К сожалению, Ленин всего лишь человек, не мог досконально знать, как правильно поступать и что делать в попытке достижения подобного блага для людей. Он, как и все остальные, имел своих тараканов в голове, допускал ошибки, и не всегда был на высоте в их признании. Человека уверили в непогрешимости и в его величии до такой степени, что он и сам стал считать — никому из живущих на планете людей не дано совершить подобное. И как результат — не получилось! А жаль. Я глубоко сожалею, что не вышло у него довести до конца главную революцию в сознании каждого индивидуума. Не появился рядом с вождем пришелец из будущего, некому было подсказать нужные на тот момент действия, достаточных для исполнения мечты у многих людей — всеобщее благоденствие.
Нет, я не хочу себя представить именно тем человеком, который, стоило ему только появиться, вмиг все исправит, и люди хором кинуться совершать немыслимые подвиги ради желания увидеть мир на Земле и процветание человеческого общества. И все же, я больше и больше склоняюсь к мысли; мне вполне под силу, если и не подвиг совершить во благо людей, то хотя бы просто доброе дело сделать. Вот такой я человек. Нет мне покоя, целая жизнь у меня впереди, пускай и чужая, но именно поэтому прожить ее стоит, не повторяя ошибок, как собственные, так и другие, те, которые мне известны. Удастся? Думаю, да, должно получиться.
Вернувшись через некоторое время к сидящему в кресле Игнатьеву, я удивился. Оставлял полковника испуганного и нерешительного, и не ожидал, что шок от моего рассказа пройдет быстро. Увидеть же перед собой человека, полностью пришедшего в себя, с явно видимой на лице готовностью, если не бросится с гранатой под танк, то хоть сделать что-то подобное, стало несколько неожиданным. А прозвучавший вопрос был для меня как гром среди ясного неба:
— Кого первого будем убивать?
Я слегка оторопел.
— Почему сразу убивать? С чего вы это взяли?
— Я понял из сказанного следующее: если ученые не создадут оружие способное уничтожать массу народа, то не появится желание его испытать путем развязывания войны, а значит, никто не посмеет угрожать моей Родине и не будет смертей в большом количестве. Я правильно понял причину вашего желания препятствовать прогрессу в совершенствовании оружия?
— Ну, допустим...
— Кроме этого я смог уяснить: чтобы не доводить дело до подобного развития событий необходимо приостановить начинания некоторых изобретателей вплоть до их устранения. Ничего не упустил?
— Алексей Алексеевич, вы недавно сказали мне не передергивать и не нагнетать обстановку. А сами тут же начинаете перегибать палку. Прежде чем уничтожать, нам надо найти, кого следует убрать, затем подыскать и возможно подготовить сподвижников, и помощников в деле ликвидации подобных лиц. Вы в первую очередь должны уяснить — всякая попытка с целью покушения на жизнь любого человека требует всестороннего обсуждения и обоснования. Хотя бы ради того, чтобы не считать себя обычными террористами. Нам незачем становиться эсерами или анархистами, которые пытаются методом убийства высокопоставленных чиновников исправить мир. Я не хочу и вам советую не идти по пути, ведущему к хаосу.
Внимательно присмотревшись к графу, я понял, что нам надо сделать перерыв. Человеку, сидящему рядом, явно не по себе. Оставлять Игнатьева "сам на сам" с такими мыслями было бы неверным решением. Я ответственен перед ним, так как внес в упорядоченную жизнь графа страх и неуверенность в его мировоззрении. То, что подобное вскоре испытают миллионы людей, меня как-то не особо в настоящий момент заботило, а вот поддержать Игнатьева мне нужно прямо сейчас. Я знал, иногда напившись до невменяемости, человек тем самым спасает себя от более серьезной неприятности, но в то же время нередко проявляется и другой вариант, когда, находясь в таком состоянии, может наделать дел, от которых уже никто не спасет. Тут контроль нужен, а то, что полковник напьется, я был уверен, причина очень веская, граф русский человек и ему, как и всякому русскому свойственно глушить страхи и сомнения в "зеленом змие". Наши люди в таком случае советуют, если нет возможности остановить сие непотребство, значит, стоит его возглавить.
— Алексей Алексеевич как вы смотрите, если мы с вами слегка спустим пары и пригубим немного перед сном. — Мой щелчок пальцами по горлу был понят правильно. — Так сказать, не с целью наклюкаться, а ради здоровья. Согласны? Тогда я мигом организую. Вы, пожалуйста, сидите, я уже в курсе, где тут все необходимые ингредиенты взять можно.
