Лина встревожено переглянулась с высшим.
— Я гемофаг, меня сложно убить.
— Но это не значит, что невозможно, красавица! — хмыкнула ведьма.
Лина отвела взгляд, понтифик упорно молчал, но с силой сжал ладонь любимой.
— Ну, хорошо, не мое дело. Итак, допустим, — ведьма неопределенно повела рукой, — Допустим, что ты все-таки сделала что-то ... , хм, неправильное. И, опять же, допустим, что твой любовник хочет не просто найти способ избавления и держать его где-то на полке, на всякий случай, а действительно его применить...
Она еще раз обвела пару взглядом.
— Так вот, что вам надо знать, чтобы не допустить повторения прошлого?
Понтифик понял, что ведьма начала отрабатывать полученную оплату. Она подобралась и приняла деловой вид.
Именно за информацию Марк ей заплатил, и сейчас Аграфена готова была отработать свой заказ.
— Самое главное, вы должны понимать, что полноценного избавления от Отката не существует, — Марк хотел было перебить ведьму, но она подняла указательный палец вверх, — Я сказала — полноценного. Откат неизбежен и неотвратим, и именно это вы изменить не в силах. Если только...
Паузы ведьма выдерживать научилась отменно. Внимание вампира и его смертной любовницы полностью было приковано к Аграфене.
— Если только не найдете опытного часовщика, умеющего прыгать в паре, и не уговорите его вернутся назад строго в тот отрезок времени, когда твоя красавица меняла реальность, чтобы остановить ее. Но! — она еще раз выставила вверх указательный палец, — Ты, упырь, обязан помнить следующее: когда она меняет реальность — она меняет все! А отсюда следует, что если ты остановишь то изменение, то вполне вероятно, что измениться абсолютно все в настоящем времени. Вся реальность может пойти совершенно по-другому. Если ты к этому готов, то ищи мастера времени.
— Лину это спасет? — напряженно поинтересовался Марк.
— Отката не будет, — ответственно заявила ведьма, — За это ручаюсь. А спасет ли? Без понятия. Быть может, ее машина собьет на следующий день, откуда мне знать, что там будет в той реальности-то...
— Хорошо, — Лина взяла слово, — Что еще вы можете нам рассказать?
Ведьма перевела на нее взгляд и покачала головой.
— Многого я не знаю, красавица, уж извини. Слишком закрыта эта информация. Вы, ткущие, вообще на уровне легенд, про вас многие знают, но мало кто видел вживую, — она хрипло засмеялась, — Я сумела найти такие крохи, что..., — женщина махнула рукой, показывая бесполезность своих поисков, — В общем, Откат ударяет тем, чего ткущий боится больше всего. Боится боли — будет ему боль, боится лишений — будет бродяжничать, боится...
Марк с Линой переглянулись. Кажется, они начали понимать.
— Страх всегда создает дополнительную вероятность, она болтается где-то на самых краях, но все равно вполне осуществима. Сколько раз люди, боявшиеся чего-либо, это в итоге и получали? — горько добавила Аграфена, видимо вспомнив что-то свое.
Она тихо вздохнула и, достав из сумочки носовой платок, промокнула им глаза. Но затем снова обратилась к своим заказчикам.
— А когда ты, красавица, насильно создаешь вероятности, то реальность страха подхватывается автоматически. Поэтому Откат и невозможно остановить, он становится неизбежным. Ты его вытягиваешь вместе с принудительным изменением вероятности. Как бы объяснить понятней...
— Я поняла, — коротко оборвала ее девушка.
Ситуация складывалась не очень хорошая, но теперь Лина стала догадываться, почему Откат с Гюнтером был именно таким.
— Думай, красавица, чего ты больше всего боишься в жизни, этим и будет Откат, — Аграфена пытливо взглянула на гемофага.
Девушка отвела взгляд.
— Сколько времени у нас есть? — спросил Марк.
