Любимый город

Это послужило последней каплей для царя Ивана Ягеллона в Москве (не любил что ли вина, курдемоль...). Обычно спокойный, он рвал и метал, получив известия из Киева. Стрельцы немедленно отправились на подворье посла Дорошенко, чтобы бросить его в застенок. Тот, однако, получил это сообщение ещё раньше и, предвидя реакцию монарха, предусмотрительно сбежал. Не найдя, на ком сорвать злость (кроме нескольких фарфоровых ваз) и отослав примирительно настроенных шведских послов, царь приказал войску собираться в поход на Украину.

По дороге пришло известие о победе польского оружия под Краковом — гетман Ян Собесский вчистую разбил австрийцев. Во время переговоров он требовал сдачи на капитуляцию, они предлагали выкуп. Гетман вспылил: "Не время говорить о золоте, когда в руках сталь!". Но позже согласился взять деньги — войско было срочно нужно в другом месте. Австрийцы уползли за Татры зализывать раны и считать убытки.

Не пошло и литовскому Радзивиллу. Литовская шляхта не признала его своим королём и теперь он воевал с ней при помощи иностранных наёмников и шведов. Шведы чем дальше, тем больше не доверяли своему союзнику. Из-за войны в Литве они не могли двинуться на помощь своим другим союзникам на Украине, так что Дорошенко и Разин могли рассчитывать только на собственные силы. Поэтому они решили разбить коронное войско (при котором находился король) до подхода "москалей" и атаковали его под Конотопом.

Битва длилась несколько дней. Зная о подходе Москвы, поляки держались изо всех сил. И дождались. Войско Княжества было уничтожено. Король Михаил (Дорошенко опасался оставить его в Киеве и взял с собой) попал в плен. Позже его судил королевский трибунал и приговорил к пожизненному заточению в крепости (юродивых казнить нельзя, курдемоль). Гетман Дорошенко погиб в сражении, его тело нашли только через несколько дней. Раненый Разин попал в плен, его отправили в Москву, где и четвертовали на Болоте. После этой "Битвы Трёх Королей" москворусы начали говорить, что "вернули ляхам долг Пожарского".

После этого союзники пошли на север, в Литву. Видя превосходство сил союзников, зная о их впечатляющих победах и будучи измученными "военкой" против предводительствуемой князем Сапегой местной шляхты, шведы и Богуслав Радзивилл были деморализованы. Они пробовали встретить союзников под Тыкоцином, но потерпели поражение. Остатки шведской армии отошли во владения своего короля. Богуслав попал в плен (правда, потом он оттуда сбежал, но это уже мелочи).

На этом "Потоп" закончился. Союзные монархи вернулись по своим столицам, всё вернулось на круги своя. Царь Иван мог, наконец-то, послать своё войско против мятежной Костромы. Дело её выглядело безнадёжно и тамошние жители предпочли повиниться, выдав зачинщиков бунта. Одним из них был как раз лишённый сана патриарх Аввакум, которого обвинили во всех смертных грехах. Надо отдать деду должное — он никогда никого не молил о пощаде. Возможно, царь не удовлетворился бы этим, но его внимание отвлекли более важные дела.

В Варшаве умер король. Сыновей у него не было и вопрос о престолонаследии оставался открытым. Его ближайшим родственником был двоюродный брат Иван Ягеллон, царь Московский. К которому и прибыла делегация из Варшавы, приглашая принять корону. Здесь, правда, всё не было так просто. Начались переговоры о том, как ему совместить две короны и две столицы. В конечном счёте обе стороны пришли к соглашению: Королевство не станет над Царством, Царство не станет над Королевством, а и то и другое соединится под единой короной Цесарства. Столицу грядущего Цесарства Четырёх Народов было решено поместить в Киеве — чтобы не дать возродиться там мятежному духу Вишневецких, а в каждую из четырёх областей Цесарства должен был быть назначен цесарский комиссар, чтобы править от имени цесаря. Иван Ягеллон настоял на том, что он имеет право назначить комиссаром любую особу по своему выбору (сделал правильный вывод из ещё свежей истории с Вишневецкими и Радзивиллами) и сместить в любой момент по своему усмотрению. Он подписал Цесарскую конституцию и выехал в Киев, где короновался в Печерской Лавре. С тех пор дорога из Киева в Москву называется Ягеллонским трактом, Ягеллонским шоссе, Ягеллонским проспектом и так далее. Но до Ягеллонского проспекта отсюда, из Костромы, как до Луны. Курдемоль, уже темно!

