5. Напряжение на высоте

Порывался встать, но снова садился за стол князь Давыдов. Ему принесли сотовый телефон, его переполняли эмоции и желание высказать все про Черниговских в Инстаграм — но телефон отчего-то сбоил, и Юсупов прекрасно знал, отчего... Не ко времени рассказывать о своих планах.

Рвался бежать и искать спасенную дочь Еремеев — но к нему персонально пришли в гости люди от князя Мстиславского, уведшие его в сторону и что-то настойчиво ему говорившие. Зачем они тут? Вернее — как дети умудрились зацепить и эту влиятельнейшую семью? Спросить бы — да на плечи Юсупова отчего-то легла такая тяжесть, что не было сил встать на ноги. Наверное, он все-таки был слишком стар для таких новостей.

Ладони то складывались под подбородком князя, то ложились на лицо, то не находили себе покоя на коленях. Внук ввязался в войну против имперского клана, сильного, могущественного, богатого ресурсами и союзниками — а значит сейчас князь Юсупов дослушает плохие вести и пойдет завершать начатое молодой кровью. Они ведь пока слишком молоды и умеют только начинать — а вот умение завершать приходит только с годами.

Во всяком случае, он уже невольно начал подготовку к этому, сковав всех присутствующих общим делом и финансовым интересом — пусть готовил их не к этой войне, а к противостоянию с Аймара, принцессу которых похитил его внук — Аймара, которые тоже уже были в Москве всем своим боевым крылом... Самое время проверить, насколько прочен созданный союз.

Мгновение, когда набранный в легкие воздух должен был разразиться призывом к братьям к общей битве был прерван самым печальным образом.

Князь Юсупов уже медленно встал на ноги, нависая над столом, привлекая взгляды и заставляя иных уважительно затихнуть, когда один из порученцев, чуть подрагивая руками, поднес ему трубку спутникового телефона.

— Вас Император, ваше сиятельство, — упали слова в установившейся тишине.

И князь Юсупов принял трубку под общими взглядами, аккуратно сев обратно и уронив тяжелое, не предчувствующее ничего доброго 'алло'.

Потом были слова 'Верно, это мой внук' — мрачные, словно признание вины. 'Я не стану с этим спорить' — как осознание степени преступления. 'Возможно', 'это нужно обсуждать меж ними' — элементами тяжелого торга. 'Я не желаю навязывать свое мнение, но...' — так тревожно зависшее на последнем слоге. 'Если вы сможете это обеспечить'. 'Пусть будет так, как они захотят' — уже тише и бесцветно. 'Мое согласие у вас есть. Но только с соблюдением этих условий' — словно компромисс между плохо и очень плохо... 'Мне уже скверно, не трави душу...' 'Буду' — уже в ответ на слова уважения перед князем, пусть и наверняка загнанным в угол, зато все еще говорившим с самим Императором на 'ты'.

Тяжелая трубка телефона легла на стол. В тишине, продолжавшей быть абсолютной, Князь Юсупов оперся на локти и, склонившись вперед, закрыл лицо ладонями.

— Все вон. — Произнес князь Шуйский своим людям.

Но убраться из главного зала посчитали правильным все слуги. Остались только князья и хозяин дома, спровадивший во двор упиравшихся людей Мстиславского, продолжающих робко и слегка недоуменно тыкать в его сторону бумагами. Эка он неосторожно... За неуважение могут принять... Впрочем, уже не важно.

— Господа, — не отрывая ладони от лица, глухо произнес Юсупов. — Ежели кто пожелает выйти из Персидского проекта прямо сейчас, я не буду иметь претензий.

Будто капитан тонущего корабля, призывающий благородных друзей покинуть борт, а не сражаться с необоримой волной.

Император — это слишком много для авантюристов, пожелавших обогатиться на чужбине. Их корабль уже шел ко дну, не успев выйти из порта — а значит мудрые и осторожные, несмотря на кучу сведений и информации, вложенных в проект, сделают так, как делали всегда. Зафиксируют убытки и забудут. Тем более, что нет урона чести, если отпускают просто так...

