Вблизи эмоции Гвендолин напоминали полноводную реку, спокойную и глубокую. Внимание, окутывающее все и ничего конкретно, прошлое, перетекающее в будущее, сглаженная галька без острых углов. Ни моментов эйфории, ни сильных страстей, ни горечи поражений.

Миль не умел быть счастлив, Шеннейр не умел сожалеть и сострадать, эмоции Нэттэйджа скользили по поверхности, не приобретая вес. Чем высшие платят за свой пост? Или за темную магию?

Я тоже не чувствовал себя счастливым — впрочем, теперь не чувствовал себя и несчастным. Но я еще помнил, каково оно — что будет после того, как забуду?

— Осторожнее, магистр. Корни замка растут во тьме, — Гвендолин подала мне руку, кажется, предлагая ее сопроводить, и мы ступили на узкий стеклянный мост. Здесь, в залах, было совсем мало света: светились поручни, путеводные печати, иногда — свисающие с потолка гроздья шаров, синим, зеленым или лиловым неоном. Моя спутница обвела рукой вокруг, и с легкой иронией поклонилась: — Мои маги называют это подземным царством. А я — его повелительница.

Ее пальцы были чудовищно холодны: настолько, что занемела рука.

— Знаете ли вы, мой магистр, что носитель определенного штамма вируса всегда замечает носителя подобного? — Гвендолин вдоволь насладилась моим непониманием, а потом пояснила: — Искра магистров перерождается определенным образом. Правитель гильдии всегда видит того, кто станет новым магистром.

Мы прошли по узким мосткам над большой оранжереей, напоминающей сад; несмотря на полутьму, зелень разрослась густо, но цветы, лишенные солнца, были тонки и бледны. Над огромным залом с прозрачным полом, под которым клубился туман. Над непроглядным мраком — корни замка достигали подземных пещер, глубоких разломов под береговыми скалами, и сливались с рудными жилами.

— Мой магистр, — нежно произнесла Гвендолин. — Знаете ли вы, что когда приходит новый магистр, старый умирает?

Я знал.

— У тела не может быть две головы, и Источник не принимает два воплощения. Говорят, что каждый магистр приходит, чтобы выполнить особую миссию. И как только миссия исполнена... Бах, — она приложила палец к виску, губами выдохнув последнее слово, и неуловимо улыбнулась: — Источник вручает корону другому.

Тьма окружала нас со всех сторон. Пустая одинокая тьма без малейшего источника света и проблеска жизни.

— Это звучит так, как будто Источники управляют нами.

— Управляют... — она вновь коснулась виска и улыбнулась; холодно и отстраненно: — То же самое сказать, что нами управляют мысли.

Коридор спиралью спускался вниз, будто к центру витой раковины, и я наконец различил тот шорох, к которому прислушивался все время — шум моря. Мы миновали несколько открытых врат — я замечал их вместе с тем, как поднимались все новые уровни защиты. Печати были темными — их ставили темные, и они не могли быть иными — и с каждой новой печатью тело наполняли холод и тяжелая слабость. С последнего уровня мне бы не хватило сил сбежать даже через искажение. Не будь здесь Гвендолин, которую внутренние мембраны замка узнавали как хозяйку, я бы застрял здесь как пчела в янтаре. Пока выросшее чудовище переваривало бы незваного гостя.

Гвендолин одним касанием отворила последние врата, пропуская нас в небольшой круглый зал. Напротив — еще одни врата, почти сливающиеся со стенами, одиннадцать серебряных печатей в ряд по левую руку и одиннадцать по правую. Посередине, под направленным потоком света — возвышение с тремя ступенями и лежанка со шлемом Оператора.

— Управляющий центр? — навскидку предложил я. От концентрации магии... информационного поля раскалывалась голова, а от каждого шага по полу разбегались сверкающие волны. Возможно, это мне казалось: я чувствовал себя так, как будто нахожусь под водой и уже задыхаюсь.

