Иван Оченков Стрелок-2

— Так я это, вещички у вас оставлял в переделку.

— Господи! — всплеснула руками портниха. — Я совсем не узнала вас в мундире! Простите великодушно, но в нём вы выглядите совершенно иначе.

— Я заметил, — усмехнулся в ответ Дмитрий. — Как по гражданке — меня ни один офицер в упор не видит, как по форме — так и норовит в рыло въехать!

— Но вы обещались прийти еще на той неделе...

— Простите, так получилось. Но, надеюсь, с моим барахлом всё в порядке?

— Конечно, но...

— Тогда давайте примерим?

— Извольте. Переодеться можно за ширмой.

Через пару минут Будищев облачился в перешитый на него костюм и встал перед зеркалом. Как выяснилось, Анна прекрасно знала свое дело, и пиджачная пара сидела на нем как влитая, а манишка и вовсе выглядела великолепно, придавая своему новому владельцу шикарный вид. Лаковые туфли со штиблетами, на которые он сменил свои сапоги, заканчивали образ и только картуз категорически выбивался из него.

— С таким костюмом вам надобно носить котелок, — мягко улыбнулась портниха. — И галстук хорошо бы другой.

— Да я в них ничего не понимаю, — развел руками молодой человек. — Боюсь, выберу какую-нибудь фигню, и выряжусь как дурак.

— Ну, это не сложно. Во-первых, обратите внимание на фасон. Нынче носят...

— Послушайте, а может, вы мне поможете?

— Что, простите?

— Ну, давайте прогуляемся до магазина, благо здесь недалеко. А то мне приказчик наверняка ерунду подсунет. За это с меня кофе.

— Как вы смеете! — вспыхнула Анна. — Я приличная женщина и не позволю...

— И в мыслях не было! — изумился Будищев. — Да что с вами такое?

Но портниха, и без того уже взведённая визитом к соседке, не выдержала и, присев на краешек скамьи, тихонько плакала.

— Да, я — вдова, — сквозь слезы говорила она. — Да, я живу одна и за меня некому заступиться, но это не значит, что... а тут ещё это...

Обычно Дмитрий не выносил женских слез и старался избегать ситуаций, с ними связанными, но ещё он умел различать пустой плач взбалмошных девчонок, не получивших очередную игрушку, от искреннего горя доведенных до отчаяния людей. И к тому же он умел слушать. Через несколько минут он знал нехитрую историю жизни Анны. Ещё совсем молоденькой девушкой её выдали замуж за пожилого чухонца, занимавшегося мелкой торговлей. Жили они неплохо, но детей у них не было. А когда муж умер, его родня обобрала неопытную вдову и едва не пустила по миру. К счастью, она умела шить и смогла жить этим, избежав многочисленных соблазнов более легкого, но при этом — постыдного, заработка. Правда, мадам Ряполова не теряла надежду завлечь её в свои сети, для чего не единожды ссужала мелкими суммами. Обычно Анны всегда аккуратно расплачивалась, но в этот раз едва не попала в кабалу.

— Вот что, Аннушка, — мягко сказал Будищев, дослушав её исповедь. — Сейчас ты умоешься, а потом мы с тобой прогуляемся к магазину или лавке и выберем мне таки этот проклятый галстук и шляпу или как её — котелок. Ну, а потом посмотрим, как помочь твоему горю. Я таких "повелительниц Тьмы", как эта старая выдра, много в своей жизни видел — и не таких ещё обламывал.

"Линдстремъ и сыновья" — когда-то являлся простой галантерейной лавкой, основными клиентами которой были жены приказчиков да шившие на дому портнихи. Но время шло, и один из внуков первого Линдстрема, прибывшего в Петербург из Гамбурга в блистательный век Екатерины Великой, решил, что ему тесно в рамках дедовского предприятия. Дом, в одном из крыльев которого ютилась их лавка, был полностью перестроен. Вместо угрюмых стен с подслеповатыми окошками появились широкие зеркальные витрины. Узкие проходы между прилавками сменили широкие залы, ничуть не менее помпезные, нежели в каком-нибудь дворце. А вместо деревянных болванов теперь стояли самые настоящие манекены, одетые с такой изысканностью, что, говорят, какой-то горячий черноусый господин, приехавший откуда-то с юга Империи, едва не посватался к одному из них, а когда ему стали объяснять, что это всего лишь чучело, не верил и грозился украсть.

