Сказка - ложь...

-Да ты ж, Баюныч, почитай, в рабстве у бабы-Яги и находился! Она ж тебя, бедолагу, от себя никуда не отпускала, какая уж тут любовь с кошечками, одне ведьмы да кикиморы... Но ниче, полюбит тебя стоящая кошечка, вот увидишь, у нас их много имеется!

А из-за комодика на миг проглядывался бешено мотающийся кончик хвоста... Васька расплывался в хитрой улыбке и продолжал жалестные речи:

-Всяко подумываю, может, каку котишку и подберу из ничейных-то, нельзя роду Баюнову окончиться на мене. Робятишки — оне мои, но человеки! А с моею жистью где времечко и найтить на ухажерство?Кошечки, оне любют всякие подходы-уговоры, да и молодых котов-то...

-Не все, Вась, не все на песни падкие!

-Охо-хо, не встречалися мне такие, даже и когда я малой был. Ну да, знать, судьбина такая, сиротинушкина!

Ушлые Васька и Елисей, видя любопытственную мордочку, мелькавшую иной раз, заговорщицки переглядывались и пожимали друг другу руку-лапу.

-Одно меня печалит — все-то у меня теперя лепотно, окромя кошачьево, но да с твоею помощью, глядишь, и обзаведуся котишкою, а вот за курьи ножки ох и беспокоюся!! Знаю ведь — вымещат на их зло-то! Да хоть бы и уволок Ганька ее, Ягу то ись, в свои дали-дальние, все ножкам роздыху б досталося чудок! Да только оставют энти заморския с носом, он у ей итак страшной. Веришь, не осталося к ей ничево, только и хочется плюнуть, вона, как следоват, и ответствовать одно: до стольких годов дожила, а дурища!

-Ну, да не станем об ей, непутней, сказывать!

Играть Васька приходил пару раз за седьмицу — мальцы ево требовали внимания.

-Чисто маленькие старички, улыбаться не умеют! — сокрушался Васька, пестовал их, стал совсем нянькою. Оттаивали мальцы-то помаленьку, особо когда забегал взмыленный Петяня с Фелькой. Оживлялися мальцы, радовалися, а птенец, как понимая, старался, веселил их-то, давался и погладиться немножко.

Забавушка непременно хвалила Ваську, он и радовался, чисто вона Лишка с Петянькою. Еще ждал Васька Костяна, хотел увидеть ево ро... э-э-э... лицо — всяко не ожидат такова Петяньку углядеть, не сразу и узнает в ем сынка-то!

Васька стал примечать — вылазют Костяновы черты в недоросле, ой, как вылазют! Просто мало кто Костяна истинова и видал-то, разве только охальник и буян Вейка. Побаивался Васька — вот случися Вейке откудова-нибудь свалиться дурниною, ведь забазлает про сходство ихое. Хорошо — с женитьбою закружился, дурить совсем некогда, да Искусница-то дева строгая, безобразию вмиг прекратит, у ей везде порядок-то. Вейка-то, вона, как и он, Васька, всурьез семьей-то озадачился и не мотается в пьяном виде, и не плюется сверху огнем, и не орет похабень всяку. Удержу и не было совсем с Вейкою-то, Марья-то спервоначалу ево выгоняла, охальника, а он и прикипи к разумнице-то. Сколь людей и нелюдей вздохнуло свободно, фулюганил сильно без Костяна. Костян только один про ево и сказывал:

-"Вьюнош-де еще."

Хорош вьюнош, вона цела гора дури!

Сказывал так-то Васька Вейке и не раз, энтот охальник только гоготал и просился с Ваською на шабаш, ведьмочков молодых пошшупать! Отвлекся в думах-то Васька, вона на Вейку перешел:

-Тьфу, не до их теперя, вона сколь заботушек.

Одно радовало кота — училися все старательно, сказывали все учители Ваське — за ими и другие тянутся, и в приработке мальчонки ево бралися за все, кот только плевал через плечо и молча радовался — слетела, счистилася шелуха с Петяньки, и во многом заслуга Фелькина. Петяня всурьез с им вел долгие разговоры. Васька намедни вона рот открыл, удивляясь.

