Xxi век не той эры

Глава11. Урок.

Виднеласьсбоку поднятая бровь,

А рядом что-то билось и дрожало -В виске еще не пущенная кровьПульсировала, то есть возражала.И перед тем как ринуться посметьОт уха в мозг, наискосок к затылку,-Вдруг загляделась пристальная Смерть

Нажалкую взбесившуюся жилку

В.С. Высоцкий, "Попыткасамоубийства"

Сын Тора по бабам, как порой в особо мрачные моменты думала Ольга, небегал. Странным образом пресловутые "бабы" егоинтересовали чуть меньше, чем никак. "Странным", потомучто в прежние времена, когда у Ульвара была возможность и желаниеполучать плотские удовольствия в женских объятьях, объятья эти оченьредко две ночи кряду принадлежали одной женщине. А сейчас его вполнеустраивала одна конкретная женщина, и даже не смущало её уже невполне стройное тело; хотя раньше и в страшном сне ему не моглопривидеться, что беременная женщина может возбуждать. Может, этовозраст что-то изменил, может дело было в конкретной личности...

Да мало ли! Тем более, самого Ульвара этот вопрос совершенно нетрогал. Его всё устраивало, и ладно. А если не устраивало кого-тоещё... Что ж, попробовал бы этот "кто-то" что-то емувысказать. Опознавать советчика пришлось бы по генной карте.

Нынче его интересовали другие, куда более полезные и важные вопросы,связанные с новым местом службы. Сыну Тора действительно былоинтересно возиться с инопланетной техникой, опыт такой возни у негобыл приличный, и приняли его с распростёртыми объятьями.

Умственная деятельность, пусть и временно, с лихвой заменила норманнуадреналин и прочие мужские удовольствия. Наверное, потому, чтоудовольствие от решения поставленной логической или техническойзадачи было для него новым ощущением, хоть и родственным в какой-томере прежним.

Выглядел в новом амплуа он хоть и диковато, но никто не удивлялся.Всё-таки, при всех своих многочисленных недостатках Ульвар сын Торабыл человеком умным, причём умным именно логически, в нужномнаправлении.

В данный момент мужчина занимался устранением последствий вчерашнейаварии, так выведшей его из себя. И его состояние можно было понять;опытный боевой офицер слёту распознал диверсию, и был в ярости, чтокто-то посмел... Знал бы он, что посмели с попустительства и даже попрямому указанию самой Императрицы, вообще, наверное, имел шанслопнуть от злости. А так умные люди аккуратно направили энергиюнорманна в нужное русло. Отвлекли от поисков злоумышленников,навалили на его плечи кучу иной полезной работы... В общем, люди былипрофессионалами, и сработали профессионально.

А на следующее утро после аварии сына Тора вызвали висследовательский институт. Предчувствие абсолюта странным образоммолчало (оно вообще не подавало признаков жизни после возвращения сИрия), но обычное человеческое чутьё ничего хорошего не предвещало.

— Кириос Ульвар, — склонил голову, приветствуя его в своём кабинетеЧоуилоу сын Кетцалькоатля. — Я, собственно, по какому вопросу, -нахмурившись, проговорил он. — Мы закончили работы с привезённым вамиобъектом, кириа Ольгой.

— И? — поторопил сын Тора, не понимая, к чему нужно такое введение иэти театральные паузы.

— И она была признана опасной, — отводя глаза, со вздохом сообщилтольтек. — Я пытался объяснить Её Величеству, но она быланепреклонна. И отдала приказ о... немедленном устранении.

— Наконец-то девчонка начала думать головой, — хмыкнул Ульвар. — Апричём тут я?

— Понимаете, Её Величество настаивала, что... коль уж вы её привезли,то...

— Мне и увозить? — цинично усмехнулся норманн. — Логично, да. Выименно для этого меня вызвали?

— Да, — не стал миндальничать Чоуилоу. — Не хотелось бы откладывать.Зачем лишний раз мучить бедную девочку, — и он протянул сыну Торалёгкий плазменный пистолет. Непривычное и не по руке оружие, большеподходящее для самозащиты какому-нибудь медику, чем бывшему ПервомуПалачу для приведения приговора в исполнение. Но возражать он нестал. Не всё ли равно! — Предлагаю всё закончить прямо сейчас, да? -неуверенно проговорил сын Кетцалькоатля. Удивительно мирного идоброго полубога явно коробило от перспективы, и он переступал черезсебя. Утешало его только то, что самая грязная работа предстояла неему.

