Фернейский мудрец или пешки Большой Игры

— Это ещё только начало, — успокоил он Артемия. — Вот когда увидишь, как они жертвоприношения совершают, вот тогда начнёшь соображать, что с этим миром не всё в порядке.

Артемий, стараясь идти в тени, добрался до высокого постамента, где стоял храм Балу. Балу почитался как сын Дагана. Храм состоял из прямоугольной постройки и примыкающего к ней просторного помещения. Считалось, что само божество обитает здесь же. Оба храма были довольно высокими. Крыши у них были плоские. Вот на эту крышу и поднимался жрец, чтобы наверху, поближе к божеству, читать священные тексты и возносить молитву богу. Перед храмом Балу располагался обширный двор, из которого в помещение перед храмом вела большая монументальная лестница. Во дворе толклись паломники и служители. В сам храм народ пускали только под присмотром младших жрецов. Как сказал Риммон:

— Сейчас явно готовится церемония жертвоприношения. Такая церемония и время её совершения тщательно регламентируется. Всё подчиняется древнему порядку. Поэтому, не будем здесь мешаться под ногами, пусть себе готовятся, а мы пойдём в мой храм. Посмотрим, как там идут дела.

— Я повелел сделать этот храм как своё жилище, но, но для всех это строение является храмом бога Илу. Чтобы не привлекать толпы паломников в этот храм ведёт только одна дверь с улицы, да и то в укромном месте, чтобы затруднить паломникам дорогу к храму. Там сейчас обитают мои жрецы.

— Так что, мы можем встретить второго Риммона?— удивился Артемий.

— Нет, конечно, — просветил Риммон. — В этом параллельном мире мой храм только реплика основного храма. Но, вот увидишь, жрецы меня узнают. Они будут называть меня Шалим. Да, да, именно, в мою честь назван ваш город Иерусалим. Интересно, да?

Поплутав по узким улочкам, пришли к неприметной арке в стене. В арке была деревянная дверь, окованная медными пластинами, на которых были нанесены какие-то орнаменты и письмена. Если бы в этом месте улочки случился наблюдатель, то он мог бы увидеть, как прямо из воздуха появился молодой человек в светлой одежде с посохом в руке и кожаной сумкой через плечо. Он слегка коснулся набалдашником посоха одной из пластин двери. Значит, всё-таки наблюдатель был, и был он внутри двора, но заметил, что в храм прямо из воздуха явилось божество, поэтому следовало поторапливаться. Дверь плавно и без скрипа отворилась. Стоявший за дверью служитель пал ниц, не смея поднять глаза на вошедшего. Прибежал другой служитель, наверное, более старший по рангу, чем привратник, но тоже завалился в пыль.

— Видишь, дикий народ, — просветил Риммон Артемия. — Теперь полчаса их надо поднимать с земли и приводить в чувство.

Пришёл пожилой старший жрец гордо носящий имя Аттштуру. Этот не стал падать, но было видно, что человек сильно нервничает: не каждый день божество самолично является в свой храм с инспекторской проверкой. Старший жрец повёл Артемия через дворик в отдельное, закрытое от любопытных глаз, помещение. В помещениях храма были странные вещи: красивые с виду и не очень. Не очень — были вонючие приспособления для жертвоприношений. Вдоль стен располагались деревянные скамьи. У восточной стены зала были сложены странные культовые предметы. Из этого зала можно было пройти в маленькую комнату, где хранились самые ценные вещи храма. В храме имелись особые сосуды в виде конуса. Они назывались ритоны. Изготовлены эти сосуды были не в этой местности, а привезены с Кипра.

Потрясённый жрец не знал о чём можно говорить с божеством, поэтому Артемий сам поведал о цели своего визита. А что тут такого: один бог решил проведать другого бога. Вот и Шалиму, богу заката, кое-что потребовалось в храме Балу.

