Полудемон. Король. Алекс

Не зажимать деньги, не давать воровать, выигрывать все стычки и сражения, которые наверняка будут, потом, постепенно приучить к себе армию — и устроить переворот.

Даже не самому, нет. Все сделают за меня и для меня, а я просто приму корону. Не говоря уж о том, что Рудольф не вечен, его сынок достаточно глуп, чтобы свернуть себе шею с моей помощью, дочка замужем, а жена...

А монастырь по ней плачет! Горько и громко!

Королева — одно платье!? Одно и оставим. Рясу монашескую!

Я подумал — и согласился. А почему нет?

Да, я получу свою корону не завтра и не послезавтра, но и...

Убивать родную кровь — хуже греха не бывает. Я полудемон, мне он не так тяжко ляжет, но лучше обойтись без него. Мне надо сделать так, чтобы Рудольф и Андрэ сами привели себя к погибели. Смогу?

Смешной вопрос. Я же полудемон...

На том и порешили. Мне надо было ехать ко двору. А там... А там обзаводиться сторонниками. Как?

Всеми путями. Я смогу, я знаю. Мы, полудемоны, обаятельные и убедительные. Кого хочешь убедим... сомневаетесь?

Могу доказать наглядно.

Ах, не надо... ладно. Пока — живите.

* * *

Так что на очередное письмо от дядюшки Рик ответил утвердительно. Мол, мальчик стал себя чувствовать чуть лучше и рвется ко двору, дабы выказать свое почтение... может, вы ему запретите, а то слабость здоровья, хрупкость костей.... Вдруг да не доедет?

Доказательство дядюшкиной любви пришло через месяц.

Пусть мальчик приезжает, обеспечим медика.

Доехать-то он должен? А если и нет...

Мы его горько оплачем. Даже два раза, по слезе с каждого глаза. Свиту прислать?

Сами обеспечьте! И карету! И вообще...

Откуда что взять в захолустном Торрине — дядя не задумывался. А зачем? Так еще думать привыкнет, потом не отучится. Тьфу.

Марта обливала меня слезами и клялась, что если с моей головы хоть волос упадет — Рудольфа уже ничего не спасет. Я верил и нянюшке клятвенно обещал не стричься. Мало ли что...

Анри еще раз проверял владение оружием, Рене гонял по всей некромантии и контролю, Рик по политической ситуации...

Я был готов предстать ко двору.

А двор?

У них было шестнадцать лет на подготовку. Кто не успел — того я съел. В переносном смысле слова, что я — дурак, всякую гадость глотать? Отравишься же! Дядя такой гадюшник при дворе развел — змея там отравилась бы через минуту.

Я был полудемоном и собирался продержаться дольше.

* * *

Раденор был просто пропитан чернотой. Нищета, голод, ненависть...

Они смрадной дымкой висели в воздухе, раздражая и нервируя. Я первый раз выехал куда-то надолго и теперь чувствовал себя неуверенно. Да, Анри поехал со мной, но ненадолго и обещал вернуться обратно, как сможет. Я сам настоял.

Анри у нас ведал всеми делами за пределами Торрина, да и Рик не сможет долго без него обходиться. А я... Я — смогу.

Был и еще один аргумент в мою пользу. Меня сложно убить. На меня не действует большая часть ядов, я могу пользоваться магией, а вот Анри — человек. И сколько бы он там ни говорил — расслабившийся за время жизни в Торрине. Уже не тот лихой молодец, что семнадцать лет назад.

Он настаивал, я спорил — в итоге мы пришли к соглашению.

Так как принцу невместно появляться при дворе без слуг (беспомощные безрукие существа эти принцы), то со мной едет Том, слугой, ну и телохранителем. Если понадобится.

Спину он точно прикроет в случае необходимости.

Я не возражал. Тренировались мы вместе, учились тоже, ладили неплохо... чего еще надо?

К тому же Том обещал присмотреть при дворе пару-тройку парней для сестер. Мари и Миранда уже вошли в возраст, но не приводить же в гнездо некромантов абы кого со стороны?

