Плакальщик

— Да. И правда нужно проведать нашу злостную тунеядку. Ведь второй день уже как безработная. Она просто обязана поделиться своими ощущениями — продолжала веселиться неугомонная Светлана. Только вот холодный голос вернувшейся к своему обычному состоянию Лиды сбил всю радость, словно ушат ледяной воды на голову.

— Какие у нее еще могут быть ощущения, кроме плохих. Вспомни только, как долго мы ее пытались вытолкать взашей с этой работы. Больше месяца! И что-то я сомневаюсь, что это был обычный каприз беременной женщины. Сдается мне что она пыталась просто забыться в работе. Старалась не оставлять себе ни единой свободной минуты на переживания. Да ведь она даже после увольнения не сидит на месте, бегает туда сюда, суетится, что-то пытается делать. Мы ее даже вчера вечером не застали, вновь куда-то усвистала и даже записки не оставила — Света на некоторое время замолчала словно что-то обдумывая. Потом горько вздохнула и все же продолжила.

— Нет, без работы ей ничуть не сладко. Своими упреками мы заставили Нину остаться наедине со своим горем. Нам было не досуг думать о ее чувствах. Мы словно куры-наседки пеклись лишь о ребенке и совсем позабыли о ней самой, всей этой суетой медленно но верно загоняя ее в могилу. Не знаю что у нее сейчас творится в голове, но мне кажется что ни чего хорошего. Столько потрясений разом мало кто сможет выдержать без последствий и я сильно сомневаюсь в стойкости нашей Нинки.

— Подожди, подожди — потребовала до сих пор молчавшая Лида. — Опять ты беду кличешь. Да от твоих слов пользы даже меньше чем от твоего же любопытства. Может толком скажешь, что нам с этим делать? Мол "Так вот и так. Чтобы помочь нашей Ниночке нужно то-то и то-то". Объясни что делать, а не морочь мне голову всякими мрачными глупостями — возмущенная женщина заступила своей подруге дорогу, всем своим видом давая понять, что ни сойдет с этого места, пока не услышит от нее хоть какой-то ответ. Свете волей-неволей пришлось остановиться и посмотреть на разозлившуюся Лиду, но взглянув в ее возмущенно прищуренные глаза тут же отвернулась, не выдержав этого упрямого и тяжелого взгляда.

— Если откроешь глаза, то поймешь что это не глупости, а печальная правда. Ну а на счет Нины... Могу сказать лишь одно. Наедине со своим горем ее оставлять точно нельзя. Нужно как можно больше времени проводить с нею. И это, на мой взгляд, куда лучше чем стоять на пороге дома и без причины собачиться друг с другом — на этот раз пришлось пристыжено отвернуться уже Лиде. Правда длилось это неловкое молчание не очень долго. Прошло не более десятка секунд, как она вновь вскинулась оглядываясь по сторонам. В горячке спора женщина не заметила как и впрямь оказалась около общежития.

— Да, тут ты права. Оставлять Нину надолго одну точно нельзя. Так что давай поспешим, пока она опять куда-нибудь не убежала — с этим они обе согласились, после чего, отбросив прошлые разногласия и раздражение, будто маленькие девчонки, наперегонки побежали вверх по мраморным ступеням общежития. Они обе давно устали бояться и эти мгновения бесшабашного детского веселья были для них лучше любых правильных слов или лекарств.

* * *

К сожалению, как бы они не спешили, застать Нину дома у них не получилось. Ни на их этаже, ни в своей комнате ее увы не оказалась. Находясь в некотором замешательстве, девушки сразу даже и не сообразили, что делать дальше. Так и стояли недвижимо на общей кухне, не решаясь нарушить повисшую тишину.

— Хмм... — как-то нерешительно прочистила горло Света. — Может у кого-нибудь спросим, куда она могла пропасть. Людей ходит много, авось кто и слышал краем уха, куда собиралась уходить наша "мамаша" — интонация в этом предложении была скорее вопросительная чем утвердительная, а легкая дрожь в голосе намекала на стремительно нарастающее беспокойство.

