На захваченной земле

— Это как же так может быть? — удивился Серега, — Они что, забыли, как раньше жилось?

— Да кто как. Кто не верил, что такое могло быть и считал то, что имел, как само собой разумеющееся. Кто считал, что это раньше капитализм такой был, 'дикий', а сейчас он иной совсем, белый и пушистый. А кто-то и вовсе не задумывался о том.

— А правительство ж что делало?

— А оно дело пропаганды слило. Вело ее топорно и бездарно, — ответил Леха, — А вот американцы очень умеючи старались нам показать, как хорошо, мол, на Западе живется. И многие верили. Потому и пошли за Горбачевым с его 'перестройкой'. А у вас все иначе. Война 1974 года слишком сильно опустила страны запада в глазах людей. Капиталисты в очередной раз показали свою звериную сущность. Что они готовы хоть ядерную войну развязать ради своих целей.

— Ну, может быть, — согласился Серега.

— Возможно, отчасти ты прав, — заметил Сашок, — Но именно что отчасти. Мы ведь и до того немало различий заметили. У вас еще в конце 1950-х ушли от сталинской модели экономики. Причем, многие решения откровенно бездарными ведь были. Чего стоит одно бездумное освоение целины или 'обезьяний закон'. Да и в политике. 'Несменяемость кадров' та же — это как?

— Ну да, — согласился Леха, — 'Сталин сам не спал и другим не давал. Теперь можете спать и жить спокойно. Я не Сталин'.

— Хрущева вашего цитатка что ли? — ехидно хмыкнула Аленка.

— Его самого. Так своим сторонникам он заявлял.

— Вот и проспали всю страну, — добавил Сашок.

— Ну, кстати, у вас-то с экономикой все куда лучше было, — заметил Леха, — Даже изначальный промышленный потенциал больше был за счет западных земель. А дальше уж чуть больше в индустриализацию построили, намного меньше в войну потеряли, куда больше в Европе получили... Под вами ведь вся Германия была.

— Да и не только, — согласился Диман.

— Интересно только, где же развилка? — задумчиво произнес Семен, — Вряд ли дело в одной польской войне и ее результатах. Это скорее уже результат.

— Ну по более раннему времени у нас мало очень информации, — ответил на это Леха, — Я теми временами не интересовался.

— А что мы про этот мир знаем? — спросил Леха.

— К сожалению, пока немногое, — ответил на этот счет Сашок, — Что тут было в революцию и гражданскую войну — тут у нас никакой информации. Так что известные нам различия пошли с 1930 или 1931 года — когда умер Сталин. К власти пришел Постышев — и индустриализация пошла псу под хвост. Потом в 1937 году переворот Тухачевского — к власти военные пришли.

— А нам говорили, что не было никакого заговора Тухачевского, — задумчиво произнесла Ксения, одна из попаданок, — Что это все паранойя Сталина была.

— Ну здесь Сталина не было, — ответил на это я, — Но вряд ли в иной истории заговора не было.

— Выходит, нет Сталина — нет и Победы, — задумчиво произнесла Вася, — Значит, без диктатора нельзя было?

— Можно и так считать, — ответил я, — Хотя не такой уж Сталин и диктатор был...

— Ладно, что нам о ходе войны известно? — спросил Леха.

— Началась она здесь 15 июня 1941 года, — начал рассказ Семен.

— На неделю раньше, чем у нас, — заметила Маша.

— Да, — согласился он, — И в то же время в тот же срок, что у нас. Но вот ход ее в начале был в какой-то мере схожим с вашим. Разгром войск у границы, потом битва под Вязьмой в конце августа. Недели две она примерно была — точнее наши знакомые не помнят, они тогда детьми еще были. В конце сентября началась битва за Москву. Где-то с середины октября шли уличные бои. И они шли аж до января.

— Москву ж немцы в кольцо думали взять? — удивился Леха.

— Видимо, не получилось.

— Наши знакомые еще мельком упоминали про Тульское сражение, — заметил я.

— Да, — согласился Семен, — Но про него они не помнят ничего толком.

— А дальше-то что? — спросила Маша.

— А в январе Тухачевский объявил, что Москва полностью освобождена, немцы отогнаны на 20 километров от столицы и погоним их теперь еще дальше.

— У нас тоже немцам под Москвой хорошо задали, — сказала молчавшая до того Света, — Прибыли сибирские дивизии и погнали немцев!

— Только на следующий год они дошли до Сталинграда и Кавказа, — ответила ей Ксения.

— А у нас были Вторая Смоленская и Киевская битва, — вставил свое слово Вован.

— Ну а вот тут в 1942 году после победы под Москвой сначала затишье установилось. А потом немцы вновь пошли в наступление и как-то очень быстро захватили Москву, всего через две недели после начала наступления, уже в конце мая. А летом начались битвы за Сталинград и Рязань. Вроде бы тут и англичане немцам помогли, оружие — танки поставляли с артиллерией. С середины августа шла битва за Рязань, а 9 сентября вдруг заключили перемирье, а 16 сентября Тухачевский подписал мирный договор с немцами.

— А с Ленинградом что? — спросила Маша.

— Не знаем ничего, — ответил Семен, — Скорее всего, захватили с ходу. Во всяком случае, наши знакомые про это не знали ничего. Впрочем, мы не особо и спрашивали. В нашем-то мире это всю войну тыловой город был, не то что у вас с блокадой...

— Ну а что сейчас тут творится — то никому не ведомо. — заметил Диман, — Мои-то родственники знают лишь про ближайшие окрестности. Дальше они не бывали и никакой информации не имеют. Одни слухи, но их достоверность под большим вопросом...

— И что нам делать? — спросила Света.

— А у нас много вариантов? — спросил Вован, — Надо к своим пробираться.

На этом наше 'собрание' и закончилось. Выйдя на улицу, я в задумчивости прошелся вдоль улицы мертвой деревни. Потом сел на какую-то полуразвалившуюся завалинку. Настроение было ни к черту. Уже не первый раз мы пытались сравнить наши миры, и в этот раз как раз хотели все окончательно утрясти и понять, что же в этом мире пошло не так. Конечно, можно было подумать, что причина на поверхности — смерть Сталина в начале 1930-х. Но что-то подсказывало, что это скорее следствие, а не причина. Почему в двух наших мирах он дожил до 1950-х, при нем победили в войне, а тут вот так вот? Но главное — что каждый раз при таких попытках сравнивать миры мне думалось о том, сколько же нашего, советского, народу уже погибло или сейчас умирает от голода в деревнях, в умирающих городах, сколько уничтожили в концлагерях. А тут еще и 'соседний' мир, где хоть немцев и победили, но ценой 26 миллионов своих погибших! Причем, большая часть этих миллионов — мирные жители, уничтоженные немцами... В этот момент мне внезапно подумалось о другом — о некоторых наших историках, кто любил говорить про 'недостаточную подготовку' РККА к войне в нашей истории! Мол, и то плохо было, и с этим ничего хорошего! И аж девять миллионов на войне потеряли! Для нас для всех эта цифра казалась огромной... А каково вам 26 миллионов потерь? Подготовка им недостаточна... Да радоваться тому, что так все было! Что День Победы у нас 24 декабря 1943 года, а не 9 мая 1945! И что вообще у нас есть такой праздник как День Победы...

— — — — — — — — — — — — — — — — —

18 октября 1952 года. Рейхскоммисариат Московия.

— Дядь, а почему мы проиграли? — спросила Настя.

— Ну почему войны проигрывают, — пожал плечами дядя Сергей, — Потому, что плохо к ним готовятся. А ведь сколько хвалились... Советская армия всех сильней... Любого врага на его земле разобьем... А вон оно как вышло. Как фрицы напали — так прямо у границы всю нашу армию и разбили. Вроде и были у нас и танки, и самолеты — да только половина из них даже в бой вступить не смогла. А что и смогли — так слабы они перед немцами оказались. Да и умения не хватало.

