Надо поспешать, где-то здесь должны быть прислонены к забору лестницы, которые наш авангард припёр, да и сами мы несколько штук тянем. А, вот она! Увидел только потому, что по ней уже кто-то карабкается. Блин, как в кино про штурм средневековых крепостей. Следующим я не оказался, меня вообще оттеснили куда-то в сторону. Ну, никакого уважения к начальству. Вдруг слева от меня кто-то пробежал, скорее проковылял, глубоко проваливаясь в снег. Вот и наши инженерные средства добрались. Быстро помог пристроить лестницу к забору, шаг на первую ступеньку — она уходит под моим весом вниз. Вторая нога — ступень ещё оседает, но гораздо меньше. Побежали.

Когда переваливался через верх, мимо уха свистнуло. Сердце забилось, хотя вроде куда быстрее — сейчас пульс, наверное, зашкаливал за двести. Рухнул на утоптанный двор — теперь бы разобраться куда бежать, в кого стрелять. Вспышка метрах в двадцати, выстрела, именно этого, конечно, не слышу, но что-то отчётливо бьет в доску забора буквально в нескольких сантиметрах. Чем ему так моя голова приглянулась? Падаю, дёргаю из-за спины на грудь автомат и перекатываюсь. Вот — теперь можно и ответить! Короткая очередь на три патрона, ещё перекат, и опять очередь. Если не убил, то напугал точно, потому как не стреляет. Может перезаряжается? Тогда ещё одну короткую, на всякий случай, а то случаи бывают разные.

— Гранатами огонь! — кто-то, вроде даже Потапов, пинает меня по заднице.

Ладно, простительно — в этой темноте и маскхалатах хрен разберёшь кто есть ху. Интересно, о чём это я сейчас? Причём здесь ху, или это я не договорил? Чёрт, отставить Фрейда с Юнгом! Окно казармы освещено пламенем из ствола огрызающегося пулемёта.

Бу-бух! Пулемёт выносит прямо вместе с пулемётчиком — наверно целую связку закинули. Расточительно конечно, но у них там тоже гранаты должны быть — лучше мы их себе заберём, чем они их нам сюда побросают. Да и связки у нас не из гранат, а усиленны аматолом.

Ещё два мощных взрыва сотрясают казарму. Сейчас там точно мало никому не показалось.

— Отставить гранаты!

Десяток секунд, чтобы не нарваться на уже брошенную связку, и несколько белых фигур с разбега впрыгивают в окна, ещё на лету открывая огонь из автоматов. Помещение буквально нашпиговывается пулями. Запрыгнувшие бойцы смещаются в стороны, а у оконных проёмов пристраиваются ещё стрелки, готовые открыть огонь на любой шорох. Пошедшие первыми сейчас должны перезаряжаться. Сколько стоило вдолбить бойцам, что не надо отстреливать весь магазин до железки, и пытаться убрать в подсумок расстрелянный, тоже не надо. Осталось пять патронов? Да и хрен с ними — дай магазину упасть на землю, потом подберёшь, всаживай в приёмную горловину новый и будь готов к открытию огня. Лучше быть живым с ножом, чем трупом с пулемётом.

Вторая партия пошла. Эх, надо было штурмовикам придумать крепления фонарей на оружие. Фонарей у нас много, да и батареи пока есть. Ну да ладно, сейчас должны и пистолетами обойтись — для них второй руки не надо. Защёлкали одиночные. Всё-таки делать контроль я им в головы вбил. Видишь, враг лежит — стрельни. Ну и что, что не шевелится, когда шевельнётся, может оказаться поздно.

Бах! Винтовочный! Пропустили всё же кого-то. Опять защёлкали пистолетные. Распахивается дверь, в неё так никто и не вошёл — всё-таки чему-то научились, и один в белом тащит другого.

— Санитар!

Чёрт, всё же нарвались. Теперь вроде тихо. Похоже, всё.

Снова заполошная стрельба, но только из пистолетов. И опять затихло. Лучше бы сам с ними пошёл! Ведь мог бы настоять, и хрен кто слово поперёк сказал бы. Но нельзя! Эти мальчики уже не мальчики. И моё-то нынешнее тело не сильно старше их, но воспринимаю всё равно как пацанов. Кроме старшины, капитана, ну, и ещё десятка-двух. Чтобы выжить, им надо учиться.

