Сказка - ложь...

СКАЗКА — ЛОЖЬ....

Ссылка на обновление

Глава 1.

Весна в этом году задерживалась уже на месяц, природа застыла в каком-то мрачном полусне, даже вездесущие одуваны, каждый год торопящиеся выскочить из земли, и они не спешили. Лишь кое-где робко пробились тоненькие стрелочки травы, да и те, застыдившись, замерли в росте. Студиозусы с небольшими связками книг подмышками, торопились на занятия. В их срЕдине редко кто мог похвастаться приличным ранцем для книг, совсем недавно, пять лет назад по настоянию княжны их небольшого княжества — Забавы и организовали этот средин для обучения имеющих хотя бы слабый магический дар детей из бедных сословий. Как упирались ученые мужи, доказывая, что среди черни мало кто захочет учиться, поскольку это сопряжено с большими трудностями, особенно, в плане оплаты обучения. Но Забава — некрасивая, толстая, неуклюжая, плохо видящая и поэтому не снимающая затемненные очки, сама имеющая малую толику магии, настояла на своем. При всей её некрасивости народ простой уважал свою наследницу, если в первые годы после её рождения многие горевали, что прервется род славного Елисея-князя, не суждено ему иметь после Забавы-то наследников, а дочурка уродилась хилой да некрасивой.

-Подцепил, слыш-ка, наш князюшка — в странах заморских-то неведомую болесть, как-то по свински обзывается, вот и не случится у него больше детишков-то! — шептались по базарам людишки. — Поди и не доживет до пяти годков-то Забава наша.

-Но Забава дожила и до пяти, и до десяти, вот уж и двадцать шесть подкатывает, надо бы замуж отдавать, да вишь ли, наша умница Забавушка никак не определится с женихами-то. Есть, как не быть, женихам-то, да все, вишь ли, на её приданное зарятся. Да и староваты женишки-то, оно, конечно, не красавица наша девочка-то, но умна, ой, умна выросла!! — рассуждали три стражника, после службы зашедшие в трактир пропустить по кружечке пивка.

Уж больно славился им трактир-то под названием "Хромая кляча". Откуда пошло то название никто уже и упомнить не мог, воды-то много убежало, одно оставалось неизменным — название и хозяин седой уже, хромоногий Никифор. Знал он какой-то секрет, пиво у него всегда случалось на отличку, да и не баловался он пакостными делишками — никогда не разводил, не добавлял всякую дрянь в него. Вот и ходили в "Хромую клячу" люди степенные, не было у Никифора в трактире всяких пьянчужек-драчунов. А ещё любили у него останавливаться люди заезжие, строго блюл Никифор порядок-то, да полюбилась "Кляча" студиозусам из средина, кормили здесь сытно, и Никифор, сам будучи из бедных-пребедных, понимал, каково это ходить с постоянно бурчащим животом-то.

Вот и добился он приема у Забавы, которая, несмотря на свою некрасивость, цепко держала в своих руках много чего от управления княжеством, она и постановила кормить срединских-то обедами за счет княжеской казны. Нет, Елисей не был слабаком, здраво рассудив, что его некрасивой Забаве замужество абы с кем не подойдет — сильно любил он свою дочку. В народе-то давно говорили, что неправильно названа она, надо было Василисою назвать, Премудрою, заинтересовал дочку ещё маленькую наукой управлять княжеством.

Все это высказывали стражники человеку сурьезному, подсевшему к честной компании, по одёже видно было — человек не бродяга, а самостоятельный и явно из купеческого сословия, по ухваткам, по разговору. Угостил он достойных людей пивом хмельным, да и текла беседа-то неспешная. Пришлый интересовался торговлею, а кому как не служивым, через день заступавшим на дежурство, знать, что творится в столице, они же постоянно в курсе всех дел. Порассказали про торговлю, что идет у них хорошо, что не очень берут люди.

-А ты, Велизар, чем торгуешь-то? Мы не за ради любопытства спрашиваем, глядишь, тебе и обскажем, пойдет ли твой товар.

-Да был я в странах заморских, накупил там специев множество, вот хочу во столице и начать торговать, слыхал я, здесь нашему брату купцам предых попервоначалу дают, налоги божеские, не драконовские, вон, как у нас в Нилиме, совсем ведь невозможно торговать, почти половину в казну уходит, а надо и семью содержать, и помощникам платить, и товар закупать, вот и решил я податься к вам сюда.

-Чего же ты привез-то, мил человек?

-Специи, из Веростана.

-Слыхали мы про Веростан-то, а вправду там звери чудные водятся, как его?? Микул, подскажи?

-Па-ви-аны, — по скаладам произнес самый молчаливый и самый молодой из них.

-И какие у тебя специи-то?

-Специи — перцы всякие, что остроты в пищу добавляют. И они тоже, да и для теста, для всяких селянок, для супов — все есть. А павианов видывал я, и есть там ещё диковинные звери -слоны прозываются, не обскажешь какие, давай нарисую.

И пошел этот рисунок гулять по городу, дивились чудному зверю люди-то.

-А сходи-ка ты, Велизар, ко голубушке нашей, Забавушке Премудрой, давно мы так-то её зовем, обскажешь ей всё, она тебе и присоветует, как лучше-то.

-Да попасть к ней, поди, сложно?

-Что ты, она, голубушка, после учебы-то — обучает девушек ведению хозяйства да всяким премудростям счетоводным — каждый день идет в управу, там людишек принимает, правда, по паре часов всего, а и запишись сходи, через дня два и обскажешь все как есть-то.

Сердечно поблагодарил купец Велизар мужчин, договорились, ежли все наладится, встречаться у Никифора. Мало ли совет какой понадобится, али ещё чего. Пошли вместе на выход, Микула вызвался проводить купца до управы. Там записали его на послезавтра к Забаве Елисеевне на прием, и пошел купец бродить по городу-столице. Вид имел он обыкновенный, только вот росту был немалого, ну да кто знает, может затесалися в его предках те давние народности, что были высокими — одни скифтами прозывались, а другие арианами. Остались в книгах картинки-то, видно было, что люди были могучие да высокие. И посейчас встречались такие-то высокие мужчины, ну да через пару дней на высокого, средних лет купца уже мало кто и глядел, пообвыклись, да и прошел разговор, что разреши ему Забавушка торговлю-то, станет он здесь и проживать. Вдовицы и девки перестарки, правда, подоживились, мало ли... но пока ждали решения Забавушки.

Она у них как-то и не ошибалась ни разу, разрешая пришлым торговлю или ещё чего, вот тебе и магии совсем у неё нету, а как людей чует! Гордились своей девочкой люди-то и совсем не обращали на её внешность внимания, любили за душевность, за ум и обхождение и всем своим княжеством верили, что найдется ей суженый, что полюбит её не за внешность, а за красоту душевную.

Но пока и не находился такой-то, все больше алчные да нахальные наведывались... спасибо, Забавушка, разбираясь в людях как никто, и давала от ворот поворот всем этим.

Вон опять на горизонте нарисовались два желающих, один-то из соседнего княжества, знавали его похождения люди-то, прокутил-порастратил все батюшкино добро и надумал "на страхолюдине ожениться, пусть будет счастлива, что такой красивый я её в жонки возьму!" — болтал так в подпитии-то князёк непутний.

Да только у весчан везде уши имеются, не успел женишок приехать, а уж всё про него и вызнали. Ну соответственно готовили прием не только в княжьем терему, а и на постоялых дворах.

А другой? Вот тут чесали затылки-то весчане, другой, сказывают, принц целый, из какой-то дальней страны, что аж за Веростаном где-то, иные думали, что там уже и земля кончается, ан нет, Иллирия какая-то. Кто знает, с чем её едят?? Вон, в Веростане-то у главного ихнего аж восемь жонок имеется. А надо нашей Забавушке какой-то там по счету стать? Да при её некрасивости, когда ещё оценить сможет её ум и душу этот принц заморский?? Небось, семь жонок-то уже имеет, старый, да жирный весь. А и пусть уже Забавушка в княжестве и остается перстаркою, найдется же суженый, предсказывала тогда ещё убогая Калина, когда маленькая Забавушка, в церкву идучи, увидев, как обидел её какой-то воришка — ухватил из её миски все монетки-то и побёг. Забавушка, не смотри, что в очках, как-то быстро догнала его, стукнула по шее сильно, да набежали тут слуги княжеские верные, отобрали у воришки монетки-то. Калина, которая редко чего и сказывала, возьми и выдай:

-Полюбит тебя, красавица, молодец незнакомый, да сильно так, ты только дождися его, нескоро он появится.

Вот и отвечала всем Забавушка, кто прикидывался опечаленным — 'как это, княжна и никак замуж не пойдет, уже пора двум-трем ребятишкам бегать..??' — одинаково:

-Калинино предсказание, что явится суженый мой, жду, когда исполнится!

Шептались за спиной некоторые, что выжившая из ума старуха, слепая не видела, кто перед нею, какой добрый молодец польстится на такую-то, но оглядывались, боязно так-то, брякнешь, а стража тут как тут. Народ-то, он все слышит, враз в холодную утащат. А княжна, она девка сурьёзная, вмиг мал-штраф наложит.

Забава внешностью удалась не пойми в кого, только трое и знали, что наведен на нее морок родной матерью Забавы, и вина в том была батюшкина, Елисеева. Казнился он сильно, да сделанного не воротишь — не знал и не ведал он, когда в дальнем походе возжелал деву младую, что споймали в ближайших камышах слуги его, гридни удалые. Увидел ее Елисей, а поскольку был уставши и во хмелю немного, то и возжелал немедленно возлечь с нею. Дева было кричать взялася, князь же осерчавши и скажи:

-А раз не хочешь князя, то к гридням и отправлю!

Покорилась дева, князь всю ноченьку с ней и миловался, без удержу, уж больно сладка оказалась она. Утром отпустить не пожелал, захотел полюбовницей и сделать. Так вот и озвучила дева в ответ:

-Слепой ты, княже, на оба глаза, не углядел под носом своим — ведь в жены тебе была предназначена я, да сам ты все испортить сумел!

-Всякая девка из камышей да в княжьи жены?? В уме ли ты?

Вздохнула дева горестно да и исчезла тут же.

Дошло до князя что была это Дева речная, и кому суждено любовь ее познать, тот был удачлив во всем, он же в своей торопливости все испортил. Закручинился он, да вспять-то не повернешь. И опостылели ему с той поры все полюбовницы, сумела-таки Дева речная зацепить его.

Подолгу сидел он на берегу красивого своего пруда, вернувшись из похода, и как бы чего-то ждал. И дождался — вынырнула в один прекрасный день Дева-то, да не одна, а со свертком в руках и молвила:

-Случилась у меня беременность, вот дочка твоя, возьми. Не могу я оставить ее себе -нет в ней водной сущности, не выживет она на дне, а и погубить безвинное дитя нельзя! Возьми вот дочку свою. Принесешь, никому не показывай ее, только одна из всей челяди и будет знать, какова на самом деле дочка твоя, имеешь ли надежную такую?

-Дда!

-Как налюбуешься на дитя, на утро и случится морок, и не будет знать никто истинное лицо дитяти, будет она некрасивою.

-Да за что же дитятко будет за мое безобразие страдать-то? Накажи меня лучше! -воскликнул горестно Елисей.

-Это и есть твое наказание — помни, кто полюбит ее всем сердцем, тогда и спадет морок-то! Ты не смеешь принудить ее замуж за нелюбимого!!

Елисей поник. И пожалела его Дева, сказав:

-Не горюй, уродилось твое дитя ума великого, да души светлой, и будут любить ее твои подданные сильно и гордиться разумностью княжны! Помни — никто не должен знать про настоящий облик дитя.

-А тебя? Увижу ли когда-нибудь еще? В сердце моем места для дев и не осталось!

-Выдержишь такое — вернусь к тебе! — и дева исчезла.

Долго сидел Елисей, жадно вглядываясь в прекрасное личико дочки нежданной, вздыхал, печалился, но делать нечего. Понес свою крошку домой, смеркалось уже, и никто, кроме верной Агафии— молочной сестрицы князя, так и не узнал про истинный облик Забавушки.

Дочка, как и предсказывала Дева речная, росла спокойной разумницей, уже в десять лет поймала за руку вороватого старосту дальней деревни, а к ее пятнадцати почти все, кроме воинских нужд, было в ее руках. И любил Забаву Елисеевну простой народ крепко, и гордились ею всем княжеством, и прозвали людишки — Забавою Премудрою.

Да только одно печалило Елисея — женихи. Были, как не быть, желающие взять в жены Забавушку, да не случалось даже симпатии к ней у них. Одни желали заполучить умницу жену, чтобы, значит, вела хозяйство, а муженек поплевывал в потолок, да разъезжал по всяким увеселительным заведениям, других манило весьма приличное приданое, вот и оказалась Забавушка перестаркою, двадцать шестой годок пошел. Она совсем и не унывала даже, посмеиваясь, ждала обещанного мужа заморского, а что не ехал он, говорила:

-Заблудился! То ли в трех соснах, то ли много жен заимел, растолстел, обленился, не до меня!

А в это время... где-то далече:

-А-а-а, не хочу, не буду! — разносились по всему первому этажу огромного замка вопли Петруши, тринадцатилетнего дитятки Костия Адамовича, именуемого по всей земле славянской не иначе, как Кощей Бессмертный.

Давно уже свыкся с этим еще пра-пра нынешнего Костия, не объяснишь же всем и каждому, что нет никаких уток, яиц, иголок, просто отмеряно потомкам Кощеевым на полтора века больше жизни-то, чем людям, но об этом мало кто и знал. А еще было поверье такое — кто встретит истинную любовь свою, жить тогда вместе с суженой еще целый век сможет.

Только изо всех Кощеев повезло вот батюшке Костия, да и то в дело тогда вмешался случай.

Снарядился Адам Костиевич украсть деву красную — Марью, Дормидонта-князя дочку на выданье, явился поздно ночью, чтобы речами искусительными, да богатством невиданным прельстить оную, да только не стояла жизнь у людишек на месте-то, менялось все, забывались древние обычаи. Жившая во граде столице самого большого княжества Марья ночами убегала к жениху своему, Никите Варфоломеевичу, здраво рассудив, что свадьба все одно будет. Да, на виду у честного народа, мамок-нянек надо блюсти себя, а так кроме верной Лушки никто и не прознавал про отлучки-то.

А в эту ночь все и сошлось, в один клубок запуталось. Дормидонтовна убежала миловаться-то, а батюшка ейный, перепив медов хмельных, и ввались в девичью светелку, а там только Лушка и сидит в уголку на сундуке, вполглаза подремывает. Как осерчал княже, а и вдарил ему хмель-то в нижние чресла, решил ссильничать девку ядреную. Лукерья и начни от него бегать по светелке, кому понравится, когда жирный, пьяный боров норовит ссильничать, а потом дорога одна: либо в полюбовницах, пока не надоешь, либо, вон, в речку Мечу с обрыва головою, от позора.

А Адам и ввались, когда князь Лукерью в угол загнал да сарафан девичий разрывать стал. Лушка с синяком огромным на лице, все одно отбиваться пытается, да куда там, против озверевшего мужика-то, Адам в личине Кощея князя-насильника по плечу похлопал:

-Охолонись, у тебя девок согласных полон двор, чего ты насильником захотел стать-то?

А тот и отмахнись, не глядя:

-Кто таков, велю на кол!

Взял тогда Адам борова двумя своими железными пальцами да и потряс хорошенечко, чисто грушу соседскую. Вот тут-то и разглядел Дормидонт, кто его ухватил-то, испугался до мокрых штанов 'герой-то', а все норовит выкрутиться, виноватит девушку, поносит всяко, а она возьми и кинься в ноги Кощею-Адаму.

-Возьми меня, Кощей Бессмертный, с собою, верною слугою стану — здесь назавтра сам поиздевается, да еще страже отдаст, не возьмешь — тотчас побегу, утоплюся, сирота я, заступу ждать неоткуда.

Адам-то уже углядел, что пригожа Лукерья, да и по нраву ему пришлось, что не стала покорной овцой насильнику-то. Дормидонт, с ненавистью поглядывая на нее, униженно кланялся, прикрывая руками мокрое на штанах-то, и виноватил Лушку пуще прежнего.

-И не страшно тебе, дева младая, в Кощеево царство?

— Нет, батюшка-Кощеюшка.

И задумался Адам нанемного:

-Зачем ему дочка этого хитрого и блудливого, что с того, что княжна, жена должна... — и услышал полузадушенный писк — этот, мокроштанный скакнул к Луше и ну ее душить!

Ох и осерчал Адам, ухватил его за шкирку и отбросил к противоположной стене, сказав:

-За подлость твою и пакостничество вот тебе мой сказ: не станет отныне у тебя силы мужеской, а коль станешь кого слабее тебя обижать, тотчас портки твои будут мокрыми!! — подхватил бесчувственную Лукерью на руки и исчез.

Через два месяца гуляло все Кощеево царство на свадьбе Адама и Луши, через полтора года и Костий народился.

Не случилось пока у родителей больше детишков, матушка переживала, батюшка посмеивался:

-Подожди, ласковая моя, было еще до тебя мне видение, как полюбит сильно нашего сына дева, так и мы родим детишков!!

Костий было нашел деву-то, из рода Марьи Моревны, да куда там — измельчал род знаменитой воительницы, одни наряды да драгоценности на уме и были. Так, без свадьбы-то и прожили год, сыночка народили, она и впади в истерики:

-Родила я тебе наследничка — плати златом-каменьями и возвертай до родительского дому! Не люб ты мне и ребенок тоже!

Вот и разочаровался Костий в девах-то, да и сыночек уродился уросливым, капризным, не Кощеевой совсем породы — рыхлый, ленивый, ябедник, устали от его истерик все, и озадачился Костий, как быть с чадом дальше??

Прикидывал и так и эдак,по всему выходило надо Петрушу в людские земли да на свои хлеба отправлять, здесь, в Кощеевом царстве, толку из него не выйдет никакого, мамки-няньки совсем избаловали его.

Пока Костий несколько лет разбирался с Упыря Траяшки подлянкой — подговоривал тот украдче всю нечисть скинуть иго проклятого Кощея и построить светлую жисть, да тайно так, прикидываясь наипервейшим другом, вызнавал всякие сплетни на кухне и у прислуги, а потом придумывал страшилки всяческие для наивных болотников, аук, коловертышей, лесавок, кладовиков, злыдней, а у тех и взыграй классовое самосознание, нашлись "рэволюсьоны", как обозвал их стародавний знакомец Вэйвр.

А жалко же глупых, прибить-то, оно легше всего, Костий, под личиной обычного человека сумел в свое время поучиться в людском Вышине, что в княжестве Задвинском, даже диплом имеется. Они с Вэем там вот и сдружились — из рода огненных драконов друг, имел нрав горячий, а Костий, наоборот, остужал его, выручая из всяческих каверзных ситуаций. И красотку из родни Моревны там и встретил, была она девою видною, статною — как люди скажут — 'кровь с молоком'. Заглядывались на нее многие, выбрала же она Костия. Он-то, идиот, думал, любовь всей жизни случилась... как бы не так, злато-каменья ей и нужны были только.

Понадеялся тогда Костий на ближних своих, всех мамок-нянек-дядек, родители-то укатили попутешествовать по человечьим землям, в личинах, естественно, средних лет супругов. Уехали на годок всего, а уж восьмой пошел, как осели в краю Беловодьинском и возвращаться все никак не хотели. Батюшка категорически заявил:

-Я, сын, двести восемьдесят лет ждал своего отдыха. Ты у нас ученый — Вышин сумел закончить, тебе и на троне сидеть, порядок держать и недовольным головы с плеч снимать.

А Петрушку совсем и разбаловали, пока Костий разбирательством занимался, да сносил головы — сильно зараза вольнодумская укоренилась было в наивных-то умах.

Костий, поразмыслив, отделил самых горлопанистых, выселил на дальние, неосвоенные просторы, наглухо закрыв все щели даже для тараканов, пожелал им построить рай и думать забыл о них. Упыря-зачинщика и его сподвижников жалеть не стал, понимая — допусти он слабину, опять как поганки Ягушины, урожай дадут, — казнил лютой смертью.

Осознали подданные Костия, может молодой Кощеюшка быть ой каким лютым, да еще стали просачиваться слухи, что очень лихо пришлося выселенным-то. Горлопаны оказались ни на что не годными, кроме как красиво говорить, да защиты, что имели в царстве Кощея — не стало. Жилось не сладко, всякая более крупная нечисть так и норовила подмять под себя, подчинить, а то и рабами сделать, повыпинывали говорунов-то из своих поселений вольнодумцы, и вернуться бы... ан нет — слово Кощеево крепкое.

А в Кощеевом царстве революционные идеи засохли на корню — наоборот, осознали все — жить под защитой, оно надежнее!

Да вот подкатила беда у Костия, откуда и не предположить не мог — сынок Петрушка. Едва появившись, узрел Костий премерзкую картину — орал и топал ногами рыхлый, как на убой откормленный, дитятко на старого дядьку, учившего еще маленького Костия воинским уменьям. Ох и осерчал Костий, велел выпороть поганца малолетнего, да моченой хворостиной, а когда поднялся вой среди челяди:

-Пошто младенца бить-то! — да узрел он, как кормят дитятко шестипудовое с ложечки, сам взял хворостину, вломил ума через седалище жирное, разогнал по дальним поселениям жалельщиков и посадил паршивца на хлеб и воду.

Но не унимался Петрушка, втихую поносил отца, подворовывал еду на кухне, отлынивал в ученьях, опять был бит, малость похудел, никак не шла наука впрок.

Разослал Костий по городам и весям верных своих слуг узнавать, где что имеется для учебы таких вот, нерадивых петрушек. Были, как не быть, в нескольких странах воинские заведения, но куда такого посылать, его через пару дней с позором выкинут за ворота — он же ходить, не то чтоб бегать, не может.

Как раз навестил Костия стародавний друг Вэй, пролетом, летел посвататься, долго выбирал невесту — и выбрал наконец-то. Костий сильно удивился его выбору.

-Вэй, ты же в Вышине, помнится, на Василису Прекрасную запал, любовь промеж вас была — искры летели, да и красы неописуемой она, ноги самые длинные!

Вэй хмыкнул:

-Твоя, из рода Моревны тоже видная, не один сох по ней, а уж тебе завидовали... Ничему не научился?

Костий махнул рукой.

-Вот и я выбрал Марью Искусницу, пусть не затмевает солнце красой своею, зато и во дворце порядок, и еда вкуснющая, и жена ласковая да пригожая!

-Я бы со всей душою такую вот Марьюшку, да одна она на весь белый свет! Русалки, упырицы, кикиморки— все не прочь мне в жены, а хочется, чтобы я ей мил был, не как богатый и Правитель, а как муж желанный да любимый! В нашем Кощеевом роду такое у отца моего только и случилось, эх, жизнь моя жестянка.

А Вэй отчего-то замолчал, не стал ехидничать, как обычно. Подумав так-то, сказал:

-Слыхал я краем уха, в каком-то из княжеств, не упомню, где, есть княжонка, ликом-то совсем не вышла, а умом и житейскою мудростью Совушку одноглазую как бы не превзошла.

-Такую-то давно небось замуж взяли?

-Не помню, отчего, но была она уже перестаркою, поищи по княжествам-то, да и объявись под личиною, сам посмотришь, что за княжна. Может, и преувеличивают, людишки-то любят возвеличить, чего нет, сочинители, туды их. Что обо мне всякую ерунду придумывают, а уж ты-то Кощеюшко-Злодеюшко... А с другой стороны — хорошо, захочешь вот какого возжелавшего верховной власти наказать — открывай любую из сказок про себя, родимого, и вуаля — ничего придумывать не надо, там все уже описано!Княжеств-то едва с десяток и есть, найдешь где эта разумница есть.

Не забыл разговор Костий, да все время не мог выбрать по княжествам проехаться, сынка непутнего куда отослать думал, взвешивал все варианты, а тут и приди весточка из маленького княжества Весчанова, что есть там заведение для слабых в магических умениях отроков, учат их быть хозяйственными. Поскольку учатся там самые что ни на есть из бедняков, и они все, чтобы отучиться, работают кто где, то и Петрушка станет на пропитание зарабатывать, навроде как лишил его Костий всего.

Сильно так обрадовался Костий:

— Вот и пусть Петрушка без мамок-нянек да на своих хлебах поживет, не без пригляду, конечно, но вмешаться его тайный глядельщик должен, только когда случится угроза жизни сынку, не раньше.

-Костий Адамович, а не круто ты с ним, так-то вот? — спросил, уже ознакомленный с решением Костия, его надежный Злот, из злыдней.

-В самый раз! Сам видишь, что за поганец растет, не научится жить нормально — отправлю к царю морскому, старый чудик умеет поиздеваться, будет у него то ли шутом, то ли мальчиком, что танцы дурацкие пляшут, пузом трясут.

Подумал-подумал Костий да и решил Совушку одноглазую навестить, посоветоваться. Так вот случилось, что стали дружны, казалось бы, такие неодинаковые личности.

Совушка, потеряв один глаз в битве с пришлой — неведомо как попавшей в их мир горгульей, мало кого привечала, жила в отдалении ото всех, но Костик и дурной драконище были отличаемы ею наособицу. Случилось тогда так — маленькая сова отчаянно защищала гнездо с еще не умеющими летать птенчиками, обессилела совсем, но не сдавалась, понимая, что остается у нее от силы несколько мгновений. Не видевшая уже одним глазом, потерявшая большую часть оперения, Совушка билась с яростью, и случилось чудо — подгулявший, припозднившийся Вэйр, с больной головою — сказывалось чрезмерное подпитие — пролетая высоко вверху, увидел полное непотребство: маленькая птичка отчаянно защищала свое гнездо от огромной против нее горгульи.

. Даже не узнав в измученной, общипанной птичке их Совушку, не стерпел Вэйр такого, молча, камнем свалился вниз, а увидев окровавленную Совушку, взревел и выпустил из пасти столб огня, на землю горгулья упала уже изжаренной.

-Совушка, — бережно подхватил обернувшийся дракон неподвижным комочком лежащую птицу, — подружка моя, не смей умирать, деток оставлять!

Шикнул на пищащих птенчиков, ухватил гнездо и перенесся в Кощеевы палаты, там вот и выхаживали тяжело приходившую в себя Совушку. Лучшие лекари, созванные со всех краев Кощеева и Драконова царств, старались и вытянули-таки почти безнадежную ее из лап костлявой. Костий, будучи подростком, не отходил от птенчиков — пищащие, клюющие его поначалу, они постепенно привыкли к нему и смешно клекотали, радуясь его приходу.

Совушка болела и болела, птенчики подрасли, их надо было учить летать, Костий отчаялся, не зная как быть. Попробовал было показать им, как летать, Вэй, но птенчики, сбившись в кучу, грозно щелкали клювами и не собирались слушаться.

Прорвался-таки сквозь строй лекарей Костий к ней и накричал:

-Лежишь-полеживаешь, себя жалеешь? А я не знаю, как деток твоих летать заставить, подброшу вверх, они крыльями пару раз махнут и ко мне на плечи. Совесть имей — у Мудрой Совушки и бестолковые детки!

И услышала его она, через три дня и вставать начала, а еще через неделю наблюдал Костий за своими кувыркающимися в небе питомцами.

С тех пор и случилася крепкая дружба между Костием и Совушкой. А учась в Вышине, Костий совсем крепко и с Вэйром сошелся.

Совушка мудрая говорила в свое время про Моревну-то, что не подходит она для Костия, но где там -ослепленный, не видящий никого и ничего вокруг, Костий был глухарем. Повинился потом-то он, да Совушка только и сказала:

-Свои ошибки, они больнее, но и наука крепкая бывает. Кто из нас не ошибался?

Вот и собрался Костий до Совушки.

ГЛАВА 2.

Совушка во второй своей ипостаси была симпатичной женщиной средних лет, глаз ей, конечно же, маги смогли вырастить, но видела она им слабовато. Только пестрые волосы намекали на её птичью породу. Завидовали модницы её цвету волос, но ни одному куафёру ещё не удалось повторить её оттенки. -Природа-матушка, она лучше любого из нас умеет подобрать и раскрасить и живое и неживое! — философски отвечала Совушка некоторым неверящим натуральному цвету её волос.

-Костинька, ты меня-таки навестить собрался? — подставляя щеку для поцелуя, обрадованно говорила Совушка. — А у нас как раз новые вкусные канелички появились, ты вовремя!

Совушка была знатная мастерица, поразлетелись её совята по разным местам, и занялась она воплощением давней мечты — приготовлением вкуснятинок. Любили оба — и Костий, и Вэй наведываться к ней, даже появляясь нежданными, они были самыми желанными, кроме деток, конечно же, в магически закрытом подвале их всегда ждали вкусняшки.

-Знаю, Костинька, знаю твою беду! Поешь, я по принципу Ягуси — напою, накормлю...

-Что, и в печь посадишь? — заулыбался сумрачный Костий.

-Когда это было? Ягуся теперь к куафёру зачастила, цвет волос беспрестанно меняет, маски на лицо делает, — Совушка понизила голос до шепота. — Слух тоненький просочился, влюбилася наша бабуся Ягуся, да не в Лешего или Водяного, какой-то нечисть заморский, дэв, имя какое-то чудное. Она его Ганькой окрестила, вот и старается понравиться, чем наши черти не шутят, может усвистит в даль заморскую. Война там, правда, идет, Васька ревнует, на Ганьку с выпущенными когтями бросается, тот его обездвиживает, а сам милуется с нею. Васька, после того, как Ганьки волошба спадает, собирается и уходит с котомкою на палке. Далеко, правда, не успевает, Ягуся в ступе путь преграждает, горькими слезами умывается, прощения просит, Васька-добрая душа прощает. Тут намедни... — её прервал стук в дверь, пошла открывать, на кухню ввалился похудевший, опечаленный Васька — черный котище.

-Здорово, Костян! Вот, настроился я к Лешему Антихе уйти, тот давно зовет, нет сил смотреть, как эту дуру старую, из ума выжившую, охмуряют. Я сколь раз говаривал ей, нужны-то её умения, да накопления. Не слышит, сковородкой вот в меня кинула, когда я ей сказал, что останется с голым задом. Курьи ножки тоже сбегать собралися, уж больно дух чижолый от гостя-то, парфюююм какой-то. Веришь, Совушка, я задыхаюся, а курьи ножки чихать зачинают, да так, что изба ходуном. А Ганька и прельщает дуру мою палатами каменными, окнами зеркальными, ага, как же, станет она царицею! Моей ли Ягусе быть так-то, она же хулюганит кажин день, то разборки устраивает с кем ни попадя, то метлу свою бедную всю растреплет, мотаючись повсюду — как же ступа для неё отстой, прошлый век, неповоротливая. Косынку ей подарил с черепами энтот гад — "Ах, дорогой подарок!"

-А что Вася ей шалюшку мягонькую, больную спину укутывать достал, в человечьи земли мотался, этова не считает. Уйду я, Совушка, ей-ей, от неблагодарной. Из ума выжила — триста лет хулюганила, то с Лешим война была, потом два года мирилися — погановку гнали, упивалися до зеленых чертей, то с Соловьем разбойником на спор, кто кого пересвистит, опять же с погановкой. Я, бывалоча, из болота застойного воды наберу да и похмеляю так-то, быстро в себя приходили. Потом Илюша Муромской, дай ему Боги всякие здоровьица, свистуна-лиходея приструнил, так с Лихом связалася, сколь нервов моих поклал на неё... Потом вроде угомонилася, на печи полеживала, разговоры вела, да принес нечистый Ганьку, последние мозги порастеряла. Я уж и разбойничков подговорил перестренуть энтова жониха — разбежалися, глаз кажут нечистой... Вот мы с избушкою, пока Ягуся с кавалером променад делают, потихоньку утаскиваем ценное самое да прячем у Водяного, в землю-то зарывать побоялися — найдет ещё Ганька-то, а у Водяного, сама знаешь, воды протухшей не скрадешь.

-И какого же цвета она сейчас? — засмеялся Костий.

-Не поверишь — двухцветная, рыже-черная, мода такая, говорит. Я после её походов к куафёру за сердце хватаюся и валерьянку пью!

-А Леший что?

-Леший-то? Да разборки устроил — подруга-то стародавняя.

-Не твоего ума дело, — ответила, — я, может, любовь свою встренула и интереэс завелся!

-Леший мужик простой, посмотрел на эту чуду-юду, сплюнул, сказал "Покеда!" и не появляется. А Вася отдувайся, поматросит и бросит, а ведь спинушка больная, кости скрипят, ноють к непогоде, эхх, дуры бабы. Совушка, не серчай, не об тебе речь. Охохо, — горестно вздохнул кот, — чисто дитя малое!! А ведь прощу дуру старую, когда приползет со слезьми!

-Костян, пустишь ли на постой, к тебе Ганька не сунется, да и моя дура крашена постесняется хулюганить! А я все хоть спокойно посплю.

-Вась, а ежели тебя в земли человеческие отправим? — Неожиданно спросила Совушка.

-Нашто это? — удивился кот.

-Да его Петрушку перевоспитываться отправим на учебу, а ты чисто простой кот будешь приглядывать за ним и нас предупреждать.

-Петрушку — нытика, ябеду? — Кот задумался, покачал головой, потом азартно потер лапы. — А согласный я, пусть эта красотка без меня с разбитым сердцем останется. Я посмотрю, кто её жалеть станет, ведь из-за ревности своей, со всеми девками русалками-кикиморками переср... ругалася, один я у ей как подушка, да и не нужен стал. — Кот всхлипнул, потом сказал: — Согласный я, только вы ему память замутите. Зачнет там хвалиться, что Кощеев сынок, оно совсем ни к чему. Пусть будет из простых, а я уж повоспитываю, у меня как раз накопилося желчи, Костян, не в обиде будешь?

-Нет!

-По рукам-лапам? Когда отправишь нас?

-Поживешь немного у нас, присмотришься к сынку, чтобы наперед знал, на что он способен, и отправитесь.

-Ну и лады!

Кот ушел, напевая:

"Прощай, Ягуся!! Я не вернуся!"

&nb -Совушка, мудрая моя подружка, как думаешь, будет ли толк от моей задумки?

-Мальчонке твоему однозначно надо со сверстниками пожить, твой же наследник, а каков он сейчас, слезы горькие! Знаю, у людей есть обычай, как научить дитя плавать — бросают на глубину, и не хочешь утопнуть — начнешь барахтаться и выплывешь. Вот и твоему Петрушке так надо, иначе путнего ничего не выйдет из него. Забавушка, Елисеева дочь, она справедливая и разумница большая, а что с лица не уродилась у такого видного батюшки, то прихоть богов людских. Я так предполагаю: скорее всего, она родилась, когда время их грозного Перуна было, тот, как часто бывает у него, затеял свару со своей Ладушкой, приревновал как всегда, вот и отмахнулся от народившейся крохи. Да видать устыдился и добавил разумности, а Лада красотой душевной щедро одарила.

Не стала Совушка больше ничего говорить про Забаву, а в душе крепко так понадеялась — углядит Костий в ней достоинства-то, вот бы славная пара случилась, всем на зависть.

-Когда дитятко отправлять станешь?

-Да сам хочу там побывать, разведать, так ли хорош этот средин, и на самом деле знания крепкие получают недоросли?

-Наведайся, наведайся, своим глазом увидеть, оно того стоит.

-Забавушка,— решительно вошла в домашний уютный кабинетик няня, — я ведь не посмотрю, что взрослая, крапивою настегаю! Сколько можно-то над бумагами сидеть? Вон Марья-Искусница и дело знает, и отдыху время находит, веселилась так-то с девушками на лужайке, и углядел ее добрый молодец Вэйр, свадьбу будут играть. Видела ли послание-то Марьюшкино?

-Какое? — не вникая в вопрос, спросила Забава.

-Ах ты, — нянька сдернула с ее с места, — вот я батюшке скажу, что согласная ты за принца заморского замуж пойтить, пусть будешь хоть двадцать пятой женою, зато не станешь так-то вот сидеть над бумагами, глаза слепить!

-Ага, и буду много есть и много спать, и стану как Селиван-бочонок, и так сарафан самый большой Малица шьет, все девки дворовые худей меня, сколько раз уже женихи обознатушки, за меня кого угодно принимаючи? Да и Вэйр-то, может, и жених хоть куда, но умчит Марью в даль дальнюю, он дракон и жить среди людей никак не сможет, и когда еще Марья сможет родных навестить?

-То не женихи, зайцы косоглазые, — заворчала нянька, — под носом не видят! Да я, будь мущщиной-то, за одни глазоньки твои ясные полюбила тебя накрепко!!

-Не мущщина ты, да и глазоньки мои ясные только тебе да батюшке и дано видеть-то. И не верю я про принца-царевича-королевича давно уже, не родился еще на свет белый суженый мой. Сама же видела, что выпало в том гадании, чепуха всякая, и даже старец не обозначился.

-Девонька, — ахнула нянька, — так когда это случилось-то, почитай, годов десять назад? Сейчас-то точно по другому может случиться, спробуем? Я мигом!

-Ага, еще скажи, в бане в печку задом? Нет, нет и нет!

-Ох, дождешься ты, дева, старого да хромого Апрошку, сказывают, овдовел, паршивец, в который раз!

-Я теперь сама могу выбирать, взрослая стала! Не нужен мне постылый муж, лучше я возле вас девкою-вековухою.

-Ох, как в народе сказывают: злее нет осенней мухи, да девки-вековухи.

-Ну, как стану злою, так и пойду за какого-то Апрошку! — сняв уродливые очки, посмотрела Забава на няньку своими глазищами, что твои бездонные озера или чисто весеннее небо.

Дано было видеть няньке только ярко голубые глаза племянницы, да волосы цвета созревшей пшеницы, коса у Забавы была такая у одной на все княжества! Ох и завидовали ее косе, да никакие травы и настои не помогали другим девам заиметь такую же красу.

-Чего поведаю тебе, явились женихи-то, оба, княжонок-то, знать, медов хмельных перебрамши, затребовал жбан рассолу ядренова и сидит в 'Кляче' с самого приезду, морщится да на своих спутников покрикивает, а что к Никишке завалился на простой-то, сказывают наши ухогреи — проиграмшись сильно он. Батюшка и прогнал, очень большую надежу имеет понравиться он тебе — красавец ведь, писаной, а с разумною женою и образумится, глядишь.

-И ты в такое поверишь? — фыркнула Забава.

-Да как жа, про Устина-то только глухой и не слыхивал, второй-то с имечком смешным... как его? -нянька задумалась, — а, — она хихикнула, — Насрулла, уж больно грозен, да глаза, сказывают, дикие, вроде огонь в них проскакивает, колдун, поди, какой?

-Посмотрим, — нахмурилась Забава, — ох, как не ко времени они заявились, урожай наливается, надо объехать, все самой посмотреть. Ладно, постараюсь побыстрее с ними встретиться, да отказать.

-Может, заморский-то и неплохой, ошиблись наши-то?

— Столько лет надеялась нянюшка, вот-вот явится добрый молодец, не царевич-королевич, а душевный, ладный собой, пусть даже из купцов каких, да только все наезжали никудыки или вдовцы, и не видел никто за неказистою внешностью души-то красивой, да разума славного.

&nb На следующий день к Елисею явились посланцы и Устина, и Насруллы. Княже, уже с утра успевший переговорить с дочкой, отвествовал важно:

— -То, что ваши хозяева заинтересовались моей дочкой, и хорошо, да вот не вовремя немного. Сваты обычно после сбора урожая заявляются, когда уже все припасы заготовлены, народ к зиме приготовился и закрома не пустые. Сейчас же только-только плоды наливаться собрались, дел невпроворот, княжество наше невеликое, да хозяйского глазу требует — я прибаливать стал, вот Забава Елисеевна и мотается по деревням, полям и лесам — прикидывает и просчитывает, какая зима-то случится, хватит ли на всех жителей припасов али подкупать придется? Негоже оставлять своих людей полуголодными, да присмотреть надо, чтобы в лесу здоровые деревья не вырубали, чего зря дубравы наши изводить, с коих пор повелось — сами ездим-смотрим, отмечаем для порубки засохшие деревья — у нас строго с этим. Вот и посудите сами, как время дорого, знаете же — день, он год кормит!

— -Знаем, батюшка Елисей, да вот невтерпеж стало княжичу, решил ожениться, да на разумной деве, а кроме Забавы Елисеевны, разумнее и нету, — отвествовал посланник Устина.

А посланник Насруллы что-то неразборчиво пробормотал себе под нос.

-Что ты говоришь?

— -Да я тоже не одобряю спешку, но кто нас, мелких людишек слушать станет? — льстиво произнес он.

Не знал посланник, да и никто из челяди княжеской тоже, что Елисей речь понимает иноземную, была у него знакомая, побывавшая в тех местах — полетела сизокрылой голубкою, прельстилась на сладкие речи иноземца-красавца жгучего, в любви вечной клявшегося. Да попала на невольничий рынок, там вот и узнала, что красавец-то ездил по многим странам и княжествам, да и влюблял в себя наивных, верящих в человеческую порядочность дев молодых, сманивал их с собою, а там и продавали их старикам богатым. Евстолии, знакомой князя, несказанно там повезло, купил её старый иноземец, ох как она убивалась, как проклинала красавца-то, а старик знай вел её, как козу какую, на веревке за собою, да покрикивал, ругался, знать, по-ихнему.

А привел в дом-то большой, да богатый, велел пожилым слугам отмыть-накормить Евстолию, да потом и на разговор вышел. Сказал так — тогда на весчанском наречии:

-Мне рабыня не требуется, я в свое время долго жил у вас — объездил с товаром все ваши княжества, даже в Кощеевом царстве умудрился побывать. И была у меня там лада-ладушка, да вот не сложилось у нас — не отдал её отец за иноземца неверного. Собрались было бежать с ней вместе, да братья — четверо догнали, ладушку мою тут же увезли, а меня... меня даже бить не стали, связали и бросили, сказав: — "Суждено тебе выжить — выживешь, а нет, значит, кысмет такой твой".

А младшенький-то брат сильно дружен со мною был, вот и оставил незаметно ножичек небольшой, сумел я к утру освободиться, да возблагодарить всех — и ваших, и наших Богов. Уплыл вскоре домой-то, больше никуда уже и не ездил, а вот ладу не могу позабыть.

— Сегодня тебя увидел, как по сердцу полоснуло, может, ты из её рода, уж очень похожа. Ну, да будет время узнать про твой род подробнее. Одно скажу — числиться будешь у меня в девках для услады. Я тебя не трону, да раз купил, значит, только для услады ты и нужна. Учи язык, обычаи, нет у меня наследников, посмотрим, что можно сделать для тебя, слуг не бойся — они верные.

-

Вот так и случилось жить Евстолии в чужой земле. Порядочным оказался иноземец Бурхан, да и прожив там с полгода, многое поняла и увидела дева весчанская. Ох, несладко приходилось многим в неволе — и били, и перепродавали их, совсем больных и постаревших увозили к полудиким людям пустыни, оттуда возврата не было. Евстолии хозяин сумел-таки жениться на ней. Поскольку родственников у него, как ни странно, не осталось совсем, да и не последним человеком был он в своем уртае, стала Евстолия мужневой женою, да зваться Фарахой — радостью то есть. Язык их освоила в совершенстве, по их законам, после смерти мужа жене дозволялось удалиться на родину, вот и вернулась Евстолия через десяток лет, жила скромно, не выпячиваясь.

— Елисей давно к ней дорожку протоптал, люба она ему стала. Вот и нахватался от неё иноземских слов-то, сейчас кой чего понял сам, остальное доскажет сидевшая в потайной комнатенке и внимательно слушавшая посланника, Евстолия, она-то и разобрала, что бормотнул он:

— -Ишак облезший, говорил — спешить не надо, ритуал проводится после сбора урожая, выкручивайся теперь!

Ох, и насторожился князюшка! Его Забавушку, мало того, что иноземец, хитрой нации, так ещё и дочку на какой-то ритуал, ишь, паршивцы!

— Евстолия же решала, говорить или нет князю, что в посланнике том едва признала она того самого красавца — да только голос и остался прежним, так-то-старый, потасканный, какой-то весь мерзостный... брр.

  -Ходили слухи, что непрост ненаследный Насрулла, еще в бытность мою там поговаривали, очень злобен уродился парнишка-то, с детства любил издеваться над беззащитными домашними животными, пока не покусала его песчаная собака. Год лежал после этого пластом, думали уже домовину готовить, да явился из пустыни неприметный, худенький такой мужичонка, он и пообещал Солнцеликому правителю, что выздоровеет его сын. Да заранее оговорил — платы возьмет немного, а вылечившегося Насруллу пусть отец отпустит с ним в обученье. Уставший от проделок, потом годичного лежания полуживого сына, Солнцеликий — чего там было солнцеликого, разве что рожа блином да лоснилась, — согласился. И поднялся на ноги Насрулла. Отдали его в обученье, а потом, по его появлению в доме родном и начались всякие непонятные происшествия. То нашли удушенного конюха, то захлебнулась пившая воду служанка. Сначала-то не придали значения этому — нелепые смерти и все, а потом и дошло до обслуги — умирали как раз те, кто хоть когда-то отвешивал Насрулле подзатыльники за жестокость. Понять-то поняли, а как объяснить Солнцеликому, не пойман, он не вор.

А среди слуг смерти-то и прекратились, как отрезал кто. Но внезапно скончался от укуса сроду не водящейся во владениях змеи-жагобы, старший брат, наследник и любимец отца — непонятно как могла она появиться, ведь обитала-то только в жарких песках. Потом две старшие сестры, тоже отлупившие когда-то Насруллу за дело, умерли неожиданно.

Видать, задумал он вместо Солнцеликого свой зад на нефритовый трон пристроить. Похоже, научил тот лекарь, или кто там разберет, как его называют, Насруллу всякому колдовству, уж очень глаза у него... — Евстолия задумалась, — не знаю, как сказать... какие-то даже не звериные! Довелось ныне возле лавки мясника увидеть его, очень нехороший взгляд у него. Поверь, Елисей, не к добру он у нас появился! И этот, Меджик, жалко не прибил никто за загубленные души-то девичьи, возле него, дерьмо, оно к дерьму и липнет. Надо как-то по-хитрому отказать Насрулле-то, может, заболеть Забаве-то?

-Ох, как не к месту эти женихи!

-Посоветуйся с дочкой, она дева разумная, может, что и придумает!

Елисей, устав от дум, всю ноченьку прокрутился ужом, а под утро и сморил его сон. Приснилась ему в кои-то веки дева речная, мать родная, которая все эти годы и ни разочку не вспомнила про дочку-то.

. -И чего это ты, краса, снишься мне?

-Подзабыл ты меня, Елисеюшка, подзабыл, да я не в обиде, только будь очень осторожен в разговорах с принцем. Две сущности в нем и обе жутковатые!

-Да как же деточку уберечь от этой напасти-то?

-Хоть я и не воспитывала дочку, не помогала, не объявлялась, но на поругание не отдам. Найдешь поутру проснувшись, у изголовья пузыречек занятный. Никому, ни единой душе не обмолвись о нем, капни Забавушке в её липовый чай, строго три капли, она и заболеет, да тяжело. Как уедут эти два ... оглядись внимательно, не подкупили ли кого из челяди, а я принесу другой пузыречек, вот и пойдет на поправку дочка твоя. Но смотри, береги её, выдай замуж за первого посватавшегося. Этим ты её от жуткой участи спасешь, запомни все накрепко. Никому, даже верной Агашке не проговорись, все будут искренне горевать, никто и не заподозрит ничего.

А с Евстолией-то оженись, не приду я к тебе, нельзя дочке на глаза появляться. Стыд душу грызет, да и какая из меня мать получилась бы!

Проснулся Елисей, проморгался, тщательно и подробно вспомнил разговор с девой, подумал было:

— Приснится же такое! — перевернулся на другой бок, а под подушкой чего-то есть, руку сунул — пузыречек маленький.

-Знать, не случайно приснилась ты мне, дева-краса, да только сейчас и понял я — краса твоя, она холодная, нет тепла от нее. Это от Забавушки ровно от печки греешься ласковым таким теплом, от девы-то холодом веет.

Вот и случилось в княжестве беда большая — в одночасье заболела всехняя любимица, зараз слегла, сыпью покрылася. И так-то невидная была, а в болезни-то совсем нехороша стала, да и опасаться начали, что "болезнь-то заразная поди, и не заморская ли?" — поначалу перешептывались, а потом в голос заговорили весчане, вот и пришлось Насрулле спешно уезжать, не мог он тут показывать свои тайные умения, время ещё не пришло.

-

Устин же не доехал до дому, надрался с горя да и пошел куролесить, смутно помнил события вечера.

А поутру проснулся от нестерпимой жары, непонятно где, да к спине какая-то печка привалилась. Голова трещит, жажда страшенная, и кто его к печке прислонить постарался??

Попробовал было отодвинуться, да как приклеилось к нему это горячее что-то, не открывая глаз, он аж простонал от бессилия.

-Что сладенькой мой мальчик хочет? — послышался женский голос, явно, не молодой.

-Воодицы бы! — прохрипел сладенький.

Печкою оказалась какая-то могутная бабища, Устину сначала, когда продрал глаза-то, подумалось — так-то кажется с большого похмелья. Он зажмурился, потом осторожно приоткрыл один глаз — бабища никуда не делась: в прозрачной сорочке, не скрывающей жировые складки, она была... ох, она была... безобразной горой сала.

-Тыыы ктооо?

-Я-то, ай не признал жену свою, Досифею?

-Какую такую жену, нет у меня никакой жены!

-До сегодняшней ночи — да. А счас мы с тобой венчаные супруги!

-Какие супруги? Что ты мелешь? Да ты мне в матери годишься!

-В матери — не в матери, а венчалися мы с тобой прямо ночью, ты же не стерпел до утра, на всю столицу кричал, что жениться надо немедленно!

-Я не помню, — обхватил голову руками Устин, — ничего совсем не помню. Кто ты есть, откуда взялась?

-Досифея Пичужкина я.

-Пичужкина, да скорее ты — лошадь тяжеловоз, пичужка, как же.

-Сладенькой, — резко изменила тон эта старушенция, — батюшка мой, да и я тоже, много сделали для приумножения капиталу нашего. Я, почитай, после княгинюшки нашей, Забавушки, вторая по количеству приданного в княжестве, да вот не случилось для меня жениха-то подходящего, так и уже не чаяла замуж пойти. А ты вчера, узнав размер моего приданого, сразу же потащил меня венчаться, разбудив полстолицы своими воплями возле храма. Я ведь, не смотри, что толста до безобразия, умом-то меня не обделили, дочь-то купецкая, а мы, Пичужкины, отродясь умели приумножать свои доходы. Так-то я тебе скажу — будешь примерным мужем, прекратишь пьянки-гулянки, как сыр в масле станешь кататься, а уж любить тебя начну... Но прознаю, с кем ежели хоть раз сблуднешь — разорю, последние порты отберу!

-Так ты из тех самых Пичугиных?

-Да, батюшка из фамилии нашей букву 'Ж' убрал, для солидности, я же, наоборот — оставила. Не надейся, что вывернуться сумеешь, у меня все судейские, крючкотворцы, во где, — она сжала немаленький такой кулак! — Я и поколотить смогу, зная мой буйный нрав, со мной мало кто рискует ругаться-то, так что решай — будешь ли ты мужем купчихи уважаемой или побродяжкой! А сейчас испей, сладенькой, вот, отвару-то, помогает. Батюшка иной раз на всяких разговорах-договорах лишка позволял, приходилось, вот, отваром и спасался. Я тебя не тороплю, подумай, что и как, да и обвенчаны мы с тобой уже, назад ходу нет!

-Меня же засмеют, скажут, на горе... женился.

-А и что с того? Гора своим умом батюшкины капиталы почти удвоила. Серьезные купцы завсегда прислушиваются к моему мнению-совету, давно так повелося, ежели Досифея соглашается на участие в каком-то начинании — к удаче. Мало кто знает, что ночами не сплю, считаю и прикидываю всякие варианты, и ни разу пока не ошиблась. Я не стану на тебя сильно давить, но распутства не потерплю. Про батюшку своего престарелого вспомни — я сразу же выделю деньги для его лечения на Марцаловом источнике, зело помогает водица-то, больные суставы заметно перестают ныть, особливо к непогоде, да и сестриц меньших в учение пристроим. Думай, до вечера тебе сроку! А то что старше я тебя, да толста — ребеночка рожу, сказывала мне Калина, после рождения дитяти постройнею, да и я страсть как желаю мамкою стать! Ты в учении-то большие надежды подавал, да вот закрутила тебя сладкая жизнь-то, никак невдомек тебе, что без труда капиталы-то не увеличиваются, наоборот, тают, вон, как снег. Вот тебе два варианта: или живешь уважаемым человеком — попробуй подними против меня голос хоть бы кто, или быть тебе побирушкой!

-Сразу говорю — лежать и плевать в потолок не выйдет! Забавушка, умница наша и моя первейшая советчица давно меня уговаривает делом новым заняться, да мне все рук и времени не хватало. Чужих людей в новое дело брать — себе дороже, теперь вот супруг законный имеется. Ты не переживай, многие хотели бы на Досифее, на мне то есть, ожениться — батюшкины и мои успехи, они завистникам спать не дают, а тебя-то я у Забавушки давно просила.

-Это как? — не понял Устин.

-Да знала я — приедешь в надежде дела поправить за чужой счет! А ты мне еще в те годы запал в душу-то, когда учился здесь, но мы же красивые, княжеского роду, где нам на купецкую дочь глядеть! Сейчас-то я в богатых невестах-перестарках числюсь, вот и про тебя станут толковать — женился на приданном!

-Черт его знает, — почесал в макушке Устин, — ты может меня чем опоила?

-Как же, я в той ресторации нужную сделку провернула с купцом иноземным, выходим так-то из кабинета, а ты весь расхристанный, пьянючий, с какими-то пятью хлыщами споришь о чем-то. Увидел меня и ко мне: — "А пойдешь за меня замуж?" — Эти охальники ржать давай, мне так тебя жалко стало, ведь славный вьюнош был. Подумала, что я теряю — если даже пакостником законченным окажешься — наладить успею, а хоть дите красивое рожу. Вот и решай Устин, как ты хочешь жить, в уважении или...

-Ох, сейчас я точно не в состоянии о чем-то думать, с перепою-то.

-Это поправимо, Гавриловна? Неси похмельное лечение. Я пошла по делам, лечись вот, муж венчаный!

Вошла тоже нехилая бабенка, неся на подносе два запотевших, затейливо изукрашенных, стеклянных графина:

-Испей-ка, молодец. Спервоначалу вот из этого, потом из второго, и полегчает, мозги-то просветлеют.

С трудом сдерживая стоны, Устин еле выпил горькую отраву. Потом после второго зелья, на него напал жор, он даже не ел, глотал пищу, почти не жуя, как утка. А Гавриловна все подсовывала ему еду и горестно вздыхала:

-Милай, пошто ты так себя довел-то, ведь с лица пригож да статен был?

-Да вот, — торопливо глотая, попытался оправдаться Устин, — как-то так вышло, меды хмельные весь горизонт застили!

-Ничего, милай, ничего, Досифеюшка, не смотри, что могутная, а уж кого зауважает и кто ей в подмогу-помощь случается, того она ох как ценит-уважает! Ты не морщися, присмотрися — за её толщиной душа цельная скрывается, она и строга-то по необходимости бывает, иначе сожрут завистники всякие. Ты и стань ей опорою-то! Иди пока, отоспися, как проснешься, ум-от ясным станет, тогда и порешай все. Она, Досифеюшка-то, сильно волнуется и переживает за княжну нашу светлую, народишко в открытую поговаривает — наслал этот Засрула на нашу девочку болесть лютую, понял же, что не пойдет она за него. Это ж совсем слепой надо стать, али с завязанными глазами с ним говорить, ведь страшон и снаружи, и внутри чернота одна!

-Да вроде на вид интересный?

-Что ты, — замахала руками Гавриловна, — чернота скрозь него так и прет, я смолоду таких-то вот с чернотой внутри распознать могу. Чернота, она всякая бывает, у одних вот ласковая, чисто кошка наша. А у Засрулы она, ну, навроде колючек мерзких!

Устин уснул прямо за столом и не услышал, и не почуял, как явившяся Досифея, как ребенка какого, отнесла его на руках в спальню, заботливо укрыла одеяльцем и вздохнула, глядя на спокойное, уже не такое помятое лицо супружника.

-А красив, зараза, и сейчас, вот бы сладилось чего?

Забава болела долго и шпионы, подкупленные Насруллой, исправно сообщали об этом. Не ведомо ему было, что шпионами-то стали самые верные вои княжеские, а на деньги те клятые пристроили к зданию средина ночлежные комнаты для учеников-то — все польза от паршивой овцы заморской. Забава за время болезни заметно схуднула, стала тоненькой, но знали об этом только батюшка да нянька верная.

ГЛАВА 3.

Заявился с утра к Костию разобиженный, печально-злой Васька, с узелком, привязанным на длинную палку,ну как есть сиротинка.

-Все, Костян, прошла у нас любовь с Ягусей, обьелась белены моя старуха. Никак не доходит, что Ганьке не она — молодка крашена, нужна, а сокровища ейные!

-Да ладно, откуда у нее сокровища? Сколько ее помню, юбка — заплата на заплате, космы седые в разные стороны, полтора зуба.

-Как же, я ж тебе сказывал: челюсть вставную из Беломорья привезли — зубастая, причесон навела, платье с разрезами, срамное такое, туфли — туды их, на каблуку — курьи ножки плачут, совсем весь пол истоптала. Я-то, глупой, переживал за дурищу, как бы ногу не подвернула — скачет чисто коза, пока что. А сокровища... — кот горестно вздохнул, — да, есть у нее, не, не злато-серебро и каменья драгоценные — другое. А Ганьке-то, похоже, они и нужны, да только не знает он, что волшебные вещички-то валяются как попало. Мы с ножками сколь раз разбирали, чистили, укладали по порядку, сушили. Где там! Присвистит после очередной потасовки-скандала, последнее время все с Горынычем миру не было, перероет все, раскидает, не приучена ни к чему по хозяйству-то! А вещи-то... эх, хорошему хозяину да хранить как следоват. И меч-кладенец лежит без дела, богатыри-то думают — на дне моря-окияна где-сь, как же — у ей. Вот, гляди, — Васька подал Костию мятый листок бумаги, — описали мы с курьими ножками все — не ровен час, Ганька чего сопрет, очень уж он хитро выпытывает про все, вещи-то старинные, в родных краях всегда сгодятся!

Костий, развернув листок, присвистнул:

&

-Вась, да где ж она столько всего взяла-то? -А помоложе была, где сопрет, где выпросит, где обманом, да беда в другом, ты там прочти.

Красивым, на удивление — кот ведь, — почерком с завитушками в написанном Васькой списке значились:

Скатерть-самобранка — 5 шт.— в пятнах,

ковер-самолет — 3 шт. побитый молью,

джинова лампа — 1шт. закопченая,

меч-кладенец — 1 шт. пока не заржавел,

шапка-невидимка — 5 шт. мятая, чисто тряпка половая,

сапоги-скороходы — 2 пары, ссохшиеся,

клубок — 8 шт. запутанные, оборванные,

огниво — 8 шт. — отсыревшие,

блюдечко с яблочком — 1 пара, червивое...

-Вася, — поднял Костий удивленные глаза, — разве можно так-то с предметами волшебными-то?

Васька горестно вздохнул:

-Принца ей захотелось, иноземного, а что сама некудыка, окромя хулиганства ничего и не умеет.., к порядку не приучена навовсе, хоть обругайся. Набаловал я ее за столь лет-то, ведь щец не сварит, невееста! Одно душу греет — полезла в бардак свой, ненаглядному Ганешику подарок выбрать, я ей Джинку и подсунь — негоднай, пакостный мужичишка-то, на языке мед приторнай, а пакостить горазд, драл я его когтями-то, ой, драл! Ну, вот лампу в задаток — остальное-то все в непотребстве пребывает. Я, было, совестить зачал — понятно же — старая, Ганька вон как на кикморок и русалочек поглядывает, те девки молодые, все свойское — и зубы, и волосы — не куделя, и ноги тоже. Ясно даже Дроньке — кроту почти слепому, не случится счастья-то! Но где там! Я всю жисть ей порчу! Осерчал в конец — пометил тапки дурацкие — подарок женишка-то, небось три копейки и стоют в тамошнем базаре, с загнутыми носами — ходит в их, запинывается, но подарок любимого, тьфу три раза!

-Вась, ты что... на самом деле?

-А что я, не кот? Ей наплевал в них, а Ганьке... — кот зажмурился от удовольствия, — тут я от всего своего сердца уладил, выкинуть однова придется, я когда во гневе-то, ох, и пахуч случаюсь. Она меня гнать, я узелок-то волшебный давно сготовил, с виду-то сиротский, а внутри-то — ого-го! Вот как к Забаве Елисеевне приду, в ноги поклонюся, да и попрошу все в порядок привести, она дева не простая, ей вещи волшебные все доверются. Да и слух идет, у ней кошечка имеется необычная, сим-бир-ская, ни одного кота к себе не допускает, а котятков много кто хочет таких, вот, глядишь, и оженюся! А моя-то пущай...

-Эх, Костян, обиды сколь перенес! Выскочил с узелком-то, а Ягуся и сунь ноги в тапки, да намочи ноги, прысь за мной-то, я в кусты, она свистеть, сколь раз Соловья-то корили все — ведь никто и вынести этот свист не может. Ну, думаю, Вася — вот и смертушка твоя, да Ганька и выскочи, ухи его большие в трубу завернуло, она к нему, я еле выполз да и к тебе! После такого издевательства — ни за что не вернусь, клянусь котом Баюном, предком своим!

-Костян, я вот надумал чего — учеба пока не зачалась-то, отправь-ка нас с твоим Петрусем или к дружку своему, злыдню, или вон к Апрошке-русалу, к Горынычу... — кот почесал лапой лоб, — ох, пожалуй к ему не надо. Там, вишь ли, посрамление произошло, или как твой друган Вейка слово мудреное такое скажет — афронт случился.

-Это какой же?

-Совсем ты, Костян, сплетен нашенских и не знаешь, а надо бы в курсах быть, чай, на твоем Кощeевом царстве все и держится у нас, как люди говорят — у всякой нечисти! Сами они, я давно знаю, лукавцы те еще! Сколь раз один Ванька-царевич конопатый мою... старушку облапошить сумел, пока я не обьявился и приглядывать за ей стал! Ээх, на шее своей незнамо сколь возил! — кот огорченно взмахнул лапой. — Одни гадости гадские и расстройства.

-Костян, она как в ум войдет, искать меня кинется непременно, слезьми обольется, подряхлеет враз — ой не верь — лукавство это одно!

-Так, не отвлекайся, что там у Горыныча?

-Да Мавка на свое рождение пригласила всех, моя впервой не пошла — как же Ганечку ненаглядного да к молодым — это ж козел в капусте. Ну вот, Мавка-то хитрюга, кажин год все моложе случается, в прошлом годе было сто двадцать — нонче сто девятнадцать, одна Совушка у нас с годами-то не балует, сколь есть так и говорит...

-Ганька сказывает у их все бабешки, у кого злато имеется, ринулись — как-то, слово мудреное, ну морды разглаживать — навроде вона как, горячими каменьями бельишко разгладить. Да Горынычевы головы и учудили.. две прилично себя повели, разговоры говорили, ну и увлеклися знаешь ведь, Гавраськину натуру — чуток по губам помажет, и пошла писать губерния, болтун знатной!! А полезно у людей бывать-то, сколь присказок полезных назапоминал я... А третья, младшенькая, и дотянись до бочоночка с бражкою... И ударил хмель в голову, зачала задираться, оскорблять, Мавку — поболе всех и позорила.

Гавраська вдвоем еле скрутили свою третью-то, да и домой, тама, сказывают, младшая много чего припомнила — от ведь, чисто моя — хулюганка, а наутро все три головы похмельем и маялись. Да два дня и болели, бочонок-то полностью выхлебан оказался, а у Мавки и хмельного не осталось, рождение скомканное случилось. Вот и злой Гавраська-то, чисто демон подземнай, — кот, рассказывая все подробности, расслабился, повеселел.

Костий порадовалса, хороший пригляд будет за недорослем, мимо любопытного Васьки мало что проскочит незаметным.

-Ты, Костян, не печалься, я ученай, не стану потакать Петрушке, наоборот — спрашивать буду, как ровно с мужика!

Так вот с Костяном и порешили, уходить к Апрошке.

— Мужик мировецкий, не смотри, что склизкай и холоднай, с им и за жисть можно разговоры весть, не болтливай, да и моя-то спробовала было с ним потягаться — куда ступа полетела, куда сама. Вася потом две полные неделицы всякие травы прикладывал, не скажу, к какому месту, долго ржать станешь, чисто Сивка-Бурка. Не, не счас, а когда заявится... — кот смачно сплюнул. — Пошли с Петяном знакомиться. Не, ты мне его издаля покажи, а уж я и обмозгую, чего делать.

Петрушка, полулежа под деревом на мягком одеяльце, неспешно открывал рот, а две дебелые тетки поочередно совали ему в рот ложки с чем-то, еще две визгливо приговаривали:

-А вот ешё ложечку за Петрушеньку-душеньку!

-Костян, вот эта ленивая гора и есть твой... — кот подавился, — ...сынок? Но в ем же ничего от тебя, да и Моревниных я видывал родственников-то, там по мужеской линии все ого-го-го какой фактурности, а тута, не серчай, но как есть гора жира. Ох, Костинька, жалко мне вас с им! — кот покачал головой, надолго замолк, что-то решая про себя, потом выдохнул. — Ягу не смог перевоспитать, она мне уже в девичестве досталася, сколь ей было-то, дай вспомнить.

Кот забавно начал загибать когти.