Чево-то у Петяньки не сходилося в решении, пыхтел, сопел, чуть не взрыдал, а Фелька и залезь на листок-от, и давай клювом по цифири долбить — Петяня спервоначалу как баран вылупился, Фелька уже клекочет, недоросль и вскричи:

-Феля, и точно, тако и надо!

Схватил птица и ну целовать, тот поворчал маненько, мол — "чево с дурня возьмешь!"

А другой раз Ольша ево попросила:

-Феля, подскажи!

Силен птиц в счете оказался, а кот и призадумался:

-Ой не здря така кумпания тогда сорганизовалася, ой не здря!

Надувался кот от гордости, когда хвалили их Ваське — в учебе Лишку и Даньшу больше, Петяню вой Боян отмечал, сказывал — толк из ево уже есть! Так-то вот в заботах время и бежало.

Петяня и Фелька заявилися с ученья смурные, опечаленные.

-Натворили чево?

-Не! Хуже!

-Подралися?

-Не! Хуже!

-Сказывай уже про всё! — приготовился к плохому кот.

-Фелька... его дядечка Ферапонт забирает на ученье, летать учиться и, значит, охотничать.

-Так энто и хорошо, птиц должон как следоват всё уметь, а то станет как ты вон — недорослей!

-Оно так, а как я-то без ево стану?

-На сколь улетит-то?

-Кто знает, как Фелька обучится, — горько вздохнул Петяня.

-Да не сумлевайся, он у нас вона как щитает, почище иного выученого, обождем — прилетит, да Фель?

Тот как-то печально цвикнул и прижался к Петяниному плечу.

-Вот ить горюшко, не печальтеся, встренетесь — не нарадоваетесь.

Рано утром, едва рассвело, Петянька с котом пошли на окраину города — там уже ждал их Ферапонт. И взлетели в небо большой и малой золотуны, и клекотнул в восторге по-взрослому Фелька, возрадовался небушку-то.

Не стал Васька разостраивать недоросля, да забоялся в душе-то, не перетянет ли простор небесной Фельку.

Петяня не ныл,но сильно схуднул, ходил нерадостной, стал молчаливой, задумчивой.

Васька и порешил, повел свою кумпанию в чайную, тама Досифея развернула торговлишку всякими сладостями ненашенскими. Петяня всегда охоч был до всего сладенького, а тута взял одну конфекту -чудное такое названье, откусил, прожевал, запил самородиновою заваркою и подвинул все Ольше и Даньше.

-Петянь, чево энто ты, ай не вкусно?

-Вкусно, только не хочется!

Не стал говорить Петяня, что ежли б рядом суетился и цвикал Фелька, они вместях бы все энти конфекты и съели, а без Фельки ничё не мило! Но дядечка сколь раз, бессчетно, говаривал — надоть быть мущщиною, вот Петянька и молчал, а така тоска в ево душе накопилася, одно только и выручало, вой Боян признавал ево самым знающим учеником.

Ждали приплытия купца Велизара, Боян сказывал — отведет самолично Петяньку к ему, и тот обязательно возьмет ево на обученье.

-Петро, это мастер — всем мастерам, к ему в обученье попасть, энто как на прынцессе какой ожениться, их, сам знаш, мало совсем, вот и к Велизару тако попасть.

Петянька и спал плохо, даже ехиднай задира Даньша не лез к ему, а тихохонько шептал Лишке с Ольшею, што тоже заждался Фельку.

-Забавушка, как мне недоросля от печали отвлечь-то? — встревоженно махал лапами кот. — Усох совсем парнишко мой, и не придумаю, чево с им делать?

Забавушка, светлая душа, думала недолго:

-Вася, давай Досифею попросим, пусть она ему какую сурьезную работу-заданье найдет!Чтобы, значит, занят сильно был!

-Да согласной я, лиш ба не видеть его тоскливые глаза! Понимаю, Ферапонт-от здря Фельку держать не станет, да мой-то...

Досифея подумала-подумала и взяла Петяньку и Лишку в паре на пристани помогать Устину, вначале-то приглядывать. Потом Лишка стал докУменты проверять, а у Петяньки дело другое нашлося — стал он придумывать, как ладнее и удобнее грузы-то грузить, али наоборот — выгружать, да и придумки-то время стали экономить. Досифея-то твердо сказала, такие-то работники на вес золота, и што завсегда станет рада им с Лишкою.

