Ладога

-Будь по сему,— провозгласил старейшина.— Случится кому из вас мимо ехать или плыть, знайте — мой дом — ваш дом.

-Договорились,— кивнул Ратмир.— Может и нам доведется тебя в гости позвать...

-На все воля богов,— развел руками Годун Жданович.

* * *

Ласковое солнце, осветившее Любшу следующим утром, застало отряд уже в пути. Еще задолго до рассвета столкнул лодку в воду и отправился за селянами Карел, а Хравн и Ярополк прошлись по лагерю, будя всех спящих. Пожитки были подготовлены к переходу с вечера, так что хмурые и сонные ладожане собрались коротать оставшееся до рассвета время у небольшого костерка. Накануне Сигрид еще раз поменяла Ратияру повязку. Рана по его словам практически не беспокоила, но предстоящее путешествие могло оказаться тяжелым испытанием.

Бобер и Язвук перетащили предназначенные для перевозки по Волхову палатки, тент и бензобаки поближе к реке, и оставили их под присмотром дежурившего там Володи. Он же был назначен казначеем, после чего его заплечный короб потяжелел на четыре килограмма. Туда же отправились серебряные украшения, пожертвованные Михалкой в общественную собственность.

Годун Жданович сдержал слово, и за час-полтора перед восходом солнца Карел вернулся с пятью сельскими парнями на трех лодках. Груз немедленно перекочевал в суденышки, и гребцам наказали, держась дальнего берега осторожно миновать Ладогу, и не останавливаясь плыть к Дубовику.

Второго сына старейшины и его друга Хвата отвели в Любшу и накормили, приведя в немалое изумление как самим фактом обитания отряда в заброшенном городище, так и богатством вооружения и военным распорядком.

Как только над верхушками деревьев забрезжил рассвет, Ратмир скомандовал выступление. За завтраком Другак рассказал, что на этом берегу лежит только одно село, населенное чудью. Люди там темные, себе на уме, живут охотой и рыбной ловлей и через одного кудесники, так что соваться к ним не стоит. Раз уж не удастся проплыть мимо, лучше обойти стороной.

Идти, как и предполагали на совете, пришлось через густой лес, поэтому двигались медленно. Показавшиеся вскоре солнечные лучи дали возможность, держа светило по левую руку, уверенно срезать большую излучину, которую делал в этом месте Волхов. Радовало, что местность была возвышенной, и болот, способных резко снизить темп движения не попадалось. Время от времени путь пересекали ведущие к реке звериные тропы, а затем головной дозор натолкнулся на разрытый муравейник, причем виновник этого набега оставил хорошо пропечатавшиеся следы лап. Поставив рядом свою ногу и оценив масштабы проблемы, даже разговорчивый Язвук на время замолк и принялся настороженно озираться по сторонам.

Шли в привычном порядке, как много раз хаживали в клубные походы по Карельскому перешейку. Спереди двое, у одного шлем на поясе, у второго на голове. Первый слушает: в лесу слух даже важнее, чем зрение, второй готов по сигналу прикрыть товарища и поднять тревогу. Через сто метров тянется основная часть отряда, несут за спинами короба и щиты. Случись что, быстро сбросят их, оденут шлемы, схватят мечи да топоры и вступят в бой, прикрывая женщин. Чуть поодаль идет тыловой дозор. Хорошо бы еще по человеку с боков поставить, но уж больно мало воинов, надо ведь и за заложниками на всякий случай приглядывать...

Первый переход Ратияр держался молодцом. Прихрамывал, опираясь на палку, но не жаловался. Но когда Ратмир, найдя подходящую полянку, объявил привал, и люди полезли в короба за копченым мясом и сыром, Сигрид обратила внимание на левую штанину раненого, где проступила кровь. Руководитель клуба немедленно высказал вслух все, что он думает о бойцах, которые корчат из себя героев вместо того, чтобы обратиться за помощью, а также пообещал в случае повторения подобного переименовать Ратияра в Дуряту и подвергнуть телесным наказаниям. Бобру был отдан приказ идти рядом и смотреть за товарищем, и если тот начнет отставать, тормозить отряд и готовить волокуши.

