычной жизни за пределами

дворца... но ты не будешь частью этой жизни. Все встречи будут отменены. Ты

проведешь здесь в одиночестве несколько часов... или дней... пока мы

испытываем в этом необходимость.

Ты говорил, что Прима Центавра одинока? Ты не понял истинного смысла

этой фразы. Но поймешь. Ты поймешь, что самое страшное одиночество — это

одиночество в толпе. Не двигайся, Лондо. Молчи. Подумай о том, что ты

натворил, и о том, что с тобой случится, если ты не будешь жить по этим

правилам...

Потом голос в его голове замолчал, но Лондо благоразумно не двигался.

Он продолжал смотреть строго перед собой, чтобы голоса и боль не вернулись

снова.

"Я в аду",— подумал Лондо.

А голос внутри него повторил:

Да, ты в аду.

Он постарался больше не думать.

* * *

Стоял ветреный день. Ветер порывисто дул над холмами. Сенна подошла к

тому месту, где они часто бывали с Телисом, и села на траву. Она отвела

взгляд от далеких руин, которые уже начали разгребать, следуя новой

императорской программе восстановления. Учитывая скорость работ, новые

здания, по всей видимости, будут построены менее чем за неделю.

Она проверила базу данных в библиотеках. Произведения Телиса Элариса

были незаметно изъяты, исчезли, одно за другим.

Она улеглась на траву, глядя на облака. Попыталась увидеть образы... но

ничего не смогла представить. Они были просто скоплениями тумана и пара,

которые скоро должны были исчезнуть, как и все остальное.

По ее лицу покатились слезы, но она не стала плакать вслух.

— За что? — прошептала она.

Но ответа не было.

Спящий зашевелился.

Он не совсем понимал, что происходит. Просто у него появилось странное

ощущение, что все вокруг было... случайным. Что все это вскоре исчезнет,

включая все истинные открытия в его жизни.

Он занимался своими делами, пытаясь не обращать внимания на слабый гул

в голове, который становился все громче. Когда он не смог больше это

игнорировать, то пошел к врачам, но поверхностное обследование ничего не

обнаружило. Он не винил их за это. Ему было трудно объяснить им то, что он

чувствовал, так что трудно было понять, что им надо искать. Он и сам-то себя

не понимал.

Поэтому он заставил себя шагать по жизни и не обращать внимания на то,

что было выше его понимания. А когда поползли слухи о том, что президент

Межзвездного Альянса скоро совершит прогулку по Нижнему Уровню... которая

была на самом деле попыткой раскрутить программу помощи всем тем, кто там

обитал, ну что ж... это было здорово. Действительно здорово. Нижний уровень

примет любую помощь.

Но он по-прежнему не понимал, что может убить президента Шеридана.

Мысль об убийстве приходила ему в голову в последнюю очередь. Он был обычным

нормальным парнем, который пытался вести нормальную жизнь. Мысли об убийстве

и о том, что оно возможно, были весьма смутными и далекими.

Он не понимал, что очень скоро они станут близкими.

Глава 6

Вир не знал, что его ждет по возвращении на Приму Центавра.

Он покинул свой мир сразу после церемонии инаугурации при весьма

неприятных обстоятельствах. Города были превращены в дымящиеся руины, а

Лондо произнес весьма странную и замысловатую речь, как будто ему хотелось

еще сильнее раздуть пламя мести и враждебности по отношению к Межзвездному

Альянсу. Разве можно еще что-то требовать от центаврианского народа, даже

если заставить его работать еще больше? — задумался озадаченный Вир. Они не

понимали, что сейчас настало время для примирения. Время искупления.

Да... это именно то, что мы заслужили, — размышлял Вир, в то время как

транспортник вез его к конечному пункту назначения — к главному космопорту

Примы Центавра, — Искупление. У центавриан было много чего такого, что

требовало искупления.

Во-первых, они причинили много зла. Они напали на нарнов, они помогали

самой злейшей из всех злых рас, Теням. Они были очень грешной расой, и

теперь их призвали к ответу. Но отвечать за свои грехи оказалось не таким уж

простым делом, особенно когда их задели за живое, заставив их — бедных

обманутых граждан Примы Центавра, — почувствовать себя жертвами. Да, это

было недоразумение. Да, по-видимому, это был преднамеренный сговор с целью

очернить доброе имя Примы Центавра в глазах других рас. Но разве можно было

поверить в то, что они, центавриане, оказались столь открытыми и

беззащитными во время столь подлой атаки?

Если бы у них была репутация мирной, неагрессивной и благородной

расы... то уж наверняка никто не смог бы ими манипулировать или поставить их

в такое опасное положение. Но центавриане, обагрив свои руки в крови, своими

собственными действиями заставили всех понять, что являются смертоносной

силой, с которой стоит считаться.

А теперь пришла пора расплаты. Достаточно было просто взглянуть на

последствия. Просто взглянуть на их.

— Посмотрите направо, — раздался из динамиков голос пилота, — и увидите

восстановительные работы во всем северном квартале нашей славной столицы.

Работы ведутся и в других частях города, в рамках программы реконструкции,

разработанной нашим великим императором. Но, в то же время, рост

центаврианской промышленности должен поддерживать не только всю нашу

экономику, но и выплаты — часто, в виде торговли, — репараций, которые мы

столь великодушно согласились выплатить членам этого неблагодарного

Межзвездного Альянса.

Вир сглотнул. Ему не нравилось, как все это прозвучало. Более того, он

чувствовал, что пилот читает заранее подготовленный текст. Он задумался о

том, кто мог его подготовить. Вир оглянулся, посмотрев на сидевших рядом с

ним пассажиров. Все они были центаврианами. Он с удивлением заметил, что все

они кивали в унисон, слушая комментарии о великой работе императора... а

потом, при упоминании о Межзвездном Альянсе, покачали головами и

нахмурились.

Нет, это все не к добру. Ему определенно стоит поговорить об этом с

Лондо. Проблема заключалась в том, что он не знал, что именно нужно ему

сказать. Он тщетно пытался вспомнить те годы, проведенные с Лондо, когда тот

еще был послом на "Вавилоне 5". Он и представить не мог, какими проблемами

это для них обернется. Он подумал о том, что обычно общительный Лондо мог бы

по-прежнему поддерживать связи со своими союзниками на станции. Он мог бы

часто связываться с Виром, чтобы узнавать все последние сплетни и слухи. Но

этого не было. Проходили недели, месяцы, а Вир по-прежнему не мог связаться

с Лондо. Вместо этого он все чаще сталкивался с Дурлой, министром Внутренней

Безопасности. Последним, от которого его бросало в дрожь при встрече, был

небезызвестный мистер Морден, и, определенно, их отношения не были теплыми.

Эти отношения привели к гибели многих.

— Я передам ваши слова императору. Император сейчас занят. Он высоко

ценит ваши сообщения, — подобная литания дежурных фраз так часто срывалась с

уст Дурлы, что Вир выучил их наизусть. А когда Виру чудом удавалось

дозвониться до Лондо, император всегда разговаривал с такой осторожностью,

что Виру казалось, будто все их разговоры находятся под наблюдением.

Подобная мысль сама по себе казалась нелепой. Лондо, несмотря ни на что, был

самым влиятельным лицом на Приме Центавра. Теоретически, не было никого и

ничего настолько безрассудного и могущественного, чтобы контролировать его

интересы и деятельность. Кого же боялся Лондо?

Потом Вир вспомнил о судьбе предыдущих центаврианских императоров, и

ответ стал ясен: всех.

Но Лондо не походил на других императоров. Он, определенно, не был

похож на безумного Картажье. И у него не было ничего общего с регентом,

который превратил их мир в руины. Лондо был добрым и порядочным

центаврианином. Ведь это что-то да значило? Или это было не так?

К сожалению, даже он сам не мог узнать на это ответ.

К счастью для всех пассажиров, мысли Вира никак не повлияли на

безопасную посадку транспортника. Пока Вир предавался своим бессвязным

размышлениям, транспортник опустился на посадочную площадку главного

космопорта.

— Посол Вир!

Сперва Вир хотел по привычке обернуться через плечо, чтобы увидеть, не

стоит ли там тот, к кому могли так обращаться.

Для него по-прежнему было потрясением слышать титул "посол" перед своим

именем, и он всегда чувствовал себя слегка виноватым, как будто он был

самозванцем. Или, возможно, он ослышался, и звали какого-то другого Вира...

На сей раз, ему удалось подавить этот импульс, и он поискал взглядом

того, кто его окликнул.

Он увидел перед собой очень высокого мужчину. Он был хрупкого

телосложения, у него были запавшие глаза, а его голос, казалось, исходил

откуда-то снизу, чуть ли не из лодыжек. Когда он подошел поближе, сложилось

впечатление, будто он постоянно наклоняется вперед, чтобы услышать то, что

ему говорят. Его волосы такие же светлые, как и кожа, были средней длины.

Рядом с ним стоял мальчик, которому можно было дать на вид лет тринадцать.

Забавно, что, несмотря на то, что высокий мужчина был одет в какое-то

подобие ливреи, что ассоциировалась у Вира с императорским двором, на

мальчике была какая-то форма, которую Вир раньше не видел. Его мундир был

практически полностью черным, что напомнило Виру форму Пси-Корпуса, но

поперек груди шла кроваво-красная полоса.

— Посол Вир, — произнес высокий мужчина, — меня зовут Кастиг Лион,

советник из Департамента Развития, связанного с офисом министра Дурлы. Для

меня большая честь встретиться с вами. Трок, забери у господина его багаж.

— О, это лишнее, — начал Вир, но уже было поздно. Подросток по имени

Трок, уже оказался около него и решительно выхватил из его рук сумки. Вир

посмотрел в глаза мальчишки и быстро отпустил сумки. Мальчик легко поднял

их... на самом деле, он сделал это более легко и непринужденно, чем сам Вир.

Вир сказал себе, что это просто из-за того, что он устал в дороге. — Я... не

ожидал, что меня кто-то будет встречать. Я просто думал, что сам доберусь до

дворца. Мне не хотелось кого-либо беспокоить...

Лион улыбнулся. Когда он улыбался, казалось, что он испытывает какую-то

смутную боль. Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.

— Вы в точности такой, каким мне вас описали: скромный и

непритязательный, как будто вы все еще не являетесь важным лицом.

— Ну... на данный момент, как вы понимаете... быть послом на "Вавилоне

5" — это не особо важное занятие... на самом деле это вид... ну... — он

понизил голос, как будто опасался, что его услышит Лондо, — ...шутки. Эту

должность никто не принимает всерьез.

— Времена меняются, — сказал Лион.

— Да, вы правы. А кто этот молодой человек? Трок, я ведь правильно

запомнил ваше имя? — Вир широко улыбнулся, взглянув на него, но увидел столь

бесстрастное и мрачное лицо, что ощутил смутное беспокойство и тревогу, —

Это у вас какая-то форма?

— Трок — один из первых членов центаврианской молодежной организации.

Мы называем их Первыми Кандидатами. И, действительно, они являются лучшими

кандидатами, будущим поколением лидеров нашего мира.

— О, какая игра слов! Весьма забавно, — сказал Вир.

Трок наградил его взглядом, который, насколько понял Вир, был полон

холодного сдержанного гнева.

— Мы вовсе не забавны, — отрезал он.

— Трок... — одернул его Лион.

— Господин, — твердо повторил Трок, — Мы вовсе не забавны, господин.

— Я... буду иметь это в виду, — ответил Вир, чувствуя себя от всего

этого все более неловко.

— Первые Кандидаты набираются по всей Приме Центавра. Молодежь —

надежда нашего будущего, посол, как это всегда было. Что может лучше поднять

дух и нравственность общества, как не вид энергичных, полных энтузиазма

молодых людей, воспитанных подобающим образом?

— И что же делают эти Первые Кандидаты? — спросил Вир у Трока.

— Все, что нам прикажет советник Лион, — незамедлительно ответил Трок.

— О.

— Они выполняют общественные поручения. Участвуют в массовых

мероприятиях, проводят общественные информационные выступления... все в этом

роде, — сказал Лион.

— Все это выглядит чудесно. Это задумка императора?

— На самом деле, идею подал министр Дурла, но император ее одобрил.

Министр Дурла поручил мне наблюдать за проведением этой программы... а также

искать другие способы поднять уровень нравственности на Приме Центавра.

Они сели в поджидающий их транспорт, который направился во дворец.

— Знаете... я тут подумал кое о чем.

— О чем же?

— О повышении уровня нравственности. Есть такая замечательная земная

игра, о которой я узнал во время своего пребывания на "Вавилоне 5" от кап...

от президента Шеридана. Если бы нам удалось собрать команды для этой игры,

то мы бы могли творить чудеса.

— Несомненно, — Кастиг Лион снова мимолетно улыбнулся. Трок сидел перед

ними и смотрел строго вперед. — И что же это за игра?

— Она называется "бейсбол".

— Ага, — снова сказал Лион, — И как же в нее играют?

— Ну, — с жаром начал Вир, — у вас должно быть по девять игроков с

каждой стороны. И еще один игрок, который стоит в центре поля, на

возвышении, на земляной площадке. Он держит мяч примерно вот такой

величины, — он показал рукой размер мяча, — и еще есть игроки от каждой

команды, которые становятся на некотором расстоянии и держат биту.

— Биту?

— Ну, такую большую палку. Человек на площадке бросает мяч человеку с

палкой.

— Наверное, он хочет его поранить или убить? — казалось, Кастиг Лион

несколько оживился, заинтересовавшись этим.

— О, нет-нет. Нет, он бросает мяч. А человек с битой должен отбить этот

мяч. Если он промахивается, то у него остаются еще две попытки. А если ему

удается отбить мяч, то он бежит на базу...

— Военную базу?

— Нет, это такая площадка, примерно вот такой величины. Он пытается

добраться до базы до того, как игрок из другой команды добежит до упавшего

мяча.

— И... если ему это удастся... то что? — Лион уже не выглядел таким

заинтересованным, как раньше, во время обсуждения человека с битой.

— Если ему это не удается, то он выбывает.

— Из игры?

— О, нет-нет, у него есть еще одна попытка, потом, когда снова настанет

его очередь. А если он достигнет базы, то получает еще один шанс добраться

до другой базы.

— Это выглядит совершенной бессмыслицей. А почему бы ему просто не

остаться на месте?

— Потому что если он достигнет второй базы, то у него появится

возможность добраться до...

— До третьей базы? — интерес Лиона определенно испарился, — И в этом

вся цель игры?

— О, да! После того, как он достигнет третьей базы, у него есть

возможность добраться до дома.

— Дома? Вы имеете в виду, что он покидает игру?

— Нет, так называется основная база. Если он достигает дома, то его

команда набирает очки. И они делают все это, бегают туда сюда до тех пор,

пока не наберут по три промаха с каждой стороны, это называется "подача"

(передача хода, мяча). Игра длится до девяти подач. Если этого не

произойдет, то она может длиться бесконечно, пока дождь или еще что-нибудь

подобное ее не прервут.

Кастиг Лион уставился на Вира, а потом спросил:

— И эта игра популярна на Земле?

— Люди без ума от нее, — ответил Вир.

И Трок сурово произнес:

— Неудивительно, что минбарцы хотели их уничтожить.

Глава 7

— Вир! Ви-и-и-ир!

Лондо встретил его очень восторженно и радостно, совсем не так, как

ожидал Вир. Правда, сейчас шел большой прием, а в таком окружении Лондо

чувствовал себя наиболее раскованно.

Все это весьма взволновало Вира. Конечно же, ему доводилось бывать на

многих приемах, особенно вместе с Лондо. Прежнего Лондо подобные мероприятия

притягивали, подобно магниту. Многие из них были простыми попойками, правда,

некоторые он помнил весьма смутно. Это были приятные туманные воспоминания,

но, все же, очень расплывчатые.

Но это... это же был прием при дворе!

После всего, через что довелось пройти Виру, после всех тайных

заговоров и его личного, ужасного вклада в такой страшный заговор, как

убийство императора, ему так и не удалось утратить относительную невинность,

он по-прежнему был той же самой личностью, какой он был когда-то. И этот Вир

был дурачком из клана Котто, помехой, тем, кто никогда не был способен

совершить что-либо значительное. Когда его перевели на "Вавилон 5", назначив

помощником такого же всеми презираемого Лондо Моллари, это было еще одним

ударом в жизни мальчика для битья.

Быть принятым при дворе, встречаться с теми, кто правит Примой

Центавра... он до сих пор еще чувствовал себя неловко, даже после того, как

все это закончилось. Вряд ли это было то, чем полагалось заниматься Виру

Котто. Он хотел жить тихо, не высовываясь. Вот и все, к чему он стремился.

Поэтому, находясь при дворе, стараясь высоко держать голову, он

чувствовал, что ему порой хочется ущипнуть себя, дабы убедиться в том, что

это ему не снится. Ему все казалось сном, но он знал, что у сна есть своя

темная кошмарная сторона. О, это ему было хорошо известно.

Большой зал приема был полон жизни и движения. Здесь было много танцев,

песен и веселья. Перед Виром выросла весьма скудно одетая танцовщица и

страстно улыбнулась ему, а потом развернулась, взмахнув тонкой вуалью. Слуги

со всех сторон несли к нему всевозможные лакомства, толкаясь между собой,

желая ему угодить. Все гости были разодеты в самые великолепные наряды, они

разговаривали и смеялись, как будто их ничто не беспокоило.

— Вир! — снова крикнул Лондо, а потом начал проталкиваться к нему через

толпу. Это совершенно не подобало императору. Народ как будто по волшебству

расступался перед ним, давая пройти, а потом смыкался за его спиной. Лондо

походил на большой корабль, плывущий по волнам океана. Корабль государства,

сказал себе Вир.

Лондо сжимал в руке бокал с вином. Он прошел мимо какого-то знатного

гостя и без колебаний вырвал из его рук бокал, а потом протянул его Виру.

Вельможа на мгновение ничего не понял, но потом, увидев, кто позаимствовал

его выпивку, просто махнул одному из слуг и потребовал другой бокал.

— Вир! Я хочу загадать тебе загадку, — сказал Лондо, вручая ему бокал с

вином.

В голове Вира пронеслось сразу несколько мыслей: поблагодарить Лондо за

выпивку, сказать ему о том, что она ему не нужна, сказать ему, что он,

Лондо, прекрасно выглядит, и сказать о том, что ему очень приятно увидеть

его снова. Все это одновременно пришло ему в голову, но тут же испарилось

при столь неожиданном высказывании.

— Э... загадку?

— Да! Это очень хитрая загадка. Я узнал ее от Сенны. Она умная

девчонка, эта наша юная леди.

— Да, вы говорили мне о ней. Это такое горе — потерять своего

учителя...

— Так тебе хочется выслушать загадку, или нет? — допытывался Лондо.

— О... конечно, да, — Вир затряс головой в знак согласия.

Лондо положил руку на плечо Виру, пододвинувшись поближе. От него

сильно пахло спиртным, даже сильнее, чем обычно.

— Это величественнее, чем Великий Создатель... страшнее, чем корабль

Теней... это есть у бедного... это не нужно богатому... но, если ты это

съешь, то умрешь.

Вир молча переваривал все элементы загадки, а потом покачал головой.

— Сдаюсь.

— Ты сдаешься! — почти сердито сказал Лондо, — Сдаешься? Вот в чем твоя

проблема, Вир. Это всегда было твоей проблемой. Ты слишком быстро сдаешься.

Шевели мозгами, Вир. Даже если ты потерпишь неудачу, ты должен хотя бы

попытаться!

— Л-л-адно. Дайте мне подумать. Величественнее, чем Великий Соз...

Его размышления внезапно оборвались, когда откуда-то сбоку раздался

голос:

— Посол. Рад видеть вас.

Вир обернулся и увидел стоящего позади Дурлу.

Он уже встречался с ним раньше, до того, как Дурла стал министром.

Будучи капитаном гвардии, Дурла на самом деле никогда не замечал Вира. Но

теперь, когда Вир увидел его, когда по-настоящему заметил его, то

почувствовал, что его стоит остерегаться.

— Взаимно, министр, — непринужденно ответил Вир.

— Как приятно, что вы сумели вырваться с "Вавилона 5", чтобы посетить

этот маленький праздник. Уверен, что у вас там очень много дел.

Вир заметил, что Лондо бросил на них с Дурлой быстрый взгляд.

Казалось, он забавлялся, наблюдая за их разговором. Будто Лондо было

что-то известно, и он хотел увидеть, что произойдет. Но Вир не мог понять,

что именно. Последнее, что интересовало Вира — это участие в словесных

поединках с Дурлой ради выгоды Лондо. Тем не менее, в голосе и осанке Дурлы

было что-то такое, что Вир уловил, но не мог понять. Это проскальзывало,

если не в словах, то в его снисходительном тоне.

— О, да... да, у меня там было много дел, — сказал Вир.

— Уверен, что так. Хотя, — продолжил Дурла, — будущее Республики

Центавр, ее истинное будущее, должно заключаться в развитии Примы Центавра,

а не в этом куске металла, который находится за много световых лет отсюда. В

месте, которое является базой Альянса, созданной для того, чтобы, вне

всякого сомнения, стереть Приму Центавра с лица земли.

— Министр, — осторожно ответил Вир, — со всем уважением, должен сказать

вам, что, если бы Межзвездный Альянс был "создан" для этого, то сомневаюсь,

что мы бы сейчас стояли здесь, в этом прекрасном дворце, наслаждаясь этим

великолепным вином. Простите! — он позвал слугу и жестом потребовал добавки.

Обычно, Вир не пил спиртного, но за последние годы он в этом достаточно

поднаторел. Этому поспособствовало длительное общение с Лондо. Когда слуга

поспешно выполнил его требование, Вир добавил: — Запомните, министр, что я

работаю на "Вавилоне 5". Я уже много лет знаком с президентом Альянса. Не

стану говорить о том, что мне довелось услышать по пути сюда, но вам бы

стоило более осторожно выражать свое мнение о Межзвездном Альянсе.

— И что же такое вы услышали "по пути сюда"? — спросил Дурла,

насмешливо приподняв бровь.

Вир опустил глаза и увидел новый бокал, который будто по волшебству

возник в его руке. Он выпил почти половину одним глотком. Вир чувствовал,

что в этот вечер ему это понадобится.

— О, какие-то дурацкие слухи. Люди исчезают. Самые наши умеренные

политики теряют лицо, власть... жизни. И все они были заменены вашими

союзниками.

— Вы переоцениваете меня, господин посол, — спокойно ответил Дурла, —

Согласен, я стараюсь рекомендовать императору тех, кого я хорошо знаю. Но с

тех пор, как моей обязанностью стало наблюдение за Внутренней Безопасностью,

естественно, я стараюсь, чтобы те, кого я знаю, были преданы Республике.

— То есть, преданы вам?

— Я уже сказал, что имею в виду, посол, — невозмутимо ответил Дурла, —

В данном случае, я говорю об императоре, который является воплощением духа

Примы Центавра. Если у меня возникнут сомнения в чьей-либо преданности, то я

обращусь к нему.

— Как это мило, министр, — наконец, произнес Лондо, — Но сейчас на

дворе опасное время. Трудно выяснить, кому можно доверять.

— Совершенно верно, — сказал Дурла, хлопнув Вира по плечу, — Надеюсь,

что не произвел на вас ошибочного впечатления, посол. Я бы скорее откусил

себе язык, чем сказал что-то такое, что могло бы так вас обеспокоить.

— Я бы дорого дал за подобное зрелище, — ответил Вир.

Дурла продолжил, не обращая внимания на столь явный сарказм.

— Если говорить откровенно, мы все хотим одного. Чтобы Прима Центавра

заняла подобающее ей место на арене межзвездного величия.

— Неужели?

— Именно так, посол! — уверенно сказал Дурла, — Пока что это кажется

шуткой. Мы поверженные, падшие враги. Против нас объединились целые системы,

и они будут держать нас поверженными. Когда-то... когда-то они дрожали от

ужаса при одном лишь упоминании о нас. Теперь же... теперь они дрожат от

смеха.

— Ужасно, — произнес Лондо, как будто ему много раз приходилось

беседовать на эту тему. Вир заметил, хотя и не мог понять, почему, что Лондо

отодвинул вино, глядя куда-то вдаль. — Ужасно.

— Даже сейчас, когда мы отстраиваемся заново, когда мы гнем спину для

того, чтобы выплатить все эти "репарации", одновременно пытаясь восстановить

наше прежнее величие... они следят за нами. Они обращаются с нами так же,

как мы когда-то обошлись с нарнами. И как все это называть?

— Божественное правосудие? — осмелился вставить Вир.

Дурла сам ответил на свой вопрос, не обращая внимания на слова Вира.

Казалось, он не слышал его.

— Оскорбление. Сплошные оскорбления и обиды! В Приме Центавра все еще

живо потенциальное величие, оно тлеет, подобно лихорадочному жару в нашем

народе.

— А разве лихорадка не является признаком болезни? — спросил Вир, —

Знаете... иногда от этого умирают...

— А иногда она проясняет зрение, — ответил Дурла.

— Обычно у меня от этого только болит голова.

— Мы бродили среди звезд, — воинственно сказал Дурла, — разве могут те,

кто некогда повелевали звездами, позволить сровнять себя с грязью, что лежит

у вас под ногами? Хотите знать, чего я больше всего желаю для нашего народа,

посол? Хотите знать правду? Я хочу, чтобы мой народ занял подобающее место в

галактике. Я хочу видеть, как центавриане снова протянут свою длань и станут

повелевать звездами. Я хочу, чтобы вернулась наша былая слава. Я хочу, чтобы

мы стали теми, кем по праву должны быть. Неужели я хочу слишком многого,

посол?

На этот вопрос ответил Лондо, который покачивал свой бокал, что-то

разглядывая в нем:

— Нет, — мягко произнес он, — Нет... это не слишком много.

Дурла хотел было продолжить свою речь, но тут его кто-то окликнул с

другого конца зала. По-видимому, возник какой-то дружеский спор, и Дурлу

попросили его разрешить. Он быстро поклонился Лондо и Виру, а потом ушел.

К Лондо направились еще несколько чиновников, требуя его внимания, но

Лондо отмахнулся от них. Затем он положил руку на спину Вира и произнес:

— Пойдем, пройдемся со мной, Вир. Расскажешь мне последние новости.

— Ну, последняя новость мне совершенно не нравится, Лондо. Этот Дурла.

Он совершенно мне не по нраву, — Вир говорил шепотом, как будто боялся его

рассердить.

— Дурла? А что в нем такого? — несколько удивленно спросил Лондо.

— Ну, я не хотел сказать, что с ним что-то не так... просто... иногда

он напоминает мне вас. Особенно, его цели.

— Вряд ли он похож на меня.

— Вы так считаете? А все то, что он только что сказал? То, о чем он

мечтает? Не напоминает ли это вам ваши собственные слова?

— Нет, я никогда такого не говорил.

Вир в досаде закатил глаза. Лондо повел его по одному из больших

коридоров.

— Куда мы идем? — спросил Вир.

— На прогулку. Во дворце многое изменилось с тех пор, как ты был здесь

в последний раз, — он взглянул на Вира. Его глаза, казалось, были подернуты

дымкой. — Итак, попробую понять: Дурла напоминает тебе меня, поэтому он тебе

не нравится. Полагаю, что я не должен считать это оскорблением?

— Когда я впервые увидел вас... в общем... вас что-то беспокоило,

Лондо. И вы тоже все время говорили о том, какими должны бы быть

центавриане... И вы...

— Я добился того, чего хотел, — мягко сказал Лондо.

— Да. И из-за этого погибли миллионы.

— Какие жестокие слова. Ты осуждаешь меня, Вир? Ты осмеливаешься

осуждать императора? — это были вызывающие слова, но прозвучали они так,

будто он просто интересовался.

— Я знаю вас, Лондо. Иногда мне кажется, что знаю вас лучше, чем

кто-либо на свете... по крайней мере, из тех, кто остался в живых. Он

мечтает о том же, что и вы, Лондо. И посмотрите, к чему все это привело.

Посмотрите на все эти смерти, разрушения, на всю эту трагедию, выросшую из

всего этого.

— Дорога судьбы никогда не бывает гладкой, Вир. Это всегда трудный

путь.

— А бомбардировки?! Лондо, мы поработили нарнов! Мы правили посредством

террора! И теперь мы с лихвой расплачиваемся за наши грехи. Все, что с нами

случилось, произошло только потому, что такие, как Дурла, захотели этого!

Когда же мы выучим этот урок, Лондо? Что же для этого нужно? Уничтожить всех

центавриан в галактике?

— Почему ты задаешь мне этот вопрос? — спросил Лондо, — Знаешь, кого

лучше спросить об этом? Рема Ланаса.

— Простите... кого? — Вир почувствовал, что разговор внезапно

перескочил совсем на другую тему, — Рем Ланас? Кто это...

— Он живет на "Вавилоне 5", если мне не изменяет память. Он был там

некоторое время. Очень благоразумный парень. Знаешь, зачем ты здесь

находишься, Вир?..

Вир занервничал, пытаясь понять, о чем он говорит.

— Ну... я... ну... нет, Лондо, если честно. Мне было приятно побывать

на приеме, просто потому, что очень здорово видеть, как народ что-то

празднует, пусть даже это всего лишь жалкая группа, строящая за твоей спиной

какие-то планы возрождения. Но я не понимаю, зачем вы вызвали меня сюда?

— Что ты имеешь в виду, Вир?

— Имею в виду? Я... — он вздохнул, — Лондо... Возможно, ну... вы,

возможно, слишком много выпили. Ибо, если честно, вы говорите не очень

понятные...

— Неужели ты полагаешь, — продолжал Лондо, — что я не смог бы

воспользоваться стандартными средствами связи, если бы мне захотелось просто

поговорить с тобой? Думаешь, что я не в состоянии обеспечить хорошо

защищенный канал? Что все, что я говорю, может прослушиваться? Ты ведь не

это имел в виду, а, Вир?

Мистер Гарибальди иногда использовал выражение, которое Вир находил

весьма забавным. Он говорил: "капать на мозги", когда хотел сказать, что

кто-то пытается на что-то намекнуть. Этот термин Вир так и не понял до

конца, вероятно, из-за того, что он не мог представить, что такое "капать на

мозги" и почему это так необходимо для того, чтобы что-то прояснить.

Но сейчас, когда Вир услышал слова Лондо, до него внезапно начало

доходить, что тот капает ему на мозги, пытаясь на что-то намекнуть.

— Нет, — очень осторожно ответил Вир, — Я не имел это в виду.

Он сказал это очень осторожно, надеясь, что Лондо догадается, что он

уловил его намек.

Подернутые дымкой глаза Лондо на мгновение стали ясными. Он молча

кивнул. Потом открыл было рот, чтобы еще что-то сказать...

... И пошатнулся.

— Лондо?

Лондо вытянул руки перед собой, как бы пытаясь смахнуть невидимую

паутину, а когда опустил руки, на его лице появилось смесь гнева и

покорности.

— Ты, как я вижу, стал более устойчивым к алкоголю, — пробормотал он.

— Ну, да, — сказал Вир, — В своем роде, да.

— Я не с тобой разговариваю.

— Но...

Лондо внезапно переменился в лице, и довольно игриво произнес:

— У нас здесь есть классная галерея портретов бывших императоров. Мы

взяли уцелевшие статуи и портреты, собрали их в одном месте... пойдем, Вир!

Ты должен это увидеть!

— Ух-м... Ладно...

Разговаривая преувеличенно бодро, Лондо провел Вира в конец коридора,

свернул направо, затем — налево, и привел его в очень просторную комнату.

Как и хвастался Лондо, стены были украшены весьма впечатляющими картинами, в

нишах стен были расставлены скульптуры.

Первое, что бросилось Виру в глаза, это портрет Картажье.

Лондо проследил взглядом за Виром и выразил его мысли вслух:

— Почему он здесь, а?

Вир кивнул.

— Лондо, он был безумцем. И уродливой частью нашей истории. Ему здесь

не место.

— Он находится здесь, Вир, потому что он — это часть нашей истории.

Если мы не будем помнить свои ошибки, то как мы узнаем, какое решение будет

верным?

— По-видимому, каждый понимает это по-разному, — с сожалением сказал

Вир, оглядываясь через плечо, как будто там мог стоять Дурла.

— Ты ведь имеешь в виду Дурлу? Успокойся, Вир. Он не один так думает.

— Кто знает, что за народ был в той комнате. Они...

— Вир... это неважно. Взгляни на эти портреты. Разве они не прекрасны?

Вир начал терять последнее терпение, разговаривая с императором.

— Да, они очень милые, но это не говорит...

— Император Турхан, — Лондо указал на один из портретов, — Великий был

центаврианин.

— Великий? — фыркнул Вир, — Своими предсмертными словами он вынудил нас

напасть на Нарн. Вы ведь присутствовали при этом, вы были одним из тех, кому

он это прошептал...— голос Вира сорвался, когда он увидел выражение лица

Лондо. Более того, он начал понимать, что Лондо скрывал ужасную тайну, что

последние слова Турхана вовсе не были призывом к войне, — Лондо...

— Он умер, мечтая заключить с Нарном мир... и сказал, что я и Рифа

прокляты. Какой был мудрец, — он сказал это без намека на гнев. Казалось,

это его забавляло.

Но Вир пришел от этого в ужас. Он отшатнулся назад, побледнев как

полотно.

— Лондо... Великий Создатель... Лондо... как вы могли... как вы

могли...

Лондо пожал плечами.

— И это все? Все что вы можете мне ответить? Просто пожать плечами?

Лондо, как... как вы могли...

— Я уже много раз слышал подобный вопрос, Вир. Но, что самое

интересное, ответ всегда был один и тот же: легко.

Вир не знал, что сказать. Лондо еще никогда не заставлял его терять дар

речи. Но Лондо, казалось, совершенно не смутился от вида Вира. Вместо этого

он просто сказал:

— Мы делаем то, что должны делать, Вир. Мы всегда так поступаем. Все

мы. Взять, к примеру, императора Крана. Ты помнишь его, Вир? Помнишь, что с

ним случилось?

Голова Вира все еще шла кругом, пока он пытался собрать воедино все то,

о чем ему говорил Лондо.

— Император Кран... немножко, да... Но это было задолго до моего

рождения, это...

Лондо остановился перед бюстом Крана. Это был один из самых маленьких

бюстов в комнате, как будто его включили в коллекцию гораздо позднее.

— Его правление было настолько коротким... что почти не оставило следа

в нашей славной истории. Правитель периода Великого Перехода. Тогда

центаврианские кланы были еще больше разрознены, чем раньше. Предыдущий

император, Турис, был абсолютно безвольным правителем, и после его ухода все

дома стали бороться за власть. Это привело к кровопролитию. Бедняга Кран...

ты помнишь, что с ним случилось?

— Да, кажется, помню. Но...

— Иногда можно согласиться с тем, что было верно, а что — неверно. И мы

не желаем повторения ошибок. Никто не желает. Никто, Вир. Ты слышишь меня? —

голос Лондо стал громче, и неожиданно яростным. — Ты слышишь меня, Вир? Ты

следишь за тем, что я тебе говорю?

— Да-да, конечно, — Вир чувствовал себя еще более неловко, чем

раньше, — За каждым словом.

— Хорошо. Рад, что нам удалось поговорить. Так будет лучше для всех

нас. Пойдем... а то прием пройдет без нас. Мы же не можем допустить, чтобы

они веселились без нас, а?

Знаешь что, Вир? Я хочу, чтобы ты это запомнил. Все, что нас окружает,

все, что мы восстановили, вся власть, что принадлежит мне... все это

заставляет меня задуматься о том, что у меня есть на самом деле. И не только

об этом, но и о том, что будет со всеми нами меньше чем через неделю.

— А что случится менее чем через неделю?

— А, — ухмыльнулся Лондо, — Это часть великой загадки жизни.

Сказав это весьма туманное замечание, он направился к выходу из

комнаты, оставив позади совершенно ошеломленного Вира, который стоял,

почесывая в затылке, размышляя над теми словами, что ему довелось только что

услышать.

Когда Вир вечером вошел в свою комнату, то был поражен, обнаружив там

танцовщицу, которую ему уже довелось видеть раньше на приеме. Только сейчас

на ней было надето еще меньше одежды. Точнее, на ней была ночная рубашка.

Вир на мгновение замер, а потом осознал, что стоит, разинув рот, пытаясь

произнести хоть слово.

— Э... э... э... привет.

— Привет, — промурлыкала она.

— Прощу прощения... если я вас побеспокоил... Мне показалось, что это

моя комната. Я сейчас уйду, — тут Вир увидел свои вещи, стоящие в углу, и

понял, что действительно попал туда, куда и намеревался. По-видимому, она

тоже.

— Разве вы не хотите присоединиться ко мне?

— Зачем? Разве я уже не присоединился? — Вир выдавил из себя смешок,

пытаясь пошутить. Он увидел, что с лица женщины по-прежнему не сходит слабая

улыбка, и потом поправил себя: — Э... ну... понимаете, вероятно, здесь

произошла какая-то ошибка...

— Ведь вы — Вир Котто? — она подвинулась, освободив около себя место.

Вир внезапно почувствовал, что весь горит. Он также почувствовал какое-то

приятное движение в районе груди, и попытался успокоиться.

— Да. Но... можно спросить, как... как...

— Министр Дурла подумал, что можно предложить вам... исходя из уважения

к вам, давнему другу императора... он попросил меня проверить, все ли в

порядке.

При упоминании о Дурле у Вира моментально испарились все желания и весь

интерес.

— Дурла. Понятно... Ну... — Вир решительно кашлянул, — У меня есть

идея. Я сейчас отвернусь и закрою глаза, а ты оденешься и скажешь ему, что

все в порядке. Что я по достоинству оценил его затею. Идет?

На ее лице промелькнуло разочарование.

— Вы в этом уверены?

— Леди... поверьте мне, спор — не самая моя сильная сторона. Я

принадлежу к тем, кто всегда уступает. Но в отношении этого, да, я

совершенно уверен.

Он повернулся к ней спиной и подождал. Он услышал ее легкие шаги, шорох

одежды, когда она оделась.

Мгновением позже ее рука скользнула по его спине, и она проворковала:

— Тогда спокойной вам ночи, посол.

— И тебе спокойной ночи, — сдавленно ответил Вир.

Он выждал до тех пор, пока за ней не закрылась дверь, а потом осмелился

развернуться. Потом он облегченно выдохнул, увидев, что она действительно

ушла.

Дурла. Ее послал Дурла. Одна мысль об этом привела его в ужас. Более

того, повернувшись к ней спиной, он напряженно следил за ее тенью, чтобы

убедиться в том, что она не бросится на него с ножом. Это было бы вполне в

духе Дурлы.

— Теперь я вспомнил, почему старался держаться как можно дальше от

Примы Центавра. Ненавижу это место.

Убедившись в том, что его дверь заперта, он быстро прыгнул в постель.

Но сон не приходил к нему. Вместо этого он лежал на спине, разглядывая

потолок, и думал о том, что ему сказал Лондо. Он говорил так бессвязно и

беспорядочно, будто не мог собрать свои мысли воедино.

Кто такой этот Рем Ланас? И причем тут император Кран? И...

Эта загадка. Про то, что было величественнее, чем Великий Создатель.

Причем тут эта загадка? По правде говоря, она совершенно ни во что не

вписывалась.

Что же может быть величественнее, чем Великий Создатель? Остальная

часть загадки тоже не имела смысла. Не имеет смысла, потому что истина в

том, что нет ничего величественнее Великого Создателя. Совершенно невозможно

понять, почему он позволил их республике скатиться в такой хаос, почему он

допустил эту бомбардировку и...

Вдруг Вир сел, широко раскрыв глаза. Он ощутил почти детскую радость.

— Ничто, — произнес он вслух, — Ответ — ничто.

Это было так здорово. Ничто не может быть величественнее Великого

Создателя, нет ничего страшнее корабля Теней, Вир сам был готов это

подтвердить. У бедного ничего нет. Богатому ничего не нужно. А если ничего

не есть, то можно умереть.

Хорошая загадка. Заставляет задуматься.

Но потом Вир подумал о том, о чем еще ему говорил Лондо. О чем-то...

К чему, например, были эти его слова?

"Все, что нас окружает, все, что мы восстановили, вся власть, что

принадлежит мне... все это заставляет меня задуматься о том, что у меня есть

на самом деле. И не только об этом, но и о том, что будет со всеми нами

меньше чем через неделю". И он еще намекнул, что это является частью великой

загадки жизни.

Ничто. Лондо сказал ему, что он чувствует, что у него ничего нет. Как

будто он хотел убедить Вира в том, что он действительно страдает от этого.

Но зачем? Почему бы ему просто не подойти и не сказать об этом? Почему он

так страдает, если у него есть возможность восстановить Приму Центавра

такой, какой он ее помнил? В чем трагедия, отчего эта печаль?

И... у них тоже ничего не останется? Меньше, чем через неделю?

Чушь какая-то.

Или, возможно, в этом был смысл. Просто Вир был не в состоянии, или не

хотел все это увидеть.

На следующее утро он направился к тронному залу, но гвардейцы

преградили ему дорогу.

— Мне необходимо увидеть императора, — сказал он.

Гвардейцы просто уставились на него так, как будто он ничего не сказал.

— Я настаиваю на аудиенции.

— Боюсь, что император сегодня никого не принимает, — раздался позади

него чей-то голос. Это был Дурла, неторопливо идущий по коридору с таким

видом, как будто он был у себя дома. Виру показалось, что Дурла считает этот

дворец своей собственностью.

— А почему?

Дурла пожал плечами.

— Я не обсуждаю приказы императора, посол. Я просто им повинуюсь.

Полагаю, что вы тоже так поступаете.

— А откуда мне знать, что это его приказы? — потребовал Вир, — Как мне

узнать, жив ли он до сих пор?

Дурла подозрительно посмотрел на него.

— Я потрясен, что вы можете заподозрить какой-либо заговор против

императора, посол. Уверяю вас, сейчас он находится в тронном зале. Просто он

хочет уединения.

— Посмотрим, — запальчиво сказал Вир, — Пока я ...

Дверь в тронный зал внезапно распахнулась. Вир повернулся и увидел, что

Лондо сидит на троне. Он сидел, прямо и неподвижно, не подавая признаков

жизни. А потом, очень осторожно, Лондо повернул голову в его сторону. Он

кивнул, как бы говоря: "Все в порядке. Ступай". Потом он снова уставился

перед собой в одну точку, безмолвный, не показывая внешне, что знает том,

что Вир все еще стоит в дверях.

Вир отступил назад, и двери закрылись. Он повернулся к Дурле, который

улыбнулся и произнес:

— Желаю вам добраться до "Вавилона 5" без приключений. Приезжайте к нам

снова... как можно скорее.

Сказав это, он кивнул и ушел прочь.

Спящий почти проснулся. Приближалось что-то темное. Он чувствовал его

приближение, и готовился к пробуждению. Он по-прежнему прятался во тьме,

ожидая своего шанса, готовясь к тому, чтобы послужить темному.

Для него настало смутное время. Он чувствовал, будто его разум

расщепился на две части, которые впервые пытаются соединиться. Как будто он

случайно встретил своего давно потерянного близнеца, с которым был разлучен

с рождения.

Он обнаружил, что уже долго смотрит на тени. На Нижнем Уровне их было

много. Каждая из них казалась собранием собственных секретов. Некогда,

подобно большинству людей, спящий боялся теней. Но теперь он обнаружил, что

они ему приятны, что ему приятна их прохлада.

Потом тени начали звать его... по крайней мере, одна из них. Он

почувствовал, что его тянет к ней, в определенный угол. Вокруг никого больше

не было. Шаг за шагом он неуверенно приблизился к ней, впервые чувствуя, что

его жизнь обрела какой-то смысл. Потом он преисполнился невероятной пустоты.