Зря надеялся, употребление спиртного никак не повлияло на его состояние и не успокоило моего собеседника. Я уж старался, подливал и подливал ему в фужер коньяк, но все безрезультатно. Он активно продолжал закидывать меня вопросами, полковника интересовало буквально "от" и "до". Не выслушав ответ до конца, тут же задавал следующий, и мне терпеливо приходилось отвечать, подстраиваясь под сегодняшние реалии. Но как бы там не было многое из его высказанных вслух мыслей, которые моментально появлялись вслед за моими пояснениями, заставляли признать, не все смог продумать за то время пока приходил в себя. В чем-то Игнатьев прав, и ничего не оставалось, как соглашаться и поддерживать, не огульно, лишь некоторые его предложения, остальное откладывал для дальнейшего обдумывания. В ходе беседы он упорно намекал на необходимость познакомиться поближе с братом, считая, что тот по роду деятельности может оказать существенную помощь в выполнении наших (уже именно наших, а не моих) идей.
Глава 10
Павел Алексеевич родной брат полковника, и в настоящий момент находится во Франции. Легально значился руководителем Русской миссии в межсоюзническом бюро при военном министерстве Франции. Одной из задач, возложенных на него — обработка информации по обстановке на фронтах союзников, и извлечение скудных разведданных о противнике из полученных сведений. Ни о какой индивидуальной работе по полноценному развертыванию шпионской деятельности речи не шло, даже и не предусматривалось при составлении договоренностей о взаимодействии между союзниками. И Алексей Игнатьев, и Павел, они не занимались подобными делами. Официально во всяком случае.
Хотя вот тут и не совсем было ясно, так как я не знаток в делах разведки. Военный агент по моему представлению именно тот человек, которому в обязанность вносится подобная деятельность. Он координатор шпионской сети. Ну, хорошо, может, и не до конца понимаю всю эту кухню, но резидентом-то..., почему бы ему и не быть. Я счел за лучшее предположить: оба брата прекрасно разбирались, какая именно работа для них была основной. Скрытая от внешнего наблюдения деятельность как раз и заключается в развертывании агентуры на территории противника с территорий своих союзников. Читая мемуары братьев нетрудно понять — так оно и было. И насколько я помню из прочитанного, еще в конце 1915 года, при личной аудиенции царя с Павлом Игнатьевым, ему поставлены конкретные задачи, а именно: наладить обмен информацией с разведслужбами других стран — союзников России и создать агентурную сеть русской военной разведки в Германии и Австро-Венгрии.
Мне это известно, я уже упоминал, что оба брата оставили потомкам свои мемуары, и хоть там недостаточно полно изложено, каким образом они выполняли подобные поручения, но что-то уразуметь я был способен и свою точку зрения на происходящее имел. Предложение графа воспользоваться связями брата как раз отвечало моим планам. Других подходящих для моих намерений людей, которых чуть-чуть хотя бы знал, я пока не наблюдал рядом с собой.
Меня смущали сведения, почерпнутые в мемуарах о том, что они с братом в дальнейшем поссорятся. А Павел даже будет стрелять в него, подписавшись под решением офицерского комитета о смертном приговоре для Игнатьева старшего, обвинив последнего в переходе к большевикам и нежеланием отдать деньги на нужды белого движения. Естественно, не стал говорить об этом графу. Зато помня из прочитанной его книги, что причиной ссоры было не только разные понятия о служении Родине, но и такой нюанс, как отказ сына помочь матери в материальном отношении по прибытию ее из большевистской России во Францию, постарался данный факт заранее сгладить и как-то урегулировать.
Подоплека была в Игнатьеве старшем. Он, не решаясь снять с банковских счетов деньги, которые считал не принадлежавшие никому кроме официально признанного другими государствами правительства России, не мог пойти на поступок, порочащий его достоинство. Не решился снять даже копейку, ни на свои нужды, ни родни, а уж тем более на поддержку белого движения. Павла подобное жлобство возмутило, он в этом плане был более прагматичным, да и уверенность в том, что генералы, воюющие против большевиков, и есть русское правительство, и деньги просто необходимо отдать на их нужды для него было абсолютно очевидным решением. Именно разность в понимании своего места в событиях сыграли роль в их появившемся противостоянии.
Я постарался внушить своему собеседнику, что в связи с предстоящей революцией в октябре этого года и прихода к власти большевиков все, кто имел хоть какие-то сбережения на счетах Российских банков, потеряют их, причем порой вместе с жизнью. По мере моего дальнейшего рассказа недоверчивое выражение лица графа изменилось, оно окаменело и напоминало маску злого арлекина. Такое же контрастное — белое с черным. Я его понимал. В одночасье лишится всех материальных благ без всяких компенсаций, остаться без средств существования, превратиться из некогда благополучного человека в нищего..., не всякому по силам принять такой удар спокойно.
— Под одну гребенку, причешут так, что останется только в гроб ложиться. Жить станет веселее, но очень трудно будет выжить....
— Как такое возможно? — перебил меня Игнатьев. Это что же выходит, наша семья в благодарность за неустанный труд на благо отчизны получила в свое пользование земли, на них построены усадьбы, кто-то из моих родных занимается и сегодня производством необходимых для жизни предметов общего пользования... И все это нам предстоит потерять? Нажитое честным неустанным трудом на протяжении длительного времени?