Ульвар кивнул, и оба абсолюта двинулись по коридорам.

Однако чем дольше они шли, тем более зыбкой становилась решимость иуверенность сына Тора. Прежде он никогда не знал сомнений, а воттеперь — сомневался, и от этого ему было не по себе. Он раз заразом задавал себе вопрос: а так ли уж опасна эта девочка изпрошлого? И раз за разом отвечал: осторожность прежде всего, нельзяоставлять потенциально опасный объект в живых. Но чем дальше, темменее убедительным казался этот ответ. Разум признавал его логичностьи не спорил. Так в чём же дело?

А дорога как назло оказалась очень долгой. И к концу её мужчинабуквально весь извёлся, пытаясь найти причину несостыковки долга исобственных желаний. Но так и не смог найти, когда Чоуилоуостановился возле какой-то двери и, решительно вздохнув, кивнул нанеё своему спутнику, отступая в сторону.

— Ульвар? — Ольга озадаченно вскинула брови, увидев совсем не тогочеловека, который всё это время водил её по разным кабинетам.Единственной обстановкой небольшой светлой комнаты было широкоеисследовательское кресло непонятного назначения, в которое её минутдвадцать назад усадили. Что конкретно здесь могли в ней проверять,она даже не предполагала. Но это было нормально, так было сбольшинством тестов.

Одетая в стандартный больничный наряд, с собранными в нетугую косуволосами, она выглядела особенно хрупкой и беззащитной.

А потом её взгляд зацепился за оружие в руке мужчины. Зрачкииспуганно расширились, взгляд метнулся к лицу сына Тора. Она как-товдруг и сразу всё поняла, ярко-зелёные глаза потухли, и даже будтовыцвели за одно мгновение.

Почему-то смотреть сейчас в её глаза ему было невероятно тяжело.

— Прости, — еле слышно выдохнулсквозь зубы Ульвар. Женщина судорожно вздохнула, зябко обхватываясебя руками за плечи, и отвела взгляд. Тольколегче сыну Тора от этого почему-то не стало.

Наверное,было бы проще, если бы она начала о чём-то просить,или ругала его, или... Но она молчала, упрямо закусив губу изажмурившись, терпеливо ожидая смерти. И от этого на душе отставноготрибуна Наказателя было ещё паскудней.

Мужчина поднял руку, лёгкийплазменный пистолет в которой казался почти игрушечным. И судивлением понял, что рука его дрожит. Едва заметно, но это былпервый раз в его жизни, когда собственноетело вдруг подвело. Незначительно; но это уже было показательно.

Онпопытался разозлиться на жалкую девчонку, оказавшуюся такойупрямо-правильной и противоестественно разумной. Но разозлитьсяполучилось только на себя. За слабость, за безволие, задрожащие руки,за почему-то стучащее в ушах сердце и вставший в горле ком.

Злость нажала на спуск; не он. Ине промахнулась. Никто из них двоих никогда не промахивался, темболее на таком расстоянии.

Злость нажалаи пропала. А Ульвар сын Тора в состоянии озадаченного ступораразглядывал распростёртое на слишком большом кресле уже мёртвое тело.И с искренним удивлениемпонимал, что ему... больно? Точныйдиагноз поставить не получалось, потому что было совершеннонепонятно, что именно и почему, собственно, болит. Но общее состояниебыло на редкостьотвратительным.

Более того, через пару секунд мужчина подобрал этому состоянию ещёодно странное определение. Полубог чувствовал себя так, будто не онтолько что выполнил приказ, на котором и сам настаивал, а ему самомупрожгли сквозную дыру во лбу, приведя в исполнение подписанныйИмператрицей приговор. И что не худенькая девушка из прошлого сейчаслежит, остывая, в исследовательском кресле, а он сам.

