Гном и семь Белоснежек

Надо же, нечаянно попала под занавес похорон Рады. Девушки прятали глазки за тёмными очками и утирали раскрасневшиеся носы платочками, парни держались мужественно. Эдик был с трудом узнаваем. Видный, статный, вечно беззаботный и щеголеватый, сейчас он осунулся и, казалось, постарел. К иномарке его, перебирающего ногами по инерции, вели две фигуры: мамочка с покрытой кружевом головой и Вика Потехина в ретро-шляпке с вуалью.

— Что вас так привлекло? — полюбопытствовал водитель.

— Просто знакомых увидела, — не стала я вдаваться в подробности.

Водила закурил.

— Только сегодня ночью кинцо смотрел, там одна пришила любовницу своего мужика и пришла потом на похороны, полюбоваться на девку в гробу. Вы мне прям эту тётку сейчас напомнили.

Я нежданно для самой себя выразилась:

— Хреновое сравненьеце.

— Ну ладно, неудачно пошутил, — оглянувшись на заднее сидение, примирительно улыбнулся киноман. — А ещё там шериф сказал, что убийцы всегда приходят на похороны своих жертв.

Эту фразу я и сама не раз слышала. Ценная мысль, но не в моём случае. Любимицу публики Раду Байлер пришло проводить, похоже, полгорода. В несколько траурных автобусов вперемешку с теми, кто присутствовал на свадьбе, вошли и неизвестные мне личности. Знай я каждого, это бы облегчало задачу, а так — никаких выводов сделать не способна.

Постепенно по авто растеклись почти все, печальная шеренга машин двинулись прочь. Но кое-кто, словно нарочно, замешкался. От ворот погоста неторопливо двигались трое: 'светская львица' Яна Грызлова, танцор Никита и арт-директор 'Богемии' Юра Борцов. Компашка дошла до парковки и остановилась у машины аккурат рядом с моим такси.

— Докуривайте здесь, — распорядилась Яна и скрестила руки.

Я прошептала водителю, указывая на штурманское окно:

— Скорее опустите.

Тот хмыкнул так, будто ждал от меня подобной просьбы, но стекло опустил.

— Что делать будем? — серьёзно посмотрела 'львица' на спутников.

— Лично я еду бухать, — потёр ладонями Борцов.

— Ты рано радуешься, — окрысилась Грызлова, — всё летит в жопу.

— Да чё ты панику наводишь? — скривился Юра. — Теперь растрепать уже точно некому. Давай, едем на поминки и ведём себя как ни в чём не бывало.

— Не знаю, не знаю, — протянула Яна, — есть кто-то третий.

— Да, Потехина как-то странно себя ведёт, — нервничал Никита, — словно знает что-то, сучара.

— Ну, — сунул Борцов руки в задние карманы, — делу время, Потехиной — час...

Как назло мимо пронеслась завывающая карета 'скорой', и мне не удалось расслышать, о чём так гневно говорила тусовщица. Сирена стихла, только когда троица уже расселась по машинам и плавно двинулась вперёд.

— За ними! — в ажиотаже скомандовала я.

Глава 11

Борцов управлял отполированным серебристым спорткаром виртуозно и дерзко. С включённой на всю музыкой, он уверенно лавировал между машинами, а на светофорах пафосно рычал мощным мотором, вызывая возмущённое гудение бюджетных авто. Раздражался и мой таксист на своём среднестатистическом 'Рено Логан':

— У-уу, пижонище недоделанный! Догоню говнюка! — чуть ли не грызя руль зубами, негодовал он, красный и потный.

Так что, благодаря ущемлённому шофёрскому самолюбию, мы не отставали. И даже обогнали мини-купер Грызловой. В какой-то момент её вишнёвая, похожая на игрушечную, машинка и вовсе исчезла из виду и я запаниковала. А вдруг Юра и Яна с Никитой направляются в разные места? Так за кем же следить? Но, когда за нами на главный проспект города свернула и светская львица, я успокоилась. Просто предположила, куда по логике вещей может направляться троица. И точно. Выпендрёжник Борцов припарковался у 'Богемии', не заставила себя ждать и Грызлова. Таксист, уже сам включившийся в игру, остановился чуть поодаль.

