Нз

Чернота сделалась близкой, набухла тестом, затем нас вроде как отрубило от универсума ударом ослепительного тесака — и метнуло вовне. На мировую разделочную доску, блин. Там нас замесило, раскатало, защипнуло — и шваркнуло далее, согласно рецептуре.

Плиты одна за другой рассосались. Морф остался держать спину. Ламинат чуть подогревал кожу и казался жирноватым — не знаю, почему, наверное, сознание глючит. Катер выплыл из сплошного сияния мировой духовки, как пирог на подносике.

— Готово, — сообщила Гюль. Хихикнула, — никто не думал так нелепо про переход. Мне понравилось.

Она пошевелила плечами, урезонивая кресло. Я тоже вырвалась из объятий своего мебельного маньяка. Тяжесть была слабая, едва намеченная. Мы плыли тихо, как лист по воде. Впереди постепенно проявлялся новый узор звезд. Совсем иной. И весь в тонких нитях серебряного сияния, словно прическа, украшенная сеточкой и головками жемчужных булавок.

— Эта сеть света — граница сектора ИА, — сообщила Гюль не без торжественности. — Пересекать её нельзя. Корабли медленно... растворяются. Но мы войдем, покинем катер и он сам скорректируется на выход, автоматика в нем сработает. А мы люди. Если затеваем глупость, автоматика не поможет.

— Заплыв за буйки, — согласилась я.

Катер миновал сеть, при приближении она замерцала ярче, предупреждая, — и распалась. Почти сразу пропал вес, совсем. Гюль гибко взлетела из кресла, подхватила меня под локти и отбуксировала к выходу. Я очухалась уже на границе пропасти по-настоящему бездонной, вцепилась в край борта.

— Может, останешься?

— Нет. То, что позади, — она показала на шлюз, — я знаю. Я оттуда хотела выпрыгнуть, путь даже в смерть. Без тебя опять полезу на балкон, если выживу. Мне станет неинтересно, понимаешь?

— А морф?

— Морфы упрямее нас. Поверь. Он тебе въелся в позвоночник так, что с костями отдирать будем.

Это я знаю, а вернее чувствую. Пришлось сдаться. Без особого сожаления я отпустила край привычного мира, в данном случае представленного катером. Загадочная штука — сознание. Мне хотелось лечь и вцепиться в надежное основание, когда я попала в этот их универсум и первый раз спиной ощутила бездонность. Я сбежала в шлюз, трусливо и без оглядки. Когда Тэй катал меня на катере, я так ловко злились, что нашла сто один повод не глянуть за борт. Имя всем поводам — тот же первобытный страх. Но у него есть изнанка. Чем сильнее я боялась, тем отчаяннее хотела обернуться и нырнуть в это — бездонное. Отгораживалась от бредового желания, прятала его в дальний угол сознания и накрывала ветошью сиюминутного. Я человек, мое дело жить в атмосфере и стоять на грунте. Так? Конечно...

Гюль оттолкнулась и мы, медленно вращаясь, стали удаляться. Шлюз закрылся. Чуть погодя маленький и со стороны очень ладный катер включил освещение, вроде как очнулся. Автоматика провела оценку положения и во всю дурь врубила аварийный режим. Катер суматошно вильнул и сгинул за сетью, мигнувшей ему прощально.

Мы остались в пустоте совершенно одни. Будь я нормальной — ну, как положено ничтожной квиппе, исправно не вылезающей из своей клетки — я бы сейчас паниковала. Увы для носителя Чаппы, я определенно не в себе.

Универсум здесь густел первозданной тьмою, не разбавленной близким светом звезды, отблеском хоть какой захудалой планетки или, в крайнем случае, — темным боком габ-порта. Он покоился настоящим океаном, и я смотрела на него, как сумасшедший Робинзон, который дома вкалывал, вкалывал без отдыха и, потерпев крушение, балдеет от перспектив необратимого и предрешенного отпуска. Это — свобода. Порой вообще не важно, сколько запросят за такое. Вы вдохните разок, и тогда узнаете, оно вам надо? Я вдохнула. Мне, оказывается, было очень даже надо.

