Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как тут не убить?
В-третьих, же...
Я — сын Мишель. Изначальное бельмо на глазу Шартрезов.
Та давняя история с моей матерью действительно была подставой. Кто ее провернул?
Дядя Шартреза. В ту пору барон Лопейн, сейчас же герцог Фрайн. Почему при пожаре погибли и двое детей Абигейл?
Так семейство такое... ничего нормально сделать не могут, р-раздяи! Безопасность своих детей должна была обеспечивать Абигейл, ну и ее папаша. Братец помогал дядюшке с поджогом, чтобы загорелось качественно, сильно и со всех сторон. У огненных-то магов именно так и вспыхивает, ежели что.
А эти двое мелких решили поиграть в прятки. Андрэ и Руфина спокойно спали в своих кроватях — их оттуда и вытащили. А эти где-то на чердаке... там и задохнулись. Или сгорели.
Абигейл детей перед сном поцеловала — убедилась, что они у себя и ушла. Ее папаша же решил в тот вечер снять напряжение самым простым способом — в объятиях грудастой баронессы. Соответственно, когда загорелось, он помчался к спальням детей, а там некомплект, и стража невесть где... и кто бы удивлялся?
Я мрачно добавил в свой список Фрайна, а Шартреза-старшего и Абигейл вписывать смысла не было, они там изначально были. Попомните вы меня, паразиты...
* * *
Как легко догадаться, убийцу маркиза Шартреза не нашли. А еще через дней десять...
Вообще, с Альтверина и Рвейна налогов поступали копейки, а ведь это весьма серьезные герцогства, в Альтверине плодородные земли, оно могло обеспечивать зерном до трети страны, Рвейн — приморский край, там рыбы — не переловить. И — нет налогов?
Разумеется, я возмутился. Не просто так, нет. На большом приеме, когда все слышали.
— Дядюшка я слышал, что в Альтверине и Рвейне опять голод?
— Алекс, это тебя не касается...
Ага, отделаешься ты от меня, как же!
— Дядюшка, как вы можете?! Это мои наследные земли — и они меня не касаются?!
— Ты там и не был ни разу.
— Вот и правильно! Надо побывать и посмотреть!
Рудольф глаза закатил, но крыть было нечем. Зато тетушка оживилась.
— Да-да, дорогой, пусть мальчик съездит, развеется...
Рудольф скривился и кивнул. Зайдешь, мол, завтра за бумагами.
Я и зашел.
Со мной ехали Томми и Рене. Ну и личный отряд виконта Моринара, небольшой, человек десять. И столько же гвардейцев. Деньги мне из казны выдали со скрипом, но все-таки — и мы отправились. Я же был весьма доволен. Надо по дороге, коли получится, заехать в гости к Фрайну. Да, наш путь пролегал по краю его герцогства, так что... шансы были.
А еще было большое желание затолкать ему в какое-нибудь место горящий факел. И я не собирался себе отказывать в такой мелочи.
Ну, или хотя бы замок поджечь для начала?
Так сказать, око за око — с процентами за двадцать лет.
* * *
Это случилось на шестую ночь пути. Как сейчас помню — осень, звезды крупные, яркие, шальные... последние глотки уходящего лета, ночевать на земле уже холодно — и мы решили остановиться в трактире.
'Золотой чертополох' он назывался.
Как сейчас помню — низенький потолок, продымленные балки, связки лука на стенах — и на фоне всего этого убожества алое платье вспышкой. И угольно-черные волосы.
И — голос.
Больше я ничего не слышал, только этот голос. Низкий, чуть хрипловатый, льющийся смесью меда и вина... с таким перед королями выступать, а не здесь.
Мы как раз утолили первый голод, когда она вышла — и я пропал.
Смотрел — и сказать ничего не мог.
А песня лилась, завораживала, звала за собой... женщина шла по залу и никто не смел не то, что остановить — даже руку протянуть, даже шевельнуться в ее сторону.
Она — завораживала.