Он вспомнил своих родителей, свою мать, которая прижимала его к себе,

отца, дававшего ему первые уроки. Он вспомнил их ... но несколько

отстранено, как будто разумом он воспринимал их, но они были вычеркнуты из

его сердца.

Он вспомнил свою первую возлюбленную, прикосновение ее тела, тепло ее

поцелуя. Он помнил ее... но не чувствовал ее по-настоящему. Он знал, что был

ею увлечен. Но он не мог вспомнить, как все это было.

Как будто вся его жизнь стала похожа на кино, которое он смотрел, но не

переживал лично.

Он подумал, что это весьма банальное ощущение. Что другие тоже

чувствуют то же самое.

Между тем, глубоко внутри него, нечто не вполне живое, но и не вполне

механическое, шевельнулось и потянулось в ответ на призыв из тени.

Он подошел к углу, там что-то было... что-то серое, протягивающее к

нему руку, зовущее его...

... нет... не его... а нечто...

Глава 8

Зак Аллен, начальник службы безопасности "Вавилона 5", посмотрел на

Вира, приподняв бровь, и в его горящих глазах светилась неприкрытая

насмешка.

— Рем Ланас? Вам нужно что-либо разузнать о Реме Ланасе?

Вир, сидевший в офисе Зака, положил руки на колени.

— Да, если это вас не затруднит.

— Это один из ваших? Я имею в виду, из центавриан?

— Да. Обычно мы сами занимаемся розыском наших граждан, но из-за

бомбардировок наши записи были утеряны. Мы полагаем, что он, вероятно,

находится здесь.

— Это так важно для вас?

Вир неловко заерзал на своем месте.

— У вас есть какие-то причины для подобного допроса, мистер Аллен?

Нет-нет, — поспешно добавил он, — Я бы мог ответить на все ваши вопросы. Но

не могу. Я не могу провести весь день, отвечая на ваши вопросы. Я больше не

могу здесь задерживаться. Так что если вы будете продолжать...

Зак поднял руку, пытаясь прервать поток слов Вира.

— Просто мне хотелось знать, — медленно произнес Зак, — не представляет

ли это дело угрозу безопасности, и стоит ли мне принять соответствующие меры

предосторожности?

— Угроза безопасности! О... о... нет. Вот умора-то, — Вир тоненько

засмеялся, — Это действительно смешно. Центаврианин, представляющий угрозу

безопасности. Нет, — сказал он, внезапно посерьезнев, — Никто из наших

граждан не представляет угрозы для безопасности, или чего-либо в этом роде.

Мы, да и я тоже, не думаем, что центавриане могут представлять какую-либо

опасность. Потому что, как вам известно, стоит только случиться чему-либо

подобному, налетят корабли и начнут стрелять, бомбить и... в общем, начнется

заварушка. Мы не хотим этого. И никто этого не хочет. Я не хочу, вы не

хотите...

— Рем Ланас.

— Уверен, что он тоже этого не хочет.

— Я хотел сказать, — терпеливо произнес Зак, — кто он? Почему вы хотите

его найти?

— Ну... — Вир отчаянно пытался протянуть время, а потом сказал: —

Деньги.

— Деньги? Какие еще деньги?

— Рем Ланас получил порядочное количество денег. Умер его отец. И

Ланасу полагается большое наследство, которое ему хотят вручить его

родители, хотят, чтобы он узнал...

— Родители. Так вы же сказали, что его отец умер.

— Да... верно. Но это его приемные родители. Его отец отдал его в

другую семью, когда он был совсем маленьким. Умирая, отец почувствовал

угрызения совести, поэтому все свое состояние завещал сыну. Это трагическая

история. Очень неожиданная смерть. Понимаете, его отец был оперным певцом,

однажды он выступал на улице и широко открыл рот, чтобы взять октаву, но

внезапно низко летящая птица...

— О'кей, о'кей, о'кей, — быстро произнес Зак, явно не желая слушать

конец истории, — Давайте посмотрим, есть ли у нас записи о пребывании здесь

Рема Ланаса.

Пока Зак отправлял запрос через компьютер, Вир лихорадочно размышлял.

Из него определенно вышел никудышный лжец. Он чувствовал себя при этом очень

неловко, и всегда было видно, когда он лжет.

Кое-кто мог подумать, что, так долго работая с Лондо, он мог бы в этом

поднатореть. Но единственное, чему он выучился за это время, это невнятно

бормотать до тех пор, пока люди не начинали требовать, чтобы он заткнулся.

Он был совершенно неважным лжецом. Но он мог пропищать какую-нибудь чушь.

В данный момент Вир не был уверен в том, кто такой этот Рем Ланас, или

насколько он важен. Но, как бы там ни было, Лондо упомянул о нем.

Вир вспомнил тот день на Приме Центавра, когда Лондо обратился с речью

к народу. Его речь была полна гнева, казалось, что в ней было больше

призывов к мести, нежели к примирению. Когда Шеридан, Деленн и Г'Кар

высказали свои замечания насчет столь странного содержания его речи, Вир

искренне заверил их в том, что у Лондо, вероятно, были на то какие-то свои

причины. Он верил в это тогда, и верил в это до сих пор. У Лондо всегда были

какие-то свои причины для всего, что он делал. Некоторые из них могли

привести в ужас, но, все же, это были причины.

Поэтому, когда Лондо обмолвился об этом парне, о Реме Ланасе, Вир,

справившись с первым смущением, решил, что, видимо, по какой-то причине,

Лондо пытался ему что-то сказать. Именно по этой причине он направился в

офис Зака сразу после возвращения на станцию. Он не знал наверняка, зачем

именно он пришел сюда, что ему нужно искать или что ему надо делать с тем,

что он обнаружит, но он старался не задумываться об этом. Он решил

действовать последовательно.

— Попался, — сказал Зак.

Эаявление Зака вывело Вира из задумчивости.

— Да? Где?

— Я не имел в виду то, что мы его задержали... Зачем нам это? Или мы

должны это сделать?

Вир нервно засмеялся.

— Ну, конечно же, нет. Зачем вам это?

— Если судить по этим данным, — продолжил Зак, глядя на записи, — то он

прибыл на станцию около шести месяцев назад, — он замолчал, изучая экран

компьютера, а потом произнес: — С этим может возникнуть проблема.

— Что? Какая проблема?

— Ну, — сказал Зак, задумчиво почесывая подбородок, — здесь нет записей

о том, снял ли он здесь жилье. Нет записей о том, работает ли он здесь. Я

могу только предположить, что он, возможно, живет на Нижнем уровне.

— Нижнем уровне? Вы в этом уверены?

— Нет, не уверен. Например, если бы ему каким-то образом удалось

улизнуть со станции, минуя нас, то он ушел. Или он мог снять комнату или

наняться на работу по фальшивым документам.

— Но в этом нет никакого смысла. Если у него есть фальшивое

удостоверение, то зачем ему использовать его только для этого? Почему бы ему

не использовать его везде? — сказал Вир.

Зак ухмыльнулся.

— Неплохо, мистер Котто. Из вас вышел бы неплохой работник службы

безопасности.

— Да? Вы на самом деле так считаете? Или вы шутите?

— Я шучу.

— Ох, — у Вира будто гора с плеч свалилась.

— Но вы правы. Нет смысла приезжать под своим настоящим именем, а потом

прятаться под другим. И это снова наводит меня на мысль о том, что он живет

на Нижнем уровне. Жить там весьма удобно: нашел себе место, поставил

палатку— и все, ты уже жилец. Заплатил деньги одному из тамошних паханов, и

ты уже принят. Вы хотите, чтобы я послал туда своих людей разыскать его?

— Нет, — быстро ответил Вир. — Я сам этим займусь. Я... в общем... я —

друг семьи. Я обещал, что найду его. Это своего рода... дело чести.

— О... Дело чести.

— Верно. Ну, спасибо вам за помощь. Будет здорово, если вы перешлете

копию его фотографии и данные о нем в мою каюту, — Вир поднялся, так яростно

сжав руку Зака, что тот попытался ее вырвать, а потом стремительно вышел из

офиса.

Когда Вир подошел к двери своей каюты, то ему пришлось остановиться,

дабы отдышаться и привести свои мысли в порядок. Его сердца бешено стучали,

и он даже не мог набрать в грудь воздуха. Он понимал, что что-то должно было

произойти, что-то такое, о чем знал Лондо. Но Лондо не сказал ему ничего,

кроме каких-то отрывочных намеков.

Не сказал. Или... не мог?

Может быть, Лондо просто сказал ему все, что мог? Хотя от этого яснее

не становилось. Не было никаких зацепок, разве что их пребывание в

портретной галерее. Может, Лондо подозревал, что его подслушивают в любой

точке дворца? Но тогда они могли выйти на улицу, или, к примеру, найти

какое-нибудь место, где можно было бы скрыться от любопытных глаз и ушей.

Несомненно, Лондо сумел бы найти подобное безопасное место.

Но... что, если такого места не существует?

Эта мысль совершенно испугала Вира.

Возможно ли это? Неужели кто-то способен следить за Лондо повсюду?

Возможно, им удалось имплантировать в него какое-то подслушивающее

устройство или маячок. Но... почему же он до сих пор все это терпит? Почему

он с этим смирился? Он ведь был императором. Императором Республики Центавр.

Большая часть этой республики сейчас превращена в руины, но, все же, это

по-прежнему была республика. Разве можно уважать государство, не уважая

того, кто им правит?

Ведь именно я убил предшественника Лондо, так кто я такой, чтобы

говорить...

Но если это действительно было так... если Лондо боялся какого-то

подслушивающего устройства, или — по крайней мере, — там был кто-то,

настолько вездесущий, что даже Лондо его опасался, тогда он обратился по

адресу. Но кто бы это мог быть?

Дурла. Вот и ответ.

Возможно, подумал Вир, Дурла каким-то образом шантажирует его. Может

быть, ему в руки попала какая-то ужасная правда о Лондо, и он получил власть

в обмен на молчание. И, пока Дурла этим владеет, он может удерживать Лондо

на коротком поводке.

Это заставило Вира призадуматься: что же такое смог выяснить Дурла, раз

Лондо согласился пойти на эту сделку, лишь бы только это не получило

огласки? Все-таки, самые ужасные и самые великие поступки Лондо не были

тайной, именно они и привели его к трону. Что же такого мог натворить Лондо,

чтобы это могло вызвать такое отвращение?

Неважно, что это могло быть, все это вызывало у Вира крайнее

раздражение и беспокойство. Он подумал, что стал очень подозрительным, и

станет еще более подозрительным. Дурла явно много знал о Вире, и Виру было

неприятно думать о том, что он тоже может оказаться такой же мишенью.

Конечно же, это зависело от того, воспринимает ли его Дурла как угрозу.

Стоит только Виру — умышленно или нет, — перейти ему дорогу, то Дурла сразу

возьмет его на мушку.

Размышляя об этом, Вир, наконец, открыл дверь и вошел в каюту. Но,

услышав чей-то голос, подскочил почти на фут в воздух.

— Привет!

Вир прислонился к стене, схватившись за сердце.

— Мистер Гарибальди, — он попытался вздохнуть, — Что вы здесь делаете?

Как вы сюда попали?

— Когда работаешь начальником службы безопасности, — ответил Майкл

Гарибальди, поднимаясь с кресла, в котором, судя по всему, он чувствовал

себя вполне комфортно, — то у тебя появляются кое-какие навыки. И они

остаются даже тогда, когда получаешь повышение и становишься начальником

службы безопасности президента Межзвездного Альянса... Кстати, о нем... он

бы хотел встретиться с вами.

— Да?

— Да. А что? Почему вы так нервничаете?

— Нервничаю? — Вир засмеялся, — С чего вы это взяли?

— Ну, обычно, когда вы нервничаете, то размахиваете руками... как,

например, сейчас.

— Что? А, это. Нет-нет... я просто... у меня небольшие проблемы с

кровообращением, вот я и пытаюсь размяться.

Он некоторое время размахивал руками, а потом сказал:

— Ну вот, кажется, достаточно, — после чего скрестил руки на груди, —

Так зачем же он хочет со мной встретиться?

— Ради бога, Вир. Вы же знаете, как все это делается..."наш не

спрашивает — зачем, наш..." в общем, вы меня поняли.

— Да, конечно, я вас понял. Понял? Вообще-то... на самом деле, я вас не

понял. "Наш..." что?

— Сделает или умрет.

— А. Здорово сказано, — сказал Вир без особого восторга.

— На самом деле, это взято из поэмы "Нападение Светлого отряда".

— О, это не про тот самый отряд, который атаковал на скорости,

превышающей скорость света?

Гарибальди тяжело вздохнул, а потом лукаво улыбнулся и указал на дверь.

— Я все объясню по дороге, — сказал он.

Они вышли из каюты и направились по коридору. Мысли Вира запутались еще

больше. Гарибальди, как обычно, не показывал, что у него на уме. Что ему

известно? И, что более важно, что известно самому Виру? Он почувствовал себя

так, будто все, что он знал, внезапно исчезло.

Гарибальди нес какую-то чепуху. Вир кивал с застывшей улыбкой на лице,

всем своим видом показывая, что слушает его, но на самом деле это было не

так. Он скосил глаза... и увидел... нечто.

Оно было там всего мгновение, но, когда Вир обернулся, чтобы

рассмотреть это более внимательно, оно уже исчезло. Вир моргнул, потом снова

скосил глаза, пытаясь это увидеть.

— Вир, с вами все в порядке? — спросил Гарибальди, явно встревожившись.

Вир попытался мысленно представить то, что он там увидел. Ему

показалось, что там был кто-то в мантии, смотревший на него с кривой

улыбкой. Но теперь он исчез, и Вир подумал, не было ли это плодом его

воображения.

Да, все это от волнения. От сильного стресса. И, что было самым

убийственным, он до сих пор не понимал, чем был вызван этот стресс. С

достоинством, несколько большим, чем было необходимо в данном случае, Вир

ответил:

— Нет, мистер Гарибальди. Со мной не все в порядке. И, знаете что?

Знаете, что самое скверное?

Гарибальди покачал головой.

— Самое скверное, — продолжил Вир, — в том, что если бы я и был в

порядке... то подобное состояние оказалось бы для меня настолько

непривычным, что, возможно, я был бы очень напуган и не знал, как поступить.

Вы ведь понимаете, о чем я говорю?

— Да. Полагаю, что понимаю. На самом деле вы просто боитесь

расслабиться.

Но Вир покачал головой.

— Нет. Это вовсе не так. Я не боюсь. Просто я забыл, как это делается.

— Вир, — медленно произнес Гарибальди, — учитывая то, что здесь

творится... и то, что сейчас творится на Приме Центавра... возможно, лучше

это скрывать.

— Тогда это должен быть очень хитрый обман, — сказал Вир.

Джон Шеридан поднялся из-за стола, увидев Вира. Одетый в свой обычный

темный костюм, он пригладил аккуратно подстриженную, тронутую сединой

бородку и задумчиво посмотрел на Вира. Глядя на его лицо, Вир пытался

догадаться, почему его сюда вызвали, но Шеридан правил достаточно долго,

чтобы позволить своему лицу что-либо выдать. Вот уже Шеридан год был

президентом, а за те четыре года, что Вир его знал, ему никогда не

доводилось видеть, чтобы этот человек преждевременно открывал свои карты.

— Вир, рад вас видеть, — сказал он, протягивая руку. — Полагаю, что

ваша поездка на Приму Центавра обошлась без приключений?

— О, да. Это было прекрасное путешествие по космосу, без происшествий.

Он крепко пожал руку Шеридана. Это была одна из многочисленных земных

традиций, к которым он уже привык. Он отчетливо помнил, как впервые прибыл

на "Вавилон 5": тогда он так нервничал, что его руки были невероятно

влажными от пота.

Вир до сих пор помнил выражение лица коммандера Синклера, тогдашнего

командира станции, когда Вир старался вести себя вежливо, одновременно

пытаясь вытереть свою мокрую руку о штаны. Что же касается Лондо, ну...

Лондо был слишком поражен, и мог лишь отправить Вира куда подальше.

С тех пор прошло немало времени. Но он по-прежнему иногда чувствовал

себя также неловко.

— Хорошо, хорошо, — Шеридан быстро постучал пальцами по столу, — Ну...

полагаю, что у вас много дел...

— На самом деле, нет. Так как я только что вернулся, у меня еще есть

уйма свободного времени.

Вир просто старался услужить, но по выражению лица Шеридана он не мог

понять, рад ли тот это слышать. Он запоздало понял, что это был просто

предлог для того, чтобы перейти к делу.

— Но, если у кого и есть дела, так это у вас, господин президент, —

быстро добавил Вир, — и мне приятно, что у вас нашлось время обсудить... ну,

то, что мы должны с вами обсудить. Итак... почему бы нам не перейти к делу?

— Да... я полагаю, что стоит начать... — он на мгновение запнулся, —

Это касается прогулки по Нижнему уровню, которую я собираюсь завтра

предпринять.

— Прогулки, — повторил Вир, и его лицо стало совершенно

невыразительным.

— Да. Некоторые члены Альянса пытаются обратить внимание на состояние

Нижнего уровня. Они считают, что он представляет... в общем... то, с чем им

трудно примириться. Некоторым расам не нравится думать о том, что в их

культуре есть ... "потерянные", и что Нижний уровень наиболее часто служит

убежищем для этих несчастных.

— Так они хотят от них избавиться?

— Не совсем так. Это своего рода проект. Различные расы вкладывают свои

ресурсы, пытаясь убедить большую часть беженцев, живущих на Нижнем уровне,

вернуться на свои планеты. К тому же, есть корпорации-спонсоры,

заинтересованные в том, чтобы очистить Нижний уровень.

— Трудно поверить в то, что это возможно.

— Знаю. Взять темное нутро "Вавилона 5" и превратить его во что-либо

приемлемое, — клянусь, что некоторые спонсоры действительно верят в то, что

смогут преобразовать Нижний уровень в место настолько дружелюбное, что люди

возьмут свои семьи и станут спускаться туда по праздникам, — на мой взгляд,

это розовые мечты, но... — он пожал плечами. Вир повторил его жест, — В

любом случае, представители спонсоров различных рас собираются отправиться

на эту прогулку. Об этом сообщали в прессе. Если вам интересно узнать, то

это весьма удобный шанс. Возможность выступить перед прессой в качестве

участника этого проекта произведет хорошее впечатление на родине. Это

древний книжный политический прием. И вы, если помните, можете принять в

этом участие. Так как вы являетесь представителем Примы Центавра на

"Вавилоне 5", это выглядит вполне естественным.

— Да, конечно. Только не подумайте, что мне это не по душе, — сказал

Вир.

На самом деле, он не помнил, приходило ли ему приглашение. Вир

относительно недавно стал послом. У него еще не было помощника: его просто

не успели назначить. Его личные финансы были крайне скудными, особенно после

бомбардировок, которые развеяли в прах состояние его семьи. А офис на родине

еще не выделил ему какой-нибудь конкретный бюджет. Он надеялся обсудить эту

проблему с Лондо, но ему так и не представилось такой возможности.

В итоге, Вир часто чувствовал себя неловко. К счастью, у него было

много собственных сбережений, которые накопились за годы работы помощником у

Лондо. Но быть помощником посла — это совсем не то, что быть послом, и

сейчас подобные фокусы уже не пройдут.

Но он совершенно не видел причин для того, чтобы говорить все это

Шеридану. Поэтому он кивнул и улыбнулся, всем своим видом показывая, что

понял то, на что намекал Шеридан.

— Проблема в том... я попал в несколько неловкое положение, — признался

Шеридан. — Просто, если некоторые члены Альянса увидят в списке приглашенных

ваше имя, то это, вероятно ... вызовет у них возмущение.

— Возмущение?

— Поймите, Вир, дело вовсе не в вас, — быстро сказал Шеридан, — Я знаю,

что вы прекрасный, честный и очень благородный центаврианин. Но другие вас

не знают, и считают, что вы просто ...

— Типичный центаврианин? — он заметил смущение Шеридана и грустно

вздохнул, — Все в порядке, вы можете это сказать. Я знаю, что поведение

моего народа не прибавило нам много союзников. Нам остается, как вы

говорите, выжимать то, что мы посеяли.

— На самом деле, мы говорим "пожинать", но, учитывая то, что сделал

Центавр с некоторыми мирами... — тут он махнул рукой, — Нет. Не стоит

ворошить прошлое. Суть в том, Вир, что во время этого тура некоторые

представители ведущих рас не желают видеть... так сказать, ни одного

центаврианина. Это по-прежнему хороший повод для недовольства, причем не

только из-за действий Примы Центавра, но и из-за текущего положения дел,

которое привело Приму Центавра к выходу из состава Альянса. А все из-за той

речи Лондо, опубликованной в "Правде", новой центаврианской официальной

газете.

— О, да, "Правда", — с этим Вир был более-менее знаком. С тех пор, как

началось восстановление, на Приме Центавра очень быстро исчезли всякие

независимые издания. Но потом откуда-то появилась "Правда", объявившая себя

"голосом центаврианского народа".

В ней печатались весьма независимые статьи, но ходили слухи, что все

они дело рук правительства. Теперь, вспомнив о своем пребывании на Приме

Центавра, Вир мог поклясться, что эту газету контролировал Дурла. Но это

совершенно не стоило обсуждать с Шериданом. Это его не касалось. И он все

равно ничего бы не смог изменить.

"Правда" пользовалась любой возможностью, чтобы очернить имя и цели

Межзвездного Альянса. Ее статьи призывали к возвращению былого величия Примы

Центавра... Но Вир не заметил, чтобы там указывались конкретные способы, при

помощи которых можно было достичь этого величия. Как будто авторы статей

хотели разжечь огонь национализма среди читателей, но не указывали им

конкретной цели. Или, по крайней мере, пока не указывали.

— Так вы хотите сказать, что не хотите, чтобы я принимал в этом

участие? — сказал Вир.

— Нет. Нет, я этого не говорил. Альянс понимает, что лучший способ

трудиться во имя будущего — это набрать в свои ряды как можно больше

союзников. Это касается и Примы Центавра. Мне хочется, чтобы вам было

известно об этой неприязни, о том, что найдутся те, кто постараются сделать

все, что в их силах, чтобы поставить вас в неловкое положение. Но я буду

делать все, что в моих силах...

— В этом нет необходимости, — спокойно ответил Вир. — Я не хочу ставить

вас в затруднительное положение.

— Вир... — усмехнулся Шеридан, — Я — президент Межзвездного Альянса.

Попадать в затруднительные положения — это часть моей работы.

— Да, я это знаю. Тем не менее, не стоит усложнять вашу работу. Истина

в том, господин президент, что я не хочу быть там, где меня не особо рады

видеть. Поверьте мне, у меня есть большой опыт, связанный с пребыванием в

различных местах, где меня не желали видеть. Так что я стал весьма

толстокожим к подобным вещам.

— Вир...

Вир поднялся на ноги.

— Было приятно поговорить с вами, господин президент. Рад, что вы

сумели выкроить на это время. Рад выяснить, где мое... где наше, так

сказать, Республики Центавр, место.

— Вир, разве вы не слышали то, что я вам сказал? — с явным раздражением

произнес президент Шеридан, — Я не говорил о том, что позволил Альянсу

оказывать на меня давление. Просто я дал вам своего рода "намек" на

потенциальное затруднение, но это вовсе не значит...

— На самом деле, господин президент, это значит лишь то, что вы уже

сказали. Мне пора.

Вир направился к двери. Шеридан обошел вокруг стола, задумавшись.

— Вир... — начал было он.

Вир повернулся к нему лицом, расправил плечи и сказал:

— Думаю... думаю, будет лучше, если вы впредь будете обращаться ко мне

"посол Котто".

И с этими словами он вышел из кабинета Шеридана.

Глава 9

Все казалось Дурле таким ясным, особенно, когда он спал.

Проснувшись, он знал, что это было именно то, чего он желал для Примы

Центавра. Но у него было так много дел, столько мелочей. Люди требовали его

внимания: тот советник чего-то ждет, этот министр требует уделить ему пять

минут. Всегда пять минут, так, по крайней мере, было в теории. Естественно,

когда начиналась встреча, пять минут превращались в пятнадцать, или в

двадцать, или в полчаса, или в час. И он понимал, что весь его распорядок

срывался. Если бы можно было просто взять и отвлечься от всего этого.

Но, засыпая, он видел будущее — свое будущее, — невероятно отчетливо.

Он видел себя стоящим в воздухе высотой в сто футов — в виде гигантской

голографической проекции, которую видно издалека. Конечно, ее можно было

видеть во всем мире. Он видел себя, обращающимся к народу, правящего ими,

собирающего их, а они снова и снова выкрикивали его имя, молились ему,

умоляли его позволить им принять участие в его славной и великой мечте.

Он говорил им о величии, уготованном Приме Центавра, обо всем, что

великая республика совершит под его правлением. И они еще громче выкрикивали

его имя. Это, действительно, было невероятно увлекательно. Он всегда жаждал

величия, даже когда ему говорили, что он никогда этого не достигнет.

Его отец был требовательным военным. У него было два сына-погодка, но

очень скоро стало ясно, кто был любимым сыном. Это был не Дурла. Нет, это

был его старший брат, Солла.

Дурле трудно было ненавидеть Соллу. Будучи великим ученым и блестящим

солдатом, Солла также обладал добрым сердцем. Он мог наводить ужас в бою, но

в то же время был снисходителен по отношению к своему младшему брату.

Разница в их возрасте составляла лишь год, но это было похоже на бездну.

Дурле приходилось много трудиться, чтобы добиваться того, чего ему хотелось,

а Солле, казалось, все давалось легко. Он все делал без усилий. Он редко

что-либо учил, но все же получал более высокие отметки, чем Дурла. Дурла

никогда не видел, чтобы его брат что-либо зубрил, но, все же, меч Соллы был

самым опасным в городе.

Все знали, что Солла пойдет далеко.

Именно поэтому Дурла и убил его.

Последней каплей стала женщина Соллы. Она была необычайно красива, дочь

высокопоставленного дворянина. И юный Дурла, только что отпраздновавший свое

двадцатилетие, увидел ее во время одного из своих редких визитов к

императорскому двору. К несчастью для Дурлы, эту женщину заметил Солла, а

она сразу была им очарована. Солла также был от нее без ума, и кто его мог

за это винить? Блестящие глаза, длинная золотистая коса, соблазнительно

свисавшая набок, тело столь точеное, что при ходьбе у нее играл каждый

мускул под смуглой кожей. Каждый раз, когда Дурла видел ее, все его тело

болезненно ныло от желания.

Когда все это произошло, он был не одинок в своей страсти. Был еще один

центаврианин, который служил в императорской армии вместе с Дурлой и Соллой.

Его звали Рива, и его страсть к этой женщине была так сильна, что он

поссорился из-за нее с Соллой. Вспыхнула ожесточенная дуэль, и Солла

победил, потому что... в общем, Солла всегда побеждал. Но Рива громко

поклялся, что отомстит, заявив, что его спор с Соллой еще не окончен.

Все это дало Дурле то, о чем он мечтал. Охваченный страстью к этой

женщине, обиженный на величие его брата и тем, что его родители всегда

обращались к Солле с уважением и обожанием, хотя Дурла чувствовал, что тоже

заслуживает этого, поводов было предостаточно. Он отравил Соллу... и себя

тоже.

В этом и была уловка. Он принял тот же самый яд, который подсыпал в еду

Солле. Это была самый эффективный способ избежать подозрений. Когда он это

сделал, то съел достаточно яда для того, чтобы продемонстрировать истинные

признаки недомогания, но этого было недостаточно для того, чтобы умереть.

Ему это удалось, и, как только Солла испустил последний вздох, так как

злостный яд сжег его тело, Риву обвинили в отравлении. Товарищи Ривы по

службе пришли за ним, чтобы его арестовать. К несчастью или счастью, Рива не

сдался покорно. Он не только отказался сдаваться, но и начал сопротивляться,

что было весьма глупым решением. Особенно, если те, кто пытается тебя

арестовать, превосходят тебя численно и уже достаточно разгневанны оттого,

что верят, пусть и ошибочно, в то, что ты способен убить их друга.

В результате, под конец ареста Риву изрубили на мелкие кусочки.

Все это оказалось весьма на руку Дурле. Его убитые горем родители

обратили на него внимание, частично из-за чувства вины, но в основном, из-за

того, что у них остался единственный сын, и они знали, что он — их

единственный наследник.

Что же касается девушки...

Дурла пришел к ней, с грудью, увешанной медалями, и с сердцем на

рукаве??? Он пришел к ней и, разыграв убитого горем младшего брата, дал ей

понять, что без ума от нее и полон надежд на то, что она тоже к нему

неравнодушна.

Она посмотрела на него с изумлением и жалостью.

— Наивный мальчишка, — лукаво сказала она, хотя в ее устах это звучало

странно: на самом деле она была на несколько лет младше его, — У моего рода

в отношении меня несколько другие планы, нежели связывать меня с тобой. Твой

брат достиг определенного положения, положения силы. Положения власти. Но

ты... тебе далеко до этого. По крайней мере, так сказал мой отец, а он

обычно не ошибается в таких вопросах. Он был весьма высокого мнения о Солле,

как о моем потенциальном муже... Рива был чуть похуже, но тоже ничего. Но

ты? Ты всегда будешь младшим братом славного Соллы, который был первым даже

в смерти. Ты, боюсь, будешь не столь важен.

Потом она рассмеялась и ушла прочь, покачивая стройными бедрами под

ошеломляюще просвечивающей тканью.

— Мэриел! — окликнул ее он, — Подожди, Мэриел! Подожди, я люблю тебя!

Если бы ты только знала, на что я пошел ради того, чтобы быть с тобой...

Она, конечно же, не знала. Если бы она только узнала об этом, то Дурла

уже был бы в тюрьме... если его отец и мать не убили бы его раньше. Но

Мэриел через некоторое время породнилась с родом Моллари. Ее рука была

отдана...

Ему.

Лондо Моллари.

Дурла присутствовал на их свадьбе. Он не понимал, что он там делал...

нет. Нет, он знал. Это больше походило на фантазию. Он подумал, что вдруг

Мэриел в самый последний момент передумает. Что она бросит Моллари ради

него. Что она сбежит от Моллари, осознав свою ужасную ошибку, и призовет

Дурлу на помощь.

А потом... потом будет славная драка. Он бы с боем пробивался наружу, а

Мэриел молилась бы за него. Он бы пробился сквозь толпу, а потом убежал бы

прочь вместе с Мэриел, оставив всех позади, и они бы начали новую жизнь.

Все это были очень приятные фантазии. К сожалению, они не имели

никакого отношения к реальности. Свадебная церемония прошла без

происшествий, и Мэриел почти не смотрела в сторону Дурлы.

Он стоял поодаль, дрожа от подавленной ярости при одной мысли о

Моллари. Моллари являлся ужасным представителем центаврианского общества. Он

был гораздо старше Мэриел, слишком уродливым по сравнению с ней. Да, Моллари

происходил из уважаемого рода, но Лондо не был особо перспективным

представителем этого дома. Третьесортный тунеядец, так его оценил Дурла. Эта

его прическа, эти морщины на лбу, этот его сильный северный акцент и

склонность даже при обычной беседе разговаривать так громко, будто он

выступает перед народом с балкона. Жалкий и непристойный тип был этот Лондо

Моллари. И все же, это его губы касались Мэриел. Это его руки будут ласкать

ее, его щупальца...

Все, что оставалось Дурле — это стоять на месте и смотреть, как

церемония подходит к концу. Но он смог это выдержать и, когда толпа

доброжелателей окружила Лондо и Мэриел, готовых к отъезду, Дурла держался

позади. Он продолжал ждать Мэриел до самого конца, надеясь, что она

оглянется и заметит его. Но она так и не оглянулась. Напротив, она,

казалось, была рада тому, что вышла за него замуж, что связала с ним свою

жизнь...

Внутри Дурлы все кричало.

Конечно, все это произошло очень давно. Его увлечение Мэриел было всего

лишь юношеской страстью. Так он себе говорил. Он порвал с ней, она была в

прошлом... но, на самом деле, она никогда не была частью его жизни. Это была

просто мечта.

И все же, он до сих пор не был женат. И у него даже не было серьезных

увлечений.

Вместо этого он посвятил себя карьере. Раз у него не было счастья в

личной жизни, он мог хотя бы работать, радуя своих родителей. Особенно был

доволен отец. И он достиг успеха.

Для его отца Солла по-прежнему оставался лучшим.

Даже после смерти о Солле все думали очень высоко. Однако Дурла сумел

пройти через множество унижений и тяжелого труда, и многого достиг.

Все это время он продолжал следить за Лондо Моллари. Это было нетрудно.

Обычно о нем говорили весьма насмешливым тоном, не делая секретов из их

отношений. Моллари мог долго говорить о прежних временах и о том, как ему

хочется, чтобы Республика Центавр стала такой, как раньше. Но такое мог

сказать любой. Деятельную личность заинтересовало бы то, как именно можно

воплотить эти мечты в реальность. Моллари же был ничтожеством.

Если бы он держал свой рот закрытым, то это не было бы такой проблемой,

но Моллари славился тем, что, напившись, орал во всеуслышание о том, какой

могла бы стать Республика. Когда он стал послом на "Вавилоне 5" , при дворе

поговаривали, что наконец-то Моллари послали туда, откуда никто не услышит

его громкие вопли. Дурле это пришлось по душе. Ему ничего не было нужно,

кроме как увидеть Моллари, скатывающегося в опалу.

И, кто знает? Возможно, ему настолько надоест и опостылеет жизнь, что

он сделает доброе дело и пронзит себя собственным мечом, положив всему этому

конец. Когда это случится, он снова может получить Мэриел. А если Моллари не

станет торопиться покончить с собой, то у Дурлы будет время на то, чтобы

поработать над собой, укрепить свои позиции и достичь важного положения и...

возможно, Мэриел увидит его в совсем ином свете.

Иногда, по ночам, лежа на своей военной койке, Дурла представлял

призрак Моллари на том свете, кричащий в бессильной ярости, когда Дурла

ласкал его вдову с гораздо большей страстью, нежели сам Лондо.

При дворе были такие, кто больше, чем Дурла, удивились, когда услышали

о том, что влияние Лондо Моллари стало расти. Но никто не был так напуган

этим, как он. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы Лондо улыбнулась

удача, чтобы его карьера пошла вверх. К сожалению и ужасу Дурлы, именно это

и произошло.

Его ужас сменился радостью, когда Моллари развелся с Мэриел, и с еще

одной из своих жен, с Даггер. Он оставил своей женой маленькую хрупкую

сварливую женщину по имени Тимов, и это решение озадачило всех тех, кто был

знаком со всеми тремя его женами. Многие бились об заклад, утверждая, что

если Моллари и оставит себе одну жену, то это наверняка будет ослепительно

красивая Мэриел. В конце концов, он дал Дурле еще один шанс, но удача

по-прежнему не сопутствовала ему.

Его обращения к Мэриел оставались без ответа. Дары, что он ей посылал,

оставались нетронутыми. Молчание было ясным ответом: он еще не достиг такого

величия, чтобы появиться в поле зрения Мэриел.

А когда Моллари стал императором, Дурла убедился в том, он что способен

создать собственную власть внутри правительства. Такая поддержка может

исходить от друзей и союзников, которые будут верны только ему. Но Дурла,

будучи всего лишь капитаном гвардии, не обладал ни собственной властью, ни

достаточной значимостью, чтобы обзавестись такими связями. Когда Моллари

стал императором, естественно, он мог привести своих собственных

сторонников, и Дурлу могли отстранить от службы.

Так как его это совсем не устраивало, Дурла решил разработать

единственную стратегию: он решил стать идеальным капитаном гвардии. Он

держался к Лондо настолько близко, насколько это было возможно,

сосредоточившись на достижении силы и власти, и однажды ему удалось это

сделать. Он думал, что этот процесс займет несколько лет, и надеялся, что

Мэриел по-прежнему будет разведена.

К удивлению Дурлы, его ожидание резко сократилось, когда Лондо —

опровергнув все предписания придворных ученых мужей, — назначил его на

ключевой пост министра Внутренней Безопасности. Моллари проявил себя

эксцентричным последователем традиций. У Дурла сложилось твердое убеждение в

том, что император на самом деле не мог его назначить. Моллари каким-то

образом чувствовал на подсознательном уровне, что Дурла презирает его, что

он жаждет власти и не успокоится до тех пор, пока сам не облачится в белое.

Но, по причинам, которые были за пределами его понимания — можно

назвать это глупостью, убийственным стечением обстоятельств, всем, что

придет в голову, — Моллари не только относился к Дурле с пугающим уважением,

но и не стал возражать против размещения на важных постах его союзников.

Дурла не знал, почему Моллари так поступает: ему оставалось только

гадать. Одно он находил наиболее вероятным: видимо, по каким-то причинам

Моллари испытывал сильную вину за ту войну, которую он развязал, поэтому

решил таким образом исправить свою ошибку. Это было не только самое разумное

предположение, это было единственное объяснение.

В этот вечер, засыпая, он думал о странной цепи обстоятельств, что

привели его к нынешнему положению. Возможно, из-за того, что все было так

свежо в его памяти, когда его сознание витало в сероватой дымке между сном и

явью, перед ним промелькнули лица. Его родители, его брат, прочие солдаты,

Моллари, и над всеми маячила Мэриел с ее великолепными зубами и сверкающими

глазами...

— Дурла, — шептала она.

Она протянула ему руку, и сон стал еще более странным, потому что он не

походил на другие сны, он был слишком материален.

— Дурла, — снова позвала она, одновременно поманив его за собой. Вокруг

нее вращались цветные вихри.

Дурла увидел себя, шагнувшего к ней. Он взял ее за руку.

Нет, — подумал он, — это совершенно не похоже на другие сны. Обычно сны

просто основывались на его визуальной памяти. Но, взяв ее за руку, он

почувствовал, что она твердая, теплая, живая.

— Пойдем, — сказала она и легонько потянула его за руку, но Дурла из

чистого любопытства сопротивлялся. Вместо того, чтобы двигаться, он потащил

ее к себе, обхватил за плечи и страстно поцеловал. Она не сопротивлялась:

казалось, ее тело растворилось в его руках. Он почувствовал, как тепло

разлилось по его телу, и она оказалась уже не в его руках, а в нескольких

шагах от него, кокетливо помахивая ему, показывая, чтобы он следовал за ней.

— Потом у нас будет достаточно времени для этого, любовь моя, —

дразняще сказала она.

Он последовал за ней, и нереальность закружилась вокруг них. Пурпурные

и красные облака, казалось, отчаянно пульсировали, и Дурла понял, что они

находятся в гиперпространстве, двигаясь без усилий на световой скорости. Им

явно был не нужен космический корабль: они были выше таких мелких нужд, они

были от них далеки, за Пределом.

— Куда мы направляемся? — спросил он.

— Увидишь, — ответила она.

Гиперпространство вокруг них рассеялось, и далеко под ногами Дурлы

возникла планета. Потом — внезапная вспышка света, и Дурла обнаружил, что он

и Мэриел уже стоят на поверхности планеты. Небо было закрыто оранжевой

дымкой, и грязь под их ногами поднималась вверх клубами пыли.

— Где мы? — спросил Дурла, — что это за место?

— Отдаленный мир. Его назвали К0643, — сказала Мэриел. Она стиснула его

руку и добавила: — Пойдем, прогуляемся.

Они так и сделали. И, пока они гуляли, он понял, что никогда не

испытывал такого счастья, такого блаженства. Он боялся сказать что-либо,

опасаясь нарушить это мгновение и снова проснуться.

— Республика Центавр должна расширяться, — сказала она.

— Знаю. Мы должны показывать союзным мирам, что мы были испуганы, что

мы...

Но Мэриел покачала головой. Нет, она не была раздражена тем, что он

сказал, напротив, ее нежность по отношению к нему только возросла.

— Ты говоришь о завоевании. Они не должны являться твоей первоочередной

заботой.

— Да?

— Да, любовь моя.

Он подумал, что готов заплакать от радости, упиваясь своей эйфорией.

Любовь моя! Она назвала его "любовь моя"!

— Ты должен позаботиться о том, чтобы никто больше об этом не узнал.

Есть такие миры, которые не интересуют Альянс. Отдаленные миры, наподобие

этого. Ты должен организовать археологические экспедиции. Тебе надо начать

раскопки. Ты должен определить место. Пока ты занимаешься этим, Межзвездный

Альянс будет смеяться над тобой. Они будут издеваться и говорить:

"Посмотрите на некогда великую Республику Центавр, которая осела на пустых

мирах и копается в грязи, как примитивное животное!" Пусть болтают. Пусть

убаюкивают себя обманчивым ощущением безопасности.

Еще не все потеряно и, когда они обнаружат свою ошибку, будет уже

слишком поздно. Обрати свой взгляд за пределы Примы Центавра. Там, и только

там ты обнаружишь свое истинное величие.

— А ты? Если я это сделаю, ты будешь моей?

Она засмеялась и кивнула. Но потом предостерегающе добавила:

— Не ищи меня. Как бы это ни было для тебя соблазнительно, не делай

этого. Если ты будешь преследовать меня, я буду тебя презирать. Я сама приду

к тебе. Ты должен это понять. Я приду к тебе только тогда, когда ты сможешь

назвать меня своей.

— И эта планета — одно из условий?

— Эта, и многие другие, подобные ей. У тебя есть ресурсы. Организуй

раскопки, собери рабочих. Назначь нужных людей. Ты можешь это сделать,

Дурла. Я верю в тебя. И ты можешь верить мне.

Она взяла его за руки, нежно поцеловала его пальцы, а потом отпустила

их. Он смотрел на свои вытянутые руки, как будто они принадлежали кому-то

другому. Она отошла назад, почти паря в воздухе.

Он попытался последовать за ней, но она продолжала удерживать дистанцию

между ними, в немой мольбе протянув к нему руки.

Дурла ворочался в постели, его руки хватали воздух, когда он пытался

дотронуться до Мэриел во сне.

А потом, когда маленькое паукообразное существо спрыгнуло с его правого

плеча и поползло по полу, он перестал размахивать руками. Последние шаги до

своей цели оно преодолело одним скачком. Прядильщик Снов прыгнул на живот

Шив'калы и уютно устроился там.

— Отличная работа, — мягко сказал Шив'кала.

Он не станет действовать, основываясь только на одном этом внушении, —

предупредил Прядильщик Снов: специально выведенная разновидность стража.

— Да, я знаю. Придется сделать несколько сеансов, чтобы он

действительно осознал это. Но когда-нибудь он это сделает...

Ему не удалось закончить фразу.

Он услышал шаги. Дурла пару раз вскрикнул во время сеанса, возможно,

ночная охрана решила проверить, все ли с ним в порядке.

Гвардеец открыл дверь и заглянул внутрь, но Дурла был спокоен. Он

продолжал спать, его грудь мерно поднималась и опускалась. Охранники

осмотрели комнату, сделав это так незаметно, что Дурла даже не проснулся.

Обыск ничего не обнаружил.

И они удалились прочь, так и не заметив дракха, спокойно стоявшего в

полумраке, сливаясь с тенью...

Спящий почти проснулся. Внутри него зрела воля и стремление к

исполнению того, что ему было предначертано исполнить.

Процессия двигалась по направлению к нему, и спящий занял свое место...

и принялся ждать...

Скоро... скоро смысл его жизни будет ясен. Скоро, очень скоро...

Шеридан будет мертв. Это было делом нескольких секунд.

Глава 10

Вир сидел в своей каюте, глядя на стену, и думал о том, стоило ли ему

оставаться на "Вавилоне 5". Он провел бессонную ночь, размышляя над этим

вопросом, но так и не приблизился к ответу.