— Укроп, говори громче, я тебя после контузии плохо слышу!

Теперь главное, чтобы без приключений дойти до подвала. Хороший мужик Рыжий — руку с ногой так зафиксировал досками, что при движении почти не болит. Ещё несколько ступенек, хорошо, курдемоль. В темноте "кастраты" в цель не попадут. Главное, бюровец по-прежнему наш. Сегодня ночью соседний дом (тьфу-тьфу-тьфу) займёт третья компания и завтра мы выбьем этих грёбаных "кастратов" из магазина. Площадь будет, наконец, наша, курдемоль!

Бориса вытянули из подвала наружу. Приятная вещь — свежий воздух, курдемоль. Даже когда он пахнет порохом и бетонной пылью.

— Укроп, запомни! Когда возьмёте площадь, договорись с танкистами — пусть свалят этот паршивый памятник к грёбаной матери! Только смотри, курдемоль, не забудь!

...

Ну вот, приехала. Двести пятьдесят гривен (только Борису не говорить) за экскурсию по городу. И ещё за несколько фотокарточек. И что с ними делать? Всё равно не через пару дней, так через неделю Верка вместе со своим Славиком придут, наконец, в гости, где можно будет с ним познакомиться гораздо дешевле. Ладно, раз уж барышне захотелось приключений, то пусть она хотя бы посмотрит, что выкопала. Надо переписать карточки на вычислитель. Но это надо ждать Бориса, а то самой как бы всего не стереть. Можно, конечно, попросить Никиту — маленький-то он маленький, а с электроникой на ты, уж точно лучше, чем его непутёвая мамочка. Или Еву — она тоже постоянно смотрит на своём мониторе какие-то клипы. Ну нет, тогда придётся объяснять детям, что это за "дядя" в кадре. Холера, Борису ведь тоже придётся объяснять! А он-то со своим совершенно секретным умом точно докопается и до поездки на такси и до двух с половиной сотен гривен за все эти шпионские страсти.

Нет, есть выход! Просто надо вынуть карту из аппарата и оставить в столе. А завтра (сегодня уже поздно) переписать всё в интерсеть-кафе на диск. А уж обращаться с диском Бася умеет, не бой. Пока что надо посмотреть всё здесь на экране аппарата, благо он большой.

Так, увеличить лицо. Симпатичный мужчина, ой, просто сказочный принц. Бася сама влюбилась бы в такого без памяти. И убежала бы с ним на край света. Или куда бы он там захотел. Нет, ну с Борисом она бы тоже убежала. То есть почему это "бы"?

Она именно что убежала с ним из родного Кракова в совершенно неизвестную Москву. Нет, понятно, бояться здесь нечего, мама даже обрадовалась, что дочка выходит замуж за москворуса, а не какого-нибудь там киянина или, упаси Боже, немца из Прибалтики или с Поморья. Москворус и старополяк, как известно, братья навек. Особенно, как папа с Борисом вместе пели что-то народное на каком-то непонятно каком языке. Одно слово по-польски, другое — по-москворусски, а всё вместе получилось даже совсем трогательно. Особенно, когда потом Борис тащил папу до кровати, а потом свалился туда вместе с ним. А они с мамой убирали со стола пустые тарелки и относили на помойку пустые бутылки "Зубровки". Просто прелесть, а не знакомство с родителями невесты. А как он трогательно на следующий день извинялся и обещал, что больше никогда в жизни не напьётся... И между прочим, не соврал! Больше она его в таком состоянии не видела. Вот такой у Баси муж! И не подумает она никуда бегать с каким-то случайно увиденным Славиком. Этим пусть занимается глупая Верка!