Старший жрец превратился весь во внимание. Во-первых, поведало ему божество надо поднести Балу и Дагану дары. Вот они, продемонстрировал Артемий четыре золотых блюда, которые достал из кожаной сумки: два блюда Дагану и два блюда его сыну Балу. Всем поровну, никому не обидно. Все блюда были одинаковые: диаметром около 16 сантиметров и с бортами в три сантиметра, только на дне каждого изделия были различные изображения. На блюдах Балу были изображены четыре козла, это на одном блюде, а на другом сцены охоты, где охотник в колеснице целится из лука в козла. На блюдах Дагана были изображены дельфины и кальмары.

Своему жрецу Артемий передал золотую статуэтку бога Илу и дюжину золотых колец, разного размера, для награждения особо отличившихся в учёбе молодых людей. Науку надо поощрять.

После этого перешли к сути дела. Старшему жрецу надо было немедленно найти и доставить Шалиму писца Илимилку, который трудился в храме Балу. Именно этот писец, записывал все слова своего начальника главного жреца храма Балу Аттинпарлану. Для Илимилку божество тоже пожертвовало золотое кольцо.

Пока бегали за Илимилку, аборигены развлекали божество представлением о рождении Шалиму и его брата Шахару, ну и дальнейшей историей этих богов, то, как это видят люди. Старший жрец даже продекламировал новое, недавно созданное, но пока ещё не апробированное на практике заклятие. По идее, оно должно было улучшить плодородие почвы: "Пусть слова юного бога изгонят тебя, пусть речи Балу изгонят тебя, и ты выйдешь на голос жреца, как дым через отверстие, как змея через основание стены, как горные бараны на вершину, как львы в чашу. Пробудись, Посох, приблизься, Посох. Пусть мучения будут на твоей спине, страдания на твоём теле. Пусть Харану изгонит этих спутников, пусть Юнец изгонит их. Ты тоже — унизься! Пусть запинается твой язык, пустись в бегство, да, пустись в бегство. Если ты одет, пусть бог тебя прогонит: если ты гол, пусть бог тебя прогонит. Ради людей то, чем ты дышишь, пусть будет изгнано с земли, ради людей пусть будет выгнано в бессилии".

— Ну, как? — потупив в землю взор, с надеждой спросил жрец.

— Феноменально.....нет слов, — ответил ошарашенный Артемий. — Считаю, от такого заклятия урожайность зерновых увеличится на 15 процентов.....да что там, на 15.....на все двадцать процентов. А удои увеличатся на 7 процентов. К бабке не ходи. Это заклятие, несомненно, новое слово в современной науке и агротехнике.

Жрец от таких хороших слов божества прямо расцвёл на глазах. Выходит не зря он прожил эту жизнь, внёс-таки вклад в науку. Сам бог отметил его вклад.

— Теперь по этому поводу мы принесём в жертву девственницу, — заверил он божество.

Но в этом деле божество категорически упёрлось. Девственниц в жертву приносить не будем. А что будем? Может козла? Божество задумалось. Козёл он, конечно, завсегда лучше девственницы, факт, но можно и без козла обойтись. Жрец очень заинтересовался: а как же без козла? Кого же тогда, того, в жертву, при скоплении народа. Божество сказало, что на проблему надо смотреть шире: вот есть рядом море. Можно в жертву принести вместо козла две рыбы. Теперь жрец задумался: а как же руки мазать в крови жертвы, у рыбы крови нет, боги могут не понять. Нет, сказало божество, богам совершенно по барабану, параллельно и фиолетово какая у жертвы кровь, лишь бы от всего сердца. Если честно, то и рыбу можно заменить на мидии. Вот, подняло божество палец вверх, берёте ведро мидий и приносите их в жертву, если вам так надо кого-то обязательно укокошить. Ведро мидий наверняка заменит девственницу и даже козла, ага. Старший жрец испытал культурный шок от откровений божества. Оказывается, вот как надо действовать. Это же новое слово в науке, революционный слом заплесневелых традиций. Нет, эти слова надо срочно записать на каменных скрижалях. Особенно такие божественные слова как параллельно, по барабану и фиолетово.

Аттштуру, видя благосклонность божества, дерзнул накормить того жареной бараниной. Но, божество, поковыряв в миске кусочки сочной баранины, пробурчало что-то неразборчивое, типа "дизентерия в сальмонелле", отставило миску. От питья божество тоже отказалось, буркнув что-то про геморрой, который ему не нужен.