Океан чуть покачивался и плыл перед потрясенным взглядом, я смаргивала слезинки, мешающие видеть все резко, внятно. Бездна черна и прозрачна, как ни одно земное море. Я в этом ламинате Васиного костюма на лице — будто голову опустила внутрь универсума и вижу его, саму поверхность рядом и невесть что — в недрах. Текучее, загадочное, слоистое. Может, это водоросли? Ну — косморосли то есть. Дотянуться бы. Я наверняка успею. Надо извернуться, нырнуть... Когда я попробовала сунуться глубже, почти сразу увидела идущее к поверхности гигантское тело. Кит. Блин, я на Земле их в кино-то видела раза три, а чтоб рядом... Кит приближался, слегка светился — так показывают обычно южные моря с этими, не знаю названия, а по сути он— и морские светлячки и проявляют все, что движется. Кит оказался совсем рядом, я очень хотела увидеть его морду...

И мне врезали по собственной моей морде со всей дури, аж голову мотнуло назад и садануло обо что-то твердое.

— Сима! Си-ма!

Видение нехотя растворилось, прощально рассыпав в сознании брызги чего-то пенного, шипучего — шампанского с хвоста кометы, наверное. Я проморгалась. Лежу на спине на плоском и прохладном. Волосы на затылке болят: их норовит выбрать злобная Гюль, которая перепутала меня с репкой, а себя с трудолюбивым дедом из сказки. Она борется за урожай из моих лохм всеми силами: орет, и лупит опять по моему лицу, которое ни разу не мяч для волейбола.

— Отстань, убивца, — попросила я.

— Сима, — она уронила мою больную голову на жесткое и села рядом, мешком свалилась. — Прости. Я все просчитала, но забыла проверить, как переносят чистый универсум люди твоей расы. К тому же не инициированные, понимаешь? Ну, вы не выходили так далеко от своей планеты и вам не дали... настройку. Пять часов у нас запас по окислителю, я так думала. А тебя скрутило сразу, воздух не был значимым фактором. Воздуха нам хватало.

Она еще что-то бормотала, норовила посчитать на пальцах, хмуря роскошные брови и ругая себя за неосмотрительность. Я злилась. А вам бы было приятно понять, что вас обманули, использовали? Что вас повезли на смерть, хотя твердо верили — угрожает вам в худшем случае укус комарика. Малярийного, блин. Без вакцины, которую ей вкатили врожденно, а мне и укол не поможет.

— Давай, сознавайся, — посоветовала я. — Я тебя прощу, наверное. На первый раз. Если плакать будешь жалобно.

— Корабли ИА не допускают присутствия иных транспортов в своем секторе, — выдавила Гюль, покосившись на меня. — Но всегда спасают людей. Были прецеденты, после двух аварий они доставляли эвакуационные капсулы в ближние габ-порты. Но если аварию подстроили и настоящей угрозы нет, просекают на раз. Не появляются. У нас была угроза жизни, к тому же ты получила от меня вводную с указанием полного уровня риска, ты должна была бояться и излучать страх. Через четыре часа нас бы точно нашли.

— Почему я это подозревала?

— Потому что ты эмпат. Риска почти не было в моем понимании, была простенькая ловушка для корабля. И вдруг — он вынырнул сразу! Я себе не поверила. Потом, когда тебя уже засунули в систему восстановления, гляжу: убила тебя премудрая Гюль... Почти совсем. Надо было внимательнее проверить параметры живучести по лучевому и силовому векторам. Там же ноль, ну чисто — ноль. Ужас. Вы совсем еще детсадовская раса, не прошли развертку второго типа.

— Но я жива.

— Тебя ускоренно развернули. — Гюль залилась слезами, как в первый день, ну прямо восплакала, блин. И сразу вспомнила сравнение, свое же собственное из того дня. — Мы не уме-ем! Ни-икто не уме-ет! Это уровень старши-их, понимаешь?

— Нет, но мне пофиг, — отмахнулась я, и села.

Костюм с меня сняли, обрядили в нечто короткое, радужное и вроде симпатичное. Только я больничную робу просекаю в любом цвете. Это она и есть. Меня точно лечили, и серьезно. Но я иду на поправку. Хотя в голове такое творится, хоть опять ею колоти об твердое — может, тогда лишние мысли высыплются, а толковые примнутся. Я осторожно постучала себя по гудящему лбу. Не помогло. Хлопнула открытой ладонью, посильнее. Гюль испуганно на меня уставилась, забыв закрыть рот.

— Где кит?

— Кто?

— Красивый такой кит. Крупный. И плавники, знаешь — с зазубринками вроде. Светится немножко. Я видела его, пока ты не начала меня лупить и будить. Хочу кита.

— Вот, — Гюль махнула руками. — Везде. Корабль, понимаешь? Мы в нем. Он нас слопал и везет домой, в габ-порт. Наверное. Хотя он никому свои планы не сообщил. Этот, который тебя лечил, наорал на меня, наречия не знаю, но мысли он показал. Сплошь ругань. Зол был — страшно. Хотел меня не спасать, но закон есть закон.

— Где он?

— Там, — махнула рукой Гюль. — Там навигационный отсек, он же главный нервный узел, он же мозг. Не знаю, не смотри так. Технологии кэфов вне моего понимания. И он все равно не появится, ты же цела.

Вот стану я второй раз верить ей, если я и в первый ни на ноготь не поверила? Гюль до настоящей атипичности не ближе, чем Васе. Она привыкла к прайду, то есть к следованию за лидером. Она просто не могла попытаться грохнуть меня, ей одиночество хуже смерти. А моя смерть — хуже одиночества... За спиной со всхлипом вздохнули: подтверждает, очередной раз втиснувшись в мои не особо умные мысли. Пусть её. Глядишь, своими глупостями обзаведется.

Коридор начался от указанной двери типа "шторка", изогнулся и уперся в красивую сплошную стену янтаря. Полированного, с прожилками зеленоватого молока и сочными медовыми полостями, прозрачными — и непроницаемо глубокими. Я вежливо постучала по преграде.

— Уважаемый кит! У нас в авиации принято баловать пассажиров в первый полет. В кабину к пилотам пускать или хоть в бизнес-класс. — Я подумала и подмигнула стене. — То есть, это не совсем правда, это скорее слухи. Но вы же не какая-то занюханная авиакомпания. Вы лучший в мире кит. Я себя чувствую лет на семь и хочу праздник. Пожалуйста.

Янтарь внутри всколыхнулся, стал похож на кубики льда в темном дорогом алкоголе. Меня от зрелища слегка развезло, уж больно крутилось красиво и сложно. Я так и провалилась вперед, когда преграда исчезла. Несчастный кит меня был вынужден ловить, как вышибала — пьяного гостя.

— Простите, — смутилась я.

— Бывает, — подумал он.

Прямо на душе посветлело. Хоть один нормальный инопланетянин. Как их показывают в земном кино. Рослый, стройный, большеглазый. Лоб высоченный, кожа молочно-белая, приятного тона. Глаза чернее универсума и в них эта штука, как у Тэя — бездонность.

— Спасибо, — сказала я, глазея изнутри на шар рубки и чуть покачиваясь в мягком кресле. — Как тут хорошо.

— Могу я еще раз поинтересоваться китами? — спросил он, на сей раз вслух.

Я закрыла глаза и старательно подумала о китах все, что знаю. Я вообще в плане знаний человек компактный. Раз — багаж весь выставлен на обзор. Мало его, багажа. Мне стыдно, но теперь поздно что-то менять в прошлом. Школа, телевизор и кино. Немного случайных книг в тот год в институте, еще немного — во время дежурств, когда было скучно. И все...

— Надо навести справки, — улыбнулся очаровательный инопланетянин маленьким, но выразительным ртом. Безгубый, а злобности нет, даже странно. — Я определил планету, спасибо. Полагаю, там есть наблюдатели расы кэф. Они покинули дом, — тут взгляд хозяина рубки потускнел от огорчения, — таков удел старших. Мы остались оберегать дом, таков удел верных.

— Вы не кэф?

— Можешь звать меня Кит, — улыбнулся он. — Я суть корабля, он — моя оболочка. Еще я экстракт памяти и воли первого капитана. Хорошо, что у корабля опять есть имя. Мы немного устали быть сами по себе.

— Так прилетели бы в габ, поболтать, просто так, по-соседски, — ляпнула я. — Простите. Ну, вы в курсе моего интеллекта. Вот я и горожу.

— Корабли расы кэф — мечта империи, тайно желающей господства, — улыбнулся он с долей грусти. — Мечта Дрюккеля, чиновные носители вели бы инспекцию непрестанно, имей они доступ без ограничения дальности и маршрута. Научный сектор желает нас разобрать, расщепить до последнего элемента и познать. Мы очень всем нужны. Только... не по-соседски. Приятно встретить человека, которому от нас ничего не надо... почти. Но то, что в твоей голове, умещается в границы добрососедства.

— Вы нас везете в габ?

Он чуть помолчал, отрицательно качнул головой на гибкой длинной шее — так роскошно получилось, прямо танец, а не движение. У него нет волос, зато по черепу идет едва заметный гребень, и сейчас он приподнялся сотнями радужных пушинок...

— Нам самим много чего хотелось бы сделать, как ты хорошо сказала, по-соседски. Мы храним верность ушедшим. Этот сектор — их дом, а разве хорошо, когда дикари лезут с отмычками в чужой дом? Они ведь будут громить и воровать, именуя это исследованием и прогрессом... Кэфы ушли, и вряд и вернутся. Но дом должен быть цел. Это дань уважения. Мы отдаем дань. Мы помним законы. Не вмешиваться в дела младших. Не влиять на расстановку сил у младших. Спасать терпящих крушение в наших пространствах. Но мы устали от тишины. И мы хотели бы немного усложнить толкование закона. — Он посмотрел на меня так, что я ощутила себя прозрачной. — Есть дело для сотрудника габ-порта. Мы не вмешиваемся, нам нельзя. Тебе можно. Но без меня не добраться и не успеть. К тому же умного там сделать нельзя, все умное уже совершено, и подлое тоже. Посмотришь своим странным взглядом, хорошо? Нам говорили, что умеешь видеть, как подобает габ-сотрудникам.

— Да охотно. А можно связаться с моим гамбур... то есть габмургером? Нам Вася дал костюмы, его могут за это перекодировать.

— Вот именно это и интересно, — улыбнулся Кит. — ты думаешь о том, что иным совсем не важно.

Он кивнул серой стене, открывая в ней коридор. Гюльчатай с видом просветленного буддиста, узревшего сияние истины, проникла в рубку и замерла, едва не перегорев от восторга. Кит перевел взгляд на другой сектор шара. Там обозначился мой шеф, клокочущий обоими клювами.

— Ить!

— Уть-уть!

— Уважаемый габмургер, только усилиями габарита Васи мы попали сюда, — соврала я. — вы уж его не ругайте, он старался, как мог... атипично. Нас попросили оказать содействие.

— Ить... да-а... — пропищал шеф, во все глаза созерцая Кита. — Честь-ить для порта. Посещение ожидать ли нам-ить?

— Я не могу не вернуть ваших служащих, — пообещал Кит. — Но я не обязан указывать маршрут.

— Нет-уть, — отмахнулся шеф. Он умеет улыбаться клювом! — Ждем в гости-уть. Всегда есть-уть место у седьмого причала. Спокойного перехода.

Кит кивнул и погасил сферу с экзальтированным шефом. Немного поколдовал, шевеля длинными изящными пальцами — и вокруг стал универсум, отделанный дугами янтарных рам.

— И что во мне есть такого, чтобы меня спасать и брать на борт? — поразилась я.

— Только то, что я при этом никому и ничего не должен, — отозвался Кит. — Это редкость. Еще полцикла, и, возможно, ты тоже заведешь покровителей, связи, обязательства и осознаешь тонкие нюансы влияния. Тогда станешь нам опасна. Мы верны кэфам, они не вмешиваются. Мы тоже. Мы не союзники и не враги, только соседи. Пока ты умеешь это понять. Надолго ли? Не знаю.

— Я все не так придумала, — отчаялась Гюль, осторожно занимая выросшее из ниоткуда кресло.

— Порой результат важнее замысла, — утешил Кит. — Это нарушение границ сектора было кстати. Я проснулся. Так приятно быть замеченным, как живое создание. Кит... Мне нравится аналогия. Мне нравится вид того маленького океана, бескрайнего в своих масштабах. И мне нравится что вы... не китобои.