Растерянно, как будто впервые увидел, полубог посмотрел на пистолет вруке. Мужчину плотным облаком окутывало ощущение неправильности,нереальности происходящего. Словно это всё было страшным сном. Или онне человека убил, а одним выстрелом — сразу весь мир.

А потом пришло осознание. Запоздало, но сразу как-то вдруг, махом, иоткуда-то извне, а не из собственной головы.

Что он только что своей собственнойрукой убил будущее. Невсего мира,куда там до таких масштабов; она и от гибели галактики не поморщится.Он убил завтрашнийдень одного-единственного человека. Не смешной и удивительнооптимистичной девочки Оли; свой собственный.

Убил своего собственного ребёнка,появившегося благодаря чуду и так и не увидевшегосолнца. И... это самое чудотоже убил. Жизнерадостную женщину с мягкой рыжей косой, от улыбкикоторой ему как будто становилось легче дышать.

Пистолет к виску он поднёс даже почти осознанно. То есть, онпрекрасно отдавал себе отчёт, что поступает странно и нелогично. Нобыл твёрдо уверен, что это будет лучший выход. Правда, самоубийствомон это всё-таки назвать бы не смог; это было устранениенесоответствия между реальным положением вещей и видимостью этогоположения. Самоубийство он совершил несколькими секундами ранее.

У самого виска щелчок был хорошо слышен. Вот только ожидаемой темнотыза ним не последовало. Сын Тора вновь озадаченно, но уже внимательнейпосмотрел на пистолет, и всё встало на свои места: в оружии былтолько один заряд, и абсолют его уже потратил.

— Не трудись, — прозвучал спокойный женский голос. — Тамдействительно больше нет зарядов. Дай сюда, — подошедшая Императрицатребовательно протянула руку. Ульвар совершенно не удивился еёприсутствию, и даже не стал возмущаться, а спокойно отдал бесполезноеоружие. Он вообще сейчас всё делал механически, не понимаяпроисходящего. Ему казалось странным, как такое может быть: будущегонет, а настоящее всё длится и длится. — Я поступила по-твоему,подписала приказ. Как тебе результат? И кем же ты себя сейчасчувствуешь? — задумчиво уточнила Её Величество, с интересомразглядывая мёртвое тело и похлопывая по ладони пистолетом. -Сволочью? — с непонятной циничной иронией уточнила она.

Впрочем, её собеседник небыл способен на анализситуации, и незадумывалсяо мотивах, поступках и странностях поведения Императрицы.

— Покойником, — честно ответил, пожав плечами, полубог.

— Хм? То есть, всё даже интересней,чем я ожидала, — Её Величество насмешливо улыбнулась. — Ладно,пойдём, — и, уцепив мужчину за рукав, потащила его прочь из комнаты.Он не сопротивлялся и ничегоне спрашивал, даже по сторонам не смотрел, а просто механическипереставлял ноги. А потомстранная процессия из двух человек по коридорам и переходам добраласьдо ещё одной комнаты.

Если бы это здание было больницей,комнатка вполне могла значитьсяв ней ординаторской. Небольшая и довольно скромная, но очень уютнаягостиная с несколькими шкафами, мягкими потёртыми креслами,диваном и невысоким столом,на котором сейчас был накрыт небольшойперекус: чай и вазочка с конфетами и печеньями. За столом о чём-товполне мирно и увлечённо болтали три женщины.

Самая старшая, всё ещё красивая элегантная ямато, была Ульвару незнакома. В ещё одной, светловолосой красавице с обманчиво мягкимичертами лица и таящейся в уголках губ улыбкой, он опознал старшуюдочь Императрицы. А вот третья...

Мир вокруг странно качнулся и предпринял попытку встать с ног наголову. В голове сына Тора образовалась не просто пустота, а дажекакой-то вакуум, заставляющий череп сжиматься со всех сторон.

Под синхронный испуганный возглас трёх сидящих женщин абсолют в двашага подошёл к креслу, в котором сидела Ольга. Того, что походя онсломал стол и едва не ошпарил кипятком наследницу, сын Тора просто незаметил. Женщина же, к которой он вот так напролом метнулся от входа,не попыталась спастись бегством просто потому, что растерялась. Оченьстранно выглядел в этот момент сын Тора; странно и жутко.