-А, двести тридцать семь, твой-то ишшо младенец. Костян, сделай так-то, пущай он про твое царство враз забудет и станет... кем же ему стать-то?? Во, пусть будет прикащика сынком. Навроде как жили оне с сынком во глубинке какой, княжество выбери сам, мне они все на одну морду. Только Забаву и отличаю, да не из-за полу женского — ума великого, да души светлой она-то. Матки у Петяни давно нету, кажись, померла от лихорадки? А папаня... возьми и пропади, — был и в одночасье пропал, купчишка и нащитай долгу за папаней немерянного. Вот и выгнал недоросля из дому-то, тот грамоте обученнай и решил пойтить учиться к весчанам, сказывают — тама всех в обученье берут. Складно ль я сочиняю, Костян?

-Складно, Вась, где только и научился?

-Поживи с мое с дурищей, не так складно привирать зачнешь. Я же, бывалоча, цельный день распутывал, чего она мне правду молвила, а чего... Правда-то, она у ей на самом донышке запрятана, пока доберешься. Ох, опять я об ей!

-Вот, и встренул Петяня по дороге меня, кота ученого, я его пригрел, вот и пошли вместе к весчанам. Я-то зачем туда пруся? Ты чем слушал, я же тебе обсказал про кошечку необычную? Ну молодежь пошла, куда вам супротив нас-то? Мы, бывалоча... отвлекся я.

Вот и пошли вместях, денег у нас с ним — два пятака да алтын, будем по дороге потихоньку подрабатывать. Я сказы сказывать, чай Баюновский отпрыск. Петяня?? Да вон, хоть двор подместь. Не умеет, научим. Голод, он учитель хороший. А идем зашто через Апрошкины земли? Так до учебы еще не скоро, есть-пить кажин день надо, у Апрошки, глядишь, хоть рыбкой разживемся, ежли повезет, насушим с мешок, все в обученье сгодится. Ох и погоняю я эту тушу! А моя заявится — скажи ей так-то:

-Какой Ганька принц, так, младший лапоть её драного сапога, что я намеднись выбросил. Меня искать не надобно — не возвернуся!

И проснулся Петрушка через пару дней рано оттого, что спать было ...неудобно — жестко, зябко, только с одной стороны было тепло. Он, совсем еще не проснувшись, потянул это теплое на себя, желая укрыться, и получил удар по лицу чем-то мягким и возмущенный вопль:

-Иль совсем из глузду выжил, чего ты меня тискашь, я, чай, не перина?

Петрушка испуганно распахнул глаза — над ним нависла кошачья морда, да больших размеров, он таких котов и не видывал.

-Тыы хтооо?

-Дед Пихто! — сердито ответил кот и, заметив, что недоросль сморщился зашипел: — Ты мне ещё слезу срони тут, а и взвой на весь лес — приманишь всяку нечисть, мне чего, я на дерево — прысь и нету меня. А вот ты-то такой толстай, неповоротливай... И чего батька тебя раскармливал так-то?

— Мамки-няньки это так-то вот, уговаривали. — Вздохнул Петрушка.

-Какие такие мамки-няньки, сказков наслушался? — заворчал Васька, понимая, что у недоросля еще не совсем стерлось даже вчерашнее. Чем больше кот станет говорить ему про отца-прикащика, тем быстрее парняга станет обычным, ну перекормленным, ленивым, но человеческим дитем.

-А-а-а, разве я не во дворце живу?

-Вот он лес-от, истинно королевские древа в ём растут, ты, похоже, только сказками и интересовался? — притворно вздохнул кот. — Батьке твоему настучать по кумполу бы надо. Да где его сыскать?

-Кого, кумпол?

-Темнота, почище моей старухи! — вздохнул кот. — Ладно, раз проснулися, пора и в путь, вставай -поднимайсь, однова умоемся, перекусим чего и пойдем полегоньку. Ох-хо-хо, горе ты какое, даже не луковое!

-Шагай давай к ручейку-то, да умойсь, как надо, воона за ухами грязи набралося.

-Я не умееюю, — проблеял Петяня.

-Эт как тако может быть? Тебе сколь годов?

-Триинадцать, — плаксиво протянул недоросль.

-И ты умываться не умеешь? — кот удивленно сел на задницу. — Ничё себе каклеты с мухами, не врешь?

-Неа, меня кто-то... — Петяня задумался, — не помню тока, утром будил, помогал все делать.

-Ай ты инвалид безрукай? Ну удружил Костян! Иди, эвон, там в воду зайди немного, нагнися, водицы зачерпни в ладонь, да и обмой хар... лицо-то, а то вон на аспида похож, в варенье весь — мухи-то облепют, станешь чисто пугало.

Поплелся парнишка к ручью, да и застрял тамотка.

-Охти мне, — по-старушечьи воскликнул Вася, — родют вот дитенков, а нужды в их и нету.

Петяня обнаружился в самом илистом месте — имелась небольшая ямка застойной водицы, вот недоросль в неё и влез, а глинистое дно его и ухвати.

-И зачем ты тута встал? Я тебе где велел? Где ручеек бежит! Эх, чево делать-то, я ведь эко место не вытяну из ила-то!

-Дяденька Васечка, помоги мне скорея! — уже в голос рыдал Петяня.

Кот заполошенно бегал по бережку, с дерева, низко нависшего над ручьем, послышался заливистый смех.

-ХИ-ХИ-ХИ, ой, не могу!

-Ты, эта, не знаю кто, неча хи-хи разводить, помогай давай, ишь подглядки устроили мне тута!

-Дяденька Васечка, — передразнили ревущего Петяню, — а ты меня не обидишь?

Кот всплеснул лапами:

Помогай ужо, утопнет в грязи-то!!

С дерева скатился какой-то клубочек, у земли оказавшийся маленьким, тощим, конопатым парнишкой.

-Держи, бестолочь! — протянул он Петяне тонкую палку. — А мы с дядь Васяней попробуем тебя вытянуть!

И еле-еле вытянули толстого недоросля.

-Да ты чево так разожрался-то, чай, и повернуться никак? Пошли однова в воду, всю болотную грязь собрал.

-А вы, бесстыжие, — мальчонка погрозил кулаком куда-то воду, — совсем распоясалися, вот нашепчу про ваше поведение... кому следоват!

Вода плеснула и замерла.

-Пошли, вот твердое место, заходи по колено и давай отмываться!

Парнишка шустро показал Петяне, как надо мыться, и тот с горем пополам повторял все движения.

-Ничё, паря, всему научим!

— Хто таков будешь, чего на древе хоронишься? — строго вопросил Васька, когда его два несмышленыша пришли от ручья.

Один-то сразу видать — бывалой, умытай, чистай, а Костяново горе... — кот про себя всякие непотребные слова вспомнил. У Ягуси много таких-то вот в запасе имелось, а уж ежли собиралися на погановку Леший, Горыныч и его непутняя, похабщину слышало пол округи. Малец, палец в рот, похоже, не положи, ишь, как захитрил:

-Сначала, как вон баушка Яга накорми-напои, потом и расспросы заводи, — бойко ответствовал замореныш.

-Гляжу, боек не в меру?

-Дяденька Васечка, не стань я шустряком, давно бы уже мной кто и закусить сумел! Да и признал я тебя — ты же при Яге и проживаешь?

-Проживал! — подняв вверх лапу, сказал Васька. — Попрошу впредь не путать чево-то там с яишнею!Ответствуй на вопрос — пошто на древе сидел?

Малец поник:

-Долгонько будет, про все-то!

-А ты в двух словах?

-Да убег я, убег из дому-то, тама совсем с глузду съехали, просватать меня возжелали, а я на учебу хочу, на кой мне свадьбы-женитьбы? — малец помрачнел.

Вася решил поспрошать подробнее потом, зачем мальца дотошно пытать — в подходящей обстановке сам и обскажет.

-А учиться где задумал?

-Да у весчан — тамошняя Забава-умница для таких вот средин организовала. Мои уперлись — я тоже осерчал, вот и сбежал.

-Ну знать тому и случись — мы тоже туда путь держим, веселее так-то, да и увальня чему научишь за время пути, как звать-то -величать тебя?

-Даньшей зовусь.

И брела по дороге непонятная компания: большой важный кот с окрасом чернее ночи, толстый до безобразия, с плаксивым выражением на лице недоросль и шустрый, мелкий кто-то, встретившись взглядом с которым, проезжавшие или проходившие мимо люди и нелюди старались пройти побыстрее мимо, слова от чего-то застревали у них в горле.

Васька подметил эту особенность, была у него кой-какая догадка насчет Даньши, но покамест помалкивал.

Петяня быстро уставал, часто останавливались передохнуть, Даньша усвистывал поглядеть — где чево, а Петяня, охая, но уже не рыдая, жалобно просил, пока шустрика не было:

-Дядечка Васечка, да брось ты меня среди лесу дремучего, да пущай меня волки али медведи загрызут, да за што мне такая судьбинушка?

-От, опять запричитал, мы как в Елисееву вотчину придем, оставлю я тебя во большой деревне! — сплюнул кот.

-Ззачем?

-А станешь тако причитывать над помершими — жалестно с завываниями. Оно, правда, бабенки плакальщицами-то идут, но ты их всяко переплюнешь, причитамши-то. Талан у тебя прорезался.

-Нне надо меня в тетки, я ж мужецкого роду.

-Мужецкого в тебе тока чем в кусты ходишь, и то пока в жиру-то отыщешь, зачем стока жрал-то?

-А вкуусно было.

-Вкуусно, — передразнил кот, — и тащишься как, эвон, улитка малая. У той ног нету, а случись вам с нею вместях итить-ползти, она и обгонит тебя.

Недоросль, перестав причитывать, призадумался, потом скривившись от боли, просительно сказал:

-Некому и пожалиться на судьбинушку горькую, никто и не посочувствует — не пожалеет сиротинку.

-Ах, тебя жалеть надоть, за что, скажи-ка? — вкрадчиво осведомился кот.

-Ну как за что, один, ни мамок, ни нянек, никто не кормит, не обмахивает от жары, спал вон на сырой земле, в ручье чуть не утоп, — загибал толстые, больше похожие на обрубки пальцы Петяня, все больше входя во вкус. -Обмахивать тебя надоть? — еще вкрадчивее спросил кот.

-Ну да, жарко же! Да и штей сутошных, томленых ужасть как охота!

-Шти эвто нет, а обмахнуть — раз желаешь... — кот ловко вытащил из котомки свернутую холстину и пошел обмахивать наглеца. — Я тебе сквознячку устрою! — приговаривал он, охаживая. — Я тебе и штей прокислых, и мамок-нянек — все зараз отвешу! Ишь, захребетник, умыться как следоват не могешь, а туда жа! Отцов-дедов позорище!

Будь на месте Петяни Даньша, Васька и не достал бы вьюна, а увальню досталось — неуклюжий, неповоротливый, убегая от кота, быстро запнулся, рухнул наземь и горестно зарыдал!

-Во-во, поплачь, жаланник! Слово мое такое — али перестаешь скулить и всякую хулу возносить, доведу до Апрошки, тама и оставлю, пусть тебя его девки хороводят, мигом на глубину заманют, а и выплывешь — добро, нет, кака разница! Могу и тута волкам-ведьмедям оставить, просил жа!

-Дядечка Васечка! — завыл в голос недоросль. — Не оставляй за ради не знаю кого — я буду умываться, ей-ей!

-Тебе, обормоту, шанс даден — или тянися и становься мужиком, а не тестом кислым, перебродившим -видал небось, как квашня убегает?

-Дда!

-Вот и ты пока така квашня. Даньша-то боек и шустер, нам его, как его, Ганька -(от нечистай дух, тьфу, вспомнил дерьмище) говорит частенько? Привиден..., не, не так, а ... во — провидение послало, тянися за ним, я где подскажу-присоветую, глядишь, и случится из тебя толк-от. Но это надо самому шибко захотеть, не захошь — Апрошка, он на карахтер мужик резкай, в момент царю морскому сообчит, и станешь тогда на дне морском проживать!

-Это как? — вылупил узкие до того глазки Петяня.

-А так... Тритошка тот еще выдумщик, у его вместо дев прекрасных, гибких, мужики толстые пузами трясут, он, Тритошка их и подгоняет, оне стараются, а людишкам на воде-то горе-горькое случается!

-Почему? — глаза у Петяни стали еще ширше.

-Бури-ураганы от такова случаются, и гибнут кораби всякие. Гляди-кось, у тебя глаза-то какие занимательные, цветом навроде как водица морская, да только ты, поди, сам их и не видывал из-за жиру своево, неужто не понимал? Экая туша, случись дикай драконище пролетать станет — утощит заместо жирного барана! Да и кака девка на тебя польстится?

Вася специально говорил всякие ужасти, услышь его Тритошка — друг старинной, вмиг расплевался как с Ягой-то, Васька тяжело вздохнул — болела душа-то за стару клюку!

-А с другово краю как еще заставить это чудо-юдо шевелиться? Он и Костяна понимал, но и в одно время нельзя было доверять воспитание бестолковым бабам!

-Ну Адамка, дед паршивай, явись только, много чево обскажу. Мог ведь внука-то повоспитывать, пока у Костяна всякие недовольные не угомонилися — нет, удрал. Оно, конечно, правильно — всяк со своими трудностями должон сам справляться... — кот так глубоко задумался, что Петяня чуть ли не заорал:

-Дядечка Васечка, слышь ли?

-А? — встрепенулся кот.

— Я это, буду стараться, не хочу я к Тритошке вашему — тама солнышка нету! Да и дракона боюся!

-От правильно помыслил, как глаза проявются на лице-то, тогда и в учебу податься можно!

-Я... — недоросль помялся, — я бы с Даньшею и поучился, он много чево умеет и меня, глядишь, подучит. Не надо меня к морскому царю!

-Эка тебя проняло, ну, смотри, даденое слово, оно вес огромнай имеет, а нарушившим его по башке знатно ударяет, бойся!

-Даньша, где ты, выжига, болтаесси?! — взвыл Васька.

-Чево базлаешь на весь лес-от, любопытнаи и здеся водются! — появился из ниоткуда Даньша. — Я вот малинки подсобрал, на хлебец насыпаешь и ужасть как вкусно!

-Дай мне! — возопил Петяня, но наткнувшись на суровый взгляд кота, резко замолчал.

-И ниче твои уверяния и не стоют! — вздохнул кот.

-Я... это... Даньш, можно мне чуток малинки? Так хочется?

Даньша по честному разделил малину, и если Петяня заглотил все враз, то Васька и Даньша, не сговариваясь, ели потихоньку, под шумные сглатывания недоросля.

— Ну, поднимайсь и пошлите дале! — проговорил Васька.

-Даньш, а может, мы тово... — жалобно спросил Петяня, — малинки-то по дороге и наберем, не едал я такой скусноты-то!

-А не боишься? — хитро посматривая на него, спросил Даньша.

-Кого? Окромя нас да стрекотухи и нету в округе?

-А ведьмедя? Он малинку тоже, знать, любит, я-то верткай, убегу, а ты?

-Ох, — загорюнился недоросль, — не убегу, задерет, поди. В прошлом годе... кто-то сказывал, он так-то корову чью-то задрал! Откуда я это знаю — не помню совсем! Я чево, совсем безглуздай? Эхма, невезучай я!

-Не, не невезучай — ленивай!

Васька решил четко придерживаться выбранного поведения с ним — не раскармливать, гонять почаще, слово давши — пусть пыхтит, индо толку и не будет навовсе. А парнишка, может, еще и оправится, уж он постарается.

ГЛАВА 4.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пока идут наши герои потихоньку, купец Велизар стал совсем своим у весчан.Зауважали враз честного мужика люди, никогда не обвешивал, не подсовывал лежалой товар, был постоянно вежлив, уважителен со старшими, приветлив с молодыми.

Князюшко их, Елисей полюбил вечерами вести неспешные разговоры с ним — много повидал купец-то за годы странствий по разным странам, вот и слушал Елисей, удивляясь,иной раз и глаза тараща в неверии, да знал, что Велизар врать не станет. А еще приходил купец с диковинным, враз полюбившимся князю, бодрящим напитком — кафа прозваньем. Пили его неспешно, запивая маленькими глоточками ключевой водицы, князь, правда, пил кафу-то с сахаром, Велизар так, без всего.

Елисей удивлялся — горечь ведь сплошная, а купец только посмеивался, говоря, что привык. Рассказывал про кафу много, всяко вишь её готовят — и с молоком, и с солью, и с неведомой до Велизара в их местах корицею, а кто и с перцем в тех дальних краях уваживал.

И приносил с собою доску с искусно вырезанными из кости неведомого зверя — слоном что прозывается, фигурками и научил Елисея играть в чудную игру — шахмути. Умственная такая игра-то, заболел прямо ею Елисей, призвал своего самого искусного деревщика и повелел изготовить тако же фигурки из самого твердого дерева.

Как пожар распространилася по княжеству игра-то умственная, мужики часами стали просиживать над ей, а бабенкам и на радость, все не меды хмельные дуют, да и тверёзые до дому идут. Женки-то не заинтересовалися игрою, окромя Забавы — та враз скумекала, что и зачем, поигрывала иной раз пред сном с батюшкой-то в мужскую игру, как окрестили её в княжестве.

Елисей прихворнул, а ей, голубушке и времени совсем не оставалось на девчачьи забавы-те, княжество требовало неусыпной заботы.

А на носу Иван Купала подкатывал — девки венки плесть станут, в наряды самолично вышитые долгими зимними вечерами нарядются, через костры вдвоем прыгать. Да молодежь, она заводная, много всяких выдумок будет. Вот и ворчал Елисей на дочку-то:

-Сходи, донюшка моя, развейся. Веночек сплети, чисто для порядку, хороводы поводи, сколь уж лет наряд-то в сундуке томится?

Не говорил Елисей-то, а в душе крепко надеялся, что объявится суженый Забавушкин, не могла ошибиться старая Калина, все сказанное ею всегда исполнялося.

-Да только где его лукавый водит, у сверстниц Забавиных, уже по два, а то и три ребятенка бегали... эххх!

Дочка отнекивалась, да Елисей был неумолим:

-Пойди, милая, сколь можно в делах и заботах пребывать-то?

И уговорил-таки, нехотя, но согласилась она, подумав про себя, что часок и хватит с неё. Наряд-то давно уже, годов семь как, любовно расшитый полевыми цветочками — васильками и ромашками, да кое где разбавленный яркими красными маками, смотрелся на диво.

Забаву молодежь встретила восторженно — любили её за все, сразу и увлекли хороводы водить — шутки, смех, веселье. Забава и увлеклася, забыла про время, а Елисей, переодевшись седобородым старцем лукаво улыбался, глядя на радостную дочку-то.

Настало время через костер прыгать-то, Забавушка как очнулась, стала потихоньку отдаляться от костра -то, знала же что нет ей пары. Так-то вот уже до самого раскидистого огромного дерева доходила, чтобы спрятаться в ветвях-то, да домой улизнуть потихоньку, а из-за ствола необхватного и вывернись добрый молодец, да не местный, слишком высок, да широкоплеч.

-Пошто, дева красная, убегать надумала в разгар веселья-то? Я вот издалека на ваш праздник Купалы явился, не составишь ли мне пару, очень уж хочется через костер прыгнуть, очищает огонь-то от всякой скверны.

Говорит так-то, а сам руку Забавину бережно взял в свои широкие ладони.

-Не откажи, девица красная! — и смотрит на неё внимательно-внимательно, словно чего разглядеть в ней удумал.

Оглянулась Забавушка на костер-то, там все смеются, шутки горланят, а пары прям взлетают над огнем-то, и захотела она так-то перескочить, да и молодец и искушает:

-Не бойся, красавица, не уроню и не допущу, чтобы хоть искорка на тебя упала. -Аль слепой ты, не видишь разве, какая я тебе красавица? — огорчилась было Забава и услышала чудные слова в ответ.

-Краса, она в душе, а твоя душа на диво красивая! Побежали? — он потянул её за руку, и так-то с разбегу они прыгнули, и показалось Забаве, что огонь взметнулся ввысь, да только не обжег совсем, а ласково погладил её по лицу, приземлились так и не расцепив рук, добрый молодец успел ухватить за талию и аккуратно поставить на ноги, а смотрел при этом сильно удивленно, не должно быть у толстой и неуклюжей на вид княжны такой тонкой талии, и задумал он дознаться секрета Забавина.

А девушки-то пошли веночки в воду бросать, да и Забаву за собой сманили, она нехотя бросила венок в воду, а он и поплыл, да за поворот.

-Девы, да княжна наша замуж пойдет скоро! — воскликнула самая знающая, знахаркина дочка, Ульяша. — Ох и пригож молодец, что прыгал через огонь-то, статный такой, нездешний, только интересно, чей будет?

Пришли, одевшись, девицы к кострам-то, венки в воду бросали, как и положено — оставшись только в нижних рубашках, а там парни затеяли всякую борьбу, да перетягивать канат стали в ожидании своих симпатий или невест.

А того кто с Забавою прыгал и не углядели вовсе, Забава-то привычная к тому, что все молодцы от неё уходят к более красивым, а подружка — Ульяшка огорчилася.

Да не дал ей сильно горевать жених Никодимушка, завертел-закружил в танце-то.

Забава потихоньку отошла от веселящихся, собралась было домой, нечего ей тут делать, да других смущать, а её осторожно взяли за руку. Узнала она ладони-то, её рука в них казалось совсем детской.

-Дозволь мне проводить тебя?

-А пошто ты меня собрался провожать, али нет больше девиц-красавиц в хороводе?

-Есть, как не быть, да вот душа моя к тебе потянулась. Тебя выбрала!

-Так уж и выбрала? Али ты выгоду какую хочешь заиметь?

-Выгоду, да, — кивнул буйными кудрями молодец.

-Ну вот, — вздохнула Забава, — записывайся ко мне,там все и обговорим!

-Куда записываться? — молодец даже остановился, удивленно глядя на неё, но не отдавая её руку.

-Ну тебе же выгода требуется! — тщетно пытаясь выдернуть её, осерчала Забава.

-Глупенькая, мне выгода одна нужна — чтобы ты ласково смотрела только на меня и не замечала других-то!

-Ох и лукавишь ты, молодец!

Вместо ответа он подхватил её на руки и неспешным шагом пошел к княжьему терему.

-Пусти, — затрепыхалась Забава, — не ровен час — увидит кто?

-Никто не увидит, не беспокойся. Молодежь вся на гулянье, а кто из неспящих, вместо нас с тобой увидит совсем другое.

-Так ты чародей что ли?

-Нет, но кое чего умею.

-Пусти, я тяжелая, руки-то заболят!

-Не пущу! Ты как пушинка, да и носил бы я тебя так-то на руках всю жизнь.

-Ой, не лукавь, увидел меня впервой, а словами-то разбросался...

-Не впервой, лада моя, я давно тебя приметил, да подойти причины не мог сыскать.

-Не поверю, такой видный молодец и забоялся?

Донес так-то он Забавушку до терема, нехотя опустил её на крыльцо и, вздохнув, сказал:

-Не вправе я просить-то тебя, но ежели я тебе хоть чуток приглянулся, дождися меня, птица лазоревая, никак не могу я пока остаться и у батюшки твоего руки попросить! Есть у меня одно дело срочное, неоткладываемое, за два по три десятка дней, надеюсь, обернусь. Люба ты мне, и не вижу я других-то, впервые так со мною случилося, дождись — прошу тебя! — он бережно дотронулся губами до её рук и вздохнув, с сожалением сказал:

-Пора мне, милая, дождись меня!

И низко поклонившись быстро стал уходить.

-Как звать-то тебя, молодец? — и услышала только последний слог имени-то...."яяян"!

А потом в удивлении и разглядела на руке-то браслет диковинный — узенький, червленого серебра и по браслету-то две змейки переплетясь как бы в обьятии, посверкивали глазками лал камня-шпинели, у одной змейки-то глазки точь в точь Забавушкины — сини небесной, а у другой, поболе которая -фиолетовые.

-Знать с серьезными намерениями молодец-то! — запоздало поняла Забава, любуясь браслетом, уж больно хорош оказался!

А в светлице уже, раздеваясь ко сну, не смогла снять его с руки как не пыталась.

Поутру батюшка, все замечавший, хотел было помочь дочке снять его, да получил ощутимый удар.

— Как молонья пронзила! — воскликнул Елисей. — Дочка, знать, то суженый твой! Хорош добрый молодец, я за тобой приглядывал, он ведь никого другого и не видел, увивалися возле девицы-то, а он ни-ни, пока вы венки пускали — в сторонке стоял, одинешенек, наблюдал я такое. Как звать-то молодца?

-Не знаю, — вздохнула Забава, — он поспешал куда-то, просил дождаться, и услышала только окончание имени-то,"..ян".

-Хмм, всяко может прозываться: Боян, Демьян, Лукьян, Севостьян, в Белогорье-то еще Стоян, Калоян встечалися. Ну подождем зятюшку неведомого, чай объявится, раз таку красу на руку нацепить смог, что ты и не учуяла. Знать по нраву он тебе?

-Да я и сама не поняла, как-то быстро все случилось, только и запомнились в ночи-то рост необычный, кудри буйные — воронова крыла цветом, да глаза вот, как камешки, амарантовые.

-Может это и есть принц, давно тебе предсказанный?

-Нет! — Забава покачала головой, — он, скорее, из воев будет, нет в нем манер, вон, как у Устина, по повадке видно — вой.

-И ладно, такие-то всё одно лучше, не столь капрызные! И будем ждать мы его со всею серьезностью.

Не оголяли по тем временам девицы рук, вот и не углядел никто у Забавушки браслет-то неснимаемый, одной только верной своей подруге — Досифеюшке и сказала Забава про добра молодца, да браслет дозволила посмотреть.

Еще с детства сдружились девчонки, обе поначалу дразнилок наслушались от несмышленышей-деток. Досифея побоевей — сразу кулаком в нос вмазывала за обзывалки, Забава-умница, потом вежливо родителям деток с расквашенными носами объясняла, почему и за что получил обидчик.

Быстро прекратились обзывания-то, а девчушки так и росли, дружба их крепчала год от года, не было у них секретов совсем, и при всей занятости находили они время немного посекретничать за чашкой чая.

Досифея, нежданно оказавшаяся мужневой женою, враз похорошела, сильно схуднула, и сияли её глаза необычно:

-Знаешь, подружка, Устин, он неплохой. Избалованный — да, но не все мозги прогулял, прислушивается ко мне, приглядывается ко всему. Если такой и останется, не поведется на чью внешню красу и пустую голову, мы тогда с ним... ух как развернемся! Он такой смешной, меня побаивается, да видать, дошло, что со мною-то нужды знать не станет, мы вон к батюшке его со знахаркой съездили. Я там много чего непорядка углядела, разогнала половину приживал, своего прикащика Митряя туда определила, пусть попробуют свёкра только обидеть. Я, — Досифея засмеялась, — управителя-то скалкой лупила. А рученька у меня, сама знаешь, тяжелая. Устин глаза повылуплял, а я вместо пустых слов — ворюгу и поучила. Ох, времени не хватает на все. А ещё, — Досифея понизила голос, — ох и жаркой Устинушка мой ночами-то, я и не думала,что так-то бывает... сладко,как вон пирог с вареньем.По первости-то шарахался от меня,а сейчас, сказывает, разглядел, и не нужны ему все красавицы.

-Рада за тебя, подруженька моя, а у меня вот что приключилося...

Забава рассказала про праздник Ивана Купалы, показала браслет, Досифея и возьми осторожно дотронься до него рукой, Забавушка вскрикнула:

-Не трогай, батюшку, вон, как молоньей ударило.

-Не, меня, наоборот, как кто по руке погладил, это потому наверное, что я твоя подруженька, и он, браслет-то, как-то распознал это.

-А батюшка, он же меня любит?

-Э-э-э, подруженька, скорее всего настроил он этот браслет так, чтобы ни один мужик без его ведома до тебя не дотрагивался. Попала ты всерьез, Забавушка. И славно!

Досифея крепко обняла её.

-Сколь времени мы их, суженных-то высматривали, шлялися незнамо где! Ох и нарожаю я детишков много, если Устин не станет пакостником, но я его, — она сжала кулак, — во как буду держать! Признался вот мне — устал говорит от своей разгульной жизни, а силов бросить её не находил, а моя помощь-то и во время. Ведь совсем хмельного в рот не берет, советуемся с ним теперь постоянно, он дельные советы мне подсказывает. Я, конечно, опасаюся ёще, мало ли каверзу какую устроит, но виду не подаю. Ой, Забавушка, глянь, идет мой ненаглядной, да с сердитым видом, заговорилася я. У нас же с купцом Велизаром разговор назначен, отплывает он за товаром, да и хотим мы его просить, чтобы и на нашу долю чего диковинного привез. А я и заговорись с тобою! Побежала!

Забава подглядела из оконца-то, Устин сначала сердито хмурился на Досифею, потом просиял, оглянулся, приобнял свою пышечку, звонко расцеловал, и поспешили они рука об руку на разговор. А Забава крепко уверилась — нашли они оба свои половинки, видно же.

Устин сам себе удивлялся, как сумела Досифея-Феюшка стать такой нужной? При всей своей беспутности он ещё не разучился считать и анализировать, не зря же был лучшим в учебе. Едва отошедши от жуткого похмелья, пошел посмотреть, где и как живет его венчанная жена.

-Вот попал, дурачина!!

Он предполагал, что эта толстуха живет в окружении всяких там кошечек, подушечек, салфеточек, статуэточек. И очень удивился, обойдя небольшой уютный домик, в котором не было ничего лишнего — не пылились новомодные картины с ундинами и сказочными принцами, не было пуфиков, думочек и всякой другой так бесившей его ерунды.

-Хмм, у толстухи с её деньгами и так скромно?

Приотворив дверь в очередную комнату — любопытничал, пока никого не было в доме, гром-баба ушла на рынок — замер на пороге, постоял, посмотрел, тихонько присвистнул. Кабинет толстухин был... необычным, ничего такого, что напоминало бы о женщине. Большая карта княжества на стене, огромное окно, от которого на полках, вдоль двух стен стояли всякие книги.

Устин подумал было — слезливые дамские романы, но специально осмотрев все полки, не нашел ничего подобного. Зато книги были здесь знатные — много редких, старинных, стоявших наособицу — которые он брал в руки с придыханием, много по всяким разным отраслям -"Кораблестроение", "Плодоводство", "Производство железа" — читая эти названия, подумал, что батюшка её увлекался. Подойдя к столу, на котором аккуратной стопкой лежали толстые амбарные книги, а посредине чертеж какого-то судна, застыл-завис. На каждой тетрадке красивым женским почерком написаны чудные слова: "Судоходство", дальше лежали:"Делопроизводство", "Выделка шкур", "Изготовление мебели" — почти каждая тетрадь была исписана этим же почерком.

-Ну-ка, погляжу толстухин бред!

0ткрыл судоходство и, присев на стул, не заметил, как пробежало время, с все возрастающим интересом вчитывался в эти записи, ухватил со стола красный карандаш, начал делать пометки и очнулся только от вопроса жены.-

-Что, заинтересовали мои мысли?

-А? — он поднял на неё непонимающие глаза. — Ты что-то хотела?

-Да, вечер уже, пойдем вечерять!

-Как вечер, я только недавно тут, — он замялся, — ...без разрешения вот... но увлекся — кой с чем не соглашуся. Но в целом — мысли дельные!

-Правда? — просияла толстуха. — Может, возьмешься все обсчитать? У меня времени нехватка страшная, идеи захлестывают, хочется много чего сделать для княжества — негоже весчанам в хвосте плестись.

Устин с удивлением заметил, что при всей её толщине, она очень даже симпатичная. -Надо же, а вот сбрось она с десяток килограммов-то, отбою от желающих не станет, — задумался Устин. — Я эдак по друзьям, а у неё полюбовники появятся??

-Не позволю! — вслух выдал он.

-Что не позволишь? — удивилась жена.

-Не позволю с другими мужиками даже улыбаться.

-Окстись, какие мужики, я с раннего утра на ногах и вот в это время прихожу домой?

-А днем-то, со всякими ведь видишься?? — сам себя не понимая, завелся Устин.

Досифея, внимательно поглядев на него, расхохоталась:

-Это что, ревнуешь что ли?

-Ревную-не ревную, а изволь быть верною женою.

-А как насчет тебя, милочек? — она уперла руки в боки.

-Да кто в здравом уме со мной при такой ... э-э-э... грозной связываться станет?

-Вот и порешили, пошли вечерять, а там посмотрим, как пойдет.

При всей её толщине двигалась она легко, стал Устин приглядываться потщательнее и через пару дней знал, что у его толстухи очень красивые руки и ступни, а уж когда приехав к болящему отцу, увидел Досифею во гневе, чего-то и загордился ею.

Как она быстро разобралась с вороватыми слугами, поставила своего верного Митяя на хозяйстве, отцу знахарку самую дорогую, да понимающую привезла, так вот и дошло до него, как до зверя диковинного, длинношеего — жирафля, что от добра добра искать не надобно.

А уж когда еще через день он понял, что его грозная, резкая, бесстрашная жена ещё и мужика неспознала, да и была совсем неопытною, тут уж от гордости чисто индюк раздулся. И ночи-то стали случаться сладкие, да вот одно печалило — короткие. Отец сразу тогда еще сказал:

-Повезло дураку несказанно!

Вот он сейчас и понял, да и горевал, столько лет потерял, сейчас бы уже и детишков двое-трое бегало.

Устин сам от себя не ожидавший такого, с каждым днем все больше очаровывался Досифеей. Все нравилось в ней: ее практичность, умение быстро просчитывать все плюсы и минусы, неиссякаемый оптимизм, умение вежливо, но действенно поставить на место любого хама, жесткоть и наказание виновных и в то же время — доброта, готовность помочь и милая стеснительность по ночам. Никак не получалось у них выспаться, Досифея иной раз ворчала:

-Можно подумать, у тебя подружек навовсе и не было!

-Феюшка, то подружки, вспоминать не хочу даже, а ты... ну не получается тобой насытиться! Да и сейчас никто не назовет тебя толстухой, вот что значит старательный муж!

Устину нравились их совместные вечера, они увлеченно обсуждали все, накопившиеся за день, мелкие и не очень проблемы, обоим нравилось такое взаимопонимание.

Одно только расстраивало Досифею — подружка ее верная — Забавушка.

-У вас глаза на заду что-ли у всех, такое сокровище не углядеть?

-Шут его знает, — чесал макушку Устин, — даже и не скажу, перво-наперво она княжна, щекочет самолюбие стать княжеским родственником, а за Забаву и не думается, типа — жонка во всем мужу должна подчиняться. Тшш, тихо, тихо, я уже все свои взгляды полностью пересмотрел и так не думаю. Поверь, сокровище, я совсем по-другому на многое сейчас стал смотреть и точно могу сказать — углядит твою Забавушку достойный!

Задумали они договориться с купцом Велизаром, чтобы закупил он понемногу разных заморских диковинок. Была у подружек давняя задумка — сделать княжество свое одним из самых достойных, а диковинки и пригодятся для привлечения любопытствующих. Были в княжестве и необычные места с источниками, что в студеную зиму не замерзали, местные-то давно вызнали великую пользу для здоровья, вот подружки и надумали обустроить там небольшие гостевые домики и бросить клич по соседям. Много желающих уже пожелали полечить свои ноги-руки-спины в чудесной водице. Да средств не доставало, никак не могла Забавушка выкроить лишние деньги из казны. А Досифее и стукнул в ум такой план — от продажи диковинок большую часть выручки отдать на постройки, Забавушка же отдавала ей всю торговлю там с уменьшенным налогом.

ГЛАВА 5.

-Дядечка Васечка, чевой-та порты у меня не держутся?

-Разносилися, сколь уж бредем-то, у батьки небось, окромя двух дён и не нашивал, а здеся одне все время, вот и поширели! — обстоятельно пояснил Васька, незаметно показывая Даньше сжатую в кулак лапу.

Схуднул Петяня знатно так, но кот с выжигою условились не говорить ему.

-Неча раньше лошади телегу выставлять, только начал выправляться чудок, отдыху помене стало, да нытья убавилось! Смотри мне, Даньша, болтанешь ежли, сам с им и оставайсь!

-Не, Василь Баюныч, я не согласный совсем!

-Тогда молчи, пока сам себя не увидит, не сказывай!

Васька втихаря, замечая даже крохотные изменения в поведении недоросля, плевался через левое плечо и крутил фиги. Петяне страшно не хотелось к царю Тритошке, он пыхтел, надувался сычом на Даньшины ехидные слова, но капля камень точит, вона уже плошки за собой стал намывать, сперва-то полохо, да вот последние пару дней совсем как иная бабенка — чисто отмыл.

Васька сам себе удивлялся, но так легко стало у него на душе, понравилося ему об мальцах заботиться — они вона и прислушивались к ему, совета спрашивали, вечерами, замерев, слушали Васькины истории, которых он знал великое множество.

-Довелось, когда еще совсем сопливай был, с Ягусею в ступе пассажиром полетать.

-Чё, дядечка, и не боязно было?

-Ну, впервой, конечно, поорал дурниною, Ягуся меня за шкирмон и возьми:

-Будешь так-то верещать, сброшу.

-Ну, замолк, куды денешься с энтого... хмм, отстойного дерьмолёта, назвал так-то ступу дракон Вэйка. Другому-то моя дурища бы не спустила, а с им связаться... — это же во сто раз дурее Горыныча. Тому простительно, об трех головах, всякая главною стать хочет, а у энтого дурь-то своя, не покупная, на сто голов хватит! Ох и учудит иной раз, одно хорошо, друг у ево Кощеюшка — мужик ума здравого да хладного, откуль только энтого драконищу дурного, — Васька понизил голос, не ровен час услышит, спалит в миг, и не станет кота славного, — не выручал-то.

-Дядечка, а какой он, Кощей-то?

-А ты как думаш? — прищурил один глаз кот.

Петяня подумал:

-Страшной, худой, вона, как древо засохшее, кости-то как у шкилета, зубов нету, глаз недоброй, брр!

-Ну, может, и так-то выглядеть, а может и по другому, умеет лики менять-то. Ну отвлеклися, вот так-то и привык летать, упросил дырочку маленькую сделать в ступе, повидать чего, где летаем. — Кот задумался.

-Дядечка?

-А... да. Где только нас не носило, я пообвык, потом вот на помеле летал с ею, тама похужее, ветрище, да старушка моя, любительница выхвальнуться-то, виражи закладывает, а Вася на прутьях еле удёрживается. Но скажу я вам, чего только не видывал, однех шабашов ихних, они ведьмы, девки фулюганистые, я бывалоча чую — в разнос начинают итить, за метлы схоронюся и шепчу:

-Метелочки, родненькие не выдайте на погибель-то!

С их, дурищ, после погановки-то, станется — зачнут над единственным мужчиною куражиться. Но метелки понятливые были, распушатся, хозяйки-те спьяну и не углядят меня.

-Баюныч, а сказывают, есть такие специальные... — Даньша замялся. — Ну на их тожеть летают?

-Ковер-самолет, што ли?

-Ну да, он. -Летал я на ём, неудобна штука, нет бы ровно доска, метерьял же — ямами, горбится, неприятственно, с дурищей моею сподручнее.

Вплетал в свои рассказы Васька всякие поучительные моменты, дело молодое, ум не засоренный, запомнют и, глядишь, сгодится когда.

Так-то и до Апрошкиной вотчины добрели, а тама, в первой же захудалой деревеньке Петяня и удивил, да не только Ваську с Даньшею, а и самого себя.

Дело-то случилось такое, не хотел кот заходить в неё совсем, не пондравилася она ему, да ребятёшки заныли:

-Хлебца мягкого давно не ели!

Дал Васька им алтын, наказал по-быстрому обернуться, да и прилег в тенечеке. Только глаза призакрыл-по дороге пыль столбом, Даньша бегит.

-Ба...юныч! — едва выговаривая слова, молвил. — Та...ма, тама, Петяня, в драку... я за тобой.

-Ах, Ягусино горе! — подхватился кот и рванул в деревню, увидел вот...

У столбов, недавно вкопанных, стояли крепко привязанные два тощих пацаненка, явно из чужедальних — не водилися такие, как перехженный сахар цветом у их ребятишки-то, а к третьему тащили упирающегося, вопящего всякие угрозы Петяню.

Командовал всей этой безобразией мужичонка, плюгаш — такой, соплёй перешибить.

-А позвольте узнать, — вкрадчиво так спросил кот, — чево тут у вас стряслося?

-Да вот воришек спымали, ко столбу привяжем, а тама как вон Ксанко и решит. — Кивнул нечесаный мужик на плюгаша.

-А много украли-то?

-Да две ковриги хлеба будто, поначалу орал Ксанко, потом добавил, што муку и маслице тоже.

-А что у их нашли?

-Да краюху только одну, вот будем спрашивать, куда остальное дели.

-Так-так, а этого, — кот кивнул на Петяню, — за што жа?

-А пусть не заступается, ишь, нашелся, — визгливым голосом завопил Ксанко, — поносные слова молвит, не допущу! А ты шел бы отселя, мил челове... — он, разглядев кота, замолк. — Тыы хтоо?

-Я-то? Я совесть твоя! Сколь, говоришь, маслица и муки у тебя украли?

-Мешок целай и масла баклагу, весь собранный ясак, хозяину Апронтию сготовленнай.

-Сильны робятишки, муки куль унесть, это даже ты под им упадешь, а тут щуплаи доходяжки.

-А и шел ба ты отсель, покудова и тебя не привязали, — рассерчал отчего-то Ксанко.

-Меня? Внука кота Баюна кака-то воша привязать собралась?

В одно мгновение кот заметно вырос и не спеша двинулся к пятившемуся плюгашу.

-Я тебя даже когтем не трону! Я щас, — кот оглушительно засвистел, пригодилися уроки Соловья разбойничка-то.

Унесло мужичонку свистом и впечатало в забор.

-Кто еще желает? — грозно вопросил кот.

Молчали мужики, а чья-то бабенка всхлипнула:

-Последнее ведь отдала на ясак-то.

-Подь сюды! — поманил её Васька. Та несмело вышла.

-Как звать?

-Палашка я.

-Вот возьми двух стоящих из этих болванов, и сходитя к ему на двор. Много чего найдете али в подполе, али в погребе, да бегом — один лапоть здеся, другой тама.

Даньша уже перерезал веревки на Петяне, тот, утирая расквашенный нос, погрозил кулаком мужикам.

-Вот выучуся на мага, приеду, я вас запомнил!

Два других отвязанных ребятенка, бессильно опустились на землю.

-Дяденька кот, голова кружится, три дня ни крошки, а этот поманил, дал по куску и тут же напраслину на нас возвел.

Кот вытащил из котомки по небольшому кусочку:

-Нате-ка, много вам пока нельзя, а чудок подкрепитеся.

По улице,загребая босыми ногами пыль, бежал мальчонка:

-Дяденька Баюнов, тама... у Ксанко, нашли... ужасть чево!

-Вот, — кот повернулся к деревенским. — А вы за два куска хлеба детишков, с голоду умирающих...

-Апронтий! — заорал неожиданно кот, — у тебя под носом всякое непотребство. А ты... спишь?

-Нет, — ответило что-то басом из кустов. — Наблюдаю!

Деревенские повалились в пыль, а из кустов вышел кряжистый, кривоногий, угрюмый мужик.

-Ясак, значит, для хозяина собирал?

-Дда, — заикаясь ответил плюгаш.

-И сколь раз он его собирал в этом годе?

-Дак, вот ужо третий! — робко проблеял кто-то.

-Аха, третий? А не я ль тебе, паскуднику отсрочку на три года зимою дал?

Деревенские охнули, потом враз загомонили.

-Тих-ха, скажи, женщина, что нашли у этого? — Апронтий кивнул на съежившегося Ксанко.

-Ах, господин, много чево! — торопливо начала перечислять Палашка.

Чем больше перечисляла, тем сильнее гудели люди.

-Вот так, значит, я задавил деревню непосильным налогом? Видишь, Вась, и есть-то соплёй перешибешь, а сколь гадости успел наделать? Эхма, людишки, жадность глаза застила. Ты думаешь, я тебя сразу живота лишу? Неет, ты у меня у этого вот столба и сдыхать станешь, медленно. Кто даст воды — рядом привяжу. Ослушаетесь — всю деревню отправлю на Кудыкину, тамошний Ухарь давно людишек просит, рабы у него перемерли. Пошли, Вась, до меня, отведаешь хлеба-соли.

-А эти? — всунулся все еще злой Петяня. — Ты што же, оставишь так? Ведь тут же водицы поднесут.

-Не смогут! — ухмыльнулся Апронтий. — Слуги мои верные не дозволят! — он как-то тоненько свистнул, и возле столба с уже привязанным Ксанком закачались две змеи.

-Ух ты, силен ты, дяденька Апронтий!

-Апрош, робятенки-то итить не могут, здеся оставить тожеть не резон, найдутся какие родня-приятели, ведь и каменьев не пожалеют!

-Вась, ты меня чевой-то за совсем дурня числить стал?

-Да нет, но тако пакостничество столь времени твОрится, распустилися твои людишки!

-Как распустилися, так и заплетутся. Я ишшо посортирую их, кой кого точно на Кудыкину закину! Пущай у нового хозяина хлеб-от попробуют!!

-Палашка, подь сюды! Грамоте разумеешь ли? -Да, батюшка Апронтий, обучена, прислугою у барина-то Авксентия числилася.

-Понятно, а ребятенок твой где жа?

-Не губи, владыко! — она повалилась в пыль.

-Тю, дура! Я ево забираю отсель, штобы тебя никто не мог... как, Вась, слово-то мудреное — девки ведьмачки его все талдычут на шабашах-то?

-Оконфузить!

-Во, ставлю я тебя тута старостихою, не бойсь, пригляжу. Значицца, такое мое слово — ни в жисть не поверю, не мог этот один так провернуть все, признавайся, кто ещё?

Толпа угрюмо молчала.

-Значит, никто? — Зловеще протянул Апронтий.

-Ты уйдешь, а нам тута жить! — пробурчал кто-то из толпы.

-Ещё хужее, чем я думал! — Он опять тоненько свистнул, появились ещё змейки. — Слуги мои верные, желаю я вас поставить на пригляд за порядком, подраспустилися здесь, проверите все, как следоват, и мне доложите к утру-то, а я уж и решу, кого куда заслать. Вот эту бабенку, — он указал на Палашку, -охраняйте — кто даже одно слово плохое скажет — можете укусить, дозволяю!

-А ты не тушуйся, запиши все найденное, завтра и раздадим по едокам!

-Ну-ка, бедолаги, — Апронтий как пушинок поднял обессиленных робятишков и попер с ними из деревни, следом поспешал Вася со своими двумя. Петяня беспрерывно шмыгал носом-то, Васька вытащил чистую тряпицу, намочил её и сунул ерою. Идти пришлось совсем недалеко, там Апронтий и преобразился. -Экой ты, дядечка Апронтий, симпатишнай, чисто какой-то лыцарь! Вон дядечка Вася Баюныч, нам про ево сказывал! — восхитился Петяня.

-Перво-наперво идите отмываться — вам всем с дороги-то надо, потом уже и поспрошаем, кто откуда, идите все вместе, помойтеся.

-Погодь, Апрош, ты же знаешь, я не особо люблю воду-то, пусть мене вона не пострадавший Даньша подмогнет, а робятишков твой Кондрий помоет, у ево ловко получается.

-Хорошо, друг мой!

Кот растянулся на лавке, охая и постанывая от удовольствия — Даньша постарался, отмыл кота до блеска.

-Охохо, славно-то как! — промурлыкал кот и вроде придремнул.

Даньша шустро рванул в бассейн, негромко бурча, совсем не замечая приподнятое Васькино ухо.

-Барин-котярин, сам не может, видите ли, всю жисть коты лапой моются, а тута ему султанское мытье понадобилося!

Отмытые смуглолицые детишки оказалися и не смуглые, грязи на них случилося много.

-А и худы вы, охохонюшки! — пригорюнился кот. — Пошто одне-то бредете, где матка с батькою?

-Нету! — угрюмо ответил тот, что малость постарше. — Одни мы на всем белом свете!

-Ну подумаем мы, чево с вами делать, куда брели-то?

-К весчанам, к Забаве Елисеевне, хотели в ноги пасть, на учебу проситься.

-Дядечка Вася, — робко потянул его за лапу отмытый Петяня, — а давай их с собою возьмем, все одно сами туда жа идем!

-Ишь ты, прыткай! — Васька не был бы Васькой, если б не воспользовался такой возможностью. — А как ты себе тако представляш, дядечку Васечку за няньку?

-Не! — серьезно ответил недоросль. — Я чевой-то как увидел из замореных, к столбу привязанных, эких дохлых, а супротив их толпища — злость меня обуяла, другая, не така, как когда сладенького хочется, а ево и нету. Ты же сам баешь — слабых забижать последнее дело! Ну я и враз задумал — Даньша хоть и верткай, а супротив мужиков-то не устоит, я потяжельше, ну и велел к тебе бежать-то, а сам — виш. -Петяня тяжело вздохнул: — Теперя точно учиться стану, перво-наперво, как драться уметь, вона юшку пустили, злой я стал. -Да ладно, добредем до городу-то, опять зачнешь: перины мягкие, булочки сладкие, — подначил кот.

Петяня поколебался, что-то решая в уме и спросил:

-Дядечка Апронтий, а нет ли у тебя мущщины знающего, в ученье штоб помог, хош кулаком ответить кому? Дорога-то дальняя, мало ли кака зараза встренется ишшо? Один дядечка и не справится, а я покрупнее буду, всё в нос кому суну, как вона мне-то?

-Ежели не передумаешь, назначу, есть у меня подходящ мущщина. Но суров, гонять ведь станет, как Сидорову козу.

-Я постараюся, силов-от не столь много у меня, зато хочу, обидно жа, хочу вот кааак размахнуться, и штоб отлетали всякие далеко.

Васька не выдержал, подскочил к какой-то лавке и постучал лапой.

-Что это ты?

-Да в лапе чевось застряло! — сплюнул трижды влево Васька. — И на зубах тожа, стар я становлюся, поди и не смогу ответить достойно обидчику какому, вся надёжа на вас с Даньшею!

-Дядечка Вася Баюнович, я пока сам не знаю, чево у меня получится, но мелких давай возьмем, а?

-Я подумаю, погляжу!

Поздно уже вечером сидели два старых приятеля на крутом бережку озера — гордости Апрошкиной, зело красивушше было оно, да не всякому удавалось увидеть красу его, настоящую. -Эхма, Апрош, кака благость тута — чево я, дурак, тогда на посулы сладки польстился, скажи?

-Молодой, глупай, вознестися возмечталося, как жа, возля самой бабы Яги! Она-то шелками стелила, слова искушающи говорила и чево? Ну полетал с ей, миры всяки повидал, но не так как хотелося, а пролетом, в ступе, надоть-то пошшупать-понюхать изнутря! Потом вот у беспутной на хозяйстве осел -все без пригляду за столь лет — не приглядывай Васька-подлец, порушилося бы! Эхма, не стану и воспоминать! Я от обиды-печали согласился на Костянову просьбицу недоросля обтесать. Конешно, не сказывал ему, но когда сынка углядеть случилося — Мамочки!! Гора сала, студень, с ложки кормют... я Костяну навысказывал всяко, да и понимаю у ево сколь времени всякие рэво... чево-та, как тама Вэйка сказывает, неколи и продыхнуть было — подсказал все жа, бабье-то поразогнать, ишь, из мальчонки пугалу сделали. Да и интересно стало, может, в горе-то чево и имеется Костяново. Он мужик славной, должно жа и евоное в дитятке хоть чудок быть. Признаюся, поначалу совсем безобразной был, скулил, кроме пожрать и полежать ничево и не надоть было, хотел уже и наплювать и возвернуть, да Даньша как с неба свалился — выжига, шустрай, ехиднай, мой-то озадачился, завидно стало. Даньша как на дереве родился... — кот странно замолк.

-Вона оно как, я-то дурень, не углядел, ну, ладно! — он кивнул башкой. — Так вот и по муравьиному шажку стал за им подтягиваться, рыдал сколь раз, мы делали вид — не знаем, зачал в человека превращаться, щас-то парнишка и парнишка, малость толстоват, но твой Косьма пусть посгоняет остатки, порты вона совсем свалются скоро, оставлю их, пусть потом сам над собой посмеется. Я сильно озадачен — ведь трусоват был, ночью от каждого шороха дергался, а в деревне, глянь, все верно порешал. Даньшу за мною послал, сам-то когда и добежал бы, да и не убоялся... Вот, Апрош, и думаю, может, и случится такое — вылупится из ево неплохое?

-Косьма приглядится и скажет, знаешь же скольких он забраковал.

-Я, Апрош, думаю, знать, судьба моя такая настала, детишков подбирать. Они жа не бабка-хулюганка упертая, чай смогу имя добра-то во младые головы вложить?

Косьма — суровый неразговорчивый мужик, встретил Петяню пристальным взглядом, под которым недоросль стушевался и заробел.

-Не станет со мною возиться! — поник Петяня и, горестно вздохнув, повернулся уходить.

-Ты куда? — спросил мужик гулким басом. — Я тебя отпускал?

-Дак это, дяденька Косьма, понЯл я — не станете со мною учебу проводить-то, я неприспособленнай, неловкай совсем, эххх! — Петяня махнул рукой, не оборачиваясь.

-Иди сюда! Посмотрим на тебя! Таак! — Косьма крутил и вертел Петяню в разные стороны, заставлял приседать, пару раз подпрыгнуть, наклоняться, дотягиваться на мысочках до высоко висящего странного шара. Упарился отрок, пот с него просто лился, но так хотелось ему научиться хотя бы малому — суметь отмахиваться. Дорога впереди еще длинная, мало ли — он самой крупнай, да и сколь тама силы у Даньши, и тем более, у полуживых, каких мучили вчерась?

Все это и озвучил упарившийся Петяня, устало шлепнувшийся прямо на землю.

-Дяденька Косьма, знаешь, как обидно было так-то терпеть, я хоть немножко бы... а?

Предупрежденный Васькой, Косьма внимательно выслушав его, проронил:

-Беру, многому не научу, но окрепнуть помогу и покажу несколько ударов, чтобы, значит, не случалось больше привязанным стоять. Будет очень трудно, однако у тебя костяк хороший, сумеешь перетерпеть первое время, выйдет из тебя толк!

-Ай не омманешь? Я не знаю, сколь могу терпеть, а так зло во мне разошлося, эдак всякой над меньшими станет изгаляться!

-А ты кошек-собак не мучал разве?

-Нее, я всего не помню, но кошков совсем не было, я бы всяко помнил, вона у дядечки Васечки шкурка мягонька. Я ночью-то проснуся — зябко, и к ему подлазю, а он такой теплай, шерстка чисто соболья-откуль я про ево и знаю? Не помню, но дядечка Васечка сказывал — у княжны кошка имеется зело красивушша, вот я и задумал, давно уже — как исправлюся, и подорют они с кошкою мне котишку малого, ох и любить стану, и спать он станет у меня на груди. Ты, дяденька Косьма, только Баюнычу не сказывай про котишку, он в меня вовсе и не верит. Помоги мне за ради всего доброго, я так сильно задумал драться уметь!

-Порадовал ты меня, Петро, если на самом деле так думаешь и захотел, начальным навыкам научу, а у весчан? — Косьма призадумался, а потом сказал: — Есть толковый вой — Боян и еще, слыхал я, основательно там устраивается Велизар-купец!

-Ууу, купец, чево в ем воинского и есть?

-Не укай, Велизар не так давно в купцы подался, так-то — один из лучших воев, возьмет он тебя в ученики, быть тебе славным воем. Опять же, все от тебя зависит, не сдрейфишь — сможешь все. Воями не рождаются, упорство, злость и годы тренировок, тогда вот и получается. Подумай, откажешься, я пойму!

Поклонился ему Петяня и пошел ко своим. Васьки не было, ребятишки сидели на подоконнике, нахохлившись.

-Чисто воробьи перед дождем! — подумал Петяня.

-Ну чево? — Спросил Даньша, Петяня обстоятельно поведал про разговор с Косьмой, вздохнул, понимая, что станет ему ой как не сладко:

-Даньш, я вота упрямством от тебя напитался, пусть буду падать, но стану учиться, Косьма сказывает, кулак у меня хорошай, все в морду кому дать смогу!

-Петянь, — подал голос старший из спасенных, Лихослав — Лишка по-простому, — тожеть с тобою пойду, вдвоем оно весельше!

-Вась, а парнишка-то занятный! Не знаю, как тебе удалося за месяц из него жиров столь выгнать, видывал я его — гора жира была, ходил как утка, да с одышкою!

-Тяжкими трудами, руганью и личным уменьем — моим и Даньши, пообтесался чудок. Порты мне надобно для ево подобрать, чисто в юбке ходит!

-Погоняю с седмицу, опять велики станут. Погодь, Вась, вот как к весчанам уходить время настанет, тогда и справишь ему порты.

Ох, какая тяжкая мука досталась Петяне! Сколь раз он готов был сдаться и взвыть:

-Не могу боле! — но останавливался всякий раз в полушаге от такого по двум причинам: рядом пыхтел немощной поначалу Лишка, и был еще такой ехидный взгляд Косьмы, казалось, он с нетерпением ждал — вот Петяня скажет:

-Сдаюся! — И тот с облегчением и даже радостно ответит:

-Так и знал!

Лишка после седьмицы занятиев как-то весь подобрался, стал таким упругим, Петяня горевал про себя, был-то по-прежнему рыхлым, "ну не так, когда оне с Баюнычем вдвох шли, а все одно — толстай." Не видел себя Петяня со стороны-то, не признали бы в этом отроке мамки-няньки своего Петюнюшку навовсе.

Васька волновался, наедине дотошно выспрашивал Косьму:

-Не во вред ли недорослю така наука, не получится ли, ослабнет он и зачнет прибаливать? Я за ево волнуюся, даже ест-то вечером уже в полусне.

Не видел и не слышал спящий Петяня, как разминали ему руки и ноги Даньша и второй задохлик, девчонка лядащая, как оказалось. Узнавши про то, Васька долго чесал лапой между ушами, но делать нечего:

-Как вот их бросить-то, одне-одинешеньки, доведу до весчан, обскажу Забавушке, чево и как, посодействут, надеюся. Да и есть у меня в мешке-то кой чево нужное для ее средина. Пущай детишков учут на волшебных предметах, у Яги оне все одно ржавели и валялися как попало! Отписал я, когда уходил, ей, чево взял за службу многолетню, неблагодарнаю, пущай!

Косьма сготовил мазь, Васька чихал от нее, но ребятешкам она была на пользу.

Где-то в конце третьей седьмицы Косьма впервые сказал:

-Ну што, ученички мои неожиданные, многому научить не успел, но ежли не забросите эту науку, станете и у весчан заниматься, толк из вас выйдет!

И видя, каким восторгом загораются их глаза, добавил:

-Старайтеся всегда держаться друг дружки, спину научитеся защищать — мало кто сумеет вас одолеть! По одному — вмиг раскидают, вдвоем — точно нет!

Глава 6.

Пришел черед идти дальше, Апрошкины мастерицы пошили для всех робятишков заплечные мешки на лямках, другие слуги подсобрали для дальнего пути одежки, кой какую обувку, провианту — оставалося найти приличные порты для всех. Ольшану тожеть не стали в девчачье наряжать — в дороге оно сподручнее мальчишком итить, да и спокойнея — согласились все. Пошли по лавкам одежным и выбрали Васькины питомцы единодушно порты из грубой ткани, называемой 'чертовой кожей'.

-Да чево эвто вы на таку страсть польстилися? — изумился кот.

-Дяденька Васечка, не рвется жа, и намокнет не скоро! — ответствовал Петяня, а Даньша добавил: -И на дереве повиснуть можно, не оборвавшись.

Васька поохал, дал им мелочишки, велел 'Пойтить в сладкие ряды, петушков на палочке да пряников печатных прикупите, я пока расплачуся'.

Ушли мальцы, Васька и развернулся — прикупил всем по рубахе и другим портам.

-А как жа, негоже перед Забавушкою оборванцами-то оказаться! — говорил он вечером Апронтию. — Хто знает, может, как состарюся и приют дадут, не Петянька, так Даньша, али брательник с сестрицею. Маракую я — не простые побродяжки оне, ой, не простые, но выпытывать всяко не стану, захочут — сами обскажут! Не было у меня до сей поры детишков, сейчас ажно четыре! И у Петяньки только папаня имеется, это же не Ягуся моя — детишки!

В Васькином безразмерном мешке все обновки уместилися незаметно, и пошли наутро они дальше.

Петяня чуть не прыгал от счастья — сумел-таки стать нормальным, и не отправил его Баюныч к тому царю морскому, а учиться ему зело захотелося, чай, не последним может станет в обученье, да и вчетвером, это не один. Опять шли, как тама в сказах-то сказывают, тропами нехожеными, лесами дремучими. Вот лес дремучий и удивил. Ну, не совсем дремучий, но густой кустарник цеплялся. И шел Баюныч в хвосте, ребятишки, меняясь, отводили колючие ветки, чтобы кот мог пройтить.

-У нас, дядечка Вася, — все как и Петяня звали его дядечкой, — царапины быстро заживут, а вот тебе с испорченной шкуркою быть негоже, чай, старшой! — рассудительно сказал Лишка.

Даньше надоело плестись по земле-от, и он белкою понесся по деревьям.

-От ведь выжига! — сплюнул набившуюся траву в пасть кот.

А откуда-то неподалеку раздался дикий крик Даньши, он как-то отчаянно звал:

-Робятыыы, сюдааа!

Как рванулся на ево крик Петяня, сам не понЯл, но стучала в голове одна мысль:

-Даньша в беде!

Какой там колючие кусты, Петяня летел, не разбирая дороги, не замечая царапин и, выскочив враз на небольшую полянку, увидел сидящего на коленях возле каких-то палок его, громко рыдающего! -Даньш, чево? — едва переводя дыхание, смог спросить Петяня.

-Вооота! — заливаясь слезами, показал Даньша, Петяня глянул и обмер. Оказалось — то не палки, а гнездо порушенное, и лежат тама в ём маленькие, едва вылупившиеся птенчики. Да видать, крупной и породы! Да неживые!

-Охти мне, — по-старушечьи шумнул Петяня, опустился на корточки и осторожно начал брать птенчиков, надеясь, что хоть один выжил.

Даньша прорыдал:

-Неживыя оне!

А Петяня, взяв самого слабого, вдруг замер, поднес его ко рту и легонечко дунул, птенчик трепыхнулся.

-Вота, один пока дышит. Чё делать-то?

На поляну вывалились остальные:

-Дядь, чё делать?

Кот тут же полез в свой мешок, достал баклажку с молоком и сказал:

. -Петянь, набирай в рот и пои его изо рта своего. Ох, какая горя! Это ж ... — заохал Васька.

Петяня и Ольша хлопотали над птенчиком, едва-едва смог недоросль влить несколько глоточков молока в птенчика.

Даньша горько всхлипывал. Все удрученно молчали, чево можно сказать, а с высоты на них стремительно летел... орел — не орел, а огромный птиц!

Ребятишки сжались, Васька наоборот, выпрямился и стал больше, встав перед ними, загородив их собою.

-Ты погодь, приятель давнишний, Ферапонт, клюв острый на детишков нацеливать-то, али не углядел — не под силу моим мелким твое гнездо разорить и пару твою неведомо куда девать!

Птиц завис в метре от земли, потом аккуратно приземлился возле всех.

-Что тут произошло? — клекочущим голосом спросил всех сразу.

-Я, я... — судорожно выдыхая, ответил Даньша. — Я по деревьям полез, кусты внизу колючие, а тута... — Даньша опять всхлипнул, — гнездышко разворочено, и детишки неживыыя!

-Не, один самой малай дышать зачал! — бережно держа в ладони крошечного птенчика, ответствовал Петяня.

-Добрался-таки старый враг до моих деток! — как-то злобно щелкнул большим клювом Ферапонт. — Вась... Его перебил осмелевший Петяня:

-Дядечка Ферапонтов, дозволь просьбишку одну?

-Дозволяю! — удивился птиц, его такого грозного боялись все. Смотри, парнишка явно трусит, а все одно, храбро лезет в разговор.

-Дозволь эвтого малого птенчика с собою взять? Мамка евоная у ворога томится поди, а я вона его из рота поил, он сглотнул и задышал, я взаправду стану за им хорошо глядеть! Он такой слабай, пока ты с ворогом лютым расправишься, он, поди, вырастет, а я стану ему наипервейшим другом! Дядечка Ферапонтов, ты реши тако!

-Вась? — спросил птиц.

-Тако же подумал, только Ольше хотел отдать!

-Нет! — громко вскричал недоросль, — я с им уже познался, вона, глядите! — Пока вели разговоры, Петяня успел сунуть птенчика себе за пазуху. — Вона, спит спокойно, а я уже и имя ему дал, про себя-то!

-И какое же? — клекотнул птиц.

-А — Феля, Фелюнька!

-Ишь ты, Феля, ну быть по тому, только помни — случись чево по твоей вине...

-Не, дядечка — он слабай и малай, как такова забижать-то?

Птиц, как-то горестно клекотнув, собрался улетать, Васька твердо сказал, что детушек безвинно погибших они предадут земле, пусть Ферапонт не беспокоится за птенчика — оне всем миром за им приглядывать станут!

-Разберуся с врагом своим лютым, сразу навещу сыночка!

Как возрадовался Петяня и шел дальше, осторожно обходя всякие кусты — подолгу нес маленького птенчика в ладонях.

Все Васькины ребятешки дружно радовались, когда через день птенчик совсем оправился, и стало понятно — выживет. Петяня вскоре привык разговаривать с Фелею. Спервоначалу все посмеивалися, а потом, когда Петяня поругался за што-то на Фелю и тот поник, начали верить, что их спасеныш взаправду все понимает.

Все выискивали ему жучков-паучков-червячков, птенчик заметно подрос и обожал сидеть на Петянином плече. Они в заботах-то и не заметили, что вдалеке уже показались земли весчан.

Уже перед самой границей с весчанским княжеством остановилися в небольшом постоялом дворе — надо было помыться, привести отроков в приличнай вид.

-Чево будем побродяжками глядеться?

-Да денежков-то у нас и нетути, не пустют за просто так-то! — вздохнул Даньша.

