Chrome Shelled Regios том 6

Рой уже не соображал, что можно использовать кэй. Впрочем, он, кажется, даже не понял, что Саварис убрал ногу.

— Эх, ты.

Дальше на этот позор смотреть уже не хотелось. Рой вскрикнул. Это Саварис выпустил несколько пуль из внешней кэй. Они ударили по конечностям, ломая кости.

— Подумай тут о своём ничтожестве, — бросил он на прощание обездвиженному Рою и прыгнул.

Прыгнул со всей силой. Рою, наверное, показалось, что просто исчез. А приземлился на голову гряземонстра.

— Первая стадия, да ещё только взрослеющий? Это не так интересно, но главное, всё-таки, королевский приказ, — вздохнул Саварис и приложил руку к макушке чудовища.

Саварис резко выдохнул, выбрасывая кэй. Внешняя кэй, Просачивание. Выпущенная из руки внешняя кэй проскользнула между чешуйками гряземонстра, проникла в клетки и начала разрушение изнутри.

Закончив выполнение приёма, Саварис быстро ретировался. Вряд ли кто-нибудь его там видел.

Движения гряземонстра утратили резкость. Военные Маиаса, скорее всего, заметили. Упускать такой шанс нельзя. Тут же раздался залп. Взрывы кэй окутали огромную тушу, а когда погасли вспышки и рассеялся дым, гряземонстр уже падал, разваливаясь на части.

Нашлись, конечно, и те, кого грызли сомнения в связи с излишне быстрой смертью гряземонстра. Но в следующую секунду все вопросы потонули во всеобщем ликовании.

За происходящим издали наблюдал Саварис. Он отвёл взгляд от уничтоженного гряземонстра и посмотрел на Роя, всё ещё корчащегося от боли и ужаса.

— Итак, пал ли так же низко и Лейфон?

Защитник, которого предали, Лейфон уехал в другой, школьный город — оступится ли он там снова? Совершит ли те же ошибки? Вот что Саварис хотел увидеть в Рое.

— Ведь если так, то битвы Обладателей не выйдет, а разочароваться не хотелось бы, — прошептал Саварис и отвернулся.

Пора посмотреть, как дела у Лирин.

* * *

Когда они добрались до входа в отделение центрального механизма, Нина уже не могла нормально идти.

— Как ты?

Она тяжело дышала, опираясь о стену лифта, и выглядела едва живой. Но на мертвенно-бледном, словно полностью обескровленном, лице продолжали блестеть глаза, демонстрируя борьбу с собственной немощью.

— Зачем ты так... — начала Лирин и замолчала.

Стремительный спуск прекратился, их немилосердно тряхнуло. Кажется, даже эта встряска причинила боль Нине, но взгляд не потерял целеустремлённости, и она задумалась о вопросе Лирин.

— Я ведь говорила? Моя нынешняя сила очень отличается от того, чем я обладала изначально. Это сон, и я вовсе не сверхчеловек, способный так действовать наяву. Мной овладел тот, кого я должна была сокрушить, меня защищает та, кого хотела защитить я. Поэтому я такая, — со вздохом призналась Нина в собственной слабости.

Но слабой она не казалась.

— Мне нужен опыт. Опыт боя, опыт работы над недостатками, опыт опоры на силу другого. Всего не хватает. И я, конечно, буду стараться преодолеть эту нехватку, но главное, что мне нужно — воля к достижению цели.

Вот почему она смирилась со своим нынешним состоянием?

— Но ты сильная.

Блеск в её глазах словно демонстрировал, что желанная "сильная воля" уже стала частью Нины.

— Нет... — впервые отвела взгляд она.

Лифт с тяжёлым ударом остановился. Двери открылись, и она выволокла наружу своё ставшее неподъёмной тяжестью тело. Её трясло. Лирин спешно подставила плечо. Нина не стала возражать.

В нос ударил запах машинного масла. Толстые трубы немыслимым образом переплетались, а между ними тянулись извивающиеся проходы. Залитое тусклым оранжевым светом отделение создавало у Лирин очень гнетущее чувство.