— Прощу прощения, я должен заняться семьей, — первым грузно поднялся из-за стола князь Долгорукий. — Мой внук наделал дел. — Вышагнул он из-за стола, одернув пиджак.

— Господа, вы всегда желанные гости в моем доме, — неловко встал князь Галицкий и не отрывая взгляда от пола шагнул на выход.

Но напоследок оба все же оглянулись на замершего на стуле Юсупова, Шуйского, а также — самую малость изумленно — на Панкратова. Он что, не понимает, что война с Черниговскими все равно будет — а также со всей остальной сворой, что почувствует слабость Юсуповых и негласную поддержку Императора? Да, не сейчас, но это как с хронической неудачей — человек может выглядеть бодро, но уже завтра уйти в могилу... И быть заразным этим недугом. Сейчас будет только отсрочка — словно от крайне дорогостоящего, но — увы, одноразового препарата...

— Постойте. — Заставил их замереть на полшага от выхода голос Еремеева. — На правах хозяина дома... Так неправильно. Просто уйти — и все. — С силой протер себе лицо мужчина. — Давайте я выкуплю у вас ваши доли, чтобы соблюсти приличия. Пожалуйста.

Галицкий и Долгорукий переглянулись и пожали плечами. Действительно — эти отношения было бы логично завершить сделкой, а не молчаливым уходом за порог.

— Вот, — чуть неловко из-за торопливости выгреб Еремеев какую-то мелочь из кармана и высыпал на край столешницы.

Часть копеечных монет упала и прокатилась куда-то в угол зала.

Молча подошел Долгорукий, чуть нахмурился, глядя на россыпь, и забрал себе более-менее непотертый рубль, тут же отвернувшись от стола. Галицкий не глядя сгреб пятидесятикопеечную монету и направился на выход вслед за Долгоруким.

Дверь затворилась, оставив в тишине за большим столом пятерых человек.

— Вася, ты тоже иди, — обратился Шуйский к Давыдову, занятому очень странным делом — тот методично и без единой эмоции снимал с себя ордена и медали, а затем взвешивал в ладони, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Я гусара не брошу. — Хмуро произнес тот, даже не думая сдвинуться с места.

— Вася, ты присягнул Императору. Ты должен уйти. — Настаивал его товарищ.

— Мне лучше знать, что я должен делать! — Гаркнул князь Давыдов. — Тут, в моей руке — килограмм орденов! Разве килограмм моих подвигов не стоит того, чтобы простить единожды ошибившегося гусара?!

— Василий, я уже договорился. — Прошептал из-за ладоней Юсупов, не открывая лица.

— А я не знаю, о чем вы там договаривались! Оттого вправе действовать сам, по своему умыслу! — Уже с тканью срывал с себя Давыдов ордена. — Два килограмма! Измаил, Берлин, Париж!

— Князь, успокойтесь, — посоветовал ему Панкратов, расставивший ноги и опершийся на стул с такой позой, чтобы было понятно — никуда он не уйдет. — Никто не сомневается в величии ваших подвигов и ценности их для страны. Уверен, князь Юсупов имеет ввиду совсем другое.

— Что тут еще можно иметь ввиду, а? — Сорвав уже все ордена, не найдя новых и чуть ссутулившись, произнес Давыдов. — Максима же повесят...

Его ладонь колола булавка ордена Святого Георгия, но он словно не замечал проступившей капли крови на коже.

— Я думаю, князь Юсупов сам нам сейчас скажет. — Мягким тоном ответил ему Панкратов.

— Господа, вы все еще можете абсолютно спокойно и невозбранно уйти. — Пробормотал Юсупов.

— Оставьте, князь, — махнул рукой Панкратов. — Все, кто хотел уйти, уже сбежали. Шуйский, вы же не желаете уходить?

— Мой внук оставил подранка. — Недоуменно поднял тот бровь. — Вы даже не представляете, как они сладко пахнут страхом.

— Еремеев, вы-то проявите благоразумие? Ваша дочь уже спасена.

Хозяин дома почесал озадаченно подбородок и, удерживая ладонь перед лицом, другой рукой повернул ободок одного из колец — явив присутствующим 'признающий' герб Мстиславских.