В общем, можно было, не кривя душой, сказать, что галантерейный магазин "Линдремъ и сыновья" был ничуть не хуже парижских. Поэтому не удивительно, что популярная модистка госпожа Гедвига Берг именно здесь покупала потребные для работы материалы.

Обычно она приходила одна, но на сей раз с ней пришла подруга. Последняя, впрочем, почти не интересовалась покупками своей спутницы и, вообще, довольно сильно отличалась внешним видом от модистки. Одетая скромно, чтобы не сказать бедно, и почти без украшений, она, тем не менее, держалась с таким достоинством, что всякому было понятно, что перед ним барышня из высшего общества.

— Мадемуазель Берг, — радушно улыбаясь, воскликнул Порфирий Иванович Стеклов — довольно изящный брюнет, лет двадцати восьми, одетый безукоризненно, но с тем дешёвым шиком, который и отличает приказчиков от владельцев заведений. — Вы у нас так давно не были, что я уж думал — вы про нас забыли.

— Неправда ваша, — с лучезарной улыбкой парировала модистка. — Я была у вас на прошлой неделе и брала аграманту, шесть аршин джерси[28], и бумажных кружев.

— Разве?

— Да-с. Просто вы были заняты той пышной дамой, как её — мадам Поповой, а меня обслуживал мальчик[29].

— Какая досада, — развел руками приказчик. — Но теперь я свободен и готов служить только Вам. Чего изволите?

— Сегодня мне надобно атласу, аршин пять, не меньше.

— С муаром?

— Ну, разумеется. И еще кружев, но только не бумажных, а шелковых и ещё плюмажу. Только самого лучшего!

— Как можно, сударыня, — оскорбился жрец Гермеса.[30] — У нас всё — самое лучшее.

— Вот и хорошо. А это что? Ирина, посмотри, какие милые бонбошки!

— Господи, какое мещанство, — скривила носик её спутница.

— Ты думаешь? — с веселой смешинкой в голосе переспросила Гедвига. — Значит, моим купчихам точно понравится! Заверните мне этих бонбошек из стекляруса.[31]

— Как прикажете. Что-нибудь ещё?

— Да, мне нужен подарок, для одного почтенного господина. Что-нибудь скромное, но не пустяшное. Скажем, запонки или булавку для галстука.

"Знаем-знаем, какому господину тебе подарок нужно сделать" — подумал про себя Стеклов, но вслух любезно заметил: — Теперь запонки и заколку принято носить в одном стиле, так сказать, гарнитуром. Извольте пройти в следующее отделение, мы вам что-нибудь подберем. А это...

— Отправьте ко мне домой. Адрес вы знаете.

— Как будет угодно-с!

Все вместе они прошли в соседний отдел, где все витрины были увешаны образцами мужских аксессуаров. Запонки, заколки, портсигары, бумажники, перчатки, головные уборы всех форм и расцветок и бог знает что ещё заполняли его пространство.

— Вот извольте, только что получили-с. Тут, извольте видеть, лошадиная голова, а тут подковы. Все в одном стиле, но не одинаково. Последний крик Парижа.

— И впрямь недурно. Как тебе, Ирина?

— Лучше бонбошек, — слегка искривила тонкие губы барышня, что для неё обычно означало крайнюю степень веселья.

— Мне тоже нравится. Заверните, пожалуйста, их мы возьмем с собой.

— Прикажете в бонбоньерку[32], или, может быть, подобрать футлярчик?

— В бонбоньерку.

— Как прикажете-с!

Приказчик отправился упаковывать покупку, госпожа Берг принялась с интересом осматриваться, игнорируя при этом подчеркнуто скучающую подругу. Тут глаз её остановился на необычной паре, на которую поначалу она не обратила никакого внимания. Худощавая женщина, платье и шляпка которой знали лучшие времена, выбирала хорошо сложенному мужчине в недурно пошитом клетчатом костюме галстук. Правда, она не просила подать ей какую-либо новинку с витрины, а перебирала содержимое ящика, в который складывали вещи, уже вышедшие из моды. По-видимому, денег у них было немного и потому незнакомцы старались сэкономить.

Мадемуазель Гедвига ничего не имела против бедных людей, кроме разве того, что на них ей было не заработать. Так что, отметив профессиональным взглядом, что женщина ухитрилась выбрать неплохой вариант, модистка равнодушно отвернулась. Однако фигура молодого человека в костюме показалась ей смутно знакомой, и она снова повернулась к ним и едва не застыла, как громом пораженная, услышав его голос.

— Блин, сколько мороки с этими галстуками, — с усмешкой заметил Будищев, думая, что его никто не слышит. — У моего папаши на все случаи жизни был один, да и то — потому что его пропить не получалось!

— Пойдем скорее отсюда, — модистка судорожно схватила свою спутницу за локоть и попыталась уйти, не дожидаясь заказа.

Но добилась лишь того, что привлекла к себе внимание.

— Геся?! — резко обернувшись, спросил Дмитрий.

— Извините, вы ошиблись, — сухо ответила та, поспешно увлекая за собой недоумевающую Ирину.

— Геся, какого чёрта?

— Молодой человек! — несокрушимой скалой встал между ними столь вовремя вернувшийся Порфирий Иванович. — Вы в приличном заведении, так что извольте не приставить к барышням, не то я городового кликну!

— Извините, я, кажется, обознался, — процедил сквозь зубы Будищев, решив, что ударить франта в солнечное сплетение будет не самой удачной идеей.

— А вам, мадам Анна, должно быть стыдно ходить с эдакими кавалерами! — напустился уже тот на ничего не понимающую вдову Виртанен.

— Слышь, утихни!

— Что, да я, да я тебя...

— Я спрашиваю, сколько с нас? — перебил уже набравшего воздух приказчика молодой человек.

Появление в его руках довольно увесистого кошелька несколько сбавило накал страстей и Стеклов, презрительно, но, вместе с тем, безукоризненно вежливо процедил:

— Сорок пять копеек. Пожалуйте в кассу!

Расплатившись, они вышли, но ни Геси, ни её спутницы уже не было видно. По-видимому, барышни взяли извозчика и поспешно ретировались. Анна испытующе взглянула в глаза Дмитрия и несмело спросила:

— А кто эта барышня?

— Прости, Аннушка, к тебе эта глупая история не имеет никакого отношения.

— Вы не хотите рассказывать?

— Да не в том дело... ладно, слушай. Она была девушкой моего погибшего товарища. Мы отправлялись на войну, и она сбежала вслед за ним из дома, правда, мы об этом не знали. Так уж случилось, что в Болгарии Николай встретил другую.... В общем, всё так запутанно... Короче, у меня такое чувство, будто я перед ней виноват, причём, я никак не могу понять, в чём именно.

— Вы влюблены в неё?

— Что?! Не знаю.... Это было на войне.

— Разве война отменяет чувства?

— Не знаю, как сказать. Там всё по-другому. Ладно, это всё дела прошлые, а нам надо заняться нынешними. Ты свою часть уговора выполнила, так что пойдем, я выполню свою. В какое заведение тебя можно пригласить, чтобы не оскорбить нравственность?

— Не надо, Дмитрий, — покачала головой женщина. — Из этого не выйдет ничего хорошего. Вы любите эту барышню, это же очевидно. А я слишком стара для вас.

— Офигеть! Я так понимаю, то, что у меня никаких левых мыслей не было — не аргумент?

— Сейчас не было, появились бы потом. Правда, Дмитрий вы очень хороший, хотя не слишком воспитанный молодой человек, но, право же, не стоит...

— Слушай, сколько тебе лет?

— Я же говорила — невоспитанный! Таких вопросов кавалеры барышням не задают. Но тебе я отвечу. Много. Уже двадцать девять.

— И что?

