888. Практическая нумерология

-А.... Тогда понятно. Что ж Лоренцо, командуйте общий сбор!

-Никак не можно, массар капитан. Его светлость звал только вас, льеров лейтенантов и ваших сержантов.

Прогудевший это из-под шерстяной маски человек барона даже голову при этом не наклонил! Впрочем, с этим капитан уже смирился. Тупые болваны. Нет, фанатики. Скоро на своего барона молиться начнут.

-Тогда выводите с полигона сержантов, Лоренцо, и догоняйте нас с льером бароном.

-Его светлостью льером бароном Каш ди Энко, массар капитан.

Да хоть его святостью!

Сухой Джок всегда чувствовал неприятности заранее. Ныл зуб, перед тем как его поймали за руку на рынке. Дергало веко, перед тем как грязные сиволапые жители какого-то села начали его бить за попытку обчистить церковный приход. А утром, перед тем как ему 'взвесили' семь лет каторги — правая ягодица до красноты зудела. Сейчас же у него дергалось веко, ныли все зубы, и зудело все тело. Было неприятно, противно и очень тоскливо. Так, что выть хотелось.

Джок нервно и украдкой оглянулся — ну нет же причин для беспокойства! Со скалы два спуска — один короткий к руднику, второй долгий, с кривой тропой и обрывистыми краями вел сразу на окраину леса. А там, как пройдешь два десятка лиг по руслу замерзшей реки и королевство еретиков-вуортцев. С Мекотто так они и договорились — камни со скалы скинули и сразу же вниз, в лес, а главарь тут сам с людьми барона порешает. С теми, что выживут под обвалом. А там, на той стороне, его ждет свобода, жирная горячая похлебка, полная чашка крепкого 'пережога' и может пара злотов от еретиков, за то, что он им все расскажет.

-Что клювом ворочаешь, Джок-воробей? Душонка об темя со страха бьется? Ты, Джок, не страшись — барону тебя не достать, он тут, под камнями, немного задержится. А еретики, верные люди говорят, ну очень уважают таких черненьких и стройненьких! Они их этими, жгутовыми брунетами кличут! И знаешь — кривозубый Полакан сильно обхватил тонкую шею Джока с немытой лапищей, притянул поближе к своей вонючей пасти, громко и жарко зашептал — Вот всю шкуру они им маслом мажут, обособленно, где спина кончается. И будешь ты у нас, Джок, масляным мальчиком, очень годным к употреблению! Га-ха-ха!

Джок с усилием вывернулся, отскочил на пару шагов, зло уколол взглядом обидчика.

-Ты мне, птичка-черноголовка, глазки тут не строй! А, ну пошел скачками на валун, барона выглядывать!

Джок еще раз ожег взглядом тушу Полакана и неторопливо полез на обметенный от снега валун. Но до его вершины не добрался, спрыгнул, повернул побледневшее лицо к ватажникам и прошептал, чувствуя, как еле шевелятся вдруг онемевшие губы:

-Барон... Он там.... Сюда едет.

Пресвятой Молот! Ну почему же ему так страшно-то?!

Селан Мекотто был прирожденным вожаком. Дерзким, смелым, хитрым, тонко чувствующим настрой своей ватаги. Сильным, быстрым, острым на язык, ловким с ножом, с удавкой и с дубинкой. И... И все. На этом все достоинства Мекотто заканчивались. Если бы у Меккотто было немного ума, он не стал бы ждать тут людей барона, в обдуманной им и лично подготовленной ловушке. Но разумом Селана Мекотто Небесный Кузнец не одарил.

Рудник, превращенный в лагерь 'святой' дружины, действительно был ловушкой. Вот только для тех, кто находился в лагере. В империи знали и умели, как правильно располагать на рудниках бараки, склады, вышки и двойной ряд ограды. Исключительно так, чтобы восставшие каторжники не могли видеть главных ворот из-за приземистых зданий складов, отделяя бараки друг от друга широкими плацами и достаточно глубокими сточными рвами. И ограда рудников непременно валилась вовнутрь, а не наружу и с вышек просматривалось лишь внутренне пространство рудника. Река же, текущая справа и скальные выступы слева превращали рудник в ловушку в кубе. Медный рудник это не замок Каменный Клык, это абсолютно разные вещи.

