5. Напряжение на высоте

А когда придет время — то самое, отделяющее раздражение их сиятельств от решения самовольно уйти, к высоким господам прибудут герольды и со всем вежеством пригласят на встречу с равным. На которую они наверняка пойдут — поумерив спесь. Ну, или — как княжна — смеясь уголками глаз и скрывая улыбку.

Многие пророки, между тем, умирали именно так, уверенные и счастливые от пьянящего всезнания. Отцу бы напомнить дочери об этом обстоятельстве — но тот отчего-то вышагивал невозмутимо, с грацией вожака львиного прайда, рядом с которым вился детеныш. Может быть, кто-то знает, как умирают пророки — но этот человек куда лучше знал, как умирают все, кто затаит недоброе на его родню.

Бледная ночь, наполненная светом прожекторов и падающим снегом, заглядывала в здание через два ряда окон по правую руку от входа. Сияли электрическим светом тяжелые люстры. Купольные своды высоченного потолка со всей его роскошью отражались в начищенном до зеркального блеска паркете пола. А посреди всего великолепия зала, в самом его центре, были выставлены два кресла, ныне занятых — супротив еще двух свободных, дожидавшихся дорогих гостей.

Уважаемых гостей встречали трое — впрочем, на ногах дожидался только цесаревич Сергий Дмитриевич, встав за спинкой кресла, на котором восседал Император самолично. Не поднялась с места и принцесса Елизавета, с вежливым равнодушием окинувшая вошедших взглядом — разве что коснулась рукой полы длинного изумрудного платья с воротом из светлого меха, то ли поправляя незаметную постороннему взгляду складочку, то ли демонстрируя набор перстней с крупными каменьями на пальцах — идеально подходящих к тем, что украшали заколку на высокой прическе. Впрочем, до личного представления, девушкам было уместно не показывать, что кто-либо вообще присутствует рядом — так говорят традиции, а им в этом здании старались соответствовать.

Может быть, поэтому император встречал их в горностаевой шубе, накинутой на тканную косоворотку с алым узором на вороте? Не было скипетра и державы в руках, осталась в хранилище шапка Мономаха — но и тяжелое одеяние, пусть и полураспахнутое на груди, подчеркивало власть и могущество.

Император выглядел ровно так, как был отражен во множестве портретов по всей стране — умный взгляд карих глаз, высокий лоб, уместная возрасту седина в висках коротких волос, широкие плечи и сильные руки с узловатыми пальцами, выглядывающие из рукавов шубы. Если бы иному режиссеру понадобился образ монарха, было бы сложно конкурировать с оригиналом.

Впрочем, с актерами достаточно просто найти подходящее тело, слепленное изнурительными тренировками, а затем наполнить его смыслом написанного сценария, приписывая мудрость и прозорливый ум заготовке, способной говорить выученный текст и двигаться так, чтобы зрители приняли этот образ и поверили в него.

Где бы только актеру добрать той подавляющей ауры мощи, что пробирает ознобом даже через соболиные меха?

В одном актер был бы схож с государем — тому тоже бы подошли любые одеяния и роли: будь то любой из полковых мундиров империи или белый халат врача, накинутый на плечи; деловой костюм магната или легкая летняя рубашка, как во время начальственных инспекций летней порой. Но на сей раз — содержание бы отвечало внешнему виду.

Равно как и сейчас — мужчина в тяжелом кресле и шубе выглядел и был императором, а вовсе не бизнесменом, встречающим делового партнера, которого пригласил обсудить пару вопросов, заодно познакомив дочерей. Именно так по своему содержанию звучало приглашение. И это уже само по себе настораживало князя Юсупова.

Куда скромнее выглядел цесаревич — тот виделся тенью отца в своем классическом костюме в серую полоску, да и держался откровенно скованно, не касаясь даже спинки кресла руками. Но внешне — весьма похож. Странно, что ему не выдали места — словно сорвался в последний миг и навязал свое присутствие, поставив перед фактом.

Впрочем, князю Юсупову до этого было мало дела.

Высокий гость величественно занял предоставленное ему место, разместившись напротив императора. Краем глаза проследил, как изящно присела на край своего места его Ксения — с досадой отметив, что той не пришлась по душе внучка императора, и по всей видимости чувство взаимное. Это у них быстро получается... Хотя, казалось бы, одногодки — и в равной мере не умеют скрывать чувства. Или не хотят? Обе улыбаются, верно — но кто же так смотрит...

— Я выражаю неудовольствие тобой, мой друг. На правах старшего по возрасту. — Голос, раскатами низкого тембра, наполнил высокий зал и растаял в его углах без эха, оставив после себя тишину.

Не было привычных приветствий и заверений в благорасположении — но было признание другом. Хлестнуло по нервам недопустимое слово, уместное только в разговорах с подчиненными — но вполне допустимое в нотациях от старших. Изнуряющая беседа, в которой, по замыслу хозяев, князя Юсупова будут возить мордой по полу, а тому останется только улыбаться, только что началась.

Князь застыл, выпрямившись на своем месте, и поймал взгляд старшего по возрасту — но никак не происхождению и силе воли. Этот вечер обойдется без улыбок.

