Архангелы Сталина

— Да, совсем малюсенькая, — Изя продолжил одностороннюю полемику.

— Моя шутка с названием корабля, оказалась… м-м, несколько неудачной.

— Так ты шутил, сволочь? — Возмущению архангела Израила не было предела. Молодой ещё, наивный.

— Ночью, накануне вашего отплытия, противником была устроена диверсия, заметили которую, к сожалению, слишком поздно.

— Что там у тебя взорвали, супермаркет на перекрёстке седьмого неба и проспекта имени Взятия на лапу?

— Заткнись пожалуйста, уважаемый, — попросил я. — Мешаешь слушать.

Изя не ответил, лишь презрительно оттопырил нижнюю губу и отвернулся. Шеф, видимо дававший нам время на переваривание новостей, опять заговорил.

— В четыре часа утра, вероломно, без всякого объявления войны, противником был запущен Большой Гудронный Эквалайзер.

— Адронный коллайдер, — автоматически поправил напарник. Тоже мне, заклёпкометр домашнего разлива.

— Были приняты меры по обезвреживанию и остановке агрегата, но в результате его кратковременного воздействия на существующую реальность, произошло самопроизвольное появление нескольких параллельных миров, и срастание их с халявниками. В одной из этих параллелей вы сейчас и находитесь.

— Охренеть! — Теперь уже моя очередь настала спорить с невидимым шефом.

— Связи с этими мирами не существует, за исключением вашего. Да и с вами только по радио. Помочь ни чем не сможем. По прогнозам наших учёных, эффект изоляции может продлиться несколько лет субъективного времени. Короче, господа архангелы, постарайтесь не скучать до решения проблемы. И… не надо меня благодарить. Конец связи.

Изя подошёл ко мне, кажется передумав обижаться, взял за руку, и, глядя в глаза, попросил:

— Гиви, когда отсюда выберемся, не ходи бить ему морду без меня. Хорошо?

— Какой разговор? Замётано. — И повернулся на скрип открывшейся двери. — А, Лаврентий Павлович, заходи. Закончил?

— Нет ещё. Там Акифьев с Сагалевичем доделают. У вас как, связь была?

— Лучше бы и не было, — я махнул рукой и кратенько обрисовал сложившуюся ситуацию. И то, что Никола нашу морзянку понять не может, и про то, что задержимся мы тут гораздо дольше, чем рассчитывали.

— Вот придурок, — Берия оценил умственные способности нашего шефа, — не понимает он. Ну ладно, переводчика не нашёл, но через комп можно было пропустить? Я же сам ему в прошлом месяце новейшее ПО поставил.

— Висту, что ли, десятую?

— Отстой твоя Виста. Я только собственными разработками пользуюсь. Про Лаврентия-53 слышал? Нет? Это вы зря. Мои ребята старались, Муза майкрософтовского отловили.

— Так это из-за него скандал с олимпийскими бесами был? — Вспомнил Изя.

— Нет, там всё тихо было. Кто эмигранта хватится? Мы его взяли как раз при переезде с Парнаса на Порнай. На 121 статье подловили. А тут ещё целый букет отягчающих обстоятельств. По совокупности на три тысячи лет каторжных работ потянуло. Да, чуть не забыл про своих уголовников, тех, что на "Пижме". У Сагалевича неплохая идея появилась.

Житие от Израила.

А мне лично предложение старого медвежатника понравилось. Его стоило обдумать и принять нужное решение, стараясь не упустить нашу выгоду. Неплохой гешефт получится. Что, кто работорговец? А по мордасам? Причём тут угольные шахты Гирша Нахамсона? Какие ещё урки? Ах вот вы о чём…. И не собирался…. Какое у людей воображение нездоровое. Хотите — забирайте их себе. Можете хоть в море всех перетопить. Что, не нужны? Просто из абстрактного гуманизма беспокоитесь? С такими вопросами к товарищу Берии, а мы в подобном замечены не были. Стесняетесь? Оно и правильно.