Скорбящие похныкивали и причитали. На фоне белого здания они, в чёрном, напоминали пингвинов у айсберга. Два 'пингвина' оживлённо спорили, где же им разместиться: внутри клуба или на летней веранде.

— Учитывая исключительность ситуации, за столиками на улице можно смолить, — донёсся до меня ставший решающим аргумент одного из них.

И действительно, то ли эта самая исключительность ситуации, то ли привилегированность гостей победила закон 'О курении' — вся веранда полнилась табачным дымом. Глядя, как многочисленные руки приставляют ко ртам сигареты, я поддалась стадному чувству. Бомбила тоже.

— Матрёшкины вошки, что за хрень? — перекосился он, вглядываясь в окно. — Тут же все те, кто был у кладбища. Это... поминки? В клубе??

— Сегодня похоронили танцовщицу этого клуба, так что ничего дикого. Актёров, например, традиционно принято провожать овациями. Когда видишь это впервые, тоже волосы начинают шевелиться.

Водила повернулся на меня:

— Вроде сидишь такая осведомлённая, а что ж тебя не позвали?

Я почувствовала, как во мне зарождается неприязнь к мужику.

— Давайте договоримся с вами так. Вы молча сидите, я — молча наблюдаю. Сидеть здесь будем столько, сколько понадобится.

— Сидеть — не бегать, — пожал тот плечами, — платить тебе.

Сочтя, что мы достигли консенсуса, я напрягла зрение и слух.

На относительно свежем воздухе пили за упокой души в основном неизвестные мне личности. Вдовца, его мамочки и Потехиной видно не было. Троица Яна-Никита-Юра, нацепив на лица безутешность, скрылись в здании. До моих ушей доносились только совершенно неинтересные обрывки фраз.

— Придётся ждать, пока они все напьются, — через десять минут наблюдения заключил водитель. — Слушай, шпионка, может хоть побалакаем о чём-нить? Скучновато так сидеть.

— Мне казалось, мы договорились насчёт молчания. Поразгадывайте кроссворд, поиграйте в тетрис.

— А нетуть. Ни того, ни другого. Давай хоть познакомимся. Всё-таки общее дело типа как делаем.

— Евдокия.

— Геннадий.

— А теперь займите рот сигаретой, Геннадий.

Прошло ещё пятнадцать бесполезных минут, когда на улице появился Борцов и окликнул Сашу Косточкину. Моделька неохотно поднялась, протиснулась между столами, арт-директор весьма не джентельменски схватил её за локоть и потянул к своей машине. Сквозь не сильно тонированные стёкла было видно, что в салоне авто парочка общалась явно на повышенных тонах. Саша мотала головой и, намереваясь выйти, толкала дверь наружу, но парень, очевидно, заблокировал её. Затем девушка впала в настоящий припадок. Она яро хлестала Борцова своими изящными ручками, тот оборонялся, а потом присмирил девицу смачной оплеухой. Манекенщица схватилась за щёку, но не растерялась и забила по клаксону. Все присутствующие обратили внимание на прерывистый сигнал, некоторые кинулись к спорткару. Борцов тем временем вытолкал Косточкину вон.

— Пошла на..., потаскуха! — проорал он и с визгом колёс стал разгоняться.

— Чтоб ты врезался куда-нибудь, мудозвон! — крикнула ему вслед Саша.

Юра в ответ только высунул из окна руку с отогнутым среднем пальцем.

— Милые ребятки, — пробормотал Геннадий, — дерьмо чистой воды. Ну что, за ним прикажешь, а, Евдокия?

— Нет-нет, остаёмся, здесь, мне кажется, будет интересней.

Размазывающую по симпатичному личику косметику и сопли Косточкину окружили и заобнимали. По такому поводу из клуба, стервозно цокая каблучками, вышла и Грызлова — видимо, кто-то позвал. Охающие расступились и передали эстафету утешений ей. 'Львица' по-матерински объяла плачущую и повела почему-то к служебному входу. Путь подружек пролегал мимо нас с таксистом, и я инстинктивно пригнулась.

— Козлина! Ненавижу! — ныла Саша.

— Он-то, конечно, козёл, но и ты овца, вы гармоничная пара, — парировала Яна. — Зачем растрепала ему, дурочка, о таких вещах, ни с кем не посоветовавшись?

