— Я клянусь тебе, Лилия, что скоро твой отец уже не будет для нас препятствием!
Асеро вздрогнул от этих слов. Не может быть... Как хотелось убедиться, что речь не о нём и что там всего лишь тёзка его дочери... Но, увы, заглянув за куст, он убедился, что ошибка исключена, Лилия обнималась там с каким-то английским хлыщом.
В ужасе Асеро отшатнулся. Сдавленный крик застыл у него на устах. Несколько мгновений несчастный отец не мог прийти в себя. Сердце у него резко заболело. Неужели его дочь, его любимое дитя даже без насилия и давления смогла отдать своё девичье сокровище чужеземцу и теперь навеки опозорена? До последнего он не верил всем слухам и подозрениям, и вот теперь узрел прямое доказательство... Собравшись духом, Асеро крикнул:
— Ребята, на помощь! Держите мерзавца!
И приставил шпагу к горлу мерзавца. Их взгляды встретились, и Асеро был неприятно поражён, что это не просто англичанин, а Розенхилл.
Разумеется, тот должен был испугаться, но, видимо, хороший актёр умел не выдавать страха наружу, да и быстро понял, что враг один и ещё есть шанс выкрутиться.
— Отпусти его, отец, — взмолилась Лилия, — мы любим друг друга!
— Любите?! Да как ты могла Золотого Подсолнуха на это дерьмо променять?! А обо мне подумала?! За что ты меня позоришь? Неужели тебе моя честь безразлична?
— Честь — это глупые правила, которые только мешают всем жить. А что мешает, то надо убрать и отменить.
— Да какая у тебя честь, тиран! — сказал Розенхилл. — Ублюдок ты черномазый и плод кровосмешения. Твою мать пьяный сапожник трахнул, а ты на престол залез. Разве может быть что-то хуже простолюдина на престоле? Ты своей глупостью и самодурством превратил собственную страну в ад, и даже в семье у тебя нет авторитета. С чего твоя дочь будет беречь твою честь, если ты когда-то взял силой её мать!
Как ни старался Асеро совладать с собой, но такие обвинения его настолько обескуражили, что на какой-то момент он ослабил контроль, и Розенхилл сумел как-то выскочить из-под острия шпаги и убежать, тем более что Лилия, спасая любовника, тоже попыталась сцепиться с отцом. В это момент подбежали Горный Ветер и Кондор. Указав на убегавшего, Асеро крикнул:
— Ребята, держите его! Я жив, не ранен, с дочерью сам разберусь!
Тем более что Лилия, поняв, что отец не собирается преследовать любовника, перестала удерживать отца. Он только печально взглянул на неё и сказал:
— Лилия, не уходи, теперь, когда я уже всё знаю, давай поговорим откровенно. Мне очень плохо сейчас, и если ты уйдёшь, то моё сердце разорвётся от горя.
Асеро бессильно опустился на скамейку рядом и горько заплакал. Лилия стояла перед ним в растерянности. Морально она уже приготовилась к скандалу, но слёзы отца привели её в замешательство.
— Как же так получилось, дитя моё? Почему ты отдалась этому мерзавцу?
— Он не мерзавец, — ответила Лилия, — мы с ним любим друг друга. Он не виноват, что я твоя дочь и ты никогда не позволишь нам быть вместе. Что ты в своём тиранстве выслал его из страны за какой-то пустяк, который ты счёл оскорблением. Но он любит меня.
— Лилия... Ну, если бы ты хотя с Золотым Подсолнухом набедокурила... Но это же белый человек, ведь он до этого на своей родине по борделям ходил, неужели тебе не было противно... Подумай, теми же руками, которыми он ласкал тебя, он при этом....
— Я люблю его, мне с ним хорошо, а прошлое и всё остальное не важно, — беспечно ответила Лилия.
— А если он не любит тебя?
— Любит. Я по глазам могу понять. Моё чутьё тут безошибочно.
— Почему ты так уверена?
— Потому что на меня обращали внимание многие. Так что я знаю цену мужскому взгляду.
— Ты веришь в его клевету на меня?