— Хорошая идея, пошли поспрашиваем — поспешила согласиться Лида, напустив в голос побольше бодрости чтобы успокоить свою подругу — А вон кстати и первый кандидат для нашего допроса. Сама к нам идет, может после нее даже искать никого не придется — по знакомым шаркающим шагам доносившимся из коридора, можно было и впрямь понять что на кухню идет их соседка. Несколько секунд ожидания и вот в помещении появляется новое действующее лицо. Точнее потрепанная годами и побитая жизнью старушка. Температура в здании не многим отличалась от уличной, но даже с учетом этого, она была одета крайне добротно. Тяжелая шуба пригибает под своей тяжестью и от этого она кажется слегка сгорбленной. Шерстяной платок укутал голову скрыв в придачу и большую часть лица. Из под него выглядывают лишь, длинный, тонкий нос и глаза. Глаза явственно выбивающиеся из остального образа старой и немощной старушки. Они были... живыми, цепкими и очень любопытными.

— Здравствуйте Инна Эдуардовна — первой сориентировалась Лида — Давно не виделись, почитай уж с прошлой недели. Прошла спина? Прогуляться немного решили? — завела подобие приличной беседы она.

— И тебе не хворать Лидочка — краткий молчаливый кивок-приветствие Свете — Выздоровела уже давно. Ну а не виделись мы по тому что это вы молодые все куда-то бежите, торопитесь, ну а я хожу медленно по этому наши пути и пересекаются не часто. Вот сейчас остановились, задумались о каких-то своих делах, тут-то я вас и нагнала. Стоите небось гадаете куда ускакала ваша подружка, да только вряд ли что-то дельное надумаете — слишком правильно Инна Эдуардовна описала ситуацию, оттого и не было смысла возражать или пытаться что-то доказывать.

— Да, вы как всегда правы. Дома мы Нину не нашли, вот и решили поспрашивать у соседей, где она может быть.

— Здравая идея — покивала старушка — Спрашивайте. Отвечу как на духу — подобный поворот немного озадачил обеих подруг, но удивляться было некогда.

— Вы знаете где сейчас Нина? — слегка робея перед этой немолодой женщиной, задала вопрос Света.

— Не имею ни малейшего понятия — категоричность ответа не очень обнадежила, хотя продолжение оказалось куда интереснее — Убегая во второй раз она не ответила мне куда направляется! Сначала она бегала на рынок, к этим чертовым кровососам-спекулянтам — по грозному тону Старушки можно было предположить, что поступок Нины ей очень не понравился. Об этом можно было судить по тому, как она нахмурила брови — Я случайно перехватила эту дуреху когда она направлялась к выходу из общежития. Очень напряженная и в то же время решительная. Столь странное сочетание привлекло мое внимание и я сразу решила ее порасспросить... — последнее слово прозвучало скорее как "допрос" и девушки почему-то подумали что Инна Эдуардовна далеко не понаслышке знает что это такое.

— Оказалось что она решила продать некоторые вещи на рынке, а точнее обменять их на еду. В принципе здесь нет ни чего плохого. Времена наступили тяжелые поэтому все выживают как могут. Но вот когда я узнала что именно она собиралась продать, то очень сильно разозлилась — нахмуренные брови, зло прищуренные глаза, крепко сжатый сухой кулачок — все это выдавало сильнейшее негодование и злость старушки — Одной, да еще и с животом, ей теперь конечно трудно... Вот только все это не дает ей права глумиться над смертью и памятью Владимира. Эта дура собралась продать обручальные кольца и мужнюю медаль. Ту самую медаль, которую Владимир получил, с честью защищая наш город. И это та самая медаль за обладание которой он честно, в бою, отдал свою жизнь — голос женщины вибрировал от едва сдерживаемой и ищущей выхода злости. Только далеко она ходить не стала и ударила кулаком по ближайшему столу. Кулачек ее был сухим и маленьким, оттого и шума особого от этого не случилось. Скорее всего она отбила руку, вот только, ни чем не показав этого, старушка продолжила высказывать подругам свое негодование.

