Твой силуэт как иллюзия

Когда Ваня скрылся за углом дома, Егор попытался отодвинуться, но девушка лишь крепче прижалась к нему.

— Сабин?

— Стой и молчи.

— Сабин…

— Ты расскажешь мне, как жил всё это время, или я действительно убью тебя.

— Ты стала кровожадной.

— А ты — сволочью.

— Увы.

Глава 9

Алеся, спрятавшись от палящего солнца в тени раскидистого дерева, с неприязнью наблюдала всеобщее веселье. Какого чёрта она забыла на этом празднике жизни? Интересно, в чью больную голову пришла идея притащиться в это богом забытое место, чтобы пожрать шашлыка? Неужели нельзя было посидеть у них в саду? Возможно, тогда бы ей удалось избавиться от нескольких особенно неприятных людей, являющихся сейчас частью собравшейся компании. Конечно, ей в любом случае не светило бы устранение Жени и Егора, но хотя бы не пришлось видеть Хайруллину с Тихомировым. Понятно, как зовут ветер, занёсший их сюда, но от этого не легче. Этот же ветер и её саму принёс сюда. Точнее подхватил резким порывом, дав поджопник, и отправил в полёт. Младший братишка, мразь лохматая, отрастил зубки и научился кусаться. И видя его теперь, плескающегося в небольшом чистом пруду с довольной улыбкой, она так и хотела заорать во всё горло, что он настоящее дерьмо, прикидывающееся перед всеми этаким доброжелательным милым мальчиком.

Раздражала и двухметровая шпала, ошибка природы, являющаяся другом Копейкиной. Грязный педик. И как Киса может с такой нежностью смотреть на него, ведь он всё время трётся рядом с её мужем? Мало ли...

— Я присяду? — к Антоновой подошла симпатичная рыжая девушка.

— Конечно. Ты ведь с Пашкой работаешь?

— Да, он мой начальник. Меня, кстати, Настей зовут.

— А я Алеся.

— Знаю, мне Женька рассказывала о тебе.

— Понятно. Тебе здесь нравится?

— Здесь можно отдохнуть душой, — Настя натянуто улыбнулась.

Боже, да звонок Копейкиной стал для неё настоящим спасением из ада, в котором она жила уже полгода! Выходки пьяного мужа давно стали переходить все допустимые границы. Некогда весёлая хохотушка Настенька Старикова превратилась в куклу Анастасию Перовскую, улыбающуюся искусственной улыбкой, врущую друзьям и замазывающую синяки и ссадины, полученные от пьяного мужа. Полтора года назад, отчаянно влюбившись в одного из клиентов их фирмы, с которым её свела случайность, она ухватилась за него цепкими ручками и умудрилась напялить на себя белое платье и получить печать в паспорте. Ослеплённая любовью, прислушавшись к разумному заключению мужа, что им достаточно и его жилплощади, а деньги лучше положить на счёт в надёжный банк, она продала квартиру, оставленную ей заботливыми родителями, переехавшими в Беларусь несколько лет назад. Только полгода назад, когда начался её личный ад, она осознала, что ей некуда бежать. Разве она могла представить, что когда-нибудь ей жизненно необходимо будет место, в котором она сможет спрятаться от горячо любимого мужа? Она была счастлива ровно год, ни днём больше. На годовщину муж принёс известие, что его компания на грани банкротства. В ход пошли деньги от продажи Настиной квартиры, но и это не помогло.

Когда муж впервые обвинил её в своём разорении, девушка не придала значения: он был пьян, а по пьяни можно сказать много лишнего. Только вот обвинения не прекратились, а потом стали сопровождаться побоями. Регулярно, как по расписанию. Любовь загнулась где-то на полу в ванной, корчась и воя от боли. Там, где любви ломают рёбра.

Собрать вещи и уйти, да? Куда? Если только прямиком на вокзал в билетные кассы за пропуском в новую жизнь с конечным пунктом Минск — гнилое болото. Родители даже не знали, что она продала квартиру, поверив в сказку о сдаче жилья. Требовать развода от мужа и раздела имущества? Она пыталась. Только вот муж оказался умнее и продемонстрировал ей доказательство её собственной глупости — брачный договор, по которому она не имела права претендовать на его собственность в случае развода. Настя не помнила, когда подписывала его, но в подлинности не сомневалась — слишком занята была приготовлениями к свадьбе, так что могла попросту не придать значения такой мелочи, как подпись на бумажке. Можно, конечно, было рискнуть и развязать судебный процесс, выставив свои требования, но Перовская не сомневалась, что всё равно останется с голым задом на картонной коробке возле мусорных баков, да и денег на хорошего адвоката у неё не было. Муж отбирал всё до последней копейки, выделяя строго на еду и проезд, требуя при этом предоставления чеков. Сам он не работал. Говорил, что теперь забота о нём её прямая обязанность, так как она его окрутила и заставила забыть обо всём, что и привело к банкротству. Железная логика, да. Для того чтобы развестись, Насте нужно было куда-то уйти, а чтобы уйти куда-то, ей нужно было туда прописаться, так как выписка происходит при вписке в другое место. Единственным вариантом оставался всё тот же Минск, а это даже не последний вариант, это ничто. И помощи просить было не у кого. Рассказать о своих унижениях и боли, чтобы пожалели? А толку? Реально никто бы не мог помочь, а рассказать правду родителям Настя никогда бы не решилась — правда их убьёт.