Досифеюшкин кораб впервой приплыл из соседского княжества — первый раз решили отправиться недалече, да и по морю-то ловчее туда оказалося и дешевле доплывать. Дороги к им были горные и трудные, а тута враз и обернулися. Да и привезли оттель несколько тамошних человеков для разговору-договору и среди их-то...

-Батюшки! — ахнул кот, — Костянова Моревна, Петянькина, знать, мамашка.

Как заволновался Васька.

-Костян, едри его, никак не объявится. Петянька на пристане при деле, и энта выплывает... ух, стервь!

Но ничё, пронесло, не стала Моревна даже и минутку смотреть на каких-то мальчишков. Да потом уже ругал себя кот — как она ево опознат, ежли сразу, как народился, сбежала от младенца-то. А Петяня от её ничево и не взял, снаружи-то, Костяново — да, имеется, а так-то больше на бабку свою и помахивает.

Выдохнул Баюныч, полегше стало, а то уж было хотел просить Досифею услать куда мальчишков. Да и не важна птица оказалася Моревна-то, так сбоку чевой-то, главного прикащщика жонка. Вот Васька позлорадничал:

-Ишь ты, у Костяна бы на царстве была, а тута обычна жонка, так-то и надо!

Да и услышал Васька кой-чево — болтали людишки-то, оттудова приехавшие, не случается у Моревны-то детишков заиметь, как сглазил кто.

-А не бросай беспомощно дитё!

И хорошо — про Петяньку-то мало кто знал, што Моревна ево мамашка.

А Петянька и не взглянул на тетку,он тосковал, все больше и больше догадываясь — не появится ево самый луччий и самый необходимой Фелька, знать, милее всево ему птичья жисть!

-Дядечка! Я ноне с теткою дурною посварился! — Пришел весь такой разозленный Петяня.

-С какою жа?

-Да снаруже-то краля, а внутре така постыла, почище тово хитрована, ну што бабы Яги записку в своем карману держал. Зачала орать, как базарна баба Янча, ажно верещать, я вежливо ей ответствовал, а она все сильнея! Послал я её к Досифее-то, ох и орала даже плевалася. Да только Досифея и слушать не слушала, осадила вмиг!

-Ты, Моревна, горло-то не дери заздря, осипнешь враз! Мой парнишка дело знат, как пять возрастных мущин не сумеют, и не след так-то себя вести, чай не дома!

Та и замолчь, а Досифея при ей и скажи:

-Молодчина, Петро, все как следоват сделал, вы с Лишкою у меня самые сурьезныя! И одарила нас, вота, — Петяня вытащил из кармана бумажны деньги. — Сказала, на одёжи нам всем хватит! Лишка побег на дальний склад, я деньгу принес, ты сам распорядися, куда и чево. А дурну бабу я теперя оббегать стану. Досифея сказывала — оне хотели Велизара дождаться, да вишь ли, погода меняется. Анфим-погодник предсказыват бурю вскорости, вота оне и отчалют через день-два, не дожидаючись!

-А нашол ково заприметить, свое вниманье надо хорошим людям уделять, эдакую дуреху ужо хворостиной не перетянешь, пусть себе брешет, чисто кабыздоха родня. Не до её нам, давай-ка подумам, чево надоть куплять в перву очередь.

-Ну энто, Ольшанке теплу кацавейку, да доху хошь не нову, худа больно, да мерзлява она. Даньше обувки, у ево все развалилися, Лишке душагрею, а тебе, Баюныч, на случай холодов-то надоть тожа душагрею завесть, вот прибегиш так-то с улицы в мороз, а дома на печи нагрета душагрея дожидатся!

-А себе чево удумал?

Недоросль горестно вздохнул:

-Да ничё и не надо, другой раз деньгу заплотют, тада.

-А чево хотел ба?

-Да ничево, поначалу задумывал зипун с кожею на плечах, для Фелькиных когтей, я Ферапонтовы когти то увидал — ужасти, а Фелька ево сынок, столь же грозен станет... поди... Да и не видать мне ево когти!!

Васька, неожиданно для себя, обнял лапами недоросля:

-Не верю я, што забыл нас Фелька так-то, не должон.

А Петяня всхлипнул:

-Дядечка Вася, я же без ево совсем пропадаю!

Уткнулся коту с грудь и забормотал:

-Я не жалуюся. Но чево-то никому я и не нужон, мамки нету, батя гдесь пропал, я наверное совсем негоднай, раз так-то вот, все от меня отказываются?