У нас даже холопа нет на весь Торрин. Ни одного!

Если кому что нужно, в соседнее баронство ездят. Там барончик как раз верующий. Думать-то не дано, вот он и верит всему, что скажут.

Рик думал в свое время кого-то привезти, но потом не решился. Холопы и слуги — они твари те еще, полезут в замок жить, потребуют денег, а там и увидят, чего не надо... нет, от греха подальше — пусть по приходам своим сидят.

Том был доволен. А я вот не очень.

Себя уберечь я еще мог. А как я посмотрю в глаза Рику, если что-то случится с его сыном?

* * *

Томми.

Друг и приятель, замечательный парень.

Два метра роста, вечно растрепанные светло-каштановые волосы, карие веселые глаза, широкая улыбка и неизменная готовность прийти на помощь. Мы то дрались, то мирились, то тренировались вместе, то сбегали в горы... было много приключений, веселья и смеха.

Про себя я мог сказать, что приятеля ближе Томми у меня не было. Друга?

Нет, совсем уж в душу я его допустить не мог, он же не некромант. А мне приходилось делать весьма неаппетитные вещи. Томми был воплощенной жизнью, смехом, светом. Я же...

Сумрак, ночь, скрытность и тьма. Мне так не хотелось, чтобы он от меня отвернулся... а ведь ехать придется в гадюшник, что с нами там будет?

Мои опасения развеял сам Том.

— Алекс, ты мне доверяешь?

— да.

— А я — тебе. Ты мне, как брат. Хочешь — кровь смешаем.

Я обнял друга. Хотел ли я?

Еще бы. Это магия крови. Такая же древняя как и некромантия, такая же страшная... Если Том станет моим кровным братом — он не сможет солгать мне, предать, ударить в спину. А я — я сильнее и стану его сюзереном. Такова природа кровавой связи. Такова жизнь.

Тому я это объяснил, но друг только плечами пожал.

— Тебе же так будет спокойнее.

Будет.

Намного. Но сам Том?

— А я и так знаю, что ты меня не предашь и не подставишь. Нам Марта все объяснила. Тебе сложно доверять людям, поэтому мы должны больше доверять тебе.

И улыбнулся.

Верный друг, искреннее сердце.

* * *

Столица Раденора. Алетар.

Город произвел на меня двойственное впечатление.

Сначала — восхищение. Представьте себе — синее море, зеленые холмы, чуть поодаль — золотые дюны. И все это объединяет белоснежная жемчужина, спокойно и непринужденно лежащая между ними.

У моего предка определенно был хороший вкус.

— Две тысячи лет — и ни одного завоевания...

Я кивнул Тому.

Да, когда сюда пришел мой предок, Алетар Раденор, здесь ничего не было. А он стоял, может, там же, где и я, смотрел на море и холмы — и видел этот город. Достроили его уже при внуке Алетара.

Широкие улицы, каменные дома, принадлежащие знатным семьям, парки, кварталы простого народа — камень и только камень.

Простой, белый, без украшений, его добывают не так далеко отсюда. План города был единым, строительство тоже... да, за последнее время он прирос пригородами и деревнями, но испортить это великолепие и начать расстраиваться вширь не рисковал даже дядюшка. Даже ему было понятно — измени хоть малую часть, и очарование умрет.

Именно в этот миг я понял, почему мама хотела защитить Раденор. Просто потому — что это в крови. Эта красота никогда не склонялась перед захватчиками, не знала жадного огня и марающего ее дыма, не была в руках врага... разве можно отдавать ее — без боя?

Никак нельзя.

Мишель не могла быть правительницей, хоть и стала бы великой. Рудольф правителем не был, хоть и стал королем. А кем стану я?

Не знаю. Но и эту красоту уже никому не отдам. Может ведь и у полудемонов быть что-то чистое в душе? А лучше — в собственности...

Издалека Алетар казался прекрасным. Вблизи же...

Тоскливые лица людей. Разъевшиеся слуги и холопы. Грязные дети. Шмыгающие в кучах мусора крысы...

