Томкас тут же отправился советоваться к отцу, они вдвоем долго просидели вместе на крыльце, обсуждая возникшую проблему. Оба литовских мужика хорошо понимали, что красноармеец наблюдатель с чердака дома хорошо видел, чем они занимаются. Поэтому он, наверняка, обратил внимание на поведение мальчишек по их возвращению из леса. Но сами они так ничего дельного и не придумали, решив, что этот танк не их красноармейцев, что другие беглецы бросили эту машину, которую они сами осмотрят, когда их красноармейцы покинут их усадьбу. Литовские мужики поднялись на ноги и принялись за свою бесконечную работу по хозяйству. Вечером Прошка, он весь день прометался по окрестностям в поисках географической карты, но так ничего, разумеется, не нашел, подошел к деду и, мрачно посматривая ему в лицо, еще раз повторил свою угрозу, высказанную еще при первой встрече:
— Если члены вашего семейства нас предадут, то мы в плен без боя не сдадимся, а это значит, что будет бой, в котором ваше подворье и члены вашей же семьи обязательно пострадают!
Старик помрачнел лицом и утвердительно кивнул головой, то ли соглашаясь с мнением Прошки, то ли отвечая каким-то своим внутренним мыслям. Он прекрасно понимал причину такого настроения и разговора со стороны этого русского парня. Чем дольше эти русские красноармейцы будут находиться в его доме, тем большей была вероятность того, что несчастье в связи с пребыванием красноармейцев в его доме может случиться в любую минуту. Подумав немного, старик Витаутас Гедиминас пришел к какому-то решению, предложил его Прошке, который был явно командиром в этой группе красноармейцев, на рассмотрение.
— Вам надо, — заговорил старый литовец на русском языке, без какого-либо акцента, — как можно скорее, покинуть мой дом, а для этого вам, вероятно, нужно знать, может ли раненый парень перенести долгий путь? Я хочу тебе предложить следующий вариант решения этой проблемы. Я могу попросить свою внучку, Младене, которой уже исполнилось пять лет, к тому же она бойкая и развитая девочка сбегать в село Рубякий и попросить тамошнюю фельдшерицу, пани Саулинини, посетить мое хозяйство под предлогом того, что Клаудия, жена сына, порезалась серпом. Девчонка маленькая и без толку болтать языком она еще не научилась, поэтому много рассказать не сможет. Вас она, по крайней мере, не догадается выдать немцам, которых сейчас нет в том селе. Ведь, о том, что сейчас в действительности происходит в нашей усадьбе, а также о том, кто вы такие, Младене даже не догадывается?!
Сейчас лежа за пулеметом и вспоминая этот вчерашний разговор, Прошка не знал о том, что пан Томкас, сын деда Витаускаса и отец семейства, долго о чем-то разговаривал, что-то втолковывал своей дочке Младене накануне ее похода в село Рубикяй.
Тем же вечером к Прошке внезапно подошел Владимир, старший сын семейства, и не произнося ни единого слова, ему протянул свой учебник географии, внутри которого был атлас карт Литовской республики. Парень тут же развернулся и убежал в свою комнату. На одной из карт атласа Прошка первым же делом разыскал село Рубикяй Аникщяйского района Литовской ССР. После этого он понял, что проблему ориентации ему удалось решить, он вздохнул свободно полной грудью.
Теперь Прошка знал, где они сейчас находятся! Ему оставалось только проложить приемлемый маршрут следования тяжелого танка. После чего оставалось только завести двигатель КВ, чтобы отправляться в путь на родину. Из-за удачных стечений обстоятельств Прошка несколько расслабился, по непонятной для себя причине отправление в дорогу перенес на вечер завтрашнего дня!