-Тю, дурень, а я, а робятишки, Досифея с Устином, Боян, Забавушка? Што ты, што ты, а батя твой скоро объявится, нюхом чую! Ты энто, поплачь чудок, никто и не узнает!

-Не, — Петяня кулаком утер глаза, — сам же сказываешь, я не девка кака, только так без Фельки чижало!!

-А прилетит негодник, мы ево и посовестим все-то, ишь!

В энтих заботах болело у Васьки сердце-то за Петяньку, да и за Фельку волнение случилося, мало ли, у Ферапонта враг же лютай имеется, а Фелька молодой, глупыш совсем.

Попозорил Васька маненько Моревну-то, шол вона по улице-то, а она и вывернися навстречу со своим прикащиком. Весела така, а как кота углядела, так и сбледнула вся разом — ево трудно не узнать. А кот ушлай, много чево знал-то про её ту жись. Заюлила, хотела в проулок завернуть, а мужик-то и удивися:

-Чево это ты в тупик-то заворачиваш?

-Ой, милай, обозналася, на дивна кота загляделася! — а сама смотрит эдак умоляще.

А Васька чин по чину поздравствовался, да и скажи ласково так:

-А пошто твоя женка мово ребятенка за работою похабила? Я не посмотрю, што слабова полу — когти мои востры — вмиг за ево заступлюся, он мне сынок названой, не попущу, штоб ево поносили!

-Да я обозналася, не углядела! — заюлила Моревна.

-А сиди дома, шти вари и не путайся под ногами у людей, делом занятых!

-Прости великодушно, Василий, женку умом небогатую! — поклонился муж-от, знать, истинный прикащик, умеет держать ухо востро!

-Я упредил, а ты сумей её вразумить!

Кот пошел дальше, а в терему-то чудо случилося — подошла к нему Вандочка и ну мурлыкать! Васька зарадовался, да не в полну силу. Вот ежли Фелька б заявился, недоросль успокоится, и Васька всурьез с Вандочкою задружится, а так-то душа напополам у ево пока.

Как-то незаметно подходила зима, море становилось хмурым и неприветливым, ветра начались студеные, продувающие до костей. Елисей очень переживал за Велизара — задерживался друг его, ой задерживался. Приходил Елисей частенько на пристань и подолгу вглядывался в неуютную даль. Васька тоже набегал, постоять с ним, переговорить за житейские дела, да и подсказать чего дельное, прислушивались к Баюнычу-Ибрагимычу жители-то.

А получил другое прозванье по батюшке Васька случайно. С давних пор осели у всечан несколько веростанских мужиков. Оженилися, детишки народилися, внуки тожа, да как-то все получились перемешанными, не поймешь, то ли из весчан — они все светловолосы и глаза-то сераи, чисто небо поутру, али голубые — у смеси же волос белай-белай, а глаз чернюшш. У других-то наоборот — волос чисто ворон в отцы затесался, а глаза в голубизну, рождалися и будто веростанцы обличьем-то. Вот один такой малёк и перепутай Васькино отечество, и ответствуй на весь базар воскреснай на кота вопрос:

-А свежа ли рыба твоя, малёк?

-Где ты свежее видывал? Чай, только в море-окияне она и есть свежее, Василь Ибрагимыч! — А голос-то звонкай, далеко ево слыхать, вот и прилипло прозванье такое. Другой и оскорбися, до батьки сбегай пожалиться, да кот-то недаром столь много годов прожил, понял враз — смеяться не перестанут бойкие и острые на язык весчане, да и проверни все в шутку-то.

-Ну, коль прозвал меня так-то, стану я Василь Баюнов Ибрагимов. Все одно фамильи не имеется!

Вот и величали так-то: Баюнов-Ибрагимыч, а спустя седьмицу совсем перекрестили в Абрагимыча. Васька только посмеивался:

-Поподзабудут половину прозванья-то и стану я... — кот задумался, завел глаза к потолку, — стану я..

-Абрамов! — выдал Даньша.

-Хмм, Абрамов... навроде неплохо, а тогда и вы — Лишка и Ольшанка станете тако же — Абрамовы, али Охотниковы? Горюн-то не поменял свое мнение, в братья-сестры вас задумал определить.