Любимый город

Любимый город

"Пройдет товарищ все бои и войны,

Не зная сна, не зная тишины

Любимый город может спать спокойно,

И видеть сны, и зеленеть среди весны."

Е.Долматовский

Пролог

— Прощайте, ксёндз-примас.

— Не смею более занимать времени Светлейшего Пана.

Архиепископ поднялся из кресла, склонился, прижав руку к сердцу, и пятясь, приблизился к распахнутой слугой двери. В дверях он ещё раз поклонился, повернулся и вышел. За дверью была пустота: упругая, вязкая и холодная. Она вытягивала внутрь свои щупальца, увернуться от которых было невозможно. Одно из них коснулось руки и потянуло за собой. Рука дёрнулась, пытаясь вырваться... и он проснулся.

Король глубоко зачерпнул ртом воздух и осел в кресле. Заморгал глазами, прогоняя сонную мару. Несмотря на царившую в дворцовых покоях прохладу, он вспотел. И несмотря на тепло тяжёлых одежд, его била дрожь. Но она держала его за руку и смотрела прямо в глаза. Король видел её страдание, боль и отчаяние. И надежду, которая умирает последней. Нет, только не "умирает"! Он не имеет права даже думать о смерти своей королевы, своей супруги, своей единственной в этом мире любви! Он сделает всё, чтобы её спасти!

Она стиснула его руку и попыталась приподняться. Губы беззвучно шевелились.

Король опустился на колени, приблизив ухо к её губам, боясь пропустить последние слова. Нет, только не "последние"!

— Господин мой, я..., — голос прервался, не закончив фразу.

— Что? Что ты хочешь сказать, ангел мой? — но больная уже молчала, глаза были закрыты.

— Нет! Лекарь! Где этот проклятый коновал?!

Послышались шаркающие шажки. Из соседней комнаты появился "ворон", как король называл про себя одетое в чёрное племя медиков, почтительно склонившись, взял королеву за запястье, прикрыл глаза и стал кивать головой, что-то считая.

— Светлейший Пане ...

Сердце упало. Спина вновь покрылась холодным потом.

— ... пульс прощупывается, Светлейшая Пани жива.

О, Господи, спасибо тебе за это! Король перекрестился. И тебе, лекарь, за то, что тебе хватило милосердия не сказать "ещё". Другие не были столь тактичными. Такие, как, например, столь некстати приснившийся ему примас...

От вчерашнего разговора с ним осталось тяжёлое впечатление. Король вышел на галерею, вдохнуть немного свежего воздуха Придворные в поклонах расступались перед ним, стараясь не встречаться взглядом со своим господином. Он был почти благодарен им за это — помочь они ничем не могли, а выслушивать слова фальшивого сочувствия отчаянно не хотелось. Мать, на счастье, тоже не выходила из своих покоев — встречаться с ней королю было тяжелее, чем с прочими. Она его любила, как любит каждая мать своего сколь угодно непутёвого сына. Но читать в её ласковых успокаивающих глазах всё то же неизменное "Я же предупреждала", было выше его сил.

Но бородатый архиепископ, давно его ожидавший, не уклонился от встречи. Король понимал, что это неизбежно, что это важно для всех партий, для всей шляхты, для всего государства, в конце концов, но неужели ОНИ не могли подождать с открытым обсуждением хотя бы до того, как ЭТО случится? Неужели этот церковник не имеет никакого уважения к особе правящего монарха настолько, что осмеливается разговаривать с ним о новом браке, когда королева, его нынешняя супруга, ЕЩЁ жива?

Разумеется, примас надеялся на выздоровление Её Величества и неустанно молился за её здравие. Он был против его брака, они все, все вокруг, придворные, духовенство, Сейм — все были против! А он, король, всех их уломал, убедил, запугал, купил — и тот же примас провёл от начала до конца коронацию избранницы короля! Это был его триумф — в тот день он понял, что он может, нет, он не просто может, он МОЖЕТ добиться своего, МОЖЕТ заставить всех признать его волю, МОЖЕТ делать то, что считает нужным — нужным для себя, для своей королевы, для своего государства.

И вот сегодня этот проклятый церковник мстил за своё тогдашнее поражение — теперь триумфовал он, теперь он мог говорить с королём о новой женитьбе и не скрывать своего "Я же предупреждал!" в глазах. Неужели всё бесполезно, и верно говорят, что Вислу не развернёшь палкой?

Надо было успокоиться — он не имел права показать свою слабость перед придворными, он оставался их королём. Их господином и повелителем, "Светлейшим Паном" который не имеет права на слабость. Поэтому король ничего не ответил примасу и молча удалился в покои королевы, наполненные тяжёлым запахом гниющей заживо плоти.

Уже неделю он почти не выходил оттуда ни днём, ни ночью. С того самого момента, как он узнал, что надеяться больше не на что. Человеческая наука была бессильна и оставалось уповать только на милость Господню. Но Создатель, казалось, тоже не склонял своего слуха к молитвам смиренного раба своего — со дня на день болезнь усиливалась. Отчаявшись в помощи Божией, король пробовал искать помощи колдуний и чародеев — он даже не пробовал считать бесчисленных ведуний и знахарок, бормотавших при ложе королевы свои непонятные заклинания и куривших свои непонятные травы.

Он старался предупредить каждое желание умирающей... нет, нет — "больной", только "больной". Она сказала, что желала бы подышать свежим воздухом — он отдал приказ подготовить переезд в загородную резиденцию. Предназначенная для перевозки королевы просторная повозка не проходила в городские ворота — он приказал разобрать стену столицы. Он сделал бы для своей королевы всё... вот только не умел её спасти.

Покои были пусты — даже служанки старались держаться от своей госпожи как можно дальше, не говоря уж о придворных. Немногие решались посетить свою "Светлейшую Пани". Вчера вечером, однако, сюда заглянул придворный шут. На этот раз он не шутил и не передразнивал вельмож. Он рассказал странную притчу.

Все знают, что в скале под королевским замком есть пещера. И все знают, что некогда в этой пещере жил Дракон, собиравших дань с окрестных жителей. Всем отлично известно, как после гибели Дракона король воздвиг на холме свой замок. Но немногие знают, почему Дракон выбрал именно для себя именно это место. А дело в том, что на этом самом месте находится Источник Силы, еще более древний, нежели был сам Дракон. А иногда бывает, что, пребывающий вблизи Источника больной неожиданно исцеляется...

Больше он ничего не сказал, только потряс своей шапкой с бубенцами. Король и королева не заметили его ухода — когда хотел, тот умел появляться и исчезать, как призрак. То, что им рассказали, было абсурдом, глупостью, если не сказать — ересью. Но терять было уже нечего. Когда стемнело, король приказал перенести свою супругу на носилках во двор, к стене, в тот угол, где, по словам шута, находился этот его Источник. В том месте королева не почувствовала не почувствовала ничего. А ночью она почувствовала себя хуже, и теперь лежала без сознания. Проклятый дурак просто посмеялся над ними! Это не пройдёт ему даром! Этой насмешки он ему не простит!

— Да что ты можешь понимать в шутках! — карлик стоял прямо перед ним и хохотал во весь рот. Бубенцы легко тряслись в такт его подёргиваниям.

Король схватил наглеца за горло и стал душить. Тот захрипел, но смеяться не перестал.

— Ха-ха! Светлейший! Ха! Пане! Ха!

Оглушительно ударили часы. Один раз. Другой. Конец.

— Светлейший Пане...

Король открыл глаза. Руки всё ещё были судорожно сжаты.

— Вы здоровы, муж мой?

Постель была пуста. Король протёр глаза, опасаясь, что его подводит зрение. Но картина перед ним не изменилась.

— Вы выглядите как-то странно. С Вами ничего не случилось?

Он обернулся. Перед ним в длинной шёлковой рубашке стояла его супруга. Не отрываясь, он смотрел на неё. Казалось, моргни, и видение исчезнет.

— Светлейший Пане, Вы так долго молчите, что я уже начинаю беспокоиться о вашем здоровье!

Королева не умерла, она была жива, больше, судя по румянцу на её лице, она была совершенно здорова. Лицо озаряла улыбка. Как же давно он не видел её такой!

— Похоже, муж мой, Вы принимаете меня за некое видение. Подойдите же и убедитесь, что я — из плоти и крови!

Король не заставил себя ждать. Он почти подбежал к супруге, взял её за руку, поцеловал её, потом прижал к себе и стал целовать ещё, ещё и ещё.

— Не сейчас, Пане, теперь нам нужно пройти по галерее, пусть придворные убедятся, что им ещё рано искать Вам новую жену.

В покои осторожно вошла служанка. Затем другая, третья...

— Я чувствую себя здоровой, Вы понимаете, муж мой, наконец, здоровой! — королева рыдала на его плече.

Король прижимал плачущую женщину к себе и осматривался. Спальня уже не вызывала ужаса, даже запахи гниения куда-то исчезли. Единорог на аррасском ковре пил воду из ручья, не обращая внимания на людей вокруг. Служанки мялись, пряча взгляд, не зная, что делать.

— Помогите Вашей госпоже одеться. Ангел мой, я жду Вас.

Двор замка заливал солнечный свет. От колонн падали чёткие чёрные тени. Король и королева шли по галерее. Сзади доносились шаги, шорох и шёпот. Король с королевой улыбались и благосклонно кивали придворным.

— Я счастлив видеть Ваше Величество в добром здравии.

— Похоже, Господь услышал Ваши молитвы, ксёндз-примас.

Примас по-прежнему стоял в поклоне. И правильно делал. Слуги будут кланяться, а короли — править. А если слуга возомнит о себе слишком много, его всегда можно заменить на более понятливого. Любого, даже если он носит титул архиепископа Гнезненского и примаса Польши. И никакой Рим ему не поможет! Да и при чём тут Рим? Королевство Польское само себе голова! И его церковь будет подчиняться не папе в Риме, а ему, королю в Кракове! Вислу не развернёшь палкой? Да, не развернёшь. Но это ЕГО Висла, а ИХ палка!

— ... и не только Ваши.

Во дворе и на галереях толпились люди. Со всех сторон неслось:

— Виват! Виват король Сигизмунд-Август! Виват королева Барбара! Виват! Виват! Виват!

Над Вавельским замком в безоблачном майском небе сияло солнце. День 8 мая Anno Domini 1551 был в самом разгаре.

Второй пролог

Солнце било в глаза. Всё,что не было ярко-красным, было иссиня-чёрным: сгоревшие дома, скачущие кони, бегущие люди превратились в перемешивающиеся и сливающиеся в дыму тени, так что отличить своих от чужих было невозможно. Впрочем, не так. Отличить одних от других было просто. Свои отступали. Те, которые двигались за ними, были чужими.

Князь отвернулся. Не стоит так долго стоять на виду — если ты видишь неприятеля, то неприятель видит тебя ещё лучше. Он спустился вниз по приставленной к кирпичной стене лестнице. Подошёл к стоявшему неоподаль колодцу с воротом и и выпил воды из почти полной бадьи.

Сегодня враги собирались закончить то, что не удалось им позавчера — наконец-то пробиться к воротам Китай-города и соединиться с засевшей в Кремле залогой. Обоз, который они везут с собой, позволит ей выдержать в осаде до подхода королевского войска, не испытывая недостатка ни в припасах, ни в порохе. Тогда дело нынешнего ополчения будет потеряно, так же, как было потеряно дело ополчения прошлогоднего.

— Князь, ратников теснят к воротам! Нужна подмога! — пеший гонец тяжело дышал.

Это князь уже видел собственными глазами. Гонец не мог сказать ничего нового. И князь тоже не мог сказать ничего нового гонцу.

— Передай Козьме, чтобы держался. Подмога близко.

Гонец угрюмо кивнул головой, не спрашивая разрешения, зачерпнул пригорошню воды из бадьи и побежал в дым, навстречу заходящему солнцу. Князь рукой подозвал знакомца1, держащего в поводу коня:

— Скачи немедля, куда — сам знаешь, передай: пусть поспешают, мы в крайней нужде. Скажи, если не успеет к нам сегодня, то завтра уже не к кому спешить будет.

Это был не первый гонец, которого он посылал. Но, похоже, последний. Если подмога не появится до заката, всё пропало. Проклятые латиняне одолевают, свободных людей под рукой больше нет, после двух дней битвы все еле держатся на ногах, и что ещё хуже — теряют веру в успех общего дела.

— Князь, латиняне казаков гнут! Воздвиженский монастырь2 взяли! — всадник в монашеском одеянии смотрелся непривычно, — Наших страх сколько побили! Иди туда, князь! Что ты медлишь?!

Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения князя. Не вражеская сила, не своеволие казаков, не стоящая удушающая жара, а именно это — понукающий его монастырский келарь3 верхом на вороном коне, заставило князя вскипеть.

1 знакомцы (держальники) — молодые люди из бедных дворян, жившие в доме боярина. Сопровождали боярина в военных походах, и вместе с детьми боярскими были его телохранителями.

2 Монастырь Воздвижения Честного Креста Господня — основан в XV-XVI вв. (в его честь назван Крестовоздвиженский пер. в центре Москвы)

3 келарь — заведующий монастырским столом, кладовой со съестными припасами и их отпуском на монастырскую кухню. В его обязанности входил строгий учёт поступающих и отпускаемых им предметов.

— Идти?! К казакам? К твоему Трубецкому? Сейчас же?! С кем идти? С кем, скажи, мне теперь идти на Воздвиженку? А может к Козьме, там тоже всё горит! Или ещё куда? Оглянись, отец Авраамий, и скажи мне, глупому — кого мне, палёна клеть, взять с собой? Или пойти самому — и раскидать латинов, как Святогор-богатырь?!

— Дай хотя бы Хмелевского, князь, — похоже, келарь осознал, чрезмерность своих требований.

— Хмелевский с Козьмой уже бьются.

— А ратники? Хоть их дай.

— Бери кого хочешь, — горько усмехнувшись, князь обвёл рукой вокруг себя, — все, кого найдёшь — твои.

"Накаркал", — подумал князь, когда за мгновение из порохового дыма на улице начали один за другим появляться бегущие безоружные ратники и казаки. Последние, впрочем были с саблями. Они задерживались перед ощерившейся пиками баррикадой из скованных цепями старых телег, обшитых толстыми досками, перелезали через неё и бежали дальше.

— Беда, князь! — справа стоял знакомец, — Минина, видать, побили, спасайся. Садись на коня, князь-воевода! Чай, нехристи тебя в дыму не узнают — уйдёшь.

Один раз он уже ушёл. Хорошо ушёл, не догнали. Вытащили из спалённой Москвы, отвезли в Троицу, вылечили. Снова собрали ополчение, снова пришли в стольный град... Зачем? Чтобы снова бежать? Чтобы ОНИ написали в своих книгах "московиты бежали с поля битвы, подобно зайцам"?

— Воеводы суть не от беганья, а от воеванья. От Бога убежать не дано.

Теперь на князя смотрели все: знакомцы, дети боярские с саблями, стрельцы с пищалями, даже несколько бежавших ратников, по какому-то недоразумению не бросивших своих копий, остановились возле него. Все ждали его слова.

— Что замолчали, богатыри? Или супостатов латинских забоялись? Или помирать разучились? Так это каждому впервой, не токмо вам. Покажем нехристям, что не страшатся люди русские вражьей силы! Дадим им такую битву, что будут её помнить даже в пекле адовом! Поняли, палёна клеть!?

Князь взмахнул саблей. Те из воинов, у которых были сабли, тоже взмахнули ими над головой. Ратники с копьями и стрельцы с пищалями не отставали от них. Видя твёрдо держащуюся громаду, бегущие останавливались, вставали вместе с княжескими людьми. На пути же потока беглецов стоял троицкий келарь Авраамий Палицын, высоко подняв наперсный крест, блестевший на солнце.

— Братие! Люди русские! Неужли отдадите на поругание безбожным латинам столицу свою?! Неужли предадите православную веру Христову?! Да стойте же, анафема на ваши головы!

Поток бегущих прекратился. Все, кто мог убежать — убежали. Все, кто решил остаться — остались на баррикаде. Справа и слева стояли обгоревшие каменные палаты — нападения с той стороны можно было не опасаться. Сзади были свои. Пока ещё были.

На улице появились иные силуэты: широкополые шляпы, кожаные куртки — мушкетёры. За ними виднелся строй копейщиков, "пикинеров" по-ихнему, в блестящих касках. Палёна клеть, началось.

Первыми, однако, выстрелили свои стрельцы. Один из мушкетёров упал, другой осел, схватившись за плечо. За ними, среди пикинеров, тоже что-то случилось. Стрельцы лихорадочно перезаряжали пищали, но враги не спешили давать залп.

Вместо того, чтобы устанавливать мушкеты на сошки, вражеские солдаты по-прежнему держали их на весу, оглядывались, беспорядочно вертя головой то в сторону баррикады, то куда-то назад. Видневшиеся над их головами копья начали одно за другим исчезать. Передние ряды неприятеля бросились вперёд, на баррикаду.

— Держись, палёна клеть!

Они лезли на опрокинутые телеги, все вместе: мушкетёры без мушкетов и копейщики без копий. Стрельцы выстрелили из своих пищалей — хоть пальба и не была дружной, своей цели она достигла — с полтора десятка "шляп" и "касок" исчезло. Несколько висело на пиках ратников и лежало с рарубленными головами. Остальные топтались перед баррикадой, не решаясь идти ни вперёд ни назад. Один за другим шведы падали на колени, воздевали руки перед собой и кричали "пардон".

В панике мечущиеся по улице шведские солдаты в ужасе оглядывались на возносившиеся между ними окружённые солнечным сиянием фигуры с белыми крыльями за спиной. В их руках вспыхивали белые молнии, поражавшие неприятеля.

— Ангелы! Аки ангелы! — воскликнул кто-то обок князя.

— Литва, князь! Литовская подмога пришла!

— Многая лета гетману Ходкевичу!

Гусары закончили свою расправу с попавшей в ловушку шведской пехотой. Кони переступали через трупы в кожаных куртках. Польский ротмистр в медвежьей шкуре поверх чешуйчатой брони вложил пистолет в ольстру и отсалютовал князю Пожарскому саблей — это она блестела, как молния, в лучах заходящего светила. Только кровь выделялась на ней чёрными пятнами.

Жаркий день 24 августа 1612-го года от Рождества Христова наконец-то уступил место вечеру.

Глава первая. О заботах счастливых женщин и занятых работой мужчин

— Верка, ты что... влюбилась?

— Нет, нет, Бася, я ничего не скажу!

— Верка, не будь такой скрытной.

— Н-нет!

— Верка, скажи, кто у тебя?

— Нет, Басюнчик, и не проси, не-ска-жу!

— Но почему?

— А если сглазишь?

Глупая суеверная Верка. Вечно у неё всякие глупости в голове.

— Я? Сглазить? Тебя? Верка, ты за кого меня принимаешь?

— А как было прошлый раз?

— Ты что же, меня с какой-то дурной Ленкой равняешь?

— Всё равно, я боюсь.

— Я тебя и так в покое не оставлю, буду теребить пока не расскажешь. Среди ночи буду звонить, Верка, слышишь? Тебе это надо?

Долгое молчание в трубке. И наконец:

— Ну, хорошо, Бася, я расскажу. Только ты не смейся, обещаешь?

— А это что, так смешно?

— Ну вот, я же говорила — ты будешь смеяться. Ничего тебе не скажу.

— Верчик, не будь такая обидчивая, я же просто так спросила. Ну, кто ОН?

Чересчур долго собирается с духом. Неудивительно, если упадёт на том конце в обморок.

— Славик, он ... просто прелесть. Я как его увидела, стазу подумала — это ОН!

— Так это ты его сначала увидела или он тебя?

— Конечно, я! Как он ко мне подсел в кафе, ну знаешь, в "Арабике" на Ходкевича, так я его сразу и увидела.

— То есть это всё-таки он к тебе подсел?

— Ну я всё-таки не такая, чтобы самой навязываться мужчинам, ты что, Баська, себе вообразила?

Ну и вот, опять у неё все виноваты, кроме неё.

— Ничего я себе не вообразила, давай рассказывай.

— Ну вот, я сижу, пью своё кафе-гляссе, ну ты знаешь, такое, как я всегда...

— Ну!

— ...и тут вдруг слышу: "Вы позволите около Вас присесть?". Понимаешь, Басюнчик, не просто плюхнулся, как какой-нибудь там... ну тот в общем, помнишь?

— Помню. Ну же!

— Такой симпатичный, интеллигентный, а взгляд такой глубокий-глубокий. И понимающий, понимаешь, Баська!

Ну да, глубокий... и кислый. Откуда этот кислый запах?

— Они все сначала понимающие, припомни хоть бы того Валеру.

— Валька ничего не понимал, он только одного хотел, и Петька тот глупый и рыжий Чесь из Киева. А Славик, он — другой! Другой и всё, я это чувствую! Когда я с ним, мне так хорошо, так...Такие чувствую мотыльки...

Холера! Конечно, это варенье! Оставила его на полном огне, кретинка! Теперь оно убежало, залило плиту и пахнет на всю квартиру. Ну вот, и тапочка с ноги свалилась. Кошмар!

— Верка, я не могу сейчас говорить, у меня варенье!

— Кто у тебя?

— Варенье варится на плите! На плите! И сейчас будет пожар! Зальёт конфорку, пойдёт газ и взорвётся!

— Газ? Какой газ, Баська, ты в своём уме?

— Всё, Верчик, я отключаюсь, иначе всё взлетит на воздух. Пока-пока.

— Пока, Басюнчик, я тебе ещё позвоню, там дальше было такое...

Барбара Ницеевская с облегчением вздохнула, положила телефон на холодильник и занялась плитой. Вытирание кастрюль, покрытых клубничным сиропом (местами подгоревшим), отскабливание ещё более подгоревшего даже не сиропа, а чего-то уже совсем коричневого и мерзкого от белой эмали, окончательное смывание всех остатков этого смешанного с лимонной пеной безобразия, вытирание плиты насухо и установка очищенных кастрюль обратно на огонь (теперь уже точно медленный) заняло ей минут двадцать. Ну, Верка, удружила!

Впрочем, долго обижаться на подругу Бася не могла. На Веру Самсонову вообще обижаться было нельзя. Веру Самсонову можно было только жалеть. Жалеть при встрече ("Не переживай, Верунчик"), жалеть по телефону ("Всё перемелется, Верка"), жалеть за глаза ("Как Верке опять не повезло") и, привыкнув к этой жалости, жалеть, просто думая о ней.

Верка была несчастна. То есть конкретно сейчас она была счастлива, но так же она была счастлива и раньше, встречаясь со своими предыдущими парнями. Проблемы начинались потом.

Началось всё (то есть всё, о чём Бася знала) с Валентина — Веркиного школьного товарища. Что у неё с ним было в школе, она не рассказывала, так что скорее всего, не было ничего. Зато пару лет назад он снова появился в её жизни — она могла говорить о нём часами и только объективные причины, вроде необходимости забрать плащ из химчистки или Никиту из детского сада, могли оправдать в Веркиных глазах дезертирство собеседницы. Но...

Валька отнюдь не отличался галантностью. Он не открывал перед своей барышней дверей, не подавал ей руки, когда она выходила из автобуса и что ещё хуже — постоянно шлёпал её пониже спины, когда они шли по улице. Все Веркины попытки его цивилизовать наталкивались сначала на полное безразличие, потом на глухое непонимание и, наконец, на неприкрытую агрессию. Закончилось всё тем, что он сообщил Верке, что "нашёл себе другую, без твоих бзиков в голове" — и хлопнул за собой дверью.

Брошенная женщина рыдала, рвала на себе волосы (выкрашенные тёмно-рыжей краской), порывалась бежать (звонить, высылать электропочту) за Валькой и не желала слушать никаких Басиных доводов о том, что надо ставить достоинство женщины выше сиюминутных порывов. Наконец подруга успокоилась, порвала в клочки и спустила в канализацию все Валькины фотографии (про те, что были на CD, она попросту забыла), замазала его телефон в записной книжке чёрной тушью и перекрасила волосы в чёрный цвет.

В качестве жгучей брюнетки Вера привлекла внимание "предпринимателя в области самоходного4 транспорта" (надо было слышать, с какой гордостью подруга произносила этот титул) по имени Пётр. Пётр очень быстро стал Петей, Петькой и даже Петенькой. Бася несколько раз бывала в его огромной квартире, куда Верка переехала после нескольких пары месяцев знакомства и которую она сразу стала звать "наш с Петькой дом". Она с гордостью показывала Барбаре подаренные ей кольца и цепочки с блестящими камнями, а также возила показывать дом (капитальный трёхэтажный особняк с бассейном), который жених обещал подарить лично ей после свадьбы. Конец этого Веркиного романа был ещё более трагичен, чем предыдущий — в один прекрасный день Петю арестовали милейшего вида полицейские — как оказалось позднее, самоходное предприятие её несостоявшегося мужа занималось перебиванием номеров на краденых машинах с их последующей косметической переделкой и перепродажей в Швецию и Финляндию либо их же разборкой и продажей на запчасти здесь же, в границах Речи Посполитой5. Так что, новый так и не ставший Веркиным дом, равно как и огромная Петькина квартира, пошли с молотка в рамках компенсации владельцам угнанных машин. Саму шокированную всем происшедшим госпожу Самсонову долго допрашивали на Петровке 38, пока наконец не поверили в то, что она ни сном ни духом не догадывалась о махинациях своего жениха. Вероятно свою роль сыграло то, что потрясённая Верка перестала красить волосы, и цвет их корней довёл следователей до логичного вывода, что перед ними не соучастница в деле самоходной мафии, а всего лишь очередная глупая блондинка. Впрочем, нет худа без добра — блестящие камешки ей оставили, правда после выплаты налогов их число несколько сократилось.

4 Самоход— автомобиль (москворусск.)

5 Речь Посполитая — Светлейшая Речь Посполитая Многих Народов ("Najjaśniejsza Rzeczpospolita Wielu Narodów") образовалась на месте старого Цесарства после падения монархии в 1920 г.

Хладнокровно (насколько возможно) проанализировав ситуацию, сложившуюся после тяжёлой душевной травмы, Верка (не без советов Баси) решила волосы больше не перекрашивать (нечего стесняться самой себя) и пришла к выводу (несмотря на Басины возражения), что раз в Москве все мужчины — или хамы или жулики, то её счастье может составить только гражданин какой-либо другой комиссарии6, а возможно — вообще иностранец. И вообще, нельзя полагаться на судьбу, а следует действовать самой.

После долгого перебора всех встреченных новой активной Веркой гостей столицы Москворуссии7 в списке остался один-единственный кандидат — Чеслав из Киева с ярко-рыжей шевелюрой. О нём Верчик тоже говорила часами и тоже — только в восторженном тоне. Чесь был инженером в большой фирме по производству чего-то электронного. Под Москвой был их филиал и предмет её мечтаний регулярно прилетал сюда в командировку. Она встречала и провожала его в аэропорту, была с ним всё время, когда он не был на работе, показывала ему достопримечательности Москвы и знакомила его со всеми своими друзьями и знакомыми (к сожалению, его расписание не давало ему возможности встретиться с её родителями). Она даже учила его говорить по-москворусски8 и обсуждала с Басей его успехи в обучении ("Он так говорит, Басюня, ну прямо как ты, когда нервничаешь — просто прелесть").

6 Комиссария — крупное политико-административное объединение в составе Речи Посполитой. Название возникло во времена раннего Цесарства (вторая половина XVII в.), когда цесарь назначал специального "комиссара" для управления крупной областью. Изначально комиссарий было четыре: Русская, Коронная, Литовская и Московская. Позже их количество, наименование и границы неоднократно менялись.

7 Москворуссия — историческая область Речи Посполитой с центром в г.Москва. В прошлом — сердцевина независимого Московского (Российского) Царства. В составе Цесарства — с момента его основания. В обыденной речи под словом "Москворуссия" подразумевают Москворусскую комиссарию.

8 Москворусский язык — язык москворусов, коренных жителей Москворуссии.

Чесь вообще постоянно был в разъездах и почти не бывал дома (во всяком случае, Верке так никогда и не удалось ему дозвониться в Киев ни на домашний ни на мобильный телефон, о чём она постоянно жаловалась Басе). Дело в том, что фирма Чеся имела филиалы и в других городах страны, а он был совершенно незаменимым специалистом. Басе всегда казалось странным, что человек может не иметь времени прямо до такой степени, но у неё был полон рот собственных проблем — чего стоили хотя бы занятия с дочерью после того, как она нашла её дневник с большим красным колом в графе "математика" (Никита, слава Богу, пока не имел проблем в школе, а муж обычно не отказывался съездить с ним в субботу или воскресенье в Парк Культуры).

Итак, история с Веркой и Чесем достигла своей кульминации в одну из суббот, когда подруги встретились в салоне красоты около дома, где собирались сделаться "как божество". Но всё пошло не так, как было запланировано. Во-первых, сразу вслед за ними туда зашла рыжая (ну может и не совсем рыжая, но уж точно вредная) Ленка, которая расселась в кресле, взяла со столика журнал "Przyjaciółka"9 и нагло положила одну ногу на другую. Во-вторых, она просто демонстрировала всем свой южный загар, что было просто хамством в отношении людей, которые занимаются делом, и поэтому не имеют времени на бездельничание в шезлонге на Чёрном море. В-третьих, это было безобразие, что она, вместо того, чтобы забиться в какую-нибудь тёмную нору, заявилась в человеческий салон красоты и мозолила глаза сидящим здесь серьёзным женщинам. И наконец, в-четвёртых, потому что она, как ни в чём не бывало, начала рассказывать о своём отдыхе в Батуме. И это было ещё ничего, если бы эта подлая стерва не заявила, что её самолёт из-за плохой погоды (это в Батуме-то плохая погода) вынужденно посадили в столице Украины. И там, в аэропорту Новочеркасска она встретила (здесь тварь выдержала паузу) "твоего киянина, Верочка, как его, да, Чеслава". Чесь, оказалось, был не один — его провожала ("или встречала, не знаю точно, Верочка") какая-то местная "панночка с такими, знаешь, кудрявыми волосами". На Верку было жалко смотреть, а змея добавила: "они так красиво целовались, ну ты знаешь". На этом месте Вера вскочила и выбежала вон, не слушая, какой глубины был вырез на блузке Чеславовой подруги, а Бася только и могла, что сказать гадине: "Как же ты могла!". Но мерзость ничуть не смутилась, а своим скрипучим голоском спросила: "Басенька, если вы с Верой уходите, то я могу пройти в вашу очередь?". После чего, как ни в чём ни бывало, продолжила чтение "Przyjaciółki".

9 "Przyjaciółka" ("Подружка") — популярный иллюстрированный журнал для женщин

Бедную Верку надо было спасать, пока она не бросилась под самоход или не отравилась снотворным. Поэтому Бася забрала её домой, чтобы она могла там спокойно и под надзором выплакаться. После потока слёз и нечленораздельных всхлипываний подруга сообщила Барбаре, что она уже давно знала, что у него кто-то есть, но она всё не верила, вопреки очевидным фактам. Она уже давно это подозревала, что Чесь уже давно ей не звонил и даже по электропочте не писал ничего и это неспроста, если бы он её ещё хотел, то бы обязательно позвонил. Потом последовала следующая серия рыданий, а затем она заявила, что в Новопольше10, а особенно в Киеве, все ещё большие хамы и мерзавцы, чем в Москве, что с глупым Чесем всё кончено, а все украинские бабы — кретинки и б...и!

На этом месте неожиданно вошла Ева (она уже большая, у неё есть свой ключ от квартиры). Сначала она поправила школьное платье и вежливо поздоровалась: "Здравствуйте, тётя Вера", а потом так же вежливо спросила: "А что значит 'б...и'?".

Это было уже чересчур! Барбара залепила дочери звонкую пощёчину. Сразу же в квартире появилась ещё одна рыдающая несчастная женщина. Оказалось, что в школе её никто не понимает, что все учителя состоят против бедняжки в заговоре (а особенно математичка), а тут ещё родная мать бросается на неё с кулаками. Пришлось ещё раз прикрикнуть на своё чадо (на этот раз уже без физического воздействия). Выяснилось, что дочурка принесла ещё одну неприятную вещь — "пару" по математике. Здесь неожиданно вперёд выступила "тётя Вера", которая грамотно проверила Евины ошибки и заставила (вместе с мамой, понятно) сделать домашнее задание, которое тоже тщательно проверила. Совместное вычисление синуса развёрнутого угла заняло все силы, изначально предназначенные на плач, так что вернувшийся из школы Никита, ничего подозрительного не заметил, сказал: "Занимаетесь?", переоделся и убежал во двор играть в футбол (ну пусть радуется, что у матери нет времени на проверку его уроков).

В общем, домой Верка пошла уже без намерений совершить самоубийство.

10 Новопольша (Nowopolska) — название центральной комиссарии Речи Посполитой. Столица — г.Киев (одновременно является столицей РП). После основания Цесарства Многих Народов со столицей в Киеве Русская Комиссария постепенно полонизировалась и утратила свой национальный характер. В XIX в. в отношении неё вместо топонима "Русь" стал уже официально использоваться термин "Новопольша".

И сегодня (или когда там) ей, наконец, снова улыбнулось счастье. Вот только надолго ли? Ну нет у Верки счастья до счастья (глупый каламбур!). А так с другой, стороны, что бы делала сама Бася после развода со Здиславом, если бы в своё время не столкнулась у крулевецкого замка со своим будущим мужем? Тоже встречалась бы с очередным мужиком и гадала бы, не окажется ли он очередным Здихом? А потом объясняла бы взрослеющей Еве, почему в школе никто не видел её вместе с отцом? Нет уж, пусть Верке тоже удастся, как ей, Басе. Вот только надо посмотреть на этого её Славика, как бы он действительно не оказался новым Здихом или Чесем, ещё раз вытирать слёзы у несчастной страдалицы для неё не хватит никаких сил, лучше составить своё мнение заранее. Хотя она всё равно в теперешнем её состоянии души никого не будет слушать. Тем не менее такой важный вопрос никак нельзя пускать на самотёк...

...

На месте происшествия наконец начал восстанавливаться какой-то порядок. Полицейские оттеснили с Красной Площади посторонних и огородили все подходы к ней, так что зевакам оставалось глазеть на происходящее с Ильинки и из окон Кремлёвского Пассажа. Они Бориса, однако, пока не интересовали. Интересовал свидетель, который в отличие от прочих, видел не только то, что случилось ПОЗЖЕ, но и кое-что из того, что происходило ДО.

— I właśnie tutaj, Panie władzo, to wszystko się zaczęło!11 То есть оно как грохнет, а всё там как полетит в разные стороны. No a potem...12

От волнения мужчина в клетчатой рубашке, согласно удостоверению личности Евгений Соколовский, никак не мог решить, каким именно языком он должен пользоваться в разговоре с представителем власти. Его постоянные переходы с польского на москворусский и обратно сбивали Бориса с мысли. Хотя, судя по чёткому "я" в безударных слогах вместо "е", он был, похоже, москворусом из Рязани.

— Скажите, Евгений... как вас по отчеству?

— Значит, по отчеству? — потребовалось некоторое время, чтобы "рязанец" поверил, что беспека13 знает о таком понятии в москворусском языке, — Игнатьевич.

11 И именно здесь, господин начальник, это всё и началось! (польск.)

12 Ну а потом... (польск.)

13 Беспека — Служба Безопасности (москворусск.поточн.)

— Скажите, Евгений Игнатьевич, Вы видели, что происходило до взрыва? Вы ведь смотрели в сторону памятника?

— Ну да, памятника. Того беднягу, который там был, ну просто в клочья разорвало, ужос, одно слово!

— А где он стоял? Тот, которого разорвало. Можете показать?

— Вон там он был, при самой бонбе, Panie władzo, — Соколовский показал рукой на тёмное пятно на асфальте около покорёженной ограды памятника, где эксперты-химики священнодействовали с портативным хроматографом, — А как она жахнула, так и от него клочки полетели. Я аж зажмурился. Ну и дела, Panie władzo, это ж прям Кострома какая-то выходит! Это ж мне как повезло-то, что я ближе не стоял. А ещё собирался бабу с детишками сюда забрать...

Борис записал в блокноте: "Sokolowski Eug.Ign. sw. — mużć. ok. bomby. razorw. wzrywom" и уточнил:

— А что именно взорвалось? Вы это видели?

— Нет, Panie władzo, вот чего не видел, того не видел, врать не буду.

— Ну это был свёрток, чемодан, пакет? Может быть, Вы видели того, кто его подложил?

— Нет, Panie władzo, я ж говорю, не помню. Я ж не на него смотрел, а вообще-то на собор. Так, только краем глаза видел того бедолагу, — свидетель задумался и добавил, — я ж даже не помню, мужик это был или баба.

— То есть? — Борис посмотрел свидетелю прямо в глаза, тот на мгновение замялся.

— Плащ на нём был. Такой длинный белый плащ был, это точно. А вот что под ним, то ли штаны, то ли юбка, вот врать не буду, не помню. Я ж говорю, не на него я смотрел. Ну ей-богу, Panie władzo, чтоб мне окосеть.

Больше из Соколовского, действительно оказавшегося жителем села Константиново Рязанского воеводства, ничего вытянуть не удалось. Ещё несколько свидетелей, тоже любовавшиеся в момент взрыва собором Василия Блаженного, подтверждали, что рядом с бомбой стоял человек неопределённого пола и возраста в светлом (белом, кремовом) плаще, которого разорвало взрывом. Самой бомбы (свёртка, пакета, кейса) никто из свидетелей не видел, потому что все рассматривали собор (памятник). На всём пространстве вокруг вплоть до Спасской башни (а особенно перед Лобным местом) находилось огромное количество маленьких декоративных гвоздиков, которые, без сомнения, и были основным поражающим элементом бомбы. Из больниц, куда отвезли раненых, по телефону сообщали, что в их телах находят именно такие гвоздики. Это подтверждало версию террористического акта, ибо какой нормальный бандит станет в середине дня подкладывать бомбу, начинённую гвоздями, под памятником Минину и Пожарскому?

Через несколько минут нашёлся и разорванный бомбой субъект неопределённого пола. Точнее, не он, а его окровавленная и оторванная голова — лежала на ступеньках соборного крыльца и её фотографировали со всех сторон. По тому, что от неё осталось, прижизненный пол её владельца отнюдь не был для Бориса очевидным. Здесь же ему сообщили предварительные результаты хроматографии — найдены следы паров ацетона. Ergo, в бомбе использовалась перекись ацетона. Вот только где же была сама бомба? Что именно разорвало на мелкие части того несчастного/несчастную?

Впрочем, как оказалось, части были не столь мелкими, как казалось на первый взгляд. На углу Васильевского спуска обнаружилась вполне человеческая ступня, причём в плотно зашнурованном чёрном ботинке. Форма ступни и размер ботинка позволял процентов на 95 исключить версию о разорванной взрывом женщине. Обувь сорок второго размера могла принадлежать только субъекту мужского пола. Хоть что-то определённое.

Но где же остальное тело? Борису это всё больше и больше припоминало нечто ОЧЕНЬ неприятное из его прошлого. Особенно с учётом того, что под нещадно палившим августовским солнцем он сверху донизу вспотел. Да и ещё какая-то странная дрожь в районе поясницы.

"Бом-м"! Последний удар. Это сколько же сейчас времени? Борис поднял глаза на куранты. Ровно три часа дня — значит, с момента события прошло уже больше часа. Серебряный орёл в золотой короне на Спасской башне повернулся боком — он явно не желал смотреть на суету людишек внизу. Неудивительно — за столько-то веков он здесь насмотрелся всякого, и удивить его можно было немногим. Убийствами двуногими без перьев себе подобных — определённо нет.

— Panie pułkowniku, tu świadek do Pana, mówi, że widział, jak to się stało14.

Бранденбургский турист (кто же ещё наденет на себя футболку с берлинским "бэрхеном"15 в короне) протягивал господину полковнику фотоаппарат с большим экраном. Снова почувствовалась странная дрожь.

— Ja filmowal kosztul i dokładne w ten moment została ta eksplozja, to wszyzko jest u mnie teraz nagrane. Ja jestem gotowy udostepnić moje nagranie na potrzeby śledźwa16, — уровень владения государственным языком РП у ключевого (если не врёт, конечно) свидетеля оставлял желать лучшего.

14 Господин полковник, здесь к Вам свидетель, он говорит, что видел, как это случилось. (польск.)

15 Bärchen -медведик (нем.). Уменьшительно называемый чёрный медведь в короне (герб г.Берлина — столицы Республики Бранденбург).

16 Я снималь цирков и иминно в этот момент стал этот взрыв, это вше у меня сейчас записано. Я есть готовый предоштавить мою запись для нужд селёдствия. (ломан.польск.)

Борис старался сохранить доброжелательно-безразличное выражение лица, что ему, вероятно, удалось. Видео было установлено текущим кадром, так что долго искать не пришлось. Съёмка велась откуда-то от кремлёвской стены и представляла собой панораму площади: вот группами и парочками прогуливаются вдоль стены туристы, вот голубые ели, вот красное здание Исторического музея, вот церковь, вот пошло здание Кремлёвского пассажа... Борис еле удержался, чтобы не прикусить губу от нетерпения. Наконец на экранчике появились яркие купола Василия Блаженного. Внизу показались Минин и Пожарский, а также какая-то фигура около них. У фигуры была видна только голова — всё остальное заслонял индикатор перемотки. Экран на мгновение сделался белым, изображение затряслось и вместо равномерного гула послышались перепуганные крики. Да, это действительно было то, что нужно. Особенно, если сопоставить эту запись с записями камер наблюдения на площади.

— Ich danke Ihnnen in Namen Ermittlungs17, — немец действительно помог следствию и ему, Борису, так что он заслужил искреннюю благодарность, несмотря на его, мягко говоря, предубеждение к гостям, тычущим в глаза хозяевам свой "эрвахен"18, — Ich bin sicher Ihre Video wird uns helfen die Verbrecher zu fangen19.

17 Благодарю Вас от имени следствия. (нем.)

18 Erwachen — пробуждение (нем.). Националистическое движение в Республике Бранденбург. Название возникло от одноимённой газеты, пропагандирующей его цели — "истинную независимость Бранденбурга и освобождение других немецких земель от польских оккупантов". Его члены всячески (в основном ненасильственными методами) борются с влиянием Речи Посполитой в регионе. Один из символов движения — "бэрхен".

19 Я уверен, что Ваше видео поможет нам поймать преступников. (нем.)

Бранденбуржец (по паспорту Вилли К.Зюсс) рассыпался в ответных благодарностях. Фотоаппарат Борис ему вернул, забрав только карту памяти. После её просмотра на портативном вычислителе в микроавтобусе картина происходящего стала ясной. Неприятное предчувствие подтвердилось на все сто. По дороге через площадь его догнал поручик Якубень — его зачем-то искали из Отдела. Ничего, подождут.

— Panie pułkowniku, czy prowadzone przez Pana śledztwo już przyniosło jakiekolwiek wyniki?20 — откуда корреспондент центральной "Jedynki"21 узнал его звание, несмотря на штатские рубашку и брюки, оставалось загадкой.

— Скажите, кто, по Вашему мнению, стоит за этим преступлением? — это уже местный, московский "Первый канал".

20 Господин полковник, проводимое Вами следствие уже принесло какие-либо результаты? (польск.)

21 Jedynka — единица (польск.). Сокращённое название Первого Канала Центрального Телевидения.

— Следствие установило, что сегодняшний взрыв, — вообще-то это было официальное заявление и говорить следовало на государственном языке, но оно касалось в первую очередь москвичей, поэтому Борис позволил себе отойти от служебной инструкции, — был делом рук террориста-самоубийцы.

Наперебой посыпались новые вопросы. Борис пригнорировал их целиком.

— Органы следствия обращаются ко всем жителям Москвы с просьбой сохранять спокойствие. Просим также сообщать полиции и иным компетентным учреждениям о всех замеченных вами подозрительных лицах. От имени Комиссариального Управления Безопасности обещаю вам, что организаторы этого кровавого преступления будут установлены и понесут заслуженное наказание.

Пару лет тому назад Управление получило новое здание на широком проспекте около станции метро. Десятиэтажный бюровец22 из стекла и бетона радовал глаз и снаружи и изнутри. Сразу после переезда его отдела Борис обошёл отданный ему во владение этаж и остался ним доволен и даже очень. Особенно пришлись ему по вкусу огромные стеклянные стены его кабинета с видом на Тверской проспект — там он чувствовал себя рыбой в аквариуме, но рыбой, самой наблюдающей людей в комнате вокруг. Аквариум, кстати, он себе тоже заказал и, когда день выдавался особенно нервным, закрывал жалюзи, запирал дверь, пододвигал к нему вплотную одно из кресел и наблюдал плавные движения его разноцветных обитателей. Это давало ему необходимый "укол спокойствия" и позволяло уложить в голове мысли, чтобы потом приступить к упорядочиванию своевольных дел.

22 Офисное здание (москворусск.)

Сейчас ему всей душой хотелось как можно быстрее добраться до заветного аквариума и спокойно обдумать происходящее. Но на дороге одно за другим вставали препятствия. Сначала он никак не мог из машины дозвониться до жены: ему то отвечали "абонент занят", то телефон отключался после минуты длинных гудков. На подъезде к бюровцу Борис остановил самоход на обочине и попробовал дозвониться ещё раз. Результат был тем же самым. Затем в подземном гараже его внимание привлекли коленки. Весьма привлекательные коленки стажёрки Рышарды Попек. Рыся терпеливо ожидала шефа около места его стоянки.

— Шеф, у нас новости.

— Да? И какие же, интересно знать?

Рыся начала с самого начала, и полковник запасся терпением. Сразу после известия о взрыве на Красной Площади, когда большая часть личного состава отдела выехал на место, дежурный поручик Маевский поднял трубку. Звонили, как оказалось, из столицы. Причём не абы кто, а сам "в морду". То есть сам начальник Пятого Сектора УБ, генерал дивизии Веслав Габриэль.

Такое прозвище (естественно, за глаза) он получил за то, что добавлял "в морду" после каждого третьего (иногда второго) слова. В полном противоречии со своим прозвищем генерал дивизии отличался отменным добродушием, насколько это, конечно, было допустимо у начальника сектора, специализирующегося на борьбе с подрывной деятельностью. Кроме такой особенности речи, Габриэль был знаменит своей женой. Она была хозяйкой ресторана на Крещатике около метро "Площадь Речи Посполитой", и её "в морду" муж считал своим долгом пригласить туда любого командированного из региона убека23, представленного начальнику сектора. Пригласить в складчину, то есть генерал платил за себя, а гость — тоже платил за себя. Разница была в том, что деньги "в морду" шли его жене и оставались в семье, а деньги гостя шли туда же и тоже оставались в семье генерала. Впрочем, кухня госпожи Габриэль того стоила, так что увильнуть от угощения в ресторане "У Марты" желающих не было (да и ссориться с её мужем было никому не с руки).

Однако по возвращении злые языки говорили, что как минимум половину доходов ресторана жены обеспечивает служебное положение мужа. Но внимания на этом не акцентировали.

Габриэль поинтересовался местонахождением Бориса, узнал, что он "выехал на место" и сообщил, что в связи с последними событиями в Москву направляется офицер УБ для специальных поручений. Вместо прощания сказал своё сакраментальное "в морду" и положил трубку.

23 "убек" — полуофициальное почётное прозвище сотрудников беспеки.

Через несколько минут пришёл факс, уведомляющий о прибытии в Москву полковника Вальдемара Злотопольского, выполняющего специальное поручение начальника Управления. Об этом поручик Маевский немедленно сообщил, то есть попытался сообщить ему, шефу, но телефон не отвечал.

— Интересно, барышня, а вы с поручиком пытались передать информацию через других сотрудников?

Здесь Борис припомнил себе слабое дрожание в пояснице — теперь стало ясно, чего, а также своё решительное "Позже!" в ответ на слова подчинённых, что "Вас, шеф, ищут из Отдела".

— Конечно, но они мне все отвечали, что Вы заняты, шеф, — засуетилась жертва чужой рассеянности, — вот у меня здесь список, кому и когда мы с Павлом... поручиком Маевским звонили, — спохватилась стажёрка.

— Оставьте его при себе, Рыся, — великодушно разрешил Рысе Борис, — И где же этот Злотопольский? Он, насколько понимаю, должен находиться уже в здании.

— Ну да, он прибыл где-то полчаса назад. Па... ручик сразу отправил меня в гараж Вас встретить и всё сообщить, чтобы Вы были в курсе.

— Добрый день, Борис Сергеевич! — перед Борисом стоял высокий блондин примерно одного с ним возраста. — Я Вальдемар Злотопольский, генерал дивизии, — уголки губ чуть сдвинулись вверх, — Габриэль, вероятно, предупредил Вас о моём приезде.

Командированный киянин, свободно изъясняющийся по-москворусски! Вот это всем сюрпризам сюрприз! Ну что ж, на ловца и зверь бежит, подумал Борис. Только кто здесь зверь и кто ловец?

— Поручик Маевский, соберите людей в конференц-зале. Надо ввести полковника Злотопольского в курс дела.

Да, и ещё нужно, наконец, дозвониться до жены. Иначе после сегодняшних телевизионных новостей Бася просто сойдёт с ума от волнения.

Глава вторая. О том, как следует принимать гостей

Столп — Индрику

Ваше сообщение получил. Начало операции "Вий" одобряю. Ныне приступайте к следующему этапу. Для обезвреживания крота следует задействовать его половину и обязательно дополнения. Не забывайте, что крот вельми опасен, и всякий личный контакт с ним должен быть полностью исключён.

Следует также соблюдать особую осторожность в отношении известного Ваи московского гостя, в настоящее время находящегося в городе. Контакты с ним также недопустимы ни в коем случае, ибо сие может подставить под удар воеводу.

Слава Исусу Христу во веки веков. Аминь.

...

Бася приготовила завтрак. Что было хорошо в завтраке, так это то, что с ним не нужно было долго возиться. Борис и дети обожали (во всяком случае говорили, что обожают) кукурузные хлопья с молоком. Хлопья были в пакете, молоко тоже было в пакете, так что оставалось только смешать содержимое обоих пакетов в соответствующей пропорции. Чему именно соответствовала эта пропорция, Почтенная Мать Семейства (не слишком солидно звучит, вам не кажется?) не знала и знать не желала, ей было достаточно того, что никто из Чад и Домочадцев её не оспаривал и претензий к качеству не предъявлял.

— Что у нас на сегодня, Басёнок? — знакомые лапчатые ручки шаг за шагом поднимались от живота вверх.

— А ты как думаешь? — левая рука достигла своей цели, а правая, устроившись где-то между шеей и подбородком, начала аккуратно разворачивать голову Очень Занятой Женщины в свою сторону.

На вразумительный ответ Глава Семьи не сподобился. Неудивительно, поскольку он использовал свой язык для ответа более чем невразумительного. Неутомимая правая рука начала поступательное движение вниз — как можно ниже. После утренней пробежки и водных процедур он почти всегда переходил именно к таким упражнениям. Смотреть здесь было совершенно не на что, поэтому Бася закрыла глаза.

— Мам, а когда завтрак?

— Продолжайте-продолжайте, мы подождём.

Ну вот, доигрались! В кухне появились несносные чада, которые вовсю глазели на аморальное поведение взрослых. И, о-хо-хо, с ними нужно ещё идти в школу на Первое сентября.

— Ну вот видишь! — возмущённо заявила (шёпотом, чтобы не привлекать внимания детей) Порядочная Девушка Сексуальному Домогателю, но тот полностью проигнорировал её замечание.

— Всем за стол! Сейчас мама всех накормит!

Никита сел без разговоров. Ева фыркнула, но тоже уселась за столом. Вслед за ними занял своё место Главный Потребитель. Бася разлила по стеклянным мискам молоко, расставила их на столе и села сама.

— Мама, я хочу телевизор!

Не спрашивая разрешения (нахальный малец, совсем в отца), Никита вскочил, схватил с холодильника пульт и нажал кнопку. Экран висевшего на стене телевизора засветился.

— ...наш канал получил доступ к уникальной записи, сделанной очевидцем трагических событий на Красной Площади. Уважаемые телезрители, предлагаем её вашему вниманию. Просим отойти от экрана детей и лиц со слабой психикой, так как запись содержит особо жестокие сцены.

— Мам, а кто такой "лиц со слабой психикой"? — спросил ребёнок с несомненно сильной психикой.

— Муха, не мешай смотреть! — его сестра дала ему подзатыльник.

— Папа, мама, Евка дерётся!

— Тихо все! — услышав отца, Никита раздумал реветь и проглотил очередную ложку хлопьев.

Ну вот, пропустила начало. На экране медленно разворачивалась Красная Площадь. На первом плане шли две бабы в штанах, из-за толстенных животов похожие на ходячие свёклы (наверное, англичанки), потом кто-то в джинсах фотографировал каких-то девиц в мини-юбках (ну кто же нормальный носит жёлтое вместе с зелёным), какой-то явно ненормальный парень надел тёплый длинный плащ в августовскую жару...

Что-то вспыхнуло, парень в плаще как-то странно исчез, раздалось громкое "бух!", за ним чьи-то крики, изображение задрожало, ненадолго показалась брусчатка, потом орёл в короне на башне, потом мелькнуло небо, затем вернулся Василий Блаженный и памятник. Перед ним ползали по брусчатке какие-то люди, а на том месте, где был парень в плаще, темнело большое пятно неясного цвета.

— Предприимчивый бэрхен попался...

Что имел в виду Борис, Бася так и не поняла, но переспрашивать не стала — поскольку он собственной персоной появился на экране с пучком разноцветных микрофонов перед собой и с Лобным Местом за спиной. Надпись внизу экрана гласила: "polk.B.Nicejewski. Rukowoditelj specialjnoj sledstwennoj gruppy Moskworusskogo KUB".

— Ура! Папа в телевизоре!

— Я же тебе говорила, Муха!

— Тихо вы оба! — прикрикнула на детей Барбара.

Муж на экране призывал помогать следствию и обещал поймать преступников. Муж за столом не отрываясь смотрел на экран, где он призывал помогать следствию и обещал поймать преступников. И так далее. Потом он взял пульт, выключил телевизор и встал.

— Тихо! Слушать меня внимательно (это, кажется, называется "командный голос")! В нашем городе действуют опасные международные террористы...

— А кто такие "террористы", папа?

— Тихо, Муха, я тебе потом объясню (Ева действительно начинает взрослеть)!

— Они особо опасны и не остановятся ни перед чем. Поэтому вы все, и ты, Никита, тоже, должны быть особенно внимательны. Никогда, запомните — НИКОГДА и НИКУДА не ходите с незнакомыми людьми, — Басе стало как-то холодно, — Если вы заметите, что кто-то незнакомый вертится вокруг вашей школы, сразу же сообщите об этом учителям. Если кто-нибудь "такой" появится у нас во дворе, сразу же звоните в полицию. Да, ещё... в школу вас буду отвозить я, а обратно вас будет забирать мама.

Ну нет, они уже не маленькие, что за глупости! Бася уже год не водила из школы даже Никиту, не говоря о Еве.

— Папа, я уже не маленькая, где это видано, чтобы взрослую шести... нет, семиклассницу родители за ручку водили! — надула губки Ева.

— Я уже большой, не хочу! — настала очередь Никиты возмущаться.

— Поговорите у меня! Отец сказал — забирать, значит, забирать! — Барбара даже сама удивилась, насколько строгая она мать, — Так, Никита, тебя я заберу после твоей продлёнки, а тебя, Ева... Сколько у тебя сегодня уроков?

— Не пойду и всё! — упёрлась дочь, — За кого ты меня принимаешь, мама, что я, дороги из школы не знаю?

— Сегодня вторник, — припомнила недавно виденное Евино расписание Строгая Мама, — значит у тебя шесть уроков. В два часа я за тобой приду, и не вздумай уходить куда-нибудь одна!

— Не пойду, не пойду не пойду! — но коса нашла на камень.

— Пойдёте, барышня, ещё как! Panna Ewa będzie czekała na swoją wredną mamusię i nie ruszy się z miejsca, dopóki ona nią nie zabierze ze szkoły! Rozumie jasna panienko!?24 — нет, ну никак нельзя так нервничать, так и до инфаркта недалеко.

Обиженный ребёнок шмыгал носом и глядел исподлобья. За дело (ну наконец-то очнулся от своих вселенских дум) взялся Отец Семейства.

— Так, собирайтесь и едем!

24 Панна Ева будет ждать свою вредную мамочку и не двинется с места, пока она её не заберёт из школы! Ясновельможной барышне понятно!? (польск.)

Боевое настроение Евы несколько утихло после встречи с соседом. Аркадий Пантелеймонович обладал каким-то особенным даром вносить умиротворение в любую ситуацию, сколь бы нервной она не была. А его цветы заставили бы растаять сердце любой женщины. Басю они, во всяком случае, всегда умиляли, хотя понять, почему он вручал свои подарки именно в этот, а не другой, день и когда он вручит их в следующий раз, она так никогда и не смогла. Сегодня, впрочем, повод был, и ещё какой. Ева же, получив в дополнение к своему букету гвоздик огромную ромашку лично для неё, тоже заметно подобрела.

Торжественная линейка в школе тоже доставила Басе волнений — ностальгического характера. Она даже всплакнула, глядя на Евин огромный бант — у неё самой в своё время был такой же. После всего этого нужно было успокоиться. Лучший же способ очистить мысли — заняться чем-нибудь, поглощающим время и не позволяющим думать ни о чём, кроме себя. Например — приготовлением обеда, потому что Ева не большой перемене будет заниматься чем угодно, но не обедом в школьной столовой, и будет голодной, как волк. Хотя в жизни в этом не признается.

Суп с фрикадельками и котлеты с сыром и жареной картошкой к ним были, наконец, готовы. Теперь своенравной барышне точно не грозит смерть от недоедания. Уж мама проследит, чтобы она съела обе тарелки, не хватало ещё иметь дома аноректичку.

— Баська, ты здесь?

— Конечно, Верунчик, а с кем же ты тогда говоришь?

— Баська — я счастлива!

— Да ну?

— Дай, расскажу тебе по порядку. Вчера Славик пригласил меня на ужин в ресторан. Ну тот, "Славянский базар" на Никольской, знаешь?

— Знаю, Верка, ну не тяни!

Такое возбуждение у Верки определённо неспроста.

— Вот, и в этом "Базаре" я даже не знала, что брать, и хотела взять шашлык, но Славик сказал, что он знает такое, гораздо лучше. И заказал.

— Что заказал-то?

— Ну, такое... Я его ни по-москворусски, ни по-польски не знаю, это что-то такое французское... О, вспомнила! Называется "патэ-дэ-фуа25"!

25 Paté de foix — печёночный паштет (франц.)

— Кто?

— И не спрашивай, из чего это. Но зато такое вкусное! А к этому ещё такое вино, тоже французское... сейчас... "Дюк де...". Ну прости меня, Басюня, совсем у меня из головы вылетело, какой это был дюк. Но по вкусу подходит просто идеально. Идеально, понимаешь, Баська!

Ну вот, дожили. Верка окончательно сошла с ума.

— Верка, что "идеально"? Ты что, ещё не протрезвела после своего дюка?

— Да, не протрезвела! То есть после дюка я протрезвела. Я тебе говорю, подружка, вкус идеальный!

— Какой ещё вкус? Ты вообще где, Верка?

— Я на работе. И не мешай, а то у меня кончится перерыв, и меня уволят. Но мне уже всё равно. О чём я? Так, о вкусе — он у Славика просто идеальный! Так подобрать вино к еде... Он прелесть, правда?

— Прелесть-прелесть. И это всё?

— Нет! А потом мы поехали ко мне домой, ну в ту квартиру, которую я снимаю, конечно, а не к маме. Молчи, Бася, после такого ужина я просто ДОЛЖНА была его пригласить домой! И не вздумай меня осуждать!

— Верка, да неужели...?

— ДА! ДА! ДА! Но как было подробно, я тебе не скажу, тут все рядом ходят и такого обо мне подумают... Так вот, подруга — знай и завидуй: у Славика великолепный вкус не только в ресторане! Вот!

Итак, свершилось! Дамско-мужские (то есть Верко-Славиковы) отношения перешли в новую фазу. А потом он разобьёт ей сердце, и кому придётся успокаивать жертву несчастной любви, а то чего доброго, новую мать-одиночку? Правильно, несчастной Барбаре Ницеевской (в девичестве Голомбек, в первом браке — Солтыс), уроженке Кракова, 34-х лет от роду (не для посторонних, конечно), и без того матери двоих детей и жене Очень Занятого Офицера Беспеки. Да, кстати...

— Верка, а ты там с твоим дюком что, новостей не смотрела? Знаешь, что в городе делается?

— Ой, Басенька, я всё знаю, это просто ужасно, но со Славиком я ничего не боюсь. Он... Ты знаешь, он воевал в Костромскую войну26, был офицером чего-то специального...

Надо же, в Костромскую войну. Это значит, новый Веркин герой лет на пятнадцать старше своей избранницы. А может он за это время нашёл время ещё и жениться? И может быть даже не нашёл времени развестись? И сейчас подружка делает роковую ошибку, соглашаясь на роль вечной любовницы? Нет, с этим Славиком надо обязательно познакомиться поближе.

— Да? А с Борисом они там случайно не встречались?

— Ой, Баська, а я и не подумала, может они с твоим какие-нибудь однополчане, так это здорово! Будем вместе дружить семьями.

Ого, уже и "семьями"! Нет, это дело обязательно нужно прояснить. Сейчас-сейчас, какое у нас сегодня число...

— Верчик, а что вы со Славиком делаете завтра, в среду?

Пациента никак нельзя раздражать, пусть думает, что все вокруг верят в то, что он на самом деле Наполеон и завтра пойдёт на Киев. До завтра всё ещё может измениться, как говорят в родном Басином Кракове, "между губами и краем кубка много всего случиться может"27.

— Может быть, вы со Славиком, — приманка для влюблённой Верки, — заглянете к нам с Борисом завтра на ужин?

— Ой, Басюня — ну конечно! Славик будет в восторге!

26 Костромская война (1991-1994) — военные действия между регулярными силами Речи Посполитой и вооружёнными формированями великорусских сепаратистов, объявивших Великорусскую Комиссарию (со столицей в г.Кострома) независимым государством. Характеризовалась широким размахом партизанских действий со стороны сепаратистов и общим ожесточением с обеих сторон.

27 Польская поговорка

...

— Что по взрывчатке?

— Предварительный анализ подтвердился — это перекись или двуперекись ацетона. Детонатор электрический, для подрыва использовалась лампочка без колбы — это подтверждает патрон от неё на месте взрыва и кусочки проволоки.

— Он нёс это на себе?

— Да, классический "пояс ратника". Я читал отчёты из Костромы — все обломки практически идентичны. Вообще это напоминает угличского "Ивана Сусанина" в девяносто шестом: тоже около памятника и тоже самоубийца в плаще.

— В Угличе был "ратник Спаса", а здесь...

— Господа, — Борис поднялся с места, — давайте смотреть правде в глаза и не прятать голову в песок. Вчера на Красной Площади мы тоже встретили "ратника Спаса Нерукотворного"28. Нравится это нам или нет, но это был отнюдь не психопат-одиночка. Приказываю всем исходить из того, что против нас снова действует "Дружина Николая-Угодника"29 и считать именно эту версию основной.

Сидевшие за столом переглянулись. Повторная встреча с духами прошлого не улыбалась никому, но факты, увы, вещь упрямая. Это немедленно подтвердил поручик Якубень.

— У меня результаты дактилоскопии. На нескольких обломках, взрывотехники говоят, что осколках бомбы, найдены отпечатки пальцев. Скорее всего, их оставил сам "ратник". Я проверил по базе УБ — у нас их нет. Но вот в базе МВД они проходят. Принадлежат некому Беклемищеву Парфёну Игнатьевичу, уроженцу г.Костромы, — при этом тревожном слове все зашевелились, — 1994 года рождения. Был задержан в феврале этого года за хулиганство.

— Девяносто четвёртого... Пятнадцатилетний пацан, родился уже после войны, ну, почти после. Вырос уже после всей этой каши. С чего бы ему взрывать "москалей"30? — поручик Маевский смотрел на дело скептчески.

— Но ведь взорвал же, — не отступал Якубень, — значит, имел причину. Вот только какую?

— А может ему было просто одиноко? — стажёрка Попек вставила свой голос и тут же покраснела, испугавшись своей смелости, — Извините.

Борис решил прекратить беспредметную (ПОКА беспредметную) дискуссию.

— Господа! И дамы, — кивнул он Рысе, покрасневшей ещё больше и заметавшейся взглядом между Борисом и Павлом Маевским в поисках поддержки, — на сегодня это все данные, которые у нас есть. Поэтому будем работать с тем, что есть.

— Вальдемар Маркович, — он повернулся к полковнику Злотопольскому, — прошу Вас не в службу, а в дружбу, связаться с Киевом и попросить генерала Габриэля написать в Кострому, чтобы КУБ31 Великоруссии нам помог с контактами Беклемищева.

28 "Ратник Спаса Нерукотворного" — так костромские сепаратисты называли используемых ими террористов-самоубийц. Они обвязывались т.н. "поясом ратника" (обычно обрезками водопроводных труб, начинённых взрывчаткой и мелкими поражающими частями) и взрывали себя (либо были взрываемы дистанционно) вблизи групп военнослужащих РП или (особенно в конце войны и несколько лет после её окончания) в толпе гражданских лиц (на улицах, на рынках, в общественном транспорте и т.д.).

29 "Дружина Николая-Угодника" — элитное формирование костромских сепаратистов. Во время Костромской войны получила громкую известность благодаря особой жестокости во время своих операций, террористическими актами за пределами зоны боевых действий и многочисленным военным преступлениям. После войны поправка к принятому Сеймом РП "Закону об амнистии" вывела её оставшихся в живых членов из-под действия амнистии, охватывавшей членов прочих незаконных военных формирований, добровольно сложивших оружие. Многие из членов "Дружины..." находятся в международном розыске.

30 "Москали" — презрительное название москворусов.

31 КУБ — Комиссариальное Управление Безопасности.

Борис настороженно ждал ответа. Если "Вальдемар Маркович" заартачится, переговоры с упрямой Костромой, не желающей пускать "чужих" в свои дела, затянутся как минимум, на неделю. А приказывать Злотопольскому он не имел права — мог только просить. Как же, "офицер для особых поручений"!

Но киевский гость был, казалось, сама доброжелательность.

— Я немедленно свяжусь с генералом Габриэлем. Точнее, через полчаса, — посмотрел он на часы, — когда он закончит обед. Полагаю, я смогу убедить его в необходимости этого.

Гора с плеч! Вообще киянин с самого начала какой-то добрый, даже не требует государственного языка. Добрые люди не врут, добрый киянин — не к добру. Каламбурчик-с! Но пока главное — гость не сердится.

— Стажёрка Попек, Вы проверьте все возможные контакты этого Беклемищева, в первую очередь здесь в Москве. Разошлите карточку из базы по всем городским комиссариатам, воеводство тоже не забудьте, может он проживал где-то под Москвой. Свяжитесь с телевидением, пусть покажут по местным каналам, с Киевом тоже свяжитесь. Вообще подготовьте сообщение для прессы. Не стесняйтесь, — предупредил он Рысин вопрос, — сообщите и о "поясе ратника" и о "угодниках"32, всё равно шила в мешке не утаишь. А так может быть, его кто-нибудь и распознает.

Все ждали, что шеф скажет дальше. Рыся быстро что-то писала на листочке бумаге, не доверяя своей памяти.

— Поручик Маевский! Ваше задание — пройтись по местам, где бывают приезжие из Великоруссии, стройки, бары, парки. Покажете там Беклемищева, может быть кто-то его видел.

— Чтобы "кастраты"33 своих выдали...

— Поручик, следите за своим языком! — с Маевским надо будет серьёзно поговорить о "выражениях" на службе.

— Виноват, господин полковник, я хочу сказать...

— Я знаю, что Вы хотите сказать. А ещё я знаю, что этого можно и не говорить. Вы поняли задание?

— Так точно, понял, господин полковник!

Хорошо отвечает, почти что по уставу. Обиделся на шефа, значит.

— Поручик Якубень, вы собираетесь и летите в Кострому.

Наступила немая сцена, достойная гоголевского "Ревизора"34. Что делать, столица братской Великоруссии никогда не была популярным объектом для туризма. Особенно после войны.

— Выясните там всё о связях Беклемищева: родители, братья, сёстры, сватья, кумовья, друзья, приятели. Враги тоже. Кто-то его в это втянул, значит, где-то среди них — его "добрый пастырь"35. А где пастырь — там и урядник и сотник и все остальные.

— И иные "угодники", — хмыкнул несчастный изгнанник, — Может мне потребно бороду наклеить, чтобы там зело36 не выделяться37?

— Ценю Ваш юмор, поручик. Не забывайте, что Вы туда летите официально, поэтому обойдётесь без камуфляжа. И не задерживайтесь больше, чем нужно.

Павел Маевский собрался что-то сказать (наверное то, что он думает о любителях долгого пребывания в городе на Волге). Борис Ницеевский поднял руку и поручик оставил своё намерение.

— Рыся, прямо сейчас закажите билет на ближайший самолёт до Костромы для поручика Якубеня. Поручик, Вы ещё здесь? Собирайтесь быстрее. Кстати, зубную щётку и прочее мыло можете купить по дороге в аэропорт. Дамы и господа, совещание закончено.

Послышался скрип отодвигаемых стульев.

32 "Угодники" — прозвище членов "Дружины Николая-Угодника".

33 "Кастраты" — презрительное прозвище уроженцев Великоруссии (от названия г.Кострома).

34 "Ревизор" — комедия великого польского писателя М.Гоголя. Описывает замешательство в маленьком центре новопольского повета (составная часть воеводства) после приезда туда самозванца, выдающего себя за ревизора из Киева.

35 "Добрый пастырь" — священник в отряде "Дружины Николая-Угодника". Помимо религиозных и идеологических функций часто выполнял функции наставника молодых "ратников Спаса Нерукотворного", используя технику "промывания мозгов", чтобы склонить их "пострадать за веру".

36 Поручик пародирует великорусский язык и акцент.

37 Среди жителей Великоруссии считается почётным ношение длинной окладистой бороды. И наоборот, иметь "голое" лицо считается для мужчины позорным.

Вечером на лестничной клетке Борису повстречался Бутурлин. Старик как раз выбрасывал мусор.

— Добрый вечер, сосед. Всё в делах, аки пчела?

— И не говорите, Аркадий Пантелеймонович, при таких делах скоро придётся на работе спать, — Борис развёл руками.

— Всё не ловятся супостаты? — подмигнул дед.

— Ну...

Борис развёл руками. С понимающим соседом всегда хотелось поделиться заботами и успехами, выпить стаканчик... ну скажем, чаю, и вообще поговорить по душам. Увы, служебные инструкции однозначно запрещали разговоры с посторонними о служебных делах, а инструкции Борис привык исполнять. Почти всегда.

У деда, оказалось, опять были подарки, как он выразился, "для семьи и детей". Квартира, где он вручил Борису коробку конфет, была заставлена книжными полками. Аркадий Пантелеймонович обожал классику: Пушкин38, Мицкевич39, Гоголь40 — Борис почувствовал себя, как в Сеймовой Библиотеке41. Сердечно попрощавшись с ним, он, наконец-то, вернулся домой.

38 Пушкин Александр (1799-1837) — великий великорусский поэт, представитель романтизма, "солнце русской поэзии". Родился в Москве. Окончил с отличием лицей в Костроме, куда переехала его семья вскоре после его рождения. За участие в деятельности политического общества "Арзамас" был отправлен в ссылку на Юг Цесарства, где совершил путешествие по Черноморскому побережью от Крыма до Константии (Констанцы). После возвращения из ссылки покинул страну. Проживал в Вене и Париже, написал ряд поэм и драматических произведений. Кроме того, он был автором ряда исторических исследований и множества стихотворений, проникнутых ностальгией по потерянной и порабощённой родине. Выступал с идеей объединения Велико— и Москворуссии в одно независимое государство "единого русского народа". Убит на дуэли в Париже бароном д'Антэс.

39 Мицкевич Адам (1798-1855) — великий польский поэт эпохи романтизма. Родился в Новогрудке (Литовская Комиссария). В 1815 г. поступил в Киевский Цесарский Университет, который закончил с отличием. Участник литературного общества "Филоматы". Его "Баллады и романсы", считаются началом романтизма в польской литературе. Путешествовал, в частности по Югу Цесарства, где написал "Крымские Сонеты", по своей родной Литве, а по Москворуссии, где написал известное стихотворение "Друзья москали", прославляющее "единство Ляха и Руса", а также по Европе. В 1821 г. в Киеве напечатал религиозно-философскую поэму "Дзяды" (последний том — 1832 г., Вильно). В 1834 г. издал в Вильно поэму "Пан Тадеуш", содержащий ностальгические воспоминания поэта о "стране своего детства". Профессор Цесарской Академии Искусств в Киеве, Виленского Университета. Умер в столице Литвы, торжественно похоронен на кладбище "На Россе".

40 Гоголь Миколай (1809-1852) — великий польский писатель. Род.в с.Б.Сорочинцы Полтавского воеводства Новопольской Комиссарии. В конце 1828 г. переехал в Киев. Некоторое время служил в III Отделении Цесарской Канцелярии и других государственных учреждениях. В 1831-32 гг. Издал свои "Вечера на хуторе", описывавшие картины сельской жизни, а также народные поверья Новопольши. В 1842 г. вышел его роман "Тарас Бульба", повествующий о совместной борьбе поляков и русских казаков с татарами. Его комедии "Ревизор" (см.выше) и "Мёртвые души" вошли в золотой фонд классической польской литературы. В конце жизни стал интересоваться религиозными вопросами, что нашло отражение в его "Выбранных местах из переписки" (Киев, 1847). Совершил путешествие по Европе. Скончался в Киеве.

41 Сеймовая Библиотека (Biblioteka Sejmowa) — крупнейшая библиотека в Речи Посполитой, расположена в Киеве.

В постели жена, совершенно расчувствовавшаяся от роз соседа, без умолку болтала что-то о некой Верке. Борис, напрягшись, припомнил — это была маленькая довольно привлекательная блондинка с курносым носом, румянцем на щеках и голубыми глазами, которую он пару лет назад застал дома, болтающей с женой о каком-то своём Валентине. Чтобы не сойти с ума от потока всей этой восторженной ерунды, он придумал себе срочный вызов "на объект" и до полуночи сидел в баре на Ходкевича, умирая со скуки, попивая сок, разглядывая разложенные на одном из столиков разноцветные журналы и (в последнюю очередь) посетительниц. Те, вероятно, принимали его за ненормального и были не так далеки от истины.

В общем, оценив перспективы ещё одной встречи с Басиной Веркой (на этот раз подруга жены должна была привести к ним с какого-то её очередного "Славика"), полковник Ницеевский понял, что польза может быть и от "угодников", если они, конечно, объявляются вовремя. В рамках извинений он поцеловал дражайшую половину в губы и в ответ почувствовал обнимающие его Басины ручки у себя на спине. "А завтра рано вставать...", — подумал Борис.

Но это уже не имело совершенно никакого значения.

Глава третья. О некоторых лингвистических тонкостях

Столп — Индрику

Второй этап операции "Вий" потребно провести как можно скорее. Конкретное место и время оставляю на Ваше усмотрение. После начала первого этапа всякое промедление смерти подобно. Вестимо апостол будет в ближайшее время распят.

Половина крота должна быть задействована непосредственно перед третьим этапом, не раньше и не позже.

Слава Исусу Христу во веки веков. Аминь.

...

В магазине кончился сахар. То есть вообще-то Басе он был не нужен (ещё оставалось килограмма два), но поток покупательниц, одна за другой вывозящих из дверей тележки с десятикилограммовыми бумажными и полиэтиленовыми упаковками, убедил Бдительную Домохозяйку примкнуть к большинству. Увы, было поздно. Поддоны, где обычно стояли пачки с сахаром, были пусты. Пустотой сияли даже стеллажи, где должны были размещаться более экзотические вещи вроде сахарной пудры. Единственно в углу верхней полки сиротливо притаилась пара пакетов с изображением прозрачно-жёлтых кристаллов и надписями на каком-то совершенно непонятном нормальному человеку языке.

Пани Иза из соседнего подъезда под большим секретом сообщила Басе, что это только начало, а вскоре пропадёт и соль (несколько покупательниц, прислушивавшихся к разговору, быстро развернулись в направлении стеллажей с солью), а затем и всё остальное. "Pani, pani Basiu, wtedy tu nie było, a ja wszystko pamiętam. I powiadam Pani, teraz będzie to samo, nic innego jeno to samo42", — пани Иза переехала в Москву из Люблина ещё до того, как Бася появилась на свет, и до выхода на пенсию работала учительницей в школе. На вопрос, что именно "то же самое" будет и когда "это" уже было, пани Иза снова начала повторять, что "теперь", как и "тогда", всё сначала пропадёт, а потом подорожает, а также, что она, пани Иза, всё это видит и заранее знает. Кроме того, она рассказала (уже не только Басе, но и десятку любопытных, столпившихся со своими тележками вокруг и заблокировавших проезд между стеллажами), что было пророчество, гласившее, что наступает конец света, и что перед его наступлением все (тут она заговорила громче) услышат о небывалых явлениях. А вот ещё по телевизору говорили о наводнении в Австрии, а ещё раньше — о цунами в Индонезии, так это вот оно, небывалое. А и раньше тоже случалось всякое, вот перед Костромской войной, например, было наводнение в Сибири! А потом началась война, и из магазинов всё пропало, а потом вернулось, но уже дороже. Кто-то спросил, где же тогда конец света, которого тогда не случилось? На это пани Иза отвечала: "nikt nie zna dnia ani godziny43". И вообще, пришло время подумать о душе. Особенно тогда, когда из магазина исчезает сахар.

Бася едва протолкалась со своей тележкой сквозь успевшуюся образоваться толпу, посмотрела на неуверенно переминающихся с ноги на ногу охранников, на какую-то даму в белом халате с идентификатором на огромной груди (размер "F", не меньше), требующую, чтобы они немедленно что-нибудь сделали, и уступила дорогу грузчикам, везущим на тележке поддон с большими полиэтиленовыми прямоугольниками. Пропавший сахар всё-таки нашёлся (наверное, запасы со склада в подвале), но покупать его Басе совершенно расхотелось — ещё чего не хватало, тащить на себе этакую тяжесть. Полный список и без того нелёгкий!

42 Вас, пани Бася, тогда здесь не было, а я всё помню. И говорю Вам, теперь будет то же самое, ничего другого, токмо то же самое. (польск.)

43 никто не знает ни дня ни часа (польск.)

Дома Бася занялась приготовлением тушёных рулетиков из говядины. Со вчерашнего дня оставалась варёная картошка, которую надо будет разогреть для детей, когда она заберёт их из школы. Готовить Бася вообще любила — ещё с детства. И отлично помнила слова мамы, что путь к сердцу мужчины проходит через его желудок (ужасно извилистая дорога, если верить анатомическому атласу). Другой вопрос, что не всякий мужчина заслуживает того, чтобы к его сердцу искать путь. Вот её первый муж этого определённо не заслуживал.

Правда, в начале их знакомства с ним Барбара была уверена в обратном. Будучи студентом, Здислав Солтыс был само очарование. Он щеголял столичным выговором, дарил ей цветы, приглашал в разные рестораны на Рынке44, водил на выставки, в кино и театры, а также открывал перед ней двери его (купленного родителями) самохода. Иногда дело доходило до очень романтических ужинов при свечах (в его квартире, тоже купленной родителями), после них Барбара таяла и позволяла ему на многое (на очень многое... даже вообще на всё).

Проблемы начались потом, когда перед самой защитой диплома Барбара обнаружила, что беременна. В этом её больше заинтересовали новые ощущения, чем испугали последствия. А вот Здиха эти последствия действительно испугали и притом, не на шутку. Он начал убеждать её, что ей ещё рано иметь ребёнка, что он должен делать карьеру, не отвлекаясь на посторонние дела (здесь Бася даже обиделась), и что им негде будет жить (про свою квартиру он сразу забыл) и не за что. Бася ответила, что во-первых, её возраст (точную цифру она, понятно, опустила) для того, чтобы стать матерью, самый подходящий, во-вторых, ещё ни одному мужчине наличие жены (здесь Здих как-то заволновался) и ребёнка в карьере не помешало, в-третьих, если он считает её "посторонней", то она не желает никоим образом мешать его так хорошо обустроенной и распланированной жизни. Тут она встала и твёрдым шагом вышла из квартиры Здиха, надеясь, что он не поедет на лифте вверх и не увидит, как она ревёт на лестничной клетке около запертого входа на чердак. Он и не поехал, во всяком она его там не видела.