— Я понимаю ваше недоумение Алексей Алексеевич, и я не сторонник подобного развития дел. Вопрос отъёма материальных ценностей у бывших владельцев, не что иное, как чистый грабеж, совершаемый незаконным путем. Но власть в стране захватят люди, которые планируют уничтожить старые понятия о мироустройстве, и ради этого поставят с ног на голову или, наоборот, с головы на ноги все, что когда-то было ценным и незыблемым. Ваше нежелание принять новые правила проживания в этом мире для них не важно, пустой звук. Не больше. Даже в их песнях будут звучать слова: "разрушим все до основания", посчитают так проще и легче построить что-то новое и светлое. Все будет, как я вам рассказываю, я не утрирую, поверьте. Они разрушат все, что вам дорого в этой России, церкви и те снесут, даже фундаментов не оставят, заберут материальные ценности у богатых, заставят работать на них почти бесплатно всех, кто раньше жил на дивиденды и прибыли от имений, предприятий, банковских вкладов. Итогом всей вакханалии станет то, что Россия окунется и надолго застрянет в непролазной грязи. Предстоит жуткая неразбериха, причем во всем. Кровавая истерия захлестнет каждого человека в стране. Содом и Гоморра покажутся мелкими неприятностями по сравнению с будущим нашей с вами Родины. Никто не останется в стороне. Именно поэтому я советую вам каким-то образом заставить вашу матушку продать имущество, и, собрав все ценности выехать сюда, во Францию, благо пока есть возможность сделать это. Дорога сложная, и сборы предстоят нелегкие, убедить в необходимости подобного шага еще труднее. Предсказать, опираясь на мои знания будущего, что они вскоре так и так переедут сюда нельзя, просто вам не поверят, сами понимаете почему. Но как-то выкручиваться надо. Ссылайтесь на свои знания, вы по долгу службы можете, сделав выводы из всего происходящего в мире предсказать и убедить в необходимости совершить трудный для семьи шаг в неизвестность. Упирайте именно на них, говорите о сложной политической обстановке в мире и на то, что они могут лишиться всех средств, а значит и нормального существования в дальнейшей нелегкой жизни.
Игнатьев попытался перебить меня и что-то сказать, но я не слушал. Продолжал нагнетать ситуацию, считая крайне важным добиться от него согласия повлиять на судьбу семьи и близких ему людей. Мне нужны оба брата, нельзя допустить ссоры между ними.
— Большевики все отберут. — Взмахом ладони придержал рвущегося что-то сказать собеседника. — Хорошо если живыми останутся ваши родные в этом хаосе. Изыщите возможность переговорить с ними или хотя бы написать письмо. Поторопитесь, времени остается очень мало, убедить трудно, но надо обязательно. Поверить в подобный конец своей страны даже для вас представляется невозможным, а для многих, в том числе и членам вашей семьи, вообще дикостью покажется. Используйте все свое влияние, попробуйте привести в качестве примера Французскую историю, ведь подобное творилось и здесь, многим аристократам пришлось покинуть родные места в поисках убежища от распоясавшихся революционеров, получивших в руки власть.
— Да, вы правы, даже не зная мою маман, вы угадали, она твердо уверена в незыблемости монархии в России, ей и в голову не придет, что грядут великие перемены, даже произошедшая февральская революция не смогла низвергнуть ее уверенность. И я, честно говоря, не знаю, каким образом все это обставить....
Полковник немного помолчал, видимо обдумывая будущие действия, затем приняв решение, продолжил разговор:
— Исходя из ваших ужасных предвидений и советов по поводу будущего моей семьи, вновь хочу поднять вопрос о необходимости рассказать брату историю перемещения вашего сознания. Уверен, он не сразу, но поймет и проникнется. В этом мы с ним схожи. Такой же увлекающийся человек, как и я. Немаловажным фактором для привлечения к тайне вижу его возможность посылать гонцов в Россию. Мне частенько приходилось пользоваться его услугами, телеграфу подобные высказывания доверить не могу. Никакие шифровальные коды не помогут сохранить секреты, да и о каких шифровках может идти речь в общении с родными. Только письма, а они сегодня идут очень долго. Мы об отречении царя от престола и то узнали из газет французских, причем не в тот же день. Телеграфом пришло сообщение гораздо позже, вместе с предложением принять всему находящемуся здесь русскому военному контингенту присягу временному правительству. Кто там сегодня состоит в правительстве, мы узнаем только от людей, приехавших из России для работы в наших миссиях и учреждениях дипломатического корпуса. Гораздо быстрее получаем известия о делах в Англии и в США. То, что 6-го апреля американцы объявили войну Германии, мы в тот же день узнали. Представляете?
Я внимательно слушал Игнатьева, мне было интересно его отношение к новой власти, а он подбадриваемый моим молчаливым сочувствием все никак не мог остановиться:
