Выбирая судьбу

— Блин, он сказал, что они меня не съедят, но не сказал, что они не едят мясо! — стоило мысли сформироваться и мне ее озвучить, как я запаниковала.

За спиной послышался скрип, с которым приминается снег, под кем-то очень тяжелым.

— Пожалуйста, пусть это будет просто большая курица, — попросила я у двери, в ручку которой я вцепилась и пыталась уговорить себя не сбежать отсюда. Ведь сама же сказала ребенку, что покормлю зверей, а он должен учиться, теперь это моя забота.

11

Очень медленно я повернулась спиной к двери и попыталась взглянуть в глаза своим страхам. Почему попыталась? А потому что страхов-то и нет, пустота, я нахмурилась, потопталась. Попыталась вытянуть шею и посмотреть, что там и как, но видно никого и ничего не было, только пустота и тишина.

— Что за? — сделала маленький шажок от своей родной двери по направлению к страхам и ужасам, все по-прежнему тихо и пустынно, — Или тут никого нет, или животины у этой ледышки такие же партизаны, как и хозяин.

На мое бурчание все так же никто не вышел, я еще минут пять боялась отойти от двери дальше трех метров, а потом плюнула. Что тут весь день торчать буду? Вернулась обратно к мешкам, схватила первый и потащила его к дальней стенке, напротив двери, где под навесом стояли емкости для еды. Вывалила еду в первое деревянное корыто (может оно как по-другому и называется, но на вид корыто, как корыто). Постояла и попыталась представить, какие должны быть головы, чтобы есть из того корыта, ведь были бы звери меньше размером и корыта были бы меньше, хотя, может, их просто много?

Вернулась ко входу, взяла следующий мешок и потащила к следующему корыту, когда пыталась вывалить из мешка еду, кто-то толкнул в руку:

— Подожди ты, и так тяжело, не мешай пока, — прокряхтела я, и только сказав это, замерла и медленно повернулась. Вокруг пустота, и мне так не по себе стало.

Второе корыто было благополучно заполнено, и я пошла к третьему мешку, внутри дрожа. Нет, то, что я никого не вижу, меня как бы устраивает, вот только, если вдруг они рядом, и я их просто не вижу? Вот это пугает, вдруг они страшные? Блин, логики никакой, но видеть страх — жутко, не видеть, а знать, что он там есть, еще страшнее.

Взяла мешок и начала медленно идти к корытам, при том разговаривая со зверьем:

— Кушать меня нельзя, мало того, что я невкусная, так это еще неприлично, у меня ребенок есть маленький и, если вы меня съедите, он будет горевать. И вообще теперь Юнас ходит опять в школу, и кормить вас придется мне, так что, если вы меня сейчас слопаете, останетесь потом очень долго голодными. Понятно? — вот последний вопрос я задала, просто так, но услышав в ответ смесь 'мяв', 'грыы' и какого-то курлыканья, присела на снег от страха, хорошо хоть не описалась.

Посидела секунд тридцать, тишина. И решилась на эксперимент, ибо моя фантазия меня и доконает.

— Если вы тут и просто прячетесь, покажитесь, — судорожный вздох, — пожалуйста.

Зверье оказалось вежливым, и стоило мне только произнести 'пожалуйста', как воздух вокруг меня чуть замерцал, и оказалось, что я сижу на снегу, а вокруг меня сидит толпа зверей.

— Мамочки, — пискнула я и зажмурилась, представляя в красках, как Дани узнает, что его маму сожрали звери, как будет рыдать, как станет угрюмым. Короче, не понравилась мне перспектива, потому решила, если они меня попытаются сожрать, я их буду бить и жрать в ответ, — как-то я погорячилась, давайте вы опять спрячетесь?

Медленно открываю глаза, вокруг пустота, у меня даже глаза широко открылись, настолько я удивлена была. Хотела быстро вскочить, высыпать еду и мчаться отсюда со всех ног, но что-то меня останавливало, наверное, то, что если они 'проявились' так, то и сейчас не ушли, а просто я их не вижу.