Вот, что в его лице не то! Да, конечно! Он никак не подходит Верунчику. То есть Верунчик ему не подходит. То есть не так... Верунчик ему не нужен. То есть ему вообще никто не нужен. Да, как-то так. Мужчине с таким лицом женщина не нужна. Нет, не в ЭТОМ смысле. Она ему нужна... на раз-другой, не больше. И без разницы, какая именно. Вера или Бася или какая-нибудь идиотка Ленка — с таким взглядом ему все на одно лицо. Ну, Верунчик, ты и попала! А она-то бедная, наверное страдает, надеется, что вот именно она сумеет растопить ему сердце. Господи Иисусе, это хуже, чем она думала. И что самое плохое, влюблённую женщину невозможно переубедить. Мамочка, какой кошмар!

...

И снова место взрыва. И опять бело-синяя лента с надписью "Policja". И как раньше, деловито работают химики с хроматографом. И как всегда, что-то сбивчиво рассказывают свидетели. Но всё это снова неважно. Важно другое. То, что всё это повторяется. И опять его будут искать из городской управы, и на этот раз не удастся открутиться. Придётся объяснять, что Отдел принимает все меры, что прорабатываются следы, что уже есть словесный портрет подозреваемого и всё такое. На этот раз сойдёт. А что будет потом?

— Господин полковник, есть предварительные результаты анализа. Скорее всего это двуперекись ацетона, как прошлый раз.

— Как на Красной площади?

— Да, предварительный анализ дал аналогичные результаты. Точный анализ будет готов часа через два. Мы забираем пробы в лабораторию.

Теперь вся московская полиция ищет остальных пятерых "чад" отца Аввакума. Без фотокарточек — они ещё не пришли из Костромы. Завтра они придут, и можно будет вглядываться в лица. Вот только где они появятся? Снова двуперекись ацетона — значит фабричной взрывчатки у "ратников" нет. Значит, ещё пять бомб где-то на улицах. Где? А может все сразу, одновременно? Только такого фейерверка не хватало... Фейерверк? Да, фейерверк. Фейерверк — это ракеты. Ракеты с двуперекисью ацетона? Нет, это бред.

Ракеты "земля-воздух" — это уже ближе. Ракеты на твёрдом топливе с самонаводящейся головкой. Нет, откуда они у "угодников"? Такие не спаять на коленке и не сварить на плите, как ацетон. А ацетон? А почему, собственно, перекись ацетона? Потому что её можно приготовить в домашних условиях. Или, чтобы убедить тупых убеков, что у них нет ничего, кроме взрывчатки, изготовленной кустарно.

— Алло! Вальдемар Маркович? У меня здесь появился один вопрос и мне нужно быстро связаться с кем-нибудь из министерства обороны в Киеве. У них не пропадала с какого-нибудь склада взрывчатка? Или какие-то боеприпасы? Да, ещё. Может быть был какой-нибудь пожар на складе с подозрительными обстоятельствами? Но только мне нужно это действительно БЫСТРО.

Глава четвёртая. О близких, которые всегда способны нас удивить

P.S. Мы славно поработали вместе.

...

Родители вместе с детьми уплетали омлет. По телевизору шёл мультфильм о приключениях хитрых котят, водящих за нос тупого злого бульдога. Номер серии Барбара не помнила, но в её детстве она обожала этот фильм вплоть до экзаменов на аттестат зрелости. Правда, никогда не признавалась в этом школьным подружкам — они бы подняли её на смех за такие детские интересы. Хотя сами, вероятно, тоже не пропускали ни одной новой серии "Кто сказал мяу?". Дети его тоже обожали — оставалось надеяться, что увлёкшись наблюдением за попытками героев попасть в охраняемый мстительным зверем дом, они не промахнутся вилкой мимо рта и не посадят себе на груди масляное пятно.

Муж выглядел таким же сосредоточенным, как и отпрыски. То ли его так занимали приключения семейства кошачьих, то ли беспокоили проблемы на работе. О последних он, само собой, не говорил, но всё было ясно и так. Половину экранного времени DTV80 занимали репортажи о недавних взрывах, интервью со свидетелями, история Костромской войны вообще и "Дружины Николая-угодника" в частности, а также мнения экспертов. Эксперты долго и умно рассуждали о религиозном фанатизме, межнациональной нетерпимости, иностранном влиянии и нерешённых проблемах, после чего задавали сакраментальный вопрос: "Способны ли компетентные институции остановить террористов?". При этом на экране появлялись сами "институции" — иногда это были закрытые двери Центрального Управления Безопасности в Киеве, а иногда — полковник Ницеевский на Красной Площади. Холера, ну неужели муж не мог поправить свой галстук, прежде чем давать своё интервью?