— Я пыталась отнять у нее медаль, но ни чего не вышло — Как ни в чем небывало продолжила Инна Эдуардовна пряча руку обратно в складки тяжелой шубы — Я пыталась ее устыдить, но и это не помогло. Решимости, а может и просто упрямства, вашей Нинке было не занимать. Так и убежала, глупая, даже меня не дослушав — грустный короткий смешок послышался откуда-то из глубин платка, после чего женщина печально добавила — Надеюсь лишь на то, что она делает это все лишь ради ребенка. Только вот... мне в это, почему-то, уже и не верится — и без того сгорбленная старушка согнулась под тяжестью печали лишь еще сильнее. В каждом движение, в каждом вздохе, в каждой черточке лица, явственно читалась печаль.

— Но почему?! — все-таки не выдержав, с негодованием воскликнула вспыльчивая Светлана — Почему вы так думаете? Нинка конечно непутевая, но я думаю что матерью она будет хорошей — девушка и впрямь верила в это. Только вот простыми заверениями Инну Эдуардовну было не переубедить. Видимо ее немалый жизненный опыт говорил совсем о другом.

— Она вернулась обратно без колец и с пустыми руками. А самое плохое что Нина была этим довольна — увы на это подругам ответить было нечем. Конечно еще была слабая надежда на то что она сходит за покупками позже или ей их принесут прямо домой, но только верилось в это с превеликим трудом — Я попыталась ее перехватить и опять поговорить, но так у меня ничего и не вышло. Не догнала. Перекрикиваться через дверь я не стала и решила подождать ее выхода или вас. Вот только пока ждала несколько раз отходила погреться, ну и пока ходила, опять упустила эту стрекозу. Так спешила, что даже дверь за собой не закрыла и вот... записку вам еще у порога оставила.

"Письмо в нашем тайнике. Света должна помнить" — прочитали девушки написанное карандашом, поперек немецкой листовки. А когда Света сказала что поняла о чем идет речь, Инна Эдуардовна сразу потребовала показать ей письмо. И ни кто из них двоих даже и не подумал, что ей можно отказать, так как тон ее просьбы был скорее похож на приказной.

Найти тайник не составило особого труда. Как могут две женщины забыть где находится то место где они раньше изредка прятали деньги от своих мужей. Две пары внимательных глаз следили за тем как Света, нервно дрожа, достает из одной из трубок каретки старой железной кровати, туго свернутый лист бумаги. И опять же, это была немецкая листовка, только вот почерк на этот раз был более убористым и ровным. Хотя написано там было не очень много, всего несколько коротких строк.

"Лида, Света. Пожалуйста не волнуйтесь. Вы были правы, когда говорили что ребенок это самое важное что есть в моей жизни и что о нем нужно позаботиться. Поэтому я ухожу. Но вы не беспокойтесь. Со мной все точно будет в порядке! Прощайте! И не судите строго!" Нина.

Ни кому не нужно было разъяснять смысл написанных слов. Все все поняли и так.

— Продажная тварь! — прошипела грозная старушка — Решила стать немецкой подстилкой! Коли бы знала куда она собирается, то сама, взяла бы страшный грех на душу и придушила эту изменницу — громкий хлопок дверью и ставшие приглушенными ругательства, ознаменовали уход Инны Эдуардовны, после чего в маленькой, холодной комнатке общежития остались лишь двое.

Света лежала на кровати свернувшись клубочком и тихо плакала, притянув колени к лицу. Редкий металлический скрип пружин перемежался со всхлипами девушки, наполняя комнату скорбью. Ну а Лида как всегда была молчалива и задумчива. Она стояла у окна и всматривалась куда-то вдаль, но на вряд ли она что-то видела, полностью поглощенная какими-то мыслями. Прошло не менее десяти минут, прежде чем она смогла вернуть свое блуждающее сознание обратно в общежитие. И еще столько же понадобилось, на то что бы решиться нарушить затянувшуюся паузу.