44 Рынок — центральная площадь Кракова

Целую неделю от него не было ни слуху ни духу (она как раз защитила диплом), зато в следующую субботу он (как всегда очаровательный) появился перед дверями её (точнее, её родителей) квартиры с огромным букетом цветов, даже двумя. Первый (меньший) достался её маме с уверениями, что мать такой очаровательной дочери заслуживает лучших цветов в городе. Второй (больший и, очевидно, ещё более лучший) получила сама очаровательная дочь, ещё не успевшая решить, продолжать ей дуться или уже начать улыбаться. Решить это она всё равно не успела, поскольку следующим шагом Здислав опустился перед ней на одно колено и протянув ей колечко из белого золота с бриллиантом (это Бася выяснила уже позже), попросил её стать своей женой.

Это было так неожиданно (за неделю переживаний Брошенная Девушка уже почти поставила крест на Подлом Соблазнителе), что Бася не знала, что и отвечать. Она просто переводила взгляд со Здиха на кольцо, а с кольца на маму и моргала. Сам жених, похоже, тоже не знал, как прервать затянувшуюся немую сцену. Положение спасла мама, ласковым тоном напомнившая дочери, что на предложение следует дать ответ. То, что было потом, осталось в памяти Барбары (тогда ещё Голомбек) каким-то смазанным. Она что-то сказала (потом мама говорила, что "да"), оказалась в объятиях Здиха (а цветы-то где, холера, ведь держала в руках), потом её кто-то целовал в губы (наверное Здих, не мама же, в самом деле), потом ещё кто-то (да он же, больше некому) надевал ей колечко на палец, а потом они пошли в большую комнату и стали обсуждать (в смысле, мама со Здихом, она на что-то определённое была уже неспособна) сроки свадьбы. Пан Здислав в роли официального жениха панны Барбары снова был само очарование.

Ева родилась через несколько месяцев после свадьбы. Совершенно здоровая девочка, 3 с половиной килограмма. Здих хотел назвать её Рысей в честь какой-то своей сколько-то-там-юродной тётки, но Бася отказалась наотрез. Ещё не хватало, чтобы её дочку звали Рышардой, как какую-нибудь там деревенскую бабу! Муж уступил.

Дальше все пошло хуже. Как-то так случилось, что их квартира поделилась на три части: одну — где жили молодая мама с дочкой, другую — где жил папа и третью — нейтральную зону, где они периодически встречались. Первые же две части никогда не пересекались — Здих всячески откручивался от того, чтобы поиграть или успокоить дочку, предпочитая смотреть телевизор или писать что-то на вычислителе, не выходя из своей комнаты.

Иногда с Евой оставались родители (по большей части Басины, родители мужа обычно бывали ОЧЕНЬ заняты), и в такие дни молодые супруги могли, как в старые времена, выбраться в город. Здих познакомил жену со своей "пачкой" (вице-президент банка, руководитель отдела в городской управе, владелец салона самоходов и всё в таком стиле), но... Муж вдруг взялся учить Басю польскому языку, уровень владения которым у неё, по его мнению, был явно недостаточным. Оказалось, что её старопольские обороты45 мешают его продвижению по служебной лестнице, ибо кто будет воспринимать всерьёз человека, жена которого постоянно говорит "jam jest gotowa jeno poczekaj chwilkę46".

Значение этого "jeno47" день за днём вырастало, вырастало и наконец выросло до размеров гранитной скалы. Бася искренне пыталась говорить "правильно", но постоянно сбивалась на привычную с детства речь. Здих это регулярно комментировал:

— Nie mówi się "jeno"!48

— Jeno jak?49

— Jeno "tylko"!50

Одним словом — ужас! После всей этой Здиховой карьерной лингвистики (или лингвистического карьеризма) Бася чувствовала себя, как загнанная лошадь. При посторонних он, слава Богу, ничего подобного не говорил, но всегда смотрел на неё, как государственный обвинитель на костромского террориста. Она начала запинаться в разговоре, пытаясь вспомнить правильное "столичное" слово, и чем дальше, тем больше старалась вообще ничего не говорить, просто улыбаясь. За это Здих ей тоже делал выговоры и тем ещё больше её нервировал.

45 Старопольский диалект отличается от официального "столичного" польского языка употреблением в разговорной речи архаизмов, например: "jam jest" вместо "jestem" (я есть), "wżdy" вместо "wreszcie" (наконец), "jeno" вместо "tylko" (только) и др. Это служит предметом частых насмешек над жителями Старопольши (земель исторической "Короны" с центром в Кракове) со стороны жителей столичного Киева.

46 я есмь готова, токмо подожди моментик (польск.)

47 токмо (польск.)

48 Не говорят "токмо"! (польск.)

49 Токмо как? (польск.)

50 Токмо "только"! (польск.)

Хуже того, несколько раз она поймала себя на том, что путается в словах колыбельной, которую вечером поёт Еве, выискивая там "неправильные" слова и заменяя их "киевскими", в результате чего терялись рифмы, пропадал ритм, а дочка не засыпала, а, наоборот, начинала плакать. Барбара решилась серьёзно поговорить с мужем. Тот выслушал её аргументы и согласился, что раз она не может нормально говорить, то пусть тогда остаётся дома, а уж он выдумает какую-нибудь правдоподобную причину её отсутствия.

Это разрядило ситуацию, но ненадолго. Получилось так, что у Барбары с Евой была своя жизнь дома, а у Здислава — своя снаружи. Теперь они вообще не пересекались, если не считать случавшихся иногда утренних завтраков. Но совместные застольные разговоры отнюдь не сближали супругов: Здих нашёл новую тему, чтобы жаловаться на жену — теперь он упрекал её в том, что она мешает его карьере своим отсутствием. По его словам, если бы он женился на любой другой, сейчас он был бы уже вице-президентом. Какая именно связь имеется между особой супруги и должностью, он не уточнял. Бася как-то так ему и сказала. Дискуссия закончилась тем, что он бросил недоеденный омлет (Барбара съела его сама, чтобы не пропал) и ушёл, хлопнув за собой дверью и разбудив дочку. Потом вечером он сообщил ей, что из-за её блажи у него днём были неприятности на работе. Какая связь между утренним скандалом и проблемами в его фирме, Бася по-прежнему не понимала, но возражать не стала — Ева уже спала, и укладывать её снова было бы слишком тяжело. Так что муж мог с полным основанием засчитать себе выигранное очко.

Так продолжалось некоторое время (Бася не любила о нём вспоминать), а потом в субботу утром Здих пришёл домой (ночевал на работе, как сказал вечером по телефону) и сообщил, что они должны серьёзно поговорить. Бася уже догадалась, о чём пойдёт речь (а о чём же ещё, в самом деле), и поэтому не упала в обморок, когда услышала, что её муж полюбил другую женщину. Та, как оказалось, его понимала и отвечала ему взаимностью. В то же время его брак с ней, Барбарой, был очевидной ошибкой, о которой они теперь оба жалеют (ну здесь Бася с ним была согласна). Она совершенно не стала с ним спорить, когда он обещал самому разменять квартиру, чтобы ним с Евой было бы, где жить, когда они съедутся с Ирминой. Бася читала в книжках, что имя любовницы мужа должно доводить брошенную жену до бешенства, но лично она в этот момент не почувствовала ничего. Она заплакала только тогда, когда муж (теперь уже "экс"), наконец, ушёл.

После развода они почти не встречались. Алименты он платил исправно (после того, как она вышла замуж за Бориса, они шли на специальный счёт на имя Евы, где ожидали её совершеннолетия), а на день рождения дочери ей приходили по почте разноцветные куклы, медведи, а после её поступления в школу — и наборы для ученика. Несколько раз он сам приезжал на встречу с Евой (Басе пришлось несколько раз напоминать ей, чтобы она говорила ему "tatusiu51", а не "proszę Pana"), от него Бася узнала, что теперь он живёт в Вильне (и не с Ирминой). Что ж, пусть даёт уроки правильного польского языка литвинкам.

51 папочка (польск.)

Рулетики уже успели приготовиться. Бася сама бы их все с удовольствием съела, но во-первых, нужно было заботиться о фигуре (и так в последнее время растолстела — ну прямо корова, прости Господи), а во-вторых, что-то нужно было оставить детям (а то что они подумают о такой непутёвой мамаше) и Борису (но разогревать их он точно будет сам!).

Ева учуяла запах мяса сразу с порога, как только приведшая её мама открыла дверь. И несомненно съела бы всё без исключения прямо руками, если бы Придирчивая Мама не заставила её сначала снять туфли, потом вымыть руки (пришлось смотреть через плечо, чтобы с мылом), а потом не положила бы ей на тарелку с разогретой картошкой два (и не больше, остальное для брата и отца, ясно) рулетика, зато обильно полив её ароматной подливкой. Дочь накинулась на еду, как коршун на цыплёнка (на корову?) и в промежутках между глотанием рассказала, что они уже второй день живут в школе, как в осаде. На перемены им разрешают выходить только во двор школы, на выходе со двора стоят дежурные из старшеклассников и никого не пропускают без записки от директрисы. На каждом уроке проверяют всех поимённо, и когда Мишка (тот рыжий) не откликнулся на свою фамилию, классная устроила целое следствие, выясняя, кто его последний видел, и не ушёл ли он с кем-нибудь незнакомым. Сам же Мишка (Бася припомнила, речь шла о сыне толстой хозяйки овощного ларька) появился через несколько минут — оказалось, что ему схватило живот. Описание начавшегося после этого скандала, закончившегося вызовом в школу родителей виновника замешательства, Барбара пропустила мимо ушей, поскольку он почти что целиком состоял из междометий типа "Ну и!", "Трах", "Бум-бум!" и "Кирдык!". Значение последнего слова Внимательной Матери понять не удалось, и она решила вечером поговорить с Отцом, Который Тоже Для Чего-то Должен Быть, о том, как именно следует бороться с нецензурной (ну или почти что таковой) лексикой в словаре дочки. После этого Ева наконец-то доела свою порцию и с тоской начала смотреть на сковородку со всем остальным. Барбара снизошла и дала ей добавки.

После этого дочка устроила приём гостей. К ней пришли Ирочка и Кася из её шестого "D". По их версии, речь шла о совместном приготовлении домашнего задания. Ну что ж, пусть занимаются. Девочки ушли в комнату Евы, и Бася получила передышку. Временную, поскольку через час нужно было собираться в школу за сыном.

...

Рыбка махнула огромным хвостом и скрылась в пластмассовом замке. Улитка продолжала своё восхождение по стеклу. От аэратора кверху поднимались воздушные пузырьки. Обитатели аквариума жили своей размеренной жизнью, мало интересуясь происходящим за его прозрачными стенами. Борис встал, передвинул на место кресло и прошёлся по кабинету. За стёклами его большого аквариума куда-то ехали разноцветные самоходы — там тоже продолжалась размеренная жизнь, которую мало интересовали заботы обитателей бюровца на Тверском проспекте. К сожалению, сама эта жизнь напрямую зависела от результатов работы бюровца.

Борис открыл жалюзи в коридор. Там никого не было — похоже подчинённые занимались своим делом. Якубень был в Костроме — утром он сообщил по телефону, что работа идёт и костромская "убеция", вдохновлённая приказами из Киева, опрашивает всех родственников и знакомых самоубийцы. Маевский бегал по городу, показывая всем фотокарточку Беклемищева. Не он один, понятно — к вечеру изображения покойного "ратника" получили все комиссариаты столичной полиции и сейчас тысячи мозгов (в идеале, конечно) ворочались, вспоминая, где и когда они могли видеть это лицо. Рыся сидела на телефоне, отвечая на многочисленные звонки возможных свидетелей, а заместитель Бориса майор Кругловский координировал работу всего этого следственного "сита", отправляя то одного, то другого сотрудника проверять полученные сигналы. Их же шеф в это время рассматривал рыбок и мыслил стратегически.

Официально Костромская война закончилась пятнадцать лет назад после того, как в Ярославле сложила оружие последняя дружина "Русской Освободительной Армии"52 и последний воевода вышел с поднятыми руками из своего бункера (бывшего подземного гаража в развалинах какого-то бюровца). Их всех потрактовали достаточо мягко: примерно полгода с хвостиком держали в каких-то лагерях под Рязанью, а потом выпустили на свободу по амнистии. Борис лет пять тому назад читал воспоминания последнего воеводы (они так и назывались: "Воспоминания последнего воеводы"), которыми были заставлены полки во всех московских книжных магазинах. Он расписывал там "героизм простых русских воинов", всячески открещивался от сотрудничества с "угодниками" и вообще представлял трёхлетнюю кровавую кашу, после которой Кострому, Ярославль и десяток других городов Великорусской Комиссарии пришлось отстраивать заново, как небольшое недоразумение, основную вину за которое несёт канцлер и правительство в Киеве, а также чрезмерные амбиции первого (и единственного) "канцлера Великорусской Республики" (в книге, разумеется, без кавычек). В мемуарах же самого бывшего "канцлера", которые Борису также доводилось читать, упор делался (кроме Киева и Москвы) на своеволие подчинённых ему военных, в частности, воеводы РОА. В смысле чисто абстрактном Борис был с этим согласен — во время "карнавала свободы"53 не было такой глупости, на которую кто-нибудь из граждан Светлейшей54 не решился. Сам Борис, увы, тоже не был исключением (ну это уже было — прошло).

Но после того, как перестали стрелять орудия танков, загремели выстрелы террористов и взрывы бомб. И это было нелогично. Цель, естественно, оправдывает средства. И поэтому вполне логично убить врага, чтобы не быть убитым самому. Борису, прошедшего всю войну с начала и до конца, это было понятно. Вполне логично убить кого-то в качестве мести за то, что он убил кого-то у тебя. Такой опыт у Бориса тоже был. Безусловно логично убить кого-то, чтобы вызвать хаос в стане врага и облегчить этим действия своих главных сил — во время войны Борис и другие коммандос занимались этим постоянно. Но вот смысл действий послевоенных "угодников", взрывавших бомбы в автобусах и на рынках, а также захватывавших заложников в школах, от Бориса ускользал. То есть он прекрасно понимал, "как" они это делают. Он не мог понять, "зачем" они делают это.

Для великорусского националиста с нормальной логикой гражданские лица, тем более проживающие далеко от "Великорусской Республики", не могут быть угрозой, посколько они. во-первых, не имеют оружия, во-вторых, даже не знают о его (конкретного националиста) существовании. Они не представляют никакой угрозы "свободе Великоруссии", поскольку живут за её границами и, насколько Борис знал москвичей, отнюдь не горят желанием посещать Кострому даже на день-два, не говоря уже о том, чтобы там жить постоянно и создавать "чуждое демографическое давление". Мотив мести тоже исключался: большинство "ратников Спаса" однозначно не искали смерти каких-либо конкретных лиц, а просто взрывали всех "москалей" (и не только их), которые оказались поблизости. Версия "создания хаоса в стане врага" также отпадала — локальный хаос, разумеется, создавался, вот только воспользоваться им было некому — никаких "главных сил" у великорусов уже не оставалось, и они об этом отлично знали. А захватывать плацдарм, заранее зная, что ты его не удержишь и никогда не дождёшься никаких подкреплений, было с точки зрения Бориса (а точка зрения полковника беспеки и бывшего коммандоса кое-чего стоит) несусветной глупостью. Всё это были булавочные уколы и осиные укусы, хоть и неприятные, но неспособные нанести сколь бы то ни было серьёзный вред организму Речи Посполитой.

Полковник Ницеевский неоднократно задумывался, что бы делал он сам, если бы его страна потерпела сокрушительное поражение и была бы оккупирована врагами. Разумеется географические размеры Светлейшей и её несомненная и очевидная всем на протяжении нескольких столетий мощь, делали такое допущение совершенно фантастическим, но всё-таки? Допустим, он гражданин "несчастной многострадальной России" (Какой из двух? Ну пусть обеих сразу — по Пушкину) и стонет под игом "подлых ляхов". Главный вопрос, который его волнует в жизни — "мировое зло и русское дело" (а также "мировое добро и русское дело", "мировая скорбь и русское дело" и всё остальное вплоть до "мировая чушь и русское дело"). Силой сбросить "иго" он не может (и не такие пробовали, да где они теперь?). Что ему остаётся делать? Вывод логичен: формально смирившись с властью "оккупанта", продолжать подкапывать её изнутри — укреплять собственную иерархию, по возможности не допуская туда "чужих", вести национальную пропаганду (понятно, умеренную), всячески подчёркивать различия между "своими" и всеми остальными (упирая на моральное превосходство "своих" идеалов), противодействовать ассимиляции, возбуждая враждебность к "чужим" на бытовом уровне. То есть делать то, что сейчас делали формально лояльные Киеву власти Великорусской Комиссарии.

Он вполне допускал, что когда-то в будущем (хотелось думать — в отдалённом) Речь Посполитая и Великоруссия снова станут друг против друга с оружием в руках. Что ж, и та, десятилетней с хвостиком давности война, тоже не была первой. Его задача остаётся прежней — сделать так, чтобы потери врага были больше, а свои — меньше. Для этого нужно было понимать мотивы врага, как его учили в Академии Беспеки — "думать за него". Но представить себя в виде обвешанного взрывчаткой "ратника", равно как и сотника, посылающего его на смерть не ради победы, а просто ради абстрактной "борьбы с антихристом" и "спасения души", он не мог. Вначале он считал, что организаторы террористических актов — обычные хитрые манипуляторы, убивающие десятки людей только для того, чтобы делать на их крови какие-то свои "гешефты". Позже, когда он познакомился поближе с их делами (а и с ними самими тоже), оказалось, что это далеко не так. То есть такие "предприниматели от смерти" среди попадавшейся ему террористической публики тоже встречались, но отнюдь не они задавали тон. В большинстве случаев было очевидно, что выбери "сотник" какую бы то ни было иную, более мирную, профессию, его энергия и целеустремлённость принесли бы ему значительно больше, чем скитания по конспиративным квартирам и постоянное укрывание перед секретными службами. Они явно воспринимали мир совсем по-другому, нежели полковник Ницеевский.

Пару раз он искренне пытался представить всё вокруг в качестве "царства Антихриста", даже больше — иногда во время медитаций у него в сознании проявлялись соответствующие образы. После этого он бросил попытки проникнуть в душевный мир "ратников" и иных "мучеников за веру" — если они на самом деле видят ТАКОЕ, то смерть выглядит значительно предпочтительнее жизни, и это независимо от того, сядешь ты одесную Христа или нет. Он просто принял за аксиому, что для "противящихся Сатане"56 врагами являются все, кто к "противящимся" не относится. Соответственно тот, кто уничтожает "слуг Антихриста" независимо от их должности, пола и возраста, попадает в царство Божие. А что там дальше — трава не расти, после Второго Пришествия видно будет.

52 "Русская Освободительная Армия" — полное официальное название вооружённых сил мятежной "Великорусской Республики".

53 "Карнавал свободы" — оживление общественной жизни РП в период, предшествовавший началу Костромской войны. В это время в ряде комиссарий резко усилились различные националистические движения.

54 "Светлейшая" — т.е. "Светлейшая Речь Посполитая" (поточн.)

55 "Противящиеся Сатане" — одно из самоназваний костромских террористов

Майор Кругловский искал шефа. На лице была написана озабоченность.

— Шеф, у нас возникла проблема.

— Да? И какая же?

— Вчера Маевский выяснял, кто в городе видел Беклемищева. Один нам позвонил на наш телефон...

— Кто именно?

— Он не представился. В этом и есть проблема — он отказывается что-то говорить кому бы то ни было, кроме "главного", то есть Вас. Говорит, "видел вашего главного по телевизору и кроме него, никому у вас не доверяю".

— Пусть приедет сюда — здесь посторонних нет.

— Я ему так и предложил, но он упёрся — боится, что если увидят его около КУБа, то убьют. Согласился встретиться, но только с Вами лично и только в метро.

— Где именно и когда?

— Он сказал, что будет в 15.30, метро "Крылатское", последний вагон от центра. На голове будет синяя бейсболка с белой надписью "Moskowskaja prawda". Иначе, говорит, никак у него не выйдет. Я проверил телефон — звонил из автомата в районе Филёвского парка.

Борис посмотрел на часы. До встречи (некуда деваться, придётся ехать) оставался час. С учётом неизбежных пробок быстрее будет воспользоваться метро, и притом немедленно.

— Маевский ещё не вернулся?

— Нет. Полчаса назад звонил, что опрашивает строителей вдоль Ягеллонского шоссе. Вообще сейчас все заняты, может быть с Вами поеду я?

Нет, кто-то должен контролировать всю текущую работу. Кругловского надо оставить в бюровце. Да и если это провокация, то потерять одного полковника — лучше, чем полковника вместе с майором, и вообще оставить группу без головы.

— Нет, майор, Вы остаётесь. Еду я один.

...

Верка позвонила сама. Басе даже не пришлось извиняться за отмену приглашения на вечер — оказалось, что у Славика сегодня тоже есть какие-то срочные дела и он никак не может прийти.

— Басюня, он так извинялся, давай когда-нибудь в другой раз, может, в субботу?

— Ну пусть в субботу. Верунчик, а что за дела такие?

— Ты знаешь, Басюня, я его как-то не спросила. Он вообще такой занятый последнее время... — в голосе Верки послышалась грусть, — но зато каждый день меня забирает с работы!

— Забирает? Как, на метро везёт?

— На метро? Ха-ха-ха! Бася, у него такая большая белая "Варшава"56. И на ней мы ездим ко мне домой. Ты знаешь, так удобно? Кресла прямо, как в самолёте. И он ещё пускает музыку... И телевизор там стоит.

— И вы со Славиком смотрите по дороге телевизор? А не боитесь попасть в ДТП?

— Баська, не придирайся. Когда мы вместе, мы не смотрим никакого телевизора. Даже у меня дома, ясно!

Ну вот, госпожа Самсонова уже готова доказывать всем и каждому, что у неё всё в порядке. Через пару недель начнутся рассказы об их совместных планах на будущее, затем повествование об Очень Важной Работе её Любимого Человека, позже они превратятся в сетования, что Любимый на своей Работе ужасно устаёт, затем — в рыдания о том, что у Него нет времени на Несчастную Веру и, рано или поздно, всё придёт к тому, что все мужики — гады и проходимцы, особенно те из...

— Кстати, Верчик, а Славик твой — он вообще откуда? Из Москвы?

— Нет... Басюня — он... ты ни за что не угадаешь!

— Конечно, не угадаю. Потому что не буду — ты мне всё сама расскажешь, подруга.

— Ой, какая ты нехорошая! А я уже надеялась, что ты будешь меня упрашивать... Ну хорошо. Баська, он — из Ярославля! Молчи, молчи, тебе говорю! Ну и что, что он великорус — он ко всему ЭТОМУ никакого отношения не имеет. Он не виноват, что среди его сородичей попадаются такие... И вообще, он на "такого" совсем не похож — культурный, здесь в Москве таких ещё поискать надо. А какой у него вкус! Я тебе говорила, как мы были в ресторане? Ах да, говорила, ну, значит, ты знаешь... А как он говорит! Никаких всяких разных ихних "вельми понеже", не думай, говорит, как в Москве родился. И по-польски — как самый столичный киянин.

Ну со "столично-киевским" польским у Баси были связаны не самые лучшие воспоминания, но о них она говорить Вере не стала.

— А чем он здесь в Москворуссии занимается?

— Он строитель. Строит здесь разные дома. Торговый центр "Атриум" знаешь? Тот, где кино? Вот, он его строил.

Ну да, конечно, у каждого простого строителя из Ярославля есть деньги на новую "Варшаву". В кого же угораздило втюриться её подругу на этот раз?

— Басюня, я знаю, о чём ты думаешь. Он вовсе не бандит какой, просто у него строительная фирма, которая как раз строила этот "Атриум". Ну помнишь, там ещё щиты висели "Stroiteljnyje raboty wediot kompanija Transbud". Вот он и есть хозяин этого "Трансбуда". И никакой не уголовник, ты не думай, мне того глупого Петьки хватило на всю жизнь.

Бася смотрела по телевизору передачу, где рассказывали о том, как строительные фирмы обманывают своих великорусских работников и не была уверена в последнем утверждении.

— Верунчик, а сегодня он тебя тоже отвозит на машине?

56 "Варшава" — дорогой самоход представительского класса

...

Полковник Ницеевский вышел на "Крылатском" за десять минут до назначенного срока. Народу было немного. Борис прошёлся из конца в конец — людей было немного и никто не мешал. Пришло и отъехало несколько поездов, люди входили и выходили, на платформе почти никто не задерживался. Какая-то девушка в синем платье, зачитавшись на скамейке, пропустила поезд. Борис проследил за ней краем глаза — в следующий состав она села. В общем, никого подозрительного он не заметил. В ожидании "клиента" он устроился около телевизора, показывавшего пути, снял сумку с плеча и поставил её рядом на пол. Теперь подойти к нему можно было только со стороны зала, так что неожиданная атака сзади была исключена. Ну разве что какой-нибудь "ниндзя" спрячется в туннеле. Но на этот случай существовало боковое зрение.

Толпа выходящих пассажиров схлынула. Человек в синей бейсболке — низкий брюнет с короткой бородкой, огляделся по сторонам. Заметил Бориса, на мгновение замялся, потом направился к нему.

— Здравствуйте, Борис... э-э...

— Сергеевич, — Борис протянул руку собеседнику.

— Здравствуйте, Борис Сергеич. Я к вам по поводу оного, кой позавчера взорвал бомбу.

— Слушаю Вас. Да, прошу прощения, а как Вас по батюшке?

— Это неважно. Мне будет лучше, коль о нашей встрече никто не узнает, — великорус нервно оглянулся, — Так вот, я его видел в Москве неделю назад. И не единого.

— А где? И с кем это он был?

— В столовой у нас, около метро "Проспект Ягеллонов". Мы туда ходим на обед в перерыве. Я его сразу запомнил — неспокойный какой-то и смотрит как-то так... ненормально. Как псица на хозяина смотрит, да...

— Это тот, кто взорвал бомбу. А другой?

— А оной, наоборот, такой уверенный. И говорит тоже так, решительно как-то. А тот первый его слушает, как заворожённый.

— Вы его узнали? Вы вообще кого-либо из них знали раньше? — Борис хотел добраться до конкретной информации.

— Нет, не встречал ни того ни оного. Просто я говорю, первый так странно смотрел, что я его запомнил. Да, а другой... ну, кой уверенный, — предвосхитил он вопрос Бориса, — Волосы белые, краткие, ростом выше меня, вот где-то как Вы, бороды нет, усов тоже, нос прямой, лицо такое вытянутое.

— Примерно такой? — Борис набросал в блокноте вытянутый овал лица с длинными волосами и прямым носом.

Безымянный великорус всмотрелся в набросок.

— Нет, не такое вытянутое, — сказал он, — короче.

— А Вы покажите сами, — полковник протянул ему ручку и блокнот.

Тот обрубил лицу подбородок.

— Вот такой примерно. Они сбоку от меня сидели. Я их прямо не видел, токмо тоже сбоку. Да, и очи такие карие, и брови густые... но на челе не сходятся.

— А о чём они говорили? — похоже, источник исчерпал себя, но чем чёрт не шутит.

— Я его не слышал, Борис Сергеич. Далече от меня сидели, — он отдал ручку и блокнот полковнику.

— А всё-таки, уважаемый, может быть всё-таки Вы назовёте себя?

— Нет! — информатор оглянулся по сторонам, — Мне лишние знакомцы ныне ни к чему. В случае чего, я перед вами чистый, а мне чем незаметнее, тем лучше, — он начал отодвигаться от Бориса и бросился бегом в подошедший к противоположной платформе поезд.

Борис не двинулся с места, когда поезд тронулся и, набирая ход, скрылся в туннеле. Он осторожно закрыл блокнот и положил его вместе с ручкой в полиэтиленовый пакетик — по возвращении надо будет проверить отпечатки пальцев в базе. А с фотографией, сделанной лежащей в сумке камерой, надо будет сегодня или в крайнем случае завтра послать кого-нибудь из сотрудников к "Проспекту Ягеллонов". Во сколько строители обычно там обедают?

В бюровце Бориса ждала новость — в виде вернувшегося из Костромы поручика Якубеня, имевшего несколько смущённый вид.

— Докладывайте, поручик. Вижу, Вы всё закончили быстро. "Пастыря" нашли?

— Да, господин полковник, нашли. Сначала проверили его родственников, то есть это ещё они сами проверили, после звонка из Киева. Оказалось, что у него нет родителей — год назад погибли в автокатастрофе: родители, а также старший брат с женой и сыном.

— Все вместе и одновременно?

— Да, их микроавтобус столкнулся с грузовиком недалеко от города, никто не выжил. Потом начали проверять сестёр и знакомых, это уже со мной.

— Сколько у него сестёр?

— Две. Но мы нашли только старшую. По её словам, в последнее время её брат сильно изменился. Он с самого начала переживал после смерти близких, а под конец начал говорить, что во всём виноваты "москали", что это они с ними расправились за то, что отец воевал на стороне РОА, и так далее. Ну а недели две назад он вообще пропал. Она говорит, сразу почувствовала недоброе.

Родственники. Слабое место любого человека. Особенно помешанного на "истинно православной семье" великоруса.

— Сколько лет сестре? И брату, который погиб?

— Девяносто первого года рождения. Живёт с мужем. Родители, когда разбились, как раз возвращались с её свадьбы. А брат с восемьдесят девятого. Перед смертью работал...

— Подождите, поручик. У Вас есть фотографии его младшей сестры?

— У меня фотография всей семьи со свадьбы сестры — нашли при обыске в его квартире.

— Год назад? Сколько ей сейчас лет?

— Девяносто пятого года рождения — четырнадцать.

А на карточке год назад — тринадцать. Ничего, хоть что-то, может и опознают.

— Рыся! Да, стажёрка Попек, это я Вам. Возьмите у поручика фотографию, сделайте крупным планом лицо младшей сестры и разошлите во все комиссариаты. Немедленно! Объясните, что когда её заметят, не подавать виду, что узнали. Брать, незаметно зайдя со спины, желательно вдвоём, — Рыся, несмотря на удивление, тщательно записывала указания господина полковника в блокнотик, — Соблюдать особую осторожность, скорее всего, она обвязана взрывчаткой. Поручик, скажите стажёрке Попек, как имя этой "Юдифи57". И не теряйте времени, говорю вам!

57 "Юдифь" — прозвище костромских женщин-террористок

...

Никита наелся. Ева осталась делать уроки и заверила Басю, что никуда его не пустит, пока мама не вернётся. Верилось в это с трудом, но проконтролировать каждый шаг своих детей всё равно не получится, уж это Бася знала. Даже, если вживить им под кожу микрочип с "Geol58"-ом. Вот дистанционное управление прямо в мозг — это может помочь. Но что делать с радиоуправляемыми детьми, когда они вырастут?

До окончания Веркиной работы оставалось полчаса. Если ехать на машине, вполне можно успеть. Ибо пробки будут только в противоположную сторону. Бася замахала рукой на проезжающий жёлтый самоход с шашечками на крыше. Тот не остановился. И следующий. И ещё один. Все полные, как один, холера! Вот увидите, всё закончится тем, что Верка уедет на своей (то есть, как раз на не своей) белой "Варшаве". И что, прикажете завтра снова сюда бежать? Холера, ну кто мешал сдать на права самой! Бася в своё время ходила на курсы вождения, но когда дошло до получения прав, два раза завалила экзамен (первый раз не вписалась в "гараж", будь он неладен, а второй не остановилась перед знаком "STOP"). На третью попытку у неё не хватило духу. Она успокоилась, убедив себя, что водить машину — не женское занятие, ибо Настоящую Женщину должен везде возить муж. Означенный муж тоже не возражал против такого подхода (поскольку мог не тратить деньги на ещё один самоход, скряга). Но вот сейчас Барбара проклинала себя последними словами, что не собралась и не пошла на экзамен в третий раз.

— Oj, Panie kierowco, jak się cieszę, bo jeno Pan się tu zatrzymał!59

— Z Krakowaś jest? Siadaj!61 — голос был явно женский, хотя и низкий. Бася смутилась.

— Przepraszam Pana... to jest Panią. Jam nie zobaczyła od razu, kim Pa...ni jest...61

— Krakowianko, ty jedziesz czy nie?62

— Jadę!63 — Бася отбросила сомнения и уселась на заднее сиденье.

58 "Geol" — сокр.от слова "Geolokalizacja", спутниковая система навигации, используемая в Речи Посполитой

59 Ой, господин водитель, я так рада, потому что токмо Вы остановились (польск.)

60 Ты из Кракова еси? Садись (польск.)

61 Прошу прощения у Пана... то есть Пани. Я не увидела сразу, кто Вы та...кая... (польск.)

62 Краковянка, ты едешь или нет? (польск.)

63 Еду! (польск.)

Водитель (тьфу, водительница) такси оказалась особой весьма разговорчивой. Бася тоже не отличалась молчаливостью, так что скучать во время поездки с Тересой (тоже, как и она, из Кракова) ей не пришлось. Бася рассказала ей про историю Верки и её несчастной любви (во множественном числе). Тереса посочувствовала и высказала своё мнение, что за мужиками нужен глаз да глаз, а если такой начинает крутить ещё до свадьбы, то лучше, чтобы до свадьбы и не дошло. У самой Тересы был тоже один такой. "Dokąd przesz się ty, kretynie!64", — погрозила она кулаком водителю синего "Пежо", пробовавшего втиснуться перед её самоходом, и надавила на газ. Так вот, он тоже завёл себе "пассию" на стороне и даже ушёл к ней. Потом этот мерзавец хотел вернуться, но Тереса не позволила — просто собрала вещи этого козла блудливого и выставила за дверь. Он ещё пару раз пробовал и так и эдак, но у Тересы всё было коротко: раз и от ворот поворот! И вообще, то, что машина — не для женщин, ерунда! Она, Тереса, отлично с этим справляется и зарабатывает на себя и на дочку. Кстати, если краковянка хочет последить за кем-нибудь ещё, то вот её телефон на визитной картоке. А всякие такие, что толькокрутятся тут под ногами и даже правил движения не знают, пусть катятся! Здесь она снова погрозила кому-то, ехавшему с ней впритирку, и опередила его.

Бася начала завидовать Терескиной свободе и раскованности. Она точно бы не смогла так выставить вещи Бориса на лестничную клетку. Никогда. Она вообще не представляла себе жизни без него. С тех самых пор, как в Крулевце какой-то очередной "местный" ответил краковской туристке "ne rozumem polski65". С того момента, когда Таинственный Незнакомец снял тёмные очки и спросил: "Pani czegoś szuka? Z przyjemnością pomogę66". С того дня, который они впервые провели вместе, гуляя по старинному готическому городу с вывесками на чужом языке. С того момента, когда он без предупреждения появился перед дверями её краковской квартиры. С того мгновения, когда он попросил её стать его женой. Ну и до сих пор об этом не жалела.

64 Куда прёшься, ты, кретин! (польск.)

65 Нэ панимай польский (ломан.польск.)

66 Вы что-то ищете? С удовольствием помогу. (польск.)

— Hej, Krakowianko! Hej, do Ciebie mówię! Myśmy przyjechały! Wysiadasz czy jak?67

Оказалось, что они уже на месте. Бюровец Веркиной фирмы (подруга как-то показывала его Басе) стоял там, где и должен был — на другой стороне неширокой улицы. Выходить не стоило — ещё не хватало, чтобы Вера или этот её Славик заметили, что она за ими следит. Тогда дружбе конец — Верчик этого точно не простит. Ну да чему бывать, того не миновать.

Тереса пришла в восторг, услышав объяснения Баси. Жизнь таксистки, похоже, была настолько скучна, что шпионские приключения приводили её в восторг. Бася затаилась за широкими Тересиными плечами и стала ждать. Напротив остановилась белая "Варшава". Холера, остановилась так, что за ней ничего не видно. И стёкла тонированные. Ну и что тут фотографировать, спрашивается?

Водитель вышел из самохода — Бася видела его голову сзади. Потом некоторое время не происходило ничего. Бася извертелась на своём сиденье и уже собралась вылезти из машины. Однако Тереса изловчилась поймать её с переднего сиденья и чуть ли не силой усадила обратно на место. Наконец над крышей "Варшавы" появились две головы: одна Веркина, а другая — её кавалера. Бася, пригнувшись, щёлкнула аппаратом. Слава Богу, хватило ума отключить вспышку! "Варшава" тронулась с места, Бася сделала несколько фотографий ей вслед. Тереса не двигалась. Что такое, холера — уйдёт же! Но Тереса сидела за рулём, как изваяние.

— Pośpiech się nie opłaci, Krakowianko, on nas zobaczy i zwieje. Trza troszkę odczekać.68

Самоход Славика свернул за угол. Тереса пареключила скорость и нажала на газ. Басю втиснуло в сиденье. Да что она делает, в космос что ли летит? Выскочив из-за поворота, Бася увидела белую "Варшаву", сворачивающую на набережную. Такси свернуло вслед за ней как раз, когда жёлтый свет сменился красным. Ну, успели. Тереса мастерски пристроилась так, чтобы её отделяли от Верки несколько машин. Сейчас он отвозит подругу домой, а вот к кому он поедет оттуда?

67 Эй, краковянка! Эй, тебе говорю! Мы приехали! Ты выходишь или как? (польск.)

68 Спешка ничего не даст, краковянка. Он нас увидит и свалит. Надо малость переждать. (польск.)

...

Страшно. Вельми страшно. И одиноко. Зело хочется спрятаться во тьме и заплакать. Но не можно. Никак не можно. Надо идти. Осенить себя крестным знамением и идти. Идти вперёд. Туда, где её ждут. Все ждут. И мама и тятя и Лука. И Парфён с ними. Ныне она тоже к ним придёт. Потому что она не страшится. Не можно страшиться антихриста. Так говорит отец Аввакум. Только тот, кой не страшится антихриста и слуг его, попадёт в Царство Божие. Иные погубят свою бессмертную душу и сгорят в геенне огненной. Будут вечно гореть и мучаться. Она не хочет погубить душу. Она не хочет мучаться вечно. Она хочет в Царство Божие к маме и к тяте и к Луке и Парфёну. Там нечего страшиться, там хорошо. Уже недалече. Брат Индрик показывал, вот здесь. Чуть вниз и за углом. Они идут к ней! Приближаются! Это слуги антихриста, на них его печать! Вот она, блестит у них на челе. Но уже поздно, она свободна, она уже стоит у Райских Врат. Вот мама и тятя. Они зовут её к себе.

— Слава Исусу Христу во веки веков! Аминь!

...

— Теперь о Вашем пастыре, поручик. Кто он такой и откуда Вы про него узнали?

— Несколько знакомых Беклемищева показали, что он ходил в церковь Николая-угодника, — Якубень сделал многозначительную паузу, — а после смерти родителей бывал там чуть ли не каждый день. Настоятелем церкви является некий отец Аввакум, в миру Епифанов Аггей Терентьевич, 1979-го года рождения. Мы с капитаном Савостьяновым из местного КУБа пошли к нему. По его словам, Беклемищева он помнит смутно, хотя несколько раз с ним разговаривал. И это при том, что тот чуть ли не жил в его церкви! Когда ему обратили на это внимание, он изменил показания. Теперь оказалось, что Беклемищев помогал ему по хозяйству, а он его утешал после потери близких. Утешитель нашёлся — довёл парня до самоубийства!

— Вернитесь к теме, поручик. Итак, он начал путаться в показаниях...

— Да, после этого мы оставили его в покое и стали опрашивать церковного старосту. Он сначала тоже крутил, что ничего не знает, но потом Савостьянов его прижал...

— Стоп, поручик. Как это "прижал"? Рукоприкладство устроили в церкви?

— Нет, не в этом смысле, — поручик усмехнулся, — он просто на него как гаркнет! У того душа, похоже, сразу в пятки пошла. И начал говорить. Да, говорит, отец настоятель много говорил с сим отроком. Да, говорит, отец настоятель и с его сестрой тоже говорил.

Похоже, это действительно он. Но стоит выслушать до конца — лучше один раз услышать, чем сто раз прочитать отчёт.

— О чём говорили, он слышал?

— Нет, они всегда в сторонке разговаривали. Только отдельные слова — что-то про "геенну" и "антихриста".

— Действительно, "добрый пастырь" всегда сумеет утешить свои чада, — теперь усмехнулся уже Борис, — что он ещё сказал?

— И так, по словам старосты, было до конца августа, а потом они куда-то уехали и он их больше не видел. Ещё и на икону перекрестился, что не врёт. Приехал какой-то "гость" на белой машине и их с собой забрал.

"Гость" — это уже интересно. Это, похоже, как раз наш "угодник". Интересно, название церкви оттуда же?

— Какая машина? Марка, номер? Приметы "гостя"?

— Марки он не помнит, помнит только, что белая и большая. Я уточнял, речь не о внедорожнике, похоже "БМВ", "Порше" или что-то такое. Точно он не помнит ни марки ни номера. Про того, кто забрал Беклемищевых, помнит только, что блондин с короткой стрижкой, ну и брови густые, но про брови он не уверен. Жалуется на склероз.

— Якубень, Вы уверены, что он не темнит со своим склерозом? — "гость" явно тот же самый, что на Ходкевича, но похоже, от старосты взяли всё, что было.

— Не похоже, всё остальное ведь рассказал, — задумался на секунду поручик, — Такой пришибленный дедок, как живьём из времён цесаря Ивана и Стеньки Разина. Похоже, рассказал всё, что знал, когда его припугнули.

— Попа Вы взяли? — похоже, сегодня придётся спать в Костроме. Авось, Бася не сойдёт с ума от одиночества.

— Да, там же. Он, правда, на улице пробовал взбунтовать свою паству против нас, но его всё равно скрутили.

Ну вот и ещё один скандал. Ляхи снова преследуют Истинную Православную Церковь. Узник совести раб Божий Аввакум, чтоб его. Ничего, арестовал его КУБ Великоруссии, Москва тут ни при чём. Ха-ха...

— Он сейчас во внутренней тюрьме Великорусского КУБа? Рыся, во сколько ближайший самолёт в Кострому?

Поручик Якубень вздрогнул.

— Он не в Костроме, господин полковник. Мне звонил майор Кругловский и приказал доставить его сюда. Костромские убеки упирались, но когда пришёл приказ из Киева, его отдали. Он в нашем изоляторе, его допрашивает полковник Злотопольский.

Вот не было печали... Теперь всё будет на нём, полковнике Ницеевском. А откуда здесь Злотопольский и когда он перехватил задержанного? В любом случае надо идти заканчивать допрос, пока киевский гость не перехватил инициативу окончательно.

— Господин полковник! — голос Рыси был испуганным, как и её лицо, — только что звонили из Главной Команды Полиции. В подземном переходе на Гоголя новый взрыв. Есть убитые и раненые. По предварительным данным, — стажёрка Попек набрала воздуха, — бомбу взорвала женщина, кричавшая "Слава Исусу Христу!".

...

— No co, Krakowianko, wracamy?69 — спросила Тереса.

Бася устало кивнула. Тереса повторила вопрос:

— Hej, dziewczyno, śpisz czy marzysz? Jedziesz do domu czy nie?70

Ну да, она же не видит её на заднем сиденье. А тут ещё и радио что-то бубнит. Бася разозлилась на саму себя. Конечно, теперь надо возвращаться домой. Что же ещё делать, раз Веркина (то есть Славикова) "Варшава" пропала где-то на Варшавском шоссе (ну и словосочетание) несмотря на все Тересины усилия. Свернула вправо, проскочив через несколько полос движения, съехала с дороги и исчезла из поля зрения и, как Барбара не крутила головой, она так и не увидела белого силуэта. Тереса замешкалась и они проскочили поворот. Потом они медленно ехали задним ходом, чтобы вернуться, но это ничего не дало. Преследуемого самохода ни Бася ни Тереса больше не увидели. Куда он поехал — то ли вдоль набережной к Лужникам, то ли свернул к Киевскому вокзалу, то ли остановился где-то здесь, в гараже одного из многочисленных особняков, осталось скрыто мраком неизвестности.

69 Ну что, краковянка, возвращаемся? (польск.)

70 Эй, девушка, ты спишь или мечтаешь? Едешь домой или нет? (польск.)

А как всё хорошо начиналось! Подождав немного (похоже у Верки со Славиком нашлось время только на пару символических поцелуев) около подъезда Веркиного дома, они с Тереской увидели выходящего оттуда Славика. Он не обратил на них внимания (а Бася успела сделать его очередной снимок), сел в машину и отъехал. Тереса творила просто чудеса, удерживаясь за ним на расстоянии в несколько самоходов. Пару раз он пробовал проскочить на только что включившийся красный свет, но Тереса не сдавалась и неслась вслед за ним. Правила дорожного движения при этом просто стонали и молили о пощаде. Несколько раз Бася начинала бояться за свою жизнь, так лихо их такси обгоняло одну за другой бесчисленные малолитражки и микроавтобусы. Увы, всё хорошее рано или поздно кончается. То ли Славик заметил Терескино такси (вряд ли, все такси похожи одно на другое, как две капли воды), то ли в последний момент спохватился, но случилось то, что случилось.

— Krakowianko, tyś mi jest winna dwie i pół stówy. Nie, tyś mi osobiście jest sympatyczna, jeno mam się po pracy rozliczać ze swoją korporacją, a oni mają kota na punkcie forsy. I przyjmuję jeno gotówkę. 71

Ну вот, нате вам! Теперь надо идти к ближайшему к дому банкомату, брать деньги (Боже, такая сумма, а результат — пшик, что скажет Борис, когда узнает?), а потом нужно забыть о сердечных проблемах Верки Самсоновой (до завтра по крайней мере) и заняться проблемами собственного дома, мужа и детей.

— Panienko, nie śnij na jawie!72

Да что это с ней такое? В поисках кошелька с кредитными карточками Барбара выронила из сумочки документы, которые сейчас рассматривала Тереса.

— No proszę! Pani pułkownikowa pomaga mężowi łapać szpiegów!73 — хмыкнула она.

Каких ещё шпионов? О чём это она говорит?

— Więc pułkownik Nicejewski twoim mężem, Barbaro Nicejewska?74 — строго спросила Тереса. Бася почувствовала себя, как в школе у доски, — No cóż, macie z nim kupę roboty. Zwłaszcza po dzisiejszej eksplozji.75

71 Краковянка, ты мне должна две с половиной сотни. Нет, ты лично мне симпатична, токмо после работы я должна рассчитываться со своей корпорацией, а у них бзик на пункте бабок. И принимаю токмо наличные. (польск.)

72 Барышня, не спи наяву! (польск.)

73 Ну пожалуйста! Госпожа полковница помогает мужу ловить шпионов! (польск.)

74 Значит, полковник Ницеевский — твой муж, Барбара Ницеевская? (польск.)

75 Ну что ж, у вас с ним есть куча работы. Особенно после сегодняшнего взрыва. (польск.)

...

Настоятель церкви Николая-угодника волновался. Точнее сказать, он был перепуган до смерти. Его взгляд перескакивал с полковника Злотопольского на венецианское зеркало, с зеркала на полковника Ницеевского, а потом снова на Злотопольского. При этом он тяжело дышал, не переставая крестился двумя перстами и что-то бормотал. То ли "Отче наш", то ли "Изыди, сатана". Бориса это не удивляло. Похоже, задушевная беседа с Вальдемаром Злотопольским один на один у многих могла вызвать мысли о близости потустороннего мира. Отец Аввакум, во всяком случае, явно задумался об этом всерьёз.

— А с другой стороны, зачем нам вообще что-то с Вами делать, господин Епифанов? — сказал киевский гость, развернувшись на каблуках за спиной подследственного, — Пожалуй, мы... — сделал он паузу, — Вас вообще отпустим. Прямо сейчас.

Священнослужитель удивлённо поднял голову.

— Да, отпустим. Вот только подготовим сообщение для печати, что следствию очень помог священник Истинной Православной Церкви, пожелавший остаться неизвестным.

Отец Аввакум, не переставая креститься, оглянулся и недоверчиво прищурился. Полковник Злотопольский медленно обощёл подследственного и наклонился к его лицу.

— А может быть Вы не хотите оставаться неизвестным, отче? Может быть, Вы предпочтёте, чтобы по телевизору показали интервью с героем, не побоявшимся террористов? Это будет истинное самопожертвование, вполне достойное доброго пастыря. Вы не согласны?

Святой человек ничего не ответил, только забормотал ещё быстрее. На лбу у него блестели капельки пота. Полковник мстительно усмехнулся, не отрывая взгляда:

— Ваши братья во Христе, несомненно, оценят Вашу принципиальную позицию, отче. Это так благородно, и подумайте только, Вы будете сидеть одесную Христа... ведь там очень хорошо кормят, правда? Кормят?! — Злотопольский повысил голос, — Кормят, я спрашиваю?! — он развернул к себе голову служителя Истинной Православной Церкви, пытавшегося скрыться от взгляда служителя Сатаны, — Pani Rysiu, — киевский гость выпрямился, вытянул из кармана мобильник и набрал на клавиатуре какие-то цифры, — niech Pani przygotuje komunikat prasowy w imieniu KUBu. Pierwsze...76

— Не надо! — подследственный вскочил с места и вцепился в руку с телефоном, — Panie pułkowniku, proszę...77, — теперь он уже не молился и не крестился, а просто умоляюще смотрел на Злотопольского снизу вверх, и это при том, что он был на пару сантиметров выше киевского гостя.

— Я вам всё расскажу, аки есть, токмо не говорите ЕМУ, что то я.

76 Пани Рыся, приготовьте сообщение для прессы от имени КУБа. Первое... (польск.)

77 Господин полковник, пожалуйста... (польск.)

"Добрый пастырь" сломался. Вальдемар Злотопольский с самого начала раздражал Бориса Ницеевского, но своих целей он добиваться умел. И это тоже беспокоило полковника из Москвы — он отнюдь не был уверен в том, что их цели совпадают. Но здесь и сейчас это не имело значения — гость подготовил почву и надо было вступать в дело хозяину.

— Вальдемар Маркович! — громко произнёс Борис, — Вы позволите на минутку? Нам здесь кое-что нужно уточнить.

Злотопольский медленно перевёл взгляд на него (Аввакум подался в сторону неожиданной помощи), потом обратно на подследственного (тот сжался), наконец, подошёл к полковнику Ницеевскому.

Давайте выйдем на секунду, — вежливо предложил Борис Воплощению Ада и открыл дверь. Киевский убек шагнул в проход. Борис вышел за ним, закрыв за собой дверь.

— Я подожду по соседству, Борис Сергеевич, — он снова был сама доброжелательность, — не сомневаюсь, у Вас всё получится, — кольнул он напоследок и пошёл по коридору.

Подследственный тяжело дышал и снова молился под нос. А иные, когда волнуются, откручивают себе пуговицы...

— Я понимаю Вас, Аггей Терентьевич. Господин Злотопольский, определённо, перегнул палку. Вам не стоит волноваться, у него нет власти выдать Вас Вашим бывшим... коллегам, — начавший успокаиваться настоятель при последних словах снова икнул.

— Господин... полковник?... — длинные пальцы служителя Исуса Христа, умоляюще сложенные перед Борисом, дрожали, — я никого не убивал, я никогда никого не подстрекал убивать людей... Бог свидетель, господин полковник...

— Я всё понимаю, Аггей Терентьевич, — ласково сказал ему Борис, — Я лично Вам верю. Слово Божие учит нас, — кивнул он многозначительно, — прощать не ведающим, что творят.

В глазах Аггея Терентьевича (он же отец Аввакум) показались слёзы.

— Я понимаю, как Вам сейчас тяжело. И сочувствую всей душой, — одна из слезинок покатилась по левой щеке, — Но и я нуждаюсь в Вашей помощи. Погибли невинные люди. Мой долг — найти виновных. И не рядовых исполнителей — они уже отвечают перед Высшим Судьёй, и не простых жертв манипуляций и интриг, — плачущий священнослужитель с надеждой посмотрел на полковника (он явно считал себя именно такой "простой жертвой"), — а истинных злодеев, тех, которые выдумали и привели в исполнение этот дьявольский план. И Вы можете мне в этом помочь своим раскаянием.

— Да, да. Я всё расскажу! — в подтверждение этих слов отец Аввакум снова сложил два пальца и начал истово креститься, — Бог свидетель, я этого не хотел!

Раскаявшийся клирик начал говорить, поминутно крестясь и всхлипывая. Начал он чуть ли не от Адама, так что Борису пришлось мягко прервать его рассказы о тяжёлом детстве в разрушенной послевоенной Костроме и "законах джунглей" тамошних улиц. История его учёбы в семинарии тоже не заинтересовала полковника. Не особенно впечатлили и сетования на человеческую чёрствость и неблагодарность — хотя это позволило ему сделать некоторые выводы о мотивах отца Аввакума, но немногим могло помочь в поисках террористов. Поэтому он осторожно направил подследственного на более поздние времена, в частности на белый самоход и его хозяина.

Марку машины святой отец не помнил, как и её номер (без сомнения, не врал). Зато хорошо знал владельца. Его звали Индрик, то есть, что было написано в удостоверении личности, подследственный не знал, но себя он всегда называл именно так (сам Епифанов носил псевдоним "Апостол"). Был он примерно в том же возрасте, что и "господин полковник", во время Костромской войны воевал в "Дружине Николая-угодника", что всегда с гордостью подчёркивал в разговоре как с отцом Аввакумом, так и с подготавливаемыми ним "чадами". Число подготовленных "чад", то есть теперь уже "ратников Спаса", было, согласно "пастырю", равно семи. Иными словами, где-то в Москве или окрестностях пряталось ещё пять живых бомб, готовых в любой момент взорваться. Имена он помнил и с удовольствием перечислил.

Борис аккуратно записал их в своём блокноте, зная, что наблюдающий по монитору за допросом Якубень уже звонит в Главную Команду полиции, Рыся ищет все упоминания о них в базе данных, а Вальдемар Злотопольский разговаривает с "в морду" о запросе из Киева в Кострому. Грустно, но после того, как у них отобрали взятого их собственными людьми на их собственной территории принадлежащего к их собственной церкви подозреваемого (что такое нашло на этого кретина Кругловского, спрашивается?), надежды на добровольную помощь великорусов медленно но верно уплыли в синюю даль. Но от приказа лично генерала Габриэля они, понятно, не открутятся и, самое позднее, к завтрашнему утру можно ожидать фотографий "ратников".

Все они недавно потеряли своих близких. Все они пришли за утешением в церковь отца Аввакума. И всем им отец Аввакум выразил своё сочувствие (самое что ни на есть искреннее). Со всеми (по отдельности, само собой) помолился за упокой души ближних. Всем посоветовал быть сильными и не поддаваться слабости, ибо каждая нашу слабость тешит Врага Рода Человеческого. А он... Потом, когда взволнованные и заинтригованные "чада" сами начинали расспрашивать его о недосказанных подробностях, он оставался с ними наедине ("никому постороннему не должно узнать, о чём мы с тобой беседуем, чадо") и начинал свой рассказ. О пришествии Антихриста. О Звере, выходящем из моря. О том, как вострубили ангелы первый, второй и иные. О числе Зверя, равном шестисот шестьдесяти шести. И о том, что именно это число записано в содержащем лишнее "и" имени "Иисус", которому поклоняются... И снова прерывался, неспокойно оглядываясь и прислушиваясь к стуку в дверь или шороху на улице.

Затем он на несколько дней пропадал, не отвечая на звонки, избегая разговоров один на один в церкви, скрываясь за углом, едва лишь "чадо" замечало его на улице. Наконец, настойчивое "чадо" находило скрывающегося от него пастыря и требовало правды. Правды, о которой начинало догадываться само. Правды о том, что москали и ляхи поклоняются Зверю. Правды о Печати Антихриста на полицейских фуражках. Правды о том, что Антихрист уже пришёл. Правды о том, что мы уже давно живём в Царстве Антихриста. И о том, что все, служащие ЕМУ, погубят свою бессмертную душу.

Многие избрали путь служения Сатане. Не все служат ему сознательно, но всякий, кто не противопоставляется Врагу, служит ему. Но такой путь есть уделом немногих Истинно Верующих. Были таковые в старые времена. Так Истинная Православная Церковь со своим Патриархом открыто восстала против царя-христопродавца Ивана Ягеллона во имя древнего благочестия. И восстал против него святой Степан, Первый Ратник Спаса Нерукотворного, не устрашившись ни воевод безбожного царя, ни анафем лжеиереев иоасафлянских, ибо бессильны заклинания безбожников против истинного воина Христова. Но отвернулся тогда Господь от христиан за грехи наши, и собрал нечестивый царь Иван великое войско и пришёл на подмогу ему король лядский. И сошлись они в великой битве. Аки львы сражалось благочестивое воинство, но попущением Божиим одолели враги христиан и взяли в плен их гетмана. Страшными пытками терзали они плоть его, но не устрашился Степан и не отрёкся от Истинной Веры, отвергнув все прельщения слуг антихриста. Тогда подвергли они его страшной казни в Москве, но твёрд остался дух его до самого конца и ни единого стона не издали его уста. А Москва же есть град проклятый, ибо не восстал против гнусного Ивана за богохульства его, а, напротив, кричал ему "виват", когда ехал тот в поруганный ляхами Киев, чтобы надеть цесарскую корону. Но ничто суть короны земные пред Светом Царствия Небесного... Ой...

Отец Аввакум чересчур вошёл в роль и его понесло — теперь он смущённо рассматривал свои ногти, ожидая, что скажет иоасафлянский еретик, перед которым он столь опрометчиво открылся.

Борис же продолжал с интересом смотреть на замолчавшего подследственного. Технология "промывания мозгов" будущих самоубийц была ему известна, только, пожалуй, никто из "пастырей" ещё не пробовал своих вдохновенных тирад на нём лично. Ясно, что на потерянных пацанов она должна была производить впечатление удара молнии и божественного откровения. После которого они готовы были жертвовать жизнью по слову пославшего их. По слову блондина с прямым носом из столовой на проспекте Ягеллонов. Человека, называемого Индриком.

Изложение событий эпохи становления Цесарства в версии отца Аввакума отличалось от Сенкевичевской "Трилогии". Классик считал "своей" совсем другую сторону. Борис тоже. У него не вызывали сочувствия ни гетман Степан Разин, ни князь Михаил Вишневецкий, ни тёзка его подопечного патриарх Аввакум. Особенно последний.

...

Патриарх стоял в центре площади, чуть подавшись вперёд. Левая рука была отведена назад и вбок, правая двумя перстами указывала вверх на затянутое серыми тучами небо. Туда же был устремлён его взгляд. На сгоревшие танки Можайской бригады он не смотрел. И обгоревшие трупы около них его тоже не интересовали. И даже треск пулемётных очередей никоим образом не мешал раздумьям патриарха о Вечности. Пули вообще не могли нанести ему какой бы то ни было вред. Разве что ракеты. Но в сегодняшнюю погоду вертолёты не летали.

Борис прекратил стрельбу и спрятался за стеной. От задней стены полетели кусочки кирпича — на этот раз "кастраты" опоздали. Он перевёл дух и огляделся. Пол большой комнаты на четвёртом этаже пятиэтажного бюровца был покрыт битым кирпичом, стреляными гильзами и грязными листками бумаги. На одной из боковых стен каким-то чудом уцелела и даже не перекосилась картина, изображавшая утро в сосновом бору с медведями.

— У "кастратов" там пулемёт, господин поручик! — заорал ему на ухо сержант Лукашевский, — в магазине, млин, второе окно слева! Тяжёлый!

В качестве подтверждения его слов из стен снова полетели куски кирпича и затрещала очередь. Раненый рядовой Филипов вскрикнул.

— Томчик! — поручик Ницеевский показал указательным пальцем вниз, — Внизу! Мы сейчас стреляем по ним, они по нам, а Томчик со своим "Комаром"78 стреляет по их пулемёту! Как начнётся пальба, он сообразит.

— Понял, господин поручик, — вздохнул сержант, — По моей команде! — гаркнул он на рядового Стахурского по прозвищу "Станчик", — Огонь!

Все бросились к своим окнам. Снова загрохотали автоматы. Над головой патриарха мигнули трассы чьих-то пуль.

— Вспышка! — это сержант, — Ложись!

Борис бросился ничком на пол. В воздухе что-то прошипело и грохнуло, так, что заложило уши. Хорошо, рот не закрыл, а то бы без барабанных перепонок остался. Встать не получилось. Правая нога при попытке ей пошевелить взвыла острой болью. Правая рука тоже отказалась слушаться своего хозяина. Мать вашу, граната! Грёбаная граната из "Комара" точно в потолок, как объясняли на занятиях в академии. И его порубало кусочками бетона. Ну что за курдемоль79!

— Лукашевский! Я ранен. Перевяжи меня.

— Сержант Лукашевский!

— Эй, кто-нибудь!

78 "Комар" — ручной противотанковый гранатомёт на вооружении войска РП

79 Искаж."kurde-mol" — "бляха-муха" (польск.)

В комнате было тихо. Все звуки доносились только из-за окна. И были они какие-то слабые, словно на улице убавили громкость стрельбы. Поручик Ницеевский поднял голову, опершись на целую (тьфу-тьфу-тьфу-у-у) левую руку. На него глядела голова сержанта Лукашевского, из уха которого торчал кусок бетона. За ним на полу лежал ещё один труп, а у стены сидел рядовой Филипов. Тоже со свешенной набок головой и пятном с левой стороны куртки. Вот это и называется "залетел". В каком кармане индивидуальный пакет? Надо перевязать ногу. Нет, только не надо говорить, что задета артерия — одной рукой не перевяжешь. Вроде болит голень, а не бедро. Оттолкнуться от пола и перевернуться на спину. А-а-а! Болит, проклятая! Но раз болит — то ещё не всё потеряно. Что за дрянь летит с потолка? Опять стреляют из пулемёта. Всё-таки быть раненым хорошо — не придёт в голову с бодуна встать во весь рост. Под пули "кастратов".

— Эй, Томчик! — нет, что Томчик будет делать со своим "Комаром" на четвёртом этаже, — Рыжий! Рыжий, помоги мне, я ранен!

Ну и какой толк орать? Всё равно никто не услышит. Он же ничего не слышит, почему должны слышать его? Ладно, займёмся ногой. Разрезать штанину ножом. Где нож? Ага. Прислониться к стене. Над головой не окно? Ну и слава Богу. Теперь аптечка. Салфетка. Протереть края раны. Курдемоль, там что-то торчит! Не что-то, а осколок от потолка. Не вынимать самому, пусть этим займутся в санчасти. Нет, Бог всё-таки есть — кровь тихо течёт, а не хлещет, значит, артерия не задета. Индпакет. Разорвать упаковку зубами, прижать одну ногу другой... Булавку не потерять! Бинт под ногу, прижать левой. Подушечки на рану. Как раз две — предусмотрительная технология, курдемоль... Теперь крутить. Раз — осторожно, чтобы не соскочил. Два, три, четыре, пять. Прижать к стене, взять булавку, приколоть. Эквилибристика, чтоб её. Теперь замотать бинтом руку. Здесь явно перелом предплечья, поэтому и не работает. А-а-а! Смотри, что делаешь, курдемоль!

Теперь ползти к лестнице. Там Рыжий и Укроп, они заметят. Где остальные? Где-то здесь лежат на полу в соседних комнатах. Курдемоль, медведи в своём бору висят и им хоть бы хны! Нет, медведем быть хорошо. Командосом быть тоже хорошо. Вот только это уже в прошлом и причём далёком. А интересно, почему "Рыжий", он же брюнет? Да без разницы, лишь бы был на месте. Пока "кастраты" не полезут на штурм, с ними при лестнице ничего не будет.

То ли дело, батальон "Смерч". Высаживают тебя на крышу и отстреливай своих террористов за милую душу. Вот, например, на крышу этого бюровца. Особенно в нелётную погоду и под обстрелом "кастратов". Здесь тебе любой "Комар" — противовоздушная оборона. И тогда бы пришлось лежать вместе со всем вертолётом. А так всего-то делов, ползти на половине конечностей — красота! Нет, всё-таки новый комиссар Москворуссии — прелесть. Раздумал бороться за свободу и распустил "Смерч". А всех командосов — по одному-двое по обычным частям. Раз и готово. Теперь они точно не будут воевать на стороне великорусских братьев. Радикальное политическое решение. Зато ему, поручику Ницеевскому теперь счастье — не нужно лежать на крыше рядом с горящим вертолётом, а можно тихим ходом ползти к Рыжему.

— Рыжий, я ничего не слышу. Не слышу ничего!

Показывает на часы и на небо. Чёрт его знает, что хочет сказать, но всё ясно — раненых будут эвакуировать после захода солнца. Сам им такой приказ давал. Так что можно лежать и ждать. Глухой и неподвижный командир командовать не может, так что можно расслабиться и получать удовольствие — всё равно стрелять нечем. А мог бы, кстати, воевать на стороне "кастратов". То есть "великорусских братьев". Если бы на комиссариальных выборах победил другой кандидат. И вся Московская дивизия и Рязанская дивизия и Тверская и все другие части из Москворуссии. И Можайскую бригаду жгли бы тогда не "кастраты", а "ляхи". Ну или "пшеки", кому как больше нравится. А он, поручик батальона оперативного реагирования "Смерч" Борис Ницеевский, высаживался бы в тылу "польских оккупантов" где-нибудь в Чернигове. Если бы всё было хорошо. Ну или отбивал бы у них какой-нибудь там бюровец в Москве, если бы было не очень хорошо. В общем, шансы лежать раненому и ждать эвакуации у него были бы те же самые. Хотя теперь он предпочёл воевать вместе с кем угодно, только не с "кастратами". Как-то после командировки в Углич весь энтузиазм по поводу "единства русского народа" как рукой сняло. И не только у него. После репортажей "оттуда" большинство голосов на референдуме о независимости Москворуссии было "против". А новый комиссар сделал жест доброй воли — переподчинил москворусские части обратно центральному министерству обороны. А созданный, как символ грядущей русской свободы, и подчинённый лично ему "Смерч", службой в котором так гордился Борис, вообще распустил. И ведь не выйдешь в отставку, в контракте написано "сроком на пять лет", но не сказано, где именно. Командосы или задрипанная Московская пехотная дивизия — всё едино, подписал — делай, что тебе сказано. То есть сиди в Костроме в раздолбанном бюровце на площади Аввакума (угол улицы Дорошенко) и жди темноты. А грёбанный, курдемоль, патриарх будет стоять на площади и махать своим двуперстным крестом, чтоб его. И нет на него танка, чтобы сбросить его с его долбаного постамента с надписью "Защитннику Святой Руси — благодарные потомки".

Интересно, зачем её, эту Русь, нужно было защищать? Веру его, Аввакума, никто не трогал. Ну не понравился костромским московский патриарх Иоасаф, ну решили креститься как было, двумя перстами — ну так на здоровье. Никто им и не мешал, никакой царь. Что Владислав Ягеллон, что его сынок Иван. Последний даже позволил им выбрать собственного патриарха, раз московский им не нравился. Он вообще был чересчур добрый. Нет, чтобы этого Аввакума сослать куда-нибудь подальше, курдемоль. Нет, приглашает его в Москву, диспуты устраивает. Никто ничего никому не доказал, только переругались все снова и поехали обратно. Да и сам Иоасаф хорош — какая разница, сколькими пальцами креститься? Ну и что, что в Киеве так крестятся, нам-то в Москве что? Нет, ну понятно, что там тоже свои — уже лет двадцать с хвостиком мир да покой, Царство с Королевством вместе воюет со шведами, мы — за Новгород с Тверью, они — за Ригу, русский с поляком (ну и с хохлом по тем временам за компанию) лучшие друзья-приятели, но веру-то переделывать зачем? Сказал бы: "так сложилось исторически" — и все дела! Ему, Борису, в конце XX в. это совсем даже перпендикулярно!

Хотя "кастраты" такой народ — всё им мало. Сидел бы Иоасаф тихо — прицепились бы ещё к чему. Вот после Смутного времени никакой "иосафлянской ереси" ещё в помине не было, а они уже на Земском Соборе разошлись: не хотим, говорят, лядского царя Владислава, хотим русского Михаила, чтоб за веру стоял. Будто Владислав Ягеллон что-то против веры имел. Даже крестился в Киеве, прежде чем в Москву ехать. Но им всё мало: будем, курдемоль, стоять за царя, которого нам патриарх укажет. Кого же он ещё укажет, если не своего сынка, спрашивается? Тот, правда, умом не вышел, зато свой. Так и не признали Владислава и ушли со своим Михаилом Романовым в свои костромские леса. Царское войско с королевской подмогой год их там ловили. Если бы местный крестьянин Иван Сусанин к ним дорогу через болото не показал, война бы ещё чёрт-те сколько времени продолжалась. И это притом, что шведы со своим Сигизмундом Вазой с его бзиком на пункте католической веры отнюдь не собирались Тверью ограничиваться, а снова на Москву лыжи вострили. Ха, а ведь если бы не этот Сусанин, разбили бы они царское войско по частям, взяли бы Москву и посадили бы там Вальдемара, сына Сигизмунда. И была бы Москва шведской и католической, а он, Борис, назывался бы каким-нибудь Бьорном Никкерсоном и был бы патриотом трёх (или сколько их тогда бы было) корон и экологических овощей. Так что хорошо, что этот самозванец Романов получил свою петлю на шею — теперь можно не учить шведский язык и по-прежнему есть свиные отбивные. Жаль, что его папа Фёдор (который "патриарх Филарет", типа того) отделался отдалённым монастырём. Да ладно, всё равно он там через пятнадцать лет помер.

Ну это, курдемоль, было давно. А вот сам Аввакум... Всё ему было мало, и официальное признание его Истинной Православной Церкви, и его патриаршества... Решил всех под себя согнуть, герой, мать его. Нашёл недовольных, со всеми договорился. Или они его нашли, кто теперь проверит. И понеслась. То есть понёсся. Или потёк, раз речь о "Потопе".

Сначала на Волге восстал Стенька Разин. Сходил в Персию за зипунами, утопил в речке свою княжну, а потом с горя решил утопить всех остальных. Как известие о его бунте дошло до Костромы, так Аввакум как с цепи сорвался — с ходу благославил атамана и провозгласил его "страдальцем за веру" и "ратником Спаса Нерукотворного". "Ратник Спаса", ха. Это он должен был с парой бочонков пороха ходить, чтобы дойти до уровня нынешних, за неимением тротила-то. А персидская княжна — его "Юдифь"! Лежу под столом!

Хороший анекдот слышал от какого-то бойца из третьей компании: "Как убедиться в искренности костромской женщины? Нужно, чтобы она разделась ДО знакомства, потому что потом убеждаться будет некому". "Чёрный юмор" называется. Кто не был в Костроме — не поймёт. Кстати, тот же из третьей компании говорил, что пару раз так делали. И, говорит, помогло. Которые раздеваются — чистые. А которые нет — ну что ж... Лучше, если она взорвёт свой пояс за двадцать метров, а не по соседству. Говорит, так нужно с каждой, у которой глаза безумные — целее будешь. Ну так здесь в Костроме глаза у всех безумные, что у баб, что у мужиков. Всех раздеть и пустить голыми? Интересные мысли приходят в голову, курдемоль...

Так вот, Стенька Разин сначала бил царских воевод одного за другим, а Аввакум укреплял города на Волге. Счастье, что на Москву не пошёл, её оборонять было некому сразу с двух сторон. То ли не решился, то ли у самого войска было мало, кто его в XX веке-то проверит. В общем, с одним Стенькой царь Иван справился — разбил его князь Барятинский под Симбирском. Разбил, да не совсем. К Москве он его не пустил, так он со своим войском на Украину подался. А там свои дела, мама не горюй...

По Люблинской Унии Украина — часть Короны. На Украине вера была православная, как раз под неё Иоасаф делал в Москве свою реформу. И у мужиков и у шляхты и у казаков и у магнатов — все православные единоверцы. А поляки в Короне — протестанты. Правда, терпимые, Ягеллоны всё-таки, не какие-нибудь там Вазы. Но так или иначе, есть чёткое деление "мы" — "они". Ну и не хотели православные "русские" вместе с протестанами-поляками в одной Короне жить. И 1630-каком-то году подали петицию королю. А православные послы внесли проект на Сейм — создать из Украины отдельное Великое Княжество, как Литва. И послы от Литвы их поддержали. Ну что ж, решил Сейм, да здравствует Великое Княжество Русское. Но место Великого Князя король оставил для себя. А от его имени там поставил своего королевского комиссара. Комиссара, естественно, из местных, на другого бы его тамошние подданные не согласились. Комиссаром стал местный магнат Иеремия Вишневецкий и вплоть до своей смерти держал всё Княжество железной рукой, превратив его в государство в государстве. Однако положенная доля его регулярно растущих доходов регулярно поступала в казну Королевства Трёх Народов в Варшаву.

После его смерти короля убедили дать должность комиссара сыну покойного, князю Михаилу Иеремиевичу. Новый комиссар был полной противоположностью своему отцу. Фактическим правителем стал его Великий Гетман Пётр Дорошенко, который крутил бесхарактерным комиссаром, как хотел, оставив тому только организацию его знаменитых пиров. Полунезависимый статус не устраивал его, он хотел быть правителем не при комиссаре, которого мог в любой момент (по крайней мере формально) сместить король, но при короле Русском, который был бы независим от всех. Естественно, кроме своего гетмана. Для релизации своих планов он связался со шведским королём Юханом-Карлом Вазой, братом и наследником неудачливого претендента на московский трон Вальдемара, умершего, не оставив сыновей, а также с комиссаром Литвы Богуславом Радзивиллом, тайно мечтавшим о короне. А через своих казаков он договорился со Стенькой Разиным, который должен был связывать московские войска, чтобы те не смогли прийти на помощь Королевству, как должны были сделать по союзному договору.

И именно под крыло Княжества и подался Разин после своего симбирского поражения. Имея такие проблемы в собственном царстве (Аввакум в Костроме по-прежнему провозглашал ему анафему) царь Иван не хотел вмешиваться в войну Королевства со Швецией, тем более, что последняя пока что побеждала. Шведы вошли в Литву, где их приветствовал, как союзников, "король" Литвы Богуслав Первый, а шведские послы в Москве предлагали за нейтралитет отдать царю Торопец, Вышний Волочок и некоторые другие города на северо-запад от недавно отбитой Твери. Одновременно посол Дорошенко (само собой, неофициальный, так как формально московский царь признавал только короля в Варшаве) обещал не давать убежища бунтовщику Разину на территории Княжества. Было похоже, что Королевство находится на грани гибели — в довершение всего войска австрийского императора заняли Краков.

Разин, между тем, требовал себе всё больше и больше внимания. Ему, казалось, было без разницы, Москва здесь или Русь. Его казаки бесчинствовали, прогоняли с земли панов и раздавали её местным крестьянам. В свою очередь, крестьяне пополняли войско атамана, которого начали называть "гетманом войск казацких". Дорошенко понял, что его союзник на своей земле — совсем не то, что он же на землях Москвы. И предложил ему "уклад", который тот принял. В один прекрасный день король Михаил обнаружил на своём столе универсал на подпись. Согласно его тексту, польным гетманом Русским назначался Степан Разин. Вишневецкий подписал его с ходу, по своему обыкновению, не читая, но зато пролив на лист вино из кубка. Борис видел этот "винный универсал" в киевском Историческом музее.

Это послужило последней каплей для царя Ивана Ягеллона в Москве (не любил что ли вина, курдемоль...). Обычно спокойный, он рвал и метал, получив известия из Киева. Стрельцы немедленно отправились на подворье посла Дорошенко, чтобы бросить его в застенок. Тот, однако, получил это сообщение ещё раньше и, предвидя реакцию монарха, предусмотрительно сбежал. Не найдя, на ком сорвать злость (кроме нескольких фарфоровых ваз) и отослав примирительно настроенных шведских послов, царь приказал войску собираться в поход на Украину.

По дороге пришло известие о победе польского оружия под Краковом — гетман Ян Собесский вчистую разбил австрийцев. Во время переговоров он требовал сдачи на капитуляцию, они предлагали выкуп. Гетман вспылил: "Не время говорить о золоте, когда в руках сталь!". Но позже согласился взять деньги — войско было срочно нужно в другом месте. Австрийцы уползли за Татры зализывать раны и считать убытки.

Не пошло и литовскому Радзивиллу. Литовская шляхта не признала его своим королём и теперь он воевал с ней при помощи иностранных наёмников и шведов. Шведы чем дальше, тем больше не доверяли своему союзнику. Из-за войны в Литве они не могли двинуться на помощь своим другим союзникам на Украине, так что Дорошенко и Разин могли рассчитывать только на собственные силы. Поэтому они решили разбить коронное войско (при котором находился король) до подхода "москалей" и атаковали его под Конотопом.

Битва длилась несколько дней. Зная о подходе Москвы, поляки держались изо всех сил. И дождались. Войско Княжества было уничтожено. Король Михаил (Дорошенко опасался оставить его в Киеве и взял с собой) попал в плен. Позже его судил королевский трибунал и приговорил к пожизненному заточению в крепости (юродивых казнить нельзя, курдемоль). Гетман Дорошенко погиб в сражении, его тело нашли только через несколько дней. Раненый Разин попал в плен, его отправили в Москву, где и четвертовали на Болоте. После этой "Битвы Трёх Королей" москворусы начали говорить, что "вернули ляхам долг Пожарского".

После этого союзники пошли на север, в Литву. Видя превосходство сил союзников, зная о их впечатляющих победах и будучи измученными "военкой" против предводительствуемой князем Сапегой местной шляхты, шведы и Богуслав Радзивилл были деморализованы. Они пробовали встретить союзников под Тыкоцином, но потерпели поражение. Остатки шведской армии отошли во владения своего короля. Богуслав попал в плен (правда, потом он оттуда сбежал, но это уже мелочи).

На этом "Потоп" закончился. Союзные монархи вернулись по своим столицам, всё вернулось на круги своя. Царь Иван мог, наконец-то, послать своё войско против мятежной Костромы. Дело её выглядело безнадёжно и тамошние жители предпочли повиниться, выдав зачинщиков бунта. Одним из них был как раз лишённый сана патриарх Аввакум, которого обвинили во всех смертных грехах. Надо отдать деду должное — он никогда никого не молил о пощаде. Возможно, царь не удовлетворился бы этим, но его внимание отвлекли более важные дела.

В Варшаве умер король. Сыновей у него не было и вопрос о престолонаследии оставался открытым. Его ближайшим родственником был двоюродный брат Иван Ягеллон, царь Московский. К которому и прибыла делегация из Варшавы, приглашая принять корону. Здесь, правда, всё не было так просто. Начались переговоры о том, как ему совместить две короны и две столицы. В конечном счёте обе стороны пришли к соглашению: Королевство не станет над Царством, Царство не станет над Королевством, а и то и другое соединится под единой короной Цесарства. Столицу грядущего Цесарства Четырёх Народов было решено поместить в Киеве — чтобы не дать возродиться там мятежному духу Вишневецких, а в каждую из четырёх областей Цесарства должен был быть назначен цесарский комиссар, чтобы править от имени цесаря. Иван Ягеллон настоял на том, что он имеет право назначить комиссаром любую особу по своему выбору (сделал правильный вывод из ещё свежей истории с Вишневецкими и Радзивиллами) и сместить в любой момент по своему усмотрению. Он подписал Цесарскую конституцию и выехал в Киев, где короновался в Печерской Лавре. С тех пор дорога из Киева в Москву называется Ягеллонским трактом, Ягеллонским шоссе, Ягеллонским проспектом и так далее. Но до Ягеллонского проспекта отсюда, из Костромы, как до Луны. Курдемоль, уже темно!

— Укроп, говори громче, я тебя после контузии плохо слышу!

Теперь главное, чтобы без приключений дойти до подвала. Хороший мужик Рыжий — руку с ногой так зафиксировал досками, что при движении почти не болит. Ещё несколько ступенек, хорошо, курдемоль. В темноте "кастраты" в цель не попадут. Главное, бюровец по-прежнему наш. Сегодня ночью соседний дом (тьфу-тьфу-тьфу) займёт третья компания и завтра мы выбьем этих грёбаных "кастратов" из магазина. Площадь будет, наконец, наша, курдемоль!

Бориса вытянули из подвала наружу. Приятная вещь — свежий воздух, курдемоль. Даже когда он пахнет порохом и бетонной пылью.

— Укроп, запомни! Когда возьмёте площадь, договорись с танкистами — пусть свалят этот паршивый памятник к грёбаной матери! Только смотри, курдемоль, не забудь!

...

Ну вот, приехала. Двести пятьдесят гривен (только Борису не говорить) за экскурсию по городу. И ещё за несколько фотокарточек. И что с ними делать? Всё равно не через пару дней, так через неделю Верка вместе со своим Славиком придут, наконец, в гости, где можно будет с ним познакомиться гораздо дешевле. Ладно, раз уж барышне захотелось приключений, то пусть она хотя бы посмотрит, что выкопала. Надо переписать карточки на вычислитель. Но это надо ждать Бориса, а то самой как бы всего не стереть. Можно, конечно, попросить Никиту — маленький-то он маленький, а с электроникой на ты, уж точно лучше, чем его непутёвая мамочка. Или Еву — она тоже постоянно смотрит на своём мониторе какие-то клипы. Ну нет, тогда придётся объяснять детям, что это за "дядя" в кадре. Холера, Борису ведь тоже придётся объяснять! А он-то со своим совершенно секретным умом точно докопается и до поездки на такси и до двух с половиной сотен гривен за все эти шпионские страсти.