— В некотором роде. Я все еще работаю над ним. Мое любимое число — одиннадцать, — Гвендолин прошла вдоль стены, проводя по серебряным линиям печатей, вплавленных в камень — многослойное платье с воротником под горло было вполне в традиции мирринийке, но перчаток она не носила — и встала напротив врат. Между узкими ажурными створками из перевитых стеблей не было даже зазора; волшебница постояла, прижав к ним ладони, и отступила: — Нет, эти двери открывать еще рано.

Я уловил отзвук подпитывающих замок светлых источников и почувствовал себя немного лучше. Источник башни Шэн был исходно один, потом — два, настолько сильных, что к ним даже не приближались. Двадцать два малых и средних, светлых и темных мерцающих источника под безымянным замком наполняли двадцать два накопителя и разбегались по его венам преобразованной, подчиненной энергией.

— Маги Аринди столетиями ютились в башне Шэн. Шэн построили давным-давно. Вы в одиночку вырастили новый волшебный замок гильдии — то, что не делал еще никто, — я оценил масштаб и сложность задачи, и ничуть не кривя душой признался: — Ваша работа великолепна.

Я даже не рассчитывал на такое. Магам требовалась крыша над головой, и я вполне был готов, что им придется ютиться в новеньких бараках.

Гвендолин подняла с возвышения шлем с тянущимися к нему проводами и рассмеялась, запрокинув голову:

— Ох, Кэрэа Рейни. У меня множество прекрасных выживших учеников, я прожила долгую жизнь и я высший маг из высшего совета, мне подарен величайший проект в истории... Очень странно однажды добиться всего, чего желал.

В ее смехе не было ни искры веселья. Настрой Гвендолин вызывал смутное беспокойство — но у высших свои печали и свои думы. Они действительно живут очень долго.

— Существует мнение, что желания человека беспредельны, — спокойно возразил я, и волшебница вернула шлем на место:

— Пожалуй, вы правы. Моя работа не завершена. В каждом волшебном замке должна быть... душа. Искра. Свое сердце, — тьма была в ее глазах, бездвижная и пустая. Волшебница плавно убрала с бледной щеки выбившуюся из прически прядь и чуть отвела взгляд, позволив сверкнуть в нем глубокому неживому блеску: — Составите мне компанию за ужином, мой магистр?

* * *

Лето в Аринди — пора особенная. Летом в Аринди хорошо на побережье, когда с моря тянет свежий бриз; у гор, где сосны у подножия, а на каменной вершине — еще не растаявшие сугробы снега; в замкнутых городских башнях под морозильными печатями. На всей остальной территории Аринди лето переносимо с трудом. Сейчас не лето, сейчас весна, но дышать в нагретой как сковородка замкнутой долине уже нечем.

Раскаленное солнце, белое небо. Жаркое марево над плитами, над холмами. Ангары, краны, грузовые платформы и погрузчики, снующие туда-сюда на бешеной скорости. Темные даже протянули сюда узкоколейку. Впервые за долгое время я вновь увидел грузовые фуры, что ходили от нас через Вальтону — башни из железа и живой плоти на гусеничном ходу, все изукрашенные магическими печатями. Не то чтобы в Вальтоне на нас кто-то нападал, но обвешиваться оружием, заступая за границу, было самой древней традицией всех выживших стран. Светлые сидели и стояли поодаль, рядом с жалкой горкой вещей, спокойные и равнодушные, а темные стремительно проносились мимо, иногда останавливаясь, чтобы прицепиться, что те что-то делают не так. Или что-то не делают не так. Существуют и занимают в мире место.

Бринвен стояла рядом, морщилась от пыли и цепко следила за каждым, напоминая мне горную львицу, караулящую, чтобы ни одна овечка не отбилась от жертвенного стада. Кайя сидел вместе с остальными, безучастный ко всему, и порой мне казалось, что я вижу золотистые нити, тесно опутывающие людей. Распределение было объявлено. Мои подчиненные сделали себе разноцветные повязки. Желание магистра — закон.