— Вы еще тут? Да? — обреченно спросила, надеясь в ответ на молчанье, какое там, опять хор из разных звуков, — Сидите, да? — ответ не заставил себя ждать, — тогда обратно покажитесь, пожалуйста.

Они все равно тут, если я их видеть не буду, могу и на хвост наступить, вдруг обидятся, так что лучше так, хотя волосы, наверное, поседели с этим кормлением.

Воздух опять замерцал, и вот вокруг меня сидит толпа живности, потом, когда чуть успокоилась, поняла, что их совсем не толпа, а всего пять штук, хоть и разных на вид. Хотя такие морды, что больше и не надо, и так за глаза хватает ужастиков. Просто все они не имели ничего общего с привычными мне домашними животными. Вот, например, 'киса' напротив, от привычного семейства кошачьих ее отличает хвост, состоящий из ледышек, которые подогнаны как чешуйки, а также присутствие этих же чешуек на морде, и огромные голубые глаза, прямо нереально большие.

Или та 'птичка', вся белоснежная с длиной мощной шеей, мощными лапами и огромным клювом, крылья были сложены вдоль тела, поэтому понять их размах невозможно, и все те же чешуйки-льдинки на клюве и шее.

Еще тут было два непонятных комка меха и пуха в виде шариков, и даже глаз видно не было, только голубой нос бусинка все время шевелился и принюхивался, забавный такой.

А вот кто был не забавным, это змей, который был дальше всех и выглядел как ледяная статуя, от его желтых глаз очень хотелось спрятаться, хотя змеюка как знал, что он страшный поэтому близко не подползал, просто смотрел и гипнотизировал взглядом.

Больше вроде разновидностей не было, только эти четыре вида, и то змей среди них один, и хорошо, боюсь змей, прямо очень. Стоило мне это подумать, как змей шевельнулся и показательно уполз куда-то в вольер, а я сделала вздох, оказывается, я не дышала, как только он шелохнулся.

— Ребятоньки, я сейчас встану и высыплю вам еду в корыто, а потом уйду, чтобы не мешать вам кушать, — я медленно встала на карачки, чтобы потом, не делая резких движений, встать на ноги. И что вы думаете, все это зверье оказалось нехилого такого размера (как и все в этой стране великанов), например, 'киса' сидя была ниже меня не на много, 'птичка', была чуть выше и только 'комочки' были по пояс, жуткая жуть.

С мешком я дошла на негнущихся ногах к навесу и высыпала в корыто еще и эту еду, животные по-прежнему не ели, а смотрели на меня, ждут или выжидают, я тоже стою, не знаю, что делать, поэтому не придумала ничего умнее, чем сказать:

— Приятного аппетита, кушайте, пожалуйста, — и вот эти 'звери' кивают мне (я даже глаза протерла) и приступают к еде, причем каждый вид ест из своего корыта, умные какие.

Вот только где еда для змея? Оглянулась, у двери остался один маленький мешочек, за которым я и пошла, боюсь или ненавижу я змей, но морить голодом живность — это не выход. Поэтому и эту еду я высыпала в маленькое, практически плоское корыто. А после уже хотела уйти, но увидела общее корыто, к которому шла подача воды. Оно было пустое, поэтому, подумав логически, я решила, что воды им тоже налью, чтобы они запили обед.

Подошла и думаю, какой воды им налить холодной или теплой, решила, что налью теплой, пока они поедят, вода остынет, а холодная вообще в лед превратится (хотя стоит заметить, что под навесом вроде как теплее и снега нет).

Открыла кран и напоследок добавила прям горячей, остынет ведь. Сделав все дела, пошла на выход, и уже у двери почувствовала, что кто-то лезет под руку. Повернулась — 'киса', надеюсь, она не решила закусить рукой 'человека обыкновенного'. Не знаю, чем думала, но животину я чуть погладила, а потом спокойно сказала:

— Мне пора, но я приду завтра и принесу вам еще что-нибудь вкусное, помимо обычной еды.

Животина меня напоследок боднула, хорошо, что дверь родненькая тут, рядом, в нее меня и впечатали. Потом 'киса' отступила, позволяя открыть дверь и выйти из этого зоопарка ужаса.