— Недавно серьёзно пострадал один мой товарищ, — прошептала Нина прерывающимся голосом, когда они переводили дух и рассматривали отделение. — И мне тогда показалось, что моя цель потеряла смысл. А ведь такого быть не должно. Это недопустимо. Военный не может мгновенно нарастить силу и принимает помощь других, это нормально. Но надеяться лишь на других — плохо. Я это понимаю, но не смогла. Недопустимо.

В её голосе Лирин уловила сильное чувство вины. Сила Нины не давала простить ошибку даже самой себе. Наверное, это можно назвать как её сильнейшим оружием, так и величайшей слабостью? От её слов почему-то стало неспокойно на душе.

— А может, не взваливать на себя столько?

— Что?

— Я, кажется, немного понимаю, о чём ты, — пояснила Лирин, вспоминая кусочек своего прошлого, и стала рассказывать. — Мне в детстве хотелось поскорее вырасти. Я думала, что надо вырасти и зарабатывать деньги...

Она хотела работать, чтобы спасти приют. Пусть она не может сразу заработать больших денег, как Лейфон, но хоть немного...

— Но поняла, что быстрое взросление не значит, что всё будет хорошо. Так случилось с моим... другом. Благодаря ему жизнь приюта наладилась, но его самого изгнали из города...

Когда всплыла история с подпольными боями, Лирин оказалась потрясена. Но, в отличие от более младших товарищей, не разочарована. Она раскаивалась лишь, что допустила такое безумство.

Нина удивлённо на неё смотрела.

— Жизнь приюта наладилась благодаря его безумствам, — неловко рассмеялась Лирин. — Я решила — не сказать, чтоб из-за этого — что пойти работать можно и чуть-чуть позже. Оставленные им средства не бесконечны, но мы смогли много чего запасти. Я ещё поучусь, и смогу больше помочь приюту.

Она считала, что таким образом вознаградит и старания самого Лейфона. И потому решила поступать в высшую школу.

— Поверь, твои товарищи знают, как ты стараешься. Если ты ошиблась, что с того? По-моему, лучше сделать больше ошибок сейчас и не ошибиться тогда, когда это по-настоящему важно.

— Нельзя быть такой мягкой.

— То есть ошибок прощать нельзя?

— Что?

— Я простила. Точнее... непростительным свой поступок считает лишь он сам.

Когда его разоблачили, Лейфон ёжился под холодными взглядами детей из приюта и шептал "простите". Ничего больше он тогда не хотел. Отчаявшийся, поникший, он выглядел совсем одиноким и уставшим... На него трудно было смотреть без слёз. И от того, что она ничего не заметила, пока не стало поздно, её мучила совесть.

— Винить себя — это, в конечном счёте, всё равно, что винить всех, кто с тобой связан. По крайней мере, так мне начинает казаться. Так не стоит ли, чем винить себя, смотреть в будущее?

— Вот как...

— О тебе, наверное, многие беспокоятся? Тебе нельзя унывать, ради них.

— Может быть... Да, — прошептала Нина, и бледное лицо озарила улыбка. — Они там не знают, что со мной. Надо поскорее вернуться. А для этого...

Надо предотвратить угрозу Маиасу.

— Ты чем-то похожа на сказочную героиню, — рассмеялась Лирин, чтобы разрядить обстановку.

Героиню, сражающуюся в сказочном мире, мире, не изолированном загрязнителями.

— Разные люди в разных местах всем помогают. Почему-то очень напоминает то, что делаешь ты.

— На такого персонажа я не тяну.

— Но поступаешь ведь именно так?

— Если и так... то лишь по неопытности.

Лирин улыбнулась, изумляясь упрямству Нины.

Всё это время они шли по извилистым проходам центрального механизма, и теперь взору Лирин открылось его ядро. Оно напоминало холмик, закрытый массивными плитами.

— Хорошо, что здесь всё как у нас. Лирин, как Маиас?

Она посмотрела на птичку в руке.

— Слаба.

Птичка уже не могла стоять и беспомощно лежала в руке Лирин. За исключением слабого шевеления клюва, признаков жизни птица не подавала.

