На утро после убийства, в столице царило смятение, толпы народа окружали госпиталь, куда увезли сенатора и его жену, с безумной надеждой глядя на запертые двери. Они не возмущались, не роптали, не требовали правосудия, они просто ждали, ждали когда к ним выйдут и скажут, будет ли сенатор жить. Их долго держали в неведении. Может быть, действительно опасались беспорядков? Зря опасались — беспорядков не было.
Джес смутно припоминал, что в одном из выпусков новостей показывали и Элкси, белокурого, худенького, совершенно потерянного мальчика, его тогда поразило и поразило неприятно, что сын сенатора Сайгерона практически одного с ним возраста. Слушать после этого, как взрослые в гостиной обсуждают, большая ли ошибка, что этот мальчик не был убит, было страшновато. И Джес по-новому взглянул на своего доброго дядюшку, способного, как оказалось, хладнокровно обсуждать убийство детей. Наверное, мир начал меняться уже тогда, только Джес был еще слишком мал, чтобы придать этому значение.
Очень скоро после этого Джес уехал учиться в Академию, а потом, полтора года спустя, узнал, что сын Сайгерона будет учиться вместе с ним, ухитрившись прыгнуть сразу на второй курс.
— Попался, — сказал тогда Аксел, злобно потирая ладони.
А Джесу было очень любопытно взглянуть на сына сенатора, и было ему одновременно злорадно, как и Акселу, и жаль его.
Джес улыбнулся, припоминая тот страшный день: принесенное кем-то сногсшибательное известие о том, что Сайгерон врезал по яйцам отличавшемуся непомерной злобностью офицеру Кетцелю. И сразу же вслед за тем, явление взлохмаченного и хмурого мальчика, уже начинающего понимать, куда он попал и готового защищаться. И как вдруг болезненно сжалось сердце от непонятно откуда нахлынувшей нежности. И как накатила паника от того, что он не может оторвать от него взгляд. И желание то ли дать Акселу в ухо, чтобы отстал от него, то ли застрелиться... И чудовищная мысль посреди бушующего хаоса, что это он, он сам — попался!
За полчаса до подъема Джес отправился в душ, смывать с задницы остатки заживляющего раны геля. Кое как извернулся, посмотрел на нее в зеркало, — ни следа не осталось. Как будто и не было ничего.
Безумно не хотелось показываться на глаза людям, но экзекуция не предусматривала последующего освобождения от физических занятий и потому на пробежку пришлось явиться. И мир не рухнул. И даже нисколько не удивился, увидев Джеса живым и здоровым, как будто ничего иного и не ожидал.
* * *
Жизнь постепенно вернулась в свое русло. Затаившаяся после инспекции Академия потихоньку начала оживать. Лишенные привычных маленьких радостей, мальчишки начали изыскивать новые пути к их обретению, надеясь, что несмотря на прошедший по школе жесткий приказ о наказании за провоз контрабанды, найдутся люди, способные соблазниться вдвое повышенными ставками за услуги. В конце концов, директор не вездесущ и откуда он узнает об этом, если никто ему не скажет?
Слай Теронт, как наиболее предприимчивый, взял сложные переговоры на себя. Он же готов был заплатить посреднику совершенно непомерные деньги из собственного кармана, за что был возведен сокурсниками в ранг святого. Теронт какое-то время размышлял, перебирая в уме офицеров из охраны, некогда сотрудничавших с воспитанниками, выбирая наиболее жадного, и наконец остановился на одном из них, Жастене Вишлене, представителе древнего, уважаемого, но давно и прочно разорившегося рода.
— Если этот откажет, — печально сказал Теронт, — Тогда — все. Зубы на полку.
В перерыве между уроками, когда курсанты переходили из класса в класс, Теронт потихоньку сбегал на пост и четверть часа спустя появился в классе, где вот-вот должен был начаться урок физики, улыбающийся до ушей и сияющий от гордости. Сегодня он провернул первую в своей жизни серьезную сделку, папа мог бы им гордиться.