Благодаря спрямлению пути чудская деревенька осталась далеко справа, и после второго перехода ладожане вновь вышли к Волхову, пройдя почти половину расстояния до Дубовика. Другак поведал, что за ближайшим поворотом начинается прямой участок реки, тянущийся до самих порогов. День тем временем уже перевалил за середину, и Ратмир решил второй раз остановиться для отдыха и перекуса. Тем более что порывы ветра, гулявшие по Волхову, сдували вездесущих комаров, надоевших хуже горькой редьки.

Повязку Ратияру менять не стали, лишь обильно смочили её перекисью водорода, да выдали самому пострадавшему несколько глотков вина в качестве допинга. Пользуясь предоставленной возможностью, парни сбросили осточертевший груз и раскинулись на траве в живописных позах. Бобер жаловался на тошноту и головокружение вследствие солнечного удара, Ярополк подвернул ногу, а Язвук умудрился натереть промежность, что породило немало веселых версий, как ему это удалось. Сам пострадавший отчаянно отшучивался, объясняя реакцию окружающих обычной завистью.

Полчаса безделья пролетели как одна минута и короба снова утвердились на натруженных плечах. Волхов и в самом деле перестал петлять, а солнце спряталось за тучи, так что идти стало полегче. Постепенно все втянулись в некое подобие транса. Шаг правой ногой, шаг левой ногой, снова правой, снова левой и так по кругу. Пока шли, Ратмир, презрев опасность, разучил с окружающими подходящую для случая песню на стихи того же Киплинга и вскоре Другак и Хват с удивлением слушали негромкий хор:

Я шел сквозь ад

Шесть недель, и я клянусь:

Там нет ни тьмы,

Ни жаровен, ни чертей —

Но только пыль, пыль, пыль

От шагающих сапог —

Отпуска нет на войне (32).

В конце концов, Другак не выдержал, и спросил, где находится Африка, по которой так тяжело идти. В ответ ему неопределенно показали на юг и сообщили, что где-то в той стороне...

К концу третьего перехода Ратияр совсем утратил возможность наступать на ногу. После последнего привала было решено соорудить из копий и щитов импровизированные носилки и по очереди нести его. Все возражения были отвергнуты, и остаток пути Ратияр провел как падишах. За тем исключением, что иранский царь едва ли должен был выслушивать намеки, что кто-то слишком много ест, и пора начать умерщвлять плоть постом и молитвой. Скорость хода совсем упала, и в окрестностях Дубовика отряд оказался уже в сумерках. По темноте в село решили не заходить, нашли подходящие заросли разлапистых елей и, утолив жажду и голод, забрались под нижние ветви на ночлег. Михалка вызвался дежурить первым, остальные бросили на землю войлоки и сразу же уснули, закутавшись в плащи. О лодках можно было не волноваться. Гребцам утром дали запасы еды на три дня и строгие инструкции ожидать подхода пешей группы столь долго, сколь будет возможно.

* * *

Под утро заморосил мелкий дождик, почти не ощутимый под еловыми лапами, из-за чего подъем вышел поздним и вялым. Оживление внесла только перевязка Ратияра, в ходе которой пришлось отрывать присохшую старую повязку. От рычания бойца на окружающих вместе с каплями дождя едва не посыпались и шишки...

В Дубовик пошли впятером. Ратмир, Володя и Бобер должны были провести переговоры с местным старейшиной, а Михалка и Бьерн договориться о заточке второй половины оружия. При первом знакомстве с поселением оказалось, что в отличие от Ладоги, Дубовик оседлал оба берега реки. Сама небольшая крепость была построена на холмистом мысу у впадения в Волхов небольшого ручья. Со стороны суши треугольную площадку прикрывали дугообразный ров и вал с частоколом, со стороны воды — только вал. Рядом с крепостью притулился десяток домов, и еще столько же виднелось на дальнем берегу.

Но примечательнее всего были пороги. С первого взгляда на них становилось ясно, почему Дубовик выстроен именно здесь. В двадцатом веке, после постройки Волховской ГЭС, уровень воды в реке значительно повысился, и непроходимые прежде пороги отступили в глубину. Теперь же они предстали перед ладожанами во всей красе.