Он чувствовал, что вряд ли его можно назвать талантливым послом. Но

даже если бы он был величайшим и самым ловким в истории галактики

дипломатом... разве можно достичь чего-нибудь путного, если никто не хочет с

ним разговаривать?

Он чувствовал это все сильнее и сильнее, каждый раз, когда гулял по

станции. Глаза, казалось, смотрели на него с едва скрываемым презрением. Или

откровенно презрительно. Или гневно.

Некогда "Вавилон 5" казался ему очень страшным местом. Тайны скрывались

за каждым углом, и он всегда чувствовал себя беспомощным наблюдателем, когда

Лондо скатывался во тьму. Тогда он думал, что только безумец может

предположить, что он будет испытывать по тем временам ностальгию.

Но, несомненно, именно так и было. Какой бы сложной и ужасной ни была

его жизнь в то время, обстоятельства которой привели к войне... и даже

убийству... все-таки, это были старые добрые времена. По крайней мере, тогда

он нравился людям. У него были друзья.

Он определенно нравился Гарибальди, потому что тот никогда не

подозревал Вира ни в каких преступлениях. Но теперь центавриане были

постоянной проблемой, расой, которой нельзя доверять, расой себе на уме.

Центавриане могли воткнуть тебе кинжал в спину, как только ты ослабишь

бдительность. И Гарибальди, в обязанности которого входило предупреждение и

нейтрализация всевозможных потенциальных проблем, касающихся безопасности

всего Межзвездного Альянса, стал все время подозрительно смотреть на Вира.

Шеридан...

Он считал Шеридана своим другом. Он не был очень близким другом, так

как одновременно был командиром "Вавилона 5", но все-таки, это был друг. Он

мог ему довериться. Но истина заключалась в том, что Шеридан не осмеливался

быть с ним дружелюбным. Это могло привести ко множеству неприятностей в

отношениях с Альянсом. Вряд ли Шеридану нравилось такое положение: он был

слишком яркой личностью, чтобы позволить общественному мнению сбить его с

пути. Но Виру не хотелось, чтобы из-за него Шеридан попал в неловкое

положение: ставки были слишком высоки, Альянс был слишком важен, чтобы пойти

на риск и вызвать раздражение его членов просто из-за того, что Вир

чувствовал себя одиноким.

Ленньер... пожалуй, из всех них он больше всего скучал по Ленньеру.

Будучи простыми атташе, работая под началом своих почитаемых дипломатических

начальников/учителей, они регулярно встречались, доверяя друг другу.

Ленньер, вероятно, лучше всех понимал, через что пришлось пройти Виру.

Но Ленньер вступил в ряды рейнджеров по причинам, которые Вир не очень

одобрял. Ленньер был таким религиозным, задумчивым, миролюбивым. Что общего

было у него с этими галактическими вояками? Когда Вир задал этот вопрос

Лондо, тот на время задумался. Казалось, он перебирал в уме все, что знал о

Ленньере, выискивая хоть какие-нибудь зацепки. А потом он сказал:

— Есть такая древняя земная организация — очень романтическая, —

история которой может дать тебе ответ, если то, о чем я подозреваю, правда.

Почитай про Французский Иностранный Легион.

Вир так и сделал. Но так ничего и не понял. Солдаты, которые вступали в

эту строгую, даже жестокую организацию для того, чтобы забыть свое прошлое?

В этом прошлом, обычно, были красивые, но недоступные женщины, которые

разбили им сердце... так, по крайней мере, утверждала романтическая

литература, на которую ссылался Лондо. Вир совершенно не представлял, как

все это может относиться к Ленньеру, о чем и сказал Лондо. Тот просто пожал

плечами и произнес:

— Что я в этом понимаю? — и закрыл эту тему.

Лондо.

Он скучал по Лондо. Он скучал по их прошлым отношениям. Даже когда все

шло плохо... Вир, по крайней мере, имел представление о том, чем он

занимается. Теперь же он занимал этот пост, требующий от него большей власти

и силы, но по-прежнему чувствовал смущение и беспомощность, даже еще

сильнее, чем раньше. Лондо говорил ему о таинственном Реме Ланасе и

императоре Кране, но он не представлял, что все это значит, и что с этим

делать.

Рем Ланас, бездомный центаврианин, прячущийся где-то на Нижнем уровне.

Никаких записей о преступлениях, ничего. Мысль о путешествии по Нижнему

уровню была неприятна для Вира, и он старался как можно дольше это

откладывать, пытаясь определить, есть ли какой-нибудь конкретный повод для

розыска этого парня. Лондо, казалось, на что-то намекал, но кто знает, что

было у него на уме? Он выглядел таким переменчивым, таким напряженным. Вир

уже не в первый раз задумывался о том, не страдает ли Лондо от какого-то

заболевания мозга? Эта мысль была неприятной, но она выглядела вполне

здравым объяснением.

А император Кран? Зачем надо было обсуждать давно умерших правителей?

— Император Кран, — вслух произнес Вир.

Зачем Лондо завел о нем разговор? И что именно он хотел этим сказать?

Иногда можно согласиться с тем, что было верно, а что — неверно. И мы

не желаем повторения ошибок. Никто не желает. Никто, Вир. Ты слышишь меня?

Так что же произошло с императором Краном? Вир осознал, что не помнит

всех подробностей. Его убили, это все, что он помнил. Это было заказное

убийство. Но, опять же, подобная участь постигла многих императоров, так что

Кран не был исключением.

Вир подошел к своему компьютеру и открыл исторические файлы. Вир начал

припоминать, что Кран отличался от других убитых императоров, тем, что был

непохож на других, таких, как Картажье. Кран на самом деле не был плохим, у

него были доброе сердце и благие идеи. Он намеревался объединить

разрозненные дома Республики. Он не стремился к личному обогащению или

величию, он думал о благе для всей Примы Центавра.

После просмотра некоторых наиболее ярких моментов из жизни Крана, Вир

начал читать об обстоятельствах его смерти.

Это было так глупо. Такая бессмысленная смерть. Среди знатных семей

Примы Центавра росло недовольство Краном. Он чувствовал, что они теряют

связь с простым народом. Семьи же состояли, в основном, из

высокопоставленных знатных центавриан. Относительно небольшой процент

населения планеты обладал невероятно большим капиталом и имел доступ к

ресурсам мира. Кран чувствовал, что лучший способ напомнить этим семьям о

том, в чем заключается их долг, это привести их к простому народу и "снова

познакомить" их.

У Примы Центавра, как и у многих миров, была оборотная сторона. Были

такие места, где собирались бедняки, которым больше некуда было податься.

Там неимущие находили скудное пропитание, прося милостыню. И, как это всегда

было, те, кто был наверху, знали о том, где живут те, кто внизу. Но те, кто

жили наверху, просто научились не обращать на это внимание, они научились

заглушать в себе жалость и сострадание по отношению к тем, у кого ничего не

было. "Они сами во всем виноваты", — таково было наиболее частое их

оправдание, или: — "Пусть этим занимается кто-то другой". И далее в том же

духе.

Кран не хотел, чтобы так продолжалось дальше. Он вознамерился изменить

мышление лидеров семей, как будто они были какими-то домашними животными, и

тем самым вызвал их возмущение. Когда домашний любимец делает лужицу, вы

тыкаете его в нее носом. Кран, образно говоря, хотел проделать то же самое с

главами семей.

Он организовал так называемую "Великую Экспедицию". Он собрал вместе

всех предводителей семей и повел эту процессию по самым неприглядным местам

Примы Центавра. Он преследовал двойную цель: хотел напомнить лидерам семей о

том, что существуют те, кто отчаянно нуждается в помощи, и его присутствие

также должно было стать символом надежды для всех тех, кто был слишком

беден, чтобы претендовать на часть богатства планеты. Он мечтал о создании

единого патриотизма. Он хотел, чтоб Прима Центавра стала единым целым, чтобы

к ней вернулось то величие, которым она всегда раньше славилась.

"Нельзя построить дворец на фундаменте из грязи, — писал он, — Грязь

может подорвать фундамент величия".

Он искал единства. Искал — смешно сказать, — союза. Вир не смог

удержаться от грустной улыбки. Почему-то Кран напомнил ему Шеридана.

Таков был Кран, думающий о великолепии, о путях развития

центаврианского общества. Если верить историческим записям, прочитанным

Виром, "Великая Экспедиция" направилась в самые мрачные уголки Примы

Центавра, и это было то еще зрелище. Все самые богатые центавриане,

увешанные драгоценностями, вероятно, чувствовали себя неловко, впервые

столкнувшись с нищетой и нуждой, с голодом и бесправием. Равнодушие к

беднякам сделало их безразличными. А Лондо однажды сказал Виру, что

равнодушие и безразличие представляют собой убийственное сочетание.

Равнодушие можно излечить образованием, от безразличия можно избавиться,

если искать что-либо такое, отчего в жилах начинает быстрее бежать кровь,

побуждая душу действовать. Но равнодушие и безразличие, слившись воедино,

образуют почти непреодолимую стену.

Кран решил разрушить эту стену, и "Великая Экспедиция" была первым

этапом. Главы домов были поражены, не в силах отвернуться при виде такой

нищеты. Говорили, что некоторые были тронуты до слез.

Но все усилия пропали зря.

Его звали Тук Марот. Он родился нищим, вырос в нищете и видел богатство

и величие центаврианской знати лишь издали. Он сидел в канаве, с ненавистью

и завистью глядя на приближающуюся процессию. Позднее он сказал, что все,

что он видел, это солнце, сверкающее на отделанных золотом мундирах дворян.

А император...

"Казалось, он светился, сиял, — говорил Марот, — как бы возвышаясь над

теми, кто умирал в нищете ради того, чтобы у него было все". Вероятно,

сверкающий императорский крест, висевший на шее императора, окончательно

вывел Марота из себя.

Позднее он заявил, что действовал совершенно спонтанно, что он не знал,

почему он так поступил. Существовало распространенное мнение о том, что им

овладело временное помешательство, поэтому к его действиям стоило относиться

более снисходительно.

Кран даже не заметил выстрела. Только что он улыбался, махал рукой,

кивая. Вокруг было шумно и людно, возможно, он даже не услышал звука

выстрела. Но в следующее мгновение он в изумлении уставился на обширное

красное пятно, появившееся на груди. Его ноги подкосились, и ошеломленная

охрана, не ожидавшая ничего подобного во время столь благотворительной

миссии, подхватила его. Марот развернулся и удрал, скрывшись в городских

трущобах. Крана быстро доставили в госпиталь, но было слишком поздно. Он

умер в пути. На самом деле, ходили слухи, что он умер еще до того, как его

подхватили гвардейцы.

Этот инцидент породил вспышку взаимных обвинений, во время которой

знать выслала военных на штурм беднейших кварталов города, требуя выдачи

убийцы, требуя правосудия. Главным же поводом стала возможность наказать

всех бедняков за действия одного из них. Поступая так, они освободили себя

от обязанности помогать нуждающимся. Выгорел целый район города, прежде чем

Марота, изгнанного убитой горем матерью, удалось схватить.

Бедная женщина покончила с собой, разрезав живот, некогда выносивший

дитя, совершившее потом столь гнусное деяние.

Но история писалась влиятельными лицами. Теми, кто вырвались из нищеты

и позже сумели добиться оправдания своих действий. Так что позднее историки

рисовали Крана как глупца, недостойного своего положения. Бедняки, решили

они, должны сами добиваться успеха, а если им это не удавалось, то, значит,

они это заслужили. И любого правителя, симпатизирующего им, постигнет такая

же участь.

Вир перестал читать и уныло покачал головой. Бедный Лондо. По-видимому,

он хотел сказать ему о том, что он, Лондо, обречен на неудачу. Что история

назовет его глупцом.

Или хуже, Лондо беспокоился о том, что может погибнуть от рук

какого-нибудь безумца. Или...

Или...

— Какой же я идиот! — вскричал Вир, вскочив на ноги так резко, что

ударился коленом о край стола.

Он даже не почувствовал боли. Он лихорадочно думал, пытаясь сообразить,

что надо делать.

Потом он быстро побежал к шкафу и отыскал там свою старую одежду. Это

не составило труда. Хотя Вир за последнее время сильно похудел, он

по-прежнему хранил свои старые вещи, ибо не привык все выбрасывать. Всегда

может случиться так, что он снова потолстеет, и тогда у него будет что

надеть.

Он извлек из шкафа один из своих старых костюмов: рубашку, жилет и

брюки, плохо сочетающиеся друг с другом, и быстро переоделся. Неудачное

сочетание, и то, что они свободно болтались на нем, гармонировало с их

поношенным видом.

Он вернулся к терминалу и торопливо распечатал фотографию. Потом достал

свой плащ. Вир редко его носил: это был подарок матери, смысл которого он

так и не выяснил. Этот плащ годился на все случаи жизни, у него даже был

капюшон, но какие изменения погоды могли произойти на космической станции?

Вряд ли там могли идти дожди.

Но он надел его, как будто собирался гулять под грозой, и натянул на

голову капюшон, чтобы скрыть лицо. В таком виде он направился на Нижний

уровень, надеясь, что еще не опоздал.

Одна только мысль о путешествии на Нижний уровень была для Вира

мучительной, но он понимал, что у него нет иного пути. Он снова взвесил все

за и против, но, к сожалению, это был единственный вариант.

Сначала он почувствовал запах. На Нижнем уровне атмосферные фильтры не

были такими хорошими, как в других частях станции. В некоторой степени, это

было объяснимо. Разработчики станции никогда не предполагали, что кто-то

будет жить в служебных коридорах и складских помещениях, образующих Нижний

уровень, следовательно, они не предусматривали такого уровня вентиляции и

такого же количества вентиляционных шахт, как в положенных местах. Если

прибавить к этому отсутствие каких-либо санитарных удобств, то все это

делало Нижний уровень тем местом, которое стоило по возможности избегать.

По крайней мере, здесь никто не обращал на Вира внимания. В этом смысле

находиться здесь было гораздо приятнее, чем наверху. Если на Вира и

смотрели, то лишь для того, чтобы выяснить, не представляет ли он опасности.

В таких случаях Вир выглядывал из-под капюшона и болезненно улыбался,

показывая, что не замышляет ничего дурного. После такого молчаливого

общения, прохожие обычно шли дальше по своим делам.

Вир сжимал в руке фотографию. Это было последнее изображение Рема

Ланаса. Вир так часто смотрел на него, что, казалось, запомнил навеки каждую

черточку на его лице.

Он рассматривал толпу, постоянно бродившую вокруг, пытаясь обнаружить

объект своих поисков. Вряд ли ему стоило это делать, но он не видел иного

выхода. Вир старался не привлекать к себе лишнего внимания, и это не

составляло особого труда. Казалось, никому не было до него дела... как,

впрочем, и до всего остального.

Он грустно смотрел на разнообразные палатки и хижины, беспорядочно

разбросанные по всему Нижнему уровню. Он видел каких-то людей, видимо,

родственников, собравшихся вокруг костра и готовивших что-то, похожее на

червей. От одного их вида Вира начало подташнивать. Это помогло ему по

достоинству оценить свою жизнь. Здесь его личные проблемы казались такими

жалкими. Ну и что, что представители Альянса косились на него. Косились на

него. И это была его самая серьезная проблема. По крайней мере, он был одет,

сыт, и у него была крыша над головой. У него были все удобства, и ему не

нужно было все время чего-то опасаться. Но дружеское общение было всего лишь

маленькой частью из того, в чем нуждались эти несчастные.

Он потратил несколько часов на поиски, осмелившись даже расспрашивать

прохожих о том, не видели ли они Рема Ланаса, показывая им фотографию, дабы

освежить их память. В большинстве случаев ответом ему был пустой взгляд.

Возможно, они не знали, хотя, скорей всего, им было на это наплевать.

Во-первых, им не было дела до Рема Ланаса. Во-вторых, этот странный

центаврианин, расспрашивающий окружающих, явно был пришлым, невзирая на его

ветхую одежду. Возможно, он даже действовал под прикрытием какой-либо

организации. Так зачем с ним сотрудничать? Пусть, в конце концов, ему

помогают другие.

Это было естественно, и Вир мог легко это понять. Возможно, он был бы

более снисходителен к этому, если бы от этого не зависела жизнь.

Если, конечно, предположить, что он был прав, а не просто выдумал все

это, неправильно истолковав туманные намеки Лондо.

И тут он услышал шум.

Звук доносился издалека. Гул голосов, некоторые из них пытались

говорить одновременно, но один был громче остальных. В то время как одни

говорили возбужденно, этот властный голос звучал твердо и звучно. Вир знал

этот голос так же хорошо, как и свой собственный, или голос Лондо. Это был

голос Шеридана.

Процессия приближалась. Тот самый новый проект, о котором говорил

Шеридан.

Вир огляделся, пытаясь увидеть хоть какой-нибудь признак пребывания

Рема Ланаса. Ничего. Возможно, он упустил его, или Рем Ланас проскользнул

мимо него по какому-нибудь другому пути.

Пока он стоял здесь, обитатели Нижнего уровня начали недоуменно

переглядываться, не представляя, что значит вся эта кутерьма. По-видимому,

некоторые из них подумали, что это очередная облава, устроенная службой

безопасности. Но на сей раз не было слышно шума потасовок или

предупредительных выстрелов из PPG. Все выглядело вполне мирно.

Несколько прохожих разбежались в разные стороны. Возможно, среди них

был Рем Ланас, предположил Вир. Он почувствовал, что все идет не так, как

надо. Все-таки надо было обратиться к охранникам. Он должен был рассказать о

своих проблемах еще кому-нибудь.

Вир повернулся было по направлению...

... и заметил краем глаза вспышку света. На мгновение он растерялся.

Вир не был уверен в том, где была эта вспышка, и чем она была вызвана. Все,

что он знал, это то, что вспышка привлекала его внимание к другому коридору,

который он ранее не замечал. А потом он ахнул в изумлении, не в силах

поверить в свою удачу.

Там стоял Рем Ланас. Он был примерно одного роста с Виром, но худее, с

более длинными руками и узкими плечами. Вир был ошеломлен. Несмотря на то,

что он помнил описание Рема Ланаса, он все же посмотрел на фотографию. Ланас

выглядел более потрепанным, чем на фото, но это определенно был он.

Он стоял в узком проходе, опираясь рукой о стену, выглядывая из-за угла

главного коридора. Очевидно, он к чему-то прислушивался. Он прислушивался и

выглядывал из-за угла так часто, как будто пытался определить, насколько

быстро двигаются Шеридан и его спутники.

И тут в дальнем конце коридора Вир увидел Шеридана и компанию. Ланас

стоял так, что мог, сделав всего несколько шагов, с легкостью преградить

путь группе. Шеридан и его спутники были окружены охранниками во главе с

Заком. Вир видел, как Зак рассматривает толпу, пристально изучая каждого,

кто приближался к ним, глядя на их руки...

Их руки. Ну, конечно. Чтобы увидеть, нет ли в них оружия.

Вир посмотрел на Ланаса. В его руках ничего не было. Кажется, он был

безоружен. Тем не менее, что-то почти кричало об опасности. Так быстро и

незаметно, как мог, Вир начал проталкиваться к нему.

Это не представляло особого труда: Ланас ни на что не обращал внимания.

Казалось, его беспокоило что-то другое.

Дайте мне пройти, — повторял про себя Вир, — Да пропустите же меня.

Трудность заключалась в том, что у него не было ничего конкретного,

ничего, чем бы он мог обосновать свои действия. Но каким-то образом он

почувствовал, что нужно торопиться, как будто его подталкивала какая-то

сила. Но он уже не в первый раз ощущал такое. Правда, раньше рядом с ним

всегда был Лондо, который, если можно так выразиться, правил кораблем.

Сейчас же все зависело от Вира... если предположить, что он все понял

правильно. Все-таки была вероятность того, что все это было просто плодом

его возбужденного воображения.

Он подбирался все ближе и ближе, а Рем до сих пор не заметил его.

Теперь Вир мог ясно видеть глаза Рема и увидел то, чего он так боялся.

Складывалось впечатление, что Ланас был не в себе. Его глаза были широко

распахнуты, но ничего не выражали, как будто его тело было просто оболочкой,

одеждой, подобной плащу. Его ловкое тело застыло в позе, похожей на позу

крупного зверя, готового к броску. Или подобно ловушке, которая вот-вот

захлопнется.

А его горло...

Взгляд Вира мгновенно сосредоточился на горле Рема Ланаса, потому

что -невероятно, — оно, казалось, шевелилось само по себе. Оно мягко и

ритмично пульсировало. Вир не знал, отчего это могло быть.

Шеридан все еще был далеко, но с каждой секундой подходил все ближе...

в то время как Вир все ближе подкрадывался к Рему.

Когда Виру оставалось всего несколько шагов, Рем Ланас заметил его.

Вир не знал, что именно привлекло его внимание. Возможно, его

предупредило об опасности какое-то шестое чувство. Как бы там ни было, Ланас

повернул голову, и его широко раскрытые пустые глаза сфокусировались на

Вире. Его горло, казалось, стало пульсировать еще яростней.

Вир замер на месте. Он не знал, что ему делать. А потом в его голове

возник отчаянный план действия, и он сделал единственное, что сумел

придумать. Вир откинул капюшон, на его лице расплылась широкая улыбка, и он

радостно закричал:

— Рем! Рем Ланас! Неужели это ты? Это я! Котто! Вир Котто! Как жизнь?

Ланас слегка склонил голову. Казалось, он пытался сосредоточиться на

Вире.

— Только не говори, что ты не помнишь меня! — продолжал Вир, — После

всех этих сумасшедших денечков, которые мы провели вместе с тобой! — говоря

это, он приблизился к Рему еще на несколько шагов.

Но Шеридан и его спутники тоже приближались. Рем повернул голову в

сторону процессии и двинулся к ней. Вир шагнул ему наперерез, и Ланас,

наконец-то, впервые сфокусировался на нем. В его глазах было нечто ужасное,

нечто темное и жуткое, и Вир почти слышал голоса, кричавшие в его голове.

И горло больше не пульсировало. Оно... по нему пробегали волны.

В нем что-то было. Что-то двигалось в горле, и Ланас начал кашлять, из

его гортани раздался хрип, а губы задрожали, как будто его тошнило.

Действуя совершенно инстинктивно, Вир прыгнул вперед. Рем отшатнулся,

пытаясь увернуться, но его движения были медленными и неуклюжими. Вир

врезался в него. Они упали, размахивая руками и ногами, и Вир обнаружил, что

очутился прямо позади Рема. Голова Рема ударилась о его согнутое колено.

Автоматически Вир вцепился в горло Рема, удерживая его голову коленом. Он

захватил его крайне неловко, но это был, несомненно, весьма эффективный

захват.

Рем отчаянно боролся, не произнося ни звука. Он не издал ни слова, ни

крика о помощи. На дальнем конце коридора собрался народ, но все они

повернулись к Виру и Рему спиной, наблюдая за приближающимся Шериданом. Пара

зевак посмотрели в их сторону, но, по-видимому, решили, что это какое-то

личное дело, в которое не стоит вмешиваться.

— Прекрати! Прекрати! — шипел Вир. Он не был особо сильным физически

или агрессивным, как те, кто его сейчас окружал. Он не помнил, когда в

последний раз дрался, и совершенно не знал боевых приемов, будучи неуверен в

себе во время драки. Но сейчас его толкало чистое отчаяние, именно из него

он черпал силы и решительность, в которых так нуждался.

Потом он заметил нечто, скользнувшее между губами Рема.

Ему едва удалось сдержать вопль ужаса. Это было тонкое и черное подобие

щупальца, и оно появилось во рту Ланаса, пытаясь выбраться на свободу.

Пульсация в горле Рема прекратилась. Было ясно, что эта тварь пыталась

покинуть его. Вир взмок от пота, стараясь не впадать в панику. В это время

другое щупальце выскользнуло изо рта, несмотря на все усилия Вира. Он

надавил изо всех сил, и зубы Рема лязгнули, откусив щупальца. Они упали на

пол, извиваясь от боли, а потом замерли. Но тут голова Рема яростно

задрожала, тварь, сидевшая внутри него, или билась в агонии, или просто

отчаянно желала выйти. Вир повторил свои попытки, но его пальцы, липкие от

пота, начали скользить.

Затем Вир понял, что Шеридан продолжает разговаривать, но его голос

раздавался откуда-то позади них. Он прошел мимо, и процессия следовала за

ним. Эта мысль, эта маленькая победа заставила его на мгновение ослабить

хватку.

Этого оказалось достаточно.

Ланас внезапно вырвался, освободив голову из захвата Вира. Вир упал на

спину, в его голове зазвенело, и из своего положения он увидел, что рот Рема

Ланаса широко раскрылся. Из него выскользнуло какое-то существо.

Оно было маленькое и черное, как и его щупальца, и было покрыто толстым

слоем слизи. У него было четыре действующие конечности, если принять во

внимание те два откушенных щупальца. Сила, с которой существо вырвалось изо

рта Рема, отбросила его к дальней стене коридора. Тварь на мгновение

сжалась, пытаясь сориентироваться. Она была размером примерно с ладонь Вира.

Тварь издала яростный вопль, но звука не было слышно. Вир услышал ее

крик в своей голове. Он моментально опешил оттого, что предстало его глазам,

и беспомощно лежал на полу. Потом он охнул, увидев, что тварь скользит к его

лицу на немыслимой скорости. Мельком он заметил нечто острое, появившееся на

спине твари, и понял, что это, должно быть, какой-то вид жала. У него не

было времени на то, чтобы увернуться, не было времени ни на что, ему

оставалось только завопить от ужаса.

А потом он увидел опустившийся черный ботинок.

Ботинок раздавил тварь, опустившись в дюйме от лица Вира. Вир изумленно

вздохнул, когда нога в ботинке дважды опустилась на тварь, размазав ее по

полу. Когда нога поднялась, на полу ничего не было, кроме черно-красной

массы.

Глава 11

Вир поднял взгляд.

И увидел личность, которую он, кажется, уже встречал раньше. Это был

человек в серой мантии. Хотя Вир не видел его лица, скрытого капюшоном, он

показался ему молодым.

Вряд ли ему можно было дать больше тридцати лет.

Рем лежал на полу, уставившись вверх. Человек в мантии шагнул вперед,

склонившись над ним, и некоторое время изучал его. Затем он протянул руку

над лицом Рема, и тот закрыл глаза. Его грудь стала мерно подниматься и

опускаться в естественном ритме спящего.

— С ним все будет в порядке, — произнес человек в мантии. Когда он

говорил, его голос был таким мягким и тихим, что Виру приходилось

прислушиваться. — Он будет некоторое время спать, а потом, когда придет в

себя, не будет помнить, почему он здесь очутился. Он больше никому не

причинит вреда.

— Что случилось? — спросил Вир, поднимаясь на ноги, — Кто вы? — а потом

он заметил, что человек сжимает посох. Концы посоха мягко светились. Едва

сдержав изумление, Вир сказал: — Вы... техномаг?

Это слово одновременно пугало и завораживало. Виру уже доводилось около

четырех лет назад иметь дело с техномагами. Он считал, что это было одно из

самых жутких происшествий в его жизни. Когда техномаги, в конце концов,

отправились в свое путешествие к Пределу, чтобы больше никогда не вернуться,

Вир вздохнул с облегчением. Но теперь, по-видимому, он был обязан одному из

них жизнью.

— Да... но я всего лишь начинающий маг. Мне еще многому надо учиться.

Меня зовут Кейн.

— Да? Это ваше настоящее имя?

— Нет. Не настоящее, — ответил он, — Я выбрал себе это имя. Имена

обладают силой, а я не хочу давать вам какую-либо власть над собой. Это было

бы очень глупо.

— Отличная философия, — сказал Вир, — Благодарю вас за то, что вы

раздавили эту... это...

— Спящего. Результат биотехнологии Теней. Он был посажен в вашего

приятеля и, — он толкнул тело Рема носком ботинка, — захватил его память,

затаившись до тех пор, пока не настало время выполнить свое задание.

— Убить Шеридана.

Кейн кивнул.

— Да. Это создание выжидало, пока Ланас не приблизится на нужное

расстояние. Оно очень хорошо прыгает. И, приземлившись на Шеридана, оно бы

его ужалило. Шеридан умер бы еще до того, как его доставили в медлаб.

— Прямо как Кран.

— Кто?

— Неважно. Но почему именно сейчас? И почему именно Ланас?

— Все не так просто. Это было спланировано заранее. Возможно, при

других обстоятельствах смерть приняла бы другое обличье. Почему именно

Ланас? — Кейн пожал плечами, — Чистая случайность. Они хотели кого-нибудь

схватить. И поймали его.

— Кто "они"?

— Об этом — усмехнулся Кейн, — чуть позже. Вам пока не стоит знать...

об этом.

— Но...

— Скажите мне, — Кейн подошел поближе, задумчиво рассматривая его, —

почему вы решили сами всем этим заняться, почему вы не вызвали охрану?

— Я... я бы не успел. И я не был уверен. У меня были предположения,

подозрения, и только. С другой стороны, самое неприятное было в том, что все

бы вокруг решили, что к этому покушению был причастен Центавр. Даже если бы

это было не так, началось бы расследование, среди других членов Альянса

поползли бы слухи. Я не хотел этого. Центавру это не нужно. У нас и без

этого хватает проблем.

— Так значит, вы рисковали своей жизнью, чтобы спасти репутацию

Центавра?

— Я... полагаю, что так, — согласился Вир. А потом, он беспокойно

добавил: — Вы ведь никому об этом не скажете, да?

— Зачем я должен это делать?

— Я... я не знаю. Я многого не знаю, — ответил Вир, — Начиная с...

Кейн поднял руку, заставив его замолчать.

— Нет. Не начинайте. Ибо если вы это сделаете, мне придется дать

множество ответов, которые я не могу вам дать. Пока что не могу. Но я

расскажу вам о многом, Вир... ваши действия были весьма впечатляющими. Я

следил за вами, и вы меня не разочаровали. Кажется, тьма вас не коснулась.

— Приятно узнать, что... — Вир запнулся, а потом сказал: — Э-э... тьма?

Кейн шагнул к нему, и его глаза стали жесткими.

— Она протянула свои нити сюда с Примы Центавра. Здесь она не видна, но

процветает в вашем мире. В знании — сила, Вир. Я ищу знание по поручению

техномагов, а они ищут знаний в вашем мире, потому что темная сила

продолжает расти. Вам скоро надо будет сделать выбор. Очень, очень скоро.

— Я... не понимаю, о чем вы говорите.

— Хорошо, — сказал Кейн, по-видимому, довольный беседой, — Меня послали

на поиски загадочного.

— В этом вы преуспели.

— Наконец-то. Наконец-то мне удалось найти что-то новое. Теперь мне

нужно разгадать эту тайну. А... ваш приятель проснулся гораздо раньше, чем я

предполагал.

Вир повернулся и взглянул на Рема Ланаса.

Тот уже достаточно уверенно сидел, держась рукой за голову, как будто

испытывал серьезную головную боль.

— Что... случилось? — спросил он.

— Я сейчас вам все расскажу, — сказал Вир и оглянулся на Кейна.

Но тот исчез. Как будто его здесь и не было. Лишь на полу осталось

кровавое месиво от раздавленной им твари.

— Ну, ему неплохо удается мистическая часть, — произнес Вир.

Глава 12

Лондо знал, что это была проверка. Он в этом не сомневался.

— Знаете, Шеридан должен умереть, — сказал дракх.

Это высказывание вернуло Лондо к действительности. Здесь, в тронном

зале — месте, которое было символом его власти, хотя для него оно, скорее,

было символом всего притворства, которым он обладал, — он вздрогнул, услышав

знакомый до боли голос, раздавшийся из тени. Самое ужасное заключалось в

том, что Лондо, на самом деле, знал, что Шив'кала следил за ним. По крайней

мере, он чувствовал это на каком-то подсознательном уровне. Но это его

совершенно не беспокоило.

Мысль о том, что его могут использовать всю оставшуюся жизнь — одна

только мысль об этом, — приводила Лондо в ужас.

Прошло некоторое время, прежде чем он понял то, что ему сказали.

— Что? — сказал Лондо.

То, что сказал ему дракх, потрясло его. Он поведал ему об этом плане,

рассказал ему о Реме Ланасе, и о твари, что жила внутри него. Он был выбран

случайно, они просто схватили первого попавшегося бродягу. Он оказался той

самой случайностью, в которой, как они считали, таится величайшая сила. Тот,

кто не испытывал зависти по отношению к Шеридану, тот, кто не испытывал

особой ненависти к Межзвездному Альянсу. Ланас был никем. Он не обладал ни

силой воли, ни особым интеллектом. Но все, что он собой представлял, в

итоге, могло пригодиться.

Когда дракх, наконец, замолчал, Лондо покосился в его сторону. Шив'кала

неподвижно стоял там, во тьме, не мигая, с все той же пугающей улыбочкой на

лице.

— Зачем... вы все это мне говорите?

— Он был вашим другом. Мне хочется, чтобы вы знали о том, что его

ожидает... на случай, если вам захочется с ним попрощаться... что ж, у вас

есть такая возможность.

Проверка. Нет... не просто проверка.

Ловушка.

Лондо знал это, он был в этом уверен.

С такой же легкостью дракх мог сказать: "Шеридан скоро умрет. Поминайте

его с миром" и покончить с этим. Нет, он сообщил Лондо все, что ему было

известно, потому что хотел, чтобы Лондо узнал об этом... чтобы увидеть, что

он будет делать.

Лондо не мог заснуть. Он не спал двое суток. Он все время думал,

пытаясь представить Шеридана своим величайшим врагом, лидером Межзвездного

Альянса, который безжалостно разгромил его любимую Приму Центавра. Тем, кто

отвернулся от них. А Деленн, его жена... она всегда смотрела на него с

оскорбительной жалостью.

Но, как Лондо ни пытался, он не мог стереть из памяти те времена, когда

Шеридан помогал ему. Те годы, проведенные на "Вавилоне 5", были лучшими

годами его жизни. Тогда он этого не понимал. Тогда он считал все это

периодом медленного, но неумолимого падения во тьму. На самом деле, Шеридан

и Деленн действительно были его последним шансом. Более того, он был уверен

в том, что они каким-то образом беспокоились за него, надеясь, что

когда-нибудь с ним все будет хорошо. В том, что все зашло так далеко, что он

стал одновременно самой могущественной и самой беспомощной личностью на

Приме Центавра, явно не было их вины. Он сам в значительной степени вершил

свою судьбу.

Он пытался уснуть, но мог лишь на мгновение забыться, после чего снова

приходил в себя. В течение этого времени он чувствовал, что страж шевелится,

несколько смущенный. Очевидно, само создание тоже нуждалось в отдыхе, и

подстраивало свой сон под ритм Лондо. Поэтому, когда Лондо уставал, страж

тоже испытывал дискомфорт. Мысль об этом давала Лондо хоть какое-то

удовлетворение.

Наконец, он уже был не в состоянии чем-либо заниматься. Но он понимал,

что должен действовать хитро. Он не мог просто взять и заняться спасательной

миссией, или поставить Шеридана в известность. Подобная попытка, скорей

всего, была бы прервана стражем. Если же страж не сможет его остановить, то

он наверняка известит об этом дракхов, и те могут изменить свои планы... а

потом дадут Лондо знать о своем недовольстве самым прямым и неприятным

способом. Лондо хотелось спасти Шеридана, но не ценой своей шкуры. Лондо не

был настолько великодушен.

Поэтому он вызвал Вира. Время было весьма подходящее, хотя идея о

проведении праздника во дворце на самом деле принадлежала Дурле.

Естественно, он организовал его для того, чтобы собрать вместе всех своих

союзников и сторонников, чтобы показать им свое растущее влияние при дворе.

Поскольку эта идея исходила от Дурлы, марионетки дракхов, который, возможно,

даже не догадывался о том, кто действительно дергает его за веревочки,

дракхи не стали задавать лишних вопросов или подозревать Лондо в какой-либо

двусмысленности. И приглашение Вира выглядело вполне уместным.

Так что он позвал своего старого союзника, своего давнего друга —

возможно, единственного друга во всей галактике, — в гости. Приглашение не

привлекло ничьего внимания, как и надеялся Лондо.

Затем последовал следующий этап: как только начался фестиваль, Лондо

начал пить. Трудность заключалась в том, чтобы удержаться на ногах. Надо

было напиться настолько сильно, чтобы притупить восприятие стража, но в то

же время быть в состоянии передвигаться. Вдобавок ко всему этому, ему нужно

было более-менее свободно разговаривать с Виром без стража, следовательно,

дракхи могли заинтересоваться его действиями. Если он выпьет слишком много,

то настолько опьянеет, что будет не в состоянии разговаривать с Виром,

Шериданом или даже с самим собой.

Так что, когда прибыл Вир, и Лондо увел его в сторонку, пытаясь

удержаться на ногах, вино уже ударило ему в голову, оставив там приятный

туман. Но Лондо вел себя необычайно осторожно. И ему повезло больше, чем он

ожидал. Когда он вводил Вира в суть дела, начав по частям излагать свой

план... он почувствовал, что страж начинает просыпаться. Он погрузил эту

тварь в бессознательное состояние, но она восстанавливала свои функции со

скоростью, которая одновременно тревожила и забавляла его. Очевидно, страж

начинал привыкать к определенному уровню алкоголя. Лондо нужно было

увеличивать количество выпитого спиртного, чтобы поддерживать опьянение

стража.

Лондо пытался намекнуть так, как мог. Он намекал Виру на то, что

Шеридану грозит опасность, найдя историческую параллель. Лондо чувствовал,

что страж что-то заподозрил во время этой беседы. Он чувствовал, что что-то

происходит, но не мог понять, что именно. В голове Лондо не вспыхивала боль,

он не получал властных приказов. Но тварь была более насторожена, чем

обычно, и Лондо тоже был настороже.

Для него это было очень серьезным испытанием. Ему очень хотелось просто

опустить все эти осторожно подобранные фразы и исторические аллюзии, и прямо

сказать Виру о том, что ему надо делать. Но он знал, что бы за этим

последовало — немедленные действия стража. Кто знает, насколько силен

монстр, сидящий у него на плече? Он знал, что страж может причинить боль,

что он следит за его действиями, но вряд ли можно было полагать, что его

возможности ограничивались только этим. Возможно, страж мог превратить его

мозги в кашу легким усилием мысли. Или он мог вызвать у него припадок, или

остановить его сердца, или... еще что-нибудь подобное.

Ему хотелось хоть что-нибудь сделать, чтобы предотвратить гибель

Шеридана от рук этих отвратительных дракхов, но он не мог вмешиваться, не

мог жертвовать собой ради этого. Он все еще дорожил собственной шкурой.

Когда Вир уехал, Лондо стал осторожно следить за новостями из-за

границы. Страж не подозревал, чем занимается Лондо. Все-таки, он был

императором. Вполне естественно, что он должен быть в курсе последних

событий. И, когда стало известно о том, что Шеридан возглавил процессию по

Нижнему уровню, Лондо воспрянул духом. Он изо всех сил старался сдержать

свое ликование.

Затем его энтузиазм испарился. Он всем телом ощущал тьму, источаемую

стражем, и, в тот момент, когда Лондо узнал о мероприятии, которое возглавил

Шеридан, он понял, что да, это была проверка. Проверка, которую он провалил,

и он знал, что им про это известно. Он не был уверен, как именно они это

узнали. Возможно, телепатическая связь была двусторонней. Но он знал, что

это на самом деле так, и теперь ему оставалось ждать расплаты.

— Стоило ли это делать?

Лондо сидел в своей личной библиотеке, которая по традиции была любимым

местом императора. У центавриан была великая история насчет этого.

Императора считали чем-то вроде живого кладезя центаврианской истории, и

предполагалось, что он держал в своей голове все великие деяния его

предшественников, а также многие другие великие свершения Республики.

Учитывая, насколько это были уважаемые и священные обязанности, император

право на уединенное и хорошо охраняемое место, где он сможет удовлетворить

свои познания в истории, выучивая их наизусть. Естественно, во всем дворце

не было более охраняемой комнаты. Там было много книг и множество

разнообразных реликвий прошлого.

Поэтому, когда из темноты раздался голос Шив'калы, спросивший: "Стоило

ли это делать?", Лондо подскочил так резко, что чуть не ударился о стол. Он

вскочил на ноги, пытаясь придать своему лицу надменное выражение,

возмущенный столь бестактным вторжением. В библиотеке царил полумрак, и он

не мог как следует разглядеть Шив'калу.

— Вы здесь? — спросил он, задумавшись на мгновение: вдруг Шив'кала

заговорил с ним мысленно. Но на самом деле это было не так.

— Да, я здесь, — снова услышав этот голос, Лондо мог с уверенностью

сказать, что Шив'кала здесь присутствовал. Но его голос, казалось, доносился

откуда-то издалека, — И вы здесь. Как мило.

— Мило? — выразительно произнес Лондо, — Я бы не стал использовать это

слово. Что вы хотите?

-Хочу? Я бы не стал использовать это слово, — заметил Шив'кала, — Мне

не хочется делать то, что я должен сделать. То, что мы должны сделать.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Неужели?

Лондо почувствовал что-то и напрягся. Это была начинающаяся ... боль. И

еще что-то. Они наказывали его болью в прошлом, но он чувствовал, что сейчас

ощущения были несколько иными. Вместо того, чтобы поразить его внезапно и

яростно, боль начиналась с более низкого уровня, постепенно. Это давало ему

возможность задуматься о том, что, вероятно, он начал привыкать к физическим

и психическим мучениям, которым они его подвергали. Что же до данного

случая... возможно, это вовсе не имело отношения к дракхам.

— Это ваша работа? — требовательно спросил Лондо, схватившись за виски.

— Вы все-таки сделали это, Лондо, — сказал Шив'кала. В его голосе

прозвучало знакомое смирение, — Вы... и только вы.

— Я не понимаю... — боль снова вспыхнула, став сильнее. Лондо

обнаружил, что ему тяжело дышать, его сердца тяжело стучали.

— О, вы все понимаете, — и все следы симпатии и печали исчезли из

голоса дракха. Осталось только жесткость и жестокость. — Вы пытались

одурачить меня, Лондо.

— Я? Я... — и тут Лондо пошатнулся. Он сполз в кресло, в котором

недавно сидел, но не рассчитал расстояния и рухнул на пол. То, что он сейчас

чувствовал, было гораздо хуже, чем все, что ему прежде довелось испытать от

рук дракхов. Возможно, это было самым худшим из всего, что ему доводилось

ощущать на своем веку. Лондо запоздало понял, что эти страдания начинались

медленно для того, чтобы усыпить его бдительность, заставить его подумать,

что, возможно, все не так плохо. Но он ошибался. Его тело свело судорогой,

боль волной захлестнула его. Он попытался мысленно отрешиться от этого,

пытался закрыть свой разум, но это было невозможно, потому что боль

проникала повсюду, в каждую извилину, в каждый уголок его мозга, она была в

каждом нейроне его тела. Он открыл рот, чтобы закричать, но не смог, потому

что его горло свело судорогой. Все, на что он был способен, это издавать

нечленораздельный булькающий хрип.

— Я сказал Сообществу Дракхов, — продолжил Шив'кала, будто не замечая

Лондо, который извивался перед ним, подобно животному на вертеле, — что вам

можно доверять. Что вы знаете свое место. Они потребовали, чтобы я провел

проверку. И я это сделал. А вы ее провалили. Это, Лондо, никуда не годится.