— Не знаю. Может день, может год. Об этом мне уже ничего не известно, -пожала плечами ведьма, — Я даже про сам то Откат еле нашла, а уж когда он произойдет...? Отслеживай ее ауру, — обратилась ведьма уже к вампиру, — тогда будет понятно. Чем ближе день — тем она будет чернее.
Понтифик коротко кивнул и задал последний вопрос:
— Сколько мы вам должны за новые сведения?
Она покачала головой.
— Я не верила, упырь, а теперь вижу своими глазами. Не нужно мне ничего от вас, кроме уже оговоренного.
Марк выпрямился и холодно заметил:
— Я приеду сегодня вечером и привезу плату.
— Но ты ведь уже заплатил! — обернулась к нему девушка.
Ведьма ухмыльнулась.
— Не все заплатил, красавица, не все!
...
Мама позвонила, когда у Лизы только закончился урок. Женщина была расстроена и очень просила дочь приехать и поговорить с Павлом. Жесткий, властолюбивый отец и не менее независимый брат постоянно ругались, сталкиваясь то по мелочам, то по крупным жизнеутверждающим принципам.
— Что они опять не поделили? — со вздохом спросила девушка, понимая, что после работы, как бы она ни хотела, придется ехать к родителям и мирить родичей.
— Отец снова насел на Павла по поводу диссертации. Он все никак понять не может, что Павлуше не нужна кабинетная работа! — посетовала мама, — Сможешь приехать? Я как раз "шарлотку" твою любимую пеку.
Ну да, по-доброму усмехнулась Лиза, чтобы оплатить мои посреднические труды. Мамину шарлотку она любила. Мама у нее вообще изумительно готовила, что котлетки-зразы всякие-разные, что окорок-буженинку, что окрошки летние и зимние. А уж за рецепт ее фирменного холодца выпрашивали все соседки и знакомые.
— Хорошо, приеду, только ненадолго, мы с Витей хотели погулять сходить вечером.
— Спасибо, золотко, я предупрежу папу, — мама довольно стала прощаться. Главное дело сделано и в ее маленьком мирке снова воцарится покой.
У родителей она была почти в шесть часов вечера.
— Ну как ты, сестрен? — Павел развалился на кушетке в собственной комнате. Руки за голову, на лице довольная улыбка.
— Опять папу доводишь? — спросила Лиза, не заметив его вопроса.
Парень поморщился. Из всех своих двадцати шести лет жизни большую их часть он провел в постоянных противостояниях с родным отцом. Профессор истории, преподаватель в университете, Сергей Викторович Тихомиров был жестким, авторитарным человеком, твердо уверенным, что его слово единственно верное и значимое и для студентов, и для родной семьи. Сын этому противился как мог, яростно отстаивая свою собственную, зачастую противоположную, в пику отцу, точку зрения.
— Он хочет, чтобы я сидел у него под боком и скакал по его приказу!
— Паш, он хочет тебе добра, — начала заступаться за отца девушка.
— Я сразу ему сказал, что кабинетной крысой я не буду! — озверился на нее брат, — Я что, маленький, что ли? Всю жизнь у него под бочком провести? Папеньку должен до конца жизни слушаться? Не хочет он понимать, что его дети выросли, пусть не понимает, но заставлять меня делать все по его приказу, он не имеет права!
— Паш, угомонись! — резко одернула брата Лиза, — Ты тоже не маленький и должен понимать, что человека, особенно в его возрасте, — она кивнула на закрытую дверь, — не переделаешь! Но ведь всегда можно найти какой-то компромисс!
— Лиз, какой компромисс? С кем? С ним? Он требует, чтобы я бросал свою экспедицию и сидел с ним в кабинете! "Диссертацию в палатке не напишешь"!
Парень поднялся с кушетки и заходил взад-вперед по комнате.
Девушка засмотрелась на брата. Все говорили, что Павел Тихомиров — полная копия своего отца. Что по внешности, такой же высокий, статный, эффектный блондин, что по характеру.
— Паш, ну а если ты после экспедиции просто поработаешь немного с папой? Тебе же по-любому отчетность составлять, не все же делать это в очередной поездке? — постаралась она утихомирить брата.