— О чём задумалась? — Алеся коснулась плеча Перовской.

— Здесь хорошо, — улыбнулась девушка и встала. — Не хочешь искупаться?

— Нет, я тут посижу.

— Как знаешь, — Настя вихрем полетела к воде и тут же была поймана Мишей в крепкие объятия. С Громовым и Бессоновым её когда-то познакомила Женя, и с тех пор она поддерживала приятельские отношения с этими двумя. Не близкие, но вполне приятельские.

— Попалась! — веселился блондин, сжимая руками вырывающуюся девушку. — Холодный душ, леди, не желаете? — Он потащил её в воду и окунул с головой под смех окружающих.

— Идиот, — пробормотала Антонова и отвела взгляд. В поле зрения попал Олег, делающий массаж своей девушке, распластавшейся на светлом пледе. Парень был мастером своего дела. В конце концов массаж стал основным его заработком, приплюсованным к скудной зарплате учителя вечерней физкультуры в интернате неподалёку от академии, в которой он учился. Не зря Татьяна посоветовала парню ещё на первом курсе пройти курсы, когда представилась возможность. Он не упустил свой шанс и теперь мог зарабатывать этим неплохие деньги. Директор интерната, в котором Смирнов проходил практику, предложил работу, и он не отказался. Опыт — то, что пригодится ему в дальнейшем. Он занимался по вечерам с детьми в интернате, а после мотался по клиентам, делая массаж. Утром его ждала академия. Дни, расписанные по минутам. Но он всегда находил время на семью. Даже поздно вернувшись, он тихо заглядывал в спальни домочадцев, проверяя, все ли на месте и всё ли в порядке. После его ждал тренажёрный зал, душ и Женя. Последний пункт, по мнению Алеси, можно было и вычеркнуть. Копейкина постоянно мозолила ей глаза по утрам, выползая из спальни Олега с уставшей, но до отвращения довольной улыбкой. Когда исчезала Женя, исчезал и Олег, коротая ночи вне дома. А сегодня брат огорошил девушку сообщением, что переезжает. К ней. К Копейкиной. Мол, им давно нужно было так поступить, а не делать кучу глупостей. Глупость — это расставание? Лично Антонова считала это самым умным поступком Олега.

— Застегни свою душу. Это так же неприлично, как расстёгнутая ширинка, — слова, хлестнувшие по ушам, заставили Алесю резко обернуться. На неё в упор смотрели глаза цвета мёда, в которых не было ни смеха, ни тепла, ни даже злости — пустота.

— Что? — её голос дрогнул, но она выдержала прямой взгляд Славы, неслышно подошедшего к ней.

— Научись скрывать, говорю. Хотя… — он на мгновение замолчал. — Какая там душа, да?

— О чём ты?

— Спрячь своё желание куда подальше, а лучше поглубже.

— Какое желание? — девушка кипела.

— Влезть в трусы к старшему брату, — тихо, на грани слышимости, но удивительно чётко произнёс Бессонов. — Не надейся, что он когда-нибудь испачкает спермой простынь на твоей постели.

Она молчала. Слов не было. Только липкий страх, расползающийся по телу и проникающий в каждую клеточку организма. Он узнал. Её самая страшная тайна перестала быть тайной.

Даже самой себе она поначалу боялась признаться, что перестала относиться к Олегу как к брату. Это вышло само собой — просто накрыло волной осознания. Один взгляд на брата словно поджигал внутри неё фитиль, и огонёк желания медленно крался вверх. Расставание Олега и Жени дало слабую надежду, которую быстро задушила череда новых девиц. Она решила стать женщиной. Примитивно, глупо, по-детски. Сделанного не воротишь. В её жизни появился Никита Артамасов. Боль вышибают болью. Алеся будто наказывала саму себя за запретное желание, ложась в постель к человеку, которого презирала. В её отношениях с братом ничего не изменилось. Незадолго до того, как Олег вернул Копейкину, Антонова окончательно поняла, что у неё не было ни единого шанса. Увидев статью в газете, она пришла в комнату Смирнова и холодно бросила:

— Ты вовремя избавился от неё. Шлюхам не место в нашей семье.

— Замолчи, — карие глаза зло сверкнули.

— Деньги решают, братишка. Янис, конечно, лапочка, но сомневаюсь, что она запала на что-то, кроме его кошелька. Блядь, она и есть блядь, а у этой дешёвки крупными буквами на лбу всё написано.

— Если бы ты не была моей сестрой, я бы тебя ударил, — хлыстом по душе. Не девушкой вообще, а именно сестрой… Насколько же должен был разозлиться этот человек, чтобы допустить возможность поднять руку на женщину? Алеся по-настоящему испугалась тогда. Испугалась и чётко осознала, что она всего лишь младшая сестра и останется ей навсегда, хоть из трусов прямо сейчас выпрыгнет.