Лондо совершенно потерял контроль над собой. Из него изверглась вся

жидкость, что была в его теле, чего не случалось с тех пор как ему

исполнилось два года. Это было так унизительно, запах был ужасен, а потом,

когда боль усилилась, он перестал это ощущать. Его потемневшая и сломленная

душа взмолилась о пощаде, как это уже было раньше. Он вспомнил о том, как

ему хотелось умереть, как он был готов покончить с собой. Но теперь он

понял, каким же он был дураком, потому что ему никогда не хотелось закончить

свою жизнь вот так. Сейчас ему хотелось все отдать, лишь бы только умереть

спокойно. Он бы убил всех своих друзей и любимых. Он бы уничтожил сотни,

тысячи невинных центавриан. Он бы все сделал, лишь бы прекратились эти

страдания, что сейчас обрушились на него.

А потом стало еще хуже.

Он почувствовал, что его разрывает на части. Что все его органы

превратились в жидкость, и он был убежден, что его мозг вытекает через уши,

он почти чувствовал это. Боль выжгла его глаза, а зубы пронзили десны, язык

распух, заполонив горло. Каждое движение отдавалось огнем, поэтому он

старался сохранять неподвижность, но боль вынуждала его шевелиться, и это

вызывало еще большие страдания. Все это продолжалось до тех пор, пока он не

достиг такого состояния, что перестал ощущать боль.

А потом все вдруг прекратилось.

Все разом исчезло, и он не мог шевельнуться, поэтому лежал в оцепенении

и вони, чувствуя, что никогда больше не сможет себя уважать, никогда больше

не будет чувствовать себя в безопасности. Ему не хотелось бы, чтобы кто-либо

видел его в таком состоянии, ибо он был отвратителен и жалок. Его превратили

в невнятно бормочущую развалину. Одна лишь мысль об этом приводила его в

негодование, но он был бессилен что-либо изменить. И он был так рад тому,

что боль хотя бы ненадолго прекратилась, что разрыдался, содрогаясь всем

телом.

— Знаете, сколько времени все это продолжалось? — спокойно спросил

Шив'кала. Лондо попытался покачать головой, но, если бы он был способен

ответить, то сказал бы, что прошли часы. А, быть может, дни.

— Девять секунд, — продолжил Шив'кала, очевидно, понимая, что Лондо не

может что-либо произнести, — Вы испытывали все это ровно девять секунд. Вам

бы хотелось терпеть все это двадцать или тридцать секунд? Или даже лучше...

двадцать или тридцать минут? Или часов? Или дней?

— Нет... нет, — голос Лондо был почти неузнаваем. Он скорее походил на

гортанный хрип умирающего животного.

— Я так не думаю. Сомневаюсь, что вам бы удалось это пережить. Но, даже

если бы вам это удалось, сомневаюсь, что вы чему-нибудь научились бы.

Лондо ничего не ответил. В этом не было необходимости, и он сомневался,

что мог сказать что-либо членораздельное.

Явно не беспокоясь о том, что удалось выучить Лондо, Шив'кала произнес:

— Это ваше наказание, Лондо. Но это еще не все. Вы должны искупить свою

вину. Вам ясно? Вы слышите то, что я вам говорю?

Лондо попытался кивнуть.

— Хорошо, — Шив'кала вышел из тени и остановился прямо перед Лондо. Он

склонил голову, с усмешкой глядя на императора. — Скажите мне, Лондо... вы

могли бы убить Шеридана... если бы перед вами стояла еще более страшная

альтернатива?

Лондо хотелось помотать головой. Ему хотелось плюнуть в лицо дракху,

заорать от ярости. Ему хотелось сбить его с ног, вцепиться в чешуйчатую шею

этого серокожего монстра. Сейчас его совершенно не волновали спрятанные

бомбы, которые могли разнести его народ на мелкие кусочки. Его не волновала

мысль о том, останется ли он в живых, если попытается задушить Шив'калу.

Все, чего ему сейчас хотелось, это просто попытаться это сделать. Более

того, сделать это.

Но вместо этого он просто кивнул. Он знал, что сейчас он способен на

все. Он был готов убить Деленн, Вира, Тимов... всех, любого, кто попался бы

ему под руку, лишь бы не было этого ужасного "наказания". Хотя его тело уже

не испытывало боли, память о ней все еще была свежа. Ему не хотелось

вспоминать о том, через что ему пришлось пройти, но запах, исходящий от

него, напоминал ему о случившемся.

— Что ж... вам не придется убивать Шеридана, — сказал Шив'кала, — На

данный момент мы хотим оставить его в живых. Понимаете, есть относительно

недавние события, привлекшие наше внимание. Шеридан скоро станет отцом.

Лондо медленно вздохнул, пытаясь успокоить свои бешено стучащие сердца.

Это дало ему время для того, чтобы осознать то, что сказал Шив'кала. Он все

еще лежал на полу, но ему удалось приподнять голову.

— От... отцом? — спросил он.

— Верно, — сказал Шив'кала, — На самом деле, ваше искупление будет

очень простым.

Шив'кала снова двинулся куда-то, и Лондо не мог следить за ним

взглядом. Он направился к реликвиям, к полке, на которой стояло несколько

урн различного предназначения. Он задумчиво изучал их некоторое время, а

потом взял одну из них. Это была серебряная с золотой отделкой урна.

Лондо знал, что именно взял дракх. Это была особая центаврианская

традиция, и он не представлял, зачем Шив'кале нужна эта вещь.

А потом он постепенно с ужасом догадался. Лондо быстро отбросил эту

мысль, не в силах поверить в то, что это возможно. Это было немыслимо, это

было за гранью понимания. Даже для дракха. Они не посмеют. Они не посмели

бы... и, конечно, не хотят заставить его участвовать в этом...

Потом дракх распахнул свою одежду.

— Нет, — прошептал Лондо, — Пожалуйста... нет...

Он лежал на полу, по-прежнему не в силах пошевелиться, и умолял, забыв

про гордость, — Нет...

Шив'кала даже не обратил внимания на его слова. Его грудь отвратительно

пульсировала, как будто там жила какая-то разумная раковая опухоль. Он

поставил урну на ближайший стол, а потом открыл крышку. Отложил ее в

сторону, а потом прижал руку к груди.

— Вы не посмеете... — умолял Лондо. Хотя он знал, что все это

бесполезно, он продолжал умолять. И снова дракх не обратил внимания на его

слова. Он осторожно извлек из отверстия в своем теле маленькое создание.

Тварь была похожа на стража, только гораздо меньше. Ее глаз был закрыт, и

Лондо не мог сказать, спала ли она, или даже пребывала в спячке.

Шив'кала на мгновение с гордостью взял это существо в ладони. Он почти

с родительской нежностью провел пальцем по его спинке. Это вызвало у Лондо

тошноту. Затем он посадил тварь на крышку и закрыл урну. Лондо не мог

произнести ни слова. Он просто беспомощно мотал головой.

— Когда Шеридан и Деленн прибудут на Минбар... вы тоже поедете туда. Вы

подарите им это, — он коснулся урны своим длинным пальцем, — Вы прикажете

запечатать дно урны, чтобы Шеридан не смог ее проверить. Страж сумеет

освободиться, когда придет время.

— Ребенок?.. — Лондо не мог в это поверить, — Беспомощное дитя?

— Сын Шеридана и Деленн... да, это будет сын... но он не всегда будет

беспомощным ребенком. Когда он вырастет... он нам понадобится. Страж

позаботится о нем. А вы... вы позаботитесь о страже.

— Нет, — Лондо к своему удивлению, смог покачать головой, — Нет...

невинное дитя...

— Если вы не выполните свое искупление, Лондо, — спокойно ответил

Шив'кала, как будто ждавший, что Лондо будет возражать, — то на вашей

совести будут миллионы невинных детей на Приме Центавра. Но сначала... Сенна

станет первой жертвой... — его губы скривились в подобии улыбки, — нашего

недовольства.

— Нет... только не она... — сказал Лондо.

— Император, кажется, вы плохо понимаете, как мало значат ваши слова.

Итак... вы будете нам помогать?

Ненавидя себя, ненавидя жизнь, ненавидя Вселенную, которая все это

допустила, Лондо смог лишь кивнуть.

А потом его зрение затуманилось, и на него накатилась еще одна волна

боли. Он прикрыл глаза, пытаясь прогнать это ощущение. Когда он снова открыл

их, Шив'кала исчез. Исчез, оставив Лондо наедине с его слабостью, болью и

отвращением. Лондо теперь был обречен вечно помнить о том, что он не только

принял ужасное решение, но и пришел к нему совершенно без нажима. Это

заставило его задуматься о том, что еще дракхи могут потребовать от него.

Его привела в ужас мысль о том, что пока что дракхи еще были очень

снисходительны по отношению к нему.

Он подумал о том, что еще ему предстоит. О том, почему его так

беспокоит грозившая Сенне опасность. Он подумал о том, было ли у него такое

время, когда он действительно был счастлив... хотя бы недолго.

А потом, когда муки, испытываемые его телом, полностью охватили его,

скатившись в милосердное беспамятство, он уже больше ни о чем не думал...

Глава 13

Когда раздался стук в дверь, леди Мэриел занималась составлением

предсмертной записки.

Она решила заняться этим не просто так. На самом деле она уже некоторое

время писала эту записку, не зная, как ее завершить. Она подбирала слова:

подобрав одно, она тут же отметала его прочь, желая, чтобы все было написано

должным образом. Написание этой записки было нелегким делом. Она могла

остановиться на одном слове, потом прогуляться вдоль поместья, которое было

скромным подарком отца на ее совершеннолетие, и то это была лишь часть ее

имущества, которому удалось уцелеть после бомбардировок, а затем вернуться к

своей работе и зачеркнуть это слово. "И как только это делают писатели?" —

спрашивала она, уставившись в одну точку, но вокруг не было никого, кто бы

мог дать ответ на этот вопрос.

Никого.

Раньше здесь всегда было много народу. А теперь — нет. Все они

исчезли... благодаря Лондо. Все ухажеры. Все исчезли. Исчезло везение. Жизнь

тоже была кончена.

Она была не вполне уверена в том, что готова пойти на самоубийство. Да,

она была в депрессии, но больше всего ее удручало то, что она влачила

бессмысленное существование, ничего не делая, просто убивая время. Общество

было для нее закрыто, перед ней захлопнулись все двери... и опять же, все

из-за Лондо Моллари.

Когда над всей Примой Центавра появилось его голографическое

изображение, она стояла здесь, глядя в окно, и выкрикивала проклятия в его

адрес все время, пока его фигура висела над горизонтом. Сразу после этого

она засела за написание предсмертной записки, решив, что не хочет жить в

мире, где Лондо Моллари является императором.

Но пока что она постоянно исправляла свою записку, стараясь сделать ее

совершенно правильной. Так как по натуре или по мастерству она не была

писательницей, то у нее это заняло много времени. И все же, она была близка

к завершению своего черновика, а потом — будь что будет. Оставалось одно —

решить, как именно она покончит с собой. Мэриел была уверена, что, скорей

всего, примет яд.

Она, несомненно, была достаточно сведуща в различных ядах, чтобы

выбрать наиболее эффективный и безболезненный. Ее мать, обладавшая весьма

обширными познаниями в этой области, уделяла много внимания этой теме. Отец,

хорошо осведомленный о познаниях своей супруги, был уверен в том, что именно

это было тайной их долгого и относительно спокойного брака.

Когда раздался стук в дверь, Мэриел отложила свою работу в сторону.

— Да? — спросила она, не скрывая раздражения от этого вторжения.

— Тысяча извинений, миледи, — раздалось из-за двери. Это был

определенно молодой голос. — Вас хотят видеть в министерстве Развития.

— Где? — отдалившись от политической и придворной жизни, Мэриел в

последнее время уделяла очень мало внимания правительственным делам.

— В министерстве Развития, под руководством советника Лиона.

Мэриел это имя ничего не сказало. Она подумала, что это мог быть

какой-то затейливый розыгрыш. Или, что хуже, это была попытка заставить ее

открыть дверь перед каким-нибудь наемным убийцей. Все-таки, Лондо теперь был

императором. Если бы он захотел ей отомстить, то у него хватило бы денег для

того, чтобы нанять кого-нибудь на это дело.

Но она ведь так и так хотела покончить с собой. Ничего не изменится,

если кто-то сделает за нее эту работу. К тому же, надо соблюдать приличия.

— Минуточку, — сказала она. На ней сейчас была надета просторная ночная

рубашка. В последнее время, будучи предоставлена сама себе, она почти не

следила за своей одеждой. Ее никто не навещал. Даже тот парень, что раз в

неделю приносил ей еду, обычно оставлял продукты за дверью. Несомненно, это

было одной из причин, толкнувшей ее на самоубийство. Она решилась на этот

шаг не только из-за унизительности своего положения и скуки, но и по

практическим соображениям. Скоро ее скудные сбережения подойдут к концу.

Парень, который приносил ей продукты, с похотливой улыбочкой намекал на то,

что "все это можно уладить". Мысль о том, что она может пасть так низко,

чтобы "улаживать отношения" таким образом, окончательно навели Мэриел на

мысль о самоубийстве. Это также отразилось на продуктах, оставляемых за

дверью.

Ради приличия она накинула на плечи халат, а потом открыла дверь.

Там стоял очень серьезный на вид юноша. Скользнув взглядом по его

фигуре, она отметила его выправку. Если ее внешность и произвела на него

какое-то впечатление, то он это тщательно скрывал.

— Леди Мэриел, — это прозвучало, как вопрос, хотя в его голосе было

очень мало удивления.

— Да.

— Меня зовут Трок. Я из Первых Кандидатов. Советник Кастиг Лион хочет

вас видеть.

— Прямо сейчас? — она приподняла округлую бровь, — И он послал вас за

мной?

— Да, миледи.

— А если я не соглашусь придти? — сказала она чуть игриво. Она уже

давно не заигрывала с юношами. Мэриел обнаружила, что это до сих пор ее

забавляет. — Вы уведете меня силой? Вы перекинете меня через плечо, а я

стану сопротивляться и просить пощады?

— Нет, миледи.

— Тогда что же вы будете делать?

— Я буду ждать до тех пор, пока вы не согласитесь пойти со мной.

— Что ж, тогда вам придется подождать, — с этими словами она захлопнула

дверь.

Все это случилось поздно вечером. Она приготовила себе скудный и

тщательно подобранный ужин, медленно съела его, а потом продолжила работу

над своим письмом. Затем немного почитала, а потом легла спать.

Проснувшись на следующее утро, она выглянула в окно и была поражена,

увидев, что Трок стоит на том же самом месте, где и вчера. Можно было

сказать, что он все это время не двигался с места. Он был покрыт утренней

росой, и пролетавшая мимо птица облегчилась прямо на его плечо.

Она открыла дверь, уставившись на него.

— Ну и ну. Вы весьма решительно настроены.

— Нет, миледи. Просто я выполняю приказ. Если я вернусь без вас,

значит, я не справился с заданием. Я сказал, что буду обходиться с вами с

подобающим уважением. Если я обойдусь с вами непочтительно, то буду отвечать

перед самим министром Дурлой.

— Перед кем?

— Перед министром Дурлой. Он министр Внутренней Безопасности.

— О, — она нахмурилась. Это имя было смутно ей знакомо, но она не могла

вспомнить, почему. Возможно, это не имело значения. — И вы решили ждать.

— У меня не было иного выхода, миледи.

— Хорошо сказано. Войдите.

— Я буду ждать вас здесь, если вы позволите.

Она скривила губы.

— А если я не позволю?

— То я все равно буду ждать здесь. Меня предупредили о том, что вы

можете быть весьма соблазнительной, и посоветовали не входить в ваш дом,

дабы я не отвлекался от дела.

— О-о-о. Весьма соблазнительной. Мне приятно это слышать, — она чуть

усмехнулась. Все это было очень забавно. — Хорошо, Трок. Оставайтесь здесь.

А я пойду переоденусь во что-нибудь более приличное, а потом пойду с вами,

дабы встретиться с вашим советником... О... кстати, Трок...

— Да, миледи.

— Жаль, что вы не войдете в дом. Я бы могла позволить вам наблюдать за

тем, как я переодеваюсь, — она подмигнула ему, заметив характерное движение

под рубашкой Трока, пока тот пытался сохранить невозмутимое выражение лица.

Она скользнула за дверь, а потом прислонилась к ней и расхохоталась. Ее

плечи дрожали в беззвучном веселье. Она уже успела позабыть о том, что такое

смех.

А день только начинался.

Министерство Развития представляло собой нечто большее, чем просто

офис. Это было совершенно новое здание, высокое и сверкающее, одно из тех

новых зданий, что выросли на Приме Центавра по программе восстановления. Оно

выглядело весьма впечатляюще, отметила она.

Кабинет Кастига Лиона находился на самом верхнем этаже, что, почему-то,

совершенно не удивило Мэриел.

Когда Трок провел ее в кабинет, Лион поднялся из-за стола.

— Миледи Мэриел, — произнес он с милостивым снисхождением. — Юный Трок

должен был привести вас сюда еще вчера. Мы уже начали терять надежду.

— Ваш славный служащий задержался, пытаясь уговорить меня. Он был

весьма убедителен, — лукаво сказала Мэриел. Для того, чтобы разглядеть

выражение лица Трока, она взяла его за подбородок и почесала у него за ухом.

Но он продолжал оставаться невозмутимым.

— Отличная работа, Трок, — сказал Лион, — Ты свободен.

— Есть, господин, — сказал Трок. Его голос прозвучал несколько странно.

Он быстро поклонился Мэриел, а потом поспешно выскочил из кабинета.

— Мои поздравления, миледи, — произнес Лион, приглашая ее присесть. Она

немедленно последовала его приглашению, — Вам удалось смутить Трока своими

шутками. Я думал, что это никому не под силу.

— Я вовсе не "никто", — сказала Мэриел.

— Верно. Совершенно верно, — казалось, он некоторое время изучал ее, а

потом внезапно произнес: — Я так невежлив. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

Он кивнул, а потом извлек из ящика стола бутылку и бокал, налил в него

вино.

— Вы, без сомнения, ломаете голову над тем, почему я хотел вас видеть?

— Нет.

— Неужели?

Она чуть пожала округлым плечиком.

— В мире случаются и более глупые вещи. Если это все же происходит, я

предпочитаю просто мириться с этим, нежели пытаться это предугадать.

— Хорошо сказано, — усмехнулся он, — Не стоит слишком сильно

задумываться о вещах. Это сводит с ума.

— Кстати о сумасшедших. Как поживает император?

Лион многозначительно засмеялся.

— Конечно, я бы никогда не осмелился так неуважительно отзываться об

императоре, — сказал он, — но, полагаю, что замужество за императором, пусть

и недолгое, дает определенные привилегии. Вы уверены в том, что не хотите

выпить?

— Совершенно уверена. Мне бы хотелось, — и она аккуратно расправила

юбку вокруг своих ножек, — знать, зачем меня сюда вызвали? Я что-то

натворила, и меня...

— Да. Это действительно так, — что-то в его голосе несколько

изменилось. В нем появился какая-то прохладца, возможно, даже намек на

пренебрежение. Лион бросил взгляд на свой компьютер, отыскивая какой-то

файл. — До недавнего времени, миледи, за вашими действиями было очень легко

проследить. Ряд публичных появлений, приглашения в высшие слои общества и

так далее. Но мне не ясно, чем вы намерены заняться в этот прекрасный день.

Никаких признаков активности. Или, возможно, вы в последнее время просто

прячетесь.

Она поджала губы, ее улыбочка исчезла, во взгляде появилось чуть

заметное раздражение.

— Вы на что-то намекаете, советник? Если это так, то что вы хотели этим

сказать?

— Уверяю вас, миледи, я не сказал ничего такого, о чем вы бы уже не

знали. Насколько нам известно, сейчас вы переживаете не самые лучшие

времена. У вас почти не осталось денег.

Излагая суть дела, он наклонился вперед, скрестив пальцы.

— Более того, с вами развелся Лондо Моллари. Но теперь ваш бывший муж

стал императором. Это превратило вас в бывшую жену императора. Мужчины,

которые раньше окружали вас, теперь предпочитают держаться от вас на

расстоянии. Они не желают искушать судьбу, на случай, если император снова

вами заинтересуется, или если он решит еще сильнее наказать вас. Вы, вне

всякого сомнения, красивы, миледи Мэриел... но на свете есть очень мало

женщин, подобных вам, и большинство из них из хороших семей. И лишь немногие

из них представляют собой потенциальные затруднения для любого, кто будет

искать их расположения... Как, например, вы.

— Так вы пригласили меня лишь для того, чтобы оскорблять? — спросила

Мэриел. Она сердилась все сильнее и сильнее. Она не знала наверняка, зачем

Лион хотел с ней встретиться, но ей и в голову не могло придти, что он

предпринял все это лишь для того, чтобы поиздеваться над ней.

— Вовсе нет, — казалось, он был поражен тем, что она могла так о нем

подумать, — Миледи, я не могу выразить словами, насколько я вас уважаю. Я

пригласил вас сюда по предложению и рекомендации министра Дурлы. А также

потому, что я искренне верю в то, что вы идеально подходите для наших целей.

Хотя мы имеем в виду, ну... — он улыбнулся, — что это не совсем официальная

работа, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я была бы рада так сказать, но это было бы ложью.

Он остановился. Она осталась сидеть, а он закружил по комнате. Пока он

не поднялся кресла, она не осознавала, насколько он высокий.

— В данный момент это связано с Межзвездным Альянсом, — произнес он.

— В данный момент? — она усмехнулась, — Держу пари, что это было

раньше, и будет продолжаться в дальнейшем.

— Да, мы тоже так думаем. Пока Межзвездный Альянс что-то из себя

представляет в галактике, мы должны убедиться... получить подтверждения,

можно так сказать... что интересы Примы Центавра в этом отношении защищены.

— И как же их защитить? Они уже обрушили на нас достаточно бомб, их

вполне хватило бы, чтобы сокрушить менее стойкую расу. Несколько поздно

говорить о защите.

Он смотрел в окно, казалось, наслаждаясь открывшимся из него видом.

— Лучше поздно, чем никогда, миледи. Мне поручили следить за

созданием... департамента, можно так сказать. Это будет целый

правительственный отдел, который не будет входить в состав правительства...

если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я... начинаю понимать, — сказала она, поразмыслив, — Вы говорите о

некоем бюро внутри правительства, которое станет следить за Альянсом.

— Позвольте, миледи, — возразил Лион, — "следить" — это такое грубое

слово.

— Неужели? А какое слово вы предпочитаете?

— "Шпионаж". Это гораздо изящнее, вы не находите?

— То, о чем вы говорите, связано с потенциальным риском, — задумчиво

сказала Мэриел. — Я не пойду на это просто так. Что именно мне придется

делать?

— Только то, к чему вы наиболее способны, миледи, — ответил Лион. Он

кружил по комнате, а потом остановился около нее и дерзко опустил руку на ее

плечо. — Ваша красота, если можно так сказать, необыкновенна.

— Можно сказать и так, — сказала Мэриел, — и вы имеете в виду, что

красивая женщина может многого достичь, особенно если дело касается

извлечения информации из тех, кем легко манипулировать?

— Совершенно верно.

— Но красота, мой дорогой советник, зависит оттого, кто на нее

смотрит, — заметила она, — Даже самая прекрасная в мире центаврианка

покажется абсолютно ужасной, к примеру, для дрази.

— Верно, — кивнул Лион, — Но вы упустили из виду две вещи. Во-первых,

существует множество общих для всех рас стандартов, под которые вы вполне

подходите. Вы очень привлекательны на взгляд людей. Ваша внешность также не

покажется отталкивающей минбарцам. И, насколько я понял, нарны... в общем...

нарны считают светлую кожу очень экзотической... так мне говорили.

— Вам сказали правду, — произнесла Мэриел, вспомнив то внимание,

которое ей в свое время уделял Г'Кар. Без сомнения, отчасти их отношения

возникли из-за того, что Г'Кар получал огромное удовольствие, наставляя рога

своему давнему недругу Лондо, но она определенно интересовала нарна как

женщина, — А что же второе?

— Обаяние, миледи. Вы необыкновенно обаятельны, миледи, и я уверен,

что это могло бы хорошо вам послужить, даже в случае с такими расами,

которым центаврианки кажутся весьма неприятными.

— Надо же, советник. Вы определенно знаете, как польстить женщине.

— Но я не делаю это просто так, поверьте мне. Я чувствую, что вы можете

быть необычайно нам полезны, миледи Мэриел. И я имею в виду не только

шпионаж. Может случиться и так, что возникнет необходимость в саботаже

или...

— Убийстве? — закончила она его предложение, — О, позвольте.

"Убийство" — это слишком грубое слово.

— Раз уж об этом зашла речь... Лично я всегда предпочитал термин

"переход".

— "Переход"?

— Да. К следующей жизни.

— А, — она улыбнулась. Очевидно, советник не был лишен чувства юмора,

пусть и очень едкого.

Он описал вокруг стола полный круг, а потом сел в кресло.

— Несомненно, вы думаете о том, какое вас ждет вознаграждение.

— Я действительно думала об этом. Вряд ли вы надеялись, что я буду

этим заниматься только по доброте душевной.

— Не сомневаюсь в вашей доброте, миледи, но "доброта душевная" меня

совершенно не волнует. Я отвечу на ваш вопрос: к сожалению, я не могу сейчас

дать вам титулы и земли. Эта сторона деятельности моего министерства должна

оставаться в тайне. Поэтому возвышать вас таким образом было бы очень

подозрительно. Это может вызвать нежелательные вопросы. Но мы можем

вознаградить вас из определенных средств, имеющихся у нас на счету. Более

того, уверяю вас, что определенные двери общества медленно, но верно,

приоткроются перед вами, как и прежде. Ваша привлекательность будет

вознаграждена. Просто... не привлекайте слишком много внимания, если вы...

— Понимаю, что вы имеете в виду? Да, советник, мне все понятно.

— Вы будете получать задания из этого кабинета, и должны отвечать

непосредственно мне.

— А если у меня возникнут трудности во время моей шпионской

деятельности? Если правда о моей "миссии" выплывет наружу? Если выяснится,

что я — шпион, что тогда?

— Тогда, — вздохнул Лион, — боюсь, что у вас будут большие

неприятности. Могу я надеяться на то, что вы себя не выдадите?

— Иначе, если я правильно поняла вас, я могу быть... свободна, — она

невесело улыбнулась, — Со мной уже такое случалось. С тех пор, как Лондо

развелся со мной и Даггер, я сумела привыкнуть к тому, что легко могу

оказаться ненужной.

— Вы думаете, что леди Даггер стоит вовлекать во все это? Или, к

примеру, леди Тимов? Хотя она и осталась женой императора, насколько я

понял, между ними нет особой любви. Она могла бы быть нам полезна.

Мэриел серьезно задумалась над этим вопросом. Потом медленно покачала

головой.

— Я бы на вашем месте не стала этого делать, советник. Даггер обожает

манипулировать другими. Политика и интриги — это для нее что-то вроде

увлечения. Но она всего лишь дилетант, не более. Даже если она будет очень

стараться. Сомневаюсь, что она сумеет справиться с вашим заданием. Что же

касается Тимов... то вы недооцениваете ее, как мне кажется. Она слишком

рациональна для того, чтобы нравиться Лондо, но, на мой взгляд, все мы

рациональны. Она была совсем юной, когда вышла замуж за Лондо, и вся сияла,

когда это произошло, хотя это был запланированный брак. Полагаю, что этот

огонек все еще светится в ее глазах, когда она считает, что ее никто не

видит. Не думаю, что она способна предать Лондо. Более того, она слишком

прямодушна и вряд ли восторженно воспримет это предложение. Это не является

для нее предметом торга, вряд ли она окажется хорошим кандидатом.

— Но есть и другие, — задумчиво добавила она, — Другие, которые могли

бы вам подойти. В свое время у меня была возможность познакомиться со

множеством "сомнительных" личностей. Я бы могла предложить вам список имен,

если вас это заинтересует.

— Вот видите? Вы уже начинаете приносить пользу! — он слегка покачал

головой, — Вы такая задумчивая, миледи. Все в порядке?

— Просто я... думаю о других женах. И о Лондо. Иногда я вспоминаю эту

часть своей жизни, и мне кажется, что все это было не со мной, — она тихо

засмеялась, — Знаете, как нас называл Лондо? "Эпидемия, голод и смерть".

Лион вежливо покачал головой.

— Боюсь, что я не понимаю, что все это значит.

— Ох, это относится к Земле. Лондо был совершенно помешан на земных

легендах. Одна из их религий утверждает, что когда наступит судный день, о

нем провозгласят четыре всадника. Трое из них — это Эпидемия, Голод и

Смерть.

— Земные обычаи, как мне кажется, необычайно привлекательны не только

для Лондо, но и для его бывшего протеже, Вира, — тут ему в голову пришла

мысль, и он добавил: — А как же звали четвертого всадника из этого

мистического квартета?

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, а потом ее лицо просветлело.

— О, да. Война.

— Война, — хмыкнул Кастиг Лион, — Если учесть все то, к чему нас привел

Лондо, то это совершенно верное название. Вы не находите?

— Я стараюсь не думать об этом, советник, — сказала Мэриел. — Таков

стиль моей жизни.

— Значит, мы поняли друг друга, миледи?

— Да. Полагаю, что так, — она элегантно протянула ему руку, и Кастиг

Лион нежно взял ее и поцеловал.

— Могу ли я рассчитывать на ваше благородство и предположить, что мое

"вознаграждение" будет достойным, дабы мне сейчас не пришлось заниматься

столь скучным делом, как расчеты?

— Уверяю вас. Миледи, вы не будете разочарованы.

— Благодарю вас за заботу обо мне.

— Ну, миледи, я же упоминал ранее, что это Дурла предложил мне нанять

вас для этого дела...

— Дурла... — ее лицо на мгновение ничего не выражало, а потом она

что-то припомнила, — Ах, да. Этот министр. Надо бы поблагодарить его. И

все-таки, советник... полагаю, что наши отношения не ограничатся только

этим.

— Миледи?

Мэриел, явно не желала объяснять сказанное, вырвала руку, а потом вышла

из комнаты, остановившись лишь для того, чтобы бросить через плечо слабую

многозначительную улыбку.

Как показалось Кастигу Лиону, Дурла весьма болезненно отреагировал на

его обычное заявление:

— О... вы действительно видели леди Мэриел?

Дурла еженедельно встречался с Лионом для того, чтобы обсудить

различные проекты. Конечно, Дурла проводил подобные встречи со всеми

советниками. Лион к этому привык. Он бы мог бы сидеть здесь и долго говорить

о планах Министерства Развития, подробно или не очень, а Дурла бы слушал и

кивал, хотя Лион сомневался, что он на самом деле его слышит.

Но сейчас Дурла выглядел более внимательным. Он старался казаться

равнодушным, но это ему плохо удавалось. Лион не совсем понимал, почему это

так важно для него, хотя у него были кое-какие подозрения.

— Да, я встречался с ней.

— И как прошла встреча?

— Очень удачно. Она незаурядная личность, эта леди Мэриел. Очень

очаровательная и обаятельная. Мэриел, возможно, будет одной из самых лучших

ваших находок, министр.

— Отлично.

Некоторое время министр молчал, и Лион не мог сказать наверняка, хочет

ли он, чтобы Лион продолжил свою речь, или же просто забыл свою мысль.

— У меня возникли некоторые соображения относительно названия нашего

бюро, господин, — осторожно сказал Лион.

— Названия? — на мгновение Дурла был озадачен.

— Да, министр. Нам определенно нужно как-то называть отдел,

занимающийся поиском информации и другими... делами, относящимися к Альянсу.

Но назвать его Отделом Шпионажа было бы слишком грубо.

— Да. Да, я совершенно с вами согласен, — Дурла поджал губы, размышляя

над этим, а потом произнес: — Назовем его Отделом по Общественной Работе.

— Общественная работа. Отличное название, министр. Можно мне

поинтересоваться...

— Она что-нибудь говорила обо мне?

Этот внезапный вопрос застал Лиона врасплох.

— Она, министр? Вы имеете в виду леди Мэриел?

— Да-да. Вы же сказали, что именно по моим рекомендациям она была

принята в Отдел по Общественным Работам.

— Нет, господин, тогда он еще так не назывался...

— Не морочьте мне голову, Лион, — сказал Дурла, и Кастиг внезапно

почувствовал угрозу в его голосе. Это только подтвердило подозрения Лиона,

но он не мог сказать, что именно было у министра на уме. Он чувствовал, что

дальнейшее подобное поведение может иметь для него более тяжелые

последствия.

— Вы упоминали обо мне при ней? Мне просто хотелось бы это знать.

— Почему вам нужно знать все это, господин? — спросил Лион.

— Потому что, — жестко ответил Дурла, — если я собираюсь ввести ее в

дело, то мне нужно знать, знает ли она о том, что мне известно об ее участии

в этом деле, дабы мне не пришлось повторять что-либо несколько раз.

Лион медленно кивнул, некоторое время размышляя над последней фразой

Дурлы, чтобы убедиться в том, что он правильно ее понял.

— Я... понимаю, министр. Если принять во внимание факты, да, я пару раз

упоминал при ней о вас, хотя и не уверен в этом.

Дурла неожиданно очень увлекся постукиванием пальцами по столу.

— Да, конечно. И... что же она сказала? Обо мне, я имею в виду. Она

как-нибудь показала, что знает, кто я такой?

Лиону показалось, что Дурла несколько напрягся, как будто показывая,

что полностью погружен в собственные мысли.

— Да, господин. На самом деле... теперь, когда я вспоминаю об этом...

она просила меня поблагодарить вас за то, что вы рекомендовали ее на это

место.

— Да?! — Дурла хлопнул рукой по столу, как будто вдруг вспомнил о том,

где находится его пропавший кошелек. — Почему же вы раньше об этом не

сказали, Лион? Если вы собираетесь стать руководителем отдела по сбору

информации, то должны быть более активными при передаче мне важной

информации, чтобы мне не приходилось вытягивать ее из вас клещами. Или вы с

этим не согласны?

— Абсолютно согласен, министр. Буду иметь это в виду.

— А она сказала еще что-нибудь? Вы сказали, что ей известно, кто я

такой. Ну, конечно же, она знает это, — он сам ответил на свой вопрос, — Она

должна это знать. Все это знают.

— Конечно же, она знала это, министр. Когда я упомянул ваше имя, она

сказала... что же она сказала?.. А, она сказала: "О, да... этот министр..."

— "Этот министр"? Вы уверены, что она сказала именно это?

— Слово в слово, господин.

Лицо Дурлы застыло, и в этот миг Лион понял, что надо делать. Он

наклонился вперед, сидя в кресле, его высокая фигура сложилась почти

вполовину, когда он поманил к себе Дурлу. Дурла, явно смутившись, последовал

его примеру. Лион заговорил шепотом, как будто это была великая тайна.

— Она очень деликатная женщина, господин.

— Деликатная.

— И утонченная. Но, господин, она все-таки просто женщина. А я всегда

был неплохим знатоком их породы.

— Я не совсем понимаю вас, советник.

— Поверьте мне, господин, она думает о вас... гораздо больше, чем может

показаться. О, но... возможно, я говорю слишком дерзко...

— Нет-нет, — торопливо сказал Дурла, — Мне нужно знать все, что вы об

этом думаете, советник. Так что можете быть дерзким.

— Хорошо, министр, — ответил советник, возвращаясь к прежней теме, —

хоть ее слова и кажутся равнодушными, что-то в ее голосе указывает на

другое. Она, вроде, пыталась показать, что немного знакома с вами. Но, если

быть реалистом, министр... кто на Приме Центавра не знает министра

Внутренней Безопасности Дурлу? Нелепо предполагать, что она о вас никогда не

слышала. Скорей всего, она была...

— Деликатной.

— Да. Именно так. Я это заметил в ее глазах, господин. Это было так

очевидно... будто она знала, что ищет.

— Ну... это великолепно. Очень хорошо, — произнес Дурла, став заметно

бодрее. Лион выпрямился, и Дурла продолжил: — Не сомневаюсь в том, что она

станет весьма полезным пополнением в Отделе по Общественным работам. Хорошая

работа, Лион. Хорошая работа во всех отношениях.

Они еще поговорили о всяких делах, о текущем наборе Первых кандидатов и

о том, как можно увеличить их число. Поговорили и об археологическом

проекте, который Дурла, по некоторым причинам, хотел сначала организовать на

отдаленных планетах. Но Лион не слушал все это. Его мысли все время

возвращались к недавней ситуации, и неожиданно ему все стало ясно.

Несомненно, Дурла был увлечен этой женщиной. Когда разговор заходил о леди

Мэриел, Дурла, судя по всему, не мог ни о чем больше думать.

Это была полезная информация. Лион пока что не имел представления о

том, как можно ее использовать в своих целях. Но он не сомневался в том, что

рано или поздно это ему пригодится. Это будет его козырь... которым можно

воспользоваться, если возникнет нужда.

Часть 2

2265-2267гг.

Ночь

Глава 14

Сенна все сильнее беспокоилась об императоре.

Естественно, у нее была в этом личная заинтересованность. За те два

года, что она провела во дворце, Сенна привыкла к роскоши и удобству. Но она

жила там только по милости Лондо, поэтому ее пребывание там зависело от его

крепкого здоровья.

Но были и другие причины. Сенна каким-то образом чувствовала, что он на

самом деле стремится к величию. Он так много хотел сделать для своего

народа. Он страстно любил Приму Центавра, как никто больше во всем дворце.

Конечно, это не имело особого значения, ибо Сенна мало кого знала во

дворце. Казалось, Дурла был вездесущ. Он следил за ней своими холодными и

жуткими глазами, подобно крупному зверю, выслеживающему беззаботную жертву.

Правая рука Дурлы, Кастиг Лион, тоже был хорош. Еще был Куто, новый министр

информации, назначенный Дурлой. Правда, Сенна могла бы сказать, что основная

деятельность Куто заключалась в утаивании истинной информации... или, по

крайней мере, в том, чтобы воспрепятствовать её свободному распространению.

С высоты своего положения в обществе Сенна видела, как постепенно

исчезали те, кто пытался выступить против указаний правительства, которые

якобы исходили от народа.

Народ. Великий Создатель, помоги им.

За время своего пребывания во дворце Сенна лишь несколько раз выходила

в город. Она переодевалась в свои любимую простую и относительно неброскую

одежду, отбросив в сторону богато отделанные и искусно сшитые платья. То, по

каким местам она бродила, почти наверняка вызвало бы неодобрение Лондо. И ее

очень огорчало то, что приходилось там слышать.

Там постоянно гневно отзывались о Межзвездном Альянсе, это были

душевные раны, которые никогда не заживут. Она вспомнила о ребенке, у

которого не было одной ноги по колено. Ногу раздавило упавшим обломком, и ее

пришлось ампутировать. У его родителей не было денег на протез. Она

вспомнила женщину, которая больше не могла заснуть, потому что просыпалась

от малейшего шума, раздававшегося в ночи, думая, что это падают бомбы. По

затравленному виду этой женщины Сенна видела, что та не преувеличивала свое

бедственное положение. Сердца Сенны разрывались от боли при виде всего

этого, и ей хотелось сделать все, что в ее силах, чтобы им помочь.

Несмотря на то, что все они по-разному рассказывали о своем ужасе и

подавленности, их нынешнее настроение было очень похоже. Обида на

Межзвездный Альянс до сих пор не угасла, и теперь, когда Прима Центавра

постепенно восстанавливалась, Сенна поняла, что у этого восстановления были

свои причины. И одной из этих причин было проведение каких-то ответных

ударов по Альянсу. Как именно это произойдет, никто не представлял. Все это

больше походило на подспудную ненависть, пропитавшую Приму Центавра

насквозь.

На самом деле Сенна не питала к Альянсу особой симпатии. Но некоторые

аспекты ее образования, то, чему она научилась за то недолгое время, что ей

довелось провести в обществе Телиса Элариса, о котором она продолжала

вспоминать, по крайней мере, раз в день, всегда испытывая при этом чувство

потери и горя, заставило ее понять то, что путь, на который, казалось,

ступила Республика Центавр, вряд ли был верным. Он только мог привести к

более тяжелым бедствиям. Приму Центавра сровняли с землей, но, по крайней

мере, большинство граждан республики остались в живых. Им разрешили провести

восстановление, и теперь экономика подавала признаки— слабые, но верные, —

что восстановление началось.

Если в один прекрасный день республика снова возьмется за прежнее и

вступит конфликт с Межзвездным Альянсом, то последствия будут гораздо

серьезнее. Было бы так уместно, так поэтично, если бы незаконные

масс-драйверы — устрашающей силы оружие, использующее обломки астероидов для

бомбардировки поверхности планет, — были бы обращены против Примы Центавра,

так, как некогда они применили их против нарнов. Если бы Альянс применил это

оружие, на Приме Центавра не осталось бы никого в живых. Вместо того, чтобы

восстанавливать свое былое величие, центавриане оказались бы на пути к

вымиранию. Все, что было у Примы Центавра, все, чего они достигли, хорошего

и плохого, все бы обратилось в прах, и было предано забвению.

Сенне не хотелось, чтобы это случилось, но она не знала, что нужно

предпринять, чтобы это предотвратить. Одна-единственная женщина не может

удержать Центаврианскую Республику от массового самоубийства. Именно это и

произойдет, если Прима Центавра будет продолжать идти по нынешнему пути.

Оставалось лишь надеяться на то, что ей удастся повлиять на императора.

Но он с каждым днем все сильнее отдалялся от нее.

О, это были на редкость хорошие дни. Иногда Лондо подшучивал над ней,

смеялся, нежно щипая ее за щеку в совершенно родительской манере. Иногда он

рассказывал ей истории о прежних временах республики или приводил несколько

примеров из собственной необычайно богатой коллекции немного пошлых шуток.

Короче, иногда император был тем, с кем ей искренне хотелось быть рядом.

Но в остальное время... в общем, он смотрел на нее так, как будто

находился на дне очень глубокого колодца. Он смотрел так странно, как будто

видел собственное будущее. Очевидно, это было весьма неприятное и нежеланное

будущее.

Сейчас, приближаясь к кабинету императора, Сенна надеялась, что ей

удастся застать Лондо в хорошем настроении. Если это будет так, то она могла

бы поделиться с ним своими опасениями относительно будущего Примы Центавра.

Во всем дворце больше не было никого, с кем бы она могла поговорить

более-менее откровенно. Остальные, к сожалению, были политическими

интриганами, которые могли бы использовать то, что она им скажет, против нее

самой. Она не хотела давать своим потенциальным врагам оружие против себя.

Но император...

Императора, по некоторым причинам, она не боялась. Напротив, она

боялась за него.

Она заглянула в кабинет и увидела, что он лежит, навалившись на стол.

На короткое мгновение она подумала, что он умер. А потом Сенна услышала храп

и поняла, что Лондо жив, хотя в это с трудом верилось. Затем ей вдруг в

голову пришла ужасная мысль: "Жаль, что он не умер. Он бы умер в хорошей

форме". Она тут же одернула себя за такую мысль. Что за глупости приходят в

ее голову, особенно сейчас, когда императору так тяжело на душе.

Она задумчиво рассматривала его, мечтая найти способ выяснить, что у

него на уме. Она бы почувствовала, что он думает, сумела бы унять его боль.

Сделать все, что в ее силах, чтобы помочь этому, в сущности, хорошему

центаврианину. Или, по крайней мере, понять, кто он такой, что его гложет.

Затем она заметила, что он над чем-то работал. Его рука на чем-то

лежала. Она не осмелилась дотронуться до него, чтобы отодвинуть руку и по

лучше разглядеть то, что он держал, но тут он, будто почувствовав ее взгляд,

сам пошевелил рукой. Рука соскользнула со стола и плетью повисла вдоль бока.