Анри брезгливо морщился.

— при твоем деде никто не смел свинячить. Мусор вывозили каждый день, для этого даже приказ организовали. Но потом служба была доверена кузену Абигейл.

— Дальше можешь не рассказывать. Ее еще не ликвидировали?

— пока нет, но это ненадолго.

— Посмотрим...

Я был, естественно, в человеческом облике. Добрый такой, симпатичный... сам себе нравлюсь.

Разве не красавец? Волосы светлые, глаза голубые, копия матери. Единственное отличье — у нее язык был не раздвоенный, а я, когда теряю над собой контроль, почему-то начинаю обратное превращение с него. И голос сразу делается неприятным таким, шипящим... а не наплевать?

Целоваться я тут ни с кем не собираюсь, в рот к себе заглядывать тоже никому не позволю, остальное — неважно. Вот когти... они почему-то трансформировались вторыми.

Перчатки тут не помогут, остается воспитывать себя каждую минуту. Нельзя мне вспыхивать огнем, нельзя.

Какой самоконтроль у полудемонов?

Честно говоря, не очень. Но я же еще и некромант. А некроманты у которых чувства врасхлест — долго не живут. Для нас душевное спокойствие превыше всего. Вот я и был спокоен.

Могильно спокоен.

А кто меня побеспокоит — будет упокоен. И точка.

Я терпеливый, но злой. Все стерплю, но запомню и обязательно отомщу. По высшей мерке.

У ворот города стояла длиннющая очередь. Двигалась она медленно, так что мы не стали стоять, а тронули коней и двинулись вдоль нее.

Люди...

Усталые, с запавшими щеками, в грязных и не очень штанах и рубахах, с такой безнадежностью в глазах...

— Они не живут, они выживают.

Я взглянул на Анри, но мой воспитатель только улыбнулся, потрепав меня по волосам, заплетенным в косу.

— Алекс, у тебя все на лице написано. А мыслей я пока не читаю. Хотя с вами начнешь...

Я показал Анри язык.

— не ради себя. Но ради них... люди не заслуживают, чтобы их опускали до уровня скотины...

Я кивнул. Наверное...

Хотя какое мне дело до посторонних людей?

Да никакого. Перемри тут вся очередь — мне будет безразлично. Меня волнуют мои близкие — и только. А эти... а кто они мне?

Просто люди, которые загнаны жизнью... разве это правильно? Торринцы не такие, нет. С тех пор, как мы поселились в замке, из графства ушла давящая тоска. Они знали, что за них есть, кому заступиться, они готовы были работать и бороться за лучшую жизнь для себя и детей. А эти...

Серая хмарь.

Безнадежность.

Стражники у ворот, наоборот, выглядели достаточно сытенькими и хамоватыми. Они ощупывали корзины и обыскивали телеги, они лезли повсюду, тискали симпатичных девушек и перебрасывались наглыми шуточками. Я стиснул зубы.

Стерплю.

Принцу полагается въезжать с герольдами, знаменами, стягами и пышной свитой. К сожалению, денег на это дядюшка мне не выслал, а потому пришлось ехать, как есть. На самом обычном коне — боевого мне решили подбирать в столице, в простой одежде, да и Анри с Томом не блистали драгоценностями. К чему — в дороге?

Нас могли распознать по оружию — Анри сам заказывал бешено дорогую сталь из Теварра, но беда в том, что теваррцы специализировались на боевом оружии. Удобное, функциональное, абсолютно не красивое. Ни единого драгоценного камня на рукояти, простая акулья шкура. Очень удобно, но серый цвет не выглядит роскошным.

Зато рукоять не скользит в руке, пусть даже придется рубиться по колено в крови.

Мы медленно подъезжали к воротам. Стражники при нашем появлении примолкли. Да, мы нищета, по их меркам мы провинциалы и ничтожества, но — дворяне. А если дворянин пожелает казнить зажравшееся быдло — у него даже проблем не будет. Это не при моем дедушке, когда такие дела разбирались и дворянин мог и головы лишиться, не-ет. Добрый Рудольф сразу сказал, что аристократы для того и поставлены, чтоб быдлом править. И правили они теперь как хотели и сколько хотели. Налоги драли несусветные, к земле прикрепляли, право первой ночи восстанавливали... народ пока терпел.