А потом отступать было вовсе поздно,да и технически сложно. Да идальнейшее поведение угрюмого викинга настолько шокировало гостью изпрошлого, что она не сумелабы сбежать, дажеполучив такуювозможность.

Ульварупал рядом с креслом на колени; действительно,не опустился плавнои ловко,как двигался обычно,а рухнул всей массой. Вцепилсяодной рукой в подлокотниктак, что пластик хрустнули начал крошиться подпальцами, авторой ладонью поспешно и даже почти судорожно обхватил лицо женщины.

Что за чувства затопили его в тотмомент, когда пальцыпочувствовалиживое тепло, он не знал. Да даже если бы в тот момент эти же эмоциимог испытывать какой-тодругой, более привычный к нимчеловек, он тоже не сумел бы разобраться в этой какофонии.

Но одно главноеощущение, подавляющее ипревосходящее всеостальные,опознать сумел и сам Ульвар. Это было облегчение. Такое полное иогромное, как будто... вообще всёво всём мире разом стало хорошо. Война закончилась, Альянса большенет, богов нет, и наступило всеобщее благоденствие.Или как будто душа вдруг покинула тяжёлое и неуклюжее тело, и вот-вотвоспарит к небесам, подхваченнаяпроносящейся мимо валькирией.

Охваченныйстранной и невыразимой жаждой просто бытьи ощущать, он рывкомпридвинул женщину ближе, обнял обеими руками, прижимаяк груди. Даже не обнял; почтивцепился в неё, и наконец-то сделал вдох, впитывая лавандовыйзапах её волос. Только теперь заметив, что всё это время не дышал. Вэтой комнате — точно, а вотнасчёт пути сюда он уже был не уверен.

— Смотри-ка,какой потрясающий терапевтический эффект, — немного отрезвил и вернулна землю ошарашенного и совершенно деморализованного Ульвараоткровенно ехидный голос Императрицы. — Правы были древние, всёгениальное — просто.

— Выпорю, — тихо процедил практически себе под нос сын Тора, невыпуская из рук боящуюся лишний раз шевельнуться Ольгу, совершенноошарашенную его поведением и немного придавленную слишком крепкимиобъятьями. Не до боли и удушья, но весьма ощутимо.

— Угу, — ничуть не обиделась Её Величество. — Потомство своё когдавоспитывать начнёшь, его и пори. Если Ольга разрешит, — продолжалаехидничать она. — А мне ты должен сказать спасибо, что я слушаю неидиотов вроде тебя, а умных людей начиная с себя самой. Было бы всёэто правдой, и назад отмотать уже не получилось бы. Радуйся, что тысейчас с моей подачи безболезненно и своевременно всё понял, а несвоим ходом дошёл, когда стало уже поздно.

— Безболезненно? — хмыкнул мужчина, уже вполне беря себя в руки инаходя силы выпустить из этих самых рук несколько помятую женщину.

— Ну, во-первых, ты всё-таки незастрелился, что не может не радовать, — цинично фыркнулаИмператрица. От полубога не укрылось, как при этих словах испуганновздрогнула, вцепившись в его рубашку, Ольга. Поймав её встревоженныйвзгляд, он задумчиво хмыкнул. Почему-то эта тревога емупонравилась. -Во-вторых, я довольно быстро оставила тебя в покое, хотя могла быпомучить до вечера. Но тут благодари моё чуткое отзывчивое сердце,ему стало тебя жалко; я,признаться, не ожидаланастолько сильнойреакции. Ну, а, в-третьих, и это самое главное, всё было непо-настоящему. А вот если что-то подобное произошло бы в реальности,без моего вмешательства, отменить бы ничего не получилось. Ты почащевспоминай свои ощущения; авось, правда поумнеешь.

— А что случилось-то? — неуверенно подала голос Ольга, переводяозадаченный взгляд со всё ещё стоящего подле неё на коленях мужчинына вольготно рассевшуюся в кресле Императрицу и обратно.

— Это останется нашей маленькой тайной, — тонко улыбнулась ЕёВеличество. — Пока один хорошо известный тебе норманн не забывается иведёт себя достойно вассала, а не пытается воспитывать своюИмператрицу.