Сенна присмотрелась внимательнее и увидела, что это была книга. Книга,

которую он, по-видимому, писал от руки. Весьма, весьма старомодно. Как ей

казалось, большинство предпочитало инфокристаллы и тому подобное. Ей

оставалось только гадать, зачем он решил работать в такой старомодной

манере. Возможно, он чувствовал, что таким образом вкладывает в эту работу

что-то личное. Или, возможно, его вдохновили известные исторические книги:

большинство из них были написаны прежними императорами от руки. Продолжая

эту традицию, он чувствовал, в своем роде, что является живой связью с

прошлым.

С чисто практической точки зрения, он собрал все свои записи в этой

книге, которую мог носить с собой, и это значило, что все его мысли и

наблюдения всегда были у него под рукой. Когда твои записи хранятся в

компьютере, пусть даже в виде личного файла, всегда существует вероятность

того, что кто-то сумеет проникнуть в систему и получить доступ к этому

файлу.

Ей захотелось взять эту книгу и посмотреть, что там написано. Вряд ли

что-либо может ей сейчас помешать, разве что совесть. Было ясно, что работа

над книгой еще не закончена, вряд ли Лондо придется по душе то, что кто-то

увидит это до того, как он ее допишет.

Это уж точно...

Ну... если она не будет перелистывать ее, то вряд ли это будет столь

явным преступлением. Она просто посмотрит на то, что уже было открыто. И кто

будет ее за это винить? Она же не станет об этом болтать на каждом углу. К

тому же, Лондо наверняка рано или поздно собирается это опубликовать. Какой

толк от записей, если их никто не будет читать? А ведь это были исторические

хроники, она была в этом уверена. Потому что она... в общем... она случайно

посмотрела на титульный лист и увидела слово, осторожно выведенное почерком

Лондо. Затем, еще более осторожно, она положила книгу обратно и посмотрела

на то, что только что написал Лондо. Книга уже была наполовину дописана.

Очевидно, Лондо много работал над ней.

Она принялась читать, не дотрагиваясь до книги. Но, увидев, о чем идет

речь, она удивленно расширила глаза.

Минбар! Император был на Минбаре! Она вспомнила, что он улетал с Примы

Центавра около пяти месяцев назад. Его поездка не афишировалась и была

весьма неожиданной. Дурла пытался сделать вид, будто он об этом знал

заранее, но даже он, казалось, был застигнут врасплох.

Лондо не было около трех недель, и это вызвало некоторое смятение и

пересуды при дворе, хотя Дурла изо всех сил старался это пресекать. А потом,

спустя некоторое время, император вернулся. Сенна поняла, что именно тогда

она заметила, насколько он изменился. Лондо казалось... стал ниже ростом. Он

был весь какой-то съежившийся. Она не могла понять причин, но была уверена в

том, что ей это не почудилось. Произошло что-то очень скверное, и теперь она

выяснит, что же это было такое. То, что так огорчило императора, должно

быть, случилось на Минбаре.

Забыв про свое прежнее намерение, Сенна отмела в сторону все свои

ложные разногласия и принялась за чтение. Она по-прежнему не прикасалась к

книге, будто это прикосновение могло как-то нарушить уединение. Вместо этого

она оперлась локтями о стол и погрузилась в чтение.

Вероятно, Лондо ездил на Минбар для того, чтобы встретиться с Деленн и

Шериданом. Деленн ждала ребенка, и в том месте, где начиналась страница,

Лондо говорил о встрече с президентом Межзвездного Альянса и его "милой

женой".

Сенна продолжила чтение:

"Было ясно, что в моем присутствии они вели себя настороженно. Я видел

это по глазам Шеридана, чувствовал это даже тогда, когда он не смотрел на

меня. Он был подозрителен и недоверчив. Полагаю, мне не стоит винить его за

это. Они не ожидали, что я вот так запросто приеду на Минбар. Теперь я был

здесь, и они не знали, чего можно от меня ждать. Особенно трудно было

Шеридану. Он-то считал себя отличным стратегом, а мое появление на Минбаре

не вписывалось ни в какие ворота.

Что же до меня... у меня были собственные трудности, мои собственные

"тайны". Не то, чтобы я был взволнован больше обычного, вынашивая свои

собственные планы, но я, определенно, был более оживлен, чем было

необходимо. Это, конечно же, только вызвало еще большие подозрения.

Мы сидели в гостиной, которая, должен я заметить, не отличалась особой

роскошью. Время, проведенное во дворце на Приме Центавра, показало мне, что

он был для меня скорее тюрьмой, нежели домом. Но, по крайней мере, это была

роскошная тюрьма. Еда здесь, как я подозревал, была совершенно несъедобна.

Даже тщательно приготовленные минбарцами деликатесы были, лучшем случае,

нежными. Но я с улыбкой все это ел, пока мы опять разговаривали — уже в

который раз — о том, насколько Деленн и Шеридан удивлены моим визитом.

Удивлены... и даже несколько смущены. Когда я отметил это, они, конечно же,

стали это отрицать. Они старались быть вежливыми. Учитывая цель моего

визита, такое беспокойство выглядело странным.

Мы завели разговор о том, что вообще удивляет людей.

— Оборотная сторона положения императора, — добавил я потом, — или

президента, в вашем случае... это то, что на свете есть не так уж много

людей, которые рады видеть вас на этом месте. Они приходят в ярость оттого,

что вы все еще живы и в одиночку удерживаете власть. Знание о том, что с

каждой вашей удачей они понемногу умирают в душе... доставляет необычайное

удовлетворение...

Шеридан бросил в сторону Деленн смущенный взгляд, а потом выдавил на

своем лице вежливую улыбку.

— На самом деле, я так не считаю, — произнес он.

Я вспомнил те взгляды, которыми меня награждали мои министры, их хитрые

глаза, смотревшие мне в спину, когда я проходил мимо, чувствуя, что они

мечтают вонзить кинжал в мою спину.

— О, у вас еще все впереди, — заверил его я.

Повисло неловкое молчание — еще одно за этот вечер, — а потом в

разговор вступила Деленн:

— Поймите меня правильно, император Моллари...

Я укоризненно покачал пальцем.

— Пожалуйста, зовите меня Лондо.

— Вы же сами сказали, что мы должны называть вас император Моллари, —

сказал Шеридан.

Заметив выражение лица Деленн, я ответил:

— Вы не так искушены в подобных вещах, как Деленн, — эти слова вызвали

первую искреннюю улыбку за этот вечер, — Продолжайте, Деленн.

— Просто я хотела сказать, что за последнее время ваше отношение к

нам... — она запнулась, подыскивая нужное слово, — ... совершенно

изменилось. Когда все мы были на Приме Центавра, вы говорили совсем иное...

Я пренебрежительно отмахнулся.

— Игра на публику, Деленн, ничего больше. Мне было нужно заставить мой

народ собраться духом, чтобы начать долгий и трудный процесс восстановления.

Есть политика, — и потом я многозначительно посмотрел на них, — и есть

дружба. А когда я услышал о том, что вы ждете ребенка, и что вы решили

поселиться здесь... как же я мог не приехать сюда, чтобы лично поздравить

вас?"

Когда Сенна прочитала это, ее сердца учащенно забились. В последнее

время Лондо был таким мрачным, таким угрюмым. Неужели он мог по-разному

относиться к своему народу и советникам? И в то же время искренне

беспокоиться о своих друзьях? По каким-то причинам Сенне захотелось больше

узнать о Лондо. О таком Лондо, который искренне желает примирения. Она уже

видела, что это возможно, но не была полностью уверена в том, что ей

нравится такой путь. Но она понимала его. Говорить народу то, что нужно для

того, чтобы его взбодрить. Да. В этом был резон. После всех сражений и

бомбардировок... народ сильно в этом нуждался. В первую очередь, он должен

был позаботиться о населении, чтобы побудить их к действию, поднять их дух.

И, если сначала это были отрицательные эмоции... что ж, по крайней мере, это

были хоть какие-то эмоции. Пока было так, он мог вертеть ими так, как ему

вздумается.

Она снова уставилась в книгу и продолжила чтение...

"Деленн и Шеридан переглянулись, и я мог бы сказать, о чем они

подумали. Они надеялись, что я сказал им правду... но они не были в этом

уверены.

Полагаю, что не должен корить их за это. Я так долго жил среди лжи, что

уже не был уверен в том, что такое — правда".

Лицо Сенны вытянулось, когда она прочитала эти слова. Она совершенно не

ожидала этого.

"... я так долго жил среди лжи". Что он имел в виду?

"Пока Шеридан и Деленн пытались скрыть свои истинные мысли, я

лихорадочно размышлял о том, как бы нам поговорить... более откровенно.

Все-таки, мне нужно было кое-что им сообщить.

— Хотелось бы произнести тост за вас, но мне нечего выпить. У вас не

найдется немножко бревари, господин президент? Может, вы захватили во фляге

чуточку этого прекрасного земного виски?

— Нет, — ответил Шеридан, — так как алкоголь опасен для минбарцев, я

решил оставить все свои запасы на "Вавилоне 5".

Тут я вспомнил об этом и укорил себя за забывчивость. Ленньер как-то

говорил мне о том, что алкоголь вызывает у минбарцев приступ необузданной

ярости. Глупо. Как глупо, что я забыл про это. Теперь не было возможности

достаточно... расслабиться для того, чтобы приступить к более откровенному

разговору.

Я со слабой надеждой спросил:

— Уверен, что у вас здесь есть хоть немножко...

— Ни капли, — твердо сказал Шеридан, — Удивлен, что вы не захватили с

собой собственное вино...

Я бросил взгляд на свое плечо и почувствовал слабую тревогу.

— Мои союзники больше не позволяют мне такого удовольствия. Полагаю,

они считают, что я и без этого достаточно опасен. Не хотят усугублять

положение.

Мы молча принялись за еду, а потом я почувствовал легкую дурноту,

исходившую от этой проклятой связи. Но сейчас причина тревоги таилась где-то

снаружи. Я поднял глаза и увидел эту причину. На меня смотрела Деленн, и ее

глаза сузились, будто она заметила то, что не могла... конечно же, она не

должна была... то, что ей было не позволено видеть. И пока что я..."

Сенна, смутившись, прекратила читать. Что бы это могло быть? Что такое

"заметила" Деленн, что она не должна была видеть? Сенна могла только

предположить, что Деленн интуитивно догадалась, о чем именно думает Лондо.

Он хотел это скрыть, утаить свои цели. И все-таки, он говорил о том, что ему

приходилось "так долго жить среди лжи", и это очень обеспокоило Сенну.

Видимо, Лондо не хотел, чтобы кто-либо стал ему близок. Но его фраза про

"проклятую связь" озадачила ее.

"И пока что я ничего не предпринимал. Возможно... возможно, если она

это заметила, если она знала и понимала... тогда они смогут предпринять

верный шаг, будут осторожны.

И тут в моей голове зазвучал тихий голос, приказывающий мне действовать

без промедления. Это не было выражено словами, просто у меня возникло

ощущение, что мне надо это сделать... как бы меня не мучила за это совесть в

последствии. И я знал, что у меня нет выбора. Совершенно нет выбора..."

Его совесть. Он вступил в какую-то сделку со своей совестью. Возможно,

он должен был сделать что-то, что могло нарушить доверие Шеридана и Деленн.

Сенна была захвачена трагедией происходящего.

"Итак, Деленн, — торопливо произнес я, нарушив ее сосредоточение, и она

пробормотала извинение: — Вы даже не спросили меня о подарке.

— Подарке? — ответила Деленн. Она все еще была ошеломлена этим долгим

взглядом в темные уголки моей жизни, а потом повернулась к Шеридану.

Шеридан, как всегда, вежливый, и, несомненно, старающийся держаться

подальше как от великой Центаврианской Республики, так и от ее не менее

великого императора, произнес:

— Мы действительно не можем...

— О, этот подарок предназначен не вам, — быстро заверил их я. Потом я

хлопнул в ладоши, и вошел один из моих гвардейцев, держа в руках урну. Она

была закрыта белой тканью, что вызвало определенное любопытство, особенно, у

Деленн. Есть несколько общих женских черт во всех расах, и любопытство было

одной из них. Шеридан казалось, был настороже. Конечно, у него был в этом

большой опыт.

Гвардеец поставил урну и вышел, а я широким взмахом руки снял с нее

ткань. Должен признать, что это была весьма представительная урна, по

крайней мере, на посторонний взгляд.

Шеридан поднял ее, и все, что я мог сделать, это подавить дрожь. Я

постарался бодро произнести:

— Существует древняя центаврианская традиция — дарить эту урну

наследнику престола в день его совершеннолетия. Это очень древняя традиция.

— Прекрасно, — сказала Деленн, — Но мы не можем это принять.

На самом деле я бы с радостью согласился с ними. Но вместо этого я

произнес:

— Я настаиваю.

— А разве ее не хватятся на родине? — спросил Шеридан.

Они задавали так много вопросов, так много проклятых вопросов. Это было

их забавной особенностью. Они никогда ничего не принимали просто так,

никогда не верили другим на слово. Они продолжали спрашивать и проверять до

тех пор, пока сами в этом не убедятся.

— Эта традиция мало известна за пределами дворца, — сказал я, — Так как

у меня нет наследников, то после моей смерти, подозреваю, Центарум сделает

все возможное для того, чтобы упразднить титул императора. Раз я являюсь

пережитком прошлого, и если все это устарело, то пусть эта урна окажется в

руках у тех, кто будет этому рад.

Ложь перемешалась с правдой. Я в этом изрядно поднаторел. На самом

деле, не думаю, что императорский титул будет когда-либо упразднен. Уж

слишком много было желающих единолично править на этом месте. Те, кто в

силах убрать императора, сами настойчиво стремились облачиться в белое. Вряд

ли стоит позволять им это.

Но, с другой стороны... Я помнил пророчество. Я знал, что должен стать

императором... по крайней мере, тем..."

Это откровение на мгновение потрясло Сенну. Пророчество? Она читала

книги центаврианских пророчиц. Обычно, эти женщины были признанными

провидицами. Их предсказания были широко известны. Но она не могла вспомнить

ни одного известного пророчества, в котором бы упоминалось о Лондо или о

том, что титул императора когда-либо будет упразднен. Или это было какое-то

личное толкование, сделанное специально для него?

Она надеялась, что следующие его слова прольют свет на то, что же это

было за пророчество. Или на то, где он его получил. Но, когда она

нетерпеливо прочитала их, то испытала слабое разочарование.

"Тут вошел минбарец и что-то прошептал на ухо Деленн. Подозреваю, что

он принадлежал к той же касте, что и Ленньер, потому что у него были такие

же спокойные манеры. Деленн кивнула и поднялась из-за стола.

— Мне нужно отлучиться, — сказала она, — Если вы позволите.

На мгновение я подумал о том, что, возможно, каким-то чудесным образом,

она догадалась. Что она действительно все поняла. Но потом, когда она, не

оглядываясь, вышла из комнаты, я понял, что Деленн осталась в благословенном

неведении.

Шеридан повернулся ко мне лицом. Я надеялся, что он будет продолжать

упорствовать, отговаривая меня от подношения подарка. Но он выбрал этот

ужасный момент для того, чтобы дать мне побыть великодушным.

— Ну, раз я не могу вас отговорить от этого, — произнес он, — ... что

ж, спасибо. Когда я должен?..

Мне почудилось, что слова ядом капали из моего рта.

— Когда вашему ребенку, мальчику или девочке, исполнится шестнадцать

лет, вот тогда вы и вручите ему эту урну.

— Вижу, что ее дно запечатано.

Великий Создатель, от этого человека ничего не ускользнет. Я скрыл свое

волнение, пытаясь придумать подходящее объяснение.

— Да. Как мне сказали, в этой урне содержится вода, взятая из реки,

которая текла около первого императорского дворца около двух тысяч лет

назад.

Он был по настоящему заинтересован, осторожно поставив урну.

Мы поболтали еще немного, но с каждым мгновением я становился все менее

возбужденным, мечтая поскорее убраться отсюда. Я чувствовал, будто стены

сжимались вокруг меня. Мне стало трудно дышать. Я пытался убедить себя в

том, что в этом повинна несколько иная атмосфера Минбара, но мне не удалось

проигнорировать тот факт, что я явственно ощутил приступ паники. Внезапно я

осознал, что если я не уберусь подальше из гостиной, если я не уйду прочь от

урны, то сойду с ума прямо здесь, на этом самом месте. Это место назвали бы

историческим: место, где великий император Лондо Моллари потерял разум,

изнемогая от угрызений совести.

Я стал извиняться перед Шериданом, ссылаясь на важные дела на Приме

Центавра, на то, что там не могут работать без меня. Я старался выглядеть

очень занятым. Я подшутил над этим, заметив, как ужасно неудобно это

благоговейное уважение. В течение всего этого времени мне хотелось просто

поскорей убраться отсюда. Но меня беспокоило то, что это может вызвать

ненужные подозрения.

К счастью, Деленн скоро вернулась. Она, казалось, была расстроена и

огорчена. Она вымученно улыбалась, ее приподнятое настроение моментально

исчезло, но она изо всех сил пыталась вернуться к прежней непринужденной

беседе. Когда мы шли по коридору по направлению к выходу, я уже был в самом

разгаре прощания.

— Вы уверены, что не хотите еще остаться? — спросил Шеридан.

— Нет, мои обязанности очень обременительны, так же, как и ваши, —

произнес я, — Но, полагаю, вам понравилось сидеть и создавать величайшую

империю в истории, не так ли?

Это было хорошее заключительное слово: милое, без комментариев, гладкое

и молчаливое признание неизбежного величия Межзвездного Альянса. Я мог

покинуть их с улыбкой, зная о том, что, по крайней мере, я останусь в их

памяти таким же обаятельным и забавным Лондо, каким был в ранние дни на

"Вавилоне 5", а не той темной и замкнутой личностью, какой я был сейчас.

Мне хотелось уйти без лишних слов... но я не мог заставить себя это

сделать. Мне хотелось так много сказать, возможно, я никогда больше этого не

скажу. Я чувствовал слабое шевеление, мягкое предупреждение, упрек, как

будто кто-то говорил: "Держись на расстоянии. Ты сделал свое дело, искупил

свою вину, а теперь уходи. Просто уйди".

Это еще сильнее побудило меня произнести те слова, которые я сказал с

ужасающей серьезностью:

— Я хочу, чтобы вы все знали одно: поняли и сохранили это в своей

памяти... я хочу, чтобы вы знали, вы — мои друзья и всегда останетесь моими

друзьями, что бы ни случилось. И мне хочется, чтобы вы знали о том, как

много значит для меня этот день, проведенный с вами.

Потом я почувствовал их присутствие. Гвардейцы Дурлы, двое его самых

верных последователей. Очевидно, Дурла чувствовал, сколько времени я проведу

с Шериданом и Деленн, полагаю, эта мысленная связь появилась у него по

причинам, которых он не понимал до конца. Он выделил охранникам какой-то

определенный срок, отправив их на поиски меня, и их появление было вежливым,

но твердым напоминанием о том, кто за мною следит.

Слово "Иди" просочилось в мой мозг, и мне больше не нужно было смотреть

на моих охранников, я и так знал, что они были здесь.

— Кажется, мне пора.

— Понимаю, — сказал Шеридан. Конечно же, на самом деле он ничего не

понимал. Ему казалось, что он понял, но он ничего не понял. Ничего. Держу

пари, что он никогда этого бы не понял.

Это недопонимание только подчеркнули его последние слова, которые он

сказал, прощаясь со мной на поверхности Минбара. Ибо я знал, что если бы нам

довелось в будущем встретиться, то скорей всего, это произошло бы на поле

боя. Мы бы рычали друг на друга с экранов мониторов. Или, если счастье

отвернулось бы от Шеридана, и его бы забросило на Приму Центавра, мы просто

бы встретились как узник и тюремщик. Конечно, в моем случае было непонятно,

кто является тюремщиком, а кто пленником. Я постоянно ощущал, что являюсь

одновременно и тем и другим. Я был тем, кто вершит судьбы миллионов, и я был

тем, чья судьба находится в руках других тюремщиков.

И я знаю, что эта ситуация никогда не повторится. Я никогда не

встречусь с Шериданом в качестве пленника, ибо, если это случится, я уже

буду мертв. Они не оставят меня в живых.

Так что, когда Шеридан произнес свои последние невероятно сардонические

слова, мы мирно беседовали в последний раз.

— Вы всегда будете здесь желанным гостем, Лондо.

— Очень желанным, — эхом отозвалась Деленн.

Знаю, это были хорошие люди. Они заслуживали большего, чем я мог бы им

дать. И все же... я это сделал. Помимо моего собственного ада, на который я

сам себя обрек, в их будущем аду тоже была моя вина. Разве есть на свете

более черная и запятнанная душа, нежели моя?

Мне с трудом удалось выдавить несколько слов.

— Благодарю вас... до свидания.

А потом я ушел, мои гвардейцы последовали за мной, держась по сторонам,

провожая меня на мой корабль. Я подумал о том, что мне так и не удалось

услышать, как Деленн и Шеридан обсуждают Ленньера. Мне бы хотелось услышать

больше. Он был славный малый, этот Ленньер. Мне довелось общаться с ним

некоторое время. Кажется, он был единственным, кто, после общения со мной,

остался незапятнанным и чистым. У него была чистая и добрая душа. И я

завидовал ему из-за этого.

Глядя в иллюминатор крейсера, я смотрел на исчезающий вдали Минбар, а

потом, как обычно, услышал до боли знакомый голос.

— Ты..."

— Ты! Ты! Что ты здесь делаешь?

Сенна, оцепенев, отпрянула назад, ее рука дрогнула и уронила книгу со

стола. Лондо проснулся и с болью смотрел на нее налитыми кровью глазами, в

которых пылала ярость.

— Что ты делаешь? Сколько ты уже прочла? Что ты читала?!

Сенна открыла рот, но ничего не сказала. Лондо так резко вскочил на

ноги, что задел стол, опрокинув его на пол.

Он был не просто разгневан.

Он был в бешенстве.

— Я... я... — наконец, выдавила из себя Сенна.

Лондо схватил книгу и закрыл ее.

— Это личное! Ты не имела права... не имела права ее трогать!

— Я... я думала...

— Ты вообще не думала! Не задумывалась ни на мгновение! Что ты там

вычитала? Я пойму, что ты мне лжешь, так что говори правду!

Она подумала о том, что еще совсем недавно считала, что нисколечко не

боится Лондо. Теперь все изменилось. Ей никогда еще не было так страшно.

— Я читала о... вас, о Шеридане и Деленн. Вы подарили им урну...

— Дальше? — он вцепился в ее плечи и тряхнул, в его глазах появилось

такое смятение... она вспомнила, как, будучи маленькой, глядела на небо, а

ее отец, лорд Рифа, крепко держал ее, и тут налетел штормовой шквал. Темные

облака, увиденные ею тогда, были самой страшной вещью, которую она

когда-либо видела... до тех пор, пока она не заглянула в глаза Лондо

Моллари.

— Что было дальше?!

— Потом вы ушли, чтобы больше никогда не вернуться. И я тоже уйду,

хорошо?! Хорошо?! — и Сенна разрыдалась. Потом она отпрянула от него,

задыхаясь от слез. Она почувствовала дурноту. Сенна бросилась бежать

подальше отсюда, прочь из этой комнаты, и чуть не сбила с ног Дурлу. Он

выпучил глаза, увидев, в каком она состоянии, потом увидел перевернутую

мебель и взбешенного императора.

— Это все из-за вас! Это все ваша вина! — выпалила она ему в лицо.

— Юная леди... — начал было Дурла, но не успел договорить, ибо она

отвесила ему пощечину, от которой на его щеке остался красный след. Дурла

вздрогнул от боли, но Сенна даже не обернулась. Она, тяжело дыша, побежала

по коридору, размахивая руками.

Ворвавшись в свою комнату, она сорвала с себя новое платье. Прекрасная,

с золотой отделкой одежда с треском порвалась. Обнаженная, она вытащила

груду различных платьев. Кое-как переоделась и накинула на плечи плащ.

С улицы раздался раскат грома. Небо потемнело от надвигающегося дождя.

Но ее это не беспокоило. Он больше не могла оставаться во дворце, особенно

теперь, когда она узнала то, что знает. Оказавшись под дождем, она осознала,

что, в сущности... она ничего не знает. И это пугало ее больше всего.

Глава 15

Прошла неделя, а Сенна так и не вернулась. И Лондо вызвал Лиона. Он

совершенно не удивился, увидев рядом с ним Дурлу.

— Мне необходимо обсудить с вами одно дело, Ваше Величество, — произнес

Дурла, — а тут советник Лион сказал, что вы решили...

Лондо смотрел на город из окна. Стоя к нему спиной, он обратился к

Лиону:

— У меня есть небольшое задание для ваших Первых Кандидатов, советник.

— Мы к вашим услугам, Ваше Величество, — ответил Лион, чуть

поклонившись.

— Сенна находится где-то там, в городе. Я хочу, чтобы вы ее разыскали и

сообщили мне, когда узнаете, где она находится. Я буду следить за всем

отсюда.

Лион и Дурла переглянулись, а потом Дурла кашлянул и шагнул вперед.

— Ваше Величество, — вежливо произнес он, — вы уверены в том, что стоит

это делать?

— Это всего лишь девушка, Дурла. Если я не могу спасти одну девушку, —

и он указал на город, — то как же я могу спасти всех их?

— Не уверен, что это поможет найти выход из этого положения, Ваше

Величество. Просто я думаю, что так больше не должно продолжаться.

— Неужели? — ровно произнес Лондо, все еще стоя к ним спиной.

— По-видимому, эта девушка... так сказать... неблагодарная, Ваше

Величество. Вы столько сделали для нее, она провела здесь столько времени...

и что вы получили взамен?

Лондо некоторое время молчал.

— Ваше Величество? — осторожно сказал Дурла.

И тут Лондо повернулся к ним лицом. Он с явным удивлением нахмурился.

— Советник... вы все еще здесь?

— Вы же не отпустили меня, Ваше Величество, — смущенно ответил Лион.

— Не думал, что в этом есть необходимость. Я отдал вам приказ...

или... — его голос стал острым, как клинок, — вы столь высокого мнения о

себе, что решили, будто я должен просить вас его исполнить?

— Нет, Ваше Величество, я просто...

— Я же сказал, что вам нужно делать. Вам нужно было просто поклониться

и сказать: "Будет сделано, Ваше Величество!", после чего повернуться и уйти.

Очевидно, вы этого не поняли. Ну что ж... попробуем снова. Я отдам вам

приказ. Вы ответите так, как положено. И, если вы этого не сделаете... мне

придется казнить вас в течение часа. — Он улыбнулся и вытянул руки, как

будто здоровался со старым другом, — Звучит зловеще, не правда ли?

Лион побледнел, а потом с трудом сглотнул. Дурла в смущении смотрел то

на Лондо, то на Лиона.

— Советник, у меня есть небольшое задание для ваших Первых

Кандидатов, — произнес Лондо, не дожидаясь ответа Лиона, — Сенна находится

где-то там, в городе. Я хочу, чтобы вы ее разыскали, и сообщили мне, когда

узнаете, где она находится. Я буду следить за всем отсюда.

— Д-да, Ваше Величество.

Лондо наградил его убийственным взглядом.

— Вы должны были сказать: "Будет сделано, Ваше Величество!"

Лион так резко напряг спину, что та заметно хрустнула.

Затем Лондо чуть улыбнулся и произнес:

— Довольно и этого. Приступайте же, э?

Советник Лион почти выбежал из комнаты, и Лондо повернулся, чтобы

взглянуть на Дурлу. Его глаза, казалось, были подернуты дымкой.

— Итак... что вам нужно, Дурла?

— Ваше Величество, возможно, дело Сенны стоит проверить более...

— Что. Вам. Нужно?

Лондо было ясно, что Дурле отчаянно хотелось продолжить спор... но он

благоразумно отбросил эту идею. Вместо этого он сказал:

— Вы интересовались археологическими раскопками на КО643.

— Да.

Лондо почувствовал слабое движение на плече. И он знал, почему.

За несколько месяцев до этого, проверяя различные бюджетные счета, он

обнаружил, что Дурла организовал несколько проектов по исследованию планет,

смысл которых был ему совершенно непонятен. Он приказал компьютеру напомнить

ему о том, что он должен обсудить все это с Дурлой. Но, прежде чем он смог

это сделать, из тени возник Шив'кала. Лондо не знал, что он был здесь, не

мог представить, что дракх был вездесущ. Скорей всего, его позвал страж, и

дракх сумел появиться тогда, когда ему было нужно.

— Это заслуживающий внимания проект, — сказал ему Шив'кала, — Я бы не

советовал вам вмешиваться в это.

— Можно спросить, почему?

— Да.

Возникла пауза, а потом Лондо спросил:

— Хорошо. Почему?

И Шив'кала, естественно, не ответил. Если только его исчезновение в

тени не считалось ответом. Лондо, чувствуя изнеможение и усталость, просто

подписал эти счета, подумав, что любой проект, который сможет заинтересовать

и увлечь народ на Приме Центавра, имеет смысл.

Но сейчас... сейчас все было совсем по-другому. Не то, чтобы это сильно

отличалось. Но он это чувствовал. С тех пор, как он оставил урну у Шеридана

и Деленн и этим навечно обрек на проклятие не только их не родившееся дитя,

но и себя, он чувствовал, что его будто ударили о каменное дно.

После бурного конфликта с Сенной, что-то внутри него просто...

оборвалось. Как будто исчезла какая-то мысленная связь, а то, что

восстанавливалось, было более крепким и жестким, чем раньше. Для Лондо это

было весьма неожиданно, ибо он так привык к унижениям, что почти забыл, что

такое проблеск надежды.

Он по-прежнему понимал, что бесполезно пытаться спорить с Шив'калой. Но

он начал собираться с духом. Он еще не был готов к тому, чтобы

непосредственно бросить вызов, особенно, в прямом столкновении. Но вот более

мелкие действия, или просто помехи... Что же это была за фраза? Быть

заклеванным насмерть кошками? Да... что-то в этом духе. Что за изумительные

словесные обороты есть у этих землян!

— Ваше Величество, — произнес Дурла, — что именно вы хотели узнать об

этом проекте?

— Я не могу понять, зачем он нужен, — сказал Лондо. Он почувствовал

колющую боль, производимую стражем, но не стал обращать на это внимание. —

Мне бы хотелось, чтобы вы мне это объяснили.

— Все это есть в официальном заявлении, которое вы одобр...

— Здесь нет рапорта, Дурла. Но здесь есть вы. И я. Ведь мы можем

поговорить друг с другом, не так ли?

— Ну... конечно, да, Ваше Величество, но я...

— Так объясняйте.

О-о-х, страж явно не был в восторге от темы разговора. На сей раз его

действия доставляли Лондо какое-то болезненное удовольствие. Потому что

Лондо было интересно, знал ли Дурла о существовании дракхов. Его действия

навели Лондо на подобную мысль, но он не был в этом уверен. Так что,

вежливо, но настойчиво подталкивая Дурлу, Лондо счел эту вспышку боли

ответом на свой вопрос. Если Шив'кала или кто-то из его союзников узнают об

этом прямо сейчас, то будет только легче все выяснить.

— Ну... очевидно, что безработица стала для нас серьезной проблемой,

Ваше Величество. Большая часть предприятий была разрушена во время

бомбардировок, — Дурла неловко переминался с ноги на ногу, — поэтому мы

почувствовали, что организация исследовательских проектов могла бы быть

полезной при восстановлении чувства гордости и исполнительности. Оклады,

выплачиваемые за раскопки на КО643 невелики, но рабочие обеспечены жильем и

питанием... плюс...

— Эта планета, — внезапно произнес Лондо, постукивая пальцами по

материалам об этом проекте, которые ему удалось отыскать, — многие считают,

что она в каком-то роде, проклята, да?

Дурла пренебрежительно засмеялся.

— Проклята, Ваше Величество?

— Ну, что это место для пропащих душ. Мир тьмы, испорченный злом. Вы

слышали об этом?

— Да, Ваше Величество, — произнес Дурла, и его губы растянулись в

ухмылке, — а еще я слышал сказки о Рокбале, злобном похитителе душ,

чудовище, которое пряталось под кроватями и похищало души непослушных детей.

Мой старший брат рассказывал мне о нем, когда мне было три года. Это не

давало мне спокойно спать по ночам. Но теперь я сплю крепко.

Лондо чуть заметно кивнул, понимая намек, но потом продолжил:

— Тем не менее... у нас и здесь есть достаточно много проектов, в

которых могут участвовать наши добровольцы. КО643 же находится у Предела,

как и все другие намеченные для исследования планеты.

— Ваше Величество, — медленно ответил Дурла, — нам нужно искать то, о

чем никто больше не знает. Есть другие миры, которыми не интересуется

Межзвездный Альянс. Особые планеты, такие, как эта. Мы должны вести поиски.

Мы должны финансировать археологические исследования. Должны вести раскопки.

Пока мы будем этим заниматься, в Межзвездном Альянсе будут смеяться над

нами, говорить: "Взгляните на некогда великую Республику Центавр, которая

копается в грязи, подобно примитивным животным, на мертвых планетах", —

голос Дурлы стал жестче, — Пусть болтают. Пусть убаюкивают себя ложным

ощущением безопасности. Не все еще потеряно, и они еще поймут, как они

ошибались... но тогда будет слишком поздно. Нам надо обратить наш взор на

Предел, Ваше Величество. Там, и только там мы обретем наше истинное величие.

Лондо медленно кивнул.

— Очень убедительная речь, министр.

— Благодарю вас, Ваше Величество. Я искренне верю в то, что делаю.

— О, уверен, что так, — ответил ему Лондо. — Но мне было бы интересно

узнать... откуда вы взяли эту идею?

— Откуда? Ваше Величество ... — он пожал плечами, — Это просто пришло

мне в голову.

— Просто...пришло вам в голову?

— Да, Ваше Величество.

Он почувствовал еще более сильное шевеление на своем плече, которое ему

все объяснило.

— Ну что ж, Дурла. Раз вы так увлечены своей работой... то кто я такой,

чтобы вам мешать, э?

— Благодарю вас, Ваше Величество. А теперь, если вы не против, у меня

есть еще...

Но Лондо дотронулся рукой до виска и тяжело вздохнул.

— Сейчас... я немного устал. Мы обсудим это позже, если это вас

устроит, Дурла.

— Я всегда готов служить вам и лучшим интересам Примы Центавра, —

церемонно произнес он, а потом быстро вышел за дверь. Лондо подозревал, что

Дурла очень жаждал покинуть эту комнату.

Он сел в кресло и стал ждать.

Это не заняло много времени. Лондо почувствовал присутствие Шив'калы и

повернулся к нему лицом. Дракх долго рассматривал его, а потом очень мягко

сказал:

— Что за игру ты затеял, центаврианин?

Лондо улыбнулся и произнес всего два слова:

— Кря-кря.

Шив'кала чуть склонил голову, впервые недоуменно поглядев на Лондо.

Потом, к облегчению Лондо, он просто скользнул назад и исчез во тьме, не

сказав ни слова.

— Кря, кря, — снова с удовольствием повторил Лондо.

Глава 16

Для Сенны это была не самая лучшая неделя.

Хотя некоторые районы города были восстановлены, многие кварталы все

еще отчаянно нуждались в ремонте и обновлении. Но средства поступали

медленно, так как правительство направляло их по множеству путей. По

удивительному совпадению — хотя, быть может, это вовсе не было

совпадением, — меньше всего внимания правительство уделяло тем районам, где

жили бедняки.

Последним в этом ряду было местечко под названием Гехана.

Гехана давно имела репутацию места, где можно жить, только если у тебя

крайне тяжелое финансовое положение. Если же кому-то нужно было просто

выжить, неважно как, то он легко мог обрести там убежище.

Когда Сенна была предоставлена сама себе, она слышала об этом месте

ужасные истории. Приличные граждане там не ходили, а если такие там и

появлялись, то их, казалось, сдувало ветром. Сенна никогда не предполагала,

что ей придется искать там убежища.

Но в Гехане она могла скрыться. Она пыталась оставаться в центре

города, но там жили те, кто был хорошо обеспечен, у кого, по крайней мере,

были деньги, для того, чтобы там жить. Ей не хотелось опускаться до

попрошайничества на улицах, но иначе она не могла выкрутиться.

Солдатам из Министерства Развития было приказано следить за тем, чтобы

никто не шатался по улицам без дела, потому что такие люди наверняка

являются бездомными или безработными, они только оскорбляют своим видом тех,

у кого действительно есть деньги.

Этот город, мир, раса стремились к совершенству. На улицах было светло.

Занятость населения возрастала. Будущее было предрешено. Все знали, что рано

или поздно Республике Центавр придется свести счеты с высокомерными и

дерзкими расами, входящими в состав Межзвездного Альянса. Ничтожные отсталые

расы, которые так и не смогли простить Республике времена завоевания... О,

да... когда-нибудь этот счет придется сравнять. Но пока что на повестке дня

были работа, образование, прогресс и патриотизм.

Но бездомные попрошайки портили все впечатление. Поэтому их все время

гоняли с места на место. Не имело значения, куда.

Пару раз солдаты прогоняли Сенну от дверей, возле которых она

присаживалась, или с перекрестков, где она слишком долго задерживалась.

Солдаты смотрели на нее с любопытством, как будто она им кого-то смутно

напоминала. Но Сенна быстро ускользнула, скрывшись от их глаз.

Вот так она и попала в Гехану.

Этот квартал ее пугал. Даже спустя два года после бомбардировок здесь

все еще лежали обломки разрушенных зданий. Более того, люди жили здесь, в

этих руинах, выкроив себе пространство для жизни. Улицы убирались очень

редко и были покрыты толстым слоем грязи. Редкие огоньки светились там, где

народ собирался, чтобы согреться.

Сенне удалось раздобыть немного денег, продав те немногие украшения,

которые она в последний момент захватила из дворца. Она тратила деньги очень

экономно, стараясь покупать на них только еду, но эта сумма таяла с каждым

днем, и урчание в желудке заставило ее осознать, что пора где-то снова

раздобыть деньги.

Она устала спать на улицах, сидя в неудобной позе в дверях. Ее одежда

была покрыта грязью, ей отчаянно хотелось вымыться, а под ногтями накопилось

столько грязи, что ей казалось, что она никогда их больше не вычистит, даже

если ей представится такая возможность.

Она прижалась к углу здания, пытаясь решить, чем ей заняться в этом

мире. А потом услышала чей-то громкий кашель. Обернувшись, она увидела

худощавого мужчину среднего роста, с коротко подстриженными волосами и

крайне распутным видом. Он осклабился, глядя на нее, и она увидела, как с

правой стороны в его рту сверкнул золотой зуб.

— Сколько? — спросил он.

— Что? — она уставилась на него.

— Сколько ты берешь за свои услуги? — и он снова кашлянул. Из его груди

раздался отвратительный хрип.

Она все еще не понимала... но потом до нее дошло.

— О. Нет-нет, я не... Я этим не занимаюсь.

— О, а я думаю, что занимаешься. Или займешься.

Ей показалось, что он видит ее насквозь, пожирая ее глазами. От этого

она почувствовала себя грязной. Она плотнее запахнула свои оборванные

одежды, но потом он подошел ближе и внезапно оказался почти рядом.

— Если тебя отмыть, то ты будешь выглядеть вполне сносно, — продолжал

он, — Ты молода. Насколько ты опытная? До какого уровня можешь подняться? До

третьего? Четвертого?

— Убирайся прочь! — в ярости сказала она, оттолкнув его. Он слегка

пошатнулся, а потом внезапно шагнул вперед и толкнул ее в спину. Это

заставило Сенну потерять равновесие. Она упала, сильно ударившись о землю.

Прохожие, спешившие по своим делам, в основном, нелегальным, даже не

замедлили своего движения.

— Не стой здесь, дорогуша, если не хочешь во что-либо влипнуть, —

сказал ей мужчина.

А потом кто-то подошел сзади и произнес спокойным размеренным и

сдержанным голосом:

— Полагаю, юная леди хочет, чтобы вы убрались от нее прочь. Лучше вам

сделать так, как она вам сказала, и уйти подобру-поздорову.

Сенна в изумлении сглотнула, увидев вновь прибывшего. Но ее обидчик

даже не оглянулся.

— Да ну? А что, кто-то умер, не послушав вас?

— Картажье. А потом — регент.

Что-то в этом голосе заставило мужчину медленно обернуться и взглянуть

на того, кто к нему обращался. Он уставился на очень знакомое лицо, и его

спина напряглась, а ноги чуть задрожали.

Лондо Моллари, облаченный в очень простую одежду, не привлекающую

постороннего внимания, продолжал:

— Если вы хотите быть следующим, я могу это устроить.

Он щелкнул пальцами, и с двух сторон к нему подошли двое. Хотя они

походили друг на друга своей незапоминающейся одеждой, по их взглядам и

поведению было ясно, что это его телохранители. Они одновременно распахнули

свою одежду, чуть обнажив рукоятки спрятанных под ней пистолетов. Более

того, у каждого висел на поясе довольно опасного вида кинжал.

Мужчина, приставший к Сенне, немедленно отступил, теперь его ноги

тряслись так сильно, что он с трудом мог стоять.

— Ве... ве... ва...

— Ваше Величество, полагаю, именно это ты хотел сказать? — холодно

произнес Лондо, — Тебе лучше заняться своими делами.

— Да. Да... несомненно, — сказал мужчина, а потом бросился бежать с

такой скоростью, будто у него под ногами горела земля.

Лондо наблюдал за ним с выражением странного удовлетворения на лице, а

потом повернулся к Сенне.

Сенна никак не могла поверить в происходящее. Лондо протянул ей руку, и

лишь теперь она осознала, что все еще лежит на земле.

— Ну? — спросил он, — Ты позволишь мне помочь тебе? Или ты опять

собираешься запустить в мою голову камнем?

Она вцепилась в его руку и встала на ноги, отряхиваясь от пыли.

— Как... как вы узнали о том, где я?

Он пожал плечами, как будто это было обычным делом.

— Императору многое подвластно, моя дорогая. Пойдем, — он поманил ее, —

Давай немного прогуляемся.

— Ваше Величество, — тихо произнес один из телохранителей,

подозрительно оглядываясь, — Пожалуй, здесь не стоит задерживаться. С точки

зрения безопасности...

— Неужели самая могущественная персона на планете является одновременно

и самой беспомощной? — спросил Лондо, — Любой центаврианин, знатный или нет,

имеет свободу передвижения. Разве я исключение? Это мой народ. И я хочу быть

среди них. Пойдем, Сенна, — и он пошел вперед.

Она замешкалась, и Лондо снова повернулся к ней и поманил ее за собой.

На сей раз она последовала за ним.

Они шли по улице, и различные прохожие узнавали его, выражая разную

степень удивления. Двое высказали откровенное презрение. Но Лондо просто не

обращал ни на кого внимания, как будто он являлся одним из них, но, в то же

время, был от них далеко.

— Я... не думала, что снова увижу вас, Ваше Величество, — сказала

Сенна, обращаясь к нему, — После... после...

— После того, как ты нарушила мое уединение?

— Я ... не хотела...

Он покачал пальцем.

— Не говори так. Не думай, что можешь меня обмануть. Я достаточно долго

общался со своими женами, чтобы узнать, как думают женщины. Ты сделала

именно то, что намеревалась сделать.

— Но я думала, что вы пишете историческую книгу. Что вы все равно

опубликовали бы ее. Я не знала, что то, о чем вы писали, столь личное, столь

сокровенное...

— Это, несомненно, история. Но это будет опубликовано только после моей

смерти. Когда меня не станет, — и он пожал плечами, — будет уже неважно, что

народу узнает мои самые сокровенные чувства и мысли.

— Если бы народ узнал это, Ваше Величество, то они... — тут ее голос

сорвался.