Про неторопливое течение, плавно несшее на себе лодки около Ладоги и Любши, можно было забыть. Еще до главного переката из морщинистой воды там и тут начинали вздыматься мокрые спины валунов, каждый из которых разнес бы вдребезги любое крепкое судно. Вода мчалась мимо камней с огромной скоростью и затем разом низвергалась вниз на несколько метров, причем валунов становилось все больше. Не стоило и думать о том, чтобы преодолеть этот участок на большом скандинавском драккаре.

Торговец, желающий плыть дальше на юг, мог либо тратить тут силы и время самостоятельно, либо прибегнуть к помощи местного населения. Еще в Ладоге купцы из-за моря пересаживались с крупных кораблей на небольшие суденышки с малой осадкой. Именно они, способные пробраться по мелеющим к лету речкам до верховий Волги или Днепра, приходили в Дубовик. Товар сгружался на возы, а сами суденышки переваливали по деревянным каткам в обход порогов. За первой грядой камней следовал обширный плес, за которым возвышалась вторая гряда, еще более неприветливая и грозная. Там перевалка повторялась, после чего груз снова занимал место на кораблях. В большую воду, впрочем, иной удалец мог попробовать проплыть по течению сквозь пороги, ежесекундно рискуя жизнью и товаром...

Вот тут и становилось ясно, что настоящим ключом к Русской равнине был именно Дубовик. Мимо порогов не пробраться незаметно. Хочешь, не хочешь, придется останавливаться. Не удивительно, что жители Дубовика жили в основном с реки. Перевалка груза и кораблей, текущий ремонт и оснастка, торговля, пусть и не такая оживленная, как в Ладоге — дело находилось всем.

С геополитической точки зрения сложившаяся ситуация была не слишком логичной. Являясь важнейшим форпостом для защиты славянских земель с севера, Дубовик нынче принадлежал как раз тем, от кого эта защита требовалась. Для Хакона с его тремя кораблями и сотней воинов идея похода на юг смахивала на самоубийство. С другой стороны, у Карла, контролировавшего Ильменьское Поозерье, сил на удержание под своей властью всей реки, судя по всему, тоже не хватало. Слишком далеко от его владений находились пороги. Вот и получилось, что тем, кому Дубовик необходим, его не удержать, а тем, кому он принадлежит, он не слишком нужен...

Но пока, неспешно шагая вдоль обрывистого берега Волхова, ладожане разговаривали не об этом. Намного больше их занимал вопрос, что сейчас происходит в городке и знает ли местная власть о надвигающемся бедствии.

Встреченный пастух, хоть и покосился недобро, но путь к дому старейшины показал. Правда, спросил какого именно, что означало отсутствие в Дубовике единовластия. Обдумать этот факт решили потом, тем более что у нужного дома царило оживление.

Первыми пришельцев заметили парни с топорами и копьями, переминавшиеся с ноги на ногу недалеко от входа. И разом умолкли, пристально разглядывая чужаков. Так смотрят на врага, прикидывая, как его ловчее свалить...

Не обращая на них внимания, ладожане двинулись прямо к дородному мужу в крашеной одежде и богатой шапке. Были все основания предполагать, что это и есть Завид Сбыневич, если конечно, пастух нечего не перепутал. Дождавшись, когда старейшина закончит распекать нерадивого раба, Ратмир представился и произнес подобающее вежливое приветствие. Получив в ответ приглашение, отцепил от пояса меч и вошел вслед за хозяином в дом. Остальные остались снаружи, как и было договорено. На всякий случай...

Завид Сбыневич жил богато. Один возвышающийся на столе фризский кувшин, покрытый тончайшими серебряными пластинами, стоил целое состояние. Но и кроме него в доме нашлось бы еще немало вещей, достойных занять лучшие места в витрине исторического музея. Обладание такими сокровищами, будучи явным признаком принадлежности к элите местного общества, само по себе еще не гарантировало душевного спокойствия. А то, что старейшина был его напрочь лишен, бросалось в глаза.

