Хроники Эринии. Дракон стремится к морю.

Я поймала себя на мысли, что впервые, очутившись здесь, не испытываю смутной тревоги и желания как можно скорее покинуть исследовательский комплекс. Хотя нет, нечто подобное я ощутила в ту ночь, когда разбудила плиту. Если бы я знала - остановилась бы? Или всё-таки посмела? Нет, забудь, прошлого не изменить, а терзания нечистой совести — плохие помощники в ситуации, которая возникнет с минуты на минуту. Я одна. Весь персонал объекта покинул его по моему приказу.

— Держите, — протянула я де Лотье магический датчик, — он настроен на мою частоту. Если сигнал начнёт ослабевать, или вдруг оборвётся связь, немедленно вызывайте подкрепление и посылайте охрану в лабораторию. Пусть не надеются на магию. Забрасывайте его специальными гранатами. Надеюсь, это дезориентирует чужака, и вы продержитесь до прибытия кавалерии. Две минуты — небольшой срок. Но пока с сигналом всё в порядке — оставайтесь на месте. Это приказ.

— Вы опасаетесь... — начала Любомудра.

— В отличие от нас, он знает, как работает эта штука,— улыбнулась я.

— Я наслышана о ваших методах, — покачала головой Любомудра, — и всё же, почему вы не берёте с собой людей?

— Потому что тогда пропадёт весь смысл, — глухо ответила я.

Мне никто не помешает. Приступай же...

Итак, Скиталец прибыл в мой мир по зову плиты. Почему же он всё ещё не нашёл её? Да потому, что плита больше никаких сигналов не подавала. Вернее не она, а я. В моей голове разрозненные элементы головоломки сложились в единую картину. Неделю назад в ходе очередного эксперимента я "включила" плиту Гадеса. Её активность, пока непонятным мне образом, засёк пришелец. Итогом этого и стал его дерзкий рейд. Но отчаянного рейдера сразу начинает преследовать де Монтиньи. С какой целью? Мирославу ничего не было известно о моей находке, за это я могла поручиться чем угодно. Импульс, вызванный моими заклинаниями, он также не почувствовал, в противном случае фрайгерр уже бы хозяйничал на бывшем заводе. И всё же, его действия говорили сами за себя. Кудесника появление пришельца врасплох не застало, и отреагировал он на чрезвычайную ситуацию весьма оперативно. Почему? Уж не потому ли, что это было далеко не первое посещение нашего мира теми, кто владел тайной плиты Гадеса? Ведь де Монтиньи намного старше меня. Вот оно — недостающее звено. Кто-то из партнёров или друзей пришельца уже побывал в мире Чёрной Луны. И, скорее всего, назад не вернулся. Вероятно, пришелец решил, что плиту активизировал именно он. И поспешил на зов. Сейчас он ожидает повторного сигнала. Что же, он его получит.

На этот раз я не испытывала никакого волнения. Я заставлю ещё раз пробудиться творение всесильных Создателей, и пришелец безо всякого труда определит её местоположение. Порукой тому служило само его появление в столице. Если, находясь, Джесс знает где, он со столь потрясающей точностью вычислил местонахождение плиты, то сейчас, будучи от неё всего в нескольких милях, он уж точно не ошибётся. Он придёт. Обязательно придёт.

"Именем того, кто встал между сильным и слабыми, победителем и побеждёнными, гонителем и преследуемыми. Именем того, кто не признал Воздаяния и воспротивился Великому мщению. Именем того, кто не убоялся Гнева Господня, но принял его на себя. Именем того, кто пожертвовал собой ради спасения других. Именем, несущим свет, но олицетворяющим Тьму. Именем Покровителя заклинаю..."

Сами по себе слова мало что значат. В устах недоучки, дилетанта или невежды любое заклинание, даже самое мощное, превращается в безобиднейшую, а зачастую и просто нелепейшую декламацию, которая лишь позабавит или насмешит взыскательного слушателя. Некоторые маги требуют от учеников, что называется "почувствовать слово" и заставляют будущих волшебников и чародеек часами упражняться в искусстве выразительного чтения, но, на мой взгляд, эти занятия — пустая трата времени и сил. Магия — это магия, а риторика — это риторика, и нечего смешивать эти две почтенные дисциплины. Среди наших политиков-мужчин найдётся немало искусных ораторов, способных в диспуте заткнуть за пояс кого угодно из колдуний или ведуний, да только по - настоящему стоящих магов среди них днём с огнём не найти. Истинное колдовство не нуждается в дешёвых эффектах.