— Я желаю поговорить о воспитании. — Акцентировал каждое свое слово император постукиванием указательного пальца по подлокотнику. — О главной добродетели, способной сохранить и приумножить достояние семьи.

Юсупов внутренне подобрался и бросил взгляд на дочь. Как и любой политик, он прекрасно знал, что в фундаменте любой благообразной речи сокроются убедительные мотивы для абсолютно любых поступков. А самую главную цель притязаний не стоило и искать — Рюриковичи наверняка намекали на часть влияния на пророка, его Ксению, которую хотели бы получить. Да хотя бы знакомством с принцессой — общество которой, безусловно, пойдет любому воспитанию только на пользу. Сейчас непременно припомнят оскорбление дяди императора, подводя речь под главные аргументы.

— Разве не родителям объяснять, как должно себе вести детям? Не им ли прививать уважение к людям, укладу жизни и законам?

Князь слегка расслабился, услышав положительный ответ своим предположениям. Ну, тут утрутся — еще не хватало отправлять свою дочь в этот вертеп, называемый высшим светом.

— Истинно так, — оттаяв, Юсупов обозначил внимание к беседе коротким наклоном головы.

— Так какого демона твой сын творит?! — Рявкнул вовсе аполитичный вопрос, заставив в испуге задрожать оконные стекла.

— Что? — Поднялись княжеские брови, а недоумение заставило дернуть локтем. — Какой сын?

Юсупов моментально вспомнил местоположение всех трех своих сыновей, припомнил все их прегрешения и нашел их умеренными. Не в той мере, чтобы вызвать гнев монаршей персоны.

— Максим. — Поиграл желваками император.

— Признаюсь, уже не в первый раз слышу это имя. Равно как то, что его называют моим сыном. — Собрался с эмоциями князь, стараясь выглядеть безмятежным.

Хотя обвинения в ЭТОМ месте от ТАКОГО человека в адрес давно списанного со счетов ребенка его всерьез обескуражили. Безусловно, он знал о существовании Максима — технического ребенка, рожденного только для одной цели. Воспитание пророка поиском потерянного родственника — таковой оказалась цена будущего благополучия клана много лет назад. Князь пошел на этот шаг с тяжелой душой. Но ровно с теми же эмоциями отправлял на смертный бой и других своих родичей, надеясь, что тем получится выжить.

Максим выжил, вырос, был усыновлен — и этого было более, чем достаточно, чтобы успокоить совесть. Статус бастарда, как защита от враждебного влияния Шуйских, подобравших мальца под свою руку — чтобы не смогли навредить через него клану. Проникновенная беседа о важности крови в исполнении Амира. И полная свобода действий для чужого, в общем-то, человека, которого не довелось видеть лично — не говоря уж о любви и гордости.

Ах да, пророка они все-таки воспитали, а значит все было не зря.

— Тебе что, было жалко подарить ему город? — Чуть придвинулся вперед император. — Ты чем думал, когда бросил его без внимания?!

— Это внутренние дела клана.

— Черта с два!! Внутренние дела завершились, когда он снес башню Черниговских! — Достался подлокотнику кресла удар раскрытой ладонью. — У моего порога! Перепугав всех свитских!

Как ни держал лицо князь, но изумление все же взяло верх. Он, безусловно, читал сводку происшествий, но никак не связал этого Самойлова с другим, которому полагалось тихонечко стареть в отдаленном княжестве.

— У него похитили невесту, — тихонько, тонким девичьим голосом вплелись слова в отзвук монаршего гнева.

Изумление скакнуло еще раз, потому как произнесла это принцесса Елизавета.

— Мы не имеем претензий по разрушенной башне. — Тут же скороговоркой произнес цесаревич, словно пытаясь успеть до нового раската отповеди от отца.

Князь Юсупов недоуменно перевел взгляд с одного на другого.

— Ладно. — Выдохнул император, в самом деле погасив новую вспышку гнева. — Мы не имеем претензий по башне, — проворчал он. — Раз мой сын просит за твоего... Но за Екатеринбург мне кто ответит?!

— А Екатеринбург же на месте, — чуть обескураженно повернулся Юсупов к дочери.

Они только недавно пролетали над городом.

— Восславим же великокняжеское воспитание, — едко отозвался император. — Мне сожгли только пригород.

— Это воспитание приемной семьи. — Открестился князь.

— Это твое небрежение. — Похолодел будто воздух от слов. — Только твое легкомыслие. Мастеровой будет объяснять ему уклад в стране? Твоя кровь станет его слушать?

— Шуйские. — Привел князь контрдовод, с легкостью сваливая всю ответственность на старых врагов. — Нелегко признавать потерю ценного ресурса, но бастард целиком ушел под их влияние. Горько осознавать, чем все это кончилось.

— Тем, что твой сын вытащил из Серебряного бора одного человека и выкинул его из самолета. — Сменился тон на доброжелательный.

— Насмерть? — Мигом выпалил Юсупов, затаив дыхание от надежды и волнения.

А рана на плече заныла застарелой болью.

