Красная книга. Черновик

— Сэр, похвалите их в присутствии барона де Сталя. Зная русских, после событий, я думаю их дни будут предрешены в Персии. Их выкинут как нашкодивших котят и отправят пересчитывать лосей в Лапландии.

— Ну что же, спасибо за советы. Я еще долго буду в Англии, так что приезжайте в конце месяца на рыбалку, тем более это ваше хобби. Вам передадут приглашение. Обещаю, с вами захотят познакомиться очень интересные люди.

Сэр Генри Чарльз Кит Петти Фитцморис, 5 й маркиз Лансдаун, вице-король Индии, личный друг наследника Британской Империи, тепло и по-дружески проводил молодого человека до двери своего кабинета.

Тифлис, февраль 1893 года

Возвращаться на Родину дипломатам пришлось по окружному пути.

Уже в Тифлисе выяснилось что Грузинская дорога завалена снежными лавинами в перевалах Кавказа, и поэтому самый быстрый путь будет через порт Батум до Одессы, а уже оттуда скорым до Петербурга.

Зимний Тифлис не понравился Литвинову: грязь, грязь и еще раз грязь, без всякого восточного колорита, который был всего полгода назад. Улицы были полны просящих милостыню, в массе своей неудавшихся переселенцев с Поволжья, которых регулярно гоняли казаки.

За те три дня что дипломаты были в столице Кавказа, как тогда называли бывшую грузинскую столицу, дипломаты успели отметиться на приеме главноначальника Кавказа Шереметева. Впрочем для Александра прием быстро закончился, так как Бюцов и главноначальствующий гражданской частью, а также командующий войсками кавказского военного округа и войсковой наказной атаман Кавказских казачьих сил, а именно так звучал полный титул данной должности, уединились в отдельном кабинете.

Вышли они оттуда примерно через полчаса, при этом нельзя сказать, чтобы в приподнятом настроении.

"— Судя по вашим словам и отчету ротмистра Бельгарда, полковника Шнеура надо поменять?Жаль, хороший офицер.

— Да, офицер хороший, но отношения у него с визирем плохие",услышал окончание разговора Литвинов.

Впрочем, невеселый разговор не помешал Наместнику, довольно тепло проститься с дипломатами.

Выяснилось, что Сергей Алексеевич, сам начинал свою службу гусаром, как боевой офицер, прошедший весь путь по усмирению Кавказа, уважительно относился к офицерам, покинувшим службу по ранению.

Ночное путешествие до Батума запомнилось Литвинову только частыми туннелями, да необычным обслуживанием в поезде: вместо полноценного вагона-ресторана, путешествующим выдавались корзинки со снедью.

В Батуми, прогуливаясь по городу, Александр наткнулся на витрину антикварного магазина, в котором увидел красивую турецкую саблю с богато украшенными ножнами. Хороший подарок для Хазаля, мелькнула мысль в голове у дипломата

Зайдя в магазин, он попросил оружие у продавца.

Увы, красивая внешне, это была дешевая имитация настоящего оружия. Таким подарком скорее только обидишь, чем обрадуешь. Александр вернул саблю продавцу

— Может, я чем могу помочь?,— услышал за своей спиной Литвинов вежливый вопрос, обильно сдобренный ларским акцентом

— Да...,— продолжить фразу Литвинов не смог,— так сильно он удивился внешнему виду нежданного помощника.

Перед ним стоял здоровенный, за два метра ростом арап, одетый в синюю, аджарского покроя куртку и такие же с курдюком шаровары. На голове — красная турецкая феска, под курткой цветной с воротником бешмет. Негр был подпоясан широким кожаным поясом, за которым торчал старинный кремневый пистолет с серебряными украшениями и длинными шнурами, спускавшимися от рукоятки, тут же висел обыкновенный кавказский кинжал.