Он с интересом посмотрел на нее.

— И что они?

— То они бы стали думать лучше о будущем Примы Центавра, — сказала

она, — Возможно, они бы стали лучше думать и о себе. Я... Ваше Величество,

недавно я поняла, что совсем вас не знаю. Если я, которая некоторое время

жила во дворце, так и не узнала вас... то кто же вас знает?

— Тимов, — грустно сказал Лондо, — Если кто и знает меня, так это она.

Это моя первая жена. Моя самая маленькая жена. Самая шумная жена. Не самая

опасная, нет... ею была Мэриел. Но Тимов, она была...

— Она умерла?

— Нет. Она поклялась, что переживет меня. Она не доставит мне

удовольствия, представ перед Великим Создателем раньше меня, — он махнул

рукой, — Не стоит о ней говорить. Почему ты решила сбежать?

Он тронул ее за локоть, повернув к себе лицом.

— Я был зол на тебя. Я на тебя наорал. Вот все, с чем ты тогда

столкнулась ... и это тебя так напугало? Дитя мое, если за все время,

проведенное во дворце, ты совершила только одну оплошность, то это должно

было поднять твой уровень сопротивляемости до такой степени, чтобы ты меня

не боялась. В галактике есть ужасные вещи, Сенна. Вещи столь чудовищные и

злые, столь темные, что повергают в трепет одним своим видом, при взгляде им

в глаз... в глаза, — быстро поправился он, хотя она не поняла, почему, —

Если ты хочешь быть хозяйкой своей судьбы, то ты не должна столь легко

терять присутствие духа от такого пустяка, как вопли старика.

— Вы вовсе не старик, Ваше Величество.

— Ну, старший по возрасту, если это тебя устраивает. Когда на тебя

кричит старший, — он запнулся, а потом пытливо спросил: — И как много тебе

удалось прочитать? Откуда ты начала, с какого места?

— От вашего ужина с Деленн и Шериданом.

— И больше ничего не читала?

Она так убедительно помотала головой, что другой, возможно, не

усомнился бы в ее искренности.

— Нет, Ваше Величество. Больше ничего. Но в чем дело? Разве там было

что-то такое, чего мне нельзя было читать?

— Ты вообще не должна была это читать, — спокойно сказал он, но ей

показалось, что он заметно расслабился, — Это... мои первые наброски. Ничего

больше. То, что я написал на этих страницах — это мои личные мысли. Но,

когда я буду готовить эту рукопись к публикации, то сделаю ее более...

подобающей для императора. Менее компрометирующей меня с точки зрения

политики, понимаешь?

— Я... думаю, что да, Ваше Величество. Это просто...

— Что?

— Ничего.

— Нет, — жестко сказал он, — Ты не должна так при мне поступать, Сенна.

Ты не должна начинать свою мысль, высказывая ее вслух, а потом пытаться

вернуть назад свои слова. Закончи свою мысль.

— Я... просто не хотела задевать ваши чувства, император.

Лондо презрительно хмыкнул.

— Ты не в силах задеть мои чувства, Сенна. Поверь мне. Так что... — и

он выжидающе посмотрел на нее.

— Ну, просто... когда вы выхватили у меня эту книгу, вы показались мне

не только рассерженным, но и... испуганным. По крайней мере, мне так

показалось. Вы боялись, что я прочитала то, что не должна была читать.

— Просто это было совпадение, — беспечно сказал он, — Я, если можно так

сказать, видел "неприятные" сны, а когда проснулся, испуганный и

дезориентированный, то увидел тебя. Возможно, в моих глазах был страх. В

моей голове все перемешалось. Но ты не должна была много прочесть к тому

моменту, как я увидел тебя.

Это объяснение звучало очень убедительно. И ей хотелось в это поверить.

Она хотела вернуться во дворец, потому что, если честно, там она чувствовала

себя удобнее. Она стала считать это место своим домом. Да, там были те, кого

она считала неприятными и даже несколько пугающими. Но подобные личности

будут ей попадаться везде. И Сенна также чувствовала, что она почему-то

нужна Лондо. Нет, это не было чем-то вроде романтического увлечения. Она не

думала, что это входило в его планы. Сенна была совершенно уверена в том,

что он даже не будет подталкивать ее к этому, потому что она была слишком

молода, к тому же, он уважал ее покойного отца. Она была уверена в том, что

Лондо это совершенно не привлекает.

— Было ли там еще что-нибудь, — медленно произнес Лондо, — что

показалось тебе подозрительным или непонятным? Теперь ты можешь мне об этом

сказать, Сенна.

— Ну, — сказала она, — из того, что мне удалось прочитать в этой

книге... мне показалось, будто у вас есть какая-то великая тайна, которую вы

таите в себе. Там были такие странные фразы, и мне показалось, будто за вами

все время следили, и что вы об этом знали.

Он кивнул.

— Верно подмечено. Это оттого, что ты не читала ранних частей

произведения... Секрет...

Тут в них врезался мужчина. На нем была серая мантия с капюшоном,

казалось, он очень торопился по своим делам. Поэтому он буквально налетел на

Лондо. Охрана, напрягшись, немедленно шагнула вперед, и Сенна не могла их

осуждать за это, ибо в таких инцидентах легко можно скрыть удар ножом. На

мгновение мужчина посмотрел на Сенну и улыбнулся. Она не смогла как следует

его разглядеть, но заметила, что он был очень красив. А потом он исчез в

толпе... толпе, которая постепенно становилась все плотнее, потому что весть

о присутствии здесь императора уже разлетелась по всей Гехане.

Охранники немного расслабились, но по-прежнему не спускали

подозрительных глаз с толпы.

— Секрет, — продолжил Лондо, — в том, что ты уже знаешь. Рано или

поздно Приме Центавра суждено снова занять свое место в структуре власти

галактики. Если мне и доведется снова встретиться с Шериданом, то мы будем

врагами... Было время... Я не чувствовал подобного с тех пор...

Его голос сорвался.

— С тех пор, как, Ваше Величество?

— С тех пор, как я организовал военное нападение на Нарн, — ответил

Лондо, — Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что это был первый

удар, нанесенный Примой Центавра во время настойчивых попыток уничтожить

Нарн. Когда атака уже началась, но еще никто об этом не знал... посол Нарна

на Вавилоне 5, некий Г'Кар, угостил меня выпивкой, пожал мне руку в знак

дружбы и произнес тост за наше лучшее будущее. Он не знал о том, что

случилось, а я знал. Из-за этого я чувствовал себя отвратительно. И ощущаю

подобное до сих пор. Иногда, Сенна, ты смотришь на врага и думаешь, что,

возможно, все было бы иначе, если бы ты и он были бы друзьями.

На самом деле, я действительно с ними дружил. Я оглядываюсь назад, на

те дни, и мне кажется, будто это была чья-то другая жизнь. Я не понимал...

каким я был тогда счастливым. Все, что я тогда чувствовал, это недовольство.

Оно росло во мне, пока не превратилось в нечто иное. Тогда я гневно говорил

о том, какой раньше была Прима Центавра, я весь пылал. И вот что интересно,

Сенна: после того, как этот пыл проходит, то обычно во рту остается привкус

пепла.

— Но тогда... зачем снова идти по той же дороге? Если это не принесло

вам ничего, кроме несчастий...

— Потому что это нужно народу. Сенна. Народу нужно во что-нибудь

верить. Прежнему поколению это вряд ли было бы нужно, ибо они уже не помнили

о прежнем величии республики, о том, как приятно наводить страх на

галактику. Но нынешнее поколение центавриан успело войти во вкус. Они знают,

что такое — быть захватчиками. Они познали вкус крови, Сенна. Они

попробовали мяса. И не думали, что им придется снова стать вегетарианцами. И

все-таки... времена меняются.

— Как? Как все это изменится?

— Потому что, — осуждающе сказал он, — те, кто раньше правили Примой

Центавра, были или могущественными безумцами или сумасбродами, или и теми и

другими одновременно. Они не видели очень важной вещи: народа. Народ всегда

должен быть превыше всего, Сенна. Всегда, без исключения, не так ли?

— Да, конечно же.

— Я все еще помню об этом. Я просто стремлюсь относиться к

центаврианскому народу с тем уважением, которого они заслуживают. Но мы не

станем бездумно уничтожать, мы не будем отбрасывать в сторону то, чему мы

научились. Раньше мы себя переоценивали, став жадными и слишком

самоуверенными. И нам пришлось заплатить за это... ужасную цену, — сказал

он, бросив взгляд на разрушенные здания, — Но это должно научить нас тому,

как идти к своей цели, как достичь величия и славы Примы Центавра, не

превратив ее снова в руины.

— Это... кажется весьма убедительным, — медленно сказала Сенна. —

Вы... могли бы сказать все это президенту Шеридану...

— Нет, — последовал твердый ответ, — Ему нельзя доверять, Сенна. Сейчас

мы никому не можем доверять. Даже друг другу. Нам надо действовать

осторожно. Кто знает, вдруг Шеридан все поймет неправильно или исказит мои

слова, когда захочет их кому-либо передать? Поэтому я просто завел разговор

о дружбе. В таких вещах нужно быть более сдержанным, особенно сейчас. Ты

понимаешь?

— Я... думаю, что да. Просто я хочу, чтобы вы не чувствовали себя...

столь одиноким.

— Одиноким? — на его губах играла улыбка, — Неужели я показался тебе

одиноким?

— Да. В ваших записях, а иногда и как личность, да. Очень одиноким.

— Поверь мне, Сенна... иногда мне кажется, что я никогда не буду один.

— Я могу представить то, что вы имеете в виду.

— Да? — он с любопытством приподнял бровь, — Можешь представить?

— Все время в окружении гвардейцев, и еще этот Дурла, эти Лион, Куто...

и многие другие... все они вертятся вокруг вас...

— Ты очень умная девушка, — сказал он, испустив еще один вздох

облегчения.

— Но это нельзя назвать общением. Это совсем другое...

— Полагаю, что ты права.

— Я... по крайней мере, я могла бы... быть вашим другом, Ваше

Величество. Если... вам захочется видеть меня...

— Сенна... все, что ты можешь сделать для меня, это вернуться во дворец

и жить там спокойно и счастливо. К счастью, это все, что мне от тебя нужно.

Ты ведь это сделаешь? Ради меня?

— Если... если это сделает вас счастливым, Ваше Величество. Иногда мне

кажется, что для этого нужно совсем немного. Если мое присутствие вам

поможет...

— Да, — откровенно сказал Лондо.

— Хорошо. Но мне хотелось бы, чтобы вы знали... Если понадобится, я

могу выжить здесь сама. Просто мне хочется, чтобы мы оба это знали.

— Понимаю, — ответил Лондо, — Рад, что ты призналась мне в этом.

Один из телохранителей шагнул ближе и настойчиво сказал:

— Ваше Величество, мне действительно кажется, что нам стоит уйти.

Сенна огляделась вокруг и увидела, что толпа с каждой минутой

становится все больше. Казалось, народ вылезал отовсюду. Казалось, что такая

толпа не могла образоваться за столь короткое время.

Лондо на мгновение обдумывал ситуацию, а потом мягко сказал, обращаясь

к охране:

— Пожалуйста, отойдите.

Охранники так и сделали, с удивленными и обеспокоенными лицами. А Лондо

повернулся лицом к толпе. Он ничего не сказал, совершенно ничего. Просто

вытянул руки вперед, подержал их некоторое время в таком положении. А потом

развел в стороны, показывая свое намерение.

К крайнему облегчению Сенны, толпа расступилась, образовав свободный

проход, по которому вполне можно было пройти.

Он именно так и поступил, пошел по проходу, кивая собравшемуся народу.

Он каждому кивал, пожимал руки, говорил слова одобрения. Это было самое

поразительное из того, что довелось видеть Сенне на своем веку. Лондо без

видимых усилий, вот так запросто, организовал импровизированное шествие.

Когда они шли по Гехане, кто-то выкрикнул имя Лондо.

— Моллари.

А потом еще кто-то подхватил это, а потом еще один, и еще.

— Моллари. Моллари. Моллари...

Лондо купался в их внимании, улыбался и кивал. И Сенна поняла, что в

его словах есть доля правды. Народу нужен кто-то, в кого можно верить, в

кого-то более возвышенного, чем они. Пока что это был Лондо Моллари. Лондо —

император, Лондо Обновитель. Лондо — любимец народа, который вел Приму

Центавра к процветанию, который преобразовал Республику в нечто такое, чем

будет гордиться каждый центаврианин.

Но он по-прежнему был одинок.

И Сенна решила, что должна что-то предпринять, чтобы все это

изменить...

Центаврианский рабочий мечтал оказаться где угодно, только не здесь.

Он ушел прочь от основного места раскопок, чувствуя жажду и усталость.

Ему откровенно надоели его товарищи. Все они, казалось, были ужасно рады

тому, что у них была работа, пусть и незначительная, и они трудились в

каком-то странном заблуждении, считая, что эти бессмысленные археологические

раскопки, проводимые на проклятой богом планете при помощи антикварного

оборудования проводятся в интересах Примы Центавра, хотя они даже

представления не имели о том, что они ищут.

— Идиоты, — уже в который раз произнес он. Вот почему он решил, что с

него довольно. Он схватил свой земляной cruncher и просто направил его под

ноги и включил. По правилам и инструкциям, здесь он не должен был этого

делать. Он вложил всю свою ярость в пламя cruncher, включив его на полную

мощность, и держал его в таком состоянии дольше, чем нужно.

Cruncher пробил примерно шагов десять вниз, а потом оттуда что-то

вырвалось.

Рабочий так и не понял, что это было. Он знал только, что еще недавно

он с радостью выжимал из своего cruncher максимальную мощность, а потом

какая-то черная энергия окружила его, и он услышал крик, как будто звучавший

в его мозгу, и это не походило ни на что из того, с чем ему доводилось

сталкиваться раньше.

А потом он больше ничего не слышал, ибо его тело разорвало в клочья, и

в виде ливня из студенистых кусочков разбросало в радиусе пятидесяти футов.

Так как его тело было разбросано столь далеко и широко, никто из тех, кто

впоследствии натыкался на его останки, так и не понял, что это такое.

Когда он не явился на вечернюю перекличку, то его отметили, как

пропавшего без вести, а его жалование распределили соответственным образом.

Тем временем, на глубине восьмидесяти футов нечто снова принялось

ждать, когда его призовут менее оскорбительным образом.

Глава 17

Вир заметался в постели, когда назойливая женщина приблизилась к нему.

В ее глазах таилось само зло, она протянула руки и перебирала пальцами,

на конце каждого пальца, — Великий Создатель, спаси и сохрани! — были

присоски. Каждый палец чмокал "губами", вожделея его, желая присосаться к

нему и высосать из него всю жизнь до последней капли. Где-то рядом он слышал

крик Лондо: "Беги, Вир! Беги! Не дай ей схватить тебя!" Но Вир застыл на

месте, ноги отказывались ему повиноваться. Ему хотелось убежать, но он

просто не мог.

Она подошла еще ближе. Ее выбритая голова испускала какой-то

пульсирующий темный свет. Она смеялась, издавая звук, который когда-то давно

раздавался в лесу, в то время как первобытные дикари сидели около своих

костров и с ужасом вглядывались во тьму. Когда ее губы растянулись в подобии

улыбки, он увидел, что ее зубы обагрены кровью. Присоски все приближались, и

не было спасения.

Когда Вир, наконец-то, смог издать крик, то его вопль был настолько

сильным, что он проснулся и вскочил, хватая ртом воздух. Он оглядывался,

пытаясь понять, что произошло.

Потом он понял, что в дверь настойчиво звонят. Его глаза, все еще

затуманенные сном, сфокусировались на часах, висевших над кроватью. Была

полночь. Кому понадобилось приходить к нему в такое идиотское время?

— Убирайтесь! — простонал Вир, падая обратно в кровать.

Из-за двери никто не ответил, но звонок снова зазвонил.

В голову Вира прокралась тревога. Что, если это убийца, который

надеялся застать его врасплох, дезориентированного и уязвимого? Но сейчас

Вир этого не боялся. Мысль о том, что кто-то разнесет ему голову одним

выстрелом, была гораздо приятнее, чем мысль о возвращении в тот сон, где

поджидала свою жертву та жуткая женщина, которая, возможно, явилась из

глубин его подсознания.

— Свет. Приглушенный, — раздраженно рявкнул он. Комнату наполнил слабый

свет. Даже столь скромного освещения вполне хватило для того, чтобы он

почувствовал жжение в глазах. Вир поднялся с постели, натянул рубашку, сунув

правую руку в левый рукав, повертелся на месте, пытаясь поймать ускользающий

второй рукав, запутался в нем, осознал свою ошибку и надел рубашку

правильно.

Все это время в дверь настойчиво звонили, поэтому Вир не стал искать

свои туфли, а просто босиком пересек комнату и крикнул:

— Иду, иду! Уже иду!

Он открыл дверь, запутавшись в механизме замка, представляя, что, как

только дверь скользнет в сторону, он увидит прицел опасного оружия. Он

решил, что уж точно не станет из-за этого переживать.

Дверь широко распахнулась, и он испустил короткий тонкий крик.

— Кажется, я не вовремя? — осведомилась Мэриел.

Вир не мог поверить своим глазам. Что она здесь делает?

Она ждала от него ответа, и он попытался обрести голос.

— У... нет. Нет... все в порядке. Я не занят. Правда, я спал... но,

знаете, мне это не особенно нужно. На самом деле, это напрасная трата

времени. Есть множество более важных дел, которыми я бы мог заняться.

Знаете, мне кажется, что я вполне выспался. Можно проводить жизнь более

эффективно, нежели тратить время во сне. Я имею в виду, что обычно сплю по

девять, десять, двенадцать часов, но, полагаю, что могу спать меньше.

Например... час. Одного часа вполне достаточно. Или... три, как, например,

сегодня, — сказал он, дважды взглянув в сторону часов, чтобы убедиться в

том, что он не ошибся. — Да, три часа — это неплохо. Три — это много. Не

могу поверить в то, несколько хорошо я сейчас себя чувствую...

— Посол... можно мне войти?

И снова Вир подавил в себе желание обернуться.

— Да, да, конечно. Входите. Входите же.

Она так и сделала, оглядываясь вокруг.

— Ух ты. А мне нравится, как вы все здесь обустроили, Вир. Во времена

Лондо это помещение больше походило на музей. Музей имени Лондо Моллари,

если учесть то, что вокруг висели только его портреты. О, как же давно все

это было, Вир!

Не так уж и давно.

— Да, давно, леди Мэриел, — ответил Вир, — Четыре, пять, шесть лет

назад. Когда дела идут хорошо, время быстро летит. Или, когда с тобой... ну,

что-то происходит.

— Я хорошо помню, когда я в последний раз была здесь.

— Да? И когда же это было? — Вир надеялся, что сумеет справиться со

своим волнением.

— Когда Лондо устроил здесь небольшую оргию со мной и Даггер. С нами

двумя одновременно. Нас могло быть и трое, но Тимов оказалась...

Это было явно чересчур для Вира. Он быстро шагнул в сторону, мечтая

заткнуть руками уши, но вряд ли это было здесь уместно. Он также отогнал

мысль о том, чтобы закричать "ля-ля-ля" во всю мощь своих легких.

— Я... не ожидал увидеть вас здесь, миледи.

— Пожалуйста, зовите меня Мэриел. Нам не нужны все эти формальности, —

мягко сказала она. — Ведь все-таки, вы — посол. А я всего лишь бывшая жена

нынешнего императора. Не вижу между нами особой разницы.

Вир произнес, неловко глядя на нее:

— Понятно... — он громко кашлянул, пытаясь прочистить горло, — Может,

вам что-нибудь предложить? Что-нибудь выпить или... еще что-нибудь?

— Это было бы замечательно. Вы уверены, что я вам не помешаю?

— О, что за глупости! — сказал он, извлекая из своего личного запаса

вино. Он пил его только когда сильно нервничал. Вир всегда держал для таких

случаев бутылочку.

— Просто вы застали меня врасплох, вот и все. Я не ждал вашего

появления.

— Я и сама не думала, что окажусь здесь, — сказала Мэриел, взяв бокал и

с наслаждением пригубив вино. — Я прилетела сюда на шаттле, но при посадке

произошел несчастный случай.

— Надеюсь, что никто не пострадал, — произнес он.

— Нет, не пострадал. Просто погиб. Мне сказали, что взрыв был мощный.

Но, на самом деле, он был очень непродолжительным, ибо произошел в космосе.

Вир почувствовал, что у него пересохло в горле. Он схватил целый бокал

вина и выпил его одним глотком, а потом налил себе еще.

— Как бы там ни было... теперь я здесь, на "Вавилоне 5", до тех пор,

пока не прибудет новый корабль. Так что я решила, что могу пока остановиться

у вас. Снова повидать вас. Я часто вас вспоминала, Вир.

— Вы... вспоминали?

— Ну да, — она посмотрела на свой бокал и улыбнулась, очевидно, от

приятных воспоминаний, — А знаете, Вир, что вы тогда мне понравились? Я вам

об этом говорила?

— Нет.

— Вы заставляли меня смеяться. А мужчинам не всегда удается рассмешить

женщину. Но вы с этим справлялись. Вы скрывали свое очарование, но я все

равно это заметила.

— Под чем же я его скрывал?

— Под видом неконтролируемой паники.

— А... ну... — и он неловко засмеялся, — тогда у вас очень острое

зрение. Вы очень умны.

— Да, несомненно. Итак... рассказывайте, Вир. Я была так далека от

всего этого, — она пошевелила пальчиками и наклонилась вперед. — Расскажите

мне обо всем, что здесь происходит.

— О, ну... ладно, хорошо, — и он рассказал ей о самых значительных

событиях последних пяти-шести лет, которые мог вспомнить, включая Войну с

Тенями, инаугурацию и войну с телепатами. Мэриел слушала его, часто задавая

вопросы, но большей частью кивала и слушала. Когда он закончил свой рассказ,

она выглядела почти измотанной.

— Надо же, — сказала она, — Так много всего случилось. Наверное, все

это действовало на вас весьма возбуждающе.

— Не знаю, можно ли применить к этому слово "возбуждающе", — заметил

Вир, — Сложилось бы впечатление, будто я получал от всего этого

удовольствие. Нет, это больше похоже на то, как будто моя жизнь на бешеной

скорости несется куда-то, а я делаю все, что в моих силах, чтобы не

перевернуться.

Она засмеялась. У нее был очаровательный смех. Вир задумался над тем,

почему он раньше этого не замечал.

— А вы, — потом сказал он, — Должно быть, вы тоже очень заняты. Уверен

в этом.

Она ничего не сказала.

Вир смотрел на нее, ожидая ответа. Но ничего не последовало.

— Мэриел? — спросил он.

— Простите, — холодно ответила она, — Я просто подумала, что вы шутите,

спрашивая меня об этом.

— Что? Нет! Нет, я никогда... Шучу? Что вы имеете в виду?

— Лондо выгнал меня. Вир, — сказала она, — Я теперь для него никто, и

он сделал так, чтобы об этом узнал весь мир.

До этого мгновения она стояла, но теперь присела на край одного из

стульев. И Вир увидел, что на самом деле она не так уж весела, как ему

сначала показалось. Сейчас она еле сдерживала слезы.

— Вы и представить себе не можете, Вир, каково это — оказаться на самом

дне общества. Быть отвергнутой. Когда все глядят на тебя и смеются за твоей

спиной, потому что ты смешна.

Вир без труда это представил. Особенно, если учесть тот факт, что он

сам когда-то был объектом насмешек в семье, а потом его отправили на

"Вавилон 5", чтобы он стал помощником смешного Лондо Моллари, лишь бы не

путался под ногами.

— Думаю, что могу это представить, — произнес Вир, — Но вы посмотрите

на себя! — добавил он, столь неистово взмахнув своим бокалом, что чуть не

расплескал вино, — Разве может кто-то смеяться над вами! Ведь вы такая...

такая...

— Красивая, — глухо сказала она, — Да, Вир, я знаю. Но я также знаю,

что мужчины добивались меня лишь для того, чтобы сделать символом своего

положения. Теперь мою красоту затмил иной символ. Я отверженная. Отвергнутая

Лондо Моллари. Это преследует меня, властвует надо мной. Никто не хочет

видеть меня, потому что... — ее голос был готов сорваться, и Вир

почувствовал, что его сердца замерли. Затем, с явным усилием, она закончила

свою фразу: — Я... простите, Вир, — мягко сказала она, — Я просто скучаю по

прежней жизни. Скучаю по приемам, по обществу. Скучаю по мужскому обществу,

по ухажерам, которые бы добивались встречи со мной...

— Завтра будет прием. Здесь, на "Вавилоне 5", — поспешно сказал Вир, —

Дипломатический прием, организованный капитаном Локли. Ничего особенного,

она устраивает их каждый месяц. Но это поднимает настроение. В последнее

время я их не посещаю, но могу пойти туда завтра с вами... можно сказать,

что мы пойдем туда. Вы и я.

Она подняла на него сверкнувшие глаза.

— Это было бы очень мило с вашей стороны, Вир. Но не думаю, что вы

захотите, чтобы вас видели вместе со мной...

— Не смешите меня! На самом деле, я не уверен, захотите ли вы, чтобы

вас видели вместе со мной.

— Вы серьезно? — спросила она, — Быть увиденной в обществе посла

Центавра на "Вавилоне 5"? Да любая женщина сочла бы это за честь. Но вы

можете быть скомпрометированы, если вас увидят в моем обществе...

— Вы шутите? Здесь почти все ненавидят Лондо, — усмехнулся он, а потом

оборвал свой смех, — Полагаю... что это, в действительности, вовсе не

смешно. Но, с другой стороны... кто знает? — и он быстро добавил,

повернувшись к ней, — Послушайте... когда вы смотрите на дрази... вы можете

отличить одного от другого?

— Не... не уверена, — ответила она.

— Вот и я тоже не могу. И, клянусь вам, что для дрази все центавриане,

возможно, тоже на одно лицо. Для дрази и всех остальных. Так что, скорей

всего, они вас не узнают. Ведь на вас же нет надписи: "Бывшая жена Лондо

Моллари".

— Да, но все-таки мне лучше вернуться домой.

Он засмеялся в ответ на эти слова, и она тоже засмеялась. Все еще

смеясь, он взял ее за руку и почувствовал какой-то электрический разряд от

ее прикосновения. Он чуть не подпрыгнул от этого.

— Вы в этом уверены, Вир? — спросила она.

— Абсолютно. Послушайте, вы можете пойти...

— Мы пойдем, — поправила его она.

— Мы пойдем туда, и вы сможете почувствовать себя так, как прежде. У

вас есть великолепный шанс...

— У нас есть великолепный шанс.

— Хорошо. У нас. Простите, просто... — и он вздохнул, — Просто я не

привык думать о себе во множественном числе. Мне надо привыкнуть.

А потом, к его потрясению, она подняла его за подбородок и нежно

поцеловала в губы. Поцелуй был очень нежным, похожим на прикосновение

крыльев бабочки. Но этого было достаточно для того, чтобы его волосы встали

дыбом от напряжения.

Она поинтересовалась, когда должен был начаться прием. Он ответил ей.

Она сказала, что остановится на "Вавилоне 5", и сообщила адрес, по которому

он сможет ее найти. Затем она снова поцеловала его, на сей раз крепче, и Вир

внезапно почувствовал, что все его тело горит.

Когда их губы с чмоканием разъединились, Мэриел произнесла:

— Вы такой милый. Я уже забыла, что такое — быть рядом с приятным

мужчиной. Пожалуй, не буду мешать вам спать, — с этими словами она

извинилась и ушла.

Спустя некоторое время Вир осознал, что у него болят колени, обнаружив,

что все еще сидит, хотя думал, что встал. Потом он рухнул в кресло и,

ошеломленный, застыл там.

Когда Мэриел впервые появилась в этих дверях, он был охвачен паникой.

Он вспомнил ужасные истории, которые о ней рассказывал Лондо, вспомнил тот

хаос, который всегда оставался после этой женщины. Он вспомнил, что Лондо

чуть не умер из-за подарка, который она ему вручила, хотя она и клялась, что

не знала о том, что он так опасен. Он припомнил ту темную ауру, которая,

казалось, окружала ее, и на первый взгляд отпугивала от нее.

Все это было сметено прочь при виде той уязвимости, которую она

проявила во время пребывания в его каюте. Он чувствовал, что все его

сомнения и подозрения постепенно таяли, пока у него не осталось всего одна

сумасбродная мысль: И она была той, кого отверг Лондо? Должно быть, он выжил

из ума.

Этот дипломатический прием стал одним из поворотных моментов в карьере

Вира, если не во всей его жизни.

Ему показалось, что все это произошло не с ним. Обычно, если Вир

присутствовал на таких мероприятиях, что бывало всего несколько раз за его

службу, то он стоял без дела, подпирая стенку, кивая и обмениваясь парой

слов с окружающими. Часто он держал выпивку Лондо, пока тот обменивался

рукопожатиями с другими. Иными словами, когда Вир там присутствовал, все,

что он делал, это просто там присутствовал.

В последнее время пребывание на приемах превратилось для него в

настоящий кошмар. Он жил здесь достаточно много лет, чтобы чувствовать себя

здесь среди друзей. Но за последний год большинство его друзей постепенно

исчезли: Лондо, Ленньер, Иванова, Шеридан, Гарибальди. Даже Г'Кар, который

всегда заставлял его чувствовать себя не в своей тарелке, особенно, когда он

до крови разрезал свою руку в лифте — это запомнилось Виру на всю жизнь.

Все они ушли.

О, здесь была капитан Локли, и она даже была с ним достаточно вежлива.

Но она держала его на расстоянии, впрочем, как и всех остальных. И еще здесь

был Зак, но Вир всегда чувствовал, что Зак относится к нему несколько

подозрительно, будто ожидая, что Вир выхватит какое-либо оружие. Возможно,

все это было лишь плодом воображения Вира, но, тем не менее, он это

чувствовал.

Что же до остальных членов Альянса, то... они не отличались по

отношению к нему особым терпением. В этом не было личной неприязни: они

боялись и ненавидели всех центавриан. Но от этого легче не становилось.

Поэтому Вир перестал появляться на приемах.

Но в этот вечер... в этот вечер все было иначе.

Этой ночью там появилась во всеоружии Мэриел. Когда Вир зашел за ней,

то был поражен, увидев, насколько крошечная у нее комната. В ней едва можно

было развернуться, и она явно находилась не в самом дорогом секторе станции.

Тем не менее, Мэриел выглядела великолепно. На ней было простое без

украшений платье, но именно это и было его лучшим качеством, ибо ничто не

отвлекало от ее совершенной красоты.

А уж красоты у нее было в избытке. И казалось, она себя недооценивала.

Когда дверь в ее каюту распахнулась, она просто стояла там, в центре

комнаты, как будто находилась на выставке. Ее руки были соблазнительно

сложены на груди.

Вир изо всех сил пытался напомнить своему телу, что дыхание — это

автономный рефлекс, и что его легкие не должны забывать, как надо дышать. Но

они, казалось, не повиновались ему, и у него на мгновение захватило дух.

Когда же, наконец, он смог снова нормально дышать, Мэриел чуть ли не

шепотом спросила:

— Как... я выгляжу, Вир? Вам не будет стыдно показаться рядом со мной?

Вир буквально на мгновение онемел. Когда же он обрел дар речи, то в

результате получилось какое-то невнятное бормотание. К счастью, он все же

сумел выдавить, что уж ему, по крайней мере, стыдно не будет.

Она подошла к нему поближе и тихо произнесла:

— Полагаю... при нашей первой встрече... я показалась вам несколько

высокомерной.

— Нет! Вовсе нет!

— Скорей всего, вы слишком вежливы, чтобы в этом признаться. Но, если

это и было так, то теперь я прошу за это прощения. Надеюсь, что вы меня

простите, — и она снова его поцеловала. У Вира закружилась голова.

По крайней мере, так ему показалось. Он тупо застыл на месте, а потом

почувствовал головокружение, как будто его голова отделилась от плеч. И тут

Мэриел произнесла:

— Может, нам пора идти?

И они пошли на прием.

Вир не мог поверить в то, что произошло в этот вечер. Это было похоже

на сон... если, конечно, исключить ту женщину с присосками на пальцах.

Мэриел была восхитительна. Если бы всех собравшився послов можно было

представить в виде куска льда, то Мэриел была весенней оттепелью, теплым

солнцем.

— Все, что можно пожелать, плюс пакет чипсов, — заметил Зак Аллен,

дружески толкнув Вира, чем застал его врасплох.

— Простите? — произнес Вир.

— Ваша ягодка? — спросил Зак, указывая на Мэриел, которая в этот момент

весело общалась с полудюжиной послов одновременно. Они громко смеялись над

какими-то ее словами, большинство послов широко улыбались, за исключением

одного, который сердито хмурился. Но это не вызывало подозрений, ибо его

раса таким образом выражала свое веселье. К счастью, посла Дивлода, который

высказывал свое веселье бурным мочеиспусканием, не было на приеме, так что

он не мог никого напугать.

— Она — это все, что можно пожелать, плюс пакет чипсов.

— Это хорошо? — спросил Вир.

— А вы как думаете?

Они наблюдали за тем, как Мэриел общается со всеми присутствующими в

зале. Вир заметил, что послы-женщины награждали ее холодными и

презрительными взглядами, граничащими с крайним недоверием. Но послы-мужчины

любой расы толпились вокруг нее. Удивительно, что Мэриел удавалось не

поскальзываться на слюне, которую они пускали на пол.

И Вир засмеялся. Он уже забыл, что такое смех.

— Думаю, что это очень хорошо.

Зак хлопнул его по плечу.

— Вы счастливчик. И где вам удалось ее откопать?

— Она... — тут Вир сдержался, — Давняя знакомая Лондо.

— А теперь она ваша новая знакомая. Смотрите, не упустите ее, Вир.

— Постараюсь.

Зак Аллен не был одинок в своих высказываниях. Другие послы, один за

другим подходили к Виру и весь вечер расспрашивали его о Мэриел. Трудность

заключалась в том, что Вир не был искусным лжецом. У него никогда не было

особого таланта в этом. Пока он работал с Лондо, тот вполне справлялся с

этой задачей один. Но теперь Вир был предоставлен сам себе, и ему некуда

было отступать.

Так что в данный момент, вместо того, чтобы протараторить длинную

неправдоподобную историю, он решил, что лучше меньше, да лучше, и говорил

крайне расплывчато. Он отвечал на все вопросы многозначительной улыбкой,

приподнимал брови и изредка подмигивал.

— Скажите мне откровенно, Вир, — спросил один посол, — Она из знатного

рода?

Вир с таинственным видом пожал плечами, а потом закатил глаза, как бы

показывая, что можно предположить и большее.

— Герцогиня? Э... принцесса?

Вир мимолетно и лениво подмигивал, а послы подталкивали друг друга и

понимающе улыбались, как будто им удалось выведать у Вира какую-то важную

тайну.

Мэриел часто подходила к Виру, как будто он был ее убежищем. Она брала

его за руку и начинала с ним разговаривать. Все это привлекло к нему

внимание. Люди обычно судили о ком-то по его окружению. Прежде Вир был

спутником Лондо Моллари, и это сильно испортило ему жизнь в дальнейшем. В

Лондо таилось слишком много тьмы, и он долго был под властью тени. Эта тень

коснулась и Вира. Мрак долгое время окружал его, даже после того, как Лондо

уехал. Но теперь все изменилось, свет Мэриел, пролившись на Вира, разрушил

эту тень.

На мгновение Вир почувствовал, будто готов взлететь. Но тут снова

пришла Мэриел и коснулась его руки.

— А теперь пора уходить, — мягко произнесла она.

Вир сжимал в руке бокал с вином, что его еще больше взбодрило.

— Но ведь прием еще не закончен! — возразил он.

— Да. Но не стоит оставаться до конца. Пойми, если ты уйдешь раньше, то

дашь им повод обсудить тебя более откровенно...

— О-о-о, — сказал Вир, не совсем поняв то, что она сказала.

— Вдобавок, это покажет им, что у тебя есть много дел. Это придаст тебе

важности, и с тобой будут стремиться поговорить.

— О... Это мудро. Мне это по душе. Просто я хочу, чтобы все было

честно.

И Мэриел взяла его лицо своими руками, заглянула прямо ему в глаза, а

потом многозначительно произнесла:

— Все так и будет. У тебя есть более важные дела.

И тут до Вира дошло. Он торопливо попрощался со всеми и, к его

изумлению, послы не только выглядели огорченными от того, что их покидают,

но некоторые даже заметили, что не против снова повидаться с Виром. Им надо

чаще видеться, за ланчем, за обедом. Их помощники тоже могли бы общаться

между собой. Это был замечательный вечер, необходимо снова его повторить.

Посыпались замечания, традиционные шуточки, бывшие стандартной разменной

монетой в сфере общественных отношений, и которых так не хватало Виру в

последнее время.

Когда они ушли с приема и шагнули в пневмолифт, Вир, все еще не совсем

уверенный, мягко сказал Мэриел:

— Может мне... проводить вас до каюты?

Она улыбнулась, и эта улыбка, могла бы расплавить сталь.

— Я бы предпочла, чтобы вы проводили меня к себе.

С дерзостью, которую он никогда еще не испытывал, Вир взял ее за плечи

и поцеловал. Это был очень неуклюжий поцелуй, и он большей частью, врезался

в нее зубами.

— Ох, простите! Я... ох, простите! — запинаясь, начал извиняться он.

— Все в порядке, — заверила его она, а потом ответила ему таким

искусным поцелуем, что Вир почувствовал, что его тело охватил огонь.

Когда их губы разъединились, Вир прошептал:

— Вы — все, что можно пожелать и... э... коробка попкорна.

Она нахмурилась.

— Это хорошо?

Думаю, что это просто здорово, — сказал он. А позднее, когда их тела

переплелись. Вир прошептал ей:

Не уходи.

— Если ты хочешь, чтобы я осталась, то я останусь, — ответила она.

— Да... Пожалуйста, останься.

И она осталась.

Глава 18

Время летело быстро.

Вир был счастлив, как никогда. Но Мэриел вовсе не была с ним постоянно.

Она то приходила, то снова уходила, объясняя, что ей нужно навестить друзей

или союзников. Но, несомненно, "Вавилон 5" стал для нее домом, и Вир каждый

раз радовался, услышав о ее возвращении. Он был на седьмом небе от счастья,

когда они были вместе. Но, даже когда они были порознь, Вир чувствовал себя

совсем по-другому. Его походка стала более упругой, более уверенной.

Более того, встречая взгляды других на "Вавилоне 5", он теперь отвечал

им тем же, или махал рукой в знак приветствия. Он мог подойти прямо к ним,

назвать их по имени, спросить, как у них идут дела. Иными словами, он стал

вести себя так, будто всегда так делал. И окружающие начали относиться к

нему по-иному, стали относиться к нему с подобающим уважением. Когда рядом с

ним не было Мэриел, они неизменно спрашивали о ней. Когда же она была с ним,

то они смотрели на Вира с откровенной завистью.

Ему все это нравилось. Он наконец-то чувствовал, будто он, Вир Котто,

встал на ноги. Но тут все рухнуло.

Мэриел только что уехала с "Вавилона 5", и Вир торопливо возвращался в

свою каюту, несмотря на то, что было слишком поздно. Как и раньше, он на

мгновение остановился посреди комнаты, уже начиная сожалеть о ее отсутствии.

У нее был особенный запах, запах ее духов. Он никогда не спрашивал, как они

называются. Для него это не имело значения. Главное, это был прелестный

запах. Все в ней было прекрасно, удивительно...

Он взял ее портрет, который постоянно стоял на его полке, и улыбнулся,

разглядывая его.

И тут портрет произнес:

— Приветствую вас, советник. Все идет хорошо.

Вир вскрикнул и выронил портрет. Он упал на пол, и Вир в крайнем

смущении посмотрел на него.

Изображение начало двигаться, подобно экрану видеофона. И снова

раздался голос Мэриел:

— Завтра, следуя вашим указаниям, я улетаю на планету Нимуе.

Заместитель министра обороны предложил мне постоянное приглашение — он

предлагал мне это в течение последнего месяца за утренним завтраком, и я не

могла ему отказать. Полагаю, что он поделится со мной некоей интересной

информацией о военном департаменте Нимуе, — тут она замолчала, улыбнулась и

кивнула, как будто слушала чьи-то слова, которые Вир не мог слышать, — Нет,

советник. Сомневаюсь, что он знает о том, что поделится со мной этой

информацией. Но у меня есть дар убеждения... как вам хорошо известно.

Вир вспомнил тот завтрак. Он был там, и теперь, задумавшись об этом,

вспомнил, что заместитель министра обороны Нимуе был весьма увлечен, общаясь

с Мэриел. Но он тогда не обратил на это внимания. Мэриел притягивала к себе

многих, но к концу дня она всегда приходила к нему...

Но... самое удивительное было в том, что портрет по-прежнему продолжал

разговаривать. Как это могло быть? Мэриел поехала не на Нимуе... она же

вернулась на Приму Центавра, чтобы навестить кого-то. Так она ему сказала...

— Нет, советник, сомневаюсь, что Вир что-либо заподозрит. Он дурачок.

Но полезный дурачок. Иногда он бывает полезен, хоть и не подозревает об

этом.

— Прекрати! — закричал Вир, глядя на портрет, но тот не подавал вида,

что услышал его слова: — Прекрати это! Хватит!

И тут портрет замолчал. Изображение Мэриел снова стало прежним. Вир

смотрел на нее, его грудь тяжело вздымалась, но он не сразу понял, что ему

тяжело дышать.

— Правда горька, — произнес чей-то голос.

Вир развернулся. Замер, пораженный, но потом его изумление сменилось

гневом.

— Ну, конечно же. Кейн. Я должен был об этом догадаться.

Техномаг чуть поклонился, как будто находился на сцене. Он крепко

сжимал в руке посох. Он стоял около двери, которая тут же закрылась за его

спиной.

— Он самый, — сказал Кейн.

Вир не видел его после того инцидента с Ремом Ланасом. Вспомнив о том

случае, Вир почувствовал, что все происходящее походило на странный сон.

Кейн появился в критический момент его жизни, а потом исчез, как будто его

никогда здесь и не было. Но Вир был уверен, что потом еще услышит что-либо о

своем знакомом. Он не знал, когда именно, но думал, что, даже если этого не

случится, то он-то уж вряд ли будет страдать от этого заблуждения.

И вот это заблуждение снова вернулось. Но теперь Вир не испытывал ни

малейшего страха. Он ткнул дрожащим пальцем в портрет, лежащий на полу.

— Это... это была жестокая шутка. Зачем...

— Это вовсе не шутка, Вир, — ответил Кейн, — Это подлинная запись. Мы

наблюдали за ней с тех пор, как она появилась на станции. Когда стало ясно,

что она собирается здесь остаться...

— Мы? — переспросил Вир, — Вас что, здесь много?

— Нет, — быстро ответил Кейн, на мгновение показавшись неуловимо

раздосадованным, — Я хотел сказать "я".

— Мне плевать на то, что вы хотели сказать! — сказал ему Вир, не

скрывая своего гнева, — Сделать такое с Мэриел, превратить ее портрет в...

— Вир, послушайте меня. Я ничего не искажал. Все это было на самом

деле. Даже начинающий техномаг способен на такое.

— Тогда убирайтесь!

Вир шагнул к Кейну, будто желая схватить его, но Кейн вытянул посох и

приставил его к подбородку Вира.

— На вашем месте я бы не стал этого делать, — угрожающе произнес он.

Эти слова заставили Вира остановиться и попытаться успокоиться.