Да, бой это уже не учёба, но думается мне: то, что мы сейчас боем называем, через год за обучение сойдёт. Каждый следующий год войны бывает много сложнее предыдущего, и выжить становится всё труднее. Только так, сдавая кровавые экзамены, можно подниматься всё выше и, если не увеличивать, то хотя бы держать свой шанс на выживание, стабильным. Главное не сбиться на пафосное — тяжело в ученье, легко в бою. В бою всё одно тяжелее, но ученье может хотя бы подготовить тебя.

Не стреляют. Уже почти минуту. Вроде, и правда, конец.

Трупы и оружие стаскивали на середину двора. Пока не насчитал двадцать два покойника, не успокоился. А тут ещё стрельба в селе. Кому это там погеройствовать захотелось? Вероятнее всего шум из-за группы наших бойцов, которые пошли разоружать местных полицаев. Хотя в округе разоружили многих, естественно Больших Жарцов это не коснулось, а вот теперь какая-то неприятность. Стоит разобраться.

— Байстрюк, со мной.

— Есть!

Несмотря на шум, который мы устроили, на улицу никто не лез — местные сидели тихо. А вот и новое место увеселения. Несколько бойцов стояли, прижавшись к стене дома, а один выглядывал из-за угла, что-то высматривая в соседней хате или около.

— Кто старший?

— Младший сержант Смирнов, товарищ командир, — ага, помню, опытный боец.

— Докладывайте.

— Мы пошли самооборонщиков разоружать, а тут этот стрелять стал.

— Потери?

— Нет. Он вроде вообще в воздух палил.

— Дом окружили?

— Да, двоих в обход послал.

Воздух уже посерел, рассвет вот-вот.

— Кто такой там?

— Гринюк вроде как, начальник над местными самооборонщиками.

— Чего говорит?

— Ругается, катиться велит.

— Ясно, оставь одного человека и давай дальше. Сколько их тут всего — самооборонщиков?

— Так девять ещё, кроме этого. Мы ж его прихватить хотели, чтобы он своим команду дал оружие сложить. А он видишь — в бутылку полез. Я его предупредил, что хату запалю, а он грозится, что только пугал, но может и взаправду убить.

— Ладно, давайте по другим. Адреса есть?

— У меня схемка. Епишин, остаешься с товарищем командиром, — тот боец, что выглядывал из-за угла, обернулся и кивнул, а затем опять стал наблюдать. — Остальные за мной.

— Смирнов, пошли связного к капитану, пусть тебе ещё людей дадут — вас всего четверо остаётся.

— Есть, я лучше к ротному пошлю.

Правильно конечно, Веденеев, командир первой роты, тоже должен быть около цеха, видел я его.

Когда мы остались втроём, подошёл к Епишину.

— Что там?

— Не видно не хрена, но вряд ли убёг. Там Григорянц с Прокловым у него на задах сидят.

— Хорошо, отойди-ка пока, — изба стояла тёмная, без единого огонька внутри, ну это и понятно, но одно окно вроде как распахнуто. — Эй, Гринюк, слышишь меня?

— Даже вижу, могу пулю между глаз вогнать.

— Тогда точно сгоришь, вместе с домом и домочадцами. Ты чего стрелять стал?

— Жить хочется.

— Ну, стреляя в моих людей, ты жизнь точно не продлишь, а вот сократить можешь запросто. Так как ты не в кого не попал, то можешь сдать оружие и жить дальше.

— Сейчас. Как только оружие отдам, так зараз и шлёпнешь, я вас коммуняк знаю.

— Может и знаешь, но раз землю до сих пор топчешь, то явно не дурак. На тебе что жизни людские?

— Не, я не душегуб.

— Тогда сдавай оружие. Если на тебе крови нет, то слово даю, что не тронем.

— А ты кто такой?

— Леший. Слышал?

— Ну, слыхивал. А не врёшь?

— А смысл?

— Это ты в Залесье Богдана повесил?

— Если это тот хорёк, что людей под пули подвёл, чтобы перед врагами выслужиться, то я.

Надо же, а ведь я не имени ни фамилии его не спросил. Похоже на сработавшую психологическую защиту — вроде, не знаешь как зовут, и убивать легче.