— Сам то, что предлагаешь, Лаврентий Павлович? — Спрашивает Гиви. Правильно, пусть Берия мозгом пошевелит. А то прибежал, вывалил на уставших от ответственного дела товарищей идею. Нет уж!

Предложения у него были. Например, высадить всех на подходящую льдину, дрейфующую в сторону Канады, и пусть американцы их спасают. Всё бы ничего, но вдруг не спасут? Посчитают экономически не выгодным? Второй вариант, с принудительной посадкой всех желающих в спасательные шлюпки, даже не стоило и рассматривать. Не доплывут.

— Давайте их прямо на пароходе отправим. Устроим побег, так сказать. Чего сразу дурак? Баржу-переростка пожалел? Отдадут, по международному праву положено.

— Не дойдут они до Штатов, — сообщил мне Гаврила.

— И не надо. У нас Шпицберген под носом. А что, Троцкого в Норвегии приютили? И сотню беженцев прокормят.

— "Пижму" не отдам.

— Видал жлоба, Лаврентий Павлович? Экономный…. Чего боишься? Сам судно выручать пойду. Куртку кожаную надену, будёновку у Могилевича выпрошу, на боку маузер. Саблю обязательно, с красным бантом. И что бы сапоги дёгтем воняли. Такого вида любой Хокон напугается.

Гиви подошёл к изящному кабинетному роялю, сел, откинув фалды фрака, и аккомпанируя себе, запел томным голосом Вертинского:

И тут вот появляюсь я.

Весь в белом, ну, или светло-сером.

Красив и грозен, как судья.

С большим железным револьвером.

(Пометка на полях рукописи. Мелким почерком товарища Берии…. Официально заявляю об отсутствии рояля в радиорубке "Челюскина".)

(Пометка на полях рукописи. Каракули комбрига Раевского…. Вот она, цензура кровавой гебни в действии.)

— Я тебе серьёзно говорю.

— Забудь. Тебе вообще в Норвегии запрещено показываться, — напомнил мне начальник. — Так же, как и в Швеции с Данией.

— Это почему? — Удивился Лаврентий.

— Не знаешь? — Оживился Гиви. — Обижены там не него очень. В своё время товарищ Раевский поручили найти место для ссылки побеждённых скандинавских богов. Справился. Целый город построил в низовьях Волги. Только женщин им не дал. Так и жили, как могли. Отсидели положенный срок, и домой вернулись. А злобу затаили.

— А город какой?

— Астрахань.

— Тогда, Изяслав Родионович, тебе действительно не стоит на приём к королю ходить.

— Подумаешь, король. Не его же там…. Хм…. Да. — Возразил я Берии. — Мелочь европейская. Тогда на Шпицберген пойду.

— Иди. А там тебя инеистые великаны из соседнего халявника встретят.

Пфе…. Нашёл чем пугать. Я ещё в детстве сопливом, да, мне уже лет двести было, таких ётунов на завтрак десятками кушал. Настоящих.

— Нет, Гиви, откуда на нормальном русском острове заморская нечисть заведётся? Я что, зря Грумант открывал? Сто тридцать поселений поморских за пятьдесят лет построил. Мои ребята сюда, как в собственный карман лазали. Почти что вторая родина.

— Неважно. К тому же неизвестно, что в России сейчас творится.

— Так сейчас нельзя говорить, — поправил Лаврентий Павлович. — В Советском Союзе, вот как правильно, Гавриил Родионович.

— Без разницы. Я и Скифию помню, и Сарматию. Даже Киммерийское царство застал.

— А Конана видел? Какой он из себя? Говорят — громадного роста, и рыжий.

Гиви скромно опустил взгляд.

— Не было никакого Конана. Сказки всё это. — Я бы тоже не сознался.