— Я знаю, что он так думает. Хотя, наверное, он не прав. Про тебя говорят, в юности ты вообще бегал от женщин. Белые люди смеются над такими. Ты знаешь, как они их называют?
— Знаю! Почему-то это они считают позорнее, чем сломать жизнь какой-нибудь девушке, и обречь её бросить незаконное дитя в сточную канаву с нечистотами. Нет, что вы, это не стыдно! Стыдно, когда человек ничего такого не делает, а хранит свою юность в чистоте. Да пусть бы он даже и делал с собой кое-что под одеялом, это куда более простительно, чем задирать девушкам юбки по подворотням!
— Папа, ты ничего не понимаешь в жизни.
— Это ты ничего не понимаешь! А если ты заразилась или забеременела?
— Заразиться я была не должна, здоровье англичан проверяли.
— Твоё счастье.
— Ну а пусть бы и забеременела. Я люблю его, и хочу от него детей. Пусть даже ты бы выслал его из страны — ты не сможешь разлучить наши сердца!
— А если бы я доказал тебе, что он не любит тебя?
— Ты не можешь этого доказать.
— Лилия, поверь, этот подлец поставил своей целью погубить меня! Он домогался твоей матери, а теперь и опозорил её клеветой. Но раз ему не удалось проникнуть в неё, он для гарантии обесчестил тебя.
Асеро ясно увидел, что Лилия содрогнулась. Такого она никак не ожидала.
— Не может быть... Ты всё выдумал или тебя обманули! — быстро проговорила она.
— Лилия, я всё видел собственными глазами. Стал бы я выдумывать вещи, позорящие моё имя?! Лилия, ты понимаешь, как ты меня подставила?! А если передо мной выбор поставят — семья или льяуту? Что тогда будет со мной? Мне придётся лишиться льяуту, а через это вся страна полетит...
— Не полетит она никуда. Выберут другого Первого Инку. А я буду счастлива, что, наконец, перестану быть принцессой и стану принадлежать самой себе.
— Наивное дитя, ты просто не понимаешь последствий... Хоть объясни, что ты нашла в этом негодяе? Ну, что ты на меня злишься, Лилия?! Разве я был тебе таким уж плохим отцом? Разве я когда-то давил на тебя, требуя выйти замуж за кого-то под угрозой наказания? Когда Ясный Взор, очень достойный юноша, всё-таки не пришёлся тебе по сердцу, я не стал настаивать. Да и с Золотым Подсолнухом ты сама познакомилась и подружилась, так почему ты вдруг решила сменить этого достойного юношу на чужестранца, который тебе по возрасту в отцы годится?! А теперь тебя никто не возьмёт замуж, а я так хотел видеть свою дочь счастливой! Ведь ты не создана для вечного девства!
— Ладно, я скажу, что я нашла. Жизнь в нашей стране какая-то слишком скучная и размеренная. Одно и то же изо дня в день. Юноша должен служить и добиваться повышения по ступенькам, разве что на войне бывает иначе... У нас люди не умеют и не любят рисковать по собственной инициативе. Я влюбилась в Золотого Подсолнуха, когда мне показалось, что он не такой... Что он способен рискнуть всем. Но он быстро стал тавантисуйцем. Окончательно я поняла это, когда ты пообещал ему синее льяуту. А вот белые люди не боятся ставить всю жизнь на карту. Это так завораживает... Как прыгнуть в воду со скалы.
— Да уж, прыгнула! А знаешь, почему белые люди так легко это делают? Да потому что не думают о других. И ты тоже... не думала. Золотой Подсолнух... Он ведь любил тебя... до сих пор любит. Неужели для тебя желание нанести мне боль важнее чувств достойного юноши? Хотя раз ты такая, то, может, для него и к лучшему, что ты его женой не станешь! Ему так хотелось любви и счастья... Бедный юноша... Надеюсь, что он не сломается и от твоего удара...
— Да не так уж он любил меня! Когда я попыталась его соблазнить, он отказал мне!
— Отказал. Потому что он честный юноша и хотел быть чистым передо мной. А что, по-твоему, раз юноша влюблён, то непременно домогаться должен? Ну, стыдно ему до свадьбы такое делать. И этот стыд — вовсе не следствие душевного или телесного недуга, как тебе Розенхилл наплёл.