— Оказывается, у меня дочка кормилицу принца из-за грани вытащила, — доверительным тоном произнес он. — Мне пообещали любую поддержку в любом вопросе, — подчеркнул он последнюю фразу, хищно улыбнувшись.

Сдвинув пальцы, из-за ладоней на Еремеева неверяще глянул даже Юсупов. Но потом снова закрылся ладонями, продолжая молчаливо изображать скорбь.

— Я не уйду. — Буркнул Давыдов. — Непонятно, отчего вы сами не уходите. — Покосился тот на Панкратова.

— Я уже заработал кучу денег на падении Черниговских, — деловито ответил он. — Не такую, как закопана во дворе. Но я не откажусь заработать еще.

— В таком случае, ежели никто не уходит... И рядом только верные люди...— Вздохнул из под ладоней Юсупов.

А затем медленно убрал их от лица, открывая широкую и крайне довольную улыбку, которую так чертовски тяжело было скрывать все это время.

— Это его от горя так, да? — Ткнул Василий локтем Шуйского, опасливо глядя на могущественного князя.

— Я боюсь, что от радости, — скептически отозвался тот, в очередной раз с горечью поражаясь, как изменились времена — напротив скалился в искренней улыбке его старый враг, а ему почему-то тоже было хорошо, и даже отлегло от души...

— Вася, в какой там пачке была водка? — Потер ладони Юсупов. — Нам бы наших врагов помянуть. Ну, и за здоровье молодых, разумеется.

— А нет, он вполне здоров, — авторитетно высказался гусар, оборачиваясь в сторону стены и выуживая нужную упаковку.

Не то, чтобы та была подписана и стояла второй с конца — но чутье и многолетний опыт...

— Так, а война? — Недоуменно оглядел всех Еремеев, нервно крутя перстень на пальце.

— Некогда воевать, бизнес стоит. — Открывая бутылку, указал ему Юсупов на скинутые на пол бумаги.

— Я не совсем понимаю...

— Молодой еще, — веско сообщил ему Панкратов, разливая в подставленные рюмки Шуйскому и Давыдову. — Я, так думаю, у нас только что появился новый пайщик? — Вопросительно посмотрел он на Юсупова, заново оценивая слова, сказанные в коротком телефонном звонке.

Не все, правда, сходилось, но вскоре он определенно узнает, о чем они там договаривались — равно как причины, как гнев за имперское преступление сменилось милостью...

Князь Юсупов сначала хитро улыбнулся, потом отчего-то посмурнел, но все-таки кивнул.

— Я думал ему доли Галицкого с Долгоруким предложить, — недовольно покосился он на Еремеева.

— У всех из нас было полтора рубля, — тут же изобразил тот невозмутимое лицо. — Это была честная сделка.

Теперь на него хмуро смотрели и все остальные. Потому что предприятие с участием Императора — обычно весьма успешное предприятие. И когда у тебя в нем десять процентов, а у некого мужчины с полутора рублями — двадцать один...

— Что ж я, свою кровинку без приданного отдам? — Чуть испуганно оглядев хмурых князей, похлопал ресницами Еремеев и оглянулся на князя Юсупова.

— То есть, Максиму двадцать один процент? — поиграв желваками, произнес тот.

— Н-ну да, — пожал тот плечами.

— Слышали, что мой сват говорит? — Обнял Юсупов его одной рукой и горделиво посмотрел на остальных.

— Самая богатая невеста в стране, — смирившись, грустно вздохнул Панкратов.

— За такую и десять миллиардов не жалко, — тоже осознав безнадежность что-либо выцарапать для себя, поддакнул Шуйский.

— Гор-рько!

— Василий, рано! Их еще найти надо... Кстати, где они ходят вообще?

Глава 1

Из Екатеринбурга мы привезли снег. Целый океан снега, заметавшего яркие огни ночной столицы, пока самолет шел на посадку; медленно парившего крупными хлопьями в воздухе по приземлению, сверкая в свете фар буксира и служебных машин, а также десятка автомобилей, дожидавшихся нас в паре сотен метров от трапа.