Аттштуру увидел, что Шалиму достал из своей кожаной сумки прямоугольный красивый камень, который поместился в длань божества. Затаив дыхание жрец созерцал, как бог трубочкой из воздуха пробил отверстие в камне и стал пить камень через трубочку, пока не выпил его весь. Так вот что пьют боги, поразился жрец, они пьют камни. А мы, неразумные, им какую-то баранину предлагаем. Жрец поразился терпению бога, которому приходится общаться с глупыми смертными.

Когда бог выпил камень и отставил оставшуюся оболочку в сторону, жрец украдкой взял божественную вещь. Оболочку камня бог превратил в радующий глаз плотный папирус, на котором были нанесены божественные письмена и нарисованы фрукты и ягоды как настоящие. Бог выпил из камня всю воду, но когда жрец достал воздушную трубочку, то ему на руку капнуло пару капель божественного каменного напитка. Аттштуру слизал эти капли: вкус специфический, отметил он. От восторга, что смертный приобщился к пище богов, Аттштуру чуть не потерял сознание.

Когда запыхавшиеся гонцы привели не менее запыхавшегося писца Илимилку, жрец Аттштуру объявил писцу божественное повеление. Он сказал, что, когда делегация жрецов от этого храма проследует в храм Балу к Аттинпарлану, которому от имени бога Шалиму будут вручаться богатые дары для богов Балу и Дагану, то писец Илимилку должен будет показать лично богу Шалиму всю библиотеку, ничего не утаивая. Такое веление бога, понимать надо.

— Как же я узнаю бога Шалиму? — воскликнул потрясённый Илимилку.

Аттштуру взял Илимилку за руку и повёл на смотрины бога. Бог в своём помещении сидел в воздухе, на высоте в 4 локтя. Взор его был направлен в одну точку.

— Что он делает? — побледнев, спросил тихо Илимилку.

— Созерцает! — потащил Илимилку в стороне жрец. — Думает о народе. Да, только о народе и думает. И о вертикали власти. Смотри мне писец Илимилку, не подведи. Покажи богу всю свою библиотеку. И смотри, чтоб всё было фиолетово и по барабану. — А также, чтоб всё было параллельно, — значительно добавил главный жрец.

Поражённый мудростью жреца писец Илимилку только закивал головой.

Делегация вручателей даров от одного бога другим богам была маленькая, но весьма представительная. Во главе делегации находился Аттштуру, за ним топали четверо жрецов ниже рангом. Они на вытянутых руках несли светлую ткань, на которой находились золотые блюда. За ними, озираясь по сторонам, шёл Артемий, а за ним восторженно на него глядя, шествовали все остальные жрецы храма Илу. Золотые блюда своим блеском ослепляли прохожих. Многие при виде процессии падали ниц, а затем присоединялись к процессии.

По случаю торжественного вручения драгоценных даров Аттинпарлану приоделся в свои лучшие облачения. Толпа встречающих и толпа прибывающих с делегацией разрослась до приличных размеров. Хорошо, хоть в городе, обычно, жили не более трёх тысяч человек, остальные обитали в десятках близлежащих селениях. Повезло, что царь Нихмадду II был в этот день в отъезде, он охотился на козлов.

— Вот, хотел всё сделать тихо и мирно, а тут весь город сбежался, — бурчал Артемий.