— Почему же у них все не так было?

— Не знаю. Может быть, как раз потому, что там этого урода Тухачевского не было. А, может быть, в чем-то еще дело...

Настя на это ничего не ответила. Да и что тут скажешь? Она ведь практически ничего не знала об их мире. Только то, что ей рассказали во время двух кратких встреч. А этого было так мало!

— Хотя знаешь, — продолжил дядя Сергей, — Говорят многие, что если б не Тухачевский, то и у нас все могло иначе пойти. Что даже летом 1942 года не была еще война безнадежно проиграна. Но кодла Тухачевского уже не о войне думала, а о том, как бы побольше захапать перед тем, как за Урал сбежать.

— Но разве так можно? — спросила Настя, — Война ведь шла!

— Да плевать им и на войну, и на наш народ было, — грустно усмехнулся дядя, — Им главное было самим получше устроиться...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

1-7 ноября 1952 года. Рейхскоммисариат Московия, деревня Павловка.

Еще один визит к родственникам Димана мы решили совершить в конце октября, однако в этот раз что-то пошло не так. Как и в прошлые разы, сразу соваться в деревню мы не стали — сначала решили понаблюдать за происходящим в деревне. А вот происходящее нам откровенно не понравилось. Дом димановых родственников был заброшен — кто-то из соседей уже разбирал крышу. Учитывая это, здесь явно больше никто не жил... Что могло случиться с хозяевами, учитывая реалии этого мира? Умерли? Угнаны в рабство? Отправлены в концлагерь? Или еще что не менее страшное?

Несмотря на имевшиеся опасения, ночью мы все же решили наведаться в их дом. Двери на месте уже не было, так что ничто не помешало нам приникнуть внутрь. Дом оказался абсолютно пуст — практически как тот, в котором мы побывали при самом первом визите в деревню. Правда, полы пока целы были — но надолго ли?

Ничего, что могло бы пролить свет на произошедшее, мы не нашли. Не осталось больше в доме и ничего ценного.

— Слышь, Ванек, -когда мы уже были в лесу, произнес Диман, — А, может быть, это мы виноваты? Затащили какую заразу из нашего времени — вот и померли все...

— Чушь, — помотал я головой, — Тогда бы сейчас на всю деревню уже эпидемия была бы...

— А если кто-то узнал, что мы у них были?

— Вряд ли, — не согласился Вован, но сказано это было как-то неуверенно.

Однако уйти, не попытавшись узнать про судьбу наших знакомых, было б просто подло. А, значит, нужно было придумать, где добыть информацию.

— Надо 'языка' брать, — после недолгого обсуждения пришел к выводу Семен, — Но так, чтобы он нас не видел и не смог выдать.

К некоторому моему удивлению долго ждать не пришлось. Буквально через пару часов Диман с Семеном привели в наше расположение какого-то неизвестного парня лет двадцати пяти с одетым на голову мешком.

— Пошел в лес за хворостом — вот там мы его и поймали, — пояснил Диман.

С этими словами он демонстративно передернул затвор пистолета:

— Ну что, будешь говорить? — обратился он к пленному.

— Скажу, все скажу! — испуганно залепетал тот, — Вы только не убивайте, товарищи партизаны!

— Уже 'товарищами партизанами' стали, — усмехнулся Диман, — Это хорошо. Так вот у меня вопрос. Что случилось с семьей Андреевых?

— Сбежали они, — ответил пленный, — Настю их полицейские схватили. Должны были судить скоро, но тут родственники освободили ее, старосту и двух полицейских порезали и сбежали. Немцы искали их, но, вроде, так и не нашли никого.

— За что Настю схватили полицаи схватили? — спросил Семен.

— Ольга, Ильи Прокофьева дочь, донесла, что Гитлера она ругала и к партизанам уйти хотела. Вот и схватили ее...

— Понятно, — со злостью буквально прошипел Семен, — Где эта с*ка живет?

— От въезда в деревню седьмой дом направо, — ответил пленный.