— Ну, тогда заходи, погутарим.

— Леший, нельзя, — Жорка аж за рукав ухватил.

— Не страшно, раз договариваться решил стрелять не станет. Могу доказать, — отвернулся от Байстрюка и крикнул. — Я с товарищем зайду, он меня одного опасается отпускать.

— Да и заходите, чего мёрзнуть то.

— Видал? Пошли.

И пошли. Немного мандраж всё же бил, вдруг, и правда, пальнёт, но обошлось.

Изба была большая — внушительный пятистенок с огромными, метров под сорок квадратных, сенями, из которых ещё пара дверей вели куда-то на двор. Не удивлюсь если тоже крытый. Хозяин оказался здоровым мужиком под два метра ростом. В плечах если не косая сажень, то близко. Винтовка в его руках казалась тростинкой. Короче, русский богатырь на службе у Змея Горыныча.

Из сеней прошли в просторную комнату, не знаю как называется, но не горница. В горнице вроде не должно быть такой большой печи, от которой приятно тянуло теплом.

— Ну, садитесь гости дорогие. Самогон будете? Извините, казённой давно уже нет, но этот я для себя гнал. На берёзовом угле настоян, да молоком чищен. По мне так лучше казённой, да и покрепче будет.

— К тебе как лучше обращаться?

— Зови Степаном.

— А по отчеству?

— Обойдусь, не такой и старый.

По сравнению с нами, явно постарше будет. Годов не как нам с Жоркой вместе взятым, но лет сорок ему будет, наверно.

— Хозяин барин, — махнул Байстрюку в сторону стола, да и сам уселся.

Гринюк отставил винтовку в сторону, но так, чтобы можно достать, особо не тянувшись, и тоже уселся. Когда садился, рубаха, что висела навыпуск, прижалась к телу, и стало заметно, что за пояс что-то заткнуто. На наган не похоже — скорее пистолет.

Выпили, закусили квашенной капустой и чем-то, что я посчитал мочёной репой. Почему? Не знаю, никогда не пробовал репу, по крайней мере, не помню такого случая, а уж мочёную и подавно, но вот так в голове сложилось.

— Где домочадцы?

— В подполье сидят. Там, небось, всё село сейчас. В подполье.

— В общем так, Степан, оружие придётся сдать.

— Это с какого такого хрена?

— А с такого, что в других деревнях уже сдали. Слышал?

— Краем уха.

— Вот теперь и сюда добрались.

— Германцам каюк?

— Ага, — Жорка зло усмехнулся. — И прихлебателям их тоже будет, коли не одумаются.

— Сержант, отставить.

Вот сегодня мне игра в хорошего и плохого следователя совсем не нужна, мне сейчас нужно показать наличие единоначалия.

— Да, немцев в селе больше нет.

— Вернутся, — Гринюк разлил ещё по стопке, но пить не спешил.

— Вероятно.

— Цех сожжёте?

— Нет. Зачем? Станут скотину дальше увозить. Оно нам надо?

— Второй раз они на это не попадутся.

— Как говорил один сказочный герой, кстати, людоед по совместительству, пожуём — увидим.

— Даже так. А не слишком? Германец на сказочное чудовище как-то больше смахивает

— А мы поднапряжёмся. Ну, так что надумал?

— Куда так гонишь?

— Время — жизни. Твои, кстати, не решат последовать примеру, пострелять там или ещё чего?

— Кто ж их знает, но думаю, сдадутся. Слухи, что в других деревнях прошло всё более-менее тихо, дошли. Ну, акромя мордобоя, — хозяин хитро покосился на надувшегося Жорку.

Как же быстро у них здесь слухи распространяются.

— Мордобой, это можно. Но только сегодня, для симметрии, не моему бойцу харю начистят.

— На меня намекаешь? — Степан почесал здоровый, чуть ли не с мою голову, кулачище.

— Ага. А ты что думал, нам тебя целовать надо? Уж по чавке ты всяко заслужил. Ведь заслужил, а?

— Ну, не без этого, может и заслужил, — нехотя выдавил здоровяк.

— Не бойся, бить будем аккуратно, но сильно. Нет худа без добра, синяк немцам предъявишь — мол, застали врасплох и глумились, краснопузые.