— Это из-за перекрытой подачи серния? Ладно, главное поскорее вернуть её в центральный механизм.

— Угу, — кивнула Лирин, отпустила Нину и бросилась к механизму.

Но Нина тут же схватила Лирин за одежду.

— А?

— Эй, там, а ну выходи.

По-прежнему бледная Нина восстановила дайты и встала перед Лирин.

— Врасплох не застать, да?

Лирин изумлённо уставилась на того, кто, заговорив, вышел из тени механизма.

— Такой же... — произнесла она.

— Живой, значит? — сказала Нина.

— Твоими стараниями все копии вернулись в Поле Авроры.

Это сказал мужчина в звериной маске. От него исходило иное ощущение, чем от Волколиких на поверхности. Те не казались живыми. Но в этом, преграждающем путь к центральному механизму, явно чувствовалась воля. Из глубины маски сверкал сильный взгляд человека, следующего к чёткой цели — похожий на взгляд Нины.

— Понятно. Если не поразить настоящее тело, вас не победить.

— Игнатий дарует единство видения.

— Чтобы копии сражались, а ты тут прохлаждался? Раз так, Игнатий и правда трус.

— Ни одному военному не прощается трусость. В этой несправедливости и заключена слабость вашего мира.

— Что?

— Военным суждено сражаться... и тебе не случалось усомниться? В том, как судьба делит сильных и слабых? Не начинало казаться, что жизнь твоя кем-то прописана наперёд?

— Даже не думай запутать меня своим бредом.

— Переговоры сорвались. Думаю, тебя уже не переманить.

Мужчина в волчьей маске восстановил дайт.

— Но рано или поздно ты пожалеешь о своём невежестве.

Лезвие оказалось зазубренным. От вида клинка, который не рубит, а рвёт плоть, Лирин почувствовала страх.

— Нина...

— Не бойся.

Хоть Нина и выступила вперёд, задвинув Лирин, цвет лица у девушки здоровее не стал. На то, как она с трудом поднимает железные хлысты, спокойно смотреть было невозможно.

— Свергнутый рвётся к своей изначальной цели. Тяжело, наверное, когда баланс сил рушится.

— Неужели ты...

— Использую все обстоятельства, какие могу. Разве не очевидно?

Человек в маске пришёл в движение. Лирин не увидела, что он сделал в следующую секунду. А вот вид отброшенной Нины запечатлелся отчётливо.

— Нина!

— Назад! — крикнула она, врезавшись спиной в одну из труб.

Лирин не могла не подчиниться. Она спешно отступила. В руках она держала Маиас, но человек в маске не стал преследовать. Нина исчезла, и эхо разнесло звуки яростного боя.

Но что дальше... Маиас в руках Лирин слаба. Птица может умереть, если срочно не вернуть её в механизм, но шум битвы доносился оттуда, и идти туда Лирин не решалась.

— Вот оно что, — поняла она.

Незнакомец знал. Что Маиас умрёт и так, если потянуть время. Он каким-то неизвестным способом ослабил Нину, и к тому же занял оборону перед механизмом, чтобы не дать им реанимировать Маиас. Он умён.

— Что делать?

Из электронного духа, коим являлась птичка в ладони Лирин, постепенно уходило тепло.

Нетерпение подталкивало в спину. Такое-то расстояние, может как-то успеет...

— Нет...

Она заставила себя выпрямить уже напрягшиеся было ноги и сделала глубокий вдох. Похоже, человек в маске только этого и ждёт. А главное, вряд ли она в достаточной физической форме, чтобы застать врасплох военного.

— Но времени нет...

Жизнь на её ладони утекала. Лирин смотрела на Маиас. Смотрела и пыталась найти в её нечеловеческих, ничего не выражающих, похожих на бриллианты глазах признаки жизни. Что отразилось в этих маленьких глазках?

— А?

В такой полутьме, в таких маленьких глазах Лирин ничего не разглядит.

Не должна была разглядеть.

— Что... такое?

Но разглядела. Увидела. Словно заглянула в микроскоп — изображение увеличилось, заняло всё поле зрения.