— Насмерть. А затем откачал и притащил в Москву. Ты представляешь, как сильно эти деяния бьют по молодой голове? У него все получается, он творит все, что захочет. Его защищает передо мной мой сын. Что, по твоему, он станет делать следующим шагом? — Вкрадчиво произнес император.

— Мне неведом образ мыслей чужого мне человека. — Нахмурился князь.

Хотя, если признаться честно, поставить фамилию иного своего сына под данные поступки было бы приятно. Украсть невесту — Черниговский совсем с ума сошел! Произошло бы такое с его старшим — сметенная в пыль башня была бы идеальным ответом, достойным, крайне убедительным — но увы, несбыточным. Твердыни охраняются так, что... Князь осекся, пытаясь представить, как это вообще удалось сделать. И чуть не пропустил следующие слова императора, зацепив их в последний момент — оттого осознавал содержание некоторое время.

— Он вскрыл хранилище Борецких. Тут, в Москве. — Смотрели на него холодные глаза.

И в них не было ни понимания, ни прощения.

— Механизм мертв. — Отозвался князь, произнеся очевидное.

— Механизм запущен. — Надавили на него тоном и волей. — Твой сын вскрыл хранилище и демонстративно оставил его в таком виде, чтобы мы это увидели.

— Он... — Почувствовал себя весьма неуютно Юсупов.

— По твоему счастью, его включили девятнадцать лет назад. — Жестко произнесли ему в лицо.

Потому что включи его даже бастард — никакие оправдания не нашли бы места. Им бы это не простили. Никому бы не простили.

— То есть, он пожелал предупредить нас об этом?

Император разжал правую ладонь и продемонстрировал неровно оторванный клочок бумаги с текстом на нем. Поднял с ним руку — чего было вполне достаточно, чтобы цесаревич аккуратно подхватил листок и направился с ним к князю. На ходу, впрочем, тоже ознакомившись с содержимым — и судя по взгляду, оставшись от увиденного весьма обескураженным.

Юсупов получил бумажку, посмотрел на императора, на принцессу. Мельком глянул на мило улыбающуюся дочку.

'Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет.' — аккуратным почерком.

Князь перечитал строку заново и перевернул бумажку в поиске продолжения — того самого, что было и в Повести временных лет. 'Идите княжить и владеть нами' — такими словами должны были завершиться слова разобщенных племен Руси, вызвавших более тысячи и ста пятидесяти лет тому назад первых Рюриковичей из-за моря на княжение. Но их не было.

— Что говорят Борецкие? — С силой сжав листок, Юсупов постарался увести разговор в сторону.

Но сердце все равно ныло о неизбежности беседы — о том, что Рюриковичи, по мнению одного молодого человека, либо не справляются, раз призваны, а в стране все равно бардак... Либо, что крамольнее, вовсе не нужны.

— Княжна Борецкая знает о механизме. Но не знает, как его отключить.

— И она молчала?!

— Вы не спешили защитить ее семью. — Недовольно фыркнул император.

Значит, виновным за механизм назначат всех князей, а не того, кто раскрыл карты о деяниях Борецких и надоумил начать войну. Впрочем, узнали бы сами — и действовали бы в точности так же.

— Демоновы солнцепоклонники, — прорычал Юсупов. — Я был за то, чтобы вырезать их под корень. Вместе с этой безумной бабой! И я был прав!

— Прошу проявлять вежливость, когда вы говорите о сестре моей матери. — Неожиданно строго подал голос цесаревич.

— Приношу извинения, — отмахнулся от него князь без особого почтения, куда больше пытаясь обуздать гнев на Борецких.

Сумасшедшие, пытавшиеся призвать свое божество на землю — дабы в числе первопророков овладеть силой солнца и безудержной энергией термоядерного распада. Запрещенные знания выжигались с каждой новой сектой солнцепоклонников — но последователи таились, а для соблазна молодых и амбициозных ученых не нужно было много ресурсов. Подозревать в этом крещеных Борецких сначала было попросту глупо, а потом — поздно.

Не было информации, насколько далеко они продвинулись — но аналитики единодушно признали, что раз нет попыток изменения мироустройства, то им далеко до завершения. Войну поддержали практически все — большей частью поддакивая жадными гиенами малых родов в ожидании своей доли от раздирания на части богатейшего княжества. Но им первым достались токсичные подарки от Борецких — виртуозов водной стихии, каждый из которых был способен лишить питьевой воды целую область, заставляя болеть и умирать от жажды и кислотной воды с небес, подменившей привычные дожди. Затем последовали наводнения, цунами и диверсии на водохранилищах...

Словом, когда гиены рыдали о перемирии, а крупные кланы додавливали еретическую мерзость, появились сведения о Механизме. Борецкие отказались от власти над солнцем — но за годы войны смогли придумать, как его призвать во всем величии, наплевав на то, что планета такого не выдержит. Впрочем, Борецких в те дни оставалось не более пары десятков — и огненный саван размером во всю Землю был для них красивым исходом, вычеркивающим из войны победителей, но не оставляя побежденных. Императора тогда смогли убедить стать посредником, что примирил враждующие силы. Все-таки, все очень хотели жить — и Борецкие, и другие великие кланы. И Император — тоже.