Выходя однажды утром из своей спальни, Антонова столкнулась с заспанной Женей, прошлёпавшей мимо неё в комнату брата. На ней была его футболка. Точка невозврата. Почти год они держались друг от друга на расстоянии, но что-то снова соединило их. И теперь уже навсегда — в этом Алеся, к ужасу своему, не сомневалась. Зубастая тварь выдрала из её рук последние крохи надежды.

— Будь умницей, девочка, — Бессонов обошёл её и начал спускаться к воде.

Антонова тупо смотрела ему вслед, разглядывая татуировку во всю спину: чёрный дракон, изрыгающий пламя. Да, это пламя опалило и её.

— Осторожнее! — Антонова повернула голову и получила удар в скулу волейбольным мячом.

— Прости, — к ней подбежала Сабина, неудачно отбившая мяч, посланный ей Егором.

— Дура слепая, — огрызнулась Антонова.

— Я случайно, — Хайруллина наклонила голову. — Больно?

— Пошла на хер!

— Истеричка.

— Что ты вообще здесь забыла? В школе каждый день рожу твою вижу, так и на каникулах мучиться должна?

— Это взаимно, — синие и серые глаза буравили друг друга.

— Ты в порядке? — к девушкам подошёл Егор.

— А тебя это волнует? Забирай свою сучку и вали отсюда, — Алеся разорвала зрительный контакт с Сабиной и посмотрела на брата.

— За словами следи, — из заботливого его тон стал ледяным. — Пожалеешь, если продолжишь. Поняла?

— Да, — сдалась Антонова.

Хайруллина с удивлением смотрела на них обоих. Никогда прежде она не видела Смирнова таким… таким… Она даже слов подобрать не могла, чтобы охарактеризовать, каким он был в данный момент.

— Бинка, — он давно не называл её так, — мне с сестрой поговорить надо. Оставь нас, пожалуйста.

— Да. Ещё раз извини за мяч, Алесь.

Когда девушка ушла, Егор максимально приблизился к сестре и, присев на корточки, заглянув в серые глаза, тихо произнёс:

— Не совершай таких глупых ошибок. Я предупреждал, что твоя жизнь изменится.

— Хочешь рассказать матери, что я курю? Вперёд, — Антонова сжала губы. Именно этим ей пригрозил парень, когда она пыталась отказаться от вылазки на природу.

— Думаешь, я буду заниматься подобной ерундой? Я превращу твою жизнь в ад, не прибегая к мелкому стукачеству.

Она верила. Верила каждому слову. Взгляд, которым на неё смотрел брат, не врал.

— Это я должна тебя ненавидеть…

— Ну и ненавидь где-нибудь в сторонке.

— Ты любишь Хайруллину?

— Предпочитаю спать с девушками, а не тратить своё время на любовь. С Бинкой я не спал и не собираюсь.

— Когда ты стал таким?

— Каким?

— Циничным.

— Это жизнь, сестрёнка.

— Когда предавал нас, тоже так думал?

— У тебя не хватит извилин, чтобы понять, — Смирнов широко улыбнулся.

— Она настолько лучше меня? — Алеся кивнула в сторону вернувшейся к игре Сабины.

— Ну, планка-то не особо высока.

— Мразь.

— Ещё какая.

— Не будешь отрицать?

— Очевидное? Я же не идиот. А вот ты похожа на маленькую злобную сучку, которой ни один кобель во время течки не присунул.

— Не хами, — девушка сжала кулаки.

— Перестану, когда и ты научишься следить за языком. Я не Олег, я смогу забыть, что ты часть моей семьи.

— Разве уже не забыл? Ты забыл и обо мне, и о семье, когда укатил со своей мамашей!

— Ты никогда не задумывалась, почему я так поступил? Нет? Действительно, твой мозг абсолютно гладок, ни единого бугорка, ни малейшей шероховатости, — Егор покачал головой.

— О чём речь, молодёжь? — Громов бесцеремонно плюхнулся мокрой задницей на чистый плед Антоновой.

— Чего тебе? — она отодвинулась, уходя от соприкосновения с его влажной кожей.

— Да вот, смотрю, мелкие в сторонке скучают.

— Решил нас повеселить? — Смирнов усмехнулся. — Гром, тебе не хватило моей компании в поезде?

— Сгинь, чудище поганое. Я, может, не к тебе, а к прекрасной даме.

— За прикосновение к этой даме тебе целых два чудища поганых выкрутят яйца. Ты же в курсе, да?

— И зовутся они братьями Смирновыми? — Миша прыснул в кулак.

— Догадливый. Я считал, что все блондинки тупые, — взгляд Егора лениво скользнул по пепельным волосам сестры, остриженным недавно в каре.

— Алесь, тебе не кажется, что нас оскорбили? — Громов хитро прищурился.

— До тебя всё-таки дошло?

— Накажем гада? — резко дёрнувшись, Миша потянул парня за руку, заваливая на песок, и с диким улюлюканьем начал щекотать и щипать. Видя поверженного врага, Алеся не смогла удержаться и присоединилась к экзекуции. Ей нужно было отвлечься любыми способами.