— Пошлите, поговорить надо, — сказал нам Семен.

— А со мной что будет? — испуганно пролепетал пленник.

— Ничего, живи. Отпустим попозже. Но помни, скажешь про нас кому — из-под земли достанем и в петлю засунем, — ответил Семен.

Потом мы отошли подальше чтобы пленный нас не слышал.

— Предателей прощать нельзя, — сказал Семен, — Сегодня ночью наведаемся к этим тварям Прокофьевым.

— По закону военного времени? — спросил Серега.

— Не знаю пока, — ответил Семен, — Может быть.

— А есть ли смысл? — спросил Вован, — Тут предателей на каждом шагу... На всех у нас пуль не хватит.

— Ничего, придет пора — получат и они свою пулю. Но этих тварей прощать нельзя. Они предали наших друзей. Единственных в этом мире. И теперь еще неизвестно, что с ними будет.

Ночью мы отправились в деревню. Добравшись до указанного дома, постучались в дверь. Почему-то все мы ожидали, что никто не откроет, но через пару минут дверь открыли, даже не спрашивая кто пришел. Ворвавшись внутрь, Диман и Семен сразу ж кого-то схватили и, заткнув рот, толкнули к нам.

— Вяжите! — скомандовал Семен.

Мы быстро связали этому человеку руки за спиной, а Семен с Диманом тем временем двинулись дальше. Внезапно послышался женский визг, но он быстро стих.

— Все чисто, — через пару минут сообщил Семен, — Больше никого нет.

Спустя пять минут мы все сидели в освещенной светом лучины и электрического фонарика комнате. Окна были завешены каким-то найденным здесь же, в комнате, тряпьем. Мы сидели около стола на одной скамейке, напротив сидели двое пленников. Парень примерно наших лет и молоденькая девчонка. 'Неужели это она сдала Настю?' — удивленно подумал я. В подсознании предатели как-то ассоциировались с мерзкими злобными типами из фильмов про шпионов. А тут молоденькая девчонка... Подросток еще...

— Значит так, — начал Семен, — Я сейчас вытаскиваю кляпы у вас изо рта. Но если вздумаете закричать — заткну снова. Я буду спрашивать — вы отвечаете. Коротко и по существу. И начнем с тебя, -обратился он к девчонке, — Второго пока вывести.

— Я знала, что вы придете, — когда парня увели, а девчонке вытащили кляп, произнесла она, — Партизаны не прощают предателей.

— Это хорошо, — усмехнулся Семен, — Но тут я спрашиваю, ты отвечаешь. И никаких посторонних разговоров мы не ведем. Кто такая?

— Прокофьева Екатерина Ильинична, — коротко ответила девчонка.

— Год и место рождения?

— 1937 год, Павловка.

— Пятнадцать лет, значит, — задумчиво произнес Семен, — Кто донес на Анастасию Андрееву старосте?

— Ольга, сестра моя старшая, — на лице девчонки мелькнуло удивление, — А вы разве не знаете?

— Здесь спрашиваю я, — отрезал Семен, — Где сейчас твоя сестра?

— У старосты в сарае.

— Что она там делает? — на этот раз удивился Семен.

— Ждет продажи.

— Куда???

— В публичный дом, куда ж еще, — грустно усмехнулась Катя.

— Это у немцев такая благодарность за верную службу???

— Так Настя-то сбежала, да еще и полицаев со старостой ее родственники порешили, — ответила Катя, — А доносчику первый кнут. Вот и потащили ее на допрос на следующий же день. Там выяснили, что наврала она многое. Вот за лжесвидетельство и осудили на продажу. Нас с Сашей тоже на допрос таскали. И маму тоже, — дрогнул голос у девчонки, — Она так и померла там, сердце слабое оказалось...

— А вас отпустили немцы?

— Отпустили, — хмуро ответила Катя, — Еле домой дошла...

— Пытали? — спросил Семен.

Вместо ответа девчонка только кивнула головой.

— Кто?

— Не знаю, они не местные.