-Апронтий выделил сколь-то монет за пакостного старостишку, вы ж его и вывели на чистую воду-то.

Петяня взмолился:

-Дядечка Васечка, ты не подумай чево, но пирогами пахнет... слюни вона побежали!

-Помоетеся, потом будут вам пироги!

Заказал Васька, пока детишки ево мылися, супу густого, сытного, да пирогов с ливером и рыбою, да напитку смородинового, да медку.

Ребятишки чинно рассевшись, не торопясь хлебали супец, а за соседним столом две какие-то мутные рожи об чем-то переговаривалися.

Окрепший, ставший симпатичным птенцом Фелька бегал по краю миски Петяни и утаскивал из под ево носа вкусные кусочки, ребятишки смеялися, а Лишка тихонько толкнул под столом ногою Ваську.

-Баюныч, про тебя речь ведут-то.

-Чево там?

-Да вот...

Мужики как раз встали и подошли к столу.

-Скажика-ка, кот говорящий, не тебя ли Ваською звать?

-Васьки, вона, на заборах орут дурниною, а дядечка наш — Василь Баюныч! — тут же ответствовал Даньша.

-А эта... не встречался ли вам похожай кот, тожеть чернай, он бы нам пригодился!!

-Пошто он вам нужон?

-Да вот, — один вытащил из-за пазухи смятую бумажку, — грамотнаи есть у тебя, Василь Баряныч?

-Есть, как не быть, у Забавы Елисеевны все учиться станем, — пробурчал Лишка.

Второй, молчаливо стоящий рядом, воскликнул, глядя на птенца.

-Питирим, глянь-ко. Энто же... энто же — золотун!!

-Каакой золотун, Фелька энто мой! — вскинулся Петяня.-

-И прозванье у ево уже есть? Повезло тебе, парняга, мало кому удается вживую мальцов золотуна даже увидеть, а уж хто имя ему придумает, тот навовсе станет золотуну дружбаном, и така птица всякого остановит, с им взрослым связаться... страшно дело.

-Ты откуль все знаешь?

Петяня посадил наевшегося Фельку на плечо, и тот закрыл глаза, задремывая.

-Дак я в другой... другое время охотничал. Довелося мне золтуна видеть в небе-то, энто же така махина — крылья аршина три размером-то, а красивай, чисто из золота отлит, но когти у его, бают, страшенные, у ево и врагов-то поди нету!

Второй с удивлением смотрел на Лишку, что-то черкавшего в его листке.

-Ты эта чево делаш?

-Ошибки исправляю, стыдоба так писать-то, у нас даже Фелька поумнее станет.

Птенец открыв один глаз, согласно цвикнул.

Который охотник присел рядом с Петяней, не сводя глаз с Фельки: -Диво дивное! Не скажешь ли отрок, как ты ево заполучил-то?

-Да я ево... дядечка, чево с тобою?? — встревожился Петяня.

Кот хватал воздух и ничево не сказывал, только тыкал лапою в разрисованную Лишкой бумажку.

-Дядечка Вася, дядя Баюныч? — теребили его ребятишки, кот не реагировал. -Лиш, Лишка, он чево, в одмороке? Вы чево тута ему подсунули? — стал приподниматься, состроив грозную рожу, Петяня. — Да за Баюныча вас Апронтий живо к царю Тритошке пузом трястись отправит!

А Фелька вмиг грозно растопорщил свои пестренькие перышки и вместо цвиканья грозно клекотнул.

— Вона я чево и сказывал — золотун, настоящий! — завопил тот, которого заинтересовал птенец. А Васька наконец-то отмер:

-Вот оно как выходит... ну так тому и быть! Робятишки, айда отселева, надоть поторапливаться, успеть у Забавы записаться, слух идет — много отроков так-то пожелали в учебу податься! — Кот, говоря все это, как-то сгорбился, ребятишки, забрав недоеденные пироги — заплочено за их, дружно поднялися. Лишка незаметно взял почирканной листок. В комнате кот горестно поник.

-Да чево случилося, Лиш, прочитай!

Лишка, нахмурившись, стал читать непривычно запинаясь.

"Памагитя пажалейтя сторушку немачнуя

Абакрал миня кот зладеюка чиста варана масть у ево глаз один касой

строшной вараватой аставил без срествов нетути даж корачки хлебца

хто памагнит мине аткажу душагрею и митлу тожа супастат акаянай всю жись искаверкл вирнися сквернавищо""

-Дядечка, и ты из-за энтова разостроился??

-Эхххма, сколь лет заздря потратил!! — горестно качал головою кот, а Даньша вдруг захихикал:

-Глаз касой, хи-хи-хи, где? Похоже, у ей косой, ты у нас самай красивай кот, и никака масть у тебя не ворона, ты коричный, темноватай, вона, на солнышке сильно отдает!

Даже Фелька, осторожно спрыгнув на кота, успокаивающе зацвикал.

-Ну чево-жа, окрестила меня ворюгою, пусть теперя и живет, как жалаит, я для ей — помер!

В дверь комнаты осторожно стукнули, Ольша, ближе всех сидевшая к двери, открыла. Вошел второй, что наводил расспросы про Фелю.

-Василь Барянович, я энто, спросить вота схотел, можа, и я с вами-то до весчан подамся? Сказывают, княжна у их зело многомудра, я ж охотник не из последних был, да заломал меня ведьмедь-шатун, валялся долго в горячке, а напарник и исчезни с охотничьим добром-то, вот и маюся тута. Одному-то несподручно итить, а кумпанией, оно надежнея. Я вам пригожуся, да и птенчика кой чему подскажу, как обучить. Непроста птица-то, ежли смала обучить, чище пса какова станет защитником!

-Я Баюнович, пусть мальцы и порешают!

-Фель, как думаш? — спросил Петяня, птенчик цвикнул.

-Ну, раз Фелька согласнай, то пусть идет.

Собралися вмиг и ушли, на столбе осталось висеть Ягусино объявление с Лишкиными исправлениями, а внизу, на аккуратно наклеенном листке красовался в ответ искусно нарисованный большой такой кукиш.

Васька сразу же приметил — у весчан везде порядок, деревушки чистенькие, домишки аккуратные, дороги чисто загляденье, людишков заморенных не видать, никто без дела не болтается, в придорожных харчевнях кормют сытно и недорого.

-Ай да Забавушка Елисевна у вас, получче иного мужика — крепкого хозяина, глянькося, пол-княжества прошли и лепота! Вона, смотритя и учитеся хозяйствовать!

-Чево нам учиться, мы жа не княжьи детки? — сильно так удивился Петяня. — Я родителев плохо помню, у Лишки с Ольшею совсем нету, да и Даньша не здря убег, щитай все ничьи!

-Дубина — мои вы!

-Да ты ж сам говаривал сколь раз — доведешь так-то меня и покедова?

-Я так-то когда сказывал, напомни?

-Ну, как только в путь-дорогу тронулися...

-Вота! Не стану сказывать, чево вместо тебя было...

-А я и не стесняюся, Даньша все одно видел, а робятишкам сам сказывал про себя-то, чай вместе держаться станем, чево скрытничать-то, — надежа она должна быть среди друзьев!

-Я тебя упреждал — станешь ныть, ябедничать, так-то и сделаю, а ты не хитрованничаш. Да и итить мне некуда, станем у Забавы Елисеевны приюта просить. А нащет добрым хозяином быть — то энто и в своем дому надоть суметь!

До столицы весчанской остался один переход, вышли по зорьке. Васька уже стал привыкать, что никого будить не надобно, Фелька откуль-то распознавал время и тихохонько клекотал Петяньке на ухо, тот и подхватывался враз.

Васька сильно удивлялся, лапу отбил стучать, никак не ожидал он такой заботы о птенце от Петяни. Радовался про себя, вслух же ни-ни, дай ему слабинку, опять зачнет пальцы загибать и мамок-нянек требовать, про которых он сразу же обскажет Костяну. Энто ж надо, пили-ели ево еду, заботилися об их, а оне про Костяна ужасти всякие недорослю сказывали, негоже про такое забывать-то, страшилищу из родителя сделали!!

А еще и Ферапонтов птенец к месту случился, спят-едят вместях, у Петяни заботушка стала большая. Фелька-то совсем никакущий был, Васька и не чаял, что оживет, а смотри, как Петяня с им носится! Отдыхнуть-перекусить садятся — он вначале Фельке отломит, потом себе — дивно!

Вот как раз присели на чудок — водицы испить, хлебца пожевать, а с неба и свалися почти на головы — Ферапонтушко!

А Фелька-то, Фелька... крылышки свои коротки в растопырку, грозно так клекочет и наступат мышь на гору!

Папаня и клекотни ответно, птенец все одно ругается по своему. Тогда Ферапонт и распахни крылья-то свои, и враз спрятал в их чадо!

А детишки замерли — когда так-то увидеть случится золотуна крылья поблизости. А Фелька копошится у ево в крыльях-то, высунул головенку и цвикает Петяньке своему — 'подойди дескать' — знали уже все, зовет он всегда так Петяню-то. Охотник как сел задом на каку-то коряжину, так и не шевелился, с восторгом глядя на громадну птицу.

-Дядь?

-Иди, не бойсь, зовет ведь Фелька.

-Ферапонт, ты тово, не забижай недоросля! — попросил Васька.

-Зачем я стану забижать того, кто сынка моего единственного выходил? — как-то гортанно спросил птиц. — Те, остальные, дочки были. Вижу, сынок совсем окреп, благодарствую, малец! Проси чего хошь!

Васька аж зажмурился:

-Ну щас он выдаст — хочу, хочу, хочу...

-Дозволь просьбицу обсказать, дядечка Ферапонт?

-Говори!

-Дядечка, я знаю, Феля скоро лететь сможет, а вота без него совсем не смогу, ведь ест до сех пор из рота моево! Может ты дозволишь ему со мною почаще бывать? — и столько мольбы стало в глазах Петяни, что Васька аж крякнул.

-Да чево ж творится на белом свету?

А Ферапонт-то удивил, молвив:

-Да и сынок от тебя уходить не собирается, ругается на меня!

Фелька и впрямь клекотал, знали опять же все, клекочет — значит чем-то недоволен.

-Буду прилетать, слетка учить, а так-то возле вас всех пусть и будет, не с руки мне его забирать, сейчас надо кой кого наказать!

-Ой, дядечка Ферапонт, благодарствую! Я жа без его и спать не засну, он мне чисто брат меньшой покуда. Вырастет вона как ты-то, я и стану перед им плюгашом!

-Фель, иди ужо!

Птенец, цвикнув, тут же выскочил из под отцова крыла и, переваливаясь, заторопился к Петяньке, тот посадил его на привычное место и, диво-дивное, Фелька легонечко стал дотрагиваться клювом до его щеки!

-От ить, любовь случилася! — расстрогался кот.

А птенец и недоросль ворковали промеж собою, и не было им дела до остального.

-Забавушка, там к тебе цельная делегация просится, чудная такая. — Заскочил отчего-то веселый помощник Венедикт-Веньша. — Прими скорея!

-Но, Веньша, ты же знаешь, набор учеников закончился?

-А ты посмотри на них, да повнимательнея!

-Ну зови!

Первым в кабинет вошел... кот, да не простой, а ученый, ростом с огромного дворового кобеля, что бегал отпущенный с цепи по ночам по княжьему двору, и никто не смел совать носа к ним. Знали — никого не подпустит и ничего не съест, пытались уже мясцом-то с сонным зельем соблазнить.

-Здрава буди, княжна Забавушка Елисевна, на долгие годы! — Отвесил ей низкий поклон кот, а за ним вошли четверо ребятишек.

Вот они-то и привлекли внимание Забавы. Принаряженные, с приглаженными вихрами, мальчонки — один повыше и покрупнее, а два худенькие, и девчушка — в чем душа и держится. У того, что повыше, на плече сидел птенец, да не простой ворон, а птенец редкой птицы — золотого орла.

-Здрава буди, княжна! — дружно поклонились ребятишки, птенчик тоже цвикнул.

-Вот, Забавушка-княжна, привел я, значицца, к тебе в ученье робятишков, пошол-то с однем поначалу, вона, с Петянею. А потом вота и остальные прибилися, ты уж разреши нам отучиться-то, детишки сиротинки, все до тебя рвалися, не станут сиднями сидеть, а штобы ты не сумлевалася, я тута принес кой чево для обученья всех значицца.

-А птенчик, он тоже к вам прибился? — удивилась Забава.

-Да спасли мы ево, тама гнездо ктось порушил, решили — все неживыя, а он и шевельнись! — вступил в разговор мальчонка побольше. — Ну я вот и комил ево из рота, не, папка имеется, знашь, какой красивай? Крылья — ух, только у ево враг завелся, нельзя мальца оставлять-то, погубют. Вот мы с Фелькою и пришли. Ты не думай, Фелька, он все понимат, тако же станет учиться!

Забава перевела взгляд на шустрого мальчонку и замерла, увидела кой чего во взгляде-то.

-Ну что ж, раз вы сами так долго сюда добирались, быть вам учениками средина. Только вот придется частенько на всякие работы ходить, у нас так заведено.

-А мы и не боимся, — вступил в разговор хмурый второй мальчишка, — ты только нам кой угол выдели, а уж мы не подведем.

Кот взял свою котомочку и начал доставать оттуда волшебные вещи.

Забава ахнула:

-Так ты тот самый кот Василий?

-Да, Баюнов праправнук.

-Васенька, да это же, это же... — Забава не могла подобрать слов.

-Вот, и я тако же уразумел, когда забирал за свою долголетнюю службу у неблагодарных личностев, а оне, виш — меня вором и охрестили!

-Не переживай, Василь Баюныч, никто тебя здесь не обидит, а много ли знаешь сказов-то?

-Ой, Забавушка, — взмахнул лапами кот, — не перечесть, не переслушать.

-Вот и славно, быть тебе старшим над младшенькою группой — сиротки мелкие, пришли едва живыми со старшими своими, да и пригрели мы их, пришлось и сорганизовать такую группу, а старшего и не нашлось.

-Ух ты, дядечка Баюныч, ты теперя учителЁм станешь, здорово как! — сказал высокий, а Забаве на миг почудилось в его облике что-то знакомое.

Но сморгнула она, и вроде мальчишка как и все — обычный, а вот Даньша... заинтересовал, но в точности как Васька поняла — не надо спрашивать, придет время... сам скажет.

К вечеру обустроилися, поскольку Ваську 'назначили' учителём, то и жильё нашлося для всех сразу — небольшой домишко в нескольких метрах от средина с живущей там старенькой Рокшею, которая кажин год привечала у себя учеников. Брала с них небольшую плату, да и сама возля них забывала про одинокую старость.

-А тута глянь-кось, сразу кумпания славная, столь жильцов!!

Робятишки сразу же, как муравьи — забегали, навели порядок и в домике, и небольшом дворике, перетрясли все постели, поотмывали окна, отскоблили стол и лавки. Рокша только охала.

-Василий, каки у тебя робяты славны, эдак-то мой домишко чисто хоромы княжески стал!

Васька помуркивал, поглядывая на упарившегося Петяню — тот изо всех был самый сильнай и с каким-то огромным удовольствием таскал лавки, передвигал стол, выносил ведра с грязною водою... Фелька тоже суетился — Петянька наложил для нево всякий легкий мусор на подоконник, он хватал клювом и скидывал его из окна на землю, потешно наклоняя голову.

Нашлася на задах у бабули и банька, топившаяся по-черному, но Забавушка, самолично приведшая их на постой, сказывала — пришлет умельцев, переберут печурку-то, и станут робятишки мыться кака следоват.

За такую-то вот заботу, за вниманье ко всем им, Васька готов был снять с себя шкурку и положить её к ногам Забавушки. На что она долго смеялася и поцеловала кота в нос, а Васька и обомлел — за всю-то жисть никто и не целовывал так-то.

-Ой,Забавушка, я теперя верным тебе навовеки стану, ты не смотри, што я в кошачьем обличье — сердце-то у меня муцкое, я в случае чево... — кот как-то враз подвырос и напружинил лапы, — не собака, конешно, но защиту окажу!!

А она-то опять засмеялася и, поцеловав ево, сказала:

-А познакомлю я тебя со своею кошкою, может, и подружитеся!

-Забавушка! — кот аж вскричал. — Да я, будь молодцем, зараз бы оженился на тебе, а уж любил-то как!Ты, энта, смотри, не торопися, в мужья выбирай, кто истинно, как вона я, твою прекрасную душу углядит. А и сдается мне, ты вона как дева в сказе — с личиною живешь!!-

-Про деву в сказе послушаю с удовольствием, а про личину? Я с рождения такая — некрасивая.

-Ты чево? — замахал кот лапами. — Ты таку дурь в голове не держи совсем, я враз тобою очаровался. А кот-от я недоверчивай стал посля стольких лет... эхма. Сколь время здря потерял, но ничё, у меня теперя другая жись, вона как полна братина винца!!

И без перехода добавил:

-С кошечкою когда сведу знакомство?? Стар я становлюся, об наследничках задумываться зачал, пройдя два месяца с детишками. Оне мне все теперя родня, но хочу Баюна род славный продолжить!

Забавушка опять весело смеялась, говоря, што кошечка ндравная.

Васька выпятил грудь:

-Так и я, чай, не с забору!

  Охотник, оставшийся возле стражников поспрошать насчет работы, выбрал время, когда не было Васькиных детишков — пошли поглазеть на красивай город, пришел на разговор:

-Баюныч, пришел я... повинну голову меч-то не посечет, вот и я так-то...

Васька, будучи в благодушном настроении, не стал шипеть и выпускать когти:

-А ты, мил человек, думаш, я не понял, чево ты до нас пристал-то? Да только ежли я сплю навроде, ухи мои, оне все слышут!

-Слыхал я как эвтот мутноглазой на тебя напирал, присматривал я за тобою, повезло тебе — не стал ты подлюкою зловредною!

-Ну раз тако дело, и сказывать мне станет легче. Я нисколь не врал про напарника, што обкрал меня навовсе, а энтот и подвернися — у меня третий день ни крошки, он и посули златые горы за тебя. Не Яга, какой-то чуднай мужик, не нашенской наружности с им уговаривался. Я ево не видал толком, приметил лишь рожу круглую, чисто сапог, рыжий цветом, да туфли смешные, носом в коленки завернуты. И голос такой, противнай, чисто медовай, как вона сказывают-то: на языке мед, под им — лед, ну приторнай такой. Я согласие-то дал, а как вас углядел — засумлевался. Ребятишков, заморышев ты всяко бы не стал за собою весть, ежли чево и спер, нужна тебе така обуза, давно бы уже ищи-свисти тебя с богатствами-то. А уж Фелю когда углядел... тута взыграла совесть, — охотник я или ворье? Вот и напросился я с вами, а золотун-то, вишь, учуял, што я сподличать хотел, думаш, зря меня ободрал?Слыхал я про них-то, што оне людишек могут чуять, да не верил, а птенец малой и подтверди. Так вот меня и грызло, шел с вами, по сторонам присматривал да к драке готовился, боялся, не дойдем без маханья. Да знать, прознали, што у Апронтия застряли, земля слухом полнится, понЯли — ребятишки не у кого-то, у самого Косьмы училися, вот и не стали подлянки устраивать. А уж я весь извелся, не могу вам в глаза глядеть! Поверь, Баюныч, я душою прикипел к вам!

-Прикипеть-то, может, и взаправду, а нук случись чево, и переманют тебя за деньгу какуя? -Баюныч, я каку хош клятву дам — не враг я вам всем. У меня... мысль меня точит, — он замялся, потом выдал: — Хотел бы я ребятишков, Лишку с Ольшею своими родными сделать. Погодь, Баюныч, дай доскажу. Я вота на их смотрю — сироты совсем, у Петяни папашка есть — ты сам сказывал, што объявится. Даньша... энтот мне не зубам, я не знаю как обсказать, парнишка явно из смесков — чево-то с кем-то, взгляд у ево иной раз такой, што камнем застываешь. А энти два, оне как молодшие мои братик со сестренкою, ты не думай, я ужо договорился — берут меня пока што в ученики, стану следы всяки распутывать, я ж охотник был не самай плохой тама у себя. Ужо и с княжною разговор вел, ндравится мне тутока. Порядку много, и люди спокойно живут. Пока вона на постой встал, зачну сам-от следы распутывать всякие и домишку прикуплю, и робятишков будет куда привесть. Им сколь еще расти, подмога нужна всегда, а стану старшим братом для их, ужо легче. Вота, все я и обсказал, как на духу!!

-Нащет робятишков — пока время не пришло, обживися, может, молодку каку найдешь и передумаш, а вот клятву, штобы ты вреда им не нанёс, возьму точно, я за их в ответе, оне все стали враз моими котятами, навроде я их и рожал. Веришь, сам удивляюся, за их жись отдам! Так-то вот. Я у Забавушки поспрошаю, где самая сурьезная клятва у их дается, и дойдем.

-Да я уже поспрошал, пошли, Баюныч, чем скорея я слово дам, тем лучче!

И поверил ему Васька, раз торопится, знать, в самом деле — не станет зла приносить. Пошли с котом в храм ихний, Велесов, охотник и начни слова важные говорить... Громыхнуло же... и так знатно, што охотника приложило лбом об пол. Васька рот открыл, а тот встал щасливой:

-Во, Велес и упредил, што станется со мною, не нарушу я клятвы-то! Я, Баюныч, теперя тоже за их в ответе, стану помогать, чем смогу!

Кот протянул ему лапу:

-Как людишки сказывают-то; вот тебе моя рука, то ись лапа. Пошли ужо. Тама небось меня и потеряли?

Тама ждали кота с горящими глазами, рассказывали, где были и чево увидели наперебой.

-Дядечка Васечка, славно-то как, понравилося все! У князя со княгинюшкою Забавою везде хорошо, а уж возля средина... мы тама долго наблюдали, скорея бы учиться! — восторженно сказал самый сдержанный из всех — Лишка.

А Петяня молчал, и Фелька сидел нахохлившись у ево на плече:

-Ты што молчишь, ай не по ндраву?

-Да по ндраву, ищо как, да Фельку куда? Я целым днем тама, а он?

-Не закисай, я у Забавушки испрошу дозволенья, штобы ты с им тама был.

-Фелька, — обратился кот к нахохлившемуся птенцу, — слово давай, што станешь себя правильно весть тама. Фелька поднял голову, как бы подумал и цвикнул.

-Ты это у Забавушки тако же скажи, тьфу, цвикни, да штоб поверила!

Птенец встрепенулся, забегал по Петяниному плечу и выдал целую речь на птичьем.

-Вот, так-то оно и должно быть! — одобрил Васька.

-Дядь, ты чё, понял ево?

-А чево не понять, ясно же, што он от тебя никуда, ежли только летать учиться будет с отцом своим!

-Эх, и чево я с им не полечу!

Пошли с Петяней и Фелькою.Тама, в княжьем терему-то, кот сразу учуял запах кошечкин — славной, но виду совсем и не подал, што взволновался.

Забавушка приняла их ласково, пригласила ко княжьему столу.

-Мед-пива испить? — поинтересовался осмелевший Петяня.

Забавушка и рассмейся, да чисто, как хрустальные колокольчики зазвенели, недоросль и замер, потом сказал:

-Ух ты! Жаль, годов мне маловато — оженился бы враз, за смех хрустальной!

Фелька, забавно склонив голову набок, одобрительно цвикнул.

-Ой, извинитя! — Петяня неловко поклонился сидевшим за столом князю Елисею, такой пышной, чисто пышка сдобная, веселой деве и приятственному мужику.

-Я княжну заслушался и не приметил вас! Забавушка Елисевна, мне не с руки вами садиться, мал ищё да и не умею я сурьезные разговоры весть. Энто дядячечка Вася пущай, а у нас до тебя просьбица имеется!

-Какая же?

-Дозволь, дева красная, нам с Фелькою вместях на учебе-то быть, мы с им не расстаемся, он меня, ежли я чево не так сказываю, за ухо клювом трепет, а я и запоминаю, што неправильное. Феля, скажи сам-то.

Феля неуклюже слетел с его плеча, переваливаясь, подошел к Забаве, требовательно цвикнул, типа:

-"Подними меня ужо!"

Забава взяла его на руки, и птиц что-то серьезное ей проговорил на своем языке-то.

Забава опять и рассмейся:

-Какой ты забавный. Будь по вашему, но, Феликс, вести себя прилично.

Фелька цвикнул и приложился клювом-то к ее ладошке, ну как вона к Петянькиной щеке.

-Знать, поцеловал он тебе руку-то! — проговорил Петяня. — И слетел он совсем в первой раз, знать, скоро хорошо летать зачнет.Эх!

-Да что ты вздыхаешь, это же хорошо?

-Да, нук улетит кудась, а я-то без ево обстрадаюся!

Фелька клекотнул.

-Ааа, понял! Извиняйте, пошли мы с им!

А Васька... Васька враз очаровал всех, подруга Забавушки, Досифеюшка, вмиг предложила Ваське должность у себя, но Васька, сам себе удивляясь, ответствовал:

-Может, вот до моих детишков я и согласился бы, но теперя... вона Петянька, сколь славным становится, был-то незнамо чево, пондравилося мне с детишками-то итить, оне же как вона воск, чево вылепишь во младые годы. А у Забавушки много прибилося, совсем малых. Вота и поучу их добру-то! Так што, извиняй, Досифеюшка славная! Ох и хороша ты, голубушка, не будь я котом...

Васька аж замурлыкал — видел ведь краем глаза, промелькнул у двери пушистай хвост...

-Но-но! — погрозил коту пальцем муж Досифеюшкин, Устин. — Не позволю!

-Отчего же не высказать хвалу достойной?

Васька вел разговоры, рассказывал всякие байки, потом пошел с Елисеем поиграть в шахмути, поначалу-то проигрывал раз за разом, восклицал, бил себя лапами в грудь, досадуя и не забывая втихаря подсматривать и замечать любопытственную мордочку.

Но делал вид, что ему совсем неинтересно.

-Подумаш — кошка, не видывал он их што ли?

А сам про себя твердил:

-Не сорвися, Вась, потерпи! Кошки, оне любопытственные, надоть её совсем заинтересовать, потом уже все остальное зачнешь!!!

ГЛАВА 7.

А через пару ден и на ученье собралися.Ох и залюбовался Васька своими, ажно слеза подступила — ево детишки — принаряженные, подстриженные, взволнованные, в предвкушеньи, красивушшие! -Вы смотритя, не позорьтеся! Фель, приглядывай тама! Пошли малость пораньше. Васька, чай, теперя воспитателем станет работать. Возля средина уже толпилися ученички, Ваську позвали к Забавушке, а робятишков окружили, особенно интересно было поглядеть на непривычну птицу, сидящую спокойно на плече недоросля. Так-то вот!

Забавушка сказала:

-Василь Баюныч, познакомься со другими, кто ребятишков учит.

И были тута не только людишки, углядел кот и лису-хитрунью, и волка — знать робятишков драться как следоват учат, вона, какой мощнай — мавку такжа. Они все, не знает кто, выглядели совсем людьми, а Ваське доступно было увидеть иху натуру настоящу! ПринЯли ево хорошо, да и наслышаны же все про род Баюнов.

-Вон твои, Вася, детишки стоят! — Забава указала на нескольких малышков, испуганно сбившихся в кучку, испужалися, знать, мальцы такова шуму-гаму.

Кот враз встрепенулся:

-Дозволь, я ужо к им отправлюся?

Забава кивнула, наблюдая. Кот быстренько подошел к ним, что-то сказал, и через пару минут детишки окружили кота и чему-то улыбались.

-Замечательно, Забава Елисеена! — проговорил Гнездко по-людскому, а на деле — волк Смур. — Поражен, найти к испуганным маленьким деткам быстрый подход ...ай да Баюныч! Я, честно говоря, сомневался -думал, долгие годы с Ягой его испортили, ан нет!

Васька и сам себе изумлялся — не было у ево никогда любови к робятишкам-то, а тута откуль и взялося чево? Ему хотелося враз обнять энтих пужливых мальцов и помурлыкать...

-Энто ему, прошедшему с Ягою.., тьфу, вспомнил не к месту!

А Забавушка, ох и славна девица, улучила-таки минутку, забегла к Ваське в комнатку, где он рассказывал усыпающим мальцам сказ-то, и шепнула про симпатию-то:

-Вася, кошечка весь вечер возле того места, где ты сидел, принюхивалась! Знать, заинтересовал ты Ванду!

-Каку банду? — не понял кот.

А Забавушка тихонько и хихикни:

-Не банду — Ванду!

-А чево, красиво имечко — Вааандааа, — мяукал про себя кот, вслух-от нельзя, услышит кто ненужнай и сломат всю Васькину хитру игру. — Пусть-ко она, Ваандаа к ему присматривается, он-то враз очаровался, да пока молчок!

И кот продолжил сказ своим теперь новым детишкам:

-Так вот, пойдет налево.., у э-э... про налево пока ниче не скажу... — а потом сам себя обругал:

-Тьфу, привык с дурищами на шабашах — загульное понятие, а тута детишки!

Время зачалось сумасшедшее. Васька сам себя не узнавал-где лежание на лавке,где послеобеденной сон-отдых,истома и расслабление?

-Чисто белкою крутюся! — делился он с Елисеем,пристрастилися оба к игре шахмутной и неспешным разговорам. — Однова хорошо -мои, истинно мои робятишки — радовают, учутся всурьез! Мене-то про все становится известно, сказывают ихи учители, да и Фелька, птиц разумнай, строго следит за ими. Тута на занятье Даньшу и ущипнул за ухо-то! А и не спи на их, вишь ты, книжку читал антиреснуя до средины ночи! Провел и я с им разговор-воспитание, понЯл! Оне мне чисто мои котяты! Да и нетути других-то в настоящем, котовом обличьи, не свезло мне во любови-то, никто и не обращат вниманье, бракуют девы нашенские меня!

Кот горестно вздыхал, незаметно кося глазом в дальний угол горницы, где за за комодиком пряталася Ваандушка.

Елисей, понятливо улыбаясь, подмигивал Ваське и подыгрывал:

-Да ты ж, Баюныч, почитай, в рабстве у бабы-Яги и находился! Она ж тебя, бедолагу, от себя никуда не отпускала, какая уж тут любовь с кошечками, одне ведьмы да кикиморы... Но ниче, полюбит тебя стоящая кошечка, вот увидишь, у нас их много имеется!

А из-за комодика на миг проглядывался бешено мотающийся кончик хвоста... Васька расплывался в хитрой улыбке и продолжал жалестные речи:

-Всяко подумываю, может, каку котишку и подберу из ничейных-то, нельзя роду Баюнову окончиться на мене. Робятишки — оне мои, но человеки! А с моею жистью где времечко и найтить на ухажерство?Кошечки, оне любют всякие подходы-уговоры, да и молодых котов-то...

-Не все, Вась, не все на песни падкие!

-Охо-хо, не встречалися мне такие, даже и когда я малой был. Ну да, знать, судьбина такая, сиротинушкина!

Ушлые Васька и Елисей, видя любопытственную мордочку, мелькавшую иной раз, заговорщицки переглядывались и пожимали друг другу руку-лапу.

-Одно меня печалит — все-то у меня теперя лепотно, окромя кошачьево, но да с твоею помощью, глядишь, и обзаведуся котишкою, а вот за курьи ножки ох и беспокоюся!! Знаю ведь — вымещат на их зло-то! Да хоть бы и уволок Ганька ее, Ягу то ись, в свои дали-дальние, все ножкам роздыху б досталося чудок! Да только оставют энти заморския с носом, он у ей итак страшной. Веришь, не осталося к ей ничево, только и хочется плюнуть, вона, как следоват, и ответствовать одно: до стольких годов дожила, а дурища!

-Ну, да не станем об ей, непутней, сказывать!

Играть Васька приходил пару раз за седьмицу — мальцы ево требовали внимания.

-Чисто маленькие старички, улыбаться не умеют! — сокрушался Васька, пестовал их, стал совсем нянькою. Оттаивали мальцы-то помаленьку, особо когда забегал взмыленный Петяня с Фелькой. Оживлялися мальцы, радовалися, а птенец, как понимая, старался, веселил их-то, давался и погладиться немножко.

Забавушка непременно хвалила Ваську, он и радовался, чисто вона Лишка с Петянькою. Еще ждал Васька Костяна, хотел увидеть ево ро... э-э-э... лицо — всяко не ожидат такова Петяньку углядеть, не сразу и узнает в ем сынка-то!

Васька стал примечать — вылазют Костяновы черты в недоросле, ой, как вылазют! Просто мало кто Костяна истинова и видал-то, разве только охальник и буян Вейка. Побаивался Васька — вот случися Вейке откудова-нибудь свалиться дурниною, ведь забазлает про сходство ихое. Хорошо — с женитьбою закружился, дурить совсем некогда, да Искусница-то дева строгая, безобразию вмиг прекратит, у ей везде порядок-то. Вейка-то, вона, как и он, Васька, всурьез семьей-то озадачился и не мотается в пьяном виде, и не плюется сверху огнем, и не орет похабень всяку. Удержу и не было совсем с Вейкою-то, Марья-то спервоначалу ево выгоняла, охальника, а он и прикипи к разумнице-то. Сколь людей и нелюдей вздохнуло свободно, фулюганил сильно без Костяна. Костян только один про ево и сказывал:

-"Вьюнош-де еще."

Хорош вьюнош, вона цела гора дури!

Сказывал так-то Васька Вейке и не раз, энтот охальник только гоготал и просился с Ваською на шабаш, ведьмочков молодых пошшупать! Отвлекся в думах-то Васька, вона на Вейку перешел:

-Тьфу, не до их теперя, вона сколь заботушек.

Одно радовало кота — училися все старательно, сказывали все учители Ваське — за ими и другие тянутся, и в приработке мальчонки ево бралися за все, кот только плевал через плечо и молча радовался — слетела, счистилася шелуха с Петяньки, и во многом заслуга Фелькина. Петяня всурьез с им вел долгие разговоры. Васька намедни вона рот открыл, удивляясь.

Чево-то у Петяньки не сходилося в решении, пыхтел, сопел, чуть не взрыдал, а Фелька и залезь на листок-от, и давай клювом по цифири долбить — Петяня спервоначалу как баран вылупился, Фелька уже клекочет, недоросль и вскричи:

-Феля, и точно, тако и надо!

Схватил птица и ну целовать, тот поворчал маненько, мол — "чево с дурня возьмешь!"

А другой раз Ольша ево попросила:

-Феля, подскажи!

Силен птиц в счете оказался, а кот и призадумался:

-Ой не здря така кумпания тогда сорганизовалася, ой не здря!

Надувался кот от гордости, когда хвалили их Ваське — в учебе Лишку и Даньшу больше, Петяню вой Боян отмечал, сказывал — толк из ево уже есть! Так-то вот в заботах время и бежало.

Петяня и Фелька заявилися с ученья смурные, опечаленные.

-Натворили чево?

-Не! Хуже!

-Подралися?

-Не! Хуже!

-Сказывай уже про всё! — приготовился к плохому кот.

-Фелька... его дядечка Ферапонт забирает на ученье, летать учиться и, значит, охотничать.

-Так энто и хорошо, птиц должон как следоват всё уметь, а то станет как ты вон — недорослей!

-Оно так, а как я-то без ево стану?

-На сколь улетит-то?

-Кто знает, как Фелька обучится, — горько вздохнул Петяня.

-Да не сумлевайся, он у нас вона как щитает, почище иного выученого, обождем — прилетит, да Фель?

Тот как-то печально цвикнул и прижался к Петяниному плечу.

-Вот ить горюшко, не печальтеся, встренетесь — не нарадоваетесь.

Рано утром, едва рассвело, Петянька с котом пошли на окраину города — там уже ждал их Ферапонт. И взлетели в небо большой и малой золотуны, и клекотнул в восторге по-взрослому Фелька, возрадовался небушку-то.

Не стал Васька разостраивать недоросля, да забоялся в душе-то, не перетянет ли простор небесной Фельку.

Петяня не ныл,но сильно схуднул, ходил нерадостной, стал молчаливой, задумчивой.

Васька и порешил, повел свою кумпанию в чайную, тама Досифея развернула торговлишку всякими сладостями ненашенскими. Петяня всегда охоч был до всего сладенького, а тута взял одну конфекту -чудное такое названье, откусил, прожевал, запил самородиновою заваркою и подвинул все Ольше и Даньше.

-Петянь, чево энто ты, ай не вкусно?

-Вкусно, только не хочется!

Не стал говорить Петяня, что ежли б рядом суетился и цвикал Фелька, они вместях бы все энти конфекты и съели, а без Фельки ничё не мило! Но дядечка сколь раз, бессчетно, говаривал — надоть быть мущщиною, вот Петянька и молчал, а така тоска в ево душе накопилася, одно только и выручало, вой Боян признавал ево самым знающим учеником.

Ждали приплытия купца Велизара, Боян сказывал — отведет самолично Петяньку к ему, и тот обязательно возьмет ево на обученье.

-Петро, это мастер — всем мастерам, к ему в обученье попасть, энто как на прынцессе какой ожениться, их, сам знаш, мало совсем, вот и к Велизару тако попасть.

Петянька и спал плохо, даже ехиднай задира Даньша не лез к ему, а тихохонько шептал Лишке с Ольшею, што тоже заждался Фельку.

-Забавушка, как мне недоросля от печали отвлечь-то? — встревоженно махал лапами кот. — Усох совсем парнишко мой, и не придумаю, чево с им делать?

Забавушка, светлая душа, думала недолго:

-Вася, давай Досифею попросим, пусть она ему какую сурьезную работу-заданье найдет!Чтобы, значит, занят сильно был!

-Да согласной я, лиш ба не видеть его тоскливые глаза! Понимаю, Ферапонт-от здря Фельку держать не станет, да мой-то...

Досифея подумала-подумала и взяла Петяньку и Лишку в паре на пристани помогать Устину, вначале-то приглядывать. Потом Лишка стал докУменты проверять, а у Петяньки дело другое нашлося — стал он придумывать, как ладнее и удобнее грузы-то грузить, али наоборот — выгружать, да и придумки-то время стали экономить. Досифея-то твердо сказала, такие-то работники на вес золота, и што завсегда станет рада им с Лишкою.

Досифеюшкин кораб впервой приплыл из соседского княжества — первый раз решили отправиться недалече, да и по морю-то ловчее туда оказалося и дешевле доплывать. Дороги к им были горные и трудные, а тута враз и обернулися. Да и привезли оттель несколько тамошних человеков для разговору-договору и среди их-то...

-Батюшки! — ахнул кот, — Костянова Моревна, Петянькина, знать, мамашка.

Как заволновался Васька.

-Костян, едри его, никак не объявится. Петянька на пристане при деле, и энта выплывает... ух, стервь!

Но ничё, пронесло, не стала Моревна даже и минутку смотреть на каких-то мальчишков. Да потом уже ругал себя кот — как она ево опознат, ежли сразу, как народился, сбежала от младенца-то. А Петяня от её ничево и не взял, снаружи-то, Костяново — да, имеется, а так-то больше на бабку свою и помахивает.

Выдохнул Баюныч, полегше стало, а то уж было хотел просить Досифею услать куда мальчишков. Да и не важна птица оказалася Моревна-то, так сбоку чевой-то, главного прикащщика жонка. Вот Васька позлорадничал:

-Ишь ты, у Костяна бы на царстве была, а тута обычна жонка, так-то и надо!

Да и услышал Васька кой-чево — болтали людишки-то, оттудова приехавшие, не случается у Моревны-то детишков заиметь, как сглазил кто.

-А не бросай беспомощно дитё!

И хорошо — про Петяньку-то мало кто знал, што Моревна ево мамашка.

А Петянька и не взглянул на тетку,он тосковал, все больше и больше догадываясь — не появится ево самый луччий и самый необходимой Фелька, знать, милее всево ему птичья жисть!

-Дядечка! Я ноне с теткою дурною посварился! — Пришел весь такой разозленный Петяня.

-С какою жа?

-Да снаруже-то краля, а внутре така постыла, почище тово хитрована, ну што бабы Яги записку в своем карману держал. Зачала орать, как базарна баба Янча, ажно верещать, я вежливо ей ответствовал, а она все сильнея! Послал я её к Досифее-то, ох и орала даже плевалася. Да только Досифея и слушать не слушала, осадила вмиг!

-Ты, Моревна, горло-то не дери заздря, осипнешь враз! Мой парнишка дело знат, как пять возрастных мущин не сумеют, и не след так-то себя вести, чай не дома!

Та и замолчь, а Досифея при ей и скажи:

-Молодчина, Петро, все как следоват сделал, вы с Лишкою у меня самые сурьезныя! И одарила нас, вота, — Петяня вытащил из кармана бумажны деньги. — Сказала, на одёжи нам всем хватит! Лишка побег на дальний склад, я деньгу принес, ты сам распорядися, куда и чево. А дурну бабу я теперя оббегать стану. Досифея сказывала — оне хотели Велизара дождаться, да вишь ли, погода меняется. Анфим-погодник предсказыват бурю вскорости, вота оне и отчалют через день-два, не дожидаючись!

-А нашол ково заприметить, свое вниманье надо хорошим людям уделять, эдакую дуреху ужо хворостиной не перетянешь, пусть себе брешет, чисто кабыздоха родня. Не до её нам, давай-ка подумам, чево надоть куплять в перву очередь.

-Ну энто, Ольшанке теплу кацавейку, да доху хошь не нову, худа больно, да мерзлява она. Даньше обувки, у ево все развалилися, Лишке душагрею, а тебе, Баюныч, на случай холодов-то надоть тожа душагрею завесть, вот прибегиш так-то с улицы в мороз, а дома на печи нагрета душагрея дожидатся!

-А себе чево удумал?

Недоросль горестно вздохнул:

-Да ничё и не надо, другой раз деньгу заплотют, тада.

-А чево хотел ба?

-Да ничево, поначалу задумывал зипун с кожею на плечах, для Фелькиных когтей, я Ферапонтовы когти то увидал — ужасти, а Фелька ево сынок, столь же грозен станет... поди... Да и не видать мне ево когти!!

Васька, неожиданно для себя, обнял лапами недоросля:

-Не верю я, што забыл нас Фелька так-то, не должон.

А Петяня всхлипнул:

-Дядечка Вася, я же без ево совсем пропадаю!

Уткнулся коту с грудь и забормотал:

-Я не жалуюся. Но чево-то никому я и не нужон, мамки нету, батя гдесь пропал, я наверное совсем негоднай, раз так-то вот, все от меня отказываются?

-Тю, дурень, а я, а робятишки, Досифея с Устином, Боян, Забавушка? Што ты, што ты, а батя твой скоро объявится, нюхом чую! Ты энто, поплачь чудок, никто и не узнает!

-Не, — Петяня кулаком утер глаза, — сам же сказываешь, я не девка кака, только так без Фельки чижало!!

-А прилетит негодник, мы ево и посовестим все-то, ишь!

В энтих заботах болело у Васьки сердце-то за Петяньку, да и за Фельку волнение случилося, мало ли, у Ферапонта враг же лютай имеется, а Фелька молодой, глупыш совсем.

Попозорил Васька маненько Моревну-то, шол вона по улице-то, а она и вывернися навстречу со своим прикащиком. Весела така, а как кота углядела, так и сбледнула вся разом — ево трудно не узнать. А кот ушлай, много чево знал-то про её ту жись. Заюлила, хотела в проулок завернуть, а мужик-то и удивися:

-Чево это ты в тупик-то заворачиваш?

-Ой, милай, обозналася, на дивна кота загляделася! — а сама смотрит эдак умоляще.

А Васька чин по чину поздравствовался, да и скажи ласково так:

-А пошто твоя женка мово ребятенка за работою похабила? Я не посмотрю, што слабова полу — когти мои востры — вмиг за ево заступлюся, он мне сынок названой, не попущу, штоб ево поносили!

-Да я обозналася, не углядела! — заюлила Моревна.

-А сиди дома, шти вари и не путайся под ногами у людей, делом занятых!

-Прости великодушно, Василий, женку умом небогатую! — поклонился муж-от, знать, истинный прикащик, умеет держать ухо востро!

-Я упредил, а ты сумей её вразумить!

Кот пошел дальше, а в терему-то чудо случилося — подошла к нему Вандочка и ну мурлыкать! Васька зарадовался, да не в полну силу. Вот ежли Фелька б заявился, недоросль успокоится, и Васька всурьез с Вандочкою задружится, а так-то душа напополам у ево пока.

Как-то незаметно подходила зима, море становилось хмурым и неприветливым, ветра начались студеные, продувающие до костей. Елисей очень переживал за Велизара — задерживался друг его, ой задерживался. Приходил Елисей частенько на пристань и подолгу вглядывался в неуютную даль. Васька тоже набегал, постоять с ним, переговорить за житейские дела, да и подсказать чего дельное, прислушивались к Баюнычу-Ибрагимычу жители-то.

А получил другое прозванье по батюшке Васька случайно. С давних пор осели у всечан несколько веростанских мужиков. Оженилися, детишки народилися, внуки тожа, да как-то все получились перемешанными, не поймешь, то ли из весчан — они все светловолосы и глаза-то сераи, чисто небо поутру, али голубые — у смеси же волос белай-белай, а глаз чернюшш. У других-то наоборот — волос чисто ворон в отцы затесался, а глаза в голубизну, рождалися и будто веростанцы обличьем-то. Вот один такой малёк и перепутай Васькино отечество, и ответствуй на весь базар воскреснай на кота вопрос:

-А свежа ли рыба твоя, малёк?

-Где ты свежее видывал? Чай, только в море-окияне она и есть свежее, Василь Ибрагимыч! — А голос-то звонкай, далеко ево слыхать, вот и прилипло прозванье такое. Другой и оскорбися, до батьки сбегай пожалиться, да кот-то недаром столь много годов прожил, понял враз — смеяться не перестанут бойкие и острые на язык весчане, да и проверни все в шутку-то.

-Ну, коль прозвал меня так-то, стану я Василь Баюнов Ибрагимов. Все одно фамильи не имеется!

Вот и величали так-то: Баюнов-Ибрагимыч, а спустя седьмицу совсем перекрестили в Абрагимыча. Васька только посмеивался:

-Поподзабудут половину прозванья-то и стану я... — кот задумался, завел глаза к потолку, — стану я..

-Абрамов! — выдал Даньша.

-Хмм, Абрамов... навроде неплохо, а тогда и вы — Лишка и Ольшанка станете тако же — Абрамовы, али Охотниковы? Горюн-то не поменял свое мнение, в братья-сестры вас задумал определить.

-Дядечка, мы с им дружим, а фамилье есть у нас — батькина, на што менять-то? — вздохнул Лишка. -Горюн он неплохой, да вона, вдова Семкина ево обхаживат и нас не забижает, сам же знаешь — всяко перед ученьем нас у ворот ждет да расстегаи сует ещё теплаи. Вот откажешься от нас — тогда подумем... а так? Вона Петяня свою мамку совсем не помнит, знать, померла, болезная. Наша мамка — она хорошая ... — Лишка поперхнулся, а кот вскричал, отвлекая внимание на себя, давая Лишке время:

-Ах ты, негодник малой, как смог так и ядовиты слова сказать-то? Я??? Я??? Откажуся??? Посля всево??? — Кот аж плюнул в досаде. — Ох и обиду ты мне нанес!!

Кот бы ещё долго отвествовал, да забежал парнишка, што с Васькиными вместях в обученье был и с порога прокричал:

-Абрагимыч, князюшко меня послал, Велизаров кораб ужо виден стал!

Ну и подхватилися все бегом, Васька мыслю-то Лишке внушениев добавить про себя отметил, а пока -хвост трубой, несся вперегонки с робятишками на пристань, где ужо полгорода толпилося.

Высокай Велизар со товарищи радостно махали руками, а Васька и притормози:

-Вона как оно выходит?? Удивил... удивил!

-Ты чево, дядечка? — обернулся к ему раскрасневшийся Петяня.

-Да удивил ты меня, бегаш как!

-Да я ужо всех обгоняю, окромя Даньши, а ты и не заметил, со своею Вандочкою.

-Но-но! Я с тобою вот разберуся!!

Кораб причалил, Велизар со товрищи сошли, Елисей расчувствованно чегось говорил. Васька же, аккуратненько так, незаметно для других приблизился к Велизару:

-Здрав буди, купец Велизар, про тебя столь разговоров ходит, а вот увидеть довелося впервой, Василь меня зовут, Баюнов внук.

Велизар, оживленно что-то рассказывающий Елисею да Забавушке с Досифеею об своем плаванье, обернулся, широко так, радостно улыбнулся коту:

-Наслышан, наслыша...ан, — он удивленно уставился взглядом за Ваську.

А кот и не упустил возможности, когда ещё така случится:

-А энто мои детишки, за мною: Петяня, вота, Лишка с Ольшею и Даньша.

-Не знал, что у котов человеческие детки случаются.

-А ты много чево не знашь, Велизарушко, ужо обскажу, будет время-то!

-Да и у меня к тебе много вопросов имеется, — в тон коту ответствовал купец. — Интересно же с мудрым котом поговорить про всякие диковинные дела.

Кот важно выпятил грудь:

-Я, чай, Баюнов, а оне завсегда были непростыми котами, а учеными! — и услышав за спиною смешок Даньши, показал кулак.

-Хи-хи, дядечка, энто я любя!

-Знам твою любовь, дома разговоры весть станем! Пока не мешай!

Всех интересовало, как прошло плаванье-то. Велизар отвествовал, што два раза попали в бури: -Прошли краем, а ежели б в саму средину случилось, то и не выплыли б.

Петяня с Лишкою, да Досифея с Устином занялись привычною уже суетой-работою по выгрузке, а Велизар в какую-то минуту и встань столбом от удивления!

Васька и спроси ехидненько так:

-Чево ты, купец справной, замер-то? — и не дождавшись ответа, зацепил лапою ево руку.

-А?? — очнулся Велизар.

-Чево ты, спрашиваю?

-Удивился сильно, Вася, — сурьезно отвествовал купец, — мальцы какие у вас тут шустрые да толковые?

-На том стоим, — задрал мосю кот, — мои, чай, детишки-то! Раз кот ученай, знать и дети у ево такия жа!!

-Не поспоришь! — кивнул Велизар. — Значит так, я напарюсь-намоюсь в баньке, отдохну чуток, а завтра приглашаю тебя, Василий, с детками на угощенья мои, привезенные из Веростана и ещё издалече! -И расскажешь, — высунулся Даньша, — про разные диковины?

— Расскажу! — улыбнулся Велизар.

Васька весь день был в приятственном настроенье — получилося у ево удивить купчишко сильно, то ли еще будет, не видывал он других способностев детишков-то, а оне имеются! Назавтра, после ученья, дождавшись кота, пошли к Велизару, пили-ели тама всякие сладости, фрукты непривычные, слушали про диковины и чудных зверей, а потом Васька и похвалися уменьями Петяни и Лишки в науке воинской.

-Да не может быть? — усомнился Велизар, — Косьма и Боян, говоришь, с вами занималися?

Петяня и Лишка кивнули.

-Так, айда на двор, погляжу, что вы за умельцы!

Ох и погонял детишков Велизар, но видно было — довольнай.

-Достаточно! — наконец сказал он. — Увидел я все, что надо. Что сказать? Тебе, — он кивнул на Лишку, — меч надо другой, полегче, я посмотрю, что есть у меня, попробуем подобрать подходящ. А тебе, — он как-то странно поглядывал на Петяню, -..тебе... руку левую подразовьем, и станешь обеими руками уметь одинаково работать, мало кто так-то умеет — и левой, и правой в полную силу драться, дар это у тебя! — он бы еще чево сказал, да случайно увидел — что-то мелькнуло вверху.

Поднял глаза и обомлел, высоко в небе парили два золотуна, один — видно было по крыльям — молодой.

-Что за чудо? — воскликнул было он.

А с неба раздался радостный такой клекот, и меньшая птица камнем рванула вниз.

Не успел Велизар и досказать, как Петяня сорвался с места и, заорав что-то дикое, побежал на пустырь.

-Куууда, это же золотун?! — заорал Велизар, а его никто уже и не слышал — все неслися за Петяней, крича одно:

-Фееелькааа!

Птица резко затормозила над головой Петяни, затем аккуратно спланировала в протянутые к ней руки и обняла недоросля... крыльями.

-Это что??

-Любовь у их такая, Велизарушка! — отвествовал важно надувшийся кот. — Погляди на их.

А птиц, мало того, что обнял пацана, так ещё и голову на его макушку пристроил.

Петяня же, высунув одну руку, гладил его и, всхлипывая, бормотал:

-Не надеялся ужо, думал, не явиссся, извелся весь, ожидаючи.

Птиц же только чего-то клекотал.

-Ага, а я тута чуть не помер, летал ты...

-Петяня, дай нам с Фелькою обняться-то?

-Феля??

Птиц слетел на землю распахнул крылья, ребятишки и давай обнимать такую серьезную птицу.

-Это же, это же чудо? Золотуны, они же гордые и никогда к людям не подходят?

-Да Петяня ево полуживого выходил, и рос он с им, спали вместях, а тута Фелька улетел — время пришло учиться охотиться да летать, а мы все и истрадалися без ево!

Кот последним подошел к Фельке, смешно было видеть, как птиц и кот обнималися. А кот еще и урчал тому:

-Брродяга, недорросля моево умучил!

-Ферапонт, я с тобою поругаться хотел, сын-то сын он тебе, дак и нам всем роднею приходится! Петяньке вона третьи штаны меняем — все велики сделались от тоски-то! Ты не забывай, Фелька и наш тожа!

Большой птиц в небе только клекотнул, добродушно так.

-Знаю я тебя! — погрозил лапой Васька.

А Петяня, сев на землю, прислонился к Фельке — тот положил свою башку ему на плечо — и радостно так вздохнув, сказал:

-Теперя мне ничево и не надо совсем, Фелька возвернулся!!

-Даа, Василий, однако! Ну ты и молодец! — восхитился Велизар.

-А ценют меня здеся весчане-то, не то што некоторые, идиётки старые! Златые горы посули — не вернуся! У меня тута жись така интересна — вона мои робятишки, опять же мальцов учу, других, Забавушка с Елисеем да Досифея с мужем во друзьях...

— Вандочка, — съехидничал Даньша.

-Цыть! Не твоево ума дело, достукашся — откажуся от тебя! — осерчал враз кот.

-Прости, дядечка! — тут же повинился мальчишко. — Натура моя такая!

-Ужо за энту натуру получишь, обещаю!

Петяня и Фелька, позабыв обо всех, общались. Недоросль деловито трогал, оглядывал своего, враз вымахавшего птенца и бурчал:

-Соскучился он, а тута без ево жись совсем не мила была..!

Фелька в ответ осторожно касался клювом его лица, явно извиняясь.

 

Глава 8.

-Мне дядечка сколь раз говорил — возвернешся, а ты все не прилетал, нет бы весточку каку — мол, Петянька, скоро буду! — бурчал Петяня, поглаживая крылья птица. — Здоровай стал, когтишши, смотри, каки выростил. И как теперя на плече сидеть станеш? Научился ли чему, окромя летать-то? Или вона как я — недоросль?

Фелька как-то совсем по-взрослому клекотал — отвечал ему, явно успокаивая.

-Феля, Фелюнь, а покажи чево ты умееш-то? — попросила Ольшана.

Фелька склонил голову набок и уставился в глаза Петяни, явно спрашивая разрешения.

-Давай ужо, самому жуть как хочется, антиресно же!

И Фелька дал. Робятишки, да и не только оне — все, застыв, глядели в небо, где в синеве величественно-неспешно плыла большекрылая птица.

-Ух ты!!!

Феля, сменив плавный полет, зачал выписывать всякие фигуры, кувыркаться, долетать почти до Петянькиной головы и резко взмывать в небо. Ребятишки аж приплясывали от восторга.

-Иди ужо! — позвал Петянька свою радость-любовь.

Васька тихохонько шепнул Велизару:

-Глянь-кось как быват, птенца малого выходил, кака дружба навечна случилася! Ты, Велизарушка, поучи мово паренька-то как следоват, оне с Фелькою много славных делов сделают ищё! Знаш, я как сто годов скинул с имя со всеми, оне разныя, но таки разумны — учутся старательно, хвалют их и мне в радость. И чево сидел возля... только и было друзьёв-то — одне Курьи ножки. А так-то??

"Васька, сволочуга, квасу ядреного неси, подай — то, убери энто." Эххма, ну да оно все прошло, чево было, то было! Глянь, ведь с такими когтишшами на Петянькино плечо сел?

-Петянь, Фелька не оцарапал ли? — заволновался кот, чисто мамка родная.

-Неа! — Петяня сиял чисто начищенный пятак. — Дядечка Васечка, я теперя самой богатой, Фелька возвернулся.

-Чево? — повернул голову к Фельке. — Ааа, ладно!

-Сказывает — будет улетать, охотиться, чево ещё, но меня упреждать станет.

-Благодарствую! — вдруг заорал Петянька, глядя в небо, где опять появился огромный золотун. -Благодарствую, дядечка Ферапонт!!

С неба донеслося:

-И я тебе за сына благодарен!

-А ништо, он мне заместо всякой родни, без ево совсем плохо было!

-Наведываться буду! — ответил Ферапонт.

-Я тебе, дядечка, твердо обещаю — пироги-расстегаи научуся делать, прилетай когда хош!

Ферапонт, покачав крыльями и чево-то клекотнув Фельке, улетел.

Васька же раздулся от гордости:

-Ох, чую я, много раз стану гордиться за их всех, не просты робятишки мои, ох, не просты. Мысля вот имеется така — не здря нам с Петянею оне все в пути попалися. Я тебе обскажу, как Петяня — толстый увалень, за робятишков драться полез, не умеючи совсем, в Апрошкиных владеньях-то. Пригласиш ли опять?

-Вася, — поглаживая кота и почесывая ему за ушами, отвествовал Велизар, — вы всегда для меня желанные гости.

-Истинно ли сказываешь? — хитро прищурился кот и чуть не получил щелбан.

-Но-но, я теперя Василь Баюныч, осторожнея!

Велизар засмеялся:

-Как скажешь, Баюныч! — и негромко добавил. — Жду ночью тебя, с подробностями.

Робятишков Велизар не обидел — наложил полну торбу фруктов-сладостев, мальчонкам по красивой иноземской рубахе, Ольшане каку-то мудрёну накидку, шарфом прозывается. Увидел глазастой кот, с какой завистью мельком глянул Даньша на шарф-от, удовлетворенно кивнул про себя, и спросил у Велизара:

-А нету ли у тебя какой красы для ..?

-Понял, понял, — засмеялся купец и отдал Ваське малой сверточек. — Понравится, я уверен!

Васька украдче посмотрел, чево тама, и чуть не замурчал — бантик для Вандочки случился необыкновеннай — кака женчина супротив такой красоты устоит, энто вам не на заборе дурниною орать, энто ухажерство настояще!

У Васьки аж свербило все внутри — Вандочке красивай бантик преподнесть, сам себя вот тормозил — не время.

-Энто вона как у людей ведется, только тама кольцы дорют, — авторитено выдал Даньша, восхищенно разглядывающий переливающийся всякими цветами бантик.

Не хотел кот вначале показывать-то, да робятишки дружно опечалились — навроде как Баюныч им и не верит навовсе, приуныли.

-Тьфу! — плюнул кот. — Смотритя, ежли проболтаетеся раньше время — останетеся без меня!

И удивил Петяня:

-Дядечка, пошто ты нас за совсем глупышов щитаешь? Али мы не понимам — люба тебе кошечка, ежли хочеш знать, мы тебя постоянно с Лишкою подхваливам — носим жа забаве Елисевне документы всяки! А Вандочка твоя, ох и хитра — не бывала у Забавушки в конторке-то, а стали мы забегать, у ей интерес и проснися, особливо ежли об тебе речь заводим. Навроде как и ты, вона — спишь, а ухи — оне все и слышут. Мы с Лишкою приметили — она внимааательно все про тебя слушат! Ну оженитесь с ею, вон Ольше враз котеночка задорите! С ими, как Забавушка сказывает, питомцами, вона как лепотно. И станет Ольша за им, чисто я за Фелькою! Я без ево совсем душа пустая была, с им счасливай! И нисколь не болтливы — ты нам заместо родителев, чево мы забижать тебя станем?

Даже Даньша-выжига и тот молвил:

-Я вота хихикаю, вредничаю, а ты дядечка мне и мамкою, и папкою стал, можно я тебя обниму — давно так-то хочу! — Даньша подошол к коту.

Кот ажно растерялся:

-Энто ты чево?

-Ничево! — сграбастал его Петяня. — Я так жа маракую!

И Лишка с Ольшею подлезли к ему... притих Васька, странно так. Ну и Фелька не отстал — развернул свои здоровушши крылья и приобнял всех.

Кот прокашлялся:

-Виш кака семьишша сложилася! Примет ли нас, ватагою, Вандочка?

-Дядь, сколь раз сказывал сам про красиву любовь-то? По душе ты Вандочке — да и мы чай не мальцы сопливы, няньков не требовам!

-Эхма, на слезу меня, кота, э-э-э, совсем не мальчонку, пробиват, я и не ожидал такова!

А в ночь, когда все робятишки крепко спали, кот шепнул приоткрывшему глаз Фельке:

-Феля, я пошол обсказать все как надоть, сам знаш, кому, ты тута бди!

-Ну здорово Костян! И запрятался ты — ишь, купчиною стал! Не пытаю, за што, знать, надоть тебе так!Не признал Петяньку-то?

-Не, Вась, ты волшебство сотворил?

-Знаш, попервоначалу сколь раз хотел плюнуть и возвертать ево взад, ох и мученье с им было, да вскоре Даньша прилепился, чай увидел скрозь личину, чево на самом деле?

-Да, Вась, удивлен сильно — василиски своих так просто не отпускают, должно что-то очень серьезное случиться.

-Да куда сурьезнее — пару ему нашли, виш же, не из чистых дитенок, вот и... А Даньша учиться возмечтал, сразу и убег. Не знаш часом, хто из василисков в родне отметился-то? Знать, маманя Даньшина была красы неимоверной — падки оне на красу-то, да виш, дитю не повезло совсем — куды такова малолетнего женить-то, он же Петяньке вона до плеча не дорос.

Костян задумался:

-Что-то было связанное с василисками, скандал какой-то, надо у Вэйра спросить, я в тот момент весь в любви был, мимо ушей проскочило.

-Была тута любовь-то энта, я вот с Ягою слепой был, простительно, годы немалы, а вот ты ослеп на оба глаза — диковинно? Энта ж базарна скандальна баба!

-Давай, Вась, подробнее обо всем?

И рассказывал кот в лицах весь их путь: как толстай, неуклюжай застрял в илистом месте, 'таку тушу сколь время тянули, упарилися', как повстречавшийся вовремя Даньша тормошил, вредничал, задирался с недорослем, как ворчал и пугал ево морским царем Тритошкою сам кот...

-Прознат так-то Тритошка, ведь клоком шерсти не обойдуся — таку напраслину на ево возвел, но напужался недоросль. А дошли до Апрошки, и Петяня, не раздумывая, ничево совсем не умея, кинулся заморышев выручать — вот тута я и возрадовался — знать есть в ем твое! А и вправду, Костян, парнишко неплохой вылупляться зачал. Я ево не хвалил — нук сызнова противнай станет, ан нет! А уж когда Фельку из рота своево кормить приладился, да и как не всяка мамаша оберегал, вот тут я и понЯл -толковай, твое в ем проснулося! Так-то вот и сложилося, про Фельку — сам видывал, как оне встрелися, я еле от слезы удержался, а ноне ухватил меня, чисто ведьмедь, и бает — ты де нам заместо родителев стал!! Я и не чаял так-то, и скажу тебе — оне мне детишки! Ты как, Петяньке в отцовом обличье станешь объявляться? Он тута, как Фельки не было — горевал, мол, все от ево отказалися... Ты, Костян, звиняй, я супротив шерсти поглажу — понЯл вот — не было у твоево недоросля ни друзьев, ни любви такой теплой. Все энти мамки-няньки только пичкали ево, да про тебя всяку дурь сочиняли, он про Кощея одне ужасти и знат! А ище Адамке в лоб стукнуть надоть — роднова внука — мальца так-то бросить! Ты как знаш, я ево и всех остальных робятишков от себя не пущу никуда. Оне отучутся, из их настоящи люди получаются! Вона Лишка — Досифея давно им с Петянькою предлагат — посля учебы-то у ей работать! Не обижат, деньгу вона выплатила, мы всем одежи и накупляли на зиму-то. А твой-то опять удивил — за всех подумал, а про себя сказывал — в другой раз, посля всех! Косьма-то зараз, видать, в ем твое углядел — сразу стал уважительно величать — Петро и не иначе. Парнишко посля занятиев в рост пошол, жиры сошли, а с Фелькою в разлуке побыв, совсем разумным стал!!

-Да... Фелька... удивил меня сынок, ой, удивил, я и надеяться не мог. Вась, а золотун-то просто так к человеку не привязывается!!

-Да как не привяжешься, когда Петянька заместо матери ему с первой минуты. Даньша тама возрыдал — все мертвыя, а твой-то птенчика и углядел, да и затормошил, тот и вздохни, потом вона молоком стал поить! Феропонт, мужик серьезнай — не знам кому единственного птенца не доверил бы, забрал бы куда до своих, а тута враз согласие и дал! Знать, углядел в Петяньке чево, настояще! А иметь во друзьях таку птицу! Ты ево учи как следоват, я вот задумался — а не Петяньку ли меч-кладенец дожидатся?Даньша нашто выжига-хитрованец и то Петяньку за старшего почитать стал, пару раз навалял твой-то по первости обидчикам Даньшиным, а за язык свой и пострадал выжига, ох и острай у ево — и никто не нарыватся — знают кулак у ево чижолай, а Фелька птиц громадной... нету у их теперя супротивников! А ище ох и уважил Забавушку словом ласковым — сказывал, оженился бы враз на ей за смех хрустальной и душу красиву! — кот поднял вверх лапу. — Энто означает — тута он не в тебя, на красу снаруже не поведется, вона про Моревну враз отвествовал — 'тетка противна', а уж супротив Забавушки Моревна с лица-то ...