Полностью отключившись, я закрыла все замки, отнесла мешки в комнату, откуда до того их взяла, и так же заморожено прошла в дом, где, дойдя до дивана просто упала на него, ноги подкосились.

— Меня к такому не готовили, — пробурчала в пустоту, — 'учи танцы, Хелли, ведь мужу приятно танцевать с женой', 'умей вести быт в доме, ведь ты будешь хозяйкой большого дома', — (ага — вот только дом не большой, а все остальное огромное), — 'музыка, живопись, литература, необходимо быть развитой'. Мамочка, лучше бы ты меня подготовила к суровой жизни. Хотя, спасибо кухарке, та хоть есть научила готовить, мотивируя тем, что 'кто бы не стал твоим мужем, жрать он всегда будет хотеть, а вот танцы танцевать — не факт', — спародировала я ворчливый голос кухарки и прикрыла глаза.

Так, вспоминая наставления матери и тихо ругаясь, я просидела минут двадцать, постепенно оттаивая и отходя от шока знакомства с 'животными', а потом в дверь постучали, я вздрогнула, открывать не хотелось, но вдруг что-то важное.

На пороге стоял мальчишка (это я так всех непропорционально огромных сортирую, просто все мужское население после лет десяти тут огромное, и только по-настоящему взрослые мужики, они как-то пропорционально здоровые, а дети и подростки более нескладные, ну еще и взгляд, он четко показывает, кто есть кто).

— Мне нужен Кьелл Ледяной, его вызывают в школу, — лучше бы ты поздоровался мальчик.

— Здравствуй, — ага, буду приучать к хорошим манерам, хоть минимальной вежливости, — Кьелла нет, но я мать и опекун, — ммм тут вроде как надо сказать 'наших детей', но нет, чур меня, чур, — поэтому пока его нет, я принимаю все решения по детям. Что случилось?

Мальчишка посмотрел на меня с интересом и все-таки уточнил.

— Юнас у тебя под опекой? — долой вежливость, она здесь не приживется, вспомнила далекие слова Вепря, обращённые к моему сыну, и решила не исправлять.

— Да, — и молчу, ведь вопрос я уже задала, хотя хотелось пацана встряхнуть за грудки и проорать в лицо, 'что стряслось?'

— А, ну тогда, вас вызывают к директору из-за драки, для разбирательства должен присутствовать родитель или опекун, — я уже хотела сорваться чтобы схватить шаль на плечи, но пацан продолжил, — хотел пойти к отцу Юнаса, но меня перехватила Ингрид и велела идти сюда, ну, мне что, сюда пошел.

Ага, Ингрид скажу спасибо и отблагодарю. А теперь времени нет, поэтому на ходу:

— Подожди минуту, — я умчалась вверх по лестнице, чтобы за тридцать секунд переодеться, ведь я для кормления оделась в домашнее-рабочее или, проще говоря, в то, чем давно пора мыть полы, так в школу не пойду. Ведь встречают по одежке, а значит, надо быть солидной. Не знаю, каким чудом я четко извлекла те вещи, которые были самые качественные и мне подходящие, но оделась и спустилась я за минуту.

— Ого, я думал женщины так быстро одеваться не умеют, — присвистнул он, но я никак не отреагировала, обулась и, выставив его за дверь, закрыла ее, и помчалась в школу, по дороге пытаясь выпытать, что именно стряслось.

Но пацан ничего не знал, он просто был дежурным, поэтому, когда его вызвали в кабинет и передали информацию, которую он должен был донести, он и пошел.

В школу я влетела практически бегом, на ходу пугая всех встречных, просто я не сбавляла скорость, поэтому приходилось всем встречным отскакивать с моего пути. Если что-то случилось с моими детьми, порву всех.

Не зря бежала, когда я влетела (после стука, эти привычки не искоренить) в кабинет директора, там помимо самого директора, Юнаса, был еще какой-то мужчина (видимо учителя), а еще был отец Юнаса — Ханс, и па-ба-бам его единственная Эмма. Кулаки сжались сами!

— Он очень проблемный парень, поэтому его стоит отправить в пещеры, — вещала та гадина, при этом делая страдальческое лицо, вот только столько яда в глазах, и взгляд такой на меня из-под ресниц, я тебя, тварь, в этих пещерах и закопаю!