3
Первая вражеская мина разорвалась в метрах двадцати перед забором усадьбы Гедиминасов. Вслед за разрывом мины длинной очередью, не жалея патронов, разразился пулемет Алексея Мальцева. Он открыл огонь по огневой позиции и расчету вражеских минометчиков, которые отлично просматривались с чердака жилого дома. В результате пулеметного обстрела, минометный расчет потерял двоих убитыми, а двое минометчиков были ранены. Раненые полицейские тут начали громко кричать, умолять о медицинской помощи. Но медсестры из своих укрытий даже и не подняли голов, они хорошо знали о том, что русские красноармейцы умеют держать свое слово. Таким образом, над полем боя встал постоянный крик раненых, воплей о помощи.
Стрелять же по целям с закрытых огневых позиций литовские минометчики полицейские, видимо, не научились. К тому же этот миномет у них был в единственном числе, поэтому после внезапного пулеметного обстрела минометный обстрел усадьбы так и не возобновился. По крайней мере, шаулисты перестали высовывать свои носы из укрытий, а многие полицейские принялись интенсивно окапываться. Тут и там над полем боя начали взметаться небольшие комья земли, выбрасываемые саперными лопатками.
Больше для того, чтобы сказать противнику, что с ним ничего не случилось, что он продолжает наблюдать за его передвижениями, а не с целью нанесения урона живой силе противника, Прошка длинной очередью прошелся по вражеским цепям. Одна из пуль попала в саперную лопатку одного из окапывающихся полицейских, она с громким звоном отлетела далеко в сторону. Этот звон оказал удручающее действие на других полицейских. Стало понятно, что эти литовские полицейские не привыкли иметь дело с такими людьми, которые оружием могли за себя постоять. Поэтому вскоре Прошке пришлось наблюдать зады нескольких десятков шаулистов, уползающих прочь с линии огня.
Но лейтенант Жакаускас сумел-таки сохранить контроль над своей полицейской ротой, заставив всех своих верных сподвижников вернуться на боевые позиции и снова развернуться в цепь, начав рыть окопы и укрытия. Он только что по рации связался и переговорил с немецким военным комиссаром Аникщяйского района. Он браво отрапортовал комиссару о том, что его рота попала в сложное положение, так как она ведет бой с превосходящими силами противника, у которого одних только пулеметов пять штук! Литовский лейтенант сильно приврал, но таким количеством вражеских пулеметов, он впечатлил немецкого капитана Финке. Тот в ответ на просьбу лейтенанта Жакаускаса пообещал ему помощь двумя бронетранспортерами с экипажами в два отделения солдат своего охранного батальона.
В этот момент какая-то внутренняя сила толкнула Прошку и заставила его обернуться и посмотреть, что за дела творятся во дворе усадьбы Томкасов. Детворы и самого деда нигде не было видно! Видимо, Клаудии удалось ребят загнать в подпол, а вот старик куда-то пропал. Сам Томкас о чем-то беседовал с супругой, они находились в не простреливаемой зоне, за домом. Затем он нагнулся, поднял с земли и зачем-то взял в руки топор, крадучись он начал подбираться к лесенке, которая понималась к чердаку жилого дома.
Прошке захотелось крикнуть, чтобы остановить этого литовца. Но в этот момент внезапная мысль, возникшая в его голове, остудила этот его порыв. Разумеется, любому чудаку становится понятным, зачем человек с топором в руках по лесенке лезет на чердак, где в этот момент укрывались два его друга. Один был ранен и не был способен кому-либо сопротивляться! Другой же был слишком увлечен боем, чтобы отвлекаться и следить за своими тылами. В тот момент у Прошки не было каких-либо средств связи, чтобы связаться с друзьями, предупредить их о приближающейся опасности.
Прохор Ломакин взял свой пулемет в руки, перевернулся на спину и по траве скользнул в лощину. Там он встал на ноги и прицелился, но всегда следует помнить о том, что пулемет это вам не снайперская винтовка, и нажал спусковой курок. Коротко звякнула пулеметная очередь в три патрона, а затем такая же вторая. Гедемин Томкас взмахнул руками, выронил топор из рук и головой вниз полетел с лестницы. Дико, страшно и протяжно закричала Клаудия! Прошка же вернулся на старую позицию, с которой снова поливал противника короткими пулеметными очередями. Тот снова зашевелился, но пулеметные очереди снова заставили шаулистов попятиться назад. Если пулеметчик стреляет такими прицельными короткими очередями, значит, он хорошо видит свои цели!
Из своей норы укрытия выскочил лейтенант Жакаускас и начал матерно, по-литовски, поливать своих героев полицейских, требуя, чтобы они снова вернулись в укрытия. Последними двадцатью патронами Прошка прошелся по лейтенанту Жакаускасу и сопровождающим его полицейским. Ему показалось или это было в действительно, что среди этих сопровождающих лейтенанта лиц был и Витаускас Гедиминас. Патроны в пулемете закончились, Прошка брал с собой один только цинк на 250 выстрелов, вот эти патроны были все расстреляны. Он бросил МГ-34, чтобы бежать к усадьбе. Жаль было, конечно, бросать такой хороший пулемет, но сейчас Прошка должен был, как можно быстрее, добраться до друзей и их спасти. Десять же килограмм МГ34 могли бы ему помешать в этом беге?!
Услышав частые пулеметные очереди, а затем, увидев бегущего к дому Прохора, Алексей Мальцев открыл огонь из своего пулемета, прикрывая своего товарища, внося еще большее смятение в ряды шаулистов. Крика лейтенанта Жакаускаса к этому времени уже прекратился, он лежал на спине и широко раскрытыми, но мертвыми глазами смотрел в небо!
Весь запыхавшийся от быстрого бега, Прошка подбежал к лестнице, ведущей на чердак дома. Там у лестницы он увидел Клаудию, которая на себе тащила раненого мужа к крыльцу дома. У пана Томкаса оказались перебитыми обе ноги. Но самое ужасное состояло в том, что одна пуля попала ему в крестец тазобедренного сустава, что свидетельствовало о том, что этот литовский мужик вряд ли в ближайшее время сможет подняться на ноги. В наше время жизнь стала такой, когда человеку приходится рано или поздно за все платить. Вот и в случае с паном Томкасом, когда его пятилетняя дочь по его наущению предала простых русских парней красноармейцев, за это предательство заплатил сам отец. Можно было бы сказать, что члены этого литовского семейства, совершая предательство, защищали свою родину, Литву, что они боролись за свою независимость. Но причем здесь независимость государства и эти три простых русских парня, которые волею случая или судьбы оказались занесенными в военную Литву?! Зачем было простому литовскому крестьянину их предавать? Поэтому и плата пана Томкаса за предательство оказалось чрезвычайно высокой и жестокой, он был парализован ниже пояса до конца своей жизни.
Прошка даже не посмотрел в сторону Клаудии и Томкаса, еще на бегу, он начал знаками руки показывать Сергею Мышенкову, чтобы тот вместе с Алексеем Мальцевым спускался бы с чердака. Больше делать на этой литовской мызе им было нечего. Теперь они должны были, как можно быстрее, отсюда убираться, бежать в лес к танку. Сергей согласно закивал головой, он сбросил на землю свой пулемет, снаряженный пятидесяти патронной лентой, а сам крикнул Алексею Мальцеву, чтобы тот прекращал бы огонь по противнику и спускался бы вниз. Вскоре пулеметный перестук на чердаке прекратился, по лестнице начал первым, осторожно переставляя ноги, спускаться Мышенков, а за ним — Мальцев с пулеметом через плечо.
— Вы двое, как можно быстрее отправляйтесь к танку! Залезайте в башню и отделение механика-водителя. Начните прогревать его двигатель, я же поду сзади, чтобы вас прикрыть! Сережа, ты уверен в том, что сможешь за рычагами управления сидеть, а то, давай, на мое место, я же поработаю на твоем месте. Сегодня нам нужно, как можно далее, пройти по литовским дорогам. Мы должны оторваться от этих полицейских, не позволить им нас преследовать.