-Ох, Вася, как и благодарить-то тебя за сына, за остальных ребятишек, ума не приложу!

-И не прикладывай, нас всех и прими в свою семью, мы как срослися все! Да и защита детишкам твоя ой как пригодится — сдается мне, еще придется за Даньшу посвариться, а тама кто знат — чево выплывет про Лишку с Ольшею. Я на их не давлю — случилася у их беда кака-то, отойдут — сами доверются, вона волчатами зоморенными смотреть перестали, ужо продвиг. Ты, Костян, задумайся — тута Забавушка, да ейна подруга Досифея, ох и хороши девы-то! На кажной бы и оженился, будь в человечьем обличьи!Досифею-то углядел Устинка — хватило ума, не весь прогулял, а Забавушка... не скажу чево, не понял -сдается мне, на ей морок наведенай имеется, ты приглядися, энто тебе не Моревна-дурищща!Так, проговорил с тобою почти всю ночь-то, бежать надоть — твой приучился ни свет ни заря вскакивать, носются с Лишкою по пустым улицам — для разминки, слыш, а Фелька над головою летат, а я украдче любуюся!! Любы оне мне все!

&nb -Дядечка, — громким шепотом встренул кота Петянька, — ай уговорился с Вандою?

-Тшш, робятишков разбудиш, горластай! Не, по хозяйству добёг, недалече! А с Вандочкою... тута будем всурьез вести разговоры, да и окромя тебя-дубинушки, она всех-то не знат других. Ишь как в рост-то взялся итить, чай, скоро отца догониш! — брякнул кот и прикусил язык.

А Петянька и заволнуйся:

-Дядечка, пошто совсем не помню ево? Чай, наведёно чево? Ты правду обскажи, я навроде в разуме, пойму, а то и ничево не знаю, чей я, каких кровей? Про тако только вона Феля прознает, не стану сказывать робятам, пусть оне мне и родные стали совсем. Я без Фельки и их совсем и не знаю как жить-то?

-Праально сказываш! — аж замурлыкал кот.

-Утра доброва всем! — бодро вскочил Лишка.

-И тебе тако же! — враз ответили кот с Петянькою.

Кот тихонько шепнул:

-В вечор обскажу! — а сам сделал заметку себе — поговорить с Костяном, чево уж от Петяньки скрывать-то, должон все понять, чай не малец глупай!

Набегался Васька за весь день знатно — устал мочи нет как.

-Костян, ты энто подумай, чево сказывать стану про отца-то? Спрашиват Петянька из чьих корней -кровей, смутно только и помнит ужо всех энтих, што ево раскармливали, чисто борова!

Костян подумал-подумал:

-Вась, скажи так: отец-де за товаром в иную страну подался, да попал там в неприятную было историю, обманули его лихие людишки, вот и подзадержался — деньгу заработать, товару накупить и с честью домой вернуться. Скажи... — Костян подумал, — вот к весне и возвернется, а Петяньке намекни, чтоб воинское ученье осваивал как надо — отца порадовать. Велизар к тому времени уедет на родину, а Костян и объявится.

-Ишь, мудрец! — хмыкнул кот. А я, как понял, за энто время про отца должон много чево обсказать?

-Да, и я в стороне не останусь, про Кощея нет-нет да буду речь заводить!

-Мудрён ты, Костян, да знать, так вота и надо, ты энто... про мать ево, ну про Моревну не сказывай. Уж больно она Петяньке не глянулася. Не скажет вслух-то, переживать станет сильно, вона, как с Фелькою — молчал, а уж настрадался без ево. Ни к чему мальчонке про скандальну бабу знать, ну была и была мать-то, скончалася в одночасье, а ты, отец-то, и не говоришь про её, зазря чево волновать ребенка? Как придумка?

-Ну да, была из дальних земель, да слаба здоровьем, еле выносила Петяню, вот и... — добавил Костян.

-Ты к ему присмотрися, недоро... тьфу, Петянька впитыват все хорошее, пущай у ево о матери добрые воспоминанья станут в голове-то. Да и ни в жись не поверит про Моревну-то, и неча! Мальчишко справной стал, разумной, да и Фелька ево блюдет!

Петянька, выслушав Васькину байку, задумался, потом вот и молвил:

-Я стану как смогу деньгу тебе отдвать, появится отец — чай ему сгодится на отдачу долга, пусть и от меня подспорье, али я не сын евоный?

Велизар всерьез взялся за обучение ребят, не жалел, спуску не давал. Васька весь испереживался:

-Ты энто чево твориш с ими? Живова места нетути на их?

-Вася, не хочу, чтобы повторилось как у Апронтия или Совушки нашей! У парнишек неплохо получается вдвоем, но кто скажет точно, что они всегда рядом будут? А я их учу не сдаваться в любой ситуации! -и понизив голос добавил. — Наследник должен уметь многое!

-Да ужо понял, помыслил — останься тама у тебя Петянька — негоднай, пакостнай и случился бы! Теперя вона сильнай стал, меня тута каак ухвати и на плечи себе и закинь, я ж чижолай — пуда с два буду, ругаться с им — дурное дело, вот и шумлю встречным-то — повылуплялися многие — тако занятье у нас! А скажу тебе, К... — кот замялся, увидев идущую к ним Забавушку, — упрямай становится Петяня, взрослай совсем!

-Доброва дня тебе, душа моя! Красотулюшка наша!

-Доброго, доброго, — засмеялась Забава. — Вася, ну почему ты не добрый молодец?

-А пошла бы за меня, будь я им?

-Не раздумывая!

-Вот! — кот назидательно подняв вверх лапу, помахал ею. — Поизмельчали ноне мужики-то, вона в иноземских...как оне прозываются, скажи... Велизар? Ну навроде балда?

Как засмеялася Забава, Васька с Велизаром и заслушайся.

-Так-то весь день бы и слушал твой смех-то, чисто реченька зажурчала, котора в горах дальних с высоты падат! Не видывала такова? — удивился кот. — От Елисей негодник — едет на тебе голубушке, нет дочурку отпустить на несколько ден — Отдыхни де! Ужо я с им посварюся! — заворчал кот.

-Вася, я так тебя люблю! — Забава чмокнула кота в нос.

Кот расцвел:

-Эхма, Забавушка, и пошто я не прынц?

-Ты лучше прынца! Так что там про, хи-хи-хи, балду?

-Велизар, как?

-Баллады, Вась?

-О, оне — тама про таку любовь, про лыцарев толкуют! Оне под окнами поют!!

-Вася, миленький, — опять закатилася в смехе Забавушка, — ой, только петь не надо — все коты побывали у нас под окнами, их серенады замучили.

-Чево с их взять, не обучены... как энто? Вспомнил... политесу! Виш, краса ненаглядна — кот Васька не совсем, как Даньша сказыват — дремучай! Не поверишь, я от их много чево набираюся, сам так-то душою молодею! А скажи-ка, ненаглядна, как тама Вандочка поживат, неколи вота было и забежать -мальцы мои, сама знаш, приболеть замысли. Велизарушко, благодаствую, и помог — кожушков приобрел, а Устин сказывал, катанков для их купют днями. Я возрадовался, а уж мальцы-то зараз болеть раздумали. Скучат, говориш, кошечка? Знать, ноне и явлюся, да не с пустыми руками, то исть лапами! Забава опять ево и чмокни в нос.

-Я всурьез помыслю, может заместа Ванды тебя возьму. — Кот сделал паузу. — Вона в Веро... чево-то, где Велизар побывал — много жонок-то заводют, я чем хужее? Одна для умных и всяких душевных разговоров, друга — для котятков! И буду я...

-Будешь толстый, ленивый, неповоротливый, — дополнил Велизар.

-А завидовать — грех! — тут же ответствовал кот. — Шуткую я, Забавушка славна, подсказыват мне мое котово сердце — недолго тебе в девках ходить осталося! Вот пригрезилося мне в миночку: ведет тебя ко венцу добрый молодец, а позаде мы с Вандочкою выступам, да красиивыы! — кот зажмурился, но Велизар -чисто аспид, не дал Ваське так-то насладиться.

-Кто, Вась?

-А?

-Кто красив, Забавушка с молодцем или вы с кошечкой?

-Эхма, Велизар, ужо и не малец навроде, а нету у тебя полета в мыслЯх-то. Все красивы — и мы, и невеста со жанихом.

-Вася, а жениха-то не углядел? — прыснула Забава. — Не Насрулла ли?

-Тьфу, тьфу, тьфу! Вспомнила дерьмо-дерьмущще!! Не, жаних стройнай, высокай, куды энтому огузку криволапому до ево!

ГЛАВА 9.

Собирали Ваську на сурьёзный разговор всем миром, Ольша расчесала всю шерсть, ажно заблестела -запереливалася, Петянька подровнял когти, Лишка с Даньшею положили в торбочку щетку для лапов, штоба не оставлял следов каких в терему — и драгоценнай бант в красивую украшену бумагу завернули.

-Ну, дядечка, ждем тебя с положительным ответом!!

Вася было двинулся на выход, да Фелька клекотнул:

-Чево, Фель?

А энтот птиц лапою подтолкнул Ваське красиву кожану полоску, сплетену из разноцветных кусочков кожи.

-Чевой-та? — недоуменно спросил Васька, потом вгляделся, присвистнул. — Энта же на ево бант приклепиш, и станет Вандочка в ем везде ходить! Фель, ты ево не спёр?

Птиц возмущенно заклекотал и щелкнул кювом возля Васькиной морды.

-Но-но, ты так-то всю красу-марафет испоганишь.

-А не возводи, Баюныч напраслину на ево! Он сёдня честным трудом ево заробил — провалилися доски в трюму — суседи приплыли на развалюшке, никак и не могли достать чево вниз провалилося, а Фелька в клюве и таскал. Старшой ему и выложил всяки кожаны ремешки-гривны, мастерицов у их много всяку красу плетут, Фелька и выбрал для тебя а ты...

-Феля! — вскричал Васька, — Феля, прости дурака старова! — и смахнул лапой слезу. — Феля, не простиш, никуда и не двинуся! Феель?? Ну дурной ндрав у меня, ты вот только слыхивал, а я столь лет с дурищей подозрительнай, вороватай жил вот и ...Фееель.

Птиц качнул головой и пододвинул полоску Ваське.

-Прости, Феля, ищё много разов!

Ушел кот, робятишки, поучив уроки, обговорив всякие немудрящие новостя, стали позевывать.

-Ложитеся ужо, мы с Фелькою подождем, а уснем, так вутре и скажет, чево и как. Не идет столь долго -знать уговариваются с Вандою! — сказал Петяня. Уснули ребятишки, через немного, поговорив как всегда вечером с Фелькою, задремал за столом и Петянька. Птиц совсем как родитель, ласково погладил его кончиком крыла по лицу и потихоньку стал прихватывать клювом щеку.

-А? — вскинулся пацан. — А? Иду, Фель! — добрел до своего топчана и тут же уснул.

Фелька привычно устроился рядом и прикрыл глаза.

Вася явился за полночь.

-Эх, не дождалися! Фель, иди хош ты сюды, поделюся! Чево, Фель, сказать-то... согласная она, сначала так-то пожеманничала, а когда бантик со полоскою красивою узрела... согласилася, на днях обещалася для знакомству прийтить! Ух, Феля, жись кака пошла, замечательна!!

Когда робятишки проснулися, кот дрых, да так крепко, что и не добудилися — ну, как добудилися, чудок — приоткрыл один глаз и молвил:

-Отвяжитеся! Фелька все обскажет, я полночи уговоры вел, уморимшися — сплю!

-Фель? — поинтересовался Петяня, понявший, что кота не добудишься. Феля не спеша, так обстоятельно молвил на птичьем языку, Петяня и кивнул:

-Понял! Сладилося у их тама, пошли ужо в обученье! Баюныч, хи-хи, старой стал, виш, посля ночи удрыхался, небось смолоду, как оне все коты с кошками-то, по паре-тройке седмиц орал по заборам!

-За поклёпы ответ держать станеш! — бормотнул Васька, не открывая глаз.

Пару дён мыли-скребли в домишке, не то штобы у их грязь развелася, но для дядечкиной жонки отчего ж не расстараться? Боялись робятишки-то — опосля теремов княжьих их домишко-то навроде вона худого зипуна супротив собольей шубы, но как не подмогнуть любимому дядечке?

И поглядывал народец весчанский на таку картину: посередь улицы важно вышагивал кот Василь Баюныч-Абрагимыч, а на ем сидела красива кошечка, така вся пушиста, светло-серово цвету.

-Ух ты, Абрагимыч, ты штоля оженилси? — Вопросил кто-то.

Кот кивнул.

-А и поздравлям тебя!

Весть така молнией разнеслася, и потянулися к их домишку весчане с подарками, и сказывали только одно:

-На счастье молодым и котятков рожать побыстрея и поболе — мы вона очередь упредили, ты, Вася, и не подведи, нова порода кошков и разведется. Мы вона и прозванье надумали — симбаюнами назвать хочем.-Говорил солиднай такой старшой улицы, где домишко стоял-то. — Кошки — оне на радость в дому устроены. Ежли собаки для службы, то энти... оне и детишков, и нас добрее делают. Так што ждем симбаюнов-то.

А Вандочка знакомилася с домочадцами.

Ну, как знакомилася, только Васька ввел её — Ольша и подскочи, возьми красу симбирску на руки и закружися с ей:

-Вандочка!! Ты така красавица! — И ну наглаживать её.

-Ольш, мы тожеть желам с Вандочкою ознакомиться! — буркнул Лишка.

-Ой, забылася!

И кажный из робятишков так-то подержал и погладил кошечку. А Фелька и крылья растопорщил в уваженье. Кот волновался, но краса Вандочка, умнюща кошка, сразу всех и приняла, а у Васьки от души отлегло -доверье имеется, за робятишков он не переживл навовсе. А побаивался — как-то Вандочка таку большу семью воспримет, чай, в хороминах проживала, а тута... Но не ошибся он в выборе, славна Вандочка оказалася! Так-то вот и зажили, а в скорости и приплод ожидался, Васька втихую Петяньке ухи накрутил:

-А мал и соплив покамест сказывать чево не надо, ишь, нашел старова!

-Да я шутковал! — стоически терпел Петянька котову науку. — Знаш, как мы рады! Дядечка... ай!! Чево скажу-то!

-Не выкручивайсь!

-Не, дядечка.., ай, видал я тут намедни людев ненашенских, как-то оне мне запомнилися.

-Чем жа? — отпустил кот ухи.

-Ну, бабка одна, сморщена така, но чево-то её и не жаль. Вредна, навроде сидит, просит, чево подали штоб, а у самой глазищи так и зыркают, как чево выглыдыват.

-Кака така бабка? — заинтересовался кот.

-Не нашенска, вот второй раз её вижу, оне побирушки-то возля храму все. А энта по улицам бродит, а на их народу совсем и нету, кто подаст-то? Я подумал, не разыскиват ли ково? Может, энто твоя... ну баба Яга, у её нос такой чисто тошша морква и кривой.

-Ах ты, стара... — проглотил кот ядрено слово. — Ай, Петянька, ай молодчина! А ты сказываш, людёв -кто ищё?

-Да дядечка, энтово Даньша заприметил — сказыват чисто бедняцка рожа, а глаза востры, ну вона как у тово татя, ево седмицу назад словили за кражею. А энтот приметливай — ноги у ево кривы, как на бочке с хмельным сидел всю жись.

-Так, а Велизару сказывал про тако?

-Неа, я только к ему пойду, вначале тебя вот упредить все порешили, мало ли, энта гадская старуха -Яга противна и есть.

-Беги, отрок, до Велизару и обскажи всё в точности, тута не поспешать нельзя, сурьёзное чево-то замыслилося. Ай, стара дурища, неуж во злобе решилася на лиходейство?

-Вандочка, милушка,я побег до Елисея, ты ужо пригляди тута с Фелею вона вместе. Фелька, он злодейку точно не пропустит. А злодеяние како-то замыслилося.

Кот убежал, Фелька взлетел на приступочку над дверью у порога, Вандочка навроде спала на лежанке-то. Скрипнула половица во сенях, робятишки как чуяли — уговорили Ваську оставить, знали про её и наступать не наступали, а чужие все и попадали на скрипучу. Феля встрепенулся, Вандочка приподняла ухо... дверь по капельке зачала открываться. Фелька, наклонив голову, внимательно смотрел вниз. Вначале появилась одна тошша нога в немыслимо драной обмотке, потом всунулся морквин загнутой нос, потом вострый нос, втянув воздух, кивнул сам себе, и в избушку, уже ничево не боясь, ввалилася... А и не случилося ей ввалиться-то... с воплями оказалася она вздернута за шиворот какой-то сиротской одежонки и болталася на высоте.

Засучила ногами, заверещала с испугу-то, да и как не испугашся, когда неведома сила вверх тощит!

-Пуститя, спаситя, люди добрыя! Ой, задохнуся, ой, лююудиии!

Как раз и возвратися Петяня с Даньшею.

-Чево ты орешь?

-Ой, спаситя!

-Ага, тебя спаситя, зашто в избу нашу на воровсто полезла?

-Нет, я ошиблася. Я в гости шлааа!

-Видывали мы, как ты возля крутилася, только дядечка из дому, ты сюды и шмыг!

-Сказывай, пошто к нам полезла, не то так и станешь висеть, а мы враз служивово кликнем.

-Ой, робяты, задыхаюся ить я! — верещала, как резана, старуха и вдруг умолкла, замерла и, не моргая, стала смотреть на Даньшу.

-Феля, отпускай!

Старуха мешком свалилася на пол и все так же неотрывно смотрела на Даньшу.

-Сказывай! — каким-то не своим голосом проговорил Даньша, — сказывай всё!

И старуха заговорила — Петянька аж рот раскрыл, слушая. Старуха и молви:

-Бросили её все, спервоначалу гад и сволочуга кот Васька — ворье поганое, потом стала замечать — друг сердешнай зачал заместо любви всяко дерьмо сказывать, обзывать вот, днями отправил на болото за травкою одною навроде, а когда явилася — начисто обкрадена избенка, и ничево не осталося окромя верной старой метлы! Куды баушке податься? Друг старинной Лешай в обиде смертельной — она над им, будучи невестою Ганькиной, злорадно потешалася, а он зло и затаил. Горыныча две головы стали против-насолила она им много разов, вот и вспомнила про кота. Сколь раз возвертался и хозяйство налаживал, чай и теперя разжалобит. Пошла, долго ли — коротко ли, встренула вот по пути мущину иноземского, обогрел, накормил, да и размякла Ягуся... а он и исполни над ей клятву принудительну. Вот и стала она навроде служанкою у ево, даже и обозвать не могет. Рот замыкается враз, а столь слов накопилося.

Баба Яга все так же неотрывно глядела на ставшие странными Даньшины глаза.

-А здеся велел следить и разузнавать все про Забаву, кота любимого единственного Васечку, проверить ево избу, поискать волшебны предметы — вдруг у ево имеются, да вота и не свезло старушке-сиротинке.

-Все ли рассказала? — опять спросил Даньша-не Даньша.

-Все, как на духу... — она поперхнулася, — ой слыхала краем уха — замыслил энтот лиходей непотребство — Забавушку скрасть, для чево — не успела узнать, по носу дверью стукнул.

-Спи! — Коротко сказал Даньша, и бабка, опав грязной кучею, громко захрапела.

-Петянь, — уже обычными глазами посмотрел на нево Даньша, — ты все слышал, надо всех упредить, штобы беды не случилося!

-Да я уже бегу до Велизара, а ты поспешай ко князю.

-Петянь, ты про мои уменья-то не сказывай, рано ещё про их кому знать-то, не время. Я потом сам объявлюся.

-Да ладно, чево я стукач, ай худо корыто, побегли?

-Пестун Велизар! — Петянька влетел к ему в лавку, задыхаясь. — Тама, энта бабка... Яга Баюнова к нам в избу вломилася, а Фелька ее и хвать! Она верещать, а мы с Даньшею... — сынок запнулся, — мы ее и поспрошали! Ой, неладно твОрится чево-то, я до тебя побег, а Даньша ко князю, дядечка-то тама. Бабка энта, стара карга, сказыват, ктось кривоногай, навроде как из бедняков прикидыватся, да глаз жуткай, ее под клятву и подвел, она у ево как слуга и стань! Мы ее... — опять замялся сынок-то, — ну, усыпить смогли, а сами и бегом! — И вдруг побледнел. — А Забавушка-то, поди, у Досифеи — собиралися бумаги каки проверить... бежим ужо!

Теперь побледнел всегда невозмутимый Велизар. Как они бежали..! Петяньку догнал Фелька, тревожно клекотнув, и Петяня враз понял — тама беда! Понял энто и Велизар — подбегая к конторке Досифеиной на пристани, увидели бешено мчащегося туда же кота и немного в отдаленьи бегущих князя, стражу и Даньшу с Лишкою.

Но не добежав пару шагов до крыльца, услышали грохот, женский надрывнай крик:

-Устииин!

А Устин, с огромной силой выброшенный в окно, летел бездвижнай на землю, подбежавшие первыми два стражника сумели-таки его поймать, тот едва выговорил:

-нас... нас... рул... — и потерял сознанье.

Велизар огромными прыжками заскочил в конторку, увидел в середине крутящийся вихрь-воронку, понял -не успевает, и изо всей силы шарахнул по нему, попав какими-то молниями. Воронка враз изогнулась, задрожала, кружение замедлилось, и после рваного рывка схлопнулась, издав какой-то чмокающий звук..

-Гад кривоногий! — сплюнул Велизар. — Но я ему знатно все подпортил, шиш он попадет, куда собрался!

-Што станем делать? — горестно спросил поникший, держащийся за сердце, Елисей.

-Искать! Сбил я ему настройки все, скорее всего, попали в неведомое место, пока разберется, где и куда идти — полнолуние закончится, а эти гады все свои обряды при полной луне проводят! А нам до следующей полной луны их и надо найти да вызволить, а этому паскуднику... ухх!

-Значит так, княже, допрашивай как хошь бабку Ягу — чтобы все подробно рассказала, пусть писарь записывает каждое слово, особенно про Насруллу — признал ведь его Устин. Затем составляете обстоятельное обвинение для отца Насруллы, тьфу, ну и имечко! В конце дописываете так: в случае поимки вора и насильника на территории весчан — судить станете по своим законам, без оглядки на его происхождение! Срочно отправляешь эту бумагу птецепочтой, да посылай нескольких птиц — у него кроме Яги могут быть такие же под клятвой-принуждением. Сторожу усиль, особенно ночью чтоб бдили!! Я же быстро собираюсь и на поиски. Да Вэйра призову с собой.

-Иш ты, храбрай Аника, одинешенек собралси, ты-то знаш — без друзьев верных ворогов превозмочь ой, как тягостно, чево, не гожуся? — вмиг осерчал кот.

-Годишься, Вась, но у тебя детишки, Вандочка...

-Да? И чево я детишкам и котяткам сказывать стану? Про то, как Забавушку вызволять из лап ворога не решился? Выходит — забоялся энту кривоногу сволочугу? Да как Забавушке-лебедушке в глазоньки ейные глядеть стану? Али я простой кот ужо?

-Ладно, Вась, убедил, двадцать минок тебе на сборы!

-Ужо, Велизарушко, мигом!

Пока Васька с Велизаром говорил — робятишков как сдуло. А в дому-то пыль столбом — Петянька с Даньшею котомки собрали, сапоги натягивать взялися, Ольша котомки увязыват, Лишка ругмя ругатся.

-Чево энто вы суетитеся?

-Ничево, мы тута вместях и решили — помочь наша как никака сгодится. Даньша вона верткай, на разведку по кустам-древам поскачет, я в драке ужо много чево смогу. Да и пацаны, оне могут тама пройтить, где Велизар приметнай сразу в глаза бросится! Лишку вона оставлям на охране — чево Ольша с Вандочкою одне смогут-то?

-Иш ты, разумнаи каки, а не возьмет как Велизар?

-Следом и пойдем! Феля сверху углядит и всяко скажет, куды итить.

-Последне слово за им! — решил кот, наскоро помурлыкал с Вандочкою и побег. А Велизара атаковал охотник — прижился он у вдовицы-то, ужо и робятенка народили, не забывал он Васькиных-то -помогал, деньгу с ево категорически не брали, а вот всяку живность стреленную — энто да, супец-то вкуснай выходил с мясцом.

-Вася, а ребятишки с тобой для ...

-Выслушай нас, пестун Велизар! — перебил ево Петянька и так складно сказал про иху помощь, что Велизар и задумайся, а Васька и посигналь глазами-те, мол, "бери, надо спытать сынка в тягости и лиходействе!" А про Даньшу был разговор-то, про ево взгляд. Не дураки, чай, с котом, поняли оба, как сумели мальчишки с хитрою Ягою справиться — "у ей сто пять пятницов быват, врет вона как дышит!" -когда еще жалился кот.

-Ну хорошо, до первого писка — сразу назад отправлю!

Петянька только носом шмыгнул:

-Добро! Сраму не допустим!

-Значит так, — Велизар оглядел свою.... "Велику рать" — как обозначил всех Васька.

-Никуда без разрешения не сбегать и самими не решать — будем думать все вместе, куда и кому стоит лезть, а куда и нет! Вася, тебя это тоже касается!

-А чево Вася, энто когда было? Да и знаш ты про то из рассказа подпитого Вэйки, вот я ужо с им разберуся!

-Не ворчи, надеюсь, что помудрел.

-Дядечка, а чево тогда было-то? — Всунул любопытнай нос Петяня.

-Ты про Варвару слыхал, ай не? У ей тогда нос оторвали, всурьез, думаш, откель приказка пошла? -отвертелся кот.

Ну не станешь же сказывать мальцам, как на давнишнем шабашу оне с Вэйкою... ох, и хулюганили! Вася до сех пор вздрагивал и просыпался мокрай от страху, когда снилася та гульба... Энто ж надо посля кружки погановки — а все Вэйка:

-Нисколь ты не Баюнов потомок, тот бывалоча полведра зараз махнуть мог!

А Васька как юнец и повелся, энто потом, когда он три дня встать не мог — думал, умрет насовсем, Курьи ножки и попеняли дураку молодому — што погановки в то Баюново время и не было, энто Лешай с Ягою её удумали-сварили. А Вэйка ещё и Ваську себе на хребтину закинул спьяну и ну летать, пугать всех ведьмов и кикимор. Кот до сех пор заливался стыдом по горлушко, чево оне там орали! Вот и дал слово себе, отлежамшись — ни в жись ни погановки не пить — куды её пить-то, от одново запаха скручивало все внутре, ни с Вэйкою на чево спорить! Себе дороже!

-Ну, как люди говорят, с Богом, али ищё с кем, но идем на правое дело — деушек вызволять! — кот выпятил грудь.

Велизар шумнул Фельке:

-Феля, тебя тоже перенести, аль полетишь?

Феля клекотнул Петяньке на ухо.

-Он сказывает — догонит нас сам, крылушки поразмять хочет да и поглядеть, где чево деется! — перевел сынок.

Не знал пока даже Васька, что у Велизара внутри такое что-то зародилось по отношению к Петяньке. Он сам удивлялся, но сынок становился все дороже ему, и на душе при мыслях о нем становилось так тепло. Он точно знал — не случись Васька с его обидою на Ягу — сынка бы точно полностью испортили. Как бы он, Костян, не старался, тому вбили в детскую голову мысли, что Кощей-отец это зло злодейское, и его надо только бояться. А кот с его житейским ворчанием, хитростью, добром в душе и энти ево робятишки сотворили невозможное — недоросль стал разумным и, похоже, храбрым парнишкой.

И Забавушка-лебедушка Петяньку отличала, знать, получится у них славная семья. То, что выручит он свою нежданную, но такую славную Забавушку — нисколь, как говорит кот, не сомневался, браслетик, надетый им на ручку суженой... он, чай, не просто украшенье.

Ну так-то вот и шагнули неведомо куда и очутилися на большой полянке, где возлежал 'драконище противнай', как заорал Васька, едва увидев ево, и побёг обниматься.

-Драконище, ай сколь давно не виделися! Ты, сказывают, приличнай стал, да и давненько не слыхивал я похабень с небесов-то!

-Васька, старый баламут! — в таком же тоне отвечал дракон, подставляя свою большую морду коту. — Я тоже не слыхивал про тебя и твои разборки с ухватами!

-Все в прошлом, Вэйка, — я теперя при робятишках, сурьезнай и тебя вона обставить смог — оженился и приплод жду!

Велизар не вмешивался, зная Вэя, как никто другой — пока эти два приятеля не наорутся, друг от друга не отойдут.

Петяня и Даньша, пораскрывав рты, глядели на дракона и совсем крошечного против него Баюныча.

-Костян! Здорово! Что случилось такого — даже от Марьюшки моей ненаглядной пришлось оторваться??

-А свадебку-от зажал, аспид? — Всунулся кот.

-Вася, ты у меня почетным гостем будешь, мы через пару седмиц было собрались, да Костян знак прислал — помощь требуется, вот как управимся... С чем, Костян? Так и за пиры!!

-Смотри, я злопамятной!

  Дракон и Васька наобнимались-наехидничались, Вэйр наконец-то обратил внимание на отроков:

-Что, детишки, страшный я?

— Не, красивай!

— А так? — дракон пошел рябью, как-то размылся — через минуту вместо дракона стоял симпатичный мужчина, только цвет волос у него был необычный — как жаркий огонь в костре.

-Ух ты, вот это да! Я такова цвета и не видывал!! — восхищенно воскликнул Даньша.

-Костян, это же, — внимательно вглядываясь в Петяньку, проговорил Вэй, — твоя копия, только глаза другого цвета??

-Эхма, — вздохнул Васька, — вот умеш ты, Вейка, в нужну минуту бухнуть дерьма во вкусну кашу!

-Это с чего ты так решил?

-Да присмотрися ужо, — кот горестно вздохнул и кивнул на Петяньку и Костяна — оба, не отрываясь, напряженно смотрели друг на друга.

-Вейка, Даньш, пошлитя, разведам чево, пусть ужо и поговорят без свидетелев! Костян ты энто...

Костян кивнул, едва они ушли, Петяня отмер и каким-то не своим голосом спросил:

-Ты што же, и есть Костян-Кощей Бессмертнай?

-Да!

-И ты как есть мой папаня навроде прикащик?

-Да!

-И пошто вы тако со мною, чай понЯл ба?

-Что ты понЯл ба, когда в твоем разговоре о Кощее только и слышно — страшнай, жуткай! Ты думаешь -почему совсем не помнишь про прежнее время? Да идиотом был, спал и жрал, ябедничал и рыдал! Не случись Васька, потом Даньша и Фелька с ребятишками — что бы из тебя выросло? Потому и притушили тебе воспоминанья — самому противно будет того себя помнить!

-А пошто не сказывал-то, когда в обученье взял?

-А ты принял бы такую правду?

-Нне знаю, только обидно — дядечка вот сказывает, врать нельзя, а сам?

-Петь, — притянул его к себе Костян, — сын, ты его не вини — я так задумал.

-Пошто тогда ты меня и не воспитывал, не учил вона драться и другова ничево не сказывал?

-Сказывал, сын, сказывал, а ты ногами топал и рыдал до икоты!

-И я тебе нужон, выходит?

-Еще как!

Петяня вдруг всхлипнул:

-Я думал, нетути у меня никово из родни, только дядечке и нужон! Думал — он навроде утешат про отца-то!

Костян крепче обнял его:

-Петька, я так тобой горжусь!

-Чем жа?

-А ты у Васьки свои порты спроси, в каких из дому уходил, посмотри, что было и что стало!!

-И ты теперя станешь меня сыном звать?

-Да, только при своих — не время мне пока в настоящем обличье показываться, потерпи немного, вот спасем Забавушку с Досифеей, я и объявлюсь.

-А по душе ли тебе Забавушка? А то я подрасту и враз на ней оженюся!

-По душе, только вот я-то ей придусь ли по нраву?

-Она разумница, на злато-серебро и не клюнет. Она хорошая, у ей душа така теплая!

-Знаю, сын, знаю!

-И я тебя могу папкою называть? Когда никово и нетути? — Петянька плотнее прижался к обретенному отцу и счастливо вздохнул. — Знаш, как я мечтал-то: вот бы отец у меня как пестун случился! Я было осерчал чудок вначале — теперя... ух! Фелька явится, тожеть возрадуется!

И помявшись, спросил:

-Папка, а мамка моя, она чево, преставилася? — и зажмурился, ожидаючи.

-Лучше бы преставилася! — вздохнул Костян. — Мы с Васей условились тебе про нее так и сказать, но это опять вранье будет. Она жива, но не оказалось у нее любви ни ко мне, ни к тебе.

-Энто как?

-Сказала — оба не нужны, каменья и злато затребовала!! -Вона как, и ты тожа не нужон? Ну и не жалаю об ей думать-то! А она не возвернется ли?

-Нет!

И притих Петянька под боком у отца обретенного, а тут и Васька с Вейкою и Даньшею явилися! И было на морде кота виновато выраженье, увидев сидящих в обнимку Костяна и сынка — возрадовался, но не выступить не мог:

-А ты как думал-то, ежли б узнал, што Костян тебе отец, слушал бы меня али вычуры ставил?

-Дядечка, порты мои те сохранилися?

-А как жа!

-Покажь!

И ужахнулся Петяня:

-Энто же мы с Даньшею и Лишкою вместях влезем в одне? Эко место... я такой жуткай был?

-Хужее, знаш, сколь разов хотел тебя взад возвернуть-то? Противнаай был! — Ворчал Васька, а в душе-то ликовал — не случилося невзгоды. Иш, каков стал паренек-то — разумнаай!

Петяня не отходил от отца — ловил жесты, вслушивался во всяку речь ево, и видно было — распирала радость-то. Но молодчага, не заворачивал носа, наоборот — подслушал Васька, сидючи в кустах недалече, как он сказывал Даньше-то:

-Ты так-то не думай плохова — ничево и не поменятся, я с отцом вел ужо разговоры-то за нас за всех. Как жа нас теперя разделить-то, мы, чай, роднея родных! Я вона как без Фельки тоску заимел, так-то и без вас! Отец сурьезно сказывает — все станем вместях и проживать, тама у ево, у нас значит, места много — на кажного по целым хоромам можно, а я и не хочу так-то! Попривык возля всех быть! Отец сказывает, как сами и захочем! Не, учиться станем тута, а на отдохновенье у — чудно так — нас бывать! Даньш, ты потерпи чудок, я вот уразумею как, што он взаправду есть, и я ему нравлюся теперя, так и очнуся, ты только не серчай!

-Не, Петянь, я не серчаю, у меня когда мамка живая была, знашь, как лепотно было. Ты вон про мамку и сказывать не хочешь, а моя... она раскрасавицею была... да вот... — Даньша смолк.

-А и поплачь, оно легше станет, я признаюся тебе — так-то вот у дядечки возрыдал, а он и молвил: надо слезьми умыться, и полегшает! Я и забуду про тако дело, кто ж горе чужое выставлят наружу!

-Петь, я... я... — Даньша и впрямь всхлипнул, а кот чудок не сорвался — бежать свое чадо утешить, да вспомнил — подслушиват ведь, достоинство все растерят вмиг, не станут в ево детишки верить-то!

А Петянька чисто мамка и утешал Даньшу-то, кот за свою долгую жись знал — добро слово, оно утешат. А недоросль-то разливался под Даньшины всхлипы:

-Смотри — у Вандочки скоро котяты народются, оне таки пушисты — не мой Фелька, тово гладишь — чисто вона доску — ежли на пузе помягче только и есть перья, а котяты, да как Вандочка пушисты... ух! Спишь вот так-то, а на тебе клубок пушистай, теплай!! Смотри: птиц имеется, кошков скоро тожеть заимеем, каку животину отец привезет, или вона Вей козла горнова грозился поймать, сказыват, у ево рога-то востры да кручены — станет тако наводить ужасть на всех! Заберется какой тать, вона, как Васи Баюныча стара змеишша — козел ево ррраз, и полетит хтось ажно на кудыкину гору! Даньш, у тебя глаз повострея, али мне пригрезилося, али вона точка далече, не Фелька ли?

-Две! — сквозь слезы сказал Даньша, шумно высморкался и возрадовался: — Наши энто! Феля с дядь Ферапонтом!

-Знать, сурьезнай супротивник энтот Насрула, штоб ево осиною гнилою придавило, да прямо насмерть, вот ведь сколь горести от одново идиета случается!

-Феля! Я тута! — закричал, вскакивая, Петянька.

Васька задом выполз из кустов и сиганул на поляну, тама притворился — навроде он тута и лежал, шумнув Костяну с Вейкою:

-Я здеся давно сплю!

Вейка прищурился, а гадость вставить и не успел — на поляну робятишки с золотунами ввалилися!

-Ферка, ты ли это, или глаза меня обманывают? — раскинув руки, пошел к Ферапонту, тот тоже -распахнув крылья, поспешил к Вейке, уж и обнималися оне.

-Друг ты мой, сколь лет не виделись! — хлопал Вейка Ферапонта изо всей мочи, тот смеялся своим необычным смехом и тоже налупливал драконищу по плечам. Отстранилися друг от друга, и дракон увидел Фельку:

-Знать, наследничек подрос!

-Здорово, золотун!

Фелька, вежливо так склонив голову, клекотнул в ответ.

-Ферк, он не говорит?? — изумился Вейка.

-Забыл? — ответствовал тот. — Раньше чем через год не будет!

Его перебил радостный вопль Петяньки:

-А-а-а, Феля! — отрок подхватил своего уже не маленького золотуна и закружился с ним по поляне. -Даньш, от энто щастье у нас случится, Феля станет говорить!

ГЛАВА 10.

Забава с Досифеей уставшие, но довольные — сошлись все их цифири, собрались испить чайку травяного. Устин оказался тем ещё мастером в умении заварить его, выходил чаек знатный, душистый — побежал заварить, и сидели, негромко переговариваясь, подружки.

-Что, Забавушка, не объявлялся твой ...ян?

-Нет, но браслет стал другой — такой теплый, вроде как поглаживает руку мою.

-Знать, скоро явится суженый твой! — авторитетно заявила Досифея. — Похоже, на самом деле далече был, а сейчас поблизости где.

-Девоньки, несу! — открылась дверь, и вошел Устин с подносом, на котором исходили ароматным парком три красивые иноземские кружки — Велизар расстарался, привез красивую чайную посуду и для Забавы с батюшкой, и для ближней подруги Досифеи, а уж благодарили они его — знатная ведь роспись на них, чудная с жаро-птицами иноземскими. Вот и получали двойную радость все — и чаек попивали, и любовалися дивными узорами на кружках, на блюдцах-сахарницах.

-Устинушко, а бараночки где же?

-Ох, Феюшка, забыл, я мигом!

Забава с удовольствием наблюдала за ними — видно было, что пара друг другом не налюбуется.

-Вы такие... такие оба — заботливые, сияющие, я так рада за вас!! — Забава порывисто обняла подружку.

-И у тебя так-то сложится, вот поверь мне, Пичужке!

И обе засмеялись, Пичужка с детства была полная противоположность своей фамилии, батюшка Досифеин бывало говаривал:

-На сына настраивался, всему ведь случилося быть моему во внешности-то и стати, да только природа али Боги подшутили надо мною, низ у ребенка подправили. Но дочушка у меня иного мужичонку за пояс заткнет!

Забава отхлебнула чайку и зажмурилась от удовольствия, а дверь как-то резко и распахнись.

-Что... — вскинулась Досифея и удивленно уставилась на какого-то кривоногого оборванца, что ухмыляясь стоял в дверях. — Ты хто таков, чего себе дозволяешь? — Досифея, не привыкшая пасовать в любых ситуациях, стала вставать со стула.

Этот гад взмахнул рукою, и она прилепилась к стулу.

-Ах ты, сволочуга!

А Забава, что-то углядев в этом оборванце, удивленно спросила:

-Насрула, что тебе надобно? Почему ты, как тать?

-А надобно мне — те... — он не договорил, на голову ему обрушился поднос, это сзади его огрел Устин, торопливо бежавший на вскрик жены. Насрулла покачнулся, но сумел-таки сделать пасс руками, и вынесло Устина из окна. Как вскричала Досифея-то:

-Устииин!

А гадёныш кривоногай ощерил свои такие же кривые зубы и зашипел чудные иноземские слова, девушек каким-то вихрем смело со стульев, в последнюю минутку Досифея сумела-таки ухватить свою тоненькую подружку, понимая, что разнесет их этот вихрь в разные стороны, где потом и искать-то, и закружилися они в какой-то карусели. Потом что-то развернуло вихрь в другую сторону, хлопнуло, хлюпнуло и упали они так вот, обнявшись, на какой-то куст, который, к счастью, разросся, и девушки на нем не покалечились.

Гадёнышу повезло меньше — упал в колючий боярышник, рожу всю изодрамши, да и одёжка тоже не выдержала встречи с колючками. Пока чертыхался и выпутывался из куста, Досифея успела отряхнуться, оглянуться и шепнуть Забаве:

-Не дрейфь, мы ему кровушки попьем!

-Ну что, колдун клятой, где твои хоромы? Неужто в лес хотел просто заманить глухой? Ты же лесов-то совсем не знаш, чай, в пустыне обиташся?

-Асс... бими... шай... — бормотал колдун, вытирая расцарапану морду.

-Во-во, прежде чем колдануть, надо умом пораскидывать, нук чего не так случится, — в нашей вотчине и люди, и Боги, и всяка нечисть — всё другое. А наша-то, простите меня, — поклонилась до земли Досифея неведомо кому, — что я вас так-то назвала. Не знаю, как правильно сказывать, жители и духи лесные, не держите на нас зла-то, сами видите — похитили для неправедного зла-насилия, вот и прошу вас -подмогните девам невинным, во зле не замешанным, да лиходею застите путь-то его неправедный! А и будете вы у Весчанского князя и его людишек во веки почитаемы, и кто обидит вас когда — станет ответ держать перед Князем. Забавушка-княжна тому порука.

-Да, слово мое твердое, кое-кто из вас знает — никогда его не нарушаю, давши-то! — Теперь уже низко кланялась Забава.

И налетел на них легкий такой ветерочек, чуть пригладил их взлохмаченные головы и улетел.

-Ну, сказывай, колдун клятой, чего от нас тебе надобно?

-От тибя ничиво — Забав нужен!

-Ишь ты, а в огледалу на себя давно смотрел ли? Ты ж страшон, на тебя днем жутко поглядывать, а ночью-то, увидев — преставишься, проснувшись возля тебя. Тебе бы змея кака, али вон, баба Яга подошла. Она, сказывают, помолодевши, симпатишшная стала, ночью-то.

-Язык отрэжю!

Смоги! — не осталась в долгу Досифея, специально ставшая говорить по простонародному — пусть-ка поймет чего!

-Значит, как только подживет твоя нога — полезешь на дерево, надо оглядеться и понять, куда идти.

-Што ти сибе пазваляишь, женьщин? — зашипел перекрещенный в Альки.

Досифея с минуту смотрела на него, потом скомандовала:

-Забавушка, поднимайся, пошли! Нам с этим идиотским похитителем не по пути!

Девушки бодрым шагом двинулись с поляны.

-Э-э-э, я вас...— Алька, забывшись, опять пытался колдануть, но видать, Леший и все его подчиненные уже определились с симпатией, и заместо колдовства случился пшик, да еще и налетевшей пылью глаза запорошило!

-Ай, бисм... — закашлялся и завопил Алька. — Э-э-э, стой!

-Еще чего? — не оборачиваясь, ответила Досифея. — Это ты там у себя ты кто-то из многочисленных родственников, которых вынуждены терпеть, а в нашей родимой сторонушке ты даже захудалому плетню не родня! Это еще Леший Иваныч за тебя не взялся, он ужасть как не любит непрошенных гостеньков, да и которые без уважения к нему начинают командовать почем зря! Покедова! — и девушки скрылись за кустами.

Как взвыл Алька, да кто его такого, совсем без колдовских умений, испугался!

Перед девушками тут же оказалась тропинка, по которой они и пошли, как оказалось — к небольшому ручейку. Умылись, напились и, поблагодарив лесных обитателей, присели на упавшее от старости дерево.

-Непорядку, я смотрю, здесь хватает! — приметливая Забава рассуждала вслух. — Лес такой замечательный, да вот упавшие трухлявые деревья не дают молодняку расти стройными и красивыми.

-А коль така вумная — подмогнула ба, а то ишь — указыват! — раздалось с дерева.

-Не ворчи, Иваныч, я не в укор — попривыкла все содержать в порядке. Тебе бы здесь настоящего работника, чтобы приглядывал за порядком.

-Хде ж такова взять-та?

-Имеется один на примете у меня, вот доберемся до дому — поговорю, только, чур, не шутковать с ним! Он мужчина серьезный, охотник знающий, зверюшек не станет зазря обижать — наоборот, ты зимой спать будешь, а он обо всех озаботится — кому сенца душистого припасет, кому сольцы лизнуть насыплет.

-Не справится! Владеньев у меня немало! — проскрипело с дерева.

-Справится, детишки из средина станут помогать, из них, глядишь, не один и не два найдется желающих в лесу проживать-то, сиротские они!

Досифея поддержала Забаву:

-Точно, ты озаботься вот чем еще — на кораби нужда большая имеется в лесе хорошем, мы задумали с Устинушкой, — она странно всхлипнула, — два самых крепких выстроить, да вот не ведомо мне — жив ли остался мой желанный после этого Засрулы?

-Не печалься, дева, обузнаю про ево. А ндравитеся вы мне, девки! — по свойски совсем проскрипел Иваныч. — Може и останетеся у меня, в картишки станем перекидываться, поганов... энто я не то брякнул, звиняйте, байки стану сказывать, скушно мне теперя! Вейка вона совсем остепенился, бывалоча чево только с им не вытворяли опосля погановки-то! Марья его к рукам прибрала знатно, Горыныча головы все брешут промежду собою, а стара дурища Яга, виш ли, друзьев всех на всяку заразу променяла, разо... расплевалися мы с ею, хто ж проверенных друзьев-то менят на всяку дрянь? Бывало в картишки у ей собиралися — ох, Васька шипел и матюгалси — мы жа опосля погановки шебутными становилися... эх... чево только не случалося. Яга-то заводна — чуть подопьет, а дури в ей больше, чем у нас с Вейкой вместях случалося, и:

-Пошлитя, попужаем ково!

-Натолкемся в ступу все — Вейка иной раз и зад отрыват от лавки с трудом — куды уж лететь, Горыныча головешки все перекрутются — потеха! В ступе хто на ково упал и понеслися, а потома Васька опять матерится да и не повторит чево два раза-то, похмелят, а ништо к вечору и оклемалися!!.. Ох, сколь раз зарекалися, но ить натуру фулиганску рази переделаш? А теперя — скууушно, — он враз замолчал, потом скрипуче засмеялся:

-Девки, вы замечательны, вона как ваш Засрул, имя у ево хороше, тама причитыват, я ево малость попужаю, а вы пока тута приберитеся!

Сверху шлепнулся с бряканьем большой узел, и скрипучий хохот раздался в той стороне, где осталась поляна! В узле оказались весьма нужные вещи... но в каком жутком виде! Закопченные, засаленные: небольшой котелок, плошки, согнутые грязнющие ложки, кривой нож с треснувшей деревянной ручкой, черные, с наростом грязи кружки... Досифея усмехнулась:

-Хитер Иваныч, небось, отобрал эту грязь у самых никудышных разбойничков, а нас вот проверить решил-как мы его подарочек воспримем? Пошли, подруженька к ручью?

-Ты, ручееек говорливый, и ты, водица вкусная, простите нас — нанесем мы вам грязи, да нет другого способа все непотребство отмыть-очистить! А чтоб убежала эта грязь поскорее, жители лесные, кланяемся вам с просьбишкою — помогите немного — есть у вас мылен корень, поделитесь с нами им!Негоже такую славную водицу поганить сильно! — нараспев заговорила Забава.

Прочирикавшая что-то пара пичужек, сидевшая на ветке и любопытно рассматривающая девушек, дружно сорвалась и полетела куда-то! Затем из-под ветвей ивушки, что свесила косы зеленые до воды, и словно красна девица свои волосы, полоскала их в воде, показались два маленьких зверька и, смешно тявкнув, скрылись под ветками. Через пару минут появились опять, теперь уже подольше похрюкав, один лапкой махнул, как бы зовя девушек.

-Это они нас зовут? — догадалась Досифея. — Пошли!

За недальним поворотом оказался кусочек бережка с мелким песочком.

-Как славно, да вот бы вехотку какую? — Досифея обратилась к зверькам, которые не убоялись и на небольшом расстоянии наблюдали за ними. Теперь уже одобрительно пискнув, оба исчезли в высокой траве.

-Давай-ка сарафаны скинем, все одно нас здесь никто не увидит, а одежки у нас больше никакой нету, поберечь надобно!

-Смотри, смотри! — воскликнула Забава. — Ай, благодарствуем, жители лесные!

По водице неспешно плыли многие пучки с мылен-корнем и еще какими-то травами, а зверюшки, появившись из ниоткуда, еле тащили лыковое мочало.

И закипела работа — девушки терли всю замызганую посуду песком, драили мочалом, осмелевшие зверьки, а их набежало уже с пяток, сначала с опаскою, потом осмелев, смешно уцепив лапками, кидали отмытое в воду, полоскали там и вытаскивали на камушки посушить. Когда заявился Иваныч — Забава с Досифеей уже собрали отмытую утварь, и сохли на ближайших кустах постиранные сарафаны и узел, оказавшийся симпатичной домотканной скатеркой.

-Удивили меня, безмерно, — раздалося скрипуче из под ивы, — я мараковал — рученьки у вас белы, неприспособлены!

Девы молчали.

-Девки, вы чево молчитя, ай, обиделися? Девки? Отомритя ужо!

-Отомрем, если не станешь дурить — выходи, что ты, как тать лесной, прячешься? — подначила Досифея.

-Чччиво? Я — и тать? А знаш ли ты... — из под ивы выскочил взъерошенный, заросший какою-то паклею заместо бороды, мужичонко, мелковат-неказист, торчал из пакли нос-сучок и воинственно посверкивали глазки-бусинки. — Да я...

-Вот так-то лучше станет, Леший Иваныч, негоже тебе по кустам-деревьям хорониться, ежли согласен с нами дружбу водить!

-Да как не согласен — коли все мои животинки только и гудят про вас! Вы пока тута стирки-мойки устраивали, все почти на вас поглядеть добегали, вона, по кустам хоронилися, но сказывають одно, -Леший поднял вверх сучковатый палец, — сказывають — помогать вам согласные!

-Так и отправь нас до дому поскорее!

-Да я бы, девки, хош чичас, да вот далече вас занесло с энтим засрулом, болото впереди гнилючее, и сидит в ем злобный болотник... — Леший покаянно опустил всклокоченную голову. — Мы в ту пору с им, мало что, посварилися спьяну — так ишшо и в болоту евоную пакостну жужель запустили. А жужель и разведися тама, болото вонят, сладу с ими нетути, болотник нас и объяви своми врагами-то. Ягуся думала в ступе-то над им пролетит — как жа, такой фонтан грязи выскочил снизу-то! Кабы не верна метла — догнивала б ужо в болоте, али жужель изгрызла. Вот я и удумал — можеть, миром-то болотнику и воспоможем, и мировую разопьем? Я по такому случаю давно винцо занятное припас — ишшо когда мне Костян ево ссудил, да, виш, болотник и слухать меня не жалаит. У ево дочки подросли, я б и оженился да сурьезнай стал, да виш, кака штуковина — обида с давнех пор имеется. Девки вы разумны е-подмогнете мне, и я вас не забижу! Чай, не понял — за вас меня по ветру развеют, случись чево! — он остро взглянул на оголенную руку Забавушки, на которой был браслет.

-Суженай твой — мущщина на разговор короткай — прибьет, не задумаясь ни капли, с им связываться — это ж почище нас всех враз взятых.

-Что, тоже хулиган? Как его хоть зовут?

-А вот энтого, дева, я тебе сказывать не стану. Раз не назвался — стал быть, на то сурьезна причина имеется! А нащет фулюганства — неет, он наоборот — нас сколь раз из дури всякой вытаскивал, но резкай, скажу тебе — мы с погановки-то зачнем кочевряжиться — как жа, нас вона сколь супротив одного-ту, шиш вот тебе, фигу с маком! Никто ево и не поборол, даже когда шуткует, но справедливай -свяжет, бывалоча, посля погановки нас, мы отбуянимси — тут жа развязыват и Ваську с ево гадостной -фу, вспомнил вота, водицею призыват. Нас выкручиват, а суженай твой только усмехатся, сколь поганков у меня извел — не счесть, так бы всех и изничтожил, да заварушка, виш, случилася у ево. Вейка тама на подмоге был, потом вота Марью углядел всурьез. Я с Ягою рассобачилися, Лихо во дальни края унесло, Горыныча не видать — заботов с третьей головушкою случилося много, Васька-вредина в люди подался... распалася кумпанья, эхх! Девы, а чевой-то вы меня и не стесняетеся, в однех рубахах? Али я не мущщина? — хитренько блеснул Леший глазками.

-Да сарафаны сырые, пока солнышко — посохнут, оденем. А мущщина ты никаковский!

-Этта чево, оскорбленьев вываливать станешь?

Досифея улыбнулась:

-Не угадал — наоборот, мы с подруженькой хотим тебя малость образить — вид-то у тебя... одичалый!

-Я завсегда так-то должон пужать и закруживать! Но девки кикиморки, оне меня бракують, да.

-Так и давай сделаем из тебя загадошного, пусть-ка попробуют узнать?

-Иш ты, ох, и лукавица ты, дочь купецкая! А чево, девки, давайтя я вас в платья царицы морской с каменьями самоцветнами разряжу!

Как засмеялися обе враз.

-Вы чево энто?

-Да с каменьями самоцветными, да по кустам-буеракам, хи-хи-хи, тяжесть таку таскать? И ткань у тех платьев плотная, не, Иваныч, нам бы по лесу идучи, портки не помешали — и не зацепишься, и ноги не оцарапаешь.

-От задача! — Леший полез в бороду. — Дайтя думу подумать!

-Думай еще и про ножницы, гребшок какой, мыло и... поесть ведь уже захотелось!

-О, увлекли меня своею красою, все с вами позабывал, ну-кось, ухи закройтя и зажмурьтеся!

А когда открыли глаза девы — лежали на пенечке неподалеку тушки двух запеченных птичек! -Вота, угощайтеся — гроза случилася с жуткими молоньями и изжарила птичков, чисто на костре, вона тама ишшо и лук-чеснок дикай, понанесли любопытнаи и ягодов тожа, угощайтеся, я пойду про портки узнаю.

Девушки поели, не забыв поблагодарить лесных обитателей за заботу, Забава негромко попросила: -А нельзя ли нам травок для чайку целебного?

В кустах зашуршало-затопало, вскоре на их небольшую полянку робко выглянули два зайчишки, смешно подрагивая ушами, залопотали что-то.

-Вы травки принесли, маленькие? — догадалась Забава. — Не бойтесь, мы не причиним вам зла!

И вот после таких-то слов на край полянки робко, опасаясь чего-то, стали выходить зверушки.

-Да какие ж вы все красивые и славные! — восхитилась Забава, не делая ни одного движения. — Идите сюда, поближе, я вас поглажу!

Зверушки замерли в нерешительности, а потом маленький такой, худенький зайчишка — решился, заметно припадая на одну лапку, поковылял к Забаве, приостановился, она протянула к нему руку:

-Иди, не бойся.

И зайчишка решился — неловко скакнул, она бережно взяла его в руки, осторожно погладила, приговаривая ласковые слова, до тех пор, пока ее ноги не коснулось что-то пушистое. Увидела возле себя уже пяток зайчишек. Аккуратно посадила возле себя первого храбреца и протянула руки к другим. Где-то через полчаса на полянке были не только зайчишки, крутились возле ног Забавы и Досифеи, выпрашивая ласку, рыженькие остроносые лисятки, потявкивали щенки-волчата и выглядывал из ближайшего куста забавный медвежонок, не знали деушки, что за ними настороженно следят мамы детишек, готовые в один миг рвануться на выручку.

Медвежонку надоело выглядывать, он клубком выкатился на поляну, сердито рявкнул на волчат и подлез под руки к Забаве.

-Михайло, ты самый большой, пошто пугаешь меньших? — поглаживая его лобастую башку ,ласково попеняла Забавушка, медвежонок только урчал, подставляя то одно ухо, то другое.

А затем из леса вышел лось, да такой, что девушки дружно ахнули — высоченный, важный, а на его ветвистых рогах висела всякая трава. Неспешно ступая, он подошел поближе и, Забава могла поклясться, с большим достоинством наклонил к ней голову, предлагая снять с его необыкновенных ветвистых рогов всю эту траву.

-Батюшки, это же целебные всякие травки, я просила немного! Благодарю тебя, великан-красавец!Дозволишь тебя погладить?

Конечно же, он дозволил. А после лося как прорвало — на полянке появились мамы детенышей, каждая пришла за своей порцией ласки от добрых человеческих самок. Обласканное зверье вскоре разбежалось, Забава занялась лапкой храбреца зайчишки.

-Тут нужно ему лубок наложить. Досифея, надо нам озаботиться лечебницею для зверушек, кому лапки, кому другие раны лечить.

-Дело задумала, краса-девица, — поддержал появившийся Леший, — совсем слабых-то и спасать не надобно, должна жа пишша быть для зверьев моих, а такова вот, шустряка, ежли подлечить — самым главным из зайчишков станеть. Ой, как не здря вас утошшил энтот злодеюка! Не, я не по-таковски сказанул, — видя их возмущение, замахал руками Леший, — тута не здря очутилися, к добру! Вона, даже Лонька сподобился — забежал, я ево ужо сколь не видывал, а тута: нате-здрасьте, прибег, да траву нужну на роги уцепил, вы чисто волшебно слово сказанули — завтре ишшо боле набегить зверьев, они любопытнаи, да таковсково николи и не было — человеки добры гладют и хвалют.

-Иваныч, когда тебя станем ображивать?

-Да принес, принес я все, даже гребень вота, частой, из-за ево и припозднилси, едва с ножками курьими в мусоре и углядели — Васьки нетути, ох, и ад кромешнай у дуришши! ..Замуж она собралася, да хто в здравом уме на ее согласится, ежли опосля бочки погановки и то сбегить, очухамшися! Ну не про ее речь, зачинайтя.

И девки зачали — сколь много страданиев получил Леший, возопил, когда мылен корень в глаза и рот залез, плевалси, охал, торговался за кажин клок брады своей, но Досифея, у нее не забалуешься. Отмыли, подстригли, срезали лишние патлы и увидели все звери и всякие чуди лесные, явившиеся на такие-то завыванья Лешего, чудо-чудное, диво-дивное: вместо страшнющщего, заросшего, жутковатого Лешего стоял возля них... э-э-э... очень даже приятственной мущщина! Подстриженный, причесанный с аккуратною бородкою...

-Экой симпатишшнай, Иваныч, да тебя за вьноша можно щитать, и красив ты стал! — восхитился кто-то зеленый, висящий на ближайшем дереве. — Смотри, девки наши лесныя свару устроют, отбою от их не станет!

-Я, энто.., где углядеть-то себя?

-Вота! — кто-то враз организовал посреди полянки лужицу с неподвижною водою.

Леший заглянул туда:

-И чево? Мужик какой-то блазнится, я-то где?

Как заразительно засмеялися деушки, а за ними и вся полянка залаяла, закашляла, засвистела.

-Ти-хха! Энто чево — тама я?

-Ты, Иваныч!

Леший долго вглядывался в непривышнай вид, потом вздернул сучковатой нос:

-Эдак я первай жаних стал?

-Первай, первай, — передразнила его Досифея, — пока опять не зарос как дикий бродяжник.

-Ух ты, эдак я и к вам в гости могу наведываться, с князюшкою разговор-беседы весть?

-Да!

-Я подумаю, можеть и в жонки деву каку навроде вас возьму? Как, девки, тако могет быть?

-Ежли по нраву кому придешься, да сердце откликнется ее, — серьезно сказала Забава.

-Вот вам за труды порты всякие, выбирайтя, я энти... расписны-расшиты... э-э-э... брать не стал.

-Спер что-ли где? — Выдала Досифея.

-А и спер, где я в моих владеньях порты найти должон? Тама много всякова виду портов-то, не увидють, чай! А, забыл совсем — засрула вашенский горюя — один кругом, безрукай, не умет ничево, да зверушки ево пугать взялися, пользительно опять жа — не след наших девиц-красавиц уворовывать! Мокро место вить остнется скоро от ево, суженай твой во гневе ох и... не, не страшной, сердитай. Мы с Вейкою пару раз нарывалися на ево такова... Да... я мало чево и ково боюся, но с им лучче в дружбе жить! -Ох, девки, вы за малое время таки заметны стали — всяка лесна живность об вас только и талдычит. Досифеюшка, и чево ты за Устинку-негодника взамуж побегла? Вона я каков мущщина стал, не будь ево и глянулся бы тебе? Не ведал,што така краса у тебя, Забавушка, в княжестве проживат! Припозднился энтот засрула, я ба... — поблескивая хитрыми бусинками, плел кружева лести разомлевший Леший. — Ох, и жарка любовь случилася ба меж нами! На руках носил ба!

-Иваныч, не завирайся, я дева не один пуд весу, не удержишь вот!

-Как энто не удержиш, а вот как ухвачу!

-Я замужняя!

-Вот энто и плохо — обскакал меня ухорез! Вы тама поищитя зазнобу подходящу, да не робкова десятку! А уж голубить стану...

-Лонь, — враз подобрался Леший. — Чево?

В отблеске костра появился давешний красавец. Леший посеменил к нему, приставил ладонь к уху и долго слушал, чево ему нашептывал Лонька.

-Вона как? И не боятся, знать, Ко... и про меня так-то сказыват? Разберуся ужо с пришлыми! Ну, девы, не до шутков теперя стало — стригой незваной приперси в мои владенья, да и разор устроил на на дальней болотинке, мавки вона поразбежалися, кикиморков молодших полонил, побегу я, вы тута не зевайтя, зверье всяко вас упредит, но ухи востритя!

-Что за стригой такой? — спросили в голос девы.

-Да виш ли, из перевертышев он, тама, в ихих землях давно непотребство твОрится — к нам оне не лазили, ну и мы их не трогали. А энто, виш, оголодамши али ишшо чево, на мою вотчину приперемшися, не потерплю такова! Я Потапыча, Лоньку, волчар с собою возьму, вы тута бдитя, засрула к утру до вас доковылят, в дело приспособьте, али не мужик?

-Дормидонтовна, слыш, ты тута за старшую остаесси!

Из-за кустов послышался негромкий медвежий рев.

-Явися, штобы девы опосля не испужалися!

Явилася медведица — крупная да разумная, выслушивала наставления Лешего и качала лобастой башкой.

-Смотритя у меня тута!

-Забавушка, гребень-та частой, он тожеть могёт пользительным стать, при нужде кинь его оземь и воскликни:

-Встань тута лес непроходимай!! Не пущай никакова супостату!

-Ну, девки, я побёг!

-Иваныч, а ежели подмога нужна станет?

-Мавок пришлю! Эхх, не дають красивошным побыть всякие... — Леший крутанулся вокруг себя, ухарски захохотал, и как и не было его здесь.

-Дормидонтовна, — уважительно поклонилась медведице Забава,— надо бы костры разжечь или пусть звери лесные ночью сторожу устроят?

Медведица отрицательно помотала башкой при словах о костре и согласно кивнула на сторожу.

-Значит, так тому и быть, мы с твоего с согласия поспим немного?

И уснули девы, а возле них набежали и улеглися детки малые лесные — и девицам теплее, и детки под присмотром. Ночь прошла спокойно, по утру, как и сказал Леший, приковылял, тяжело опираясь на сук, весь схуднувший, измученный Алька.

-Я хател сыказат — ни буду болш плох гаварит, один савсем — бида!

-Смотри, у меня разговор короткий: чуть что не так — в рожу враз получишь! — беззлобно ответила Досифея

-Ни буду! — боязливо косился Алька на спящую неподалеку медведицу. — Ай мэй, эт страшн звер видмед, чилавек нэ лубит!!

-Не обидишь никого — не тронет она тебя. Так, нахлебничек, выбирай, что делать станешь — али сучья таскать, али здесь их рубить-ломать?

-Зыдес — нага нэ идет савсэм! — И упарился засрула ломать-рубить большим тесаком сучья, да еще запахи, разносящиеся по всей поляне от готовившегося в котелке варева, отвлекали, он шумно сглатывал слюну и умильно поглядывал на Досифею.

-Во, голод, он не тетка, вмиг научит вежливым словам!

День быстро промчался,вроде дела-заботы, а на душе у девушек было как-то смутно. Забава уговорила-таки шустрого зайчишку, и закрепили заднюю его лапку, замотав лентой, оторванной от подола нижней юбки. Из ленты же связали наподобие маленькой сумочки, и сидел в этой сумочке на груди у Забавы зайчишка, и гордо поглядывал на всех остальных зверушек.

Досифея гоняла Альку, тот непрестанно бурчал себе под нос, угрожающе сверкал глазами — опять же, если не видела эта шайтан-баба, прилетало уже пару раз за такие взгляды — спасибо, тряпкой, у такой и дрыном получить вмиг можно.

А уж когда совсем никто не видел — долго задерживался взглядом на аппетитной, выдающейся части... того, что ниже талии. Их томные восточные красавицы были, конечно, хороши, но вот представить их здесь и сейчас... Алька аж холодным потом покрылся. Сейчас тут бы было море слез, истерики и капризы. Эта шайтан умела все — и позавидовал Алька этому Устину жуткой завистью, и дал себе слово -если сумеет выбраться из неудавшегося похищения — а ведь понял он, кто помешал ему, — то возьмется искать такую вот громогласную, ехидную, скорую на все — женщину.

Как-то поутихла малость сжигавшая его эти два дня ненависть, да и окажись он в этом месте полный своих колдовских сил — давно бы перенесся к себе! Он скрипнул зубами от досады, и тут же ему прилетел подзатыльник.