" ... перед проникшей в сокровенные тайны небытия, перед обретшей власть над вселяющей ужас стихией, перед верной служительницей великих Создателей — склонись и яви свою мощь. Такова моя воля, и да исполни её" — последние слова еле слышно, почти беззвучно слетели с моих уст. Та, к кому они обращены, их услышит. Нет нужды понапрасну сотрясать воздух. Началось.

Нет, пол не задрожал у меня под ногами, плиту не окутали густые клубы едкого чёрного дыма, а языки бушующего пламени не окружили меня огненным кольцом. Про ослепительно сверкающие молнии и говорить не приходится. Не ударила ни одна. Да, происходящее в лаборатории совершенно не соответствовало расхожим представлениям о волшебстве и колдовских обрядах. Но не спешите обвинять меня в неуважении к чародейским традициям. Ведь некромантия не имеет ничего общего с магией стихий.

Холодное спокойствие и совершенная невозмутимость, граничившие с полной отрешённостью сознания от всего суетного и мелкого, позволили мне взглянуть на себя как бы со стороны, и это необычное состояние духа, столь любимое многими мастерами воинских искусств, придало всем моим чувствам и мыслям какую-то особую чёткость, ясность и глубину. Теперь я могла не только с поразительной точностью определить, как воздействует на меня чёрный монолит, но и отважиться на гораздо более дерзкий шаг — попытаться постичь саму его природу и скрытую суть. С чем же соприкоснулись моё тело и разум? Что в действительности ощущаю я? Ну же, смелее. Настал момент истины.

И опять я начну мой рассказ со слова "нет". Нет, на меня не обрушился мощный всесокрушающий поток энергии смерти, чей мёртвенный, пронизывающий холод я ощутила бы всей кожей. Не захлестнула меня волна смертельного ужаса и чудовищной боли, не накрыла всю с головой, не заставила в страхе опуститься на колени. Не пронзили мои мышцы и внутренности одновременно тысячи, пропитанных опаснейшим ядом, острейших игл. И мои кости вовсе не возжелали сорвать с себя мою плоть, дабы превратить меня в безвольную и бесчувственную нежить. В общем, то, что в косных обывательских мозгах прочно ассоциируется с некромантией, не произошло. Плита, как выяснилось в последствие, по-своему представляла магию смерти.

Казалось, что я медленно вхожу в тихо текущую летнюю реку. Исходившая от плиты энергия была, подобна струившейся воде, что мягко и нежно ласкает кожу и приятно охлаждает утомлённое невыносимым зноем тело. В ней совершенно не чувствовалось ни жёсткости, ни грубости, ни агрессии, наоборот, соприкосновение с ней порождало ощущение душевного успокоения и необычайной радости. Я вдруг отчётливо представила, как легко ступаю по мягкому речному дну, с каждым шагом приближаясь к абсолютной свободе от волнений и тревог, что оставила на берегу. Вот сделан последний из них, теперь, сильно оттолкнувшись от дна, отдайся полностью реке, плыви по течению, смеясь и наслаждаясь беззаботной жизнью. Вслед за погружением наступает очищение. Мне неожиданно захотелось сбросить одежду и скинуть обувь. Встать на плиту босыми ногами, ощутить её прохладу, а затем лечь, прикоснувшись к её гладкой поверхности животом и грудью, заключив в объятия, слившись в единое целое. Абсолютная нагота. Ведь это так естественно. Стоп.

Всё-таки хорошо наблюдать за собой со стороны. Всё происходящее сразу же предстаёт в его истинном свете. Ведь ты изучаешь меня, верно? Тогда, в первый раз, осторожно, даже с некоторым подозрением, а вот сейчас — с видимым интересом и явным любопытством. Клянусь чем угодно, ты с нетерпением ожидала моего повторного визита. И знаешь, меня почему-то не покидает ощущение, что моя одежда ничего не скрывает от твоего незримого, пристального взора. Честно говоря, я чувствую себя несколько неуютно. Но мы ведь обе уже взрослые, не так ли? Что же, похоже, ты действительно обладаешь и разумом и сознанием. Чего же ты хочешь от меня? Может, намекнёшь? Ты читаешь мысли?