Нет, есть выход! Просто надо вынуть карту из аппарата и оставить в столе. А завтра (сегодня уже поздно) переписать всё в интерсеть-кафе на диск. А уж обращаться с диском Бася умеет, не бой. Пока что надо посмотреть всё здесь на экране аппарата, благо он большой.

Так, увеличить лицо. Симпатичный мужчина, ой, просто сказочный принц. Бася сама влюбилась бы в такого без памяти. И убежала бы с ним на край света. Или куда бы он там захотел. Нет, ну с Борисом она бы тоже убежала. То есть почему это "бы"?

Она именно что убежала с ним из родного Кракова в совершенно неизвестную Москву. Нет, понятно, бояться здесь нечего, мама даже обрадовалась, что дочка выходит замуж за москворуса, а не какого-нибудь там киянина или, упаси Боже, немца из Прибалтики или с Поморья. Москворус и старополяк, как известно, братья навек. Особенно, как папа с Борисом вместе пели что-то народное на каком-то непонятно каком языке. Одно слово по-польски, другое — по-москворусски, а всё вместе получилось даже совсем трогательно. Особенно, когда потом Борис тащил папу до кровати, а потом свалился туда вместе с ним. А они с мамой убирали со стола пустые тарелки и относили на помойку пустые бутылки "Зубровки". Просто прелесть, а не знакомство с родителями невесты. А как он трогательно на следующий день извинялся и обещал, что больше никогда в жизни не напьётся... И между прочим, не соврал! Больше она его в таком состоянии не видела. Вот такой у Баси муж! И не подумает она никуда бегать с каким-то случайно увиденным Славиком. Этим пусть занимается глупая Верка!

Вот, что в его лице не то! Да, конечно! Он никак не подходит Верунчику. То есть Верунчик ему не подходит. То есть не так... Верунчик ему не нужен. То есть ему вообще никто не нужен. Да, как-то так. Мужчине с таким лицом женщина не нужна. Нет, не в ЭТОМ смысле. Она ему нужна... на раз-другой, не больше. И без разницы, какая именно. Вера или Бася или какая-нибудь идиотка Ленка — с таким взглядом ему все на одно лицо. Ну, Верунчик, ты и попала! А она-то бедная, наверное страдает, надеется, что вот именно она сумеет растопить ему сердце. Господи Иисусе, это хуже, чем она думала. И что самое плохое, влюблённую женщину невозможно переубедить. Мамочка, какой кошмар!

...

И снова место взрыва. И опять бело-синяя лента с надписью "Policja". И как раньше, деловито работают химики с хроматографом. И как всегда, что-то сбивчиво рассказывают свидетели. Но всё это снова неважно. Важно другое. То, что всё это повторяется. И опять его будут искать из городской управы, и на этот раз не удастся открутиться. Придётся объяснять, что Отдел принимает все меры, что прорабатываются следы, что уже есть словесный портрет подозреваемого и всё такое. На этот раз сойдёт. А что будет потом?

— Господин полковник, есть предварительные результаты анализа. Скорее всего это двуперекись ацетона, как прошлый раз.

— Как на Красной площади?

— Да, предварительный анализ дал аналогичные результаты. Точный анализ будет готов часа через два. Мы забираем пробы в лабораторию.

Теперь вся московская полиция ищет остальных пятерых "чад" отца Аввакума. Без фотокарточек — они ещё не пришли из Костромы. Завтра они придут, и можно будет вглядываться в лица. Вот только где они появятся? Снова двуперекись ацетона — значит фабричной взрывчатки у "ратников" нет. Значит, ещё пять бомб где-то на улицах. Где? А может все сразу, одновременно? Только такого фейерверка не хватало... Фейерверк? Да, фейерверк. Фейерверк — это ракеты. Ракеты с двуперекисью ацетона? Нет, это бред.

Ракеты "земля-воздух" — это уже ближе. Ракеты на твёрдом топливе с самонаводящейся головкой. Нет, откуда они у "угодников"? Такие не спаять на коленке и не сварить на плите, как ацетон. А ацетон? А почему, собственно, перекись ацетона? Потому что её можно приготовить в домашних условиях. Или, чтобы убедить тупых убеков, что у них нет ничего, кроме взрывчатки, изготовленной кустарно.

— Алло! Вальдемар Маркович? У меня здесь появился один вопрос и мне нужно быстро связаться с кем-нибудь из министерства обороны в Киеве. У них не пропадала с какого-нибудь склада взрывчатка? Или какие-то боеприпасы? Да, ещё. Может быть был какой-нибудь пожар на складе с подозрительными обстоятельствами? Но только мне нужно это действительно БЫСТРО.

Глава четвёртая. О близких, которые всегда способны нас удивить

Индрик — Столпу

Занял исходные позиции. Ныне приступаю к активным действиям. Первая цель — московский гость. Как было уговорено — с помощью крота и его половины. Далее приступаю к большому концерту на третьем месте. Сие моё последнее собщение.

Слава Исусу Христу во веки веков. Аминь.

P.S. Мы славно поработали вместе.

...

Родители вместе с детьми уплетали омлет. По телевизору шёл мультфильм о приключениях хитрых котят, водящих за нос тупого злого бульдога. Номер серии Барбара не помнила, но в её детстве она обожала этот фильм вплоть до экзаменов на аттестат зрелости. Правда, никогда не признавалась в этом школьным подружкам — они бы подняли её на смех за такие детские интересы. Хотя сами, вероятно, тоже не пропускали ни одной новой серии "Кто сказал мяу?". Дети его тоже обожали — оставалось надеяться, что увлёкшись наблюдением за попытками героев попасть в охраняемый мстительным зверем дом, они не промахнутся вилкой мимо рта и не посадят себе на груди масляное пятно.

Муж выглядел таким же сосредоточенным, как и отпрыски. То ли его так занимали приключения семейства кошачьих, то ли беспокоили проблемы на работе. О последних он, само собой, не говорил, но всё было ясно и так. Половину экранного времени DTV80 занимали репортажи о недавних взрывах, интервью со свидетелями, история Костромской войны вообще и "Дружины Николая-угодника" в частности, а также мнения экспертов. Эксперты долго и умно рассуждали о религиозном фанатизме, межнациональной нетерпимости, иностранном влиянии и нерешённых проблемах, после чего задавали сакраментальный вопрос: "Способны ли компетентные институции остановить террористов?". При этом на экране появлялись сами "институции" — иногда это были закрытые двери Центрального Управления Безопасности в Киеве, а иногда — полковник Ницеевский на Красной Площади. Холера, ну неужели муж не мог поправить свой галстук, прежде чем давать своё интервью?

Барбару подмывало спросить его о подробностях его расследования, но она останавливала себя чудовищным усилием воли (ну нет, ну может он хоть чуть-чуть расскажет сам?), понимая, что ничего этим не добьётся. Во-первых, он ничего не расскажет из-за секретности (будь она неладна), а во-вторых, из-за самолюбия — ничто так не выводит мужчин из себя, как необходимость объяснять женщине, ПОЧЕМУ у них ничего не получается. Провоцировать скандал Басе никак не хотелось. Достаточно было раз увидеть, как полетела в сторону "Rzeczpospolita"81, когда Борис обнаружил на первой странице карикатуру со святым Николаем82, приносящем в своём мешке бомбу. Бася совсем не хотела лететь вслед за ней. То есть Борис, конечно, никуда бы её не швырнул (он вообще никогда не поднимал на неё руку), но вся утренняя атмосфера оказалась бы безнадёжно испорчена. Тем более, при детях.

80 "DTV — Dziennik telewizyjny" ("Телевизионный дневник") — главная программа новостей Центральной "Jedynki" в 2100 по Киевскому времени

81 "Rzeczpospolita" ("Республика") — издающаяся в Киеве крупная центральная газета

82 В польской традиции считается, что святой Николай приносит подарки на Рождество

Тем временем оба пушистых котика выбрались из всех бульдожьих ловушек, уселись на балконе, опрокинули на голову своему лающему преследователю миску с водой и хором произнесли своё финальное "мяу". Что и означало конец фильма.

— Так, всё! Теперь собираем тарелки , кладём их в раковину и идём в школу.

— Идём? А папа нас на машине не повезёт, как раньше?

— Повезёт. Папа всех повезёт, — это уже очнулся Борис, — Собирайтесь, а то опоздаете. И не забудьте, что из школы вас забирает мама.

— Пусть забирает, — Ева уже не бунтовала, как позавчера, но по-прежнему была недовольно родительской усиленной охраной.

— А, кстати, Ева, — дочка настороженно повернула голову в сторону матери, — ты подготовилась к контрольной по немецкому?

Вообще-то вчера вечером Строгая Мать видела, как её Послушная Дочь читала учебник немецкого, но дополнительный контроль за исполнением никогда ещё никому не вредил.

— Ну конечно подготовилась, мама. Даже не сомневайся, шестёрку... ну пятёрку я за неё получу.

— И покажешь дневник для верности, — начатую роль нужно доиграть до конца.

— Конец! Все встаём и идём! — вступил со своей партией Решительный Отец, — Мне, между прочим, потом ещё на работу ехать — я из-за вас опаздывать не хочу.

Ну наконец-то все ушли. Теперь можно в покое как-то распланировать сегодняшний день. "В покое" — то есть за мытьём посуды. Определённо, в кухню надо купить мойку, только вот втиснуть её здесь некуда — всё и так занято до предела. Ну ладно, это подождёт. Потом — магазин с покупками. Не забыть — забрать с собой карту памяти со вчерашними шпионскими карточками и переписать. Эврика! Не надо искать никакого интерсеть-кафе, это можно сделать здесь же в супермаркете — в проявочном пункте, наверняка, умеют не только печатать фотографии 9 на 13. Потом готовить обед — суп с фрикадельками и свинина с приправами, запечённая с картошкой (и с подушкой из фарша, естественно) должны всем понравиться (а если нет — пусть сами себе варят, бездельники). Дальше — пропылесосить квартиру (ну и зачем было нужно столько ковров, спрашивается). А ближе к вечеру надо забрать из школы детей — сначала дочь, потом сына. Холера, ну почему её муж так плохо ловит своих террористов — детей нельзя выпустить на улицу. А дома их запереть тем более нельзя, вот и как при всём этом жить Бедной Матери, спрашивается? Да и ещё немецкая контрольная у Евы.

Немецкий язык дочери, однако, не вызывал у Баси опасений. Она ничуть не сомневалась, что Ева действительно принесёт дневник с пятёркой или даже шестёркой. Его она знала хорошо, как и сама Барбара. Не удивительно, раз они начали его учить одновременно. То есть не так, учить немецкий начала, разумеется, Бася. Сразу после того, как вернулась из Крулевца в Краков, она дала себе обещание, что никогда больше она не позволит, чтобы её так унижали эти мерзкие, противные, вредные немцы. Никогда ни в какой Прибалтике, ни на каком Поморье никто не скажет ей "ne rozumetsch polski"83. Конечно в Крулевце её спас Борис, но во-первых, тогда она ещё не знала, что он станет её мужем (ну может только втайне надеялась), а во-вторых, не может же она в подобной поездке постоянно висеть у него на шее, не в силах отойти на пару шагов. Нет, женщина обязательно должна быть самостоятельной (особенно в глазах своего мужа). Да и кроме Риги, Крулевца или Кольберга немцы живут и за границей, почему бы как-нибудь не съездить, скажем, в Вену или Мюнхен — там тоже, говорят, красиво.

В общем, Барбара (тогда ещё не Ницеевская) начала учить немецкий. Она купила себе лингафонный курс и пускала его на полную мощность всё время, когда была в своей краковской квартире. Свадьба и переезд к Борису в Москву этой тенденции не изменили: Бася готовила обеды, кормила детей (к этому времени уже двоих), вытирала пыль, а по квартире из комнаты в комнату неслось: "Wie heiβt du?"84, "Woher kommen Sie?"85, "Wo treffen sie uns?"86 и тому подобное. Бася слушала и повторяла, не обращая внимания на приглядывающуюся к матери Еву.

И вот день настал. В том году День Республики87 приходился как раз на четверг, так что за счёт перенесённой со следующей недели субботы у Бориса оказалось четыре свободных дня. Бася, полная решимости, настояла на поездке в Крулевец. Борис, который сначала хотел лететь на Юг в Ялту или в Батум, уступил перед напором жены. Двухлетнего Никиту оставили под надзором прилетевшей из Кракова мамы (последующие два месяца, которые она жила у них, Борис, похоже, чувствовал себя как-то не в порядке), и в среду вечером она с мужем и дочкой полетела самолётом. По прибытии она взяла с Бориса торжественное обещание не вмешиваться в её разговоры с местными. Он, разумеется, согласился.

Всё произошло там же, около Замка. Бася выдавала продавщице сувениров одну немецкую фразу за другой, а та, что самое удивительное, её понимала и тоже ей осмысленно отвечала. Барбару распирало от гордости — ей это всё-таки УДАЛОСЬ! И тут вдруг эта толстая "фрау" что-то спросила у Евы, примерявшей, пока суд да дело, одни за другими солнечные очки. Бася заволновалась и уже собиралась что-то ответить за неё, как вдруг, не веря своим ушам, услышала: "Ich heiβe Eva. Ich kommte aus Moskau"88. Причём "Eva" было произнесено с идеально немецким "фау". Услышав родной язык из уст младенца (ну пусть и не совсем младенца), продавщица окончательно умилилась. Семья Ницеевских сразу перешла в её глазах из людей категории "понаехали тут всякие поляки", которым надо указать их место, в категорию "дорогие гости", которым нужно всячески помогать. Она тут же подарила Еве понравившиеся ей очки, леденцы на палочке и бейсболку с огромным козырьком и надписью "Ich ♥ Königsberg", наотрез отказавшись взять у её родителей какие бы то ни было деньги. И таким вот образом, благодаря лингвистическим способностям своей пятилетней дочери Барбара взяла реванш у жителей славного города Крулевца, уже не казавшегося теперь таким враждебным. Так что за что-за что, а уж за Евины оценки по немецкому языку Бася никогда серьёзно не волновалась.

83 Нэ понимаць польский (ломан.польск.)

84 Как тебя зовут? (нем.)

85 Откуда Вы приехали? (нем.)

86 Где она нас встретит? (нем.)

87 День Республики — главный государственный праздник РП. Установлен в честь ликвидации монархии и установления республики (Речи Посполитой Многих Народов) Законодательным Собранием в Киеве 13 июня 1920 г.

88 Меня зовут Ева. Я приехала из Москвы. (нем.)

...

Злотопольский сработал хорошо — неизвестно, кому в Министерстве Обороны (или где ещё) он звонил, что кому там обещал и чем им всем там грозил, но сегодня утром с Борисом связался некий майор Княжевич из Киева и рассказал историю, увы, полностью подтвердившую вчерашние догадки полковника. Два года назад на одном из складов Забайкальского округа возник пожар. Комиссия установила, что его причиной была халатность охраны — кто-то закурил в неподходящем месте. Виновных привлечь к ответственности не удалось — согласно данных той же комиссии, они погибли в пожаре.

Чтобы обезопасить гражданских лиц от разлетающихся в разные стороны ракет, пришлось эвакуировать несколько окрестных деревень (Борис даже припомнил себе репортаж "Jedynki" об этой катастрофе). После этого, как всегда, последовали новые инструкции о противопожарной безопасности и неизбежные "кадровые перестановки". Это к делу не относилось, странным было другое. По мнению некоторых экспертов (телефонный собеседник многозначительно выделил слово "некоторых"), взрывы при этом пожаре были слишком слабыми, а количество разлетевшихся ракет и снарядов — слишком малым. Был и другой нюанс — один из свидетелей показал, что поручика Новака (того самого, который проявил пресловутую "халатность") за день до "события" видели в расположенном около склада посёлке в компании с неизвестным мужчиной. Кроме того, позже на пепелище так и не удалось найти тела сержанта Зайделя.

Впрочем, исчезновение тела сержанта было объяснено тем, что оно дотла сгорело в огне, свидетель, якобы видевший поручика, был в тот день в нетрезвом состоянии, а оценка силы взрывов и количества разлетевшихся снарядов основывалась на статистических данных аналогичных катастроф в прошлом и не учитывала "погодных условий и особенностей местности". Под "особенностями местности", пояснил Княжевич, имелись в виду расположенные вокруг болота — "недостающие" ракеты вполне могли упасть в тамошнюю трясину и утонуть без следа. На этом, во всяком случае, настаивало командование округа в разговорах с членами комиссии, одним из которых как раз и был майор Княжевич.

Округ был явно заинтересован в "невыношении сора из избы". Министерство тоже не поддерживало мысль о похищении взрывчатых материалов. Под их общим давлением комиссия, а в частности Княжевич, подписала акт, где всё объяснялось исключительно халатностью Новака и его подчинённых. Военная прокуратура также вполне удовлетворилась таким объяснением, и дело было закрыто. Ну и только вчера вечером, после неофициальной беседы с "убеком", майор Княжевич припомнил себе "неканоническую" версию событий. За истинность которой он, однако, поручиться никоим образом не может — его попросили, он рассказал. Ну а всё остальное уже не к нему, майору Княжевичу. И вообще, пусть господин полковник его простит, у него ещё много дел, связанных с его прямыми обязанностями. В целом, он желает господину полковнику успехов в расследовании.

Ну и не было заботы! Получается, в распоряжении Индрика есть (может быть) чуть ли не пара тонн вообще чего угодно. Если он договорился с начальником караула, то вообще мог вывезти оттуда хоть целый грузовик. А потом с помощью сержанта устроил взрыв ЧУТЬ раньше, чем ожидал поручик. А сержанта, вероятнее всего, оставил на дне одного из окрестных болот. И всё, концы в воду. Вот как эта рыбка — скрылась под камнями и в каком месте аквариума она теперь выплывет?

Что есть в наличии? Фотографии "ратников" — утром пришли из Костромы. Рыся выслала их в Главную Команду и в КУБ — сегодня их будут высматривать сотни глаз. Описание Индрика — его тоже быдут высматривать, но "блондинов с прямым носом" в Москве пруд пруди. Самоход Индрика? Белая большая машина — сколько десятков и сотен тысяч таких в Москве? Дата теракта? С таким количеством взрывчатки логично устроить "фейерверк" на День Города. Но с другой стороны, КУБ тоже понимает, что так будет логично. Значит стоит его устроить раньше. Или позже? Нет, скорее раньше, "ратники" — достаточно скоропортящийся "расходный материал", сейчас они дрожат в предвкушении "победы над антихристом", а кто поручится, что через неделю им в их горячие головы не придут какие-нибудь мрачные мысли? Или ещё хуже — мысли весёлые? Итак, до Дня Города. То есть до воскресенья. Сегодня, завтра или в субботу.

Что-то тут есть ещё, наверняка. Да и Злотопольский этот... Раз уж его сюда прислали, то, курдемоль, почему же оставили всё руководство ему, Борису Ницеевскому, а не подчинили его киевскому гостю? Киянин без заднего умысла? Теоретически может быть, чего не бывает под луной. Но вот, что не было заднего умысла у "в морду" — не может быть, потому что не может быть никогда. Как там сказали гетману Браницкому? "Скорее Дунай потечёт вспять и небу упадёт на землю, чем сдастся Измаил". Но Браницкий с Суворовым этот Измаил всё-таки взяли? Взяли. И Измаил и Константию. И здесь тоже разберёмся. Плавали — знаем. Вот только как бы в этих танцах на паркете не поскользнуться. Кого тут можно спросить? Ага! Не всё так плохо, есть ещё кое-кто в запасе.

Борис расслабился в кресле, наполовину прикрыл глаза и сосредоточился на блестящей рыбке, величественно колышащей своим огромным хвостом.

...

Боже мой, ну как же можно не видеть таких простых вещей?

— А потом, Басюня, мы поедем со Славиком в Ярославль к его родителям. Ты знаешь, он мне показывал их фотокарточки. Ну совершенно на них не похож. То есть лицо у него, конечно, похоже, а вот всё остальное...

— Остальное? Верунчик, ты это что имеешь в виду?

— Ну нет, совсем не это, Баська, ну какая ты глупая. Славик, он такой... светский, ну как-то так. А его родители — совсем-совсем... великорусские. Отец — солидный старик с бородой, как у какого-нибудь ветхозаветного пророка, а мать — классическая костромичанка, как их на картинах рисуют. В чёрном платье и в этом их "плате" на голове. И с такой огромной брошью. Такие серьёзные сидят, знаешь, Баська... я робею, даже когда на них гляжу только на карточке. Боюсь, а вдруг они подумают, что я такая... ну ты знаешь, что они там все в Великоруссии о москвичках думают.

Вот, у Верки уже встреча с родителями жениха запланирована. А потом, разумеется, окажется, что с этим надо подождать, что папа выехал по делам, что мама болеет, что сам жених не может, потому что у него работа... Плавали — знаем.

— Верунчик, ты не бойся заранее, — если подруге нельзя сказать правду, то надо её хотя бы поддержать на духу, — Это ведь не завтра, ты ещё успеешь подготовиться. Славика своего можешь спросить, это же в его интересах, чтобы ты там хорошо выглядела. А жить вы с ним там, в Великоруссии будете? Ты из Москвы в Ярославль уедешь?

Вот именно так, пусть заранее задумается о последствиях. Ну и представит себя в роли великорусской матери семейства. Верка в платье до пят, с тяжёлым платком на голове — это ж надо себе представить!

— Ой, я ещё не знаю, — "Ещё" не знает — ну и ну! — То есть я не знаю, когда мы поедем к его родителям знакомиться. А переезжать... Мы со Славиком ещё об этом не говорили. У него ведь есть дом в Москве, за проспектом Ходкевича, на Варшавском шоссе. Мы точно будем жить там. Сначала. Ну а потом посмотрим.

— Но сейчас ты ещё в своей квартире живёшь, так, Верчик? — надо вытянуть Верку с её облаков, пусть посмотрит, как всё выглядит с нашей грешной земли, — Ещё ведь к нему не переехала? А вообще ты там у него была?

— Баська, не так быстро, это же так "хоп-сюп" не делается, — слава Богу, Верунчик ещё помнит эту истину, — Сначала пусть он со мной освоится, а то подумает, что я такая "охотница", ну ты понимаешь, — в трубке наступило молчание, — Хотя ты права, я его сегодня увижу и так осторожно намекну, что своей женщине нужно показать свой дом. Мой же он видел, нет?

А может всё не так уж плохо, и все страхи просто надуманные? Ну и что, что человек так выглядит на фотокарточке? А то, что сама карточка сделана вообще "на бегу" — ничего? Ой, осторожнее надо быть, осторожнее.

— Верунчик, обязательно держи меня в курсе! Не забывай, я за тебя со Славиком, — ой-ой-ой, сказала всё-таки, — болею.

— Ну конечно, Баська, ты же всё-таки моя лучшая подруга. Ой, прости, мне пора — перерыв кончается.

Ну и вот. Подруга счастлива, а в собственной правоте нет никакой уверенности. Действительно, может всё это только подозрения? Пока что нет никаких доказательств, что у Славика есть ещё кто-нибудь, кроме Верки. А может он её действительно любит, а такое безразличное выражение только от каких-то там его проблем в его, этом, как его, "Трансбуде". И с домом он, похоже, ей не соврал — "Варшава" с ним пропала сразу за проспектом Ходкевича за мостом через Москва-реку, значит он тогда просто ехал домой. А что свернул с дороги, так мог же Веркин жених заехать по дороге в магазин? И незачем себя мучить — это проблемы Верчика.

Холера, а успокаивать её ПОТОМ кому?

...

На время своего отсутствия Борис оставил в бюровце Кругловского. Опыт у него есть, это ему не впервой, на то он и "заместитель", чтобы замещать. А у шефа есть более важные дела — например, посоветоваться со знающими людьми. Не о поиске "угодников" — здесь полковник Ницеевский был самым информированным лицом во всей "убеции". О гораздо более важных делах — о том, что делается внутри самого Управления. Его инфоматор, правда, уже несколько лет был на пенсии, но, несомненно, оставался в курсе дел. Генерал дивизии Павел Сергеевич Кадочников, бывший начальник КУБа Москворуссии, насколько его знал Борис, быть не в курсе дел вообще не любил. Оставалось надеяться, что он не забыл своего офицера для особых поручений и что он ему по-прежнему симпатизирует в достаточной степени, чтобы поделиться некоторой информацией конфиденциального характера. Ну и что его внучка правильно передала ему "привет от знающего сомнения", как называл себя Борис при подобных телефонных контактах со своим бывшим шефом.

Такое прозвище он получил от генерала дивизии при их первой встрече. Тогда он получил очередной отказ на свою просьбу о переводе в батальон "Błyskawica"89. Лично Борис не сомневался, что имеет все необходимые квалификации, чтобы там служить — в "Смерче" коммандосов готовили по таким же программам, что и у "централов". Проблема же заключалась именно в том, что поручик Ницеевский служил в "Смерче". Такой вывод, во всяком случае, напрашивался из уклончивых ответов начальников разного ранга, к которым приходилось обращаться Борису. Никто ничего не говорил прямо, но все обитатели различных кабинетов видели в нём в первую очередь потенциального москворусского сепаратиста, немногим отличающегося от его костромских "коллег", против которых он воевал. Хуже всего было то, что такое мнение имело под собой достаточно прочные основания.

"Смерч" создавался в разгар "парада свободы", когда о создании собственного суверенного государства не думал разве что ленивый. И присяга, которую приносил Борис Ницеевский, гласила: "клянусь в верности правительству и народу Москворуссии, клянусь защищать её свободу и независмость, не щадя ни времени ни сил ни самой жизни". О существовании Речи Посполитой в её тексте вообще не упоминалось. Тогда это выглядело благородно и романтично: молодые герои под руководством почтенного комиссара (неофициально его всё чаще и чаще называли "канцлером") возвращают своей Родине утраченную некогда свободу и вместе с великорусскими братьями воскрешают Великую Россию. Когда Борис Ницеевский поступал в только что открытую московскую Академию Беспеки, всё это виделось ему именно в таком свете, хотя и несколько туманно. И когда потом служил в "Смерче" — тоже. Мешали только некоторые детали. А особенно не нравились приезжавшие ратовать за русское единство великорусы. Дело было даже не в обязательной бороде у каждого, не в том, что их женщины всё время ходили закутанными по уши, а их поголовная уверенность в собственной правоте и безупречности. Даже не только это... Скорее, высокомерие. Приезжие из Костромы смотрели на жителей Москвы, как на "младших братьев", при каждом удобном случае подчёркивая, что именно им не нравится в Москворуссии и что здесь надо обязательно поменять, чтобы избавить древнюю столицу от "лядского духа". Особенно им не нравился польский язык на улицах. Борису запомнился какой-то член "Дружины Николая-Угодника", его ровесник из посетившей Академию делегации (теперь странно даже подумать, что когда-то ОНИ бывали ЗДЕСЬ официально), которой они, как хозяева, устроили экскурсию по городу. Он брезгливо поджимал губы каждый раз, когда в Кремлёвском Саду мимо него проходила очередная воркующая по-польски парочка. А потом в Академии на банкете в честь гостей он, уже по паре штофов водки, убеждал Бориса сменить его "по-лядски" (вообще-то он выразился чуть грубее) звучащую фамилию на русское "Никеев". Ему стоило больших усилий сохранить тогда хладнокровие. Из разговоров с коллегами Борис знал, что в своей неприязни к "великорусским братьям" он не одинок. Ну а после того, как он вместе с другими бойцами "Смерча" увидел Углич после "резни", роман с Костромой окончательно рассыпался, как дым. На референдуме Борис сам проголосовал против независимости и против "канцлера", а так как он был в избирательной комиссии и участвовал в подсчёте бюллетеней, то знал, что так же проголосовали и остальные.

Результаты голосования, увы, оказались недостаточным аргументом для новых властей в пользу лояльности московских коммандос. И будущее Бориса оказалось в руках Самого Главного Человека в КУБе. Если бы он ему отказал, Борису оставалось только до окончания контракта тянуть лямку "где пошлют", а потом выйти на гражданку и забыть о своих военных приключениях, как о дурном сне. Поручик Ницеевский долго думал, как он должен себя вести на приёме и решил, что надо вести себя естественно, всё равно ему не предугадать логику, по которой начальник москворусской беспеки сделает свой выбор. Будущее показало, что выбор был правильный. То ли генералу Кадочникову показалось, что внешность поручика вызывает доверие, то ли на него призвело впечатление его упорство, то ли ему понравился ответ на его вопрос: "Значит, Вы готовы служить Речи Посполитой, не зная сомнений? — Так точно, готов... но сомнения всегда остаются". Так или иначе, его следующий рапорт о переводе к "молниеносным" был удовлетворён. А для генерала Кадочникова он навсегда стал "знающим сомнения".

89 "Błyskawica" ("Молния") — батальон оперативного реагирования при Управлении Безопасности

— Добрый день, — донёсся из динамика приятный женский голос, — входите, Борис Сергеевич, дедушка Вас ждёт.

Интересно, как сейчас выглядит Дед? Борис не видел его уже года два, с тех пор, как он ушёл на пенсию. Иногда приходила в голову мысль навестить бывшего шефа у него на даче, но... он начинал чувствовать себя не в своей тарелке при мысли о встрече с Дедом не по службе. И через себя переступить так и не удалось — сегодняшний визит тоже был в некотором смысле "по работе".

— Вы только не мучайте дедушку слишком долго, — эта фраза в устах Ирочки тоже выглядела привычно.

Непривычным было ощущение, что она уже не маленькая девочка. Вручая предназначенную для неё коробку шоколадных конфет, Борис почувствовал себя неловко. Идиот, надо было купить букет цветов. Это ж сколько времени прошло, когда он первый раз приехал к Хозяину на дачу?

К генералу дивизии, в противоположности от его внучки, время оказалось безжалостно. Сморщенная кожа на лице, дрожащие руки, слезящиеся глаза — казалось, Дед (а может, уже по-просту дед) уже наполовину умер. Борис снова почувствовал себя неудобно — ну что, в самом деле, этот старик с трясущимися руками будет делать с полученным в подарок охотничьим ножом? Шеф, впрочем, подарок принял, вынул из ножен, осмотрел со всех сторон, подержал в руке, проверил заточку. Похоже, понравилось. Правда, кто может быть в чём-то уверенным, когда речь идёт о Хозяине?

— Благодарю Вас... поручик, — мутные глаза смотрели исподлобья из-под седых ресниц.

— Спасибо, Павел Александрович, — раз уж дело начато, нужно довести его до конца. Хотя по дороге сюда Борис надеялся найти Деда в лучшем состоянии.

— Охотник? — старик произнёс почти по складам, — ты тоже охотник... поручик? — повторил он, вглядываясь в глаза Бориса.

— Да, Павел Александрович, — Борис тоже вглядывался в что-то спрашивающие глаза его бывшего начальника.

У него действительно было охотничье ружьё и он несколько раз стрелял уток на охотах, которые организовывал Охотничий Клуб. Но заядлым охотником себя не считал — просто его регулярное отсутствие на мероприятиях, организуемых Хозяином, вредно отразилось бы на карьере.

— Охотник, — удовлетворённо произнёс Кадочников и откинулся в кресле-качалке, — И что теперь тебе, охотник, надо?

— Скажите, Павел Александрович, — осторожно сказал Борис, — Вы знаете полковника Злотопольского? Вальдемара Злотопольского из Киева?

— Вальдек? Из Киева... — старый человек в качалке смотрел слезящимися глазами прямо перед собой, машинально вертя в руках подаренный нож. Колышащиеся тонкие занавески на стёклах веранды бросали на плетёный стол переливающиеся тени, — Своих? На своих теперь охотишься, охотник? — сидящий поднял глаза на Бориса, и он увидел в его глазах прежнего Хозяина.

— Мы с полковником Злотопольским вместе работаем, Павел Александрович, — при разговоре с Хозяином осторожность необходима больше, чем при передвижении по улицам военной Костромы.

— Охотники, — генерал дивизии словно бы пережёвывал каждое слово, — снова замышляете? Раз уж вспомнили обо мне, — он снова замолчал, глядя на то, как ветерок из окна переворачивает страницы лежащей на плетёном столе книги.

Борис молчал. Тишину нарушал только шелест бумаги. Старик взял со стола чашку с остатками чая.

— Углич, — теперь он смотрел вверх, на потолок, — это было хорошо исполнено. На самом деле хорошо... — допил чай и поставил чашку на место.

Борис переваривал услышанное. Услышать это из уст Хозяина было... неожиданно.

— Вы хорошо поработали, поручик, — теперь он снова рассматривал нож, глядя поверх острия, — Вы нам определённо подходите...

Генерал дивизии положил нож на колени остриём к себе. Кресло спокойно и размеренно раскачивалось. Борис терпеливо ждал. С Дедом всегда нужно было иметь терпение. И железные нервы. Первое у Бориса было, насчёт второго он не был уверен — в присутствии Хозяина он всегда испытывал какую-то робость. Даже сейчас, когда тот заснул в покачивающемся кресле.

— До свидания, Ирочка, — сказал он на прощание внучке генерала, — Твоему жениху можно только позавидовать.

Дела ещё не требовали от Бориса его немедленного присутствия в бюровце, с текщими вопросами мог справиться и Кругловский, а если будет что-нибудь срочное — там знают номер его мобильника. Время пока что было. Служебный серебряный "полонез" Бориса сразу же за кольцевой дорогой свернул с дороги, укрывшись от солнца в тени высокого жилого дома. Полковник Ницеевский заглушил двигатель, открыл передние окна и закрыв глаза, откинулся на сиденье. Его щёки овевал лёгкий прохладный ветерок. Нужно было обдумать слова бывшего Хозяина.

Углич девяносто первого выглядел негостеприимно. Транспортёры огибали лежащие на улицах трупы. Некоторые в полицейской форме, некоторые — в штатском. Борису запомнились красные туфли на ногах лежащей под деревом женщины с длинными чёрными волосами. Одна из туфель почти свалилась с ноги и держалась только на кончиках пальцев. Голубая блузка на груди была мокрая от красной крови. Стоящие на тротуарах люди что-то кричали проезжающим солдатам. В основном: "Где вы раньше были?"

Ближе к центру начались пожары. Именно здесь танкисты встретились с силами дружины Николая-Угодника, вошедшими город несколько дней назад. Дома зияли выбитыми стёклами, местами из окон вырывалось пламя. Некоторые здания уже выгорели внутри и просто тихо дымились. Дома бревенчатые превратились в пепелища с торчащими в середине кирпичными печами с непропорционально высокими трубами.

Когда "Смерч" подняли по тревоге, Борис сначала не понял, о чём речь и кто его враг. Согласно вводным во время большинства учений, неназываемый по имени "противник" атаковал Можайск, Курск или даже Москву. Как "пшеки" (а никто не сомневался, что речь идёт именно о них) могли оказаться в глубоком тылу, притом на границе с союзной (в чём тогда тоже никто не сомневался) Великоруссией, никто не понимал. Впрочем факты — вещь упрямая, приказ есть приказ, и его надо было выполнять, не забивая себе голову политическими тонкостями.

На аэродроме всё окончательно прояснилось. Углич был захвачен не "ляхами", а дружественными (из песни слова не выкинешь) "угодниками". Третий батальон 37-го полка Ростовской танковой дивизии, пытавшийся восстановить контроль над Угличем, был, по всей видимости, разбит. По сведениям с захваченной территории, прорвавшиеся боевики уничтожают в первую очередь служащих полиции и городской администрации, а также противников присоединения города к Великоруссии. У полковника Маркова, когда он информировал об этом офицеров "Смерча", лицо было каменное. Поручик Ницеевский не знал, как выглядит со стороны лично он, но все остальные явно были поражены никак не меньше. Все, разумеется, знали о претензиях костромских властей на Углич, но то, что это приведёт к открытой войне между двумя русскими народами, было громом среди ясного неба. Не было секретом, что "кастраты" — люди, мягко говоря, со странностями, но что их экстравагантность примет ТАКИЕ формы — не ожидал никто.

Ко времени появления бойцов "Смерча" столкновения в городе уже прекратились. "Угодники" не стали ждать появления главных сил Ростовской дивизии и отошли на восток, в Великоруссию. Московским коммандосам осталось только поддерживать какой-то порядок в наступившей каше и помогать вывозить трупы. От нескольких дней пребывания в Угличе в памяти Бориса остались яркие, но какие-то не связанные между собой картины. Особенно запомнилась ему стена монастыря (Покровского, кажется) с выщербинами от пуль и телами расстрелянных на земле. Через всю стену шла огромная надпись синей краской великорусской кириллицей: "ЭТО ВАМЪ ЗА ИГНАТА!!!". Что это был за Игнат, и почему он требовал столь кровавой мести, Борис Ницеевский так никогда и не узнал.

Много дыма, много пыли, много крови. Такими и остались в его памяти дни "углицкой резни", первые дни Костромской войны. Дни, которые окончательно похоронили "Великую Россию" и вообще решили судьбу "карнавала свободы".

И выходит, что ко всему этому имели непосредственное касательство некие "охотники" и столичный гость Вальдемар Злотопольский. Вот только какое? И главное, что он ищет в столице Москворуссии теперь?

Зазвонил мобильный телефон. Полковник Ницеевский открыл глаза и протянул к нему руку.

— Ницеевский слушает.

...

Ну и как тут везде успеть? Обед, магазин, Веркины проблемы, ковры, Евина школа, снова обед (теперь уже не приготовление, а кормление дочери) — просто ужас. И ещё некоторые мужчины имеют наглость говорить, что женщины весь день отдыхают. А только что бы они делали, если бы это действительно было так? Слава Богу, её муж к ним не относится. Но постучать по дереву всё-таки не помешает.

— Мама, а ты эти свои блюда из поваренной книжки берёшь или из Интерсети?

Ну надо же, какая любопытная девушка. Впрочем, хорошо, что она этим вообще заинтересовалась. Инстинкт проснулся. Интересно, существует ли такая вещь, как инстинкт домохозяйки?

— И оттуда и оттуда. А иногда сама выдумываю.

— Ой, мама, ты шутишь. Ну как можно выдумать вот это... что ты сейчас сделала?

— А что, не понравилось? — а ну как возьмёт, да и скажет "нет"?

— Нет, — ну вот, пожалуйста, — нет, не в том смысле, что нет, а в смысле, что нет... ой.

Вот и договорились. И что вырастет из дочки при таком способе выражаться?

— То есть? "Нет" в смысле "нет" или "нет" в смысле "да"?

— В смысле "да". То есть нет. Мама, ты меня совсем запутала. Я хотела только сказать, что это твоё... ну не знаю, как правильно называется... мне понравилось. Очень. Я просто не понимаю, курдемоль, как ты это сама можешь из головы выдумать.

Холера! Только этого теперь не хватает!

— Ева! Что ты сейчас сказала?

— Что я сказала? Я говорю, не понимаю, как...

— Слово! Ты сказала...

— Но кур... Ой! Извини, мама, это у меня случайно вылетело.

— За своими словами, милая барышня, надо следить. Тогда они не будут никуда "вылетать", — приходится читать не в меру свободной особе небольшую нотацию. А что делать? На самотёк таких вещей пускать нельзя.

— Ой, мама, хорошо, извини, я больше не буду, — если бы это действительно было так...

— Всё в порядке, я не сержусь, — Бася погладила дочь по голове, — а если хочешь выдумать что-нибудь новое, то просто представляешь это в голове. Представляешь, из чего это состоит, как это выглядит, какой у этого вкус. А потом делаешь, так, как задумала.

— Ну нет, — Легкомысленная Барышня сузила глаза и посмотрела куда-то над левым плечом Мудрой Матери, — я не понимаю, как можно себе представить вкус. Особенно, когда я сама ничего такого ещё не ела.

— А ты попробуй. И увидишь, что это очень легко. Во-первых...

— Ой, мама, я сейчас не могу, мне надо уроки готовить. Ты мне это потом... когда-нибудь объясни, хорошо?

И вот попробуй объяснить что-то такому ребёнку. Хорошо хоть пошла делать уроки, а не звонить по телефону какой-нибудь подружке. Хотя попробуй проверь, кому она высылает из комнаты телефонограммы. Теперь надо вымыть посуду. И не забыть забрать из школы сына.

Барбара пришла в школу немного раньше, чем было нужно — продлёнка ещё не закончилась, и на крыльце ещё не стояли ожидающие родителей дети. Зато вокруг было полно Бдительных Родителей, ожидающих своих Непослушных Отпрысков. Они прятались от ещё не забывшего лета жаркого солнца в тени деревьев в школьном парке.

— Какие теперь трудные школьные программы! Вот Вы, Леночка, в возрасте Вашей Лины знали, чему равен синус прямого угла?

— A ja osobiście swoją Jagódkę teraz nigdzie z domu samą nie wypuszczam. Jak chce gadać ze swoimi koleżankami, to proszę bardzo — ale w domu!90

— О, Боже, какой ужас! Теперь из-за всего ЭТОГО приходится отпрашиваться с работы...

— No mówię Pani, ci wszyscy terroryści nie mają szczególnego znaczenia. Wystarczy tylko porównać, ilu ludzi zginęło w tych całych wybuchach i ilu — w wypadkach na terenie województwa. Powiadam Pani, Pani Irenko, te wszystkie bomby w porównaniu z rozpędzonym samochodem — to pikuś!91

Родители переминались с ноги на ногу и разговаривали о своём, взрослом. При этом они не спускали глаз со дверей. Те, впрочем, были пока что закрыты. Бася скучала.

90 А лично я свою Ягодку теперь никуда из дома одну не выпускаю. Если хочет болтать со своими подружками, то пожалуйста — но дома! (польск.)

91 Ну говорю Вам, эти все террористы не имеют особого значения. Достаточно только сравнить, сколько человек погибло при этих взрывах и сколько — в катастрофах на территории воеводства. Я Вам говорю, пани Иренка, эти все бомбы по сравнению с разогнавшимся самоходом — мелочь! (польск.)

Ну вот, ещё теперь и в ушах звенит. Наверное, это от жары. А, нет, это проснулся телефон в сумочке. Неужели, Ева пробовала что-то сама пожарить и вызвала пожар? А теперь звонит и спрашивает, что делать? Пусть не сомневается, мать ей всё подробно объяснит! Очень подробно! И хвалить за это не будет! А даже совсем наоборот!

— Алло, Баська! Ты здесь? — какой у Верки взволнованный голос.

— Алло! Верунчик, у тебя что-то случилось?

— Баська! Только ты можешь сейчас мне помочь! — вот не было печали! И это именно сейчас, когда надо заниматься Никитой.

— Верчик, можешь мне перезвонить через полчаса... то есть час? Я сейчас забираю сына из школы.

— Баська! Басюня! — да что с ней, она прямо на месте зарыдает, — Не могу через полчаса! Не могу-у-у, понимаешь! — всё-таки разревелась. Что там у неё, это уже начинает по-настоящему беспокоить? — Потому что Сла-а-вик...

Славику нужно поговорить с Барбарой Ницеевской? А если нет, он бросит своего Верчика прямо сейчас и ни минутой позже? Бред какой-то.

— Верка! Говори по существу, о чём речь?

Из дверей школы показались дети с разноцветными ранцами и сумками. Никиты пока что видно не было.

— Слушай, Баська! Ты моя подруга или кто? — в голосе Верки появилась решительность, — У меня... то есть у Славика... то есть у нас — большие проблемы. И помочь нам можешь только ты... то есть твой муж.

Ну здрассьте! Теперь всё совсем запуталось. А что Борис может иметь общего с очередной несчастной (теперь уже ясно) любовью подруги?

— Вера! Верка! Слышишь меня? Какое отношение ко всему этому имеет Борис? — о, Боже, Никита наконец появился! Нашёл маму и машет рукой, — Эй, Никита! Нет, Верка, это я не тебе. Погоди, не отключайся!

— Баська, я тебя в жизни ни о чём не просила! — как же, "ни о чём". А регулярно одалживаемые сумочки уже не считаются? — Твой муж работает... сама знаешь, в какой Фирме. А у Славика — проблемы. С ЭТИМ самым, чем твой муж занимается. И нам... ему надо встретиться, чтобы там всё объяснить. Потому что они не так поняли...

Да что это такое ещё творится? Нет времени заняться собственным сыном!

— Мама, а я сегодня по польскому шестёрку получил!

— Молодец! Нет, Верунчик, это я не тебе. Это Никита. И не реви! Нет, Никита, это я не тебе. Ты молодец!

— Баська! Если не хочешь помочь подруге, так и скажи!

— Нет, Верчик, я готова тебе помочь, я просто не понимаю о чём речь.

— Мама, идём уже домой или нет?

— Идём-идём... Подожди, видишь, мама разговаривает по телефону, — ну нет, так можно навсегда испортить отношения и с сыном и с лучшей подругой, — Подожди, я сказала! Итак, Верчик, ты мне наконец объяснишь, о чём речь?

Из сбивчивых объяснений Несчастной Жертвы (перемежавшихся всхлипами, переходящими в истерические рыдания) удалось выяснить, что её Славик вынужден немедленно (то есть дословно немедленно) бежать. Поскольку сегодня днём к нему прямо на улице подошли... "те из ТОЙ ФИРМЫ — ну ты понимаешь". А связано это было с тем, что раньше... нет, это не для телефона. И помочь ему может только немедленный контакт с кем-нибудь высокопоставленным "в ФИРМЕ". А Верка как раз припомнила, что Басин муж... ну как раз ОТТУДА. И как раз высокопоставленый (если бы не всё остальное, Бася даже успела бы почувствовать гордость за Бориса). И вот если бы Басюня организовала встречу Славика с таким... ну со своим мужем, то он бы смог ему всё объяснить, что он ничего... такого в виду не имел. А то его... ну в общем Баська должна понимать. И тогда Верка будет несчастна навсегда!

— Ну хорошо, Верчик, — снизошла Барбара Ницеевская к драме своей подруги, — сегодня вечером Борис будет дома и я ему всё про тебя расскажу. Он наверняка сделает всё, что только можно.

— Басюня, ты просто чудо! Только он должен тебе подробно рассказать, о чём речь, а ты передашь Борису.

— Слушаю, — ну теперь главное — ничего не забыть и не напутать при пересказе.

— Ну... Баська, это не для телефона, понимаешь... Давай, встретимся сейчас у памятника. Славик сейчас со мной, он всё тебе расскажет.

— Мама, пошли домой!

— Подожди, Никита, здесь важное дело! Верка, я сейчас не могу. Вот отведу Никиту домой, а потом — пожалуйста.

— Баська, это поздно! — опять начала скулить Верчик, — Здесь решается вопрос жизни и смерти, а ты... А Никите мы купим морожение и он ничего не скажет.

Ну что тут поделаешь. Слава Богу, памятник здесь недалеко в парке. Но это же в противоположную от дома сторону!

— Никита, ты хочешь мороженого?

— Хочу-у!

Памятник стоял на своём месте. Цесарский гвардеец шёл в атаку с фузеей наперевес. То ли под Торжком, то ли под Великими Луками, то ли вообще, под Митавой. Хотя не исключено, что в виду имелся Райхенберг. Надпись "Zaszczitnikam Rodiny" этого вопроса не проясняла. Да и какая, в общем, разница, какое именно сражение Первой Мировой Войны92 вдохновило скульптора. Главное, что Цесарство в конце концов победило и наступил мир. Что и подтверждала пара голубей, сидевшая на треуголке и примкнутом штыке.

Под самым памятником, на гранитной плите, сидела компания школьников. Парень с длинными волосами что-то рассказывал, увлечённо жестикулируя. Пара других ему сдержанно апплодировала. Барышни в школьных платьях заливались смехом. Ни Верки, ни Славика нигде не было видно.

— Эй! Эй, Басюня!

Верунчик оказалась легка на помине. Она махала рукой чуть ли не от самой улицы (в другой руке она держала стаканчик мороженого — не забыла всё-таки). Потом, опасаясь, что её не слышат, направилась к памятнику и Басе. Высокие каблуки проваливались в землю. Подруга раскачивалась, как бредущая к пруду гусыня. Ну и почему было не подождать здесь у монумента? И в этом вся Верка Самсонова — никогда не может спланировать следующего шага.

— Приве-е-ет, тётя Вера! — сын замахал рукой.

Искательница Приключений попыталась на ходу помахать в ответ, но споткнулась и чуть не уронила вафельный стаканчик. Чтобы не расхохотаться, Барбара изобразила Самую Искреннюю Улыбку и тоже замахала рукой.

— Пойдём к тёте Вере, Никита.

— Привет, маленький. Хочешь мороженого? — Верунчик была счастлива, что её избавили от необходимости ковылять через мягкую землю с риском для жизни.

— Я уже не маленький, тётя Вера. Мороженого хочу, — Несносный Ребёнок взял мороженое из Веркиных рук, освободив "тётю" от непосильной ноши и откусив кусочек от кремовой розочки.

92 Первая Мировая Война (1700 — 1721) — крупный военный конфликт европейских держав в начале XVIII в. В ПМВ разделяют Западную и Восточную войны, начавшиеся независимо друг от друга. Основной причиной Восточной войны был (уже ставший "традиционным") территориальный спор между Цесарством Многих Народов и Швецией из-за Прибалтики и "старых московских земель" (т.е. Новгорода и Пскова). Причиной Западной войны были разногласия Франции, Англии и Австрии из-за проблемы наследования испанского трона после смерти Карла II Габсбурга. Эти два конфликта начались изначально независимо один от другого, но в дальнейшем сыграли свою роль противоречия между Цесарством и Австрией из-за гегемонии в Восточной Германии. После того, как в 1703 г., под влиянием французской дипломатии и желая подорвать силу Австрии, Цесарство поддержало восставших против Австрии венгров, эти два конфликта переросли в одну большую войну. Главным результатом ПМВ для Цесарства было установление контроля над Прибалтикой и вытеснение оттуда Швеции. В отношениях с Австрией за небольшими исключениями был сохранён довоенный "статус-кво".

Из-за того, что военные действия разворачивались на нескольких континентах (в Европе и Америке), она получила название Мировой (позже — Первой Мировой) Войны.

Торжок, Великие Луки, Митава, Райхенберг (Либерец) — места некоторых победных для войска Цесарства сражений ПМВ.

Верка проводила их к белой "Варшаве" (той самой, сомнения нет) и открыла заднюю дверь. Оттуда выглянул блондин в белом костюме и тёмных очках. Бася узнала человека, погоня за которым стоила ей столь дорого.

— Басюня, познакомься, это мой Славик, — "мой" она произнесла с нескрываемой гордостью (похоже, ЗДЕСЬ у неё действительно всё в порядке), — Славик, это моя подруга Барбара Ницеевская, о которой я говорила.

Выполнив свои светские функции и, видимо, посчитав свою миссию законченной, подруга отошла к уплетающему пломбир Никите. Сзади остановился какой-то самоход.

— Witam, Pani Barbaro, — Славик снял очки и повесил их на груди, зацепив дужкой за рубашку, — Dużo o Pani słyszałem, ale, niestety, nie miałem okazji spotkać się osobiście, — он наклонил голову и поцеловал её руку, — Bardzo przepraszam, ale w mojej sytuacji mi lepiej się nie wychylać z samochodu93, — развёл он руками.

— Słucham Pana, — ответила Деловая Женщина, — Proszę mi powiedzieć, o co chodzi, przekaże to mężowi, jak go zobaczę94.

— Jeszcze raz przepraszam, — жених подруги прямо-таки излучал культуру и предупредительность, — ale czy mogłaby Pani przysiąść tu, na siedzeniu? Wtedy rozmawiać będzie wygodniej... i biezpieczniej95.

Он отодвинулся и жестом пригласил свою собеседницу сесть на сиденье рядом с ним. Барбара присела рядом с ним и захлопнула дверь. Такие переговоры начинали ей нравиться. И она начала понимать те чувства, которые Вера питала к человеку рядом с ней.

— Cały sęk tkwi w tym, — начал свой рассказ Славик, — że w swoim czasie brałem udział w Wojnie. Walczyłem po stronie Rzeczypospolitej Wielkoruskiej.96

Барбара сделала огромное усилие, чтобы не открыть рот при известии, что её ближайшая подруга по уши втюрилась не в кого-нибудь там, а в костромского мятежника собственной персоной. И что она сидит вместе с этим мятежником на заднем сиденье шикарного самохода в климатизированном салоне. Похоже, ей это удалось.

— Co Pan mówi? — рассудительно покачала она головой, — Ale czym mogłabym Panu pomóc?97

— Właściwie JUŻ mi Pani pomogła, — глубоко и искренне улыбнулся Веркин жених, — A teraz z pewnością pomoże mi Pani jeszcze bardziej98, — ей в грудь смотрел ствол блестящего пистолета.

С трудом оторвав глаза от направленного на неё оружия, Бася с ужасом заметила, что их самоход уже не стоит на обочине, а плавно катится по улице. Теперь уже ничто не могло удержать её от реакции окончательно лопнувших нервов.

Барбара Ницеевская громко закричала.

93 Приветствую, пани Барбара. Много о Вас слышал, но, увы, не имел возможности встретиться лично. Я очень извиняюсь, но в моём положении мне лучше не высовываться из самохода. (польск.)

94 Слушаю Вас. Скажите, пожалуйста, о чём речь, я передам это мужу, как только его увижу. (польск.)

95 Ещё раз прошу прощения, но не могли бы Вы присесть здесь, на сиденье. Тогда разговаривать будет удобнее... и безопаснее. (польск.)

96 Вся суть в том, что в своё время я принимал участие в Войне. Я воевал на стороне Великорусской Республики. (польск.)

97 Что Вы говорите? Но чем бы я могла Вам помочь? (польск.)

98 Собственно, Вы мне УЖЕ помогли. А теперь Вы мне поможете ещё больше. (польск.)

...

Борис вышел из самохода. После климатизированного (как всегда, чересчур) "Полонеза" гараж бюровца казался тёплым. Он огляделся по сторонам — никого не было видно. Значит, со времени последнего разговора с Кругловским не произошло ничего экстраординарного. На выходе из гаража Борис предъявил пропуск, вызвал лифт и спустился вниз на уровень камер следственного ареста. Если заместитель не ошибся в оценке времени, сейчас интересующий его объект уже должен находиться в одной из них.

Допрос задержанного должен был вести Кругловский. Оба полковника (вездесущий Злотопольский уже был на месте) наблюдали за ним через зеркало. Когда Борис вошёл в комнату, заместитель сидел ещё в одиночестве, похоже, временная фора у киянина была небольшая.

— Вы вовремя приехали, Борис Сергеевич.

— Да, обычно я приезжаю вовремя, Вальдемар Маркович.

— Выяснили что-то новое?

— Главное, что мы выясним сейчас.

Конвоир ввёл арестованного — судя по "пушку" на щёках, ему было лет четырнадцать, максимум пятнадцать. Вид у него был затравленный. Мягко ступая по полу, майор зашёл ему за спину. Потеряв зрительный контакт со следователем, молодой человек стал обеспокоенно вертеть головой в разные стороны, пробуя оглянуться. За зеркалом царило молчание. В динамиках слышалось дыхание сидящего за столом.

Пауза затягивалась, это чувствовали все. В том числе и арестованный. Дыхание стало чаще (это было заметно даже без шипения в динамиках), глаза забегали ещё быстрее. Майор опёрся о спинку его прикрученного к полу стула. Тот вздрогнул.

— Ты больше похож на слизняка, чем на героя.

— А...

— Даже на ответ духу не хватает?

— Вы не понимаете!

— Так, — майор вернулся за стол, усевшись в кресле напротив арестованного, положив и раскрыв перед собой картонную папку с большими буквами "AKTA", — Давай закончим всю эту лирику и не будем тратить моё время, господин Жегалкин Евсей Феофилактович, 1994-го года рождения, место рождения — село Бычиха Костромского воеводства Великорусской комиссарии. Отец — Жегалкин Феофилакт Нифонтович, 1972-го года рождения, мать — Жегалкина Неонила Власьевна, в девичестве Строганова, 1975-го года рождения, — лениво и монотонно читал он напечатанный на странице текст, — Оба родителя погибли во время пожара в принадлежащем им доме по адресу: Кострома...

— Это вы! Это вы их убили! Вы! Вы! И Аню! И Василису! Проклятые ляхи! Москали поганые! Осафляне паршивые! Век будете гореть в аду! Ненавижу! Всех вас ненавижу! — крик сорвался и перешёл в нечленораздельное шипение.

— И это всё, на что ты способен? — любопытным тоном произнёс следователь, — Да, пожалуй, что и так. А ведь так хотелось отомстить. И за родителей и за сестёр, — добавил он сочувствующе, — правда, Евсей?

— Не смейте! Не смей меня так называть! Ты, лядский вы...док! Я тебе... — он замахнулся кулаком.

Три лёгких движения Кругловского распластали Жегалкина на столе. Одна рука прислонившегося к столу майора прижимала к краю стола руку, другая — голову подследственного. Сам он наклонился к его лицу.

— Лежать, "кастрат" долбаный! Ручками помахать захотелось мальчику, да?

Жегалкин плакал. Из-за зеркала было видно, как блестят его глаза. Кругловский отпустил и позволил ему сесть на место. Тот сразу принялся тереть глаза. Майор положил перед ним пачку бумажных платков. Они сразу пошли в ход.

— Ты понимаешь, Евсей, — Кругловский перешёл на вкрадчивый тон, — Тебя хотели использовать для очень плохого дела. Для греховного дела. Для дела, которое погубит твою бессмертную душу, — он прервался, не отрывая пристального взляда от всхлипывающего Евсея, — Погубило бы, если бы ты его совершил. Но ты этого не сделал. И поэтому на тебе нет греха.

— Вы не понимаете, — подследственный часто моргал, — Я был должен... Это долг истинного... Я не смог, не смог! — он снова зашёлся рыданиями.

Майор терпеливо ждал, пока подросток закончит плакать, а потом приблизил своё лицо к его.

— Тебя предали, Евсей. Тот, кто тебя отправил на бессмысленную смерть, просто использовал тебя для своих безбожных целей. Расскажи нам, кто это и где его можно найти, чтобы спасти других невинных.

Евсей поднял заплаканные глаза и начал говорить.

— Вот это уже нечто конкретное. Похоже, и на нашей улице наступает праздник, вы согласны, Борис Сергеевич? — осведомился Злотопольский, когда Жегалкина увели.

— Да, уже есть конкретный адрес. Майор, покажите, что он Вам там нарисовал? — обратился Борис к Кругловскому, — Надеюсь, Вы правильно поняли его объяснения.

Майор развернул листок бумаги с напечатанным на друкарке99 планом окрестностей Владимирского шоссе. Синие каракули обозначали (во всяком случае должны были обозначать) расположение склада, где разместили свою штаб-квартиру (и одновременно импровизированные казармы для "ратников") брат Индрик и брат Владимир. Последний, как оказалось, был ещё одним "добрым пастырем", опекавшим "чад" на месте и поддерживающим их в постоянной готовности к "подвигу веры". Кроме самого Евсея Жегалкина, "чад" было ещё четверо, что подтверждало вчерашние показания отца Аввакума. И будило надежды на успешное окончание дела — взятие всех самоубийц во время одной операции позволило бы обезопасить город от дальнейших атак.

Как раз в то время, когда Борис отдыхал в своём самоходе, Кругловский получил сообщение от Главной Команды: тепло одетый молодой человек, похожий на одного из разыскиваемых террористов, движется по Тверскому проспекту в направлении центра. Заместитель немедленно выслал группу захвата из трёх человек во главе с поручиком Маевским. Дело упрощалось тем, что "объект" шёл по направлению к станции метро "Тверской Проспект" — то есть, как раз туда, где располагался бюровец КУБа. Сразу же после этого Кругловский позвонил на мобильник своему начальнику, который тут же выехал в направлении бюровца. Захват прошёл без сучка и без задоринки — взвинченный "ратник", как раз собиравшийся войти в метро, не обратил внимания на подошедших к нему сзади троих мужчин в штатском. А после того, как ему заломали руки за спину и надели на них наручники, стало окончательно ясно, что попытка террористического акта в метро "угодникам" не удалась. Полиция очистила вход в метро от людей, сапёры сняли с "мученика веры" его пояс, а Маевский и остальные привезли неудачника в бюровец.

За время короткого пути от метро до следственного ареста Евсей Жегалкин (даже одетый в ту же косоворотку, что и на присланной из Костромы фотографии) пережил несколько перепадов настроения. Начал он от обычных "б...их детей", потом перешёл к цитатам из Библии, затем начал рыдать, а потом снова стал на чём свет стоит поносить "поганых москалей". После чего снова цитировал Священное Писание, а потом снова рыдал. Об этом рассказал полковнику Ницеевскому (прочие были уже в курсе всех подробностей) Павел Маевский. И добавил, что следует немедленно ехать на Владимирку.

Его мнение поддержал Кругловский. Он, правда, считал, что брать "угодников" только собственными силами небезопасно и предлагал вызвать для поддержки взвод из "Błyskawicy".

Глядя на распечатанный на друкарке спутниковый снимок склада, киянин предположил, что здание может иметь несколько выходов и, чтобы надёжно заблокировать их все, нужно, как минимум, два "молниеносных" взвода. А также всех людей Бориса Сергееаича. Для обоснования своей осторожности он показал на снимке несколько точек, являвшихся, по его мнению, дверьми.

Все участники совещания смотрели на Бориса — предложения предложениями, а решать всё равно ему. Полковник Ницеевский прикрыл глаза, как он всегда делал, принимая важные решения.

И тут снова зазвонил телефон.

99 Друкарка — принтер (москворусск.)

...

В голове гудело. Глаза не хотели открываться, и Бася испугалась — вдруг она заболела серьёзно. Кто-то что-то говорил. И похоже, говорил с ней.

— Cieszę się, że Pani już się obudziła100, — глаза, наконец, открылись, и Барбара увидела (правда, ещё достаточно расплывчато) лицо склонившегося над ней человека.

— Славик... Это Вы? А где мы? — она ощупала место всё вокруг, огляделась и после небольшого раздумья пришла к выводу, что лежит на заднем сиденье большого самохода.

Лежит? О Боже! Что же они делали вместе с Веркиным женихом один-на-один в его самоходе? Неужели она с ним... он с ней... то есть он её... Она рефлекторно поправила юбку (нет, вроде не задрана, лежит на месте) и тут вспомнила всё: блестящий пистолет, туманную беседу, ковыляющую с мороженым Верку... С мороженым? Нет, только не это!

— Никита! Где ты! — закричала Бася, — Где мой сын? Где, я тебя спрашиваю? — она рванулась вверх и вцепилась Славику в воротник.

— Cicho! Cisza, powiedziałem! Sza!101 — мужчина рывком оторвал её руки от себя и залепил пощёчину, от которой у Барбары снова зазвенело в ушах и затряслось изображение в глазах. Бася заревела навзрыд.

— Spokojnie, spokojnie, — Славик прижал её голову к груди и погладил по волосам, — Niech Pani się uspokoi i tak się nie denerwuje. Wszystko będzie dobrze.102

100 Я рад, что Вы уже проснулись (польск.)

101 Тихо! Тишина, я сказал! Ша! (польск.)

102 Спокойно, спокойно. Успокойтесь и не волнуйтесь так. Всё будет хорошо. (польск.)

Легко сказать, "успокоиться". А вы когда-нибудь пробовали успокоиться в объятиях бандита, размахивающего пистолетом (а чем же ещё он её ударил, что она потеряла сознание?), который похитил вас, и что ещё хуже — вашего маленького сына?

— Никита, — всхлипнула Бася, — Только не трогайте его, я всё сделаю, что захотите, честное слово.

Она подняла глаза и умоляюще посмотрела на своего похитителя.

— Не беспокойтесь за сына, — сказал Славик усиленно трущей глаза Барбаре, — Он жив и здоров. Сейчас мы приедем, и Вы его увидите.

Он пригляделся к глазам своей жертвы и протянул ей пачку бумажных платков. Бася ещё раз всхлипнула и начала использовать их по назначению. Ну и теперь целый день глаза будут красными. Хорошо ещё, что она не использует тушь для ресниц. Идиотка, о чём она думает в ТАКОЙ момент...

— Интересный город, Москва, — задумчиво произнёс собеседник, — он втягивает. Причём втягивает всех. Лично знаю нескольких великоруссов, порядочных, религиозных, патриотичных, которые воспитывали своих детей в таком же духе. И эти их дети, тоже знаю их лично, поехали учиться в Москву. И когда они приезжали к родителям в Кострому, они говорили на великорусском уже, как иностранцы. Всё больше и больше добавляли москворусских слов. Как-то встретил одного из них здесь. Представьте себе, он был выбрит начисто — ни усов, ни бороды. Как оказалось, он специально их отращивал перед визитом домой, а по приезде сразу сбривал обратно. И Богу свечка и чёрту кочерга, — Славик нехорошо усмехнулся.

— И что с ним сейчас? — задала вопрос уже немного успокоившаяся Барбара Ницеевская.

— Насколько мне известно, — он снова усмехнулся очень НЕХОРОШО, — попал под самоход на одной из московских улиц. Не скажу, что я очень из-за этого переживал.

— Это Вы его убили? — осмелилась спросить Бася.

На этот раз Славик улыбнулся нормально, хоть и несколько мечтательно.

— Во всяком случае, одним лицемером в Великой России стало меньше. Вот посмотрите на себя, дорогая Бася, на каком языке говорите Вы сами? Ведь не на родном, правильно? Вы тоже предпочитаете говорить на москворусском.

— А как же ещё? — Басино удивление было совершенно искренним, — В Москве жить, по-московски говорить.

— И Вы думаете, что это делает Вас русской? Боюсь, что Вы очень сильно ошибаетесь. Есть БОЛЬШАЯ разница между настоящим русским человеком и человеком, всего только выучившим русский, — он брезгливо поморщился, — а тем более москворусский язык. Есть разница между тем, кто истинно верит и тем, кто только соблюдает обряды.

Барбара хотела возразить, что выйди она замуж за гражданина Костромы, она так же перешла бы на великорусский, что переедь она в Новочеркасск, сразу начала бы учить украинский (это как эта Чесева панночка, что ли), что, вообще, жить где-то и не знать местного языка, это неуважение к местным жителям, но не успела открыть рот.

Машина въехала под какую-то крышу и сразу стало темно.

— Ну вот, мы приехали, — сказал Славик.

Самоход остановился. Кто-то снаружи открыл Басину дверь.

Она пулей выскочила из машины. Точнее, попробовала выскочить. Её задержали сильные руки, прижавшие обратно к сиденью. Руки неприятно пахли чем-то химическим и полимерным.

— Dokąd się przesz, babo? — грубо осадил её остриженный налысо мужик в промасленой куртке, — Powolutku, powolutku...103

На второй раз Басе удалось встать. Это был какой-то большой гараж или мастерская. Вдоль стен на столах и верстаках были разложены какие-то инструменты. С потолка свисали какие-то цепи. В полу была яма для осмотра самоходов снизу. "Варшава", на которой они приехали, стояла над другой. В углу помещения лежал огромный рулон полиэтилена. Кроме неё, Славика и двоих мужиков с одинаковой стрижкой "под ноль", в гараже никого не было.

— Вы же обещали! — Бася бросилась к Славику, — Где Никита?

— Zamknij się, k...a, ty!104 — снова остановил её тот самый "промасленный".

Славик, не отвечая ни слова, смотрел на второго бритого, открывающего другие двери гаража. Туда въехал синий самоход с блестящим ромбиком на радиаторе. Тот, второй, сразу начал закрывать двери обратно. С места водителя вылезла крупногабаритная персона с огромным (и тоже бритым наголо) затылком, со стороны переднего сиденья появился четвёртый обладатель той же самой экономной причёски. Вслед за ним там появился кто-то гораздо меньший, так что крыша мешала рассмотреть его голову.

— Мама! Мама! — Никита обежал вокруг машины и бросился к Барбаре.

— Никита! Сынок! Żyjesz! — мать снова заревела, — Nic Ci nie jest, maleńki?105

— Не плачь, мама!

— Ты что себе позволяешь? Так обходиться с моей лучшей подругой! — из другой задней двери "Рено" выскочила разъярённая Верка Самсонова, — Я тебе верила! А ты? Как ты мог?

103 Куда прёшься, баба? Тихонько, тихонько... (польск.)

104 Заткнись, б...ь, ты! (польск.)

105 Живой! С тобой ничего не случилось, маленький? (польск.)

Хромая на своих высоких туфлях со сломанными "шпильками", она бросилась на своего жениха, размахивая кулаками. Все четверо бритых мужиков с интересом (козлы, одно слово) наблюдали "семейную сцену".

— Я! Думала! Что ты! Человек! Что ты! Мужчина! А ты! Бандит паршивый! Раздолбай ё...тый! Му...б е...утый! Sku...elu pieprzony! Ch...u pokręcony! Gnojku poje...ny! Dupku żołędny!106

Несмотря на трагизм ситуации, Барбаре Ницеевской захотелось рассмеяться — за всё время их с Верчиком знакомства она ни разу не видела, чтобы подруга употребляла такие слова. Тем более, в столь "закрученных" комбинациях. Как ни странно, в Басе осталась какая-то сохранившая хладнокровие часть, отметившая в памяти, что для Веры происшедшее было такой же неожиданностью, как и для неё. Приглядевшись ближе, она заметила, что бритый номер четыре (тот, который сидел на одном сиденье с Веркой), то и дело прикладывает бумажный платок к левой щеке. На платке растекалось кровавое пятно, и то не единственное. Zuch dziewczyna!107

— Успокойся. Успокойся, дорогая, — под напором Верки Славик отступал к стеллажам у стен, наклонив голову вперёд, чтобы не получить от разъярённой, как тигрица, женщины в глаз кулачком, — Я тебе всё объясню. Только успокойся.

Когда Славик упёрся спиной в стеллаж, он перестал отталкивать свою невесту, а, наоборот, прижал её левой рукой к себе. Другая рука, правая, шарила по стеллажу в поисках чего-то, Басе невидимого. Верунчик продолжала махать руками и что-то всё тише и тише кричать, хотя уже не могла сделать своему жениху (похоже, уже бывшему) больно.

— Спокойно, Солнышко, спокойно..., — подруга оставила попытки сопротивления и теперь уже просто плакала в объятьях Славика, по старой памяти считая его своим самым близким человеком.

— Ты... ты... А я...? Ну почему...? — все остальные слова тонули в потоке слёз.

— Верочка, я понимаю, что у тебя были планы на нашу долгую и счастливую совместную жизнь, — правая рука перестала шарить по поверхности, — У меня они тоже были, — глаза смотрели на бывшую невесту с пониманием, — Но, к сожалению, всё когда-нибудь кончается, и очень хорошо, что оно хорошо кончается.

— Но, Сла...

Правая рука сделала быстрое движение вперёд. Подруга поперхнулась и замолчала. Славик разжал объятия — лишённое опоры тело повалилось на пол. Ещё не понимая, что происходит, Барбара проследила за падающей Верунчиком. Она без движения лежала в луже машинного масла. В руке убившего её человека была сжата длинная и толстая отвёртка. На её острие собралась большая красная капля, прекрасно видная при включённых лампах дневного света.

— Мама, он убил тётю Веру!

Голос сына отогнал дикое желание расхохотаться. Бася повернулась лицом к Никите и крепко прижала его к себе. Всё это было каким-то безумием, только по недоразумению случившимся именно с ней. Надо зажмуриться, и она сию секунду очнётся от этого кошмара.

— Не смотри, Никита, не надо...

Лысая четвёрка пришла в движение. Двое подошли к Барбаре, двое других исчезли где-то за спиной. Было слышно, как на полу что-то шуршит. Оглядываться назад ей совсем не хотелось.

— Труп запакуете в полиэтилен, вывезете сами знаете куда и закопаете. Не забудьте известь и лопаты. Полиэтилен сожжёте на свалке. A tych, — Бася почувствовала прикосновение к своей шее, — pilnować, jak oczka w głowie. Ze mną się nie żartuje, to wy wszyscy już zauważyliście.108

Один из бритоголовых (уже непонятно с каким номером) грубо взял её за предплечье. Другой начал отрывать от неё сына. Бася начала сопротивляться, но силы были неравны.

— Czekać! — хватка обоих ослабла, — Witam Pana, — сказал её похититель кому-то ещё, — Mam coś, co należy do Pana, i Pan, bez wątpliwości, ma o tym czymś wiedzieć.109

106 Грубые польские ругательства

107 Молодец девчонка! (польск.)

108 А этих стеречь, как зеницу ока. Со мной не шутят, это вы все уже заметили. (польск.)

109 Ждать! Приветствую Вас. У меня есть кое-что, что Вам принадлежит, и Вы, без сомнения, должны об этом чём-то знать. (польск.)

...

Когда нечто твоё попадает в руки другого, это плохо само по себе. Тем более плохо, когда этот другой не желает возвращать это "нечто" тебе. И просто невыносимо, когда все переговоры об этом "чем-то" происходят под пристальными взглядами коллег, подчинённых... и конкурентов. Выйти из кабинета невозможно — уж кто-кто, а любопытный Злотопольский сразу поймёт, что его московский коллега что-то скрывает. Остаётся надеяться, что лицо не выдаст волнения. И что он успеет придумать какое-то похожее на правду объяснение неожиданному звонку.

— Да. Слушаю тебя.

— Мы уже на "ты"? — в голосе невидимого собеседника появились весёлые нотки, — Это мне нравится. Хорошо, — перешёл он на серьёзный тон, — буду предельно краток. Твоя жена и сын находятся в моих руках в надёжном месте. И, сам понимаешь, если ты не сделаешь того, что я тебе скажу, им будет очень плохо. То есть, — он сделал паузу, — ОЧЕНЬ плохо. Поверь мне, я это умею.

— Прости, но я сейчас очень занят, — всё не просто плохо, а действительно очень плохо, — Если это что-то срочное, скажи сразу. Не забудь, я всё-таки на работе.

— Ты сейчас собираешься ехать на Владимирское шоссе, правильно? И это очень хорошая идея. Только будет ещё лучше, если вместо тебя поедет твой друг из столицы. Как его? Вальдемар, по-моему? Злотопольский? И вот он пусть поедет туда ОБЯЗАТЕЛЬНО. А ты, пожалуй, останься.

Ещё более нехорошо, что "угодник" знает о Злотопольском. Хотя тот, наверняка, изрядно колесил по Москве и его могли видеть многие, в том числе и его люди. Ну да, и особенно — знать, как его зовут.

— Знаешь, от тебя я этого не ожидал. Надеюсь, Никита не обжёгся? Позови его к телефону, пусть он сам расскажет.

— Ой, полковник, ну как же можно так не доверять людям? — веселится, чтоб его, — Ну хорошо-хорошо, не буду тянуть.

В трубке зашуршало. Борис поджал губу, покачал головой и вздохнул. Семейные проблемы, понимаете ли.

— Алло! Кто там? — этот голос был Борису хорошо знаком.

— Привет, Никита. Как там вы с мамой? — судя по голосу, с сыном всё пока что было в порядке.

— Ой, папа, приезжай скорее, — Никита всхлипнул, — Мама плачет, тётю Веру убили, а здесь..., — детский голос прервался и снова появился взрослый, — Теперь ты мне веришь, полковник?

— Да, я тебя понял, — спокойнее надо быть, спокойнее, всё равно всем вокруг нет дела до чужих переживаний.

— Итак, мы договорились, — подитожил "угодник" на той стороне, — Вальдемар Злотопольский едет на Владимирское шоссе, а твоей семье не будет никаких неприятностей.

— Ну ладно, мне пора работать, — продолжал играть свою роль полковник Ницеевский, — увидимся дома.

ТОТ ничего не сказал, просто хмыкнул и отключился.

— Я тоже тебя люблю, — произнёс Борис в глухую трубку.

Сидящие за столом дипломатично ждали, пока шеф закончит урегулирование своих домашних трудностей. Борис вдохнул большой глоток воздуха.

— Давайте ещё раз всё обдумаем, — обвёл он взглядом присутствующих, — У нас есть показания Жегалкина и адрес склада на Владимирском шоссе, где размещаются террористы. Это место нужно проверить. Вопрос: когда и какими силами?

Он поднялся с места и пошёл вокруг стола комнаты для совещаний. Все смотрели на него.

— Майор Кругловский считает, что мы должны действовать всеми имеющимися у нас силами, а к этому — при поддержке "молниеносных".

Всё это правильно и логично, но ведь зачем-то этот телефонный "угодник" хотел там именно Злотопольского. Хочет с ним договориться над головой московской "убеции"? О чём?

— Полковник Злотопольский согласен с майором, но считает, что участие "Błyskawicy" в нашей операции должно быть ещё большим.

Полковник Ницеевский отвернулся к присутствующим спиной, избегая взглядов коллег. Перед ним висела огромная карта Речи Посполитой. Прямо перед глазами располагалась Новгородская комиссария.

— Тем не менее, у меня есть некоторые сомнения относительно задействования здесь столь больших сил.

"Угодник" (Индрик или Владимир? Пусть пока будет Индрик, лучше звучит) хочет, чтобы на склад приехал Злотопольский. Злотопольский хочет послать на Владимирку максимум сил. Ergo, киянин не заинтересован договариваться с Индриком (ну что? Индрик так Индрик, потом уточним кто там есть кто).

— Главное, что меня беспокоит — обстоятельства, при которых мы задержали Жегалкина.

А Индрик? Хотел Злотопольского. Вопроса о "сопровождении" не поднимал. Значит? Ему без разницы, сколько человек приедет его брать. А отсюда вытекает...

— Первый раз его заметили на Тверском, на полпути между станциями метро "Варшавский вокзал" и "Тверской проспект". Между моментом обнаружения и моментом захвата прошло примерно пятнадцать минут, что и позволило нам на оперативное реагирование.

Борис развернулся лицом к столу. Все по-прежнему смотрели на него.

— Учитывая, что раньше "ратники" никогда не давали нам столько времени, считаю, что Жегалкин служил приманкой для нас. Вероятно, на складе приготовлена ловушка, — Борис успел заметить, как краешки губ столичного полковника на мгновение пошли вверх, образовав подобие улыбки.

А отсюда следует, что и Индрик тоже не желает никаких "укладов" с киянином. И именно поэтому он так хочет его там видеть.

— Вероятно террористы ждут, что мы бросимся на склад, как мотыльки на свечку. Вместе с тем нельзя исключать возможность того, что они, наоборот, ожидают обратного. То есть задержки с проверкой склада, которая позволит им выиграть время на какую-то свою акцию. Исходя из вышеизложенного, приказываю:

Главное — выиграть время. Время, нужное на то, чтобы вытащить жену и сына. А Ева? Курдемоль!

— Проверку склада следует провести немедленно. Майору Кругловскому: немедленно связаться с "молниеносными" — от них нам понадобится взвод.

Ни Индрик, ни Никита не сказали о Еве ни слова. Если бы что-то случилось с сестрой, сын точно не стал бы беспокоиться о какой-то "тёте Вере" (это она, что ли, напрашивалась в гости вместе с какой-то там очередной "любовью"? Ну это подождёт). Значит, дочка пока в безопасности. Нужно только побыстрее закончить совещание.

— От нас будет достаточно двоих человек. Поручик Маевский, поедете Вы.

А теперь момент истины. Пан или пропал. И капитал приобрести и невинность соблюсти. Поймать двух зайцев. И всё такое.

— А вторым будете Вы, поручик Якубень, — Борис постарался расслабиться.

Главное, чтобы на лбу не было капель пота. А вспотевших ладоней никто не заметит.

— Я полагаю, Борис Сергеевич, что в операции с нашей стороны должен принять участие кто-нибудь из старших офицеров, — киянин был снова невозмутим, — Если поедут только два поручика, в наших отношениях с "молниеносными" могут возникнуть проблемы с субординацией.

— Майор Кругловский нужен мне здесь. Вальдемар Маркович, если Вы не возражаете, я бы попросил Вас возглавить операцию на Владимирке. При её проведении соблюдайте всяческую осторожность и избегайте ненужного риска.

— Разумеется, Борис Сергеевич, — киевский гость кивнул головой в знак согласия. Кончики его губ снова дёрнулись вверх.

— Совещание закончено. Господа офицеры, приготовьтесь к выезду. А c Вами, поручик Якубень, мне нужно ещё кое-что уточнить.

Все вышли. Поручик остался в своём кресле. Борис знаком приказал ему сидеть тихо.

— Алло. Ева, это ты?

— Привет, папа. Мамы сейчас нет, она ещё не вернулась с Никитой.

— Я знаю. Ты никуда не выходишь?

— Ой, папа, ты меня поймал ну прям в последний момент. Ты знаешь, у Каськи сегодня день рожденья и я...

— Нет, Ева, ты сейчас никуда не пойдёшь. Ты останешься дома и будешь ждать меня. Я...

— Папа, как ты можешь?! Я вчера целый день выбирала для Каськи подарок, ты представляешь себе, что она подумает, если я в последний момент откажусь? Да она...

— Тихо, Ева! Ты уже почти взрослая, — курдемоль, общение с собственными детьми требует большей дипломатии, чем с гостями из столицы, — Помнишь, что я вам с Никитой говорил позавчера утром?

— Папа, я не понимаю, почему это нужно именно сейчас. Ну Каська просто...

