Каждую ночь ликки собирались где-нибудь на краю высокой скалы. Нагретая за день земля увеличивала температуру ближайших слоев воздуха, и у поверхности образовывались восходящие теплые потоки — термики. Самые худенькие и невесомые могли "оседлать" термик, и подняться очень высоко по спирали. Остальные просто скользили вниз, стараясь продержаться в воздухе как можно дольше, перед самым касанием они резко поворачивали свои "крылья", "распускали хвост" и тормозили, мягко приземляясь, а затем пешком возвращались к обрыву, чтобы их подняли обратно на веревках.

Естественно, это все имело практический смысл, а не только служило развлечением. Ликки могли карабкаться на отвесные скалы без страховки, не опасаясь разбиться. За собой они тянули какой-нибудь шнур, которым потом вытягивали веревку покрепче и закрепляли ее для остальных соплеменников.

Как переводится сочетание "шелл ан", нетрудно угадать: "летающие люди".

По-настоящему тяжелых силачей или толстяков среди шелланцев не встречалось, поэтому вингсьюты оставались полезными не только для ликки. Остальные не могли летать на термиках, но сильно смягчить удар при падении — вполне. Кроме того, костюмы помогали с разгона перепрыгивать широкие расселины.

Помимо массового увлечения "дельтапланеризмом" культура шелланцев оставалась довольно специфической, а если говорить прямо, то отсталой. И нынешние племена, живущие на Хребте Бакир, тоже примитивны. Те горцы, что иногда приходили в Столицу, вели себя неадекватно по местным меркам — лебезили перед стражниками, но задирали нос перед остальными, а магов презирали или тихо ненавидели.

Но это — ерунда по сравнению с тем, как они поступали в старину.

Древние визанские волшебники пробуждались, когда сталкивались с астрофактами — так назывались необычные объекты полуастрального-полуприродного происхождения, в которых концентрировалась мана.

На очередной иллюстрации была изображена странная, ни на что не похожая штуковина сложной формы с размытыми очертаниями.

Астрофакты встречались, как правило, в горах и подземных пещерах, но так редко, что некоторые расы о них вообще не слышали вплоть до эпохи городов. Ранее пробужденные маги могли искать их целенаправленно, а непробужденные — только наткнуться случайно. Тогда при близком контакте происходило пробуждение — при условии, что мана, сконцентрированная в астрофакте, соответствовала стихии, к которой имелись "спящие" способности у потенциального мага. Если стихии не совпадали, или этот человек не нёс в себе генов дж-ан-ку, тогда он вообще ничего не чувствовал.

Многие племена и даже целые расы долгое время хранили в себе спящие гены дж-ан-ку, передавая их из поколения в поколение, но действующих магов среди них не было, так как ничто не могло пробудить их способности.

А когда они пробуждались, это, конечно, вызывало огромный интерес. Иногда эксперименты с маной приводили к фатальным последствиям. Возможно, такие случаи привели к тому, что один из народов твердо решил не иметь никаких дел с волшебством и волшебниками.

В подгорных лабиринтах, где жили шелланцы, астрофакты встречались, горцы о них знали, но боялись до жути, называя "камнями проклятий". Тех, кто приближался к астрофактам, считали порчеными и изгоняли, а тех, у кого при этом пробуждались способности к магии — вообще убивали.

Молва дополняла эту мрачную картину, приписывая шелланцам полное отсутствие чувства юмора. Но авторы предупреждали, что это заблуждение: они любили подыгрывать своей репутации, делая вид, что не понимают шуток, а сами потом забавлялись возникающими неловкими ситуациями.

Парессы

(подвид "легкая кость")

Примечание Марии: "Буратины и русалки"

Примечание Кея: "Водомерки и моржихи"

Эта раса почти все время мигрировала на юг, но их путешествие проходило крайне неспешно, с остановками и затянулось на целые эпохи. Под конец они почти пропали из виду как ли-ан-ку, так что теперь лишь изредка встречались где-нибудь в верховьях реки Тахир. По дороге они "подцепили" некоторое количество генов других рас, в том числе шаперонцев, но все-таки остались ближе к шелланцам и относились к ветви легкой кости.

Отличительной чертой расы (которая изредка передавалась метисам) стали короткие и очень густые волосы, свернутые в мелкие тугие завитки — как у ягненка каракуля, только светлых оттенков. Такие волосы не цеплялись за ветки деревьев, а при нырянии защищали мозг от холода, потому что между завитками оставались воздушные пузырьки, служившие термоизоляцией.

Деревья и вода — в таких местах парессы задержались дольше всего.

Южнее Кимшала находилась зона речных лесов. Там невысокие раскидистые деревья поднимались прямо из воды, переплетаясь своими кронами и корнями. На Земле существовала похожая экосистема — мангры. Непроходимые заросли не позволяли проложить дороги, и местные жители путешествовали только по воде. Зато крупные наземные хищники тоже не могли пробраться далеко вглубь и встречались только на окраинах огромного полузатопленного леса.