-Я тебе поскриплю, собака узкоглазая, ишь ты, как жрать — первый лезет к котелку, а как сучьев натащить — зубами скрипит. Больше говорить не буду, тьфу три раза, сиди, гад, голодным!!

-Да я ни слишял, думаль много! — поспешно вскочил колдун и, прихрамывая, пошел в лес.

-Надо же, и не огрызнулся? Забавушка, что это с ним?

-Думаю, вынужден стать на время таким, не дай Всевышние, колдовство вернется!

На следующий день, ближе к обеду, появился на поляне молодой волк — весь ободранный, с запавшими боками, доковылял к ручью и долго жадно лакал воду.

На поляне все терпеливо ждали, понимая, что вести он принёс плохие. Волк напился и долго что-то пролаивал Дормидонтовне, иногда срываясь на жалобное повизгивание. Досифея и Забавушка уже поняли -там, куда ушел Леший — беда.

Так и оказалось — медведица смогла прорычать:

-Стригоев... пять... они... Хозяина обманом... в плен захватили... хотят нас всех... сделать нежитью... волчонок успел... убежать...

На поляне забегали, засуетились зверюшки.

-Таак? Тихо! Значится, повоюем, ишь ты, всякая гадость будет нам свои порядки навязывать!! — Досифея как заправский мужик, поплевала на руки. — Дормидонтовна, здесь есть поблизости горушка какая крутая, чтобы на неё сложно было супостату забраться, да водица неподалеку чтоб?

Звери опять засуетились, что-то подсказывая медведице. Та покивала башкой.

-Значит, без паники, собираемся и бегом туда. А там уже станем укрепляться как надо. Алька, ты с нами, али с этими чудищами подружиться задумал?

Алька ответил четко и ясно, без всякого акцента:

-С вами, зачем мне всякая дрянь?

-Ох, ты? Ты и говорить можешь нормально? Хитёр-бобёр! А где гарантия, что в спину не ударишь?

-Я женщин не бил!

-Ага, только воровал!

-Досифей, я так не говорил ни разу — мамой своей, которую совсем и не помню, но знаю — хорошая была, мамой клянусь — не причиню зла никому!! Наоборот — кой чего слыхал про стригоев, от такой гадости надо избавляться!!

-Смотри, Аль, я ведь, даже подыхая, не упущу возможности поквитаться!

-Нельзя тебе подыхать — ребенка надо выносить, сына.

-Кааакого ещё ребенка, -начала Досифея и осеклась, — ...ты, ты увидел, что я непраздна и сыном?

-Да!

-Алька, ты не врешь?

-Нет!

-Ну, гады, да за ребеночка своего зубами буду грызть всех!

-Досифей, — как-то жалобно сказал Алька, — я бы хотел тебя сестрою считать!

-О, какой ты быстрый, вот поборем-одолеем нечисту силу вместе, коль не врешь ты, и посмотрим!

ГЛАВА 11.

Много раз возблагодарили девушки Лешего за украденные где-то порты — не будь их, тяжко бы пришлось обоим в сарафанах-то. Зверушки вели их обходными путями, пришлось и перелезать под наполовину упавшими деревьями, и проползать, и выдирать одежду из цепляющихся за все-колючих кустов.

Алька, все еще немного прихрамывая, решительно шагал первым, не пуская девушек вперед, пояснив, что его много чему научили драки с многочисленными потомками отца:

-Приходилось отбиваться, иначе могли и затоптать.

-Вот отчего ты такой злобнющий — не любливал тебя никто!

-А вы с Забавою — тоже без мамок росли?

-Сравнил! Мы с подругою у батюшков своих — светом в оконце стали. Что мой, что князь наш — они и за матушку и за батюшку у нас! А меня еще и как пацана всему учили, батюшка как предчувствовал — меня такую воспитал! Только вот — не верим мы тебе до конца, как-то враз ты стал как нормальный человек, подозрительно все это!

-Сам удивляюсь, когда вы ушли, я остался совсем один и призадумался — не было такого, чтобы я без своего колдовства, как ты скажешь, оставался — привык быть всемогущим,.. ну, почти. А тут — лес, темень, звери какие-то возле пробегают или наблюдают — и я беспомощный, так тоскливо стало. Вот загину ни за что, доброго слова никто не скажет, да и завидно — вон как вы с Забавушкой друг за друга стоите, у меня же никого и нэту! — стали проскакивать в речи неправильные слова. — Я такой жина захател найти, как ты, и даже два друг имет — значит, я стал богатый!

-А чего ж тогда злобился, всяку гадость бормотал и зыркал аки тать? И ежли стал сказывать, то начистоту — зачем Забавушку скрасть решился? Только не бреши про любовь неземну!

Алька замялся:

-Да задумал стать самый великий, наставник так учил, а для этого и нужна была, — он виновато поглядел на Забаву, — кровь ее! Нет, не вся, — успел отскочить он от замахнувшейся суком Досифеи. -Дослюшай же, женщин! Я долго думал — тот ночь, пичал слючился — никому ни нужен!

-Да ты хоть вот с мизинец добра кому сделал? Ни нужен он! Ох, Алька, много тебе надобно обсказать, да недосуг, останемся живы — договорим, давай-ка мыслить, как нам супротив супостатов этих выдюжить?Забавушкин браслет-то нагревается — знать, тот, кто его надел — на поиск пустился, да и Иваныч обмолвился, что непрост суженый ее!!

-Понял уже! — зябко поежился Алька.

-А раз понял — знать, надобно славно надрать эти страшные рожи!

Не доверяла все равно Досифея враз переменившемуся Альке — отцова выучка, да и свой собственный опыт торговли с такими вот сверххитрыми уроженцами земель, что располагались поблизости от начинающейся пустыни, он просто вопил о каком-то подвохе.

-Забавушка, мы будем ему 'верить', но и ухо востро держать тоже станем, повидала я таких вот Аль... чего-то немало у них, пока до правды доберешься — сто потов сойдет, но ничего, это даже не беда, так, кумарика укусы, а вот стригои — это куда тяжелее, но али мы с тобою изнеженные, жеманные барышни, падающие в обморок от всякой ерунды? Выдюжим, подружка моя любимая, тем паче — мне есть за что теперь драться! Даже если, — Досифея всхлипнула, — не верю, что Устинушки нету, если же он погиб — Альку изведу, а сыночка и рожу, и выращу, никакие стригои не помешают!!

-Подруженька, — стала утешать ее Забава, — я уверена — тот, кто вослед кинул свое заклятье, когда Алька нас утаскивал, он наверняка Устина твоего словил. Гони плохие мысли от себя — будет у твоего сыночка батюшка родимый, вот увидишь — выберемся мы отсюда, а Устину твоему такое счастье — жена похищенная возвернулась, да еще и сынок народится. Не след печалиться, да и некогда! Я вот что удумала — гребень-то частый как раз и сгодится, спасибо Иванычу. Смотри — вот тут с горушки такой редкий лес, надо бы ловушек наделать — ямы глубокие да узкие, чтобы вылезть не смогли, а в последнюю минуту и гребень кинуть — пусть-ка по чаще пробираются, а мы тут камешков больших наготовим, хорошо сверху покатятся!

Как узнали все звери и духи всякие лесные, что появились жуткие стригои и их Леший с Лонькою да Потапычем оказалися в полоне-то, неведомо, но к выбранной девушками горушке сбегалися-приползали— прилетали все жители лесные. Дормидонтовна,враз понявшая замысел девчачий,как-то пояснила кому и что делать,и закипела работа. Все, даже малые детки, старались быть полезными — кто помогал рыть ямы и всякие рвы, кто таскал хворост, кто листья и сучья, или облепив, как муравьи, большой камень, затаскивали его на вершинку горушки. Досифея с Забавою, поначалу шарахавшиеся от разной расцветки змей, попривыкли и, услышав шипение, замирали — давая возможность проползти змейкам, и не наступить на них. Дело спорилось — не было среди всех непонятливых, все знали, стригои — это зло в самом жутком виде, и не станет спасения никому от них! А какая же мать, будь она хоть волчицею, хоть змеею, али мышью малою — допустит гибель своего дитяти?

В заботах и суете не заметили девы, что Алька куда-то исчез.

-Знать, перекинулся, злыдень на ту сторону, может, оно и к лучшему, нам спокойней! Хорошо, что не знает он, кто такие стригои, и как они умеют выпивать всю силушку из живых!

Звери не забыли о еде для девушек — притащили тушку козленка. Досифея было вскинулась — но медведица прорычала, что так надо, им без человеков не справиться, и настойчиво начала толкать их к небольшой пещерке, чтобы разводили костерок. Не мудрствуя, закидали в котелок мясца, в конце варки добавили травок, запах вызывал слюну:

-Кажется, вепря целиком съела бы! — воскликнула Досифея.

-Тебе теперь за двоих надо есть! — Забава пододвинула ей вторую порцию похлебки. Досифея только поднесла ко рту ложку, как раздался вопль Альки:

-Деушки, помогите!

-Тьфу, нечистый дух, облилася вон вся!

Выскочили из пещерки — Алька весь премазанный, но отчего-то счастливый, вопил во все горло, ему дорогу заступил неизвестно откуда взявшийся вепрь.

-Досифея, Забава, скажите ему, чтоб пропустил, у меня ценная находка есть!

-Надо же, мы думали, к стригоям удрал!

-Я похож на урода безмозглого? — Алька втянул носом вкусный дух: — Как вкусно пахнет!

-Дормидонтовна, скажи мальчику — пусть пропустит Альку, но будьте настороже — мало ли... а мы поглядим, что он нашел и где был.

-Не вериш?

-Нет!

-Зря! Сматри сюда! — Алька вытащил грязный кусок тряпки в черных разводах.

-Грязь зачем приволок?

-Э-э-э, стидно тибе не знат, купэц ты или кто?

-Не умничай!

-Сматри! — Алька оторвал небольшой кусочек и бросил его в костерок. Как запылал этот клочок-чисто факел!

-Эт заветса у нас земляной масло, он горит сильно, и звери его боятся! Дай похлебки, а? — жалобно попросил Алька. — Я долго искал эт масло — нашёл!

Досифея с Забавой переглянулись — у обеих возникла одна и та же мысль. Налили Альке похлебки, тот, обжигаясь, глотал варево и мычал от удовольствия.

-Тебя, милок, и пять женок не смогут прокормить, ты ж не ешь, жрешь. Куда только и влазит?

После трех мисок Алька, довольно улыбаясь, начал сказывать:

-Пошел к воде, увидел пятнышки, такой, как радуг, сначала не понял, потом как молния сверкнула -пошел по течению — ни нашел. Вернулся, пошел вверх — бурилом сплошной, нага забалел, пятнышки один -два... думал, зря, сел на дерев, — мешая слова, он замахал руками, показывая, как сел, — чивот сиро пад нагами, нагнулся и увидел — пятно балшой ест, расковырял-расчистил, сделал небалшой ямку, запомнил и поковылял дамой, а здэсь вы на мен такой абид подумали!

-А что мы должны подумать, коли ты нас спереть задумал?

-Дасифей, ни нада! Я нимного знай про стригой — вижигать нада такой гадост, эт хуже меня в сто много раз!

-Завтра с утра идем за твоим маслом и потом делаем 'подарочки'. Тряпки, тряпки... где их взять-то?

-А, порты, что в запасе оставили? — смекнула Забава.

-Точно! Только вот ни ведра, ни жбана какого нету, во что масло такое налить? — Внимательно прислушивающаяся к разговору медведица негромко рыкнула.

-Знать, послала кого на поиски?

Дормидонтовна помотала башкой.

-Ох, и умница ты у нас, матушка! — похвалила её Забава, та сунулась своей немалой мордой ей в руки. И чесала Забавушка медвежью бошку, а та только порыкивала.

Спали и на этот раз спокойно. Знали, звери всяко учуют и упредят о врагах. Утром поднялись ни свет ни заря — пошли к Алькиной находке, медведица осталась на горушке, девушек сопровождали тройка свирепых вепрей и два молодых волка, несли с собою пару неизвестно где найденных зверями, необычных ведер, из грубой жесткой кожи неизвестного животного. Неказистые на вид, они не пропускали воду, что и было нужно. Пока шли, порадовались, что много бурелома и сгнивших деревьев делают путь очень трудным, и вряд ли отсюда нужно ждать появления гостенёчков.

Ямка за ночь наполнилась темной, резко пахнущей, густой маслянистой массой.

-И впрямь — земляное масло! — удивилась Досифея.

Набрали этого масла и двинулись в обратный путь, часто останавливаясь, надо было донести это горюче масло, не разлив. Нес в основном Алька, деушки его жалели, сами останавливались, а на ровном участке волки и вепри, зажав в пасти палку, несли эти ведра. Дошли и до самой ночи рвали на небольшие куски плотную ткань портков, смачивали в этом масле и накручивали на толстые сучки, которые на примерно равные по величине куски перегрызали своими острыми зубами пришедшие на помощь речные жители — бобры.

А утром появился и первый союзник — тот самый давний враг Лешего, дракона Вэйки и бабки Яги -болотник Велим.

Неопределенно зеленого — чисто болото, цвета мужичонка появился из ниоткуда.

-Здравы будете, барышни, и ты, колдун иноземский, и вы все, звери и нежить лесная!

-Здрав будь и ты... не знаю, как звать-величать тебя? — поклонилась ему Забава.

-Уважила, княжеска дочь, уважила! — одобрительно бормотнул зеленый. — Велим, значицца, я, тот самай болотник, которова давно и в усмерть заобидели Лешай с пьянью остальною, не думал, не гадал, што здеся появлюся, да вот случилася беда шибкая — стригои чевось поперлися к нам. А мое болотце совсем захиреет — оне ж всю мою живность вмиг выпьють! Я было помирать собралси, да вепри мимо бегуть, я и спроси — куды энто вас несёть. Торопимся, сказывают, к Дормидонтовне, да девам-человекам в помощь. Ну и обсказали, што Лешай, Потапыч и Лоня — друг первейшай у стригоев оказалися. Лешай — мужик поганай, и то жаль, ежли сгибнеть, а уж Лоня... Ну и прикинул я так-то, одному с имя не выдюжить,а помню откудова-то, как вы, людишки, сказываете, што на миру и смерть красна — решил вот, подмогну, чем могу. А болотце... штож, жалко, но молодеж мою жальчее, одолеем супостата, глядишь, Лешай мне дальне болото Марево и отдасть, тама жужели и нетути.

-Отдаст, дяденька Велим, он давно хочет с тобою замириться, да и мы поспособствуем, беда пришла, она для всех беда.

-Ай, ладны речи сказываш, княжеска умница! Чевой-та вы тута мастеритя?

-Да вот, удумали снаряд таковский сделать — рогатули крепко в землю воткнуть, натянуть резинку и пускать в эту гадость факелы с огнем.

Велим задумчиво походил вокруг трех кривых рогулек, покрякал, потом вздохнул:

-Резинки ваши, чай, из юбков вытянули?

-Да!

-Оне на один раз — вытянутся, тут надо друго чевой-та. — Сел, подпер голову рукой и задумался, потом, резво вскочив, ухватил Альку за рукав:

-Айда-ка со мною, удумал я кой-чевось. Деушки, вы тута малых детушек лесных, птенчиков всяких, вона в то место, где нашли земляно масло, подале чуть — посылайтя, пусть тама хоронются и помалкивють, штоба до их не добралися! Я своих пару молодших кикиморков с имя пошлю, оне у меня много чевось умеють, с жужелью-та смала воюють! Ох, Лешай, друг-недруг противнай — все погановку пили да моталися по ...негодным делам, вота и развелася всяка дрянь!

Мелкие детишки, змейки, скакали, бежали, прыгали сами, а девушки переносили птенчиков малых — тут уже ни одна мама птица не кружилася над ними — все понимали — стригои близко. Малых детушек оставили под присмотром симпатичных шустрых кикиморок — у них только волосы были болотного цвета, мордашки очень даже симпатичные.

Забава напоследок сказала:

-Останемся целы — приглашаю вас в княжий терем — гостями дорогими будете!

На полянке кипела работа: Алька с болотником прикручивали какие-то длинные мокрые зеленые ленты на рогатульки.

-Во, так-та станет лучче, оне, ленты-та, живыя, много чевось умеють, согласилися помочь. Только вот обжечь их опасайтеся!

В небе появилась какая-то припоздавшая птица. Забава всмотрелась:

-Нет, не Фелька, кто-то поменьше.

А когда птица подлетела совсем близко — увидели, что это сова.

-Диво како — сова и днем летат? Из чьих станешь, добрый молодец, сказывай? — Велим подскочил к опустившейся на камень птице.

-Совушкин, молодший, лечу маманьку навестить, да увидел сверху — непорядок случился в ваших местах. Эдак и до маманьки доберутся вороги, а она у нас после той битвы и так пострадала, глаза одного лишилася.

-Совушкин? Подруженьки моей стародавней? А чевось за битва-та была?

Узнал, что Совушка давно одноглазая, заохал-запричитывал:

-Ах, подруженька моя, я в своёй обиде и не навестил тебя нисколь ни разу, а оно вона как повернулося всё. Вейка-та фулюган, каков — спас вас тогда, я и не поверил ба. Оне с Лешаком только всяки пакости измышляли, Костян — тот да, сурьёзность имел с малых летов. Одолеем супостатов, сразу жа к подруженьке, виниться пойду. Как думаш, простит ли?

-Простит, она тебя всегда жалеючи вспоминает. Видел я сверху трех стригоев.

Досифея взволновалась:

-Их пять было, Лоня сказал.

-Пять и есть, только два бездвижными кучами лежат, а три живехоньки. Я там, — совушкин совсем понизил свой птичий голос, — углядел — там возле стриги Потапыч лежит, я к нему подлетел-послушал, сердце еле еле, но стучит. Поранетый он, я возле морды медведь-траву положил, учует вот её и полудохлый к ней потянется. Ему ба медку хоть нос помазать, быстрее бы оклемался.

Забава вытянула руку, на которой сидели три пчелы:

-Труженицы наши, вы сами все слышали — помогите Потапычу, вон какое чудище смог заломать, неужто не принесете медку богатырю нашему??

Пчелки согласно зажужжали и резко взлетели.

-Благодарствуем! — отвесили поклоны Забава с Досифеей.

Велим опять похвалил их:

-Каки вы умнючи, истинно так-та, даже сама мала мушка добры слова любит!!

Увидел взбирающуюся на горушку медведицу и поторопился к ней:

-Дормидонтовна, дай-ка я тебя обниму хоть!

Растопырил коротенькие зеленые ручки, а медведица во всю пасть улыбнулась и шлепнулась на брюхо. Маленький Велим потешно смотрелся на огромной медведице, но их радость была такой искренней. Велим обнимал лобастую башку — сколь мог, и приговаривал ласковые слова.

-Совушкин, — спросила Досифея, — где эти чудищи? Далеко ли?

— Думаю, к утру будут поблизости. Я подремлю, а в вечеру слетаю, погляжу.

-А к маманьке?

-Так надо спервоначалу с бедою справиться, маманька меня не сумеет простить, ежли я не подмогну!

Глава 12.

Как волновался Костян, ожидая улетевших осмотреться Ферапонта с Фелькой. Если первые два дня браслет Забавушки ощущался привычным теплом, то сейчас он стал нагреваться, и мрачнел Костян все больше, а тут еще Леший, стародавний приятель Вэйра совсем не откликался на его зов.

-Что-то случилося, — авторитетно заявил Васька, — такова просто не могет быть — Лешай, да не появись?

А потом вступили в какой-то странный лес — вроде все как всегда, а что-то не так. Первым удивился Петяня:

-Чево-то птичков не слыхать? В энто время у их кто кого перепоет-пересвистит быват.

-Точно — лес как чужой, беда какая-то, только вот какая! — задумался Вэйка.

-Вота, што Леший, што моя стара дурища — два лаптя парны, чисто брат с сестрою! И у ей, и у ево бардак, запустили хозяйствы, — Васька горестно качал головою. — И ни муравьишки дажа не видать!

Немного пройдя дальше, увидели большой развороченный муравейник.

-Чево энто Потапыч так-то с муравьишками? — удивился Васька. — Оне навроде с медведицею и не баловалися таким?

А подойдя совсем близко, обошел вокруг и выдал:

-Не, робяты, энто не Потапыч, тута ктось утоптал, и глянь, Костян,как выпил хто — одне шкурки ихи вона кучею навалены! Энто кака-то зараза завелася, где жа Ферапонт, може, чево и углядели оттеда, с небушка. Петянь, Даньша, идитя сюды, во серединку, мало ли чево! Я малость наперед побегну, глядитя сторожко!

-Самое обидное, Вэй, не могу настроиться точно на Забаву, что-то мешает, а выскочить намного дальше, чем нужно — резону нет, одни ведь там с этим идиотом, будет висеть гаденыш у меня на воротах! -переживал Костян.

-Согласен, за Марьюшку испепелю любого на месте!

Васька споро обернулся..

-Робяты, тама бяяда, кака-то сволочня непотребство твОрит. Птицы, хорюшки, мышки мелкия — все неживыя, нету никакова следа, а навроде как из их жись выпили.

-Что?! — вскинулся Костий. — Ну-ка пошли!

-Петянь, кууда?

-Дак с тобою, али я тебе не пригожуся?

-Пока побудь здесь, я быстро.

-Дядь Вейк, чево тама, какая гадина так-то сделала? — пристал Петянька к дракону.

-Сдается мне, Кощеевич, вляпалися мы по самые... э-э-э... уши. Где-то я такое уже слыхал — дай вспомнить!

Вэйр задумался, да так глубоко, что не увидел встревоженного Костяна и не среагировал на его слова, пока тот не потряс его за руку...

-А? — вскинулся дракон. — Ты, Костян, забыл, как я могу на такое подкрадывание ответить?

-Да не подкрадывался я, в ухо вон пришлось орать!

-Что? — Вэйр увидел нахмуренное лицо друга.

-Плохо, очень плохо — похоже, как их, вспоминай, ты практику тогда лихую получил.

-Ты думаешь... — озадачился Вэй, -...что это... те самые?

-Да, очень похоже!

-Вот ведь пасскудины! Ну, Костян, ох и разомнемся мы, мало я этих, как Вась скажешь-то?

-Падлов! — кратко ответил всегда говорливый, а сейчас какой-то пришибленнай кот.

-Вась, мы кой чего могём, не горюй!

-Да за себя штоля боюся? За мальцов вона, их у меня сколь теперя? Вот и стану энтих падлов... — кот выгнул спину и засверкал враз ставшими злющими глазами.

-Уха, дядечка, я тебя таким вота и не видывал? — изумился Петянька.

-Костян, чево с имя станем делать? Куды мальцов?

-Кто и малец, а кто и... — каким-то не своим, замораживающим голосом сказал Даньша. — Не надо бы мне открываться, навроде рано, да как в стороне можно стоять-то? Ты, Баюныч, мне за роднова стал, а тама Забавушка-разумница и Досифея, обе нас добром привечают! Я много чево могу, как разозлюся!

-Эхх, а я получаюся никудыка? — загорился Петянька.

-Как жа, а меч-от кладенец нашто с собою таскаю? Знать, будешь с им биться, нужда в ём, сам виш, случилася немалая, и не здря тебя, чай, обучали всяки мастера? От я тута... — кот полез в свою котомку, начал чего-то перебирать.

-Дядечка, какой такой кладенец в твоёй-то котомке? Игрушечнай?

Кот, что-то бормоча, только отмахнулся от Петяньки, как от назойливой мухи.

-Вота! — наконец-то ухватился за что-то в котомке Васька и вытащил меч в простых, заржавелых ножнах.

-От, дёржи!!

-Энто чево? Меч-кладенец, он в сказах сказывают, как жаро-птицево перо — весь горит, и чехол у ево весь в каменьях-самоцветах?

-Бери, отрок ево и не сказывай не нужны слова, он меч-от живой, не дай хто... — кот сплюнул, -осерчат!

Петянька боязливо протянул руки, мало ли, он как-то и не взял на веру дядечкины слова, но заопасался. Взглянул на отца — тот серьезно кивнул:

-Бери, если он тебя примет — быть тебе великим воем!

И Петянька проникся, осторожно, думая, што меч такой же ржавой, как и ножны, собрался с натугою вытянуть ево — ан нет, — меч легко выскользнул, и ахнул Петянька.

-Мамочки, энто же... энто... — и рухнул на колени, теперь уже восторженно взирая на сверкающее в лучах солнца, серо-стальное, без единого пятнышка, лезвие.

-Прости меня, волшебнай меч-кладенец, што я засумлевался в тебе. Я всяко стану беречь тебя, ежли ты меня воспримеш!

-Петянь, ему надо твоей кровушки отведать — должон друга в тебе признать! — авторитетно заявил кот. -Порежь чудок палец! Пару капель и хватит! Да осторожнея, он вострай!

И капнул Петянька своей кровушки, и замерли все, ожидаючи — как-то среагироват на отрока привередливый меч.

Знавал Васька, сколь прынцев и богатырской силушки мужьёв на ево зарилися. Ан нет, не по ндраву пришлися ему — взял и притворился никчемною железякою и провалялся столь годов у Яги во хламе всяком.

Поначалу ничево и не случилося, Петянька разостроенно вздохнул:

-Не пондравился я!

А по лезвию возьми и пройди рябь сильна, как вона водица перед бурею.

-Што энто? — удивленно воскликнул Петянька, а потом завопил: — ПринЯл, принЯл, тепло руке стало!

А с ножнов ржавь и обсыпалась, да только каменьев никаких и не было, хорошаи ножны, потемнея лезвия-то!

Как скакал и орал Петянька от радости-то:

-А-а-а, значит, я гожуся!! Мечинька ты мой красивай, я стану тебя беречь!! Фелька явится, а у меня така радость!!

-Во-во, учися как следоват с им обращаться, а то Фельке когти вмиг подрежеш! — ворчал довольнай Васька, не здря забрал и таскал в котомке волшебнай меч-то.

Он сильно сомневался тогда, што энто кладенец и есть — вид был некрасивой у ево, да Ягуся клялася всеми чертями, што энто именно он. Сперла она ево тогда у Ивашки-царевича подменила, враз наколдовала ржавь и бросила на видно место. Ивашка-то наведывался за им, да где тама! Сначала сварилися с ею, всяки непотребны слова орали друг на друга, потом он во хламе рылся. Извозюкался, обчихался, а она и подсуетись — баньку истопила, намылси он, и поднеси Яга от всех болестей -знамениту настойку — тьфу, погановку. Ну и пели два дня всяки похабствены песни. Ивашке ковер самолет самай целай и подарила Ягуся. Жалко што ли, когда их ищё три штуки гниють?

Кот встрепенулся:

-Опять про старо вспомнил, не до ёе теперя!

А Петяня уже и рубаху скидовать с себя готов — меч протереть.

-Стой, торопыга! Имеется у меня тряпица бархату заморскова, мал кусь-от, на чево сурьезноне не хватат! Вандочке на бант — цветом не вышел — темнай, вота и сгодилси, на-ко.

Уж как старался Петянька — оглаживал да вытирал меч-от.

А Костян возгордился, не словами, а по взгляду понял Васька, што ево непутний не так давно недоросль, теперя стал вона каков и нужон!

Петянька как-то сразу повзрослел, откуда что и взялось — знать, меч так повлиял, а когда с нерадостными вестями вернулись золотуны, совсем посуровел.

-Стригои это, точно, — говорил отец-золотун, — доводилось мне с ними схлестнуться по молодости, но тогда были два и поменьше, этих — три и покрупнее будут!

-Знать, матеры приперлися! Вейка, ты про их чево знаш-то? — всунулся кот.

-Погодь, Вась, — Феропонт приостановил кота, — доскажу вот! Идут не вместе, но неподалеку — в одну сторону. Зверушки всякие от них убегают, как я понял — припоздавшие, а эти их догоняют... Жутка картина — ежли догнали, лежат тушки цельные, но неживые. Я поначалу вознегодовал на Лешака-то, потом вот и прояснилось кой-чево. Видать, схватилися Лешак со своими набольшими с ними. Наткнулись мы на Потапыча, вернее, увидели сверху — два стригоя, дохлые — Потапыч намертво одного зажимает. Второго, похоже, Лонька упокоил — заместо тела, где грудь, яма — такой удар только Лоня и может нанести.

-Вот и понятно — ввязался Лешак в драку, а силов не хватило, знать, думал — один-два приперлися, а их пятеро, оголодавших — ни одну кроху не пропустили! Бяяда! А Потапыч-то неживой?

-Потапыч едва дышит... медведь-траву кто-то хоробрый притащил, да пчелки малые украдче мед ему на нос приносют.

-Он у нас могутный, выдюжит, а Лешака с Лонькой нигде и не увидели. Знать живы пока, так-то валялися бы уже где-то.

-Можеть, их куды в бурелом скинули? — расстроенный Васька сник.

-Вась, Лешака можно скинуть, а Лоньку как запрячешь? Эка махина!

-Вот ведь и гадости мне сколь разов подстраивал вместе с Ягою Лешай-то, а душа заходится жалосливо, а уж Лоня-богатырь... эххма, жись кака! Повернулася задищем неведома зверя из тех заморских стран, забыл, как прозыватся, Костян — ответствуй?

-Слон, Вась.

-Ну мы с сыном знатно потрепали одново — увлекся гад, малого барсучишку ловить, ну а Фелька — и налети в горячности на эту шушваль. Тот барсучишку и брось — как жа, тут большая птица — много силы прибавится. Ухватить пытается — Фелька не дается, а я... у меня вмиг все в глазах потемнело -единственного сына из загубленной семьи кака-то стервятина... ну и глаз ему один зараз клювом, а там и когти в ход пошли, вот и порвали знатно, да повезло — два других далече убрели, успели в небо взлететь и барсучишку подале отнесть.

-Феля? — встревоженно подскочил Петяня. — И ты молчишь? А ежли у тебя крылышко како порането? Ну-ка! Он осторожно положил свой меч и полез к Фельке, тот недовольно клекотнул, да Петянька, ставший с недавних пор внимательным к мелочам, не обращая внимания на ворчание своего наипервейшего друга, полез осматривать его крылья.

-Вота! Па... — запнулся было отрок.

-Да все свои, говори уже! — махнул рукой Вейка.

-Пап, у ево тута рана, кровь запеклася, надоть промыть — не ровен час — от той шушели кака зараза попала!

Васька опять полез в свою котомку, вытащил на свет бутылек с какой-то сизо-мутной жидкостью:

-Пригодилася в кои веки на пользу!

Вейка захохотал на весь лес:

-Вася, сколь время хранишь ее, милушку нашу?

-Милушка, как жа, погановка и есть погановка! Фель, ты энто, потерпи, жгуча она, но после ее никака зараза не прилипат!

Петяня, морщась от запаха 'лекарства', осторожно полил неглубокие раны на крыльях — Фелька шипел чисто змея, но терпел.

-После такова лечения, Фель, тебе ужо ништо не страшно, вот увидиш!

Феля подлез к своему ненаглядному Петяньке, тот обнял ево, и птиц уснул.

-Чисто мамка с дитем! — полюбовался на них кот. — Ежли пощитать, так оно и случилося, парнишко с им, почитай, с рожденья неразлучнай.

Возле Фельки присел Даньша, и задремали робятишки все втроем.

-Пущай доспят, утре, скорея всего, зачнется всяка дрянь! Костян, чево молчиш, не сказываш, как станем падлов-душегубцев изничтожать?

-Знать бы еще, где точно девушки? Наверняка зверушки бегут под защиту к людям, а эти сволочи за ними — еда же готовая, только лови и выпивай!

-Фер,а давай-ка, как рассвет проглянет, рванем вдвоем, осмотримся? Малой пусть доспит, я же и изжарить смогу пакость какую? — загорелся Вейка.

На том и порешили, все улеглись, только Костян сидел, прислонившись к дереву, и не отпускала его тревога — слабые, безо всякой магии две девушки против двух чудовищ!

-Только бы успеть!

Как злился Костян, что никак не получалось очутиться возле них, скорее всего, с появлением стригоев что-то в магическом пространстве нарушилось, и замирало сердце Кощеево, много чего видевшее ужасного, от тревоги за Забавушку и Досифею!

Петяня вскинул голову, осмотрелся, осторожно, стараясь не разбудить Даньшу и Фельку вылез, быстренько сбегал в кусты и к ручейку.

-Не спится, — вздохнул, приваливаясь к боку отца, — волнуюся за всех — и за деушек, и за Лешего, за Лоньку какова-то, зверьки тама, всех жаль-жалкая, одне горести сплошныя! Пап, я вота просить хочу тебя... — он замялся, но договорил, — вы все вона как правильно сказываете, один я выбиваюся из всего ряду, ты со мною, как все завершим, станешь грамотнаи слова учить? Я совсем не сомневаюся -осилим всяку нечисть!

-Ох, сынок, не опоздать бы!

-Не должны!! Я чево-то внутре за их не боюся, оне деушки славные. Досифея-то любова мужика запозорит и, ежли чево, таакого леща отвесит — с ног сбиват, кто послабше, сам видывал такое. А Забавушка, энта разумностью берет, оне так друг другу подходящи. А смех у ей — чисто хрустальны колокольцы в горле водются! Я за смех в её и влюбился! Не думай, што как мущина — не, просто вота красиво чево -завсегда душу трогат. Я тако недавно и понЯл только, а и рад! Я сильно противнай был?

-Сильно, — согласно кивнул Костий, обнимая своего так резко поменявшегося сынка.

-Я вот стану совсем взрослай, ежли ты соберешься куды уйтить, первым своим советчиком дядечку Баюныча возьму. Сам видишь, как я у ево исправляться зараз стал. Но ты не волнуйся, я и не хочу на какое-то царство садиться. Мне хочется от как ты — много чево увидеть, своими глазами углядеть и потрогать, интересно жа. Да и нашенских с собою взять — Даньшу, Лишку, Фелю.

-Увидишь, вот разберемся со всяким дерьмом, и отправлю вас к деду с бабой, погреетесь, на море-окиян наглядитесь.

-Да ты чево, всурьез тако задумал? Папка, — отрок крепко обнял Костяна, и столько радости было у него, что папка закашлялся.

-Петянь, ты это... прости меня, я мало тебе внимания уделял.

-Ты чево? Я тама совсем идиётом, как дядечка сказывает, был, совесть вона как зазрит! Я сильно возрадовался — ты у меня такой замечательной оказался! Дядь Вей сказывает — ты и по младости разумнай был, не то што я!

Еще посидели, обнявшись, потом Петянька хихикнул:

-Дядечка, я, чай, тебя всяко изучил — ухи твои шевелются.

-Иш, изучил он, а не гуди громко-то, не буди чесной народ! Да я шуткую, надоть собираться, скоро наши подсмотрщики прилетят, чево-нето увидют сверху-то!

-Даньш, сынок, поднимайсь!!

-Да не сплю я ужо, Фелька крыло на меня положил, я и не шевелюся, мало ли, опять зачнет кровь сочиться.

-Ты чево? Посля погановки? Да не бывать такому! Яга на себе сколь раз погановкой всяки раны пользовала — спьяну-то шарахалася, то из ступы выпадет, то промахнется мимо поляны, в дуб врежется -горится, охат, я погановкой все у её и смажу. Утром только голова одна и болит, а не пей до ужору -спорила ведь с Лешаком, да Горынычем, што всяко перепьет их. Хорошо по одному, ежли б вместях двоих, — четыре головы стала перепивать-то, упокоилася бы давненько. А может, и лучче было б? А так-то из ума выживат совсем. Ладно, я тута припас пожувать кой чево, костерок-то затевать и не к месту. Да вона и подсмотрщики показалися, чево-то скажут?

Ферапонт и Вэйка принесли такие вот новости:

-Не так далеко высится горушка, за ней буреломище непроходимый, звери — кто повзрослее, все на горушке, с ними девы наши, едва и признали — обе в портах, только по косам и поняли, что это они. Малышня вся в буреломе хоронится, эти шушваль недалеко уже от горушки. Я? правда? им малость путь усложнил — ишь, прутся, как по наезженному тракту, попыхал, попджигал возле их уродских лап землицу-то, ох и поотскакивали, два-то. Третий где-то далеко от них, еле полз, знатно его золотуны потрепали, ну я и добавил, теперь жареный совсем стал. Я так разумею, со спины к ним заходить станем?

-Да, — кивнул Костян, — у них все внимание будет на горушку, а мы и ударим со спины, собираемся быстренько и пошли.

-Ох и сильны эти стригои, откуда только и взялись такие? Я по молодости с хиляками, знать, встечался. Сейчас прут такие страшилы! Но мы тоже не лыком шиты!

Собрались споро. Золотуны полетели вперед, разглядывая обстановку сверху, Васька убег разведать, што впереди, Костян с Вэеем и ребятишки, сторожко оглядываясь, быстро шли след в след.

Васька успевал аккуратно сдвинуть в сторону убиенных птиц и зверушек.

-Птицов попадалося больше — оне, видать, думали с высоты-то не утощут их. А виш, как случилося... Вейка, оне што, высоки шибко? — торопливо лакая воду, поинтересовался прибегший на минку кот. — Пить сильно захотелося от пылишши, а в речушке вода кака-то странна стала, маракую я — Тритошкины детки тожа попалися энтим злодеюкам.

-Петянь, Даньш, вы энто, поосторожнея, ежли ково погибшаго увидитя — не рыдайтя, за все отплотим.

-Я злюся! — кратко сказал Даньша, на миг полыхнув своими такими глазами, Петяня же крепче сжимал свой меч и все больше мрачнел.

-Вона, вдалеке, чевой-то завиднелося? — встрепенулся Даньша. — Не та ли горушка?

-Она, судя по проделанным дорогам, рванули эти гады туда напрямую, поднажмем?

Запахло гарью, дышать стало трудно, взрослые-то ничего, робятишек опять выручил Васька — в его котомочке нашлись другие лоскуты, намочили их водицею и завязали лица. Послышался треск, шум падающих деревьев, Костян поднял руку:

-Я вперед, вы на расстоянии десяти шагов за мной. Вася, не лезь, огонь, он не выбирает, кого сжечь, а твоя шкурка нам всем ещё ой, как нужна.

-Петянь, смотри за дядечкой!

-Така чудна чаща, — пробормотал кот, — чевой-то напоминат..? Ааа, знать, смозговал Лешай, гребень частой девам оставить, вота и вырос лес непроходимай. Пущай силушку свою, зверским путем приобретенную, и подистратют, вырываючи дерева-то! Ай, деушки, ай умнющи!

Костян вскоре приблизился к этим тварям на недальнее совсем расстояние, внимательно рассматривая их, понял, что у зверей и двух отчаянных девчонок совсем нет шансов — выжить-выстоять против этих махин.

Разглядев все, что надо, отступил назад, дождался своих:

-Страшны и сильны эти два, шкуры имеют, скорее всего, почти непробиваемые, со спины убить их не получится, думаю — глаза, что-то вроде носа, уязвимы. И когда свои лапы вверх поднимают, в как бы подмышки можно смело ударить.

-Вэй?

-Да понял, понял!

-Петянь, если сможет Даньша хоть на чуток остановить взглядом, мало ли, до вас прорвутся, значит, доверься своему кладенцу — он не подведет, сам направит лезвие свое, куда требуется. Ты только удержи его в руках. -Понял, я постараюся!

-Страшилы какия! — выдохнули враз детишки, увидевши стригоев пред собою. — Жуткия!

Стригои выворачивали деревья с заметной натугой.

-Подвыдохлись, — заметил Костян, — поначалу-то как травинки выдирали, сейчас же силушку подистратили, жаль, гребень был небольшой, чаща заканчивается, пошли, Вэй!

-Эхма, размахнись рука, раззудись плечо! — воскликнул дракон.

Костян и Вэй как-то враз стали размытыми тенями и скользнули к стригоям.

А на горушке все приготовились биться-грызть-кусать этих гадов до последнего. Досифея и Забава с закопчеными лицами старательно прицеливаясь выстреливали зажжеными факелами, стараясь попасть на сухие ветки, что во множестве были накиданы на подступах к горушке. Огонь разгорался, опоясывая горушку с трех сторон, и прежде чем попытаться залезть на неё, стригоям предстояло пройти кроме чащи ещё и через огонь.

Алька лихорадочно зажигал факелы и мысленно взывал к своему так жестоко обошедшемуся с ним божеству:

-Ни прашу ничиво, памаги жутких гадов адалет! Ни стану савсэм пра багатств и всякий власт думат, памаги хароший луди и звери, вирни мине сила!! Кылянус жизнь свая, ни стану гадам болше!

В волнении позабывал он правильные слова, да и не до этого стало, когда уже невдалеке обозначились две громадины. А божество, так долго почитаемое Алькой, и ухом не вело.

-Тфу! — сплюнул горечь Алька и отложил самый большой факел на самый крайний момент, решив, что станет гореть вместе с факелом, а к систре Дасифей не падпустит!

Испуганно жались к горушке от приближающегося огня звери, рычала бессильная медведица, а стригои приближались...

-Ну, подруженька моя золотая, не посрамим своих батюшек, — рванулась было вперед Досифея, но удержал ее крик Совушкина:

-Погодь, дева хоробрая. Есть ещё у вас защитники!!

Взлетел в высь высокую и собрался камнем лететь вниз, нацеливаясь хоть один жуткий глаз выклевать, а выше над ним кто-то клекотнул:

-Не спеши помирать, Совушкин младшенький! — и приблизились к нему два золотуна. — Ты лучше за моим сыном следуй, повторяй в точности все его движения! Ну, ребятишки, пошли!

И рухнула огромная птица на одного из стригоев, и закрыла она своими широкими крыльями весь обзор, завыл, завертелся страшило, и угодил в самую, наверное, глубокую ловушку, которую уже из безнадежности, упорно дорывали кроты.

Маленькие эти, подслеповатые кротишки, твердо решили помереть на родимой земле, но никуда не уйти. Стригою было не развернуться в узкой и глубокой яме, пытался он своими клешнями — а как было назвать эти хваталки, заканчивающиеся какими-то клешнями с тремя острыми окончаниями — царапать стены, надеясь, что осыпающаяся земля, утаптываемая им, поднимет его на чуток, и сможет ухватиться за что-то. Но кротишки в нескольких сантиметрах ниже от него, упорно и не прекращая рыть, обрушивали свои заранее прорытые ходы.

И погружался все ниже стригой, и скрежещущий вой его заглушал все.

А второй рвался к горушке. Ему было ни до чего, манил запах пищи, чувствовал он там три сильных вкусных источника и рвался туда.

-Дормидонтовна, отводи своих зверей, в огне вы не поможете, а спасать вас некому! — прокричала закопченая растрепанная Забава. — Спасайте детушек своих!!

Как рычала медведица, понимая, что не пригодится ее силушка. Но убегать не стала, отступая на шаг-два от приближающегося огня и стригоя.

Сверху налетели на него три птицы, как умудрился стригой достать Совушкина — может, в горячке подлетел он совсем близко, но как-то жалобно клекотнув, он рухнул вниз ,в паре шагов от горящего хвороста. -Совушкин, мальчик! — воскликнула Забава и рванулась вперед, подобрать птица, золотуны же враз налетели на стригоя. Он отмахивался от них и отступил на несколько шагов от Совушкина. А Забава, тоже птицею, слетела с выступа и, рванувшись к беспомощному совенку, успела-таки ухватить его.

-Потерпи, миленький!! — она торопливо взбиралась на горушку, за ней рванулся стригой — пища же.

-Досифея, держи! — из последних сил размахнулась Забавушка и кинула бездвижного совенка подруге.

-Забавааа! — дико закричала Досифея и, положив совенка на землю, рванулась к подруге. Но её намертво схватил-удержал Алька.

-Пусти, сволочь косоглазая. Удавлю! — рвалась Досифея к подружке, над которой уже навис стригой.

-Тиш, тиш, тибе син рожать, тиш!

И теперь уже Алька с тем самым, большим факелом, понимая — добежать не успевает, зажмурился и с диким гортанным криком:

-Алл бисм! — прыгнул вниз, умудрившись попасть-таки на корявую башку стригоя и, теряя сознание от боли — ухватил все же его клешней стригой, сумел ткнуть горящий факел в кровавый глаз.

Теперь взвыл уже второй, далеко отбросив Альку, закружился на месте.

Успевшая прижаться к большому камню, Забава, вжимаясь в него, старалась не дышать, чтобы не учуял ее жуткий чудище. Сверху дико кричала Досифея, не видевшая живую Забаву, рычала медведица...

А стригой вдруг как-то резко замер, перед ним из ничего возникла фигура человека, и начался какой-то сложный танец. Забава расширившимися глазами смотрела на человека, понимая, что стригой даже с одним глазом слишком силен, в мелькнувшем на мгновение лице узнала она того самого — яна, и зашлося у неё сердце от испуга и тревоги, и начала она сползать по шершавой стене, и накрыла её милосердная тьма.

Костян, за всю свою жизнь так никогда не боявшийся за кого-то — озверел. Он до черноты в глазах озлобился, когда, вынырнув у горушки, увидел, как карабкается его суженая с Совушкиным дитем на руках, а эта сволочь старется её ухватить. Как он сражался со стригоем, потом так никогда и не вспомнил, его замкнуло на одном:

-Его суженую какая-то погань и тронет!

Он бил и бил по стригою и магически, и враз ставшими железными кулаками, бил, пока в ухо ему не заорал Ферапонт:

-Костяяян! Очнися!! Там второй вылазит!!

Костян недоуменно огляделся: стригой, что недавно был жуткой горой страха, слабо вздрагивал, подыхая. Из ямы же вылезал потрепанный другой. Ему навстречу, ощерясь двигался Вейка пока в человечьем обличье. Возле неподвижно лежащей на земле Забавушки, хлопотал Васька, перед ними стоял Петянька с уже обнаженным мечом-кладенцом, с горки сбегала Досифея...

Даньша, этот мелкий, юркий мальчонка, просто вылез вперед перед Вейкой и не мигая уставился в глаза стригоя. Сначала ничего не случилось, потом послышался его какой-то ледяной, даже замогильный голос:

-Замри!

И замер стригой, окаменевши.

-Даньш, ты что, думал, я с этой тварью не справлюсь?? — Обиделся дракон. Даньша не отвечал, все также смотря на стригоя. Вей, все-таки не первый десяток лет живший и много повидавший, быстро смекнул: сгреб Даньшу в охапку и сильно потряс его.

-Василенок, хорош, ты ещё маловат! Василёнок!! — он тряс мальчонку до тех пор, пока Даньша не отмер:

-Дядь, чево ты меня трясешь, как каку грушу?

-Слава те, очухался! Даньш, ты так больше не делай, ведь почти всю силушку свою выплеснул!

-Да я ниче...во, — и Даньша враз обмяк на руках Вэя. -Что? — Вскинулся Петянька. — Что с Даньшею? -Спит тво...й василёнок, едва успел я его растормошить, иначе бы тут и рухнул — маловат пока, с силой своей справляться не умеет, будем учителя ему искать, как вот совсем этим дерьмом разберемся. Острожно положил Даньшу на землю рядом с бесчувственной Забавушкой и побег на дикий рев медведицы, что волновалсь неподалеку.

-Что у тебя, матушка-медведица? Лапу припалила? А... так это ж басурманин-воровач девушек наших? Пусть его!

-Неет, — всхлипнула запинающаяся, враз обессиленная Досифея, — неет, он, он Забаву спас! Прыгнул с факелом этой гадине на башку! Помоги ему, добрый человек!!

Измученная, с полосатым от слез лицом, она была, тем не менее, прекрасна, и Вэй, взяв её обожженные руки, осторожно поцеловал их...

-Горжусь вами и преклоняюсь!

Костий бережно держал свою Забавушку на руках, любуясь ею.

-Папка, папка, смотри, она кака красива стала! — воскликнул востроглазый Петянька, не отходя от свернувшегося калачиком, ставшего кажется еще меньше, спящего Даньши и спящего же Совушкина.

Васька влил ему в клюв "соннаю настойку, а лечить станем во столице всех-то!"

Точно также, пытаясь влить в рот Альки несколько капель, приговаривал:

-Глотни ужо, надоть тебе в живых остаться!

Осторожно перенесли всех своих пострадавших подальше, под раскидистое дерево, оставили двух молодых волков и вепря для охраны и занялись тушением пожара. Тут-то и пригодился болотник — как уж случилось, не до того было понять, но именно из той самой глубокой ямы сначала осторожно и бережно, вынесло всех кротишек.

Также осторожно этих мелких отважных крошек Костян с помощью магии перенес подальше, выбрав для них песчаный бугорочек.

Самый крупный крот через Вэя — понял драконище, что он старался передать, пояснил — довольны кроты новым местечком и всегда при нужде придут на помощь. После кротишек из ямы выплеснулась большая масса воды, растекаясь, она заливала все горевшее и, потушив, тут же впиталась в землю. Поднявшийся ветер старательно уносил запахи пожарища. Оглядев поле боя, Вэй присвистнул:

-Да, делов у Лешака будет! — И встрепенулся: — Костян, а Лешака-то надо где-то искать, без него лес осиротеет!

-И Лоня-друг первейшай! — всунулся Васька. — Лешай пока в загулах с Ягою болталися, у их порядок Лоня да Потапыч и блюли. Дормидонтовна, не рыдай, живой твой ведьмедища, живой, слабой пока, ево тама пчелки медком баловают! Ты лутше поспеши до нево, Мишутку тута оставь, тама чижало пробираться, да негоже ребятенку тако видывать! Пусть-ка вона на горушке чево-нито уберут!

-Досифеюшка-краса, покомандовай молодняком-то!

Знал Васька, в такой вот ситуации лутшее отвлечение от горести и страданиев — дело како-то!

Костян и Вэй вместе с болотником прикидывали, где могут быть Леший с Лонькою.

-Знать, оставили их гдесь на крайний случай. Лешай-то, скорея всего, невкуснай для их, тама вся нутреностя погановкой пропиталася, вымачивать сколь время надоть, — ехидничал Васька и замер:

-Дормидонтовна, стой! — диким голосом заорал он уходящей медведице. — Стой, милушка — не знаю, правда ль, но болтал давно, посля погановки Лешай моей дурьей башке про чево-то тама... каки-то кальеры навродя у вас имеются — глубоки да холодны, знаеш ли, где така страсть?

Медведица ответствовала, што слышала об их, самой не довелося тама бывать, Михайлу же, Потапыча Лешай посылал в те места, чегось нужда случалася.

Костян с Вейкою рванули до Потапыча, а кот взялся со зверушками и Петянькою порядок наводить. Болотник тоже не сидел без дела-то с уцелевшими кикиморками, отпаивал оставшиеся целыми посля пожарища и жуткова нашествия стригоев деревья и кусточки, да вот водицы явно не хватало на все.

И как услышал кто чаянья ихни — небольшая, заканчивающаяся струйка воды вдруг резко взметнулась вверх, и шагнул из нее необычнай кто-то. Петяня, увидавший ево первым, ажно глаза выпучил: могучий, синий мужичина, с длинною бородою гулко и грозно спросил:

-Это хто поганством здеся занялся? Хто моих детишков сгубил? Вот не посмотрю... — его перебил возрадовашийся кот:

-Тритоныч, милай, как тя воврЕмя принесло, подмогни давай, вишь, сколь бед натворили шушели кляты!

-Пока не обскажете, што тут случилося, пальцем не шевельну!

Чем больше говорили Васька и пришедшая в себя Досифея, тем сильнее мрачнел Тритон, все больше хмурилось небо, чернели облака, готовые вот-вот рухнуть огромной тяжестью на землю.

-Тритош, ты энто, не увлекайсь, затопишь все, а у нас Лешай с Лонькою не найдены, и детки малы от муравьишков до ведьмежонка вона пока што без мамков, не лютуй! — нисколь не забоялся Васька.

-Вась, ты завсегда всяки свары-пожары умудрялся затушить, сколь я тебя раз звал во советники?

-Так, Тритош, не смогу я тама у тебя, без свету белово, да и Вандочка моя с приплодом, как детишков сиротами оставить? Да и человечьи робятишки, совсем без родителев которы, имеются, я семейнай стал! А ты бы вота озадачился — у Елисея во княжестве реки имеются, да все до твоева окияна не добегают, подмогнул ба, и пущай твои ильфи... чево-то там, забыл прозванье ихо... ну, которы чисто людишки умны да пригожи — пущай и приплывали ба в гости дорогия! И детишкам радость-польза, и твоим — сам сказывал, любют оне людей-то, антирес. Да и сам, глядиш, наведашся, ох и продуеш мне в шахмути-то, зараз!

-Я? Тебе? Продую? Када тако случалося?

-Я не стану сказывать, када, было вота... — туманно намекнул кот. — А шахмути, оне требовают вдумчивости, а ты, вона, как огонь!

-Тебе бы, Вась, змеем подкодным родиться!

-Оскорбляш?

-Не, Вась, шуткую! — синий Тритошка осторожно притянул к себе кота. — Слыш, Вась, котишку народившегося задориш?

-Не, кто-нить слыхивал, што водяны коты бывают? Ладно, ладно, сколь родится, самова хулюгана тебе и подготовим, не жаловайся потом на ево проделки.

-Не стану — сам знаш, скууушно проживать стал я, дочки поразлетелися, внуки редко навещают, а котишко ... чево ты, отрок Костянов, жмешся и на меня нехорошо посматриваш?

-Да я... — замялся Петяня.

-Пужал я ево тобою, — влез нисколь не смущеннай кот, — потом обскажу, за што. Уйми тучи-то! -вскричал тут же, особо любопытная, темная туча нависла над ним, забывшись, али заслушавшись — не удержала воду свою, и вылилось на кота немало! Тритошка гулко забулькал:

-Не шипи, Вась! Девки, пока уходитя, самые набольши! -А ты, дева купцова, ох и хороша! Может, поменяш свово никч... э-э мужа на меня? Я, чай, -царь морской! Злата, каменьев, жемчугов не счесть станет у тебя! А уж любить стану — про все забудешь!!

Небольшие тучки меж тем старательно обходя всяку живность, проливалися над пожарищем.

-Нет, царь-государь морской, верная я мужу своему, таковой и останусь!!

-Проверял я тебя, на излом! Знавал я твово батюшку — кремень был мужик, непродажной, скорбел я, когда ушел он, да... А ведь был он у меня с неделю, сначала во плену, рассталися друзьями!

-Он про такое не говорил, сказывал, подзадержались из-за непогоды!

-Обскажу, как в гости позовешь!

-Да в любое время будешь желанным гостем!

-Возьмешь ли в крестные для первенца? Вась, не сигналь, дева разумна, сама пущай решат. — Остановил он моргающего Досифее кота.

-Отчего ж не взять, такого крестного иметь — большая честь, что-то не слыхала я про человеческих крестников морского царя!

-Ай, уважила! Найдем Лешака — не стал бы я ево вызволять — погано вел себя посля погановки, но, лес без ево пропадет!! Да и надеюся, наука ему хороша будет, потом с дельфюшками порешам и в гости нагрянем! А тебя, дева разумна, и Елисееву дочку заберу на седмицу — есть у меня место заветно с водицею волшебною, не вскидывайся и муженька твово полечим!

-Што? Василенка? Хде взяли таку чуду? Смесок? Возьму, возьму василюшку храбру! И Совушкину мальцу подмогнем!

-О, чево энто Вэй драконом обернумшись тащит?

-Дак энто же ведьмедище! — кот радостно подпрыгнул.

-А и у ево силушку подвыпили? Есть у меня догадка, хто такто решил попоганить, Лешака вот вызволим, попытаем и станем всем миром пакостника вылавливать, не скроется: вы на земле, золотуны в небе, я в водице — выловим.

Вэй аккуратно опустил слабого совсем Потапыча на шустро расчищенное зверушками место и обратился в человека.

-Приветствую тебя, Тритон, царь морской и благодарствую за помощь!

-А не станем помогать друг другу — всяки подлюки нас и задавют! Шиш вот, имя! Я за загубленных детишков и своих, и ваших — все переверну, вы подмогнете, и запомнют все — даже мыслю таку держать в голове — опасно!

Васька суетился возля Потапыча, приговаривая и оглаживая лапой его морду.

-Вась, отойди! Дай мне ведьмедюшку немного подлечить! — Тритон взмахнул ручищей и на Потапыча полилась голубая водичка, и фыркнул вскоре мишка, и поднял тяжелую голову.

-Потапыч, друг стариннай, оживел! Скажи, как кальер найтить, скорея всего — тама Лешак и Лонька зараз и находются. -Костяяян, ты где застряял? — заблажил изо всей кошачьей мочи Васька.

-Здесь я! — Костян, весь перемазаный сажей, устало присел на пенек. — Загорелось в ложбинке, пришлось тушить ветками.

-Здрав буди, царь морской, Тритон!

-И тебе, Кощеюшко, не хворать! Где горело-то, надоть водицею примочить!

-Благодарствую, Тритон, не ожидал, что ты сам явишься.

-Костяяян, чай, одно дело делаем — и ваши, и мои детушки пострадали, пущай малое, но горюшко — оно и мало, и велико — горе неизбывно! А за тако поганство надоть сильно наказывать, неповадно штоб было! Хошь водных, хош зверюшков каких, али птицов — матери оне все одинаки, за ихо горе и надоть установить жутко наказанье. Сперва Лешака поищем, потом вона и виноватаи сыщутся. Каков василенок у тебя славной, Вась, в детишках значится, ишь, како собразил, што надоть не убивать страшилу, а камнем сделать, ужо пороемся в ево башке!!

Ушли все, осталися Петяня с Дормидонтовной, вепри клыкастые, лисы хитрые — тихо же стало возля горушки. Петяня перенес Совушкина поближе к опять уснувшему Потапычу, потом и Даньшу просто подсунул к боку ведьмедя — ему казалося, мерзнет ево первейшай друг и сильно. Потапыч сонно подгреб ево к себе поближе, оградил своею огромною лапою, и немного погодя углядел Петяня, как Даньша порозовел и уже не лежал свернувшись клубочком.

-Знать, правильно все удумал я! — сел и задумался отрок — слишком много чево и шибко быстро случилося за последню седмицу. Он в задумчивости и не заметил, што все потихоньку позадремывали, минок через двадцать спали все, кого где прихватил сон. Начал было клевать носом и Петянька, и поблазнилось в дреме ему — от закаменевшего стригоя как-то враз, непонятно откуда взямшися, поползли, извиваяся чисто змеи, каки-то черны ленты. Рассказывал он потом всем:

-Я навроде как сплю, ленты сторожко так, замирая от кажного шороха, ползут... Проснуться ба, да никак, а тута в руке каак запечет огнем чистым, больно — я и открой глаза на всю ширь. Надо бы заорать от боли-то, а не сумел, рот как запечатан. А меч-то в руке и печет, я проморгамшись — ленты мне и не приснилися, извиваются, вот почему-то к Даньше ползут. А тута и стукнуло враз — василиску нашу угробить схотел ктось. Ах, погана пакость, я и вскочи, кааак меч меня потянет к энтим лентам! Ох и рубилися мы! Я только и боялся — не удержу ево совсем! Ленты навроде визжат, как их меч достанет, торопются уползти, а мы с мечом по им рубим и рубим. Сколь так было, не упомню — рука ажно занемевши стала. Угомонился мой кладенец, я и огляделся — чево сделалося с энтим чудищем — вона сами видите! Я смикитил — он навроде из энтих лентов и был, пошто оне поползли, не знаю, а вот Даньшу извести пыталися — точно. Вона как мы с мечом испахали все-то, чисто пахарь, с коим Горыныч в дядечкиных сказах сварился!

-Да, меч твой не прост, виш, каков обережный круг напахали с ним.

-Для чево так-то? — Поинтересовался Петянька, бережно натирая тряпицею свой замечательной меч.

-А чтоб никакая пакость не вылезла больше! Горжусь тобой, сынок! — обнял ево Вэй, а папка, занятый— бережно перекладывал на мягкий мох спящую Забавушку, кивнул:

-И я!

— А уж я-то как довольнешенек! Не токмо Даньшу защитить сумел — всех, што уснумши, кто знат, небось, и всех выпить собралися!! Вона погляди на Лешака-то, и так невелик был, теперя совсем усох, даже с погановкою евоной и то старалися выпить, чисто пьянчуги каки-то!

-Вась, — проскрипел едва слышно Леший, — я зло-памят-най!

-Боюся я тебя, как жа, ты оживи сперва, ерой! А погановки так и быть, поднесу, ежли не преставишси.

-Чево я... тебя... не удавил?

-Давильщик сыскался, ты тута живехонек нужон, сколь разрухи в хозяйстве твоем случилося! Поганки-те запеклися в огне, так што радоваюся!

-...Змей!

-Спи ужо возля Потапыча, Ферапонт за Совушкою полетел, тама ведьмов направют сюды, вас всех ведьмовством оживлять станем.

-...Лонь-ка?

-Тута, тута, успел Тритон воврЕмя, ужо б захлебнулися в кальере клятом! Лешай, энто я от радостев бормочу-то! — повинился Васька.

-Все... одно — ...змей!

-Ну, не Горыныч жа! От, спомни... г...о, вот и оно! — в небе показался летящий с огромною скоростью Горыныч. Ловко приземлившись, загомонили громко враз три головы:

-Чево не позвали?

-А ну тих-ха, у нас тута лизарет, чево базлаете?

Головы примолкли, а с Горыныча ловко соскочили три ведьмы с полными мешками — по шляпам было видно, цвет жгуче-чернай — самы старши явилися.

-Што тут у вас?

-Так вота, Яфилья, поранетые и всяки пострадавши, битва, виш, случилася жестока!

Две ведьмочки тут же начали осматривать спящих ранетых, старшая же с Костяном подошла к очерченному кругом стригою, от которова после Петянькиного танца остался лишь шкилет.

-Ох ты! Ну это уже поганство!

-И я так-то сказываю, краса Яфилья, — высунулся из ближайшей лужицы Тритон.

-И ты тут, царь морской? Не ожидала.

-Да мы все тута, вона только Горыныча башки проспали.

-А надо было клич кликнуть!

-Не оритя, пущай осмотрют наших ероев, тебе, Горыныч, давно надо к порядку головешек призвать — энто добро — успели все незванаи объявиться, што бы было, останься все один по одному? Болотник-то первай появилси! Иди ужо сюды, зеленай!

Головы Горыныча, совсем как малы детишки, пристыженно поникли.

-Костян, ты ловчее обскажеш — я вота коряво !

-Все ты, Вась, правильно сказал — все мы здесь оказались, значит, никому не одолеть нас, никаким стригоям!

-Нет здесь ни одного, кто бы остался в стороне, начиная с малых муравьишек и заканчивая Горынычем, ты, Вась, не позорь его, — вступилась старшая ведьма, — он едва узнал про беду, тут же прилетел и нас доставил, когда бы мы еще так быстро обьявились?

ГЛАВА 13.

-Яфилья, что будем делать, как всех излечивать? Потапыч малость в себя пришел, Леший заскрипел, а остальные? — спросил Костий.

-Забавушка через пару дён очнется, Совушкин тоже. Сложнее... с мальчонкой и вот этим, — Яфилья кивнула на Альку. — Василисково дитё — пока непонятно, постараемся силушку ему добавить, лучше бы, конечно, по их линии кто помог, но я не упомню, сколь веков они живут обособленно, как мы не пытались с ними задружиться — ответа нет. Странное это дитё, смесок, понятно, но василиски своих даже с малой толикой крови никуда не отпускают, а тут такой сильный дар — остановить в столь малом возрасте такую махину... Странно, проглядеть они не могли, как я сказала — своих определяют ещё во младенчестве и приглядывают за ними.

-Так Даньша сказывал — оженить ево собралися, он и сбёг, в учебу! А и старательной, всё у ево получатся, Петянь, отвествуй!

-Да, шибко хвалют все, да вона Досифея свет Никитовна, совсем ево к себе преманиват — он, Даньша-то у ей самой главной, в помощниках ходит!

-Так-так, ещё интереснее, женить, говоришь, хотели?

Ведьма призадумалась, а потом востро взглянула на Костия:

-Пойдем-ка, Адамович, посекретничаем!

И отведя Костяна подальше — огорошила:

-Костий, ты что, совсем ничего не понял?

-Про что?

-Про василиска вашего?

-Ну как... славный пацан, храбрый, шустрый, моего увальня постоянно тормошит, друзья они с ним первейшие, Петяньке только Феля и дороже.

-Эх, мужики, слепыши!

-Да скажи толком, что?

-Даньша этот ваш... девчонка, и не оженить её хотели, а замуж отдать, судя по всему, за какого-то старого василиска, чтобы от неё родились детки сильные. А она совсем ещё ребенок и смогла вот убежать, скрыться. Сейчас же Даньша в большой опасности — по всплеску силы василиски быстро найдут её, а поскольку она почти все выплеснула, спасая других, они просто спеленают её и унесут.

Костий присвистнул:

-Ничего себе!! Что делать-то, жалко ведь пац... девчушку?

-Тут дело ещё и в том, что после этого выплеска она вряд ли сможет родить, силенок-то не осталось, а василиски, они в утробе матери уже усиленно развиваются. Самые сильные самки после родов долго в себя приходят, девчушку просто загубят.

-Яфилья, помоги!! Не могу я эту храбрую душеньку на погибель отдать, да только сладу с василисками-то нету, закаменеем все — они её и утащат.

-Есть у меня один вариант, если сумеешь уговорить своего сына, то может и отступятся эти ...

-Что нужно делать??

-Зови, хотя нет, пошли на поляну, там все проверенные, да и чем больше свидетелей будет при клятве, тем лучше!

-Петянь, — как-то встревоженно обратился к нему папка, — Петянь, выслушай все внимательно, от твоего решения зависит жизнь Даньши.

-Я согласнай на всё! — тут же откликнулся сынок. — Лиш ба он оживел!

-Послушай, что расскажет Яфилья.

Ведьма быстро обсказала про всё.

-Ну и што?? Девчонка, подумаш! Я што, с ей не так стану разговоры весть? Он... она мне давно роднее роднова, родной то исть, я согласнай. Чево надо сделать?

-Не передумаш?-всунулся кот.

-Чево энто я передумаю??Я што,последня тварюга?

-Значит, Петянь, мы сейчас же, при всех наречем тебя и Даньшу женихом и невестой!! И ты должен произнести клятву, капнуть несколько капель крови вот в этот напиток и выпить.

-Я-то выпью, а вот Даньша как жа?

-Даньше тоже в рот вольем, появятся у вас на левой стороне груди знаки, что вы связаны!

-Давайте скорея! Не ровен час, энти навернутся вскорости!

Вася поспешил сказать:

-Петянь, только ты уже никово не сможешь взять в жены другова, окаменеешь, ежли заобидишь!

-Дядечка, мне сколь лет, я, может, вона как папка, и не скоро соберуся, а Даньша пущай спокойно станет жить. Только маракую я, морду он мне набьёт, очнумшись. А и пусть, зато с нами останется, подумаш — взгляд у ево, не боюся! Давайте скорея!

Когда после Петянькиной крови капнули в плошку несколько капель Даньшиной — чуток укололи ей палец, из плошки выметнулся небольшой язычок огня.

Как засияла Яфилья:

-Даже лучше, чем я предполагала.

Петянька глотнул жидкости,поморщился:

-Горька кака, Даньша сможет ли глотнуть-то?

Глотнула-таки и Даньша, Петяня зашипел:

-Ай, чево-то опять как вона огонь тама.

-Потерпи чуток.

И разглядывали всё на появившееся с левой стороны груди, чуть пониже ключицы изображение василиска у Петяньки и какогось воина-богатырского у Даньши.

-От, я сказывал, когда кладенец тебя признал — быть тебе, Петянь, воем могутным! — подпрыгнул Васька и замер. На поляну враз приземлилось аж три василиска, два вышли вперед, а третий остался на краю поляны, явно как охрана. Костий вышел вперед и низко поклонился:

-Приветствую вас, новые родичи, звиняйте, что принимаю вас во сыром лесу, да случилась у нас тут беда нежданная — стригои, аж пять штук. Ворвалися в мирную жизнь, пришлось на битву с ними всем миром идти.

Василиски обернулись тремя мужиками. Средних лет мужчина ответствовал:

-То ваши заботушки, мы пришли за своим, отдайте то, что принадлежит нам и мы уйдем!!

-Да я бы и рад, только малость опоздали вы — наша стала девочка.

Как зашипел самый старый из них:

-Шшштоо ты стоишь, пусть окаменеют все!

-Мы-то окаменеем, а вот девочку вы всё одно не сможете забрать — обряд полностью завершен! — вступила в разговор Яфилья. — Пора бы тебе уже и угомониться, Илив, стар ведь уже, а девчушка совсем юная, погубить задумал смеску? Не поверю, что не знаешь — не выживет ни она, ни дите!!

-Шшто ты понимаешь, ведьма?? Замолчччи!

-Нет у тебя власти надо мною, и не хватит у тебя силы камнем меня сделать. А ты, Ардин, почему собственное дитя отдаешь старому да гадкому?

-Какое дитя, обычную смеску из низших.

-А то, что эта низшая остановила в таком юном возрасте стригоя здоровенного, и окаменел он, это ни о чем тебе не говорит?

-Как стригоя? Не врете? Где она? Хочу посмотреть сам!

-Вон, с Потапычем спят!

Шагнул было средний к ведьмедю, да только и двух шагов не сделал, как зарычал грозно ведьмедь, а к нему с разных сторон набежали все звери, недвусмысленно показывая, что будут защищать спасшего многих, мелкого дитенка.

Поднял обе руки вверх Ардин:

-Покажите хоть мне её, должен же я убедиться, что вы говорите правду.

Петяня попросил Потапыча:

-Михайло Потапыч, дозволь мне Даньшу на несколько минок взять!

Потапыч разжал лапы, отрок осторожно взял на руки своего, свою Даньшу и, пройдя пять шагов, сказал:

-Вот, смотритя!

Сейчас-то и Петянька разглядел, што у него на руках лежит девушка, да кака симпатична.

Мужик, который навроде отец Даньшин, сначала недоверчиво, а потом жадно стал вглядываться в её лицо. Знать, что-то углядел знакомое и резко повернулся к старому:

-Значит, из низших и с каплей крови нашей?

-Я, я тебе всё объяс... — начал старый и окаменел.

-Постой пока так, слишком много непоняток стало!!

Потапыч рыкнул:

-Несу ужо, не ворчи! — ответствовал Петяня.

Опять отнес Даньшу под бок ведьмедя, а ведьмы и папка уже рассаживались в кружок, для разговору.

-Кто расскажет, как все было?

-Я зачну, — выступил вперед кот и повел речь, да так справно, истинный внук Баюнов. Кой чево дополнял Петяня, потом сказывала Досифея. А Ардин становился все печальнее.

-Это выходит, я собственное дитя проморгал, но как? Мы же сразу чувствуем, когда младенец только родился, насколько у него василисковой крови.

-Не забывай — у неё мать человек, да знать, с толикой ведьминской крови. Вот поначалу и не проявлялась у девочки василискова сущность.

-Даньша сказывал — мамка ево давно погибла, а он рос сиротою.

Ардин аж зубами заскрипел:

-Вот оно как вышло, а я болван, все верить не хотел — сказывал мне старшой наш:

-Твоя дочь станет одной из самых сильных и мудрых, но не вижу я ее в нашем клане!!

-Я все смеялся — нет у меня дочери, два сына только, а она оказывается сироткою... — он поперхнулся, долго сидел молча, удрученно качая головой.

Никто ему и не мешал, все занялися какими-то делами, только Петяня, привалившись к боку Потапыча, не сводил настороженного взгляда с Ардина.

-Поешь нашего немудрящего супца, — подошел к нему с плошкой Костий.

-А? Благодарствую, Кощей, не полезет теперь никакая пища в горло — свою единственную дочку и такую судьбу...

-Дочка твоя, ты извини, мы её привыкли пацаном считать, если обмолвимся, что он — не обижайся, дочка у тебя сильная духом, в одиночку убежать, скитаться одной, суметь выжить... Гордиться надо таким ребенком, мой-то был гора сала, Даньша его тормошил, ехидничал, заставлял шевелиться, сейчас вон воин без пяти минок. Видишь у него ножны простые?

-Да!

-А в них меч-кладенец, признавший его.

-Да возможно ли такое, меч-то, всякий знает, на дне моря-окияна.

-Петянь, покажь меч-то!

Что-то пробурчав, явно нелестное, отрок вытащил меч, который как-то мрачно засверкал на солнце.

-Серчает он, сказывает Даньшу не отдадим!

Сверху на плечо этого без пяти минок воя опустился немалых размеров молодой золотун. Отрок явно обрадовавшись, что-то негромко сказал птицу. Тот повернул красивую голову и уставился в глаза василиску, явно тоже намекая — Даньшу он не получит.

-Да не стану я, не стану забирать её, просто хочу понять и разобраться во всей этой каше. И заварена она явно вот кем, — он покосился на окаменевшего старика, — и похоже, догадываюсь я, с какой целью.

-Скажи, ведьма, я чем-то смогу помочь... — он запнулся, — девочке?

-Силушку свою она почти всю израсходовала, долго будет вот так-то спать, это спасибо, Потапыч её принял — она сейчас сильно мерзнет, а возле него тепло, быстрее в себя придет. Но Потапыча в город не возьмешь, силушки бы ей вашенской, да вот примет ли она?

-Может, попробуем?

-Ты точно уверен, что она именно твоя дочь?

Ардин невесело усмехнулся.

-За левым ухом пятнышко родимое в форме капли посмотрите, есть?

-Петянь, глянь, тебе Потапыч доверяет.

Петяня вздохнул:

-И так знаю, есть, чай рядом спали!

-Вот и у меня посмотри, отрок! — василиск повернул голову, Васька подскочил, проверил:

-Вона каки делы, знать, Даньша наш не просто смесок?

-Да, дочь моя, про которую я не знал!! — Ардин аж застонал. — Надо быть таким болваном.

-Не убивайся так-то, лучшее помоги скорея ему проснуться, а то у меня ужо сердечишко прихватыват!

-Дядечка, ты чево, я вона аверяновки припас, на всякой случай! — тут же вскинулся Петяня. — Ты энто не шуткуй!! У нас сколь делов непеределано, да и котенков с Вандочкою увидеть надо. Небось ужо попискивают? А тама у Досифеюшки сынка крестины подойдут — дяденька Тритон жа в кресных станет! Не, дядечка, мы без тебя совсем загоримся! — засуетился, заволновался Петяня. — Мы пока сюда по нормальному лесу шли, Даньша цветики чудны углядел. Сказывал, на обратной дороге для Вандочки и нарвем. А я... — Петяня судорожно вздохнул, — смеялся над им, што он как девка, от, дубина!

Васька аж растёкся от таких слов.

-Хорошо, на старости летов вона как любют, не то што, которы в осторге сидючи. Ну, тама ум-от последний, што посля погановки оставалси, в любви иноземской угробилси! Слыш, Лешай, у тебя на примете дева кака младая вона из засруловых, косоглазых, не завелася? А то можеть...

-Вась, Вась — ведь не помрешь ты своею смертию! — проскрипел понемногу приходящий в себя Лешак.

-Энто кака судьба выпадет, одно маракую — всяко лучче в своем уме дожить-то!

-Досифеюшка, подашь ли водицы немощному? — Леший обессиленно прислонился к стволику дерева, Досифея помогла ему напиться.

-Благодарствую, дева многоразумна. Костяян, скажи, как нас с Лонькою хватилися? Я ужо с белым светом попрощался, Лоньку стало до того жалко — слезьми весь облился! Ладно я — пожил, много чево натвОрил, а Лонька — мать-отец для всех малых зверушек? Так обидственно стало, мотрю ужо по ноздри водищи, и как-то враз и ничево не стало, а как стал слышать сызнова — один противнай голос меня поносящий и услышал. Змей ты, Васька, ехиднай!

Леший отдышался, помолчал, потом как-то жалобно попросил:

-Хто небудь, доведитя до Лоньки, хочу сам понять, оживет ли мой первейшай боец? Не видывал я такова -сколь и живу, как Лоня и Потапыч энтих гадюков ломали-страшнаи, жуткова виду,стригои энти навроде и не восприняли всурьез нас троих, а мои как зачали... Потапыч-то силен, заломал одново сразу, а Лонька, как, разбежамшись, вдарил копытами-то — у другова дыришша в груди, и дух вон, а дальше ужо и не помню. Очнулся — в воде мокну, рядом Лонькина голова только и виднеется, замочили нас, вона, как грибы сушёны.

Лешай доковылял до спящего Лоньки, ощупал ево, погладил морду — Лонька фыркнул ему в руку.

-Жив, Лонь, жив!

А потом только и огляделся — увидев, что на поляне полно и людей, и зверей — выпучил свои маленькие глазенки.

-Мне, Вась, не блазнится? Энто все здеся?

-Здеся, здеся, жизню чуть не положили за всю твою вотчину — вона, василенок, засрула, Совушкин младшой, Забавушка — спят совсем давно, Потапыч еле оклемался! — забурчал кот, а Лешай подобрал сук, валявшийся неподалеку, потихоньку встал, опираясь на нево и сказанул:

-Немочной я пока што, не могу поклон глубокай всем отвесить... проститя, благодарствую всем за спасенье всей лесной живности!! Понадеялся я — справимся втроем с напастью гадской, ан нет. Лешай, он не совсем пропащай, умеет быть благодарственным, за любова из вас жись свою положу, завсегда на меня теперя расчет имейтя!

Проникся даже ехиднай кот, понЯл — от чистово сердца сказывает Лешак.

-Петянька, давай Даньшу у Потапыча забирай, попробует ейный навроде отец силушки добавить, не то станет ведьмедем, виш, как пригрелся возля Потапыча!

-Сказывала ведьма старша — я правильно сделал — ево... ее в тепло место перенес. -Да не тепло, тама баня настояща!

Петянька опять извинялся и осторожно забирал капельную супротив большого, чисто гора — ведьмедя, Даньшу.

Василиск уселся на мягкий лапник — натащили звери много — и уложил Петянька ставшу совсем худеньку Даньшу на ево колени. Тот возложил руки на лоб Даньшин, прикрыл глаза и замер. Петяня сидел неподалеку, не скрывая настороженности — боялся в душе он — вот как скрадут ево друга, он пока не воспринимал Даньшу как девчонку. Подумаш, какой-то рисунок у их получился — все одно же, ожениться никто не станет торопить, а василиски, он читал — коварны, мало ли — глаза отводют, иш, стара сволота в жонки схотел, не бывать такому! Петянька мысленно постоянно просил свой меч, штобы подмогнул за Даньшу вступиться!

Поначалу-то ничево и не происходило, василиск шумно вздыхал и негромко сказывал Яфилье, сидевшей рядышком:

-Што-то мешает, не пускает как!

Ведьма призадумалася, потом взяла маленькие Даньшины ладошки в свои и зачала наглаживать их, василиск враз дернулся, выдохнул и руки у ево заголубели, с них полился голубой же свет понемногу окутывая Даньшино лицо.

-Так, умница, — приговаривала Яфилья, — не спеши, пей понемногу, с передыхами!

-Вась, иди сюда, тебя она знает, больше поверит! Поговори!

-Даньш, ты не бойсь, мы все тута, возля тебя, энту енергию тебе... василиск настоящай отдает, саму пользительну, мы испереживалися за тебя сильно! Подкреписси и просыпайсь, спиш и спиш возля Потапыча, Мишутка вона возревновал ужо!

Васька говорил все, что приходило в голову — ведьма же сказывает — ему главно голос родной слушать.

-А дома-то котяты небось плачут — папка-кот запропал, неведомо где болтатся, да и Вандочка серчат, а и разобидится враз на меня-то — я ить самова бойкова котишку, не видя совсем, Тритону, царю морскому и посулил! А Вандочка, она ндравна кошечка, ох, и попадет мне! Мы тута все заждалися, с клятыми сволочугами разделалися, домой надоть!

Даньшина рука враз как-то зашевелилася:

-Даньш, чево? — не понял Васька, потом до нево дошло — подставил свою моську под руку и замурчал. И сказал негромко василиск:

— Совсем хорошо, пошла силушка!

-Вот как помогат кошачье урчанье, у детишков враз спокойствие наступат!

Опять отнес Петянька Даньшу, а василиск совсем пригорюнился:

-Не примет меня дочка, боюсь, не примет — ведь силушку мою едва приняла, хотя для всех василисков она как самое вкусное лакомство, вон, как для ведьмедей медок. Я-то думал — сбежала ее матушка тогда от меня к людям, да и про то, что ребенок зародился, даже и представить не мог. Не было никогда такого — у василиска с человеком детей не случалось! А детушка моя, маленькая, во сиротстве мыкалась! И я не я буду, ежли не вытрясу из этой старой гадины всю правду! — он кивнул на окаменевшего старого василиска.

-Костий, поможешь мне? У тебя кат знаменитый жив ли?

-Да, жив и обязательно помогу, гложет меня мысль — стригои не с его ли подачи появились? Уж больно все, как по писаному, продумано. Не случись похищения девушек, нарушил я Насрулле путь прямой в их пустыню-то, не отправься мы немедленно за ними... До Весчанского княжества и доперли бы, по дороге повыпивав все живое — стригоев тогда и одолеть не смогли бы. С тобой какой несчастный случай внезапно случись — дети твои молоды, неопытны, а этот самый подходящий, да еще и женат на твоей крови — смеске.

-Была недавно одна история, я списал на случайность, а Ренив вот мне все время и твердил, что чьи-то козни. — Он кивнул на сидевшего немного поодаль, третьего василиска. — Вот и увязался за нами, хотя уж очень против был Илив. Похоже, все так и задумывалось! Вот, что значит, свежий глаз!

К вечеру Леший ходил уже потвёрже, горестно воздыхал возля Лоньки и Забавушки, пожалел даже засрулу, прилетевшей Совушке пытался поклониться в ноги, да мудрая Совушка шикнула на него:

-Не дури, эдак каждому, кто родные места отстаивал, станешь кланяться — полгода пройдет, наводи-ка порядок как следоват! Горыныч, там за дальним логом валяются энти два перваи, што Потапыч с Лонею упокоили, надоть тама всё гадство посжечь.

-Мелочь всю оттеда убирай, и враз всё подчистим! — прогрохотали слаженно все три головы.

-А отстынет пожарище-то, дубов тама насажайтя, пользительно дерево и энтих, што с шишками, для белков, оне и углядят сразу каку напасть, прыгая тама, — добавил кот.

-Совушка, а не поживешь ли ты у меня немного, чай, твои советы завсегда дорогова стоют? — попросил Леший.

-Надо жа, в ум входить зачал? — удивилась Совушка.

-Войдеш тута, када всю мою живность под корень пустить собралися, а меня самово, спасибо, Тритон сумел вона с Лонькою выташшить.

-Вот и славно, што все на беду откликнулися — всем миром-то оно и получилось таких лютых ворогов одолеть. А то, бывалоча, некоторые только погановку и пили...

-Вота перед всеми вами слово сурьезное даю!! — посуровел Леший. — Николи не стану об ей даже и воспоминать, будя! Деушки мне пообещали осмотрителя леснова, штобы, значицца, за порядком приглядывал да мене укорот давал, ежли я куда вляпаюся!

-Костян, станешь ли свидетелем моих слов-то?

-Стану, Леший, стану, большая беда пришла к нам, но одолели мы её, и радостно так, что все откликнулись, никто в стороне и не остался! Так-то и давайте всем миром с напастями справляться.

К вечеру очнулся Даньша, слабым голосом он попросил водицы. Петянька, подскочив, мгновенно приподнял ево и осторожно поднес к губам плошку с отваром ведьминским.

-Даньш, ты энто, постарйся всё выпить, вонюча она, да силы дает, старша ведьма варила. Она, чай, знат, чево делать надоть!

Даньша давясь, с передыхами выпил все же, и подбежавший к ним Васька обнял ево и горестно вздохнул:

-Напужал, малец, до одморока нас!! Силушку свою зачем так истратил-то?

-А злость взяла — така страшила прёт, а за горушкою всяки детишки малые хоронются! Все ли живы?

-Все, только вот Забавушка с Лонькою, да засрула никак не очнутся — ведьмы сказывают, день-два так-то будет. Пойдем, Даньш, к костерку-то, тама все собралися, пусть порадоваются, што один ужо оживел!!

Возле костра Даньша, опирающийся на надежную руку Петяньки, с удивлением увидел тех, про ково только и слыхал по котовым сказам. Маленький, худенький дедок оказался тем самым хулюганом Лешим, голубоватый мощный мужчина — царем морским Тритоном, которого до дрожи ещё не так давно боялся Петяня. К его боку привалился зелененький, кругленький человечек, возле нево три тоже зелененькие молодые девы — кикиморки, чуть поодаль, вытянув три шеи с тремя головами в сторону костерка, лежал Горыныч, сидели три женщины в островерхих ведьминских шляпах, неподалеку возлежала медведица, поодаль сидели волки...

Обведя всех присутствующих заинтересованным взглядом, Даньша натолкнулся глазами на странного мужика, неотрывно глядевшего на него. Он почему-то показался знакомым, но где он мог видеть этого мужчину, Даньша и не стал вспоминать, наверняка, пока скитался один. А Даньшу обняла ласковая такая тетенька, с непонятного цвета волосами.

-Спасибо тебе огромное, маленький василёнок, ты многих спас.

-Да чево там! — засмущался Даньша, чувствуя на себе неотрывный взгляд мужика. И как-то враз встретились они глазами, мужик дернулся, а Даньша захолодел и прижался к тетеньке:

-Тетенька, дядечка Васечка, не отдавайте меня ему!

-Што ты, што ты!! — закудахтал кот. — Не смей так-то плохо думать, энто же твой...

-Да, я вижу — он из василисков, они, они меня заставют... — Даньша запнулся.

Костян оказавшийся рядом, взял его на руки, присел с ним на небольшой пенек и отвествовал: -Никто теперь не сможет тебя никуда забрать! Ты — наш...а!

-Пап, дай я сам ему обскажу... про всё! Он жа мой друг, скорея поймет!!

Отошли робятишки на немного, и Петянька, яростно жестикулируя, негромко пояснял Даньше, што и как случилося. Даньша качал головой, явно с чем-то не соглашаясь, но Петянька не сдавался, оголив шею, ткнул пальцем в изображение василиска и воскликнул, забывшись:

-Виш, каку страшилу заимел! А у тебя-то воин красивой!

Даньша как засмеялся в голос:

-Ой, не могу! Хи-хи-хи, Петянь, и взаправду страшила!! Хи-хи-хи, как купаться станешь теперя?

-Так и стану! — пробурчал отрок и вдруг тоже захохотал в голос. — Станем мы с тобою просто отмеченные, кому како дело, што у нас таки рисунки появилися. Может, энто вона Лешай нас так-то наградил!

-Договорилися! — выдохнул кот, а Даньша вдруг вскочил:

-Петянь, там энтот... гад, што меня хотел сделать... Петянь, рубани ево кладенцом, Петянь!!!

Костян в секунду оказался рядом, подхватил Даньшу на руки и понес к костру, присел опять:

-Малыш, выслушай вот этого василиска. Он много чего тебе расскажет.

-Дядечка Костян, если б ты знал, как я их ненавижу!

-Даньш, — привалился к отцову боку Петянька, — не все у их сволочуги, ты ево выслушай, потом сам и думай, как быть-то, а я тута с кладенцом, возля тебя и стану! Я навроде как теперя твой охранительщик стал!

Васька позвал:

-Идитя, возля деревца и поговорим, я тожа тута с тобою буду, не бойсь!

Даньша кивнул, подошел к коту, сел возле нево, кот копируя Потапыча обнял своево детёныша, рядом присел Петянька. Остальные тоже были неподалеку, василиск негромко сказал:

-Я, Даньш, твой родной отец!

-Кааакой ещё отец? Энтот всегда сказывал, што я народился от последнева самова позорного смеска. И што во мне крови вашенской одна капля, и што он меня спасти хочет! Только я подслушал, што он ожениться задумал, а я ево ненавижу, он гадский — бил нас все время, Тиньшу, што постарше нас нанемного ссильничал, и она умерла! Дяденька, ежли ты ево в живых оставиш — клянуся, я тебя порешу!!Он откуда-то привозил нас, таких вот "смесков грязных", обзывал так-то и и бил!

Мужик серел на глазах, только выделялись на бледном лице жуткие горящие глаза.

-Где это было? Подожди!! Ренив, иди сюда, послушай!

Второй василиск Даньше, как ни странно, понравился. Может, взгляд у нево был теплай?

Подуспокоился Даньша и обсказал немного про свою жисть там у василисков.

Этот, котрый, навроде, отец пытался вскочить, бежать к окаменевшему, да Ренив не пускал, повторяя только:

-Ардин, надо полностью вытащить из этого тварюги все. Теперь ты веришь, что все не случайно творилось у нас? Не пугай ребенка, она, сам видишь, боится нас до заикания, остынь!

Отец энтот только в бессилье сжимал и разжимал кулаки.

-По кусочку, по маленькому, отрывать стану, за всех загубленных и обиженных!

-Петянь, Фельки чево не видно?

-Патрулироват, пригляд-то нужон, мало ли, кака зараза случится, дядечка Ферапонт вона дремет, скоро прилетит наш птиц. Не полошися здря!

Вскоре так и случилося — с неба плавно снижался золотун, а углядев возля Петяньки худеньку фигурку Даньши, резко рванул вниз, мгновенно приземлившись, распахнул крылья и просто завернул в них мелкова, с каким-то придыханием бормотнув:

-Жи-вой!

-Ага, — радостно согласился Даньша, а птиц, положив свою голову ему на плечо, уже четче произнес: -Волновался я!

— Фель?! Феля? — заорал вдруг Петянька, — Феля??Ты заговорил???

-И чево орешш? — уже четко спросил Фелька. — Заговоришш тут с вами, переживаючи, как не знаю хто!

-Феля, щастье-то како! — налетел на него Петянька. — Знаш, как ждал!! -Недоросль мой! — ласково проговорил птиц, и теперь переместил свою голову к Петяньке на плечо.

А Ваську проняло — прослезился кот:

-От такова щастья и жись продлятся! Слыш, Лешай, собирай робятишков-зверушков, што без мамок-тятек осталися, и станеш так-то для их самолуччим и нужон завсегда! — и позвал золотуна:

-Иди сюда, горяча голова, чисто малолеток полез на стригоя-то!

Золотун, обхватив крыльями кота, пробурчал:

-Мне всего год и исполнится только!

-Не подумал, — согласился кот, — навроде Ферапонта в размере-то догоняш, от я и оконфузимши!

Робятишки так и остались сидеть по обе стороны от Фельки, подлезши под ево крылья.

Ферапонт только поглядывал на них, понимая, что сыну его эти два пацана роднее всех.

Улучив минутку, сказал тихонько расстроенному василиску:

-Ты не спеши, ребятишки много уже повидали, примут тебя не сразу, пока все вчетвером и мой пятый не обсудят, не подумают — не подойдет к тебе Даньша. Опять же подумай сам — если принимать, то всех разом, никто из них друг без друга — никуда. Мы с Ваською давно поняли, что Даньша из ваших, и сильно удивлялись, как вы могли малова, малую, то есть, птаху замуж сговорить, у вас по симпатии всегда было, да подумали — вы мало с кем знаетесь, может, каки порядки изменились? А оно, вишь, как завернулось.

Подошел кот и, услышав последние слова Ферапонта, добавил:

-Я так маракую — энта тварь ребятенка недавно приметила, силушка ваша из ево полезла враз, вот и решился, думая, скорея всего, так-то: пока силушка не проснулась и никто не учуял ее, надо эту малявку в жены взять, а там и родня нужна объявится. Раз сильна девчушка, знать, в отцах хто тожа сильнай. А то, што она совсем дите... ух, стара сволочь!

Кот негромко говорил насупленному Даньше, никак оне не восприняли весть про девчонку, парнишка и парнишка — как и был — совсем не изменился, только малость схуднул и сбледнул, но энто всё быстро проходит.

-Папке твоёму, Даньш, ох, как невесело, у их жа, василисков, дочки с сильным даром редко нарождаются, а тута на тебе — дочушка, смеска, да сильнюща! Даньш, ты вота как немного споймешь -порасспроси про матушку-то свою, зашто она не объявила Ардину, што втягости-то? Чай, не оставил ба!

-Не оставил, дядечка... как жа! Ты тама не бывал, не бывал, а я... — Даньша угрюмо умолк.

-Вот и обскажи про все Ардину-то, он, виш, зубами скрипит возля энтой гадины. По кусочку, сказал, будет отрывать с него за всех загубленных!

-Подумаю!

-Петянь, а ты-то за што так сделал, ведь пожалееш!

-Што энто я жалеть стану, али ты мне чужой? Я вона кака страсть был поначалу, ты меня не бросил, ведь мог так-то плюнуть, вона даже из ручья тащить взялся таку махинищу! Ты не думай чево лишнево -как был друг первейший, так и останешься им. Спасибо ведьме старшой, углядела тебя, да папку упредила, што после твоево еройства василиски явются, тбя забрать. Во как жа — фигу с маком! Так мы тебя и отдали, мы теперя с тобою завсегда рядом должны быть. Энта отметина, — Петянька коснулся страшилы, — она не даст далёко уходить, а и хорошо, никто тебя уже не сможет так-то утянуть, ведьма упредила — стуканёт сильно.

-Вот бы проверить-то? — протянул Даньша.

-Спрошу? — поднялся Петяня, подошел к василиску, обсказал, тот кивнул, и на направившегося тут же к Даньше третьего василиска заинтересованно уставились все. Вроде всё нормально, василиск спокойно подошел к Даньше, ничево не изменилося, а вот когда он тихонько дотронулся до руки Даньши... раздался треск, и василиск, немаленький такой в росте и силе, отлетел на приличное расстояние, кое как сел, очумело тряся головою.

-Вот, Ардин, я тебе о чем и толковала, когда ты, не разобрамши, потребовал её отдать! Девочке теперь никакие враги не страшны — со всеми будет так-то, если кто посильнее ухватит и получит намного больше удар!! — подтвердила довольная Яфилья.

-Но это же... это же, я только по рассказам знаю, что была когда-то давным-давно такая же сильная дева у василисков, прозваньем... — он запнулся и замер, а очухавшийся другой василиск, как-то торжественно-нараспев закончил:

-Дева василисков — Даниэллия, точь в точь повторится через много веков в такой же деве, и имя у неё будет похожее! Только спесь и заносчивость василисков не позволит увидеть Деву во младенчестве и оберечь её, а после не станет она жить среди них!

-Я не Даниэллия ваша, просто Даньша, так мама меня нарекла!

-Ты, ты помнишь её? — встрепенулся Ардин.

-Плохо, только вот напевала она мне, слова не запомнил по младости... — Даньша напел мотив. Как загрустил Ардин.

-А ещё что-то помнишь?

-Нет, только Росица мне про неё сказывала.

-Росица? — вскинулся папашка, — Росица? Где, где она?

-Тама же где и была — у энтой гадины, — враз ощетинилася Даньша.

-Девочка, маленькая моя, славная, ты мне такую надежду подарила! — Он вскочил, но остановил его Костий:

-Стоп, Ардин, негоже без подготовки туда сунуться! Даньш, кто там вместо этого ... остается?

Когда Даньша подробно рассказал и описал всё и всех во владениях этого Илива, Костий сказал:

-Вот теперь можно и навестить, помыть-почистить в конюшне той. Ардин, дуй к себе, бери пару-тройку надежных своих, и рванем вместе.

-И вы с нами? — удивился Ардин. — Несмотря на наше ...пакостное поведение?

-Мы теперь породнились — вон, посмотри! — кивнул Костий в сторону кустов, возле которых, низко склонив друг к другу головы, Петянька и Даньша о чем-то шептались с Фелькой.

-Уверен, уговаривают золотуна полететь туда же.

-А как жа без их-то, оне вона како испытанье прошли, оба.

-Вот мы им и оставляем почетную работу делать — Досифею, Совушку, Забавушку и раненых оберечь, ты Вась за старшего остаешься.

-Ардин, энтот гад не раскаменет? Ты ево сверху-то немного под... чево там, ну, штоба каменюкою наикрепкою был! Мы, конешно, тожеть не лыком сошиты, но мало ли, Петянька со своим кладенцом в капусту ведь изрубит. Али Потапыч за маленьку девчушку, што по душе пришлася, заломат — ежли тот оживеть сумеет. А то и Досифеюшка, добра душа, какими дрыном уладит — тута одне вояки собрАлися, да водны далеко не ушли. Я чево волнуюся — прибьем всем миром, и про стригоев не узнать тогда станет, понятно же, што он в энтом замешан.

dd>  

ГЛАВА 14.

Приезжающие к василиску Иливу гости или деловые партнеры даже не догадывались, что имеется у него совсем неподалеку от основного места проживания хитрое такое место, где на положении рабов живут собираемые по всему краю василисков преданным псом Вешкой смески. Так повелось, от 'баловства' василисков рождались совсем слабые, недолго живущие смески. Когда-то, ещё при отце нынешнего молодого правителя Ардина было дозволено верному и исполнительному Иливу собирать смесков, оставшихся без матерей — очень редкая человечка вынашивала такого ребенка и оставалась живой, обучать полезным работам, пристраивать их к делу. Поначалу так и было — получались из смесков неплохие слуги. Илив потихонечку пристраивал самых умелых в другие дома за определенную плату. Со временем же, ему, заметно разбогатевшему, захотелось... много чего.

Затаившись до поры до времени, Илив терпеливо ждал — отец Ардина, старейший из василисков, доживал свои последние годы, а молодому наследнику опытный советник ой, как годился.

Все правильно подрасчитал Илив, так и было, по первости Ардин внимательно слушал и много чего делал по подсказке Илива... но мальчишка взрослел, становился все более неуступчивым, на все имелось у него сейчас свое мнение, и Илива стали оттирать более молодые и толковые василиски, у которых было что предложить Ардину, новое. Особенно раздражал Илива как раз друг-телохранитель-советник, все в одном лице, немногословный, даже угрюмый Ренив, почти не отходящий от главы ни на шаг. Покушения устраивать на самого сильного василиска — все равно что лбом гору долбить, понимал Илив — надо действовать хитростью.

Подобное тянется к подобному, пересеклись они однажды с учителем Насруллы, как-то враз уверились в нужности одного другому и завертели хитрую интригу. Возраст позволял не спешить, вот и выжидали благоприятного во всех смыслах времени. Наследника Солнцеликого, Насруллу не случайно покусала собака песчаная, насланная специально, именно к жестокому мальчонке. Определил этот чародей-Лиходей, что именно Насрулла ему годится, поначалу в ученики, потом уже на важный ритуал, в результате которого становился этот неприметный, соплёй перешибешь, мужичонка наисильнейшим.

А пока же, обосновавшись в дальней пустыне, он, не опасаясь никого, выводил новых стригоев.

Насрулла, взятый в ученики и натаскиваемый учителем на безжалостное отношение ко всем, особенно к своим обидчикам,получился самым что ни на есть замечательным учеником, осталось подождать совсем немного — не выросла пока дочь Елисеева, так подходяща для ритуала.

Пока ждали Забаву, Илива совсем задвинули, стал он считаться старым занудою, никто уже не прислушивался к нему, и затаил он ненависть великую к малолетке Ардину. Илива из совета василисков, учитывая многие годы и пользу, выводить не стали, был он в курсе многих дел, считался верным из верных, а сам ждал звездного часа. Смесков по-прежнему привозили к нему, да вот только смертность среди них резко пошла вверх, он объяснял это тем, что слабые человечки рожают совсем слабых смесков и те просто дохнут как мухи. Не дохли они, жили которые посильнее, в специальном месте, где всем ведал Вешка, такой же смесок, только приближенный и обласканный Иливом.

Вот и старался, зная, какая судьба его ждёт в случае неугодности хозяину — не жалел ни старых, ни малых, поставлял хозяину с друзьями едва подросших девчушек, все шло как надо, да вот в одном он ошибся — всегда считал мелкого пацана Даньшу за задохлика, оказалось, что он — девчонка с толикой крови побольше, чем у обычных смесков.

Вознамерился Илив сделать её женой своей, неизвестно какой по счету, на недоуменный вопрос Вешки, ответил загадочно:

-Не твоево ума, дурак, это! Смотри за ней в четыре глаза!

И уехал к Ардину, а смеска-то и сбеги, да непонятно как, никто и не видывал.

Пытал Вешка тетку эту, Росицу, полусумасшедшую, что вместе с Даньшею появилася здесь, да только попусту. Росица, разум которой плавал где-то, только и твердила:

-Вижу приближение конца!!

Плюнул на полоумную Вешка, а хозяин по прибытии жестоко наказал именно его, и лютовал теперь Вешка, стараясь стать вновь нужным Иливу.

Не боялся он, что кто-то узнает про это место, а сегодня поутру и появись на входе в дом, где почивал Вешка, сразу пять василисков да с главным — Ардином. И ещё какие-то два чужедальних мужика с ними, один огненно-рыжий, чисто золотой, а другой совсем непонятной. Вот и выволокли полусонного Вешку во двор-то, где уже собрались все смески.

В дальнем загоне заволновались оставшиеся здесь пять выращенных страшил-стригоев, знать, учуяли силушку вкусную. Рыжий насторожился... потом перекинулся взглядом с непонятным мужиком и спросил Ардина:

-Разрешаешь?

Тот кивнул, странно так смотря на Вешку, у которого все внутри захолодело враз.

А рыжий отошел к дальнему концу двора, вдруг пошел рябью, через минку в небо взлетел золотой дракон огромных размеров и точнехонько так плюнул с высоты огромной струёй огня по стригоям. Огонь какой-то непонятный, не стал распространяться по сараюшкам и хибаркам рабов, а оглушительно заревел в загоне. Стригои вначале вопили, метались, пытаясь выскочить, да огонь, знать, магический, не выпускал их из круга, и сгорели все стригои без остатка. Да как не сгореть, если дракон, кружась над загоном, метко плевался по ним огнём.

-Ну вот, теперь и поговорим! — зловеще сказал Ардин, а Вешка упал на колени:

-Принуждал меня хозяин, не хотел я такова!

-Помолчи! — негромко рыкнул Ардин, заставив того онеметь. — Мы пока других послушаем! Где здесь наказанных держат?

-Дяденька василиск, я покажу! — робко выступил вперед из толпы умученных смесков какой-то мальчонка, худой до невозможности, но с разумным взглядом.

-Релив?

-Иду! — Релив и ещё два василиска собрались идти в дальнюю халупу, а из толпы выбрались три такие же изможденные женщины:

-Мы с вами, там многим помощь нужна, сами не выйдут! — к ним тут же присоединились несколько подростков.

-Хозяин, — теперь вперед выбрался старенький дедок, — ты остальных псов-то уйми, хоть на пока, уедешь — оне измываться продолжут.

-Где? — так спросил Ардин, что все невольно поежились.

-Вона, в кучку сбилися, — указал дедок на весьма упитанных смесков. Те, поняв, что на них обратили внимание, рванулись разбежаться. Но кто сможет убежать от разъяренного василиска — так и застыли с поднятыми ногами.

-Благодарствуем, хозяин, пусть так-то постоят!

-Ты тут за старшего?

-Нет, я за старого, дольше всех здесь обитаюся, не призыват меня госпожа смертушка, вот я и болтаюся.

-Наговариват, дедушко, неправду, ежлиб не он, половины из нас уже не стало! — подала голос какая-то женщина. — Он нам всем силушки добавлят своими словами!

-Как тебя звать?

-Лифаном когда-то прозывался.

-Лифаном и будешь, давай-ка быстренько скажи — где тут запасы еды хранятся, эти-то не бедствовали, я смотрю, — он кивнул на Вешку.

-Что, хозяин, ты и вправду нас станешь кормить, и не жалко?? Мы же смески грязные.

Как почернел лицом Ардин, а непонятной народности мужик гулко так сказал:

-Смески, не смески — все мы живые, и никому не позволительно измываться над другими. Давай, дедунь, показывай, где и чего тут есть.

-А энти? — с опаской оглянулся Лифан на застывших.

-Энтим предстоит... не позавидуешь, что!

Толпа загомонила, все стали враз что-то говорить.

Ардин сказал:

-Сначала накормим всех, осмотрим самых нуждающихся в лечении, потом каждый из вас расскажет про всё, что здесь творилось.

-А прежний хозяин из высших, Илив, он потом не возвернется?

-Нет, он не возвернется уже никуда!

Откуда взялись силы у этих умученных, полуживых людей, все зашевелились-засуетились, стараясь быть полезными этому василиску с жутковатым взглядом, а на призыв Ардина прилетели ещё василиски. К одному из них вмиг выстроилась огромная очередь — лекарь осматривал всех внимательно и тут же говорил, кому что можно поесть, кому сразу же помогал, накладывая руки на самое больное место, говоря при этом:

-На немного боль твою уберем, потом долечим!

-Да как ты меня сможешь долечить, господин, — горько вздохнула одна из женщин, — коли я после родов столь лет вся больная.

-Не спеши на тот свет! — улыбнулся хмурый до этого василиск, а женщина тоже улыбнувшись сказала:

-Вот, за такие ваши улыбки мы в огонь и воду и идем!

-Туда не надо, а раз улыбнуться смогла, значит, ещё поживешь!

Из хибары, оказалось, там внизу глубокая, зловонная яма, стали выносить едва живые трупы, которые слабо шевелились. Как сразу тихо стало. Лекарь тут же, извинившись, подскочил к лежащим, начал осматривать, попросил женщин, кто сможет, помочь ему — обтирать грязь с лица и рук узников. И закипела работа. Кто таскал воду, даже слабые детки, хоть по полплошки да тащили для вызволенных, кто аккуратно оттирал грязь с неподвижно лежащих, кто потихоньку с разрешения лекаря пытался напоить водичкой с какой-то добавкой...

Несколько человек понемногу приходили в себя, некоторых лекарь огорченно покачав головой, определил в самых тяжёлых, некоторых ещё только выносили.

Ардин удивил — когда вынесли совсем бездвижную женщину, и кто-то воскликнул:

-Росица наша! — он резко повернулся, в два шага подскочил к тому, кто держал комок грязи на руках, бережно забрал её и понес к ближайшему колодцу.

Лифан, потрусив за ним следом, воскликнул:

-Хозяин, подожди, от радости из мозгов совсем вылетело — есть у энтой сволочуги в покоях, мудреный такой прудик с теплою водою. Видал я один разок-то, да вот подзабыл, неси нашу голубушку туда.

-Показывай! — рыкул Ардин, едва сдерживаясь, чтобы не обратиться в жуткого василиска. Пинком распахнув дверь, влетел в дом — обычный снаружи, но очень даже богато обставленный внутри.

-Ах, сволочня! — Ардин, неся на руках совсем ничего не весящую женщину, ногой отшвыривал всякие предметы, мешающие ему идти, наконец,за дальней дверью оказался небольшой бассейн с плавающей там какой-то бабенкой, заоравшей:

-Кто посме... — да заткнувшейся при виде разъяренного василиска. Какая-то неведомая сила вытащила её из воды и выкинула в высокое оконце.

Заскочивший вслед за Ардином лекарь негромко сказал:

-Опускай в воду, только чтобы лицо было на поверхности, пусть вся грязь слезет, потом воду поменяем и станем отмывать остальных!

Ардин, стоя в воде, не выпускал Росицу из рук, и было видно, что никому не доверит её, даже лекарю. Тот осторожно смывал грязь с лица и тела женщины, а когда вгляделся в отмытое, изможденное но все равно красивое лицо, вздохнул:

-Какая красавица была, но ничего, подлечим!

-Точно, выживет? — прогромыхал Ардин, не видя как чуть дрогнули веки Росицы.

-Точно, повелитель, обещаю, но будет слабенькой, деток не выносит.

-Выносила уже... доченьку! — пробурчал помягче Ардин. А потом замер, взглянув на Росицу — на него смотрели удивленные, самые любимые глаза:

-Ард? — чуть слышно спросила Росица. — Ард? Какой необычный...ссон, — едва договорила она и уснула.

-Все, теперь спать будет долго, я добавил ей немного силы. А потом кто-то из близких её подпитывать должен. Ты сказал, у неё дочь есть?

-Есть, дочка, Даньша! — Ардин понес уснувшую Росицу в комнату, где уже суетились две женщины, сдирая с большой кровати белье.

-Нет, не нужно. Вот на этот диванчик! — кивнул Ардин.

Ему дико хотелось все сжечь и пепел развеять по ветру. Но пока надо было навести порядок, разобраться со сволочами, и помочь всем людям, которые по прихоти одного идиота стали рабами на долгое время.

Уже поздним вечером держал Ардин совет с теперь уже точно своими друзьями — Костяном и Вэйром.

-Ард, не пори горячку, в гневе много чего сотворишь, а потом жалеть — что толку. Наверняка не всем василискам придутся по нраву такие изменения — не все смогут принять смесков за равных себе. Как же, василиски — сильные мира сего и вдруг какие-то смески. Может, тебе стоит разобраться с теми, кто здесь томился, тише-тише, дослушай! — осадил Костий вскинувшегося Ардина. — Разобраться вот как: все они чьи-то дети, дети василисков, давай проверь каждого на имеющуюся у них силу, может, кто ещё типа Даньши — силу свою не осознает, мало ли, кто в материнских предках был. Раз такие охотники до человеческих женщин — пусть и расплачиваются, не обязательно смесков в свою родню принимать — вой поднимется нешуточный, а вот выплачивать определенные средства на своего ребенка — точно. Издать закон, обязывающий расплачиваться за свое удовольствие. Увидишь — сократится число рождающихся смесков. Ввести огромные виры за принуждение человеческих женщин — не все же добровольно идут на сближение с василисками. А чтобы вони и воя было меньше — собери заранее всех самых несогласных сюда, вот завтра. Пусть увидят своим глазами, как тут живут их же дети. Одно дело говорильня, другое — вот, смотрите, что делал и как издевался всеми уважаемый Илив над людьми.

-Точно! — впервые за все время, прошедшее с обнаружения Росицы, Ардин слабо улыбнулся. -Точно! У меня ночь на все про все, я этих каменноголовых сюда притащу и тут же устрою показательное судилище. Илив есть? Есть. Этот его 'ни в чем не виноватый' есть, стригой, Даньшею остановленный тоже, свидетелей тоже навалом.

-Так, я пошел к Солнцеликому! — вмиг поднялся Костян. — Есть за ним должок один, время пришло отдавать. Вэй, на тебе переноска всех сюда, у нас там — куча.

-Ха, у меня Горыныч за ездовую летающую лошадь поработает, у Васьки в его котомочке наверняка ковёрик не один запрятан, самолёт.

Смышленый Лифан тут же снарядил самых крепких смесков в дозор, остальные уже спали вповалку возле костров, никто не захотел идти в ненавистные бараки, и видели только сменяющиеся дозорные, да неугомонный, враз стряхнувший с себя старость Лифан, как неподалеку приземлялись несколько раз дракон и Горыныч, переносящие многих людей и нелюдей.

Поутру смески в удивлении таращили глаза, было на кого посмотреть, на дальнем краю поля громко храпели три головы Змея Горыныча, у колодца сидели два таких разных существа — один зеленый-мелковат, другой голубоватый и большой, важно расхаживал промеж костров невиданный огромный, говорящий кот, от которого не отлипали детишки. Поначалу они ходили на почтительном расстоянии, но мурлыкающая речь, хитренькие глазки кота и особенно его такая мягенькая, красивая шерстка — очаровали их, самые бойкие осторожно погладили кота, он их подбадривал:

-Ну вота, я не кусаюся, чево встали, подходитя!

Детишки, осмелев, все погладили кота и дружно стали ходить за ним.

А в небе летали на каком-то ярком куске материи два пацана и весело зазывали самых смелых прокатиться. Дети, они везде дети — кто-то узнал Даньшу, и нашлись желающие, вопившие поначалу от страха, а потом от восторга смески.

Прилетели так же две громадные птицы — золотуны по прозванью, красивая такая тетенька, которую все с уважением величали — Совушка, с нею сынок её, как-то не сильно держащийся на ногах. Кот пояснил:

-Совушкин не убоялся страшнова стригоя и полез в драку!

Не видывали смески много чево, но стригоев знали все до единого, и досталось Совенку много восторгов и уважительных слов. Была тут и человеческая крупная женщина, которая, сразу видно, никого и ничего не боялась.

Возле поселения появилися всякие звери и смешной такой сухонький старичок, Леший прозваньем, приехавший на огромном медведе. Многие из смесков только слышали про всех, а вот видеть никто и не видывал.

-А Кошей-то Бессмертнай, што же, в стороне осталси? — спросил Лифан.

-Да как жеть! У ево само сурьёзно заданье — наш Кощеюшко, да в стороне? Такова быть не могёт! — тут же воскликнул кот Баюныч.

А смески сбились в кучу, встревоженно поглядывая на появляющихся один за другим василисков. Последним появился Ардин, и народ немного подуспокоился, этот-то не враг, уже знакомай и не идиот.

Ардин указал место, где стали рассаживаться важные, а то и вовсе недовольные василиски. В небе появился Дракон, что-то тащивший в клюве, у самой земли разжал его и шмякнулись на землю Илив и стригой.

-Ну сказывай, повелитель, зачем ты притащил нас к этими грязным... — начал было один из самых высокомерных, но ему не дал договорить появившийся из ниоткуда Кощей Бессмертный в настоящем своем грозном обличье, да не один он явился, а с несколькими узкоглазыми, богато разодетыми мужиками.

-О, даже Солнцеликий здесь? — удивился кто-то из василисков.

А с приземлившегося дракона, нетвердо ступая, спускался такой же узкоглазый, только молодой мужик.

-Ну вот, можно и начинать! — осмотрев всех собравшихся сказал Ардин.

Поначалу скептически хмыкающие василиски незаметно стали совсем серьезными, а когда стригоя на немного отпустили из его каменного плена, и он рванулся к Иливу, явно напрашиваясь на какое-то доброе действие, может, похвалить, али погладить — василиски замерли.

-Давай, повелитель, Илива!

-Нет, спервоначалу его правую руку послушайте!

Вытащили Вешку, увидев столько василисков и страшенного Кащея, тот упал на колени, пополз к Ардину, попытался поцеловать его сапоги, но усмиренный властным взглядом и боявшийся закаменеть, долго и обстоятельно рассказывал обо всем, что тут происходило.

Смески подтверждали его слова, а потом дружно зароптали:

-Вот ведь какой агнец — ничегошеньки не делал супротив воли хозяина! Как жа! Издевалси, измывалси как хотел! — Лифан кивнул двум подросткам, те вдвоем быстренько притащили тяжелый такой ящик.

— Вот, полюбуйтеся, как он лупцевал нас и приговаривал:

-Я вам здеся царь-царевич, Илив далеко, а повелитель дерьмовый ещё дальше!

Были в ящике всякие плети жуткого вида, какие-то кандалы, цепи.

-Царь, говоришь? — жутко улыбнулся Ардин. — Так и награда будет по-царски. Кощей, где твой умелец?

-Здесь, — кивнул головой в сторону неприметного мужика Костян.

-Так пусть приступает, только не спеша, "царь" должен прочувствовать, как надо, всю прелесть!

Как завыл Вешка, когда понял, что все эти плети станут испытывать на нём, да только кто его слушать станет?

-Ну, друг-советник Илив, — обернулся Ардин к наполовину ожившему василиску, — что предпочитаешь?Спокойно рассказать все и умереть легко или же..? — Ардин кивнул в сторону барака, куда утащили Вешку, и доносились его дикие вопли.

-Расскажу! — глухо сказал Илив.

Пока он обстоятельно, ничего не скрывая, рассказывал, что и как, у василисков, сидевших с важным видом, началось какое-то шевеление... по мере рассказа Илива, несколько из них попытались вскочить, но Ардинова мощь не позволила такого. К концу речи Илив выдохся, и на него было жалко смотреть.

-Ну вот, — оглядел всех василисков Ардин, — из пятнадцати — пять жаждали место повелителя, их не остановило то, что ни по рождению, ни по силе ни один из них не может стать повелителем. Я бы пожалел вас, не будь все так безобразно! Сейчас проверим всех, здесь томящихся, на наличие вашей крови у них, потом я оглашу свое решение.

И нашлись-таки дети этих отступников, у одного аж три мальчонки.

-Вот и хорошо — дети ваши получают половину всего того, что у вас есть, вам же, сидящим возле меня и готовившим мне нож в спину, на выбор: или окаменеть полностью, или пеплом стать, выбирайте.

-Дозволь, повелитель, слово сказать? — вперед выбралась изможденная старая женщина.

-Говори! — кивнул Ардин.

-Вот этот, — она указала пальцем на самого многодетного, — меня и сестренку мою, совсем маленькую, насиловал, сестренка прямо там умерла, я вот выжила, сыночка выносила, дозволь мне в его ненавистную рожу плюнуть!

-Сколь лет-то тебе милая? — вопросил кот.

-А не поверишь, дяденька, всего-то двадцать вёсен.

-Так и я с тобою! — кот шустро подскочил к василиску и смачно так плюнул ему в рожу. — От, за деточков всех умученных и убиенных и получи!

-Кто-нибудь не согласен? — обвел внимательным взглядом оставшихся василисков Ардин.

-Всё так, повелитель, заразу надо изничтожать! — Громко сказал молодой василиск, остальные его дружно поддержали.

-Вот и станем порядок наводить, вы всё видели и слышали сами, вот и расскажите всем, за что и как я с ними расправился! А чтобы не осталось малейших сомнений, выслушайте всех, кто был на месте битвы со стригоями, выращенными здесь.

-Но тута не хватат ешё одной сволочуги, Алькинова учителя! — шумнул кот.

-Ответил не Ардин, а Солнцеликий:

-В клетке он, антимагической, воет сильно, чисто шакал пустынный, вот мы его сюда и не притащили. Но варить стану живьем за всё! — он гневно покосился на сидящего неподалёку Насруллу. — И кое-кто получит сполна за пакости!!

А вперед вышла та крупная женщина и молвила:

-Дозволь сказать, государь, прозываемый Солнцеликим. Я дева простая, купеческая дочь, тоже твоего поганца готова была пришибить. Но вот спас он нашу княжну Забаву Елисеевну, знал, что сам не выживет, а прыгнул на стригоя! Дозволь ему в живых остаться, верю я — понял он всё и станет совсем другим!

-Ишь ты, дева смелая, я подумаю, но видеть его возле себя не желаю!!

-А мы ево всем миром и перевоспитывать станем, весчане — народ такой, ежли за што возьмутся, обязательно сделают и выправят!

Методы, которыми выпытывали правду в подвалах Солнцеликого, были мало кому известны, но Костян и Вэйр в ответ на Васькино беспокойство:

-Не ускользнет ли энтот гадской засрулкин наставник, змеище жа хитрай? — только оба покачали головой.

-Вась, у него там даже каменные стены разговорить имеются умельцы. Он станет умолять прибить его, сам выпрашивать, а дяденька-кат только старательно будет его или обстругивать или поджаривать.

-Ох ты, а на вид-то засрулкин батюшка такой ласковай! Но кажин поганец заслуживат наказанья!!

-Даньш, ты давай поговори с... — кот запнулся, он было брякнул — папаша на Ардина, как полоснул ево взглядом Даньша, жуть.

-Даньш, ты чево, я же нечаянно, тебе жа никак нельзя сейчас силушку свою малую выпустить. Прости меня старова, Даньш!! — не убоялся Васька ево взгляду и крепко стиснул лапами мальчонку, тьфу, девчонку!

-Дядечка, у их сказано, што не станет василискова дочь с ими жить! Не сбеги я тогда, и што? Так бы и издевалися над всеми, и кто знат, я, поди, тама был! — Даньша ткнул пальцем в небо.

-Я тебе сказывал завсегда — сколь веревочка не вьется, к концу придет! Ты Ардина-то пойми, он по ихим меркам навроде недоросля нашева, да и не собирался он в повелители-то, отец у ево враз помёр, тама станут вот разбираться, скорея всего, энти два и постаралися! А с Росицею што решил?

-Навещать стану, пока больная-то, к Досифее на работу пойду — к себе заберу, Лифан только и знал, што она мамка мне! Красы, сказыват, небыкновенной выросла, вот энтот и углядел её! — Даньша скривился, поглядев на Ардина, торопливо идущего куда-то с ожившими смесками. — А я когда народился... — Даньша вздохнул. — Не скоро и привыкну, што девка я, смала парень и парень, вот матушка моя и преобразилася. Сильно я тама в животе её умучил, василиск жа, будь оне неладны! Как и выжила-то! Ну и сказалася теткою мне, чужою, навроде подобрала меня возле помершей! Ух, дядечка, как я их ненавижу, вона, ходют, хорошаи такие. А где оне раньше были?

-Тиха, тиха, кипяток крутой! Вона, у Костяна в царстве порядок какою ценою достался — Петяньку совсем упустил, не случися нас во время, така жа сволочь, как засрула энтот произрос, а теперя твой первай защитник.

-Петянька, — засмеялся наконец Даньша, — он такой смешной, а я завсегда смеюся, вспомню вот, как он из ручья пятился... хи-хи-хи!

-Ну вот и славно, а с Ардином поговори, так-то вот и обскажи всё, переживат сильно. Дочка у их само по себе радость великая, а уж сильна совсем редко случатся. Да и, Даньш, мы-то все в вашей василисковой силушке не понимам, а тебе всё одно надо с ею задружить, кто жа как не... родной подмогнёт-то? -Да думал ужо, думал, Петянька тако же сказыват. Потом, пока ежли и поговрю, то ты рядом будь! Я заместо их всех одну рожу и вижу, энтого, што издевался над всеми. Дядечка, я такой вот кровожадной тута стал, всех бы разорвал.

-Все и заработали свое, думаш, Ардин остальных пожалет? Ни шиша, он теперя, когда узнал про вас с матушкою, совсем озверевши, не видывал ты, каки у ево глаза стали, как Лифан ему всё сказывал-то. Илив энтот, сволочь главная у василисков, а есть и те, кто с им всяки непотребства твОрил, — кот передернулся. — Знаш, я вот жись долгую ужо прожил, но не хотелося бы иметь Ардина врагом, страшной такой враг быват!

-Страшнее Кощея? — удивился Даньша, впечатленный настоящим Кощейским видом.

-Да чево ты, Костян против ево — добра душа! Не-е-е, твой пострашней станется.

-Дядечка, а Петянька? У ево тоже така жуть станет в наружности?

-Кто знат, у ево кака кровь верх обозначит, можеть, и Моревнинска. — Кот дернулся, прикусил было язык. — Дааа... слово не воробей!!

Даньша вскинулся:

-Энта ядовита противна тётка ему што???

-Тьфу! — сплюнул кот. — Язык мой поганой!

-Не, я ни в жись Петяньке такова не скажу, он завсегда печалится, как вспоминат, што ево мамка отказалася от их. А она и не мамка навовсе, ужасть как противна баба. Не, дядечка Васечка! — Даньша обнял кота. — Ни в жись не скажу, Петяня, он добрай и сильно переживат, ежли чево плохое.

С дальней опушки леса раздался громкий медвежий рев.

-Во, — встрепенулся Даньша, — Потапыч соскучился! Призыват меня. Вот ково я сильно полюбил враз!

-Бегу, Потапыч, не реви, мальцов пугаш ведь!

Мальцы, которы смески, боязливо, но подходили поближе к такому большому ведьмедю, опять же увиденному впервые. Но их Даньша, ловко карабкаясь по нему, что-то громко наговорил в ухо, и мишка опустился на брюхо, а Даньша стал зазывать всех покататься на ём. Уже к вечеру все смески, даже взрослые проехалися на Потапыче, а мелочь теперя примерялася на Горыныче слетать, тот пока порыкивал на их, но так, для блезиру, подмигивали головы-то и кривлялися детишкам, а оне, осмелев, тоже строили рожицы в ответку. Горыныч ночью-то печалился:

-Боюся, Вась, оне таки худеньки, чисто палочки. Не потерять ба, а жалко детишков.

-Мы тебе всяки сёдлы привяжем, и полетай на радость дитям. Только, дурья башка, то ись, башки, не кувыркайтеся, детки много чево в первай раз видют, нельзя пужать-то.

-Вась, вот бы ступу сюды, али мятлу.

-Да где там, — махнул лапой кот, — у энтой дурищи Ганька все подчистуя выгреб, небось, даже мышей к себе уволок.

-Вася, я спьяну не разобрал, но навроде ступа и мятла не далися ему, гдесь прячутся. Можеть, свистанешь, чай, родныя вы с ими.

-Ночь вот закончится, попробоваю, ежли услышут, прискочут. Сколь раз я из чистил, намывал, перевязывал?

Не откладая дело, поутру, упредив всех, штоб заткнули ухи, Вася залез на Потапыча и свистанул... да так, што деревья закачалися.

-Вася, — тряся головою, шумнул Вейка. — Ты не Соловей ли, переодетый?

-Не, не мешай! — Вася опять засвистел изо всей мочи. Потом утер пот со лба и устало присел на ведьмедевой спине. — Ждать теперя стану!

До обеда время прошло быстро, и ежли все поначалу поглядывали в небушко, то потом и отвлеклися, знать, али не слышут Ваську ступа с мятлою, али не жалают сюды тащиться. Вот так-то и сидел Васька с мискою супца, а с неба и слети мятла, да прямо в миску!

Как вскочил кот, как заругался было, а потом услышал знакомай такой свист сверху.

-Э-э-э, стпуа, не хулюгань! — отскакивая от неё в сторону, проворчал Васька, а потом углядев их, разворчался:

-Ой, милушки, растрепалися, загрязнилися без пригляду! Но мы тута вас в порядок мигом приведем, так, робятишки? — спросил он набежавшую вмиг толпу.

-Да, дядечка Вася, согласнаи мы!

И намывали-начищали ступу, перебирали прутики мятлы, старалися все, а к вечеру ступа ажно горела на солнце своим отмытыми, сроду такова и не было, боками. А мятла-то, распушивши новые неполоматые прутики, перевязана красивой лентою с новым черенком, только што в пляс не пускалася.

-Вась, вот не пОнял я, как мятла взлетат-то, у ей всё пошти ново стало?? — поинтересовался какой-то не такой посля всего случившегося, Лешай.

-А тута хитрость така есть, — кот оглянулся, понизил голос и докончил, — у ей, виш ли, хотя б один прутишка старой должон быть, тада она и взлетат. Энта, ну што на воровсто решилася у честнОго люду, она жа не приглядывала за всем-то, на кой, када Васька-супостат имеется, а я вот и упросил кой ково, штоба у мятлы прутишко один завсегда и оставался в зачарованных. Што уж её голубушку, мучить-то, итак доставалося ей, сам знаш — ваши дурныя сретенья всяка мелка живность чуяла и разбегалася в разны стороны!

-Ох, Вася, жись штука сложна, надоть, штоба клюнуло во заде как следоват, тада и понимаш!

-Ой, Лешак, да вот оклемашся, погановки нагонитя, да с Горынычем и зачнете, тама Лихо из странствиев припрётся...

-Кака-то, Вась, неинтересна кумпания осталася, я да Горыныч — Яга во остроге, Вейка при Марье, Лихо, да ну ево, завсегда каки-то выверты ладит, Костян — он сроду нас во холодно озерцо пьянючих макать приучился. Али стареем, Вась, чево-то и озорничать не получатся?

-Кумпания... у их, дурь сплошна! Не знаю, как случится, я вот возля детишков всяческих душою расцветаю, оне такие любопытнаи, а у тебя, Лешак, сколь историев случалося, вот и обсказывай про всяку живность и случаи, без погановки што были.

-Да уж задумывался... — протянул Лешай и резво вскочил. — Охти мне, Лонюшка, Лоня, ты очнулси??

Трусцой побег к выходящему из под деревьев красавцу могучему.

-Лонюшка, друг мой первейшай! — Леший протянул сучковатаи руки к лосю, руки враз стали совсем как ветки у дерева и оплели лося-то везде.

Робятишки, оне уже сбегалися со всех сторон посмотреть на таку невидаль, позамирали в восторге, потом радостно так зашумели, запрыгали. А Леший, подмигивая хитрыми своими глазками, убрал руки и громко так озвучил:

-Вота, настоящай хранитель лесу всево — Лоня. Самай красивай лось и вернай друг, не сколь мне, как всем, знакомьтеся!

-Дядь Лешак, — самой бойкай из смесков выскочил вперед, — а у ево чево на голове, вона, как древо выросло??

-У ево таки специальны рога растут, уродился так, он имя может любова плохова врага поддеть и подбросить, а у тово и дух вон.

Робятишки окружили Лешака и Лоню, всем хотелося потрогать, погладить смелова зверя. Лешай, упиваясь таким вот вниманьем, чево-то сказывал, мелочь смеялася, а Васька хитро поглядывал на Горынычевы головы.

-Вася, ох ты и жук! — заулыбался Вейка.

-А не станеш так-то хитрить, опять за старо возьмется, не млад ужо Лешак, пущай маненько пользу приносит не только лесу, а и всем. Не, не станет он навовсе спокойным, кружить-пугать в лесу — энто у ево в крови, да и што за лес без ево проделков? Но поганков-то, надеюся, боле не прорастет, а без энтой дурищи и без погановки, чай, повзрослет чудок.

-Лешай, подь сюды на минку!!

— Чево, Вась, захотел-то, давай скорея, детишки ждуть, я им только про нашу горушку сказывать зачал...

-Сколь летов-то тебе случилося?

-И чево отвлекаш на всяку ерунду? Летов-то, а вспомнить ба? Подумаю, я ж ещё Кощеева деда молодшим застал. Побег я, Вась — и правда, оне таки забавны и любопытны!

И весь день Леший упивался вниманьем, разливался соловьем, а уж в вечеру, когда к ему подтянулися и старшие, он навовсе разошелся в сказах-то. А Васька, Вейка и Костян только посмеивалися:

-Заливат-то как, но складно, имя так-то и надо, посля такой жуткой жисти про хороше слушать!

Подтянулися поближе и звери — на Потапыче ужо сидели-лежали детишки, на Лоньке тожеть, задрёмывали некоторы на их, а Лешай все сказывал.

Потом ужо, в ночи, удивлялся:

-Мужики, я и сам про себя тако не знал, думал, ничево и не случалося, окромя шабашов, ан нет — глянь, сколь из памяти вылезло. Прав ты, Вась, с имя так... непонятно чево, тепло што ли, оне своими глазенками заводют, любопытнаааиии!

Утром засобиралися по своим домам, часть детишков-смесков, посля долечения у василисков, договорилися на новай учебнай год отправить для обучения всякому мастерству к весчанам в их средин. Забавушка тута не была, по причине сна своево, но Досифея, знающая свою подруженьку, твердо заверила от её лица, што василисковых деток (старалися позабыть это некрасиво слово "смески", дети — оне и мышонки — дети) станут обучать, как и всех других, лишь ба оне сами схотели.

Даньша же, скрепя сердце, недолго разговаривал с Ардином, пообещал навещать, больше, конешно, из-за Росицы, но и попросил помощи — со своею силою проснувшейся уметь управляться.

-Сам стану тебя обучать, всё, что знаю, передам, досконально, все, только нашему роду доступные хитрости и умения передам, ты только приходи, Даньш, почаще. Там, там... — Ардин запнулся, потом вздохнул и сказал, — там два брата твоих есть, тоже без мамки растут, они помладше тебя и станут сильно радоваться, что у них есть старшая.

-Подумаю! Матушку... ежли хто косо глянет... упреди — спалю любова!

Переобнималися со всеми, Ваське досталося больше всех вниманья, он дал крепко слово:

-Вота, женушку со котятками увижу, порядки все огляжу, и стану до вас часто приходить! Да и Лешай тута поблизости, набегать будет, вы теперя и наши тожа!

Потом уже, у дома теперь роднова, выдал:

-Костян, а ведь не будь энтих поганцов, так бы и сидели василиски у себя и мучилися ба все ихи смешаны, сколь пользы-то случилося!

-Да, Вась, я тоже сильно рад!!

А дома-то, дома... Ольша, Лишка, Вандочка — все отошли на задний план у Васьки, когда увидел он пять комочков, свернувшихся клубочком возле мамушки своёй. От восторга у ево даже сердце остановилося на како-то время. Никто не мешал папке Васе, теперь уже настоящему папке, любоваться на своих детишков. А оне, все таки разново окрасу и не чуяли, што вот он их родименький любуется имя. Сзади тихонечко шепталися ево двуногие детишки, вострогаяся котятками. А самой крупнай изо всех — чистай Васька, шевельнулся, чево-то пискнул, опять зашлося у кота сердце.

-Ваандочка моя, благодарствую за детишков!

Как ходил кот по дому... выпятив грудь, распушив хвост, а ребятишки ево только посмеивалися да ждали, когда энти комочки зачнут убегать из коробки от мамки, кажному хотелося поиграть с такими забавными котятками.

Досифея же потихоньку вошла в дом, из кухни доносился голос верной Гавриловны:

-...так-то! Не та у нас девка, штоб пропасть, ты ёе в детстве не встречал — намучилися мы с батюшкой ейным, куды только не сбегала-залазила. Потом ужо, когда с Забавою подружилися, стала поспокойнея. Забавушка-умница сдёрживала нашу-то. Ведь попёрлися на дальний пруд, тама и чуть не утопли, знать, не судьба была. Спасибо, пастух коровенок отставших искал, вытащил тогда, а наша-то и скажи:

-Вырасту, отблагодарю!

-И что? — как-то вяло поинтересовался Устинушка.

-Ну вот, сторож-то в конторе, старый Сильван. Досифея ево сколь лет не отпускат, один он остался, без дела и захиреет навовсе.

-А-а-а, я все удивлялся, пошто такой старый и робит?

Гавриловна вскинула глаза на дверь и, как-то поперхнувшись, закашляла — успела Досифея посигналить, штоб смолчала, сама на цыпочках подошла к сидевшему спиной к двери Устину и потихоньку прикрыла ему глаза-то.

Устин вначале и замер, потом, втянув носом воздух, сказал:

-Костром пахнет, травою какой-то и ... и Донюшка моя, Феюшка! — как подброшенный, вскочил, впился взглядом в похудевшую, растрепанную, какую-то не такую, но живёхоньку, Досифеюшку свою!

Суровая Гавриловна утирала фартуком слезы, а Устин, обняв изо всех сил свою женушку, только молча вздыхал! Наконец отмер, вгляделся в её лицо и счастливо выдохнул:

-Дождался!!

Досифея тоже прослезилась:

-Как боялась, что ты уже...

-Не дождутся всякие насруллы, я буду столь же жить, сколь и тебе отпущено, знаю!

Гавриловна, ушедши готовить воду для ванны, Досифеюшка ж с дороги, да какой, услышав дикий крик Устина, обмерла и, подхватившись, полетела на кухню, предполагая што-то плохое. А там Устин кружил Досифею и кричал во все горло:

-А-а-а, сынок!

-Што?? — перекрывая его крик, вопросила нянька, приложив руку к груди.

-Устин, тетушку напугал, смотри, бледная вся.

-Прости, Гавриловна, ум враз весь растерял от вести такой — у нас сыночек народится!!

-Да ты што?? — ахнула та. — Досифей, правда ли?

-Да, царь морской, Тритон в крестные просится.

-Дитятко, возможно ли тако? Тритон-то, сказывают, зело злючай!

-Не, тетушка, совсем наоборот, замуж меня вот звал.

-Ах, охальник, от живова-то мужа!!

-Да шутковал он так, а в крестные всерьез собрался.

-Слыхивала я от баушки ещё своей, што кто с им в дружбе, то всяко хитро вода зачнет подчиняться, а уж крестнику-то, чай, Тритон силушку какую и добавит.

— Ой, водицу не поставила подогреть-то, чай, в холодней и не отмоеш ничево. Ох ти мне! — побежала Гавриловна к ведрам, потом выглянула удивленная:

-Досифей, вода-то горяча без огня, знать, Тритон ужо приглядыват за тобою!

!

-Благодарствую, батюшко, — поклонилась Гавриловна водице, — за девочку мою, за внучка, што родится, за то, што присматриваш ужо!

Отмытая, резко похудевшая, с сияющими глазами Досифея стала необыкновенно хороша, и Устин не отводил от неё взгляда, только сейчас, едва не потеряв её, понимая — его самый главный клад — вот он, рядышком. Начала задремывать уставшая женушка, он на руках отнес её в спальню и, крепко прижав к себе, впервые после всех событьев, спокойно заснул.

А в тереме у Елисея...неподалеку от опочивальни Забавушки — мало ли, проснется их девица, сидели и негромко разговаривали Костян с Елисеем.

-Так отчего ж ты Велизаром-то прикинулся?

-Как на духу отвечаю — по первости надо было посмотреть на Забаву, да и слава Кощеева, она, сам знаешь, многих пугает.

-И что, разглядел дочку мою?

-Не поверишь, после первой же беседы с нею понял — моя судьба и суженая. Теперь вот жду как она решит, когда проснется. Мне уже сынок сказал, что и он бы на ней оженился враз, да вот судьба ему василиску подкинула.

-Василиску? Где ж он её сыскал? Они же, василиски, гонорливые, совсем с нами общенье не ведут.

-Всё поменялось, скоро прибудут их посланцы отношения налаживать. Подозреваю я, если там у себя порядок наведет — приедет сюда сам повелитель их — Ардин. Дочка-то его оказалась.

-Это что, у нас, у нас — здесь, василиска живет? И как такое возможно?

-Долгая история! — вздохнул Костян. — Вот завтра все соберутся, и услышишь ты, княже, много занятного, необычного, а во что-то и поверить едва сможешь.

-Вот ведь, спать не смогу от любопытства! — потер руки Елисей в предвкушеньи.

-Пойду я, княже. Сынок ждать станет, он у меня, как наседка над цыплаком, надо мной трясётся! Все примечает, заботится, откуда что и взялось!

А Петянька не дождался, уснул, уморившись, спали крепко все, только Вася сторожко следил за всеми.

-Костян, — шепотом воскликнул кот — как только и получилося так-то, — Костян, глянь на детишков-то!

-Ух ты, все разные, красивые какие! Вась, подарите одного? Лучше кошечку, разведем в царстве баюновскую породу.

-Вандочка сказыват, два мальчишков-то только и уродилося, девиц-то три, я Тритошке самова шебутнова пообещал, вот хто самый неслушнай, туды и отправлю. Тшш, Вандочка, не волнуйсь, Тритошка клятву дал, што будет оберегать нашева котишку, а ему и надоть хулюгана, неколи станет море-окиян бултыхать да кораби топить.

-Костян, а засрулу куды девать станем?

-Пока он без магии, к Досифее в обученье пойдет, должен что-то да уметь, домой-то ходу нет. Солнцеликий, он злопамятный мужичишка, не будь с нами Тритона, уволок бы сынка-то непутнего, да и потом, хоть через два века появись там Насрулла — закончится вся его глупая жизнь.

-Слышь, Костян, а Досифея ево Алькою кличет, сказыват, почил тот засрула, нету такова больше. Хи, а Устинка-то тако точно не думат, ох и пустит ему юшку, увидемши!

Костян осторожно погладил по лицу своего такого сейчас неплохого сына, тот поморщился, потом бормотнул:

-Папка, я...не..!

-Спи, сынок, сил набирайся! — с доброй улыбкой негромко сказал Костян.

Хитрющий Васька навроде спал, а внутре радовался за своёво недоросля, што так-то вот получилося. Меч-кладенец, он всяко похитрея обычнова кота, што-то никово из Ивашек-царевичей и не выбрал, а вот мальчонку не очень-то и умелова, виш, зараз признал, знать, судьба у Петяньки славна станет. А потом подумал про своих котишков, тута на сердце прямо солнушко засияло.

-Надо с Вандочкою переговорить, и может, сколь нето нарожаем на пользу всем. Вона, кака очередь ужо на их установилася, ажно пятка три-четыре враз народить!

Поутру постучал в дверь служивый княжий и затребовал кота Василь Баюныча в сыщицку избу.

-Зачем энто я туда пойду? Я што, тать какой, али ворюжник?

-Нет, Василь Баюныч, извиняй. Я не обсказал толком — ты нужон для тово, штоба рассказать про поймату на воровстве старуху противну. Ягою себя называт, да вота не верится нам, што энта она и есть, уж больно бабка противна да визглива. А ты, сказывают люди, у ей как бы в работниках числися, пойдем ужо!

Васька приосанился:

-Приведу себя в нормальной вид, причешуся, умоюся посля труднова пути, на детишков нарожденных полюбуюся и дойду.

-А позволь глянуть хот однем глазком на чудных котятков, про их весь город гудит? — как-то робко попросил посыльнай.

-Иди, только тихохонько, робятишков моих набольших не разбуди!

Мужик, не маленькой такой, стоял возля котятков, замерев, а в глазах прямо восторг ребячий светился.

-Какие оне славны! Ты, Василь Баюныч, со супругою, народите таких-то вот поболе, глядишь, разведутся таки замечательны кошки, оне ж необычныя!

Необычныя, проснувшись, подлезли к мамке — кормиться. Самой большой быстрея всех наелся и старательно полез по стенке коробки, цепляясь своими когтишками, падая, попискивая и опять жа начиная лезть наверх.

-Любопытнай какой! — умилися посыльнай.

А за большаком самая мелкая кошечка и потянися, да и вскарабкайся на верх коробки-то.

-От забияка, наверняка тебе к Тритошке и итить! — умилился папка. — Пошли, дело надоть сделать, да ко князюшке — ответствовать про битву с поганцами.

-А весчанам кто же сказывать станет про энто?

-Да уж как князюшко решит, можа, вся кумпания станет сказывать про дела славны.

Пока шли до осторга, посыльнай завалил Ваську вопросами, когда кот подтвердил, што все тама с нечистью поганою ратилися, тот совсем ошалел:

-И царь морской? И Змей Горынычев? И ведьмеди? И Кощеюшко с драконом? Всяки зверюшки и воднаи жители? Вот энто да!

Пришли ко главному по сыщицкому делу. Тот встренул кота с поклоном:

-Извиняй, Василь Баюныч, што от семьи отрываю, но уж так надоела энта стара карга — вопит, рыдат, грозится, как ты с ей уживался, энто ж чиста медуза-горгона в смеси с какой-то жуткай страшилы. Воет — чисто ураган окиянский.

-От меня што требоватся?

-Подтверди, што энто баба Яга, а не кака самозванка хитра.

Привели старушку... Кот внимательно оглядел её:

— Э-э-э, дурища, мало тово, што всё потеряла, так и на воровство пошла.

-Вася, Васенька, родимай мой, прости стару дуру! — зарыдала поначалу, запричитывала Яга. — А пошто ты меня оставил со злодеем-то, Ганькою, да случилося горя горькая — закружил-заговорил меня злодей иномирскай. А ты вота и броосил.

-И ничево-то ты не уразумела! — вздохнул кот, полез в свою котомочку и достал то позорно письмо со столба. — Энто чья лапа писала? Грязь таку лила?

-Вася, не моя!

-Ой, не ври, я ить, даже ежли ты литру погановки одна сожрешь, твою почерку узнаю.

-Вася, заставил меня злодей-то!

-Опять ведь вреш, вона, даже Лешай завсегда дурной и непутняй другим стал посля потрясениев, а ты вона, на старости в острог угодила. Нет бы чево подразмыслить, куды там, одне выверты и вранье. Не приду я больше сюды, пущай тебя князюшко судит как надобно, идиётка ты, никчемушна!

-А ты-то, кот-ворюга! Подумаш, во княжестве он живет, вот как заявится Ганечка, как освободит меня и со всеми поганцами порасправится! А меня старшею женою и сделат, вот тогда я над тобою поизмываюся!

Кот молча скрутил большу фигу, сунул ей в нос, плюнул от души под ноги и пошел к выходу:

-Хужее дурищи во всех царствах-государствах и нетути!

-Вот ведь, чиста уродина!! — бормотал разобиженный кот, а возля дому-то своёва и остановился в удивлении: на улице собралося немало весчан, все чево-то разглядывали у иха домика и весело переговаривалися.

Увидев Ваську, расступилися, он шагнул вперед, а потом, углядев, кто его встречат, с криком:

-Милушки вы мои! — рванул вперед. Возля дома-то стояли в ряд мятла, сияюща ступа и замученные, грязныя, в паутине и всяком мусоре, но такие родныя и любимыя — Курьи ножки.

Завидев несущегося кота, ножки обессиленно подломилися и бухнулися на землю, а кот вопил во всю мочь:

-Ножки мои верныя. Как я радуюся, што вы живыя! От щастье-то привалило!!

-Так, — наглядевшись на замученные ножки, решил кот, — отдышитеся, и пойдем вас намывать, красу наводить! Негоже в моих друзьях быть и детишков пугать.

И наблюдали любопытнаи весчане с берега пруда, как боязливо заходила избушка на курьих ножках в водицу, как окружили-облепили её детишки — и те, што с Ваською живут, и те, што во средине под ево началом числются. Мыли-скоблили, поливали, вода в прудике стала мутною, от вековой грязи-то, весчане было заворчали, но высунулася из воды больша голуба рука, погрозила немалым пальцем тому, кто сильно стал орать-то.

Взбулькнул разом пруд-то, и успокившаяся вскоре водица оказалась прозрачною — и дно с рыбками, раками и всякими растеньицами стало видно насквозь. И повалили весчане наглядеться на таку чисту водицу, и плавали на лодках до темна, разглядывая таку интересну подводну жисть. А про палец-то грозившай вскоре и прознали — Тритонов энто. И хвалилися опосля на все царства-государства весчане своим необыкновенным прудом! Вот, што значит, дружба настояща посля сурьезных дел!

Забавушка проснулась ранним утром от крика петуха, постоянно и первым во всей столице встречавшего рассвет. Сначала привычно подумала:

-Докричишься, негодник, в суп велю! Ужо лапшички с Досифеей похлебаем! — Потянулась...радуясь ясной погоде, хотела было ещё поваляться, да что-то внутри тревожило сильно. Она нахмурилась, захотелось дико пить, попыталась встать, да закружилася с чего-то голова.

-Охти, донюшка моя, очнулася? — Со стоящей неподалеку кушетки выметнулась нянька.

-Нянюшка, пошто ты в моей опочивальне? — удивилась Забава. — Пусти, мне пить захотелось.

-Ложися, девонька моя, ложися, я счас, — нянька ловко взбила подушку, подсунула её Забаве под спину и осторожно поднесла к губам какое-то ягодно-травяное питье.

-Водицы бы простой, зачем мне отвар-то?

-Пей, милушка моя, пей! Старша-то ведьма строго-настрого приказала спервоначалу тебя отваром поить, ой и ослабла ты, моя кровиночка! Неделю ведь цельну так-то не просыпалася.

-Почему?

-Ну дак ведь надумал злодей-злодейскай украсть тебя, голубушку мою, горлицу нежну, а Досифеюшка возля тебя и была, да вот нареченный твой ему и помешай. Сама-то не видывала, сказывают так-то все, кто тама был — занесло вас во глубокай лес, не куда-то а к самому Хозяину-Лешаму! — нараспев начала говорить нянька.

-Вспомнила! — воскликнула Забава. — А где все, как я тут оказалась, что Досифея?? Совушкин-мальчик жив ли? И не почудилось ли мне, со стригоями тот самый, што мне браслет на руку надел и суженой величал, ратился?

-Тама хто только и не ратился, ждут вот все, очнёсся ты — станут честному люду сказывать всё, как случилося-то. Батюшка твой важной такой, гордай — ево дружники-сотоварищи все тама случилися, подмогнули с жуткой напастью разобраться! Сказывают, окромя Лешева, тама и Горыныч прилетел, и болотник стеснительнай такой, подмогнул, и дажа царь моря-окияна, Тритоний што ли, прозваньем. А и василиски противныя, што совсем загордилися, и оне тама были!

-Сколько же я проспала?

-Да, милушка моя, спала-то ты с пользою, вона, глянь-кось! — нянька поднесла к лицу Забавушки дивно зеркальце на ручке.

-Это кто?

-Ты, моя росиночка, ты!

-Зеркальце-то привирает и намного!

-Вота и нет! Мы с твоим батюшкою только и знали, што наведен на тебя малую, тот облик дурацкой, мамкою твоею, не сказть, штобы путёвою, два дня и было-то тебе всево.

-Зачем?

-Хто ж их, водных дурёх, знат, захотела так-то! У батюшки поспрошаешь, он поболе знат-то. А морок тот держался долго, потому как не находился тот, хто от всево сердца тебя и полюбит. Все энти жонихи, им только и надо было, што ум твой али приданно! А вот полюбил тебя всем сердцем-то молодец, да и спасать тебя, не жалея жизни своей, кинулся, морок-то и спал.

-А с ним, с молодцем-то этим, что? Видела я, как он супротив стригоя встал-то? — Встревожилась Забава.

-А што, два вечера ужо, как тебя он на руках принёс. Сидят с батюшкою до самова темна, ожидаючи, как ты проснешьси! А и хорош, суженай-то твой! Я старая и то любуюся, украдче. Но и тебя, такую, только што слепой не разглядит, хороша!

-А Досифея что?

-Досифея-то? А ничево, знатно схуднула, так Устинка её взялся на руках таскать, от дому до пристани, откуль только силушка и взялася. Сказывала мне она-то — сынка, стало быть, им напророчил энтот кривоногай, а царь морской в кресные напросился.

Увидев, что у Забавушки опять закрываются глаза, воскликнула:

-Поспи, голубушка моя, в здоровом-то сне и силушка прибыват. А я пока добегу, батюшку твово и суженого обрадую самою радостною вестью!

И было объявлено поутру, што очнулася посля недельнова беспробуднова сна их умница-разумница Забава Елисевна, и назавтре, ближе к обеду услышут весчане с княжьева поля всю истину правду, как всё случилося в битве с жуткими ворогами. И прибудут во столицу все, кто тама принимал участье, и воздаст им почёт и уваженье княже их, Елисей!

-А пошто не с крылечка княжьева терема? — ворошали не знающие, а им ответно и сказывали:

-Дурья твоя башка, как Горынычева туша тама уместиться смогёт? Энто ж поболе терема княжьева гора будет!

А Елисей призвал тово охотника, што у Васьки с детишками во друзьях значится, и озвучил просьбу к нему нижайшую, хозяина леснова-Лешего, пожить во лесу и стать главным помощником ему во всех делах лесных.

-Но я, — растерялся охотник, — я же за год не обойду всё хозяйство Лешево?

-У тебя там много помогальщиков имеется, завтрева и ознакомишся с ими! — отвествовал княже. — Да и робятишков из средина станем тебе в подмогу отсылать завсегда. Лешай грозился им за работу всякою лесною пищею выплачивать. Белки тама уже вовсю орехи диковины припасают, што в самодальнем лесу растут, ведьмедь грозится в самой сладкой малинник детишков возить... да много чево — ты с Васею поговори, он да Досифея много больше про всё знают-то.

И была у Елисея такая неприятная головная боль-Яга. Жалилися на её непотребства, крики разны, вопли, не токмо стража в остроге, а и мирны люди, што мимо и ходили. Сам князюшко решил и проверить так ли энто.

Пошел вот, а вой-то ейный за много метров и слышится, то орет всяко непотребство, то возрыдат, осерчал князюшка и воскликни:

-Да штоб ты онемела, лихоманка!!

Яга как и подавися чем, да враз и онемела — рот открыват и ничево и не слышно, даже мычанья нету. Князь-то удивился — сроду у нево ничево по колдовской части не случалося, а тута вона как. А ему все стражи в ноги и кланяются:

-Избавил ты нас, княже, от такой докуки, ужо и в ухи всяки комочки позаталкивали, так воет же чисто сирена, хотели итить проситься, штоб отпустил ты нас со службы такой!

-Вот, — князь сердито смотрел на распустёху, — поживи пока немтырей-то, отпущу я тебя, но до первова плохова поступка — скрадешь ли чево, обидишь ли ково, висеть тебе на воротах чучелом для устрашения всех негодных! Слово моё твёрдо, не отрекуся! Рыданья твои — знаем, чево стоют, ступай себе! Захочешь без пакостей жить — оставайся, а станешь подлости замышлять — лучче сразу с глаз скрывайся. За одново Баюныча надоть тебя батогами!!

ГЛАВА 26. -Ну чево ты, папка, так в себе засумлевался? — ворчал сынок, видя, как волнуется Костий. -Забавушка, она шибко разумна, да и бруслет, ай, браслет, — поправился Петянька, слыша хихиканье Даньши. — Вот ведь непутник, только бы срамить меня! Опять же польза кака станет — научуся от Забавушки правильны слова сказывать, и никто и не поймат на не такой речи! Да и чево ты столь времени один, пора тебе мужем стать! А и мне сестрицу страсть как хочется — маленьку, ласкову, не то што некоторы василисковы! — Вздохнул, видя всё одно смурного папку. — Щас я!

Пошел в спаленку, где теперя спали только Лишка и он, Даньшу отселили к Ольше, по настоянию Петяни:

-Негоже девице при парнях находиться — народ вокруг всякой, зачнут чево-то трепать, а твой василисков папаня ох, и суров, глянет так-то, вона, как на всяку дрянь вашу, и все — останесси каменюкою. Мало ли што — знаки явилися на теле. Мы для делу и спасенья на тако пошли, любовь-то, она поди, ой, как не скоро и явится, да и кто знат, кака она быват. Даньша мне чисто друг первейшай! Вона, дядька Вей сколь девиц-то перебрал, пока Марья Искусница ему в сердце не залезла? Я же не знаю, чево во мне натолкано, может, я непутнай как моя энта? А и не ндравятся мне красотки всяки, ндравны да капрызны оне. Даньш, ты покашто не ведеш себя так-то, а кто знат, кака выростеш-то, может, противна станеш? Опять же папаня твой на василиске тебя захочет оженить, оне навроде как роднея?

Васька слушал эти рассуждения, никак не реагируя.

-Дядечка, чево молчиш-то, мне твое одобренье требовается?

-Требовается ему, как жа!! А кто намедни с Фелькою шопталси, а я появися, и замолки враз?

-Дядечка, ты чево? Я на тот момент просто задумамшись, а ты чево подумал-то? — Петянька сграбастал кота в охапку.

-Пусти, негоднай!

-Ни шиша, я Фелькин секрет не могу высказать — слово давши, но и тебя, пока не перестанешь серчать -не отпущу. Ты ж у меня заместо мамки родной!!

-Мамку нашел, дубинушка!! — притворно проворчал кот. — Так надоть и сказать было, я ужо подумал...

-Дядечка, энто у тебя старость проглядыват чтоля? — Петянька ласково наглаживал своёво дядечку. — Я без тебя и через сто летов не обойдуся!

-Фелька клекотнул:

-Чево всяку дрянь думать здря?

-Ладно, ладно! — замурчал Васька. — ПонЯл я, што неправ был!

-Вот так-то лучшее.

Это было ввечеру, сегодня Петяньку озадачил отец, вот он и принарядился — надел рубаху праздничну, котору Васька давно, в самом начале их дороги купил у одной рукодельницы, сам не веря, што сгодится она когда-то. Жирнай недоросль-то был, но красивушша рубаха легла на душу, да и мастерица была из бедных, как не помочь? Купил рубаху кот, вот она и пригодилася, Петянька в ей стал чисто добрый молодец.

-Вот ведь задача, которай из вас жоних-то, угадай. Петянь, ты когда столь сильно подрасти смог? Я и не заметил вовсе? — растерянно проговорил кот. — Ты ж Костяну до ухов уже дорос, а в ём, почитай, метра с два будёт?

-Сядь-ка Петянь! — к ему подскочил Даньша и стал начёсывать ево волосы.

-Эх, — хлопнул лапами себе по бокам кот, — ну-ка, робятишки, собирайтеся-наряжайтеся, всей кумпанией и пойдем, раз тако дело! Мы совсем семьёю стали, так што пусть Забавушка сразу всех и принимат!

И засуетилися все, прихорашиваясь, а через немногое время вышагивала к терему княжьему красива така, нарядна кумпания. Впереди шел важный кот, за им ево робятишки, да красивы таки, и несли в руках-то по маленькому котишке, а те все при бантиках. Народ-то и глазел на их, а оне, дошедши до терема-то, и стали дружно звать:

-Забавушка свет Елисевна, выйди на крыльцо-то.

Забава, услышав дружный такой зов, и выскочи как была — в домашнем сарафанчике, да простоволоса.

-Что у вас случилось? — удивилась она, а потом восхитилась. — Ой, да какие вы все красивые!!

А за ними углядела и народ набегающий — охочи были весчане до всяких праздников-то, а тута он и намечался, как не посмотреть.

-Вот, Забавушка свет Елисевна, пришли мы до тебя всей нашей большой семьёю, и хочем услышать твой ответ — по душе ли тебе я, Вандочка с детишками, робятишки мои, што мне роднея родных?

-О чём ты, Вася, сам же знаешь?

-Нет, ты сказывай, как надоть! — уперся кот.

-Ну хорошо — по душе вы мне все, вы такие все славные!!

-Так, — подкрутил усы кот, — а примешь ли ты нас во свою семью? Мы-то тебя уже все принЯли. Отвествуй!

-Да! — улыбнулась новая Забавушка, да так, што весчане и ахнули:

-Чисто заря-заряница к им с неба спустилася!

-Расколдовалася наше княжна. Ай и красивушша! — загомонили было весчане, но кот поднял лапу:

-Тихха! Мы вас с собою не звали!! Сами набегли, стойтя и слушайтя, не мешайтя!!

Толпа затихла, в предвкушении чегось необычного.

-Значицца, ты нас всех принимаш?

-Да, Вася, и тебя, и Вандочку с котятками, и Петяню, и Даньшу, и Лишку с Ольшею!

-От энто и надобно! А теперь отвествуй всурьёз:

-Люб ли тебе добрый молодец по имени Костян??

-Да не вижу я добра молодца-то!!

-А вона он, смотри-кась!! — кот махнул лапою вбок, и увидели все, как неспешно идет к их Забавушке сам Костий Адамович, да такой красивой, да справной, но видно — волнуется сильно. Подойдя ко крыльцу-то, опустился на одно колено и негромко так вопросил:

-Согласна ли ты, Забавушка свет Елисевна, стать счастьем великим на все время жизни моей, светом в моем окошке, зарёю моею ясною, звёздочкой негасимою, и женою любимою?

Забавушка молчала, заглядевшись на такие знакомые глаза того самого добра молодца, что на празднике Купалы встретился, теперь-то можно было его как следует разглядеть. Все вокруг молчали, ожидая слова своей разумницы-княжны. Костий не отводил своево взгляда от Забавушкина лица, а она молчала...

И тут вперед вышел Петянька, опустился рядом с отцом на колени:

-Дозволь, Забавушка прекрасная, стать тебе пасынком?

-Что? — оторвала взгляд от таких ласковых глаз Костяна Забава.

Петянька повторил вопрос.

-Почему пасынком? Сыном мне станешь!! — отвествовала Забавушка.

И вскочил Петянька с радостным воплем и закувыркался возля их:

-А-а-а-а, матушку я нашол, да какую!!

А через толпу бежала к Забавушке вопящая от восторга Досифея.

-Подружка моя, радость-то какая!

Костий поднялся, ступил на нижнюю ступеньку крыльца, бережно взял свою суженую на руки и повернулся ко всем:

-Я, Костий, из рода Кощеева, беру в жёны суженую мою — Забавушку Елисевну и клянусь перед всеми вами, что никогда — ни словом, ни делом не обижу её. И свидетелем в этом станут мне небеса!!

И грянул с яснова неба гром, и гремело тама минок пять, и вопили и радовалися все, а громче всех кричали робятишки. А посля грома в небе закружлися прилетевшие Золотой дракон с какою-то девицею на спине, и два громадных золотуна! Когда же дракон опустился на землю, и слезшая с него девица оказалась Марьею Искусницей, вот кот и воскликни:

-Марья Искусница да Забава-Разумница. Ай, славны жены у дракона и Кощея случилися!

И было разговору по всему княжеству, ой, гордилися весчане и Забавушкою и ейным женихом — чай, Кощей энто вам не непонятной прынц какой, а защита могутная всему княжеству.

Через месяц назначили свадебку, но уже начиналася веселая такая суета, да и ожидали весчане на торжестве таком всяку невидаль — кот сурьёзно сказывал, што будут на ей и Змей Горыныч, и Лешай со зверями хоробрыми: лось-богатырскай, што сумел копытами своими зашибить жуткова стригоя, ведьмедь большой, тожа едва ожившай посля стригоя. Всяки зверушки лесныя, да болотник со своими кикиморками, да василиски суровыя, да Тритон — царь морской, да Совушка Мудрая. Навроде все кроме дурищи Яги, што противу всех пошла. Вона даже Алька косоглазой за ум взялся, Досифею во всём слушат и крепко помогат!

Жись у Васьки случилася посля подвигов-то, "сумачеччая", надо было везде поспеть, а день совсем и не резиновай, вот и летал кот — хвост трубою, по всяким местам и делам. Задумали оне с робятишками со всеми сделать таку спектаклю для всех жалающих, штобы прознали люди про битву правду, а не всяки придумки, вот и... забывал кот слово тако непривычно:

-Петянь, што мы делам-то, ну, когда идем спектаклю повторять?

-Разыгрываем, дядечка!

Петянька становился совсем вьюнош, высокай, симпатишнай, худоват малость, да были бы кости. Ох и не любил он таку присказку про сало — мрачнел навовсе и бурчал себе под нос. Феля евоный улетал частенько, но Петянька, упрежденный им, так-то ужо не волновался. Васька смекнул, што у Фельки появилси антирес, ну, как у мущщины, но вслух говорить и не стал, у Фельки клювище вырос жуткай, чуть чево, щелкат им, а уж ежли ухватит...

-Дело молодое, оно, конешно! — глубокомысленно изрекал кот, видя, как зачали на ево недоросля заглядываться всяки девицы, но Петянька совсем и не интересовался имя, да где время взять на ухажорство, в утре обученье, потом спектаклю повторять, потом с кладенцом танцевать. На тако диво пришел поглядеть первай Петянькин обучитель — Косьма, сговорилися вмиг с Бояном, да Костян с имя — гоняли Петяньку по полю постоянно. Кот волновался, ругался с мужиками-то, што загоняют мальца, оне только посмеивалися:

-Ишь, малец, выше меня вымахал! — отвествовал Косьма. — Ты, Вася, пойми, раз кладенец ево для себя выбрал, твой Петянька должон много чево уметь, вот и обучам ево как следоват!

-Да штоб тебе тако обученье!! — восклицал кот, волнуясь, когда ево вьюнош падал. А Косьма с Бояном только усмехалися:

-Вась, ты чисто мамка за им приглядываш!

-А и мамка, и што, роднея роднова он мне стал-то!

Но Петянька, вот ить истинно Костянов сын, только зубы сжимал и опять вставал, и опять они ево гоняли. А вечерами Даньша и Лишка смазывали ево синяки едучей такою мазью, што Яфилья ссудила, Петянька шипел, охал, но в утре вставал как новенькай.

И было у Васьки 'вечернее блаженство', как обозвал энто ехиднай Даньша.

-Вот ведь, чистай змей, ехидна, но слово обозначил верно! — истинно блаженствовал кот.

Да и как сказать по другому, когда по ему, по папке то исть, детишки ево топталися, ох и шустраи!! А и красиваи все становилися, пушистаи в мамку, Вандочку. Один только старшенький, Баюн прозваньем -пущай давний сказочник тама, в другой жизне порадовается, што помнют об ём потомки-то, уродилси чистай Вася, гладкой такой.

И отчево-та у их с Петянькою сразу любовь случилася, спал котишка возля Петянькиной щеки и шипел грозно на большова Фельку. Тот клекотал-смеялся, аккуратно брал Баюшку за загривок и переносил на два шага от Петяньки. А мелкай шипел и задирался на таку птицу. Потом ужо попривык, стали оне с Фелькою баловством заниматься промеж собою.

-Фель, ну ты-то пошто без ума? — вопрошал Васька.

-Дядечка!! — раскрывал на немного обнять ево свои крылья птиц — так-то места в дому не хватит, ежли на всю ширь развернет, — Дядечка, из Баюшки выйдет боевой кот, у Петяньки сразу два выглядчика станут, один в воздухе, другой на земле приглядит чево.

Вот обнимет так-то Ваську, к ему, папане, тут жа остальны котишки лезут, а энта, безугомонница ужо на Фелькину голову залезла. Вздыхал Васька:

-Чисто Даньша по первости, да и в ково така? Я навроде спокойнай, Вандочка моя совсем сурьёзна дама, а энта... вот явится Тритошка на свадьбу, отдам тебя туды!

Призадумался кот про своих кошачьих детишков-то. Баюшку точно надо возля Петяньки оставлять, у их втроем вона как дружба-любовь, стрекальщицу точно Тритошке, а энтих? Все просют, как ково и не обидеть-то?

Пошел с Костяном и Забавою совет держать, те и надоумили — втору девицу отдать Ардину, пущай у энтих каменюк веселье станет, другу девочку Костяну с Забавою на свадьбе подарить, Вандочка, чай, сколь лет во дворце была, постелю Забаве грела, а мужичка последнево — Марьюшке Искуснице! Славно так вот и рассудили.

-Досифеюшка, ты не серчай, тебе котишку со второго разу задорим, сама понимаш, с суседями надоть хороши отношенья поддёрживать! — раскланивался-расшаркивался перед ей кот.

Досифеюшка заливисто захохотала:

-Вася, у меня свой котишка скоро народится, весело станет!

-Досифей, ты в тягости стала така, ну краса энто одно, а вот помягчела, глаза светются, чисто Вандочка моя, когда тожа в тягости была!

-Сравнил! — опять хохотала Досифея, а Устинка ажно трясся над ею, уговорил Косьму, штоб и ево поучил чему-то, штобы уметь сдачи давать охальникам всяким.

Косился он в дальню сторону, где косоглазой Алька чево-то шустро таскал. Не принял он ево, особенно когда узнал, што Досифею с дитем утащил...

Алька же совсем поменялся посля тово, как в бессознанье побывал и без своей дурной магии остался, приглядывались к ему весчане-то долго, но потихоньку приняли ево, вона даже с купца Черния дочкою симпатия вызналася. Черний-то поорал, поплевался, до драки чудок не дошло, а Алька только и твердит-'Нашёл своя счастью!!'

Вмешалася Забавушка, рассказала Чернию, што Алька её и спас, да Костян добавил, што должон ево суровай отец — солнцеликай, сыну выделить долю положену.

Черний и призадумамшись, а потом сказывал:

-Ну, раз слюбилися вы, чево уж, сообчи своему родителю, пусть долю присылат, стройтя дом и живитя, но мне штоб даже взглянуть косо на дочушку не смел!

Так вот и ещё одна свадебка поспевала вскоре.

-Петянь, — не выдержал как-то кот, — што-то мимо оконцев девицы стали часто прохаживаться, может, ты с имя уговаривашся?А?

-Дядечка, скажи, как мне с имя уговориться, я их и не разглядываю, покамест неколи, да и не интересно мне. Ну ходи туда-сюда, без дела, чево-то там про цветики, луну сказывай... скукотишша!!Ежли время имеется, мы с Даньшею лучше поразминаемся, поскачем, оно пользительнее.

Лишка же всурьёз и полностью занялся счетоводством, и пыталися другие купцы переманить ево от Досифееи, как жа, он и не разговаривал:

-Нет! — и все.

А кот горился Костяну:

-Вот никак не сказывают, чьи оне детки, хто у их в родне имеется — Сироты мы и всё. Но, — он поднял лапу кверху, — добавлят: Были, сиротами пока с тобою не встренулися, щас твои дети, хош-не хош!

-Да как жа не хош, я вас всех... Вы у меня во тута! — сказываю завсегда и нисколь ведь не вру, оне все мои детушки!! Петянька, правда, смотри, Костян, не болтани при их, тот на особицу, мы с Фыелькою одинаково его иной раз с душою так, навеличивам недорослем-то, любя.

Петянька взял моду сажать кота на шею:

-Дядечка, ты чисто теплай воротник! — и ходить так-то вот по избе. Кот ворчал, што стар он для таких воротников, а по Петяньке к отцу и остальные карабкалися, вот и ходил со гирляндою котовой высокай недоросль по избе, успокаивая Вандочку:

-Не бойсь, Вандочка. Я их всех сильно люблю, не уроню!

Недоросль с Даньшею пришли к Досифее, возле которой неотлучно теперь находился Устин. Никакие уверенья, что сейчас никто не станет покушаться на Феюшку, его не обнадёживали:

-Нет! Мои дорогие должны быть надёжно защищены!!

Только вечером, оставив свою Досифеюшку и Гавриловну при надёжной охране, убегал учиться воинскому мастерству. Косьма не жалел его, гонял до упаду, Устин не жаловался, терпел, охал, но старался. А ещё, хитрюга, придя домой, расслаблялся — Досифеюшка хлопотала возле него, делала всякие примочки, разминала спину, руки и ноги — он блаженствовал и в тысячный раз благодарил тех, кто там, наверху, за тот диковатый случай, что привел их друг к другу!

-Досифея, свет... — начал Петянька.

-Ты чево, Петянь, стал меня навеличивать? — удивилась та безмерно.

-Дак, положено, ежли с просьбишкою прийтить! — степенно ответил Петяня.

-И что за просьбишка у тебя появилась, сын Кощеев? — в тон ему спросила Досифея.

-Вот смотри, Досифей, — оживился недоросль, вернее, вьюнош, — скоро свадьба, а места-то маловато станет всяким гостям и зевакам, двор у князя немалой, но и гостенёчки заявются тожеть не мелкаи!!

-Так, так, — загорелись глаза у купецкой дочки, — вы надумали чево-то?

-Ну да. Вот то поле, где Горыныч прилетамши лежал горою, ежли ево все замостить брусчаткою, да вокруг поставить всяки лотки с товаром?? Можно вона летни таки, али всурьез — тогда крыты, штоб и зимою в их торговля шла. Даньша сказыват, пока шол до нас-то, подглядел у белоярцев-то шумну таку яр-ман-ку, тама и торговлишка, и всяки разны забавы-потехи бывают. На столб гладкай залазют, штоба чево-то там достать, каруселю с расписными санками, занавеси всяки ярки, смешны, качели высокаи для молодых, а пониже для детишков, всяки свистульки, петушки, бублики, штоба веселье у всех запомнилося. А тама можно и другие каки торжества зачать на энтом месте праздновать, все же охочи до праздников-то! Вона масленну как завсегда ждут и готовются, а тута большо место, все и уместятся! Опять же кувыркальщики, на ходулях кто пожелат — пущай ходют, шуты с бубенчиками, а на краю самом малой помост тожа с занавесками сорудим, для нашево спектаклю. Да и весчане сильно петь любют, вота пусть и выходют на помост, штоба все и увидали, как весело у нас могет быть. Оне, все, кто на ярманках быват, ну бродячи балаганы, по всем княжествам и ходют, всё свое, интересно чево, добавют, и про нас промолвют, любопытнаи и станут навещать, боле оживтся жисть-то здеся!

-Нагнись, детинушка! — ласково проговорила Досифея, привстала на цыпочки, расцеловала его в обе щёки:

-Славной ты совсем стал у Костяна и Васьки!!

-Не слышит тебя дядечка, он бы ужо раздувался от хвастовства! Я, Досифей, с кажным разом все полнея понимать зачал — кака замечательна у меня жись теперя, вот сидел ба тама, — Петянька махнул рукою в сторону, — и чево? Жрал да спал — скучно, уныло, фуу, а тута время совсем маловато. А ещё Феля сказыват, окрепнет навовсе как — полетаем мы с им! Ты на Горыныче когда летела — видала, кака красота с вышины-то?

-Што ты, я, зажмурившись, так вот и летела.

-Бояка! А я вопил от восторгу, дядь Вейка даже прикрикнул, штоба я ево не оглушал, ухх! Так што, я богатой, не, не на всяки тама сокровища — а на вас всех!! Даньш, а ты чево молчиш?

-Да ты слова вставить не дал, чево уж!

-Не обижайсь, мелочь!

Петянька легко приподнял все таку же мелку и худеньку Даньшу и посадил на одну руку.

-Во, виш, Досифей, каку мелочь мне присватали, ить дунь — ветром унесет, а едуча... силов не хватат, но трясуся над ими над всеми — оне моя така антиресна жисть! Вот, Фельку малова вызволили из беды неминучей — стал агромадной, теперя Черныш, чисто пёс какой за мной хвостом ходит, и само смешно — по всей столице идет, не рядом — следом... никто ведь, ни одна собака дажеть и не гавкнет на ево, а сам-то котишка малой! Во, слышь??

За дверью кто-то царапался. Петянька приоткрыл дверь, и вошел важной такой котишка, Васькина копия, только пока мелковата.

-Черныш, пошто опять за мной таскашся?

Черныш только зевнул в ответ и, обошедши всю комнату, взобрался на мягкой диванчик, растянулся на нем и навроде как уснул вмиг.

-Сдается мне, Петянь, не станет ли он тако же, как Васька разговорчивай?? — протянул удивленный Устин.

-А што, вота весело станет — Фелька клекочет, Черныш мурлыкат, Даньша ехидничат, Ольша хихикат!Надоть дядечку попытать, кому тако выпадат — ну как Баюн, речи говорить, может, и вправду Черныш таким станет? А, Черныш?

-Мяяуу!

-Мы с Лишкою тута ввечеру всё просчитали, он дажеть позаписал всё.

-Лиш, Лиша, иди ужо! — открыв дверь в колидор, зашумел Петянька.

А Досифея шепнула Даньше, тихохонько:

-Даньш, славной какой Костянович становится, не будь дурою, не упущай!!

Даньша только усмехнулась:

-Не до энтова сейчас, а тама как повернёт жисть!

Лишка принёс бумаги, где всё ужо прощитано.

-Ай, Лиша, каков ты молодец, великова математическова ума ты парнишка! Чисто в голове у тебя кака кругла штука... рраз, повернулася на немного, а ты ужо все прощитал! — восхитился Петянька.

Досифея внимательно просмотрела Лишковы бумаги, вскочила и ажно поклонилася ему:

-Правильно Петянька сказывает — великова ума ты, Лиш, ой, великова! Сдается мне — станешь ты на все княжества-царства знаменит!

И закружилася карусель: из ближних и дальних кальеров везли всякий камень, тута же у поля раскинули свои походны мастерские каменотесы, которы обтесывали большие камни, придавая им различны виды, из мелкова же каменья делали ровненькие такие брусочки, и каменьщики укладали их на выровнено поле, скрепляя раствором. Зеваки толпилися вокруг, но Васька уговорился с Костяном, чтобы прикрыл он мороком:

-Чево тут делатся, пусть тако диво только и увидют в ваш с Забавушкою торжественнай день!

Васька ажно схуднул, мотаючись туды-сюды. Как жа без ево така шумна и нужна работа случится!

Каменья-то привозили разных расцеток, вот и получилося кругло тако место-то из красивых узоров -всяки круги, квадраты, а во средине самой выложили из из брусочков каменных узор интереснай и две буковки З и К, чтоб помнили, значицца, весчане, да и не только оне, про торжество-то. И ломал Васька голову, как поантиреснея обозвать тако место-то, ну не торговско-рыночно же! Пристал к прилетевшему Вейке, тот улыбнулся:

-Вася, что ты голову ломаешь — для гостей это место станет?

-Ну да, для их, штоба восхищалися!

-Так и назовите его — Гостинное место!

-Вот, Вейка, у тебя така умна голова! А я-то весь извелся!!

Каменьщики уложили-изукрасили всё по большому получившемуся кругу, приступили к работе плотники, поскольку место само кругло:

-Пущай от ево лучи отходют, чисто кусочек солнушка на весчанской землице!! — предолжил Васька, кто бы и возразил-то?

И возвели плотники-умельцы всяки лотки-балаганы по кругу возля, а наметившиеся лучи — обозначили небольшими дорожками!

Лешай прислал Лоньку с большими торбами со всякими кустами, штоб красиво стало совсем, весь средин и помогал высаживать кустики, зеваки тожеть впряглися, бабешки местныя и цветов натощили, а Ольша удивила — взялася всяки фигуры из больших кустов выстригать-делать. Теперь только кот и понЯл, почему многи кусты Лонька привез больши-громадны, а он-то и ругалси на Лешака, што без глузду совсем — оказалося, энто у ево сображенья и нету.

Болотник с кикиморками по ночам-то, да Тритошкины девы речныя — боялися они свету дневнова, да и людишков опасалися — вилися возля кустов, поливали их, нашоптывали чегось, и к торжеству-то совсем замечательно стало их Гостинно место. dd>   Забава переживала: -Досифей, я такая маленькая, Костий — высоченный, смешно ведь станем смотреться!

-Не дури! Вы самая красивая пара изо всех мною виденных! А уж гости ваши навовсе всех удивят безмерно и станут по всем княжествам и царствам сказывать, какая необычная свадьба случилась у вас!Вон, даже дракон Вэй свою Марьюшку упросил чудок обождать, после Костия пожениться. Думаешь, почему?А увидел, што мы для своей голубушки задумали, и пристал к Васе с ребятишками — ему чего придумать, необычное. Видела б ты кота — важнооой! Ребятишки-то посмеиваются над ним, но любя. Он ведь для своих четверых совсем как мать родная — они-то не знают, а мне сколь раз горился:

-Вырастут, разбегутся, кто куды, и про меня не вспомнют!

-А я ему только один вопрос и задала: "А Петяньку без тебя и Фельки ты можешь представить?"

-Пока што нет.

-Не пока што, а всю жизню так-то и будет!!!

-Всё, Забавушка, подруженькая моя разлюбезная, побегла я, мы кой чего не доделали ещё.

И настал день, нет, не так — ДЕНЬ!

С самого раннего утра стали прибывать гости приглашенные, а возле того места, где целую седмицу велися какие-то тайны работы, уже толпилися любопытнаи весчане.

-Как жа, им надоть первым увидеть каку-то чуду, што сотворили работны люди и робятишки средина.

-Ай, Забавушка, умна, навроде просты детки, а сколь пользы принесли ужо! — переговаривались в толпе в ожидании чуды.

И не прогадали те, кто встал поранее и прибёг до любопытнова места.

Гости званые не подвели — прибыли во время, никово и ждать не пришлося. Весчане ахали, когда появлялся очередной из приглашенных — было на што и посмотреть. Поначалу прилетел Змей-Горыныч, да такой нарядной, што глаза слепило. А в трех пастях-то — зоркие углядели, в кажной по сундуку приличному, знать, подарки дороги принесли. Горынычу место указывал сурьёзнай такой мальчонка, Лишка — у Досифеи в служивых ужо числился, не смотри, што возрасту не сильно великова. Змей было чево-то ворчанул, да слышно было ответ Лишки:

-Горыныч, у тебя шеи вона каки длиннючи, все и увидишь!

Из недалёкова лесу враз повалили всяки зверюшки... весчане некоторы испужалися, но едущий на высоченном лосе — "Лоня, Лоня — энто, который ерой!" — признали в толпе-то, нарядной, такой сухонькай мужичок, шумнул громко — откель в таком тощщом и силушка-то?

-Не бойтеся, у меня все разумны, и нихто не станет вас забижать!

А за им-то, батюшки!!! Ведьмедь — гора цела, да с ведьмедицею и мелконьким сынком — Михайлою.

Представил их Лешай-то, как не узнать такова охальника, помнили весчане ихи загульны попролёты-проходы в недавни времена, видать не видали, а голос-то знавали, да. Вот и сказал Лешай:

-Ведьмедь Михайло Потапыч, ведьмедица Пелагея Дормидонтовна и сынок ихий — Мишутка в гости вот пришли.

А как детишкам Мишутка-то пондравился враз, облепили они ево, да успокоил их Лешай, сказав, што посля торжества-то и покатат всех пожелавших на себе и папа-ведьмедь, и Мишутка. Возля Лоньки-то и змеюки красивы пристроилися, и зайчонки, и волчаты — ухха, сколь зверюшков увидали.

Из вот ниоткуда появилися два невиданных мужика, великой да малой. Невысокай-то — круглай такой, нарядной, зеленоватой... зачесали во затылках весчане-то, хто энто могёт быть, да Лишка же и скажи:

-Добро дошли, Царь Морской Тритон и болотник Велим, будьте у нас гостями почетными!!

Синева-то и признали все:

-Ух ты, царь морской явилси!

Потом с неба стали птицы опускаться, две-то пестреньки, больши совы, обернулися людьми, и прошел шепоток по весчанам:

-Совушка мудра энто с сынком своим, еройским! А две-то, огромны — золотисты, энто ужо понятно — Феля один-то, Петяньки — сынка Кощеева вернай друг и батяня евонай — Ферапонт.

Потом што-то совсем невероятно вышло, как-то враз показалася странна така процессия, на каких-то диковинных животинах — высоких, тонконогих, с горбами, появилися чудны люди — закутаны в цветны одёжи, на башках намотано много белова матерьялу, с большими торбами по бокам энтих животин. Оне, не дойдя до всего народу, остановилися, а из-за их важно выехали на красивущщих лошадках одетые в каки-то сверкающи одёжи косоглазы люди.

Лишка, вот ить постерлёнок, первай понял, кто энто явилси, подскочил к самому разряженному (шепталися потом тихохонько весчане языкаты: "Чисто петух Маланькин, такова же окрасу!"),низко поклонился и проговорил так-то:

-Приветствуем тебя, господин Солнцеликай, Правитель земель восточных, и просим занять почетно место!

Солнцеликай — чем он на солнушко и помахиват, так энто рожей — круглым блином, важно кивнул, набежавши ево прислужники, осторожно сняли ево с красавца-коня и понесли на почетно место.

Следом появилися совсем невиданны люди, василиски — худоваты, каки-то замкнуты, но весчане и не испужалися — в веселье-то все одинаки, развеселим ужо!

Враз зазвенели колокольцы, стало тихо, потом случилося перво чудо — вышел из ниоткуда красивой торжественнай Костий, царь Кощеева царства, а с им верный друг Вэйр-дракон, сынок Кощеев — Петяня, кот Василь Баюныч и робятишки ево — красива така кумпания.

И сказал негромко Костий:

-Встречаем мы суженую мою, Забаву свет Елисевну, батюшку её, гостей всех на новом месте в княжестве Весчанском, и прозвали мы его — Гостинно место, вот, смотрите. Только издаля, встретим суженую мою как полагается, тогда и смотрите-знакомтесь со всем, что тут напридумывали Василь Баюныч с детишками! А помогали им в этом славны каменотесы, каменьщики, плотники и столяры! Всем им огромная благодарность за такое чудо!

И снял морок-то. Ох и закричали все вокруг: диво-дивно же — кругла такая большая площадка, во середине небольша как-то каменна фигурка, а вокруг всяки лавки и лавчонки. Да все изукрашено -цветы, ленты разноцветны, на крышах всяки вырезаны малкие деревянны фигурки, а на прилавках-то товару видимо невидимо и тянет со многих мест вкусными запахами.

Эко диво!

Но разглядывать стало некогда: какой-то хрустальной звон пронесся, и увидели люди, как от терему к Костию враз раскручиватся красива дорожка. А по ней идут князюшко их Елисей с дочкою, Забавушкою. Отец-то торжественно и важно вышагиват, а Забавушка чисто лебедушкою плывет.

-Ай царевна-Лебедь! — воскликнул Васька, знавший много сказов-то, вот и подхватил народ тако названье для своей Забавушки, она ж и впрямь теперь царевна, в Кощеевом-то царстве. Пусть и не совсем правильно, но царица — энто как-то тяжеловато для их нежной Забавушки — решили так-то люди.

А за Забавою идет Досифея — верная подруженька, а за нею и нянькою принаряженной, каки-то красивы девицы. Сначала и не поняли хто, а потом углядели старшу-то:

-Ведьмы самы главны с Яфильею явилися!

Елисей с Забавушкою дошли до Костия, и сказал князь:

-Отдаю тебе, Костий из рода Кощеева, дочь свою единственну — Забаву, поклянися, што не станешь её забижать и всяко притеснять, при всем народе-то ещё раз!

Костий бережно взял ручки Забавы в свои и, не видя никого вокруг, глядя в ясны очи лебёдушки своей, сказанул:

-Что клятвы — пустые слова, когда говорят глаза, руки, сердце. Я без тебя дышу вполовину, день кажется серым, если не вижу тебя!! Не жил я вовсе, пока тебя не встретил, лебёдушка моя нежная!Теперь, суженая моя, я могу дышать полной грудью, могу радоваться всему, даже всяким неприятностям не поддамся — ты рядом. Нет для меня без тебя жизни, люблю бесконечно!

Засияла от таких-то слов Забавушка и стала ещё краше, и не углядели заслушавшиеся весчане и гости всяки, как махнул лапой кот, а робятишки из средина враз запустили в небо всяки красивы молоньи.

Потом ужо дозналися — придумали те таку красу — шутихи прозваньем, которы полетели вверх и с шумом разорвалися над головами Костия и Забавушки. И посыпалися на всех красивы таки разноцветны мелки кружочки, и осыпали они всех, особенно красиву таку пару — Костия и Забавушку. Со всех слетали кружочки, на молодых-то враз как приклеилися, и сверкали оба чисто радуга на небушке.

Подхватил Костян свою невесому Забавушку и тако и пошел с нею во Гостинно место, а тама... за лавчонками-то только теперя и углядели все: качели-карусели, всяки горки изукрашены, помост с разноцветными смешливыми рожицами, и столы накрыты с угощеньями.

Ох и веселилися все, закружило веселье-то и суровых василисков, и шебутного Лешака. Горынычевы головы рвалися пуститься в пляс, да только Лонька и сдёрживал их, приговаривая:

-Есть во лесу больша поляна, тама мы и попляшем, здеся людишков передавим.

-Лоня, только ты нас и понимаш! — горестно воздыхали головы.

Досифея отплясывала в окруженьи трех зараз мужчин — Устинушки свово, болотника и волчком кружился возля неё развеселай Тритон.

Даже Солнецеликова местны бабенки растормошили, куды и важность ево делася — плясал. Мелковат мужик супротив павами плывущих вокруг ево, крупных таких, как вона Досифея, женчин. Упарился, поскидовал с себя ажно два длиннополых кафтана, али как там оне прозываются, остался в одной рубахе, но не сдавалси, вертелся волчком, утирал пот рукавом рубахи — совсем как вона простые мужики, и плясал. Потом ужо, выпив целу братину квасу, отдышался и воскликнул:

-А што, павы весчански, пойдете ко мне в жонки?

Павы-то в ответ сказали одинаково:

-Не, повелитель чужой страны, мы привыкши быть завсегда первыми и единственными, а у тебя тама их немеряно, зачем нам всяки свары и пакости от прочих жонок?! Мы же на руку чижолы, беспорядку не терпим, прибить можем во гневе-то! Нет уж, ты лучше к нам почаще наведывайсь, веселья-то, сам видишь, хватат!

И осталися незаметными в толчее и веселье две таки встречи.

Ардин нашел и поговорил с Даньшею, Петянька, конешно же, был неподалеку.

-Даньша, Росица совсем в себя пришла, вспоминает всё, понемногу встаёт, ходит недалече, я... я... зову её в жены — не желает! А мальчонки мои, братики твои которые, малые, они за ней хвостом ходят! Мы Росице не говорили пока про тебя, слаба она, вот немного окрепнет, тогда! Лекари сказали — пока не надо, потрясение может быть сильным, и она... опять заболеет.

-Вот как совсем в себя придет и явимся!

Углядел-таки в толпе Альку размягченный от веселья и искреннего вниманья папашка.

-Иди сюда, шш...!

Алька подошел, держа за руку симпатичную, крепеньку таку, немного конопату деушку.

-Чево хотел, государь иномирский?

-Ты как со мною разговаривашь, сын ишака? — зашипел было Солнцеликай, да закатилася конопата звонким таким смехом:

-Алька, так значит, отечество твое Ишаков? Имя похоже есть Ишак — Исак, станешь ты тогда Исаков по батюшке!

Оторопел Солнцеликий, хотел было возопить, да подбежали к ему бабенки — потащили было опять в пляс. Он вежливо так попросил несколько минок обождать, а Альке и скажи:

-Пондравилася мне невестка — смела да смешлива, справно с ей станет тебе — даю добро своё!

-А кто в ем нуждатса? — Нарывался этот... сын...

Солнцеликий и обругал ево на своем языке-то, потом добавил ужо как надо:

-Народам всяким надоть дружно проживать, а с весчанами породниться — велика честь. Свадьбу станем играть и тута, и у нас.

-Ты меня прогнал и проклял, не жалаю!

-Неет, только прогнал, да с пользою вышло — ума набрался, и без колдовства жить научился!

-Ишь ты, — начал было Алька, да деушка ево и не дала договорить-то:

-Аль, пошли-ка лучче в пляс, вона батюшка мой, Черний сюда направлятся, пусть отцы и сговариваются, пошли! — она потянула Альку за руку, тот и просиял.

Убежали молодежь в круг-хоровод, а Солнцеликому што-то так завидно стало...

— Вот ведь конопата, но така приятна, да и любовь промеж ими видна сразу! Така-то любит не за подарки-драгоценности, повезло совсем ещё недавно бывшему негодным и злобным отпрыску.

Качели, карусели, столб с сапогами расписными на макушке, горки всяки совсем и не пустовали, народ висел на их чисто гроздьями, вона как самородина уродилася.

Сновали в толпе бойки коробейники, покупали у их всяку мелочь — зеркальцы, ленты-банты, петушков сахарных на палочках. Все по повеленью князя и зятя ево стоило одну копейку, доступно для всех, и многие деушки заимели простеньки колечки на пальчиках своих, любовалися ими — подаренье ведь!

А перед спектаклей-то собралися дарить подарки молодым и родителям, вот тут-то и случилося обще удивленье.

Сел Елисей на родительско место, а Костяновых родителев пустоваше место и задернися дымкою, а через минку на месте-то оказалися родители, столь лет невиданные Костием и всеми протчими — Адам да Лукерия.

Ахнули все-то, а Адам, прищурившись, вгляделся в супружников-то и позвал:

-Сын мой, Костий, пошто без родительскова благословения жениться надумал?

-Вас дождесси, — по стариковски буркнул сын, — звал я вас сколько раз?

-То наша вина, подойдите-ка!

Костий, так и не отпускавший руки своей Забавушки, неспешно подошёл, батюшка с матушкой и благословили их, надев обоим маленьки таки, сверкающи ободочки на голову!

-Вот теперь совсем все правильно! Приветствуйте люди истинного правителя со правительницей царства Кощеева! — и поперхнулся Адам, увидев неподалеку тако знакомо лицо — чисто сын Костий, вьюнош только.

-Этто же, Лушенька, этто же наш внучок? — дед вскочил, куда делась его солидность, и понесся к Петяньке. — Маленький мой, да как ты вырос-то!

-А я тебя и не помню навовсе! — обнял его переросший деда Петяня.

-Баушка! — обнял и её тоже, потом позвал:

-Дядечка, Феля, Даньш, ребяты — идитя сюды, знакомьтеся!

-Энто вот мой первейшай друг — Феля, энто чисто мамка моя — дядечка Васечка, энто все мои первейшаи посля Фельки — друзья. А энто, — достал из-за пазухи, — Черныш мой, я без их совсем и не смогу как-то проживать! Ну еще, конешно, папка с Забавою, да Досифея, да все вот энти робяты со средина, да зверяты... — начал перечислять остальных Петянька.

А дед чево-то завис, молчал и смотрел на внука изумленно.

-Деда, ты чево так-то замер?

-Луша, видишь у него на поясе ножны?

-Да!

-Это же, это же...

-Да, дед, так оно и есть, ты только вослух не шуми, обскажем потом про всё. Вона, подарками родителев моих наделять станут, все собралися!

Подарков надорили столь, пришлося энтих диковинных зверей с горбами-то всклянь нагружать, и погнали их людишки Солнцеликова к Костию во дворец.

Воспротивился он не тому, што подарки могут увезть ко князю, а тому, што от своёва дворца станет он у тестя приживалом! Князюшко и согласимшись с таким делом — жена, она должна в дом мужа хозяйкою войтить!

А подарки-то весчане столь и не видели николи, половину, правда, и не показали — одни сундуки Горыныча надо было цельный день разглядывать, понятно же, што не соломою набиты для блезиру! А Лешай-то, Лешай — удивил, куклов-неразлучников преподнес, да ажно две пары. Одне-то, больши таки, тряпошны куклы, чуть поменее Забавушки, а другия из матерьялу леснова, а и хороши! Баюныч было съехидничал нащет тово, хто делал таку красу-то, а Лешай всурьез и отвествовал:

-Вась, я не всегда старой и дурной был, бывалоча, по младости много чево умел, вот и вспомнилося. Да для таких славных друзьев руки-то сами все выводили, вот и получилися неразлучники навечно. Пущай у Костия стоять, как напоминанье, што любовь иха продолжится в детях, внуках, правнуках и потом ишшо!

Забавушка и расцелуй ево, как засмущался энтот изменившийся Лешак-то.

А в толпе стояла чудная старушка и горько лила слёзы. Немая баушка-то, сочувствовали ей жители, не признавая в энтой чистенькой, бедно одетой, с жиденькими волосами, выбивающимися из под чепца, страшну-противну Ягу. Приглядывали княжьи молодцы за ею, мало ли каку пакость задумала, с её станется, и немая нагадит! Но пока уливалася слезьми старушка, глядючи на своих бывших приятелей по всякому непотребству.

Потапыч притащил в пасти красиво тако полотенце, расшито, поначалу-то и не понЯли, што тако, а потом и ахнул кот:

-Михайло, да энто же давно потеряно полотенцо, што мостом через всяку реку перекинется!!

Забавушка звонко целовала ведьмедя в нос, а рядом-то крутился малой Михайло, порявкивая, штобы и ево поцеловали так-то. Забавушка и нацеловывала их, а уж Дормидонтовне как кланялась, а за нею и весчане все-знали жа, как ведьмедица с ворогами справиться помогала.

Болотник же подарил каки-то редки травы и растеньица во горшках, от вида которых Забавушка ажно подпрыгнула, а зеленоватай стал навовсе зеленай от радости, што угодил.

Царь морской Тритон, тот удивил зараз всех:

-Мои славныя Костий и Забавушка! Подумали мы во царстве нашем, совет держали и решили-так-то, все реки, што у вас тута текут не в правильном направленьи, станут с послезавтрева течь в море-окиян. Пошто послезавтра-то? — Упредил он вопрос рыбаков весчанских. — А время вам даю, с рыбешкою разобраться, што запутается на дне речном. Вы тама не жадничайтя, молодь не губитя, перенесётя, куды следоват, и станете вскоре во много раз больше рыбы иметь. Но упреждаю сразу — жадных не люблю, стану всячески таким мешать!

А хто, в уме-то будучи, станет с Тритоном свариться?

-Нету у нас таких, ежли и водилися втихаря, то с тобою, Царь морской, у их кишка тонка тягаться! — с поклоном ответствовал старшой рыбацкой.

-Вот так-то лучче! А для вашего славного Гостинна места есть у меня ещё подарочек, смотритя на фигурку-то свою!!

Фигурка, што каменотесы вытесали из камня-то розоватого — попался в свезенных всяково цвета больших глыбах-то для гостинна места один вот такой розоватой да мягковатой. Не стали каменотесы раскалывать-то, а Никула-мастер ево и обтесал, навроде дева морска на камушке сидит. Все тотчас и уставилися на фигурку-деву. А Тритон чево-то пошоптал, руками помахал, сплюнул, поморщился, опять пошоптал, просветлел лицом-то и взмахнул рукою ...и случилося диво-дивно, чудо-чудно: вокруг девы-то враз како-то огорожено местечко образовалося из камня же, с бортиками, а вокруг девинова камня, на каком она присела-то, враз фонтанчики малые забили.

Водица-то на солнушке сверкат, переливатся, журчит, а весчане рты пооткрывамши, да только детишки как разом завопят, а за ними-то и взрослы! Ну покричали от радостев-то, а Царь и подними свою синю руку:

-А Забаве Елисевне с супружником дарят все морски жители подарок, со глубокой глубины достатый!!

На красивом таком блюде, сверкающем поднес он Забавушке дивну раковину размером-то с голову вон Горынычеву, а повернул её другим боком, и в ей зазвучала кака-то дивна музыка. А вокруг раковины-то красивы жемчужины насыпаны, черны и розовы — про которы не все и сышали, а уж видеть-то мало кому доводилося. Да и сказал Тритон:

-Зачарованы энти жемчужины, и не сможет никто их взять в руки-то, окромя Забавы и Костия и их детишков, а хто осмелится — умрёт в страшных муках. Энто я лихих людишков упреждаю!

-А ещё подойди ко мне Досифея, мать моёво будущего крестника!

Та подошла, преподнес ей Тритон ожерелье и красивущий перстень с каким-то морским камнем, тожеть из глубин достатые.

Алькин папаша ковры красивы привез, каки-то одёжи ихни, заставил примерить тут жа. Костий-то высок, ему халат-от впору, на макушку каку-то юбе.., чево-то прозыватся, надел, Забавушка-тростиночка в чудных одежах-то почти утонула, посмеялися все. Зато каких-то монистов, гривен, серьгов — цельнай сундук задарил Солнцеликай-то.

А и прошёл слух по весчанам — сговорилися Черний с им, свадьбу станут и тама, и тута на Гостинном месте справлять, пондравилося тако веселье Алькиному-то!

Не осталися без подарков и близкие Забавины и Костяновы, особенно много было подарков-то для кота. А кот ажно прослезился, когда Тритошка ево Вандочке с котятками таки чудные колокольцы преподнёс, они звенели чисто хрустальны.

-На-ко вот ответну тебе подарку, да смотри, держи крепко, удерёт вмиг! — Кот вручил ему саму шустру кошечку, у которой красивой бант ужо совсем изгрызан стал.