— Все нормально, Проша, все абсолютно в порядке! Я пока еще, конечно, слабоват, но на первых порах могу посидеть за рычагами. Нам бы отсюда вырваться, а там посмотрим, как наши дела будут складываться.
— Хорошо, согласен! Вы ребята, давайте, двигайтесь к лесу, а я буду следовать за вами!
Самым трудным отрезком пути до КВ оказался участок дороги от самой усадьбы Гедиминасов до леса. Мышенков и Мальцев продвигались к лесу, прикрываясь домом и хозяйственными постройками, чтобы не оказаться под обстрелом полицейских, которые перешли в наступление. Сейчас они вплотную приблизились к усадьбе, вот-вот должны были показаться из-за построек.
Прошка с пулеметом наперевес решил проверить, что же творится на левом фланге его обороны. Он, предчувствуя опасность, двинулся в ту сторону, прикрываясь хозяйственными постройками подворья. Но за первым же поворотом за угол жилого дома парень нос к носу столкнулся с двумя полицейскими шаулистами. Они оба были вооружены немецкими автоматами шмайсер. Причем, один из полицейских к тому же в этот момент сворачивал чеку-колпачок в рукоятке гранаты М-24. От полной неожиданности Прошка пальцем судорожно сжал спусковой курок своего МГ34. Двадцатью пятью патронами он обоих полицейских превратил в изрешеченные пулями трупы. То ли в падении, то ли судорога свела его руку, но даже уже, будучи мертвым, полицейский с гранатой выдергивает чеку-колпачек, сильно и судорожно дернув за шелковый шнурок с фарфоровым шариком. За секунду до ее взрыва Прошка отпрядывает назад, за угол здания, из-за которого только что вынырнул!
Когда после взрыва гранаты, он вернулся обратно за тот же угол, то увидел занимающийся огнем сарай, в котором пан Томкас, как он знал, хранил емкости с керосином, который по тем временам был большой ценностью. Прошка мгновенно сообразил, что, если сейчас не погасить этот пожар, то сгорит все подворье Томкасов. Он тут же вернулся назад и, подойдя к Клаудии, сказал:
— Бросай Гедемина и спасай детей, через пять минут ваша усадьба сгорит дотла. Ее тушить некому.
Затем повернулся к женщине спиной и побежал к лесу.
А у КВ в этот момент шел бой.
Лейтенант Жакаускас оказался неплохим тактиком, он все же послал полувзвод своих полицейских шаулистов в лес на перехват красноармейцев, а те, разумеется, случайно наткнулись на замаскированный танк. Этих полицейских никто не предупреждал о том, что красноармейцы, прячущие на подворье Гедеминасов, по сути дела танкисты и имеют собственный танк. Поэтому они ошибочно решили, что найденный ими танк был брошен отступающими частями РККА. Теперь этот танк они могли бы сдать немцам, а те в свою очередь их за это наградят, да и деньжонок подбросят. Некоторые полицейские даже взобрались на броню танка и прикладами винтовок попытались сбить контровые гайки с люков башни, а некоторые толпились рядом с танком.
Мальцев еще издали увидел творящееся рядом с КВ это безобразие. Как простой русский парень, он и мысли не допускал о том, чтобы какие-то там литовские полицейские попытались бы захватить его любимый танк. Все остававшиеся в его пулемете пятьдесят патронов он одной очередью выпустил по полицейской братии, все еще продолжающей радоваться своей неожиданной находке. К тому же только что подбежавший с другой стороны Прошка уже из своего пулемета выпустил остаток ленты по толпе этих же полицейских. Из всей толпы, оказавшейся под перекрестным огнем, в живых остались всего двое-трое полицейских. Живые литовцы решили не делить скорбной участи со своими товарищами, они взяли ноги в руки, чтобы на скорости скрыться в лесных зарослях.