Литвинов помотал головой. Наваждение и не думало пропадать — вот оно стоит перед тобой: широкий курносый нос, черная как смоль кожа, на котором особенно ярко выделяются белые белки глаз

— Извините, ваш вид меня столь удивил, что я даже мысль потерял — не стал кривить душой Александр.

— Вы, наверное, приезжий. Такое бывает. Марджан — представился незнакомец.

— Марджан, я ищу подарок моему другу в Персии. Он шейх, и потому эта безделушка — дипломат слегка кивнул в сторону сабли, — явно не подойдет.

В течение десяти минут Литвинову были представлены несколько вариантов подарка -некоторые он отверг, потому как считал неподходящими, другие — как слишком дорогие.

Но все же, без покупки он не ушел,— Коран в издании Казанской типографии, в солидном, стариной чеканки медном окладе, выполненный четким и красивы типографским шрифтом на арабском языке, показался ему наиболее подходящем подношением.

Марджан вызвался поднести подарок к гостинице, так как весу в нем было не меньше чем полпуда. По дороге, Литвинов узнал, какими судьбами оказались негры в Батумской области.

В оттоманской армии сыздавна были отряды набранные из нубийцев с Нила. Как и в любой армии, отряды перемещались по стране, а если государство вело войну, то посылались туда, где было кровопролитие.

Вот и дед Марджана, по военной службе оказавшийся на Кавказе, решил осесть здесь, женившись на местной ларке.

Таких как дед Марджана было много, и к моменту перехода Батума под российское подданство, в городе и окрестностях жило 40 семей с темным цветом кожи.

Но, как не без гордости отметил Марджан, в нем кровь оказалась самая сильная, остальные потомки пришельцев с Нила, уже вполне внешне походили на местных, если бы не черно-коричневая кожа.

Надо заметить, что действительно на Марджара никто из местных особого внимания не обращал, чего нельзя сказать о Бюцове, который рассматривал носильщика Литвинова, как явную диковинку.

Отпустив необычного носильщика, Александр присел рядом с Евгением Карловичем и с удовольствием пересказал ему рассказ коренного батумского жителя.

— Теперь вот, думаю как передать Коран в Бушер,— закончил свой рассказ Литвинов с погрустневшим видом.

— Зря голову ломаете. Передадим с почтой. Наверняка охраной поедут казаки на смену в Персидскую бригаду, — ответил посланник.

-Это что за конверты такие, что нужна пара казаков? — удивился его подчиненный.

-Эх, если бы конверты. Там полноценные короба идут с товаром из Германии и Двуединой империи. Мы им транзитные пошлины подняли, вот они теперь решили свою продукцию отправлять по почтовым тарифам — наполовину дешевле получается. А сделать мы ничего не можем — специальную конвенцию ранее подписали. Сейчас пытаемся ограничения поставить по весу и объему за единицу, но не получается.

И не пара казаков в конвое, а полусотня. Так что ваш подарок никого не затруднит. Сегодня зайдем в почтовое управление, сдадим ваш ..хм... Коран. Я сегодня вечером приглашен на чай к начальнику порта, там и комендант крепости будет. Попрошу об услуге

Назавтра идти никуда не пришлось — утром пришел дюжий казак с нашивками младшего урядника.

Рослый, крупный в кости, чубатый и с пышными песочными цвета усами, казак прямо-таки олицетворял мощь Империи.

Литвинов подробно проинструктировал, что делать с подарком-посылкой, и кому ее надо передать. Для верности, решил написать сопроводительное письмо.

'Первому секретарю миссии Шпейеру Алексею Николаевичу!

Уважаемый Алексей Николаевич!

Просьба доставить сей present нашему общему другу Хазалю. Доставит его..' .На этом месте Литвинов понял глаза и спросил урядника

— Как тебя звать?

— Верещагин Павел, по батюшке Артемьевич — степенно ответил казак.

Глава 5

Днем Литвинов и Бюцов отплыли в Одессу на маленьком паровом пакетботе

Увы, путешествие по морю не для всех пассажиров, является приятным времяпровождением.