Барбару подмывало спросить его о подробностях его расследования, но она останавливала себя чудовищным усилием воли (ну нет, ну может он хоть чуть-чуть расскажет сам?), понимая, что ничего этим не добьётся. Во-первых, он ничего не расскажет из-за секретности (будь она неладна), а во-вторых, из-за самолюбия — ничто так не выводит мужчин из себя, как необходимость объяснять женщине, ПОЧЕМУ у них ничего не получается. Провоцировать скандал Басе никак не хотелось. Достаточно было раз увидеть, как полетела в сторону "Rzeczpospolita"81, когда Борис обнаружил на первой странице карикатуру со святым Николаем82, приносящем в своём мешке бомбу. Бася совсем не хотела лететь вслед за ней. То есть Борис, конечно, никуда бы её не швырнул (он вообще никогда не поднимал на неё руку), но вся утренняя атмосфера оказалась бы безнадёжно испорчена. Тем более, при детях.

80 "DTV — Dziennik telewizyjny" ("Телевизионный дневник") — главная программа новостей Центральной "Jedynki" в 2100 по Киевскому времени

81 "Rzeczpospolita" ("Республика") — издающаяся в Киеве крупная центральная газета

82 В польской традиции считается, что святой Николай приносит подарки на Рождество

Тем временем оба пушистых котика выбрались из всех бульдожьих ловушек, уселись на балконе, опрокинули на голову своему лающему преследователю миску с водой и хором произнесли своё финальное "мяу". Что и означало конец фильма.

— Так, всё! Теперь собираем тарелки , кладём их в раковину и идём в школу.

— Идём? А папа нас на машине не повезёт, как раньше?

— Повезёт. Папа всех повезёт, — это уже очнулся Борис, — Собирайтесь, а то опоздаете. И не забудьте, что из школы вас забирает мама.

— Пусть забирает, — Ева уже не бунтовала, как позавчера, но по-прежнему была недовольно родительской усиленной охраной.

— А, кстати, Ева, — дочка настороженно повернула голову в сторону матери, — ты подготовилась к контрольной по немецкому?

Вообще-то вчера вечером Строгая Мать видела, как её Послушная Дочь читала учебник немецкого, но дополнительный контроль за исполнением никогда ещё никому не вредил.

— Ну конечно подготовилась, мама. Даже не сомневайся, шестёрку... ну пятёрку я за неё получу.

— И покажешь дневник для верности, — начатую роль нужно доиграть до конца.

— Конец! Все встаём и идём! — вступил со своей партией Решительный Отец, — Мне, между прочим, потом ещё на работу ехать — я из-за вас опаздывать не хочу.

Ну наконец-то все ушли. Теперь можно в покое как-то распланировать сегодняшний день. "В покое" — то есть за мытьём посуды. Определённо, в кухню надо купить мойку, только вот втиснуть её здесь некуда — всё и так занято до предела. Ну ладно, это подождёт. Потом — магазин с покупками. Не забыть — забрать с собой карту памяти со вчерашними шпионскими карточками и переписать. Эврика! Не надо искать никакого интерсеть-кафе, это можно сделать здесь же в супермаркете — в проявочном пункте, наверняка, умеют не только печатать фотографии 9 на 13. Потом готовить обед — суп с фрикадельками и свинина с приправами, запечённая с картошкой (и с подушкой из фарша, естественно) должны всем понравиться (а если нет — пусть сами себе варят, бездельники). Дальше — пропылесосить квартиру (ну и зачем было нужно столько ковров, спрашивается). А ближе к вечеру надо забрать из школы детей — сначала дочь, потом сына. Холера, ну почему её муж так плохо ловит своих террористов — детей нельзя выпустить на улицу. А дома их запереть тем более нельзя, вот и как при всём этом жить Бедной Матери, спрашивается? Да и ещё немецкая контрольная у Евы.