— Какие говорящие у ваших светленьких лица, — Миль сегодня с утра снова поймал звезду и был готов делиться мудростью со всеми, кто не успел убежать. Песчаные змейки вились у его ног, и даже среди раскаленной площади заклинатель казался зловещей угольной тенью. — Какой чистый, пустой и незапятнанный лишними примесями отпечаток полного отсутствия интеллекта!

Я спохватился и дернул Кайю через эмпатическую сеть, и люди расселись гораздо свободнее, наконец перестав походить на пустотелых болванчиков. Хотя большинство темных не обладало тонкой милевской настройкой и вряд ли заметило разницу.

— Эй, ты! — рявкнул с другой стороны один из техников. — Отошло!

Юна прекратила пихать пальцы в радиатор, отказавшись от намерения покормить ими машину, и недовольно отодвинулась. Темный подозрительно прищурился и, резко изменив направление, двинулся к ней:

— Сними-ка...

И, не дожидаясь реакции, протянул руку к шарфу.

Бринвен дернулась вперед, но родители Юны оказались рядом так быстро, словно освоили телепортацию.

— На нашу маленькую дочь не будут пялиться темные, — высокомерно бросил отец. Юна натянула шарф выше, до самых глаз, удобнее перехватила фанерный ящик, четко кивнула мне и, чеканя шаг, двинулась к своим. В ящике что-то злобно жужжало.

— А вы думаете, под шарфом скрывается шпион? — с интересом спросил я чересчур бдительного мага, и тот раздраженно ушел в другую сторону, продолжая бормотать про оборзевших ненормальных светлых.

— Мы поступаем правильно? — Камилла и Юджин Аджент продолжали стоять напротив, ожидая ответ. Я потер переносицу, запоздало вспомнив, у кого подхватил жест, и отвел руку.

— Вам сообщат, если обстоятельства изменятся. Сама Юна не против?

— Юна понятливый ребенок. Даже слишком.

Я глянул на переданный рисунок и кивнул, складывая его пополам. Говорить здесь было уже не о чем, кроме, может быть, одного:

— Но почему акула желтая?

Я молодец, я уже понимаю, что это акула, а не пчелы. Она подписана.

— Акула — ваш символ. А вы, магистр, наше солнце.

Темные суетились вокруг, как обычно, спорили, как обычно не в силах договориться ни о чем, и были обычно шумными и бессмысленными. Из Вальтоны выехало одно число машин, до нас доехало другое, и то, что темные от мироздания принять не могли — последнее оказалось больше. Подсчеты, пересчеты и сомнения, подкинул лишнее нам неведомый враг, или это то, чего недосчитались в прошлый раз, занимали магов всецело. Или они спешно подбивали ведомости, радостно вписывая на свою смену все находки. Опять же, распределять товары по городам, а не оставлять себе, было морально тяжело. Практически от сердца отрывали. Некоторые светлые подперли головы руками, решив, что раз мы никуда не движемся, посмотреть, что по темному местному каналу кажут интересное.

— Мы должны что-то... — начала было Бринвен. На фоне других светлых Бринвен удивительно выделялась: и потому составляла проблему. Свое назначение в Таволгу она приняла без радости — но как будто она могла не подчиниться.

— Вы ничего не должны помимо своих прямых обязанностей.

Помогать темным в мелочах нельзя ни в коем случае — мало того, что взяв на себя одно дело, ты будешь выполнять все остальные, так еще никогда не сможешь выполнить это так, чтобы темных устроило.

Волшебница закусила губу и кивнула. Не вмешиваться ей было невыносимо.

Понуро замершая за спиной Иллика немного оживилась, словно преодолев сомнения, и все же решилась попрощаться со своими напоследок. Мчащийся ей наперерез погрузчик даже не снизил скорость, и я не глядя протянул руку, выдергивая девушку прямо из-под колес.

Иллика, сегодняшнее дитя неудачи. Но я знал, как это работает: стоит оступиться раз, и ты покатишься вниз без остановки. Судьба любит добивать лежачих.