— Что здесь происходит? — даже не знала, что могу таким тоном разговаривать, а потом понеслось (пелена перед глазами и это уже была не я), — по какому праву происходит разбирательство над моим ребёнком в присутствии посторонних, и почему меня не дождались?

Директор, до этого сидящий за столом, попытался встать, но от моих реплик так и остался стоять в позе 'почти сел' или 'практически встал', выпучив удивленно глаза. Ханс дернулся, как от удара (так тебе, козлине, будешь знать, как детей в угоду бабе своей выгонять), учитель смотрел заинтересовано, а вот Эмма меня на огне своих глаз поджаривала, причём так негуманно, сразу огонь на максимум, а как же разогреть на медленном?

— Простите, что значит, ваш ребёнок, вы ведь совсем недавно здесь появились? — о, директор обрел дар речи.

— Это не помешало мне принять на себя обязательства и официально высказать свое желание стать опекуном и матерью Юнасу, — да, когда надо, я могу и надменно говорить, и губы поджимать, и нос морщить, короче, аристократия так и прет.

— Вы высказали это только мальчику, или кто-то присутствовал при этом разговоре? — директор смотрел на меня очень странно.

— При разговоре присутствовал Кьелл Ледяной, — официоз так официоз.

— Дирк, — обратился директор к неопознанному мужчине, и тот быстро вышел в коридор, чтобы секунд через тридцать зайти и только кивнуть головой, это они видимо мои слова проверяли. Интересно, как связались с Кьеллом?

— Ханс, ее слова правда, и она официально опекун мальчика, вместе с Ледяным, — директор говорил так, как будто извинялся, — ты ведь знаешь, с этого момента, как появились двое разнополых опекунов, ты больше ничего не решаешь, — надо взять на заметку, хочу свод законов!

Ханс ничего не ответил, только кивнул, с такой тоской и с болью глянув на мальчика, который даже взгляд от пола не поднял, но я бы не была женщиной, если бы не заметила несколько капель, сорвавшихся с щек Юнаса. Очень захотелось подойди и обнять ребёнка, но пока нельзя.

— Ханс его отец и имеет право решать его судьбу и его наказания! — вот и Эмма визжит, а то прям соскучилась по ее противному голосу. — Иначе мы перестанем вносить отчисления на его жизнь! — свод, мне нужен свод законов, что она тут лепит?

— Это решение Ханса, — директор был спокоен, хотя и смотрел на женщину очень неодобрительно, она, видимо, это заметила, потому что поменяла тактику.

— Она тут совсем недавно, это какой-то план, чтобы прижиться тут, мы забираем мальчика к нам, — в это время я смотрела только на Юнаса, поэтому заметила, как тот вздрогнул, вот и ответ, так что щаз-з-з, дорогуша.

— То есть, вы выгнали ребенка на улицу, без еды, одежды и объяснений, потому что он мешал жизнь устраивать, а теперь решили, что можете забрать ребенка себе? Он вам что, животина безмозглая, хотя и с ними так нормальные не поступают, а он норманн! — чуть не сказала человек, — Юнас, ты хочешь вернуться в дом отца?

— Нет, — очень сухой ответ и абсолютно неэмоциональный голос.

— Еще вопросы к этим посторонним есть? — это я директору, тот отрицательно машет головой, а я, пройдя ближе, встала возле ребенка и посмотрела на Ханса, — ты выгнал сына, — очень медленно и четко проговаривала я слова, — сына от любимой женщины, тебе нет прощения. Я запрещаю тебе и твоей бабе, — о как их передернуло, а эта даже рот открыла, орать, видимо, хотела. Прости меня, мамочка, за такое хамское поведение, это не я, это все пелена и сумасшествие, и стресс, — подходить, разговаривать или как-то взаимодействовать с моим сыном, — 'моим' я голосом так выделила, что Ханс дрогнул, — если я узнаю, что вы пытаетесь ему вредить, я не посмотрю ни на что, отомщу так, что захочется под землю залезть и там до скончания времен сидеть.