В одних местах разливались обширные мелководные стоячие лужи, в других бурлило быстрое течение и водовороты, а где-то в глубоких омутах скрывались провалы, ведущие в затопленные лабиринты карстовых пещер. Часть потоков проходила через подземелья и ниже по течению возвращалась обратно в виде многочисленных ключей на дне, очищая воду до кристальной чистоты, но сильно понижая ее температуру. Зато наверху в непролазных зарослях было тепло.

Мужчины-парессы предпочитали жить среди ветвей, наслаждаясь относительной безопасностью: люди оказались там самыми крупными животными среди прочих лазающих тварей. На деревьях они и спали, и охотились, а внизу делать им было нечего: вода — холодная, а земля — болотистая.

Как и другие любители карабкаться (например, кошки-эльфы или женщины тетраксов) они постепенно менялись в сторону ловкости и легкости. Парессы сохранили средний рост, но получили телосложение ликки. Относительно длинные конечности и "воздушный" скелет давали преимущество при ловле мелкой живности и птиц даже на тонких ветвях.

Тем временем женщины-парески большую часть своей жизни проводили в воде. Они прекрасно ныряли и питались в основном рыбой. Их глаза стали лучше видеть под водой и адаптироваться, но в воздухе стали слегка близорукими. Перепонки на пальцах ног, которые у приматов почти исчезли как атавизм, вернулись обратно. Вспоминая об Олимпиаде, понятно, кто взял бы все призы в плавании.

Кей уже предвкушал, что, эволюционируя, парески превратятся в прелестных кокетливых русалочек, тем более, что Мария употребила такой эпитет в пометке в начале главы. Но, когда Кей увидел иллюстрации, его ждало жесточайшее разочарование.

— Какие еще русалки?!— воскликнул он.— Это жирные тюленихи или моржихи!

Мария проявила женскую солидарность:

— Просто очень пухленькие русалки. Будьте толерантнее, мистер Льюис.

— Могу я хотя бы наедине с женой побыть нетолерантным, некорректным, недипломатичным эстетом и поспорить о вкусах?

— Можете, мистер Хайд,— милостиво разрешила Мария.

Бултыхаясь дни напролет в холодной воде, парески никак не могли обойтись без солидного слоя теплоизоляции. Весил этот слой немало, и его приходилось таскать на себе, когда женщина выходила на берег. Для этого понадобились и мышцы покрепче. Вдобавок на глубине водилась не только самая вкусная рыба, но и серьезные зверюги — не такие жуткие, как земные крокодилы, но тоже ничего приятного. Кто не мог разобраться с этими недокрокодилами, тех съедали, а другие становились сильнее, они обхватывали животное руками и ногами и пытались придушить или что-нибудь сломать. Если удавалось, то хищник сам становился едой — как у арранцев.

Поскольку лучше выживали "моржихи" с большим количеством и мяса, и жира, то постепенно возникло очень сильное различие между полами — как у ир-мелоунов, только наоборот. По росту парессы и парески остались одинаковыми, но с многократной разницей в силе и массе. Некоторые женщины приближались по физической мощи к белым карлицам, а мужчины были на уровне сороканцев плюс-минус индивидуальная изменчивость.

Дети парессов рождались на немногочисленных участках сухой земли и там же проводили первые годы жизни под присмотром матерей, которые приносили им рыбу и прочую речную живность. Но вскоре они разделялись. Четырехлетние девочки уже отлично ныряли, и мамаши вовсю учили их подводной охоте, а про мальчишек... забывали. Но даже маленьким и худеньким ликки надо что-то есть, и пацанам приходилось карабкаться наверх, искать съедобные плоды и разорять птичьи гнезда. В какой-то момент они обнаруживали, что наверху обитает другая половина племени.

Женщины жили маленькими семьями с дочерьми, яростно защищая свое "рыбное место" от конкуренток. А мужчины обычно не знали, кто чьим отцом является, поэтому взрослые и дети объединялись в небольшие группы по возрасту. Разобщенность семей, полов и поколений мешала развитию. Парессы надолго застряли в речных лесах и, хотя приспособились биологически, но интеллектуально не развивались, а то и деградировали.

С "помнящими людьми" (инферанцами) они почти не пересекались, поэтому летописей об их жизни найти невозможно. Но существовали и другие источники. Малая часть парессов не ушла на юг с остальными, и в речных лесах до сих пор обитало несколько племен дикарей. Местные рыбаки изредка наблюдали их в самых дальних закоулках речного лабиринта. По ним историки судили о далеком прошлом, исходя из предположения, что парессы почти не изменились за минувшие тысячелетия.

Да, они там были совсем дикими: даже без огня и без одежды, а из оружия — только палки, доведенные до остроты игл. Мужчины накалывали на них птиц и мелких древесных животных, а женщинам аналогичное оружие служило в качестве острог. Они не могли заточить свои деревяшки ножами по причине отсутствия оных, и не имели каменных орудий. Вообще найти хотя бы один камень в речном лесу, где сплошной песок и грязюка — та еще задачка. В подводных пещерах разве что, но там известняк, а он слишком хрупкий. Короче, палки свои они буквально обгрызали зубами, а потом терли о кору деревьев, пока острие не выравнивалось как следует. Этим исчерпывались все их "технологии".

Но в сети и ловушки рыбаков дикари никогда не попадали — значит в дебилов не превратились. Может, и стоило бы их окультурить из гуманных соображений, но местные тем более имели мозги в головах и прекрасно просчитывали последствия: чем займутся окультуренные парессы? Очевидно, рыбной ловлей (женщины по крайней мере точно), но уже сетями. Вместо глупых и безобидных соседей получатся конкуренты. Дорожка добрых намерений могла завести не туда. В общем, местные не собирались приобщать дикарей к цивилизации, а кому-то другому до них и вовсе не было никакого дела — кроме, разве что, историков да летописцев, которые иногда подолгу наблюдали за парессами, применяя невидимость и тому подобную маскировку.

Большую часть времени мужчины и женщины этой расы жили порознь. У них даже языки сильно отличались (значит хотя бы речь не потеряли — и то ладно). Жили порознь, но надо же... контактировать иногда, иначе и вымереть недолго!

Парески относились к мужчинам так же, как к рыбе — то есть как к добыче, на которую надо охотиться. Завидев наверху в листве подходящего кандидата, пареска пряталась среди корней, торчащих из воды, и терпеливо поджидала удобного момента. Если ее избранник перебирался на достаточно хлипкое дерево, она ныряла, подплывала под водой, а потом внезапно выпрыгивала, толкала и трясла ствол со всей дури.

Кавалер срывался, падал в холодную воду. Частично заполненные воздухом кости и голова не давали ему утонуть.

— Значит "Буратино" говоришь? По мне так больше похож на клопа-водомерку,— пренебрежительно отозвался Кей.

На изображении паресс глупо "растопырился" буквой "Х" на поверхности какого-то озера.

— По форме, может, и похоже,— согласилась Мария.— Но даже ликки не могут стать настолько легкими, чтобы использовать поверхностное натяжение, как водомерки. Поэтому он все-таки как Буратино, то есть как деревяшка — частично погружен в воду и гребет по поверхности. Я так думаю, что если он попытается плыть кролем или брассом, то будет все время переворачиваться.

— Он гребёт, но, похоже, не догребёт...— с сочувствием заметил Кей.

На второй половине той же картинки могучая "моржиха" прыгала в воду, но не на помощь утопающему. То, что обычно происходило дальше, в книге тактично решили не рисовать, только пояснили словами. Русалка плавала очень быстро и не собиралась упускать добычу. Спустя несколько мгновений, хрупкие косточки "Буратино" оказывались намертво зажатыми в мягких телесах будто в кольцах удава. Даже если мужчина имел что-то против, он быстро прекращал сопротивление, а женщина тащила свой приз подальше от деревьев — на какой-нибудь голый островок, окруженный сильными течениями, или на отмель.

А там... если паресс не улавливал, что от него требуется, дама могла даже отпустить своего кавалера. Попав в ледяное течение, самые упрямые осознавали, что загнутся от холода раньше, чем доплывут до спасительных деревьев. Лучше уж горячие объятия.

Оставалось только расслабиться и доставлять удовольствие. И желательно с этим постараться, а то потом пухлая русалка не поможет доплыть обратно.

Внутренний эстет Кея задумался. Вторая раса, питающаяся рыбой, и снова — жирные бабы. Случайность или обмен соответствующими генами? И кто прекраснее с точки зрения любителей пухляндий — анраконки или парески? Кто более достоин первого места в номинации 'симпатяшки среди пышек'? Если "на глазок", то весили они примерно одинаково. Но анраконки имели более классические формы, а парески в самом деле напоминали тюлених — обтекаемые и без складок, несмотря на толстый слой жира, покрывавший все тело от подбородка и шеи до верха ступней и тыльной стороны кистей. Вроде бы неплохо, когда ничего нигде не висит, но менее женственно, ведь то, что, по идее, должно выпячиваться, наоборот, сглаживается. Зато в случае паресок не говорилось ни о каких проблемах со здоровьем или подвижностью — это огромный плюс, и очевидно, они были гораздо сильнее, чем анраконки или толстые землянки.

Но как же можно так обращаться с мужчинами?! В конце концов со скрипом Кей вынужден был признать, что бесцеремонное поведение не имеет никакого отношения к красоте.

Ясно, что в первобытном обществе понятие "изнасилование" не употреблялось, а то мужчины парессов, возможно, стали бы митинговать, бороться за свои права и превратились бы в феминистов... или в этом случае — в каких-нибудь маскулинистов?

Заметив, что муженек добрался до последней ветви, Мария пояснила:

— Там дальше про шаперонцев. На Земле когда-то жили племена бушменов; шаперонцы на них слегка похожи, но здесь эволюция смогла достичь большего. Бушмены давно ассимилировались, а этот подвид оказался настолько удачным, что еще неизвестно, кто кого ассимилирует в конце концов.

Шаперонцы или "дети пустыни"

(подвид "гибкая кость")