— Ева! Повтори, что я тогда говорил?

— Ну говорил, там террористы, там в школу с родителями, там то, сё... Но...

— Вот именно. И поэтому ты будешь ждать меня дома. Не перебивай. Никому не открывай дверь, ни Касе, ни Ире, ни друзьям, ни подругам. Никому, что бы ни случилось и что бы тебе ни говорили. Жди, пока я приеду и всё тебе объясню.

— Знаешь что, папа! Такую подлянку устроить...

— И не смей так выражаться! Всё! Разговор закончен. Я еду к тебе.

И какая разница, что генетически она дочь совсем другого человека? Расхода нервной энергии это ничуть не уменьшает.

— Вы, поручик, едете со мной. Проверьте Ваше оружие, я всё объясню по дороге.

Дома всё было на месте. То есть всё, что должно было быть на месте. Ева дождалась отца, хоть и прямо с порога, не стесняясь пришедшего гостя, сказала ему всё, что думает о глупой работе родителей, мешающей молодёжи полезно проводить время. Услышав о том, что случилось с матерью и братом, она прикусила губу и вообще растерялась, явно собравшись плакать. До этого, правда, не дошло — поручик Якубень, правильно оценив обстановку, сразу начал задавать Еве вопросы по существу. Это разрядило обстановку. Дочь начала старательно вспоминать события минувшего дня и о слёзах позабыла.

Вначале мама забрала дочку со школы. Здесь не было никаких задержек. Потом был обед (по словам Евы, особенно вкусный). Потом барышня пошла к себе и не помнила, когда именно мать вышла из дома. Но вроде бы всё было в нормальных пределах. Дочь не заметила, чтобы мать была чем-то особенно взволнована, наоборот, отметила её спокойствие, когда она рассказывала ей что-то про кулинарию. Никаких странных телефонных разговоров она тоже себе не припомнила и даже, наморщив лобик, уточнила, что телефонов не было вообще никаких. Действительно, зуммер их домашнего аппарата поднимал такой шум на всю квартиру, что было бы сложно его не услышать. Звонок Басиного мобильника также был достаточно громкий.

И это было всё, что знала Ева. После кулинарных разговоров с матерью она занималась уроками в своей комнате и вышла оттуда, тольку услышав звонок отца. Борис выразил сомнения в столь правильном времяпровождении, она фыркнула и сказала, что разговор с Каськой не считается. Никаких "подозрительных" разговоров в школе дочь тоже себе не припоминала, всё было "ну такой мишмаш, как всегда". Здесь зацепиться было не за что. Еле-еле удалось вытянуть, что мама была одета в свой синий костюм. Оставалось надеяться на какой-нибудь след в Басиной электропочте. Поручик тем временем надел резиновые перчатки и занялся перетряхиванием её гардероба. Еву, чтобы не мешала, выгнали в гостиную смотреть большой телевизор. Она хотела было возразить, но заметив на лбу отца "профессиональную" задумчивость, подчинилась без слов.

Борис включил вычислитель. Супруга редко пользовалась этим продуктом прогресса — чатам она предпочитала обычный телефон. Зато ящики стола вычислителя скрывали уйму всякой всячины — верхний занимали коробочки с ювелирными украшениями, пустые тюбики каких-то кремов, начатые, но незаконченные пудреницы и фотоаппарат. Фотоаппарат поначалу пробудил в Борисе надежду, но она развеялась с той же скоростью, как и появилась — карта была пуста. Из драгоценностей ничего не пропало: отсутствовало только обручальное кольцо, ещё одно колечко из белого золота с бриллиантом (которое Бася обычно носила на левой руке) и цепочка из того же белого золота с сердечком из того же металла с бриллиантиками о периметру. Вероятно именно они и были надеты на неё в момент похищения. Бася вообще не признавала никакого другого цвета, кроме серебрянного блеска и из "жёлтого металла" соглашалась носить только обручальное кольцо. Все жёлтые и красные золотые цепочки и кольца, которые он опрометчиво дарил своей "половине" поначалу, с благодарностью принимались и навсегда оставались запертыми в этом ящике стола.

В следующем ящике уютно расположились стопки инструкций к всевозможным кухонным приборам: от газовой плиты до кухонного комбайна, некоторые — в полиэтиленовых пакетах, некоторые — без. Ничто в них не свидетельствовало, что к ним кто бы то ни было прикасался в течение последней недели. Басе это было не нужно — обычно она и без инструкции помнила, на какую кнопку стиральной машины ей надо нажимать. Борис закрыл ящик.

Последний ящик содержал стопку разноцветных журналов, которые супруга сочла достойными не оказаться вместе с остальной макулатурой, и перетянутую резинкой пачку визитных карточек. Поверх журналов лежал диск с лого ближайшей фотолаборатории. Это привлекло внимание Бориса — архив их фотографий хранился в его кабинете и был продублирован на жёстком диске его портативного вычислителя. Что-то новое? Хотя вряд ли жена сфотографировала здесь сцену собственного похищения. Господи, ну только это-то сейчас зачем?

Вычислитель уже загрузился. На экране улыбался Борис в плавках. На его плечах сидели Никита и Ева, а от самой Баси была видна только выглядывающая из воды голова в резиновой шапочке. Борис вставил диск и включил просмотр изображений, сразу установив последнее.

Проспект Ходкевича, снятый через ветровое стекло самохода. Предыдущий кадр. Подъезд какого-то дома, кто-то выходит из подъезда. Предыдущий кадр. Садовое кольцо — тоже через ветровое стекло. Ещё один предыдущий. Проспект Ягеллонов. Дальше. Какая-то неширокая улица с бюровцами по бокам. По улице едет белый самоход, вид сзади. Следующий, то есть, предыдущий. Угловатое лицо какой-то женщины в профиль (сидит, похоже за рулём самохода), в открытом окне видно белую крышу (похоже, "Варшавы"), с дальней стороны которой стоит какой-то гладко выбритый блондин короткой стрижкой и прямым носом. Дальше. Бася и эта её Верка поднимают бокалы с шампанским. Это он сам фотографировал на дне рождения её подруги. А ведь здесь ещё и "тётя Вера" как-то замешана. И что там с сыном? Убийство, совершённое на глазах ребёнка — для него тяжёлая травма. Ну ничего, Никита тоже Ницеевский — соберётся. А вот этому Индрику такое даром не пройдёт...

Стоп! Кадр вперёд.

— Поручик, оставьте пока эти тряпки, подойдите к столу. Вам этот человек никого не напоминает?

— Сейчас... Волосы, удлинённое лицо, нос... Господин полковник, это надо немедленно выслать в Главную Команду — пусть они их разошлют по всем комиссариатам.

— А вот на этих фотокарточках Вы не видите ничего странного?

— Улица, машины, так. Улица, машины, так. Улица... Подъезд... Здесь везде видно белую "Варшаву". Господин полковник, ведь Индрик приезжал к этому Аввакуму на "большом белом самоходе".

— Звоните в бюровец, поручик — пусть они проверят номер машины и её хозяина. И когда потом будете звонить в Команду — скажите, чтобы задержали этот самоход и его пассажиров. Только пусть не забудут сразу связаться с нами.

Полковник Ницеевский был удивлён. Даже больше, полковник Ницеевский был изумлён. То есть всё происходящее Бориса просто до глубины души поразило. Само похищение "угодниками" его жены и сына вызывало сердечную боль, но не было ничем из ряда вон выходящим — ему неоднократно приходилось вести дела о похищениях людей и в мыслях он неоднократно их "примерял на себя". Пока что Индрик хотел немногого (и это Борис ему дал), но не было никакой гарантии, что он не потребует большего. И уж тем более, нельзя было рассчитывать, что он отпустит своих заложников даже после выполнения всех своих требований (учитывая характер дела, можно было быть уверенным, скорее, в обратном). Борис старался не задумываться о том, что будет "после", сконцентрировавшись на решении текущих вопросов.

Но действительно странным было совсем другое — то, что его жена "нашла" Индрика раньше него. То, что это именно Индрик, только что подтвердил по телефону Кругловский, показав полученную фотокарточку сидящему в следственном аресте "пастырю" из Костромы. В Академии Беспеки Борису долго повторяли (и он постоянно находил этому подтверждение в собственной работе), что случайных совпадений не бывает. Если это так, то вырисовывалась очень странная и неудобная лично для него, Бориса Ницеевского, картина.

Судя по дате файла, снимок был сделан вчера вечером, когда он вынюхивал следы ацетона в подземном переходе. В это время, по словам Евы, мама оставила Никиту "под её ответственность" и куда-то ушла — дочка предположила, что к "тёте Вере". Судя по попавшим в кадр улицам, Барбара изрядно поколесила по Москве. Так, а как именно? Ведь на водительские права жена так и не сдала — после двух неудач не хватило духу пойти на экзамен в третий раз. Значит, её кто-то возил — наверное, эта угловатая женщина. Кто она, кстати, такая? "Тётя Вера", насколько помнится, выглядит гораздо привлекательнее. Хорошо, это на потом. А зачем она вообще с ней поехала? Судя по снимкам, супруга занималась именно планомерной слежкой за "угодником". И притом успешной! Гораздо более успешной, чем её супруг, вооружённый всеми доступными техническими средствами и имеющий в распоряжении команду профессионалов.

Борис никогда не верил в "дедуктивные способности" жены. Умение почувствовать эмоциональное состояние человека — да. Понимание, что человеку (особенно её мужу) нужно — да. Способность "успокоить" напряжённую ситуацию — тоже да. Но в способность Барбары шаг за шагом докопаться до истины Борис Ницеевский не верил. Просто никогда не замечал у неё ничего подобного. Если она в течение нескольких лет так и не смогла догадаться, что её муж регулярно встречается в командировках (и не только в командировках) с Ксенией из Симбирска, то она никак не смогла бы догадаться об Индрике и, тем более, его найти. Но ведь нашла же! Выходит, полковник Управления Безопасности за всё время своего брака так и не узнал собственной жены? Сапожник без сапог, курдемоль...

То есть, что получается? Жена помогает мужу ловить террористов? Семейное предприятие Управления Безопасности? Такое бывает только в анекдотах. Или нет? Каких только тайн не скрывает собственная "фирма"... Даже от него? В конце концов, Борис Ницеевский, несмотря на весь свой опыт, тоже не всеведущ, Вальдемар Злотопольский это с удовольствием подтвердит. Что же получается, он, полковник Ницеевский, всю жизнь прожил с... агенткой УБ? Или не УБ? Если Барбара работала на "беспеку" (кто тогда её куратор?), то ей никак бы не поручили заниматься делом "угодников" независимо от него, руководителя ведущей это дело следственной группы. Если же она просто контролировала самого Бориса, то откуда у неё фото Индрика, которого её... объект наблюдения сам знал только с чужих слов?

Хорошо, предположим, Барбара Ницеевская работала на какую-то ещё... допустим, "Службу". Основная задача — контроль за полковником УБ Борисом Ницеевским. А сейчас, эта "Служба" заинтересовалась организаторами взрывов в Москве. Значит речь идёт, по крайней мере, не о "Дружине Николая-Угодника" — им нет никакого резона подбрасывать "убецкому" полковнику след, ведущий к своему человеку. А какая тогда? Дунайское Бюро Военной Информации? Луизианское Центральное Бюро Информации? Атлантисты? Англичане? Или вообще какая-нибудь немецкая республика?

Допустим, это дунайцы. Со времён силезско-саксонских и чешских войн110 прошло шесть с лишним десятилетий. Кошицкую республику111 они задавили полвека с хвостиком назад, С бранденбургским "эрвахеном"112 сорок лет назад покончило Войско Речи Посполитой. "Карнавал свободы" успешно закончился и все о нём как-то забыли. И теперь Дунайская Империя максимально заинтересована хорошими отношениями с Речью Посполитой. Настолько заинтересована, что готова помочь "убекам" в поиске костромских террористов, даже засветив при этом своего глубоко законспирированного агента.

Агента? Борис встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, всякая паранойя должна иметь разумные границы. Бася никогда не распрашивала его о служебных делах — её гораздо больше волновало, чтобы её муж выглядел в гостях и на праздничных приёмах не хуже других. И, естественно, чтобы она сама выглядела на этих приёмах лучше, чем жёны его коллег. И, разумеется, чтобы дети не болели и хорошо учились.

Да и когда её мог завербовать дунайский (да и любой другой) резидент? До знакомства с ним Бася никакого языка, кроме родного (да ещё в старопольском варианте) по-человечески не знала. Немецкий и французский учила на его глазах (и ушах — "Certains pretendent que Paris est la plus belle ville du monde"113, каждый вечер доносящееся с магнитофона, Борису их просто прожужжало). И когда он выходил бы с ней на связь? Хотя, в эпоху Интерсети... Нет, это всё не имеющая отношения к делу паранойя. "Бритва Оккама" гласит: "не стоит множить сущностей сверх надобности". Есть фотокарточка преступника, похитившего членов его семьи, есть номер его самохода — это очень много, и именно от этой печки надо танцевать.

Лицо Индрика через час-два будет известно всей московской полиции, его машину уже ищут, и этими поисками надо руководить. Кроме того, в самое ближайшее время с Владимирского шоссе с ним свяжутся Злотопольский и Маевский. А лучшего места для руководства операцией, которая, похоже, вступает в решающую стадию, чем бюровец КУБа, не найти. Значит, забрать всё, что нужно, с собой и ехать на Тверской проспект.

Поручик Якубень, отдельный балкон и стальная дверь — надёжная охрана для дочери на случай, если Индрик решит "округлить" свои сегодняшние приобретения. Вот только Бориса продолжало беспокоить — зачем проклятому "угоднику" всё-таки был нужен Злотопольский?

110 "Силезско-саксонские и чешские войны" — серия крупных военных конфликтов между Речью Посполитой и Дунайской Империей в 40-х гг. XX в. Военные действия разворачивались в основном на территориях упомянутых регионов и характеризовались широким применением авиации и бронетанковых войск, а также большой глубиной операций.

111 "Кошицкая республика" — неофициальное название провозглашённого в 1953 г. в венгерском г.Кашша (Кошице) "Объединённым Словацким Съездом" независимого от Дунайской Империи словацкого государства. Независимость не была признана ни венгерским Парламентом в Будапеште, ни дунайским Собранием в Вене. Была ликвидирована после ввода регулярных частей Дунайской Армии в Кашшу. Вызвала кризис в отношениях Дунайской Империи и Речи Посполитой, успевшей признать "Словацкую республику".

112 Имеется в виду подавление направленного против Речи Посполитой восстания в Берлине в 1969 г. Вызвало кризис в отношениях Киева и Вены, пресса которой обвиняла Войско Речи Посполитой в чрезмерной жестокости.

113 Некоторые утверждают, что Париж — самый красивый город в мире (франц.)

Операция на Владимирском шоссе пошла не так, как было задумано. Это стало ясно сразу же, как только Борис вышел из лифта. Первое, что он услышал, был женский плач. Даже не просто плач, а громкие и надрывные рыдания стажёрки Рышарды Попек. Вокруг неё толпились пытающиеся её успокоить женщины, а появлявшиеся в коридоре мужчины отводили глаза и ускоряли шаг.

— Рыся, что случилось? — увы, полковник Ницеевский не мог скрыться, как другие.

— Здравствуйте, Борис Сергеевич... Павел... Tak nie może być... Dlaczego?... A co ja teraz... No za co?...114, — все остальные слова потонули во всхлипываниях и стенаниях.

Женщины смотрели на Бориса с укоризной. Ситуация начала проясняться, но облегчения это не принесло. Наоборот, он чувствовал себя всё более и более неприятно.

— Рыся, Вы можете идти домой. Да, и на завтра Вы тоже свободны, — больше всего Борис не любил успокаивать плачущих женщин, — Зильке, — обратился он к склонившейся над Рысей шатенке, — а Вас я попрошу отвезти Рысю домой и убедиться, что всё в порядке.

— Nic. Nie jest w porządku... Nic nie jest... Nie trzeba mnie odprowadzać, proszę...115, — стажёрка Попек размазывала слёзы по красным щекам.

— Пойдём, Рысенька, пойдём, нам уже пора, — Зильке Фукс из группы аналитиков ласково обняла Рысю за плечи и повела с собой, — Вот только сперва надо немного умыться, — со своим картавым прибалтийским "Р" и ласковым обращением Зильке была похожа на героиню сериала про приехавшую в столицу няню.

После того, как Зильке со своей подопечной скрылись из виду, Борис обернулся к группе по-прежнему толпящихся около стола Рышарды Попек женщин.

— Прошу прощения, дамы, но, как мне кажется, ваши рабочие места находятся совсем в другом месте. Кроме того, ваш рабочий день уже подошёл к концу, — сказал Борис, взглянув на часы, — так что те из вас, у которых нет сейчас никакой срочной работы, могут быть на сегодня свободны. Всего хорошего. Завтра я жду вас в обычное время.

Женщины разошлись. Борис оглянулся. В коридоре стоял майор Кругловский и ждал, пока его начальник закончит разговор. На его лице была готовность ждать столько, сколько будет нужно.

114 Так не может быть... Почему?... А что я теперь... Ну за что?... (польск.)

115 Ничего. Не в порядке... Ничего нет... Не надо меня провожать, пожалуйста... (польск.)

— Насколько я понял, майор, это действительно была ловушка, — взял Борис быка за рога, — Что с Маевским?

— Поручик Маевский погиб при взрыве склада. Оказалось, он был заминирован. Маевского сбило с толку наличие там живого человека. Как оказалось впоследствии, это был один из "ратников" Он привёл в действие взрывное устройство, — официальный тон Кругловского всегда свидетельствовал о его волнении, — все, кто вошёл в здание, погибли при взрыве.

— А что с Злотопольским? Он жив? — теперь стало понятным, ЧТО именно было нужно Индрику от киевского полковника.

— Полковник Злотопольский жив. Его забрала "Скорая помощь", — Кругловский спохватился, — То, что я Вам рассказывал, известно с его слов — он позвонил из больницы.

— Он в сознании? Ранен? Контужен? — полковник Ницеевский и его заместитель вошли в кабинет-"аквариум".

— Во время взрыва он находился снаружи. Потерял сознание, пришёл в себя уже в больнице. Ранений не обнаружено. Переломов и вывихов нет. По его словам, выпишется уже сегодня.

— Майор, Вы говорили: "все, кто был в здании". Кто там ещё был? — вот и вся "осторожность". Ни на что не пригодилась и пошла коту под хвост. И что ещё хуже — не только она.

— "Błyskawica". Взвод поддержки. Вошли вместе с поручиком Маевским. Он сообщил по радио, что видит человека. Успел сообщить, что это "ратник". Кроме полковника, в живых остались только двое "молниеносных" солдат: сержант и рядовой. У обоих сотрясение мозга и множественные переломы конечностей.

Борис чувствовал тяжесть. Ту же самую, которую чувствовал в Костроме, посылая своих людей под огонь "кастратов". Он должен был проверить склад и он его проверил. Он должен был кого-то послать и он послал. Если бы он послал других, они не вернулись бы тоже. Если бы он не послал Злотопольского, Индрик убил бы его жену и сына. Кстати...

— Майор, полковник Злотопольский сейчас в больнице Святого Андрея, правильно?

— Да, он так сказал.

— Хорошо, — Борис знал, что когда он обдумывает ситуацию, он смотрит поверх головы собеседника, — ту "Варшаву", что я прислал номер, ещё не обнаружили? И Индрика тоже ещё никто не видел?

— Ещё нет, но номер и фотокарточка уже разослан на все посты дорожной полиции...

— Понятно, майор, подождите, — Борис взял телефон и набрал номер.

Злотопольский был в сознании. По его голосу вообще нельзя было сказать, что он был когда-то ранен или контужен. Он сразу понял, что от него хотят, и обещал никуда не выходить из больницы и даже из палаты. Он даже пошутил, что в интересах дела он готов выехать от Святого Андрея ногами вперёд. Потому что только так эти ноги могут отдохнуть. Чувство юмора киевского гостя не оставило. Разум его тоже не подвёл — он на лету понял, что для всех будет лучше, если "угодники" будут уверены в его смерти. Он и раньше не терял головы — послать в здание перед собой Павла Маевского было очень разумным поступком. Потеря поручика меньшее зло, чем потеря полковника. Очень разумно и очень логично.

Выслушав рассказ о похищении, Кругловский остался спокоен, приняв к сведению необходимость очередной бессонной ночи в бюровце. Для него это было всего лишь ЕЩЁ ОДНО похищение, которое нужно расследовать. То, что жертвами были жена и сын его шефа, являлось только одним из дополнительных штрихов этого дела. Он не пробовал утешать полковника Ницеевского, так как знал, что тот нуждается не в утешении, а в действии. Очень хороший офицер для своей должности. Когда Борис уйдёт из Отдела, он будет рекомендовать на освободившуюся должность именно своего текущего заместителя. Жаль только, что уже никто никогда не сможет рекомендовать на неё Павла Маевского, сегодня днём навсегда оставшегося поручиком...

— Майор, у меня есть к Вам ещё одно дело, — Борис задержал Кругловского, уже взявшегося за дверную ручку "аквариума", — Вы ведь состоите в нашем Охотничьем Клубе? А может быть, Вы когда-нибудь слышали слово "охотник", употреблённое в БОЛЕЕ широком смысле?

Глава пятая. О неожиданностях приятных и не очень

Столп — Гамаюну

Твое время пришло. Ты выступаешь следующим. Цель — объекты "Туннель" либо "Капище". Будь готов к обоим. Окончательный выбор сделает Индрик завтра. Ты берёшь на себя оставшийся. Твой план отхода одобряю.

Верю в тебя и твоих людей.

Слава Исусу Христу во веки веков. Аминь.

...

Диван не был приспособлен к тому, чтобы на нём спать. Ноги не желали там умещаться и их приходилось то сгибать то, как сейчас, они висели в воздухе. Борис часа полтора тому назад решил этот вопрос, пододвинув к дивану своё вращающееся кресло, но, пхоже, во время сна он оттолкнул его ногой. Так или иначе, спать больше не хотелось. Зелёные цифры на часах над дверью показывали "04:20".

Судя по тому, что его никто не разбудил, новостей не было. Белая "Варшава" как сквозь землю провалилась. Её хозяин, некий Опанасенко Орест Максимович, уроженец города Моздока Украинской комиссарии, на квартире до сих пор не появился, хотя по словам соседей, по месту регистрации действительно жил. Машина с таким номером была зарегистрирована в подземном гараже его дома. Проверка электронной регистрации показала, что её пропуск использовался в гараже регулярно. Где он работает, соседи не знали, но говорили, что дома он бывает только поздно вечером. Зато они опознали Опанасенко на фотографии из архива дорожной полиции. Фотография же Индрика им ничего не говорила, похоже, этот Орест был одним из подручных "угодника".

Всё это позволяло думать, что засада на Опанасенко рано или поздно принесёт результат. Но вот именно сегодня ему почему-то не захотелось ночевать дома. Предпочёл провести ночь у любовницы, появились какие-то срочные дела или, упаси боже, он догадался, что его ищут? Об этом можно было только гадать на кофейной гуще. Кстати, о кофейной гуще — Борис зашёл на кухню и сделал себе большую чашку кофе из "экспресса".

— Доброе утро, Борис Сергеевич, — Вальдемар Злотопольский, похоже, вообще не нуждался в сне, — Я, пожалуй, тоже налью себе чашечку. Сразу после Вас.

— А он на Вас действует, Вальдемар Маркович? В смысле, кофе Вас тонизирует?

— Ну как сказать. Спать после чёрного кофе действительно не хочется. А у Вас не так?

— На меня больше действует горький вкус, чем кофеин. Просто после сна всегда хочется пить.

Борис уселся за столик и начал пить свой кофе по-гречески, перемежая глотки чёрного кофе без сахара с глотками ледяной воды из стакана. Злотопольский уселся напротив со своим напитком. В кармане пиджака зазвонил телефон.

— Dzień dobry, pułkowniku, — насмешливые интонации Индрика Борис узнал ещё до того, как понял, с кем говорит, — Mam nadzieję, że Cię nie obudziłem.116

Борис посмотрел на Злотопольского и поднёс палец к губам. Тот перестал мешать ложечкой в чашке и прищурил глаза.

— Nikt tu nam, mam nadzieję, nie przeszkadza? Jak myślisz?117

— Нет, здесь никого нет. Что с моей женой и сыном? — главное, знает ли "угодник" о Злотопольском.

— Ну наверное, сам понимаешь, что живы. Потому что, если бы нет, то, несомненно, нам бы не удался этот наш общий интерес. А его начало, я тебе скажу, очень мне понравилось, — хорошему настроению похитителя можно было позавидовать, — Тебе, подозреваю, тоже.

Интересно, что каждый разговор с "убеком" начинается на государственном языке. Похоже, "угодник" настолько ненавидит "ляхов", что изначально не желает осквернять свой язык (даже и в его "московском диалекте") общением с ними.

116 Добрый день, полковник. Надеюсь, я тебя не разбудил. (польск.)

117 Никто здесь нам, надеюсь, не мешает? Как ты думаешь? (польск.)

— Мне? А это, курдемоль, почему? — Борис ощутил, что как бы смотрит на самого себя со стороны, — Что ты имеешь в виду?

— Ну... Насколько могу судить, этот столичный гость тебя тоже раздражал, — в умении мыслить логично Индрику отказать было нельзя, — значит его смерть не испортила тебе настроение уж до такой степени.

— Я сделал то, что ты от меня хотел, — Борису, похоже, удалось продемонстрировать собеседнику своё волнение, — отпусти их, как обещал.

— Знаешь что... Ты как-то слишком лично подходишь к нашему делу. На твоей должности нужно быть более взвешенным. Не обижайся, но окончательный расчёт я намерен произвести только по окончании дела.

— Сначала я хочу поговорить с женой, — Борис изобразил лёгкую дрожь в голосе.

— Договоримся таким образом, полковник. Завтра наше сотрудничество окончится, а сегодня ты ещё должен кое-что для меня сделать. Или, точнее, НЕ сделать. Сегодня ты не должен никуда спешить. Понимаешь? Что бы ты сегодня не делал, делай это ОЧЕНЬ медленно, — теперь Индрик словно бы читал по складам, — даже ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ медленно.

— Сначала — разговор с женой, — на этот раз голос Бориса Ницеевского был твёрдым и с нажимом, — Если я не буду уверен, что МОИ живы, я ничего делать НЕ буду.

— Ну раз ты так настаиваешь... — согласился Индрик, — Pani Barbaro, proszę powiedzieć parę słów do słuchawki.118

— Halo... Kto tam?119 — голос жены Борис не спутал бы ни с каким другим.

— Надеюсь, ты убедился в моей честности, — вернулся Индрик, — А ныне от тебя, полковник, потребно токмо едино: поспешай ЗЕЛО медленно.

Последнюю фразу "угодник" произнёс на родном языке. Трубка замолчала. Борис переложил телефон обратно в карман пиджака.

— Ciekawe...120, — произнёс Злотопольский, поправив наушник, — Прошу прощения, этот Ваш полиглотский разговор меня несколько сбил.

— Предлагаю пойти к дежурным техникам — посмотрим, как им пошло с локализацией абонента, — Борис допил оставшийся кофе одним глотком и повернулся к выходу из кухни, — Надо будет послать туда пару дополнительных нарядов полиции.

Киянин тоже поднялся из-за стола.

— Вы знаете, Борис Сергеевич, я должен поблагодарить Вас за новые впечатления. Покойником мне быть уже пару раз приходилось, но вот на столе в морге и притом прикрытым простынёй я лежал в первый раз. Оказывается, при этом испытываешь очень интересные чувства.

Быстрыми шагами оба полковника вышли в коридор.

118 Пани Барбара, прошу Вас сказать в трубку несколько слов. (польск.)

119 Алло... Кто там? (польск.)

120 Интересно... (польск.)

...

— Halo... Kto tam?

Славик (или как его на самом деле зовут) отобрал у Баси телефон и вышел из комнаты. Ну вот, мало того, что похитил, так теперь ещё и разбудил. И это только для того, чтобы она сказала непонятно кому пару слов по телефону. Это как в детстве, тогда мама делала так же: "— Басенька, скажи что-нибудь тёте Гене. — Добрый день, тётя Геня. — Вот видишь, Геня, как наша Бася выросла". И весь разговор. Только этот... ну пусть будет Славик, он никак не мама. Скорее, чёрный человек, которым пугают непослушных детей. Мама, что теперь будет? С ней-то ладно, а Никита чем виноват? Дура, дура, дура, как же можно было так довериться этой кретинке Верке? О, ейку, бедная Верка! Она же тоже этому своему... жениху верила. И как это кончилось? Мама!

Бася прижала к себе спящего сына. Никита продолжал сопеть во сне. Она подтянула покрывало. Старый широкий диван был приятно упругий. Самая лучшая мебель, чтобы спать в гостях. В гостях, как же! Размечталась!

Вчера её похититель сказал, что если её муж сделает то, что он от него хочет, то ей с Никитой ничего не грозит. Тогда Бася кивнула головой, но ему не поверила. Борис несколько раз рассказывал о похищениях людей (обычно после просмотра детективных сериалов). И всегда говорил, что для заложник для похитителя — в первую очередь опасный свидетель, которого после получения выкупа проще убить, чем ломать себе голову о тонкостях его передачи семье. О, Боже, это ведь её теперь будут убивать. И Никиту. Нет!!!

Никита заворочался во сне. Барбара испугалась, что сын проснётся, и расслабила руки. А ведь ОН не хочет от Бориса никакого выкупа! Она слышала куски вчерашнего разговора по телефону. ОН не говорил о деньгах, он хотел, чтобы Борис что-то для него сделал. Куда-то поехал или что-то такое. Барбара Ницеевская хорошо знала своего мужа — иногда ей казалось, что она знает его лучше, чем он сам знает себя. Борис её любил, в этом она не сомневалась — и тем более любил своего сына. Но она всегда чувствовала себя только второй. Истинную и главную любовь Бориса Ницеевского звали "Речь Посполитая" — и Барбара не могла и даже не пыталась ничего с этим поделать. Каждый раз, когда она смотрела по телевизору сериал "Потоп", воображала себя на месте Оленьки. И знала при том, что пан Ницеевский, в отличие от пана Кмицица, сначала убил бы князя Богуслава, а только потом стал бы думать, как освободить свою любимую. Тогда она не сомневалась, что ему бы это удалось. Теперь оставалось надеяться, что она была права. Где же ты, Борис?

Барбара не представляла себе жизни без своего нынешнего мужа. Даже, если бы знала, что у него есть любовница на стороне. То есть, об этом она как раз знала. Узнала года через три после рождения сына. На лето детей они отправили детей к маме в Краков. Борис улетел в командировку... куда-то. Куда именно, он никогда не говорил — совершенно секретная работа, холера!

В это время из отпуска вернулась Олька с мужем. Естественно, Свободная от Дел Женщина напросилась к ним в гости. Олька угощала её чаем со сладостями и рассказывала про свой волжский круиз. Рассказы сопровождались демонстрацией фотокарточек и фильмов на их огромном телевизоре (диагональ — метр с лишним!). И в один прекрасный (конечно, смотря для кого) момент, разглядывая панораму симбирского Венца (или как там ещё называется местный парк над обрывом), Бася увидела Бориса. Это был, без сомнения, её муж — лица было не видно, но то, в чём он был одет, она сама помогала ему укладывать в чемодан и в этом ошибиться не могла. А что ещё хуже, он совершенно недвузначно целовал какую-то особу в очень длинной и очень широкой юбке (именно в таком виде она сама больше всего нравилась своему мужу, что он и не думал скрывать). Панорама длилась минут пять, целующаяся парочка на экране то появлялась, то исчезала, Барбаре больше всего хотелось превратиться в нечто неодушевлённое или вообще исчезнуть, а Олька, похоже, не имела зелёного понятия, кого она сейчас показывает своей подруге. Наконец-то проклятый клип кончился и пошли фотокарточки. На них были видны исключительно Олька и её муж без всяких посторонних примесей. Чтобы не выдать себя и не разрыдаться здесь же на Олькином диване, Бася придумала срочную встречу, на которую немедленно ушла, оставив Ольку доедать свои вафли и печенья одну.

Обманутая Жена постановила немедленно отомстить Проклятому Изменнику и для реализации своего плана поехала в ночной бар на Ходкевича. Уж там-то ОН увидит, на что способна его "половина", ой, увидит! Всё пошло именно так, как Барбара и планировала — она не просидела при стойке с коктейлем в руке и пяти минут, как к ней подсел Жгучий Брюнет и поинтересовался, не слишком ли здесь, по её мнению, шумно. Потом он пригласил Незнакомку на танец (что-то такое медленное и плавное), ну и так далее и тому подобное. В общем, в себя Бася пришла уже в его квартире (или это был гостинничный номер-люкс?), стягивая с партнёра (как же он тогда назвался?) рубашку. С неё же, похоже, он всё снял ещё раньше. Это её шокировало — как Бася ни воображала себе своей Страшной Мести, а всё равно оказалась к ней не готова. Она почувствовала, что вовсе не хочет стоящего перед ней мужчину, а единственно, чего хочет — как можно быстрее одеться и убежать (или даже сначала убежать, а потом одеться). Резкая перемена настроения партнёрши изумила Жгучего Брюнета настолько, что он даже не пытался её задержать, после того, как она оттолкнула его на кровать и начала ощупью искать на полу платье. Потом он пробовал схватить её за руку возле двери, но после того, как ничего не соображавшая Бася издала некий нечленораздельный (но очень громкий) звук, перестал мешать ей судорожно крутить замок (нет, всё-таки это была квартира). Последнее, что она услышала от него, было "Zwariowała, ku... pieprzona!121".

В себя Барбара пришла уже в метро. У неё не вышло даже отомстить, и теперь она не знала, что делать дальше. Тем более, что, как оказалось, она успела надеть платье, но не то, что должно было быть под ним. Мама, какой стыд! Слава Богу, хоть сумочку хватило ума забрать, у дуры набитой!

Ближайшим ночным рейсом она улетела в Краков к маме. Там, приняв наконец вожделенный душ, Бася дала волю слезам. Только с мамой она могла нормально поговорить обо всём ЭТОМ, не с Олькой же, в конце концов о таких вещах откровеничать. Мама подождала, пока её Несчастная Дочка выплачется, а потом сделала чай (уфф, с конфетами, а не с печеньем, как у Ольки) и спокойно рассказала, что однажды она узнала примерно то же самое о своём муже, Басином отце и тоже так же переживала, а потом прожила с ним много лет (Баська не могла себе припомнить, когда это было — мама всегда была само спокойствие) в согласии. Что делать, говорила мама, гладя дочь по головке, как в детстве, так уж устроены мужчины — одной жены им всегда мало и они всегда ищут подтверждения своих мужских сил на стороне. Вот увидишь, повторяла она, никуда твой муж от тебя не денется, не забывай, что главное — не то, что он с кем-то там встречается на стороне, а в том, что возвращается к тебе. Впрочем, если её дочка считает, что так будет лучше для её детей и для неё, то она, разумеется, может с ним развестись. Бася отнюдь не считала, что так будет лучше, она просто не понимала, как ей жить дальше.

Тут уже наступило утро и на кухню заявились дети. В солнечном свете жизнь выглядела уже не так мрачно. Так что разводиться и вообще делать какие-либо резкие движения Басе расхотелось. Она ограничилась тем, что осталась у мамы и не подходила к телефону, когда сюда звонил обеспокоенный пропажей жены Борис. По возвращении она отдала свои длинные юбки на благотворительность и накупила новых, выше колена. Пусть себе Борис гадает, что накатило на его жену. Авось и догадается, ха-ха!

Сидящий в кресле у противоположной стены "бритоголовый" поморщился, потянулся руками, посмотрел на часы и почесал в затылке.

— Ну що, бабо, прокинулася? День надворi, пiзно вже спати.

Бася ничего не ответила и отвернулась к мерно посапывающему Никите.

121 Спятила, б... грёбаная! (польск.)

...

— Так. Дякую. До побачення.

Майор Кругловский поставил трубку в гнездо. Потом повернулся к подошедшему полковнику Ницеевскому. Его лицо из заинтересованного превратилось в нормальное, "служебное".

— Что сказали в Моздоке, майор?

— Нам, кажется, повезло, — кивнул головой заместитель, — Там его хорошо знают. Я говорил с таким комиссаром Сомко — он как раз вёл его дело.

— Ну-ка, это уже интересно, — пальцы Бориcа непроизвольно застучали по столу, — и чем же прославися наш друг Орест Максимович на родине?

— Нападением на отделение "Прима-Банка" в Моздоке в 2003-ом. Получил шесть лет. Там ещё было убийство кассирши, но его участие не доказали, а то бы получил сразу высшую меру, как его подельник. Отсидел половину срока, вышел за примерное поведение. После освобождения работал в автомастерской, в прошлом году уволился и уехал.

Борис на мгновение задумался.

— Что значит "убийство не доказали"? И что это за "подельник" с "вышкой"?

— На суде его сообщник говорил, что убил кассиршу по приказу Опанасенко, — начал объяснять Кругловский, — Тот всё отрицал, говорил, что его был в другой комнате. Третий сообщник это подтвердил, а экспертиза установила, что выстрел был произведён из пистолета того, второго. Соответственно, его и приговорили к смертной казни за убийство, а прочие получили по шесть лет за ограбление с применением оружия.

— Чистая уголовщина, никакой политики, — предположил Борис, — Где же его откопали "угодники"? А главное, с кем ещё он работает?

— Господин полковник, — осторожно произнёс заместитель, — я здесь подумал, а если тот его сообщник, — он наклонился к блокноту, — Иващенко Володимир Богданович, по-прежнему действует вместе с нашим Орестом? Надо бы проверить, не зарегистрирован ли такой персонаж в Москве.

— Прекрасно, майор, — подтвердил полковник Ницеевский, — проверьте по базе городской управы. А мы покамест будем ждать сообщений из нашего Давыдкова. Телефон не перемещался, значит заложников прячут где-то там. Если там появится наша "Варшава" либо её хозяин, нам сразу же сообщат.

Кругловский пошёл к информатикам. Полковник Ницеевский чувствовал огромное желание бежать вслед за ним и даже впереди него. К сожалению, он не мог себе этого позволить. "Во время мира вид бегущего генерала вызывает смех, во время войны — панику". Борис не помнил, кто именно это сказал, но он был прав на все сто процентов. И по убеждению Бориса, на полковников этот афоризм распространялся в той же самой степени. Глава Отдела обязан был передвигаться медленно, степенно и солидно. А в данном случае он должен был спокойно ожидать известий от своего заместителя, рассматривая план города и обдумвая трассу для группы захвата. Разумеется, если Басю с сыном действительно держат в районе станции метро "Давыдково". Проклятый Индрик должен быть доволен — всё действительно делалось "зело-зело медленно".

Хорошо, что заместитель когда-то выучил украинский язык. Из его рассказа выходило, что он сделал это в те времена, когда познакомился с некой "Оксаной" из Нальчика. Нальчик это, конечно, не Моздок, но всё равно далеко не спокойный "захiдний" польскоязычный Донецк. И майор (то есть в те времена далеко ещё не майор) с ходу оценил свои варианты: кавалер, объясняющийся только на государственном языке, не имел бы у "всходней"122 барышни вообще никаких шансов, молодой человек, говорящий с украинкой по-москворусски, только даром испытывал бы её терпение (разговор по принципу "твоя моя не понимай" вряд ли мог продолжаться долго), а вот на москворуса, знающего украинский язык, тамошняя девушка обязательно обратила бы внимание. Сначала, как на некую экзотику, а потом — кто знает. Будущий заместитель выбрал третий вариант и не прогадал. По крайней мере, он так рассказывал. С Оксаной он расстался (во всяком случае его нынешняя жена, с которой Борис был знаком, носила совсем другое имя и родом была отнюдь не с Северного Кавказа), но знания остались при нём. Полковник Ницеевский по своему опыту знал, что в отношении языка "всходяки" на любой сколь угодно малой должности привередливы едва ли не больше, чем тамошние "панночки". Тем более в таком в квадрате "самостiйном" городе, как столица Моздокского воеводства, готовая соревноваться с самой Костромой по степени нелюбви к "ляхам". Так что старая любовь Кругловского сэкономила Отделу несколько часов согласований и уточнений. Часов, которые могут иметь решающее значение.

— Вижу, Борис Сергеевич, Вы уже взяли быка за рога, — Злотопольский стоял за его спиной вместе с майором.

— Господин полковник, — сказал тот, — Иващенко проживает в Москве. Причём как раз около Варшавского шоссе в районе Давыдкова. Вот, посмотрите, — он протянул Борису свой карманный вычислитель с планом города.

— Майор Кругловский, — Борис почувствовал всплеск адреналина, — вызовите группу захвата. Господа, мы выезжаем немедленно.

122 То есть жительницы Восточной (Wschodniej) Украины.

...

День тянулся, как клей из тюбика: долго, нудно и грязно. Грязно, потому что подвал, где их держали, никак не был приспособлен для того, чтобы здесь жили люди. Это была какая-то мастерская: по стенам стояли верстаки, какие-то шкафы, стеллажи столы и станки. Бетонный пол подмели, но на нём всё равно там и сям попадались щепки и металлическая стружка. В воздухе пахло машинным маслом — около верстаков виднелись большие чёрные пятна. Большой разложенный диван выглядел здесь совершенно не к месту.

Сидящий напротив бритый субъект тоже не вписывался в обстановку. Обладатель массивной шеи не был похож на слесаря по самоходам. Во-первых, слесарь должен быть одет в промасленный халат, а не в костюм. Во-вторых, слесарь не носит на шее тяжёлой золотой цепи. В-третьих, слесарь в мастерской занимается делом, а не глазеет на посетителей. Даже, если предположить, что у него обеденный перерыв.

Обед, правда, был не у стерегущего подвал бандита, а у его пленников. Массивный уголовник (Бася не сомневалась, что он именно уголовник) поставил на складной столик поднос с тарелками и пластиковыми стаканами с какой-то жидкостью. Еда и питьё были какого-то неопреледённого (в слабом свете, пробивающемся из-за маленьких грязных окон) цвета. Запах от всей этой снеди был тоже какой-то неаппетитный. Бася вначале испугалась, что Славик (ну как его, мерзавца, ещё назвать?) и его люди хотят их с Никитой отравить. Потом, однако, Несчастная Жертва призвала остатки хладнокровия и рассудила, что убить их похитители могут и не прибегая к столь изысканным средствам, как яд.

Однако на всякий случай прежде чем кормить сына, она попробовала серую массу в тарелке сама. Это оказалась каша быстрого приготовления. Точный её состав определить на вкус не удалось, было ясно только, что приготовили её не на молоке, а на воде и этой воды налили слишком много. Тем не менее есть ЭТО было можно и ОНО, вероятно, содержало достаточное количество калорий. Никите, понятно, не понравилось (Барбара даже почувствовала гордость, что приучила ребёнка к ХОРОШЕЙ пище), но Настойчивая Мама проследила, чтобы он съел всё до конца и запил напитком, оказавшимся клюквенным морсом. Убедившись, что сын накормлен, Барбара съела содержимое своей тарелки. Её тарелка, как оказалось, содержала картофельное пюре в порошке, приготовленное тоже прескверно. Идею гордо отказаться от потребления этой бурды Бася по зрелом размышлении отбросила и вместо этого гордо съела её до конца. В конце концов, ОНО было не такое уж и пресное, а ругаться с бандитом из-за тарелки с неизвестно чем Супруге Полковника Беспеки не подобает.

Всё время, пока длился "обед", бритый надзиратель рассматривал какой-то порнографический журнал и откровенно скучал. Никита, доев невкусную кашу, тоже не знал, чем заняться. Пользуясь случаем, он показал охраннику язык. Тот демонстративно отвернулся. Никита выпятил в его сторону нижнюю губу. Ноль внимания. Наконец, в подвал заглянул второй охранник в точно таком же пиджаке и брюках (они охраняли пленников по двое и регулярно менялись) и взял со стола поднос с пустой посудой. Никита не преминул воспользоваться случаем и скорчил ему рожу. Бритоголовый медленно поставил поднос обратно на стол, подошёл ближе, взял ребёнка за подбородок и глядя ему прямо в глаза, произнёс:

— Chłopczyku, jakszczo chcesz se ze mnom zadierać, to uważaj, bo mohem i zapomnić roskaz Pana,123 — после чего слегка ударил его по щеке.

Бася вскочила с места и бросилась на обидчика. Тот резко выставил в её сторону левую руку. Бася натолкнулась на неё со всего размаха, у неё, перехватило дыхание, и ей пришлось сесть обратно на место. Правда она промахнулась мимо края дивана и оказалась на полу, пытаясь перевести дух.

— Мама! — сын бросился к Барбаре.

— Słuchaj, babo! — бандит повернулся лицом к ней, не обращая внимание на вцепившегося в его правую руку Никиту, — Nie radze Tobie nam tu podskakiwać. Zapamientaj swojim ładniutkom hłówkom — ty i ten twój synok żyjecie tilki dlateho, szczo Pan nam tak kazaw. 124

— Głupiś jest! — огрызнулась Бася, — I ty i ten twój "Pan". Nie macie żadnych szans. Mój mąż i jego ludzie was wszystkich złapią i zapuszkują. A jak będziecie stawili opór...125

Бритоголовый дал Басе тяжёлую пощёчину. В ушах звенело, левая щека словно загорелась, а из глаз брызнули слёзы. Что-то закричал сын.

— Ось дурний народ ви, баби, — хмыкнул, ощщерившись, бандит, глянув куда-то вниз, — Балакають про свого чоловiка, розсунувши ноги перед iншiм мужиком, — теперь он трепал её по щеке скорее ласково. И нагло усмехался всеми своими грязными зубами.

Барбара вскочила на ноги, поняв, что она сидит, прислонившись к дивану, именно в описанной охранником позе. Подхватила на руки поднимающегося с грязного пола сына (его сильно толкнули, и он упал) и забилась в дальний угол дивана, прижав Никиту к себе.

Обладатель кошмарного акцента забрал, наконец, поднос с посудой и вышел в дверь. Сын не плакал, только морщил лоб и исподлобья смотрел на оставшегося охранника. Бася прижала его к себе и погладила по голове. Сердце бешено билось. Надо было успокоиться.

123 Мальчик, якщо хочешь со мною драться, то имей в виду, что могу и забуть приказ Хозяина. (ломан.польск.)

124 Слушай, баба! Не советую тобе на нас наезжать. Запомни своею красивенькою головкою — ты и твой сынок живы тильки потому, що Хозяин нам так казав. (ломан.польск.)

125 Ты дурак! И ты и этот твой "Хозяин". У вас нет никаких шансов. Мой муж и его люди вас схватят и посадят. А если будете сопротивляться... (польск.)

Польский язык её похитителей был ужасен. Похоже, они вообще первый раз в жизни выехали за пределы своего Моздока или Нальчика. Понятно, что "всходяки" — "заxiденцы" говорят на нормальном польском, только вместо "g" употребляют мягкое "h". Так ей, во всяком случае рассказывали побывавшие там подружки.

Восточная Украина это вообще, говорят, какое-то дикое место, где по-нормальному, по-польски, люди не только не разговаривают, но и даже не понимают. То есть не просто отвечают "nie rozumiem po polsku"126, но НА САМОМ ДЕЛЕ не знают государственного языка. Особенно, если проехать по сёлам (то есть по-местному, "станицам") подальше от города. Счастье, что Бася там никогда не была — что она там, на самом деле, забыла?

Из школьной программы она смутно помнила о полонизации новопольских земель после создания Цесарства. Вслед за цесарем Иваном из Короны, Литвы и Москвы туда приехало множество шляхты, получившей в своё владение земли на бывшей "Украине". Местные казаки были этим недовольны и это вызвало ряд восстаний и бунтов (когда и каких, Бася уже не помнила). Бунты цесарские войска, естественно, подавили, и уцелевшие повстанцы бежали от преследований на Дон. И как-то раз (в разгар Первой Мировой Войны, кажется), один из сбежавших казаков — атаман Палий, объявил, что раз теперь больше нет Украины на Днепре, то будет Новая Украина на Дону. И объявил своей столицей город Черкасск.

Историчка не рассказывала об истории Украинской комиссарии особо подробно, Бася помнила только завоевание Западной Украины когда-то в начале XIX в., припоминала себе продвижение казаков на восток к Каспийскому морю, там были ещё какие-то горцы с каким-то имамом (Бася забыла, как его звали: Шмулем или Шамилем — ну как-то так), наконец о окончательном присоединении Терской земли (то ли в середине то ли в конце XIX века, какая разница). Да, и ещё, конечно, помнила поговорку: "Знай, ляше, по Днiпро наше". Наконец во время Республиканского Сейма в 1920 г. Дон и Терек объединились в единую Украинскую комиссарию — и так уже осталось. А столица теперь в Новом Черкасске, поскольку Старый заливали наводнения или что там ещё.

И вот, пожалуйста — каким-то четверым холерным украинцам вдруг понадобилось мучить спокойную жительницу Москвы. И её ни в чём не повинного сына! Мерзавцы!

— Мама, мне скучно. Расскажи что-нибудь, — попросил сын, которому надоело строить на диване домик из подушек.

— Хочешь сказку? Давным-давно жили-были...

— Мама, я уже не маленький, зачем мне сказки? Лучше расскажи, откуда у вас с папой взялся я? — любопытные глаза смотрели маме в лицо.

— Ну знаешь..., — Бася растерялась.

За дверью послышался какой-то шум. Бритоголовый украинец вытянул из кармана пиджака чёрный пистолет.

126 Я не понимаю по-польски (польск.)

...

В парке вокруг дома росли сосны. Это был даже не парк, а большой кусок лесного массива, огороженного высоким зелёным забором. Спрятавшийся за высокими деревьями двухэтажный дом, сверху похожий на великорусскую букву "П", резко отличался от семейных домиков, расположенных в жилом квартале неподалёку. С ходу бросалось в глаза несоответствие между личностью только несколько лет назад вышеднего из тюрьмы хозяина и его огромным, стоящим не меньше нескольких десятков миллионов гривен, домовладением. Если бы Борис не знал о связях Иващенко с костромскими террористами, он сообщил бы о своих подозрениях в Министерство Финансов.

Плохо было то, что здание располагалось чуть ли не в ста метрах от забора. Это значило, что, обнаружив проникновение внутрь периметра (наружное наблюдение выявило наличие телекамер), охрана будет иметь достаточно времени на реагирование. Лесной массив не позволял высадить группу захвата в непосредственной близости от здания. К счастью, само здание имело плоскую крышу, так что на совещании с командирами "молниеносных" было решено высадить один их взвод на крыше, а двумя другими блокировать периметр. Услышав подобный масштаб требований двоих "убецких" полковников, майор из "Błyskawicy" собрался было высказать им всё, что он после вчерашней катастрофы думает о убеции вообще и о убеции москворусской в частности (Борис, знавший его ещё со времён совместной службы, не имел в этом пункте сомнений), но сдержался и, скрепя сердце, выслал своих людей для захвата террористов.

На этот раз были все основания считать, что налёт "молниеносных" будет неожиданным и риск, соответственно, минимальным. Для дополнительного отвлечения внимания и скорейшего подавления противника было решено форсировать ворота "Росомахой"127 с полным вооружением. С "Дружиной Николая-Угодника" нужно быть готовым ко всему. Правда, по всем данным, противником являются не фанатичные "угодники", а просто нанятые уголовники, но расслабляться нельзя ни в коем случае. Борис втайне надеялся, что обойдётся без стрельбы.

Его надежды не оправдались. В доме была слышна перестрелка, похоже, засевшие там бандиты решили оказать сопротивление атакующим. Судя по тому. Как быстро она закончилась, оно не принесло больших эффектов. Борис вошёл в дом через выбитую дверь. Со второго этажа спускались вооружённые люди в чёрном, толкая перед собой неприятного вида бритоголового типа в окровавленном пиджаке и с золотой цепью на шее. Его руки они заломали за спину.

— Tak, więc to Pan, Panie Iwaszczenko, jest właścicielem tej posiadłości?128 — осведомился Борис, подавив в себе желание съездить задержанному "по наглой рыжей морде".

Бритоголовый буркнул что-то нечленораздельное. "Молниеносные" чуть потянули его руки вверх. Иващенко взвыл.

— Poproszę pokazać, gdzie tu jest wejście do piwnicy, — тем же спокойным голосом спросил Борис, — Radzę Panu włączyć swoją pamięć, — добавил он, когда задержанный промолчал, — Niechęć do współpracy może Panu BARDZO drogo kosztować.129

Иващенко по-прежнему не говорил ни слова, только глядел на руки полковника и тяжело дышал.

— To tutaj, Panie majorze!129 — услышал Борис голос кого-то из "молниеносных".

— Господин полковник, мы нашли вход в подвал! — это уже майор.

Солдаты "Błyskawicy" принципиально обращались только к своим собственным начальникам. Это напомнило Борису о его собственных "старых добрых временах".

Дверь в подвал высадили взрывчаткой. Борис спустился туда сразу за людьми в чёрном. Они распластали на грязном полу ещё одного массивного субъекта, безуспешно пытаясь оттянуть ему голову вверх, ухватившись за коротко стриженные волосы. Наконец "молниеносный" понял бесперспективность этого занятия и просто ткнул его носом в лужу масла на полу.

— Папа! Ты за нами пришёл!

Борис обернулся и увидел несущегося к нему сына. Лежащая на диване Бася подняла голову и улыбалась сквозь слёзы.

127 "Росомаха" ("Rosomak") — армейский колёсный бронетранспортёр, используемый в Войске РП

128 Так, значит это Вы, господин Иващенко, являетесь хозяином этого домовладения? (польск.)

129 Прошу показать, где здесь вход в подвал. Советую Вам включить свою память. Нежелание сотрудничать может Вам стоить ОЧЕНЬ дорого. (польск.)

130 Это здесь, господин майор! (польск.)

Переполненный восторгом сын бегал вокруг "молниеносных" и разглядывал их автоматы. На его просьбы дать ему их подержать они ничего не отвечали, а осторожно отстранялись и вопросительно смотрели на своего майора. Майор вопросительно смотрел на полковника Ницеевского, но полковник Ницеевский его многозначительные взгляды полностью игнорировал. Убедившись, что полковник Ницеевский в данный момент имеет более важное занятие, чем призывание своего отпрыска к порядку, майор пожертвовал свою каску Никите, который тут же одел её себе на голову, скрывшуюся под ней почти что полностью. Затем он вывел своих людей из комнаты, дипломатично оставив Бориса один на один со своей семьёй.

— Вы наконец-то меня нашли, полковник Свидригайлов131, — сказала ему Барбара, когда наконец-то смогла оторвать от него свои губы, — а то я уже умирала от одиночества.

— Почему "Свидригайлов"? — поинтересовался Борис, пропуская Басины волосы сквозь пальцы, — жену полковника Свидригайлова, насколько я помню, звали Кшисей, а не Басей, — он снова поцеловал её, — Или моя жена собирается поменять ещё и имя?

— Для тебя я сделаю всё, что хочешь, — чмокнула его в щёку, — особенно, если перестанешь храпеть.

— Боюсь, что с этим тебе придётся примириться, Басёнок, — Борис провёл соей рукой по её позвоночнику, — но это даже к лучшему, потому что твоё имя меня вполне устраивает.

— Папа, папа! — сын в чёрной каске дёргал его за куртку, — тебя там ждёт какой-то дядя.

В дверях стоял майор Кругловский и дипломатично кашлял.

131 Полковник Свидригайлов — персонаж романа Сенкевича "Пан Володыёвский", москворусский полковник, друг заглавного героя. Два друга были женаты на двух сестрах, Кшисе и Басе.

— Господин полковник, — сразу перешёл он к делу, — мы с полковником Злотопольским провели предварительный допрос задержанных, — он поправился, — двоих из задержанных.

— Сколько их всего? — уточнил Борис.

— Четверо, — ответил Кругловский, — их фамилии: Барабаш, Москаленко, Опанасенко и Иващенко. Про двоих последних мы уже знаем. Москаленко был ранен в перестрелке и сейчас без сознания. Пока что мы успели допросить Барабаша и Опанасенко.

— Что они знают про Индрика? Где он сейчас?

— Они не знают, где сейчас Индрик. Называют его, кстати, просто "Pan" и до ужаса боятся. Но нас теперь боятся больше, — немного снизил тон майор.

По всему, нападения на виллу подручные Индрика не ожидали. То ли уверовали во всемогущество своего Хозяина, то ли в собственную хитрость, то ли в телекамеры по периметру. До сих пор Хозяин выходил сухим из всех (по крайней мере, известных им) передряг, и они расслабились, чувствуя себя в безопасности за его могучей спиной. Разумеется, до тех пор, пока они беспрекословно выполняют все его приказы. Раньше их было пятеро, но один из них (а может и не только он) как-то попробовал своего Хозяина "кинуть". У Злотопольского с Кругловским не было времени уточнять обстоятельства этой пробы, ясно было только, что Индрик изменника разоблачил, схватил и примерно наказал. Это было настолько эффективно, что у оставшихся в живых четверых матёрых волков пропало всякое желание повторять когда бы то ни было его попытку. Он приказал держать в подвале женщину с ребёнком — и они держали, приказал их не трогать — и не трогали. "Ну в ТОМ смысле, Вы понимаете, что я имею в виду, господин полковник". Борис строго посмотрел на своего заместителя, но тот даже и не думал смеяться.

В общем, когда "Błyskawica" за несколько минут скрутила всех четверых в месте, которое они полагали совершенно безопасным, они были в шоке. И хорошо обдумав своё положение, пришли к выводу, что есть, оказывается, звери и сильнее кошки. Теперь они честно рассказывали всё, что знали. Оказалось, что кроме уже известного УБ склада на Владимирке ("владельцем" которого и был покойный бандит по кличке "Кучерявый"), был и другой, запасной, в районе проспекта Ягеллонов, записанный на имя Барабаша. Вообще, всё движимое и недвижимое имущество Хозяин записывал на своих подручных. Но после истории с "Кучерявым" никто, конечно, не пробовал сделать номинальную собственность реальной. Тем более, что Хозяин был хозяином не только строгим, но и весьма щедрым. Откуда у него деньги, не знал никто, но то, как он покупал в Москве автомобили, дома и квартиры, свидетельствовало о том, что проблем с ними он не испытывает.

Всё это можно было обдумать потом. Сейчас главным было другое. Очень хорошо, что "Błyskawica" согласилась выделить Отделу целых три взвода впридачу с "Росомахой" именно сегодня. Прямо сейчас все эти силы понадобятся, чтобы немедленно развить успех.

— Майор, позовите полковника Злотопольского и нашего "молниеносного" коллегу. Нам надо обсудить сегодняшнюю операцию на "Ягеллонке".

— Так точно, господин полковник.

Кругловский повернулся, потом на мгновение замялся и повернулся обратно, лицом к Борису. Осторожно огляделся по сторонам, подошёл ещё ближе и заговорил пониженным голосом.

— Ещё одна вещь, господин полковник. Вы спрашивали о "охотниках".

— Да, — прищурил глаза Борис Ницеевский, — что Вам известно?

Майор перешёл почти на шёпот. Борису приходилось прислушиваться.

— Говорят..., — замялся майор, — говорят, что это имеет отношение к нашему Охотничьему Клубу. Рассказывают, что Хозяин... генерал Кадочников его создал не просто так. Я слышал... неоднократно, что там встречались разные люди.

— Какие люди? — тоже шёпотом спросил Борис, — Из "убеции"?

— "Убеки", конечно, тоже. Но не только они. Я, ничего не знаю наверняка, но говорили, что они там не просто стреляют дичь, а ещё и говорят о БОЛЬШИХ делах, — заместитель Бориса ещё раз посмотрел на закрытые двери и окна.

— И кто же Вам об этом "говорил", майор?

Кругловский прятал взгляд. Казалось, ему срочно надо выйти в туалет.

— Господин полковник, я мелкая сошка, мне лучше не влезать в ТАКИЕ дела. РАЗНЫЕ люди говорили. То есть не говорили, а ОГОВАРИВАЛИСЬ. А я особенно не вникал.

— Господин майор Кругловский, — тихий голос Бориса стал "официальным", — напоминаю Вам, что Вы подчиняетесь мне и обязаны выполнять мои приказы. Если у Вас есть информация о неких нелегальных действиях сотрудников УБ и иных лиц, Вы обязаны передать её мне. А если Вы считаете, — посмотрел он в глаза заместителя, — что Вам лучше будет НЕ ВНИКАТЬ, то Вы очень сильно ошибаетесь. Или Вы считаете, что ваш полковник умеет поставить на своём хуже, чем, курдемоль, наш коллега из Костромы?

На лбу Кругловского блестели капли пота. Он глубоко вдохнул воздух.

— Во-первых, полковник Нестеров из Третьего Отдела. Во-вторых, майор Кусый из Четвёртого Сектора. Кроме них, я слышал как об этом разговаривали между собой капитан Гедройц и подполковник Стемпковский. Вам нужен письменный отчёт? — майор успокоился столь же стремительно, как и взволновался.

— Никакого отчёта не нужно. Пока что держите всё это при себе, майор. И давайте наконец, займёмся проспектом Ягеллонов. Это дело отлагательства не терпит.

Майор Кругловский развернулся и вышел из комнаты.

...

Скорей-скорей-скорей, холера! Только не опоздать! А то фарш подгорит. Дети и так не заметят, но подавать гостю макароны с подгоревшим фаршем Барбаре не хотелось. Гость, впрочем, был с детьми в гостиной и не видел, как хозяйка суетится с приготовлением ужина. Или обеда, раз его ещё не было. Не считать же за обед ту так называемую "еду", которую им с Никитой давали в подвале.

— Мама, уже готово? Я обедать хочу! — сын явно разделял мнение матери о здоровом питании, — И Ева с Тадиком тоже ждут.

— Подождут. И ты тоже подождёшь, — Занятая Мама отвесила Несносному Отпрыску лёгкий подзатыльник, — Что это у тебя в руках? Ты их вообще мыл?

— Я уже мыл руки, мама. А это, — он показал маме маленького серебряного орла с золотой молнией в когтях, — знак "Błyskawicy". Мне его дал дядя майор, который был с папой. Он сказал, что когда я вырасту, я тоже смогу пойти к ним служить. Я тогда буду такой же как папа!

— Будешь, будешь, — на этот раз Бася ласково потрепала сына по загривку, — А теперь возвращайся и жди, если не хочешь питаться сырым мясом.

— Ф-ф-уу! — сын поморщился, представив себе вкус такого кошмара, и с криком "Ещё не готово-о!" выбежал из кухни.

Бася размешала и ещё раз раздавила комочки жареного фарша. На вкус вроде бы уже готово. Она вывалила из дуршлага на сковородку варёные спагетти и тщательно перемешала всё это вместе. Интересно, что этот Борисов поручик, которого он оставил охранять Еву, уже стал для детей "Тадиком". Молодой человек умеет обращаться с детьми. И вообще чем-то напоминает Бориса в молодости. Хотя он и сейчас не старый. А она сама вполне молодая женщина, и пусть кто-нибудь, холера, скажет, что это не так!

В гостиной все уже сидели вокруг стола. Гость показывал карточные фокусы, Никита с восхищением смотрел на мелькающие карты, а Ева с восхищением смотрела на... Тадика. Прямо в глаза. Учитывая возраст дочери и возраст поручика (холера, как его зовут... да, Якубень, Тадеуш Якубень) это Барбаре Ницеевской не понравилось. Она строго посмотрела на дочку, но для той, похоже, весь остальной мир прекратил существование. Пришлось грубо вмешаться.

— Попрошу всех подвинуться и убрать посторонние вещи со стола! — с этим Борисовым коллегой можно было говорить по-польски, — За обеденным столом во время ужина надо есть, а не играть в азартные игры.

"Тадик" начал собирать карты. Ева недовольно отвернулась в сторону телевизора с новостями.

— ...напряжённость в отношениях Греции и Дунайской Империи, вызванная проектом включения в герб Македонии древнемакедонского символа "Вергинской Звезды", пошла на спад. Глава македонского парламента Селим Сараджоглу заявил, что снятие этого вопроса с повестки дня не означает...

— Приятного всем аппетита! — Никита набросился на еду, Ева начала медленно наматывать на вилку спагетти, исподтишка бросая взгляды на "Тадика", который явно старался их не замечать.

Ну слава Богу, хоть кто-то здесь не потерял головы. Гонять барышню, гонять!

— Ева, принеси нам, пожалуйста, кетчуп.

Юная Сердцеедка недовольно встала и вышла, бросив томный взгляд на поручика. Тот старательно изображал своё здесь полное отсутствие.

— ...Греческой Республики и Речи Посполитой подписали протокол о строительстве новой ветки нефтепровода "Южный канал". По словам президента Караманлиса, это позволит Греции сделать ещё один шаг в направлении диверсификации поставок топлива. На текущий момент 75 процентов потребляемой Грецией нефти происходят из турецких месторождений в районе Персидского Залива. Эксперты полагают...

Дочь вернулась с двумя пластиковыми упаковками кетчупа в руке.

— Тадик, а ты какой больше любишь кетчуп: молдавский или украинский?

— Ну... я так не знаю..., — ну какие же всё-таки мужчины нерешительные существа, не могут ни кетчупа выбрать, ни девушке "я тебя люблю" сказать...

Нет-нет-нет! Вот ЭТОГО сейчас как раз не надо ни в коем случае! Но и наоборот не надо тоже. А если попробовать с другой стороны?

— Господин поручик, а у Вас есть дети?

— ...демонстранты заблокировали все подступы к Елисейскому дворцу. Выступивший на митинге президент "французской лиги" Доминик де Виллепэн потребовал прекращения финансирования проектов в Алжире за счёт метрополии. По оценкам полиции...

— Вы знаете, у меня была знакомая, как раз Вашего возраста, — бедняга совсем покраснел, — так у неё дочка только токмо чуть-чуть моложе нашей Евы. Родила её ещё в школе. По-моему, это неправильно. В таком возрасте детей иметь ещё слишком рано. Вы не согласны?

На несчастного Тадеуша было жалко смотреть. Он метался между желанием как можно скорее убежать, опасением ударить в грязь лицом перед Евой и страхом поссориться с женой своего шефа. Вообще-то никакой такой знакомой у Баси не было, но чего не выдумаешь для блага дочери. Даже, если она и не считает это благом.

— На этот счёт существуют законы, — гость решился прыгнуть в холодную воду, — В Москворусской комиссарии брачный возраст для женщин установлен в 18 лет. Соответственно всякий совершеннолетний, вступивший в половой контакт, — Барбара недовольно сдвинула брови, — с несовершеннолетней особой, может быть обвинён в соответствии со статьёй Уголовного Кодекса.

Молодец, холера! Бася восхитилась подчинённым мужа. Сразу нашёлся, что сказать, несмотря ни на что. И при этом таким твёрдым тоном. И так профессионально. И глядя прямо в глаза дочке. Сейчас, похоже расплачется. Ничего, пусть потерпит. А этот Тадик явно не промах. Но ничего, для Евы найдётся и другой, помоложе. Не вымрут же они все до её совершеннолетия, холера!

— Прошу прощения, — поручик Тадеуш встал из-за стола, — мне пора возвращаться на работу. Благодарю Вас за прекрасный ужин... то есть обед, пани Барбара.

Холера, и ещё поцеловал в руку! Нет, всё-таки мужу повезло с сотрудниками. И с женой, само собой, тоже, а вы что думаете? И ей, Барбаре Ницеевской, тоже жутко повезло — и с мужем и вообще. Выбраться без потерь из такой жуткой передряги! Завтра надо обязательно поставить свечку в храме Христа-Спасителя. Даже три свечки: одну — за своё спасение, другую — за сына, а третью — за упокой души несчастной Веры Самсоновой. Может она хоть на небе будет теперь счастлива? О, Боже...

— ...в провинции Корея была торжественно открыта новая линия скоростных поездов. Она свяжет японский Пхеньян со столицей Республики Манчжоу-го городом Синьцзином. На церемонии открытия присутствовали...

— Так, а теперь, панна Ева пойдёт со своей мамой и расскажет ей, что здесь было, пока мамы здесь не было. И незачем строить такие сердитые глаза!

...

Есть разные виды ожидания. Ожидание напряженное, когда с замиранием сердца ожидаешь результата своих усилий — удалось или не удалось? Ожидание безразличное, когда просто скучаешь, читая книгу и время от времени глядя на часы. Хуже всего ожидание беспомощное, когда от тебя ничего не зависит и ты просто ждёшь, пока другие решат твою судьбу. Но есть ещё ожидание уверенное, когда знаешь — ты всё сделал правильно и безошибочно, и поэтому тебе всё удастся. Такое, как ныне.

Ныне всё шло, как никогда успешно. Ненавистный Московский Гость наконец-то получил по заслугам, связанный по рукам и ногам Крот неспособен на осмысленные действия, через пару часов молодняк пойдёт на Капище и его нынешняя Охота завершится успехом. Бог даст, самая большая его Охота не станет последней. Хотя для настоящего Охотника каждая Охота — последняя. И именно поэтому каждый настоящий Охотник безупречен — Последняя Охота не может быть ущербной.

Он был охотником. Для него охота была всем. Не просто охота — "Охота" с большой буквы. Она уже много лет была его Долгом, Сутью и Смыслом. Она была самой жизнью сотника Дружины Николая-Угодника Святослава Игоревича Кривошеева. Он уже давно не мог вообразить себя без Охоты, без ежедневного выслеживания выбранной Цели, без хладнокровной отстранённости в миг столкновения с Целью, без дикой радости и чувства хорошо выполненной работы после поражения Цели. И наконец, без спокойного и взвешенного выбора новой Цели. Всё это давно стало частью привычного круга жизни.

Охотником Святослав был не всегда. Было время, когда он был обычным студентом Костромского Публичного Университета имени Ломоносова. Тогда его жизнь состояла из лекций, семинаров, баров и девушек. Последние два пункта часто вытесняли два первых — теоретические науки не так были по душе студенту Кривошееву, как "практические занятия" с товарищами, а особенно — подружками. А ближе к окончанию университета к этому списку добавились митинги.

Конец 80-х расшевелил страну, оторвав от повседневных занятий, заставив задуматься о себе, о смысле существования, о национальных ценностях, о свободе. Киевские газеты говорили о "карнавале свободы", великорусы вслед за немцами стали называть это "пробуждением". Волна осознания себя прокатилась через всю казавшуюся вечной Речь Посполитую от берегов Балтики на Юг — до Чёрного моря, до кавказских предгорий Украины, до Карпат и Босфора, на Восток — до лесов Великоруссии, через пустыни Средней Азии до самой сибирской тайги и далёкого Сахалина. Миллионы людей вспомнили, кто они суть — не просто упорядоченная серая масса "obywateli Rzeczypospolitej"132, а имеющие свою собственную великую историю немцы, украинцы, молдаване, болгары, сибирийцы, русские.

132 граждан Речи Посполитой (польск.)

Да, именно так, несть "москворусов" и несть "великорусов", а суть именно "русские" — две части некогда разделённого народа готовы были соединиться в одно целое в едином вольном Отечестве. Эта идея сразу же захватила Святослава — с того момента, как об этом стали открыто писать в костромских газетах. Он сразу записался в "Союз Русского Народа" — именно "Великое Единение" было главным девизом этой партии.

Его захватила программа "Союза". Цель — окончательное преодоление последствий Смутного Времени. В реальности Смута не кончилась в 1612 году. Тогда предатели и трусы Минин и Пожарский предпочли помощь иностранцев опоре на собственные силы. За их слабость пришлось заплатить великому народу — сперва независимостью, потом верой, а в конце концов — собственным именем. Великая Россия исчезла, превратившись в ничтожную "москворусскую комиссарию". Правда, костромские патриоты смогли сохранить религию предков, но ценой за это был Великий Русский Раскол, когда единая Россия разделилась на две части. Московские правители предпочли пожертвовать Истинной Верой ради сохранения своей власти. Кострома сохранила Веру, но Единство пропало безвозвратно.

Программа напоминала о древнем величии — когда западные границы Державы достигали Чернигова, когда русскими и только русскими были Псков и Новгород, когда русские воеводы брали дань с сибирских народов. Разве не смогла бы Единая Россия изгнать из своих пределов всех оккупантов, как шведских так и польских, отвоевать, пусть не сразу, свои старые границы и даже расширить их? Те, кто погасил надежду на Российскую Империю от Тихого океана до Балтики, где сама Польша была бы только одной из провинций, те, кто закрыл русскому языку дорогу в Киев, Новгород и Хабаровск, были преступниками против своего народа, не заслужившими на добрую память потомков. Будущее же лежит в объединении обоих ветвей русского народа в едином государстве. Сегодня наша Россия, завтра — весь мир! Эти слова партийного гимна новый член "Союза Русского Народа" пел вместе с другими участниками собрания от всего сердца. Эти слова пела его душа.

Там его быстро заметили — уже через месяц он стал головой первичной ячейки. Его политическая активность вытеснила сначала развлечения, а потом и учёбу. Он знал, что в университете несколько раз поднимался вопрос о его отчислении за систематическую неявку на занятия, но каждый раз отклонялся — "Союз" рос в силе, среди как студентов, так и преподавателей было много его членов, и они "прикрывали" своего активиста. В конце концов он написал в деканат заявление с просьбой о предоставлении академического отпуска, и его удовлетворили. Святослав подозревал, что в Ломоносове до сих пор ожидают возвращения "студента Кривошеева". Ну разве что все архивы давно сгорели во время войны. Это всё равно теперь неважно.

Святослав собирал людей (уже не только студентов) на митинги и демонстрации "Союза" и сам на них выступал. Уже в качестве не просто главы ячейки, но одного из секретарей городской партийной управы. Но чем больше он видел митингов и манифестаций, чем больше он слышал и произносил речей, тем больше Святослава переполняло сомнение — зачем всё это? Бесчисленные собрания, принимающие бесчисленные постановления, многочисленные толпы на митингах, гласящие многоголосую "Многую лету" какому-то очередному оратору — всё это было каким-то неконкретным и ненастоящим, только подготовкой к настоящему делу, только непонятно — какому. На местных выборах "Союз" получил 32 процента голосов и стал самой сильной партией в столице комиссарии, а сам Святослав Кривошеев — одним из городских советников. Но это всё было не то. Какое ему дело до устройства городских паков или премий служащим городской канализации? К намеченной цели — Единой Державе, всё это его нисколько не приближало.

ЭТО произошло весной. Святослав точно помнил дату: 5-го марта 1989 года на площади Патриарха Аввакума проходил большой митинг "Союза Русского Народа". Он стоял на трибуне, где-то сбоку, в числе иных секретарей и активистов. Митинг был впечатляющий, на глазок выходило около двухсот тысяч. Он с удовлетворением отметил, что мужчины были почти поголовно с бородами — активная пропаганда "возвращения к истокам" уже начала приносить свои плоды. Большинство женщин накрыты свои головы платками — и, наверняка, не из-за погоды, та была солнечной и тёплой. "Двести тысяч человек — это сила!", — объявил с трибуны Голова Союза. "Двести тысяч человек — это армия! Вспомните, братья, битву под Конотопом", — возглосил он, — "Если бы у Святого Степана было бы тогда двести тысяч Воинов Веры, разве смогли бы одолеть его безбожные ляхи?".

Да, двести тысяч воинов — это сила... Воинов? Эта бесформенная толпа там внизу — воины? Да на неё не потребно даже оружия — отряд обычной полиции с дубинками и водомётами разгонит её в разные стороны за час самое большее! А первый польский регулярный полк превратит всё это "Народное Вече" в кровавое месиво и не поморщится. "Мы все можем здесь митинговать и махать на наших врагов кулаками только потому, что те ещё не взялись за нас всерьёз", — такой напрашивался вывод. Это была не сила, это была всего лишь видимость. В таком мрачном настроении он дождался своей очереди выступать. Речь он произнёс как всегда хорошо — что-то о вере, терпении и соборности, ему так же, как иным, рукоплескали и кричали "Ура". Но после митинга, когда Святослав уже садился в старый отцовский "Фиат", к нему подошёл незаметный пожилой человек. После митингов к нему часто подходили восторженные личности, поэтому он собрался так же, общими словами, сплавить и этого.

Когда гость почти слово в слово повторил его собственные мысли об армии, оружии и силе, секретарь партийной управы ему поверил. Потому что ЖЕЛАЛ верить. И поехал с ним туда, куда он указал, куда-то за город. И там на заброшенном армейском полигоне увидел то, что втайне ждал и чего не ожидал — учения Великорусского Войска. Их было мало — примерно компания, но это было Войско, это была Сила. Такие же, как он молодые люди, владеющие оружием (не только автоматы, но и "Комары" и даже противовоздушные "Осы"), подчиняющиеся приказам командиров, подчинённые единой цели. Святослав сердцем ощутил, что его место здесь. Тем более, что, как оказалось, он ещё не забыл своего опыта службы в лядском войске и разобрал-собрал автомат быстрее всех остальных. На учебных стрельбах, устроенных перед самым заходом солнца, он тоже был одним из лучших. Но, чтобы заслужить право встать в этот строй, он должен был ещё кое-что сделать.

Войско называлось "Дружиной Николая-Угодника", в честь небесного покровителя Святой Руси. Пожилой человек, кой привёз Святослава на полигон, был его воеводой. Покамест "Дружина" была небольшой, но со временем должна была разростись. Для этого ей, однако, требовались три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги. Так, во всяком случае, сказал Воевода. Кроме денег, ей были нужны помещения: на склады с оружием, на помещения для обучения бойцов, на... на всякий случай. Святослав, в качестве городского советника, связанного с вопросами недвижимости мог быть очень полезным для "Дружины" и для самого Воеводы.

Он действительно оказался для них очень полезным. Побочным эффектом оказалось значительное количество денег на его счету — Воевода был щедр, да и другие, не связанные с ним операции давали немалый доход. Святослав мог позволить себе на многое, но деньги не приносили ему удовлетворения — зачем нужны деньги, если на них нельзя купить того, что тебе действительно нужно — причастности к Великому Делу.

Однажды он взбунтовался. Во время очередной встречи с Воеводой на тайной квартире (полученной при его участии) он объявил ему, что не согласен более быть "тайным советником Дружины". Он сделал достаточно, чтобы доказать свою полезность русскому делу. Он не желает больше заниматься финансовыми махинациями, они его тяготят и не приносят удовлетворения. Его долг — служить Великой России, но он не согласен служить ей в городской управе. Воевода напомнил ему о деньгах, которые он получил за время сотрудничества, и здесь Святославу стало на самом деле до холодного пота страшно. Он устрашился, что его могут взять просто за очередного казнокрада из управы. Умирать с таким клеймом он не желал.

Святослав Кривошеев встал и глядя в глаза Воеводе, сказал:

— Я не вор и не тать. Есмь ратник Российской Державы. Моё место — в строю Дружины, вместе с другими ратниками. Те деньги, кои у меня есть, я готов все целиком отдать на русское дело. Завтра я принесу их сюда.

Он заметил искорку любопытства в глазах воеводы. Тот согласился на встречу.

На следующий день бывший советник закрыл свои счета в банке, положил деньги в ту же сумку, куда он ещё ранее положил имевшиеся у него наличные, и пришёл на ту же тайную квартиру. Воевода его ждал. По лёгкому, почти незаметному шуму в соседней комнате, Святослав понял, что они здесь не одни. Страха не было — он был готов принять свою судьбу. Если Воевода решит его "устранить", он не будет сопротивляться — к чему? Всё одно, идти ему отсюда некуда — не на службу же в управу возвращаться. Воевода его не тронул. Он открыл сумку, молча проверил содержимое и вышел, забрав её с собой. Святослава забрали с собой двое спутников Воеводы. Никто по-прежнему не проронил ни слова.

Его везли на "Рязанце"133 далеко и долго. Он знал, что смерть ему не грозит — чтобы его "устранить", не было потребно ехать столь долго — и успокоился уже за Судиславлем. Те, кои его везли, ничего не говорили, но и глаз не завязывали. Так что, когда они проехали через какие-то ворота, он знал, что находится недалеко от Чухломы. Его проводили (один с правой, другой с левой стороны) до входа в большую бревенчатую избу.

— Милости прошу, — чтобы опередить ехавший по шоссе "Рязанец", Воевода должен был лететь по крайней мере вертолётом, — Ты прошёл испытание. Еси стрелец Дружины Николая-Угодника. Советник Святослав Кривошеев преставился, отныне тебе потребно новое имя. Сим нарекаю тебя — Индрик.

133 "Рязанец" — внедорожник, выпускающийся на Рязанском заводе самоходов

Отныне и навсегда Святослав стал Индриком — для всех окружающих и для себя самого. Старое имя потеряло значение. Иногда Индрик использовал его, но знал и чувствовал, что это всего лишь один из его псевдонимов. По-настоящему он — Индрик. Так звали мифологического отца всех зверей, по иному мнению — языческого Перуна-громовержца. Имя обязывало быть лучшим, и Индрик оправдывал его. Он был лучшим, лучшим всегда и везде. Лучший стрелок, лучший парашютист, чемпион Дружины по кун-фу, лучший, лучший, лучший... Когда его представляли "наш лучший", он знал, что это не похвала, а признание факта. Он даже не гордился тем, что он лучше всех, он просто это знал.