Не злись на птицу за то, что она летает,
За то, что Бог даровал ей вечное небо,
За то, что петь в твоей клетке она не желает,
За то, что для нее неволя — это как небыль...
Она пела о себе?
Или нет?
Я просто смотрел и слушал, а голос лился чисто и свободно.
...За то, что летит она к солнцу, сжигая крылья,
За то, что не верит словам и силкам из шелка,
За то, что смотришь с земли на нее в бессилье,
За то, что в злости твоей никакого толка...
Когда она остановилась у нашего стола, я даже не сразу понял. И когда она смотрела мне в глаза пристальным темным взглядом...
Ведьма.
Настоящая, сильная...
Чем отличаются маги от ведьм?
У магов сила структурированная, она от стихии — и принадлежность мага несомненна. У ведьм же этого нет. Ведьма — это дитя природы. Любимое, родное, ведающее ее тайны.
Конечно, холопы визжали, что их сила не от Светлого Святого, а значит, от Темного Искушающего... чего тут удивляться?
Ежели ведьмы их напросвет видели? И спастись от их ведовства шансов не было ни у кого. Это слабых могли одолеть и поймать, а этой уже лет было... Она как бы не деда в колыбели помнила.
До сих пор ее лица не могу вспомнить.
Помню ее черные глаза, помню крупные кольца волос, помню голос...
Помню, как отстегиваю от пояса полный кошель и протягиваю ей.
— Спой еще... пожалуйста.
Она мягко отстраняет монеты. А еще помню ее слова:
— Приходи как все уснут. Я буду ждать...
Ни Томми, ни Рене их не слышали. Заворожила...
Ведьмы это могут.
Помню сеновал, крупные звезды над головой, насмешливый влажный шепот:
— Демоненок... не спеши, у нас еще вся ночь впереди...
Я пытаюсь сказать что-то про чешую, но теплая ладошка закрывает мне рот.
— Не думай ни о чем. Я хочу, чтобы ты думал только обо мне.
И у меня плывет в глазах. Кажется, я так полностью и не перекинулся, но ее не смущала ни чешуя, ни клыки, ни горящие алым глаза. Помню ее голову на моем плече.
— Чешуйчатый... забавный.
— Ты не хочешь поехать с нами?
— Нет, государь, у нас разные дороги.
— Ты... меня знаешь?
— Нет. Я просто вижу. Как мать, как бабка... у тебя впереди длинная дорога и меня на ней больше нет. Мне жаль. Но эта ночь — наша.
И волна черных волос опять накрывает мое лицо.
Утром я прихожу в себя уже в комнате. Никто ничего не может сказать о вчерашней певице, да и не надо. Я просто ей благодарен.
Жаль, что наши дороги пересеклись лишь единожды, но судьбе не прикажешь.
Ее ждет дорога, меня — Альтверин. Но сначала — Фрайн.
* * *
Маршрут выбирал я — и чего удивительного, что он прошел неподалеку от герцогского замка?
Где-то в дне пути.
Томми смотрел вопросительно, он понимал, что нам нет смысла делать такой крюк, гвардейцы чуть ворчали, но я был неумолим.
Мне хотелось заехать в Фарейн — один из красивейших городов Раденора. Посмотреть... там великолепный храм, между прочим! Я обязан помолиться!
Гвардейцы, кстати, меня поддержали. Рудольф гвардию распустил — и они совершенно отвыкли от марш-бросков. Им хотелось отоспаться и отъесться.
Мне тоже... хотелось.
Так что мы выбрали одну из лучших гостиниц города, удобно устроились, погуляли по улицам, а ночью мне стало очень плохо. Кажется, я заболел. Я чихал, кашлял, сморкался, требовал изничтожить все сквозняки в своих покоях...
Томми послушно выполнял мои капризы. И только он знал, что под утро я выскользнул в окно.
День пути?
Да, если неспешным шагом. А если рваться вперед, загоняя коня — то можно и куда как быстрее обернуться.
Коня я купил у трактирщика за городской стеной, но гнать не стал. Ни к чему.