Но Мекотто был прирожденным вожаком и люди верили ему и в него. В его удачу, в его прозорливость. Есть такая подлая штука, как харизма, это она всему виной. Были среди восставшей 'святой' дружины и бывшие наемники и даже три ветерана с разных полков затесались, но они все молчали. Когда харизмы очень много у одного, она вытесняет разум у других.

И сейчас вожак Мекотто, чувствующий как его люди начинают думать не так, как надо, стоял на крыше склада, что напротив ворот рудника. Стоял свободно, раскованно, в распахнутом теплом кафтане какого-то стражника. Холодный ветер вздымал полы его кафтана, разметывал по плечам отросшие кудри цвета спелой пшеницы. Строгий взгляд черных глаз Мекотто привлекал и не отпускал. Красиво он стоял. И стоял он на крыше не просто так, Мекотто 'толкал речь', как говорил сгинувший в подвалах башни неудачник Лютик, недоучившейся семинарист и неумелый 'щипач'.

-Наемники? Наемникам платят! А кто будет им платить, когда его милость под камнями мозгами раскинет? Ты? Или ты? Правильно, никто не будет! Уйдут они. Что им тут делать? Стража города? А где стража и где мы? Вот ты сюда пойдешь, чтобы тебе кишки вынули? Нет? И так тоже правильно! Никто сюда не пойдет!

То, что у Мекотто никто ничего не спрашивал, и он сам себе отвечал на вопросы, его не смущало. Смущало его отсутствие сигнала со скалы на повороте дороги и одинокая хмурая туча. А небо чистое. Мекотто поднял голову вверх — ну ни единого облачка! Именно поэтому он и не заметил, как от хмурой серой тучи отделился огромный валун и со скоростью пушечного ядра ударил в ворота.

Ворота взорвались мелкой щепой, часть ограды с глухим стоном ломаемого дерева рухнула внутрь. Валун снес скрепленные цепями телеги перед воротами, подскочил на телах не успевших убраться с его пути неудачников. Докатился до стены склада, ударил всем каменным телом, заставив здание жалобно вскрипнуть, а Мекотто заткнуться и судорожно замахать руками, ловя равновесие. Слазь мол, хватит орать.

Неукротимый напор воздуха поднял с земли обломки ворот и легко отбросил их в сторону. Плахи, толщиной в тело взрослого человека. А каменная серая туча, чуть запятнанная снизу красным, так и висела над рудником.

Поэтому Мекотто сразу и не разглядел в ее тени неторопливо въехавшего в вынесенные ворота барона и его людей. Рядом с огромным конем барона вилась ужом черноголовая крыса Джок, которого он отправил вместе с ватагой на скалу как самого глазастого, и тыкала в сторону Мекотто рукой.

-И кто же осмелился побеспокоить меня?

Голос барона был тих, спокоен и переполнен непритворной скукой. А каменная туча все висела над ним, и свет зимнего солнца обходил ее стороной.

-Я!

Каркнул ворон. Или это каркнул сам Мекотто?

-Ты?

Что-то непреодолимое схватило Мекотто, сдернуло с крыши, проволокло к ногам барона, отпустило, позволяя подняться на ноги. Но не ушло, рядом затаилось, чутко следя за каждым его движением.

-Как хочешь умереть?

Барон не смотрел на Мекотто, он глядел в сторону, мрачно обводя взглядом склады рудника, темные тени людей у стен складов. Людей барон не видел, это Мекотто понял сразу. Кто же видит мертвецов?

-От.... От стали, ваша милость.... Если на то ваша воля...

Кто сказал последние слова? Тот маленький Селан, что вырезал ладьи из коры и пускал их по ручью? Или тот, что воровал жаркие поцелуи с губ Таты, первой красавицы на селе? Или...

-Хорошо.

Откуда в руке барона появился нож, никто не заметил. Но зато всем было хорошо видно, как от одного взмаха холодной стали голова Мекотто слетела с плеч и откатилась к валуну, прижавшись окровавленной щекой к старшему брату.