— Ты хочешь, чтобы я с ним помирилась?
— Формально ваша помолвка даже не расторгнута, может, он простил бы тебе даже измену, но... я боюсь, что ты сломаешь его.
— Ты думаешь, его что-то может сломать? Если он даже с братьями-монахами, говорят, спал.
— Кто тебе сказал такое?
— Розенхилл... или он его оболгал? Но ведь у них вроде так принято...
— Лилия, пойми... Среди монахов такое и самом деле распространено, но юноша испытывал к этому отвращение, и в отличие от тебя, его никто не мог совратить по доброй воле! Да, однажды его принудили к этому силой — наказывали за непокорность, но, несмотря на это, он не сломался, а нашёл в себе силы начать новую жизнь здесь.
Переведя дух, Асеро продолжил:
— Я хочу понять, почему ты так черства к другим людям? Ну не понимала ты, что Розенхилл негодяй, это я допускаю. Но почему ты хотела причинить боль мне? Ведь мы с матерью любили тебя, может, просто слишком избаловали...
— Отец, меня смущала моя несвобода. Да, ты и в самом деле не давил на меня, однако ты можешь, имеешь право надавить. А то, что не давишь — считаешь величайшей милостью, — Лилия скривилась. — Ты всё время думал о делах государства....
— Ну а как же мне было о них не думать? Я всё-таки не крестьянин, а Первый Инка...
— Мне хотелось любви. А Золотой Подсолнух был застенчив, робок... Мне же хотелось бурной, настоящей страсти. Да не под твоим надзором. И тут — Розенхилл. Он умел так красиво ухаживать, мне было так хорошо с ним... Так с Золотым Подсолнухом никогда не было. И мне не хотелось отказываться от этого "хорошо" ради какого бы то ни было долга!
— Но ведь ты знала, что он на тебе никогда не женится!
— Да, потому что у нас есть жестокий закон, который запрещает браки с чужестранцами. Но Розенхилл сказал, что если бы этот закон отменили, то он непременно бы женился!
— А знаешь, почему существует этот закон?
— Чтобы людей контролировать! Ты — деспот!
— Вовсе нет. Этот закон придуман не случайно. Или ты не знаешь, как христиане относятся к женщинам-язычницам?
— Сейчас ты скажешь, что они их только насиловать могут!
— Не только. Соблазнять тоже. Да только жениться на язычнице они не могут. Точнее, они могут сделать её своей сожительницей, и она по наивности может считать себя законной женой. Но только они сами никаких обязательств перед ней не чувствуют, они считают себя в праве покинуть её и её детей в любой удобный для них момент... Вот потому любовные связи с чужестранцами у нас запрещены, а не из деспотизма. Но вот когда белый человек становится тавантисуйцем, он вполне может жениться на нашей женщине, так как он подпадает под наши законы. Но ведь Розенхилл ради тебя тавантисуйцем становиться не хотел! Он ведь считает, что это мы должны стать другими!
— А почему бы и не стать другими в чём-то? Разве у нас всё так хорошо и правильно?
— Потому что мы не можем стать белыми людьми, — тихо ответил Асеро, — мы можем стать только их рабами. У нас из дворца пропадали документы, связанные с охраной и схема дворца, скажи мне, ты брала?
— Да, я давала ему, чтобы он посмотрел путь и вернул на место, он обещал, что вернёт, мне очень хотелось с ним свидания во дворце, а что тут такого?
— Лилия, он обманул тебя. Это нужно было для готовящегося переворота. Если их планы осуществятся, я буду мёртв или в тюрьме, а ты с матерью и сёстрами тоже будешь в неволе. Кстати, где Роза?
— В библиотеке. Я убежала незаметно от неё и от охранника.
— И подставила бедного парня. А теперь скажи, ты веришь мне, что Розенхилл оклеветал твою мать и что он не любит тебя?
— Верю, — сказала Лилия, глядя куда-то вдаль. Как бы она ни относилась к отцу, сбросить его слова о матери со счетов она не могла. Любя свободу, она не могла одобрить интимного насилия над кем бы то ни было. — Похоже, он и в самом деле не любит меня. А значит, я любила не его.