Снег падал на плечи княжича Шуйского, вышагнувшего из салона на верхнюю ступень трапа и зорко оглядевшего встречавших нас людей. Половина машин была с его гербом на номерах — удостоверившись, юноша отшагнул в сторону, более не скрывая выход своими немалыми габаритами.

Снег медленно таял на рыжих волосах девушки, вышедшей вслед за ним. Принцесса Аймара Инка выглядела уставшей и болезненно серой. Отчасти сказались переживания последнего дня. Отчасти — виновны несколько бутылок вина, совместно приговоренных с княжичем во время полета. По официальной же версии — это все последствия посредственной готовки придорожного кафетерия, сказавшиеся только сейчас.

Девушка с благодарностью приняла протянутую ей ладонь княжича — громадную, в которой ее ладошка могла быть смята неосторожным движением, если бы не удерживалась с бережливостью самой ценной вещи на Земле. Друг за другом двое осторожно спустились по ступеням и невозмутимо направились к ожидавшим машинам.

Нас с Никой, стоящих в стороне от слепящих фар, эти двое предпочли не заметить. Но мы не обижались, равно как не уточняли причину общего на двоих маршрута для людей, познакомившихся в весьма неоднозначных условиях. Ныне этих двоих связывали самые крепкие взаимоотношения, которые могли быть между юношей и девушкой: она полночи выражала неудовольствие сантехнике, а он придерживал ее за локоток. Обычно последствия данных событий впадают в иную крайность: показного равнодушия друг к другу, отведенным в сторону взглядам и желанием избежать новой встречи. Видеть чужую слабость позволено только очень близким — каковым, как оказалось, можно успеть стать всего за пару дней.

Тем более, что свидетелей недуга не было, а значит урона чести никакого. Потому как возможные свидетели были достаточно мудры, чтобы старательно притворяться спящими.

Мы прошли смертельный бой несколькими часами ранее. Мы заставили сбежать 'виртуоза'. Но были максимально близки этой ночью к тому, чтобы нас выкинули с самолета. Поэтому сон был размеренный, глубокий и спокойный, равно как и дыхание — к которому Аймара Инка напряженно прислушивалась время от времени, пока организм вновь не начинал протестовать по поводу употребленных на двоих пяти бутылок вина...

Даже сейчас, проходя мимо, принцесса не удержалась и бросила осторожный взгляд в нашу сторону. Я улыбнулся, коротко кивнул и указал взглядом налево — туда, где стояли на краю взлетного поля, заметаемые снегом, два самолета с гербами Аймара... Еще никогда похищенная (по версии ее самой) девушка не находилась так близко от родных, прибывших ей на помощь. Большинство, разумеется, были в столице, но уверен, внутри огромных самолетов даже сейчас дежурили люди ее клана — никто не оставит технику без присмотра.

Но отчего первые эмоции узнавания, радости и злорадства, мелькнувшие на ее лице, сменились тоской? Словно у тех ребят из летнего лагеря, что так желали сбежать от нас с Артемом, а потом, подружившись, грустили после завершения смены?.. Рука девушки сильнее приобняла локоток Шуйского, а сама она отвернулась от самолета, чуть наклонила голову и продолжила идти к машине.

Артем уловил заминку, но трактовал ее иначе.

— Мы в больницу. Вы с нами? — Обернулся он к нам.

— Ты как? — Поинтересовался я у Ники. — Больница клановая, хорошая.

Иных у Шуйских быть не могло — несмотря на то, что главная семья клана в столице появлялась крайне редко, в Москве на нее постоянно работали сотни людей, так или иначе связанных с их интересами, представительством и родовыми предприятиями. Доверять же здоровье сотрудников чужим людям — означало бездумно отдать их для вербовки конкурентам. Иные диагнозы, особенно сезонные и туристические, позволяли легко подцепить на крючок семейного человека, даже сотню раз проверенного и надежного, но не желавшего рушить свою семью из-за южного приключения. Собственно, оттого клановые больницы в столице были практически у всех значимых семейств.