Барон чуть повернул лицо к Джоку:

-Кто слушал его?

-Все.... Все слушали его, господин!

Рука барона дернулась так, словно на его лоб сел комар. Замерла на полпути.

-Кто больше всех его слушал, кто был его ближником?

-Рагнач Вепрь, Скок Мохнатый, Вартор Кулак....

С каждым новым именем из толпы теней вырывало тела. Тела на лету покрывались серой пылью, сохли, раскалывались на куски еще в полете, но при этом все еще жили! Судорожно дергали пыльными пальцами, безумно вращали выпученными глазами на расколотых головах, сгибали в коленях иссушенные обломки ног.

А потом голос барона заполнил все. Небо, склады, плацы, души людей. И всем все стало ясно. Все и навсегда. Есть Господин, и есть воля Его, и нет более ничего под небом и в глубине земной тверди. Потому что просто иначе быть не может.

-Ваша светлость...

Капитан Никль ди Коттвица осторожно попробовал привлечь внимание его светлости.

-Да, капитан?

-Туча, ваша светлость. Все камни над нами.

-Туча? — барон также как и Мекотто до него, поднял голову вверх.

-Ах, да! Туча. Налево или направо, капитан?

-Как будет угодно вашей светлости.

-Гм. Ну, тогда поступим так...

Колоссальная груда седых валунов, обломков, кусков камня размером с кулак и более, да вообще все, что висело над головами людей, вытянулось в тонкую иглу, сплавилось и исчезло в невидимой дали высоты. А потом с рвущим слух звуком рухнула в центр рудника гигантской стелой, беспощадно пронзая как копье мерзлую землю на многие десятки метров.

-Как считаете, капитан, а ведь довольно эстетично получилось?

-Как будет угодно.... Господину.

Глава четвертая.

-Мои Духи говорят за нее!

-Твои несуществующие духи молчат, старый дурак! Хватит нам врать прямо в морды, Камонтер, здесь не юнцы перед тобой сидят!

-Заткнись! Мне было видение, когда я....

-Когда ты обожрался настоя мухоморов, сморщенный ты бесполезный корень! Что, не нравится? А когда ты последний раз ходил к своим самкам в нору, а? Молчи, камень тебя проглоти, а то не пожалею своего бубна! Как дам тебе в рожу твою бесклыкастую!

-Ах ты высохший мох!

Седой и сгорбленный бесчисленно прожитыми годами Старейшина Красного народа Камонтер ловко подхватил свой посох и знатно вытянул обидчика по плечу. И тут же получил ответ — шаманский бубен, с кожей скального огра на медном обруче и с наконечниками стрел на пушистых кончиках хвостов горностая с глухим звуком влип между глаз посохоносца.

-Ай!

-Уррр!

Вихо в очередной раз поморщился и подтянул к себе поближе ножны с ятаганом. Одну каплю подумал и ловко затолкал ятаган полностью под шкуру барса. Старейшины Красного народа, конечно, давно уже не воины и даже не охотники, но кровь орка, разогретая оскорблением, может толкнуть их на очень дурной поступок. Например, сунуть что-то острое оппоненту в жарком споре под ребро. Вихо хватило его короткого копья, которое у него незаметно стащили и ткнули им от всей души, слава Отцу Скал и Степей, тупым концом в старейшину Ахига. Ему два дня стыдно было — воин и вождь за своим оружием не усмотрел! Так что, ятаган под шкуру, а боевой нож под бедро. Старейшины Красного народа на Большом хурале совсем не чуждались агрессивных переговоров.

Вихо, в который раз уже за день, провел ладонью по меху. Гладкий, мягкий, теплый и легкий. Арре! Да, не случайно на шкуре белого барса могут сидеть только вожди! Это очень и очень дорогой мех. Бледные кожей дают за него целых три топора, хороший нож, две ладони наконечников для стрел и большой бурдюк вина! Вот такой это мех! Но Вихо на нем восседает на хурале Красного народа по полному праву. Он сейчас Старший Вождь и он же Ведущий в Ночи, почти как верховный шаман, но только он воин. Даже имя ему с детского Кезегоуоз, то есть Быстрый, пришлось сменить на Вихо — Главный. На предложенное первым имя Гехэдж он зарычал — пусть это степные братья гэхауют, а он горный орк! Он не скачет! Ну, по степи на этих, как их там? Агррх! Забыл.