— Шантаж? — без раздражения, даже с каким-то непонятным одобрениемусмехнулся сын Тора.

— Не без этого, — не стала лукавить Императрица. — Хотя предметшантажа и незначительный, согласна. Но в твоём случае это правильнейназывать "воспитательной мерой". Ты, главное, правильныевыводы сделай из произошедшего. Подумай, как следует поступить, ипоступи строго наоборот, — весело заключила она.

— Постараюсь, — спокойно кивнул норманн.

Он был действительно слишком крепким и физически, и психически, чтобыдаже такое потрясение могло его раздавить или надолго вывести изравновесия. Окажись та сцена правдой, варианты были бы возможны. Ноне теперь, когда совершенно живая Ольга находилась на расстояниивытянутой руки, и даже ближе.

— Я могу идти, моя Императрица? — с лёгкой иронией поинтересовалсяон, слегка склонив голову.

— Иди, иди, оживай, шут гороховый, — махнула на него рукой ЕёВеличество, насмешливо улыбаясь. — Ольгу береги.

— В этом можете не сомневаться, — скорее себе, чем ей ответил Ульвар.Тонкие губы норманна сложились в жутковатую усмешку. Он опятьосторожно погладил по щеке вздрогнувшую от неприятной гримасы Ольгу,привычно не ожидавшую от подобного выражения на лице огромногомужчины ничего хорошего, после чего осторожно подхватил женщину наруки.

Отойти-то от потрясения он отошёл, но надолго выпустить из рук такимнеожиданным и даже почти извращённым способом обретённую важную частьсвоей жизни пока не мог.

Сложно сказать, что именно понял сын Тора из устроенной ЕёВеличеством наглядной демонстрации. Главным открытием стало то, чтонеуверенно цепляющаяся за его плечи женщина, которую он держал вруке, значила для него удивительно много. Как, почему — он незнал, но ощущение обречённой пустоты запомнил отлично. И был готов намногое, чтобы это самое ощущение не вернулось. С логикой у норманнапроблем не было, и вывод был сделан: пока эта женщина жива, ончувствовал себя спокойно. Значит, что? Значит, надо сделать так,чтобы она была жива. И находилась под присмотром.

В общем, вряд ли он понял именно то, что хотела донести до негоИмператрица. И в связи с этим Ольге можно было толькопосочувствовать.

Справедливости ради стоит отметить, что посочувствовать не мешало иУльвару. Он впервые в жизни оказался в ситуации, в которой вообщеничего не понимал. Не знал сын Тора, что такое любовь и с чем еёедят. Слово такое слышал, но когда-то очень давно, в ещё довоеннойжизни, и даже тогда весьма смутно понимал, что оно означает. Да иоткуда бы взяться тому самому пониманию, если самого хмурого норманнаразве что мать любила как умела? А умела, честно говоря, плоховато;она тоже была довольно нечуткой и далёкой от сентиментальностиженщиной.

Более того, даже те смутные теоретические представления в его головене всплыли, потому что самостоятельно связать собственные чувства сэтим непонятным словом он просто не догадался. А Императрица,конечно, была мудрой женщиной, но даже она не представляла в полноймере, насколько запущенный случай попыталась распутать.

Чего Ульвар точно не понял, так это истинных причин, сподвигших ЕёВеличество на организацию всего спектакля. Ну, в самом деле, не моглаже Императрица лично тратить своё бесценное время на мелкие трудностиодного-единственного вассала! Или могла?

В леталку он грузился, к слову, так и не выпустив Ольгу из рук, чемдополнительно её встревожил. Не пристёгиваясь, ввёл координаты,поднял аппарат в воздух и откинулся на спинку кресла, прижав женщинук себе, уткнувшись лицом в макушку и медленно поглаживая Ольгу поспине. Нельзя сказать, что ту подобное поведение успокоило...

— Ульвар, что произошло? — она вновь предприняла попытку разобратьсяв происходящем.

— Ничего, — поморщившись, отмахнулся он. Де-юре даже не соврал. -Просто... увидел плохой сон, — мужчина иронично хмыкнул.