Его командиры это тоже замечали. Индрик быстро рос по служебной лестнице — вместе с разраставшейся Дружиной Николая-Угодника. За пару лет он стал сотником, а его Дружина — совершенно законным военным формированием, подчинённым Комиссару. Главнокомандующий Вооружёнными Силами Великоруссии в штатском несколько раз посещал базу Дружины и в блеске вспышек газетчиков обменивался рукопожатиями с Воеводой и офицерами. Потом он уезжал, и все забывали о его существовании. Только изредка Воевода упоминал его имя, он говорил о нём "наш Канцлер" — с язвительной иронией.

Дружина стала силой, с которой нужно было считаться, и против которой стало опасно выступать. В этом убедились несколько лядских подпевал из "Голоса Костромы", пробовавших остановить лавину русской свободы. Индрик даже удивился, насколько операции по их устранению оказались будничными: подъезд дома, багажник машины, лесная дорога, перерезанное горло, труп в яме с известью. Индрик запомнил своего первого убитого, но не испытал при этом никакого волнения: жалкий толстяк, сначала запирающийся, а потом молящий о пощаде, не вызвал никаких чувств, кроме презрения, и никаких желаний, кроме как побыстрее закочить дело и вымыть руки. После этого он удостоился похвалы от Воеводы, тот сказал ему, что доволен своим новым офицером для особых поручений. Или, как говорили в Старые Времена — "держальником". Вот этой похвалой Индрик был действительно горд.

Увы, всё произошло из праха и всё братится в прах. И настал тот День. День Испытания Господнего. День, когда Индрик, подобно Иову, потерял всё. В этот День Воевода вызвал его к себе.

— Сотник, у тебя суть срочные дела?

— Ныне забираю на станции очередную партию "Ос".

— Туда поедет Кобра. Твоё задание будет иным. Пойдём прогуляемся.

Главная база Дружины в Чухломе разрослась в целый посёлок: казармы, офицерские дома, склады, магазины, лётное поле для вертолётов. В том числе большой парк — Воевода любил природу, а кроме того, использовал парк для самых тайных разговоров — стенам своего кабинета он не доверял. Во время неторопливой прогулки он объяснил, что именно должен сделать Индрик. Он знал многое, но всех тайн и секретов Воеводы не знал никто.

В Московской беспеке был "жучок". Москворусы были братским народом, но слишком уж прониклись лядским духом, чтобы доверять им без оглядки. А Истинный Воин использует для Дела не только добродетель, но и порок — не только у врагов, но и у друзей. Да и можно ли доверять тем, кои сами продают важное сообщение за деньги? Так во всяком случае, желал сделать "жучок" из Москвы. Индрик должен был выслушать вестника и оценить: сообщение, ситуацию и самого московского гостя. Воевода выбрал для этого своего держальника, и тот не мог его подвести. В Кострому сотник полетел вертолётом Воеводы — времени до встречи с поручиком Логиновым, как представился "жучок", было мало, и не стоило его тратить на гонку по шоссе. Через час Индрик был уже в Костроме, а ещё через полчаса — сидел в тайной квартире на диване вместе с московским гостем.

Тот выглядел расслабленным. Купите — хорошо, не купите — ну и ладно. Вместе с тем, предложение казалось серьёзным — поручик Логинов действительно работал в Оперативном отделе Москворусского КУБа. Люди Воеводы проверили это ещё до того, как договорились с ним о встрече.

— Пятьсот тысяч гривен, — кивнул головой Логинов, — так, как договаривались, двумя партиями. Сто сейчас, четыреста — когда убедитесь, что так оно и есть.

Условия были оговорены заранее. Московский гость их просто повторял. По всему, у него было нечто серьёзное. Во всяком случае — стоящее пятисот тысяч гривен. Индрик достал из своей сумки полиэтиленовый пакет и передал собеседнику. Тот выложил оттуда пачки денег, пересчитал. Разумеется, сошлось. Дружине не было смысла обманывать жадного москаля. А вот ему? Поручик положил пачки денег обратно в пакет и положил его в сумку к себе.

— Во второй половине сентября у вас будут большие проблемы, — сообщил поручик, — Для Министерства обороны ваша Дружина уже давно бельмо на глазу, и они, наконец, решились.

Индрик изобразил заинтересованность. Сообщения о лядских заговорах против Великоруссии появлялись регулярно. Сообщения о некоторых из них попадали в газеты, и тогда Воевода использовал очередной приступ паники для выбивания дополнительных денег на усиление Дружины. Если это такая же утка, то пятьсот тысяч — определённо чересчур. Хватит с этого Логинова и задатка. А потом пули в затылок или ножа между рёбер.

— Они решили пойти в обход Канцлера. Москворусский Комиссар здесь тоже не у дел — формально это будет всего лишь операция по пресечению контрабанды оружия из Великоруссии через Углич, — лицо собеседника не выражало никаких эмоций.

— И что именно они планируют? Кстати, "они" — это кто? Сам Щепаньский?

Киевский министр обороны Вацлав Щепаньский считался противником противником планов Канцлера по "расширению полномочий Комиссарий". Правда публично он не высказывался, так что у Канцлера не было прямого повода отправить его в отставку.

— Во главе всего — начальник Генштаба гетман Яшуньский. Знаю точно, что мой Хозяин встречался с ним в Киеве в конце июля, — собеседник соединил две руки в "замок", — как раз после этого и начала продвигаться операция "Tarcza"134.

— В чём её суть? — перешёл к делу Индрик, — Да, ещё, "Хозяин" — это Кадочников?

— А кто же ещё, кроме нашего Деда, — московский гость показал два ряда здоровых зубов, — Мобильная группа Москворусского КУБа перебрасывается в Углич — пару дней они сидят там и как бы занимаются борьбой с контрабандой. Будут массовые аресты. Параллельно с этим к границе выдвигается Ростовская дивизия. Формально — какие-то учения, фактически — для броска на Ярославль. Между границей и Ярославлем у вас ничего нет. Это не всё. Пятая десантно-штурмовая бригада получила приказ готовиться к переброске из Владимира в Ревель. Формально — учения "Балтика-91". А фактически...

Поручик Логинов сочувственно посмотрел на Индрика и закивал головой. Индрик почувствовал нетерпение. Как же любит лицедейства этот московский поручик.

— Фактически они нейтрализуют вашу Дружину. "Убеки" в Угличе выезжают на аэродром "Сосновый" на юг от города, грузятся в один из транспортников и летят вслед за ними. Но, ясное дело, ни в какой не в Ревель, а в Кострому, частью в Чухлому. Десант захватывает аэропорт и город, а "убеки" — вашего воеводу. В его окружении есть "жучок", так что они будут знать, где его искать. А после того, как все здесь, — он показал рукой за окно, — будут в нокдауне, покажут по телевизору сообщение о раскрытом заговоре костромских сеператистов. После чего весь референдум проголосует на "нет". Всё. Конец. Точка, — он развёл руками и сделал грустные глаза.

Индрик заставил Логинова повторить всё и переписал весь текст на бумаге. Бумажный текст лучше магнитофонной записи — он позволяет прочитать всё ещё раз в любом порядке. Москаль подал имена, должности и номера частей. Всё это ещё нуждалось в проверке, но у Индрика уже засосало под ложечкой. Если это правда, то Дружина, а вместе с ней вся Великоруссия и само Русское Дело находятся над самой пропастью.

Воевода отнёсся к докладу своего держальника серьёзно. Через несколько дней пришли результаты проверки — все сведения о перемещениях войск подтвердились. "Жучок" получил свои деньги, а Дружине надо было решать, что делать далее.

134 Щит (польск.)

К делу подошли со всей ответственностью. Рисковать судьбой края было нельзя, и Воевода решился нанести упреждающий удар. Захват группы "убеков" должен был сбить врагов с толку. Позже всё происшедшее в Угличе потребно будет представить, как недоразумение, одновременно обвинив киян и лично гетмана Щепаньского в провокации и самоуправстве. Ожидалось, что Канцлер ляхов, косо поглядывающий на своих генералов, воспользуется случаем и, наконец-то, отправит главного врага свободы в отставку. А там уж и референдум на подходе. "Да" великорусов обеспечено в любом случае, в Москворуссии за "да" должно было проголосовать около 60 процентов, так что оба русских государства должны были стать независимыми уже вскоре.

А там дальше, с общей историей, почти одинаковым языком и, главное, общим врагом, можно было и начать переговоры о объединении. А если москали не захотят жить в Единой России, у великорусов всегда остаётся Дружина Николая-Угодника. Воевода сумел убедить всех в Костроме, сумеет и в Москве. А уж Индрик ему поможет — враги Русского Единства пожалеют, что так невовремя появились на свет. Тем более, что силы ляхов будут распылены — им придётся подавлять немецкое "Пробуждение" в Поморье. Но даже, если доктор Франц из Кольберга и выдавал желаемое за действительное, справиться со всей Русской Землёй ляхам будет непросто. Ой, как непросто!

В таких радужных облаках Индрик витал недолго — токмо до операции "Шелом". В Угличе всё пошло не так с самого начала. Москалей оказалось больше, чем ожидалось. Захватить всех врасплох не удалось, часть засела в городской управе и начала отстреливаться. К "убекам" присоединилась местная полиция, тоже засевшая в здании своего городского управления. Два стоящих рядом здания образовали узел обороны, который угодникам удалось взять только после больших потерь. Ратникам пустили нервы, и они начали расстреливать пленных. Допрос оставшихся в живых показал, что "убеция" не имеет малейшего понятия о атаке на Чухлому, а также слыхом не слышала о каком бы то ни было десанте в Великоруссии.

Полицейские же, по их словам, защищали город от собиравшихся захватить его "кастратов". Глядевшего исподлобья москаля с погонами инспектора, употребившего это слово, убили на месте. Среди пленных полицейских началась паника. Они бросались на охрану и пробовали выскочить в окно, где во время штурма выломали решётки. Ратники, чтобы их остановить, открыли огонь. Снова куча трупов. Индрик начал втайне радоваться, что "Шеломом" командует не он — Воеводе придётся очень постараться, чтобы представить эту бойню "недоразумением". Полковник приказал забрать оставшихся в живых пленных и уходить. И тут токмо началось.

Сначала Индрик услышал громкую стрельбу. Кто это был неясно, на оставшихся "убеков" это было не похоже, тем более, что стреляли из тяжёлых пулемётов. Потом на площади неизвестно откуда появились чьи-то танки. С башни одного из них ударила ещё одна очередь. Стоящего рядом с Индриком уряднику Игнату Кружилину перебило ноги. Как он сам остался в живых, Индрик не понял. Танку москалей не суждено было долго сеять смерть на углицкой площади — какой-то ратник подбил его из "Комара". Вылезший из башни стрелок сказал, что они — танковый батальон Ростовской дивизии, были неподалёку от Углича и когда услышали отдалённую перестрелку, вошли в город. В подтверждение его слов загрохотали танковые орудия.

Приказ об отходе остался в силе, но было уже непонятно, кому отходить — ратники и москали перепутались, Индрик со всеми, кто был на площади, занял оборону в полицейском управлении. В городе начался кромешный ад. Через жуткий грохот боя пробивались только стенания раненого Игната. Наконец, когда всё относительно стихло, Индрик со своими людьми решился прорываться. Игната и других раненых забрали с собой. Он кричал при каждом качании носилок. Пособить ему Индрик не мог ничем.

На холме стоял монастырь, а оттуда стреляли очередями. Одна из пуль попала в лежащего на носилках Игната, и он перестал стонать. Зато Индрика это взъярило! Остальных бывших с ним угодников — тоже. Засевшие на холме москали поняли, как глупо они подставились и бросились бежать в монастырские ворота, даже не пытаясь сопротивляться. Им это не помогло. Их нашли в монастырском дворе — некоторых застрелили сразу, некоторых расстреляли у стены, на которой кто-то из ратников написал: "ЭТО ВАМЪ ЗА ИГНАТА!!!". Самому Игнату Кружилину было уже всё равно.

Через две недели обнажился весь размер катастрофы. Москали поверили ляхам, а не русским братьям. Да и было ли оно вообще, это братство, если Москворуссия ответила "нет", на вопрос, хочет ли она быть независимой? Если новые московские власти клялись в верности киевским ляхам и требовали наказания для Дружины Николая-Угоднка. Если они САМИ передали все свои войска под командование лядского Министерства обороны. Гетман Щепаньский триумфовал, Канцлер разводил руками, и было ясно, что дни его канцлерства сочтены.

Великоруссии предстояло обороняться от ляхов в одиночестве — москали не только отказались защищать Русскую Идею, но и сами готовились к походу на "мятежников". "Такова натура этого подлого народа", — сказал Воевода, — "Так они поступали ещё со времён их Ивана Калиты. Теперь москали — наши враги, большие, чем сами ляхи, ибо предатель всегда опаснее открытого врага".

Но какая интрига! Независимо от своих чувств Индрик должен был признать, что их провели на высшем уровне. Если смотреть со стороны, интрига "московского гостя" (теперь стало ясно, что он никакой не "Логинов") достойна пера Дюма-отца или Бонапарта-внука135. Несколькими лёгкими движениями расстроить все планы противника, выставить его агрессором, рассорить с союзниками, лишить его половины сил и усилиться самому — это надо уметь! Проклятый москаль (а может и не москаль, поелику в Москве его так потом и не удалось найти) несомненно продал душу Врагу Рода Человеческого. Да ещё и заработал полмиллиона! За это он должен заплатить. Неважно когда, рано или поздно Индрик найдёт "московского гостя" и уничтожит его. И не успокоится, пока этого не сделает!

135 Бонапарт-внук — Наполеон-Арман Бонапарт (1831-1875), сын французского императора Наполеона II Бонапарта (1811-1850). После Февральской Революции 1848 г., реставрировавшей династию Бурбонов, бежал в Англию вместе со своим отцом и прочими членами фамилии Бонапартов. При жизни своего отца был известен только, как "наследник в изгнании". После его смерти, потери всякой надежды на возвращение к власти, а, главное — средств к существованию, Арман Бонапарт занялся писательской деятельностью, неожиданно принесшей ему деньги и славу. Вначале он публиковал свои приключенческие романы (в основном повествующих об интригах при дворах средневековых мусульманских султанов и эмиров) под псевдонимом "Тит Пулион", но с течением времени пресса открыла настоящее имя знаменитого писателя. Полностью отказался от каких-либо политических амбиций. После того, как он в 1865 г. подписал требуемый от него французскими властями отказ от претензий на французский трон, ему было разрешено вернуться во Францию. Там он продолжил успешную литературную деятельность, а также стал президентом Франко-Турецкого общества, пропагандировавшего строительство Суэцкого канала и участие в этом предприятии французского капитала. Убит на дуэли в Париже. Его именем названы улицы в Париже, Бурсе, Анкаре, Алжире и других городах.

Между тем началась война. Ярославль пшеки заняли без боя, проклятый "Логинов" был прав — защищать его было нечем. Супостаты подошли к стольному граду — здесь они встретили достойное сопротивление. Индрик видел, как горит и рушится его родной город. Дружина дралась за каждый дом, бюровец и даже пустырь, но силы были неравны. Сотник как во сне вспоминал мёртвую площадь Аввакума, уже без всяких митингов, но с разбитыми танками и воронками он мин и авиабомб. Двести тысяч штатских болтунов рассеялись, как туман — одни убежали из города, иные спрятались в подвалах, а кто-то, наверняка, уже прислуживал бравшим верх ляхам. Здесь были только свои — ратники Дружины Николая-Угодника. И Московская пехотная дивизия в господствующем над площадью здании страхового общества "Россия". Угодники держали площадь долго, несколько недель, но под угрозой окружения были вынуждены отойти. Бои за город продолжались ещё с месяц, но судьба его была решена. Кострома пала.

Всё остальное было уже бессмысленно — это была просто растянутая на пару лет агония Великоруссии. Тогда Индрик об этом не думал — он просто дрался за Судиславль, за Вологду, за Череповец. В сражении за свою базу в Чухломе Дружина словно возродилась — в этом убедился разбитый там наголову второй полк Краковской дивизии. И там же окончательно сломалась.

Потрёпанные за предыдущие дни пшеки приводили свои ряды в порядок. Дружина готовилась к решительному наступлению, все надеялись отбросить врага если не к самой Костроме, то по крайней мере к Судиславлю, поэтому боёв не было, всё временно успокоилось. В тот день Индрика вызвали в штаб. В подвале бывшего кинотеатра стояла непривычная тишина. Перед покрытым какой-то странной белой скатертью столом стоял заместитель Воеводы генерал Галицкий.

— Господа офицеры, — Индрик не успел задуматься, почему совещание проводит не Воевода, а его заместитель, — прошу вас сохранять хладнокровие.

— Что происходит, господин генерал? — кто-то из офицеров проявил нетерпение.

— Господа офицеры, — повторился генерал, — сегодня мы... вся Великоруссия, понесли тяжёлую утрату, — к нему вернулся командный голос, — Сегодня примерно в 13.30 самоход, в котором ехал наш Воевода, подорвался на мине. Воевода погиб.

Наступила тишина. Только сейчас Индрик понял, почему так странно выглядит белый стол за спиной генерала. На нём лежало накрытое простынёй человеческое тело. Галицкий открыл простыню. Красно-чёрная фигура на столе имела мало общего с человеком — так обычно выглядели танкисты, не успевшие вовремя выбраться из танка или ратники, попавшие под струю огнемёта. Послышалось шуршание — офицеры столпились вокруг стола. Руки покойника были скрещены на груди, левая поверх правой. На безымянном пальце блестела золотом тяжёлая печатка. Её Индрик знал прекрасно. Воевода ставил ей свой знак на сургучных печатях для особо важных пакетов. Индрик наклонился к перстню — там вставал на дыбы знакомый ему единорог. Генерал говорил правду. Индрик вытянулся по стойке "смирно" и приложил руку к каске. Остальные сделали то же самое.

Гибель Воеводы подействовала на всех подавляюще. Тем не менее ставший его преемником генерал Галицкий не отменил запланированного наступления. Быстрое продвижение вперёд на запад выветрило мрачные мысли. Ляхи бежали вплоть до Судиславля. Город Дружина заняла с марша. На следующий день должен был начаться "марш на Кострому". Но не начался. Началось контрнаступление ляхов. Город с утра до вечера бомбили тяжёлые "Лоси"136. Когда заканчивался воздушный налёт, начинался налёт ракетный. Отойти на восток к Галичу не вышло — десант ляхов в районе Вороньего отрезал путь к отступлению. Индрик пережил разгром Дружины, зарывшись в какую-то яму, когда "молниеносные" прочёсывали лес вокруг города. Формально угодники не прекратили существование, но это уже не имело смысла — Индрик решил закончить свою войну.

Двухъэтажный дом родителей в Костроме, как ни странно, остался цел и невредим. Он прокрался туда ночью во время комендантского часа, прячась от лядских патрулей. Пару раз он услышал москворусскую речь. Мерзкие отродья! Мать обрадовалась, сестра сначала испугалась, но потом тоже обрадовалась. Отец погиб где-то на улицах во время одной из бомбёжек — пошёл за едой и не вернулся. Братья воевали где-то вместе со всей остальной РОА. Индрик не стал рассказывать о своих мрачных предположениях. В городе было неспокойно, ежедневно стреляли, даже днём. Взрывались бомбы — сопротивление супостатам прододжалось. Индрик выкопал закопанные в саду деньги — те самые, которые отдал в своё время покойному Воеводе, а тот отдал ему обратно, и сделанные им заранее документы. Он переоделся в свою старую одежду и собрался уходить, только хотел попрощаться с сестрой, вышедшей за хлебом.

Где-то вдалеке раздался звук взрыва и какие-то крики. Мать заволновалась. Из окон второго этажа было видно сестру у самой калитки. Из-за угла показалась "Росомаха" с ляхами на броне.

136 "Лось" ("Łoś") — тяжёлый бомбардировщик, состоящий на вооружении Воздушных Сил РП

— Hej ty babo! Stój!137 — сестра замялась не зная, проскочить ей в приоткрытую калитку или остаться на месте.

— Chodź tutaj!138 — она испуганно оглянулась и сделала шаг в сторону "Росомахи", башня коей начала поворачиваться в сторону дома.

— Stój tu! Byłaś tam?139 — трое жолнёров140 уже стояли на земле.

Сестра сделала ещё шаг к бронетранспортёру.

— Rozbierać się! Już!141 — она непонимающе закрутила головой.

— Не понимаю... Nie rozumiem... — она сделала ещё несколько шагов к ним и вдруг закричала, — Co wy chcecie ode mnie?142 — её платок упал с головы на плечи, открыв её длинные волосы.

— Stój! Nie ruszaj się, k...a, ty!143 — жолнёры начали стрелять из автоматов, башня "Росомахи" тоже ощерилась огнём.

Индрик видел всю картину, как на ладони. Молча, не в силах пошевелиться, он смотрел, как его сестра опрокидывается назад, как брызжут фонтаны крови из её груди, как она, наконец, падает навзничь и остаётся лежать. Сзади закричала мать. Потом крик прекратился и что-то тяжёло упало на пол. По прежнему неподвижный, он увидел, как лядский жолнёр склоняется над телом сестры, поднимает голову в сторону дома, опускает её, так и не увидев фигуры стоящей в проёме.

Он отошёл от окна, переступил через лежащее на полу тело и опустился в кресло. Глаза сами собой закрылись. Когда он очнулся, было уже темно. Голова была ясной, как никогда. Бог в неизречённой милости своей снизошёл до раба Своего. Господь ниспослал ему, несчастному, Прозрение. Ему Открылась Суть Вещей. Индрик понял, что ошибался, считая Тех, Кто Говорит Иначе, врагами. Они не враги. Ляхи никогда не были врагами русских. И москали тоже никогда не были их врагами. Просто потому, что они — НЕ ЛЮДИ! Они — НЕЛЮДИ, силою Врага Рода Человеческого принявшие облик Любимых Чад Божиих. И с ними нельзя вести войну. На них нужно Охотиться. И он ошибался, считая себя просто Ратником Свободы. На самом деле он, Индрик, Отец Всех Зверей — Охотник Господень, призванный истреблять наводнившее землю диавольское отродье. Всё, до которого сможет дотянуться. Как можно больше. И когда он падёт от их невидимых клыков и когтей, он попадёт в Царство Божие. И будет сидеть одесную Господа Нашего Исуса Христа. Таков его Смысл Жизни на этом свете. Но к предстоящей Охоте нужно тщательно подготовиться, а затем — не менее тщательно выбрать очередную Цель.

Следующим утром Индрик покинул дом и выехал за границу. Он знал, что его не найдут. Потому что мёртвых не ищут, а он снова умер. Теперь уже во второй раз.

137 Эй, ты,баба! Стой! (польск.)

138 Иди сюда! (польск.)

139 Стой здесь! Ты там была? (польск.)

140 Жолнёр — прозвище солдат Речи Посполитой (от польского "żołnierz" -"солдат")

141 Раздеваться! Ну! (польск.)

142 Не понимаю... Что вы хотите от меня? (польск.)

143 Не двигайся, б...ь, ты! (польск.)

Он выехал в Канаду. Большой разницы не было, просто он хотел выехать, как можно дальше. Чтобы обдумать план Охоты, отдохнуть и обзавестись средствами. Он купил себе одноэтажный дом в пригороде и фирму, снимавшую бюро в одном из небоскрёбов в центре Торонто рядом с вокзалом. Город на берегах Онтарио выглядел "не таким". Дело было в первую очередь, в людях. Они казались более чем странно спокойными и доброжелательными. Просто НЕЕСТЕСТВЕННО доброжелательными.

Ещё в аэропорту от него никак не хотела отцепиться какая-то старушка, у коей он спросил, где здесь можно взять напрокат самоход. "A louer un auto? Je suis sure que c'est là, à gauche" — "Pas à gauche? Impossible... mais... peut-être devant de la caisse" — "Près de la caisse il n'y en a aussi? Un instant, Monsieur, je demanderai quelqu'un"144. Старая карга, расспросив всех подряд и проследив, чтобы он не убежал, оставила его в покое токмо перед самым окошком проката самоходов, убедившись, что облагодетельствованный действительно берёт напрокат машину. Всё это время с её лица не сходила самая что ни на есть доброжелательная улыбка. Индрик начал подозревать, что не знай он местного языка, она тут же устроила бы ему урок французского.

Так же было и в городе. Масса доброжелательных людей хотела что-то ему показать, объяснить, растолковать. Но ни одному он не мог открыть свою душу. Они просто не поняли бы того, что его мучило. Однажды в одном из магазинов он увидел ребёнка, требующего у матери сладостей. Тот подскакивал от возмущения и демонстративно ревел. Мать была взволнована донельзя. Индрик вспомнил развалины великорусских городов и людей, рискующих жизнью, чтобы добыть буханку чёрного хлеба. Ему стало просто смешно от устроенных канадцев, жрущих свои круассаны со своими лягушками и при том всё равно недовольных. Он расхохотался от души, глядя на эту зажравшуюся семейку. Они вызывали у Индрика токмо смех и желание хорошо их всех выпороть, чтобы жизнь не казалась мёдом. Ребёнок перстал рыдать, мать испуганно посмотрела на сотника и тут же увела сына в глубь зала. К Индрику подошёл толстый массивный охранник.

— Puis-je Vous aider, Monsieur?145

Это вызвало новый приступ смеха. Охранник ничем не мог помочь Индрику, зато Индрик мог бы убить его одним движением руки, как он уже неоднократно делал. И вообще перебить всех этих сытых, довольных и богатых посетителей "supermarché"146. От осознания этого ему сделалось ещё смешнее. Его окружило ещё несколько неуклюжих охранников, но он не стал делать им ничего. Просто усилием воли прекратил смеяться и вышел, ничего не купив. Здесь, в Стране Непуганных Идиотов, ему не потребно было Охотиться, ему было потребно собрать средства для предстоящей Охоты.

144 Взять напрокат машину? Я уверена, что это там, налево. Слева нет? Не может быть... Но... Может быть, перед кассой? У кассы тоже нет? Секунду, мсье, я кого-нибудь спрошу. (франц.)

145 Я могу Вам помочь, мсье? (франц.)

146 супермаркет (франц.)

Местная "criminalité organisé"147 отличалась от иных местных человечишек токмо безбрежной наглостью и уверенностью в своём превосходстве над остальными. Его опыт службы в Дружине и особенно — выполнения специальных поручений Воеводы, позволил быстро избавить их от этого заблуждения. Стрелять пришлось немного, большинству вполне хватало бейсбольной биты или "резинки для стирания улыбки"148, причём с течением времени — уже одной угрозы её применения.

Всё было просто и предсказуемо. Через непродолжительное время Индрик выстроил достаточно устойчивую конструкцию, обеспечивающую регулярный приток экю на его счета в разных банках. От франков и долларов он тоже не отказывался. Но деньги не спасали от одиночества. Все окружающие его субъекты можно было отнести к категории "быдла" и исключительно к ней. Жалкие создания, все цели и амбиции коих сводились только к "пожрать, потрахаться, и побольше, побольше". Их можно было использовать, ними можно было прикрыться, но уважать их и считать Людьми угодник не мог.

Исключение составлял один из его ближайших людей по кличке "маленький Билл". Уроженец Луизианы, точнее, её провинции Арканзас, ненавидел всё французское — от круассанов и длинных багеток до монархического устройства Канады. Самого Индрика он упрямо называл не "patron"149, а исключительно "boss"150. Это английское вкрапление в его французской речи поначалу резало слух, но заинтересовало бывшего сотника. Он устроил своему человеку испытание.

147 организованная преступность (франц.)

148 "резинка для стирания улыбки" (франц. "gomme à effacer le sourire") — т.е. резиновая полицейская дубинка.

149 хозяин, шеф (франц.)

150 хозяин, шеф (англ.)

После очередной операции (Индрик использовал военные термины, брезгуя криминальным жаргоном своих подручных), когда они в лесной глуши избавлялись от трупа очередного объекта, он вытряхнул трофейные сумки с деньгами прямо в костёр. И став в стороне, наблюдал за реакцией участников. Все бросились, обжигаясь, вытягивать и тушить бумажки с портретами короля Луи Первого151. Все, кроме "маленького Билла". Тот отодвинулся от свалки, посмотрел на Индрика и встал рядом с ним. Индрик не ошибся в своём "лейтенанте"152 — когда он закончил убивать последнюю из этих летящих на огонь мошек и оглянулся в его сторону, "Little Bill" спокойно стоял и без волнения, а скорее с интересом смотрел, как его "boss" заканчивает свою работу.

— Come on, guy, don't stay, help me!153

151 Людовик I Орлеанский (полное имя — Луи Шарль Филипп Рафаэль Орлеанский) (1814-1896) — первый король независимого Королевства Канады (с 1884 г.). Его изображение украшает банкноты в 500 экю — самого крупного номинала канадской валюты.

152 От франц."lieutenant" — заместитель, в пер.см.— сообщник, подельник.

153 Давай, парень, не стой, помоги мне! (англ.)

Билл стал его правой рукой в важнейших делах. Он был единственным Человеком в этом канадском лягушачьем болоте. Чем-то он напоминал Индрику самого себя. Возможно, родись "малыш" не в Арканзасе, а в Великоруссии, он стал бы его товарищем по Дружине. Во всяком случае, французский язык вызывал у него такое же отвращение, как у Индрика — польский. При том, что его уровень владения им мог бы вызвать зависть у многих уроженцев столичного Монреаля. Разницы между Канадой и Луизианой он не делал — "Что одна лягушка, что другая", как и одинаково не вызывали у него симпатии ни канадские, ни луизианские "англофоны". Их регулярно подаваемые петиции с требованием демонтировать памятник маркизу Монкальму154 он называл не иначе, как шутовством. Индрик был с ним согласен — радикалы-англофоны были в городском Совете Торонто в решительном меньшинстве, вследствие чего их проект не менее регулярно проваливался, и монумент победителя на Авраамовых полях155 оставался на своём прежнем месте. Они об этом прекрасно знали и, тем не менее, на следующую годовщину смерти генерала повторяли всю эту комедию снова.

"У нас больше не осталось героев", — говорил Билл, когда они вместе с Индриком пили виски, — "все, кто был, полегли под Литтл-Роком156. Мой пра-пра-...прадед был Последним Героем. После Восстания157 — Остались — Одни — Приспособленцы!". Засим он пил ещё одну стопку и засыпал. Индрик его не тревожил и уходил к себе. На следующий день он был свеж и трезв, как стёклышко.

154 Луи-Жозеф де Монкальм-Гозон, маркиз де Сен-Веран (1712-1762) — французский генерал, командующий французскими войсками в Северной Америке во время Войны за Отвоевание (1755-1763). Одержал ряд побед над английскими войсками, напр.при форте Уильям-Генри, форте Карийон, Квебеке, Луисбурге и др. Погиб в последнем крупном сражении войны, битве при Галифаксе (позже город был переименован в его честь в Монкальм) — последнем опорном пункте англичан в Акадии. Считается главным героем войны, основным результатом которой явилось установление твёрдой французской гегемонии на территории Канады.

155 Битва на Авраамовых полях (иначе Битва при Квебеке) — решающее сражение Войны за Отвоевание. Произошла 13.09.1759 между высадившимися на побережье англичанами и оборонявшими г.Квебек французами. Закончилась решительной победой французов под командованием маркиза де Монкальма. После победы французы развернули контрнаступление своих войск в захваченную англичанами провинцию Акадия.

156 "Литтл-Рок" — английское название столицы луизианской провинции Арканзас города Птит-Рош. Первая Битва при Литтл-Роке (Première Petite-Roche) (1835) — победа арканзасских повстанцев над королевскими войсками, вследствие чего они установили свой контроль над территорией провинции. Вторая Битва при Литтл-Роке (Deuxième Petite-Roche) (1836) — полный разгром повстанческой армии и восстановление на территории Арканзаса власти короля Карла X Бурбона (1757-1836) и правительства в Монреале.

157 Арканзасское восстание (1835-1836) — восстание англоязычных поселенцев в Луизианской провинции Арканзас. Повстанцы провозгласили независимость Арканзаса от французской Луизианы. Поначалу повстанцы одержали ряд побед, но в дальнейшем были наголову разбиты королевской армией. Их дипломатические попытки обратиться за помощью к правившим во Франции Бонапартам закончились неудачей, ибо формально владевший Луизианой французский император Наполеон II не имел возможности помешать оспаривавшим его власть американским Бурбонам.

Однажды Индрика НАСТОЙЧИВО пригласили на беседу агенты "Bureau Royal Anticriminel"158. "BRA a des longs bras"159, гласила местная поговорка. Они действительно нашли на него очень много. Настолько, что Индрику пришлось провести ночь в местном варианте следственного ареста. На следующий день его выпустили под залог — постарались его высокооплачиваемые адвокаты. Суда он ждать не стал, по чужим документам покинув территорию Королевства и выехав в США. По дороге сотник обдумал задаваемые ему вопросы и вычислил предателя. Для его ликвидации он отправил в Канаду группу своих людей из Штатов. Атлантисты160 справились хорошо — это подтвердила ликвидировавшая их группа контроля.

Пора было возвращаться домой. Оставалось завершить ещё одну важную вещь. Когда в ночь на Четвёртое Июля небо над Бостоном озаряли разноцветные фейерверки, бывший сотник Дружины Николая-Угодника Индрик за стопкой водки поминал своего друга Уильяма Дэвида Крокетта, Последнего Американского Героя. Господь дал Человеку Свободу Воли, дабы тот мог сделать свой Выбор. "Маленький Билл" свой выбор сделал — он стал "тонтоном"161. Да упокоится его мятежная душа!

Пятого июля Индрик покинул американский континент. Впереди его ждала Родина. И Охота.

158 "Bureau Royal Anticriminel" — BRA ("Королевское Антикриминальное Бюро" — КАБ) — канадская служба расследований особо опасных преступлений.

159 У КАБ длинные руки (франц.) — непереводимая игра слов "BRA" (КАБ) и "bras" (рука).

160 Атлантисты — общее название жителей Соединённых Штатов Америки. Источник названия — форма контуров США, представляющих собой широкую полосу территории, вытянутой вдоль побережья Атлантического океана.

161 "Tonton" — полицейский информатор, "стукач" (франц.)

В Великоруссии всё было просто. Документы беженца из Ярославля позволили ему без особых проблем там поселиться. В послевоенном борделе никто не мог проверить всех. Обычный беженец, обычно вернувшийся в свой разрушенный город — обычная до банальности картина. Человек снял себе квартиру на другом конце города, поелику его родной дом, как и десятки соседних, был разрушен — тоже ничего странного. Небольшие нелегальные интересы с некоторыми медицинскими препаратами были в порядке вещей. Местная же полиция, заинтересовавшаяся очередным мелким купцом "дури", была токмо кстати — взамен за сведения о других таких же 'купцах" она не мешала его деятельности. Но его целью не было заработать состояние. Цели, а точнее — Цели, у него были иные.

Индрик начал Охоту со своих. Точнее, его первыми Целями были БЫВШИЕ "свои" — жители Ярославля. Нелюди и люди, которые ныне за страх, за совесть — неважно, служили проклятым лядским Нелюдям. Возвращающиеся в город ляхи, полицейские "тайные сотрудники", обслуживающий персонал различных оккупационных "ужендов"162. Самих местных глин163 и жолнёров он не трогал — покушений на них хватало и без него, а специально привлекать внимание к своей особе Индрик не собирался.

Охота приносила удовлетворение, кое всегда приносит хорошо выполненная любимая работа. Индрик стал понимать, что чувствует собака, когда травит дичь. Он мог поклясться, что чувствует запах своей очередной Цели. Вначале неосознающая опасность Цель спокойна, потом, когда она начинает чувствовать что что-то не в порядке, в запахе ощутим налёт беспокойства, когда Цель видит Охотника и уже не может скрыться, появляется Страх, переходящий в Смертельный Ужас, когда Охотник убивает на глазах Цели его семью и медленно лишает жизни его самого. Индрик упивался запахом Ужаса. Ему вспоминался "Фауст" Гёте: "Остановись, мгновенье — ты прекрасно!". Но в каждой Охоте есть момент, когда нужно нанести Завершающий Удар — и начать всё сначала.

От использования бомб и выстрелов из за угла он отказался почти сразу — лёгкая смерть Цели не давала эффекта концентрации Ужаса. Индрик экспериментировал — ему было интересно, зависит ли запах Ужаса от оружия Завершающего Удара. Он пробовал стрелять Цели в голову, перерезать ей горло, колоть ножом в сердце, вскрывать вены, разрубать голову топором. Он пробовал комбинировать оружие, убивая членов семьи по-разному. Оказалось, от формы смерти Ужас не зависит — оружие можно было выбирать любое, исходя из удобства в конкретной ситуации. Ужас можно было растягивать по времени — однажды Охотник продержал свою скованную и ещё живую цель в подвале два дня, но он понимал, что это излишество сродни чревоугодию, а чревоугодие — Смертный Грех.

Поэтому он никогда не тянул времени. Главное — Дело, а Дело должно быть сделано. Цель должна быть уничтожена, Завершающий Удар должен быть нанесён, а потом — новая Охота и новая живительная порция Ужаса в конце.

На его след никто не вышел — отпечатков пальцев Индрик не оставлял, никаких видимых мотивов убийства у него не было, связи между мелким наркокупцом и его Целями не было никакой, по форме убийства не имели между собой ничего общего. Бывший сотник оставался в тени, его даже никогда не допрашивали в связи с делами его Целей, исключительно в связи с торговлей наркотиками и местным подпольем. В конечном счёте всех жертв списывали именно на местное "сопротивление".

162 "urząd" — контора, управление (польск.)

163 "glina" — жаргонное прозвище полицейского (польск.)

Впрочем, как оказалось, не всех. Как-то раз на квартиру к Индрику пришёл некий инспектор местной полиции и начал интересоваться, где именно был хозяин квартиры в ночь одного из убийств и был ли он знаком с жертвой. Сотник вначале забеспокоился, но после нескольких намёков пришедшего к нему официального лица смысл происходящего стал ему ясен. Инспектор не имел никаких доказательств и даже не подозревал, что его собеседник ДЕЙСТВИТЕЛЬНО всё это совершил. Когда Индрик понял, что его ни более ни менее, как хотят "вманевровать"164 в своё собственное дело, он чуть не упал со стула от распиравшего его изнутри смеха. Инспектор очень понятно намекнул ему, что за некоторый процент от его доходов он готов не обратить внимания на некоторые улики.

Удержавшись от проявления чувств, Индрик ответил ему, что в рамках ответной любезности он может за некоторые услуги для себя не передавать некоторых сведений о нелегальной деятельности Инспектора его непосредственному и более высокому начальству. После чего перечислил факты, о коих он слышал во время своей купеческой деятельности, а слышал он достаточно много и не только о нём. Реакция Инспектора была предсказуема. Ствол пистолета Инспектора холодил лоб, запах его Страха добавлял сил и уверенности. Индрик добавил, что эти сведения могут передать по адресу и иные люди, не обязательно он. Индрик блефовал, он никому об Инспекторе не рассказывал, просто имел хорошую память. Последующую метаморфозу Индрик неоднократно наблюдал в Торонто — пропали напыщенность и наглость, но появились угодливость и униженность. Видеть это в соотечестственнике-великорусе было неприятно. К сожалению, его пришлось отпустить — эвакуация тела из собственной квартиры могла бы создать большие проблемы.

Как-то постепенно оказалось, что он оказался не один. Кроме Инспектора оказалась масса других подобных людей, которым нужно было найти подходящее место "при себе". Старая простая Охота отошла в прошлое, теперь вокруг Индрика снова была целая организация. Главное в любой организации — найти занятие для всех её членов, дабы они работали на тебя, а не на себя. Организация, названная им "Фамилией", должна была себя кормить, посему его люди обеспечивали безопасность ярославских строителей и торговцев. Те, кои не желали платить за безопасность, её не получали — и очень скоро на их место приходили иные, более покладистые.

Сам Индрик оставался в тени, выставляя перед собой других. Чем меньше известности, тем меньше врагов. Индрику не нужны были лишние люди, знающие о его Истинной деятельности. Ему нужны были Цели. Присутствовать на всех "ликвидациях" было невозможно, но это было даже к лучшему — у "Головы", как стали его называть, появился выбор. Он присутствовал на тех операциях, кои, как ему казалось, давали большую концентрацию Ужаса. Не только у Целей, но и у его ближних людей. Это укрепляло его "Фамилию".

Постепенно в Великоруссию возвращалась обычная жизнь, насколько, конечно, можно было считать "обычной" жизнь в крае, попавшем под власть иностранцев и иноверцев. Дома отстраивались, начинали работать предприятия, появился какой-никакой городской транспорт. Индрик стал хозяином строительной фирмы. В самом начале она занималась восстановлением дорог, поэтому он назвал её "Transbud" — "transport+budownictwo"165. В Ярославле и Вологде подряды обеспечивала "Фамилия", за границами Великоруссии она была уже не всесильна, поэтому он и выбрал ей название на проклятом языке ляхов. Быть промышленником в рамках закона было удобнее, чем купцом запрещённым товаром. Хотя бы потому, что его разъезды по Речи Посполитой и имевшиеся у него средства не вызывали подозрения Министерства Финансов. Конечно, "Фамилия" была сильна, но привлекать к себе лишнее внимание не стоило.

Жизнь заполнилась каждодневной рутиной — "Трансбудом" он занимался по-настоящему. Его сотрудники не подозревали, кем именно является их хозяин. Подручники из "Фамилии" встречались с ним на его банкетах, на чужих приёмах, иногда в лесу или на тайных квартирах. Охота отошла на второй план — ныне у него просто не было времени ей заниматься. Предсмертный Ужас Целей сменился обычным Страхом подчинённых. Индрик чувствовал, что жизнь потеряла вкус.

Так день за днём прошло несколько лет, "Трансбуд" строил бюровец где-то в киевской Дарнице, а он контролировал работы. Внезапно на улице его внимание привлекло знакомое лицо. Индрик не знал точно, откуда взялось это ощущение, но своей интуиции он привык доверять. Он проследил за встреченным странным человеком. Нашёл гостиницу "Лыбидь", где тот остановился. Навёл справки, выслал своих людей проследить за гостем и, ожидая их очередного донесения, вспомнил, где он видел это лицо. И понял, почему, несмотря на свою отличную память, ему было потребно столько времени на то, чтобы это вспомнить. Он попросту не вспоминал покойников. К каковым до сего дня относил своего бывшего Воеводу.

164 "wmanewrować" — втянуть в аферу, "подставить" (польск.)

165 транспорт+строительство (польск.)

Старый хрыч умело разыграл свою смерть, убедил в ней всех вокруг, включая его ближних людей, а затем подставил всю Дружину Николая-Угодника, расправившись со свидетелями руками лядского войска. Если же кто-то и уцелел в Судиславльской бойне, то тем лучше — взятые в плен, они подтвердили версию о его смерти. Можно было не сомневаться, что предусмотрительный старикашка оставил на месте своей подложной смерти и изрядное количество "своих" отпечатков пальцев, принадлежащих удостоившегося столь высокой посмертной чести бедолаге. Кем был накрытый простынёй покойник на столе в подвале чухломского кинотеатра, уже не имело значения. Бывший Воевода был жив и должен был заплатить за всё — за товарищей, погибавших с криком "С нами Воевода!", за страх в лесной яме, когда в двух шагах от него топтали жухлую траву ботинки "молниеносных", за убитую на пороге собственного дома сестру — за всё, что накопилось в душе после проигранной войны, должна была заплатить его новая Цель.

Новая Охота была гораздо более серьёзной, чем все предыдущие, как предатель-Воевода превосходил на две головы обычных лядских прихвостней. Посему Индрик решил не рисковать — его бывший начальник был не из тех, кто позволяет играть с собой в кошки-мышки. Бегать за ним по городу и заманивать его в ловушку было чересчур опасно — то, что воскресший съел собаку на таких играх, сотник знал не понаслышке. И он решил играть теми картами, кои сданы — ждать его в гостиничном номере, куда он непременно должен был вернуться вечером. Оставалось урегулировать некоторые мелочи: убирающие номер горничные, телекамеры в коридорах, и лифтах, охранники.

Главные силы "Фамилии" были в Ярославле, но ещё несколько человек, чтобы заняться в дополнение к слежке, подобным обеспечением, в Киеве были. Самая главная сложность была в доступе к гостиничному центру безопасности, откуда охрана наблюдала за зданием. Времени на сколь-нибудь грамотное внедрение не было, поелику Воевода мог в любой момент вернуться. Индрик выбрал силовой вариант — прямой захват центра безопасности, уничтожение видеоархива и замена охранников людьми "Фамилии". Одного охранника пришлось до окончания операции оставить в живых — на случай, если у местной администрации есть какие-нибудь специальные пароли на случай чрезвычайных происшествий. Не было похоже, чтобы разжиревшие гостиничные начальники действительно имели что-либо подобное про запас, но бережёного Бог бережёт — это Индрик знал точно. И посему оставил двоих бывших полицейских, в своё время перешедших на более высокооплачиваемую сторону, в номере напротив — на случай, если у их Головы что-то пойдёт не так.

Он сидел в удобном кресле чуть сбоку от двери и поглаживал ствол пистолета — его человек уверял, что оружие надёжно. Индрик обдумывал, кем заменить его киевскую бригаду, когда всё закончится. Операция по замене угрожала быть исключительно трудоёмкой, но оставлять в живых видевших Голову исполнителей позволить было нельзя. Этоим придётся заняться по возвращении из лядской столицы — он сам никак не должен быть с этим связан.

Условного сигнала от его людей напротив ещё не поступило — Индрик прошёлся по комнате и подошёл к окну. Внизу лежала оживлённая площадь Собесских — вокруг памятника 200-летия Династии166, как всегда, было гуляние. Какие-то дети плескались в фонтанах. "Уже вечер, замёрзнут", — подумал Индрик. Раздался лёгкий хлопок, что-то зашипело и в голове закружилось. "Что за...", — но перед ним всё уже плыло, а он сам куда-то падал...

166 Памятник 200-летия Династии — памятник в Киеве на площади Собесских. Был призван увековечить деяния династии Собесских, правившей Цесарством на протяжении более чем двух веков — вплоть до падения монархии в 1920 г. Представляет собой четырёхугольный гранитный постамент с установленной на ним бронзовой фигурой основателя династии цесаря Яна II Собесского (1629-1696) и стоящими вокруг фигурами прочих монархов этой династии. Сооружён в 1880 году в связи с 200-летним юбилем правления династии.

— Ты уже очнулся, сотник? — первое, что услышал Индрик, после того, как вернулся в сознание.

Его ещё раз ударили по щеке. Индрик затряс головой, выгоняя засевшую в ней муть. От резкого движения стало больно. Потом сделал усилие и открыл глаза. Разумеется, это был именно тот, о ком он подумал.

— Здравия желаю... Воевода, — руки были крепко связаны за спиной, похоже, что привязаны к спинке массивного стула.

— Ты меня узнал. Значит, я ТОГДА в тебе не ошибся, — бывший начальник протянул к его губам стакан с водой, — Выпей, у тебя во рту пересохло.

Индрик замотал головой, стараясь расплескать воду.

— Да, ты по-прежнему в форме. Есть ещё некоторые вещи, сотник, о которых ты не имеешь понятия, — Воевода выпил воду сам, — Придётся тебе кое-что рассказать.

Индрик знал, что помощи ждать неоткуда — наверняка предусмотрительный старикан вывел из строя его людей не менее результативно чем его самого. Использовал он при этом усыпляющий газ или что-то другое — неважно, сейчас он находился в полной власти бывшего главы угодников. Оставалось токмо слушать, что он скажет.

Великоруссия была обречена с самого начала войны. То есть с того самого момента, когда Дружина Николая-Угодника позволила втянуть себя в Угличскую авантюру, кою печать сразу же назвала "резнёй". После того, как от великорусов отвернулась Москва, шансов у них не было. Вопрос был токмо в том, сколько именно она продержится. Воевода делал всё, чтобы она продежалась дольше.

В самом начале он рассчитывал, что большие потери при штурме Костромы и упрямая стойкость великорусов склонят Москву к нейтралитету, а ляхов — к переговорам. Он также сильно надеялся на немцев, на то, что они доведут свои планы с независимостью до конца и отвлекут хотя бы часть вражеских сил на себя. Увы, новые власти Москворуссии Киев держал в кулаке, а новый Канцлер не был склонен к излишней мягкости. Независимости Поморья он не признал, восстания в Кольберге и Кёзлине захлебнулись кровью в течение недели, правительство Республики Померания в полном составе оказалось в тюрьме.

Авиация Республики была уничтожена. Частью на аэродромах, частью в бою — неважно. Всё равно ей изначально не хватало истребителей, чтобы противостоять польским налётам. А имевшиеся бомбардировщики при любом раскладе не смогли бы нанести сколько-нибудь значимого ущерба Новопольше. В лучшем случае — сбросили бы несколько бомб на Москву. Москали восприняли бы это, продолжение "угличской резни" — и ещё более привязались бы к проклятым пшекам.

Дружина была самой боеспособной частью русской армии. Воевода делал всё, чтобы удержать боевой дух РОА, но сила солому ломит. Освободительная Армия билась за родную землю, но пшеки имели превосходство во всём. Все попытки организовать оборону в Череповце или Вологде провалились. В Главном Штабе РОА царило уныние.

При существовавшем соотношении сил разгром был неизбежен. Самое лучшее, что могло бы ожидать Дружину, проскочи она роковой Судиславль — такая же катастрофа чуть далее на запад. Её точно так же уничтожили бы на окраинах столицы — это было очевидно. Точно так же, как уничтожили потом остатки РОА, прорвавшиеся в Ярославль.

Поэтому Воевода решил Уйти. И об этом не жалел никогда.

— В том, чтобы просто умереть — нет Искусства, — сказал он, — Искусство — в том, чтобы нанести вред врагу, оставаясь живым. А самое великое Искусство — нанести ему вред самой своей смертью.

Индрик уже прекратил попытки освободиться. От нескольких первых попыток верёвки затянулись ещё туже и руки начали болеть. Он просто слушал.

— Мы проиграли войну, — говорил Воевода, — Мы, Великоруссия. Мы, Великая Россия. Проиграли её, как государство, и погибли. Нашей Державы больше нет. Ты это тоже понял, сотник, правда? — Индрик молчал, — Но когда-нибудь наши потомки... У тебя есть потомки, сотник? — Индрик против воли усмехнулся, — Неважно. Когда-нибудь они снова восстанут и победят. Потому что они будут помнить о нас.

Воевода подошёл к стулу Индрика сзади и сделал несколько движений рукой. Руки пленника освободились. Ещё несколькими движениями ножа он освободил его привязанные к спинке стула плечи. Сотник начал растирать затекшие предплечья, а Воевода вернулся в своё кресло.

— Они забудут грязь и кровь. Они забудут предательство и трусость. Они забудут холодных и голодных людей, готовых согреться хотя бы в тёплом дерьме и насытиться хотя бы дохлой крысой. Они будут помнить наш героизм, нашу веру и наше Искусство. Наше великое Искусство всегда и во всём наносить вред Врагу. И когда они вспомнят всё это, начнётся наше Великое Возрождение.

Воевода пристально посмотрел ему в глаза.

— Мне нечего стыдиться того, что я делал после войны. Насколько я понимаю, ты тоже не чужд Искусства, сотник?

Индрик напрягся. То, что говорил Воевода, перекликалось с его собственными чувствами. Токмо что же... Он понял. То, что Воевода называл Искусством, он сам называл Охотой. Перед ним сидел не враг и не предатель. Перед ним сидел иной Охотник. Безупречный Охотник. Великий Охотник. Перед ним сидел Воевода Николая-Угодника.

— Я Охотник, — ответил ему Индрик, — Скажи, что мне потребно сделать, Воевода.

— Мне удалось выяснить, кто именно виновен в наших несчастьях, сотник. Я нашёл людей, кои знали, с кем именно ты разговаривал в Костроме. И они рассказали мне, каково настоящее имя "поручика Логинова". Мне ведомо, как на самом деле зовут Московского Гостя.

План Воеводы был сложен, как мозаика из осколков стекла в калейдоскопе. Зато и красив он был в той же самой степени. Несколько разноцветных кусочков складывались в итоге в единое целое. И размножались в передаваемых из уст в уста слухах и на страницах падкой на сенсации печати. В конце из этого рождалась легенда — новая Легенда великорусского народа. Вернее, "родится" — когда Индрик с Воеводой доведут План до конца. А если не до конца — родится несколько маленьких историй о хитрых великорусах и глупых ляхах. Интересно, у персонажей Пушкина из "Сказки о московском попе и работнике его Балде" тоже были свои реальные прототипы?

Индрик взялся за реализацию этапов плана. Воевода занялся их кординацией. Вначале сотник поехал в Сибирь. Разумеется, как строитель, он мог найти необходимое количество взрывчатки и проще, но "проще" не всегда означает "лучше". Взрывчатые вещества, купленные легально, подлежат достаточно строгому учёту. Нельзя было исключать, что склады "Трансбуда" подвергнутся неожиданной проверке. Само собой, "Фамилия" следила, чтобы ничего подобного не произошло, но в таких делах ни в чём нельзя быть уверенным на все сто процентов. Поэтому их всё равно пришлось бы хранить где-то ещё. А раз храниться им предстояло нелегально, то нелегальной должна была быть и сама их покупка — дабы позднее не объяснять нагрянувшей комиссии, куда пропали несколько купленных тонн тротила.

Лучший вариант для этого — кража с армейского склада. Во-первых, Индрик не сомневался, что ему удастся среди найти складского персонала достаточно жадного пшека, кой согласится "отступить" некоторое количество охраняемой им продукции, за сумму его пяти-десяти-летнего заработка. Пшеки и их прихвостни — вообще достаточно жадные люди, это он заметил ещё в довоенной Костроме и послевоенном Ярославле. Если же именно этот субъект окажется бессребренником, то тем хуже для него — Охота есть Охота, и последовательность действий с выслеженными Целями Индрик знал отлично. А для готовых на сотрудничество, но особо осторожных, у сотника было средство. Вернее — средства, в которых он был практически неограничен — оформленные на подставных лиц канадские счета продолжали пополняться многочисленными экю.

Во-вторых, после завершения этапа потребно замаскировать следы. Иными словами, взорвать склад, дабы никто не мог докопаться до совершённой трансакции. Это хорошо само по себе — за взрыв вражеского склада с боеприпасами во время войны участники дела обычно получали Георгиевский Крест, а их командир — Орден Михаила-Архангела с мечами. Иногда из рук лично Канцлера Республики. Разумеется, когда в Великоруссии ещё был Канцлер и была Республика. И в-третьих — фабричная пластиковая взрывчатка была лучше строительного тротила.

Всё прошло так, как было запланировано — без сучка без задоринки. Поручик-сребролюбец и осторожный сержант-жлоб. Груз вывезли со склада на грузовике, и Индрик даже лично расписался в ведомости. Всё равно никто никогда не смог бы найти ни его подписи, ни его отпечатков пальцев на бумажке, оказавшейся в центре огненного шторма. Сержант оставался осторожным жлобом до самого конца. Это ему принадлежала идея перевести часы на взрывателе на пятнадцать минут назад — тогда ему не пришлось бы делиться со своим поручиком. Ему и не пришлось — когда тот начал разглагольствовать о том, как он устроится, купив себе паспорт Веймарской Республики167, сидевший за рулём грузовика Индрик заколол его ножом в сердце.

Сибирийцы ещё раз подтвердили мнение о своей меркантильности, было даже трудно себе вообразить, что когда-то это именно они начали войну168, коя в своё время едва не похоронила новорождённую Речь Посполитую. Да и тогда, говорят, главной движущей причиной была отнюдь не жажда свободы, а обычная склока из-за бюджетных отчислений.

Груз приняли и доставили в подмосковные Люберцы нанятые им там же в Сибири люди, не имевшие понятия, что именно везут. На месте сразу после разгрузки ими занялась группа контроля. Первый этап Плана завершился успехом.

167 Веймарская Республика — небольшое государство в Центральной Европе. До 1901 г. — герцогство Саксен-Веймар-Эйзенах. Известно между прочим тем, что одним из главных источников его дохода, кроме туризма, является упрощённая процедура предоставления гражданства в обмен на перевод крупной суммы денег в государственное казначейство. Критики обвиняют веймарские власти в "торговле гражданством", чем часто пользуются преступники, желающие избегнуть наказания в своей стране.

168 Сибирская Война (1921-1923) — военные действия между силами центрального правительства Речи Посполитой в Киеве и Сибирской Директории в Хабаровске. Поводом было непризнание сибирийцами провозглашённой в апреле 1920 г. Речи Посполитой. Фактической причиной — несогласие влиятельной в быстроразвивавшейся Сибири буржуазии с налоговой политикой Киева. После провала переговоров в январе 1921 г. на территорию Сибири были введены войска центрального правительства, и начались военные действия. Изначально сибирийцы выступали под знаменем Цесарства, позже (в 1922 г.) провозгласили независимую Сибирскую Республику (Rzeczpospolita Syberyjska). Сибирийцы потеряли Червоный Яр и Иркутск, а Япония, воспользовавшись тем, что армии как Сибири, так и Речи Посполитой были связаны междоусобной войной, заняла принадлежащую Сибири Манчжурию и создала там марионеточное государство Манчжоу-Го. Опасаясь усиления Японии, стороны заключили в ноябре 1923 г. мир. Сибирь была выделена в отдельную комиссарию, но осталась в составе Речи Посполитой.

Ключ ко второму этапу находился в Костроме. Обычно Индрик старательно избегал посещений великорусской столицы — невзирая на то, что он здорово изменился со студенческих лет, кто-то из местных мог его узнать. Да и не хотелось ему смотреть на ранее родной, а ныне ставший чужим город, посему он бывал там весьма редко — токмо, когда это были "предложения, от коих не отказываются", вроде встречи по делам с комиссаром. Вручения премий и наград он поручал своим ближним людям, стараясь вообще не появляться перед камерами и журналистами, а также УБЕДИТЕЛЬНО объясняя особо настойчивым из них практический вред копания в его прошлом и настоящем. Ближних людей комиссара тоже устраивало, что ни "Трансбуд", ни "Фамилия", ни сам Индрик не вмешиваются в их столичные игры.

Зато из послевоенного поколения костромичей никто не знал в лицо главу фирмы "Трансбуд" — и для реализации Плана это было как раз хорошо. Для верности Индрик никогда не приезжал в столицу на собственном самоходе — всегда брал зарегистрированную на имя одного из его украинских холуёв "Варшаву" с московским номером. Своего нового подручника он нашёл в одной из костромских церквей. Молодой настоятель, принимавший его исповедь в выдуманных грехах, пропустил по молодости войну и поэтому горел скрытым желанием стать героем. Таким же, как Индрик. Даже, когда он говорил ему "сыне", смотрел на него заискивающими глазами. Он, похоже, сам желал получить благословение ратника Христова. На месте его епископа сотник постарался бы привить брату Аввакуму более уверенности в себе.

Но проблемы епископа — это проблемы епископа, а Плану такой характер пастыря полностью отвечал — подчинённость и страх перед Охотником в настоятеле должны были сочетаться с уверенностью и превосходством при общении с Орудиями. Найти будущие Орудия было легко — происшествия и несчастные случаи случались часто, а когда не случались, судьбе можно было легко помочь, уж этого-то умения Охотнику было не занимать. "Апостол", как Индрик назвал своего нового "доброго пастыря", должен был токмо обратить пристальное внимание именно на тех молодых людей, коих ему укажет брат Индрик.

Сначала Аггей Епифанов пробовал возражать, упирая на то, что самоубийство — грех, а тем более грех — помогать Чадам Господним лишить себя жизни. Пришлось напомнить ему о противлении Антихристу, о его торжествующих слугах, о печати Сатаны на головах ляхов и о подвигах древних Защитников Веры, сжигавших себя, чтобы не достаться ляхам и иоасафлянам. "Апостол" не нашёл слов для возражений и просто стал истово креститься. Он был готов на всё, дабы токмо услышать похвалу от ветерана-угодника. Но Индрик ничего ему не сказал и молча вышел. Он знал, что тот сделает всё как надо. Орудия будут подготовлены, и Аввакум наконец-то дождётся его благодарности.

Но это ему не поможет. Индрик не видел в священнике качеств настоящего Охотника — для этого дела он был чересчур доверчив. Со стороны это выглядело даже смешно — слепой пастырь, ведущий слепо верящих ему чад и в свою очередь слепо верящий своему собственному пастырю. Такой не мог бы Охотиться сам, ибо слишком для этого слаб. А значит, он не может стать Охотником вообще — его сломает первое же испытание. То есть, выполнив свою часть Плана, он должен быть устранён — так будет лучше для его же души, ибо он не успеет взять на неё грех Предательства. Но если допустить, что ему суждено предать, это тоже можно использовать. Если после своего ареста несчастный Пастырь передаст Врагам имена Орудий, то он, Индрик, сможет заманить их в выбранное им место. И раздавить всех, как тараканов. Или даже не всех, а только одного, главного, самого ненавистного.

Пастырь выполнил своё дело. В церкви Николая-Угодника он представил брату Индрику семерых Чад, готовых пострадать за Веру. Индрик расспросил их и остался доволен — Орудия были готовы на славу. На Славу и на Смерть.

— Благодарю тебя, отец Аввакум, — сказал Индрик просиявшему священнику, — ты сделал своё Дело. Врагам Веры Христовой предстоит содрогнуться от нанесённого нами удара, — глаза пастыря горели так же, как и глаза его подопечных, — Грядущие поколения Великой России запомнят пастыря, выполнившего свой Долг!

Индрику показалось, что присутствующие вытянулись по стойке "смирно". Они с отцом Аввакумом трижды поцеловались на прощание, и Индрик с чадами покинули церковь. Он посадил их в свою "Варшаву", считая по головам — вышло по-прежнему семеро. Можно было пригнать микроавтобус прямо сюда, но не стоило демонстрировать крутящимся вокруг церкви старушкам слишком много. Даже такой "божий одуванчик" был вполне способен запомнить номера. Значит, не стоило излишне напрягать их память.

Он посадил в него Орудия токмо за городом уже по западной стороне Волги. Ждавший на стоянке Вовчик принял их, тоже посчитав по головам. Вовчик был хорошо проинструктирован и знал, что ему потребно делать. У него был хорошо подвешен язык, и посему его Голова не сомневался, что в течение всего времени Ожидания он сумеет поддержать среди чад отца Аввакума нужную атмосферу. Индрик сел в "Варшаву" и выехал на шоссе в направлении Москвы. Пора было приступать к третьему этапу Плана — непосредственно к операции "Вий".

Название придумал Воевода — оно хорошо отражало суть Плана. Три подхода: два — пробные, один — заключительный. УБ в качестве Хомы Брута, Орудия — в качестве коллективной Панночки и, наконец, сибирский трофей Индрика — в качестве заглавного Вия. Конечно, здесь подошла бы любая сказка, но почему бы и не выразить дань уважения великому писателю, пусть даже и пшеку? А после того, как всё закончится, сказки будут рассказывать уже о них.

Московский гость на самом деле был вовсе не москалём, а киянином. И тоже искал человека, с которым говорил в Костроме. Искал тайно, в секрете даже от собственной "убеции". То есть, люди Воеводы не знали, кого именно искал офицер для специальных поручений, но направление поисков прослеживалось чётко — его ОЧЕНЬ интересовали поручики из Дружины, бывшие незадолго до операции "Шелом" в Костроме или на чухломской базе. Свои поиски он, однако, прекратил несколько лет назад — по мнению Воеводы, беспека уверилась в смерти Индрика. Значит, если подбросить им сведения о том, что объект их поисков жив, они тут же встрепенутся. Если они узнают, что он приехал в Москву, поедут за ним. А когда начнётся "Вий", прилетят туда на крыльях, в прямом смысле — на самолёте.

И что главное — не "прилетят", а "прилетит". Прилетит тот самый человек, кому Индрик заплатил полмиллиона. Прилетит, дабы вернуть долг с процентами. Прилетит, дабы похоронить тайну пакета с гривнами вместе с единственным, кроме него, участником переговоров на тайной костромской квартире. Прилетит, чтобы наконец-то избавиться от Индрика.

Но действовать он будет, разумеется, в тени. Брать на себя руководство следствием по этому делу ему невыгодно. Оно для этого чересчур громкое. Печать настроена к секретным службам максимально положительно — после Костромской войны и акций новых угодников169 ляхи, как и москали, готовы молиться на "солдат невидимой войны", защищающих их от злобных "кастратов". Напрямую критиковать УБ никто не станет. Но писаки суть писаки — им нужны подробности. И некоторые из этих подробностей могут оказаться такими, что у некоторых достаточно внимательных читателей появятся большие сомнения в деятельности некоего поручика, то есть ныне — уже полковника.

Посему руководить операцией он, с уверенностью, не будет. Будет наблюдать и помогать, тщательно высматривая среди арестованных знакомое лицо. И захочет немедленно принять радикальные меры, как только его увидит. На этом желании он и попадётся. Зная, где желает нанести удар враг, Индрик нанесёт удар первым. А уж потом спокойно закончит операцию, после которой погибнет сам. Два раза ему это успешно удалось, выйдет и в третий.

169 "Новые угодники" — ратники, вступившие в Дружину Николая-Угодника после Битвы под Судиславлем в начале октября 1993-го г. Тогда соединение практически прекратило своё существование, как боевая единица, потеряв большую часть кадрового офицерского состава, вооружения и техники. Ресурсов для её полноценного восстановления у терпевшей поражение за поражением Великорусской Республики не было. Поэтому воссозданная после этого Дружина была пополнена большим количеством новых ратников, зачастую не имевших никакого боевого опыта. Это привело к изменению её тактики — она перешла к партизанским действиям малыми группами, а с течением времени превратилась в обычную террористическую организацию.

По сведениям Воеводы, следствие в Москве должен был возглавить некий полковник Ницеевский. О нём было известно немного: москворус по национальности, женат на старопольке, двое детей. В молодости служил в "Смерче". Каких-либо иных подробностей его биографии не было. Воевода скептически отнёсся к идее перетянуть его на свою сторону — если даже служба в "Смерче" не помешала ему сделать карьеру в УБ, он, вестимо, показал себя даже большим поляком, чем любой киянин. Для конспирации о нём говорили, как о "кроте" — ожидалось, что копать он будет глубоко.

За неимением подробностей приходилось танцевать от печки. Если нельзя близко подобраться к его работе, следовало ближе присмотреться к его жене — говоря о ней, они с Воеводой употребляли псевдоним "половинка". Это удалось легко, но она то ли не желала говорить о работе мужа, то ли попросту сама не имела о ней никакого понятия. Зато удалось установить её собственный распорядок дня, а главное — найти к ней подход. Правда здесь Воевода был бессилен, "что делать, это уже не для моих преклонных лет", — заявил он своему сотнику. Индрик взялся за дело.

У жены была подруга, в сокращении "крыса". Судя по времени, сколько времени они обе проводили вместе — подруга исключительно близкая. Посему они с Воеводой признали её лучшим каналом, дабы приблизиться к "половинке крота". Проверка "крысы" выявила главную черту её характера — совершенную неразборчивость в мужчинах. Самка желала спариваться — и ей было безразлично, с кем. Ко всему этому она совершенно не умела держать язык за зубами, и её личная жизнь была знакома в подробностях всем подругам, с удовольствиемпотешавшимися над историей её романа с уголовником. Собирать сведения о ней было проще простого — окружение "крысы" составляли такие же, как и она, похотливые самки, думающие исключительно о своём инстинкте размножения. Такой привлекательный экземпляр самца, как симпатичный и богатый "Славик из Ярославля", не мог пройти мимо их внимания.

Закончив сбор сведений о "крысе", Индрик занялся ей вплотную. Всё пошло, как по маслу — услышав из уст "Славика" пару жалоб на одиночество, "крыса" вцепилась в него мёртвой хваткой. Его вывезенное из Канады умение разбираться в блюдах с французскими названиями впечатлило её настолько, что она даже согласилась переехать к его выдуманным родителям в Ярославль, а перспектива наконец-таки выскочить замуж заставила её не обращать внимание на нестыковки в их именах, выдуманных Индриком на ходу. Для правдоподобности он показал ей парочку фотокарточек родственников его подчинённых из "Трансбуда" — она умилилась и во всё поверила.

Захват "половинки" был произведён идеально. Точный расчёт времени позволил захватить её вместе с ребёнком. Причём — вместе с ребёнком самого "крота". От "крысы" он узнал, что старшая дочь принадлежит не полковнику, а бывшему мужу его жены. Любовь ляхов к разводам чуть не сыграла с Индриком злую шутку — скорее всего полковник не стал бы слушать похитителя, если бы взятый им ребёнок был бы чужим по крови.

После этого надобность в "крысе" отпала. Будь она на самом деле маленьким пушистым зверьком с длинным хвостом — он бы забрал её с собой в клетке, настолько она была смешна и даже умилительна. Но она была в первую очередь его Орудием, кое не должно быть помехой после использования. Посему Орудие было немедленно уничтожено за ненадобностью.

"Крот" сделал то, что ему приказали. Из укрытия Индрик видел это сам — группа захвата вошла в ворота склада. а затем здание взлетело на воздух, и обратно никто не вышел. В том числе — "московский гость". Теперь полковник Ницеевский тем более сделает всё, что от него захотят — его начальники никогда не простят ему соучастия в убийстве офицера из Киева.

Но много от него уже не потребно. Уже через час Индрик выйдет из квартиры и прибудет на запасную базу. Там он даст последние указания Орудиям, и они поедут к Капищу. Три тонны взрывчатки на три несущие колонны здания хватит для его разрушения. Если на головы проклятых ляхов не обрушилось небо, то пусть падёт на них крыша их безбожного Храма Христа-Спасителя!

Есть разные виды ожидания.: напряжённое, безразличное, беспомощное... Но наилучшее из всех — ожидание уверенное, когда знаешь — ты всё сделал правильно и безошибочно, и поэтому тебе всё удастся. Такое, как ныне.

...

Коммандосы в чёрном заканчивали закреплять взрывчатку на двери. То, что тяжёлую стальную дверь не выломать без этого, стало ясно с первого взгляда. Но толщина двери была плюсом — в квартире ни за что не смогли бы услышать шороха на лестничной клетке. Но для осторожности дверь держали под прицелом двое автоматчиков, чем чёрт не шутит.

— Ну что ж, Борис Сергеевич, это очень и очень хорошее завершение дня, — полковник Злотопольский снял пистолет с предохранителя.

— Не сглазьте, Вальдемар Маркович, не сглазьте, — полковник Ницеевский демонстрировал свой скептицизм, — Нет таких хороших вещей, которые нельзя при желании испортить. Kapitanie, — сказал он командиру "молниеносных", — jeszcze raz powtarzam, że brać trzeba żywcem.170

Подрывники отошли от двери. Капитан поднял вверх ладонь правой руки. Борис закрыл уши руками и вовремя. Сразу после взрыва бойцы ринулись внутрь квартиры. Оба полковника вошли вслед за ними.

— Odłóż broń! Już! — доносились крики из глубины квартиры, — Nie ruszaj się, k...a, ty! Połóż, k...a, spluwę, powiedziałem!171

— U mnie wszystko czysto!172 — крикнули откуда-то сбоку.

— Panie kapitanie, on tutaj!173 — сообщила капитану появившаяся в дверном проёме голова в каске.

— On tam, na korytarzu! — передал капитан Борису, — Wygląda, że sam!174

Злотопольский с пистолетом прошёл вперёд. Борис двинулся за ним. Замешкавшийся капитан "молниеносных" остался сзади. Из-за плечей бойцов был виден большой полутёмный коридор с закрытыми дверями в комнаты. По коридору пятился человек в белом костюме с пистолетом в руке. Медленно наступающие на него "молниеносные" не стреляли, держа его на прицеле.

Между ними протиснулся Вальдемар Злотопольский.

— Кривошеев Святослав Игоревич! Сопротивление бесполезно! Медленно положите оружие на пол и заложите руки за голову!

170 Капитан, ещё раз повторяю, что брать нужно живьём. (польск.)

171 Положи оружие! Быстро! Не двигайся, б...ь, ты! Положи, б...ь, пушку, говорю! (польск.)

172 У меня всё чисто! (польск.)

173 Господин капитан, он здесь! (польск.)

174 Он там, в коридоре! Похоже, один! (польск.)

День был действительно успешный. Час назад завершилась операция на проспекте Ягеллонов. То есть, не на самом проспекте, а на одной из прилеающих к нему улиц, где располагался искомый склад. "Молниеносный" майор Красницкий даже пошутил, что они теперь должны будут переквалифицироваться в складскую инспекцию. Он был заметно возбуждён — взыграли охотничьи инстинкты. Два полковника, наоборот, были спокойны и хладнокровны — за себя Борис, во всяком случае, мог поручиться.

На складе всё прошло идеально — сопротивления не было никакого. "Чада" спали и видели во сне райские кущи, так что их так и скрутили — не дав опомниться и издать звука. Двери не были даже заперты, "брат Владимир", похоже, предпочитал надеяться на Бога, а, возможно, тоже уверовал во всемогущество "брата Индрика". Самого его взяли в местной комнате отдыха — он сидел перед огромным, во всю стену, телевизором, и увлечённо стрелял по бегающим там монстрам. Заметив, что число противников увеличилось, он бросился к окну и замер перед ним, как Наполеон перед разлившейся Вислой175. В отличие от покойного императора французов, он был не из корсиканцев, поэтому не бросился вниз с третьего этажа, а смиренно поднял руки кверху, даже не прикоснувшись к заложенному за ремень пистолету.

Сдавшись, он вёл себя последовательно, даже не пытаясь запираться. Первым делом он предостерёг Бориса от попыток взлома всех дверей подряд — тот гараж, где стояли подготовленные для сегодняшней акции микроватобусы с взрывчаткой, был заминирован и неосторожное пересечение луча лазера могло привести к взрыву всех "адских машин" (по тонне на каждую) немедленно. Борис тут же передал соответствующий приказ Красницкому.

"Брат Владимир", оказавшийся в действительности начальником службы безопасности фирмы "Трансбуд" из Ярославля Владимиром Нифонтовичем Полежаевым, немедленно изъявил желание деактивировать взрыватели, что и проделал, введя соответствующий код в гаражный замок. Несостоявшиеся "ратники Спаса", стоявшие на коленях во дворе склада под охраной "молниеносных", смотрели на него мрачно, а один даже плюнул в его сторону, тут же получив в грудь прикладом. Владимиру же Нифонтовичу это было нипочём. Он открыл дверь гаража перед Борисом и Злотопольским и попросил отметить его искреннее сотрудничество с УБ.

Пока сапёры занимались микроавтобусами, полковники занимались Полежаевым. Он сразу рассказал, что действовал по прямому приказу своего шефа, хозяина "Трансбуда". Показанную ему фотографию он опознал, с ходу назвав псевдоним изображённого там человека — Индрик.

— Если вы хотите его взять, действуйте быстрее, — сказал он, — через два часа эти, — он показал на по-прежнему стоящих на коленях "чад", — должны были уже ехать на операцию.

— Где сейчас этот Индрик? — Злотопольский посмотрел на часы.

— В моей московской квартире, — сказал бывший начальник охраны, — Вот бред какой, не могу в собственную квартиру зайти без разрешения этого козла, — он сплюнул.

— Адрес квартиры?

— Можно листок бумаги и карандаш?

"Чад" оставили на потом — после Индрика можно будет ими заняться без спешки. "Росомаху" отправили на базу "Błyskawicy", в жилом многоэтажном доме толку от неё всё равно никакого. Услужливый Полежаев нарисовал план своей квартиры, и Красницкий со своим капитаном сразу объяснили своим, кто и куда идёт до, во время и после штурма. Арестованных отправили на Тверской проспект в бюровец, полиция начала оцеплять район в ожидании армейских сапёров, а главные силы, снова включив воющие сирены, отправились брать "брата Индрика". Всё было просто и донельзя логично.

И пока что всё шло чуть ли не как по нотам.

175 15 октября 1815 г. войско Цесарства под командованием гетмана Понятовского настигло под Пулавами отступавшую из-под Киева французскую Великую Армию под командованием императора Наполеона I Бонапарта. Начавшееся сражение должно было (по замыслу Наполеона) задержать Понятовского, пока французы переправятся через Вислу. Из-за обильных дождей река вздулась и снесла наведённый сапёрами понтонный мост. Увидев, что путь к отступлению отрезан, французская армия впала в панику, чем немедленно воспользовались между прочими цесарские гусары, прорвавшись к ставке императора и преследуя его до самого берега Вислы. В своих воспоминаниях бывший участником этого Денис Давыдов написал: "Мои гусары остановились, окружив императора широким полукругом. Я выехал вперёд на белом своём коне и обратился по-французски: 'Ваше Величество, Вы окружены, сдавайтесь'. Наполеон сурово посмотрел на меня, вынул свою шпагу и бросил её в воду. Вслед за оной император французов бросил в воду свою знаменитую треуголку. 'Император не сдаётся', — ответил он. Я как теперь вижу фигуру всадника на вороном коне своём, безрассудно бросающуюся в мутную воду разлившейся реки. Некоторое время мы с трепетом сердца замечали между клочьями белой пены голову, позже пропала и она. Таков был конец сего великого человека, пред которым дрожала некогда Европа".

— Кривошеев Святослав Игоревич! Сопротивление бесполезно! Медленно положите оружие на пол и заложите руки за голову! — твёрдо потребовал от Индрика полковник Злотопольский.

Как он его назвал? Помнится, этот ярославский "брат" упоминал какое-то другое имя.

— Я сказал — медленно!

— Живой, тварь, — блондин смотрел на полковника, словно что-то вспоминая, — Вернулся, гость московский.

Пистолет в руке чуть пошевелился. От грохота выстрелов заложило уши.

— Jest jeszcze ktoś w mieszkaniu?176 — спросил Борис у капитана.

На белом пиджаке растекались большие красные пятна крови. Около тела образовывалась небольшая лужица. Злотопольский проверял пульс на шее лежащего "угодника".

— Nie, Panie pułkowniku, on był sam177, — ответил, заглянув в соседнюю комнату, "молниеносный" капитан и отошёл к своим.

— Жаль, что не удастся его допросить, — киянин поднялся от трупа, — наверняка, он знал много интересного и кроме этого.

— Да, к сожалению не удастся, — задумчиво произнёс Борис, — Кстати, Вальдемар Маркович, а откуда у Вас это имя, Святослав... как его?

— Игоревич Кривошеев, — любезно припомнил Злотопольский, — Наш давний клиент, ещё с войны. Мы, грешным делом, его уже похоронили, а он оказался живучий. Действительно, "Индрик" — та ещё зверюга.

— А что же Вы сразу не сказали? — прищурил глаза Борис, — Тогда бы мы не потеряли на него столько времени.

Лицо киянина стало грустным.

— Так я и говорю, все думали, что он уже с ангелами беседует. Даже и свидетели были, как его ракетой разорвало. И ведь не врали, сволочи..., — он развёл руками, — А на фотокарточке он теперь совсем не такой, как... раньше. Так что извините меня, Борис Сергеевич, и на старуху бывает проруха — я сам про ТОГО Индрика только по дороге со склада вспомнил, — теперь его глаза были сама невинность.

— Ну что же, убит, так убит — теперь уже по-настоящему, — примирительно сказал полковник Ницеевский, — время осмотреть квартиру. Я начну с кабинета. Поручик, — обратился он к подошедшему Якубеню, — Вы займётесь местом, где его убили.

— А я пока загляну в кухню, — Вальдемар Злотопольский всегда был готов помочь.

176 Есть ещё кто-то в квартире? (польск.)

177 Нет, господин полковник, он был один. (польск.)

В кабинете царил порядок, как... в кабинете. Стоящая там мебель напомнила Борису его "аквариум". Аквариум там, кстати, тоже был только немногим меньший, чем на работе у полковника Ницеевского. Стоял около большого телевизора, так что сидящий на диване напротив мог выбирать, на что именно он предпочитает смотреть. На диване лежал открытый журнал, Борис посмотрел название — "Paris-Match". На развороте журнала толпа людей в белом закидывала камнями строй полиции с прозрачными щитами. Заголовок гласил: "Ils veulent être libres. L'Inde exige: L'independance tout de suite!"178. Похоже, Индрик взял его из стопки других журналов на журнальном столике, немного почитал, отложил, услышав шорох под дверью, встал и вышел в коридор. И там нашёл свой конец.

178 Они хотят быть свободными. Индия требует: Независимость немедленно! (франц.)

Он думал, что тот мёртв, а он вернулся... Стоп! Это киянин так думал. А "угодник" сказал: "Живой, тварь". Значит, его хорошо удалось ввести в заблуждение — Святослав Игоревич действительно поверил в смерть киевского гостя. Нет! Не "киевского". "Угодник" произнёс слово "московский". Да, "гость московский". Злотопольский — "московский гость"? Он же на все сто столичный киянин, чистой воды "лях", причём "новый". Или для "кастратов" все, кто от них на запад — на одно лицо? Нет, исключено. Для его "чад" — может быть, но не для него. Кто-кто, а он должен разбираться в сторонах света.