— Я думаю... что Ленинград сейчас не самое лучшее место для жизни молодой матери с грудным ребенком на руках. Ну а если в ближайшее время положение не выправится, то этот город станет плохим местом для жизни всех людей, без исключения. Ждать помощи из Москвы бессмысленно, там положение немногим лучше нашего. Да и в чудо скорой победы над фашизмом верить нет смысла. Все чудеса исчезли еще в начале войны, погибли вместе с теми, кто мог в них верить — Лида сделала глубокий вздох словно перед прыжком в воду. Света наоборот кажется и вовсе перестала дышать — Как это не грустно говорить, но уйдя от нас, Нина скорее всего спасла жизнь себе и своему ребенку — Высказав эту, наверняка крамольную мысль, Лида вновь притихла, на этот раз видимо окончательно. Она высказала свое мнение, после чего развернулась и спешно вышла из растерявшей своих хозяев, комнаты. Лена же продолжала неподвижно лежать на кровати, а глаза ее смотрели на то место, где только что стояла ее подруга.

— Это была единственная возможность спасти ребенка и себя — тихо повторила слова подруги девушка, скорее пытаясь убедить себя, чем утверждая это с полной уверенностью — Единственная возможность...

* * *

Той ночью многие солдаты смогли видеть из далека медленно бредущую через поля, хрупкую девушку в белых одеждах. Некоторые наверное подумали, что это сама смерть снизошла на обагренную кровью землю, чтобы собрать свою немалую жатву. Кто-то решил что это шалит нечисть, смущая умы обычных советских солдат. Ну а большинство вообще ни о чем не думали, просто отворачивались и пытались забыться нервным, рваным, сном.

О чем думала в тот момент сама Нина, не было неизвестно ни кому. Она брела вперед не обращая внимания ни на сильный холод ни на пронизывающий ветер. И даже то что ее одежда не совсем подходила погоде, девушку то же не очень заботило. Она поставила перед собой цель, которой стремилась достичь всеми силами, а остальное для нее было уже не важно. Одну руку Нина прижимала к своему, изрядно увеличившемуся, животу, а в другой крепко, до боли в замерзших пальцах, сжимала немецкую листовку, плод творения канцелярии пропаганды великого рейха.

Она шла вперед не меняя направления, руководствуясь указаниями полученными от одного скользкого мужичка в обмен на медаль мужа и глядя вдаль, в ту сторону где должна была располагаться одна из частей армии Германии. Иногда девушка замедляла шаг и опускала правую руку чуть ниже живота, дабы коснуться одной из завязок на поясе юбки, словно проверяя ее наличие, после чего вновь возвращаясь к своей привычной скорости. Ей предстоял довольно долгий путь, но она собиралась уже к восходу добраться до захваченной немецкой армией территории.

Цель толкала Нину вперед, подгоняя и порой даже заставляя переходить девушку на легкий бег. Ну а холодный ветер не препятствовал ей, скорее наоборот подталкивал в спину, будто бы помогая беглянке.

* * *

— Гер Гауптман! Рад вас приветствовать. Как я вижу вы уже проснулись?

— О! Франц, здравствуй. Да, я как раз умывался — произнес раздетый до пояса довольно пожилой сухощавый мужчина, обернувшись — Но ты что-то сегодня рано. Не могу припомнить, чтобы на сегодня было запланировано что-то важное — названный гауптманом, потер в задумчивости выбритый до синевы подбородок, пытаясь что-то припомнить — Нет на сегодня точно ни чего не запланировано — все-таки сделал вывод он — В чем же тогда дело Франц. случилось что-то серьезное? Или может русские решились на очередной контрудар?