В изображении оказалась Нина. Но шум боя доносился со стороны механизма. Не из того места, которое отражали глаза Маиас.

— Как... это?

В отражении над Ниной нависали другие фигуры. Золотой козёл и девочка с длинными волосами.

— Что за...

"Свергнутый... Электронный дух", — внезапно раздался хриплый голос в ушах.

Лирин удивлённо огляделась, но никого не увидела.

"Силе, абсолютно ненавидящей гряземонстров, противоборствует сила, стремящаяся защитить. Приближение гряземонстра нарушило баланс".

Свергнутый — такое же слово произнёс и человек в волчьей маске.

— Ненависть к гряземонстрам? То есть Свергнутый внутри Нины, он узнал о приближении гряземонстра и пытается заставить её уничтожить его?

Но Нина предпочла сражаться не с гряземонстром, а с Волколикими. Не из-за этого ли ухудшилось её состояние?

"Да..." — пришёл ответ непонятно откуда.

— Это ты говоришь, Маиас? — сделала Лирин единственно возможное предположение.

"Да, — ответил слабый голос непонятного пола — какой обычно бывает у детей. — Внутри неё два электронных духа. Один Свергнутый, другой обычный. Электронный дух гасил неуправляемую силу Свергнутого до приемлемого уровня. И она поддавалась контролю. Но Свергнутый почуял явившегося гряземонстра, и сила возросла. Почуял не только там, но и здесь".

— Что же делать?

"Во что бы то ни стало усмирить Свергнутого".

— Но как?

"..."

— От этого и твоя жизнь зависит, соберись, — повысила голос Лирин.

"Молись", — ответила Маиас совсем слабым голосом.

— Что?

"У тебя Узы Грендана. Нет, твои Узы связаны с другим духом, сокрытым в Грендане. Немногие знают о её существовании. Твоя молитва успокоит Свергнутого".

— Это... как?

Другой дух, сокрытый в Грендане. Этого Лирин не знала.

"Молись... спрятанному электронному духу... прототипу всех нас", — повторила Маиас и замолчала.

— Молиться... как?

Ответа Лирин не получила. Она растерянно посмотрела на механизм. Там раздавались лишь звуки боя. Доносились стоны Нины.

Религия теперь осталась разве что в архивах. Молитва в них описывалась как обряд, проводимый для укрепления веры.

Или же — чтобы выразить личное желание. Просто внутренняя просьба, ни к кому конкретно не обращённая, чтобы кто-то был здоров, или чтобы день прошёл благополучно. Не обращаясь к высшему существу, которого называют богом, а просто облекая в слова повседневные желания.

Но Маиас сказала молиться.

— Ну!

Лирин попробовала, скорее от отчаяния. Чтобы Нина победила, чтобы Свергнутый успокоился, — а больше в голову ничего не лезло.

Но молиться кому? Маиас сказала о спрятанном духе. Но кто это? Лирин не припоминала встречи с ним. Грендан? В ночь, когда на них с Делком напал Гахард, Лирин видела зверя — если речь о нём, это мог быть и Грендан.

— Даже если и Грендан, я всё равно не знаю...

Вряд ли "спрятанный" так легко показался бы человеку.

Кстати, а что там делала Синола-сэмпай? Как только Лирин стала вспоминать встречу с Гренданом, возник этот вопрос. Лирин потеряла сознание после Делка. Но разве не появилась там перед этим Синола? Стоп. Они с Саварисом, наверное, знакомы, но вряд ли это повод для Обладателя Небесного Клинка раскрыть посторонней своё задание. Так как она там оказалась?

Кажется, воспоминания стали выстраиваться — когда Лирин задумалась о Синоле, вспомнился ещё один эпизод. Их первая встреча... Почему Лирин заплакала?

После торжественного открытия она бродила по школе, случайно попала в исследовательский институт и обнаружила на лужайке дремавшую Синолу. И при виде спящей из глаз вдруг безудержно хлынули слёзы. Грусти не было. Лирин запомнила лишь удивление от непрекращающихся слёз и глубоко потрясшее её ощущение рвущейся наружу силы.