Выходит, "убек" Злотопольский и террорист Индрик знакомы. Настолько, что второй даже знает первого в лицо, что даже придумал для него прозвище. А ещё "киевский"... или "московский гость" принадлежит к неким "охотникам". Которые, в свою очередь, имеют некую связь с событиями, получившими название "углицкой резни". Не на этой ли почве они познакомились? И какое отношение киянин имеет к москворусской столице? Если они встречались до войны, а он для "угодников" был "москалём", то... то с этим точно как-то связан Хозяин. Уж против его воли в Москве никто бы и чихнуть не посмел. Да и Охотничий Клуб создал именно он. Надо будет ещё раз навестить старика и поговорить с ним по душам. Но сначала надо найти нечто большее, чем просто труп какого-то Индрика из Ярославля (или откуда там он на самом деле).

Квартира вообще не походила на жильё матёрого великорусского террориста. Даже вообще не походила на жильё обстоятельного и консервативного великоруса. Сюда бы гораздо лучше вписался московский или даже столичный ловец удовольствий. Зачем, к примеру, суровому воину автоматически раскладывающийся диван с дистанционным управлением? Зачем ему квадрофонические колонки по углам? Огромный набор дисков c боевиками, дополненными порнографией? Зачем ему прикрученный к потолку второй телевизор? Да и набор книг на полках тоже как-то к нему не подходит — разве стал бы готовый на самопожертвование "Ратник Николая-Угодника" читать все эти бесчисленные детективы и космические боевики? Несколько томов классики, конечно, тоже есть, но Гоголь с Мицкевичем и Словацкий с Пушкиным тонут в море дешёвого чтива. Или дома Святослав-Индрик просто выбрасывал из головы свою вселенскую скорбь за русское дело и "расслаблялся"?

Нет, не так. Это ведь не его квартира. А судя по тому, как быстро "брат Владимир" выдал своего шефа, для него обычным был именно такой образ жизни. Сделал дело — гуляй смело. И его шеф, гонящий его на очередные подвиги во славу Великой России, для него был просто обузой, мешающей тратить свои заработанные у него на службе деньги на свои развлечения. "Не могу попасть в квартиру без разрешения этого козла" — вот это его действительно волновало. Как только появился кто-то сильнейший — "сдал" его без колебаний и угрызений совести. И зачем такому персонажу классическая литература — в рамках мазохизма рассуждать о собственной ущербности? Или Пушкина и иже с ним принёс с собой как раз "брат Индрик"? Или не Индрик, а ещё кто-то? Надо будет снять с них отпечатки пальцев. Нет-нет, тут что-то ещё припоминается. То есть, отпечатки пальцев снять надо, но вот о чём он подумал, когда посмотрел на книжную полку? Какое-то "дежа вю"? Случайностей не бывает, надо расслабиться и вспомнить...

Очень хорошо, теперь в наличии есть не только покойный "угодник", но и ещё кое-что. То есть кое-кто. То есть, может быть и никого, но этот след тоже необходимо проверить. И к проверке не стоит привлекать гостя из столицы — он и так найдёт себе занятие.

А теперь надо спокойно и обстоятельно провести дактилоскопирование.

...

Ева висела на телефоне. Сначала она, понятно, звонила всем своим подружкам со своего собственного, но столь обильный поток информации быстро съел все деньги на её счету, и Барышня, Побывавшая В Центре Событий, тут же оккупировала домашний стационарный номер. Все попытки Обеспокоенной Матери отобрать у неё трубку были пресечены залпами оглушительного крика "Wiedziałam, mamo, że nie potrafisz szanować cudzego życia osobistego!"179. Пришлось примириться с частичной потерей связи и удовольствоваться своим собственным мобильником. На том конце всё равно было занято, так что оставалось слушать доносящиеся из комнаты дочурки звуки.

Из обрывков услышанных Барбарой фраз выходило, что международные террористы в количестве трёх, пяти, десяти (Бася сбилась со счёту) человек пытались взять штрумом (Ева так и сказала — "штрумом") её квартиру, но пришедший ей на помощь Поручик по имени Тадик их частью перебил, а частью разогнал. А потом взял потерявшую сознание Еву на руки и отнёс её в комнату на диван. Судя по наступившей после этого паузе, пришла очередь говорить дочкиной собеседнице. Она явно так и не задала логичного вопроса, откуда Несчастная Принцесса могла знать, что именно делал Прекрасный Принц, пока она была без сознания. Еву это вполне устроило, так что она понизила голос (достаточно, впрочем, громкий, чтобы слышать его через закрытую дверь) и разочарованно сообщила, что как раз тут пришёл отец и забрал "Та-адика" с собой. Вероятно следующая подруга под большим секретом услышит о пробудившем Спящую Красавицу поцелуе. Теперь ей с Борисом надо следить, чтобы этот его поручик ни в коем случае не вздумал оказаться в Евином поле зрения. А так, конечно, ничего из ряду вон выходящего.

179 Я знала, мама, что ты не умеешь уважать чужой личной жизни! (польск.)

На другом конце телефона наконец-то соизволили прекратить трепаться.

— Taksówki na każde zamówienie! Słucham!180

— Cześć, Tereska.181

Таксистка её отлично помнила. Первым делом поздравила с удачным окончанием семейной охоты на шпионов. Бася удивилась, откуда она-то может это знать. Оказалось, об успехе её мужа знала не только она, но и вся корпорация "Arbaсkie taksówkarze"182, да и вообще — весь город и вся комиссария. По крайней мере, те, кто смотрел на "Первом канале" только что закончившуюся "Москворусскую Панораму". Вся остальная страна узнает об этом минут через двадцать, когда в эфир выйдет "Jedynka" и её "DTV". Поздравления были настолько искренними, что у Барбары Ницеевской даже возникло подозрение — а что, если они действительно настолько искренни, как кажутся?

Особенно она смутилась, когда Тереска заговорщицким тоном предложила ей (это по телефону-то!) свои услуги на будущее. К счастью, на этот вопрос ответ у неё как раз был — именно за этим она и набрала записанный на визитной карточке номер.

— Teresko, potrzebuję Cię na jutro gdzieś o czwartej.183

— Kogo teraz łapiemy, Krakowianko? Znowu "kastratów" czy tym razem jakichś innych James Bondów? Acz jam jest wolna, dla Ciebie zrobię wyjątek184, — Тересе явно понравились гонки по городу.

— Nie, Teresko, teraz łapać nikogo nie będziemy, — ну как ей объяснить, что никакие шпионские игры здесь ни при чём... да и тогда о каких бы то ни было террористах, хоть костромских, хоть кувейтских, она думала в последнюю очередь, — Mi trzeba jeno, żebyś mnie podrzuciła do Świątyni Chrystusa-Zbawiciela i z powrotem, bo nie chce mi się pędzić metrem. A i pogadać tam też nie ma z kim...185

К ужасу Баси Тереса отреагировала на это ПОНИМАЮЩЕ, даже поддакнула пару раз "tak, tak". Убедить её в том, что супруга полковника беспеки в храме хочет только поставить свечку (то есть, три свечки, конечно) и поблагодарить Господа за спасение, Басе не удалось. Тереса согласилась её подвезти и даже за бесплатно. Про какие-то там деньги за дорогу она приказала и не заикаться, для любимой Родины она была готова на всё. Конечно приятно, когда тебя помещают так высоко, но ещё приятней есть, когда тебя всё-таки считают самой собой без придания особых мистических свойств. Однако перед желанием одинокой таксистки вырваться из серой скучной жизни в мир приключений она была бессильна и опустила руки.

В итоге, женщины договорились, что завтра, в субботу, Тереса в четыре часа дня подъедет за Басей к её дому и заберёт на Пречистенку. В Храм они пойдут вместе, благо у Терески тоже хватает грехов до замаливания. Потом Тереса отвезёт Барбару домой и поедет по своим делам. У Баси скребли на душе кошки — если Тереска откажется брать деньги за проезд, нужно ли ей их втискивать насильно? Наверное не стоит — лучше будет как-нибудь пригласить её к себе в гости. А если Борис возьмёт с собой кого-нибудь из своих неженатых офицеров... Только не поручика Тадеуша, само собой!

180 Такси на любой заказ! Слушаю! (польск.)

181 Привет, Тереска. (польск.)

182 "Арбатские таксисты" (польск.)

183 Тереска, ты мне нужна завтра где-то в четыре. (польск.)

184 Кого теперь ловим, краковянка? Снова "кастратов" или на сей раз каких-то других Джеймс Бондов? Хоть я есмь свободна, для тебя сделаю исключение. (польск.)

185 Нет, Тереска, завтра никого хватать не будем. Мне надо токмо, чтобы ты меня подбросила до Храма Христа-Спасителя туда и обратно, потому что не хочется гнать на метро. Да и поболтать там не с кем... (польск.)

— Муха, ты меня на самом деле довёл! Сейчас дождёшься! — ЧТО-ТО пронеслось по коридору и ворвалось в комнату.

Это оказался сын. Влетев в комнату, он не успел затормозить и, проскользив серыми носками по паркетным блокам, со всего размаха влетел на диван. То, что заставило его развить такую скорость, влетело в гостиную вслед за ним. ОНО, как и ожидалось, оказалось дочерью в голубом халате и босиком.

— Мама, так больше нельзя! Я тут спокойно стою, разговариваю по телефону, а он как распахнёт дверь! — Ева пылала неподдельным возмущением.

— Я тут ни при чём, мама! Я просто хотел посмотреть, что там у Евки за шум в комнате, а она сама там упала! — Никита тоже не врал.

— Так, — Справедливая Мама приняла решение принять соломоново решение, — Во-первых, никто здесь не кричит, — перевела взгляд с одного отпрыска на другого, — Во-вторых, Никита — почему у тебя на голове шапка, ведь ты дома? В-третьих, Ева нам СПОКОЙНО расскажет, что случилось.

— Это не шапка, мама, — Никита снял свой головной убор, почти заслонявший ему глаза, — это кавалерийский кивер. Мне папа Эдика подарил. Увидел эмблему "Błyskawicy", — он показал на свой значок на рубашке, — и подарил. Старый, цесарский! Вот здесь кокарда, видишь — с короной!186 — гордо показал он на лоб высокой шапки с козырьком.

Значит, отец Эдика, услышав восторженные рассказы Никиты о подвигах подразделения, где раньше служил, так расчуствовался, что поделился с ребёнком раритетами из своей коллекции. Антикварный кивер, наверное, дорогой...

— Мама! — барышня терпеливо дождалась окончания речи брата, — Я тут... то есть у себя сижу, разговариваю, а тут Муха, — она возмущённо показала на Никиту, — открывает без стука дверь, окно распахнулось и вот! Там на столе стояла бутылка (что-что?!) "Байкала", упала, и всё разлилось по полу. Ну и кто он после этого?

— Мама, я...!

— Тихо! — сказала Бася, — Никита, извинись перед сестрой и на будущее, когда будешь её искать, прежде чем заходить в её комнату, сначала постучи в дверь.

Сын что-то мрачно буркнул нечто похожее на "звни пжлста" в сторону Евы. Та мстительно усмехнулась.

— А ты, Ева, сейчас пойдёшь и вытрешь пол. И на будущее — смотри, куда ставишь свои вещи.

Попытка Бедной Девочки возмутиться приговором Сурового Судьи была пресечена в зародыше.

— Ты ведь не хочешь, чтобы квартира была грязной, когда вернётся папа?

За окнами над городом светила полная луна.

186 Государственным гербом Цесарства в период царствования династии Собесских был белый орёл в золотой короне. После провозглашения Речи Посполитой в июне 1920 г. в качестве нового, республиканского герба было утверждено изображение белого орла без короны. Соответствующие изменения были внесены и в дизайн эмблем, кокард и нашивок военнослужащих и полиции.

...

На небе над городом светила полная луна. Город никогда её не замечал — ему хватало собственного света. Светились на дороге огни самоходов — полоска белых, полоска красных. Светились окна бесчисленных домов. Светился никогда не засыпающий центр. Отдельно от электричества светились в небе несколько ракет фейерверка — кто-то тренировался перед послезавтрашним Днём Города. Ракеты, впрочем, тут же гасли.

— Поручик, Вы ведь у меня уже были и дорогу знаете. Не отставайте.

— Прошу прощения, господин полковник, а сейчас мы к Вам тоже зайдём?

— Вы что, поручик, напрашиваетесь на банкет? Сначала как следует сделайте свою работу.

— Zupełnie odwrotnie, Panie pułkowniku... to jest tak jest, Panie pułkowniku...187

Поручик Якубень непонятно почему начал мяться и запинаться. Похоже, днём Бася всыпала ему за всё УБ по первое число, и ещё раз встречаться с ней ему не хочется. И не придётся, потому что сегодня они идут в гости совсем к другому человеку.

187 Совсем наоборот, господин полковник... то есть так точно, господин полковник... (польск.)

— Добрый вечер, Аркадий Пантелеймонович, — Бутурлин снова выносил мусор.

— А Вы, сосед, вижу, устраиваете приём на ночь глядя, — старик с интересом посмотрел на Якубеня, — Ну что ж, вы — молодёжь, вам можно. Только уж музыку ставьте потише, чтобы меня, старика, не будить.

— Да что Вы, Аркадий Пантелеймонович, какая сейчас музыка? Не Вы, так кто другой полицию вызовет, — рассмеялся Борис, — да и детям не стоит плохой пример подавать.

— Ну успокоили, сосед.

Аркадий Пантелеймонович Бутурлин повернулся и, забрав ведро, вошёл в свою квартиру. Борис догнал его на пороге.

— А мы, Аркадий Пантелеймонович, как раз к Вам. Столько Вы моим подарков дарили, теперь моя очередь.

— Ну тогда добро пожаловать, сосед. Чем богаты, тем и рады, сейчас чай поставлю. И Вы, юноша, тоже заходите, — сказал он переминающемуся с ноги на ногу поручику.

Сосед прошёл в квартиру. Борис за ним. Поручик Якубень, стараясь не уронить из-за пазухи бумажный свёрток, прикрыл за собой дверь.

— А вот как раз и Ваш подарок, Аркадий Пантелеймонович, — Борис взял у своего подчинённого свёрток и протянул Бутурлину, — Надеюсь, Вам понравится.

Тот взвесил свёрток в руке и шаркающей походкой пошёл в гостиную. Борис и поручик шли за ним вслед.

— Спасибо, сосед, — поблагодарил его старик, разглядывая очищенные от бумаги толстые книги, — Вы, я вижу, знаете, чем старика потешить. Тоже отдаёте дань классической литературе?

Он пробежал глазами заголовки на кожаных переплётах, открыл книги одну за другой, пролистал, посмотрел оглавление.

— Сейчас-сейчас, надо им занять своё место, — он посмотрел на вершнюю полку высокого книжного шкафа.

— Вам не высоко? — Борис взялся за спинку стула, — Мой коллега Вам поможет.

Поручик Якубень сорвался с места.

— Да нет, нет, я сам как-нибудь. Только тут такая незадача, сосед — у меня же такие уже есть, — развёл руками, — Вот Пушкин, "Великорусские сказки", — Аркадий Пантелеймонович показал на золотое тиснение тома в его руках и на один из корешков на верхней полке, — вот здесь — Мицкевич, — он повторил своё движение, — а там — Гоголь со Словацким. Но ничего, дорог не подарок, дорого внимание.

— Да нет, я не ошибся, Аркадий Пантелеймонович, совсем наоборот. Это я к тому, что теперь эти книжки Вам уже не понадобятся.

— А вот теперь я Вас совсем не понимаю, сосед, — удивился Бутурлин, — почему "не понадобятся"?

— Говоря откровенно, — полковник Ницеевский передвинулся к шкафу, — потому, что в них Вам теперь совершенно нет нужды. Вам больше не придётся ничего расшифровывать. Ваш коллега Индрик теперь не имеет возможности писать отчёты своему воеводе.

— Простите..., — лицо старика побелело, — не понимаю, о чём это Вы.

Он затравленно оглянулся на поручика, уже стоящего на напружиненных ногах с нацеленным на хозяина квартиры пистолетом.

— Врёте. Всё Вы врёте, господин Пташников Ипатий Филатович, — Борис шагнул к стоящему человеку, завёл его руки за спину и застегнул на запястьях наручники, — бывший воевода бывшей "Дружины Николая-Угодника", находящийся в международном розыске. На настоящего А-Пэ-Бутурлина из Ростова Вы даже не похожи. И не нужно меня ни в чём уверять, я перед выездом к Вам видел его фотографию. Прижизненную.

Не обращая внимания на нацеленное на него дуло, арестованный уселся в кресло и положил ногу на ногу. Его поза выглядела вызывающе. Особенно с учётом заведённых за спину рук.

— Обидно, — сказал воевода, — так провалиться! И на ком — на Пушкине! Ну что тут поделаешь, покойный брат Индрик... покойный, верно?... не разбирался в литературе. При всех несомненных достоинствах предел его уровня чтения — цветные журналы. Нет, Вы не подумайте, я не говорю о какой-нибудь там порнографии — такие, с позволения сказать, издания ему просто претили. Позвольте сделать допущение: Вам показалось подозрительным соседство серии "Библиотека классической литературы" с атлантической фантастикой. Но отдайте моему ученику должное — тома подходили по цветовой гамме и размеру, — сидящий в кресле весело рассмеялся.

Борис ничего не ответил. Поручик Якубень прислонился к столу. Воевода продолжал.

— Вас, не сомневаюсь, интересует, почему я не скрылся сразу же, услышав по телевизору о провале Индрика. Не буду запираться, в первый момент у меня возникло такое движение. Инстинкт самосохранения, знаете ли... Но раз уж это я заварил всю эту кашу, мне её и расхлёбывать. Капитанам, в некотором роде, полагается тонуть вместе со своим кораблём. Так что и мне придётся, раз уж Господь не пронёс чашу сию мимо...

Борис повернулся к Якубеню и поднял руку.

— Поручик, Вы заперли дверь? Если нет — заприте немедленно.

Поручик вылетел из комнаты. Не отрывая взгляда от замершего в кресле воеводы, достал из кармана телефон и набрал номер.

— Привет, Басёнок! — произнёс он спокойным лёгким тоном, — Мне сегодня придётся поработать ночью, извини. И проверь, чтобы закрыть входную дверь на все замки. Да, проверь прямо сейчас. Я тоже тебя люблю.

— Вижу, Вы ничего не забываете, Борис Сергеевич, — отозвался человек в кресле, — правильно, бережёного Бог бережёт. Я тоже, знаете, старался всё предусмотреть, но сами видите...

Вернулся поручик и сел на стуле сбоку от пленника, положив пистолет на коленях. Борис взял пример со своего подчинённого и тоже уселся.

— Вы что-то говорили о чаше, — напомнил он воеводе.

— Да, конечно. Нет искусства в том, чтобы сбежать, бросив всё на произвол судьбы. Но искусство есть в том, чтобы довести дело до конца. Вы бывали в Турции? — он посмотрел на Бориса. Тот молчал, — Там много памятников. А вот памятника Махмуду Злосчастному188 нет. Ни в Бурсе189, ни в Изнике, ни в Эривани, ни в Кувейте — нигде. И, осмелюсь утверждать, не будет никогда, даже если турки когда-нибудь заберут у вас Константинополь обратно. Потому что трусом он оказался. Бежал от Ермолова, бросил свою империю на произвол судьбы. Ну и получил по заслугам. Что при жизни, что после смерти. А Константину Драгашу190 в Константинополе памятник стоит. Империя тоже пала, вера тоже погибла, казалось бы: за что? А за то, что не сдался — бился с султаном до последнего. Турки прорвались, генуэзцы бежали — а он дрался до конца. И поэтому заслужил. Даже через четыре века.

Борис прервал грозивший затянуться монолог своего пленника.

— Расскажите подробнее о Вашей нынешней акции.

— Как Вам будет угодно, Борис Сергеевич, — охотно согласился воевода, — итак, мы с братом Индриком давние знакомцы. Но нашу довоенную историю Ваше Управление, несомненно, знает. Поэтому перейду сразу к текущему делу.

— Да уж, будьте любезны, — старик явно любил поговорить, что в ипостаси скромного пенсионера, что пленного воеводы.

188 Махмуд II (1785-1821) — 30-й османский султан. Был возведён на престол в результате мятежа, свергнувшего его брата Мустафу IV. В результате неудачных войн с Цесарством потерял Валахию, Добруджу и Восточную Болгарию. После того, как цесарские войска под командованием гетмана Ермолова в 1820 г. подошли к Константинополю, поддался панике и бежал из столицы на азиатский берег Босфора. Предпринял несколько неудачных попыток отбить столицу Османов. Однако после того, как в Изник, где он находился, пришло известие о вторжении в Сербию и Боснию австрийских войск, против него возник заговор, и он был убит. После его смерти в Империи началась многолетняя гражданская война. Из-за катастроф, постигших Османскую Империю в период его царствования, был прозван современниками "Злосчастным" и даже "Презренным".

189 Бурса — город на северо-западе Анатолии, столица Турецкой Империи с 1825 г.

190 Константин XI Палеолог (Драгаш) (1405-1453) — последний император Византии. Погиб, защищая столицу Империи от турок. В 1832 г. в Константинополе в присутствии Цесаря был торжественно открыт его памятник работы Б.Торвальдсена, представлявший императора в виде воина с мечом, стоящего на скале.

— Вы понимаете, господа, я — художник, — поручик Якубень не удержался и хмыкнул, — Нет, я не пишу картин. Я делаю то, о чём потом будут потом писать картины. Картины, книги, фильмы. Ну, Вы меня понимаете. Не надо меня перебивать, — сказал он, заметив скептическую мину на лице поручика, — Художников и поэтов всегда вдохновляли Великие Битвы, Великие Герои, Великие Потрясения. Заметьте, что слово 'Великие" здесь пишется с большой буквы.

Воевода попробовал подняться с кресла. Оно было глубоким, и со скованными за спиной руками это ему не удалось. Поручик подался вперёд. Борис продолжал сидеть спокойно.

— Прошу прощения, — смущённо улыбнулся пленник, — хотел по привычке взять книгу с полки. Помните 'Войну и мир"? Лев Толстой был Великим Художником. Нашим и вашим — Русским Художником. Какой великолепный язык, какая историческая панорама! Какие образы: Анджей Болконский, Пьер Безухов, Наташа Ростова — их имена стали нарицательными для многих поколений. Но подумайте: разве мог бы он так написать великую сцену гибели Кутузова, если бы в мире не было реального Наполеона? Если бы он не завоевал Германию, не взял бы Берлин и Дрезден, не заключил бы союза с Веной и не пришёл бы на помощь австрийцам под Аустерлицем? — лицо покрылось румянцем, — А духовное противоборство императора Наполеона и князя Понятовского? Хладнокровный император видит ловушку, но упрямо идёт вперёд. Горячий гетман сдерживает свои порывы и упорно отступает. Ведь это великолепно! Это легенда! — на глазах старика появились слёзы, — Но ведь для этого реальные люди должны были встретиться в реальных битвах. Подумайте об этом, господа!

Из школьных уроков литературы "Война и мир" запомнилась Борису глупым побегом Наташи с её ухажёром, строчкой из сочинения про князя Анджея (который тоже дуб), туманными рассуждениями про почуявших волю крестьян, а также про народы, ни с того, ни с сего бредущие на восток, потом опять на восток, потом на запад, а потом почему-то на юг. Разумеется, над подобными блужданиями народов можно было смеяться только вдали от литераторши, которая насмешек над своей любимой книгой не выносила. Поэтому он уточнил:

— Давайте ближе к делу, уважаемый. Лев Толстой не имеет отношения к Вашим бомбам. Кто ещё кроме Вас и Кривошеева участвовал в этом деле?

— Операцию задумал я, — мечтательное выражение с лица господина Пташникова исчезло, — Два с небольшим года назад. Мой бывший сотник показался мне наилучшим кандидатом в её исполнители. Он отлично показал себя до войны, во время и после. Ну да, — уловил он невысказанную Борисом мысль, — я наводил справки о его деятельности после войны и у нас и в Канаде — она меня впечатлила. Откуда знал, что он жив? — перешёл он к следующему молчаливому вопросу, — Поверьте, Борис Сергеевич — чувствовал сердцем. Не для того я растил Святослава, — в глазах воеводы появилсь ностальгия, — чтобы он просто так по-глупому сгинул в бессмысленной мясорубке.

— Полный список участников вашей операции, — потребовал Борис, — Ручка вам не нужна, — сказал он, заметив непроизвольное движение рук сидевшего в кресле, — Ваш допрос записывается на диктофон.

— Так нет списка, — виновато улыбнулся старик, — Всеми этими бомбами занимался именно мой Индрик. Всем от начала до конца — подбором людей, взрывчатки, транспорта, помещений — всё он. У него был к этому талант — добиваться того, чего хотел. Я в подробности даже не вникал — видите ли, Борис Сергеевич, я ведь не просто выживший из ума старый хрыч, я ведь понимаю, что каждый из нас мог провалиться в любой момент. И зачем мне при этом лишнее знание? Как говорят: меньше знаешь — крепче спишь. Впрочем, это тоже теперь не для меня.

— Аркадий Пантелеймонович... или как Вас там на самом деле зовут! Вы ведь, надеюсь, не забыли, с чего начался наш разговор? О чём же Вы тогда говорили с Кривошеевым вашим книжным кодом — не кулинарные же рецепты друг дружке посылали?

— Нет-нет, конечно, — послышалось хихиканье, — Я занимался общим руководством. Разработка общего плана, выбор объектов для воздействия, сроки. Общего типа советы — на кого обратить внимание и всё такое. А он мне писал: "готов-не готов", "такой — то, такой — сё".

— А переписки у Вас, разумеется, не сохранилось? — вопрос был, увы, риторическим.

— Всё через Интерсеть, никаких личных контактов, — теперь тон воеводы стал деловым, — Индрик даже не имел собственного адреса в Сети, выходил на связь из разных Интерсеть-кафе или из обычных кафе с бесплатным доступом. Мы договорились после каждого сеанса чистить диск вычислителя специальной программой. Так что на нём, полагаю, ничего интересного для Вас нет.

Наступило молчание. В голове Бориса родилась некая мысль, но формулироваться пока не спешила.

— Но в общих чертах план мне, разумеется, известен, — поспешил обнадёжить полковника Ницеевского воевода, — Планировалась серия взрывов: два малых, чтобы вы уверились в нашей слабой материальной базе, и один завершающий, большой. Всем, что у нас есть. Потом мой Индрик должен был изобразить свою смерть — третий раз, если не ошибаюсь — и скрыться. А я остался бы здесь в качестве Вашего доброго соседа, — старик сделал невинное лицо, — Ведь не оставь мой ученик Вам свою библиотеку, Вы бы подумали на кого угодно, только не на такого "божьего одуванчика", как Ваш покорный слуга.

— Зачем вам понадобилась моя жена? И полковник Злотопольский?

— В нашей переписке Вы фигурировали под псевдонимом "Крот". Ваша супруга проходила, как "Половина". Надеюсь, лучшая, — подмигнул дед Борису, — а Вашему коллеге мы дали наименование "Московский Гость".

Не отвечает на конкретный вопрос. Ходит вокруг да около. Явно темнит. Хотя, как он сказал насчёт наименования?

— Почему именно "московский"? Почему вы с Кривошеевым назвали коренного киянина "московским гостем"?

— Видите ли, Борис Сергеевич, нам с Индриком приходилось встречаться в обстоятельствах, когда он был гостем именно из Москвы. О его столичном происхождении мы, к сожалению, догадались уже ПО факте.

— И за что именно Вы хотели его убить? — пальцы Бориса напряглись на сиденье стула (в будущем надо лучше следить за своими эмоциями), — За то, что не представился?

— А Вас не заинтересовало, Борис Сергеевич, почему сам господин Злотопольский хотел убить Индрика? Ведь Вы могли бы взять его живым, правда? И хотели взять живым, я угадал? А именно Вальдемар Злотопольский помешал Вам это сделать, не правда ли? И Вы это заметили, я не ошибся? И именно поэтому рядом с Вами сейчас и нет Вашего киевского коллеги, ведь так?

Борис внутренне напрягся. Краем глаза он заметил, как поручик Якубень повернул голову в его сторону.

— Продолжайте, — произнёс полковник Ницеевский, скрестив руки на груди, — я Вас внимательно слушаю.

Глава шестая. О неисповедимости путей Господних

Барбара была на балу в замке. По стенам висели факелы, но света почти не давали. Она сама танцевала с кем-то в чёрном и в кружевах. Музыки не было слышно, только звон шпор её партнёра. Тот чёрный постоянно говорил ей какие-то то ли любезности, то ли скабрезности. Двигаться в длинном зелёном платье из тяжёлого бархата было неудобно и Барбара боялась перепутать шаги в танце (вальсе? или менуэте? а может всё-таки полонезе?). Да как можно нормально передвигаться, когда за тобой волочится такой шлейф — что, если на него кто-нибудь случайно наступит? Или ещё хуже — специально прибьёт гвоздями? Ну вот, накаркала! Оказалось, что её длинное платье со всех сторон прибито к полу маленькими блестящими гвоздиками. То есть не гвоздиками, а разноцветными канцелярскими кнопками. Человек в чёрном приблизился — уже можно было рассмотреть его лицо. Откуда же она знает этого блондина? О, Боже, сейчас сюда придёт Борис и заметит её в таком виде! Что он себе подумает? А если, упаси Боже, проснутся дети? Нет-нет-нет! Барбара подалась назад, бархат затрещал...

Сердце колотилось, как бешеное. Спина покрылась потом. Какой кошмар! А будильник? Почему он не зазвонил? Проспала? Нет, она же его включила. А Борис? Где Борис? Барбара открыла глаза и села на постели. Кроме неё, там никого не было. Она вспомнила — Борис остался на работе и не ночевал дома. Наверное поэтому ей и снились кошмары — самой в пустой спальне. А всё-таки, который час? Как раз тут зазвонил будильник — наступило без пятнадцати семь. Время быстро ополоснуться и приготовить детям завтрак. Всё-таки взрослым быть лучше — не нужно ходить в школу по субботам. Если ты, конечно, не учитель и не мать семейства.

Первым,как всегда, проснулся Никита. Заглянул на кухню, сонно сказал "Привет, мама", — и нырнул в ванную. Потом появилась зевающая Ева с перепутанными волосами и тапочками-медведями на босу ногу. "Доброе утро, мама", — сказала она и тоже взялась за дверную ручку. Дверь, разумеется, не поддалась. "Муха!", — заколотила она в дверь, — "Немедленно выходи! Я из-за тебя в школу опоздаю!". Сын, как и ожидалось, ничего не ответил. "Вот видишь мама, как он меня трактует", — пожаловалась она поджаривавшей бекон Басе, — "Эти мужчины совершенно несносны!". Ласковая Мама потрепала свою Бедную Дочку по головке.

Ванная, наконец-то освободилась. "Муха, чтобы это было в последний раз", — решительно заявила Ева и попыталась дать брату подзатыльник. Тот ловко увернулся и показал сестричке язык. Ева секунду размышляла, стоит ли преследовать обидчика на кухне, но раздумала и скрылась в ванной, щёлкнув замком.

— А что сегодня на завтрак? — осведомился Несносный Мужчина, сунув нос в самую сердину сковородки, где уже бурлило яйцо с молоком.

— Сегодня у вас будет омлет с ветчиной, — ответила Барбара, продолжая помешивать булькающую смесь деревянной ложкой, — И не мешай мне, а то он подгорит.

Сын унёсся к себе. Пробегая около дверей ванной, он не обратил внимания на приоткрытую дверь и получил-таки по затылку от сестры. Настала его очередь показывать язык, но он безнадёжно опоздал — дверь уже закрылась. В знак протеста он ударил кулаком в многострадальную дверь и побежал дальше.

Муж пропадал на ночь не первый раз, но привыкнуть к его отсутствию у Баси не получалось. У неё было странное впечатление, что без него квартира становится по утрам какой-то пустой. Разумеется, совсем безжизненной она никогда Басе не казалась (с таким "живым серебром", как её дети, это в принципе невозможно), но ЧЕГО-ТО ей теперь точно не хватало. Хотя бы его дыхания за спиной. И даже, хе-хе-хе, его сильных рук у себя на груди.

И только не вздумать расплакаться! Сентиментальная дура! Никуда он не денется, вечером придёт, как миленький. Тем более, что не у бабы какой, а не работе. Да если и нет, то куда денется? Не в Симбирск же этот свой убежит.

— Эй, дети! Омлет уже остывает!

Все, наконец-то, расселись вокруг стола. То есть расселись дети, оставив маме исполнение почётной обязанности их накормить перед выходом в школу. Никита включил телевизор. А то без него жить нельзя! А Ева так и не досушила свои волосы до конца. Зато завязала голубой ленточкой.

Никита уминал омлет за обе щёки. Дочка была какая-то задумчивая.

— Мама, — спросила вдруг она, — А вот ТАМ, когда вы были в подвале, тебе было очень страшно?

Барбара замерла с пакетом молока в руке. Вопрос был неожиданный, и она не знала, как на него ответить.

— А я не боялся! — заявил Никита, — Ни чуточки! То есть сначала чуточку боялся, когда нас с мамой увезли, но не за себя, а за маму, — уверенно произнёс он, — А потом уже совсем-совсем нет! Потому что я знал, что папа придёт и нас освободит. А потом папа к нам действительно пришёл! Вместе с "Błyskawicą", — он показал пальцем на значок на своей школьной куртке.

— Помолчи, Муха, — строго сказала Ева, — Я не тебя, я маму спросила. Мама, что ты чувствовала... тогда?

Бася собиралась с духом. Как можно рассказать дочке про панический страх на заднем сиденье "Варшавы", про труп подруги в масляной луже, про мерзкую бритоголовую рожу над собой? Её выручил телевизор, громко заигравший траурный марш.

— ...сегодня Армения скорбит. Скорбит над жертвами Геноцида. Столько времени минуло уже с той поры, но раны по-прежнему не заживают...

— Да, я боялась, — решилась Барбара, — понимаешь, Ева, это действительно страшно. Хуже всего ощущение беспомощности, того, что ты больше не управляешь тем, что с тобой происходит, — дочка смотрела на мать, не отрываясь.

— ...в Баку в мемориале Памяти Жертв состоялась траурная церемония, — ударил колокол, — В ней приняли участие многочисленные делегации со всей страны и из-за границы, прибывшие сегодня в армянскую столицу. Комиссар Армении сказал...

— Единственно, что ты можешь контролировать, — Бася постаралась как можно точнее вспомнить свои неприятные ощущения, — это саму себя. И этим надо воспользоваться, если не хочешь впасть в панику.

— Не понимаю, мама, — Ева была серьёзна.

— ...сотни тысяч беженцев из Великой Армении191 так и не смогли найти себе безопасного пристанища. Догонявшие их турецкие солдаты, тяготы дороги, голод и жажда делали своё дело...

— Понимаешь, дочка, — произнесла Барбара, тщательно подбирая слова, — если ты впадёшь в панику, всё будет потеряно. Ты окажешься просто игрушкой в чужих руках, отданной на произвол судьбы и врагов. А так не должно быть ни в коем случае.

— Нет, мама, не могу понять, — Ева действительно старалась, — Ведь ты и так в их руках, они и так могут сделать с тобой всё, что хотят... ой, прости пожалуйста.

— ...женщин и детей потеряли свои жизни после поражения в Армяно-Турецкой Войне192. Роковая битва при Ерзнка193. завершилась катастрофой, Великая Армения погибла, но погибла с оружием в руках. Уцелевшие после разгрома воины Княжества бок о бок с солдатами Цесарства и фидаинами прикрывали колонны беженцев от наседавших со всех сторон...

— Они могут сделать это с твоим телом, — нет, слава Богу, Никита, вроде бы, не заметил двусмысленности, — но не с тобой. Ты сама всегда остаёшься СОБОЙ. Страх никуда не уйдёт, но ты останешься собой, — повторилась Бася. Она разозлилась на саму себя и на одном дыхании добавила, — Ты всегда должна помнить, что твой отец — не кто-нибудь, а полковник беспеки, Ева! И не позволить, чтобы ему пришлось стыдиться за свою дочь! Никогда и ни в коем случае!

Никита слушал мать с открытым ртом. Ева покраснела, похоже, ей трудно давалось примерить эти слова к себе. О, Боже, каким, оказывается, Вы полны пафосом, госпожа Барбара Ницеевская! Сенкевича нет, чтобы это увековечить. О, и ещё так по ходу дела проехалась по несчастному Здиху. Ничего, обойдётся — настоящий отец встречается со своей дочерью чаще, чем раз на пару лет.

— ...армяне благодарны великому польскому народу, что тот не оставил их в трудную минуту — подчеркнул господин Хачатурян — за то, что многострадальный армянский народ обрёл, наконец, здесь в Закавказье свою новую Родину. Он счастлив жить в единой семье с другими народами Речи...

— Ну, мама, ты даёшь, — Никита от восхищения щёлкнул языком, — Я и не думал, что так на самом деле бывает!

— Не щёлкай языком, Муха! — Ева дал брату затрещину, вторую за сегодняшнее утро, — Извини, мама. Конечно, я это буду помнить, — добавила она серьёзно, потупив голову.

— Всё, — решительно пресекла бессмысленные разглагольствования Озабоченная Мама Двоих Детей, — Вам немедленно пора в школу! Террористов уже схватили, так что вам разрешается идти самим. И поторопитесь, если не хотите в первую же неделю получить замечание в дневник!

Дети выскочили из кухни, как ошпаренные. Никита даже забыл ранец, и ему пришлось возвращаться за ним обратно. За это он получил подзатыльник уже от матери. Но наказание он снёс с похвальным смирением.

— ...от имени Правительства Речи Посполитой венок возложил Премьер-Министр Роман Гертых. Траурные церемонии состоялись также в Гяндже, Агдаме, Тифлисе и других городах Армении. Посол Турецкой Империи в своём интервью заявил...

Боже, что она только наговорила! А что ещё хуже, её маленькая девочка наверняка восприняла всё это всерьёз!

191 Великая Армения — армянское княжество под покровительством Цесарства, созданное на восточных землях бывшей Османской Империи после её поражения в Первой Константинопольской Войне (1818-1821). Столица — г.Эрзинджан (арм.Ерзнка). Существовало в период 1821-1848 гг.

192 Армяно-Турецкая Война (Армянская Война) (1848-1849) — военные действия между Турецкой Империей с одной стороны и Цесарством и вассальным ему княжеством Великой Армении с другой. Повод: отказ Турции передать Цесарству контроль над Святой Землёй. Причина: антагонистические противоречия между Цесарством, желающим окончательно подчинить себе или даже уничтожить Турцию, и Турцией, желающей восстановить свой контроль над территорией Великой Армении. Основные события: взятие Бурсы войсками генералов Паскевича и Высоцкого, битва при Эрзинджане (арм.Ерзнка) между войсками гетмана Бема и императора (титул, принятый им вместо старого титула "султан") Мухаммеда-Али I Албанца, освобождение Бурсы войсками императора. Завершилась Кумайринским миром, по котором Цесарство признавало принадлежащими Турции все бывшие армянские земли к западу от озера Севан.

193 Битва при Эрзинджане (арм.Ерзнка) (05.09.1848) — решающее сражение Армянской Войны. После турецкого вторжения на армянскую территорию и ряда поражений войск Княжества стоявший с главными силами в г.Эрзеруме (арм.Карин) гетман Юзеф Бем решил выступить из города, чтобы оказать помощь гарнизону расположенной на запад от него армянской столицы. Узнав о взятии Ерзнка турками, он решил отбить город штурмом, но не уделил внимания разведке и пропустил появление в тылу у него крупных турецких сил во главе с самим императором. Армия гетмана Бема не выдержала битвы на два фронта и была разбита. Князь Армении погиб, а гетман попал в плен к туркам. Когда ему было предложено принять ислам, чтобы сохранить жизнь, он отказался и был немедленно казнён. После битвы турки заняли Армению практически без сопротивления, убивая всех христиан, попавших в их руки. Армяне были вынуждены бежать на восток, в принадлежавшие Цесарству закавказские земли, при этом сотни тысяч беженцев погибли. 5-е сентября официально считается в Армении Днём Памяти Жертв Геноцида Армян.

...

Борис ощущал запах мыши. Даже не мыши, а большой жирной крысы. Она шуршала в своей норе, ещё не подозревая, что огромный усатый и полосатый хищник уже чувствует каждое её движение. Она ещё не видела подёргиваний кончика его пушистого хвоста, не видела, как медленно вытягиваются из-за мягких подушечек острые когти, не замечала грозного трепыхания усов. Но уже была обречена: ещё немного — и она окажется в его сильных лапах, где и найдёт свой предопределённый конец. Борис Ницеевский не просто воображал себя котом на охоте, но даже ЧУВСТВОВАЛ, как топорщится шерсть у него на загривке.

Здесь в "аквариуме" полковник Ницеевский ждал сообщения. Тот, на кого он охотился, находился здесь же, в бюровце, поэтому Борис не посвятил в свои планы никого, кроме поручика Якубеня. Тот и занимался сейчас внутренним наблюдением за "объектом", готовый немедленно сообщить своему шефу, как только тот направится к выходу — взять его нужно было без шума и излишней огласки. Пока же нужно было подготовить свои дальнейшие действия.

— Алло, Ирочка? Добрый день. Ты не могла бы позвать дедушку к телефону?

— Что случилось? Почему ты плачешь?

— Когда? Сегодня? Что сказали врачи?

— Уже вчера? А где... он сейчас?

— Понимаю. Сочувствую. Соболезную. Держись, Ирочка.

Сам? Или ему "помогли"? Кто? Та же самая "крыса"? Был у него сам? Или послал кого-то? В любом случае есть занятие для заместителя.

— Добрый день, майор. Загляните ко мне, пожалуйста.

Рыбы двигались по аквариуму. Самоходы двигались по Тверскому проспекту. Вся наша жизнь — движение. Но и оно иногда кончается.

— Вы меня вызывали, господин полковник?

— Майор, возьмите с собой наших людей и выезжайте на дачу Хозя... генерала Кадочникова, — Кругловский кивнул головой, — Вчера вечером он потерял сознание и сегодня утром, не приходя в себя, скончался. Родственники не обратили внимания, думали, что спит. Тело сейчас находится в морге нашего Медицинского Центра. Немедленно свяжитесь с ними — пусть задержат вскрытие до приезда наших экспертов.

— Вы подозреваете убийство, господин полковник?

— Да, подозреваю укол. Ищите все улики — следы, отпечатки пальцев, осколки. Заберите бумаги покойного, возможно что-то пропало. При вскрытии ищите следы яда — возможно, ещё не разложился.

— Ясно, господин полковник. Разрешите приступать?

— Не разрешаю — приказываю. И ещё, майор, главное — действуйте максимально тихо.

Деда убили. Те самые "охотники", о которых он говорил. Узнали содержание их разговора или просто приняли превентивные меры? Вполне возможно. Кто-то из "них" встретился с бывшим Хозяином и убедился, что дед (то есть Дед) выжил из ума и может рассказать обо всём первому встречному. Тогда почему позволил с ним встретиться самому Борису? Чтобы было интереснее? Или просто слишком поздно заметил опасность? В любом случае, это только подтверждает рассказ сидящего в подвале бюровца воеводы "угодников".

События в Угличе выглядели странными даже тогда, в девяносто первом. Первый вопрос: зачем "Дружина Николая-Угодника" в частности и "Великорусская Республика" вообще ввязались в это дело? Понятно, старый спор с Москвой из-за принадлежности города. Понятно, желание контролировать как можно больше Волги. Понятно, исторические корни — "град царевича Димитрия" и всё такое. Понятно, при создании Великорусской Комиссарии границу провели более чем странно — какие-то десять километров от берега, так что Великоруссия начинается чуть ли не сразу за западными окраинами Углича. Но начинать из-за этого войну?

Всё шло к провозглашению независимости обеими "русскими" комиссариями. При том положении дел, которое существовало, они были "обречены" на союз, хотя бы против "ляхов". В этой ситуации ссориться со своим потенциальным союзником, да ещё из-за такой ерунды, как единственный пограничный город (хотя и достаточно крупный — 200 тыс.населения), безумие. А после горы трупов на улицах о союзе пришлось бы забыть надолго. Отсюда второй вопрос: зачем там вообще были задействованы вооружённые "угодники"? Было видно невооружённым глазом, что вторжение великорусских сил приведёт к многочисленным жертвам — угличане никогда не горели желанием перейти под крыло Костромы. "Углицкая резня" в такой форме, в какой она имела место, была никак не на руку великорусам.

И третий вопрос — почему именно тогда, в сентябре? За две недели перед решающим референдумом обострять отношения с Москворуссией? Рисковать результатами голосования? Зачем? Уж тогда проще атаковать позже, когда в Москве провозгласят собственную Республику и ввяжутся в затяжной конфликт с поляками. Когда те и другие втянутся в долгое противостояние по образцу Второй Константинопольской194. Кому и зачем пришло в голову столь неадекватное решение?

Теперь, после ночного допроса господина Пташникова-Бутурлина всё стало на свои места. Мерзавец Шушкевич195, хотя и нёс чушь, был прав в главном. У Костромской войны были конкретные поджигатели. Правда, не в Киеве. Вернее, не только в столице. Самый главный из них долгое время был начальником полковника Ницеевского. Не просто начальником — Хозяином. И от вчерашнего дня — покойником. Борис ещё как-то не до конца воспринимал своего учителя и благодетеля, как военного преступника. Хотя сам Дед неоднократно говорил: "Для настоящего убека нет ни друзей, ни врагов — есть только государственные интересы".

194 Вторая Константинопольская Война — военные действия между Турецкой Империей и Цесарством в период 1870-1871. Повод: серия пограничных инцидентов между войсками Цесарства и Турции в районе г.Гебзе (на азиатском берегу Мраморного моря на юго-восток от Константинополя). Причина: стремление Турции вернуть себе свою старую столицу. Боевые действия в основном велись в окрестностях и на окраинах Константинополя. После неудачной попытки турецкого десанта в районе Галлиполи в феврале 1871 г. стороны заключили перемирие, а позже — Никомедийский (Измитский) мир. Мирный договор фиксировал возвращение к довоенному статус-кво.

195 Шушкевич Станислав (р.1968) — офицер УБ, завербованный британской секретной службой. В 1998 г. бежал в Англию. В 2002 г. большим тиражом выпустил книгу "Тёмная сторона Киева", где, между прочим, обвинял "убецию" в сознательном провоцировании Костромской войны. Официальные лица Речи Посполитой неоднократно опровергали содержание книги и обвиняли её автора во лжи и тенденциозной подтасовке фактов.

Ну что же, уважаемый Павел Александрович, да будет Вам земля пухом... Ваш ученик последует Вашему совету и раскроет-таки заговор во главе с Вами. В любом случае это будет уже после Ваших похорон, так что торжественных речей и салюта над могилой у Вас никто не отберёт. А вот потом...

Сегодня утром Борис связался с одним из своих людей с "Горы". В своё время секретарь Канцлера Речи Посполитой попался на некоторых весьма неблаговидных финансовых операциях. Причём на след этих "операций" вышло не УБ, как таковое, а лично полковник Ницеевский. Совершенно случайно — он занимался тогда совсем другим делом. Просто один из подследственных случайно упомянул фамилию, показавшуюся ему знакомой. Когда он припомнил себе, ГДЕ именно он её слышал, решил не вписывать её в протокол — расследуемое им дело всё равно касалось совсем других вещей. Но, ясное дело, его запомнил. И потом, совершенно неофициально, задал несколько вопросов некоторым людям, которые В КУРСЕ дел.

После этого он, как бы чисто случайно, встретился с ним на его даче в Залесье под Киевом. Самоуверенность высокопоставленного лица быстро исчезла, когда он ближе познакомился с имевшимися в распоряжении полковника УБ материалами. Но надо отдать ему должное — молодой человек вовсе не впал в панику и не стал ни умолять полковника УБ, ни предлагать ему взятки. Он тут же оценил новую реальность и немедленно в ней нашёлся, ничуть не потеряв собственного достоинства. "Разумеется, в каждой избе есть сор, который лучше ни выносить за порог", — согласился секретарь. "Естественная вещь, что каждый иногда делает в жизни такие вещи, которыми потом не стоит гордиться", — подтвердил он. "Несомненно, каждое сделанное нами действие имеет свои последствия, и не всегда такие, на которые мы рассчитывали", — сказал хозяин дачи, с очаровательной улыбкой разливая чай. В общем, он понимал своё положение и готов был сотрудничать. Они ещё некоторое время мило беседовали, договариваясь о каналах связи и паролях, после чего Борис сел в самоход и выехал в Чернигов. Ведь нет ничего подозрительного, что человек потратил на дорогу лишнюю пару часов — может быть, он просто спал в своём самоходе на одной из бензоколонок.

До сих пор Борису не было надобности в СПЕЦИАЛЬНЫХ контактах со своим "другом". Однако сложившиеся на сегодняшние утро обстоятельства требовали использования ВСЕХ имевшихся в его распоряжении средств — неудача могла обойтись ему слишком дорого. Борис воспользовался одним из своих "одноразовых" мобильников, позвонив по дороге в бюровец. Господин Секретарь удивился столь раннему звонку, но, услышав "pozdrowienia od Pani Genowefy"196 сразу понял, о чём речь. Итак, аудиенция у Канцлера должна была состояться сегодня вечером, и билеты на киевский самолёт уже лежали в кармане. Полковник Ницеевский надеялся, что тому не понравится неподчиняющася ни ему, ни начальнику Управления тайная организация среди "убеков". А если, однако, понравится?... Тогда оставалось надеяться на милосердие генерала Габриэля — на лёгкую смерть его должно было хватить.

Звонок телефона.

— Господин полковник, нас ждут, — голос поручика Якубеня звучал спокойно.

Полковник Ницеевский покинул свой "аквариум".

196 привет от пани Геновефы (польск.

Сегодня ему так и не удалось по-человечески выспаться — ночной допрос, транспорт арестованного в бюровец, телефонная нервотрёпка, совместное с Якубенем перекапывание базы данных. Отдохнуть в "аквариуме" тоже не получилось — как только задремал, приснилась какая-то ерунда. Привиделась почему-то Ксения — у него в кабинете лицом к открытому окну. Он, как всегда, подошёл и обнял её сзади. "Пустите меня", — как обычно, отозвалась она, а он взял её за упругую грудь. "Пусти-ите меня, господин капитан", — услышал он её голос, точно такой же, как тогда, давно. Он погрузился лицом в её длинные волосы и тут почувствовал, что что-то идёт не так. "Пустите меня, господин полковник", — женщина перед ним обернулась и он внезапно узнал свою жену. Ну вот, попался! Перед глазами закружилось, и Борис проснулся. Сердце бешено колотилось, как будто он пробежал стометровку. Никакого отдыха. И теперь, похоже, заснуть удастся только в самолёте по дороге в столицу. Но до него ещё тоже нужно добраться.

Двери лифта уже закрывались. Борис подставил руку.

— А я думал, что Вы отсыпаетесь после вчерашней беготни, Борис Сергеевич, — полковник Злотопольский протянул Борису руку, — Но раз Вы здесь, то тогда здравствуйте, — и после рукопожатия, подмигнув, добавил, — И до свидания, сегодня я возвращаюсь в Киев.

— Мне понравилось наше сотрудничество, Вальдемар Маркович, — полковник Ницеевский улыбнулся, — главное в нашем деле — это результат.

— Будете у нас в столице, — продолжил прощальный обмен любезностями киянин, — заходите. Побеседуем о том, о сём. Кстати, рекомендую один хороший ресторан...

— Это который "У Марты"? — усмехнулся полковник Ницеевский, — Да, приходилось слышать.

Два полковника заливисто расхохотались. Жидкие кристаллы на табличке сложились в прямоугольник цифры "0". Дверь открылась. На площадке перед лифтом стоял в ожидании поручик Якубень.

— Здравия желаю! Прошу прощения... господа, вы вниз?

— Лично я выхожу здесь, — двинулся к выходу полковник Злотопольский.

— Вальдемар Маркович, может быть Вы на минутку задержитесь? — попросил его Борис, — Здесь внизу к нам попал один интересный экземпляр, возможно, Вам будет интересно его послушать.

Вальдемар Злотопольский задержался.

— Да? Это по нашему вчерашнему делу? — с интересом осведомился он.

— Попал к нам чисто случайно, но вот когда заговорил..., — Борис развёл руками, — Поручик, а Вам что, особое приглашение нужно? — строго обратился он к Якубеню, не решающемуся войти к двум полковникам сразу.

Поручик вошёл и неуверенно встал в дверях.

— Интригуете, Борис Сергеевич, интригуете, — он решительно нажал кнопку "-3".

Двери закрылись.

— И когда он к Вам попал, этот "экземпляр"? — Злотопольский был явно заинтересован.

— Как раз вечером, после встречи с нашим костромским другом. Во сколько это было, поручик? — уточнил Борис.

— В двадцать два ноль-пять, — без задержки ответил тот.

— Так Вы не выспались. Сочувствую, Борис Сергеевич.

— Ничего, в гробу отдохнём, — сказал полковник Ницеевский.

Лифт остановился. Дежурный за столиком встал и отсалютовал всей троице.

— Камера 19, — Борис показал свой пропуск и расписался.

Охранник открыл дверь камеры. Борис пропустил перед собой Злотопольского и поручика, затем вошёл сам. Дверь закрылась. В камере никого не было.

— Co to za...?197 — поперхнулся Злотопольский, обернувшись к Борису.

Фигура поручика, с пистолетом в руке загораживающая и без того закрытую дверь, говорила сама за себя. Полковник Злотопольский подался вперёд. Поручик напрягся.

— Не стоит устраивать здесь Золотую войну198, Вальдемар Маркович, — примирительно обратился к пленнику Борис.

Поручик обыскал Злотопольского с головы до ног, забрал пистолет, нож и два мобильных телефона. Ремень тот снял сам и с едкой улыбкой протянул Якубеню, потом уселся на нары и мрачно посмотрел на полковника Ницеевского.

— С огнём играете, Борис Сергеевич, — заявил он, — Не думаю, что генерал Габриэль закроет глаза на Ваше самоуправство. Кстати, а за что я арестован, раз уж на то пошло? — он откинулся к стене и вытянул ноги.

— На ТЕКУЩИЙ момент Вы ЗАДЕРЖАНЫ по подозрению в убийстве генерала Павла Кадочникова, совершённое вчера вечером у него на даче, — чётко произнёс Борис, — И поверьте мне на слово, МОИ криминалисты прекрасно умеют искать следы преступления.

— Когда я служил в Бухаре, — внезапно вступил в разговор поручик Якубень, — у нас был один капитан. По фамилии Обуховский, да — капитан Рафал Обуховский, — отчётливо выговорил имя поручик, — Так вот, он тоже любил других вперёд себя посылать. Без разведки. Время он таким образом экономил, — с ненавистью посмотрел он на заключённого, — Так вот, как-то идём мы на наших "Росомахах" ущельем вдоль Варзоба. А в одном кишлаке выбегает нам навстречу какой-то местный пацан и что-то орёт. Тоже по-местному. А переводчик наш его переводит. Дескать, господин капитан, вы туда не езжайте, не надо. Там, дескать, басмачи сидят, он сам видел. А господин Обуховский возьми, да и скажи: "Мальчик, ты ничего не знаешь, иди отсюда". А нашему поручику сказал: "Нечего тут всякие слухи слушать, сказано — вперёд, значит — вперёд". Тогда поехали дальше. И оказалось — не врал мальчишка. Через километр мы попали в засаду. Передняя "Росомаха" подорвалась на мине, заднюю из "Комара" подстрелили — и с гор из пулемётов. От нашей компании — полтора взвода остались, всех остальных ПОТОМ оттуда ГОТОВЫХ вытаскивали. А единственное, что вышло там хорошо, — посмотрел он на полковника ещё более враждебно, — так это то, что господин капитан Обуховский тоже остался там, на дороге. С дыркой между глаз. Одна единственная, но ему хватило. Больше он уже никого под пули не подставит.

— Я это к тому, господин полковник, — теперь он смотрел куда-то между Борисом и Злотопольским, — что каждый должен получить по заслугам. Если уж не от своих, то тогда по крайней мере — от басмачей.

Киянин молчал на своих нарах, глядя на поручика без всяких эмоций. Похоже, ему просто хотелось как можно лучше запомнить его лицо.

— Благодарю Вас, поручик, — срыв Якубеня мог оказаться полезным, — А Вам, полковник Злотопольский, я рекомендую получше припомнить все подробности Ваших с коллегами... охотничьих забав. В самое ближайшее время Вам придётся рассказать об этом Канцлеру Речи Посполитой. Пойдёмте, поручик, — приказал он словно только что очнувшемуся Якубеню.

Когда охранник закрыл за ними дверь, он снова обратился к нему.

— Поручик, обеспечьте, чтобы об обоих наших "гостях" никто не узнал и, тем более, никто с ними не встречался. Вплоть до моего возвращения это Ваше главное задание.

197 Что это за...? (польск.)

198 Золотая война — военные действия на Аляске и Тихом Океане между Цесарством и Луизианской Республикой в период 1900-1901 гг. После того, как на принадлежащей Цесарству Аляске было найдено золото, туда хлынул поток золотоискателей, в большинстве своём граждан Луизианы. Цесарское правительство пробовало регламентировать процесс золотодобычи, введя государственную монополию на скупку драгоценного металла, а также организуя пограничный и таможенный контроль на морской границе Аляски и на границе с Королевством Канады. Это привело к постепенному обострению отношений между цесарской администрацией и золототоискателями.

Во время "золотых волнений" в г.Ситнасваке (совр.Ном) в 1899 г. дошло до перестрелки между золотоискателями, недовольными низкими ценами в пунктах скупки золота, и солдатами Цесарства, в результате чего несколько десятков человек с обеих сторон (точное число установить не удалось) были убиты или получили ранения. Это привело сначала к "французскому восстанию", когда золотоискатели отказались подчиняться законам Цесарства, а затем — к началу регулярной войны Цесарства с поддержавшей повстанцев Луизианой. Луизианский флот успешно блокировал побережье Аляски что, учитывая и без того недостаточное количество войск на Американском континенте, вынудило Цесарство подписать в 1901 г. Договор Порт-Франсуа, согласно которому судьбу Аляски должны были решить её жители на референдуме. Большинство аляскинских золотоискателей высказалась за присоединение к Луизиане, в состав которой она и вошла в качестве департамента.

В москворусском и польском языках выражение "золотая война" стало нарицательным, означающим "большой скандал, начавшийся из-за пустяков".

...

— И что же такого смешного было в школе, сынок? — задала сыну вопрос Бася.

Никита просто трясся от смеха. Его хватило только на то, чтобы выдохнуть "Привет, мама", а потом снова скрутило в приступе хохота. Он начал снимать с плеч ранец, но с такими дрожащими от смеха руками у него ничего не получалось.

— Никита Ницеевский! — прикрикнула на него Недовольная Мать, — Немедленно прекратить смеяться!

На некоторое время этого хватило. Сыну удалось нормально разуться и наконец-то избавиться от ранца. Барбара проследила, чтобы он отнёс его к себе в комнату, и только там начала расспрашивать.

— И что же тебя так рассмешило, Никита?

— Подожди, мама, — сын сделал глубокий вдох, — Вот теперь можно. На перемене Мачек рассказал стих — мы все обхохотались. Вот послушай.

Он снова набрал воздух и начал декламировать замогильным голосом:

— Jam świat podwodny odwiedził:

Tam smutno tak, że nie ma sił,

I tam na dnie, jak nędzny wrak,

Podwodny czołga się robak...199

На этом месте сына снова пробрал хохот. Похоже, повторение стишка подействовало на него ещё сильнее, чем в первый раз.

— No mamo, rozumiesz?... Czołga się... Robak... I do tego — na dnie... Uśmiać się!200 — он снова начал безудержно хохотать.

— Никита Ницеевский, — снова строгим тоном обратилась к нему Бася, — Вы когда-нибудь слышали, что смех без причины — признак дурачины?

Сын только часто-часто закивал головой, не в силах остановиться. Барбара укоризненно покачала головой и вышла из комнаты.

— Когда, наконец, соизволишь закончить своё представление, можешь прийти на кухню пообедать.

Вслед ей донёсся очередной взрыв хохота.

199

Я изучил морское дно:

Оно пустынно и темно,

И по нему, объят тоской,

Лишь таракан ползёт морской.

стихи: Л.Мартынов (пер.Автора)

200 Ну, мама, понимаешь?... Ползёт... Таракан... И к тому же — на дне... Обхохотаться! (польск.)

Бася прошла на кухню и начала наливать в тарелку суп. Из глубины квартиры послышался голос дочки.

— Муха, кончай ерундить, тебя мама ждёт!

— Сейчас, сейчас, — отозвался ей голос Никиты, — не надо меня подгонять, Евка!

На кухне оба чада появились одновременно: сын в тренировочном костюме и дочь в халате. Младшее из них потянуло носом воздух. Старшее осталось стоять в дверях.

— Ева, ты что, хочешь добавки? — уточнила Барбара. Дочка уже успела съесть свою порцию, когда сама вернулась из школы полтора часа назад.

— Нет, не хочу. Спасибо, мама, я уже наелась.

Никита вскочил за стол и, схватив ложку, стал уплетать за обе щёки журек201, вылавливая в бульоне половинки яйца и старательно вываливая из них желток. Ева мялась, явно желая что-то сказать матери, но не решаясь. Брата стесняется, что ли?

— Вкуснотища! — заявил сын, закончив опустошать тарелку, — А что на второе?

На второе были свиные отбивные. Никита некоторое время с нетерпением приглядывался к лежащей на краю тарелки кучке квашеной капусты, но наконец решился и съел её. После этого он приступил к расправе со всем остальным.

— Ева, ты что-то хочешь мне сказать? — спросила Проницательная Мать, поняв, что Мнительная Дочка может уйти, так ни на что и не решившись.

— Мама, ты ведь сейчас поедешь в Храм Христа-Спасителя, правда? — пальцы Евы смущённо теребили кончик пояска от халата.

— Да, вот сейчас закончим обедать (закончИМ — ха!) и я поеду. После всего, что было, надо помолиться и поставить Господу свечку, а то в следующий раз он уже не будет таким добрым.

Бася постаралась произнести всё максимально серьёзно. Да и действительно, не стоило гневить Создателя, забывая поблагодарить его за успешное завершение вчерашней истории. "Успешное"? А о Верке Самсоновой Вы уже успели забыть, госпожа Эгоистка?

— Вот-вот, мама, — поняв, что над ней не собираются смеяться, дочь успокоилась и позволила голубой ленточке висеть самой по себе, — я тоже хочу Его за всё поблагодарить. То есть, я хотела сказать, я страшно за тебя боялась... ну и за Му... Никиту, конечно тоже, — покосилась она на уплетавшего за обе щёки брата. Тадик... то есть поручик Якубень, — поправилась она, — мне говорил, что всё будет в порядке, а я не верила, думала, он это просто так говорит, и ужасно за вас боялась. В общем, ты меня с собой сейчас возьмёшь?

Широко открытые глаза дочери просяще смотрели на Басю. Она еле-еле удержалась от того, чтобы прослезиться.

— Конечно, — ответила она Еве, — поедем вместе. Иди одевайся, потом Никита, наконец, закончит, приедет тётя Тереса — и вперёд.

201 Журек — кислый мясной или постный (молочный) суп, заправленный закваской на основе овсяной или ржаной муки, с добавлением кусочков варёных яиц, колбасы, мяса.

Гудки Тересиного самохода было слышно, наверное, по всему кварталу. Басе пришлось искать пропавший куда-то мобильник и немедленно звонить ей, что они сейчас-сейчас выходят. Только после этого выступление оркестра иерихонских труб прекратилось.

— Witaj, Teresko,202 — поприветствовала Барбара свою новую подругу.

— Witaj, Krakowianko! No co, jedziemy już? — тут таксистка заметила приближающуюся к ним Еву, — O! A co to za panienka z okienka? Chodź tu, dziewczyno. I powiedz cokolwiek, a to jeno tu stoisz i milczysz. A propos, jam jest Teresa,203 — она протянула дочери руку.

— Jestem Ewa, — ответила Ева, пожав протянутую руку, — Bardzo mi miło, Pani Tereso,204 — она чуть присела.

— Tyś jest grzeczna dziewczyna, Ewuniu, — присвистнула Тереса, — Sądzę, że zaprzyjaźnimy się z Tobą, — она потрепала Еву по щеке, — No, Krakowianko, córki Ci można pogratulować. Szkoda jeno, że po naszemu już nie gada.205

Она хитро подмигнула Басе. Все уселись, самоход тронулся с места. Полная пробок дорога потребовала полной концентрации Тересиного внимания, и бывали даже моменты, когда она ничего не говорила ни Басе, ни её дочери. Зато тогда она через открытое окно изливала весь свой словарный запас на пытавшихся её "подрезать" соседей по дороге. Барбара начала даже беспокоиться, как бы всё это не переросло в "золотую войну", если у какого-нибудь другого водителя окажется такой же темперамент, как у её подруги. Но, к счастью, среди мужчин из Москвы не оказалось никого, кто бы рискнул активно сопротивляться женщине из Кракова, так что большую часть пути они проехали (то есть, правильнее сказать — "проползли") без крупных инцидентов. Наконец, впереди появились хорошо заметные готические шпили Кафедрального Собора Христа-Спасителя. Один большой шпиль в центре и четыре поменьше — по углам.

— Słuchaj, Krakowianko! — спросила её с любопытством Тереса, — A tak a propos, po co Ci właśnie tutaj? Koło Ciebie nie ma żadnego kościoła czy uważasz, że z mniejszego modlitwa do Pana nie dojdzie?206 — хоть Бася не видела её лица, она могла бы поспорить, что таксистка снова ей подмигнула.

Достойный ответ родился с ходу:

— Jam jest Polka! Więc jadę do najgłówniejszego polonijnego kościoła w mieście. A że jest daleko... no cóż — to też w pewnym sensie jest ofiara. Czasu, w każdym razie. 207

Тереса расхохоталась и чуть не пропустила нужный поворот. После долгих манёвров и всей употреблённой в дело напористости (если не сказать — "наглости") ей удалось втиснуть свой самоход на стоянку такси перед Главным Собором Московской Епархии Полонийной Церкви208.

202 Здраствуй, Тереска. (польск.)

203 Здраствуй, краковянка! Ну что, едем уже? О! А что это за барышня в окошке? Иди сюда, девушка. И скажи что-нибудь, а то токмо стоишь и молчишь. Кстати, я есмь Тереса. (польск.)

204 Я Ева. Мне очень приятно, пани Тереса. (польск.)

205 Ты еси вежливая девушка, Евочка. Думаю, что мы с тобой подружимся. Ну, краковянка, с дочерью тебя можно поздравить. Жаль токмо, что по-нашему уже не говорит. (польск.)

206 Слушай, краковянка! А так кстати, зачем тебе именно сюда? Около тебя нет ни одной церкви или ты считаешь, что из меньшей молитва до Господа не дойдёт? (польск.)

207 Я есмь полька! Значит еду в самую главную полонийную церковь в городе. А что далеко... ну что ж — это тоже в некотором смысле жертва. Времени, во всяком случае. (польск.)

208 Полонийная Церковь (Kościół Polonijny, Ecclesia Polonica) — самое крупное религиозное объединение на территории Речи Посполитой. В 1555 г. польский Сейм в Пётркуве выдвинул постулат создания национальной церкви и независимости её от Папы Римского. Проект активно поддержал король Сигизмунд-Август Ягеллон. Несмотря на противодействие таких церковных деятелей, как примас Польши архиепископ гнезненский Миколай Дзежговский и епископ хелмский Ян Пшерембский, король, поддерживаемый в этом споре большинством шляхты, а также влиятельными литовскими магнатами Радзивиллами — родственниками королевы Барбары, довёл дело до конца. По смерти в 1559 г. примаса Дзежговского, собранный в этом же году Сейм объявил верховным главой Полонийной Церкви короля Сигизмунда-Августа. На место примаса он назначил сторонника Реформации епископа Якуба Уханского. Было секуляризовано имущество монастырей. Богослужебные книги были переведены на польский язык, латынь была исключена из церковной жизни, но основные церковные обряды остались неизменными. Полонизм стал господствующей религией в Королевстве Трёх Народов (позже — в Цесарстве). Тем не менее на территории Москворусской Комиссарии (а также Украины) продолжала существовать Православная Церковь, права которой не оспаривались (первый Цесарь Иван Ягеллон был православным). Также не оспаривались права Истинной Православной Церкви в Великорусской (ранее Костромской) Комиссарии.

...

До отлёта самолёта оставалось примерно полчаса. Борис сидел в зале ожидания домодедовского аэропорта вместе со всеми остальными пассажирами. Надежды успеть на нормальную регистрацию провалились из-за пробок, и, чтобы быть пропущенным, ему пришлось сделать то, чего он старался избежать — предъявить удостоверение сотрудника УБ. Его без слов пропустили, минуя всяческий контроль, но в душе явственно поморщились. Это он вполне мог пережить, гораздо хуже было, что наглого "убека" наверняка запомнили. И в случае чего расскажут о нём другим "убекам". Но ждать следующего самолёта было ещё опаснее — Канцлер ждать не будет.

Кроме того, кто-то в Киеве (а может быть, и в Москве), кто ждал встречи с Вальдемаром Злотопольским, наверняка забеспокоится (уже забеспокоился?), не найдя пунктуального (а он, увы, именно такой) полковника на месте и не имея возможности связаться с ним по телефону. Даже если это будет всего-навсего любовница ("Вальдемар Маркович" не женат), она всё равно начнёт его искать. А "понимающие люди" сделают из этого свои выводы. А если сегодня он должен встретиться именно с этими "понимающими", то дело дрянь — они могут понять не только суть проблем киянина, но и логику его противника. И тогда в Киеве Борис обнаружит целый "комитет по встрече". Со всеми вытекающими последствиями. Оставалось надеяться, что "они" (пресловутые "охотники"?) потеряют некоторое время на изучение его фальшивого имени на предъявленных документах.

Объявили посадку. Борис не спешил — как не беги впереди очереди, раньше самолёта улететь никак не удастся. Не обращая внимания на выстроившуюся очередь, он продолжал сидеть в своём кресле спиной к окну — так были лучше видны пассажиры. Если о нём уже знают, то его постараются взять ещё до вылета — чем меньше шума, тем лучше. Даже тогда у него есть некоторые шансы — покинуть аэропорт, учитывая его, без сомнения лучшую, чем у обычных охранников, физическую подготовку, выглядело делом небезнадёжным. Конечно, добраться до Киева, имея против себя всю полицию, нелегко, но тоже возможно. Самолёт, поезд и вообще любое прямое сообщение исключается, но существует же, к примеру, автостоп или, хотя это и незаконно, угон машины. Проверять все самоходы на всех дорогах Московского воеводства никакая дорожная полиция не будет. А уж после того, как он покинет комиссарию, доехав хотя бы до литовского Брянска или Смоленска, контроль станет вообще символическим. Если вообще будет — вряд ли "охотники" заинтересованы в раздувании всей этой истории.

Устроить повторную аудиенцию ему поможет тот же самый секретарь — в розыске Борис Ницеевский или нет, а "папка" на данное высокопоставленное лицо у него в руках по-прежнему. Хоть и в электронном виде. Жаль, конечно, что показания воеводы "угодников" (как паршивый дедок накопал подробные и конкретные материалы на всю верхушку "охотничьего" заговора — само по себе предмет расследования) тоже останутся только в виде файлов на карте памяти, но тут уж не попишешь. Главного свидетеля заговорщики устранят сразу, как только узнают о том, кого именно поместил в пятнадцатую камеру на минус третьем этаже бюровца разыскиваемый ими полковник Ницеевский. Ничего, если у Канцлера будет желание, имеющихся "папок" хватит на то, чтобы прогнать их всех взашей.

Если будет... А будет ли? Насколько знал Борис, нынешний Глава Государства к своим полномочиям относился серьёзно и достаточно ревниво. Ой, не понравится ему, что кто-то хочет решать за него, ой, не понравится.

Очередь подошла к концу. Борис предъявил свой билет последним — так, по крайней мере есть гарантия, что никто не подойдёт со спины. Разве что стюардесса в круглой шапочке? Нет, не похоже. В самолёте его поприветствовала ещё одна улыбающаяся летающая барышня и показала рукой в направлении его сиденья. По дороге пара пассажиров ругались из-за места, не желая уступать один другому. "Przepraszam Panów"209, — сказал он им и повернулся боком, чтобы протиснуться в щель между ними и рядом сидений.

Неожиданно руки начали неудобно заламываться назад, а после удара в солнечное сплетение перехватило дыхание. Курдемоль! А всё-таки искры из глаз выглядят красиво...

209 Прошу прощения, господа. (польск.)

"Кастраты" ворвались в здание. Теперь приглушённая перестрелка доносилась уже не на улице, а и в самом доме. Только почему такая тихая? У них у всех глушители? Надо посмотреть. Почему ничего не видно? Ведь уже утро. Это не стрельба, это шаги! Они уже здесь!

Борис открыл глаза и тут же замигал — глаза слипались. Протёр глаза. Уселся и огляделся по сторонам. Это была большая комната без окон. У противоположной стены стояли два стола с мониторами вычислителей. Какие-то стулья, шкафы. Да, главное — комната была разделена на две половинки. Одну от другой отделяла толстая железная решётка, которая и закрывала полковнику Ницеевскому выход. В отдалении были слышны характерные звонки и голос из громкоговорителя: "Rejestracja na lot do Złotego Rogu kończy się za dziesięć minut"210. Значит это по-прежнему аэропорт. Выходит, Бориса схватило не Управление, а просто местная полиция. Можно поспорить на любую часть тела, что "глинам" ничего не сказали ни о воеводе, ни о Злотопольском. А сказали им, вероятно, о соучастии Б.Ницеевского в недавних террористических актах. Или в убийстве П.Кадочникова. Кстати, КТО именно им об этом сказал?

Из-за одного из столов неуклюже поднялся скрытый до этого момента за монитором молодой полицейский. Дотянулся до стоявшего на самом краю стола телефона, набрал номер и что-то сказал в трубку. Глаз с пленника он при этом не спускал. "Дырку протрёт", — усмехнулся Борис. Он ощупал голову. Шишка на ней была изрядная. Проверил карманы — они были пусты. Его уже успели обыскать. Пиджак, кстати, забрали. Вместе с пистолетом, документами на разные имена и всем остальным.

— Która godzina?211 — обратился к нему Борис.

Тот подошёл ближе (стали видны его звёздочки подкомиссара212), посмотрел на часы, но ничего не ответил. Борис вытер глаза и оглянулся. Со скрипом открылась дверь в комнату. Борис повернулся к ней лицом.

У вошедшего на плечах были погоны уже подинспектора213. Он остановился перед самой решёткой и тоже стал рассматривать запертого в клетке Бориса. Пожалуй, стоит начать брать деньги за осмотр.

— Witam, Panie inspektorze214, — вежливо поздоровался пленник. Чуть лести никогда не помешает.

Подинспектор, не отвечая, продолжил осмотр задержанного. Потом вздохнул и поднял голову, улыбнувшись самым очаровательным образом.

— Здравствуйте, господин Станкевич, он же Ницеевский. Разрешите представиться: подинспектор Коломейский, комендант комиссариата полиции аэропорта "Домодедово". Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. Да, кстати, — заинтересованно спросил гостеприимный хозяин, — Надеюсь, Вы ничего не имеете против использования в нашей беседе москворусского языка?

— Ничуть, — принял игру Борис, — меня это совершенно устраивает. Возможно, Вы будете так любезны и принесёте мне чашечку чёрного кофе без сахара? А если для Вас это представляет проблему, я могу сходить за ней сам. В местный буфет, например. Вы просто откройте дверь, а уж остальное я возьму на себя.

— Увы, — развёл руками подинспектор, — экспресс сломался, и кофе не будет. Да и с дверью Вам не повезло — я потерял от неё ключ, — он многозначительно кивнул головой, — и не найду его вплоть до приезда представителя Управления Безопасности.

— Я сам представитель Управления, — пошёл в наступление Борис, — Я лечу в Киев для проведения специальной операции. Всё, что Вам сказали обо мне — дезинформация. То, что Вы делаете — саботаж и государственная измена, — теперь он смотрел Коломейскому в глаза, — Через несколько часов, подинспектор, Вы получите приказ о моём освобождении, а потом против Вас будет начато служебное расследование. Я Вас не пугаю, я просто хочу, чтобы Вы хорошо представили себе последствия, подинспектор.

С лица Коломейского пропала улыбка. Краем глаза Борис заметил, что подкомиссар скрылся обратно за своим монитором. Этот уже начал бояться. Хорошо. Пусть только комендант выйдет, тогда он его "дожмёт".

— Слушай, ты, Станкевич, Ницеевский или как тебя там! — разозлился подинспектор, — ты что, меня запугать решил? Я знаю, у вас в беспеке обычных людей держат за кучу дерьма, так вот, не на того напал! — его щёки стали красными, — Мне плевать на ваши шпионские страсти на Тверском, ловите друг дружку — ваше дело! Я вам не подчиняюсь! Сегодня я получил приказ Главной Команды задержать летящего в Киев мужчину — вот именно тебя! — он развернул и поднёс прямо к решётке лист бумаги с большой цветной фотокарточкой Бориса, — Меня предупредили, что он выдаёт себя за "убека", а также, что он вооружён и очень опасен. И что, скажешь, что это не так?

Борис не ответил, только внимательно глядел на полицейского. Подкомиссар сидел тихо, как мышка. Ну же...

— И не пугай меня расследованием, ты, уё...ш! Я выполняю законы Речи Посполитой, служебные инструкции МВД и приказы Главной Команды! А вот ты! Кто ты такой?!

— Ну что же, — Борис был демонстративно спокоен, — я понял Вашу позицию. Мне остаётся только умыть руки, — он развёл руки в сторону.

Около стола подкомиссара наметилось некое движение. Похоже, тот уронил на пол ручку, которую грыз. Глаза подинспектора Коломейского метали громы и молнии, но беззвучные. Комендант ещё раз посмотрел на запертого в клетке "убека" и вышел хлопнув дверью. Теперь следует ближе познакомиться с господином подкомиссаром.

— Скажите, подкомиссар..., — громко обратился Борис к спрятавшемуся за монитором, — Эй, подкомиссар, Вы меня слышите?

Из-за укрытия показалась голова.

— Скажите, Вы давно окончили Высшую Школу Полиции?

Несчастный начал раздумывать, что отвечать задержанному и отвечать ли вообще. Лицо Бориса выражало исключительную доброжелательность... А это ещё что такое?!

— О, Борис Сергеевич! Вы не представляете, как я рад Вас ЗДЕСЬ видеть!

За раскрытой дверью было видно всё ещё красного подинспектора Коломейского. А перед ним, уже в комнате стоял, раскинув руки, Вальдемар Злотопольский, довольный, как дорвавшийся до крынки со сметаной кот.

210 Регистрация на рейс до Золотого Рога заканчивается за десять минут. (польск.)

211 Который час? (польск.)

212 Подкомисар полиции — низшее офицерское звание в полиции РП. Соответствует армейскому званию подпоручика.

213 Подинспектор полиции — первое звание старшего офицера в полиции РП. Соответствует армейскому званию майора.

214 Здравствуйте, господин инспектор. (польск.)

— Да, Игорь Николаевич, это тот самый, — обернулся он к подинспектору, — Давайте Ваши бумаги, я подпишу.

Тот протянул ему через плечо какую-то папку. Злотопольский открыл её, пробежал глазами листок бумаги, вытащил из внутреннего кармана своего белого пиджака ручку и расписался.

— Ну всё, — Коломейский плечом оттеснил полковника и протиснулся в комнату, — Задержанный ваш, — он забрал папку из рук киянина, — Забирайте его с собой, а у нас есть ещё другие дела.

— Секундочку-секундочку, Игорь Николаевич, — остановился полковник, — А его вещи? — посмотрел он на подинспектора.

Подинспектор посмотрел на подкомиссара. Подкомиссар завертел головой и, не найдя никого другого, кому мог бы перепоручить задание, встал, подошёл к соседнему столу и взял с него скрытую до этого момента монитором картонную коробку. Потом он отнёс её киянину. Тот, однако, её не взял.

— Это всё? — озабоченно спросил Злотопольский.

— Да, больше при задержанном ничего не было, — было видно, что подкомиссар волнуется.

— Оружие, документы и всё остальное здесь, — вступил Коломейский, — раздевать мы его не раздевали, но карманы проверили. Это уж вы там у себя его просвечивайте.

— Подержите, пожалуйста, — полковник вынул из коробки полиэтиленовый свёрток (в развёрнутом состоянии Борис узнал в нём собственный пиджак) и вручил его ошарашенному подинспектору, — И ещё это, Игорь Николаевич, — вслед за ним настала очередь так же упакованных ботинок, — Сейчас...