Море было неспокойным, и маленький пароходик, едва отойдя от берега, начал рыскать по волнам. Пассажиры, и так немногочисленные, почти в полном составе обрели тот зеленоватый цвет, который в 16 веке знатные дамы приобретали с помощью вдыханий различных химикалий. Не обошла сия участь и Евгения Карловича, который повторил шутку модного английского писателя о том, что отважные морские путешественники встречаются чаще всего в гостиных салонов. После этого он простился с Александром и ушел в свою каюту.

Отведать ужин отважились только собственно Литвинов и еще один пассажир: невысокий, но плотный славянин с короткой пушистой бородой, одетый в косоворотку.

Беседу вежливо начал незнакомец, пожелав успешно им всем ступить на твердую землю через сутки. Слово за слово собеседники разговорились, и как-то незаметно ужин перетек в беседу. Вернее в расспросы Владимира Галактионовича, как представился собеседник, о жизни в Персии и ответах Литвинова.

Рассказы Александра о жестокости чиновничества и о биче мздоимства в Персии, поразившем государство сверху донизу, собеседник особо не поразили.

— Видите ли Александр Владимирович, — невежливо перебил он Александра, когда тот рассказывал о жестокости правителя Испагани, — я являюсь корреспондентом 'Нижегородских ведомостей', и видел это все наяву, только не в персидском мираже, а в нашей вполне русской Нижегородской губернии, — горя глазами произнес собеседник.— И мне кажется , вам бы полезно узнать, когда вы рассуждаете о персидских делах, что происходит дома.

— Вы, наверное, обратили внимание на множество нищих, которые просят подаяние по Грузии и в Тифлисе. Это счастливчики, которым удалось получить общинные билеты от общин и земства, и податься в теплые места. Там, откуда они ушли, ждет их только голод, холод и смерть.

У нас, как и тысячу лет назад, 'страна обильна, а порядку в ней нет'.

-Считаете крамола? А вот и нет.

Недавно один господин писал что голода у нас нет. Голод, который должен потрясти, ошеломить, вывернуть человека наизнанку "Голод, это, когда матери пожирают своих детей'. При Борисе Годунове матери, действительно, ели детей; на базарах, по свидетельству историков, продавали порой человеческое мясо; три женщины в Москве заманили мужика с дровами во двор, убили его, разрубили на части и посолили... Вот голод!.. А у нас не голод, у нас эпидемия...'

А то что в обычное время эпидемии умирало по триста-пятьсот душ в месяц на волость, а в текущую 'эпидемию' по девять-двенадцать тысяч, разве это нормально?

Чем дальше шел этот монолог тем больше собеседник волновался. Видно было, что за 'живое' его это задело.

— А вот полюбуйтесь на эту папку, — Владимир достал из саквояжа, который он стоял у его стула, какую-то толстую папку. — Тут у меня различные материалы, подтверждающие мою правоту Вот допустим почитайте это письмо

Письмо оказалось вовсе не письмом, а вырезкой из газеты 'Московские ведомости'. В этом апологете консерватизма, тщательно культивируемым Катковым и его патроном Победоносцевым, было очпубликовано письмо известного поэта Фета Афанасия Афанасьевича.

В кратком очерке, в виде письма, он делился с редакцией и с публикой сведениями о мужиках той местности, где находится его имение. Оказалось, что "обычный пьяный разгул" в этом году превзошел прежние годы, что кабатчики во все стороны посылали на тройках за водкой, так как обычного запаса в этот год не хватило; что безобразия заставляют трепетать перед возможностью пожаров, но, что всего важнее, инженеры (строящейся железной дороги), "изготовив тачки и лопаты, предложили местным крестьянам работать по двадцать три рубля в месяц пешему крестьянину и тридцать пять рублей конному рабочему. Явились рабочие, но на третий день, сказав: "Мы не каторжные", ушли с работы, говоря: "Я по миру отправлюсь и наберу рубль в день, и лошадь накормлю, да еще и водочки выпью". Вслед за этим крестьяне были обвинены в поджогах, и обвинитель спрашивал, неужели продовольствие будет доставляться и в те селения, которых жители "с увлечением предаются истреблению уцелевших запасов?"

— Вы хотите сказать, что все это неправда? — удивился Литвинов.

— Все, от последнего до первого слова.

Вот почитайте мой отчет. Не хотелось бы, но боюсь вы будете одним из немногих его читателей.

Литвинов углубился в чтение. Читать было нелегко, настолько тягостное впечатление создавалось у читателя с каждой прочитанной строкой, с каждым абзацом. Здесь было все: бесправие крестьянства, бездушность купечества, глупость провинциального дворянства и чиновничества. Поневоле хотелось расправить плечи, добраться до этих чиновников-казнокрадов и навести порядок. Но вчитываясь в титулы: нижегородский губернатор, заместитель председателя дворянства целой губернии, известный публицист, да и просто друзья императора, все более ощущаешь свое бессилие.

Чем дальше читал, Александр статью, тем больше ему хотелось уйти. Статья собеседника ранила его сердце и честь, но возразить было ничего. Уж слишком доходчиво и убедительно звучали доводы его нежданного попутчика.

Поэтому сославшись на усталость и позднее время, он отклонялся журналисту, поблагодарив за компанию к ужину.

Прочитать текст Короленко можно здесь http://samlib.ru/m/maslow_a_w/pr1.shtml

Утром, пакетбот причаливал к пирсу Одессы.

Первым на корабль поднялся жандармский офицер.

— Просьба господину Короленко пройти со мной в экипаж.

Александр увидел что его собеседник подошел к офицеру, решил заступиться.

-Этот человек ни в чем не виноват, вы наверное ошиблись!— сказал он жандарму.

Тот его внимательно оглядел, потом открыл папку и зачитал из имевшегося документа:

'... Короленко Владимиру Галактионовичу, велено по прибытию в Одессу, в город не пускать, а выдать пачпорт и проследить, чтобы отправился на судне и покинул края Российской Империи'.После этого офицер, сложил бумаги вместе, поднял глаза, и четким, армейским голосом произнес:

— Просьба не мешать. Я при исполнении.

После этого обернувшись к Короленко, произнес:

-Жду вас с вещами у того поста. Мне предписано проследить что вы вошли на корабль.

_ Вот такая оказия, — смущенно произнес журналист.— Спасибо за заступничество, но все уже решено.

-Да что вы — смутился Александр,— Куда вы теперь?

— Давно думал поехать в Америку , посмотреть как духоборы там устраиваются. Жаль, что так все обернулось. Я не бунтовщик , и хочу только чтобы жить в нашей стране было только лучше.

Пожав друг другу руки, они разошлись.

Так как часть пассажиров-армян ехала из Трабзона транзитом через Батум в Одессу, пакетобот причалил к пирсу, который осуществлял пограничный и таможенный контроль.

Литвинов, полагая, что это пустая формальность , полностью ушел в свои думы, тем более, что Бюцев пропал, разговорившись с каким-то чиновником. Пограничный контроль дипломат прошел, едва обратив на него внимание: проверявший унтер Пограничной стражи, только увидев особый паспорт, в руках Александра пропустил его вне очереди, проставив отметку о прибытии в Одессу.

Но вот таможенный контроль, так легко дипломату пройти не удалось.

Показав носильщику свои чемоданы, Литвинов вышел за огороженный участок, оглядывая панораму порта, и дожидаясь своих сундуков и попутчика.

Прождав минут десять, и не дождавшись носильщика, Александр забеспокоился. Он припомнил, что в путеводителе Фельдберга 'Вся Одесса', который он пролистал в гостинице в Батуме, было осторожное упоминание о том, чтобы гости не слишком отдалялись от своих вещей, что в переводе с книжного на человеческий, означало, что в Южной Пальмире есть умельцы, которые могут 'рвать подметки на ходу'. Шальной город.