— Это конечно, да. Но меня, знаешь ли, в селе ещё пока никто не уложил ни разу, да и из соседних деревень тоже. Неохота, понимаешь, уважение терять. Давай-ка, ещё выпьем, да отправишь ты своего бойца погулять, а мы пока обсудим дела сложившиеся.

Жорка снова вскинулся, готовый встать на мою защиту, но я успокоительно положил ему руку на плечо.

— Давай, — снова выпили. — Сержант, пойди проверь секреты, что вокруг дома, людей успокой, но напомни и о бдительности.

— Так вот, — продолжил Гринюк, когда мы остались одни. — Авторитет мне терять нельзя, тебе же и невыгодно.

— Интересно, вот с этого места поподробнее.

— Германец считает, что надолго пришёл. Но так многие думали. Через год или через десять, но он всё одно уйдёт, а огребать за чужие грехи я не хочу.

— За свои не боишься?

— За свои отвечу.

— Думаешь, что если скажешь немцам, что отбился от партизан, то почёт тебе будет и уважуха, особенно на фоне перебитого гарнизона и разоружённых подчиненных? Не, не сработает, не поверят.

— Поверят. Знаю как сделать. Об этом уже разговор был, а потому еще с твоими постреляем и разойдёмся.

— Что за разговор?

— Да с одним чином из администрации мы об заклад побились, что я скорее умру, чем сдамся.

— А не захочет ли тот чин тебя скорее сдать, чем заклад отдавать?

— А мы не на деньги бились, а на должность. Если я выиграю, он меня начальником волостной полиции поставит.

— А мне с этого резон?

— Чем не резон иметь своего начальника полиции?

— Ну, если вопрос так стоит... Но смотри, на такой должности замараться очень просто, а вот отмыться.

— То есть, пусть лучше сволочь какая станет?

— Хорошо, что смогу, когда тебя судить будут, сделаю. Но учти, я выше головы тоже не смогу прыгнуть.

Не могу же сказать, что права у меня здесь тоже птичьи, и не факт, что на одной скамье не окажемся. В конце концов, риск дело благородное. Если же буду иметь информацию чуть ли не из первых рук, а волостной начальник полиции, это почитай деревень тридцать в подчинении, то можно здорово жизнь облегчить. Будем рисковать.

— Кроме того, винтовочку я могу выкупить.

— И пистолет.

— И пистолет, — хмыкнул Степан. — Махнём на танк?

— Не глядя. Что за танк? Битый?

— Нет, целёхонький. Только бензина и пулемёта нет. Я не брал, бензин, небось, сам кончился, а пулемёт, наверняка, экипаж утащил. Там ещё что-то с мотора свёрнуто — старшой мой в технике разбирается, говорит карбюратор. Пушка и малёк снарядов на месте. Ну, как на месте, замок и снаряды в сторонке закопаны. Но видать бойцы спешили сильно, неаккуратно спрятали.

— А карбюратор?

— Этой штуки, вроде, там нет.

— Жаль, но найдём. Эх, если бы чутка пораньше, до снега.

— Ну, извини. Раньше вы сами не приходили.

За десять минут обговорили способы связи. Дёрнули ещё по одной — за успех нашего безнадёжного мероприятия, и я пошёл.

Смирнов вернулся ещё через четверть часа.

— Как?

— Всё хорошо, товарищ командир. Как сказали остальным, что старшего ихнего грохнули за отказ сотрудничать, мигом лапки позадирали. Двое, правда, сбежать пытались, но на оцепление нарвались.

— Откуда оцепление?

— Так это... Калиничев организовал.

Молодец лейтенант, и когда успел только.

— А с этим чего? — младший сержант махнул в сторону осаждённой избы.

— Поговорили мы с ним. Упёртый. Но жизнь свою он выкупил.

— Это как?

— Да вот, сдал нам одну хорошую штуку.

— И что теперь?

— Уходим?

— Вот так и оставим его?

— Ну, нет, конечно. Постреляем, окна побьём. В общем так, людей из засады убирай, оставишь пару бойцов... Хотя, останешься сам, с Епишиным. Десяток патронов по избе выпустите, да низко не цельте — там люди в погребе, и уходите. И не болтать. Ясно?