— Заказал на первый раз винища, самого слабенького, — рассказывал он позже, — если прокатит, потом попробуем что-нибудь посерьезнее. И чтобы тихо! И никому не словечка! Директор пообещал вышибить из Академии того, кого поймает на контрабанде. Вишлене сказал, что Айсфер сейчас злой, как черт, никак не отойдет после беседы с генералом. Тот — представьте — пообещал его уволить, если в Академии произойдет еще хоть какое-то ЧП. Под это дело Вишлене выбил из меня еще два процента, зараза. Золотое получается винище...
Товарищи пообещали Теронту возместить расходы. Хотя бы частично.
— И когда же? — спросили его.
Теронт пожал плечами.
— Вишлене сам выберет удобный момент. Я не могу на него давить. Согласитесь, он рискует больше, чем мы.
Трудно было не согласиться. Зная заранее насколько все серьезно, мальчишки скорее всего предпочли бы повременить с развлечениями, но теперь было уже поздно трубить отбой, теперь можно было только ждать, чем дело кончится и соблюдать осторожность. Впрочем насколько все на самом деле серьезно, курсанты даже не предполагали. Слая Теронта хватил бы удар, если бы он узнал, что его разговор с охранником был тщательнейшим образом записан.
* * *
Вечером того же дня к только что сменившемуся с вахты офицеру Вишлене подошел офицер Кетцель и продемонстрировал крохотный чип с записью его беседы с курсантом.
— Как нехорошо, Жастен, — проговорил он, криво улыбаясь, — Предупреждали ведь всех... Неужели нельзя было подождать? Еще хотя бы пару месяцев, а?
Офицер Вишлене смертельно побледнел. У него не было иллюзий относительно благородства Кетцеля. Раз уж тот взялся шпионить по собственному почину — а то, что приказа прослушивать помещения не было, Вишлене знал наверняка. Директор Дин Айсфер, старый боевой офицер, никогда не опустился бы до такого, даже под угрозой отставки.
— Что ты хочешь? — тихо спросил его Вишлене.
Кетцель охотно изложил свои замыслы.
— Ну и зачем? — изумился Вишлене, выслушав все внимательно и со все нарастающим изумлением, — Я понимаю, конечно, он сын Сайгерона, но он всего лишь мальчишка.
— Если ты такой благородный, пойдем к Айсферу с этим чипом, — зло парировал Кетцель, — Признай свою вину, что тебе мешает? Ты-то не мальчишка, Жастен. Только прежде подумай хорошенько о том, что будет потом, после того, как тебя со скандалом вышибут на планету. Останешься без денег и пенсии, наверняка, лишат... Что ты будешь делать тогда? Не валяй дурака... Об этом чипе пока знаем только ты и я. После того, как все кончится, я уничтожу его, и мы обо всем забудем... А этому отродью все равно не место в Академии, ты сам это понимаешь, он еще хуже своего папаши, тот хотя бы был благородным человеком, у этого внутри одна гниль... Пойдем, Жастен, — и он хлопнул его по плечу, — Пока Айсфер еще спать не завалился.
— Сейчас?!
— Сейчас. Именно сейчас. Или ты думаешь, я оставлю тебе время раздумывать и терзаться? Сейчас!
— Ты сумасшедший.
— Сейчас, Жастен. Выбирай — или списание на планету или благодарность и премия.
* * *
Джес старался изо всех сил, пытаясь успеть все на свете, и не оставлял намерений закончить Академию высококлассным пилотом. Кончилось тем, что он ввел в отношения с Элкси некий регламент, четко разделив время любви и время сна. Элкси изображал, будто это очень его веселит, хотя скорее — это его злило. Не отдавая себе в том отчета, он начинал ревновать Джеса к Академии, к армии, к космосу, ко всему тому, что для него самого не имело ни малейшего значения, и что имело такое большое значение для Джеса, что уводило Джеса от него.
— Твоя упорядоченность просто изумительна, — говорил он, когда в положенное время Джес отправлялся к себе спать, — Все по расписанию: секс, сон, учеба...