То ли и правда — быдло?

— Мы из Торрина, — надменно бросил Анри. — Сколько?

— Так, шесть человек, шесть конёв... итого шесть серебрушек, — быстро посчитал стражник.

Анри вскинул бровь, но спорить не стал. Вытянул руку — и шесть алек упали в протянутый мешок. Еще одна взлетела — и упала в ладонь стражника.

— Выпей за наше здоровье с друзьями после дежурства!

Судя по замаслившимся глазам стражника, на лету подхватившего подачку, — еще как! И выпьет и напьется.

Мы тронули коней и поехали вверх по улице. За нашими спинами продолжали потрошить безответных крестьян.

— Почему? — посмотрел я на Анри. — Их же много? Сейчас навалились бы, смяли этих гнид — и все, никто ничего не разберет. Даже маги, толпа ведь... а они терпят! Когда их грабят, когда щупают их жен и дочерей — почему?!

— Это страх, Алекс.

— у них же ничего нет.

— Это для тебя — нет. А они и за эти крохи боятся.

— А почему у нас в Торрине...

— потому что за ними — ты.

— Мы.

— А, неважно. У нас каждый маленький человек знает, что за ним стоит большой — ты, который за него и заступится. Ты же будешь отстаивать своих людей?

— Безусловно!

— Вот. А за этими никого нет. Вообще. Помни, Алекс, любой маленький человек становится сильным, когда за ним есть кто-то большой. И неважно, что помощь этого большого может быть вообще не нужна. Крестьяне и сами бы справились, но они должны знать, что за ними — кто-то есть. А иначе — это не народ. А вот именно что стадо. Когда каждый только за себя.

— а за всех?

— Бог на небе, король на земле. Но Раденору не повезло. Здесь не играют ни тот — ни другой...

Мне оставалось только мрачно кивнуть.

Ох, Анри. А ведь когда-то был грабителем, воякой... Мишель изменила всех, к кому прикоснулась. Таков дар огня. Он сжигает лишнее и наносное и оставляет чистой — суть. Бойца и сеньора.

* * *

Столица. Белые дома, мощеные камнем улицы, восхитительная архитектура, задуманная и исполненная одним проектом — и разящий, бросающийся в глаза контраст между особняками знати — ухоженными, цветущими — и людьми на улицах.

Нищими с такой безнадежностью в глазах...

Вот глядя в них я и начинал понимать, что не могу пройти мимо. Если не я — то кто?

По праву королевской крови и рода именно я отвечаю за эту страну. И если я ничего не сделаю, мне стыдно будет предкам в глаза смотреть. Даже и демонам! Они-то уж точно не сдавались без боя!

Прекрасный королевский дворец, окруженный высокой бронзовой кованой решеткой — и неподалеку от въезда — сидящий в пыли безногий калека. Действительно безногий, просящий подаяние, уж я-то по ауре вижу. В Торрине никогда такого не было.

Стыдно. Каждый раз, как вспомню его тоскливые глаза — стыд волнами накатывает. Я бросил в шапку перед ним несколько серебрушек — и подъехал вслед за Анри к воротам.

— Кто?

Здесь стража была наглее и мордастее.

— Его высочество Александр Леонард Раденор со свитой, — Анри цедил слова через губу, рука поигрывала плетью. На стражника это впечатления не произвело.

— Какой Александр? У нас принц — его высочество Андрэ...

Ш-шись!

Плетка рассекла воздух так быстро, что только я и заметил. Стражник покатился по земле, завопил — Анри просто хлестнул его поперек жирной морды.

— Не твое дело, смерд! — рыкнул мой воспитатель. — Живо доложить старшему!

И уже мне, едва ли не с угодливым поклоном.

— Уж простите, ваше высочество, недоумки...