-Вы приплыли с севера,— огладил бороду Завид Сбыневич.— Мне сказали о трех прибывших лодках.

Ратмир кивнул, обрадовавшись хорошему известию. Молодцы велешане, проскочили мимо Ладоги!

-Мы тут поразмыслили,— продолжил старейшина,— и решили еще увеличить размер виры. Передайте Хакону, что на ваши деньги это будет по три сотни на каждого из погибших. Я знаю закон. Положено по одной сотне, а мы платим тройную виру.

-Мы не от Хакона,— ответил Ратмир.

Завид Сбыневич замолк, не веря своим ушам. 'Не от Хакона!' А откуда? Шила в мешке не утаишь! Даже до Дубовика дошли слухи о предстоящем походе ладожского правителя. Какой глупец будет в такое время плыть туда, где скоро разразится буря?

-Но я слышал о том, как у вас вышло с его людьми,— добавил Ратмир.— Не слишком подробно, но слышал. Значит, хотите откупиться?

Старейшина промолчал. Если русы не от Хакона, то их эти дела не касаются.

-Лодки переправить хотите?— спросил он.— Или сами справитесь?

-Мы-то справимся,— не отвел глаз Ратмир.— А вы?

Завид Сбыневич покраснел от злости. Каков наглец! Ему вежливо намекают, чтобы не лез, куда не просят, а поди ж ты!

-Не обессудь, гость торговый,— поморщился он.— Ты сегодня приплыл и скоро дальше пойдешь. Желаешь что на торгу купить — милости просим. А с Хаконом мы как-нибудь без тебя поладим.

-Не думаю,— покачал головой рус.— Хакон скоро будет здесь с кораблями, полными воинов. Вашу виру он не взял. Едва ли все кончится миром.

-На то у нас есть мужи думающие,— холодно заметил Завид Сбыневич.— Соберемся на совет и приговорим, что делать.

-Как знаешь,— помедлив, ответил Ратмир.— Вспомнишь мои слова, да как бы поздно не было...

Еще пуще уязвили эти слова Завида. Да кто он такой, этот заезжий торговец или наймит, чтобы указывать старейшине Дубовика, как поступать?

-Боян!— кликнул сына Завид Сбыневич.

Тот вошел, пропущенный русами, вопросительно глянул на отца.

-Проводи гостя,— распорядился старейшина.— Ступай, Ратмир Белич. Боян тебя на торг отведет, покажет, что к чему.

Ратмир невесело усмехнулся, поднимаясь. Спорить было бесполезно.

-Идем, Боян Завидович. На торг так на торг.

* * *

Боян оказался одним из тех парней, что холодно и даже враждебно встретили появление ладожан на дворе у Завида Сбыневича. Однако, как только выяснилось, что прибывшие русы не являются посланцами Хакона, от прежней недоброжелательности не осталось и следа. Кроме того, у сына старейшины оказался ловко подвешен язык, так что лучшего гида не стоило и желать.

Первым делом решили отправиться не на торг, а к пристани, дабы проведать велешан. По пути Ратмир кратко изложил историю с нападением на дом Орма, чем окончательно расположил к себе Бояна. И хотя убитые ватажники не принадлежали к дружине Хакона, было заметно, что произошедшее в Ладоге греет парню душу. Как затем выяснилось, в том кровопролитии, из-за которого сюда направлялся Хакон, погиб старший брат Бояна, Твердята. Двое скандинавов из тех семи, что приглядывали за крепостью, попытались затащить в дом его молодую жену. Твердята волей случая оказался поблизости и не стал, сложа руки, смотреть на происходящее. В ходе последовавшей схватки погиб он сам и трое его товарищей, а также двое насильников. Оставшиеся пятеро, видя нарастающее волнение среди жителей, прорвались к ладье и отплыли в Ладогу. Отец Бояна, один из трех старейшин Дубовика, воинственным нравом не отличался и немедленно отправил к Хакону посланника с серебром, но безрезультатно. Один из погибших товарищей Твердяты оказался сыном второго старейшины, но и тот не горел желанием мстить скандинавам.