Джес только улыбался в ответ, и его улыбка сводила Элкси с ума. С каждым днем он привязывался к нему все сильнее, его присутствие рядом превратилось в физиологическую необходимость, это было странно, это завораживало и пугало. Однажды Элкси подумал о том, что потерять Джеса было бы для него куда более серьезным ударом, чем потеря родителей, и ужаснулся таким мыслям. Хотя... Хотя почему бы не признаться самому себе — глупо врать себе, правда ведь? — что никогда в жизни он не был близок со своими родителями настолько, чтобы осознавать так же ясно, что мир рухнет без них. Они все жили как-то сами по себе. У отца была его работа, его грандиозные идеи. Сенатора вечно не было дома, порой Элкси не видел его по несколько дней, а когда и видел, когда отцу приходило в голову, что он как-то должен общаться с сыном, все сводилось к тому, что он произносил очередную речь, — он, наверное, уже просто не мог по-другому! Элкси звал его папой, но когда думал о нем про себя, всегда именовал его "сенатором". Смешно, черт возьми. А мама... Мама в последнее время была слишком напугана свалившимися на нее кошмарами, чтобы уделять много внимания сыну. Она была "женой сенатора Сайгерона" и все, что знакомые и родственники не могли сказать ему — они говорили ей, требуя объяснений странному поведению мужа, благотворного влияния на него или же просто ругая его. Мама же не знала, как ей вести себя, разрываясь между тем, чему ее учили — преданностью семье и империи и тем, чему ее опять-таки учили — преданностью мужу. Родители все время были где-то неподалеку и в то же время безумно далеко.
А потом они вовсе ушли, внезапно и страшно. И только тогда Элкси понял, как, на самом деле, любил их, и ощутил невероятную безбрежную пустоту там, где когда-то была их любовь к нему. Пустота была подобна черной дыре, она всасывала в себя все тепло его души, оставляя ему только горечь и тоску. И холод. Мертвый космический холод. Мальчик был один. Между ним и окружающим миром легла пропасть. И они с миром стояли по разные стороны этой пропасти, глядя друг на друга настороженно и враждебно. Мир, где в любой момент можно было потерять все, не был нужен Элкси, и он думал, что и сам не нужен миру. А потом — появился Джес. И пропасти не стало. И не было уже так холодно и так пусто, было только страшно, страшно до безумия, что черная дыра снова вспомнит о нем и отнимет, снова отнимет все...
Джеса невозможно заполучить полностью и навсегда, когда-нибудь он тоже исчезнет — в силу каких-то внешних причин, которые находятся всегда, — хотя бы улетит служить в свою чертову армию "Север", и это будет для него важнее всего на свете. Джес не может жить без кораблей, космоса и сражений, он хочет стать адмиралом, как и его папочка и ради этого пожертвует всем.
— Если не будем спать, я грохну еще один катер, — говорил Джес, — А ты вообще не научишься летать. А в следующем году нас посадят на боевые крейсера.
— Вот счастье-то!
— Смейся-смейся. Кто орал с пеной у рта, что Академия выпускает никчемных офицеров?
— Джеси... Ты снова забыл, что я — не мой папа.
— Ты тоже орал. Так вот давай бросай все силы на учебу, чтобы из тебя вырос настоящий "кчемный" офицер. Ничего... Я еще сделаю из тебя человека... Когда будет практика, я возьму тебя на свой корабль, сдохнешь, а станешь классным пилотом.
— Ох, Джеси, если ты возьмешь меня на свой корабль, мы его точно грохнем, я тебя уверяю. И сдохнем оба.
И Джес смеялся, и уходил к себе, и Элкси засыпал, понимая, что Джес прав, и — радуясь его правильности и надежности, и злясь, и обижаясь, и улыбаясь до последних мгновений бодрствования тому, что все хорошо... Так хорошо... И глупо надеясь на то, что Джесу действительно удастся устроить все так, что они будут служить на одном корабле и им не придется расставаться. Джес ведь всегда добивается того, что хочет, разве нет? Мир теперь лежал у Элкси на ладонях, как теплый котенок, мурчал и жмурил глазки, такой ручной, такой доверчивый и домашний, даже и не верилось уже, что этот мир может предать и снова отнять все, что подарил.