Он сосредоточенно рылся в коробке. Подкомиссар смущённо переминался с ноги на ногу, не смея возразить. Подинспектор снова начал краснеть.

— Послушайте, Вы! — начал он, переложив вещественные доказательства под мышку.

— Стоп! — воскликнул Вальдемар Злотопольский, — Mamy go!215 — подкомиссар запнулся.

Киянин разгрузил Коломейского, переложив всё обратно в коробку.

— Благодарю вас, господа, — вежливо обратился он к присутствующим, — Вы очень помогли нашему следствию. Я отмечу это в рапорте на имя Начальника Управления Безопасности Речи Посполитой. Выделите, пожалуйста, пару человек, чтобы доставить задежанного в мою машину.

— Эй, минуточку, — обратился к собравшимся Борис, подняв левую ногу и пошевелив пальцами ступни в носке, — А может мне всё-таки дадут какую-нибудь обувь?

215 Он наш! (польск.)

Заднее сиденье служебной "Варшавы" было исключительно удобным. Плохо было то, что руки сковали за спиной. Кроме Бориса в самоходе были Злотопольский и шофёр. Причём шофёр был его собственный — когда Борис собирался не просто доехать на место, но и просмотреть по дороге какие-нибудь документы, он брал его с собой. Несколько раз он использовал его и в личных целях, заставляя возить жену по магазинам. В качестве одного из конвоиров "своего" полковника тот чувствовал себя страшно неудобно и старался не смотреть в зеркало заднего вида. Если же в его поле зрения оказывался взгляд полковника Ницеевского, шофёр как можно быстрее отводил глаза и сосредотачивался на дороге.

Зато киевский полковник взгляда с него не сводил. А также не сводил дула чёрного "Р-94"216, хищно глядевшего на Бориса своим шестигранным глазком. В Вальдемаре Злотопольском не было видно его обычной демонстративной расслабленности, а наоборот, не до конца укрытое волнение. Борис отвернулся к окну, где проплывали дома и парки.

— Вы зря это сделали, Борис Сергеевич, — послышался голос киянина, — Есть вещи, в которые лучше не влезать, потому что вероятные потери значительно превышают возможные выгоды.

Борис развернулся обратно — к лицу полковника Злотопольского и немигающему зрачку пистолета.

— Иногда лучше попробовать и потом жалеть, Вальдемар Маркович, чем потом жалеть, что не попробовал, — несмотря на всё явно просматриваемое личное будущее, полковник Ницеевский успокоился.

— Да Вы авантюрист, как я посмотрю, — покачал головой Злотопольский, — Всё или ничего — и не меньше. Совершенно нерациональный подход. В нашей с Вами работе — по большей части вредный.

Борис не ответил ничего. На приближающемся рекламном щите виднелась деревянная крепость и подпись: "Zapraszamy do muzeum 'Kołomieńskie' — 2 km"217.

— Понимаю Вашу эмоциональную реакцию, — продолжил киянин, — Подозреваю, что Костромская война значила для Вас больше, чем для меня. Так мне, во всяком случае, показалось после знакомства с Вашим личным делом, особенно в период службы в "Смерче". Могу Вас заверить, что я в то время занимался не только отдыхом в гостиницах класса "люкс".

Борис хмыкнул. Осознав двусмысленность своих слов, Злотопольский тоже усмехнулся. Но пистолета не убрал.

— Я имел в виду не тот эпизод, о котором Вы подумали, Борис Сергеевич. Поверьте мне, в Вологде или в Ярославле мы с Вами были в одинаковом положении.

Борис продолжал молчать. Шофёр сквозь зубы выругался, когда самоход встал перед светофором. Выданные в аэропорту вместо конфискованных ботинок старые кроссовки чуть жали.

— Вы взрослый человек, Борис Сергеевич, причём не просто "взрослый", а полковник беспеки. Вы отлично знаете, что есть некоторые неприятные вещи, которые ПРИХОДИТСЯ делать, чтобы избежать гораздо БОЛЕЕ неприятных. Сами посудите, — похоже, киянин действительно хотел убедить своего московского коллегу в собственной правоте, — что бы произошло, не случись в своё время резни в Угличе. Ведь Вас в "Смерче" готовили к войне именно с нами, с Речью Посполитой. Скажите честно, сейчас Вы ведь не думаете, что Вам удалось бы выиграть?

Борис опять ничего не сказал. Вообще-то, учитывая совместное выступление Москвы и Костромы, а также неизбежный вследствие этого кризис в Киеве, он бы не стал сбрасывать эту вероятность со счёта...

— Ну допустим даже, что мы проиграли, — допустил киевский полковник, — и здесь в Москве воцарилась бы эта Ваша Великая Россия. Вы действительно считаете, что костромские порядки стали бы для Москворуссии плюсом? Вы бы отрастили себе бороду, и это в обязательном порядке, не забудьте, а Вашу жену с дочкой заставили бы носить эти средневековые платья? Да, совсем забыл, утвердившийся здесь господин Воевода вряд ли позволил бы Вашей жене, как "элементу, чуждому русскому народу" проживать на "Святой Руси". Вы со мной не согласны, Борис Сергеевич?

Борис ничего не ответил. Он думал о другом. Судя по тому, что Злотопольский приехал за ним на "Варшаве" и с одним шофёром, а не на микроавтобусе, у него просто не хватило времени на организацию полноценной операции по перевозке. Людям Бориса он явно не доверяет, и не без оснований (посмотреть хотя бы на шофёра). Полиции он ничего не сказал, сейчас говорит много, но ничего конкретного, значит, не хочет, чтобы посторонний (шофёр) знал о подробностях с "карты воеводы". А сам он их знает? Он же даже не проверил её содержимого. А вот чуть дальше, когда Украинское шоссе соединится с Крымским, наверняка будет большая пробка. А может быть и раньше...

— Вижу, что Вы думаете так же, Борис Сергеевич, — подвёл итог киевский гость, — раз молчите.

Он подождал реакции Бориса, но тот не прервал молчания. Тогда киянин левой рукой достал из кармана пиджака карманный вычислитель со вставленной картой памяти. Полковник Ницеевский готов был поспорить, что это ТА САМАЯ карта, вынутая киевским гостем из картонной коробки. Той же левой рукой он нажал кнопку на корпусе. Потом, используя большой палец руки с пистолетом, запустил программу. Судя по всему, он не был вполне уверен в том, что ему в руки попали именно ТЕ файлы.

Смотреть изображение на экране, попадая в кнопки большим пальцем левой руки, и одновременно держать на прицеле было, наверняка, неудобно. Но Вальдемар Злотопольский старался — похоже, ему не хотелось привезти с собой "пустышку". Борис Ницеевский сидел на противоположном конце сиденья спокойно, не предпринимая попытки к бегству. До момента, когда перед "Варшавой" не вклинился голубой "Фиат"...

Водитель заорал "k...a mać" и ударил по тормозам. Всех дёрнуло по ходу движения, но Борис, ожидавший подобного, оказался в лучшей ситуации. Когда его бросило вперёд, он ударился правым плечом о переднее сиденье, превратившееся в упор. Левая нога выбила отклонившийся в сторону пистолет. Прежде чем Вальдемар Злотопольский успел собраться, он пропустил от упавшего обратно на сиденье Бориса удар правой ногой в челюсть и оказался в нокауте. Шофёр то ли не услышал шума сзади, то ли не обратил на него внимания, занятый ситуацией на дороге. Борис передвинулся ближе к бесчувственному киянину и запустил обе скованные руки в карман его пиджака, тот же, где был вычислитель. Ключи, слава Богу, оказались там же. Освободившись, он первым делом сковал руки руки Злотопольского за спиной. Когда шофёр сообразил, что сзади происходит неладное, и затормозив прямо на середине дороги, оглянулся, он увидел своего бывшего начальника, целящегося в него из "P-94".

— Spokojnie, Franiu, — сказал ему тот, взяв глубокий вдох, — Ruszaj się z miejsca i skręć tędy, przed wiaduktem, w prawo. I nie denerwuj się tak, jak będziesz mnie słuchał, wszystko będzie dobrze.218

216 "P-94" — состоящий на вооружении Войска РП с 1999 г. пистолет (разработан в 1994 г.)

217 Добро пожаловать в музей "Коломенское" — 2 км. (польск.)

218 Спокойно, Франек. Двигайся с места и сверни туда, перед мостом, направо. И не нервничай так, если будешь меня слушаться, всё будет хорошо. (польск.)

...

В Храме царил задумчивый полумрак. В ожидании начала службы Бася рассматривала разноцветные витражи в высоких стрельчатых окнах. Еве больше нравились скульптуры стояний Крёстного Пути219. Тереса осталась в одном из боковых приделов.

— По-моему, мама, — сказала Ева, — здесь неправильные свечки. Я считаю, — она подчеркнула своё "я", — они должны быть настоящими, а не просто моргающими лампочками.

Басе тоже не нравились новомодные так называемые "свечки" — блок неоновых лампочек с дрожащими огоньками, но за неимением лучшего она честно кинула в щель несколько 50-грошовых монет: за своё спасение, за спасение сына и за упокой души подруги. Два раза, чтобы наблюдающая за ней с неба Верка не обвинила Басю в грехе крохоборства (если такой, конечно, существует). Потом она кинула в монетоприёмник ещё четыре "полтинника" — пожалуй, одна обычная свечка стоит двух "электронных".

— Неважно, какие свечки, дочка, — постаралась быть объективной Барбара, — главное, что ты сама чувствуешь, когда их зажигаешь.

Сама она честно прочитала "Отче наш" на каждой свечке. Вообще атмосфера Храма настраивала на мысли о вечном. А грустные воспоминания о судьбе несчастной подруги (Боже, как рыдала её мать, когда Бася рассказала ей о происшедшем) навевали мысли о бренности всего земного. Самое что ни на есть церковное настроение.

— Не знаю, мама, — дочь не согласилась с матерью, — когда свеча обычная, я её зажигаю от другой, вижу, как она горит и топится. Тогда всё естественно, понимаешь? А так, как теперь, это больше на какой-то игровой автомат похоже.

Барбаре не хотелось спорить в церкви... вообще не хотелось спорить. Поэтому она просто потрепала Еву по макушке. Та посмотрела ей в глаза и "по-домашнему" улыбнулась.

— Дамы и господа, — громко объявил гид остановившейся около них экскурсии, — думаю, вы уже обратили внимание на мраморные мемориальные доски на колоннах. Каждая из них увековечивает память одного из москворусских полков, принимавших участие в войне с Наполеоном. Например, вот эта, — он показал на большой прямоугольник белого мрамора как раз напротив Баси с Евой, — посвящена Тульскому гусарскому полку. Её установил за свой счёт генерал Денис Давыдов. Кстати, дамы и господа, — хитро улыбнувшись, обратился он к щёлкающим фотоаппаратами экскурсантам, — чем ещё был знаменит Денис Давыдов?

Экскурсанты зашевелились и зашептались между собой. Всех, однако же, опередила её умная Евочка.

— В 1815 г. во время битвы под Пулавами тульские гусары под его командованием обратили в бегство императора Наполеона Первого, что привело к его гибели в водах разлившейся Вислы и к решительной победе войск Цесарства в этой битве, — на одном дыхании, как на уроке, выпалила дочка.

— Браво, девушка, я Вами восхищён! — склонил перед Евой голову гид. Экскурсия одобрительно зашуршала.

— Скажите, — задала вопрос полная дама в очках, — а вот эти знамёна, которые на стенах висят, они тоже вот этих полков или как?

— Нет, конечно, — гид повернулся в сторону упомянутых знамён, — это трофейные французские знамёна. Например, вот то слева, вот там, — он показал рукой и все повернулись в её сторону, — это личный штандарт французского императора. Изначально его хотели оставить в Киеве, но тогдашний комиссар Москворуссии гетман Ермолов, — экскурсанты многозначительно подняли глаза к небу, — убедительно просил Цесаря Александра отдать его в Москву. "Светлейший Пане, отдайте москворусам то, что было руками москворусов взято". Так гетман говорил Цесарю, и тот с ним согласился. Взятый уроженцами Москворуссии трофей остался в её столице к славе общего Цесарства! — было видно, что эта часть рассказа гиду особенно нравится.

— А скажите, — не унималась дама, — а почему вообще православный москворус... ведь Ермолов был православным москворусом, да?... почему он построил здесь не православный, а полонийный собор?

— Это интересный вопрос, — гид сделал таинственное лицо, — существуют, по крайней мере, две версии. Согласно первой, "патриотической", он сделал так, чтобы укрепить единство Москворуссии и Цесарства. "Если я построю у себя великий храм для поляков, то им ничего не останется, кроме как построить ещё более великий у себя для нас" — так, якобы сказал гетман. В пользу этой версии говорит хотя бы то, что вскоре после закладки московского Храма Христа-Спасителя в Киеве был торжественно заложен православный Храм Святого Георгия, также посвящённый памяти Отечественной Войны. Если вы были в столице, то должны были его видеть, — экскурсанты снова заголосили.

— А как же, был — стоит, — сказал низкий мужской голос.

— Но есть и другая версия, более "приземлённая", — сообщил экскурсовод, — Дворец комиссара размещался неподалёку отсюда, и он просто хотел, чтобы его жене, как раз польке из Киева, было недалеко сюда ходить, — гости захихикали, — А которая из них соответствует истине, узнать нам, увы, не суждено, — как бы извиняясь, он развёл руками.

— Скажите, пожалуйста, — полная дама была полна ещё и вопросами, — а вот я слышала...

— Прошу прощения, дамы и господа, — гид посмотрел на часы, — сейчас начнётся служба. Если кто-нибудь из вас желает, он может остаться. А мы вместе с остальными сейчас сядем в автобус и продолжим наше знакомство с Москвой.

Экскурсия направилась к ближайшему выходу. Ева потянула мать за руку.

— Мама, вон там, — показала она рукой, — видишь, тётя Тереса уже заняла место.

Тереса действительно хлопала правой рукой по скамье, на которой сидела. Другой рукой она махала Барбаре. Судя по её лицу, она уже давно вычеркнула из списка характеристик "краковянки" слово "пунктуальность". Бася перехватила инициативу и сама потянула дочь за собой.

Тонким звоном ударил колокол. Хор начал петь. Мать с дочкой, извиняясь, протиснулись мимо какой-то миниатюрной женщины в шляпке с пёрышком и встали около Тересы. Не переставая петь, та чуть бросила на них недовольный взгляд. Пение стихло.

— W Imię Ojca i Syna i Ducha Świętego,220 — произнёс священник.

— Amen.221

219 Стояния Крёстного Пути — традиционно на стенах полонийных церквей (традиция, оставшаяся со времён католицизма) помещают по периметру четырнадцать картин или скульптурных композиций, соответствующих различным моментам Страстей Христовых, от вынесения смертного приговора до положения во гроб. Таким образом, во время богослужения Крёстного Пути (по пятницам Великого Поста и особенно в Страстную Пятницу) молящиеся обходят весь храм, поочерёдно останавливаясь перед каждым изображением..

220 Во имя Отца и Сына и Святого Духа. (польск.)

221 Аминь. (польск.)

...

Первое, что бросилось в глаза около дома — самоход Отдела. Уж кому-кому, а полковнику Ницеевскому был отлично известен "Днепр-Александр"222 цвета голубой металлик. Известен до такой степени, что один взгляд на машину (независимо от текущего цвета и номеров) пробуждал в нём ностальгические воспоминания. И за рулём, разумеется, неизменный сержант Яскерня (то есть, старший сержант, разумеется).

— Добрый день, сержант.

— Добрый день, господин полковник, — похоже, он ещё не в курсе, что его полковник теперь — не полковник, то есть "не совсем его полковник", — Вы? Здесь? А господин майор говорил...

Нет, он всё-таки в курсе. Кругловский успел ему сообщить. А вот кто сообщил о новом статусе полковника Ницеевского самому Кругловскому? Ну здесь-то даже гадать не нужно.

Сержант даже не пытался ни сопротивляться, ни кричать. Причём, явно, не столько из-за нацеленного на него пистолета, сколько из-за субординации. Он спокойно дал приковать себе руки к рулю собственными наручниками и так же спокойно позволил вставить себе в рот кляп. Дежуривший у дверей сержант Малиняк отреагировал на своё пленение шефом с таким же стоическим спокойствием.

Злотопольского и шофёра он оставил такими же скованными в брошенной под мостом "Варшаве". Рано или поздно кто-нибудь вызовет полицию и их освободит.

На всякий случай Борис проехал на лифте лишний этаж. Выше было уже только небо. Когда-то он хотел купить себе ретире223 на крыше. Тогда на него не хватило денег, а потом услышав о возможном обмене квартиры и переезде, встала на дыбы Бася. Дети тоже привыкли к старой квартире и всё осталось, как было.

Дверь на этаж, как всегда, была открыта. Вероятно, её так никто и не починит вплоть до Второго Пришествия. Из коридора доносились голоса.

— ...как её ломать, господин майор — она же стальная? Здесь даже лом не поможет -взрывчатка нужна.

— Почему мне не доложили, что у него в квартире стальная дверь?! Я вас всех спрашиваю?!

Похоже, заместитель решил продемонстрировать подчинённым наступление в Отделе нового времени. А про дверку-то и забыл! Ха, кто бы подумал, что эта глупая идея Барбары окажется такой полезной. Борис решил послушать ещё.

— Так! Подпоручик Семёнов! Вызывайте взрывников, пусть высадят эту дверь к грёбаной матери! Ну! Быстро! Звоните!

Сегодня майор Кругловский явно не подходил под определение "холодная голова". Насчёт его "рук" и "сердца" у полковника Ницеевского тоже были большие сомнения. Но как бы ни было интересно следить за перебранкой, пора было вмешиваться. Начальник он отдела или нет, в конце концов? А действительно: да или нет? Он сам, во всяком случае, не видел приказа Начальника КУБа о своём отстранении. Какой там философ сказал, что "практика — критерий истины"?

Борис широкими шагами вошёл в короткий коридор. За входом следили — у пары сотрудников оказались в руках направленные в его сторону пистолеты. Стрелять они, правда, не спешили — узнали своего начальника. Начальника? А кто же тогда заместитель? Сотрудники Отдела в спешке расступились, давая полковнику проход. В конце живого коридора стоял майор Кругловский. Ну да, теперь подчинённые будут ждать, пока начальники разберутся между собой, кто из них главный. А потом возьмут победителю под козырёк. Разумеется, когда наденут фуражку с этим козырьком. Курдемоль, это уже припоминает сцену из какого-то прерьерского фильма224.

Для пущего луизианского колорита не хватало только широкополых шляп и револьверов в кобурах на поясе у обоих решительных "прерье"225. Борису в этом не было необходимости — его "P-94" уже был у него в руке. Заместитель только начинал вытягивать свой ствол. Закончить не успел — полковник уже приставил свой пистолет к его лбу. Тот замер. Свободной рукой Борис забрал его оружие (такую же "девяносточетвёрку") и, не опуская своего, направил его назад, в направлении растерявшихся сотрудников Отдела, описав левой рукой дугу. Конструкторы пистолета доверяли людям — если его владелец действительно решил выстрелить, то все предохранители снимались сами по себе просто по мере нажатия на спусковой крючок.

— Всем два шага назад, — чётко произнёс Борис Ницеевский, — Один, — все отступили, — Два! — все, как заворожённые, сделали ещё один шаг.

Теперь нападения сзади можно было не опасаться. Не столько из-за расстояния, сколько из-за неопределённости положения. Если у его (майора?) людей и раньше были сомнения, кому они должны подчиняться, то теперь они только усилились. Полковник засунул пистолет Кругловского за пояс. Вот теперь он точно одинокий прерье из фильма.

222 "Днепр" — марка самоходов, выпускаемых заводом в г.Хортица (Новопольша). По традиции новые модели марки "Днепр" называют мужскими именами: "Днепр-Станислав", "Днепр-Игорь", "Днепр-Александр" и т.д. Модель "Александр" выпускается в различных модификациях с 1999 г.

223 Ретире (от фр."retiré" — "обособленный") — особняк на крыше высотного дома или отделённая площадь на верхнем этаже здания, обычно с большой террасой с одной или более сторон.

224 "Прерьерский фильм" (от фр."Le film prairier") — фильм (в основном луизианской продукции), действие которого происходит во второй половине XIX в. на недавно присоединённых к Луизиане западных территориях. Героем фильма обычно является романтический герой-"прерье".

225 "Прерье" (фр."le prairier") — используемое в Луизиане определение по отношению к пастухам скота. Скот пасётся на лугу (фр."la prairie"), отсюда происхождение данного термина. В кинематографе прерье — обычно романтический персонаж, защищающий свою честь при помощи револьвера, который он носит в кобуре на поясе.

— Майор, — обратился к заместителю Борис, — объясните мне, пожалуйста, что именно Вы делаете около дверей моей квартиры, а также зачем Вам здесь и сейчас понадобилась взрывчатка?

Кругловский тяжело дышал и косил глаза вверх — на прижатый ко лбу ствол.

— Я планировал провести обыск Вашей квартиры и забрать документы, — ответил он.

— Господин полковник, — с нажимом добавил Борис.

— Обыск Вашей квартиры и документы... господин полковник, — послушно повторил Кругловский.

— С каких пор заместители по собственной инициативе вламываются в квартиры своих начальников? — вопрос был риторический, но не только.

— Я получил приказ и был обязан его выполнить, — майор попробовал перевести дыхание, — господин полковник.

— Чей?

— Полковника Злотопольского.

— А с каких пор мой заместитель выполняет приказы посторонних людей? — строго спросил Борис.

— Он не посторонний. Он..., — полковник Ницеевский надавил пистолетом. Майор замолчал.

— Продолжайте, майор. И объясните, как именно с Вами связался находившийся в следственном аресте Вальдемар Злотопольский? А также, на каком основании Вы стали выполнять приказы человека, арестованного по обвинёнию в государственной измене?

Вообще-то он не успел предъявить Злотопольскому обвинения в измене. И, скорее всего, и не предъявит. Но сейчас это неважно. Важно пролить хоть какой-нибудь свет на то, что происходит вокруг.

— Я получил приказ от Начальника Пятого Сектора УБ генерала дивизии Габриэля. Немедленно освободить полковника Злотопольского из-под стражи и принять все меры по немедленному задержанию полковника Бориса Ницеевского... господин полковник.

Вот это поворот событий! Сам "в морду" следит за московскими делами. Не врал трижды проклятый воевода, не врал. Интересно, он ещё жив по крайней мере? Хотя какая разница...

— Теперь, майор, слушайте меня очень внимательно. Вопрос: кто именно сообщил в Киев о взятии под стражу Вальдемара Злотопольского? Вы? — Борис сосредоточился на глазах своего заместителя.

Тот ничего не ответил. Что ж, молчание — знак согласия. А значит, стоит уточнить некоторые недавно возникшие предположения.

— Вы работали на киянина с самого его приезда, правильно? — снова молчание, — Это ведь Вы отправили меня на "Крылатское", в то время, как он потребовал доставить в Москву Епифанова, так? А Епифанов был ему нужен, потому что он искал Индрика и не знал, не он ли это. Правильно, майор?

Кругловский явно набрал в рот воды. Борис Ницеевский прислушался к звукам из-за спины. Безрезультатно — все замерли в тишине.

— Итак, уточню свой вопрос. Чем именно Вас шантажировал Вальдемар Злотопольский по приезде сюда?

Молчание заместителя начинало раздражать. Борис начал медленно нажимать на спусковой крючок.

— Майор, сейчас я снял первый уровень защиты, — он надавил на спуск сильнее, — Теперь снят второй. Когда я сниму третий, отблокируется ударная игла и пистолет будет готов к выстрелу. После следующего движения моего пальца пуля размажет Ваши мозги по стене. Поэтому я ОЧЕНЬ рекомендую Вам всё-таки ответить на мой вопрос.

Лоб майора Кругловского покрывали крупные блестящие капли пота. Он, как загипнотизированный, смотрел на полковника Ницеевского. Сейчас точно всё расскажет без утайки.

— Мой сын, — сказал он, — В Киеве. Был арестован в Борисполе за контрабанду наркотиков. Киянин предложил мне на выбор: или я помогаю ему против Вас, и полиция принимает на веру его объяснения, или я ему не помогаю, и он получает "на всю катушку". Как Вы думаете, что я выбрал? ...господин полковник.

Заместитель зашёлся в истерическом смехе. Борис отпустил спуск пистолета. Посмотрел на трясущегося в конвульсиях майора и ударил его рукояткой по темени. Кругловский осел на пол.

— Господа, — обратился полковник Ницеевский к замершим в ожидании сотрудникам, — возвращайтесь в бюровец и продолжайте работать. Там внизу освободите ваших коллег и заберите их с собой, — они переглянулись между собой, и он добавил, — А майора Кругловского отвезите в больницу — после сотрясения мозга он нуждается в медицинской помощи.

...

Что такое наша жизнь по сравнению с вечностью? Ничего. Просто единственный миг, блеск искры в ночи, взмах крыльев мотылька, цветок на асфальте. Верка Самсонова жила, работала, мечтала о любви, надеялась на счастье и — раз! Нашла свой конец в каком-то грязном гараже. Борис говорил, тело настолько разъела известь, что у него в бюровце не могли даже снять её отпечатков пальцев — пришлось устанавливать её личность по ДНК или как это у них там называется. А она сама? Ходила в школу, училась в университете, вышла замуж — и что? Пришлось выходить замуж ещё раз — вот что. Правда, есть и достижения — вот хотя бы её Ева, стоящая на коленях рядом с ней. А и то, немного не хватило, чтобы и она сама, Барбара Ницеевская, оказалась в соседней с Веркой яме. Слава тебе, Господи, что ты этого не допустил!

— ...i rozdawał swoim uczniom, mówiąc: berzcie i jedzcie z tego wszyscy, to jest bowiem ciało Moje, które za was będzie wydane.226

Священник обеими руками поднял над головой круглую белую облатку. Зазвонил колокольчик и наступила тишина. Бася закрыла глаза и увидела лужу масла и лицо подруги с мёртвыми глазами.

— ...podobnie wziął kielich, wypełniony winem, dzięki składał i podał swoim uczniom, mówiąc: bierzcie i pijcie z niego wszyscy, to jest bowiem kielich krwi mojej...227

Барбара по-прежнему не чувствовала умиротворения. Священник замер с поднятой в руках чашей, а перед её глазами по-прежнему вставало видение руки с отвёрткой, с кончика которой стекает рубиновая капля крови. В полной тишине она срывается с острия и летит вниз, на пол, в масляную лужу...

— Oto wielka tajemnica wia-a-ry...,228 — нараспев произнёс священник.

— Głosimy śmierć Twoją, Panie Jezu, wyznajemy twoje zmartwychwstanie...,229 — зашуршало по храму.

В многоголосом шёпоте слышались знакомые нотки. Украдкой покосившись вправо, Барбара Ницеевская заметила, как шевелятся губы её дочки.

— ...i oczekujemy Twego przyjścia w chwale,230 — вместе со всеми закончила Бася.

Перед глазами поплыло. Барбара быстро-быстро заморгала глазами и на ощупь потянулась к сумочке за салфетками, вытереть слёзы.

226 ...и раздал ученикам своим, говоря: берите и вкушайте отсюда все, ибо сие есть тело Моё, которое за вас предаётся. (польск.)

227 ...также взял чашу, наполненную вином, слагал благодарение и подал ученикам своим, говоря: берите и пейте отсюда все, ибо сие есть чаша крови Моей... (польск.)

228 Сие есть великое таинство веры... (польск.)

229 Оглашаем смерть Твою, Господи Иисусе, веруем в твоё воскресение... (польск.)

230 ...и ожидаем пришествия Твоего во славе. (польск.)

— Мама, что с тобой?

— Hej, Krakowianko, spokojniej.231

Бася кивнула обеим обеспокоенным соседкам, но слёзы не остановились. Сквозь застилавшую глаза пелену она видела, как в её сторону оборачиваются соседи спереди. Ей было стыдно, но остановиться не получалось.

— Przez Chrystusa, z Chrystusem i w Chry-ystu-usie..., — служба продолжалась, — Tobie Boże, Ojcze wszechmogo-ący...232, — продолжал священник, не обращая внимания на плачущую дуру на скамье с левой стороны.

Господи, она прошла над пропастью и даже этого не заметила. На тонкий волосок от гибели. И своей и своего сына! О, Боже!

— ...na wszystkie wieki wie-eków.233

— Amen! — выкрикнула Барбара.

На неё снова обернулись. Но рыдать расхотелось. Совсем. Дальше всё пошло спокойно — обычная служба, обычные молитвы. Да и не стоит показывать Еве плохой пример — а то, не дай Бог, тоже вырастет в слезливую идиотку, неспособную час просидеть спокойно. Ну ещё... для верности по окончании надо будет зажечь ещё несколько этих глупых электросвечек — не помешает.

— Pokój Pański niech zawsze będzie z wa-ami-i.234

— I z Duchem Two-oim.235

— Przekażcie sobie znak poko-oju.236

Барбара кивнула и пожала руку Тересе. "Pokój dla wszystkich",237 — сказали они обе хором вполголоса. Бася только повернулась к соседке спереди (потом на очереди должна быть Ева, ещё соседка сзади — и вот вот он, знак мира на четыре стороны света), как вдруг услышала странный прерывистый грохот, перекрывший все звуки. Это было что-то совершенно здесь неподобающее, но вместе с тем неприятно знакомое и понятное.

— Всем оставаться на своих местах! Не двигаться с места! Собор захвачен ратниками Дружины Николая-Угодника! Вы все — наши пленники!

И опять автоматные очереди в потолок с разных сторон. И тишина — ни криков, ни женского визга. Все уже всё поняли. Барбара Ницеевская — тоже.

231 Эй, краковянка, спокойней. (польск.)

232 Через Христа, с Христом и во Христе, Тебе, Бог-Отец всемогущий... (польск.)

233 ...на все веки веков. (польск.)

234 Мир Господень да пребудет навеки с вами. (польск.)

235 И с Духом Твоим. (польск.)

236 Передайте друг другу знак мира. (польск.)

237 Мир всем. (польск.)

Бася огляделась. Около всех видимых дверей Храма стояли вооружённые люди в камуфляже. В основном — бородатые мужики, хотя она заметила парочку безбородых физиономий. Она непроизвольно поморщилась — бабы, а тоже туда же лезут. Делать им у них в Костроме нечего, что ли?

— Мама, что это? Что с нами будет? — Ева заглядывала матери в глаза.

— No, Krakowianko, nieżle myśmy z Tobą wpadły, — Тереса пододвинулась к Барбаре, — Spoko, dziewczyno, — она потрепала дочку по копне её волос, — najpierw spoko, niech CI, — она брезгливо поджала губы, — udławią się, a nie zobaczą przestraszonej Krakowianki.238

Ева сделала над собой усилие и постаралась улыбнуться. Вышло это как-то неуверенно.

— Пусти руку, Ева, — тихо обратилась к ней Барбара.

Та непонимающе посмотрела на мать. Бася, впрочем, и без этого уже пришла в себя и сообразила, что именно прицеплено у дочери на висящей на шее розовой ленточке.

— Нет, пока держи, — она начала лихорадочно рыться в своей сумочке. Ну быстрее же, холера, заметят!

Тереса пододвинулась ближе, закрывая движения рук Барбары от идущих по проходу пятнистых террористов.

Ну вот он, наконец! Слава Богу, что она купила не такой огромный, как раньше.

— Ева, быстро ко мне! — шёпот вышел похожим на шипение, но дочка поняла, — Возьми мой телефон и спрячь!

— Так! Все! Выходим отсюда! Быстро! Быстро, ёпересете! Ты! Тебе что, особое приглашение потребно?! Пшла, тебе говорю, ляшка грёбаная! — доносилось откуда-то сзади, всё ближе и ближе.

— Не сюда! — снова прошипела Бася, глядя, как Ева теряет время, пытаясь открыть сумочку, — не сюда, говорю!

Она вырвала свой мобильник из Евиных рук, задрала её белую блузку и втиснула его под широкий пояс юбки в горошек. Это же надо так его затянуть! И как объяснить, что никакая она не толстая, а скорее даже наоборот? Хорошо ещё, что Ева не носит кошмарных извращённых "тангов" из пары шнурков — из нормальных трусиков телефон точно не выпадет.

Похоже, Ева поняла смысл маминых манипуляций. Она снова улыбнулась (хоть и несколько натянуто) и подмигнула Барбаре. Вроде бы успели — когда подошедший к ним "пятнистый" выгнал женщин из их ряда скамей в центральный проход, а другой сорвал с дочкиной шеи розовый в звёздочки, как и его ленточка, телефон, ему не пришло в голову её обыскивать. Правда, он обыскал Басю, у которой телефона не оказалось. Прикосновения чужих рук были неприятными до судорог. Барбара выдержала это стоически.

Захватчики постепенно сгоняли собравшихся от дверей в сторону центрального алтаря. У них были какие-то большие зелёные ящики, из которых они доставали какие-то угрожающего вида круглые штуки, к которым они прикручивали какие-то металлически блестевшие ерундовины. Потом они прикручивали всё это вместе к скамьям мотками тонкой проволоки и протягивали её поперёк проходов. Очищенная от людей часть собора превращалась в нечто, похожее на паучью сеть. "Растяжки" — так Борис называл подобные устройства, припомнила себе Барбара.

В своё время Борис рассказывал о штурме больницы в Калязине, когда он ещё служил в этом... как его... "Смерче"... то есть нет, тогда, он как раз служил в "Błyskawicy". Обычно спокойный, тогда он начинал явно волноваться и наливать себе стакан за стаканом сок (слава Богу, что не чего-нибудь там покрепче). Хуже всего, говорил он, полное отсутствие информации. Никто понятия не имеет, сколько террористов в здании, как они вооружены, сколько там заложников, что вообще происходит. Всё приходится выяснять "на месте" (здесь его глаза становились злыми), теряя людей. А все случайные свидетели, говорил её муж, несут несусветную чушь, выудить из которой что-то конкретное практически невозможно.

— Смотри вокруг и всё запоминай, — шёпотом поучала Бася свою дочку, — Потом незаметно позвонишь отцу и всё подробно расскажешь. Не разводи вокруг да около, говори самое главное: кто, сколько, где и как.

— Да, мама, — ответила ей Ева.

Ева сжала руку матери. Ей было очень страшно. Басе тоже было страшно до чёртиков, и она сжала руку Тересы, недовольно смотревшей по сторонам на происходящее. Та понимающе кивнула головой. Барбара надеялась, что подруга не боится.

238 Ну, краковянка, неплохо мы с тобой попали. Споко, девчонка, первым делом споко, пусть ЭТИ подавятся, а не увидят перепуганной краковянки. (польск.)

Захватчики закончили сгон. Все люди (пятьсот человек?... тысяча?... в глазах рябит, холера... надо будет потом ещё раз сосчитать...) столпились между пресвитерием239 и первым рядом скамей. На скамьи их не пускали "пятнистые", угрожая автоматами, а на пресвитерий они опасались заходить по старой памяти. В общем, давка была, как в автобусе в час "пик". Тем более, что во втором ряду скамей встали "пятнистые", и ближайшие к скамьям люди инстинктивно старались держаться от них подальше. Бася, Ева и Тереса оказались как раз среди них.

Сначала они тоже подались назад, но толкаться спинами, имея перед собой пустое пространство, показалось глупым, и они вернулись обратно. Теперь можно было по крайней мере, опереться руками о скамью. Правда, теперь в глаза глядело дуло автомата в руках массивной блондинки с красным лицом, связанными в пучок волосами и красной повязкой на лбу. На ней великорусскими буквами было написано "СЪ НАМИ БОГЪ". Остальные "пятнистые" тоже носили такие повязки. Бася встретилась глазами с блондинкой. Та повела в её сторону автоматом, и Бася быстро отвернулась. Холера, как всё это глупо!

— Слушать меня! Эй, вы! К вам обращаюсь! — объявил один из захватчиков с ведущей на амвон лестницы, — Да! Вы, ляхи! Слушать меня внимательно!

Найдя хоть какой-то центр событий, все головы повернулись в его сторону.

— Все меня видят? Отлично! Значит, так! Я, сотник Дружины Николая-Угодника Гамаюн, объявляю вам всем: сегодня, пятого сентября две тысячи девятого года специальная боевая группа под моим командованием приняла контроль над языческим капищем, именуемым "Кафедральным Собором Христа-Спасителя". Оглашаю, что мы есмо тут и тут останемся до тех пор, пока польский Канцлер не удовлетворит наших требований!

Всё было понятно. Именно так, как, по словам мужа, было в Калязине. Сначала появляются какие-то типы в камуфляже, потом они объявляют требования, потом их, разумеется, никто не выполняет...

— ...выпустить из узилищ кровавого польского режима наших товарищей, борцов за свободу Великоруссии, признать независимость Великорусской Республики, немедленно начать с Великорусской Республикой переговоры о выплате возмещения семьям жертв кровавого польского режима...

Басе стало совсем грустно. Ну как можно быть такой неудачницей? Сначала угодить в лапы одного бандита, теперь в лапы других. Тогда, идиотка холерная, втянула в это сына, теперь, кретинка грёбаная, дочь. Она оглянулась на Еву — та широко раскрытыми глазами глядела на произносящего речь "сотника"... или как на ихнем холерном языке называется его холерный чин?...

— ...до тех пор, пока польский Канцлер не удовлетворит всех наших справедливых требований, мы будем удерживать здесь вас всех в качестве заложников! Если польское войско или полиция попытается применить против нас силу, знайте, ляхи — вы умрёте первыми! Запомните, токмо едино вам может помочь: если польский правящий режим прислушается к нам! Сие есть в ваших собственных интересах.

Тереса грызла губы, скрывая бессильную ярость. Ева прижалась к матери и всхлипывала. Барбара гладила её по голове, стараясь не вспоминать ни о Калязине, ни о Мышкине. Когда-то она всей душой переживала за запертых там людей, а теперь пришла их с дочерью очередь... Сколько человек погибло в Калязине? Сколько уцелело в Мышкине? Какие теперь шансы у неё? Нет! Она не хочет умирать!

— Нет! Я не хочу умирать! — закричал пронзительный женский голос совсем рядом.

239 Пресвитерий — пространство около алтаря в восточной части храма (обычно на возвышении). Туда имеют право входить только священники.

Кричала стоящая около неё женщина в шляпе с пёрышком — та самая, что сидела около них на скамье. Она кричала и заламывала руки в направлении стоящего на амвоне "сотника Гамаюна".

— Ньет, я тут ни пги чём! Я нье полька! Ich heiße Eva Sander! Ich bin keine Polin! Ich bin aus Pommern, aus Kolberg!240 — надрывалась она, — Я есм на вашей стогоне! Я ньенавижу полякоф! Я льюблью Въеликогуссию!

Среди "пятнистых" началось движение. Стоявшая напротив Баси блондинка вышла в проход, там где вопила немка.

— Я есмь за вас! Мой отец быль участник инсуггекция в Кольбегг! Единовгеменно с вашей инсуггекция в Костгома. Я всьем гасскажу о вашей богбье, токмо выпуститье мьеня!

Сотник на своей лестнице молчал. Истеричка из Кольберга продолжала вопить: про солидарность, про общую борьбу, про свою поддержку великорусскому народу. По-немецки, по-польски, по-великорусски. Очень громко. Наконец пятнистому сотнику это надоело и он махнул рукой кому-то внизу.

Блондинка сделала своим автоматом резкое движение вперёд, прикладом в живот немке. Та согнулась напополам, шляпа слетела с головы, блондинка ударила её кулаком в лицо, та отлетела на людей. Они отступили, немка упала на пол. Попробовала встать, но снова упала. Блондинка нагнулась к ней, подняла. Та плакала и хватала ртом воздух.

— Tak! Pokaż tej pindzie, gdzie pieprz rośnie!241 — донёсся мужской голос откуда-то из середины толпы.

Басе стало стыдно. Пытающаяся выслужиться перед захватчиками немка была, конечно, неприятной особой, но "болеть" за этих пятнистых уродов было ещё хуже. И прежде чем Барбара Ницеевская успела сообразить, что она делает, она закричала сама.

— Оставь её, слышишь!

Блондинка отпустила "Еву Зандер" (та не удержалась на ногах, снова упала на пол и попыталась отползти назад) и подошла к Барбаре. Посмотрела на неё и ударила прикладом в плечо. Бася закусила губу от боли. Рука онемела.

Всё остальное произошло очень быстро, но Бася видела каждую деталь происходящего. На пятнистую блондинку набросилась Тереса с криком "Stój, ty, k...a!"242. Блондинка попыталась встретить её, выставив приклад, но подруга успела чуть изменить направление движения и ухватиться за её автомат, оказавшись с блондинкой вплотную. Примерно секунду-полторы обе женщины пытались освободить оружие, потом Тереса чуть подвинулась назад, её руки как-то закрутились, автомат оказался у неё в руках, а блондинка замахала руками и чуть не упала. Со стороны "пятнистых" кто-то выкрикнул какую-то команду, что-то загрохотало. Тереса повалилась на пол, выпустив автомат из рук. За спиной у Баси закричали какие-то женщины. Ей в руку вцепилась Ева.

240 Меня зовут Ева Зандер! Я никакая не полька! Я из Померании, из Кольберга! (нем.)

241 Так! Покажи этой стерве, где перец растёт! (польск.)

242 Стой, ты, б...ь! (польск.)

Только сейчас Барбара Ницеевская поняла, что произошло. Тереса мертва! Так же, как Верка. Этот кошмар вернулся. Всё повторяется снова! Этого не может быть. Это просто сон! Она закрутила головой, пытаясь прогнать наваждение. Было видно, как проклятая блондинка наклоняется за лежащим при самом Тересином теле автоматом. Это всё ей снится! Надо только избавиться от этой холерной блондинки, и она немедленно проснётся...

Издав самый тонкий, на который она была способна, визг, Бася выскочила из-за скамьи и бросилась на блондинку с намерением выцарапать её глаза. Та уже успела подобрать своё оружие и ударила Барбару... непонятно чем... тоже прикладом?... в живот... куда-то пропал воздух... но это были мелочи... потому что из глаз посыпались искры... и ещё... Потом всё как-то успокоилось... наверное... Бася поняла, что лежит на полу... и ощупывает плиты рукой... кто-то ударил её ногой... больно же!...

— Мама! — Ева... кажется... молчи... молчи... тебе говорят... или не говорят?...

— Прекратить, Зинаида! — это... ещё... кто?..., — Забрать её! Ты! И ты! Молчать, Зинаида — лучше смотри за оружием!

Ноги трясёт. Это лестница. В сакристии.

— Мама! — это тоже Ева, но как-то далеко...

— Эй, отворите дверь там! — какую дверь?

— Ложи её сюда.

— Стягивай, давай. Ты куда? Поперёд старшого?

Над головой был белый потолок с люстрой, не такой большой, как в главном нефе, а меньше, как в квартире, на четыре лампочки. Сакристия243? А потом его заслонило появившееся откуда-то лицо. Такая лыбящаяся бородатая слюнявая зловоннно дышащая мерзкая морда. В уголке мерзких толстых губ медленно-медленно-медленно собиралась мерзкая капля мутной слюны, растущая и раскачивающаяся вместе с раскачиванием тяжёлого мерзкого тела сверху...

Господи Иисусе, сделай, что хочешь, только не позволь этой капле сорваться вниз!

243 Сакристия (ризница) — помещение при храме для хранения богослужебного облачения священников и церковной утвари.

...

Никита осторожно выглядывал в коридор из комнаты. Узнав в вошедшем в прихожую человеке отца, он с криком "Ура, папа вернулся!" бросился к нему. Борис взял его на руки (тяжёлый вымахал), немного покрутил его в воздухе, потом поставил обратно на пол и тщательно закрыл дверь на все имевшиеся там замки. Сын этого из виду не упустил.

— Пап, это ты дверь от международных террористов запираешь, да?

— Да, Никита, именно от них, — ответил с максимальной серьёзностью Борис, рассматривая пространство перед дверью в экран домофона.

От своего (или теперь уже не своего?) Отдела в течение сегодняшнего дня никаких неприятностей ожидать не стоит. Сотрудники и так (это было очевидно) готовы были встать на уши, только чтобы не встревать в запутанные интриги своих начальников. Приказывать им пока что некому — мерзавцу Кругловскому предстоит ещё долго лежать в больнице Святого Андрея, капитан Немоляев в отпуске (по своему обыкновению лазит по горам в каком-нибудь Британском Тибете или ещё где-то, где нет никаких телефонных сетей), значит...

— А тех террористов там за дверью ты убил, да, папа? Всех? А почему я не слышал, как ты стрелял? У тебя пистолет бесшумный, да? Можно посмотреть твой пистолет? Ну, пожалуйста, папа! — сын просто подпрыгивал от нетерпения.

Значит с формальной точки зрения и.о.начальника Отдела теперь — поручик Якубень. На него точно можно положиться. В той мере, разумеется, в какой вообще можно полагаться на кого бы то ни было в делах "убеции". Но на дня два форы от него рассчитывать можно. А что, если его тоже арестовали?

— Нет, Никита, оружие — это не игрушка. И вообще, у нас нет времени. Нам с тобой надо немедленно ехать. Иди, собери свои вещи, — это должно занять сына минут на десять.

— А мы далеко поедем, папа? За границу? Я возьму свои тёмные очки — все секретные агенты носят тёмные очки! Папа, у тебя на работе все носят тёмные очки?

А если поручик Якубень в следственном аресте, то... всё ещё лучше. Отделу должны назначить начальника со стороны, а это требует времени. А потом ему потребуется время, чтобы войти в курс дел и понять, где что лежит. Отсюда вытекает, что Борис успеет доехать до бранденбургской границы через Варшаву. Само собой, не на самолёте и не на поезде.

— Никита, собирать вещи! Одна нога здесь, другая там! Нет, стой! А куда делись Ева с мамой?

— Мама сказала, что они с Евкой поедут в этот... храм... О! Христа-спасителя! С тётей... Тересой... кажется. И потом вернутся. Ну, я побежал, — сын умчался в свою комнату, откуда донёсся стук выдвигаемых ящиков.

Опять какая-то "тётя". Хотя каждая баба должна иметь возможность исповедоваться. Не священнику, так подружке. Хотя, раз она в церкви, то, пожалуй, и обоим сразу. Что это за "Тереса"? Ага! Борис вспомнил визитную карточку и записанный карандашом номер. Таксистка, которая возила её за этим долбаным Индриком. По большому счёту надо её проверить, но уж никак не в его теперешнем положении. Да, пора паковать собственные вещи. Ничего, сегодняшний день у него точно есть.

Из стрятанного за большой семейной фотографией сейфа он достал "запасные" документы и несколько пачек денег "на чёрный день". Здесь были отечественные гривны, дунайские кроны, канадские экю и луизианские ливры. При выбранном маршруте первыми понадобятся бранденбургские марки — вот они, не столько "валюта", сколько средство экономии времени, чтобы не стоять в очереди в берлинских обменных пунктах. Его счета в "светлейшей", наверняка, были уже заблокированы Злотопольским, но до кое-каких его средств в банках за государственной границей дотянуться тому было слабо.

Много всего ему не нужно — пару рубашек, запасные брюки, носки, пара дисков с семейными фотографиями и разной "нужной" информацией, всякие там зубные щётки и разное мыло. Даже оружия брать с собой не стоит — чем меньше подозрений они будут вызывать при случайном обыске, тем лучше. А от серьёзной квалифицированной облавы и так не укрыться. Лучше, конечно, обойтись без обысков и полицейских — поэтому придётся ночью угнать стоящий в подземном гараже самоход одного из соседей, насколько Борис помнил его распорядок, он ездил на нём только на работу, так что до понедельника он его точно не хватится. А им как раз хватит времени доехать до границы.

Вот только какого чёрта жену с дочкой понесло в церковь? Благодарить Бога ещё рано, ой, рано. Можно это сделать только за Бранденбургом, где-нибудь в Веймарской Республике или вообще в Великом Герцогстве Ганноверском. Да и то, для полной уверенности лучше подождать, пока их самолёт совершит посадку в Монреале или Новом Орлеане. А уж потом, на относительно безопасном расстоянии, можно будет начать торговлю с Управлением: им — "карту воеводы", а ему — амнистию. А и то можно ненароком попасть под горячую руку — сначала ликвидируют, а только потом вспомнят, что с каждой карты памяти можно в течение пары минут сделать на первом же вычислителе копию. Да, кстати, у всех домашних вычислителей надо вычистить жёсткие диски, а то ещё найдут там что-нибудь. Неожиданно в кармане зазвонил телефон. С дисплея ему подмигивала жена и надпись "Basia — komórka"244.

— Алло, Басёнок, быстро хватай Еву и приезжай домой. У нас срочное дело.

— Папа, это я, Ева. Слушай меня внимательно и не перебивай.

244 "Бася — сотовый" (польск.)

— Слушаю тебя, дочка, — на той стороне что-то произошло, и произошло что-то нехорошее, — говори.

— Я в Храме Христа-Спасителя, — дочь говорила шёпотом, — нас захватили террористы из "Дружины Николая-Угодника", всего примерно тридцать два человека... от тридцати до тридцати трёх — они ходят и я сбиваюсь со счёта, — извинилась она, — Маму куда-то увели, — что-что! — все входные двери закрыли и на них повесили ... эти... ну ты знаешь... такие гранаты на проволоке, не помню, как они у вас называются... ну, чтобы они взрывались, если за проволоку заденешь, — Ева заволновалась.

— Растяжки? — предположил полковник Ницеевский.

— Да-да, рас-тяж-ки, — дочь попробовала на вкус новое слово, — мама так и говорила. Не знаю, что с не-ей ста-ало..., — она всхлипнула, но тут же собралась и продолжила, — проходы между скамьями... то есть в проходах тоже эти подтяжки.

— Растяжки, — машинально поправил собеседницу Борис Ницеевский, — Дальше, Ева.

Он поймал себя на мысли, что не воспринимает голос на том конце телефона, как свою маленькую дочку. Он говорит с ней так, как говорил бы с очередным сотрудником Отдела, докладывающим обстановку. "Słucham Panią, Pani Ewo"245... нет, это лишнее, сосредоточиться, закрыть глаза и представить себе положение дел.

— Всего заложников семьсот... или семьсот пятьдесят человек... здесь наверху. Их трудно считать, извини папа, — снова смутилась Ева, — все скон-цент-ри-ро-ва-ны, — выдавила она из себя длинное слово, — вокруг центрального алтаря, в первых рядах скамей и в прес-ви-терии. Пятнистые... то есть террористы ходят вокруг них. Ещё есть в сакристии... должны быть... Иногда видно, что кто-то из них спускается вниз, там, где выставка, значит, там они тоже есть.

— Спокойно, Ева, спасибо за помощь.

— Подожди, папа, — Ева спешила и запиналась, — Человек сто пятьдесят... увели на хоры, под конвоем. Охранников там человек десять... Их видно, они там ходят. Несколько десятков... я не успела сосчитать, извини, увели вниз, там, где выставка.

— Они не отобрали телефоны? — только бы она не вздумала расплакаться, плач беспомощной дочери в руках проклятых "угодников" будет чересчур даже для тренированной психики полковника беспеки.

— Я они не нашли маминого телефона... у меня... Папа, помоги нам! Пожалуйста! — то, чего он боялся, случилось — дочь в конце концов заревела, — Забери меня отсюда! Мама! Я не знаю, что с ней!

Больше всего Борису хотелось, чтобы мобильная связь перестала работать. Потому что он не мог сам заставить себя нажать красную кнопку. Тем временем на том конце что-то зашуршало.

— Господа угодники, господа! — услышал он приглушённый женский голос с каким-то странным акцентом.

Опять шуршание, на этот раз громче, а потом, тоже приглушённо, донёсся голос, который не мог принадлежать никому, кроме его маленькой девочки.

— Заткнись! Zamknij się, ty, c...o pieprzona! Zamknij swoją je...ną gębę, mówię Ci!246

Ещё дальше отозвался какой-то мужчина: "Чо такое? Молчать всем, ну, быро!". Послышался металлический щелчок — Борис узнал передёрнутый затвор. Что-то зашуршало совсем громко — похоже, рядом с телефоном что-то свалилось.

— Ruhe! Schweig! Sprich kein Wort, Du, pommernische Närrin, verschtandest Du? Sitz still... Namensschwester. Still, mein Kind, still...247

Голос дочери становился всё более спокойным и ласковым. Рядом кто-то плакал, но не Ева, это точно. Ева напевала кому-то колыбельную. И почему-то по-немецки.

— Главного у них зовут Гамаюн. Папа, убей их всех! — чётко сказала в трубку его маленькая дочка.

И отключилась.

245 Слушаю Вас, пани Ева. (польск.)

246 Заткнись, п...а грёбаная! Заткни свою ё...ую пасть, тебе говорю! (польск.)

247 Тихо! Молчать! Не говори ни слова, ты, померанская дура, поняла? Сиди тихо... тёзка. Тихо, маленькая, тихо... (нем.)

Ну вот и всё. Бежать оказалось некуда и незачем. Сосед снизу может не волноваться — его самоходу ничего не грозит. По крайней мере, со стороны его соседа сверху — он и не подумает его угонять, чтобы потом бросить в Литве. Его "BMW" останется стоять в подвале, а полковник Борис Ницеевский поедет на собственном "Игоре". И в противоположную сторону.

Разумеется, можно скрыться прямо сейчас. Посадить в машину Никиту и уехать вперёд и вдаль по Варшавскому шоссе, не оглядываясь на оставшуюся в Москве жену и дочь (курдемоль, Борис до сих пор мог ПО-НАСТОЯЩЕМУ поверить, что его Басёнка нет в живых). "Торговле" с Управлением это не помешает — ничего "такого" они с ними делать не будут, ограничатся угрозами или даже "намёками" на угрозы. И то — Ева обо всех этих угрозах ничего не узнает, разговоры будут вестись с беглым полковником лично. Через пару месяцев (в худшем случае — через год) ОНИ согласятся на его честное слово (а куда денутся — проверить, сколько именно копий он сделал с карты, всё равно невозможно). И тогда он сможет вернуться и спокойно жить на очень неплохую пенсию полковника в отставке. Плюс к тому — на БОЛЕЕ, чем хорошие "доходы от предпринимательской деятельности". Таковые, несомненно, будут — любое солидное АО заплатит любые деньги, чтобы в их наблюдательном совете появился отставной полковник беспеки, и ещё большие — чтобы он, находясь там, ничего не делал.

Но вот только есть одно маленькое "но" (каламбур, курдемоль). Как именно он будет потом глядеть в глаза Еве? Какими именно словами он объяснит ей, вернувшись из Луизианы (Канады, Штатов, или там какой-нибудь Мексики, какая разница), почему он бросил её на произвол судьбы в осквернённом храме, почему не шевельнул пальцем, чтобы хотя бы попробовать вытянуть её оттуда, он не представлял. "Папа, ведь я же тебя просила..." — так она ему скажет при встрече. А потом повернётся и уйдёт, не слушая объяснений, окончательно убедившись в том, что её приёмный отец — обычный мелкий комбинатор и трус. И сын тоже никогда не простит, что вся его гордость своим выдающимся папой лопнула, как мыльный пузырь. И что он, Борис Ницеевский, "убецкий" полковник в отставке, будет тогда делать со своей свободой и со своими деньгами? Потратит их все на двойную порцию сильнодействующего яда? Купит себе личный самолёт, чтобы разбить его о кавказский хребет? Приобретёт золотой пистолет, чтобы из него застрелиться?

— ...войско на бронетранспортёрах и полиция перекрыли Пречистенскую набережную. На пересечении Волхонки с Бульварным кольцом стоят танки. Полиция не пропускает к зданию Храма журналистов, поэтому мы вынуждены удовольствоваться достаточно туманными заявления официальных лиц, — сообщил из динамика корреспондент "Радио Белый Город".

Борис прибавил звук — так, чтобы голос корреспондента перекрывал вой его сирены. Самоходы уходили с левого ряда, только заметив на крыше Борисова "Игоря" мигающего "петуха", недобрыми взглядами провожая выскочку. На их оскорблённые чувства полковнику Ницеевскому было очень глубоко наплевать.

— ...как нам сообщил корреспондент амманской телекомпании "Фрайе блик" Хаим Вейцман, которому удалось прибыть на площадь перед Храмом раньше полиции, в здании были слышны автоматные очереди. Глашатай248 Главной Команды московской полиции не подтвердил сообщений о жертвах среди заложников. Нам удалось узнать, что на место уже прибыли силы батальона "Błyskawica", однако их командующий майор Красницкий отказался комментировать слухи о готовящемся штурме.

— Bez komentarzy. Proszę nie przeszkadzać, panowie...,249 — Борис узнал искажённый шипением голос своего бывшего подчинённого.

Теперь всё зависело только от него. Точнее, от его отношения к своему бывшему командиру капитану Ницеевскому. Борис надеялся, что со времён их совместной службы оно испортилось не так уж сильно.

248 Глашатай — пресс-секретарь (москворусск.)

249 Без комментариев. Прошу не мешать, господа... (польск.)

Перед полицейским оцеплением стоял шум, гам и скрежет зубовный. Одних телевизионных корреспондентов было человек пятьдесят, а возможно и все семьдесят. К каждому корреспонденту был приложен оператор, а то и ассистент. Каждый корреспондент с присными приехал в центр событий на редакционной машине, а представители крупных телеканалов — на микроавтобусе. "Jedynka", "Первый канал", "Второй канал", "Nasza TV"250 и ещё парочка отечественных гигантов привезли с собой огромные передвижные фургоны со всевозможным оборудованием для прямой трансляции. К ним следовало добавить ещё газетчиков и просто внештатных "ловцов сенсаций". Газоны были заставлены складными креслами, столиками и палатками. Такая концентрация людей и электроники сама по себе должна была бы стать поводом для специального экстренного выпуска новостей.

Он оставил самоход где-то между ощетинившимся антеннами микроавтобусом "Réseau International d'Information"251 и другим таким же с белым флажком с голубыми полосками, голубым полумесяцем, голубой шестиконечной звездой и какими-то закорючками под ним, угловатыми и не очень. Познания Бориса как в турецком, так и в идиш были нулевыми, но он полагал, что при более близком знакомстве с хозяином этого средства передвижения, господином Хаимом Вейцманом из Аммана, ему удалось бы найти с ним общий язык. Бориса очень интересовало, кто именно посоветовал скромному подданному турецкого султана так спешить к Храму. Он ещё уточнит с ним этот вопрос. Потом, когда всё закончится. Если всё закончится...

Полицейский удивлённо посмотрел на его удостоверение УБ, потом на одетый на нём мундир "Błyskawicy". Секунду он стоял в неуверенности, затем отдал честь.

— Проходите, господин... капитан, — и кивнул головой.

По дороге его документы проверили ещё трижды полицейские и лица в штатском, каждый раз запинаясь, видя несоответствие между формой и содержанием. Однако робели перед документами всемогущего Управления и пропускали его дальше, до самой площади перед Собором. Там, перед памятником Павшим Героям Второй Мировой252 его окружили четверо в чёрных мундирах со знаком орла, держащего в когтях молнию, на груди и с "кашаками"253 наперевес. Предыдущий контроль, как и ожидал Борис, передал честь проверить настоящую личность капитана "Błyskawicy" с удостоверением полковника беспеки на самих "молниеносных". Начальник патруля с погонами подпоручика поднёс к каске два сложенных пальца и резко отвёл предплечье так, что они встали вертикально подушечками в сторону Бориса. Борис отсалютовал ему таким же "молниеносным" образом. "Как в старые добрые времена", — подумал он.

— Poproszę o Pańskie dokumenty, Panie kapitanie,254 — подпоручик был исключительно серьёзен.

Борис подал ему своё "убецкое" удостоверение. Не ожидая дальнейших неизбежных вопросов, обратился к нему сам.

— Mam pilną wiadomość do majora Kraśnickiego, — спокойным голосом произнёс он, — niech Pan jak najszybczej odprowadzi mnie do niego, podporuczniku.255

Подпоручик исключительно вежливо предложил поднять руки. Стоявший справа от Бориса сержант тщательно обыскал его. Найденный пистолет, а также оба ножа он передал подпоручику, после чего тот так же вежливо предложил "господину капитану" следовать за ним. Звание, указанное в удостоверении, он демонстративно игнорировал. Борис внутренне усмехнулся — "молниеносные" по-прежнему соблюдали традицию, считая свой мундир выше всех прочих. Это вселяло надежду.

Красницкий оказался неподалёку — укрывшийся за одной из стоящих поперёк Волхонки "Росомах" с направленными на закрытые двери Храма пулемётами. Задний люк транспортёра был распахнут, офицеры разглядывали лежащую на полу карту. Борис молчал, ожидая, пока "его" подпоручик закончит доклад своему майору. Привычное звучание государственного языка настраивало на боевой лад и порождало готовность вытянуться "na baczność"256. Так, как когда-то.

250 "Nasza TV" ("Наша ТВ") — крупный центральный телеканал.

251 "Réseau International d'Information" ("Международная Информационная Сеть" — франц.) — международный информационный телеканал, вещающий 24 часа в сутки. Штаб-квартира находится в г.Монкальм (Канада).

252 Вторая Мировая Война (1915-1919) — крупнейший вооружённый конфликт XX в., в котором на разных стадиях принимала участие большая часть ведущих держав мира. Военные действия велись на территории четырёх континентов: Европы, Азии, Африки и Северной Америки, а также Атлантическом, Тихом и Индийском океанах. Основные военные действия велись в Европе и характеризовались большими потерями сторон при попытке преодолеть сильно укреплённую оборону противника (т.н."позиционный тупик"). ВМВ закончилась для Цесарства поражением: согласно Пражскому договору 1920 г. оно было вынуждено пойти на крупные политические и территориальные уступки в пользу Австро-Венгрии (в частности, земель Силезской комиссарии с её столицей Вратиславией). Послевоенный экономический кризис привёл к обострению внутренних отношений и крупным политическим потрясениям в ряде государств, в частности Цесарстве, преобразованном в Речь Посполитую, и Австро-Венгрии, преобразованной в федеративную Дунайскую Империю.

253 "Кашак" ("Kaszak") — поточное наименование состоящих на вооружении Вооружённых Сил Речи Посполитой автоматов "KASz-84" ("Karabin Automatyczny Szturmowy wzór 1984" — "Винтовка Автоматическая Штурмовая образца 1984 г.").

254 Попрошу Ваши документы, господин капитан. (польск.)

255 У меня срочное сообщение для майора Красницкого. Как можно скорее отведите меня к нему, подпоручик. (польск.)

256 По стойке "смирно" (польск.)

— Czołem, Panie... kapitanie,257 — майор недоверчиво посмотрел на чистые Борисовы погоны с четырьмя звёздочками.

Что ж, войско — это войско. Это на гражданке каждый говорит, что хочет, а здесь рот открывают только согласно Общему Уставу Вооружённых Сил Речи Посполитой. На каком языке написан Устав Вооружённых Сил Речи Посполитой? Правильно, рядовой, НА ГОСУДАРСТВЕННОМ. И Вы, рядовой, обязаны говорить всё, что Вам в голову взбредёт не абы как, а по Уставу, на ГОСУДАРСТВЕННОМ языке, ясно? Кто бы тогда подумал, что сержант Дробязко будет вспоминаться с такой ностальгией? Правильно говорят, воспоминания, в отличие от людей, выживают только хорошие...

— Здравия желаю, господин майор! — ноги привычно щёлкнули каблуками, а правая рука выполнила все положенные ей (конечно, не оформленные неофициально, но неукоснительно соблюдавшиеся уже не одним поколением бойцов батальона) "молниеносные" движения, — Капитан Ницеевский прибыл согласно приказу!

— Согласно приказу? — недоверчиво уточнил Красницкий, — Вы говорили, что у Вас есть для меня сообщение. Давайте его сюда. Если меня будут искать, — повернулся он к своим офицерам, — я в здании. Пошли,... господин капитан.

Они зашли в стоящий напротив двухэтажный голубой дом. Входная дверь, заметил краем глаза Борис, была выломана. "Молниеносным" всегда проще вывалить дверь, чем искать к ней ключ. Сразу же за порогом, как только дверь закрылась, майор придвинулся к нему вплотную.

— Что это за представление, господин полковник? — командир "молниеносных" говорил вполголоса, вероятно, в доме были ещё его люди.

— Капитан, — с напором произнёс Борис Ницеевский, — моё звание в батальоне "Błyskawica" — капитан.

В этом звании он покинул "молниеносных" десять лет назад, прежде чем окончательно перешёл в Отдел. Всю декаду его мундир с молнией и капитанскими погонами провисел в шкафу и пропах нафталином. Но, тем не менее, был совершенно настоящий.

— Капитан..., — произнёс майор, как бы пробуя на вкус это слово — Капитан Ницеевский...

Десять лет назад подпоручик Красницкий был подчинённым Бориса. Одним из лучших. Сегодня они поменялись местами.

— Капитан Ницеевский, — уложил он у себя в голове новое положение дел, — давайте Ваше сообщение. Надеюсь, это что-то важное.

Борис описал положение дел внутри здания, о котором рассказала ему дочка. Умолчал только об имени "источника". Майор выслушал его со всем вниманием.

— Пойдём, КАПИТАН, — открыл он дверь, — покажешь всё это на плане.

— Теперь понимаю, — негромко сказал он, не оборачиваясь, — почему ты стал полковником, Ницеевский. Вот только удивляюсь, почему не генералом.

Разумеется, не обернулся и не подмигнул. Выдержка бойцам "Błyskawicy" полагалась по штату.

— Так, господа! — сказал майор, пересказав слова Бориса "молниеносным" офицерам, — Жду ваших предложений по организации штурма здания. Мышление приветствуется, но не слишком долгое. Минут на пять, — он посмотрел на часы, — Время пошло.

У Бориса предложения были. Они появились сразу, как только он узнал о том, что происходит и каков во всём этом его личный интерес. Остальные думали. И украдкой посматривали на незнакомого капитана. Для некоторых, впрочем, знакомого. Пара человек из присутствующих, тех, что постарше, в своё время служили вместе с капитаном Ницеевским. А многие из остальных о капитане Ницеевском слышала. Об этом Борис знал точно, когда несколько раз встречался с бывшими сослуживцами. Разве что они все, как один, ему врали, но это вряд ли. Батальон "Błyskawica" отличался от остального Управления тем, что здесь умение врать в глаза собеседнику, не моргая, не было жизненно необходимым качеством.

— Итак, — подвёл итог Красницкий, — все всё обдумали? Тогда излагаю вам общий план, — вслед за майором присутствующие склонились над планом Собора, — во-первых...

— Господин майор, — перебил его голос сзади, — попрошу Вас подождать. Я ещё не принял решения о точном моменте штурма.

"Молниеносные" офицеры повернулись в сторону говорившего. Все, кроме Бориса. Он и без того отлично знал, кому этот голос принадлежит. Вот только то, что именно этого его знакомого поставят командовать операцией в Храме, было несколько неожиданно. Хотя, положа руку на сердце...

— Господин капитан, позвольте Вас на минутку, — обратился к Борису Ницеевскому полковник Злотопольский, — Как Вас..., — узнал он его и замолчал.

Борис обернулся. Киянин продолжал с интересом смотреть на него. А что ему ещё было делать — в обморок валиться? Зато синяк под правым глазом его бывшего гостя, ставшего теперь начальником, доставил Борису изрядную порцию удовольствия. Такую, что он даже позволил себе чуть улыбнуться.

257 Здравия желаю, господин... капитан. (польск.)

— Господин майор, — спросил Злотопольский у командира "молниеносных", — Вы не представите мне господина... капитана?

— Да? А я почему-то считал, что Вы уже знакомы, — при желании Красницкий тоже умел делать своё лицо наивным, — Имею честь представить: Борис Ницеевский, — показал он рукой на Бориса, — капитан батальона "Błyskawica". Вальдемар Злотопольский, — так же церемонно показал он на киевского гостя, — полковник Управления Безопасности Речи Посполитой.

Он посмотрел на киянина и почтительно склонил голову. Тот медлил с ответом.

— Капитан? — скептически посмотрел он на Бориса, — Мне почему-то казалось, что Вы ВЫШЕ званием.

Борис собрался ответить, но его опередили.

— Насколько мне известно, в батальоне "Błyskawica" господин Ницеевский имеет звание капитана, — майору Красницкому явно нравилась роль версальского аристократа, — Или у Вас, господин полковник, есть на этот счёт какие-то иные сведения?

Злотопольский потёр виски и вдохнул воздух. Похоже, даже хвалёная выдержка киевской "убеции" имеет свои границы.

— Господин майор, — теперь киянин имел вид рассерженного Юпитера, — этот человек находится в розыске по обвинению в государственной измене. Как Ваш начальник, приказываю немедленно его арестовать!

Огненные стрелы не произвели на майора никакого впечатления. Неудивительно — в конце концов он сам был "молниеносным".

— Так точно, господин полковник! — ответил он, не вытянувшись, однако, по стойке "смирно", — Указанный Вами офицер "Błyskawicy" будет немедленно арестован. Как только я увижу законным образом оформленный ордер на его арест. Могу я на него взглянуть?

Ну что, съел? Красницкий был готов защищать "своего" Бориса от "чужого" Злотопольского, не щадя живота своего. А уж нервов гостей из Киева — и подавно.

— Борис Ницеевский не является офицером Вашего подразделения, — продолжал настаивать киянин, — Он не имеет права на ношение этой униформы!

Ну что же, и солнце не без пятен. Если бы Вальдемар Злотопольский служил когда-нибудь в "молниеносных", он знал бы, что наступать на их любимую мозоль, по крайней мере, неразумно. Мозоль носила название "честь мундира". Когда кто бы то ни было со стороны начинал угрожать носителю орла с молнией, его товарищи бросались на его защиту всей стаей. А уже только потом начинали выяснять, из-за чего весь этот шум и кто в этом деле прав, а кто виноват.

— Как офицер батальона "Błyskawica" свидетельствую, что присутствующий здесь Борис Ницеевский начал службу в батальоне "Błyskawica" раньше меня, — чеканному голосу майора Красницкого могла бы позавидовать не одна иерихонская труба, — Также свидетельствую, что знаю присутствующего здесь капитана батальона "Błyskawica" Бориса Ницеевского, как офицера с большим опытом и отличной подготовкой, в связи с чем я и привлёк его к сегодняшней операции.

— Как командующий операцией приказываю Вам, — выкатил тяжёлые орудия киевский полковник, — отстранить Бориса Ницеевского от участия в операции!

Да, умение заставить выйти из себя невозмутимого полковника Злотопольского — несомненный талант. Какие же ещё таланты зарывает в землю его бывший (или уже не бывший? или ещё не бывший?) товарищ по оружию?

— Прошу прощения, господин полковник, — теперь майор снова был воплощённой любезностью, — но в кадровых вопросах отдавать мне приказы может ТОЛЬКО командир батальона "Błyskawica" и никто другой.

Он снова склонил голову в учтивом поклоне. Теперь только тонкая грань отделяла Вальдемара Злотопольского от признания своего поражения в этом поединке. И Красницкий её проломил.

— Возможно, Вам стоит обсудить этот вопрос лично с полковником Нововейским, господин полковник. Уверен, он прислушается к РАЗУМНЫМ аргументам Управления. Вас соединить? — услужливо вынул он из кармана телефон.

Вот теперь всё кончено! Нокаут! Для Вальдемара Злотопольского он более недосягаем. Командир "Błyskawicy" пошлёт куда подальше любого "убека", пытающегося распоряжаться в его единоличном курятнике. И не только Злотопольского, но и кого повыше. Даже сам "в морду" не имеет права приказывать "молниеносным", тем более, в их внутренних делах. Это позволено исключительно Начальнику Управления Безопасности. Но вот в том, что он захочет лично разбираться в тонкостях назначения какого-то там капитана, у Бориса Ницеевского были большие сомнения. Вальдемар Злотопольский их, похоже, тоже полностью разделял. Поэтому и не взял протянутый ему аппарат.

Не можешь победить врага — присоединись к нему. Поэтому киевский полковник прямо на глазах успокоился и перешёл на деловой тон.

— Господа офицеры! Предлагаю обсудить план операции по освобождению Собора. Господин майор, покажите, что у Вас есть.

Майор Красницкий шагнул к штабной "Росомахе". "Молниеносные" офицеры пододвинулись ближе. Чтобы не стоять с киянином вплотную, Борис вклинился между двумя соседями слева.

...

— Вставай!

Тянут за руки, ноги теряют опору. Встать. Не упасть.

— Иди!

Шаг вперёд. Ещё один. Неудобно. Не споткнуться.

— Не туда! В иную сторону!

Повернуться обратно. Два шага. Дальше некуда — стол.

— Дверь видишь? — разворачивают вбок, — Туда!

Два шага вперёд. Не споткнуться. Ещё два шага.

— Пошла! Быстро! Слышишь ты, дура? — толкают в спину, — Не сюда, в дверь! Дверь видишь? Пошла!

Что это мешает идти? Посмотреть вниз. Женщина. Сидит на полу. Смотрит на неё. Отводит глаза.

— Мама!

Знакомый голос. Откуда?

— Молчать! Сидеть! Сидеть, я сказал!

Бася Ницеевская замотала головой, чтобы разогнать туман перед глазами и в голове. Получилось. Ева её звала. Где её Ева?

— Ева!

— Молчать ты, сучка лядская!

Кто-то больно толкнул её в спину. Дыхание перехватило. Барбара упала на четвереньки, ловя ртом воздух.

— И не вставать, ясно! Кому говорю! Кто встанет, получит пулю! Вот так-то, это вам не скользячку трескать, со мной шуток нет!

— Nie leż na mnie, babo. Nie mogę oddychać.258

— Przepraszam Pana,259 — извинилась Бася и на четвереньках поползла дальше, туда, где ей осторожно махала рукой Ева.

Несколько раз на кого-то наступив коленом, несколько раз попросив у кого-то прощения и несколько раз выслушав тупые шутки охранников о тяжёлой заднице тупых ляшек, она наконец-то добралась до своей дочери.

— Мама! Ты жива! Ты просто не воображаешь себе, как я рада! — быстро-быстро зашептала дочка, — когда ОНИ тебя забрали, я думала, что сама умру, так было страшно.

Она сидела на полу в том же самом месте, где они расстались — около первого ряда скамей, так что можно было опереться о него спиной.

— Надо было устроиться дальше, ряду во втором-третьем, — невпопад ответила Барбара, вертя головой, — тогда с обеих сторон была бы хоть какая защита от осколков...

Барбара всё ещё никак не могла прийти в себя после того, как... после того, как она... после всего ЭТОГО. Все вокруг смотрели на неё и только на неё. И шептались только о ней, о том, как она... как её... А когда она решалась поднять глаза на них, они отводили взгляд...

— Прости, мама, — смутилась Ева, — я боялась отсюда уйти. Я боялась, — она изо всех сил прижалась к матери, — что тогда ты меня никогда не найдёшь. Я тебя очень люблю, мама! Я очень боялась за тебя, — она заревела.

Басе очень хотелось разрыдаться, так же, как её маленькая дочь. Больше всего хотелось выплакать всю боль, всю грязь, весь стыд и всю тяжесть на душе. Но ничего не получалось — глаза были сухими. И светлых мыслей в голову тоже не приходило: единственной вещью, о которой могла думать Барбара Ницеевская, был тёплый душ. Она мечтала о тёплых тугих струях воды, смывающих с неё всю эту грязь, всю эту холерную мерзость. Смыть! Смыть всё ЭТО, пусть ОНО стечёт по трубам вместе с мыльной пеной. А потом намылиться ещё раз — мягким мылом с цветочным ароматом...

С ароматом? О, Боже, она же насквозь пропахла ЭТИМИ... да, запахами ЭТИХ! А Ева сейчас здесь — и она всё ЭТО чувствует! Нет-нет-нет, так нельзя! Так просто невозможно! Из глаз брызнули слёзы.

Две сидящие на полу женщины, обнявшись, рыдали навзрыд.

258 Не лежи на мне, баба. Не могу дышать. (польск.)

259 Прошу прощения. (польск.)

— Мама, я успела позвонить папе, — шёпотом призналась Ева.

— Когда это было? — к Басе вернулась способность воспринимать окружающую действительность, — Что ты ему сказала? Тебя никто не видел из ТЕХ?

— Рассказала ему всё, что у нас тут есть: сколько ЭТИХ, сколько заложников, — продолжала шептать на ухо её дочка, — Ой, мама, — вдруг спохватилась она, — я же ему рассказала про тебя. Ну, что тебя ОНИ с собой забрали. Папа ведь наверняка думает, что ты... то есть, что тебя убили. Вот.

Ну вот, ещё ко всему и стала покойницей при жизни. Хотя, если оглянуться вокруг, это не так уж далеко от правды, совсем недалеко... Ой, мамочка...

— Наверно, надо ему позвонить, успокоить. Я сейчас.

Ева отодвинулась от Барбары и начала делать какие-то странные движения, вероятно, пробуя по возможности незаметно вытянуть телефон. Возможности у неё не было.

— Успокойся, Ева! — оказывается и у шёпота бывает строгая интонация, — Никуда ты звонить не будешь. Что мы с тобой живы, папа увидит ПОТОМ, а пока незачем его отвлекать от дела.

От какого ещё дела? Ну как какого? Полковник Свидригайлов будет освобождать свою Басю из грязных лап Радзивилла или нет? Нет, у Баси был пан Володыёвский... Неважно, кто у кого был, главное, может полковник беспеки что-то сделать или нет? Господи Иисусе! А если действительно не может? Всё войско Речи Посполитой не смогло спасти заложников из школы в Мышкине! Только не так! Что будет, то будет, а в панику впадать нельзя. Холерная дура — забыла, что сама вчера говорила дочке?

— Мама, — теперь дочкин шёпот был ещё тише, чем обычно, — там, — она как-то странно повела глазами куда-то вниз.

— Что? Ева, говори яснее.

— Мама, — повторила дочка, акцентируя каждое слово, — посмотри вниз.

Барбара, ничего не понимая, посмотрела на пол, но ничего особенного не заметила.

— Не здесь, мама, — смущённо, но настойчиво сказала Евочка, — на ноге.

Барбара с нехорошим предчувствием потянулась к ноге. Дочка удержала её руку.

— Осторожно, мама, — Ева даже вздохнула от такой непонятливости старшего поколения, — сначала посмотри, а то испачкаешься.

Бася перевела взгляд на ногу и... Первая реакция на увиденное была — вскочить и убежать от ЭТОГО подальше. Вторая — сбросить ЭТО куда-нибудь подальше на пол. Третья — Ева видела ЭТО и понимает, откуда ОНО взялось. Какой стыд! Кто-то из ЭТИХ... уродов... не успел... на полпути... Какая мерзость! И воды нет ни капли!

— Ева! У тебя остались бумажные салфетки? — что бы не случилось, перед дочкой нельзя выглядеть размазнёй.

Оказалось, дочь успела спрятать пачку салфеток до того, как у неё отобрали сумочку. Стараясь не касаться мутных капель, Бася вытерла голень. Потом потребовала, чтобы Ева её заслонила, чтобы вытереть всё остальное. Для этой операции прикрытия дочка растолкала свою соседку справа. Та оказалась той самой немкой из Кольберга, из-за которой и начались все неприятности, и, к Басиному удивлению, беспрекословно выполнила все Евины распоряжения. Наведя хоть какую-то гигиену, Барбара почувствовала себя чуть-чуть лучше. Желание провалиться сквозь землю исчезло, осталась злость на холерных... А именно, что и "кастратов"! Ничего не могут сделать, как полагается, скоты долбаные.

Ева понимающе заглянула своей маме в глаза. Бася вздохнула и пожала плечами, а потом потрепала дочурку по макушке. Теперь ЭТО станет их общей женской тайной.

Только как страшно хочется пить! Холера ясна!

Именно пить, есть как раз не хочется. Один-разъедный плюс присутствует во всём этом кошмаре — ужин точно придётся отдать врагу. Вот этим самым "угодникам", чтоб им подавиться. А вот пить хочется ещё как. Холодной родниковой воды из ручейка. Ручей стекает с гор в долину — Бася видела такую в Татрах, когда они ездили туда со школьной экскурсией. Вода катится по камням и переливается на солнце. Течение несёт листок с дерева. Нужно осторожно, не поскользнувшись на мокрой траве и не споткнувшись на мокрых валунах, спуститься с тропинки. Медленно наклониться к потоку. Зачерпнуть горсть блестящей влаги. Поднести пригорошню ко рту... Холера, скользко. Не за что схватиться руками! Плюх!...

Барбара проснулась и постаралась успокоиться. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только шагами охранников. Прямо в лицо Барбаре смотрела та самая "пятнистая" Зинаида, которая застрелила Тереску. То есть, из-за которой застрелили Тереску. Не стоит её злить, кто её знает, что ей придёт в голову. Бася отвела взгляд. Все спали или просто молчали — все слова, которые можно было сказать, уже были сказаны. Господи, какая же глупость, сидеть под охраной каких-то кретинов в камуфляже в церкви, куда пришла поблагодарить Бога за своё освобождение из рук каких-то ещё более кретинистых кретинов в костюмах и золотых цепях. И Ева... Нет, об этом думать нельзя.