Вихо чуть приоткрыл глаза — успокоились старички или нет? Нет, еще нет. Вон как крепко старейшина Пивэйн вцепился зубами в ладонь главного шамана и треплет ее, не обращая внимания на сильные удары бубном по спине. Ох-ой, какое правильное имя ему его уважаемые родители дали, ну чисто ласка, такой же злой и мелкий. Как и старейшина Вичаша, мудрый по имени, но дурной в гневе. Но зато как он кулаками то быстро машет! И не скажешь, что уже на семи десятках лун сбился со счета своих лет.

Вихо протяжно зевнул и устроился поудобней — это надолго. Пока Старейшины не запыхаются и не устанут, так и будут друг друга за бороды таскать. А пока они не угомоняться, он будет вспоминать. Вспоминать Вихо очень нравилось.

Вспоминал Вихо не большую пещеру, замок Каменный клык, который они взяли как кобель течную суку — быстро, нахраписто, с большим удовольствием и также легко передали пришедшим со Свистом степным братьям — пользуйтесь, тешьтесь. Нет, он вспоминал о Зимних Больших Лунах. О времени тяжелом, холодном и очень необычном. Таком, что и сейчас Вихо иногда сомневался, а он ли это был и он ли все это делал?

В первую Зимнюю Луну Госпожа тогда велела живьем ловить все, что в лесу бегает, летает, спит в норах, скачет по снегу или скалам и тащить пойманное зверье в загоны у ее пещеры. Всей Малой орде Красного народа. Сама же она ушла в Большие горы с пятеркой лучших воинов-охотников. Вернулась одна с девятью пещерными медведями. Старшие братья шли неловко, сильно переваливаясь с лапы на лапу, будто спали на ходу. Покорно зашли в загон и сели в одну линию, огромными мордами к выходу. Госпожа же, чуть постояла, глубоко вздохнула и зашла в загон. Аккуратно отчертила круг кончиком стрелы вокруг зверей, а потом на каждую медвежью морду возложила свою ладошку, не переставая медленно петь странную, пробирающую до дрожи в коленях, песню. Вышла из загона очень усталая, еле слышно приказала кормить Старших братьев. Кормить днем и ночью. А если им не хватит еды, то искать, ловить и снова кормить.

Ох и набегался тогда Вихо! Много он бегал, очень много. Все бегали. И юнцы и юнаки и уважаемые воины со сточившимися от времени клыками. Только старейшины не бегали. На четырнадцатый день он даже считать перестал, сколько же лиг он наматывает с самого рассвета и до первых звезд. Очень устал Вихо. И вся 'малая' орда Красного народа устала, даже гаротские юнаки лапы до крови стерли. Зато потом!

Старшие братья, бесконечно жрущие в три горла и днем и ночью и, — ну не бывает так! — совершенно при этом не гадящие, вдруг свернулись огромными меховыми шарами, поросли какими-то клочьями мха, покрылись ядовито-желтыми пятнами на шкуре и закаменели в своей неподвижности. Госпожа тогда весело улыбалась, громко хлопала в ладоши и даже — сама! — схватила его за палец левой руки и покрутилась в танцевальном па, смеясь как волшебная хрустальная рыбка. Вихо тогда не знал, что он один из тех, кто увидит Первое чудо Госпожи и станет Ведущим в Ночи. И хмурые Старейшины стоящие на скальной площадке недалеко от загона с медведями тоже не знали.

Утром следующего дня лагерь воинов Красного народа у подножия гор напоминал лагерь трусливых Бледных кожей. Тихий, оцепеневший, замерший. В походный викшам к Вихо, крепко спящему после долгого дневного, плавно перешедшего в ночной, забега, ввалились серые от страха братья. Сгурон, его младший брат, тощий лучник Истека и Матхоска, метатель топоров из орды с Большой Теплой скалы, огромный и крепкий как дуб.