— Это же насколько должен был быть плохим тот сон? -пробормотала себе под нос гостья из прошлого. — Конец света что ли? -вопрос был риторический; сын Тора подобные обычно игнорировал. А тутвдруг решил ответить.

— Почти, — вновь хмыкнул он. И крошечная кабинка планетарноготранспортного средства опять наполнилась неподвижной тишиной. -Завтра ты останешься дома. Точнее, сначала надо будет установить тебекацалиоцли, — нарушая молчание, почему-то продолжил Ульвар. Он нелюбил пустую болтовню, но сейчас тишина тяготила. Для разнообразия,не по каким-то загадочным иррациональным причинам, а по вполнепрозаичным: в тишине в памяти то и дело воскресали воспоминания онедавних событиях. И от этих воспоминаний по спине пробегал мерзкийпредательский холодок.

В тишине было невероятно трудно удержаться от того, чтобы начатьцеловать доверчиво льнущую к нему женщину. А удержаться былонеобходимо: он точно знал, что, начав, не сможет остановиться оченьдолго. Не в кабине же этим заниматься! Нет, сегодня ему хотелосьдругого. Хотелось, чтобы всё было очень медленно и очень долго;хотелось прочувствовать каждую клеточку своего и её тела.

Наверное, так он хотел доказать себе, что всё произошедшее на самомделе было сном.

— Зачем? — озадаченно переспросила, грустно хмыкнув, Ольга. — Жалкоже переводить ценный прибор. А я...

— Нет, — резко возразил он, на пару мгновений рефлекторно прижавженщину к себе ещё крепче. — Забудь об этом. Ты не умрёшь.

"Никогда?" — хотела съехидничать она, но удержалась.Слишком уж бурной была реакция полубога на привычное замечание, какбудто он по какой-то причине действительно очень не хотел еёсмерти. Уточнять Ольга не стала: слишком страшно было разочароваться.

Про то, что у женщины нет полезного приспособления, без которого онсам чувствовал себя как без рук, Ульвар вспомнил отнюдь не изальтруистических соображений. Просто, как любой нормальный командир,поставив перед собой цель, он принялся методично к ней двигаться.Целью была безопасность гостьи из прошлого, а цаля — одним изсредств достижения оной, потому с помощью этого многофункциональногоустройства всегда можно было отследить местоположение владельца. Нето чтобы сын Тора всерьёз думал, что женщину похитят, или она решитсбежать, но перестраховаться не мешало: мало ли что!

До спальни он всё-таки не дотерпел. С жадностью умирающего от жаждычеловека, дорвавшегося до воды, начал целовать её ещё на пороге,практически на ощупь двигаясь по дому. И потом, уже в спальне, долгоне мог оторваться от её губ, так что аккуратный "больничный"наряд женщины погиб в неравной борьбе. Плотная ткань расползлась подпальцами абсолюта как мокрая бумажная салфетка.

Собственную мысль он в итоге воплотил в реальность. Целовал и ласкалжеланное тело, раз за разом подводя женщину к пику наслаждения и недавая ни секунды передышки. Ольга стонала и тихонько всхлипывала,звала его по имени, умоляла то прекратить эту пытку, то неостанавливаться; и всё это странным образом заставляло егочувствовать себя живым и доставляло невероятное наслаждение.

Потом он лёг на неё сверху, удерживая свой вес на локтях, и, обхвативладонями её лицо, хриплым тяжёлым шёпотом рявкнул:

— Открой глаза! — после чего, поймав затуманенный удовольствием ижеланием взгляд, добавил уже мягче: — Я хочу видеть.

Нестерпимо хотелось, чтобы этот взгляд остался в памяти навсегда,стёр из неё совсем другой — обречённый, пустой, погасший.

Глаза в глаза, сильно и мучительно медленно, пока у неё не осталосьсил даже на бессвязный шёпот. И оно того стоило. Наблюдать, как врасширенных зрачках отражается невероятное, почти непереносимоежелание. А в следующий момент наступает долгожданная разрядка, ногтиотчаянно впиваются в мужские плечи, и глаза закрываются сами собой,потому что сознание не выдерживает затопившего его наслаждения.

А потом норманн в несколько быстрых движений догнал свою женщину навершине удовольствия. И у него перед глазами тоже потемнело.