-Вася, Вася, така радость! — возопил Тритошка, а Вася тихонько так ему отвествовал:

-Только уговор — взад не приму энту разбойницу!

-Справлюся, ай я не царь?

-Ды царь, ты, царь, но шпана наша — почище пяти стригоев нахулюганить может!

-Пугаш, Вась?

-Сам увидиш!

А василиски преподнесли много чево полезнова в дому-то и дивны музыкальны предметы, да все волшебны — дудочку только к губам поднеси, играт таки мелодьи, да по настроенью хозяина все. Весело ему — плясовую, загрустит — она жалестно станет, а гусли-самогуды,х то про их не слыхивал — в сказках-то оне постоянно поминаются. А тута враз вживуя, да едва Костий их взял, как рванули плясовуя... ох и пустилися все в пляс-то! Тама, в дальнем совсем конце места-то, где ещё и брусчатку не доложили, отплясывали Курьи ножки, метла да ступа. А возля их уже ручьем рыдала старушка, все и поняли, што энто Яга, а её волшебны вещи и знать про её не жалают!!

Вот Ваську, энто да — любют сильно, да и робятишков всех привечают, отмыли-отчистили их от грязи вековой-то. Вон как сверкат избенка-то, да её и разрисовали средински, красивушша стала. А метла красивым бантом повязана.

Молодые давно ушли почивать, а народ-то всё веселился, да возля Тритонова фонтана толпами стоял, да ахал!

С неделю ахали весчане, разговоры только о свадьбе и были, потом подуспокоились, но Гостинно место стало любимым для гулянья всево народу. Купцы,оне ж выгоду свою умеют видеть во всем, потянулися из всяких других царств и княжеств — всем хотелося застолбить хороше место.

И к зиме-то стало Гостинно место знаменито, чево тут только не продавалося, всяки диковинки, даже вона жаро-птицево перо, сказывают, привез неразговорчивай Прохор, лет пяток назад ушедши на каки-то поиски, никто уж и не чаял увидать ево в живых-то, одна только стара матушка и верила.

Вот и возвернулся — живёхонек, да с такими чудными вещицами, што и глаз не оторвешь, одне диковины!!

Забавушка-то умница смекни враз, да и предложи Прохору-то невиданно:

-Скупаем мы у тебя все диковины сразу! Да погоди, мил человек, дослушай! — сказала она пытавшемуся было возразить странствователю. — Мы не станем все эти красивы невиданны вещи прятать в сундуки, хотим сделать любопытственну комнату, для всех, пускай народ видит всё это! Ты станешь там водить по комнатам и рассказы весть — что, зачем и откуда. А чтобы никакой тать не смог покрасть чего, станет эта комната зачарована, да не одним мужем моим, а всеми у кого магия-то имеется. Согласны наши дружники на такое, василиски обещали сразу же для такой комнаты чудесны игрушки принесть, Тритон сказал — пошарит по дну морскому, много чего он во гневе-то пораскидал. А комнату-то любопытственну... мы подумали, спросили разрешения и согласились, что лучше Курьих ножек и не найти, сказочно-волшебна избушка становится. Как, берешься за такое? Станут тебе с превеликим удовольствием помогать-то ребятишки со средина, там уже очередь составили и на просмотры ходить, и на помощь. А ещё ступа с метлою при избушке неотрывно будут, ежли что, всяку дрянь отметут!

-Ох и умна ты, Забава Елисевна, я ведь и помыслить не мог, а так хотелося, штобы люди всяки любовалися на диковины-то! А уж порассказать-то, я ж много чево увидал-услыхал, только, Забава Елисевна, сказывала мне одна птица волшебна — николи не показывать дивны вещи задаром, станет в их сила волшебна иссякать!

-А не переживай! — вступил в разговор бывший тут поблизости сынок теперя Забавушки, Петяня. — Мы цену таку назначим, ну саму малу за просмотр-то, полкопейки, а хто совсем неимущ, сами станем за их доплачивать, да, матушка моя? Вона, как Лишка, таки прибредут без всево-то, што мы их и не допустим?А мало ли среди их какой волшебнай мастер проявится? Да и за баушек-дедов стареньких оплотим!

-Вот, видишь, Прохор, можно сделать в пользу и тебе, и людям! — улыбнулась ласково Забава.

-А ещё, Прохор-странствователь, можно вот время тако выбрать, и пущай приходют всяки желающи послушать тебя, скажем, вона в срединску саму большу залу, где собранья всяки у нас бывают — и места много, и слушателев понабьется дополна.

— Да будет ли так-то? — усомнился Прохор.

-Не знаш ты нашу любопытственну кумпанию!

-Дядечка, — шумнул он появившемуся Ваське, — скажи-ка энтому не сильно верящему Фоме, што сказы ево слушать полстолицы сбежится.

-А как жа? Я на первой лавке и сяду! Ты, Прош, только зачни, а уж слушателев у тебя станет... Меня вона одолевают, расскажи, да расскажи, но совсем не стало возможностев баять-то, закруживаюся. Вандочка грозится из дому погнать, я уж и верчуся как могу, а ты мне вона как подмогнешь! Гостинно-то место все красивше делается. Вона как купчишки стараются свои лавки изукрасить, глаз радоватся на таку красу. А метла-то, бывша Ягусина — не терпит она, когда кто сказыват так, ну што она бабы Яги-задиратся сразу и в драку лезет, ежли што не в порядке. Вот я тута сам увидал, один новенькай-то возьми и воду не в том месте выплесни, после мытья-то, как налетела Метла Прутиковна — робятишки ей прозванье тако дали, как зачала ево под зад-то подпинывать. Уж он прощенья просил-просил... и другим наука славна, многи ведь видали тако непотребство. А отлупленнай-то расстарался, уважил Прутиковну -бантище красивай ей и повяжи, как всяка женчина она и растаяла. Вот, Прош, ты только быстрея решайсь, сколь пользы станет, опять же про весчан слава пойдёт, ни у ково жа такова не имеется!

-Уговорил, Василь Баюныч, согласнай я!

И опять любопытнаи сбиралися подсмотреть, што задумали все энти неугомонны робятишки, што как муравки суетилися вокруг Курьих ножек, чево-то затаскивали в избушку, а с ими-то Прохор неустанно бывал.

Знать каку нечаянность задумали. Да и опять жа, появлялися посланцы всяки от василисков, прибегали Алькины узкоглазы мущины, Тритон самолично объявлялся на немного.

Жалился громко Васе, на ево котишку-ту, Дивою прозванную им, руки свои сини исцарапаны показывал, а кот-то, смеямшись, сказывал:

— Я тебя упреждал, взад не возьму.

А Тритон загрохотал смехом-то:

-Вась, я ведь без её теперь чисто без женчины не засыпаю, вот фулюганит всяко, думаю — выкину вона в окиян, а она на грудь залезет, развалится и муркает, я же, гроза лютая, чисто масло, таю. Вась, как взрастет, ты мне котишку на немного время подкинь, котятков хочется...

-Нова порода тогда станет — окиянски коты! — посмеивался Васька.

-А и станет! У меня все рыбы и всяки морски жители за стеклом-то толпятся, за ею наблюдают, интересно жа, даже намедни старина Ося, проснумшись, приперся на Диву посмотреть. Да в залу заперся. Я думал, моя испугатся. Страшон же Оська-то, да всяких темных цветов спросонья, а она спину выгни и шипеть! Оська щупальцу вытянул, пужануть, она и вцепись в ево, еле отодрал. Оська ржал долго, потом дозволенья спросил почаще наведываться. Спать, сказывает неохота стало. Спал-то от тово, што неинтересно ему в окияне было — все ужо приелося, а тут така Дива дивна.

Васька грудь выпячивал от гордости, да и сказывал, што про котишку подумат!

И дождалися весчане и всяки другия людишки и нелюдишки — прокричали по столице-то специально посланы робятишки из такова нужнова средина, што назавтре с утра станут открыты для всех всяки диковины, што в любопытственной зале имеются, и што можно в избушку-Курьи ножки завсегда зайтить, посмотреть и расспросить про их Прохора, главново по им.

Опять жа пояснили про полкопейки, для чево их сбирают, да вот как соберется прилична деньга, опять жа нову диковину подкупят.

-А коли полкопеек не хватит? — хитренько спрашивали весчане.

-А нашто у нас зять княжой со товарищи? Завсегда подмогнут, лишба диковины находилися! — отвечали бойки мальцы.

Ох и пондравилося всем в избушке-то!

Первы дни очереди собиралися, да больши таки, но никто не роптал, понимали жа — диковины враз не разглядишь, надоть возля кажной постоять, уразуметь, што энто тако. А диковин было, ну не то штобы шибко много, но дух захватывало от одного только жароптицева пера, што освещало всю избушку таким дивным светом.

Многие, особенно робятиши и женчины, стояли, открыв рты, любовалися. А так-то и волшебно зеркало, и дудочка, и гусли-самогуды, волшебны сапоги, и яблочко наливно по блюдечку каталося да тонким голоском чево-то напевало, да волшебный сундучок, с таким красивым звоном-перезвоном открывающийся, да волшебна красива палочка, да взрезанный искусными рисунками посох, да клубков штук пять, што дорогу молодцам указывают, да цепь златая, да кольцы, серьги, гривны волшебны, каменья всяки, тоже с волшебством.Да лампа волшебна, котору самолично проверял кот — тот ли вреднючий Джинка тама сидит -оказалося нет, молоденькай такой, смешливай, постоянно под потолком зависающий — сказывал, скушно в лампе-то!

А волшебны всяки шары, што морской царь со дна моря достал, сколь штук и все таки красивы, да размером разны, да какой-то рог волшебнай, а дальнем углу избушки совсем чудеса — стол простой стоял, не волшебнай, и на ём скатёрочка така невидна.

Спервоначалу-то удивлялися, за што таки просты преметы тут находются.

А потом какой-то мелкой малец, совсем бедно одетай, подошел, ручкою погладил скатерочку-то и молвил:

-Хлебца бы, немножечко!

Как засмеялася скатёрка-то, как заговорила нежным таким голосом:

-Ай, спасибо тебе, малец, разбудил ты меня, давно так спящую, садися, маленькой — будет тебе хлебец-то, да зови своих голодных братишков и сестричек, и баушку стареньку!

Да как появилися на скатерти-то всяки разносолы-яства! Вот все застыли с открытыми ртами. А скатерть-то приговариват:

-Кушайте, детушки. Я за вами теперя наблюдать стану, завсегда приходитя, накормлю-напою наособицу и с собою заверну, так-то всем, хто хлебушка мало имеет, скажитя — пущай до меня приходют!

Вот и гудели весчане цельный месяц от таких вота новостей славнейших.

ГЛАВА 17.

За всеми этими событиями и подошел срок рожать Досифее, она как-то и не сильно волновалась, Устин же спал с лица, заметно схуднул, самолично просил главну ведьму не бросать Досифеюшку в родах — помочь оказать. Досифея посмеивалась, ходила вся такая грузная, но довольнешенька — а чего переживать — все спокойно. Сынок вот-вот народится, муж в ней души не чает, подруженька верная при любящем муже, в делах купецких порядок, что ещё желать?

Да по настоянию Забавушки стала она встречаться с детишками срединскими, что в науке счетоводческой сильно разбиралися, ну, не как Лишка, тот был наособицу — один такой разумнай. Забавушка решила обучить таких-то вот и по другим градам их разослать, чтобы, значит, проверки устраивали и нечистых на руку зараз находить, и наказанье для них тут же найдется.

И как всегда, все случилось неожиданно. Досифея сидела у Забавушки, пили чай с ватрушками, вдруг охнула, побледнела и сказала:

-Забавушка, ты только не паникуй, кажись я рожать стану! Гавриловну бы мне, пока Яфилья явится!

Забава позвала свою нянюшку, с помощью слуг мгновенно устроили Досифею в отдельной горнице, тут же пробежала к Костию, чтобы он Яфилью позвал. Пока суд да дело, пока Яфилью отыскали — не сидела сиднем ведьма-то, время шло, Досифеюшка изрядно умучилась, а сынок все не спешил появиться на свет.

Яфилья, нашедшаяся, озадаченно сказала:

-Все хорошо, но малыш почему-то не идет. Как бы ждет чего-то! Странно!

Хорошо, Устин был на пристани, вместе с Лишем — Лишкою его теперь только дома и звали родныя, а так стал уважаемым Лишем — принимали новый товар, и не знал он, што мучается его Феюшка.

Яфилья все больше мрачнела и озадачивалась, не понимая, что и почему?

А в соседней комнате послышался грохот, явился Тритон, взъерошенай и с бандиткою на плече.

-Этта што за непорядок?? Отчего меня враз не позвали?

-А на кой ты тута нужон? — с вызовом спросила его Яфилья.

-А вота и нужон! Ох, крестничек, хитрюга, ужо в животе мамкином хитришь?

-Тихха! — гаркнул он на свою неуёмную кошечку. — Оставлю здеся, как станешь без Оськи и меня тута выживать?

Кошечка враз притихла, залезла на стулец и свернулась клубочком.

-Штоба у меня... нишкни! — погрозил пальцем Тритон и заорал:

-Ну-ка, неситя само большо корыто, в котором вона Елисейка купатся, да бегом!

Пятеро слуг, пыхтя, едва дотащили корыто к двери горницы.

-Яфиль давай-ка Досифею к корыту поднесем!

-В уме ли ты, Тритошка?

-В уме, в ём, давай быстрея! Досифеюшка, я зажмуримшись, не боись ничево, скоро энтот разбойник появится. Ох, и любопытнай мальчонка!

Притащили кровать с Досифеей к корыту, Тритон начал чево-то колдовать, чуть прошло времени — в корыте враз зажурчала водица, весело так.

-Яфиль, готовьсь, ловить станешь!

-Што удумал, старый чёрт?

-Ага, пошол, давай!

Яфилья едва успела поймать ребенка.

-Чисто нырнул из мамки!! — удивлялась потом она.

А Тритон, морщась от очень громкого крика младенца, командовал:

-Яфиль, он так и станет вопить, пока ево в водицу не окунешь, и три раза не польешь ему на головку тихонько, понЯл я ужо ево.

И впрямь, едва мальчонка попал в водицу, тут же радостно гукнул.

-Иш ты, ерой Ефимий! — сказал Тритон. — Досифеюшка, ты, душа моя, поспи, я вот тебе тута напитку припас, выпей и поспи, а энтот хитрюга станет завсегда водицу любить и не убоится никакой даже агромадной волны, и не надо ево отгонять от воды — крестник жа!

Досифеюшка, умученная и сильно уставшая, уснула.

Яфилья же, видевшая-перевидевшая всякова на своем веку, только в удивленьи глаза таращила.

-Да што же это было?

-А то и было — я, думаш, просто так ево в крестники обозначил, когда он тама, в животе мамкином с яблочко и был? Нет, учуял я в ём тягу велику к водице, вот и приметил. Вона, папашка летит с выпученными глазоньками.

Только проговорил — влетел Устин:

-Што, што с моими?? — едва выговорил запыхавшийся Устин.

-На-ко, сынка-то свово держи, да обозначил я ево Ефимием, согласнай малец-то! — Осторожно передал Тритон завернутова в красиво одеяльце, што и притащил с собою крестнай-то, малыша.

-Во, гляди, с лица-то чистай дед Пичужкин! Али не доволен? — спросил Тритон замершего Устина.

-А?? Сыночек же, пущай хоть на ково из нас походит! А Феюшка, Феюшка моя?

— Спит она, умучилася с им, он не хотел без водицы-то родиться. Ему сразу стало надо в неё мырнуть. Так-то вот сказываю вам всем — мальчонка, не смотри, што от человеков рожденнай, без воды станет завсегда пищать и вредничать. Я ему корытце принесу, собирался-то впопыхах, надо было скорея. В энтом корытце водичка завсегда тепла будет, пущай он бултыхатся! От я и обзавелся двумя неслухами, Дивою да Ефимием. Он с вами-то станет спокойнай и разумнай, только вот при мне... — Тритон почесал лоб, — старею, знать, помягчел сильно, вона из меня всяки веревки вьет одна, Васьки девица. Так-то и ваш станет! Ну не скоро, как подрастет! Пойду я за корытою, чай, опять станет громко требовать! Ох и детки стали нарождаться — отчаяны!

Устин нехотя отдал Яфилье свою крошечку-кровиночку, он совсем и не взволновался, что нарек ево Ефимием Тритон, энто жа царь морской, могучай да грознай!

-Петянь, дядечка, вы со мною к василискам пойдете? — тревожно вопросил Даньша.

-Чево вопрошаш, я с тобою как вона нитка в иголке — ты чуть далече оказывашся, энта страшила на коже моей сразу припекат, уйди ты к василискам одна-то, спалит ведь совсем. У тебя-то, поди, не так!

-Так-не так, не надо было согласье давать! — огрызнулся весь какой-то взинченнай Даньша.

Петяня обреченно вздохул:

-Я все удивленье имел, в ково ты такой ядовитай, а сейчас вот и скажу, чистай василисков!! Я тебе ужо сказывал — ежли друга спасти побоюся, што я совсем стою?

-Дядечка, а ты чево молчишь?

Кот, развалившийся у Даньши на коленях, чисто дохлый, и получавший редко теперь перепадавшу ему ласку — все больше детишков и Вандочку наглаживали его подросшие человечьи дети-то, лениво приоткрыл один глаз:

-Ты, энто, гладить-то не забывай, я, виш, расслабляюся, пользительно тако дело. Што тебе сказывать?Петяня, мой выученик, мыслит правильно, неча на ево задираться. Скучаш по матушке, значит, и навестим, што-то ты горяч, неправильно тако, со своими надоть стать спокойнея!

-Да, дядечка... я взаправду волнуюся!! Ведь Росицу за тетку считал завсегда. А тута матушка родная, папаша, он навроде и ничево, но боюся я их всех, нету веры у меня к им.

-А мы на што? — лениво спросил кот. — Што уж ты нас во вниманье не береш? Петянька, чай, с мечом-от, как вона Лишка и писчей палочкой управлятса? Да и Костян с Забавушкою запросто так не пустют, навешат на тебя Костян всяки хитры придумки, и не сможет до тебя даже ктось дотронуться, окромя нас да вот матушки твоей. Давно хотел добавить — ты к отцу-то получче приглядывайсь, он мущщина неплохой, а и матушку больну порадовать надо. Не злися на родителев, их вона не выбирам же. Вот родися я в простой семье котовой... И што? Не стал бы Баюновым, а бегал по заборам, да кошков ублажал? Давай ужо и не тянуть, вона с ими и пойдем, матушке подарок выберем в Гостинном месте и айда. А и Ольшу надоть взять, она у нас чисто нянька при всех, мир поглядеть тожеть хочет.

-Согласнай! — качнул головою Даньша.-Спасибо,дядечка! Чмокнул кота в нос, а тот и заурчал:

-Ммм, приятственно, когда дева младая целует!

В дверь стукнули:

-Василь Баюныч, дома ли?

-Дома, — вздохнул Васька, подбираясь, — вот жись, даже полежать как следоват не дают. Чево у вас тама?

-Да, Баюныч, скатерь-то воюеть, не самобранка, чисто отодранка. Чашкою вона запустила в баушку и свернулася враз, тама детишки голодны пришли, ну которы постоянно ходют, она с имя завсегда ласково говорила, а тута ни в какуя, вот я до тебя и побег! — торопливо докладал Прохор.

Васька шустро подхватился, робятишки за им побёгли, а в Курьих ножках — тарарам сплошной: в дверях Метла Прутиковна растопорщимшись, никово не пускат, ступа с зловещим таким воем летат над головою старухи какой-то, а ножки примеряются пнуть её под тощий зад.

-Што вы воюетя? — подбежал кот. — Пошто бауш...ку, а, понятно! Чево ты тута забыла? Никак не уймёсся?

Ягуся, хто ж другой такой вот отлуп получил бы от своих волшебных вещей, протянула дрожащи руки с клочком бумажки.

"Васинько, ис хочитса!"

-А-а-а, есть захотела, а поработать для всево городу немочна?

Из избушки послышался горький плач. Васька заскочил туда, слышно было как он приговариват што-то ласково.

-Пошли-ка, — Васька, пятясь задом, осторожно вынес в передних лапах скатёрку.

-Даньш, возьма-ка, мне неудобственно её держать-то!! Милушка, ну чево ты рыдаш-то? Смотри, сколь детишков и всех взрослых весчан тебя любют и хвалют.

-Знн.., знаю, я не хотелааа их забижааать, а как энта до меня дотронуласяя... тута у... и случилосяя!!

-Не плачь! — осторожно гладил её Даньша. — Ты у нас теперя така красива да славна, скажите робятишки??

Детишки, што кажин день прибегали до скатерти, да гладили и благодарили её за вуксну пищу-то, разом загалдели:

-Конешно, мы тебя сильно любим, ты хороша, и сказы нам сказываш, а теперя мы тоже рыдать зачнем, тебя же обидели.

Скатерть всхлипнула и заволновалася:

-Не нать, робятушки, не плачьте, я с вами тута и успокоюся.

-Вася, как учуяла её погану руку на мне, вот и взорвалася, вить ни постирать, ни крошки с меня смахнуть, ни грязну посуду в кучу сдвинуть, только плевалася да командовала...

-Успокойсь, скатёрочка, тута — у Забавы, никто тебя в обиду не даст, а с ею я поговорю, вот щас прямо.

-Слушай-ка сюда, Яга. Ежли хочеш тута нормально проживать — ступай вона к Лишу, ему на пристани подметальщик затребовался, поработаш, и кормить тебя станем, милостинь всё одно тебе за пакостны дела никто не даёт! Решай вота, а мы пока скатерочку расстелим на чистай стол, да вона детишки тебе подарочки сготовили в благодарность-то!! — утешил кот скатерку.

-Мне? Мне? Подарочек? Да сроду такова и не было??

-А теперя есть, айдате, мелкия.

Прохор аккуратно расстелил враз посвежевшу похорошевшу скатерку-то и отошел в сторонку, а мальцы-то, кажный по очереди, подходили к ей и клали, кто што смог приготовить: и рисунки всяки, и маленьки салфеточки, и вышивки неумелы, а один-то, тот самый первый её, што хлебца просил, пыхтя поставил кривовату, неумело раскрашену вазу, а в ей цветочки полевы, всяки. Скатерть-то и замри, а мальчонка вздохнул:

-Не умею я пока што красивы вазы делать, научуся — тебе завсегда первай стану дарить! Ты женчина, женчины, оне все цветики-то любют!

Как опять всхлипнула скатерть-то, да и приобняла краями своими робятёнка.

-Ай, спасибушки, цветиков мне за таку долгу жись никто и не даривал!

-Да мы тебе всякий день станем приносить, только вота зима настанет... — задумалися детки, а потом хто-то радостно вскричал:

-Аа, у нас на окошке геранька во горшке цветет, вота и принесу!!

Повелося так кажный день — стояли на скатерти новы цветы, малец через месячишко таку красиву вазу и приволок. И сказала ему скатерка-то:

-Все, оставляй эту вазу насовсем, пущай кажин день стоит тута — вижу и чую я, ты в её душу вложил!

Петянька, так привыкший к Даньше, меньше всего ожидал такого повышенного вниманья к ней, именно к ней. Здесь, у василисков он энто и понял враз, што Даньша — противнай, ехиднай, всяко ево позорящий, правда, не при всех, што да, то да — как-то враз проявился в девчачьем обличье, да справная ведь получилася деушка, только в росте мелковата, а энти... глаза пялют на её. На энтом, девчачьем обличье-то настояли все, дядечку поддержали Забава с Досифеею, да прибывшая на недолгое гостевание Марья-искусница. Порешили все, што посля визита к василискам и сыграют свадебку Вэя с Марьюшкой. Дракон ужо пригласил всех, кто сотворил таку красу здеся, к себе, штобы, значицца, и у ево придумку какую учудили.

Васька с ребятнею и Прохором кой чево и надумали, осталося Петяньку с Даншею с гостевания дождаться и устроить подходяще красиво место для свадьбы дракона. Петяня, наряженнай и важнай, ну чисто Костян-вьюнош, по выраженью мудрой Совушки, и нахмуренная, вся изволновашаяся Даньша, собралися в сопровождении много ково, но само главное — Василь Баюныча — а как вот без ево?

-Мои детишки, я за их ответ привык держать, так я и отпустил их однех, как жа? Иш ты, а чево случися, малы ведь, неет, я за их кому хош морду раздеру до кости! И без меня не след им никуда отправляться! Мало ли што — родители? Оне мне все, не щитая Петяньки, сиротами досталися, без меня никто никуда не пойдет, хош вона всю князеву охрану с имя пошлётя!

Марьюшка-то искусница и уладила всем — понашила всяки красивы одёжки, а Ваське-то бантов целу коробку, он и раздувался от важности. Одно беспокоило ево — Вандочка капрызничала, ну он понимал жа, детишков опять носит, пущай капрызничат. Вейка, злыдень, похохатывал:

-Вася, ты штой-та рождаемостью сильно занялся.

-Займесся тут, кажин просит котишков, вона, заместо Марьюшки Лешаку пришлось ребятёнка отдать, сильно ведь упрашивал, аж возрыдал!

Вейка и уступил. Но зато у Лешака теперя тама все мыши и протчая гадость заметно убавилася, и прозванье у сынка случилося сурьёзное — Крысоловчик. Лешай-то в ём души не чаял, баловал всяко, а котишка в отца пошол поведеньем и разуменьем!

Васька мурлыкал Вандочке в ушко иной раз, когда все угомонимшись спали, што детишки их случаются славны и умны, одна только Тритошкина шпана фулюганкою уродилася, и в ково?

А Вандочка и признайсь — она в точности така же была по молодости, на што кот не сразу и согласился, не верил долго.

Вот и собралися, как глянули на Петяньку провожающи, да многие деушки-то и женчины завздыхали, пригож стал недоросль-то Васькин. А Даньша чево-то и смекнула про себя-то, нахмурилася, да рази скажет вслух — от нее, пока не припечёт одно место, не дождесся, станет молчать. Кот-то приметливай, углядел вот, но до поры и виду совсем не подал.

А у василисков торжественно так встречали, Даньша опять же построжела, да за Петяньку и ухватися, а тот негромко так и проговорил, да услышали все энти злодейски рожи, што в удивленьи уставилися на красиво так разодетую дочку Ардина.

-Што ты волнуесся, я тута, меч мой вона рядушком, дя... Василь Баюныч тожа, пущай только осмелются взглядом закаменить!

А никто и не пытался, всяки Костяновы штучки, што на Даньше были, даже и не нагрелися, знать, не здря Ардин-то упередил всех, што даже за плохой взгляд ждет любова участь Илива.

Молодые василиски вовсю разглядывали такую необычную для них деушку с большим даром, чувствовали же исходящу от неё силу, да не один в мыслях-то прикидывал засватать за себя, чай, в родню повелителя попадет. А што рядом какой-то человечишка стоит, так плёво дело, враз окаменеет, ежли поглядеть на нево как следоват. Подумаш, широк в плечах, умом-то совсем не дорос до их хитрых уменьев, так-то думал всякий неженатой василиск.

Ну как неженатой, женщины при их имелися, и не по одной, да вот в женах-то и не числилися, и не потому, што плохия — не получалося им родить вот такова сильнова ребенка как у Ардина. Все смески были слабы, а штоб смог кто, как энта пигалица, взглядом стригоя остановить, никто помыслить такова не мог.

Вот и заприглядывалися многие, а девица-то смотрела на всех исподлобья, да быстро так попросила Ардина отвести её к Росице.

Росица понемногу уже ходила, начала вспоминать многое, но также как и Даньша, не верила в добрые намерения василисков, довелося увидеть и испытать другое. Ардин только зубами скрипел и сильно жалел, что не может опять ещё раз разломать закаменевшего гада на мелкие камешки и потом растереть в порошок, который, тщательно собрав, развеяли где-то в недоступном ни для кого месте. Поговаривали, што место то где-то в нижнем мире, где водются страшилы-страшильныя, и стригои супротив них — детские сказки.

На вошедших Даньшу, Петяню и Ваську Росица поначалу взглянула без всякова любопытства, только вот на коте взгляд малость и задержался — красивай жа!

Кот, кашлянув, сказал:

-Здрава буди, девица-краса!

-Какая уж краса! — усмехнулась Росица. — Да и девица вся седая.

-И ничево, милушка, ты навовсе не стара, а красива ...ух, я бы может и в жонки тебя взял, да Вандочку, кошечку мою, виш, углядел, теперя вот и детушков много заимел — и котятков, и ребятков.

Неторопливо подойдя к невысокому диванчику, где и сидела слабенькая Росица, с достоинством залез на него и зачал разговор.

-Котятков понятно, а ребятков-то как сумел?

-Энто долгий разговор-то!

-Али ты волшебством баловаешься?

-Я хоть и говорящай, но не волшебник, а детишков-то... да вот, ково и нашли, кто и сам прибился, ково и спасли — было дело тако.

Даньша, замерев, во все глаза рассматривала Росицу, Петянька же молча сел на устланный мягкими коврами пол. Кот, понимая, што никак нельзя разостроить таку худеньку, бледну, с печальными глазами женчину, осторожно повествовал дальше.

-Виш ли, попросил меня Кощей Бессмертнай помочь, сынок евонай совсем негоднай был, только толстел, канючил да пакостил, вот он и задумал отдать ево в обученье. У весчан княжонка Забавушка многова ума деушка, срединско обученье затеяла, штобы, значит, всяки недоросли ума и уменья набралися, а то и читать-писать многие не могли. Я и согласился!!

-Погоди, а не тот ли ты кот, што у бабы Яги в услуженье был? — перебила ево Росица.

-В услуженье!! — Фыркнул кот. — Да ежли хош знать, жалел я стару каргу, сколь раз из всяких выходок и фулюганства выручал, да благодарность одна и была:"Васька дурак, пшел вон!"

-Слыхала я про то, не помню только откуда? — задумалась Росица.

Ардин бережно взял её за тонкую ручку:

-Я тебе об этом рассказывал!

— Ааа, да вспоминаю, там какие-то постоянные ссоры-драки вроде с Лешим были?

-Всё, милушка, было, да виш, как обернулося, враз и Лешай сурьёзнай стал, посля как чуть не сгинул!Вот я и осерчал в конец, плюнул да и пошол с Петянькою к весчанам. Парнишко-то толстай, никудышнай, ленивай...

Петянька только усмехался, не знали ведь, как кот ево воспитывал по первости.

-Надумал я ево взад возвернуть, уж шибко негоднай недоросль-то. А тута и свалися с дерева парнишко другой — тощщай, ехиднай, вреднай, но ловкай, што твоя белка по деревам скачет, сказывает, тоже к Забавушке бегить, в обученье проситься. Вижу, моева недоросля шпынят, хихикат, дразнится, мой-то пыхтит, обижатся, да навроде стал приглядываться, пытатся чево делать, значит, есть надёжа, исправится!

Вот и пошли дальше-то... — кот виртуозно вел свой рассказ.

Росица расслабившись, со многим вниманьем слушала про все их путешествия, всплакнула, когда про Ферапонтово горе поведал кот, порадовалась, што птенчика спасли, и как-то все внимательнее начала вглядываться в напряженную Даньшу.

Кот, хитрюга, ни разу не назвал имя-то — всё выжига, да выжига, а уж когда стал сказывать про стригоев клятых, как от их спасали и зверей, и людей, и нелюдей, как-то враз впилась взглядом в Даньшу, и не выдержала Даньша, тихонько так позвала:

-Признала ли меня, тётя Росица, на самом деле — матинка моя?

Та встрпенулася, порывисто встала и, как слепая, пошла на голос Даньши. Даньша тоже встала со стула, Петянька тоже вмиг поднялся-подобрался, Ардин стоял на шаг позади слабенькой Росицы.

-Дань, Данюша, это и вправду ты?

Даньша только и кивнула.

-Доченька моя, ты и вправду живая, выжила?

-Даа! — в голос заревела Даньша и рванулася к мамушке своей, прижалася к ей и тихонько так, жалобно заскулила:

-Я же всё время тебя тёткою знала, кабы хоть на полстолечка сказывала, што ты моя матинка?

-Нельзя было, доченька моя, нельзя! — бережно ощупывала Росица свою Даньшу. — Нашлася, росиночка моя единственная!!

Кот прослезился, Петянька, подняв глаза к потолку, часто моргал, а Ардин осторожно обнял обоих девочек и молчал. Да што скажешь, когда вона сколь вины имеется?

-Так вот, — продолжил вскоре свою речь кот, когда зареванные, но счастливые мать и дочка сидели, тесно прижавшись друг к другу и обнявшись. — Дочь твоя, ты прости, ежли я её как парнишку назову -привыкли мы к вреднючему выжиге-то, еройская, теперя нашему Петяньке как бы парою стала. Спас он её тогда от... — кот запнулся, — от плохова, да виш, наверху тама, — кот показал лапой, — ктось рассудил иначе, и отметил их с Петянькою знаками, может, слыхала про такое? Ардин-то вот сразу уверовал, што значицца оне связаны, да и знак-то хорошо Даньшу оберегат, ежли кому вздуматся руки к ей протянуть, испробовали и василиски, и у нас тама кой кто, когда попыталися даже пальцем дотронуться до её. Только самых родных и допускат до её знак-то, нас всех, семейство моё, большое, опять же кто со стригоями воевал, зверей Лешака, Ардина вот, а боле ни-ни, отлетают от неё, как вона камень из пращи пущеннай.

-Петянь, кажи знак-от, Даньше чай надо платье расстегивать, а тута мущщины имеются!! — кот дотронулся лапою до себя.

Как засмеялася Росица, протянула к Ваське руки-то:

-Иди ко мне, мущщина, самай лучшай!

-Не я один, — важно молвил кот, ловко запрыгивая к ей и вытягиваясь сразу и на её и на Даньшиных коленях. — Ну, деушки, гладьте меня, чай заслужил!

Петянька показал свою страшилу, как смеялася опять Росица, узнав его прозванье знака-то.

-Чисто страшилы василиски и есть!

-Ой, лукавиш, девица, ой, хитриш, вона сидит, глаз с вас не сводит, разве плох молодец?

Даньша фыркнула, а Росица раздумчиво сказала:

-Пока и не поняла, голова моя частенько побаливает, плохо помню многое.

-Ой, — всплеснул лапами кот, — старею однако!! Яфилья же для тебя, милушка, каку-то настою передала, сказывала, сразу подмогнет, Петянь, достань-ка из котомки!

Даньша не отходила от матери, Петянька заудивлялся:

-Откуда чево и взялося у её — стала така мягка и ласкова, чисто и не наш выжига?

-Петянь, у ей всю жись было понятье — сиротска душа, сколь дерьмища-то видала? Окромя Росицы никто и не пожалел? Мы — да, мы враз с ею одною семьёю стали, а всё одно, волновалася внутре-то, мало ли чево случится — опять одной быть, да и василиск энтот гадской, боялася она много чево.

-А мы на што? — обиделся Петянька.

-Энто теперя мы сила-сильная, а тогда, вспомни — кака защита от кота да недоросля? Щас да, только взглянет хто негодно, сколь сразу налетит-набежит, один Фелька вона за семерых пройдет! Ну а возля матушки родименькой и сердечко её помягшело. Я и радоваюся! Скажи-ка мне, Петянь, таку штуку... — кот помялся.

-Чево ты, дядечка? — удивился тот.

-Да вот, ежли так случится, Даньша, дело молодое, деушкою становится, да и слюбится ей хтось другой? Ты как на тако посмотриш-то?

-Ну, одно точно знаю, ежли василиск какой — буду отговаривать, да нет, она их всё одно побаиватся и не любит, а так — штож, её дело, для меня-то Даньша завсегда так и останется в родных самых.

А кот захихикал:

-О, про энтих василисков, хи-хи-хи, сколь их уже поотлетало к стенкам-то. Ардин, молодца, не стал сказывать про вашу таку связь-то, оне и потянули лапы к ей — как же, дочка Повелителя. Заранье надоть приятствие выказать, молода, глупа, поведётся на красивы слова-ухаживанья, а тута таки полёты.

Петянька тоже засмеялся:

-А славно как оне летают, не тяни лапы до чужова! Навроде умнаи, а вот не поняли — раз откидыват их от Даньши, чево лезть-то?

-Ну тута оне думают, што вот энтот слабак, я-то во много раз приятственеея, авось пондравлюся деушке.

-Пущай думают, я тута спокоен, к Даньше никто не прилипнет, страшила энта, — Петяня коснулся своего знака на груди, — исправно приглядыват, а вот как оне все мене надоели со своими постоянными желаньями мне навалять!

-А не печалься, вона, твоя надёжа показалася!! — вытянувшийся на подоконнике кот ткнул лапой в окно.

Через несколько минут в распахнутое настежь окно протискивался Фелька.

-Феля, наконец-то! Сколь можно по... девкам шастать, коль тута нужон? — ворчал Петянька, зарываясь в густое оперение на шее Фельки.

-Прости, увлёкся! — пророкотал Фелька.

-Ты, Фель, чисто Вейка становисся, я вот Ферапонта молодова помню, он сурьёзнай был, а ты, как дракон, только што погановку не потребляш! — добавил Васька.

-Погановку вашу ужо давно Лешай извёл! А я не Вейка, просто свою сужену пока не углядел, все каки-то не таки, я вона как у бати, али Костяна с Забавою хочу, штоба... ухх!

-Успеется, будет тебе ухх, пока вона Петяньку тута атаковали, покою нету навовсе.

-Хто? — тут же подобрался Фелька, — да я их...

-Тиха, тиха, огонь палимай, когти-то убери! — засуетился кот. — Чай в гостях, испортиш полы красивы.

-А неча на мово Петяньку даже косо глядеть! — Загрохотал Фелька, а в комнату с визгом влетело что-то в оборках-лентах и повисло на Фельке.

-Ох ты, Даньш, я только по запаху тебя и признал? Нукась, — попросил Фелька, — на чуток отойди, дай гляну-то??

Птиц внимательно осмотрел непривычного Даньшу и выдал:

-Хороша, не будь Петяньки, оженился бы вмиг! Иди, дообнимаю!

-А што тебе Петянька? — ехидненько так спросила Даньша, — подумаш?

-Выжига ты, всё одно! — ласково трогая её щеку огромным клювом, бормотнул Фелька. — Петянька — энто для меня, пока што вся моя жись, сама знаш, я без вас совсем и не жил навовсе, а с им... за пазухою сколь время спал, неет, я слов много не сказываю, но недоросля даже не люблю, энто как моя втора половина, слово как-то Забавушка сказывала, ну отраженье моё навроде. С матушкою познакомиш ли?

-Бегу, дожитеся, я быстро!!

Даньша, вильнув подолом, убегла, а Фелька как-то облегченно вздохнул:

-Вот не видел вас седмицу, а чисто год прошол! И в небе-то всё вниз поглядываю, не обидел бы вас хто.

-Вот, матушка, энто Феля наш, я тебе про нево сказывала! — ведя за руку худенькую, в чем душа держится, женчину, сказала Даньша.

Феля нагнул голову и пророкотал:

-Щастлив видеть матушку мово друга Даньши!

-Ой какой ты! А можно тебя погладить? — Спросила восхищенная красотой птица матушка.

Феля молча развернул крылья, Даньша подтолкнула Росицу к нему, и птиц бережно-бережно обнял её.

Росица всхлипнула, а Фелька негромко сказал:

-Ничё!! Мы тебя с собою заберем, и нихто не сможет тебя заобидеть! У нас знаш, кака семья дружна??Батяньки вота есть — мой Ферапонт, Костян — Петянькин и всехний наш — дядечка Вася. А матушек вота не имеется. Станеш ли всем нам матушкою?

Росица еле слышно сказала:

-Да!

-А нас ить много!

-Не боюся. — Опять всхлипнула Росица. — Дочка про вас всех с любовью сказыват, знать, и я вас тако же полюблю.

-Вот и договорилися, у нас много ково имется во друзьях-то, только вота Ягу никак не перевоспитам, а тебя вона за Елисея сосватам! Ты така красива, худовата лиш, да Досифея в момент откормит, станеш пышкою.

Фелька говорил и говорил, Росица уже и не всхлипывала, а тихонько смеялася.

Васька же довольно мурлыкал, развалившись у Даньши на коленях:

-Во, моя выучка, завсегда надо не про страданья, а што-то весело сказывать!

Вечером же три самых назойливых василиска из желающих стать Даньше женихами подкараулили Петяньку в узком дворике:

-Ну вот, мы с тобою и потолкуем, безо всех и твоёво меча! — наступая на Петяньку шипел самой вреднай. Петянька же молча снял парадну куртку — жалко жа добро портить, положил в сторонку, а через мгновенье возле нево опустился могучий золотун.

Раскрыв свои большие крылья, щелкнул страшным клювом и приподнял огромну лапу с немалыми когтями.

-На меня ваши камены взляды не действуют, так што, кто первай к моему побратиму подлезть собрался, вначале через меня пройтить сумей!

-Так нечестно! — вякнул один из василисков!

-Пошто же, вас трое, нас двое?

-Не, птица-золотун, давно известно, кто с тобою посварится, у тово вся удача до конца жизни убежит, я сильно извиняюся и перед тобою, и перед побратимом твоим! — тут же высказал один из василисков. -Пойду я!

Оставшиеся два, знать не шибко умны-то, вскорости и получили своё, потрепали их обоих Петянька с Фелею, да наутро ещё и Ардин добавил, вот и заопасалися василиски и к Даньше и к Петяньке лезть-то. А у энтих двух, и впрямь, как корова языком слизнула всю удачу враз.

-Василь Баюныч, я пришел с тобою совет держать, — сказал Ардин, — ты у ребятишков за главного, и слушают тебя все, присоветуй, как с дочкою быть, не жаловает совсем меня. А я за них с Росицею... в глазах темнеет, ежли кто косо глянет.

-Скажу тебе так-то, Росицу отпускай с нами, тама, в кутерьме, она вовсе в себя придет скорея, оживеет — здеся, сам понимаш, трудно им, у их воспоминанья тяжёлы. А скажи, пошто ты ребятёнков своих не кажешь?

-Да боюсь, Даньша ведь как колюче тако древо, што у Солнцеликова водится в песках-то.

-Не бойсь, оне маленьки, а ей сердце большое дадено, с ими враз задружится, только ты вота условья таки создай, штобы она их откель вытащила, упредила, как хош.

-Ох, Баюныч!! Ну и голова у тебя! — восхитился Ардин.

-Поживи с моё, тако же — мудёр станеш!

И ведь как накаркал кот, не успел Ардин придумку помыслить, как случилася тревога.

Даньша, Росица и Ольша сидели возле небольшова, но глубокова пруда, опасалися местны в ём купаться-то, ну те, кто плават, как бухало(топор, да и знали, што когда Ардин во гневе, успокаиват прудик ево, он в ём купатся до посиненья, но спокойнай случатся опосля.

А на той стороне прудика и появись два мелконьких парнишко, ну пять-семь, может, годочков одному, другой помельче. Играют, бегают, камешки кидать взялися, как все обычны ребятёшки, а нянька или хто там ещё и отвлекися, чево-то по дорожке назад пошла. Оне покидали, покидали, оглянулися, никто и не видит, и полезли в водицу-то, поначалу осторожно так ножками трогали, потом осмелели, порты замочили, вылезли, скидовать давай, малой-то и разбегись да в воду, а тама глыбь! Старшой кричит, слезьми умыватся, нянька-дурища прибегла, по берегу мечется, руки заламыват, малой ужо и тонуть зачал... беда!

А Даньша, едва мелкай заскочил, платье свое скидовать, осталася в майке с короткими портами и на древо, да как понеслася с одново на друго-то, через пруд плыть, собразила — не успеет вот и рванула, чисто белка, и с высокова древа-то и плесь в водицу, да к малому. А тот ужо едва и виден, Даньша ево за волосы хвать и к берегу, а тама уже Петянька выскочил, тожа на ходу скидовает нарядну одёжу и в воду, ухватил Даньшу с мальчонком и как рванул ко берегу-то, чисто больша рыбина. Так-то вот и вышел, таща на руках Даньшу с мальчонком, вода с их-ручьем, Петянька в тревоге:

-Даньш, ты как?

-Ничево, давай пацанешку в живой вид превращать!

Так вот оба мокры и зачали с мальчонкою возиться. Петянька помял ево, а потом поднял вверх ногами, потряс легонько, из мальца вода полилася, он заперхал, затрепыхался, тут уж Петянька возрадовался:

-Живой малец, живехонек! -Даньш, ты вона, тово старшенькова угомони, остановиться вить не может! Даньш, ты эта, рубаху мою накинь, мокра же вся, зачихашь не к случаю!

Даньша кивнула, быстро накинула Петянькину большу рубаху и обняла заикающегося от слез и страха за братика,мальчонку.

-Шшш, всё хорошо, не реви, живой твой младшой. Виш, Петяня ево уже в суху одёжу завернул и на руках держит, штобы согреть!!

С той стороны пруда уже подбегала Ольша, за нею Росица, Даньша все так же обнимала всхлипывающего мальчонку, от дворца прыжками несся кот, а за им бежал расхристанный, бледный Ардин.

-Што, што?

-Тиха вы, мальцы вона успокаиваться зачали! — буркнул Петяня.

Младшенькова держала на руках Росица, что-то тихонечко ему напевая, старший испуганно прижимался к Даньше.

-Пошто, повелитель, у тебя детки малы без присмотру бегать взялися? — грозно сдвинув брови вопросил Петянька.

-Как без присмотру? Вона, нянька их, постоянно с ими! — растерянный, непохожий на себя Ардин перводил взгляд с одново мальца на другова.

-Гони таку в шею!! Ежли б не Даньша, не стало бы младшева у тебя, али чьи они тама?

-Ммои, — заикнулся ажно от гнева Ардин. — Убью! — рванулся к няньке, а Росица и воскликни:

-Стой, Ардин, не надо! Здеся все твои детки, не пужай их! Разберися потом!

-Росица, Росица, ты со мною говорить стала?

-Станеш тут, когда малы дети без пригляду носются! Я тебе ужо всякова дерьма навыскажу, потом. Даньш, энто твои братья малые, по нему вон, — кивнула Росица на опять растерявшегося василиска.

-А и хорошо, — буркнула Даньша, крепче обнимая отчего-то задрожавшего мальца.

-Чево ты?

-Няня сказывала — ты, ты, как-то слово позабыл, ты плоха, сердита, а ты хороша, я тебя полюбил враз! — ответил мелкой и теснея прижался к ей.

-А матушка ваша где жа?

-Нету ей, папка сказывал, и моя, и Дарикова, оне сразу, как мы народилися, и помёрли.

Мальчонка в её обьятьях оживел, побойчел, понял же, што нисколь эта Даньша и не страшна, вона как храбра.

-Я тебя завсегда любить стану, ты не бойсь, и Дарик тожа!

-Чудище лопоухое! — Погладила его волосики Даньша.

-Ответствуй, а ты нас забижать не станешь?

-Неет.

-А может, и пондравимся мы тебе, а?

-Пондравитесь, пондравитесь! — улыбнулась, наверное, впервые с момента пребывания здеся, широко и по-доброму Даньша. — Принимаю я вас, пуговки мелкаи, в братья свои!

И повис, повизгивая от щастья, старшой на сестрице обретенной, а маленькой, пригревшись, спал на руках у Росицы.

Но когда схотел отец ево забрать из слабых ещё рук Росицы, захныкал жалобно.

-А ты их вместях и неси! — Присоветовал кот, радуясь, што так все вышло, и мальцы теперя не с чужими пустоголовыми тетками, а при Даньше, и вряд ли пожалевшая их Росица отступится, мальчонки-то, почитай, сироты!

Так вот и случилося — старший, Торн, Торик, хвостом ходил за Даньшею, любопытствовал про всё, а малой, тот постоянно подлазил к Росице, ничево не просил, только лез под бок и смотрел такими глазами... Росица вечером и скажи дочке:

-Даньш, я тута надумала кой чево, пойду с вами к весчанам, да только надо мальчонков с собою взять, как вота их оставить, сама знаш, у семи нянек... Да и жалко их, без тепла совсем растут, чево из их выйдет?? Каменна сволочь?

-Тако же подумали с Петянькою. Отпустит ли их Ардин-то? Ой, глянь, Фелька летит с чем-то непонятным в лапах, неуж каку животну тащит?

Оказалось не животну — целу охапищу цветов приволок Фелька:

-Сказывала Совушка мудра — любите вы, женчины, коль цветы вам дорют, я в их не разбираюся, надрал вот, што покрасивше и лучче пахнет, да и сколь вас тута моих, ты, Даньш, Рося вона и Ольша, разберётеся, как и што, я от всего своёва сердца!

-Фель, Фель! — нацеловывала бесстрашна Даньша ево в клювище. — Фель, я тебя, знаш, как люблю?

-Давно уже, как только себя зачал разуметь, я вас тожеть, после Петяни, конешно, люблю.

-Ой, што энто тута за хитры мордочки торчат? — увидел Фелька, как из чуть приоткрытой двери высовываются любопытны мордашки. — Хто энто таков тама, выходь! Али боитеся?? — подначил он мальцов.

-Вота и фигуски, мы станем хлаблые василиски! — Выскочил вперед малой.

-Идитя сюды, хлаблые, я вас вона обнять хочу.

Осторожно, мелкими шажочками подошли оба к птицу, тот присел, штобы мальцам удобно было ево потрогать, где-то совсем вскоре мальцы оба уже лазили по ему, как вона по горушке, скатываясь с шеи. И перед сном уже, когда отец пришел рассказать историю, хвалилися до невозможности, про 'огломную птицу Феличку — длуга их!'

И был долгий разговор-совет с Васькой, Росицей, Даньшею и Петяней.

-Не хочешь, штобы они выросли вона каменюками, отпускай с нами, у нас тама весело, и братья станут нормальными, и в обученье пойдут, в княжестве мальцы таки тоже имеются, скажи, дядечка?

— Чево сказывать, он сам знат, сколь у меня детишков, одну только вота упустил, да как стару противну бабку воспиташ, ежли за столь веков-то не вошла в разум? Опять жа, станете вы, василиски, чудок помягше и заноситься не будете, с суседями задружитеся. Сам знаш, двое-трое, энто ужо не один во поле!

Так вота и возвернулися от василисков с дарами и мальцами, а те и обмерли, когда увидели, сколь котятков у сестрицы имеется, как много всякова во граде, а качели-карусели это братишкам в самоё сердце вошло, восторгу было...

Росицу сразу же в оборот взяли Забавушка с Досифеею, никто её не жалел, только постоянно находилися дела, штобы она не грустила. А после пары седмиц Забавушка и уговорила её вместе с Васькой мальцами заниматься.

-Ты много повидавшая, знаш много, вота и становися им, ну, не матушкою, а как Вася, нужною! Была своя одна, у нас станет аж семнадцать!

-Своя теперя не одна, трое. Куда же мальцов денеш, настрадалися без тепла и ласки, малой-то уже частенько мамой называт. Никто и не велел, сам так-то зачал.

А Торик советовался с Даньшею:

-Даньш, а твоя мама, она может нам с Дариком тако же мамою стать?

-Пошто так? — хитренько уставилася на нево Даньша, котора после тово случая на пруду, как-то враз к им прикипела.

-А она совсем как настояща матушка, тепло с ей!

Вот и стала Росица мамою трем василисковым деткам. Да и у весчан жисть кипит, и оклемалась она, все дальше уходили в прошлое жуткие воспоминанья, да и Ардин, постоянно навещавший их, везде сказывал:

-Моя большая семья!!

Окромя Ардиновых мальцов возжелали поучится в средине-то другие детишки василисковы, а дети, оне не взрослы — враз дружбу установят промеж собою.

Так-то вот в заботах прошел месяц.

Оженили Вейку, все осталися довольнешеньки празднеством, к немалому Васькиному восторгу проявились способности в энтом деле у Ольши!

-Каки способны робятишки у меня оказалися! — хвалился он Костяну. — Не нарадуюся! А што, ты мне сказать смогёш, когда ваш с Забавою дитёнок народится?? Ежли Петянька от энтой, не подберу слова приличнова, народился разумнай, то от Забавушки сильнай и много чево уметь магичить станет!

-А если девчоночка? — прищурил Костян левый глаз, совсем как Васька.

-А мы с Петянькою и Фелькою уже обсудили таку возможность!

-Ишь ты, обсудили они!

-Петянька согласнай, сказывает — полюбит враз, мы тожеть согласнаи на девчушку-то, она вота ласкова будет как, — кот запнулся, — ну не как чуда Тритоновска. Я вот задумываюся, вить из двух родов Вандочки только одна така получилася?? Тритошка Вандочку не видывал с животом-то, я было подумал, он ей, чуде-то, как-то сигнал послать смог, но не было такова. Приглашат меня Тритошка погостевать-то, я ни в какуя, стану вить нервенничать от ейных проказов. Да и Оську увидишь, потом заикаться всю жись придется, чудище с самова дна припёрлося. А слыш, Костян, моя-то дурища, ну, котора Яга... Сжалилася над ей скатерочка-то, прикармливат, правда, не разносолами, а похлебкою да кашею грубой. Ворчит кажин день, я в другой комнатушке был, слыхал.

Энта-то, Яга — придет, с порогу в поклоне сгибатся, скатёрка ей :

-Явилася? Виш, как повернулося, не ты мне, я тебе теперя указ. Садися ужо, болезная, чай, была нонче на подметании? — Васька мастерски зачал воспроизводить разговор и голоса обеих.

-Ой, была, скатерочка родименька, ой, была, рученьки-ноженьки мои непрестанно болят от такова заданья, но я не жалуюся! Елисеюшко, будь он про... — подавилася тут на энтом месте, — будь здрав он, сказывал, ежли зачну всяку гадость на ково выливать, онемею в конец и завсегда остануся немтырем, а тама тогда хоть вона головой в пролубь.

-Пролубь? Да её ж спервоначалу прорубить надобно, а лед толстай на реке-то, не смогёш, ты уже родилася никудыкай!

-Ох, скатерочка, твоя правдушка, миленька! Эх, мне ба чево вернуть взад, я ба в ступу и улетела за тридевять земель.

-Аха и ждуть тебя тама чертяки с демоняками, опять взамуж захотелося? Мало тебе было Ганькинова позору?

-Неет, я ба в темнай угол забилася, в избушке почивала, курочков развела.

-Тебе Вася сколь раз тако предлаживал, как ты ево облаивала-то? Напомнить?

-Дуришша была, заместо умнова Васи слушала всяку дрянь.

-Я понял, што она учуяла меня и зачнет сиропу наливать в ухи, и удрал, пусть радоватся, што сказывать Елисей разрешат, так што нащет робятёнка-то? — вернулся он к первоначальному вопросу.

-Случись такое, ты одним из первых знать станешь! — улыбнулся Костян.

-Я так маракую, — задумчиво протянул Васька, — Петянька вас и обставит!

-Тут ты, Вась, промах делаешь, у них с Даньшей не скоро симпатия и случится!

-Нее, Костян, Петянька, можот, и не понимат, а Даньша-то... она, знаш, как ево блюдет, сама, правда, не разбират тожеть, што он ейна судьба, но обижатся, ежли вокруг нево девы всяки сбираются, похихикать тама. Петянька, наивна душа, их всех за друзьев-одноучеников щитат, а Даньша серчат. Ты, Костян, проведи с им работу! Чего регочеш аки конь... огонь..??? Костян, придумал!! Чевой-то я стал позабывать сказы-то, надоть Петяньке заданье дать — найтить коня для ево. Есть ведь в наших мирах-то конь-огонь, есть, слыхал я от батяньки своёва, вот пущай и отправлятся за им. Он у нас вона какой красивай да смелай стал, и конь под ево как раз и подойдет, ай он у нас не лыцарь? А Даньша, у ей кипяток везде кипит, всё одно с им увяжется, пущай и идут.

-Вася, а ты что, детишков так однех и отпущаешь? — передразнил Костян его говор.

Кот почесал лапой за ухом:

-Што тебе обсказать? Конешно нет, я, Костян, чевой-то подустал от многлюдья, отдыхнуть надоть, Вандочку упрежу — она меня давно уговариват отдыхнуть от всево, поймет. Тута все ужо налажено, порядок имеется. Лишка при деле, Ольша тожа, котятков разберут вот-вот. -А случись чего там вдалеке?

-Ай я беспутнай навовсе? Иль вы с Забавою сына свово, единственнова пока што, за просто так отпустите? Со всеми договорюся, што со стригоями помогали сладить, примчатся на помочь, Лешай вона жалился — скушно ему, приключеньев захотелося!

-Ох, Вася, не зря тебя Леший змеем зовет.

-А как жа, кот Баюнский и без хитростев? Смотри, Костян, надоть устроить для старших ребятишков средина испытанью сурьёзну, со всякими сложными уменьями, вота я удумал — собраться всем, напридумывать имя сложностев. Пущай от всево учутся оброняться! Ты обмысли с Забавою, потом вот кажин из наших чево и добавит — вот хош все зубья мне повыбивай, Петьянька в паре с Даньшею все сумеют одолеть, перваи станут во всём! У их жа, как бы энто выразить-то? У их жа така сильна привычка за энто время случилася, понимают друг друга доисконально. Ох и славна пара случится!!Не нескоро, но детишков родют — сильнющих.

-Вася, ты загнул, они сами ещё детишки!

-Когда-нито станут семьёю, и я при их.

-Да без тебя никак, ты для них всех и папа, и мама!

-Ну мамою теперя Росица становится, я в девчачьих делишках не силен, а Ардиновы-то мальчонки, знать, настрадалися без мамкиной ласки-тепла, хвостом за ею ходют, да и Даньша помягшела с ими. Ардина ужо и не иг-но-ри-ро-ват! — по слогам выговорил кот мудрёное слово, услышанное от Костяна. — Я Адамке-то твоёму мыслю подкинул, пущай тама у себя для детишков местечко найдет красиво и сделат домишки для спанья, и летом вота понемногу станем их туда на пару седмиц отправлять. Пущай на други места посмотрют, в море-окияне бултыхаться научутся, Тритошка твердо слово дал — не хулюганить тама. Да и девица наша подросла, кота требоват, вот Тритошка и притаскиват всяких, кто хоть чудок кота напорминат, она, виш ли, не желат обычнова кота! А сам и виноват, талдычил ей с самова первова разу, што она необычна така, и станут они морских котов разводить, вот и мотатся по всяким местам с ею, котов подыскиват.

Костян опять гоготал, а кот вздыхал:

-Вот и пойду я со своими робятишками, навроде в просту расходку, а то я не знаю, што коня охраняют почище, чем всяки сокровища?? Но и коняшке тама тошно, постой-ка в цепях, каки не будь, просты, золоты, оне всё одно цепи. А уж кто ево ослобонит и самай первай с им сладит, то и... станет Петянька навек ево истинным хозяином!

-Петянька! Найдутся храбрее и умнее рыцари.

-Находются, как не найтися, да только за столь веков никто и не дотронулся дажа до ево! Вот и подумай, как он истомилси в ожиданье-то.

-А отчего же в цепях его держат?

-Так не подпускат он демоняков-то до себя!

-Ну усыпили бы, да и оседлали, делов -то!!

-Не знаш ты ево. Силушка в ём немеряна, спадают с ево все ихни сёдлы вмиг, и сколь демоняк ужо покалечено, оне и отступилися, сами ждут-не дождутся, когда ево хозяин и объявится.

-Ох, Вася!

-А што Вася, надоть Петяньку навовсе в испытаньях научить, штобы, значицца, энта ево силушка-мощь полностью проснулася!

Но скоро сказка сказыватся, да не скоро дело делатся, надо было год в обученье закончить — не срываться же посреди ево, да и в зиму люту кто ж в дальне станствованье-хожденье сбиратся? Больше всех почему-то сбирался Фелька, нетерпелося ему.

-Фель, чево ты так в неведомо куда рвесся? Дядечка ведь выдумку сказыват про энтова коня-огня, нук ево в сам деле и не имеется? — скептически рассуждал Петянька, не мог жа он все энто дядечке высказывать, обидит, чай, а нашто? Дядечка у их самолуччий советчик, оне все ево сильно любют, не случись тогда он на их пути, штобы получилося?

-Страшно представить: вона Даньшу, замуж за старова поганца отдали ба, может, уже и в живых не было?Ольшу с Лишкою энти сволочуги замучили. Феля, Феличка — ево ненаглядной самой надежнай друг... -Петяньке ажно холодно становилося в таком вот представленье.Фелька в таки минуты укутывал своево Петяньку в крыла и ворчал:

-Опять всяку дрянь представляш-придумываш?

Петянька тоже крепко обнимал своёва птица и вздыхал:

-Не, Фель, я вот не знаю как энто: жена случится, детишки, энто всё далече, а ты вот он рядушком, я без тебя совсем и жить не замогу.

-Недоросль, куды я денуся, я ж... отец, вона, сказывал мой, привязка у нас с тобою образовалася, когда ты меня полудохлова за пазуху засунул и из рота кормил. Мы с тобою завсегда друг друга почуем!

-То-то ты ко мне и не торопился, почуяв, в первай раз улетемши? — заворчал Петянька.

-Да чуял я, чуял, только знаш, как в небе поначалу пондравилося — цельны дни ведь летал, сильно по душе пришлося, а про тебя тогда подумал — дядечка рядом, робяты тожа, ещё малешко покувыркаюся!

-Покувыркаюся! — передразнил ево Петяня. — А мне и жить навовсе расхотелося!

Фелька погладил его клювом по щеке:

-Што ты, у нас с тобою столько всяких делов-приключеньев впереди, гнёзды свить тоже надо, птенцы должны народиться, как же без их? Да и... — Фелька помолчал, — надеюся я в тех странствиях пару свою обресть, тута все облетал. Отец, вона, сказывал — как она встретится, сразу узнаш, внутре чево-то подсказыват, што энто она. Хороши есть самочки, но ничево не подсказыват пока што.

-А есть ли оне, золотуны тама?

-Отец маму вона через сколь много годов обрёл-то, да вишь, недолго у их жись обща случилася, напал коршунов выкормынш, на мамочку с нами совсем крошечными, она и дралася до последнево! Отец потом её и нашел... — Фелька клекотнул, — растерзанну. Отец-то, думаш, чево пропадат надолго? Всех потомков выкормышевых изничтожил, штобы, значит, такова подлова роду не случилося в небе больше. Мамочка, опять же отец сказыват, шибко красива была, может, когда пару найду, у меня птенчик будет литая мамочка, хоть полюбуюся... — Фелька тяжело вздохнул.

-Фель, у тебя мамочка была отважна, вона вас как старалася оберечь, а моя? Я што, с рожденья поганой был? Вона ты нам такой жа и попался — маленькай да слабай?

-А давай её найдем и накажем? — бормотнул Фелька, зарываясь клювом в Петянькину шевелюру.

-Нужна она мне, ну её!! Забавушка сказыват — таки сволочуги не имеют материнскова сердца. Я, Фель, так жду, когда они с папкой ково родят мне, знаш, как девчонку хочу, таку маленьку, вона, как у Досифеи сынок, крошечнай, смешной, ндравится мне шибко. Но сестренку больше возмечтал, пущай она растет спокойно, не как наши Даньша с Ольшею, а штоба бежала вота к нам с тобою изо всей мочи и кричала сильно:

-Браатик, Фееличка, я так вас люблю! У папки сынок имеется, пущай у них девчонка и случится!

Фелька хмыкнул:

-Секрет тебе поведать?

-Што за секрет? — удивился Петянька. — Мы жа навроде все про друг друга знаем?

-Да не про нас, — отмахнулся птиц, — ты думаш, Тритошка заздря нашей с тобой названой мамочке Забавушке всяки жемчуги дарил? Неа, он же хитрай-прехитрай, среди всево ожерелья жемчужины две есть заговоренны, на детишков, на дочку али сыночка. Вота до какой Забавушка первой дотронется, тот и народится у их. Энто даже не магия, чево-то друго, отец сказывал, даже не старинно, а... не знаю откудова.

-И што?

-А то, дотронулася Забава на свадьбе-то до девчачьей жемчужины, и народится нам с тобою сестренка!

-А Тритошке што за надобность така?

-Хто ево знат, он же хитрай-прехитрай, знать, чево удумал! Но ево пошто опасаться? Оне посля стригоев все стали за друг друга горою. Вона каки могутны у нас други всяки.

-О, Даньша бегит, мы с тобою про коня разговоры ведем, секрет не наш. Сам понимаш! — бормотнул Фелька и азартно спросил Петяньку:

-А ежели всеж-таки он имеется, энтот конь-огонь, как укрощать-то зачнеш, чай я тебя на лошаде даже клячной и не видывал??

-На лошаде, — передразнил ево Петянька, — я только одной и ездил-летал, Змей Горынычевой!

-Опять споры наводите? — подбежала Даньша. — Тама как раз помянутай тобой Горыныч объявился, -хихикнула, — тебя, Петянь, требует! На сурьезнай разговор.

-Чево энто он?

-А скорея всево, прослышал про энтова коня и станет в кумпанию набиваться, а тама и вся остальная братия запросится. Приключеньев всем хочется!

-Не, вызволять энтова коня должон кто-то один, как я понЯл?

-Вызволять — да, а итить вместях, да всяки разны событья находить — энто всем хочется! Одно дело со стригоями воевать, а развлеченья ради, может, чево и сурьёзно случится, кто знат, где энтот твой конь?

-Даньш, — клекотнул Фелька, — ты когда смеёшся, така красива делашся! Не Петянька, отбил ба!

-Ага и отнёс на высоко древо, и тама заставил на яйцах сидеть? Так ить я их не снесу, а ежли и найдешь где яйцы-то, я чижолая — раздавлю! — засмеялась Даньша.

Фелька тоже заклекотал, а Петянька в удивленьи и заметил — ведь впрямь, Даньша така красива становится!

dd>  

Обновление

Вот на этом, пожалуй, и закончим весь сказ. Про то, как вся честная кумпания отправилась на поиски полумифического коня-огня, это будет совсем другая история. А может, и не будет, один-два комма за день — это показатель. Не интересно читателям, нет желания писать.

Спасибо всем, кто хотя бы иногда забегал.