— Страшно мне, Ян. Каждый день боюсь, что меня следующей придушат.

— Тише ты, — шикнула Грызлова и огляделась по сторонам, — не на улице же базарить.

Диалог стал совсем неразличим, цепляясь шпильками за выбоины в асфальте, девицы скрылись за железной дверью.

— Чёрт! — сжираемая любопытством, закусила я губу. — Быстрей подрулите вон к тем соснам, чтобы я незаметно выскочила.

— Ты за этими двумя макаронинами собралась? А если защучат?

— Не защучат, я хорошо знаю здесь каждый закуток.

— Желание дамы для меня закон, — тронулся с места Геннадий, — тугрики только давай-ка вперёд.

— Получите ещё пятьсот, если дождётесь, — бросила я недоверчивому мужику три сотни.

Принимая околоакробатические позы, я продралась сквозь колючие деревья, как кенгуру, допрыгала до чёрного входа и, мысленно перекрестившись, вошла внутрь. Фантастическая глупость — оставлять дверь открытой, но неосмотрительность ленивого персонала сыграла мне добрую услугу.

Говоря, что знаю в 'Богемии' каждый закуток, я не преувеличивала. Все тайные уголки и повороты в здании, возведённом ещё в послевоенные годы пленными немцами, невольно изучила во время романа с Эдиком. Потому сейчас, осторожно поднявшись по железной лестнице и оказавшись на перепутье, я без колебаний свернула налево. Подходящие для шушуканья девиц местечки — гримёрки, осветительная и в конце концов служебный туалет — находятся именно там. Справа же — ничего интересного, лишь кабинеты администрации. Правда, имеются ещё и петлистые спуски к танцполу и банкетному залу. Но, соберись Грызлова и Косточкина вернуться к траурным гостям, — вошли бы в главный вход, а они воспользовались служебным. К тому же добираться до гримёрных через парадные двери дольше.

В коридоре не горел свет. Ступая почти на ощупь, я судорожно соображала над убедительным ответом в случае, если меня застанет охрана или какой-нибудь другой служащий. Неловкий момент быть застигнутой Грызловой, Косточкиной и иже с ними, я, конечно, тоже предполагала, но тут уж совсем никаких оправданий не придумывалось. Посему я просто уповала на чудо. И оно случилось — до заветного поворота я добралась благополучно.

Поражаясь собственному везению, я осторожно выглянула из-за угла и всмотрелась в полумрак. Все пять дверей были прикрыты, в зазоры трёх из них тонкими полосками пробивался дневной свет. Где-то впереди послышался звук, такой, словно кто-то передвигал мебель. Я на цыпочках подкралась к центральной створке и, стараясь не дышать, припала к ней ухом. Звук повторился, однако, исходил он откуда-то со стороны, если не сказать сверху. Я машинально подняла глаза. Ну конечно же! В одной из двух гримёрок есть выход на чердак! Мансарда — святая святых клуба. Чужаку туда не проникнуть, 'свои' же шастают караванами. При условии, если удаётся выпросить ключи у их хранителя — арт-директора Борцова. Но, помнится, Юра всегда благоволил знакомым охотникам посекретничать, принять нелегализованные средства или предаться плотским утехам. В мою 'богемную' пору я и сама не раз бывала в этой святыне, и она никогда не пустовала.

Призвав всю имеющуюся во мне храбрость, я приоткрыла нужную дверь ровно настолько, чтобы она не заскрипела, и протиснулась в комнату. Здесь, как и год назад, по-прежнему пахло смесью из косметики, алкоголя и блуда. Не изменилось ничего, да и могло ли? Вперемешку с лаками и муссами на двух будуарных столиках привычно теснились пустые бутылки. На спинках стульев, красном кожаном диване и полу валялись пёстрые вульгарные одёжки. Посреди захламлённого журналами и бижутерией подоконника в цветочном горшке с плодородной землёй неизменно сидел Гришка. Нет, Гришка — не кактус, не фикус. Гришка — тридцатисантиметровый лиловый фаллоимитатор. Любимец местных, особенно пьяных гостей гримёрки, которые всегда удобряли 'аленький цветочек' спиртным, мол, чтоб не чах и рос. Кстати, хозяйкой силиконового дилдо считалась Настя Лагачёва — именно ей этот сувенирище презентовали подружки-танцовщицы. Теперь Насти нет, а Гришка вот 'цветёт'. И пахнет. Алкоголем. Как трогательно...