Той ночью все было так же, как всегда. Через час после отбоя появился Джес и упал рядом с ним на кровать.
— Завтра летаем! — сообщил он радостно, поворачивая к себе лицо Элкси и целуя его, — Меня допустили до полетов!
Элкси изобразил крайнюю степень тревоги и уперся ладонями ему в грудь, отодвигаясь.
— Джес! Немедленно спать! Пилотам перед вылетом положено спать не менее восьми часов! Сколько сейчас времени?.. О боже! Нет! Тебе осталось семь часов! Шесть часов и пятьдесят четыре минуты! Все пропало...
Джес перевернул его на спину и уселся сверху, сжав его запястья и прижав их к подушке. Он склонился над ним и темные пряди волос упали ему на лицо, Джес дунул на них, но это не помогло. Он улыбался, наклоняясь все ниже, и Элкси замер, глядя ему в глаза, даже в темноте они были серыми, очень-очень темно-серыми.
— Что, думаешь, мне стоит идти спать? — хрипло спросил Джес.
— Нет.
— Вот и заткнись...
Он наклонился еще ниже, целуя Элкси в шею и тот закрыл глаза от удовольствия и запустил пальцы в жесткие волосы Джеса, теснее прижимая его к себе. Когда грохнула распахнутая дверь и вспыхнул свет, он даже не сразу осознал, что происходит, настолько это было неожиданно и невероятно. Джес среагировал быстрее, резко скатившись с него за целых полмгновения до того, как раздался радостный вопль Кетцеля:
— Так-так! Это что у нас тут? Ну кто бы мог подумать!
Элкси не верил своим ушам. Щурясь от яркого света, он смотрел на возвышающуюся в дверном проеме громадную фигуру Кетцеля. Нет-нет-нет... Этого не может быть... Это кошмар! Галлюцинация! Откуда здесь, сейчас мог взяться Кетцель?! Он ведь даже не дежурит сегодня!
Джес сидел на полу и смотрел на вошедшего офицера столь же ошарашено, он судорожно пытался застегнуть штаны и никак не мог дрожащими пальцами справиться с застежкой.
Гнусно ухмыляясь, Кетцель вошел в комнату и вслед за ним в дверном проеме появился учитель инопланетной биологии офицер Тронк, бывший этой ночью дежурным. Тронк обвел взглядом комнату и его аж перекосило.
— Твою мать, — выдохнул он.
— Какое интересное открытие, — продолжал Кетцель, с явным удовольствием лицезря искаженные ужасом физиономии мальчишек, — Нет, согласитесь, этот день принес нам множество сюрпризов! Один другого неприятнее...
Первый шок начал проходить, Джес справился, наконец, с застежкой штанов, но продолжал сидеть на полу. Встать — означало бы приблизиться вплотную к Кетцелю, глаза в глаза. Джес застонал и сжал голову руками, как будто боялся, что она вот-вот развалится на части. Никогда еще ему так сильно не хотелось умереть на месте, никогда еще он так горячо не молился об этом.
— Па-паслушайте, — заикаясь произнес Элкси, зубы его клацнули, и он больно прикусил кончик языка. Руки тряслись так сильно, что пришлось изо всех сил упереться ими в кровать.
— Слушаем-слушаем, — Кетцель изобразил внимание.
Элкси посмотрел ему в глаза, и как на острый нож наткнулся на полыхающую в них ненависть, тяжелую, безжалостную, леденящую кровь. Элкси уже понимал, что все пропало и ничто на свете их уже не спасет, но все еще панически пытался что-то придумать, пытался собраться с мыслями, пытался найти какие-то слова. Внезапно ему стало так плохо, что закружилась голова и к горлу подступила тошнота, Элкси судорожно сглотнул.