— Ну, не было, так не было, — легко согласился Берия. — А что до Союза…. Какая разница, кто будет шпалы укладывать между Салехардом и Дудинкой. Всех в дело определим. Волкодлаков, оборотней. Хоть вампиров. Помнится, взяли мы одну семейку в Львове….

— Откуда семья у них, Палыч? Они же, вроде, покойники. Заливаешь. У Изи научился?

— Товарищ Раевский, вроде бы, во вранье замечен не был, — заступился за меня Лаврентий. — А у вампиров бывают семьи. Они тоже размножаются. Только орально.

— Как-как?

— Я имею в виду через укус. А по виду — обычные люди, только бледные очень. На лесоповале по шесть кубометров строевой сосны нагрызали. В полнолуние бывало, и две нормы давали.

Гавриил нервно забарабанил костяшками пальцев по столу. Скверная примета. С хохмами нужно завязывать.

— Всё, товарищи, пошутили и хватит. Вернёмся к нашему делу. Что с "Пижмой" в нашем времени произошло, Лаврентий Павлович?

— Не было её в реальности, товарищ Архангельский. Даю стопроцентную гарантию. Была пара статей в жёлтой прессе времён разгула демократии. С тех пор и пошла гулять легенда о тысячах невинноубиенных, утопленных чекистами в Чукотском море. Бред. Никто бы не пошёл на такие затраты. И денег, и трудовых ресурсов. Всё по той же версии, оставшихся в живых после подрыва корабля, эвакуировала американская полярная авиация. Документов, подтверждающих это, нет. Души якобы погибших зеков к нам не поступали. Ходил слух о фотографии в "Нью-Йорк Таймс", но я лично проверил подшивки за несколько лет, и ничего не обнаружил.

— Может, и мы её в лёд вморозим? — Выдвинул и я свою идею. — Подтащим поближе к канадским берегам и на мель посадим, а то вдруг утонет раньше времени.

— А уголовники? Под лёд?

— Зачем? — Хитро прищурился Берия. — Перепишем им документы на пятьдесят восьмую статью, и пускай себе бандитствуют в стране равных возможностей.

— Не поверит никто в подлог. Они и сами на первом же допросе расколются до самой…. Ну, кто до чего сможет.

— Какой подлог? Не надо никого обманывать. Всё официально сделаем. Врать не будем принципиально. Это, вообще, нехорошо.

Вечер того же дня. "Пижма"

В кают-компании, за столом, накрытым кумачом, расположилось Особое Совещание. Председательствовал, как более опытный в иезуитской казуистике, комбриг Берия.

— Следующий.

Открылись двери, и конвойные втолкнули очередного урку.

— Фамилия, имя, отчество?

— Мкртчян, Аристарх Автандилович.

— Иди сюда, — поманил Лаврентий Павлович зека. — Бери тетрадку со стола. Читай вслух первую страницу.

— Сталин дурак, — прочитал уголовник, и ошалело поглядел на Берию.

— Понятно, — констатировал тот, — контрреволюционная агитация и терроризм. Пятнадцать лет лишения свободы. Вопросы есть? Заткнись, нет у тебя вопросов. Следующий!

Глава 9

Малярийные летают комары.

Кто-то смотрит из озоновой дыры.

Посмотрел, сурово пальцем погрозил.

Ой, тревога. Дайте мне аменазин.

Тимур Шаов

Житие от Гавриила.

Так вот она какая, Земля Иосифа Виссарионовича. Голая и безмолвная. Камни, укрытые ледниками. Узкие проливы, забитые льдом. А я её не узнал, хотя был в этих местах проездом в столицу. Разве сейчас вспомнишь, на склоне которой из гор стоял трактирчик, в котором подавали лучшие вина Гипербореи. Настоящие вина. Горы…. А нет их теперь, лишь слизанные ветрами верхушки торчат памятниками человеческому безумию.