— Ничего, — покачала головой портниха. Затем, повинуясь какому-то движению души, подалась к Будищеву и поправила только что повязанный галстук, и, критически осмотрев дело своих рук, добавила: — Вам нужно ещё часы на цепочке. Вот в этот кармашек.

— Совсем забыл про них, — чертыхнулся Дмитрий, но госпожа Виртанен уже уходила прочь, придерживая одной рукой свою неказистую шляпку.

— Н-да, а вроде взрослая баба, — недоуменно пожал плечами молодой человек, — и надо же — какие заморочки! А я ещё хотел ей добро причинить!

Вечером у мадам Ряполовой случился ещё один клиент. Гувернантка, имевшая неосторожность забеременеть от своего хозяина, пришла узнать, что же ей делать дальше. Аферистка, напустив на себя таинственную многозначительность, разожгла ароматизированные свечи, в полтора рубля за фунт. Долго смотрела в стеклянный шар, после чего, раскинув карты, принялась привычно вещать ей всякий бред — о Меркурии в восточном доме, темной стороне рыцаря мечей и кознях королевы жезлов. Наивная дурочка слушала её с широко открытыми глазами, замирая от страха.

Судя по всему, срок был ещё невелик и, прежде чем интересное положение клиентки откроется, могло пройти не менее четырех-пяти недель. Поэтому состроив постное выражение лица, гадалка тяжело вздохнула и поведала напоследок:

— Знаете что, милочка. Сегодня — не самый лучший день для гадания. Сами понимаете, Меркурий в восточном доме... Приходите лучше через три дня. Небесные светила расположатся значительно более благоприятно, и я смогу поведать вам гораздо больше...

— Хорошо, — кротко согласилась несчастная. — Но что мне делать теперь? Может, следует рассказать Сергею Аполинарьевичу или Наталье Ефграфовне?

Увы, такое развитие событий совершенно не входило в планы мадам Ряполовой, прекрасно понимавшей, что в этом случае дурочку просто выставят за дверь и лишат жалованья. Поэтому она тут же переполошилась и замахала руками.

— Что вы, милочка! Теперь совершенно неподходящий момент для подобного предприятия! Меркурий в восточном доме, как можно-с! Нет, душечка, приходите через три дня, а до той поры ведите себя как ни в чём не бывало! Уж тогда я скажу вам, что делать, а до той поры — никак нельзя-с! И не забудьте, что сеанс у меня стоит восемь рублей. Да-с!

Выпроводив незадачливую гувернантку, гадалка хотела уже закрыть дверь, но увидела смутно знакомого молодого человека с просительным выражением на лице. Сняв с головы новенький котелок, он заискивающе улыбнулся и даже шаркнул ножкой.

— Мадам Ряполова? — неуверенным голосом спросил он.

— Да, а вы кто?

— Я, извольте видеть... некоторым образом... — замялся тот и подозрительно глянул в сторону все ещё не покинувшей их прежней клиентки.

Лишившаяся чести, но приобретшая плод под сердцем, девица сделала вид, что замешкалась и беззастенчиво грела уши.

— Всего доброго, голубушка! — медоточиво пропела ей гадалка, так при этом глянув в её сторону, что любопытную дурочку как ветром сдуло.

— Вы, собственно по какому делу? — спросила почуявшая поживу аферистка, когда гувернантка удалилась.

— Мне вас рекомендовала Аглая Тихоновна, — вполголоса, почти шепотом, поведал ей потенциальный клиент и снова беспокойно обернулся. — У меня, изволите ли видеть — беда-с!

— Заходите, молодой человек, заходите, — обрадовано отозвалась мадам Ряполова, услышав имя одной из своих давних поставщиц клиентов, не подозревая, что тот узнал его не далее как сегодня днем от Анны.

Проводив молодого человека внутрь, она усадила его на кресло и порадовалась, что не успела погасить свечи, отчего в комнате сохранился таинственный флёр. Присев на свое место и взяв в руки колоду карт, она бросила быстрый взгляд на очередную жертву и едва не упустила из рук своё орудие производства, ибо её посетитель за какое-то мгновение совершенно переменился и теперь, не мигая, смотрел на неё.