Тот лишь махнул рукой. Впрочем, как всегда. Правда, чуть позже он, скорее всего, обдумает это предложение и примет его к действию, это тоже было всегда. Но пока он не собирался примиряться с отцом.
— Так ты-то как? — повторно задал Павел свой первый вопрос.
Лиза откинулась на спинку кресла, в котором сидела.
— Да никак. Работаю потихоньку, в пансионат вот устроилась на подработку, Александр посоветовал.
— Я слышал, к тебе Витька вернулся? — спросил он, прищурив глаза. Ясное дело, не работа Павла интересовала.
Лиза коротко кивнула.
— Простила?
Непонятно пожала плечами.
— Не простила?
Снова пожала плечами.
— Лиз? — Павел заставил ее посмотреть на себя.
— Да я не знаю, — она отвернулась к шкафу и начала разглядывать стоящие на полках книги, — Честно не знаю. Вроде, он же попросил прощения, но как увижу его, так сразу и вспоминаю ту дрянь в постели. И отношение сразу появляется какое-то мерзостное, как к совершенно чужому человеку.
— То есть, не простила, — сделал вывод брат.
— Не знаю.
— Иначе бы не вспоминала!
В дверь робко постучали.
— Ребята, давайте к столу! — позвала их мать.
Павел, театрально склонившись перед сестрой в поклоне, жестом показал ей на выход. Лиза невольно прыснула со смеху и первой вышла из комнаты.
На большой кухне стол уже был накрыт. По середине стоял большой чайник, вокруг него кружки, блюдца, вазочки с вареньем, обещанная мамой "шарлотка", блюдо с пирогами.
Во главе стола сидел отец. Шевелюра седеющих волос слегка растрепана, яркие синие глаза гневно смотрели на сына. Все еще не успокоился, не отошел от скандала.
Да и Павел тоже — приветственно кивнул отцу, но старался смотреть куда угодно, только не на него.
"Как два петуха", — подумала про них Лиза, но постаралась скрыть улыбку. Отец не любил насмешек, даже в шутливом тоне.
— Как твои дела, дочь? — несколько сурово он поинтересовался у нее.
— Все хорошо, папа, спасибо, — девушка кивнула головой.
— Так ты все-таки простила Виктора, — вклинилась тут же мама, — Вы погулять сегодня хотели вместе.
— Да не простила она его! — Павел ответил за сестру, не замечая яростного взгляда, что она ему отправила.
— Дочь, объясни! — потребовал отец. Он сжал в руке ложечку с вареньем, не донеся ее до рта.
Вот поэтому Лиза и долго раздумывала, подавать ли ей на развод. Отец не поймет. Родители не поймут.
Профессор Тихомиров был ярым приверженцем идеи — если семья, то это навсегда, и такого понятия как "развод" для него просто не существует, чтобы в семье не происходило. Так он и своих детей старался воспитывать, но привело это к совершенно другому результату: Павел, в свои двадцать шесть лет категорически отказывался жениться, а Лиза выскочила замуж за первого же предложившего, лишь бы избавиться от диктата отца. Они ведь видели и ночные развлечения отца, когда он оставался у очередной любовницы, и тихие слезы матери.
— Он все-таки мне изменил! — тихо проговорила девушка, с опаской глядя на главу семьи.
— И что? — не понял отец, — Он же мужик! Он и должен гулять по бабам! А твоя женская участь, раз уж удосужилась выйти за него, сидеть дома и ждать, пока твой муж соизволит явиться!
— Но я не хочу сидеть и ждать, — все так же тихо ответила она, — Я считаю, что он не уважает меня, раз позволяет...
— Она считает, ну надо же! — с сарказмом перебил ее профессор, — Она, видите ли, считает! Лиза, ты вышла замуж! Ты мужняя жена! И что ты считаешь по поводу своего мужа, не волнует никого из здесь присутствующих!
— Но, папа,...
— Никаких "но"! Чтобы разговоров о разводе я не слышал! — отрезал мужчина, — Тоже мне, взяла моду! Ты хочешь, как мои некоторые студентки, к тридцати годам с тремя разводами остаться? Ты вышла замуж и обязана научится жить с мужем! Семью строить — это не в куличики играть!
— Он же изменил! — упрямо вставила свое слово Лиза.
Павел сидел и с удовольствием наблюдал за тем, как отец ругает сестру. Что ж, пусть она вот в этом случае попробует найти компромисс.
Мама же занималась разрезанием "шарлотки" и в разговор не встревала. Муж давно ее приучил к тому, что ее мнение не требуется, и хотя она была согласна с дочерью, держала свое слово при себе.
— Дочь, я свое слово сказал! Чтобы ни о каком разводе я от тебя больше не слышал, ты поняла? Двух лет с мужем не прожила, а уже туда же — развод! Парень оступился и ты как женщина, как жена обязана дать ему понять, что ты это понимаешь!
Лиза насупилась и замолчала. Отец не приемлет расторжения брака, мать против него не пойдет, брату — все равно, останется она с Виктором или нет, у него своих забот хватает.
И где тут найдешь так необходимую ей поддержку?
...
Марк появился дома только поздно ночью, когда Лина уже почти засыпала на диване в гостиной, ожидая его прихода. Она встрепенулась, услышав звон ключей, и раскрыла книгу, как будто так и было.
Понтифик, как и обещал, приехал вечером к ведьме домой, в который раз удивившись контрасту между его дневной посетительницей и этой хибарой. Аграфена выцедила у него ровно пол-литра крови, присоединив медицинский переносной кровоотсос. Зачем ей нужна была его кровь, она так и не говорила, на что Марк еще раз пообещал, что если это коснется его Лины, то он сотрет с лица земли не только ведьму, но и всех обитателей этой хибары.
Аграфена озлобилась и в резких выражениях высказала понтифику, что у нее хватает забот и помимо его девки.
Покинув дом ведьмы, понтифик направился к донору, а оттуда домой.
— Ты ждала меня? — удивился Марк, по его подсчетам, девушка давно должна была быть в постели. Он догадывался, почему девушка до сих пор не спит и ему очень не хотелось говорить Лине, чем именно он заплатил торговке за ее поиски, по крайней мере, не сейчас.
— Я всегда тебя жду!
Марк несколько недовольно покачал головой.
— Ты ужинала?
— Да, родной.
Лина была недовольна так же. Ей не нравилось, что Марк от нее скрыл вторую оплату ведьме. Девушка считала, что раз они в одной лодке, раз понтифик взялся за поиски решения с Откатом, то он не должен от нее ничего скрывать.
Она утянула его на диван и сама села рядом.
— Надо поговорить.
— Радость моя, уже поздно, тебе пора спать, — попытался перевести тему мужчина, но она его не слушала.
— Нет, мы поговорим здесь и сейчас! — жестко произнесла Лина, — Чем ты заплатил Аграфене? Помимо денег?
— Это не важно, главное, что мы получили сведения.
Лина настаивала.
— Марк, лучше скажи!
— Лина, я не очень настроен сейчас на обсуждение этого вопроса, — он сгорбился и опустил голову на руки. С тех самых пор, как он уехал от Аграфены, его не покидало ощущение, что он сам затянул петлю на их с Линой шеях.
У нее аж сердце екнуло от такой позы высшего. Сильный, гордый мужчина сейчас был поникшим и потерявшим уверенность в самом себе.
— Родной мой, — сжалилась девушка, — я понимаю, что для тебя это было неприятным, но я должна знать, ведь это ради меня ты...
— Кровь, — он оборвал ее просьбу, — Я отдал ей свою кровь.
Лина откинулась на спинку дивана.
— Значит, кровь, — задумалась она, — Но насколько я знаю, в твоей крови нуждаюсь только я.
— Видимо, не только. Я предупредил ее, чтобы даже думать о тебе не смела! — согласился Марк.