И к ночи добрался до места.
Хороший замок, старый, рядом с таким много чего водится...
Я даже ночи ждать не стал, нашел местечко поукромнее, начертил прутиком на земле пентаграмму, разрезал себе ладонь — и позвал.
Кого?
А кто отзовется.
Чтобы в таком замке и не было ни одной неупокоенной души?
Так не бывает.
Конечно, душа нашлась. Молоденькой служанки, кою изнасиловал прадед прежнего герцога, а девчонка потом кинулась со стены в ров, когда узнала что ждет ребенка. Про замок она знала все — и с удовольствием мне помогла. В обмен на мое обещание отпустить ее душу.
Да, герцог здесь.
Да, и его семья тоже.
Жена, трое детей, старший женат, двое младших пока еще не пристроены... предложений много, выбор большой.
Я расспросил девчонку, где чьи покои, как куда пройти — и приказал ждать меня. А ночью, вот беда-то, полыхнул замок от подвалов и до крыши. Да быстро так, сильно...
У меня же с материнской стороны дар огня. Вот и полыхнуло.
Почему-то мне было важно, чтобы обидчики моей матери погибли так же, от огня...
Фрайн — седовласый красавец, чем-то похожий на Шартреза, так уж точно. Потому что перед тем, как поджечь замок я навестил его в его покоях, оглушил ненадолго, связал, заткнул рот кляпом и привязал к кровати.
Было ли мне его жалко?
Нет.
У меня перед глазами, как живая, стояла семнадцатилетняя девчонка с белыми волосами, тщетно пытающаяся остановить зажженный не ей огонь. Мама... ее душа сгорела в пламени в ту ночь, двадцать лет назад.
Я был милосерднее. Из детей Фрайна погиб только старший — и то не от моей руки. Случайность, простая случайность...
Бросился спасать отца... кажется, мальчишка был получше своего ублюдка-папеньки. Но меня это волновало мало. С утра я уже был у себя в кровати. Томми вошел, посмотрел на меня, принюхался к одежде...
— Алекс, а ты знаешь, что неподалеку сгорел замок?
— не знаю. А он весь сгорел — или что-то осталось?
— от замка — пара камней, от его владельца — скелет. Сгорел в своей кровати, бедолага.
— Вот горе-то, вот беда, — фальшиво посочувствовал я. — Мы едем дальше?
Томмми пожал плечами.
— Едем. Но ты лучше во что другое переоденься. Костром воняет.
Я пожал плечами.
— Причудилось, наверное...
Приятель кивнул. Но я все равно переоделся.
* * *
Альтверин мне понравился. Старый замок из громадных серых камней, острые башни, алыке, словно кровью вымазанные крыши, плющ, который оплел стены от фундамента до чердака...
Красиво....
Зато внутри!
Благородная бедность?
Не-ет. Откровеннная нищета. И иначе тут не скажешь. Выскоблено все так, что в каменных стенах свое отражение видно, ни пылинки, ни паутинки. Слуг — десяток, но все выглядят так, словно их корсетами утянули.
Управляющий же...
Шарен Клейт, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, встретил нас на пороге замка с хлебом в руках. Я, как положено, отломил корочку, прожевал, показывая, что всем доволен — не задираться же с порога, пока не выясню, что к чему?
Хлеб был самый дешевый, мука серая, грубого помола, с комками — при королевском дворе такой и собакам не бросали. Ужин....
Старинная серебряная посуда, начищенная до блеска — и еда, которой опять-таки постыдились бы кормить даже гостей столичного трактира. Хлеб ужасный, овощи прошлогодние, курица умерла страшной смертью то ли от голода, то ли от старости, говядину я смог разгрызть только потому, что зубы полудемоона и кость перегрызут. Но разрезать я бы ее не взялся. Томми и Рене смотрели мрачно, но тоже покамест молчали. А Шарен говорил.
Он нам даже обрадовался — и рассказывал не переставая.
Как требуют из столицы и сколько требуют. Как считают недоимки и пишут о процентах на них, причем процент на процент. Как грабят караваны с податями, а им потом насчитывают еще за ограбленное...
Одним словом — сейчас Альтверин был таким именно по причине честности Шарена.
Мужчина делал все, что только мог.
Продавал последнее из замка, чтобы не драть семь шкур с крестьян. Нанимал дикое количество охраны, чуть ли не по двадцать человек на телегу — и только тогда обоз доходил до места. Пытался как-то пускать деньги в оборот, но куда уж тут, с королевиной-то родней...
Одним словом — он разорял замок, чтобы хоть как-то поддержать людей.
Хотите?
Казните. Вот моя голова, вот учетные книги... все в вашей власти, мой принц.
И ведь не лгал. Ни капельки не лгал.
В итоге, Томми, который терпеть не мог цифры, отправился спать, а мы с Рене закопались в отчеты.
Клейт не лгал. Он ни в чем не солгал мне — и карать старика мне не хотелось. Многие ли на его месте поступили бы так же?
Да никто.
Почему его до сих пор не уволили?
Так его назначил мой дед, а Рудольф, при всей своей дурости, не переступал через волю покойного отца. Сказано — вот этот будет приглядывать за землями моего внука — и не тронь человека! И не тронул.
Хотя родня Абигейли наверняка злилась. Но впрямую не лезли.
Когда мы закончили с бумагами, было уже заполночь.
— Шарен, я завтра проеду по деревням, посмотрю, что и как.
— А...
— А вы работайте, как и раньше. Разберемся мы с недоимками и прочими радостями.
Я полюбовался ногтями.
А кто у нас казначей? А казначей у нас старший брат королевы... бедная королева. Ей так не идет черный цвет, она в нем ворону на заборе напоминает.
А носить придется. Траур-с...
* * *
Деревни произвели благоприятное впечатление. Да, бедно. Но все ж не откровенная нищета. А за управляющего тут просто молятся. Отлично понимают, что другой бы с них три шкуры драл, лишь бы себя прикрыть.
С другой стороны, не слишком-то Шарен и рисковал. Альтверин и Рвейн мои официальные вотчины, правом проверки обладаю только я, распоряжаться может только король, никто другой просто не может сюда влезть.
Вообще никто.
Только вот не влезть в документы и не влезть в деньги — две большие разницы. Да, с Шарена не могли потребовать больше определенной суммы, но зато могли перехватить посланный им караван — и насчитать недоимки и неуплаты.
Запросто.
И закон не нарушен — и с Альтверина получаем не один налог, а четыре.
Красота!
И жаловаться некому, и защитить никто не может.
А теперь приехал я. Только вот проблемы это не решит. Грабить-то курьеров можно на любом отрезке пути. А требовать деньги будут с меня.
Итак, что же делать?
Ответ нашелся, и он был прост. Надо сделать так, чтобы на моих людей боялись нападать.
Смогу?
Идеей я поделился с Томми и Рене. Потом поговорил с Шареном. И мы совместно разработали — скажу без лишней скромности, гениальный план.
Шарен пригласил всех соседей с округи к нам, устроив прием. На это моих денег хватило. Разумеется, собрались все соседи и на четыре часа я почувствовал себя дрессированным медведем, который пляшет на ярмарке.
Жалеть меня никто не собирался, дочки и жены вели совершенно беззастенчивый обстрел меня глазами, так, что хотелось окоп вырыть и засесть в нем на месяц. Мужчины хлопали по плечу, так, что захотелось туда что-нибудь с шипами подложить, приглашали на охоту, поили вином... и в конце вечера я допился.
И по секрету поведал своей молоденькой соседке, что в замке вообще-то спрятан клад.
Дедушка боялся, что из казны все разворуют, а внуку ничего не оставят. А потому зарыл свои сокровища в Альтверине. Сделал тайник, положил туда кучку золота и драгоценных камней и отдал ключ доверенному лицу. А лицо передало его мне.
Ну, вот я и решил все забрать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |