Две недели назад бронированный 'ЗиЛ' маршала, на котором она ехала по Можайке на дачу , чтобы не сбить перебегавшую шоссе маленькую девочку, ушёл в кювет.

Кувыркался через крышу так, что машина восстановлению уже не подлежала...

Только в воскресенье она вышла из госпиталя имени Бурденко ... а в понедельник, услышав характерный лязг на шоссе, бросилась искать мужа.

Поняв, что стряслась беда, тихо, как мышка, сидела в приёмной. А теперь— будь что будет — сидела в углу кабинета и смотрела на своего мужа... смотрела, смотрела... как в последний раз.

'Эхе-хе... собрались трусливые старики, ни на что не годные. Попал я , как кур в ощип!'

'Ты про что?'

'Да... так. Всему конец. Снимут с меня мундир — и поделом! Так и надо. Чего добивался? Прослужив шестьдесят лет, не отличил политическую проститутку , сраного комсомольца, от себя, солдата, войну прошедшего...'

'Дима, всё равно. Я тебя люблю. И в мундире. И без мундира, тоже.'

'Да мне не мундира жалко... я полагал, что моё мнение о катастрофе, о угрозе развала страны— разделяет народ. Ан нет. Люди политизированы. Почувствовали свободу — а мы полагали иное...стал я игрушкой в руках политиканов.'

В дверь осторожно постучали...

'Эмма, иди. Не нужно тебе здесь...'

'Дима, нет! Не смей! Я с тобой...'

'Куда со мной— в тюрьму?'

'Да хоть в могилу. Куда ты— туда и я... я с тобой!'

Глаза жены блестели отчаянным блеском. Язов взял её руку — и сделал то, что никогда не делал за полвека супружеской жизни: осторожно, нежно , ласково и неумело — прижал к своим губам...

Потом чуть дрогнувшим голосом сказал :'Войдите!'

Вошедший, в мешковато сидевшем штатском костюме, держал в руке деревянную дубинку, на которой было аккуратно вырезано :'Забью я туго в тушку Пуго'.

'А скажите, товарищ Маршал Советского Союза — это что вот такое?'

Язов с недоумением посмотрел на протягиваемый ему предмет :'Полагаю, что это бейсбольная бита...'

'О! И кто же это в Советском Союзе в бейсбол-то играет, а?' — весело блестя из— под пенснэ молодыми глазами, спросил незваный гость.

19 августа 1991 года. Двадцать три часа четырнадцать минут. Москва, Кремль. 'Корпус', второй этаж.

В маленькой комнатке отдыха, дверь в которую скрывала неприметная, ничем от других не отличающаяся дубовая панель, пахло наштырём и спиртом...

С тихим звяканием в эмалированную, изогнутую чашечку падали пустые ампулы...

Врач, ритмически сжимающий красную резиновую грущу, посмотрел на то, как поднялась ртуть в тонометре, повернул крантик, из которого с шипением стал выходить воздух, расстегнул чёрную матерчатую манжету на руке Язова, лежащего на чёрном кожаном диване с высокой спинкой.

Потом вынул из ушей металлически поблескивающие трубочки стетоскопа, повесил их на грудь и с недоумением спросил человека в пенснэ :'А зачем Вы ампулы берёте?'

Берия наставительно ответствовал :'Да ведь Вы, доктор, нэ просто пациента пользуете! Вы — ах, какого человека спасаете! А ежели , вдруг, не спасёте, а? Мы тут , на досуге, тогда посоветуемся с товарищами из Академии Медицинских Наук, проконсультируемся со специалистами— всё ли сделано как надо? А то, знаете, были уже в кремлёвской больнице прецеденты... '

И пристально посмотрел на бедного доктора ледяным взором.

У врача задрожали руки... 'Сейчас, сейчас, вот... а, уже лучше! Видите, порозовел... и тоны сердца уже ровнее... что с ним стало?'

'Сам не понимаю, просто товарищ попросил меня голову чуть левее повернуть... а потом захрипел, побелел, за сердце схватился! Что с ним может быть такое ?'

'Думаю, ничего серьёзного , просто сердечный спазм... вот, уже приходит в себя...как Вы себя чувствуете, пациент?'

'Нормально... он уже ушёл? '

'Кто он?'

'Этот, что из ада явился по мою душу...'

'Нэ волнуйтесь, товарищ, Вы просто переутомились... Павлов я. Просто Павлов!'

'Так точно, Павлов! Лаврентий Павл... х-хе...'

'Вот только не надо опять глаза закатывать! Вы мне нужны живым, в отличие от некоторых... доктор!'

'Уже, уже, работаю ... да очнись ты, сволочь!! Виноват, товарищ Маршал, Вам уже лучше?'

'Мне теперь никогда лучше уже не будет...'

'Да зачем же так мрачно? Полежите, успокойтесь... надо ему просто полежать! И предупреждаю, допрашивать его сегодня нельзя!'

'Э, какой допрос, слушай? Так, слегка побеседуем... Пройдёмте, сударыня, пусть Ваш муж немножко отдохнёт...

Эй, кто там! Чаю сюда.'

Там же, чуть позже...

Нежно позвякивали чашечки нежнейшего гедээровского , мейсенского фарфора, с мадоннами... в них ароматным дымком исходил индийский чай, в сахарнице чуть отдавал желтизной кубинский тростниковый (несладкий, для сбережения от диабета) сахар, в вазочке радовали глаз конфеты 'Калева' и 'Рот-Фронта'...

Лаврентий Павлович (сластолюбец, который в нищем детстве не наелся сладостей ) с удовольствием наворачивал чуть хрустящий воздушным безе свежайший, доставленный прямо из Киева торт...

Всё-таки в буфете ХОЗУ УД ЦК есть свои неоспоримые прелести... прежде всего то, что он работает круглосуточно!

Эмма Николаевна, сторожко прислушиваясь к происходящему за спиной, где тихо сопел на диване муж, рассказывала удивительно внимательному слушателю :' Девятнадцатого утром уехал, как обычно... а уже потом, как я рёв на шоссе услыхала, оно ведь рядом! Я давай звонить, мол, Дима, что случилось? А он меня успокаивает, да такими словами — ласковыми , добрыми, которыми я вообще от него никогда не слышала...

Поняла всё тогда сразу— видно, дело совсем дрянь.

Выползла на крыльцо, ребята из охраны меня кое-как в белую 'Волгу' поместили — у меня ведь спина. Мне на доске надо лежать...да ладно!

Кой-как доехали, поднялась... вижу, он не в себе. Мне показалось— в полной растерянности, может быть, даже готов... (делает жест — застрелиться).

Одно он мне сказал :'Эмма, я никогда не буду Пиночетом!'

Берия осторожно спросил :'А эти, друзья его...'

Эмма Николаевна с негодованием отвечала :' Какие друзья! Да эти ... люди... у нас никогда и не бывали! Даже разговор о них никогда не заходил!

Вообще муж относится к ним с неуважением, поэтому мне просто дико, как он угодил в их компанию!

Нет! Все эти проходимцы никакие не друзья, и даже не единомышленники Дмитрия Тимофеевича!'

'Но... все же путч-то был, говорят?'

'Какой путч? Путч делают для того, чтобы захватить власть! А у моего мужа и так власти ... было... по самое не балуйся!

Он — Министр Обороны! И звание у нас— самое высшее, для военного человека— предельное...'

Берия, чуть хмыкнув :'Ещё Генералиссимус ...'

'Да что мой муж— император Бокасса, что ли? Или Трухильо какой-нибудь?

Нет, мы собирались уходить на пенсию... а как там жить?

У нас ведь ни квартиры, ни дачи, ни машины— всё казённое... я говорю, Дима, давай кооператив купим— а он мне— всё некогда, вот уйду на покой, займёмся делами, сейчас нет времени...

Для жены у него никогда нет времени! Для солдат оно у него есть, для офицеров есть, даже для генералов есть... только для меня...'

И Эмма Николаевна горько заплакала...

Там же, чуть позже...