Зато серьезный маг из группы Эршенгаля неожиданно передал нам индивидуальные аптечки. Шеннейр, со всеми глобальными пороками, все же не зря стал магистром.

— Мы поедем с этими?.. — вновь заикнулась Бринвен.

— Посмотришь на социальных паразитов в природной среде, — равнодушно отозвался Кайя, даже не повернув головы. — Ты как будто первый раз видишь темных, Бринвен.

Остальные встали вслед за ним. Бринвен закинула тяжелый рюкзак на плечо, но задержалась, отвечая на не столь важный вопрос:

— Хорошо ли я знала Наро, магистр? Я видела, как их зашивают в мешки, чтобы выбросить в море. Какая разница, как это все закончится... — она вдела боевой посох в специальное кольцо и вытерла лоб от пота и пыли. — Они сказали мне, что я обязана выжить. Слышите, магистр — я выполняю обязательства. Кайя меня вытащил. Кайя нас всех вытащил.

Я смотрел им вслед, пока от солнца не заболели глаза.

Гвендолин, Нэттэйдж и присоединившийся Миль стояли под навесом у охладительной печати — как многие мирринийке, они плохо переносили жару и солнце — и демонстрировали полное погружение в значимость момента. Среди столпившихся поодаль инфоры жаловались Иллерни:

— В Аринди слишком много городов! Они постоянно хотят есть! Мы уже посылали им еду на прошлой неделе, а они просят снова. Надо что-то делать...

Иллерни вежливо улыбался и витал в своих мыслях. Я заметил, что по узкоколейке двигается очередной поезд и сразу включился в рабочий процесс:

— Как вы правильно указали, Нэттэйдж, бездумная инициатива на местах для нас крайне опасна. Я тут подумал и решил, что для контроля убежищ нам нужен независимый наблюдатель.

Темные с иронией переглянулись, явственно сомневаясь, есть ли среди них хоть кто-то независимый.

Двери вагона распахнулись. Попытавшийся наехать на вышедшего человека погрузчик клюнул носом и зарылся в песок. Не успевший сманеврировать второй погрузчик влепился в первый, и человек, гордо вздернув подбородок, прошествовал дальше, не обращая внимания на дружную ругань водителей и механиков. В иных обстоятельствах он бы обязательно добавил что-нибудь вслух, но необходимость передавать данные через табличку смазывала эффект.

Высокомерный взгляд споткнулся об меня, и темный передернулся всем телом, ускорив шаг. Тому, что он работает на светлых, Джиллиан удивлялся каждый раз как в первый. Я его вполне понимал; вряд ли приятно, когда высшие перекидывают тебя друг другу как мячик.

За его спиной в два погрузчика влетел третий.

Нэттэйдж глотал воздух как выброшенная на берег рыба. Я отвернулся, подавляя желание впервые за годы закурить.

— Светлый магистр... — маска Нэттэйджа трескалась так стремительно, что я ничуть не сомневался, что не будь свидетелей, меня бы уже убивали. Гвендолин с щелчком распахнула веер, прикрывая улыбку.

— Назначение подписали Лорд Норман, высший маг Гвендолин, — развел руками я, — и сам Шеннейр.

Мои самовольные действия без его санкции Нэттэйдж воспринимал как личное оскорбление. Это было весьма мило. Я принимал решения через голову темного магистра — неужели Нэттэйдж думал, что я не решусь обойти его?

— Шеннейр поддержит самые самонадеянные ваши планы!

— А мне казалось, мои планы весьма неплохи, — с тщательно отмеренной обидой возразил я.

Миль поперхнулся. Гвендолин замахала веером быстрее, так, что поток ветра почувствовал даже я, и Нэттэйдж резко обернулся, окидывая нас пристальным взглядом, и вкрадчиво промурлыкал:

— Высшая Гвендолин. Так... отрадно смотреть на столь... тесное согласие между магистром и его высшими. Пусть даже достигнутое со вчерашнего вечера...