— Просто мне хочется, чтобы вы ушли, — упрямо сказал Вир, — И мне

хочется, чтобы вы прекратили делать все эти штучки с Мэриел. Эти фокусы, что

вы сотворили... Это ложь! Да, именно так!

— Вы не понимаете, — сказал ему Кейн, медленно опуская посох, — Путь

техномага — это путь истины. На этом основана вся наша "магия", она

придерживается чистой реальности. Мы никогда не сворачиваем с этого пути...

никогда. Для некоторых из нас использование нашей силы ради лжи было бы

равносильно осквернению наших самых святых принципов.

— А купиться на слова, которые вы вложили в уста Мэриел, было бы

осквернением моих самых священных убеждений! — резко сказал Вир.

— Вы не должны винить себя, Вир Котто. Мэриел таит в себе гораздо

больше сюрпризов, чем может показаться. Даже она сама не подозревает обо

всех своих способностях, так что вы должны испытывать от этого облегчение.

Что же касается того, что она сказала... — он чуть вздрогнул.

Вир снова указал на дверь.

— Вам не удастся убедить меня том, что Мэриел — это ничто иное как...

— Возможно, ее собственные слова окажутся более убедительными, —

ответил Кейн.

Прежде чем Вир успел возразить, изображение Мэриел снова начало

разговаривать с неизвестным "советником".

— Бедняга Вир... Если честно, мне почти что жаль его, — промурлыкала

Мэриел, — Другие послы определенно недолюбливают центавриан... поэтому

испытывают явное удовольствие при виде центаврианки, которая крайне

пренебрежительно отзывается о своем "любовнике". И, конечно же, я разделяла

их радость, и это делало их более податливыми в разговорах со мной. Так кто

же под конец оставался в дураках, а?

— Это зло, — сказал Вир, — Это явное зло, я видел его действие, а это

одна из самых злейших проделок, которые мне когда-либо доводилось видеть на

своем веку, Кейн, — его голос становился все громче по мере усиления

ярости, — Или вы сейчас это заткнете, или я...

— Он поднялся всего лишь до третьего уровня, представляете? А обычно и

того ниже, — продолжала Мэриел.

Вир, все еще глядевший на Кейна, обернулся к портрету. Его лицо стало

белым, как полотно.

— Что она имела в виду? — спросил Кейн, выглядя искренне

заинтересованным, — Признаюсь, что я не совсем понял, о чем она говорила.

Это...

— Заткнитесь, — глухо потребовал Вир.

Мэриел на портрете засмеялась.

— Знаю, советник, знаю. Все, что я могу — это изображать страсть.

Возможно, мне нужно что-нибудь читать, пока Вир забавляется...

— Заткнись! — заорал Вир, но, на сей раз, он обращался не к Кейну. Он

схватил портрет и ударил его о стену. Рамка сломалась, и Вир замер на месте,

опираясь о стол, стараясь держаться прямо, чувствуя, что его ноги дрожат от

слабости. Кейн открыл рот, но Вир поднял палец и сказал:

— Помолчите. Мне нужно кое-что проверить.

Мгновением позже на экране появилось лицо Зака Аллена. Начальник службы

безопасности не выглядел усталым, но, учитывая поздний час, Вир

почувствовал, что ему нужно сказать:

— Надеюсь, что я вас не разбудил?

— Меня? Не-а. Просто я соснул на посту, — ответил Зак со своим обычным

невозмутимым выражением на лице. Затем он чуть склонил голову и спросил: —

Вир, с вами все в порядке? Вы выглядите...

— Мне нужно, чтобы вы кое-что проверили для меня. Мэриел... когда она

улетала со станции несколько часов назад... у вас есть записи о том, куда

она направилась?

— Не могу сказать об этом наверняка, потому что она могла с легкостью

все изменить. Но мы проверим ее обратный билет. Обычная процедура.

— Где это? Я имею в виду, где она?

— А что, какие-то проблемы?

— Сам пока не понял. Пожалуйста, вы можете просто это выяснить?

— Если возникли какие-то затруднения, я...

— Вы не могли бы это выяснить?

Явно пораженный той яростью, что прозвучала в голосе Вира, Зак кивнул,

добавив:

— Оставайтесь на связи.

На экране появилась надпись: "Пожалуйста, подождите", а потом,

мгновением позже, снова появился Зак.

— Нимуе. Она отправилась на Нимуе. Вам это что-нибудь говорит?

— Да. Да, говорит. Благодарю... вас.

— С Мэриел все в порядке? — спросил Зак, — Надеюсь, что ничего

особенного не случилось, а если случилось, то дайте мне знать, могу ли я

помочь. Потому что она...

— Да, знаю. Она — это все, плюс коробка с загадками. Благодарю вас,

мистер Аллен, — и Вир прервал связь, прежде чем Зак успел сказать ему еще

что-либо такое, что могло бы вонзиться в душу Вира, подобно ножу.

На мгновение повисло неловкое молчание, но Вир не испытывал

дискомфорта: казалось, его уже ничего не смущало. Он сел и задумался о том,

в каком мире он живет. Подумал об иллюзорной жизни, которую он принимал за

настоящую. О том, что до тех пор, пока не появилась Мэриел, единственную

настоящую радость он испытал при виде головы Мордена, сидевшей на пике.

Он догадывался. Где-то глубоко в душе он действительно догадывался о

том, что Мэриел что-то затевает. Что она использует его, что она делает все

это не из благих побуждений. Но ему не хотелось в это верить. Он не хотел

видеть очевидное, закрывая на это глаза. Поэтому он не говорил об этом

Лондо. Он не сказал ни слова своему бывшему наставнику о своей связи с

Мэриел, ибо точно знал, как тот на это отреагирует. Он бы сказал Виру, что

тот совершенно свихнулся. Что ему не стоит связываться с такими женщинами,

как Мэриел, потому что она будет его использовать в своих целях и тому

подобное. Это должно было послужить для Вира своего рода предупреждением,

предостережением насчет того, с кем он связался. Но он снова не обратил

внимания на тревожные признаки.

— Это правда, — мягко произнес Кейн с искренним сожалением, — Мне жаль.

— Это дерьмо не может быть правдой, — ответил Вир.

— Тогда, возможно, правда заключается в другом: дело не в Мэриел. Она

просто пешка. И даже те, кто стоит над ней, тоже являются марионетками. На

Приму Центавра спустилась великая тьма.

— Великая тьма, — повторил Вир, не придавая этим словам особого

значения, — Да ну?

— Именно так.

— И вы полагаете, что, зная это, я буду чувствовать себя лучше? Стану

менее используемым? Менее глупым?

— Нет, — Кейн подошел к нему и остановился совсем близко. Вир

инстинктивно хотел сделать шаг назад, но, преисполнившись решимости, остался

стоять на месте. Кейн не обратил на это внимания.

— Все это было сделано для того, чтобы вы преисполнились глубокой и

жгучей ярости. Это заставило бы вас понять, что есть вещи гораздо более

важные, нежели ваше уязвленное самолюбие. Предполагалось, что у вас, Вир

Котто, есть определенное предназначение. И вы должны — должны, — подняться

до такого уровня, до которого сумеете, чтобы исполнить это предназначение.

— Понятно. И вы должны помочь мне в исполнении этого предназначения?

Помочь мне достигнуть всего того, на что я способен? — саркастически спросил

Вир.

— Ну... не совсем так, — признал Кейн, — Я должен был держаться от

всего этого в стороне. Я просто должен был передавать информацию другим,

оставаясь при этом вдали от линии огня. К сожалению, я обнаружил, что не

могу так поступить. Я не могу просто стоять и ждать, позволив дракхам...

— Кому?

— Дракхам, — зловеще сказал Кейн, — Прислужникам Теней.

— Теней больше нет.

— Но их прислужники остались, — настаивал Кейн, — И их темное влияние

насквозь пропитало Приму Центавра. Скорей всего, за Мэриел стоят именно они.

И они также контролируют Лондо Моллари.

— Вы в этом уверены?

— Сейчас я лишь подозреваю об этом. Но я постараюсь это проверить.

Полагаю, что на это уйдет некоторое время. Я держался около дворца, ожидая,

когда Лондо выйдет оттуда, ибо мне вовсе не улыбалось заходить внутрь.

— Боитесь? — вызывающе спросил Вир.

— Еще как, — без колебаний ответил Кейн.

Это еще сильнее встревожило Вира. Если даже начинающий техномаг боялся

этого, то сам Вир должен быть уже на грани паники. Он сглотнул и постарался

выглядеть бесстрашным.

— Мое терпение было случайно вознаграждено, когда Лондо, наконец-то,

вышел из дворца, одетый совершенно необычно, и направился в район города,

известный как Гехана.

— Гехана? Зачем он туда пошел?

— Он разыскивал молодую женщину, которая раньше, по-видимому, жила во

дворце. Пока Лондо находился там, мне удалось подобраться к нему достаточно

близко для того, чтобы посадить на него жучок. Как я и опасался, дракхи

быстро его обнаружили. Это должно было их еще больше насторожить, но зато

мне удалось найти подтверждение тому, что они там есть.

Прежде чем Вир открыл рот, Кейн вытянул руку, и на его ладони появилось

голографическое изображение.

— Все это было записано в комнате, — сказал Кейн, — до тех пор, пока

жучок не обнаружили. Полагаю, тебе захочется на это взглянуть.

На ладони Кейна появилось мерцающее изображение Лондо. Он разговаривал

с...

Вир охнул. Он не смотрел в лицо воплощенного зла с тех пор, как в

последний раз видел Мордена. Создание, с которым сейчас разговаривал

Лондо... даже безо всяких предупреждений со стороны Кейна, одним своим видом

повергло Вира в трепет.

Дракх о чем-то говорил Лондо... Вир услышал слово "раскопки"...

название "КО643", но он не представлял, что все это означает... а потом

дракх вытянул руку, и изображение исчезло.

— Он оказался более догадливым, чем я предполагал, — с некоторым

сожалением произнес Кейн, — Я сделал все, что было в моих силах, но получил

так мало. Но... по крайней мере, этого должно быть достаточно для того,

чтобы вас убедить.

— В чем убедить?

— В том, — загадочно произнес Кейн, — что вы должны определиться.

— Нет, нет, нет, — отрезал Вир, отмахиваясь от каждого слова, — Не

морочьте мне голову. Я и без того слишком вышел из себя. Что вам от меня

нужно? Зачем вы все это мне показали? И как я могу быть уверен, что все это

не розыгрыш?

— Если вы хотите в этом убедиться, то я предлагаю вам встретиться с

Лондо и как следует его напоить. Когда он будет достаточно пьян, скажите ему

слово "Шив'кала", а потом внимательно понаблюдайте за его реакцией. Но

скажите это только тогда, когда он будет совершенно пьян, ибо, подозреваю,

что, если вы произнесете это слово, когда он будет трезв, то вы умрете на

месте.

А что касается того, что мне от вас нужно, Вир, то я всего лишь требую

от вас того, на что вы способны. Ни больше и ни меньше.

Он чуть поклонился, а потом направился к двери.

— Подождите! — окликнул его Вир, но дверь уже захлопнулась за молодым

техномагом. Вир последовал за ним: дверь почти сразу открылась... но Вир

почему-то не удивился, увидев, что Кейн исчез.

В эту минуту Вир не был уверен в том, кого он больше всего ненавидел:

Кейна, Мэриел, дракха или себя.

Он вернулся в свою каюту и уселся на кровати. Подумал о прикосновении

ее теплого тела. Было ли в их отношениях хоть что-нибудь, чем она искренне

наслаждалась? Или все это было притворством? Испытывала ли она хоть малейшие

угрызения совести оттого, что ей приходилось делать? И что он скажет ей,

когда она вернется? Она придет, ожидая, что все будет как прежде, не зная о

том, что все изменилось. Если он заведет об этом речь, то она наверняка

будет все отрицать. Возможно, она начнет оправдываться, но все это будет

ложью. А быть может...

Нет. Нет, все это было правдой. Потому что чем больше Вир думал об

этом, тем больше чувствовал, что в этом гораздо больше смысла, нежели в том,

что такая женщина могла потерять голову от такого, как он.

Вир абсолютно не представлял, что ему делать дальше. Он в отчаянии

чувствовал, что ему необходимо хоть с кем-нибудь об этом поговорить, но

никого не было. Все, кому он мог хоть немного доверять, были далеко.

В эту ночь он так и не смог заснуть, и это было неудивительно. На

следующее утро он автоматически оделся. Вышел в коридор, столкнулся с двумя

послами, которые учтиво спросили про Мэриел, глядя на него с улыбкой,

которую он ранее принимал за искреннюю. Но теперь он увидел в этом насмешку.

Он развернулся и пошел обратно в свою каюту.

Он уселся на кушетку, дрожа от ярости и негодования, а потом

разрыдался. Это было не по-мужски, это было неподобающе, но сейчас он был

наедине с собой и не беспокоился о таких вещах. Вир обхватил руками подушку

и рыдал, уткнувшись в нее, чувствуя, будто в эту подушку изливается его

душа. Выплескивая свое горе и одиночество, он совершенно обессилел. Только

он начинал думать, что он больше не может так продолжать, новый приступ

рыданий охватывал его, и он снова начинал плакать. Когда же, наконец, он

излил все свое горе и жалость к себе, то обнаружил, что день подошел к

концу.

У него осталось лишь холодная и жгучая жажда мести. Ему захотелось

отомстить тем темным силам, которые год за годом отравляли ему жизнь. Он был

не в силах предотвратить появление кораблей Теней над Примой Центавра. Он

видел, как Лондо постепенно скатывается во тьму, из которой не было пути

назад, и он был бессилен это остановить. И ему пришлось пережить свой

собственный ад, когда он обагрил свои руки кровью императора.

Вир снова подумал о Мэриел. При одной мысли о ней он приходил в

бешенство. Обычно он быстро успокаивался. Жизнь, как ему всегда казалось,

была слишком коротка, чтобы тратить ее на размышления о мести. Но теперь все

было иначе. Сейчас это было личное, рана была слишком глубока. Теперь кто-то

или что-то должны были поплатиться за то, что они сделали с ним. Возможно,

впервые в жизни Вир не думал о себе. Хотя он по-прежнему испытывал жалость к

себе, теперь это чувство преобразовалось в что-то иное. Он не был подавлен.

Наоборот, он совершенно не беспокоился о себе. Теперь у него появилось

отношение, которое, как он подозревал, будет служить ему многие месяцы, а

возможно, и годы. Он не стремился к смерти, но и не цеплялся за жизнь. Месть

затмила в нем инстинкт самосохранения.

Вир поднялся, обратив свое внимание на компьютерный терминал. Проверил

расписание и увидел, что утром следующего дня на Приму Центавра улетает

транспортник. Он сказал себе, что такое совпадение — явный признак того, что

он стоит на верном пути.

Вир улегся в постель, твердо уверенный в том, что никогда больше не

сможет заснуть. К его удивлению, он заснул немедленно.

На следующее утро он отправился прямо в доки, шагая, как слепой, не

глядя по сторонам, почти не узнавая тех, мимо кого он проходил, даже если те

с ним здоровались. Он купил билет в один конец до Примы Центавра, размышляя

о том, что может случиться и так, что он никогда больше не вернется на

"Вавилон 5". И пришел к выводу о том, что это ему совершенно безразлично.

Уезжая с "Вавилона 5" , Вир не заметил, что за ним следил Кейн. Он

также не заметил еще две одинаково одетые фигуры, стоявшие рядом с Кейном:

мужчину и женщину.

— Ты затеял опасную игру, — произнесла женщина, — И втянул в нее Вира.

Он даже не понимает, с чем имеет дело.

— Так же, как и мы, — ответил Кейн.

— Но у нас, по крайней мере, есть хоть слабое представление об этом. А

у него нет ничего, кроме той жалкой информации, которую ты ему дал.

— Это необходимо сделать.

— Мне это не по нраву, — решительно сказала женщина.

Мужчина, стоявший рядом с ней, усмехнулся.

— Тебе все не по нраву, Гвинн. Но Кейн, по крайней мере, начал

действовать.

— Может быть и так. Нам остается только уповать на лучшее, — ответила

женщина, которую звали Гвинн, — и надеяться на то, что мы не поджаримся на

том же самом огне, который раздуем.

Обычно время, проводимое в космическом полете, казалось Виру вечностью.

Он недолюбливал подобные путешествия и всегда сидел на крайнем сидении,

ожидая, что что-нибудь пойдет не так: или прогнутся переборки, или начнется

утечка воздуха, или сломаются двигатели, или произойдет еще какая-нибудь

катастрофа. Вир всегда беспокоился оттого, что их окружает безжалостный

вакуум, и что между ним и ужасной смертью стоит весьма тонкая оболочка

корабля. Но сейчас все было по-другому

Он был поглощен мыслями о том, чем он займется по прибытию на Приму

Центавра.

К сожалению, он на самом деле не знал, что ему делать дальше. Он не был

уверен в том, удастся ли ему подступиться к Лондо, сумеет ли он справиться с

дракхом, или удастся ли ему вообще хоть что-нибудь сделать. Эти, и многие

другие мысли вертелись в его голове.

Когда он прибыл в космопорт Примы Центавра, его никто не встретил, и

это было здорово. Он никому не сообщил о своем прибытии. Вир хотел, чтобы

его прибытие стало сюрпризом. И он действительно собирался сделать сюрприз.

Ему хотелось, чтобы его действия и передвижения были непредсказуемыми.

Со временем он понял, что мало кому может по-настоящему довериться.

Виру очень хотелось довериться Лондо, но вряд ли он был способен на столь

фамильярное отношение к императору.

Но он не мог верить начинающему техномагу. Его первая встреча с

техномагами, произошедшая на "Вавилоне 5" во время их великого исхода,

привела его к мысли о том, что все они просто обманщики. Ужасные иллюзии,

создаваемые ими, все эти чудовища, от которых у Вира стыла кровь в жилах, до

сих пор преследовали его в ночных кошмарах.

Общество техномагов имело свои собственные мотивы и цели. Нельзя было

исключать возможность того, что Кейн все это подстроил. Взять, к примеру,

дракха. То, что было показано Виру, было таким недолгим, таким

незначительным, что Виру было очень трудно представить, чего стоит ждать от

Кейна. Он мог все подделать, включая одежду, чтобы заставить Вира приехать

на Приму Центавра, по причинам, о которых можно было только гадать. Может

быть, все, что касалось Мэриел, тоже было ложью...

Нет. Нет. Виру определенно так не казалось. Чем дальше он отходил от

"Вавилона 5", от арены, которую они вместе делили, тем больше в этом

убеждался.

По прибытии во дворец Вир был встречен вежливым удивлением личной

охраны Лондо. Его проводили в приемную, где он сидел, ожидая своей очереди.

— Если бы нас известили о вашем прибытии, то вас бы приняли быстрее, —

объяснили Виру. Он лишь пожал плечами в ответ. Ему было все равно.

Пока он сидел там, он постоянно думал о Мэриел. Ее образ все время

стоял перед его мысленным взором, и он не мог от этого отделаться. Зато он

решил, как ему поступить. Он представил ее лицо, презрительно намыленное, и

начал мысленно стирать его: черточку за черточкой. Вырвал глаза, уничтожил

нос, зубы, язык — все, — пока на месте, которое так долго занимала эта

женщина, не осталась пустота.

И, когда она исчезла, — или, по крайней мере, когда он поверил в ее

исчезновение, — Вир кое-что окончательно осознал. Он понял, что этого больше

не повторится, он никогда больше не увидит жену Лондо Моллари.

Дверь в приемную распахнулась... Вир автоматически начал вставать. Он

уже поднялся наполовину, а потом замер в этой позе.

В дверях стоял вовсе не Лондо. Это была миниатюрная круглолицая

центаврианка, ее губы неодобрительно скривились, она глядела на него холодно

и строго.

— А вы похудели, Вир. У вас истощенный вид. Вам нужно что-нибудь

есть, — произнесла Тимов, дочь Алгула, жена Лондо Моллари.

В этом миг Вир всерьез задумался о том, не стоит ли ему отгрызть

онемевшие ноги по самые колени, лишь бы только удрать.

Слухи о раскопках начали постепенно распространяться.

Конечно, все это были лишь догадки. Все знали эти истории. Но никто не

воспринимал их всерьез, по-настоящему всерьез. Об этом спорили каждый вечер,

но в первые дни раскопок эти споры были похожи на смех детей, ночующих на

свежем воздухе.

Но прошло время, и появилось ощущение, что они к чему-то приближаются.

Никто не знал, что это было, но все чувствовали это. Это чувствовалось в

самом воздухе, и даже те, кто всегда отличались трезвым складом ума и

никогда раньше не верили в подобные вещи, начали думать, что это место было

проклятым.

Потом начались эти загадочные исчезновения рабочих. Когда пропал один,

никто ничего не заподозрил. Но в течение последующих месяцев исчезло еще

несколько рабочих. Первого просто вычеркнули из списков, решив, что он,

скорей всего, сбежал. Но у прочих рабочих явно не было никакого повода для

отъезда. Фактически, один из них, парень по имени Нол, как раз перед

исчезновением говорил о том, что эти раскопки — лучшее, что он когда-либо

раньше встречал. Они дали ему возможность удрать от жены, которую он больше

не мог выносить, от детей, которых он не понимал, и от жизни, от которой он

получал лишь раздражение. Поэтому его исчезновение вызвало всеобщее

недоумение и пересуды.

В общем, никто не знал, что происходит. Начались разговоры и короткие

обсуждения этих массовых исчезновений, но представители Министерства

Внутренней Безопасности, прослышав об этом, приказали прекратить подобные

речи среди рабочих. И все-таки, ради собственной безопасности, рабочие

начали передвигаться группами по трое и более, и никогда не ходили в

одиночку, стараясь избегать тех мест, которые располагались за пределами

раскопок.

Также они стали проводить больше времени в городе. Забавно, но раньше о

вряд ли можно было так его назвать. Но, из-за последующего увеличения

жителей это поселение выросло в небольшой промышленный городок. Время от

времени там появлялись странные путешественники, но большинство из них были

обычными местными голодранцами. По крайней мере, они были настолько

обычными, насколько можно было считать, учитывая вышеупомянутые настроения,

овладевшие всеми.

Тем временем, раскопки все сильнее приближались к тому, что было

спрятано и забыто тысячу лет назад...

Глава 19

За два года до того, как Вир столкнулся с Тимов, Лондо Моллари взглянул

на лицо своего камердинера Дансени, который торопливо ворвался в тронный

зал, и сразу же обо всем догадался.

— Она ведь здесь, не так ли? — вот все, что произнес Лондо.

Дансени просто кивнул. Он долгое время выполнял для Лондо самые

разнообразные поручения, но никогда не испытывал страха от того, что ему

поручал Лондо. Но теперь он выглядел совершенно сбитым с толку, чуть ли не

испуганным, и это дало Лондо понять, что прибыл маленький кошмар в лице

Тимов.

Лондо тяжело вздохнул. Он знал, что это когда-нибудь произойдет. Он

просто не знал, когда именно это случится.

В каком-то отношении это напоминало смерть. Хотя, нет: на самом деле он

имел ясное представление о том, на что это будет похоже и когда это

случится. Это навело его на мысль о том, что Тимов более непредсказуема и

гораздо страшнее, чем смерть. Возможно, ее бы заинтересовала эта мысль, —

подумал Лондо.

— Пусть войдет, — это было все, что мог сказать Лондо. Камердинер

удовлетворенно кивнул. Лондо легко мог понять причину. Видимо, последнее,

чего хотел бедный малый — это вернуться к Тимов и сообщить ей о том, что у

императора нет времени для того, чтобы ее принять.

Спустя мгновение внутрь ворвалась Тимов, с явным презрением оглядывая

тронный зал, как будто она пыталась выяснить, как лучше его отремонтировать.

Затем она уставилась на Лондо.

— Здесь просто ужасные гардины. Тебе нужно больше света.

— Я так и знал, — пробормотал Лондо.

— Что?

— "Что" — определенно, этот вопрос бежит впереди нас, Тимов. Например:

"Что ты здесь делаешь?"

— И это все, что я слышу от тебя, Лондо? Грубый допрос? Волны

враждебности? А ведь я все-таки твоя жена.

— Да. Ты моя жена. Но я, — произнес Лондо, встав с трона, — твой

император. И ты должна относиться ко мне с должным уважением, как подобает

приличной женщине в присутствии высшего представителя власти на Приме

Центавра.

— Ох, подумаешь, — презрительно ответила Тимов.

Но Лондо шагнул с трона и медленно приблизился к ней.

— Преклони колено, женщина. Если бы ты сказала такое при императоре

Картажье, он бы немедленно отрубил тебе голову. Ты должна опуститься на

колени в моем присутствии и открывать рот только тогда, когда я позволю тебе

говорить, и повиноваться моим приказам, иначе, клянусь Великим Создателем...

я выгоню тебя и немедленно казню, а твоя голова будет насажена на кол в

качестве предупреждения другим непослушным женам! Ты поняла меня?!

Но Тимов даже не шелохнулась. Ее лицо оказалось всего в нескольких

дюймах от его лица. Потом она вынула из рукава носовой платок и вытерла

правый уголок рта.

— Что ты делаешь? — спросил Лондо.

— Ты плюнул мне прямо сюда. Вот, еще осталось.

Лондо просто не мог в это поверить. Он чувствовал, что попал в какой-то

кошмарный сон.

— Ты что, совсем спятила? Ты разве не слышала то, что я тебе сказал?

— Да. Если ты хочешь приказать гвардейцам войти и вывести меня отсюда,

чтобы потом казнить, если ты хочешь сделать мою голову украшением твоего

дворца, то ты мало отличаешься от бешеного зверя. Я-то надеялась, что, став

женой императора, буду хоть немного защищена. Тебе пора задуматься на этот

счет. Вот, — она убрала платок, а потом спокойно вытянула перед собой

руки, — Ладно, я готова, — сказала она и вздернула подбородок, — Зови

гвардейцев. Прогони меня, ибо я была недостаточно послушной. Знаю, что ты

всегда мечтал об этом.

Некоторое время он пристально смотрел на нее, недоверчиво приоткрыв

рот. А потом, медленно качая головой, он вернулся к трону.

— Интересно узнать, — продолжала Тимов, как будто этот разговор

нуждался в продолжении, — какой вид казни ты предпочтешь? Ты отрубишь мне

голову, или меня убьют каким-нибудь другим образом, и лишь потом обезглавят?

Мне нужно знать, что надеть на казнь. Например, при отсечении головы

обязательно прольется уйма крови, поэтому, скорей всего, мне стоит надеть

что-нибудь цвета артериальной крови, чтобы получше это скрыть. Но если казнь

будет менее кровавой, например, отравление, тогда я, пожалуй, надену одно из

моих голубых платьев, возможно, с большим вырезом. Знаю, это выглядит весьма

дерзко по сравнению с моими обычными нарядами, но, так как это будет мое

последнее появление на публике, почему бы и нет? Конечно, то платье из

золотой парчи могло бы...

— О, заткнись же, — вздохнул Лондо.

Она действительно на мгновение замолчала, а потом произнесла необычайно

заботливо:

— Кажется, ты устал, Лондо? Может, мне самой вызвать гвардейцев?

— Великий Создатель... Не могу в это поверить. Это невероятно.

Она скрестила руки.

— Что невероятно?

— То, что я действительно скучал по тебе, — чуть недоверчиво произнес

он.

— Да. Я знаю это.

— Никогда бы не подумал, что дойду до этого.

— Хочешь знать, почему ты скучал по мне? — спросила она.

— Ты можешь помолчать?

Тимов медленно обошла вокруг трона, не обращая внимания на его слова, а

потом холодно произнесла:

— Потому что те, кто тебя окружает, преданы тебе, как императору. Но ты

не всегда был императором. Ты привык быть просто Лондо Моллари. Это твое

истинное лицо, и я уверена, что тебе в некоторой степени хочется вернуться к

прежним дням. Вот почему ты так одинок...

Он бросил на нее косой взгляд.

— Кто сказал тебе, что я одинок?

— Никто, — ответила она, пожав плечами, — Я просто догадалась, что...

— Не-е-ет, — он покачал пальцем, глядя на нее, — Теперь все ясно. Тебе

об этом сказала Сенна, ведь так?

— Сенна, — Тимов старательно нахмурилась, — Не могу припомнить

кого-либо с таким именем...

— Не пытайся меня обмануть, Тимов. Меня столько раз обманывали, что я

могу заметить ложь даже в том случае, если на мне будут упражняться самые

искусные лжецы на свете. Но ты же не самая искусная лгунья, потому что

имеешь дурную привычку всегда говорить то, что у тебя на уме. Полагаю, что

если бы ты попыталась солгать, у тебя бы свело судорогой челюсти.

— Буду считать это комплиментом, — вздохнула она, — Да, со мной

говорила Сенна.

— Я так и знал.

— Она беспокоится о тебе, Лондо. Одному небу известно, как мало на

свете таких людей. Она беспокоится о тебе только потому, что тебя могут

использовать ради своих корыстных целей.

— Как ты об этом догадалась?

— Просто я знаю тебя, твой образ мыслей, Лондо. Я знаю, что твое

положение притягивает к тебе определенный тип людей, которые играют в

определенные игры.

— А во что играешь ты, Тимов? — спросил он, ткнув в нее пальцем, —

Разве я могу поверить в то, что ты пришла сюда лишь потому, что искренне

беспокоилась за меня? Я верю в это так же, как и в то, что ты впервые

услышала о Сенне.

— Мне плевать на то, что ты думаешь обо мне, Лондо. Я устала оттого,

что ты держишь меня на расстоянии вытянутой руки. У меня, как у жены

императора, есть определенный статус, власть, деньги. Ты не пытался

связаться со мной и привести меня сюда, даже не предлагаешь мне

присоединиться к твоему окружению, как положено.

— Тебе же это не нужно.

— Верно. Титулы и земли рода Моллари, меня вполне устраивают, да и

положение у меня гораздо более высокое, нежели у бедняжки Даггер или у

Мэриел...

— "Бедняжки Даггер или у Мэриел?" — он засопел, — ты хочешь сказать

мне, что на самом деле испытываешь к ним подобие жалости?

— Нет, я не стану шокировать тебя подобными заявлениями. Но они

оказались в ужасном положении, насколько мне известно...

— И ты ничего не предприняла для того, чтобы изменить их положение,

используя собственные средства?

— Конечно же, нет, — фыркнула Тимов, — Я просто поступаю с ними так,

как они бы поступили со мной.

— Ты, как всегда, сводишь личные счеты, Тимов.

— Знаю, тебе это покажется забавным, но истина заключается в том, что

ты всегда знал, что можешь на меня рассчитывать. Держу пари, что даже

теперь, когда ты окружен всеми этими подпевалами... и прочими подонками, ты

нуждаешься в том, кто был бы честен по отношению к тебе, кто говорил бы тебе

то, что у нее на уме...

— Что "у нее" на уме, — грустно повторил Лондо.

— ... и никогда бы тебя не предавал. Ты сам говорил об этом, Лондо.

Рядом со мной ты всегда знаешь, кто ты есть на самом деле.

— Но мое нынешнее положение совершенно иное, Тимов. Теперь я император.

Ставки поднялись.

— Но не для меня. Для Дурлы, Лиона и прочих твоих придворных будет

большой дерзостью, если они попробуют отговорить тебя от чего-либо, ибо это

сочтут за попытку захвата власти. Но, какой бы я ни обладала властью, все

будет зависеть только от тебя. Если ты исчезнешь, исчезну и я. Поэтому я

стою выше всяких ставок.

— Так тебя интересуют не только деньги. Что же еще?

Тимов медленно подошла к окну и посмотрела на Приму Центавра. Лондо

заметил, что она провела рукой в белой перчатке по стеклу, а потом

посмотрела на свои пальцы. Видимо, ей не понравилось увиденное, потому что

она неодобрительно покачала головой. Лондо подумал о том, что надо будет

поговорить с прислугой, ответственной за уборку.

— Если бы меня беспокоили деньги, Лондо, — сказала она после некоторого

раздумья, — то я бы не согласилась на переливание крови для того, чтобы

спасти твою жизнь там, на "Вавилоне 5", когда ты лежал в коме. Все, что мне

нужно было сделать, чтобы дать тебе умереть — это просто не вмешиваться, как

и поступили две остальные жены, — предоставив тебя вечности.

— Я думал, что ты никогда мне об этом не скажешь.

— Нет. Но я почувствовала, что... — она внезапно остановилась и

повернулась к нему лицом, — Подожди. Как ты... узнал? Ты знал?

— Ну, конечно же, я об этом знал. Ты что, думаешь, я полный идиот?

— Но... но как?

— Один из врачей Франклина проболтался, что мне сделали переливание

крови. Я знал, что у меня редкая группа крови, и я также знал, что у тебя

была такая же группа, потому что мы проходили медицинское обследование.

Поэтому я спросил у врача, не ты ли, случайно, была моим донором. И он

подтвердил, что ты, но попросил меня сохранить это в тайне.

— Так вот почему ты решил оставить меня своей женой, — она уселась на

небольшой диванчик, стоявший около окна, в изумлении покачивая головой.

— Он просил, чтобы я сохранил это в тайне, потому что не хотел, чтобы

Франклин узнал о том, что он... как там говорят земляне? Что он метал

горох... Но зачем ты сказала мне об этом сейчас, спустя столько лет?

— Потому что, — сказала она, чуть взволнованная оттого, что ее тайна

была раскрыта, — я хочу, чтобы ты знал, что мне можно доверять.

— Если ты имеешь в виду, что я могу быть уверен в том, что ты не

предашь меня... ну, конечно же, я в этом не уверен. Просто, — быстро добавил

он, увидев, что она была несколько подавлена его словами, — я никому не могу

доверять. Это просто печальная констатация факта.

— Я останусь здесь на некоторое время, Лондо, — произнесла Тимов, —

Буду тратить свои дни и ночи, торча здесь. Вообще-то, для этого вполне

подходила Сенна.

— И ты считаешь, что можешь ее заменить? — спросил Лондо.

Тимов поджала губы в своей обычной манере, что удавалось ей

великолепно.

— Если ты действительно так одинок, как кажется Сенне... то ты снова

позовешь меня. Что же до меня, то я вправе воспользоваться теми

привилегиями, которые положены твоей жене.

— Конечно, если я не разведусь с тобой, — спокойно произнес Лондо.

Она пристально смотрела на него.

— А ты намерен это сделать?

— Не знаю. Я просто обдумываю все варианты.

— Хорошо. Можешь разводиться, — чопорно ответила она, — И все же, будь

добр, попроси кого-нибудь перенести мои вещи в мою комнату. Уверена, что

где-нибудь в этом разукрашенном мавзолее ты сможешь отыскать для меня

какую-нибудь каморку. Полагаю, что так будет гораздо лучше, нежели делить с

тобой ложе, — и она пожала плечами, — Я до сих пор помню, что за ужас ты

устроил с Даггер и Мэриел. Сущее бесстыдство.

— О, да, — с ностальгией произнес он, — Как ты тогда это обозвала? А,

"мое сексуальное состязание".

Она поцокала языком.

— Это же нелепо, Тимов, и ты это знаешь. Чтобы я позволил тебе жить

здесь, слоняться по всему дворцу, высказывая свое неодобрение ко мне? Чтобы

ты унижала меня перед...

— Разве я об этом говорила, Лондо? Будь так любезен, не вкладывай в мои

уста те слова, которых я не произносила, и не приписывай мне те поступки,

которые я не собиралась делать. Я бы никогда не стала унижать тебя в

присутствии твоих подчиненных, или, скажем, бросать вызов твоему могуществу.

Он уставился на нее, чувствуя себя так, будто его огрели обухом по

голове.

— Ты это серьезно?

— Конечно же, я это серьезно. Уважение к личности — это одно. Но

уважение к власти — это совсем иное. Личное есть личное, а общественное есть

общественное, Лондо. Для меня нет ничего более подлого и лицемерного, чем

пользоваться привилегиями жены императора, одновременно унижая этого самого

императора на глазах у его подчиненных. Я пришла сюда для того, чтобы помочь

тебе править, Лондо. Править мудро и справедливо. Но ты не можешь править,

если тебя не уважают твои подчиненные, а женщина, которая унижает своего

правящего мужа в присутствии других, одновременно унижает всю Приму

Центавра. Ибо, пока ты являешься императором, ты являешься воплощением Примы

Центавра, и да помогут нам небеса.

— Ясно.

Он долго молчал, а потом протянул руку и нажал на маленькую кнопку

около трона. Раздался звонок, на который тут же вошел Дансени. Камердинер с

явной опаской посмотрел на Тимов.

— Будь добр, немедленно проводи мою жену в ее покои, и доставь туда ее

вещи.

— Будет сделано, Ваше Величество, — ответил камердинер, послушно

кивнув. Затем он запнулся и спросил: — Куда именно ее проводить, Ваше

Величество?

— Куда моя жена пожелает, — ответил Лондо.

— Благодарю вас, Лондо, — произнесла Тимов, — Пойду, приму ванну, чтобы

смыть дорожную пыль.

А потом, к величайшему изумлению Лондо, Тимов сделала реверанс и,

склонив голову, преклонила колено с такой элегантностью, будто проделывала

это всю свою жизнь. Сделав это, она вытянула руку, и он на мгновение сжал ее

в своей ладони.

Удивленный Лондо шагнул с трона, держа ее за руку, а потом нежно

поцеловал ее пальцы.

Тимов подняла на него глаза, и в них промелькнула веселая искорка.

— Если мы будем все делать правильно, Лондо, — тихо произнесла она, —

то мы даже получим от всего этого некоторое удовольствие.

С этими словами она встала, повернулась и вышла из тронного зала.

Он сидел некоторое время в молчании, а потом тихо начал считать вслух:

— Три... два... один...

— Почему вы считаете? — услышал он голос Шив'калы.

— Да так, просто развлекаюсь, — ответил Лондо, даже не повернувшись к

нему, — Ведь вы позволите мне такие незначительные слабости, надеюсь? У меня

бывает так мало подобных дней.

— Эта женщина.

— Что? — спросил Лондо.

— Мы... не знаем, чего от нее можно ожидать.

— Женщинам это свойственно.

— Из-за нее... могут возникнуть проблемы. Ей лучше уехать.

— Почему? — потребовал Лондо. — По какой причине?

— Вы — император. Вам не требуется особых причин для того, чтобы это

сделать.

И тут Лондо встал и подошел прямо к темному углу комнаты, откуда всегда

появлялся Шив'кала, будто выскакивая из другого измерения.

— Даже император не может делать что-либо, не имея на это достаточно

веских причин, — произнес Лондо, — Те императоры, которые так себя вели,

теряли популярность. Они также теряли жизнь или, по крайней мере, теряли

кое-какие части своего тела, к которым я слишком привык. Нет уж, спасибочки.

Я в состоянии контролировать Тимов.

— Мы с этим не согласны, — на мгновение Шив'кала замолчал, а потом

показался из тени. На его лице, как всегда, играла презрительная усмешка.

— Вам ведь нравится эта женщина. Невзирая на ваше хвастовство и на ее

резкость... вы все еще ее любите.

— Вряд ли это можно так назвать.

— Тогда что это?

— Вы, — сказал Лондо, указав на дракха пальцем, — даже представить себе

не можете, что это такое. Эта женщина вместе с другими моими женами все

время ныла и требовала, чтобы я добивался подобающего положения в обществе.

Они хотели, чтобы я добился власти, для того, чтобы у них были все

привилегии и удобства. Они никогда не прекращали требовать. А Тимов твердила

громче всех, что я никогда ничего не добьюсь. А когда мне предложили место

на "Вавилоне 5", я знал, что это была шутка. Но я все равно согласился, лишь

бы убраться от них подальше. А теперь я достиг самого высокого положения, о

котором только может мечтать центаврианин. И мне это нравится: я буду рад,

если она будет рядом со мной, что она собственными глазами увидит, что я,

ничтожество, смог этого добиться. Что теперь я — гордость и живая история

императорской линии Примы Центавра, что я...

— Наш слуга.

Это были жесткие, но верные слова, и Лондо ничего не ответил.

— Пусть останется, раз это так вас радует, — спокойно сказал

Шив'кала, — Но не подпускайте ее к себе слишком близко.

— Этого не случится, — заверил его Лондо, — Она не испытывает особого

восторга от близости со мной. Сейчас ей нужны власть и престиж, но я знаю

ее. Скоро ей это надоест. И она устанет видеть тех, кто будет клясться мне в

верности и уважении. Она обнаружит, что не может больше сдерживать свой

едкий язычок, это для нее слишком тяжело. Она выйдет из себя, и тогда я

избавлюсь от лишних проблем.

— Вот и хорошо. Но помните, Лондо... если это будет не так... то

последствия падут на вашу голову, — с этими словами Шив'кала исчез во тьме.

— Последствия падут на мою голову, — повторил Лондо, передразнивая

дракха, — Как будто этого уже не случилось!

— Вы похудели, Вир. У вас истощенный вид. Вам нужно хоть что-нибудь

есть, — произнесла Тимов, дочь Алгула, жена Лондо Моллари.

Вир немедленно вскочил на ноги, вцепившись в живот.

— Я... на самом деле слышал много комплиментов по этому поводу.

— Ну, дайте-ка мне на вас взглянуть, — сказала Тимов. Она подошла к

нему, схватила его за плечи и повертела в разные стороны, как будто

оценивала кусок мяса. Он попытался что-либо сказать, но она шикнула на него,

не прерывая осмотра. Наконец, она развернула его к себе лицом и грубовато

сказала:

— Полагаю, что так будет лучше для вашего здоровья... хотя... теперь вы

стали не таким необъятным, как раньше.

— Я не... Что?

И Вир был совершенно ошеломлен, когда Тимов крепко обняла его.

— Рада видеть тебя, Вир, — сказала она. Потом отошла назад и весело

посмотрела на него.

— Бедный, ужасно неловкий и терпеливый парень. Когда я впервые увидела

тебя, то никогда бы не подумала, что ты сможешь все это выдержать. Но ты

теперь посол на "Вавилоне 5", — она внимательно рассматривала его лицо, — Ты

стал таким бледным. И морщин прибавилось. А твои глаза... — она взяла его за

подбородок и сурово заглянула ему прямо в глаза, — Эти глаза видели ужасные

вещи. Не так ли? Вещи, к которым ты приблизился слишком близко, и на которые

ты бы охотно закрыл бы глаза.

— Ну... да... но, если бы я так поступил, то все время бы на все

натыкался.

Она засмеялась, а потом жестом пригласила его сесть. Он так и сделал, а

она уселась рядом.

— Не сочтите за дерзость, леди Тим... императрица Тимов...

— Просто Тимов. Ведь мы же давно знакомы.

— Да? А мне казалось... ну, да, конечно, — Вир почувствовал, что все

вокруг него завертелось. Ему потребовалось некоторое время для того, чтобы

вновь обрести почву под ногами. — Тимов... а что вы здесь делаете? И как

долго вы здесь находитесь?

— Почти два года, — ответила Тимов, — Сомневаюсь, что Лондо знает о

том, что я до сих пор здесь. На самом деле, я и сама не ожидала от себя

такого. Но это только... начало.

— Начало... чего? Вы и он... — Вир не знал, как ему закончить

предложение.

— Секрет нашего успешного брака в раздельном существовании, — сказала

Тимов, — Я бы не сказала, что мы часто виделись. Но, когда это случалось,

эти встречи доставляли нам обоим... удовольствие. Нам пришлось через многое

пройти за последнее время, Вир. Особенно ему. И это изменило его. Что-то в

нем... исчезло. Думаю, что он сейчас пытается восстановить былое равновесие.

— И вас это беспокоит?

— Немножко, — призналась она, — Есть очень много дел, требующих...

И тут дверь распахнулась. Быстро вышел Дурла... и замер на месте,

увидев Тимов и Вира. Он выдавил на лице улыбочку, но было ясно, что это

далось ему с трудом.

— Посол Вир, — произнес он с приветливостью врача, — Слышал, что вы

вернулись. Вам надо было предупредить нас о вашем прибытии. Ваше

Высочество... — и он поклонился Тимов, — Я могу заняться нуждами посла.

Уверен, что у вас есть другие, более важные дела, которые...

— Что может быть важнее, чем общение со старым другом? — усмехнувшись,

ответила она, — Нет, в этом нет необходимости. Конечно, для нас большая

честь, что наш министр соизволил придти сюда, — сказала она, повернувшись к

Виру, — лишь для того, чтобы избавить меня от лишних хлопот. Или это не так,

министр?

— Со всем уважением, Ваше Высочество, я не думал, что вы так в этом

заинтересованы.

— Уверена, что так, — твердо сказала Тимов тем самым голосом, который

повергал Вира в трепет. — Раз уж вы не понимаете, придется разъяснить: я и

Вир сейчас заняты. Ведь вам не хочется мешать нам?

— Конечно же, нет, — ответил Дурла, низко поклонившись, а потом

отступил назад.

Встревоженная Тимов повернулась к Виру и сказала:

— Этот тип в каждой бочке затычка. Он ужасно меня раздражает. Не могу

понять, почему Лондо держит его здесь, но он меня несколько пугает. Окружил

себя приспешниками, посадил их на все важные посты, а они более преданы ему,

нежели Лондо. Думаю, что надо что-то делать. Надо выгнать из дворца его

прихвостней, да и его самого тоже. На данный момент это моя главная забота.

Ну, он и Лондо...

— Он и меня беспокоит.

— Ты-то зачем сюда пришел? — спросила она.

Что-то подсказало Виру, что надо быть крайне осторожным. Он не знал

почему, но почувствовал, что не стоит говорить Тимов о Кейне. Скорей всего,

она решила бы, что его используют, что его дурачат эти техномаги, пусть и

начинающие.

— До меня дошли кое-какие слухи, — осторожно произнес он.

— О чем? — она наклонилась к нему, и стало ясно, что ее совершенно не

устраивают туманные намеки.

Но, так как он совершенно не умел притворяться, Вир знал, что если он

попытается солгать, то может все испортить. Поэтому он постарался припомнить

часть разговора с Кейном и произнес:

— КО643.

Она удивленно посмотрела на него.

— Что это такое?

— Это... связано с раскопками, — ответил он.

— Раскопками? — Тимов еще более смутилась.

Неудивительно. Вир и сам был этим ошеломлен.

— Да я просто услышал... в общем... что там происходит что-то странное.

Надеюсь, что Лондо об этом знает...

— Давай-ка сперва посмотрим, сумею ли я что-нибудь об этом разузнать, —

задумчиво произнесла Тимов, — Пойду, проверю, знает ли Лондо о твоем

прибытии. Может быть, ему захочется встретиться с тобой сегодня вечером. А я

пока сделаю запрос об этой... КО643, ведь так ты сказал?

Он кивнул.

Она встала и сказала:

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

— Благодарю вас. И... если вы позволите мне это сказать, Тимов... мне

действительно приятно убедиться в том, что я ошибался. Особенно после того,

через что мне пришлось недавно пройти...

— Пройти? — она с любопытством посмотрела на него. — А через что тебе

пришлось пройти?

— Ох, ну... не стоит этим вас беспокоить. Это мои проблемы... ну... и

ничьи больше...

— Вир, — нетерпеливо сказала она, — просто скажи мне, что ты имел в

виду.

— Ну... просто, когда я увидел вас, то я... мне так стыдно об этом

говорить...

— Тебя это не должно беспокоить, Вир. Просто скажи то, что думаешь.

— Ладно. Я увидел вас и подумал: "О, Великий Создатель, только не еще

одна жена Лондо! Только не это, особенно после моего общения с Мэриел". Но

теперь я понял, что совершенно...

Она схватила его за руку и усадила так резко, что диван под ним

подскочил. Она села напротив него и очень медленно произнесла:

— Что еще... за "общение"... с Мэриел?

Он все ей рассказал и, пока он это говорил, Тимов постепенно бледнела.

Он опустил лишь разговор Мэриел с невидимым "советником". Но ясно показал,

что сильно раздражен всем этим. Когда он закончил свой рассказ, она

прошептала:

— Тебе невероятно повезло...

— Повезло? — он не был уверен в том, что не ослышался, — Тимов, со всем

моим уважением к вам, но как все это можно назвать "везением"?

— Тебе повезло, — ответила она, — что ты до сих пор жив.

Оставалось всего несколько дней до того, как будет открыто то, что было

спрятано тысячу лет назад.

Список потерь все увеличивался.

А во тьме, выжидая, стояли дракхи. Они, собравшись, переговаривались

между собой. Насколько большими будут потери? Сколько еще рабочих нужно

принести в жертву тому, что было спрятано так давно, тому, что было забыто

всеми теми, кто был ему предан?

Ответ был получен: пятьдесят процентов. Возможно, шестьдесят процентов

рабочих погибнут во время первого выброса энергии. Конечно же, Тени могли

активировать это устройство совсем без потерь. Но дракхи добивались этого

методом проб и ошибок. И им не хотелось терять кого-то из своих

соплеменников. Поэтому, естественно, они использовали своих пешек. Судьба

пешек мало их волновала.

Все это происходило на Тайной Базе, которая, скорей всего, находилась

именно на КО643. Тайная база, которую дракхи называли Кса'Дам. Кса'Дам,

место, которое снова может вернуть им могущество Теней. И, если они все

сделают верно, возможно... Тени смогут заметить величие их поступка и

вернутся. Вернутся, чтобы вознаградить дракхов и возвысить их среди всех

живущих в галактике, или, по крайней мере, среди тех, кто останется в живых.

Сообщество Дракхов постепенно теряло терпение. Быть так близко... так

близко... и по-прежнему сохранять осторожность. Это сводило с ума.

Но они держали себя в руках, ожидая своего часа, ибо время было на их

стороне. Но у остальной части галактики времени почти не осталось...

Глава 20

В офис Дурлы, как обычно, размахивая руками, вошел Куто. Дурла

уставился на него, размышляя о том, можно ли найти еще кого-либо более

толстого, чем он. В любом случае, размеры Куто были столь внушительными, что

ему с трудом удавалось поместиться в кресле, а потом — выбраться из него.

Но, все-таки, Куто был очень заботлив, что делало его очень приятным в

общении, а также обладал очень внушительной осанкой, хорошо знакомой

каждому, кто знал министра информации.

— Минуточку, министр, — выпалил он, обращаясь к Дурле, и уселся в

кресло, прежде чем тот успел предложить ему придти чуть позже. Кресло

жалобно скрипнуло под его весом, но Дурла надеялся, что оно выдержит.

— Поверьте мне, это не займет много времени.

— В чем дело, Куто? — спросил Дурла, оторвавшись от работы.

— В общем... поступила интересная информация о КО643. С некоторых пор я

стал наблюдать за тем, что там творится. Многие спрашивают о том, что там

происходит, я рассматриваю их запросы, особенно когда необходимо узнать

общественное мнение. А если эти вопросы исходят со столь высоких постов...

Дурла поднял руки, надеясь, что Куто это заметит. Министр информации

часто бывал излишне многословен.

— Вы не могли бы выражаться конкретнее, Куто. Что еще за запросы? Какие

такие высокие посты? И при чем тут общественное мнение? КО643 — это всего

лишь один из многих проектов, которыми занимается наше министерство. Не

понимаю, как это может беспокоить общественность.

— Ну, я тоже так думал, министр, — произнес Куто, почесывая свой

двойной подбородок, — Но в какой-то степени этот интерес можно объяснить.

Во-первых... мы получаем запросы от семей тех рабочих, которые... которые

пропали без вести.

— Если эти рабочие устали или соскучились, или просто дезертировали, то

нам трудно нести ответственность за их исчезновения, — нетерпеливо произнес

Дурла. — Определенный уровень потерь был неизбежен.

— Потери — это одно, министр. Но исчезновения?

— Если кто-то решил, что может начать новую жизнь где-то в другом

месте, то мы не можем его удерживать. Что-нибудь еще?

— Боюсь, что да. Понимаете, жена императора тоже интересовалась...

— Тимов? — Дурла испустил долгий раздраженный вздох, — Но почему?

— Не могу сказать. Но она послала запрос и получила некоторую

информацию...

— Зачем вы позволили ей это узнать?! — потребовал Дурла.

— Потому что она не искала какой-то конкретной информации, — резонно

ответил Куто, — А что, мне надо было держать все в тайне?

— Нет. Вряд ли, — Дурла откинулся в кресле, потирая переносицу. Он

вдруг почувствовал страшную усталость.

Думая об этом проекте, он неожиданно вспомнил о Мэриел. Все-таки она

приходила к нему во снах и подталкивала его. Ответ крылся там, он был в этом

совершенно уверен.

Но он благоразумно держался на расстоянии от Мэриел, действия которой

координировались из кабинета советника Лиона. Он подозревал, что Лион начал

догадываться о его чувствах к Мэриел, и что он мог неверно их истолковать.

Дурла не хотел, чтобы это было принято за его слабость.

— Хотя...

— Куто, — сказал Дурла, наклонившись вперед, как будто он хотел

сообщить ему какую-то великую тайну, — Меня несколько... беспокоят некоторые

личности. Многие из них занимают важные посты... в некоторых проектах. Раз

вы здесь, то я подумал, что, возможно, могу доверить вам их имена для того,

чтобы вы проверили, насколько они лояльны. Но... было бы лучше, если бы вы

обстряпали все так, чтобы никто не заподозрил, что этот запрос исходил от

меня. Было бы предпочтительнее, чтобы вы ничего об этом не говорили

советнику Лиону.

— Советнику Лиону? — Куто приподнял бровь, — А что, у вас есть причины

сомневаться...

— Нет. Нет. Но... просто мне так хочется. Могу ли я доверить вам это

дело?

— Конечно.

Дурла произнес около полудюжины имен, большую часть которых он взял из

головы наугад, но среди них он упомянул имя Мэриел. Куто никак на это не

отреагировал.

— А если я что-либо обнаружу, дать вам знать?

— В таком случае предоставь мне результаты.

Куто кивнул.

— А что насчет Тимов?

— Она начинает меня утомлять, — признал Дурла, — но, все-таки, до тех

пор, пока император не прогонит ее, мы должны с уважением относиться к его

решениям, ведь так? Или не так?

— А если он изменит свое решение?

— Вот тогда, — спокойно ответил Дурла, — мы ею и займемся.

* * *

Куто с улыбкой кивнул, выходя из кабинета Дурлы... и пошел прямо к

Кастигу Лиону, чтобы сообщить ему о том, что тот, конечно же, был прав.

Дурлу очень интересует леди Мэриел.

Все завертелось, связанное между собой. И, за каждым игроком, подобно

призраку, с улыбкой на устах стоял во тьме Шив'кала. Он следил за их

интригами, уверенный в том, что дракхи только выиграют от всего этого...

Глава 21

Вир очнулся от пульсирующей боли в голове, но, когда он попытался

дотронуться до нее, то обнаружил, что его руки прикованы цепью к стене

камеры.

Он подергал свои оковы и обнаружил, что совершенно не в силах

освободиться от них. Когда он осознал реальность происходящего, то принялся

дергать цепи с возрастающей яростью, но лишь произвел громкий звон. По мере

возрастания его паники он все сильнее дергал цепи, но безрезультатно.

Тогда он стал кричать, но это было еще более грубой ошибкой, ибо от

этого у него еще сильнее заболела голова. Это навело его на мысль о том, что

у него ужасное похмелье.

В свою очередь, это заставило его вспомнить прошлую ночь, которая была

одной из самых веселых и праздничных ночей. Он с трудом припомнил, что

что-то тогда пошло не так...

За четырнадцать часов до этого Вир кружил по своей комнате, размышляя,

когда же Лондо соизволит встретиться с ним. Конечно, он думал не только об

этом. Он также задумался о том, не было ли его прибытие на Приму Центавра с

его стороны большой ошибкой.

Затем он снова вспомнил о причинах, которые привели его сюда. Слова о

великой тьме, опустившейся на Приму Центавра, о какой-то странной расе,

которая контролировала Лондо. Но больше всего он вспоминал о том, какое

унижение ему пришлось вынести от Мэриел. Все эти мысли укрепили его

решимость и настроили на предстоящие действия.

В дверь его комнаты позвонили, и он поспешно открыл ее. Там стояла

Тимов, и на ее лице отчетливо читалось беспокойство.

— Мне удалось кое-что разузнать о КО643, — без обиняков сказала она, —

Это планета.

В нескольких словах она рассказала все, что ей удалось выяснить об этом

мире. Что эти археологические раскопки были начаты по инициативе министра

Дурлы. Ходили слухи о том, что это место — проклятое, или, по крайней мере,

там творится что-то непонятное. Например, там пропадают люди.

— Я подумала, не может ли это быть чем-то вроде прикрытия, —

подозрительно сказала Тимов.

— Но что они скрывают? Есть какие-нибудь конкретные доказательства

того, что там творится неладное?

— Нет, но я...

— Ага! — раздался знакомый громкий голос, — Так, так, так! Это еще что

такое, а? Мой бывший помощник тратит время на болтовню с женой императора,

а?

Вир был поражен, увидев, как изменился Лондо. Ему показалось, будто

перед ним стоит прежний Лондо. Добродушный, веселый, радующийся жизни и

возможности пообщаться с другими. Он не просто вошел в комнату, он буквально

в нее ввалился и, сделав несколько широких шагов, оказался рядом с Виром. Он

обнял его, как старого друга, а потом обнял Тимов, отчего Вир удивился еще

больше.

Все это заставило Вира усомниться в словах Кейна. Лондо не мог быть под

контролем этих ужасных тварей, его жизнь не могла быть отдана в лапы этих

существ, прячущихся во тьме. Нет, этого не может быть. Лондо не смог бы

скрыть это от Вира, он был в этом уверен.

Но...

Лондо было известно о готовящемся покушении на Шеридана. Откуда-то он

об этом узнал, да и то, как он вел себя во время их последних встреч,

наводило на мысль о том, что он находится под наблюдением. Возможно, тогда

это так и было, но теперь он находится не под таким строгим наблюдением? Или

он просто настолько к этому привык, что ведет себя так, будто ничего такого

не происходит?

Вир решил, что нельзя расслабляться. Но все-таки обнял Лондо.

— Ты уже должен был находиться в моей личной гостиной, — заявил

Лондо, — Нам надо вспомнить старые добрые времена... будем веселиться, как

раньше... ведь мы будем веселиться, да? Мы отметим твое возвращение на

родину, Вир, неважно, зачем ты сюда прилетел... А, кстати, зачем ты сюда

прилетел, а?

— Просто мне стало так одиноко, Лондо, — быстро ответил Вир, —

Захотелось снова почувствовать землю Примы Центавра под ногами, подышать

прекрасным воздухом родины вместо искусственного воздуха "Вавилона 5". Ты

должен меня понять.

— О-о-о, мне это хорошо знакомо. Очень хорошо знакомо. А ты, Тимов, ты

сегодня великолепно выглядишь, — и он нежно поцеловал ее пальчики, — Ты ведь

покажешь Виру дорогу к нашей гостиной и присоединишься к нам, да? Мы

проведем вечер там. Это напоминает мне прежние времена, когда мы все были

втроем.

— Да мы и раньше особенно не пересекались, — заметил Вир, — если не

считать того момента, когда вы вошли в комнату, где я пытался удержать Тимов

и Даггер от того, чтобы они не убили друг друга.

— А, но ведь Даггер сегодня с нами не будет, так что можешь быть

спокоен: этот вечер пройдет вполне мило, Вир. Тимов, я могу доверить тебе

Вира, дабы он не заблудился в этом доме?

— Ты можешь на меня положиться, Лондо.

— Знаешь, Тимов, мне кажется, что в эти дни что-то должно произойти...

Ну, что ж! — и он хлопнул в ладоши, а потом потер руки, — У меня кое-что

припасено для того, чтобы быть в этот вечер в хорошем настроении. Жду вас...

скажем... через час?

— Отлично! — бодро ответил Вир. Впервые он искренне радовался

предстоящему вечеру в обществе Лондо.

— Вот и хорошо! — Лондо заложил руки за спину и вышел из комнаты.

— Надо же! Он так оживлен, — заметил Вир.

— Он был таким тогда, когда мы поженились, — сказала Тимов, — И,

знаешь, Вир, меня удивляет тот факт, что в те дни меня ужасно раздражали его

открытость и пылкость. Более того... они мешали. Но теперь я смотрю на него

и понимаю... что он может быть весьма милым.

— А я всегда считал его таким, — вежливо ответил Вир. Конечно, столь

явных перемен в поведении Лондо было вполне достаточно для того, чтобы ему

захотелось остаться на Приме Центавра. Но слова Кейна не шли у него из

головы, и он на всякий случай захватил с собой несколько бутылок с вином...

Когда он присоединился к Лондо за ужином, Тимов уже была там, и,

очнувшись от задумчивости, Лондо явно обрадовался вину, которое принес Вир.

До этого он был совершенно поглощен вечерним весельем.

Вира несколько удивила растущая симпатия между Тимов и Лондо. Он не мог

в это поверить. Когда он увидел эту парочку на "Вавилоне 5", между ними не

было ничего, кроме неприязни. Казалось, между ними нет ничего общего. Но

теперь они весело смеялись, явно получая удовольствие от общения.

По мере того, как Лондо напивался, он становился все менее похожим на

пьяного. Он был таким раскованным, таким насмешливым. Он так громко смеялся,

что в комнату заглянули гвардейцы, дабы убедиться, что все в порядке.

— Вир, где же ты все это время пропадал? — кричал Лондо, хлопнув Вира

по спине, а потом откинулся в кресле, — Я уже и забыл, какой из тебя

собутыльник!

— Возможно, это из-за того, что я на самом деле мало пью, — ответил

Вир.

Его слова вызвали у Лондо бурную радость, отчего он пролил свое вино.

Решив, что бокал уже пуст, он сделал глоток прямо из бутылки. Тимов пила

мало, но все равно, это было заметно. Вир был поражен, увидев, что эта

женщина начала хихикать, что более подобало молодой девушке, нежели строгой

и суровой даме, какой она обычно была.

— За Приму Центавра! — провозгласил Лондо, поднимая бокал, который все

еще был полон. Он сделал один глоток из бутылки, а потом бросил бокал в

сторону. Тот ударился о стену, заляпав ее красной жидкостью. Лондо посмотрел

на это мутным взором, а потом заметил:

— Мне показалось, что он был пустой.

— Да, он должен был быть пустым! — со смехом сказала Тимов. Потом она

встала: — Лондо... мне пора отправляться спать.

Лондо посмотрел в окно на темное небо.

— И мне тоже, — признал он.

— Спокойной ночи, дорогой, — сказала она, а потом поцеловала его. Это

было совершенно не в ее духе, и Лондо был удивлен. Когда их губы

разделились, она коснулась щеки Лондо и мягко сказала:

— Возможно, мы увидимся позже.

С этими словами она вышла из гостиной.

— Как ты думаешь, что она имела в виду? — спросил Лондо, сделав еще

один глоток вина.

— Я... думаю, что она, возможно, хотела бы увидеть тебя позже.

— Знаешь, мне тоже так показалось, — и Лондо задумчиво посмотрел ей

вслед.

Тут Вир сделал глубокий вздох и произнес:

— А теперь... расскажи мне о Шив'кале.

Сперва Лондо ничего не ответил. Как будто его мозгу, затуманенному

алкоголем, требовалось время, чтобы обработать эту фразу. Потом он медленно

поднял глаза на Вира. Его взгляд был настолько мутным, что Вир не мог

понять, что он выражает.

— Что... ты сказал? — спросил он.

— Я сказал... расскажи мне о Шив'кале.

Лондо поманил Вира пальцем. И произнес с грустной улыбкой:

— Я бы на твоем месте... не стал повторять это имя...

— Но... почему ты не хочешь говорить о Шив'кале?

Это было все, что Виру удалось вспомнить.

Сидя в камере, Вир вспомнил, что в тот момент Лондо схватил бутылку

вина и оглушил его. Вот почему у него так болит голова. Но это не принесло

ему облегчения и не изменило его положения.

— Помогите! — крикнул он в качестве эксперимента, но на его крик никто

не отозвался. Он снова закричал, призывая на помощь, но, как и в первый раз,

безрезультатно.

Мягко говоря, вечер закончился ужасно...

За всю свою жизнь Лондо никогда не трезвел так быстро и окончательно.

Когда Вир произнес это имя, с него весь хмель будто ветром сдуло.

Отчасти это было связано со стражем, который получил такую же ударную

дозу алкоголя, поэтому, когда Вир произнес это имя, тот находился в полной

отключке. Отчасти оттого, что Лондо мгновенно осознал, что надо что-то

предпринять, причем, немедленно. К сожалению, он не знал, что именно надо

делать, поэтому воспользовался самым простым и действенным способом решения

таких проблем, особенно связанных с тем, как не слышать то, что было

услышано. Он заставил источник информации замолчать. В данном случае этот

источник можно было заткнуть, лишь оглушив его, поэтому он так и поступил.

Лондо стоял над Виром, растянувшимся на полу. Конечно же, как он и

подозревал, вскоре появился Шив'кала. Дракх был мрачнее некуда.

— Он должен умереть, — сказал Шив'кала.

— Нет, — ответил Лондо.

— Просить не имеет смысла.

— Это не просьба. Это требование.

Шив'кала угрожающе посмотрел на него.

— Не стоит спорить со мной.

Лондо молча пересек комнату и схватил меч, висевший на стене —

символическое украшение, но, тем не менее, опасное для жизни. Лондо выхватил

его из ножен и развернулся к дракху.

Его правая рука крепко стиснула меч.

Его намерения были очевидны.

— Я бросаю вам вызов, — сказал Лондо — Если вы это сделаете, я вас

убью.

— Вы сошли с ума, — ответил дракх, — Да вы знаете, что я с вами

сделаю... Боль...

— Да. Боль. Но ведь вы передаете ее через стража, ведь так? Но страж

сейчас не работает... в полную силу. Впрочем, как и я. Но пьяный безумец с

мечом все еще может причинить большой вред.

Он сделал два неверных шага по направлению к дракху. Он с трудом

удерживался на ногах. Но от этого клинок, со свистом рассекавший воздух, не

стал менее смертоносным.

— Конечно, — сказал Лондо, — вы можете попытаться меня остановить...

болью... но вопрос в том... успею ли я раскроить вас пополам до того, как

вам удастся меня остановить.

— Если ты меня убьешь, — спокойно ответил Шив'кала, — то мое место

займет другой. И мой преемник вряд ли будет столь снисходителен, как я.

— Возможно. Но вы-то все-таки будете мертвы. Конечно, не исключено, что

ваша жизнь ничего для вас не значит, в таком случае, ваша смерть будет...

бессмысленной.

И он сделал еще несколько шагов, размахивая своим мечом, как косой.

Было ясно, что он не блефует.

Шив'кала не отступил, не испугался и даже не шелохнулся.

Он холодно произнес:

— Отлично. Тогда посадите его под арест. Мы потом обсудим его судьбу.

Даю вам слово, что не буду требовать его смерти... если вы не будете

покушаться на мою жизнь.

Лондо попытался поразмыслить над этим, насколько это было возможно в

его состоянии. Потом он отложил меч, подошел к двери и позвал гвардейцев.

Они увидели, в каком состоянии был император и неподвижного Вира,

валяющегося на полу. Они не заметили исчезнувшего дракха, что совершенно не

удивило Лондо.

— Арестуйте его, — сказал Лондо.

— По какой причине его нужно арестовать, Ваше Величество? — спросил

один из гвардейцев.

Лондо уставился на него затуманенным взглядом.

— Он задавал слишком много вопросов. Молись, чтобы тебе не пришлось

оказаться его соседом по камере, — а потом он вышел в коридор. Его мысли

путались.

Он обманывал себя, думая, что можно вернуть прежние времена. Что он

действительно может обрести счастье и взаимность любимой. Он просто дурачил

себя. Приближая к себе людей, он подвергал их опасности. По крайней мере,

так случилось с Сенной, а, ради того, чтобы она осталась во дворце, ему

пришлось назначить Дурлу министром.

Но о дракхах можно было сказать одно: по крайней мере, они держали свое

слово.

Но Вир... бедный глупенький Вир, обманутый Вир, который каким-то

образом откопал имя Шив'калы, и этим самым подверг себя величайшей

опасности. Что же с ним делать? Лондо удалось вытащить его из того ужасного

положения, в которое тот так безрассудно угодил.

Друзья, любимые. Теперь ему стало ясно, что он был за них в ответе. Это

была роскошь, которую он не мог себе позволить. До тех пор, пока они будут

рядом, он будет продолжать себя обманывать, думая, что может жить, как все.

Он вошел в свою комнату и замер, как вкопанный.

В его постели лежала Тимов.

На ней была соблазнительная ночная рубашка, а на лице играла милая

улыбка. Даже во время их медового месяца, за всю их супружескую жизнь, она

никогда не была так рада его видеть.

— Привет, Лондо, — произнесла она, — Я думала, что ты никогда сюда не

дойдешь.

— Ты шутишь? — сказал он ей.

— Не беспокойся, — заверила она его, — Знаю, что ты немного выпил, так

что нет необходимости быть твоей лучшей...

— Но... сейчас? Сейчас? Через столько лет? Я не могу...

— Лондо, — сказала она с такой нежностью, на которую она, как ему

казалось, не была способна, — Все эти годы у нас были проблемы. Мы потеряли

так много возможностей из-за наших пререканий и ссор. Мы оба злились друг на

друга, разрушая нашу семью. Мне понадобилось много времени для того, чтобы

осознать, что так больше продолжаться не может. Что же мне сделать для того,

чтобы и ты это понял?

Он понял. Ему хотелось схватить ее на руки, любить ее, пытаясь

наверстать все то время, что они потеряли. Но, как бы ему не хотелось этого,

он понимал, что это невозможно. Все, кто был близок Лондо, имели мерзкую

привычку умирать. Надо избавиться от Тимов, ради ее же блага. Чем дальше она

будет от него, тем лучше.

К тому же, на его плече сидело это чудовище. А что, если, обняв Лондо,

она его обнаружит? Вдобавок ко всему, из-за этого стража он не чувствовал

себя в уединении. Все, что он или она почувствуют, будет передано Сообществу

Дракхов. Одна мысль об этом была ему отвратительна. Чтобы что-то столь

личное и интимное было передано всем этим тварям? Это все равно, что

изнасилование, только Тимов не будет об этом знать. И он, Лондо, станет их

орудием.

Он кашлянул и попытался изобразить радость оттого, что, наконец-то,

должно произойти. Тимов же — помоги ему Великий Создатель, — хихикнула, как

девчонка.

— Что такое, Лондо? Ты, никак, нервничаешь? Я не видела тебя в таком

состоянии с нашей первой брачной ночи.

— Я вовсе не нервничал в нашу первую брачную ночь, — лукаво ответил он,

стараясь протянуть время.

— О, конечно же, нет. Так почему же ты сейчас дрожишь?

— Ты открыла окно, и здесь стало слишком свежо.

— Может, здесь есть еще кое-что... свежее? — спросила она.

Лондо сглотнул. Он с трудом мог узнать эту женщину. Она никогда не была

особо пылкой любовницей, даже в молодости, и он приписывал это тому, что она

потеряла к этому интерес. Но он подозревал, что она скорее потеряла интерес

к нему, нежели к любовным утехам.

На мгновение он задумался об этом. А потом он почувствовал, что на его

плече пошевелился страж. Как будто его потревожили. И Лондо тут же отбросил

эту мысль. Но убедить Тимов отказаться от этого оказалось не столь легко.

Но это было необходимо. Выбора не было. Он просто не мог снова

рисковать в эту ночь.

Лондо неловко потеребил свою рубашку и произнес:

— Если ты не против... мне нужно выйти на несколько минут...

— Ненадолго?

— Да, — кивнул он, а потом попятился из комнаты, стараясь не

встречаться с ней взглядом. Отдышался, успокоив бешено стучащее сердце.

А потом послал за Дурлой. Он прямо и быстро сказал Дурле то, что тот

должен был сделать. Глаза министра расширились, когда Лондо давал ему

объяснения. Конечно, это несколько порадовало Дурлу, ведь Лондо хорошо знал,

что Дурла и Тимов недолюбливали друг друга. Лондо счел несправедливостью то,

что в эту ночь из всех троих только один был доволен происходящим — Дурла.

Воистину, у Великого Создателя было извращенное чувство юмора.

Тимов уже начала сомневаться в том, вернется ли Лондо вообще. Это была

одна из тех ситуаций, когда тот, кто ждет, уже начинает подумывать о том,

стоит ли ему оставаться, и думает так до тех пор, пока не понимает, что тот,

кого он ждет, уже не придет.

Затем она услышала скрип двери и подняла глаза. Там стоял Лондо, с

улыбкой глядя на нее. На нем была одета свободная рубашка. Он выглядел

моложе, привлекательнее и более живым, чем раньше. Или, возможно, это был не

он: возможно, он казался ей таким. Как будто были забыты все годы ссор и

обид, смыты, подобно ржавчине.

Она ничего не сказала. Слова им были не нужны. Он подошел к ней, лег

рядом и поцеловал ее так страстно, как еще ни разу не целовал. Ее поразила

его пылкость. Ей показалось, что он вложил в этот поцелуй всю свою страсть,

накопившуюся за эти годы, как будто он просил прощения за свою язвительность

в прошлом...

...или...

... или будто они в последний раз были вместе.

Она тут же отбросила эту мысль, сочтя ее нелепой и чрезмерно

подозрительной. Результатом той антипатии, которую они испытывали по

отношению друг к другу в последние годы. Сейчас настало их время, и ничто не

сможет испортить этот мо...

Дверь в спальню распахнулась. Лондо, оглядываясь, мгновенно сел в

постели, и Тимов увидела, что в дверях стоят несколько гвардейцев. Среди них

был Дурла.

— Если вы не хотите смотреть на город с высоты вашей головы, посаженной

на пику, — нахмурился Лондо, — то вам надлежит придумать очень веское

объяснение для вашего появления в этой комнате.

Дурла сделал по направлению к нему два шага и произнес ровно и жестко:

— Ваше Высочество ... должен вам сообщить, что мы получили

доказательства того, что леди Тимов замышляет заговор против императора.

— Это же чушь! — тут же ответила Тимов, — Вы что, шутите?

— Неужели вы думаете, миледи, что я стал бы входить сюда, не имея на то

достаточных оснований? — презрительно спросил Дурла, — Мне больше, чем

кому-либо, известно о том, что такое измена, и о том, какое тяжкое наказание

ждет тех, кто в этом замешан. Так что я абсолютно уверен в том, что не

сказал ничего, кроме правды. У нее есть сообщники, Ваше Высочество.

Сообщники, которые мечтают свергнуть вас с трона и увидеть вашу голову на

той самой пике, о которой вы только что упоминали. Она выискивает ваши

слабые места и, когда обнаружит их, нанесет удар. Она и ее сообщники.

— Лондо, прогони его! — сказала Тимов с возрастающей яростью, — Не

слушай эту клевету! Они... он...

Лондо посмотрел на нее с таким выражением на лице, которого она не

могла понять. Казалось, на его лице смешались гнев, ужас и бесконечная

потеря.

— Я должен был это предвидеть, — спокойно произнес он.

Ее поразило то, сколько уверенности было в его словах.

— Ты... ты же не хочешь сказать, что поверил в эту ложь? Ты...

— А почему бы и нет? — требовательно произнес он, — Как же еще понимать

все это обольщение? Как ты хотела это провернуть, а? Может, при помощи яда?

Или просто воткнуть кинжал промеж ребер? Или ты хотела усыпить мою

бдительность настолько, чтобы я выболтал тебе то, что ты могла бы потом

использовать против меня?

— Лондо! — она не знала, плакать ей, или смеяться и рассердилась еще

больше. — Неужели ты действительно думаешь, что это я? Я?

— Убирайся вон, — прошептал он.

— Лондо?..

— Вон отсюда! — взорвался он, — Взять ее! В камеру! Немедленно!

— Ты сошел с ума! — вскрикнула она, вскочив на ноги, а потом гвардейцы

схватили ее и вывели вон.

Лондо следил за тем, как ее уводили. Ему показалось, будто вместе с ней

вырвали его сердца. Ее голос эхом отдавался в коридоре: она протестовала,

крича от ярости, но он ничего не мог поделать. Он ничего не смел поделать.

Он все еще содрогался от омерзения, думая о том, что дракх наблюдал за его

последним любовным порывом, как будто он, Лондо, был подопытным экземпляром.

Дурла подошел к Лондо. Он был осторожен, как никогда прежде.

— Довольны ли вы, Ваше Величество? — тихо сказал он.

Лондо даже не посмотрел на него.

— Убирайся! — мрачно произнес он.

Впервые за всю свою жизнь Дурла без возражений вышел из комнаты.

Глава 22

На следующее утро Тимов снова предстала перед ним. Лондо не мог

смотреть на нее без боли, но он напустил на себя маску безразличия и

невозмутимости. Тимов выглядела так же. По ее бокам стояли гвардейцы, не

спуская с нее настороженных глаз. Лондо эта настороженность показалась

весьма забавной. Как будто они боялись этой маленькой хрупкой женщины.

Он сидел на троне, а рядом стоял Дурла, который, прищурившись, наблюдал

за всем происходящим.

— Тимов, дочь Алгула, — произнес Лондо, — Есть доказательства,

указывающие на ваше участие в заговоре против правительства.

— Да. Уверена, что есть, — тут же ответила она.

— Если вы замешаны в этом... то вы понесете наказание.

Очевидно, этот комментарий заставил Дурлу оживиться. Он повернулся к

Лондо и произнес:

— Если она в этом замешана, Ваше Величество? Но это же очевидно...

— Мы решили, — продолжил Лондо, не обращая внимания на Дурлу, — что

правительство не должно больше проявлять снисхождения к подобным действиям.

Мы пытаемся возродить и обновить Приму Центавра. Нельзя использовать

Республику для того, чтобы осудить и казнить жену императора. Если же нас к

этому вынуждают... что ж, нам придется пойти по этому пути. Но мы решили

изгнать вас раз и навсегда. Вам оставят титул и положение, но вы никогда не

должны приближаться к этому месту ближе, чем на сто миль. А если вы будете

настаивать на своем, то это решение будет пересмотрено. Вот что я вам

предлагаю, миледи, — он на мгновение умолк, а потом добавил: — Полагаю, что

это вас устроит?

Она долго смотрела на него.

— Что случилось, Лондо? Запомню ли я тебя таким, каким ты был... или

каким бы ты мог стать? Или я запомню тебя таким, каким ты есть? Из-за того,

что ты поверил в эту измену...

Ваше решение, миледи? — холодно спросил он.

Ладно, дай подумать, — насмешливо ответила она, — Выбрать ли мне

смерть... или избрать изгнание, чтобы больше никогда не приближаться к тебе

и воздерживаться от действий, которые я никогда не собиралась

предпринимать... Весьма затруднительный выбор. Пожалуй, я выберу последнее.

— Очень хорошо. Твои вещи уже собраны. Слуги проводят тебя туда, куда

пожелаешь.

— Как бы мне хотелось проводить тебя туда, куда тебе следовало бы

отправиться, — отрезала Тимов, — или это тоже относится к мятежным

действиям?

— Нет, это просто грубость. Прощай, Тимов! — на мгновение его голос

сорвался, а потом, справившись с собой, он произнес: — Радуйся тому... что

осталась в живых.

— Прощай, Лондо. Катись ко всем чертям! — чуть сварливо ответила Тимов.

Когда она ушла, Дурла снова повернулся к Лондо.

— Ваше Величество ... вряд ли это было благоразумное решение. Кое-кто

может принять вашу снисходительность за слабость...

— Дурла, — очень мягко произнес Лондо, — если ты скажешь хотя бы еще

одно слово, то я покажу тебе свою силу, свернув тебе шею голыми руками. Ты

меня понял?

Дурла благоразумно промолчал.

Лондо отошел от него и вышел в коридор. Но обнаружил там ошеломленную

Сенну. Он догадывался, по какому поводу она идет к нему. Лондо попробовал

пройти мимо, но она преградила ему путь и произнесла:

— Ваше Величество! Тимов, она... я думала, что все шло так... — и она

взволнованно развела руками, — Я не понимаю!

— Если повезет, Сенна, — ответил Лондо, — то ты никогда этого не

поймешь.

И он пошел прочь по коридору.

Когда дверь камеры распахнулась, Вир поднял глаза и изумленно охнул,

увидев, что там стоит Лондо собственной персоной.

— Что я здесь делаю, Лондо? — спросил он.

Лондо бросил взгляд на цепи, а потом позвал гвардейцев.

— Освободите его.

— Освободите... вы хотите сказать, что все позади? Я могу идти? Я...

Один из гвардейцев подошел к нему и снял с него кандалы. Щелкнули

наручники, и Вир потер запястья, смущенно глядя на Лондо.

— Это было недоразумение, — сказал Лондо.

— Что? Лондо, вы ударили меня по голове бутылкой! Просто потому, что я

произнес имя!

— Имя, — ответил Лондо, — которое ты, если будешь достаточно

благоразумен, никогда и никому больше не скажешь. Никогда!

— Лондо, послушайте...

— Нет, Вир. Теперь я император. Я не обязан слушать. Это одна из моих

привилегий. Слушать будешь ты. А я буду говорить. А потом ты уедешь, — он

глубоко вздохнул, оглянувшись на свое плечо, а затем произнес: — У нас

теперь разные дороги, Вир. И мы должны держаться друг от друга подальше. Ты

понял меня? Подальше. Это... для того, чтобы мы не причинили друг другу

вреда. Нет, не совсем так. Смерть нам не грозит.

— Не грозит?

— Нет. Мы оба находимся под защитой. Под защитой провидения, под

защитой пророчества. Ты знаешь, о чем я говорю.

Действительно, Вир это знал. Он знал о пророческом сне Лондо, в котором

тот видел себя стариком, умирающим от руки Г'Кара.

И Вир также присутствовал тогда, когда леди Морелла предсказала, что им

обоим суждено стать императорами. Один должен занять трон после смерти

другого. Но она не сказала, кто именно первым облачится в белое. Очевидно,

это был Лондо. Значит, Вир займет трон после него. И тут до Вира наконец-то

дошло, что это означает. Ему действительно ничего не угрожает. По крайней

мере, в ближайшее время он не умрет.

— Мы можем искушать судьбу, — продолжал Лондо, — но, в конце концов,

она окажется на нашей стороне. Каждый из нас в своем роде... непобедим. Но о

пророчествах болтают забавные вещи. Вряд ли стоит слишком на них полагаться,

ибо они имеют склонность изменяться. Так что... полагаю, нам стоит выполнять

свое предназначение вдали друг от друга, и результат понравится нам обоим.

Итак... обещай мне, что больше никогда не будешь говорить об этом. Ты

вернешься на "Вавилон 5" и будешь держаться подальше от линии огня. Ты дашь

мне слово, Вир?

Вир надолго задумался.

— Нет. Мне очень жаль, Лондо... но я не могу, — наконец, сказал он, — Я

не перестану надеяться на то, что когда-нибудь вы свернете с пути, по

которому идете. Я не перестану искать ... возможности вернуть вас. И я

никогда не перестану быть... вашим другом... даже если мне придется ради

этого стать вашим врагом.

Вир бы уверен, что сейчас его снова закуют в кандалы и бросят в эту

богом забытую камеру.

Но вместо этого Лондо улыбнулся. Он дотронулся до плеча Вира и

произнес:

— Хватит, — потом махнул гвардейцам, приказывая им следовать за ним, и,

мгновением позже, Вир остался один в камере с открытой дверью.

— Лондо? — тревожно окликнул он.

Сейчас Вир был достаточно недоверчив, чтобы поверить в то, что, как

только он шагнет за дверь, его застрелят, как пленника, замыслившего побег.

Но, когда он прогнал эту мысль прочь, приготовившись к неизбежному, то

обнаружил, что коридор пуст. Вир осторожно прошел по коридору, а потом

увидел в самом конце открытую дверь. Вышел на свет и понял, что это был

самый солнечный день в его жизни.

Солнечный... но также и самый тревожный. Но он не вполне понимал, где

именно кроется причина его тревоги: в воздухе, или в нем самом.

Как только он шагнул прочь, дверь за ним захлопнулась. Вир обернулся и

увидел, что находится за пределами дворца. Пути назад не было. Он был прав —

ему действительно здесь не место. По крайней мере, сейчас.

Дурла чувствовал, что это, несомненно, был отличный день. Конечно, это

было не совсем то, на что он надеялся... но, все же, все было не так уж

плохо. Он сидел за столом, намереваясь отдохнуть после удачного дня.

И тут вошел преисполненный веселья и почтительности Куто, принесший

интересующую его информацию. Спокойно и методично проверил он каждое имя.

Дурла, кивая, слушал его доклад, выказывая явный интерес к каждому из тех, о

ком шла речь, но на самом деле он ждал лишь одного.

Потом Куто дошел до Мэриел и ее деятельности: где она была, что делала,

и, что более важно, с кем она была.

Дурла попытался не показывать свою реакцию, воспринимая эти данные так

же, как и все остальные. Ему удавалось это скрывать до тех пор, пока Куто не

вышел из его кабинета, а потом Дурла испустил сдавленный, полный муки крик.

Теперь он не знал, кого ему больше хотелось убить: Вира Котто, которого

он не собирался до недавнего времени убивать, или Лондо Моллари, которого он

уже давно мечтал убить. Ни та, ни другая мысль не давала ему должного

удовлетворения.

В своих личных покоях Лондо Моллари наблюдал за медленно бредущей

фигуркой Тимов, которая, высоко подняв голову, шла по главной улице. Ему

вдруг показалось, что он слышит далекий плач, но потом он решил, что это

голос его совести.

Вир обогнул дворец, направляясь на главную улицу. Когда он это

проделал, то увидел неподалеку от себя Тимов. Она шла в другом направлении в

сопровождении гвардейцев. На мгновение ему показалось, что она его заметила,

когда бросила быстрый косой взгляд в его сторону. Потом, вздернув

подбородок, она демонстративно повернулась к нему спиной и пошла в другую

сторону.

— Привет. Вы заняты?

Он был поражен, услышав этот голос. Он шел откуда-то справа. Вир

повернулся и увидел стоявшую посреди улицы фигуру в мантии. Он сразу узнал,

кто это. Рядом стояли еще двое в плащах, с которыми он был незнаком: мужчина

и женщина.

— На самом деле, Кейн, я совсем не занят. А это ваши спутники?

— Эти? — он кивнул в сторону мужчины и женщины, и произнес: — Гвинн...

Финиан... это Вир. Вир здесь для того, чтобы спасти галактику. Хотя на

данный момент он еще не совершил ничего важного.

— Нет, — сказал Вир, оглянувшись на дворец, который показался ему таким

далеким, — Я еще не совершил ничего особо важного... По крайней мере, за

последние несколько недель...

Гвинн скептически оглядела его с головы до пят.

— А вы уверены, что нам пригодится?

— О, абсолютно уверен, — ответил Вир, как будто она обращалась к

нему, — Понимаете... я неуязвим.

— Вы очень удачливы, — сказал Финиан.

И Виру показалось, что из самого верхнего окна за ним наблюдает Лондо

Моллари, но потом он отвернулся.

-Удачливее, чем некоторые, — сказал Вир, — Гораздо удачливее...

Конец 1-й книги