'Извините, товарищ Павлов...'— человек, военный до мозга костей, чувствует себя крайне неуютно, когда ворот форменной рубашки расстёгнут, галстук болтается на зелёных резиночках где-то возле уха и вообще... чем меня всего облили? Будем считать, что водой...

'Ничего— ничего... мы тут пока с Вашей супругой побеседовали!'

Язов вопросительно приподнял левую бровь, и Эмма Николаевна мигом села в кресле по стойке смирно.

'Скажите, Дмитрий Тимофеевич... а кто из высших военно-начальников сейчас наиболее популярен в войсках?'

Маршал на несколько секунд глубоко задумался...

'Докладываю. Наиболее популярен в войсках в настоящее время Маршал Ахромеев, Сергей Федорович!'

'Отчего?'

'Известен среди комсостава — начальник Генерального штаба Вооружённых сил СССР и первый заместитель министра обороны СССР. В период афганской войны— руководил проведением всех операций, включая совершенно блистательный, на мой взгляд, вывод войск без потерь. В штабе армии в Кабуле часто собиралось военное руководство на всевозможные совещания. Маршал Ахромеев, тогда заместитель начальника Генерального штаба, каждый день, без отпусков и выходных, был на этих планерках уже в пять утра.

Так что боевыми офицерами и генералами уважаем и любим.

Кроме того, он высказывал несогласие с военной реформой и ослаблением советской военной мощи, в связи с чем 'ушёл' в отставку. Неоднократно выступал на заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, а также в печати со статьями, где говорил об опасности быстрого завоевания СССР странами , за что нещадно критикован — а у нас человека, которого гнобит начальство, уважают ещё больше.

Пользуется уважением и среди руководства ВПК— за исследование и разработку новых систем автоматизированного управления Вооружёнными Силами. '

'Понятно... а насколько он решителен?'

'Упертый мордвин...'

'Ясно... знавал я таких , среди руководителей ДубровЛАГа...

Вопрос— чем Ахромеев сейчас занят?'

'Помощник Горбачёва по военным вопросам...'

'Значит, разделяет его взгляды?'

'Никак нет! Он всегда понимал, что многое делается уже неправильно, в ущерб интересам нашей страны, но, будучи сам человеком честным, был уверен, что такими должны быть и другие люди, полагая, что всё это делается по недоразумению, по чьим-то необъективным докладам . Теперь же, на мой взгляд, понял, что это не ошибки, а прямое предательство...'

'Где сейчас?'

'Должен был быть в Сочи...но вроде Янаев говорил, что заходил к нему, и ГКЧП полностью поддержал...'

'Спасибо. Вы мне очень помогли...подождите в приёмной! '

Появившемуся в дверях , словно тень, молодому офицеру , негромко :'Маршала Ахромеева ко мне...

Да, там в приёмной, я видел — двое охломонов в штатском сидят. Пригласите, пожалуйста.'

И добавил, без улыбки, со смешинкой в глазах :' И ещё... снимите там наконец с Ельцина наручники. А то входящий народ, как его увидит— так сразу пугается, а когда браслеты на нём заметит— вообще в ступор впадает... и покормите его, что ли. Но водки ему не наливать!'

Там же, чуть позже...

Одним из двух штатских охломонов (от слова охлос, то есть обычный человек из уличной толпы) был одетый в мешковатый, вышедший из моды сразу после Двадцатого Съезда костюм лауреат Государственной (бывш. Сталинской) премии, Герой Социалистического Труда, бывший министр крупнейшего и важнейшего Министерства Общего Машиностроения ( это , если кто не знает— КОСМОС. И МБР 'Satana'), Первый заместитель Председателя Совета Обороны СССР, председатель Комиссии по Военной Политике Бакланов, Олег Дмитриевич...

По мнению величайшего из учёных нашего времени, выдающегося физика Елены Боннер, бившей в сердцах Сахарова по лысине — 'полный ноль, который ни на что не влиял'.

Да! Надо согласиться с этой горькой оценкой... когда к Бакланову приходили просители о даче, квартире — он действительно ничего не решал, искренне полагая, что это дело профсоюзного комитета... полный ноль, в житейских делах.

'И черт ли Вас занёс, учёного, инженера! на эти галеры?'

'Э... знаете ли, товарищ...'

'Павлов. И можете быть со мной откровенным. У меня допуск — ОП. '

'Вот как! А отчего я Вас тогда не знаю...'

'Ничего, будет ещё время узнать. А знает меня Харитон. Этого достаточно? Говорите.'

'Ну ладно. Сами напросились.

Сидите тут, пенсне протираете... а тут...

Я -то думал, это просто 'донкихотство'... что мы не получаем равноценного ответа в процессе сокращения стратегических и обычных вооружений...но судите сами!

Первое: блок НАТО сейчас существует и укрепляется, а Варшавского договора уже нет.

Второе: в процессе переговоров из них был исключён вопрос о военно-морских силах США, которые являются основными в триаде стратегических наступательных сил США...'

'Это Вы еще не всё знаете... мы пообещали ликвидировать все ядерные головные части на ракетах 'корабль-корабль', ядерные глубинные бомбы— в одностороннем порядке.'

'Это когда?!'

'Да... была у нас тут в Москве сцена на балконе, прямо как у Ромео и Джульетты — причем Ромео был Буш, а Джульетта вон , в приёмной сидит...'

'Вот гад. Не хуже Горбатого... но продолжу.

Третье: соотношение боевых блоков за счёт методики подсчётов, а также за счёт того, что потенциал Англии и Франции выведен за скобки, складывается в пользу США , примерно в два раза...

Далее. Наш престиж в глазах арабского мира в связи с нашей позицией в Персидском заливе значительно упал... да что там арабцы! Судите сами— мы свой контингент из Германии в 1994 полностью выведем, а американцы там останутся. Да и выводим войска в чисто поле... Оставили мадьярам имущества на полтора миллиарда рублей, а они с нас требуют возмещения убытков. Мы ликвидировали ОВД, а НАТО приближается к нашим границам.

Союзников мы растеряли...'

'Вы про Кубу?'

'Что?!'

'Да тут одна Джульетта пообещала немедленно вывести наш одиннадцатитысячный контингент с Кубы, и немедленно прекратить поставки на остров жидкого топлива...'

'Да это же...'

'Я знаю. Давайте без эмоций.

В вашей епархии когда начались изменения к худшему?'

'Это произошло в конце 1989, начале 1990 годов, это явно было заметно со стороны Горбачева и его компании, которые не верили в силы нашей науки, промышленности, в силы нашей экономики.

А после целенаправленного слома советского хозяйства со стороны всей этой компании Ельцина, а ведь он даже и не пришёл ещё к власти! от космонавтики все отвернулись.'

'У меня мало времени, так что в двух словах... что такое 'Буран'?

'Это эпохальный проект, который подводит черту под тем, что было создано до него в области космической техники.

Сорок лет назад у нас была создана ракета, так называемая "семерка". Она летает до сих пор, но у нее есть как свои плюсы, так и недостатки. Сейчас мы смотрим на нее другими глазами.

На ней используются экологически вредные компоненты топлива, гептил, например, как и на "пятисотке" ("Протоне"). Поэтому, чтобы полностью уйти от гептила, мы создавали "семьдесят седьмую" машину на керосине и жидком кислороде на базе бокового блока "Энергии".

В составе носителя "Энергия" они используются для выведения на опорную орбиту до ста тонн, вместо двадцати тонн челомеевской ракеты. "Семьдесят седьмая" должна была заменить королевскую "семерку" с массой полезной нагрузки порядка десяти тонн. Несмотря на внешнюю схожесть с "Шаттлом", с его боковыми ускорителями, орбитальным кораблем, внешним топливным баком и единой системой управления, наша "Энергия-Буран" имеет принципиальные отличия. Создавался отдельно носитель со своей системой управления, способный выводить до ста тонн, а в перспективе с модернизацией двигателей, с удлинением топливного бака — до 180 тонн, и "семьдесят седьмая" для доставки грузов и космонавтов на орбитальную станцию с массой полезной нагрузки 10-20 тонн. Все это экологически чисто.