И в этот самый миг перед моим внутренним взором отчётливо предстала следующая картина.

В центре огромного зала, чьи голые серые стены, равно, как и выложенный мощными каменными плитами пол, производили довольно гнетущее впечатление, на высоком и широком помосте, слабо освещённом четырьмя установленными по его углам высокими светильниками, горевшими соответственно кроваво-красным, золотисто-жёлтым, ядовито-зелёным и холодно-циановым огнями, лежала, уже ставшая столь близкой моему сердцу, плита Гадеса. Из-за царившего в зале полусумрака, что-либо за пределами помоста разглядеть было очень сложно, но мне всё-таки удалось различить смутные очертания нескольких человеческих фигур, одетых в тёмные плащи и обращённых лицами к плите. На ней же стояла на коленях полностью обнажённая темноволосая женщина необычайно дивной красоты, чей плоский мускулистый живот был весь исчерчен какими-то непонятными узорами и изящными письменами на незнакомом языке. В изумрудно-зелёных глазах красотки явственно читались необычайное возбуждение и необъяснимый восторг, её алые губы, обнажая ряд безукоризненно белых, ровных зубов, безмолвно шевелились, очевидно, произнося какое-то заклинание. Я успела ещё с некоторой завистью оценить безупречно сложенную фигуру колдуньи, прежде чем последние слова не слетели всё так же беззвучно с её прекрасных уст. Тут же пламя всех четырёх светильников разом ударило вверх, отбрасывая разноцветные отсветы на плиту и тело волшебницы. На помост поднялся один из стоявших вокруг него людей и с почтительным поклоном поднёс нагой красавице прямой обоюдоострый кинжал. Предназначался он, судя по его роскошной рукояти и гарде, скорее не для боя, а как раз для совершения ритуальных церемоний или жертвоприношений. То, что произошло далее, повергло бы в шок многих, а у самых чувствительных вызвало бы даже обморок. Но у меня с нервами всё было в полном порядке, на войне повидать пришлось всякое, поэтому взгляда я в ужасе не отвела и увидела, как колдунья, взяв кинжал обеими руками и повернув его клинком вниз, всё с тем же выражением экзальтированного восторга на лице медленно, я бы даже сказала с какой-то неспешной торжественностью, вспорола себе живот от лобка чуть ли не до самой груди, а затем, отбросив окровавленное оружие, вывалила или точнее выплеснула с потоком крови кишки на гладкую поверхность чёрного монолита. Боли при совершении этой, с позволения сказать, процедуры она явно не испытывала, похоже перед церемонией колдунья выпила сильнодействующее обезболивающее зелье, которое, если и не полностью дурманило разум, то уж во всяком случае заставляло совсем по иному воспринимать окружающй мир. Как только кишки женщины коснулись плиты, последняя словно бы ожила. По её поверхности пошла мелкая рябь, и мне показалось, что из твёрдого камня плита превратилась в какую-то желеобразную трясущуюся массу, которая с жадностью принялась поглощать принесённый ей "дар". Я видела, как пробудившаяся плита впитывала кровь, уходившую куда-то в её глубь. Как тончайшая плёнка над клокочущей чёрной жижей стремительно обволакивает вывалившиеся внутренности, словно готовясь высосать из них все жизненные соки. А ещё я видела безумную радость в зелёных глазах темноволосой красотки и отчётливо услышала её торжествующий смех. Видение исчезло.

"Вот это — настоящая некромантия" — пронеслось у меня в голове. Собственно говоря, смысл кровавого ритуала был для меня понятен и вполне очевиден. Как известно, центр сосредоточения магической энергии у женщин-колдуний находится чуть ниже пупка. Кишечник же все учёные-маги давно называют "третьим мозгом" — по концентрации нервных клеток и окончаний он чуть ли не превосходит головной мозг. Неудивительно, что наши предки в своих древних верованиях помещали душу женщины-венеды в её живот. Поэтому, если принять за истину, что создатели плиты Гадеса — властители Хёлльмунда, можно сделать вывод, что нагая красавица, вспоров себе живот и выпустив кишки, добровольно отдала свою душу Покровителю и его любимцам. Интересно, что она рассчитывала получить взамен? Привилегированное положение там, в его владениях? Жаль, что её дальнейшая судьба останется для меня покрытой мраком.