— Откуда у тебя были безделушки для подкупа охраны?
— Мне их Розенхилл давал.
— Ты можешь сказать, кому из охранников ты их давала.
— Нет, не скажу. Я не имею права выдавать бедолаг. В отличие от соития, это и в самом деле бесчестно.
— Всё равно ведь доберёмся, что же мне, весь состав охраны менять?
— Не будь так жесток, отец. Мне хотелось любви, а им — европейских мелочей, которых у нас нет. Что в этом преступного?
— Да они убийцу за эти мелочи пропустить могли! Если люди дают себя подкупить, то как им доверять?
— Да, я виновата. Но я всё равно их не выдам.
— Сегодня вечером ты дашь показания перед Горным Ветром.
— Нет, он мне не судья.
— Да причём здесь это?! Ты ещё не поняла до конца, что была лишь игрушкой в грязных руках заговорщиков?! И если ты хоть частично не попробуешь исправить последствия своей шалости, ты можешь обречь меня на смерть!
— Скажи мне, что будет с Розенхиллом?
— Не знаю. Зависит от того, что ещё вскроется. Но неужели тебе жаль того, кто тебя так подло обманул?
— Нет, не жаль. Только получается, что мне было хорошо с Розенхиллом оттого, что он нехороший, а с Золотым Подсолнухом не было так хорошо оттого, что он хороший?
— Ну да, Золотой Подсолнух — это тебе не опытный совратитель. Как я теперь матери о таком скажу? Ну почему ты о нас не подумала?
Лилия только мрачно взглянула на отца. В её взгляде читалось что-то вроде "Всё равно не поймёшь". Асеро подумал, что наверняка где-то в глубине души она должна жалеть о своём поступке, ведь рисковать из-за мерзавца обидно, но сейчас она едва ли скажет об этом, раз уж уверена, что отец ей не судья.
— Ладно, пошли домой. Матери пока не говори, я лучше сам ей скажу потом.
Вечером Асеро пытался сосредоточиться на злополучной статье, но не очень выходило. Как он ни старался сконцентрировать свою волю, случившаяся беда так придавила его, что было трудно думать о чём-то другом, мысли скакали от аргументов Дэниэла к поведению Розенхилла. Горный Ветер и Кондор после поимки Розенхилла разбирались теперь с охраной, Лилия сидела во дворце и куксилась, Роза вернулась из библиотеки. В любой момент могут дёрнуть для каких-то дальнейших выяснений и перекрёстных допросов. Как ни старайся, а скрыть своё состояние от жены трудно. Хорошо хоть Луна, видя, что Асеро явно не по себе, взяла на себя просмотр остальных материалов к газете. Вскоре она закончила его, и Асеро вышел к посту охраны, чтобы передать курьеру. Одно утешало: как бы ни повернулось дело, с Жёлтым Листом работать осталось недолго. И почти удивился, когда увидел, что с другой стороны пункта охраны стоит Искристый Снег:
— Асеро, может, ты мне объяснишь, что происходит? По столице ходят самые противоречивые слухи. Ясно только, что каким-то образом высланный Розенхилл оказался тут и что он чуть ли не цветы в твоём саду рвал.
— Ага, рвал, — мрачно ответил Асеро, когда пост охраны был уже позади и они остались вдвоём, — и сорвал мою Лилию. Раз уж Луну достать у него не получилось. Но прежде всего, важен уже тот факт, что приказ носящих льяуту не выполнен. И не выполнен сознательно. Каковы должны быть меры наказания для виновных?
— Вообще-то смертный приговор. Но... я боюсь, что тут могут быть задействованы десятки, а может и сотни людей. Меня страшит мысль о столь массовой казни.
— Ладно, этим вопросом займёмся после выявления виновных. Только с Англией надо порвать уже сейчас. Больше ждать нельзя, они совсем обнаглели. Ведь замешан не только Розенхилл. Я уверен, что остальные англичане тоже знали о нём и молчали. А это уже повод для разрыва.