Люди…. Да люди ли? Что же сделали, уроды? Да, пусть в легендах вы остались могучими, мудрыми и прекрасными. Пусть так и останется. Но я то знаю, как оно было на самом деле. Память, моя проклятая память. И крылья, белоснежные крылья архангела. Если пепельная седина бывает белоснежной.

Вначале было слово. Никто не знал, кому первому пришла в голову мысль словом менять свойства материи. Неизвестна точная дата появления того, что впоследствии назовут магией. Началось с малого. Казалось бы малость, вечный светильник. Но именно он подсказал идею. Потом появились многочисленные бытовые безделушки, транспорт, междугородние порталы. Жизнь налаживалась и била ключом. Была основана Магическая Академия и сотни частных школ, где за умеренную, а местами и запредельную, плату обучали всех желающих.

На первый тревожный звонок никто не обратил внимания. Наоборот, всеобщее ликование окружило нового кумира, составившего формулу превращения воды в вино. Виноделы стремительно разорялись, и, по принуждению изобретателя, возглавившего Совет Иерархов, вырубали виноградники. Через год радовалась только треть населения, которой не нужно было искать денег на ежеутреннюю опохмелку, а остальные лихорадочно искали лечебные заклинания, пытаясь спасти родственников. Но магический алкоголизм оказался необратимым, и в ответ на лечение выжигал мозг больного.

Оставшиеся в живых, выдержали приличествующий ситуации траур, и озаботились своим здоровьем. Молодильные яблоки и живая вода дали потрясающий эффект. Лет на двести. Это стоило Гиперборее ещё половину населения, преимущественно женского. Долго дымили крематории по всей стране, не справляясь с утилизацией живых мертвецов.

Вот только не говорите — бес попутал. Не было их поначалу. Пресытившиеся жизнью и развлечениями колдуны, волшебники, чародеи виноваты в их появлении. Захотелось экзотики, — и пожалуйста, кто козла себе завёл, кто поросёнка. Побаловались и бросили. А потомство утопить забыли.

Уже привычно погрустив, маги устремились в космос, где и подцепили жуткую заразу. Ладно бы сами сдохли. Во избежание…. Именно во избежание, мне было приказано направить тот астероид в центр некогда цветущего континента.

Совесть. Что совесть? Перед ней я ответил.

Что же вы сделали, уроды?

— Грустишь, Гавриил Родионович?

Я не расслышал за спиной шагов, и вздрогнул от неожиданности.

— Так, мысли о бурной молодости. Ты, Лаврентий, опять подкрадываешься?

— Не хотел нарушать торжественности момента, — виновато развёл руками Берия. — Я в архиве отчёты читал.

— И что? Теперь на каждом острове будешь меня с цветами встречать? Эти обломки по всему океану разбросаны. Никому не нужны, кроме России, даже америкашки в восемнадцатом году ими побрезговали. Их геологи тут, все, что можно пробурили.

— И не нашли ничего. До открытия месторождений на шельфе ещё лет пятьдесят. Может подсказать идею? Нефть — кровь войны.

— Дерьмо — кровь войны, Лаврентий Павлович.

— Не любишь ты её, товарищ Архангельский.

— Не люблю.

— А если завтра война? Пойдёшь?

— Пойду. И убивать буду. И при необходимости пленных пытать. Понадобится геноцид — пройдём и через это.

— Страшный ты человек, Гавриил Родионович.

— Я не человек, Лаврентий. Как и ты.

Мы третий день строим аэродром, выбрав для него относительно ровную площадку на острове Александра Невского, в девичестве — просто Александры. Ещё бы кто знал, для какого самолёта. Чёрт бы побрал местную секретность. Будто не понимают, что в наших условиях лишний метр посадочной полосы можно считать подвигом. А за десять метров — награждать посмертно и принимать в почётные пионеры, с повязыванием галстука на гроб.

Правда, рабсила у нас дармовая. Пассажиров "Пижмы" вежливо, но настойчиво попросили принять непосильное участие в строительстве.