Бася посмотрела наверх. Державшие крышу массивные колонны распускались под потолком пальмами. Красиво и величественно. Так, как и должно быть в готическом соборе, величественно и подавляюще. Знамёна на колоннах — люди всегда любили демонстрировать свои победы и успехи. Что Богу, что соседям. Витражи в окнах. На ближайшем к Басе окне луч света с небес осенял коленопреклонённых солдат на фоне высоких гор. Сарыкамышское чудо. Отряд разбитых при Эрдзинджане цесарских войск отступал на восток и заблудился в горах. Когда солдаты уже потеряли надежду найти правильную дорогу, с ночного неба ударил луч света, указавший им узкую тропку между валунами. Так, во всяком случае, они рассказывали потом, добравшись до цесарского гарнизона в Ахалцихе. Или это было, наоборот, утром? Бася узнала об этом из книжки для детей, которую ей читала мама. А потом она сама читала ту же самую потрёпанную книжку уже своим детям. Господи, пошли сюда луч света показать нам выход!

Пить хотелось по-прежнему. Бася держалась изо всех сил. Воды всё равно нет и не будет, а просить у ЭТИХ не хотелось. По крайней мере, ПОКА можно было и выдержать. Надо только забыться и заснуть. Тогда удастся переждать ещё несколько часов. А там видно будет.

Сбоку от Баси спала Ева, прислонившись к стенке скамьи. А у неё на коленях удобно устроилась голова нервной дамочки из Кольберга. Дочкиной тёзки, между прочим. Только с "v" вместо "w" в середине имени. Баба лет тридцати, а смотрит на четырнадцатилетнюю девчонку, как на воспитательницу в детском саду. И слушается её так же беспрекословно. Наверное, в отличие от её дочери, она так и не выросла. Бася почувствовала заслуженную гордость за Евочку (ЕЁ Евочку, понятно).

Среди "пятнистых" началось какое-то движение. Заметив это, заложники тоже взволнованно зашептались. Главный (тот, который "сотник Гамаюн") разговаривал с кем-то по телефону, расхаживая по боковому нефу. Наверное, с властями — что-то от них требует. Что ему ответят? Борис обязательно что-нибудь придумает. Почему Борис? Откуда именно он? Ну а кто же ещё? Бородатый Гамаюн тем временем отложил телефон и что-то сказал подошедшей к нему мерзкой Зинаиде.

— Ты, — показала та пальцем на какую-то женщину с пяти или шестилетним ребёнком, — подойди сюда! Быстро, тебе говорят!

— Это Вы мне? — почувствовав неладное, женщина прижала к себе сына.

— А кому ещё? Ты глухая? Нет? Тогда подними зад и иди сюда! Быстро, я сказала! — Зинаида угрожающе повысила голос.

Женщина засуетившись, встала, беспомощно оглянулась и обречённо пошла в сторону "угодницы". Сын увязался за ней.

— Щенка свого оставь! Оставь на месте, я сказала! Ну!

Женщина что-то тихо сказала мальчику, тот остался на месте, вытирая глаза и всхлипывая. Кто-то из сидящих людей взял его за руку и посадил рядом с собой. Мать, поминутно оглядываясь, подошла к Зинаиде.

— Так! — громко заявила "пятнистая" баба, — Ничего твоему отпрыску не будет, не бойся. Если будешь делать токмо то, что тебе скажут — вернёшься к нему без единой царапинки, поняла?

Женщина быстро закивала головой.

— Отлично! — сообщила всем Зинаида, — И чтобы потом не болтали, что вас тут кто-то мучал! Командование Боевой Группы договорилось с вашей беспекой, что они доставят сюда для вас воду. Видите, ляхи, Дружина Николая-Угодника заботится о ваших жалких жизнях. Ты, ты, ты и ты! — она выбрала ещё нескольких женщин с детьми на руках, — Ваше дело простое — забрать упаковки с водой и принести сюда. Ну а если вздумаете крутить, то тогда попрощаетесь с вашими детьми! Всё ясно?

Стоящие около неё женщины молчали.

— Я спрашиваю, ЯСНО!? — на этот раз они закивали головами, — Ну тогда вперёд!

Шум разбудил Еву. Она открыла глаза, посмотрела на происходящее, потом перевела взгляд на Барбару, но ничего не сказала. Бася тоже промолчала. Что тут ещё скажешь?

...

— Воду привезли, господин капитан, — сказал капитан Складковский.

— Все помнят, что кто делает внутри? — спросил Борис у своих подчинённых.

Красницкий с ходу нашёл ему место среди "молниеносных", поставив командовать вместо капитана Складковского. Поначалу Борис опасался, что капитан обидится и начнёт ставить выскочившего, как чёртик из табакерки, "варяга", на место. Тот, однако, услышав о переходе его людей и его самого в подчинение капитана Ницеевского, просто просиял. Не больше и не меньше. Никакого подвоха не было, взгляд капитана выражал по отношению к своему новому командиру чистый, истинно щенячий восторг.

Из нескольких услышанных реплик его бойцов прояснилась причина подобного к нему отношения. За время службы в батальоне Борису Ницеевскому пришлось участвовать во многих операциях, и в некоторых ему даже удалось показать себя хорошо. Его действия запомнили и приводили в пример "молниеносной" молодёжи. Каковая при каждом удобном и не очень удобном случае слышала от своих старших товарищей: "А вот в своё время Ницеевский делал это совсем по-другому". Таким вот образом Борис Ницеевский превратился для капитана Складковского и всех остальных в нечто среднее между древним античным героем и святым Николаем. Первого полагается беспрекословно слушаться, от второго можно получить за послушание мешок подарков. Первая ипостась устраивала Бориса полностью, а вот насчёт своей возможности обеспечить второй пункт были некоторые сомнения. Но их стоило отложить на потом. Когда всё закончится.

"Угодники" решили проявить свой "гуманизм". Находящимся в здании заложникам нужна питевая вода — "вы ведь не хотите, чтобы они умерли от жажды". Воду в пластиковых бутылках нужно было доставить к одной из дверй Храма, где заложники должны были внести её внутрь. В штабном автобусе во время телефонных переворов с террористами Злотопольский настаивал, чтобы отпустить тех заложников, которые будут носить воду. Главный "угодник" поначалу упирался, а потом вдруг изъявил своё великодушное согласие — "если они захотят, пусть уходят". "Великорусский народ", — заявил он, — "всегда славился своим чувством справедливости. Мы, великорусы, всегда держим своё слово", — произнёс он каким-то совершенно "парадным" тоном, — "Посмотрим, как его сдержите вы, пшеки". Когда разговор закончился, присутствующий при этом Борис позволил себя тяжело вздохнуть — и пожалел, что не может стереть с лица слюну, которой, наверняка, брызгал во время разговора "сотник Гамаюн".

— И какие у вас предложения, господа офицеры? — обратился к присутствующим Злотопольский.

На присутствие Бориса он не реагировал. То есть реагировал, но... как на любого другого "молниеносного" офицера. Как будто бы сегодня с утра пораньше они вовсе и не пытались с переменным успехом посадить друг друга "в коробку"260.

— Впрыснуть в воду снотворное! — почти выкрикнул подпоручик Акопян, — Они заснут, и мы их возьмём сонными!

— Слишком маленькая доза — не заснут, — возразил поручик Мирский, — а слишком большая — отравим заложников. К тому же вкус изменится. И вообще, не факт, что "угодники" вообще будут эту воду пить — может быть у них собственные фляги есть. Предлагаю начать штурм во время передачи бутылок.

— Ящики будут носить два человека каждый. В лучшем случае четверо, — взял слово капитан Складковский, — Их перестреляют до того, как они успеют войти. Мы должны как следует опросить тех заложников, которых они обещают выпустить.

Закончив, он покосился на Бориса. Тот не собирался быть ни святым Николаем, ни Дедом Морозом, поэтому сохранил каменное лицо. Тем временем киянин, держа руки за спиной, разглядывал изображение на мониторах. Не оборачиваясь, он произнёс:

— А что нам скажет капитан Ницеевский? У Вас должен быть большой опыт в подобных делах. Нам хотелось бы выслушать Ваши предложения.

Как "убек" Вальдемар Злотопольский был выше всяческих похвал. Борису даже не удалось по голосу определить, издевается он или же на самом деле интересуется его мнением. На всякий случай он решил делать вид, что тоже ничего не имеет против полковника Злотопольского.

— Воду надо передать безо всяких хитростей. Всё правильно — пролезть вслед за бутылками не удастся. Полагаю, что заложников они никуда не отпустят. То есть их выпустят, как "обещали", но те сами никуда не пойдут — без сомнения у них есть внутри какие-то близкие, которых они не захотят бросить. Здесь тупик, но вот потом есть один момент, — Борис сделал паузу, — Когда они получат воду, они решат, что мы настроены на уступки, по крайней мере сегодня — и успокоятся. И вот здесь нам следует начать штурм, пока они на него не настроились. Вот как-то так.

260 "Посадить в коробку" ("wsadzić do pudła" — польск.) — т.е. посадить в тюрьму.

Пальцы полковника Злотопольского медленно сгибались и разгибались. Он повернулся лицом к собравшимся.

— Благодарю Вас, господин капитан, — вежливо кивнул он головой, — Скажите, господин майор, — повернулся он в сторону Красницкого, — Вы согласны с мнением Вашего коллеги?

— Да, — ответил тот, не отрываясь глядя киянину прямо в глаза, — я полностью согласен с мнением капитана Ницеевского. Мы должны использовать фактор неожиданности. Капитан Ницеевский совершенно прав, — повторил он, — если конечно "гора" не считает необходимыми дальнейшие переговоры с этими... террористами, — закончил он на язвительной ноте.

Видно, что у него нет опыта работы непосредственно в Управлении. Но в "нормальной" жизни это, скорее, позитив.

— Итак господа! — подвёл итог киянин, — Приготовьтесь к штурму Собора. План у нас уже разработан, свои места вы все знаете. Я разговаривал с Начальником Управления — Канцлер предоставил нам карт-бланш в отношении момента начала штурма. К операции приступаем по моему приказу. Вопросы есть?

Он оглядел собравшихся офицеров. Все молчали.

— Тогда, господа офицеры, вы свободны.

И теперь фургон с водой уже стоял на Волхонке.

— Все помнят, что кто делает внутри? — задал вопрос Борис.

— Во-первых, — ответил капитан Складковский, — я должен...

"Молниеносные" уже приступали к разгрузке фургона.

Солнце уже давно зашло и город перешёл к своей обычной ночной жизни. "Обычной" — за линией оцепления. Здесь действовал режим "чрезвычайный". Люди, "Росомахи" и памятники отбрасывали бледные крестообразные тени от многочисленных фонарей. Перед одними из многочисленных дверей Собора со стороны Волхонки стоял небольшой штабель из блестящих полиэтиленовых упаковок с питьевой водой. В соответствии с договорённостью "молниеносные" выгрузили их под указанной дверью и ожидали дальнейшего развития событий. Вода была самой что ни на есть обычной — её демонстративно закупили в супермаркете на проспекте Ходкевича, вызвав целое паломничество журналистов, фейерверк вспышек у кассы и поток интервью у видевших это покупателей. Если у "угодников" был телевизор (а наверняка был, и не один), они имели возможность проследить всю дорогу фургона через Арбатскую площадь и по Бульварному кольцу вплоть до самого оцепления. Дальше самоходы прессы не пустили, но несложный расчёт времени должен был позволить захватчикам поверить в отсутствие подвоха.

Борис наблюдал происходящее в бинокль. Вся площадь перед Храмом и без оптики вся была, как на ладони, но он хотел видеть лица переносящих воду заложников. Точнее, заложниц — из дверей выпустили четверых перепуганных женщин. Его тайная надежда не оправдалась — ни одна из них не была Евой. Дочка оставалась внутри и её надо было вытягивать оттуда вместе со всеми остальными. Хорошо, что ничего не случилось c Никитой — он оставил его в квартире, заперев на все замки и приказав никому не открывать и никому не звонить, кроме бабушки, если ни папа, ни мама не вернутся до утра. Оставалось надеятся, что он воспитал сына достаточно послушным, чтобы тот не вздумал никуда звонить до завтра. Продуктов ему хватит, а вечером, если всё пойдёт совсем уж плохо (тьфу-тьфу-тьфу...), то завтра вечером за ним из Кракова прилетит тёща. Пока что всё, однако, не так уж плохо, и пессимизм нужно было отложить подальше. Есть он, есть Ева, есть его "молниеносные", есть заложники, которых нужно освободить и есть террористы, которых нужно уничтожить. План готов, и нужно действовать согласно нему. Делай, что должен, и будь что будет. А если повезёт, то будет то, что нужно. Сколько там, кстати, осталось бутылок?

Вдоль стены около приоткрытой двери Собора размещалась в готовности группа подпоручика Акопяна. Отделение коммандос может много, но даже оно не может мгновенно проскочить через узкую щель между чуть приоткрытыми массивными дверями и уничтожить четыре десятка террористов. Всё что мог сделать подпоручик — это подавать знаки четырём перепуганным женщинам, забиравшим одну за другой полиэтиленовые упаковки с водой. Они оглядывались, показывали что-то жестами, что-то кричали, но на недвусмысленные знаки подпоручика Акопяна однозначно качали головой и бежать не пытались, а наоборот, жались ближе к дверям — предположение о наличии у них внутри детей на глазах подтверждалось.

Попытка незаметно проникнуть в здание через каналы не удалась — все отмеченные на плане люки и двери оказались заперты или заблокированы "с той стороны". А скорее всего, ещё и заминированы — стоило подозревать худшее. Единственно разумным вариантом оставался вариант "прямой" — с непосредственным штурмом здания без всяких хитростей.

...

Появилась вода. Выбранные Зинаидой женщины одна за другой вносили внутрь блестящие тяжёлые упаковки. Сама тварь надзирала за процессом. Хоть бы чуть-чуть им помогла, каракатица зелёная. Как же! Ни она, ни другие "пятнистые" для помощи не пошевельнули и пальцем, даже наоборот. Какого-то мужчину, вызвавшегося было заменить одну из женщин, особо уставшую, ударили в живот прикладом, и он упал на пол. А всё время, пока вносили воду, несколько "пятнистых" держали чуть приоткрытую дверь на прицеле своих автоматов. Паранойя! Всё равно через такую узкую щель не проскочишь. Тем более, когда речь идёт о целом батальоне.

Никто ничего не говорил. Все просто ждали, пока всё кончится. Ева держала мать за руку и, не отрываясь, смотрела на приоткрытые двери. Свобода была недалеко, в каких-то двадцати шагах, бегом, наверное, даже в десяти. Но вот попробуй их пробеги мимо мерзкой обезьяны Зинаиды и всех прочих.

— Psepraszam, — неожиданно прошептала из-за дочкиной спины немка, — jak Pani myszli, kiedy to se skonczy?261

И что можно ответить на такой вопрос, спрашивается? Холера, они там в Кольберге её за пророчицу принимают или как?

— Któż to może wiedzieć, kiedy? — так же шёпотом ответила ей Барбара, — Ale dla oto tych, — она подняла брови в направлении "пятнистых" с автоматами, — to się skończy bardzo źle, tego możesz być pewna.262

Барбара постаралась вложить в свой шёпот максимум уверенности, не столько для этой Евы, которая Зандер, сколько для своей собственной Евы, и может быть, не столько для них обеих, сколько для самой себя. Ну надо же во что-то верить, холера ясна!

Немка попыталась спросить что-то ещё, но её оборвала дочь.

— Тихо тут! Всё принесли, смотрите, дверь закрывают.

Действительно, сразу вслед за парой женщин с очередным пластиковым прямоугольником в стеклянные двери проскользнул один из "пятнистых" и взялся за массивное железное кольцо. Те, которые держали дверь на прицеле, подались вперёд. Но ничего не произошло. Дверь без скрипа закрылась, и двое "пятнистых" навесили на неё массивный дубовый (наверное) засов. Они снова были отрезаны от нормального мира.

— Эй вы! — снова раздался противный Зинаидин голос, — Можете пить! Не вставать! — прикрикнула она на кого-то сзади, — Передавать бутылки по цепочке! До всех очередь дойдёт!

261 Проштите, как Вы думате, когда это законцится? (ломан.польск.)

262 Кто же может знать, когда? Но для вот этих это закончится очень плохо, в этом можешь быть уверена. (польск.)

...

Отключилось электричество. Везде на улице — по всей Волхонке, на набережной и во всех домах вокруг Собора. Витражи ещё светятся — всё в свою очередь. Моторы рычат — "Росомахи" двинулись с мест. Сейчас займут свои места вокруг Храма. Полнолуние — фонарей и не нужно. "Угодники" уже забеспокоились — это наверняка. Треск? Стрельба! Кто начал? "Молниеносные"? "Угодники"?

— Кто начал? Мы? "Угодники"?

— Они! Пулемётчик с северной колокольни! Один. А потом уже мы! На всякий случай обстреливаем ещё западную.

Это Складковский по коммуникатору. Под каской отлично слышно. И рукой показывает. Видно тоже отлично. Всё по плану.

Приближается новое рычание. По плану их должно быть два. Два танка. Наверху. И ещё два внизу. Его люди уже под дверью. Ждут. Слышно стрекотание. Даже под каской и в наушниках коммуникатора. Вертолёт Московского Округа. Второй. Третий. Четвёртый. Как запланировано. Один вертолёт — одна башня. Сверху неприятностей не будет. Очередь на тех, кто внизу.

А вот и танк. Универсальный "медвежонок"263 на все случаи жизни. С главным приспособлением специально на сегодня. Несколько приваренных к корпусу стальных труб, скреплённых между собой. Таран для тяжёлых дверей Собора. Прошёл мимо. Мимо "Росомахи", мимо Памятника Освободителям Силезии264, к дверям с южной стороны. За ним другой. Прямо. К ближайшим дверям. Северным. Перед самым центральным алтарём.

— Приготовиться! Сейчас входите!

Складковский поднимает руку. Таран пробивает двери. Левая створка срывается с петель. Танк даёт задний ход. Сейчас займётся следующим проёмом. Бойцы распахивают вход настежь. В Соборе гаснет свет. План Злотопольского. В действии, курдемоль! Теперь внутрь.

— Северные! Входим! Быстро! Вперёд, курдемоль!

263 "Медвежонок" ("Misiek") — основной боевой танк Речи Посполитой CzP-80M, называемый также "Niedźwiedź" ("Медведь").

264 Памятник Освободителям Силезии — скульптурная группа, представляющая рода войск, принимавшие участие в "марше на Вратиславию" во время Силезской Войны 1940 г. Война завершилась освобождением Силезии от дунайской оккупации.

...

"Пятнистые" засуетились. Сначала заволновался наблюдатель (ну или там кто?) рассматривавший картинку в телевизоре, затем заговорил в свой телефон их главный, наконец, они все вскочили со своих мест и подняли автоматы. Это было страшно. Среди заложников поднялся шёпот.

— Сейчас начнётся, мама, — Ева сжала руку Барбары.

— Großer Gott! — прошептала немка, — Es beginnt! Vater unser, der Du bist im Himmel, Geheiliget werde Dein Name, Dein Reich komme...265, — начала она молиться.

Сотник заорал в телефон что-то нечленораздельное. Замолчали все — и заложники и "пятнистые". А потом c улицы послышался грохот выстрелов. Сначала одна очередь, потом ещё несколько. Задрожали стёкла витражей.

— Ну всё, пшеки! — предводитель повернулся к замершим в ужасе людям, — Вы сией войны хотели, вы её получите! Огонь! Огонь, я сказал!

Автомат в его руках задёргался. Грохот выстрелов перекрывал крики сотен обезумевших людей. Все вокруг вскакивали с пола и бросались в разные стороны. Было видно, как сотник водит своим дёргающимся автоматом из стороны в сторону. Стоявшая рядом с ним Зинаида делала то же самое. Между бегущими людьми зависли красные капельки крови — они были видны, как в замедленной съёмке. Где-то в этом промежутке Барбара поняла, что бежать ей некуда. Просто некуда и незачем. Спасения нет нигде, остаётся только ждать прихода конца на своём месте.

— Kładź się, — потянула она за руку замершую дочку, — Na podłogę, mówię Ci, idiotko!266 — крикнула она изо всех сил.

Ева не шевельнулась, глядя прямо перед собой. Тогда Барбара дёрнула её руку так, что та потеряла равновесие и упала на пол рядом с ней. Бася попыталась прикрыть её своим телом. Господи, ну почему дети так быстро растут!

Было видно, как от сильного удара распахнулись тяжёлые двери напротив. В них показались какие-то странные трубы, разбившие вдребезги следующие двери, стеклянные, а также выломавшие запертую на висячий замок решётку вслед за ними. Привязанные к решётке гранаты рассыпались по полу. Бася закрыла голову руками. Всё стало каким-то отдалённым и совсем не относящимся к ней, Барбаре Ницеевской, наблюдающей за происходящим со стороны.

Послышался звон стекла. Наверное, всё-таки рухнули витражи. Вдруг настала кромешная тьма. А потом грохнули гранаты.

265 Великий Боже! Начинается! Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое... (нем.)

266 Ложись! На пол, тебе говорю, идиотка! (польск.)

...

Всё зелёное. В ноктовизоре. Люди, которые бегут, люди, которые стреляют (этот уже отстрелялся!), люди, которые в касках. Хорошо — силуэты "молниеносных" не похожи на силуэты "угодников". Вот ещё один! Уже нет. Курдемоль, а это кто? Промазал? Ещё раз! Попал! Наверное... Куда они все бегут, идиоты? Куда здесь бежать, раз у тебя стрелять нечем? Не бежать надо, а лежать!

— Всем лежать! — разумеется, никто ничего не слышит.

Неважно! А что это за скульптурная группа справа?

— Внимание, северные! Огонь по противнику с правой стороны, в боковом нефе!

Какая радуга! Десяток с лишних лазерных лучей по "угодникам". Что слева? А, чтоб тебя, курдемоль! Жилет, вроде, помог... На тебе! И тебе! А ты кто такой!

— Первый, здесь Север-один. Первый, где южные? Где южные, курдемоль! — этот кретин Красницкий что, пошёл за пивом?

— Север-один, не ори. Южные входят. Не вздумай по ним палить, понял?

— Первый, вас понял. Север-два, Север-три — входят южные! Держитесь подальше от их дверей!

— Север-один, вас понял. Нас там и не стояло. А, ежу в морду!...

— Север-один, держусь от южных дверей подальше. Гжесек! Они на хорах!...

— Всем лежать! Повторяю, всем немедленно лечь на пол и закрыть головы руками! Не мешать работе коммандос!

Хороший динамик. На "Росомахе" около выбитого витража. Это ж сколько ватт нужно, чтобы перекрыть пальбу в закрытом помещении? Вроде послушались. Все, кому надо лежать — лежат. Или их попросту всех перестреляли? Неважно, теперь все, кто на ногах — враги! Вот этот, например! Да, ты! И ты! Курдемоль, куда он? А смотреть надо было, а не бросаться с разбегу на собственные растяжки!

— Командир, справа! — Акопян, что ли?

Курдемоль — в упор его! Подобрался вплотную! Лежит! Что там за вспышки? Южные вошли! И опять что-то взорвалось. Шаг вперёд.

— Акопян, назад!

Задница желудёвая! Там же проволока была! Ноктовизор ему сломался, что ли? Ну всё, отстрелялся...

...

Барбара не смотрела вокруг. Она лежала рядом с Евой, опустив лицо в пол и закрыв голову руками.

— Не бойся, Ева, только не вздумай бояться. Всё будет хорошо..., — шептала она ей на ухо.

Дочка ничего ей не отвечала. Может быть, она даже не слышала в этом адском грохоте шёпота своей матери. Или слышала, но не различала слов.

— Когда всё закончится, мы поедем к бабушке в Краков. На неделю. Тебе дадут освобождение от школы, мы возьмём с собой Никиту и поедем. Поездом через Киев. А в Кракове все вместе пойдём в аквапарк и съедем с самой высокой горки. Помнишь, с той самой, с зелёной трубой?

На спину Барбары кто-то упал. Обычно она бы при этом завизжала, но сейчас было не до того. Она заёрзала, пытаясь сбросить с себя тяжёлое тело с холерно острым локтем. Наконец, её сосед сверху стал соседом справа.

— No co to jest! Boli przecież!267 — возмутился он.

Бася не ответила. Раз может ругаться — значит живой. Всё остальное здесь и сейчас значения не имеет.

— Ты ещё всё время хотела оттуда съехать, а я тебя не пускала, — продолжала Барбара разговор с любимой дочерью, — Теперь, Ева, ты уже большая, и я за тебя больше не боюсь. Катайся там, сколько захочешь. А я буду на тебя смотреть снизу.

Ей показалось, что Ева вздрогнула. Барбара прижалась к ней плотнее.

— А-а! Е...л вас в ж...у, ляхи долбаные! — закричал кто-то совсем рядом, — В рот вам...,

Бася почувствовала на руке что-то тёплое. Рядом повалилось ещё одно тело.

— К...а! Co to jest, ja pie...lę!268 — возмутился раненый сосед справа.

Барбара осторожно приподняла голову и открыла глаза. Происходящее напоминало картину в каком-то безумном стробоскопе. Вспышки освещали человеческие фигуры в шлемах и без них. Они появлялись на мгновение, чтобы потом исчезнуть в наступившей темноте и возникнуть снова совсем в другом месте. Разобраться в происходящем было невозможно. Бася снова опустила голову и закрыла глаза.

— Wszyscy na ziemię! Powtarzam, wszystkim natychmiast położyć się na podłogę i ukryć głowy rękami! Nie przeszkadzać pracy komandosów!269

Это какой же голос нужно иметь, чтобы перекричать весь этот адский грохот? А разве в аду есть грохот? Нет, там только плач и скрежет зубовный. Здесь есть плач? Нет, даже Ева не плачет, она всё понимает лучше любого взрослого. А скрежет? Может и есть, но за этим грохотом не слышно. Значит это ещё не ад. Это как у католиков — чистилище.

— А ты помнишь, дочка, какие бабушка делает пироги с яблочным конфитюром? Я ей позвоню, и она испечёт такой как раз к нашему приезду...

Снова раздались какие-то взрывы. Стрельба усилилась и, похоже, теперь с противоположной стороны.

267 Ну что это такое! Больно ведь! (польск.)

268 Б...ь! Что это такое, я е...у! (польск.)

269 Всем лежать! Повторяю, всем немедленно лечь на пол и закрыть головы руками! Не мешать работе коммандос! (польск.)

...

У некоторых попадавшихся на глаза Борису зелёных фигур "чужих" были на голове ноктовизоры, похожие на его собственный, но большинство "угодников" их не имело и стреляло неприцельно, на звук. То ли не успели надеть аппаратуру, то ли её не хватило на всех. Некоторые пробовали светить закреплёнными (вероятно, изолентой) на автоматах карманными фонариками, но очень быстро пали, поражённые сразу несколькими пулями. После появления южной группы "угодники" оказались под перекрёстным огнём с двух сторон, и бой превратился в избиение остатков террористов. Журналисты, наверняка, назовут это "битвой со слепыми котятами".

— Север-два, постарайся взять кого-нибудь живьём!

— Вас понял, Север-один, приступаю!

Борис закинул автомат за спину и извлёк из кобуры свою "девяносточетвёрку" — исключительно на всякий случай, скорострельность уже потеряла своё значение. Число противников значительно уменьшилось — теперь "молниеносные" имели достаточно времени, чтобы прицелиться не просто в тело "угодника", а в конкретную конечность. А Борис получил возможность следить за ситуацией в целом — в качестве командира северных.

Один из раненых в ногу врагов упал на пол и пробовал куда-то уползти. На него одновременно набросились два силуэта в касках. "Молниеносные" быстро справились с ним и утащили в боковой неф.

— Север-один, одного взяли. Сейчас будет следующий. О! Уже несут.

Борис повернул голову. В зелёной мгле двое "молниеносных" тащили кого-то, вяло пытавшегося сопротивляться. Какой-то впавший в панику "угодник" бросился бежать вслепую куда-то в глубь Собора, оборвал какую-то проволоку и упал одновременно с взрывом гранаты. На хорах последние двое террористов водили стволами автоматов в разные стороны, не решаясь стрелять.

— Север-один, здесь Север-два. В нефе чисто.

— Север-один, здесь Север-три. На хорах чисто.

Пора было заканчивать. Кто это из великих сказал "Больше света"?

— Первый, здесь Север-один. Мы почти на месте. Пора включать свет.

— Север-один, приготовьтесь. Сейчас включаем.

— Север-два, Север-три! Приготовьтесь, будем включать свет.

Ноктовизор отключился. Борис быстро откинул его наверх, на шлем. Люстры в Соборе снова светились. "Угодники" на хорах тёрли отвыкшие от света глаза. Скрутившие их "молниеносные" не дали им закончить туалет.

— Первый, здесь Север-один. Банкет закончен. Гости наелись.

— Мои поздравления, капитан Ницеевский, — голос Красницкого был довольным, — Внизу тоже всё кончено. Между прочим, "завтра" ещё не наступило.

...

По обочинам темноты появился свет. И шум стал совсем другим — каким-то тихим и шуршащим. Барбара Ницеевская не сразу осознала, что вокруг больше не стреляют. Как сквозь туман, она слышала чьи-то крики, стоны, ругательства и отрывистые команды. Но разрывающих барабанные перепонки выстрелов больше не было.

— A! K...a! Boli! Nie mogę wstać, ja pie...lę!270 — продолжил возмущаться свалившийся ей на голову сосед справа.

Ну вот. Выжил, а ему всё равно всё плохо. Совершенно нет в людях чувства благодарности. Пора вставать, лежать больше незачем.

— Uwaga! Uwaga! Proszę Państwa! Budynek jest pod całkowitą kontrolą sił batalionu "Błyskawica"! Nic więcej Państwu nie grozi! Są Państwo całkowicie bezpieczni! Proszę zostać na swoich miejscach i wykonywać polecenia funkcjonariuszy! Wszystkim rannym zostanie okazana pomoc medyczna! Powtarzam...271, — голос из мощного динамика разносился по Храму гулким эхом.

Бася подняла голову, зажмурившись от яркого света вокруг. Опёрлась на руках, потом попробовала встать. Получилось! Руки и ноги слушались её хорошо, похоже она вышла из всего этого безобразия до невозможности целой и сохранной. Уж лучше, чем многие другие, это точно! Среди осторожно шевелящихся и пытающихся подняться людей лежали неподвижные тела. Пол вокруг них блестел красным цветом.

— Masz cholerne szczęście, głupia ty dupo!272 — с чувством сказала Барбара в пространство куда-то перед собой.

— Pomocy! Pomóżcie mnie, ludzie, bom jest ranny! — заорал снизу Тот, Который Свалился На Барбару, — Nosze do mnie, szybciej!273

Он оказался лысым толстяком лет сорока. Левая штанина в районе колена была явно окровавлена, и порядочно. Обе штанины выше были просто мокрыми. Надо ему оказать какую-нибудь первую помощь. Как там объясняли на курсах? Сначала остановить кровотечение, потом зафиксировать сломанную конечность... Пока Бася раздумывала, что именно делать, к толстяку подбежал санитар в блестящей куртке. Или врач, кто его знает... В общем, это теперь не её дело...

Она вытерла рукой лоб, ощущения были какие-то странные и скользкие. Это ещё что такое? На внешней стороне ладони осталась какая-то серая и явно с кровью масса. У её ног лежало тело в пятнистой куртке и почему-то только с половиной головы, вокруг которой растекалась густая красная лужица. Ну да, конечно, мозги. Почему-то это не вызвало у Барбары ни приступа тошноты, ни желания истерически закричать. Даже стало как-то весело. Чужие мозги на своей руке — куда уж смешнее!

— Ева! — позвала Барбара, — Где там у тебя те салфетки? Дай мне ещё одну.

Ничего не слышит — тоже заложило уши от всей этой пальбы.

— Ева! — Бася крикнула громче, — Ты меня слышишь? Салфетки! Дай мне! Быстрее!

Дочка по прежнему не отвечала ни слова.

270 А! Б...ь! Не могу встать, я е...у! (польск.)

271 Внимание! Внимание! Дамы и господа! Здание находится под полным контролем сил батальона "Błyskawica"! Вам больше ничего не угрожает! Вы в полной безопасности! Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и выполняйте указания официальных лиц! Всем раненым будет оказана медицинская помощь! Повторяю... (польск.)

272 У тебя холерное счастье, глупая ты задница! (польск.)

273 На помощь! Помогите мне, люди, я раненый! Носилки мне, быстрее! (польск.)

...

— ...повторяю! Здание находится под полным контролем сил батальона "Błyskawica"! Вам больше ничего не угрожает! Вы в полной безопасности! Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и выполняйте указания официальных лиц! Всем раненым будет оказана медицинская помощь! — надрывался динамик "Росомахи".

— Север-два, — сказал в коммуникатор Борис, не найдя глазами Складковского, — Север-два, ты меня слышишь?

— Север-один, слышу Вас хорошо, — одна из фигур в чёрном подняла руку, — Какие будут приказания?

— Север-два, соберите трупы "угодников". И проверьте, может быть, кто-то из них ещё жив. Поговорим.

— Вас понял, Север-один, — чёрная фигура кивнула головой, — Может кто-нибудь из них нам что расскажет, — но энтузиазма в голосе капитана не было.

Люди Складковского начали искать в общей куче тела в пятнистом камуфляже.

Борис оглядывался по сторонам. Всё это, конечно, хорошо, но где Ева? Она должна быть где-то здесь, среди освобождённых заложников. И Барбара. Дочь ведь не видела, как её убили, вполне возможно, что она жива и где-то здесь. Бориса осенило — они же его просто не узнают. Тоже всматриваются в лица, но видят исключительно чёрные фигуры в чёрных касках и чёрных масках. Он бы сам себя в таком виде не узнал.

Он снял с головы каску и прицепил её к поясному ремню. Потом снял чёрную коминярку274 и положил её в карман куртки. Ещё раз огляделся и пошёл вдоль ряда скамей, заглядывая в проход. Тел в гражданской одежде было немного — операцию "Цитадель" можно было считать успешной. Голова Злотопольского, без сомнения, идеально подходила к его званию. А то и к высшему.

Кто-то потянул Бориса за рукав. Он оглянулся. Этой женщины он не знал. Блондинка в несколько "неупорядоченной" одежде.

— Я хотела очен Васс блягодагит, господин капитан. Ешли бы не Ви... то ешт не литшно Ви... то есть ви, "Blisskawitza", — начала она запинаться, — я нье знаю, чтоби с нами всьеми било..., — она повисла у Бориса на шее и заплакала.

Мимо него прошёл Складковский и подмигнул своему командиру. Борис почувствовал себя последним идиотом. Разумеется, не из-за Складковского. У него он как раз только что заработал ещё один "плюс". А вот если жена или дочка увидят его обнимающимся с этой немкой (кто же ещё может говорить по-польски с таким акцентом), ему придётся очень долго объяснять, почему он не верблюд. И это ещё больше ухудшит его положение. Ну уж нет!

Он осторожно отстранил от себя плачущую даму.

— Вы ранены? Сейчас Вам окажут медицинскую помощь. Эй, доктор! — крикнул он в направлении ближайшей фигуры в блестящей куртке.

— Шпазибо... большое шпазибо..., — она вцепилась в него мёртвой хваткой, похоже, боялась остаться в одиночестве, — Я всьем расскажу о вас у насс в Кольберг! Я люблю полякофф!

— Благодарю Вас, — Борис осторожно освобождался от её стиснутых на его куртке пальцев, — Доктор Вас осмотрит, — сказал он не столько ей, сколько подошедшему врачу.

— Позвольте Ваш пульс, — медик взял инициативу в свои руки и Борис смог идти дальше.

В выломанных дверях Собора появилась новая фигура, чуть размытая в клубах порохового дыма. Командующий операцией "Цитадель" полковник Вальдемар Злотопольский пришёл поставить завершающую точку своего сегодняшнего успеха. Он остановился у первого ряда скамей и огляделся. Вид у него был довольный, как у до отвала налакавшегося сливок кота. Потом он остановил свой взгляд на ком-то перед собой, скрытым от Бориса рядом скамей. И глядел на него неотрывно. Это почему-то серьёзно забеспокоило Бориса Ницеевского.

Внимание Бориса было сосредоточено на киянине, и поэтому он не обратил внимания на происходящее на заднем плане.

— Слава Исусу Христу! — крикнул чей-то хриплый голос, похоже, женский.

С разных сторон к кричащему бросилось несколько чёрных фигур. Но прежде, чем они успели схватить уцелевшего "угодника", с пресвитерия полетел небольшой круглый предмет. Прямо туда, куда был направлен взгляд полковника Злотопольского.

— Граната! — Борис привычно пригнулся за скамью.

Он понял, что именно его так взволновало, ещё за мгновение до того, как раздался взрыв. И осознание этого было убийственным.

274 Коминярка — головной убор, закрывающий голову целиком, оставляя небольшую прорезь для лица, либо только для глаз. (москворусск.)

...

— Ева! Ты меня слышишь? — стоя на коленях, Бася трясла дочь за плечи.

Та не отвечала. Не отвечала, не пыталась подняться и не шевелилась. Просто лежала лицом вниз. А на белой блузке расползалось красное пятно. С правой или c левой стороны? Неважно! Она жива, просто потеряла сознание!

— Wstawaj! Wstawaj natychmiast, głupia!275 — кричала Барбара над Евиным правым ухом.

— Panna Ewa ma się w tej chwili podnieść!276 -настойчиво твердила она в левое ухо дочери.

— Вставай, Евочка, вставай, милая! — старалась заглянуть ей в лицо.

Наконец-то ей это удалось. Лёгкое тело перевернулось на спину. Бася обрадовалась — глаза её девочки были открыты. Она жива, просто она не может говорить. Боже, ей больно! Она ранена! Да, отсюда и кровь на спине. Что делать? Нужно нащупать пульс! Где здесь на запястье пульс? Нет пульса? Нет, он конечно же есть, просто она неправильно ищет! Нужно немедленно найти врача! Здесь есть врачи?

— Panie doktorze! — бросилась она к человеку с блестящим красным крестом на куртке, — Panie doktorze, pilnie potrzebna jest Pańska pomoc! To sprawa, nie cierpiąca żadnej zwłoki!277 — потянула его за руку.

— Proszę zaczekać chwilkę, — врач продолжал бинтовать руку какой-то худой брюнетке, — mam skończyć z pacjentem.278

— Нет! Немедленно! Моя Ева... моя дочь нуждается в немедленной помощи! Вы должны... Вы обязаны... Сию секунду!..., — Барбара заплакала от бессилия.

— Hej! Panie Romku, — доктор замахал рукой в сторону здоровяка с аптечкой в руке, — Niech Pan NATYCHMIAST pójdzie z tą Panią i pomoże jej.279

Этот Ромек пошёл с ней. Врач он или только санитар? Неважно, пусть он только спасёт её девочку!

275 Вставай! Вставай немедленно, дура! (польск.)

276 Панна Ева должна сию же секунду подняться! (польск.)

277 Господин доктор! Господин доктор, срочно нужна Ваша помощь! Это дело, не терпящее никакого отлагательства! (польск.)

278 Прошу подождать момент, я должен закончить с пациентом. (польск.)

279 Эй! Пан Ромек! НЕМЕДЛЕННО идите с этой дамой и помогите ей.

Ромек опустился на колени около Евы. Взял её за запястье, подержал, покачал головой, что-то поискал у неё на шее, потом посмотрел ей на грудь. Наморщил лоб, погладил себе висок. Аккуратно приподнял дочку за левое плечо. Увидел большое красное пятно на блузке и другое такое же на полу. Бережно опустил её на место. Барбара, не дыша, следила за его действиями.

— Bardzo mi przykro, — сказал, не глядя ей в глаза, — Prosto w serce. Nic nie można zrobić, — Ромек встал, — Nie ma rady. Trudno..., — развёл руками, — Przykro mi,280 — повторил и повернулся спиной.

Бася никак не могла понять, что именно ей сказал этот человек. Он ничего не может сделать? Как? Почему? Это не врач, это просто санитар! У него нет квалификации, чтобы кого-то лечить! Надо найти врача. С дипломом. Тот, к которому она подходила, наверняка с дипломом! Барбара бросилась к начальнику Ромека, наконец-то оставившего свою брюнетку в покое.

— Наконец-то Вы освободились, — она снова потянула его за собой, — идёмте к Еве! Быстрее, здесь каждая минута на счету! Ведь у Вас есть диплом? А какая специализация?

Тот посмотрел на неё как-то странно, но всё равно пошёл. Тоже опустился на корточки и повторил все манипуляции Ромека. Что-то здесь не то! Господи Иисусе, есть в этом холерном городе хоть один доктор с дипломом или остались одни коновалы?

— Przepraszam Panią, — сказал он таким голосом, что Басе стало страшно и по-декабрьски холодно, — Jest mi bardzo przykro, ale medycyna w tym wypadku nie da rady pomóc. Pani córka nie żyje, — произнёс он как-то слишком быстро, но глаз не отвёл. И добавил, точно так же, как его санитар, — Bardzo mi przykro.281

Нет! Нет! Этого не может быть! Вот же она, Ева, совсем целая, с открытыми глазами! Она ведь смотрит... Только почему она смотрит не на свою мать, а куда-то в потолок?...

Доктор провёл ладонью по Евиному лицу. Глаза дочки закрылись.

Бася перестала существовать. Все мысли куда-то пропали, они появлялись, кружились где-то в прихожей и исчезали, не оставляя следов. Перед её глазами было спокойное лицо её девочки. Она так же выглядела ночью, когда Бася заглядывала в её комнату, посмотреть, как она спит. Тогда было тихо и спокойно.

А сейчас Барбара чувствовала на себе чей-то взгляд. Она обернулась. В нескольких шагах стоял человек в униформе. И смотрел на неё не отрываясь. Прямо в лицо. Она не припоминала себе этого офицера. Никогда его не видела. Что ему надо? Какая разница? Евы больше нет, а она осталась. Зачем?

— Слава Исусу Христу! — опять эта обезьяна Зинаида. Ну до каких пор...

В двух шагах упало что-то круглое. Так медленно катилось. Наконец-то...

Мимо Баси пронеслось что-то большое чёрное и накрыло собой лежащую гранату. А потом что-то с силой прижало Барбару Ницеевскую к стенке скамьи.

280 Мне очень жаль. Прямо в сердце. Ничего нельзя сделать. Ничего не поделать. Увы... Мне жаль. (польск.)

281 Прошу прощения. Мне очень жаль, но медицина в данном случае не может помочь. Ваша дочь мертва. Мне очень жаль. (польск.)

...

Он не нашёл ни Баси, ни Евы — значит они там, спереди! Там, где только что разорвалась граната. Пулей срываться с места нет смысла — всё, что могло, уже произошло. Бегом или спокойным шагом — он всё равно увидит то же самое. Борис медленно поднялся со скамьи. Никому нет дела до того, что чувствует полковник беспеки — значение имеет то, что он делает. Он шёл, догадываясь, кого и в каком состоянии там увидит — и идти вперёд не хотелось. Хотелось убежать, спрятаться в темноте и закрыть глаза. Поэтому Борис Ницеевский не останавливался и не смотрел по сторонам — он знал, что раз остановившись, уже не заставит себя сдвинуться с места. "Лучше ужасный конец, чем ужас без конца", кажется так звучала знаменитая цитата...

В пресвитерии всё закончилось быстро, можно даже сказать, "молниеносно". "Юдифь", которая бросила гранату, попыталась сорвать чеку у следующей. Разумеется, не успела. На этот раз бойцы "Błyskawicy" не замешкались, и её пронзили несколько очередей из "кашаков". Борис узнал одного из стрелявших — поручик Мирский. Ну где он был половиной минуты раньше? Впрочем на какие бы то ни было "выводы" этот инцидент не потянет — невозможно находиться одновременно везде — сколько раз он сам с пеной у рта доказывал это своим начальникам и всевозможным комиссиям. Просто очередной "несчастный случай".

Вокруг места взрыва все уже пришли в себя и глядели на лежащего офицера в чёрном. Какой-то сержант с аптечкой в руках, пытавшийся подойти к телу, пропустил Бориса вперёд. Судя по дыре в груди, помощь раненому уже не требовалась. Но где же он стоял в момент взрыва, что осколки от гранаты так пробили бронежилет? И почему, кроме него, никто вокруг не пострадал? Правда есть ещё этот "угодник" со снесённой половиной черепа. Нет, "угодника", наверняка, убили ещё во время штурма. А вот почему взрыв гранаты не ранил никого из гражданских вокруг? И где, в конце концов, Ева?

— Господин полковник прямо на гранату бросился, — сказал на ухо Борису тот самый сержант с аптечкой, — Вот как его разворотило. Я бы так не смог, — вздохнул он.

Тогда понятно. Бронежилет никак не рассчитан на взрыв гранаты в непосредственной близости от него. Тем более, когда вес тела прижимает его к полу. Стало ясно, что взрыв произошёл примерно в полутора метрах от нынешнего положения тела полковника (полковника? сейчас-сейчас...) — плиты пола там были чёрными и в них была изрядная выбоина, а уже потом тело отбросило сюда, на людей у скамьи.

На людей? Курдемоль, он же действительно на ком-то лежит! И уже даже понятно, на ком именно!

— Сержант! Помогите мне, быстро! — Борис подхватил тело полковника Злотопольского (киевский гость погиб? вот это да...) под мышки.

Они перенесли его на свободное место на полу — на то самое, где взорвалась граната, и Борис наклонился над своей дочерью. "Так хорошо притворяться может только труп", — идиот, нашёл время для текстов из дешёвых боевиков! Глаза у Евы были закрыты. Она не дышала. И пульса у неё не было. Борис зажмурил глаза и глубоко вдохнул. Взять "девяносточетвёрку" и выстрелить себе в рот — не такая уж плохая мысль. У киянина хватило духу рассчитаться с жизнью — у него тоже хватит.

— Борис, ты тоже умер? — спросил его по-москворусски женский голос.

— Не знаю. Нет... наверное, — ответил он, не открывая глаз, — Басёнок? Ты жива?

Как он, действительно, мог забыть о жене и о сыне, который его ждёт в пустой квартире? Курдемоль, паршивый слезливый идиот! Рядовой Ницеевский, смир-рна!

— Басёнок, ты в порядке? — жена не плакала, а просто часто моргала.

— В груди болит, — ответила Барбара, — Наверно ребро сломано. Значит, мы с тобой не умерли, — она грустно улыбнулась.

— Не двигайся, Басёнок, сейчас я позову врача. Hej, sierzancie, szybko tu jakiegokolwiek lekarza!282 — сержант бросился выполнять приказ.

— Ева умерла, — сказала Барбара невпопад, — А я думала, что она жива, и обещала взять её в Краков. Я думала, она меня слышит, а она уже умерла..., — почему же она не плачет, так было бы проще, — А я зачем-то выжила...

— Никита тебя ждёт дома, — сказал жене Борис, — Я ему оставил еду на ужин, но на завтрак ничего нет. Ты приготовишь или мне заняться?

— Я сделаю, — ответила таким же отсутствующим голосом, — А он бросился меня спасать. Зря. Ты его знаешь?

Борис понял, кого имела в виду его Барбара.

— Вальдемар Злотопольский. Полковник из Киева. Мы с ним вместе работали, — подробности Басёнку всё равно не нужны.

— Жалко его. Только Еву убили раньше. Зинаида пятнистая дура — даже гранату толком кинуть не смогла.

Кто-то появился под самым ухом.

— Panie kapitanie, Pan pozwoli?283 — сержант привёл врача.

Борис отстранился, глядя, как доктор осматривает его жену, отвечающую на его вопросы с прежним апатичным безразличием.

— Panie pułkowniku, teraz to Pan tu dowodzi, — тихо сказал майор Красницкий, — Czekam na rozkazy. 284

Конечно, теперь единственный здесь полковник — это он. Что ж, работа на первом месте. Стреляться он, во всяком случае, точно не будет.

— Zameldować o stratach. Wszystkich. 285

— Rozkaz, Panie pułkowniku. Wśród naszych... 286

— Нет! Оставьте её! Не забирайте её, слышите!

Барбара вцепилась в тело дочери, не давая двум санитарам переложить его на носилки.

— Не трогайте её, слышите, это моя дочь! Это моя Ева, я вам её не отдам!

Было видно, как по Басиным щекам текут капельки слёз. Красницкий прервал доклад. Борис не знал, что делать.

— Нет! Нет! Нет! Мы завтра поедем с ней к маме в Краков!

Санитары вопросительно смотрели на полковника Ницеевского. Тот по-прежнему смотрел на жену. Майор смотрел на полковника.

— Ewo, chodźmy stąd! Mamy jak najszybciej jechać do do-o-omu!287

Лежащий на полу Вальдемар Злотопольский смотрел, не мигая, прямо вверх, куда-то на одну из висящих люстр. Часы на его левой руке показывали ноль часов ноль минут.

Безумный день 5-го сентября 2009 года в конце концов завершился.

282 Эй, сержант, быстро сюда какого-нибудь врача! (польск.)

283 Господин капитан, позвольте? (польск.)

284 Господин полковник, теперь это Вы здесь командуете. Жду приказов. (польск.)

285 Доложить о потерях. Всех. (польск.)

286 Так точно, господин полковник. Среди наших... (польск.)

287 Ева, идём отсюда! Мы должны как можно быстрее ехать до-о-омой! (польск.)

Эпилог.

Киев, Крещатик, ресторан "У Марты"

— Весек, ты просто ищешь какие-то жалкие отговорки. Как и все вы, мужчины.

Это в какой-то степени относилось и к гостю. Что госпожа Марта Габриэль и подтвердила, кивнув головой в его сторону. Борис Ницеевский промолчал и загадочно улыбнулся.

— Ну как вы, бабы, не можете понять. Не всё в Управлении зависит от меня. Есть ещё разные правила. Инстанции, в морду...

— Инстанции..., — хозяйка ресторана укоризненно покачала копной рыжих волос, — Скажи честно, Весек, когда тебя волновали какие-то там инстанции? Вот ты его хорошо знаешь, скажи мне, — снова повернулась она к Борису, — ну разве он когда-то оглядывался на какие-то там правила?

Борису не оставалось ничего, кроме как воздеть очи горе с видом полной неопределённости. И тяжело вздохнуть на всякий случай.

— И вот теперь, когда нужно сделать что-то не для кого-то где-то там, а для нашей Марциси, да, Весек, не ухмыляйся, для НАШЕЙ Марциси, у него тут же появляются какие-то там отговорки, какие-то там правила, какие-то там ин-стан-ци-и, — с нажимом произнесла по слогам пани Марта, — И всё только для того, чтобы не беспокоить свою любимую задницу.

— Перестань, Марта. Что ты, в морду, вытворяешь? — если бы генерал дивизии мог, он спрятался бы от супруги в сахарницу, — Люди же вокруг, в морду...

— Ему, видите ли, людей стыдно, — генеральша Габриэль всплеснула руками, — А как было мне стыдно перед Марцисей, когда я ей объясняла про этот ваш капитул? Это ты знаешь, Весек? Да я чуть сквозь землю не провалилась!

— Не преувеличивай, Марта, — Веслав Габриэль осторожно пробовал прощупать оборону противника, — Орден ей вручили. Ты сама знаешь, что я, в морду, на САМОМ верху это вырвал, — генерал показал указательным пальцем в потолок.

— Орден вручили? Знаешь что, Весек, постеснялся бы. Сам знаешь, как оно было, — деловой обед начал постепенно превращаться в театр семейства Габриэлей, — Марцися просто ангел, что вам ТАМ всем прямо не сказала, что она по этому поводу думает. А я тебе скажу, Весек — это было просто свинство! И ты сам это знаешь! А теперь ещё тянешь с пенсией.

— Марта! Тихо будь, в морду! — начальник Пятого Сектора взорвался не хуже костромской бомбы, — Я сказал — пенсия будет, значит, в морду, будет! И нечего болтать разный вздор... в морду!

Гости за соседними столиками начали оглядываться. Решительная госпожа генеральша явно готовилась дать супругу достойный ответ. Положение спасла подошедшая к столу официантка.

— Шефова, Гжесек на кухне просил уточнить, курятину клиент заказывал с острым соусом или с чесночным?

— Что? С чесночным, конечно! Нет, погоди момент, я сама посмотрю. Ну ни на кого нельзя положиться, — сказала хозяйка куда-то в пространство между Борисом и Габриэлем, после чего встала и ушла в сторону кухни, величественно покачивая своими всё ещё привлекательными формами в красном платье.

Генерал дивизии облегчённо вздохнул и распустил свой галстук. Борис тоже почувствовал себя свободнее.

— Ну ты, в морду, видишь, как мне приходиться крутиться? — спросил он Бориса и в подтверждение своих слов выпил ещё глоток красного вина.

"В морду" прилетел в Москву на следующий день после штурма Храма Христа-Спасителя. И сразу же направился в бюровец КУБа. Борис встретил его в Отделе, как ни в чём не бывало. И генерал дивизии тоже вёл себя, как ни в чём не бывало. Он просто излучал дружелюбие и сочувствие. После часа общения с генералом полковник Ницеевский понял, что и то и другое было совершенно искренним. Веслав Габриэль на самом деле сочувствовал его горю и на полном серьёзе хотел, чтобы Борис Ницеевский стал его другом. Таким же, каким был погибший Вальдемар Злотопольский. Борис тоже ничего не имел против самых сердечных отношений с начальником Пятого Сектора, и они быстро перешли на "ты", выпив символический брудершафт прямо в его "аквариуме".

Потом были похороны. Много похорон, чересчур много. Похороны поручика Маевского с положенными воинскими почестями, на которых он должен был присутствовать, похороны полковника Злотопольского в Киеве, на которых он, слава Богу, присутствовать должен не был, наконец самые тяжёлые — похороны дочери на Хованском кладбище. Отдельно от общей траурной церемонии жертв террористов — Басе в её состоянии меньше всего были нужны толпы народа, журналисты, государственные флаги и торжественные речи.

На похороны Евы приехал из Вильна Здислав — Борис почти успел забыть о его существовании. Настроен он был агрессивно, постоянно обвинял в её смерти Бориса лично и всю "проклятую убецию" вообще. Когда гроб опускали в могилу, он разрыдался навзрыд, а потом бросился на Бориса. До драки, правда, не дошло, литвин просто схватил полковника Ницеевского двумя руками за ворот и кричал, глядя ему глаза в глаза: "Ты! Ты! Ты...". А потом отпустил его, развернулся и ушел прямо через перекопанную землю. Бася на это ничего не сказала — она стала совсем молчаливой и почти не разговаривала даже с Никитой, только грустно улыбалась и гладила сына по голове.

Борис давал ей пить настойку зверобоя, приглашённый врач прописал ей какой-то "метафлокс"288. Намечавшуюся у Барбары депрессию удалось прекратить, она снова ожила. Для верности, на осенние каникулы у Никиты Борис отправил их обоих к тёще в Краков. Пребывание в городе своего детства вместе с родителями должно было окончательно вернуть Басю к жизни. По крайней мере, Борис на это надеялся. Сам он, увы, мог куда-то поехать только в командировку — отпуск за этот год он полностью израсходовал, ухаживая за впавшей в депрессию женой.

Отпуск он взял на следующий день после визита "в морду", когда убедился, что никто не собирается его ни арестовывать, ни отстранять от должности. Последней бумагой, которую он подписал, был рапорт о происшедшем, где он всячески расхваливал Вальдемара Злотопольского и рекомендовал наградить его Рыцарским Крестом Республики289. Посмертно. Борис заметил, что теперь его воспоминания о покойном киянине стали если и не тёплыми, то, по крайней мере, позитивными. Капитул Ордена, как и следовало ожидать, написал на киянина представление Канцлеру. Канцлер, разумеется, немедленно подписал все наградные бумаги и собирался вручить заслуженную награду члену семьи генерала бригады (очередное звание полковнику Злотопольскому тоже досталось посмертно).

И вот здесь начались проблемы. Ближайшим членом семьи Вальдемара Злотопольского оказалась некая Марцелина Бернацкая. Легкомысленный (или наоборот, чересчур осторожный) Злотопольский за всё время совместной жизни с этой дамой так и не удосужился официально оформить их брак ни в Управлении Гражданского Состояния, ни в церкви. При его жизни такое положение дел никому (кроме, разумеется, многочисленных подруг "Марциси") не мешало, везде в Киеве её воспринимали, как "госпожу Злотопольскую". Но после его смерти — не тут-то было.

Взбунтовался генерал-командор Капитула — ветеран "старой даты", получивший свой крест ещё за чешскую войну290. Он пошёл к Канцлеру и заявил ему, что ни за что не позволит на подобное святотатство. Вальдемар Злотопольский, разумеется, герой, и всячески достоин высокой награды. Но в плане морального облика он отнюдь не был персоной, с которой молодому поколению следует брать пример. В частности, речи не может быть о вручении Высшего Ордена Республики в руки его любовнице, жившей с покойным "на кошачью лапу"291. Если же мнение Капитула для Канцлера ничего не значит, и он всё таки пойдёт на это непотребство, то генерал-командор немедленно подаёт в отставку со своего поста. И не только он, но и трое других членов Капитула, обеспокоенных падением морального уровня молодёжи.

Глава Государства уступил перед таким напором защитников морали. Запахло крупным скандалом. Вездесущий "Super Expres"292 воздерживался от публикаций только благодаря личному вмешательству генерала Габриэля, то ли давшего главному редактору взятку, то ли запугавшего его до полусмерти. Габриэль же и нашёл компромиссное решение — орден должны были получить сыновья-близнецы героя, а ввиду их малолетства (обоим мальчикам недавно исполнилось по три года) они будут с матерью, вышеупомянутой Марцелиной Бернацкой. Генерал-командор, скрепя сердце, согласился, и церемония награждения состоялась без сучка без задоринки. Борис вместе с начавшей приходить в себя Барбарой видел её в программе "DTV", а о пикантных подробностях узнал позже — когда в октябре вернулся к работе.

288 "Метафлокс" — торговая марка производимого в Речи Посполитой антидепрессанта, содержащего препарат "флуоксетин".

289 "Крест Республики" ("Krzyż Republiki") — высшая военная награда Речи Посполитой, пришедшая в 1920 г. на смену "Цесарскому Кресту" ("Krzyż Cesarski"). Делится на 5 классов. III класс Ордена именуется "Рыцарским Крестом" ("Krzyż Rycerski"). Орденом награждает Канцлер Речи Посполитой (как Верховный Главнокомандующий её Вооружённых Сил) по представлению Капитула Ордена (I, II и III классы) либо командира воинской части (IV и V классы).

290 "Чешская война" — военные действия между Речью Посполитой и Дунайской Империей в 1942 г. После окончания срока действия Женевского перемирия 1941 г. и неудачи мирных переговоров по статусу Силезии Войско РП начало концентрическое наступление на Прагу из района силезского Глатцкого выступа и Саксонии, закончившееся поражением Северной группировки дунайских войск и взятием столицы Чехии. Однако предпринятое дунайцами с территории Баварии наступление в Саксонию вынудило Речь Посполитую оставить Чехию, чтобы отразить начавшееся вторжение. Война завершилась восстановлением старого статус-кво. Видя бесперспективность и разрушительность дальнейшей вооружённой борьбы, обе стороны согласились подписать Женевские мирные соглашения 1943 г., согласно которым Республика Силезия признавалась отдельным, независимым как от Дунайской Империи, так и Речи Посполитой государством со столицей в г.Вратиславия (фактически вернулась в сферу влияния РП). "Чешская война" была последним военным конфликтом между РП и ДИ, обязавшимися в дальнейшем решать свои разногласия исключительно мирными средствами.

291 "Жить на кошачью лапу" ("mieszkać na kocią łapę") — т.е. сожительствовать без официального оформления брака.

292 "Super Expres" — издающаяся в Киеве бульварная газета, известная своими скандальными публикациями из жизни знаменитостей.

— ...и мало было всей этой истории с орденом, — продолжал жаловаться "в морду", — так теперь ещё эта, в морду, пенсия. Как сговорились, моралисты, в морду! Нет свидетельства о браке — нет и пенсии для вдовы, представляешь себе?

Генерал дивизии был полон возмущения. Учитывая характер его супруги и необходимость ежедневного с ней общения, Борис этому как-то не удивлялся.

— И перед Марцисей стыдно, — Габриэль допил вино и попробовал вылить остатки из бутылки — там было пусто, — Не первый год друг дружку знаем, в морду, ещё с тех пор, как она тут официанткой работала. Марта к ней прямо, как к дочери всегда относилась, а тут такая тебе история! Скажи, Борис, ты вообще-то слышал фамилию Емёла? — невинно посмотрел на Бориса начальник Пятого Сектора.

— Как, Веслав, ты сказал, его зовут? — Борис старался смотреть на собеседника ещё более невинно.

— Громослав Емёла, начальник Финансового, в морду, Департамента.

Борис наморщил лоб. Фамилия была запоминающаяся — он обратил на неё внимание сразу, как только начал просматривать дома файлы покойного Воеводы.

— Думаю, нам удастся его переубедить, — подтвердил он кивком головы.

— Ты порядочный мужик, Борис, вот что я тебе, в морду, скажу, — заявил генерал дивизии, — Правильно тебя генералом сделали. Скажу тебе по БОЛЬШОМУ секрету, — он наклонился и понизил голос, — ваш начальник КУБа уходит на пенсию, и на его место собираются назначить..., — он на несколько секунд замолчал, не переставая смотреть в упор, — ...генерала бригады Бориса Ницеевского. Что, сюрприз, в морду?

Борис постарался быть ошарашенным неожиданными перспективами.

— А кого рекомендуешь на твоё место? — заговорщицки подмигнул "в морду".

— Капитан Якубень справится, — без раздумья ответил генерал Ницеевский, — Сначала, как и.о., а станет майором — то и формально.

А Немоляева нужно будет перевести в соседний отдел. И обязательно с повышением.

— А может твоего бывшего вернуть? — собеседник растянул губы в самой очаровательной улыбке, — Как его, в морду? Окронгловский?

— Майор Кругловский, — не принял шутливого тона Борис, — в совершенстве владеет украинским языком. Полагаю, что самое подходящее место для него именно там, где он теперь находится — в Моздоке.

— Выберусь, в морду, к вам на следующие выходные, — мечтательно произнёс генерал Габриэль, — Свежий воздух, природа. Скажи, как новый председатель Охотничьего Клуба, у вас под Москвой утки ещё остались?

Вернулась Марта. Успокоенная и со снисходительно-мечтательным выражением на лице.

— Эх, мужчины, — произнесла она, — ничего вам поручить нельзя. Что бы вы делали в этой жизни, если бы не мы, женщины?

— Совсем бы пропали, пани Марта, — согласился Борис, — куда уж нам.

Веслав Габриэль изобразил на своём лице полный скептицизм.

— Вот! — удовлетворённо подтвердила хозяйка ресторана, — И никогда об этом не забывайте. Только, будь любезен, забудь про "пани"! — погрозила ему пальцем, — Ты мой друг, и я для тебя — Марта. Просто Марта, понятно?

— Разумеется... Марточка, — подмигнул Борис госпоже Габриэль.

— Ой, мальчики, — расчувствовалась Марта, — ну что же мне с вами, такими милыми, делать? Ведь у меня для вас совсем ничего нет.

Она взяла пустой бокал своего мужа, осмотрела со всех сторон и с сомнением отставила.

— Всё, что я могу вам предложить — это моё сердце. Только моё польское горячее сердце.

За окнами ресторана продолжалась обычная повседневная жизнь столицы великой державы.

Краков, Вавель, двор королевского замка

— Никита, далеко не убегай, только здесь во дворе.

— Мама, да помню я всё. Только тут, вокруг памятника и больше никуда.

Он показал на большой памятник в центре двора. Король с королевой, чинно держась под ручку, с высоты своего пьедестала взирали на толпящихся во дворе замка туристов.

— И не вздумай выходить со двора — у нас с бабушкой есть и другие занятия, кроме как тебя искать.

— Иди сюда, — бабушка поправила своему непоседливому внуку воротник рубашки, — А это лучше сними, зачем оно нужно? — с неодобрением показала она пальцем на блестящего орла с молнией в когтях на кармане.

— Не сниму. Это подарок от господина майора, — набычился Никита, — Ну, мама, неужели ты этого не запомнила? — обратился он за поддержкой к Барбаре, — А я, когда вырасту, тоже пойду там служить, как папа! Ты, бабушка, этого не понимаешь, потому что ты женщина, вот, — выложил он свой главный аргумент.

— Запомнила, запомнила, — тут Бася вдруг спохватилась, что произнесла это по-москворусски293 и перешла обратно на польский, — Я всё запомнила. А ты, Никита Ницеевский, запомни, что с бабушкой так говорить нельзя!

— Извини, бабушка, — Никита опустил голову.

— Ладно уж, — сменила гнев на милость Басина мама, — иди себе, бегай, — погладила его по вихрастой голове.

Сын тут же развернулся у присоединился к детям, носящимся наперегонки по двору замка.

— Родной язык забываешь, дочка? — спросила мама, но не с неодобрением, а скорее весело.

— Прости, мама, это я просто задумалась, — развела руками Бася.

Это был уже не впервые, когда она пыталась в Кракове перейти на ставший за эти годы привычным москворусский язык. Пару раз случалось так, что её собеседники замолкали, не разобрав непонятных слов, а иногда ей отвечали тоже на москворусском, так что она понимала, что что-то здесь не так, только по выражениям лиц окружающих. Каждый раз она испытывала жуткое стеснение, что так попала впросак. Хотя какая, по большому счёту, разница, будут незнакомые ей люди считать её полькой или москворуской? Для мамы она всё равно останется её "малюткой Басюней".

— Не задумывайся слишком много, Басюня, — сказала мама и теперь потрепала по голове уже её, — Не стоит. Лучше благодари Бога за то, что у тебя есть то, что есть.

Мама в последнее время стала какой-то фаталисткой. Или она так говорит только для Барбары, чтобы она сама не думала о мрачной стороне жизни?

293 Игра слов: по-польски "zapomnić" означает "забыть", так что смысл утверждения меняется на противоположный.

Она была права. Незачем думать о раскопанной глубокой мрачной яме, не стоит вспоминать о холмике влажной земли около неё, не имеет смысла будить воспоминания о людях в трауре, стоящих вокруг. Что ей дадут хорошего воспоминания о блестящем гробе, который медленно опускают в могилу здоровые мужики с безразличными лицами? О пасмурной мокрой погоде вокруг? О пустоте в сердце, чуть ли не большей, чем выкопанная яма?

В день похорон Барбару поразил приехавший Здих. Она раньше и не предполагала, что он так любит её Евочку. Теперь человек страдал, наверное, ещё больше, чем она — это было видно невооружённым глазом. Те горькие слова, которые он говорил, были совершенно справедливыми. Это всё была её, только её, ошибка. Она, Барбара Ницеевская, была виновата перед своим бывшим мужем. Она была виновата перед своим нынешним мужем. Она была безмерно виновата перед своей дочкой. Разве так поступает любящая мать? Любящая мать никогда не потащит свою любимую дочь на смерть. Идиотка, идиотка и ещё раз холерная идиотка!

Здих испытывал, похоже, те же самые чувства. Как он плакал, когда опускали гроб. Барбара в жизни не видела его таким. А потом он посто ушёл. Ушёл прямо по развороченной грязи, скользя и проваливаясь, не разбирая дороги, куда-то прямо перед собой. Басе хотелось броситься вслед за ним, просить его о прошении и плакать, плакать вместе с ним — единственным человеком, который испытывает те же самые чувства, как она сама. Но она знала — Здих её не простит. И не скажет ей ни слова. Просто уйдёт ещё дальше по мягкой коричневой грязи. Ей до боли захотелось броситься в могилу вслед за дочерью. Нырнуть, как в глубокую тёплую воду, лечь там на дне, закрыть глаза и забыть обо всём. Только сын удержал её от этого броска. Она просто не имела право предать ещё и его. Она гладила его по голове и смотрела, как яма постепенно заполняется землёй, навсегда разделяющей их с дочкой.

Потом всё было одинаково и монотонно. Она сидела перед их большим, на всю стену, окном спальни и смотрела на улицу. На серые монотонные тучи на московском небе. На монотонно шумящий дождь. Даже изредка появлявшаяся голубизна была какой-то монотонной.

Приходил какой-то доктор, прописал ей какие-то белые таблетки с противным вкусом. Муж давал их по одной, периодически поил каким-то странным чаем и сидел рядом. Наверное, боялся, что она их наглотается до смерти. Зря. Барбаре не хотелось умирать, ей просто не хотелось жить. У неё сложилось явное впечатление, что Борис бросил свою работу. Из-за неё? О, ейку, она снова испортила кому-то жизнь!

Никита каждый день показывал матери свой школьный дневник — это что же на него нашло-то? Раньше прятал его как можно дальше, и даже "забывал" в школе. Сначала показывал его, когда рядом был отец, потом стал приносить сам, даже когда Бориса не было рядом. И самое интересное — ему было что показывать. Оказалось, что сын начал приносить "шестёрки". Причём не только по физкультуре — по математике его оценки тоже поправились. А больше всего её поразило его сочинение "Кем я стану, когда вырасту".

То, что Никита после всего ЭТОГО просто бредил своим "молниеносным" будущим, Бася знала — хотя бы по эмблеме батальона, с которой он целыми днями не расставался, перевешивая её с одной рубашки на другую. Но это было уже совсем серьёзно. Половину сочинения сын рассказывал об истории "Błyskawicy" — как во время Белголландской войны294 с Францией англичане создали первые подразделения коммандос, как после изучения опыта их успешного применения в Галландии (учительница подчеркнула неправильную букву "А") такие подразделения начали создаваться в других государствах, так у нас в Речи Посполитой в 1944 г. создали группу "Burza"295, а в 1953 г. её развернули в батальон "Błyskawica". Его папа там тоже служил и был самым лучшим из всех самых лучших. Откуда школьник младших классов мог знать такой список операций его пусть даже и любимого подразделения, что оно заняло целую страницу? Наверное, Борис рассказал. Сколько же всего происходило вокруг Барбары, пока она тут жалела себя и безответно страдала?

А в конце Никита написал, что он обязательно станет "молниеносным" офицером, таким, как был его папа. "Молниеносные" должны быть готовы ко всему, поэтому он теперь будет хорошо учиться, потому что никто не возьмёт туда неуча, потому что если у него не хватает силы воли, чтобы выучить школьную программу, то её точно не хватит, чтобы выиграть сражение. И ведь заставил же эту самую программу выучить, сорванец этакий! Её сын заставил себя выучить на "шесть" предмет, который он всегда терпеть не мог! А она что? Способна только сидеть и мучать окружающих? Ну уж нет уж! Тогда Барбара искренне похвалила Никиту, а потом встала и приготовила ужин. Наверное, первый раз за целый этот месяц.

А окончательно она пришла в себя, когда вместе с Борисом смотрела по телевизору новости. У погибшего коллеги мужа была семья в Киеве. И Барбара с Борисом смотрели , как его жена (ну то есть вдова, ох...) с детьми получала его посмертный Рыцарский Крест. Сначала Басю опять начали одолевать мрачные мысли, но потом она словно проснулась. Этот Борисов Вальдек погиб, чтобы она жила. И отказаться от своей жизни значило предать его память. Если уж двое очаровательных близнецов лишились отца, то она ни за что не допустит, чтобы её собственный сын лишился матери. Да ещё по её собственной глупости! НИ ЗА ЧТО! Она будет жить!

294 "Белголландская война" — конфликт с участием Великобритании, Нидерландов и Франции в 1940-42 гг. Главной его причиной было стремление Франции вернуть себе потерянную по результатам Второй Мировой Войны Бельгию, присоединённую по Копенгагенскому мирному договору к Нидерландскому Королевству, на территории которого были размещены британские войска. В результате успешного французского наступления в мае 1940 г. и эвакуации остатков англичан французы оккупировали территорию Королевства вплоть до границы с Данией. После этого началась так называемая "странная война", характеризовавшаяся практическим отсутствием боевых действий на суше. Тайные переговоры сторон не принесли соглашения, и в начале 1942 г. британские войска высадились в голландской Гааге. При захвате порта в Шевенинген и аэродромов в районе Роттердама решающюю роль сыграли действия сил специального назначения (коммандос). После успешной английской высадки французы были вынуждены срочно отвести свою Северную группу войск на юг. Фактически это был её прорыв из окружения, завершившийся, впрочем, успехом. Попытки британцев наступать на юг, в Бельгию, не удались из-за успешной обороны французов. К концу года военные действия прекратились и стороны приступили к мирным переговорам. Согласно условиям Новогоднего Мира (подписан 31 декабря 1942 г.) Бельгия возвращалась в состав Франции, а остальные Нидерланды оставались в военном блоке с Великобританией.

295 "Burza" — "Буря", "Гроза" (польск.)

— Само собой, мама. Само собой.

— Я за тебя волнуюсь, Басюня. Ты не должна так нервничать.

Да что это ещё такое? Задумаешься на минутку, так сразу вызывают реанимацию. Холера — непорядок.

— Я не нервничаю, мама. Мне нравится жизнь. Я тебе рассказывала, что Никита получил по математике пятёрку за четверть? — мама кивнула головой, но Бася всё равно продолжила, — А на следующую обещает получить все шесть! И получит, — уверенно подтвердила она, — особенно, когда мы с Борисом за него возьмёмся!

Мама снова ласково улыбнулась. И солнце тоже греет, просто прелесть.

— А ещё я собиралась тебе рассказать, но как-то не успела. Знаешь, мама...

— Бабушка, бабушка! А что там такое?

Никита, прибежавший вместе с группой своих ровесников, тянул бабушку к дверям с надписью "Wyjście/Sortie"296. Пространство около них было огорожено красно-белыми строительными барьерами, на которых висела табличка "Wstęp wzbroniony"297. А на стене красовалось объявление, висевшее слишком высоко для того, чтобы его могли прочитать дети Никитиного возраста.

Оно гласило:

"Дирекция Королевского Замка Вавель призывает не верить слухам о существовании на Вавеле магического камня (чакрама), не имеющим под собой какой бы то ни было научной или религиозной основы.

Просим не создавать толчеи, поскольку это создаёт препятствия движению туристов и вызывает порчу исторической стены замка".

Вокруг ограждения толпился народ. Люди вставали на носки, чтобы дотянуться ладонями до белой стены. Не иначе — из вредности, чтобы её испортить.

— А что такое "чакрам"? — спросил кто-то из приятелей Никиты, поняв, что перед ним именно те взрослые, которых можно спрашивать.

По Басиному мнению, объяснить любознательной молодёжи, откуда берутся дети, было бы значительно проще, чем рассказать о "вавельском чакраме", не засоряя голову всякой оккультной чушью. Она недобрым словом помянула директора Вавельского музея вместе с его холерным кретинским объявлением.

Зато мама чувствовала себя во всех краковских легендах, как рыба в воде. Ну или как Вавельский Дракон298 в своей пещере — кому как больше нравится.

296 "Выход" (польск.)/(франц.)

297 "Вход воспрещён" (польск.)

298 По легенде, в пещере под Вавельским холмом некогда жил дракон, требовавший от окрестных жителей дани скотом. Если ему не доставляли корову или овцу, он пожирал людей. Его удалось убить, подложив ему овечью шкуру, набитую серой, после чего чудовище задохнулось и издохло. Туристам в Кракове показывают пещеру, служившую, по преданию, жилищем монстра.

— Согласно учению индийских йогов... Вы слышали об индийских йогах? — дети закивали, некоторые сразу, некоторые чуть позже, поглядев на окружающих, — Так вот, индийские йоги говорят, что в человеческом теле постоянно циркулирует жизненная энергия.

— Это вместе с кровью, да? По сосудам? — спросил Никита.

— Нет, кровь это совсем другое. Не забывайте, это только легенда. Такая же, как о Вавельском Драконе. Учёные этого не подтверждают, — подняла она указательный палец, — но йоги называют чакрами, — мама снова перешла на лекторский тон, — те места в теле человека, где пересекаются каналы жизненной энергии. И они управляют жизнью человеческого тела.

— Так это у людей, — протянула какая-то девочка, — а при чём здесь замок?

— А ещё говорят, — произнесла мама с каким-то даже вдохновением, — что и наша Земля тоже живой организм. И у неё тоже есть свои каналы жизненной энергии. А один из чакрамов Земли якобы расположен как раз здесь, на Вавеле. Вот как раз на этом самом месте.

— Ух ты! — а это снова Никита, — А раз тут такое волшебное место, то и чудеса будут?

— Да какие ещё чудеса! — появилась мама кого-то из детей, — Вздор всё это! И про чакрам, и про энергию, и про королеву Барбару! Идём отсюда, Мариоля!

Она взяла за руку девочку, которая спрашивала про замок, и решительно зашагала прочь. Девочке пришлось бежать, чтобы успеть за широкими шагами своей матери. Остальные дети остались на месте. Их родители тоже подошли ближе. Похоже, они приняли Басину маму за экскурсовода.

— А скажите пожалуйста, что здесь было с королевой Барбарой? — осторожно вступила в разговор женщина в лиловом костюме, — Это когда она вдруг выздоровела, да? — спросила она неуверенно.

Не узнать москворусского акцента Бася не могла.

— Именно! — мама была в своей стихии, она всегда любила всем всё объяснять и показывать, — Это давняя история. Началось всё в XVI веке. У короля Сигизмунда-Августа из династии Ягеллонов была жена Барбара из рода Радзивиллов, которую он до беспамятства любил. Любил так сильно, что сделал своей королевой, несмотря на протесты Церкви, вельмож и всего Сейма. И вот однажды, — мама понизила голос, — она тяжело заболела. Врачи, как один, твердили, что дни королевы сочтены. И вот тогда в покои королевы пришёл мудрый королевский шут Станчик...

Мама сделала паузу. На этот раз никто не пытался её прервать — все, как зачарованные, слушали повторение известной им с детства сказки. Хотя для детей, это, наверное, было чем-то новым.

— Он рассказал умирающей королеве о силе, заключённой в этом месте, — мама показала рукой на стену за ограждением, — и она решилась испытать судьбу. Ночью она приказала отнести себя сюда..., — мама оглядела слушателей.

Те чуть подались вперёд. Что-что, а уж таланта рассказчика у мамы, сколько Бася её помнила, было хоть отбавляй.

— И вот наступило утро восьмого мая тысяча пятьсот пятьдесят первого года. Король Сигизмунд-Август со страхом ожидал известия о смерти своей супруги. Но вместо горя его ждала радость — его королева выздоровела! — внимательно слушающие дети с облегчением вздохнули, — Они прожили вместе в любви и в согласии ещё три с лишним десятка лет, и эти годы были счастливыми не только для них, но и для их Королевства, — все вслед за мамой повернулись в сторону памятника, — А их потомки — монархи из династии Ягеллонов, правили ещё целый век и и сделали нашу страну сильной и процветающей державой. А вы, дети, каких знаете королей из династии Ягеллонов?

На этом месте дети почему-то смутились и стали переглядываться. Своим отпрыскам пришли на помощь родители, начавшие благодарить "уважаемую пани" за интересный рассказ. И понемногу расходиться. Вот так всегда, как слушать, так все, а как самим что-то рассказать, так извините... Ну ладно. То, о чём она сама хочет известить маму, лучше сказать наедине. Ну или почти наедине...

— Никита, не убегай, мы идём наверх, — Барбара поймала собравшегося снова исчезнуть сына за руку.

— Мама, а можно я тоже прикоснусь к этому ча... чар...?

— Чакраму, Никита. Бабушка ведь говорила, что это только легенда, ты слышал?

— Ну да... А вдруг? — ох уж это детское любопытство.

— Никита Ницеевский, ты же здоров, как бык, зачем тебе чудесное исцеление?

— Ну мама...

— Иди-иди, — сын умчался в сторону толпы перед огороженным участком.

Барбара с матерью остались одни.

— Мама, помнишь я рассказывала тебе о Тереске?

— Вижу, это ещё не всё, Басюня.

— Знаешь, мама, у неё осталась дочка. Чуть младше Никиты.

— Да, конечно помню. Бедная девочка. Ты рассказывала, она теперь в детском доме?

— Вот-вот, мама, я именно об этом, — Барбара набрала в грудь воздуха, — Мы с Борисом решили, что должны её усыновить.

Мама с интересом посмотрела на Басю.

— Ты понимаешь, мама — раз Каринка потеряла мать из-за меня, то это я теперь должна её заменить, — холера, а вдруг мама сейчас возьмёт и назовёт всю затею с усыновлением несерьёзной?

— Знаешь, Басюня, — ну вот, прямо сейчас и назовёт, — а я-то думала, когда ты мне это скажешь? Ведь не могла же я так ошибиться в своей маленькой девочке?

И поцеловала Басю в лоб, как в детстве. Она всегда любила свою дочурку. Бася тоже всегда любила свою маму.

Ведь свою маму нельзя не любить.

Конец

Вроцлав, июнь-ноябрь 2009 г.

Приложения

История и география Мира Королевы Барбары