Отвлёкшись от ненужного созерцания убранства и прогнав воспоминания, я прошмыгнула за ширму, призванную маскировать вход на чердак. Дверца была приотворена и до меня донеслось женское бубнение. Ещё раз мысленно перекрестившись, я юркнула внутрь и застыла на ступенях.

— ...а когда я всё сложила, до меня дошло, — бормотал писклявый голосок, кажется, Сашин, — и я сразу же обо всём сказала Юре.

— Капец! Я знала, что ты идиотка, но чтобы настолько! — воскликнул другой голос, без сомнения Янин. — Надо было обо всём вначале рассказать мне!

— Ян, блин, ну я же доверяла ему, как себе. Не ори на меня, и так хреново. Лучше скажи, что теперь делать? Я боюсь, я пипец как боюсь. Мне кажется, Радка с Настькой тоже видели эти документы, потому их и грохнули.

Зазвучали каблучки — Яна принялась ходить взад-вперёд, наставляя:

— Так, спокуха, тебе нужно срочно уехать из города. Есть, где спрятаться, только чтобы адреса никто из наших не знал?

— Ну... в принципе, у меня в деревне, в Калачовке, бабушка живёт. Но она полоумная.

— Ах вот в кого ты такая...

— Но что я ей скажу, если приеду? Если правду, она будет волноваться, а когда бабушка волнуется, с ней совсем беда.

— Правдорубка, — фыркнула Грызлова, — правду говорить не обязательно, пора бы уже уяснить. Скажешь, что... что на природу потянуло.

— Но там людей человек десять живёт, сходить некуда, там даже интернета нет, — сопротивлялась Косточкина. — Я там сдохну со скуки!

— Милая, со скуки ещё никто не сдыхал, зато от удушения вполне реально. Что выбираешь?

Манекенщица заскулила.

— Сань, ну хватит, — уже ласковее произнесла Яна. — Давай пойдём умоешься, пора возвращаться к нашим.

— Не хочу. Боюсь находиться среди всех них.

— Ну, ты чего, — с улыбкой в голосе успокаивала подружка, — ты же со мной. А потом поедем к тебе, возьмёшь самое необходимое, и я отвезу тебя в деревню. Часика через два, окей? Всё будет хорошо. Ну вставай, пошли.

С липкой от страха спиной я поспешила ретироваться, пытаясь быть тише бабочки. На каждом повороте притормаживала, вслушиваясь в тишину, но мне вновь необычайно везло — не было ни души. Вылетев на улицу, я несказанно обрадовалась: алчный таксист не уехал.

— Ого, как ты запыхалась, Евдокия. Сколько трупов нашла? — пошутил он.

— Спасибо, что дождались, — проигнорировала я его вопрос, — тут ничего интересного не происходило?

— Я ж не знаю, что ты считаешь интересным. Но точно никого не убили.

— До Калачёвки далеко, юморист?

— Это где?

— Понятия не имею, какая-то деревня.

— Ща гляну, — стал вбивать мужик название в навигатор. — У, дороговато тебе обойдётся, это под Черночевском, почти сто кэмэ.

Я призадумалась. А что мне даст поездка к Сашиной бабушке? Шансов вывести модель на откровения мало. Ну не разбивать же мне лагерь возле дома старухи, поджидая, пока кто-нибудь приедет убивать её внучку. Нет, ехать в некую Калачёвку глупо. К тому же, если уж точно понадобится поговорить с Косточкиной, найти убежище в деревеньке с десятью, по её словам, жителями, не составит труда.

— Продолжаем наблюдение, — обречённо вздохнула я, — выруливайте туда, где стояли раньше.

Время тянулось томительно. Геннадий сбегал в ларёк и принёс нам по огромному беляшу и стакану растворимой бурды. Я жевала клейкое тесто с непрожаренным фаршем и недовольно поглядывала на таксометр с увеличивающейся цифрой. Ничего экстраординарного не происходило, никто даже не ссорился. Наоборот, захмелевший народец, достигнув стадии любви ко всему окружающему, тепло обнимался и хихикал. Все словно забыли, по какому случаю собрались. Казалось, ещё немного, и они запоют.