Хорошо, что Илимилку, набравшись храбрости, подошёл к божеству и увёл его в библиотеку. Там бог вёл себя несколько странно: Илимилку подавал богу глиняную табличку, тот пару секунд смотрел на неё, потом переходил к следующей табличке. И так несколько тысяч раз. У Илимилку руки отваливались уже от усталости. Вот кто скажет, что профессия библиотекаря лёгкая? Наконец процесс сканирования документов завершился. Когда Артемий вышел из помещения, то народ ждал его в благоговейной тишине. Надо было сказать что-нибудь умное. Взобравшись на постамент, Артемий воздел руки к небу и толкнул речь: "Дети мои! Жители славного города Угарита живите в мире, хорошо учитесь, на улицах не мусорите, а тот мусор, что там валяется, срочно уберите. Вам надо учиться упорно и терпеливо. Учиться у всех — и у врагов и у друзей, особенно у врагов. Учиться, стиснув зубы, не боясь, что враги будут смеяться над вами, над вашим невежеством, над вашей отсталостью.....и это....ещё...постройте хорошие бани что ли.....чистота залог здоровья. В здоровом теле — здоровый дух. Да, ещё не пейте некипячёную воду, там много микробов". Народ благоговейно внимал словам божества. После этих слов божество стало медленно растворяться в воздухе и покинуло свой народ. Видя такое дело, народ во главе со жрецами попадал на землю. Многие рыдали.

Писец Илимилку лихорадочно записывал на папирус слова божества, пока они не забылись. То же самое делал и Аттштуру. Ему надо было всё подробно описать первому, а не этому задаваке Илимилку.

По случаю получения даров и явления божества жрецы решили провести обряд жервоприношения. Жертвы, как известно, могли быть кровавыми и бескровными. Аттинпарлану склонялся к принесению кровавой жертвы. Однако, встретил неожиданную оппозицию в лице Аттштуру, который заявил, что божество желает получать в жертву...морских мидий, потому как это весьма фиолетово, по барабану и даже параллельно. Так говорил сам Шалиму. Научный диспут набирал обороты, что грозило переходу на личности, а потом и к мордобою. Положил конец научным дискуссиям срочно вернувшийся с охоты царь Нихмадду II. Мудрому правителю очередная гражданская война за чистоту веры совсем была ни к чему. Он повелел, что пока будут проводиться бескровные жертвоприношения. Всё-таки есть своя правда в словах бога: ведь зачем жечь козла, когда можно сжечь немного мидий, а козла съесть самим. Главное, как сказало божество, чтоб всё было от души и по барабану. Есть козла под громыхание барабанов как-то неуютно, подумал царь, но ничего, ведь барабаны можно и подальше отставить, пусть себе вдалеке гремят. Вот так будет поистине фиолетово и параллельно.

Здесь надо уточнить, что собственно являлось бескровной жертвой. Главным видом такой жертвы являлось возлияние из специальных длинных сосудов с отверстиями в боковых стенках. Эти сосуды следовало вкопать в землю и наполнить жидкостью, предназначенную для пожертвования богам. Но, в свете того что, как оказалось, боги совершенно не пьют обычную воду. Им подавай воду из камня или такую, чтоб там не было ...микробов. Как народ не всматривался в чистую воду, как не приглядывался, но микробов так и не увидел. Народ вздыхал, кипятя воду, но раз божество сказало пить только кипячёную, то надо страдать, но пить.

Особенно царю понравилось, что божество обратило свой взор на грязь и мусор. Теперь, злорадно усмехнулся царь, это головная боль наших бездельников жрецов.

Аттштуру взялся, по горячим следам, записать на папирус свои впечатления от встречи с божеством Шалиму, который почитался как бог заката. Это был первый бог, который так явно проявил себя, все остальные не любили показываться людям, а действовали только через жрецов своих храмов.

— А наш-то посильнее других будет, — злорадно подумал Аттштуру. — Другие боги едят обычную пищу, и пьют обычное вино, а наш камень запросто выпьет.

Вдруг Аттштуру похолодел от необычной мысли: ведь у Шалиму был брат Шахару, который бог восхода. Но он никак не проявляет себя. Может быть, и нет никакого брата, наш и есть бог восхода и заката. Может вообще он самый старший в пантеоне богов, что в корне меняет весь политический расклад. От такой крамольной мысли жрец втянул голову в плечи, ожидая непременной критики с неба в виде молнии. Но ничего не произошло, небеса не разверзлись, что ещё больше убедило старого жреца в своей правоте. А значит, ничего страшного, если он несколько преувеличит, чуть-чуть, силу Шалиму, можно сказать творчески переработает его слова, ну и своего немного добавит. Народу такое должно понравиться. Вздохнув, жрец взялся за писчую палочку: