Недостройка

— Что делать будем? — спросил я чисто риторически.

— Ты у меня спрашиваешь? — тут же отозвалась Оксана, — я вообще-то на тебя надеялась...

— Тогда пока ничего не будем делать, может рассосётся само собой, — предложил я, усаживаясь на край стены, за которой что-то там светилось глубоко внизу.

Но такой нулевой вариант видимо тоже не устраивал зверя на дереве, потому что оттуда послышалось шипение... ну почти такое же, какое кошки издают, когда недовольны чем-то... а потом оно спрыгнуло на землю и медленно двинулось к нам — да, это была росомаха, размером с большую кошку или со среднюю собачку, шерсть бурая, с серыми пятнами, хвост трубой.

— Я боюсь, — прошептала Оксана, прячась за мою спину, — а ну как оно в горло вцепится!

— Спокойно, — отвечал я ей, — резких движений только не делай.

А сам залез в пакет, где у нас оставались остатки от пикника и нащупал там что-то съедобное, это была пара кусочков сахара-рафинада. Вытащил их наружу и начал воспитательную беседу со зверюгой.

— Слушай, приятель, мы тебя не трогаем ни разу, так что давай разойдёмся миром, а? Еды сейчас в лесу много, а мы не такие уж и вкусные, как тебе кажется... так что иди себе по своим делам, а мы по своим пойдём, а?

Росомаха остановилась и снова зашипела, заспушив хвост.

— Она ведь прыгнет сейчас! — с отчаянием в голосе сказала Оксана, — сделай что-нибудь и побыстрее!

— Вот смотри, что у нас для тебя есть, — сказал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия, — это сахар, очень сладкий и очень вкусный, смотри, я его на землю кладу.

И я осторожно опустил эти два кусочка на траву, а сам отодвинулся назад вдоль стенки, потащив за собой Оксану. Росомаха перестала шипеть, пододвинулась к сахару и понюхала его... потом ловко подцепила языком и отправила в рот сразу оба.

— Ну что, понравилось? — спросил я у неё, — у нас ещё немножко осталось... вот смотри, я их кладу сюда (и я положил на траву оставшиеся кусочки, всего их в пакете пять штук оказалось), ты их ешь, и мы на этом расходимся.

Росомаха внимательно посмотрела сначала на меня, потом на Оксану, одним неуловимым движением покрыла расстояние до сахара, слизнула его и как будто испарилась в темноте.

— Ититтвою, — только и смог выговорить я, утирая холодный пот со лба, — кажется нам повезло, теперь давай двигать отсюда, и побыстрее.

С другой стороны развалин была чётко обозначенная дорога от БМПшек, сюда проволоку же везли и остатки ракеты вывозили, поэтому весь остальной путь до базы мы проделали быстро и молча, разговаривать особо не о чем было. На подходе к ограде базы я узрел нашего начальника Петровича, он помахал нам рукой и сказал:

— Ну где вы там бродите, мы уже давным-давно пришли...

— Рассказать, не поверите, Евгений Петрович, — начал я, — нас за малым росомахи не съели...

— Да какие ещё росомахи, — отмахнулся он от наших новостей, как от надоедливой мухи, — когда тут такие дела творятся...

— Какие дела? — тут же испуганно спросила Оксана.

— Весь народ с базы куда-то пропал, пустые корпуса стоят, ни одного человечка...

— В каком смысле ни одного? — переспросил я.

— В самом прямом — ни одного это значит ни единого, — отвечал Петрович, — кроме тех, кто на нашем пикнике был.

— А вы хорошо смотрели?

— Можешь сам проверить, если не веришь, — и Петрович жестом предложил мне прогуляться по территории.

Я кивнул Оксане, мол пойдём прогуляемся, она с обречённым каким-то выражением лица двинулась за мной, но в этот момент что-то довольно громко булькнуло сзади... даже и не булькнуло, а лопнуло, как например лопается воздушный шарик. Я живо обернулся — над низенькими камчатскими берёзами висел круглый светящийся объект, и он вращался. По часовой стрелке и очень неторопливо.

— Это ещё что такое? — испуганно спросил Петрович.

Сзади, как я успел заметить боковым зрением, из общаги высыпало несколько человек, которые тоже пялились на светящийся шарик.

— НЛО похоже прилетело, — спокойным тоном сообщила нам Оксана, — сейчас зелёные человечки высаживаться начнут.

— Ну и шуточки у тебя, — в сердцах ответил ей старший и переключил своё внимание на меня, — ты хоть скажи, что это за хрень может быть, вы же только что оттуда вышли.

— По всей вероятности оно выползло из тех развалин, куда ракета угодила, — собрался с мыслями я, — да, мы через них как раз только что прошли, и там в воронке что-то светилось и булькало на дне. Я так думаю, что оно там добулькалось до того, что наружу выплеснулось.

Шар тем временем начал съёживаться в размерах, тускнеть, пока совсем не сморщился и не втянулся обратно, откуда он только что выплыл. Исчез с глаз он с тем же звуком лопающегося шарика.

— Ну чудеса, — только и смог произнести Петрович, а я взял Оксану под руку и мы направились на территорию базы мимо Андрея, Серёги и Мыльникова, которые продолжали стоять с открытыми ртами.

— Чё вы так долго-то ходили? — спросил Мыльников, мы уж хотели идти вас искать.

— Дорога сложная, — отвечал я, — сплошная стена из стланика. А где замполит-то с мичманом?

— Они в радиорубке, пытаются с базой связаться.

Радиорубка была в научном корпусе, вот сразу туда и зайдём, подумал я. Наша лаборатория была открыта настежь, зашёл туда, посмотрел — всё работает, СМ-4 щелкает лампочками, зелёный экран Видеотона сообщает, что до конца выполнения программы остаётся час с хвостиком. Это мы оставили машину включённой, чтобы зря время не терять, а Мыльников запустил там свой очередной алгоритм фильтрации.

Поднялись на второй этаж, там тоже ни души не было, если не считать замполита, он выглянул из дальней комнаты и махнул нам рукой, чтоб заходили. Мы и зашли, это была она самая, радиорубка. У одной стены стояла стойка аппаратуры с кратким названием Р-642Б Окунь, напротив почти такая же, но с аббревиатурой Р-677 Вихрь. Одно, я так понял, было приёмником, другое передатчиком. За Окунем в наушниках сидел мичман Сёма и бубнил в микрофон одну и ту же фразу "Я Агат, я Агат, вызываю Гранит, приём".

— Что, связи-то тоже, выходит, нету? — сходу спросил я у замполита.

— Как видишь, — ответил он, — битый час уже вызываем, а в ответ мёртвая тишина.

— А что вообще случилось-то, пока мы через этот грёбаный стланик лезли? Может объяснишь толком... — попросил я.

— Конечно объясню, — отвечал Илья, зло глядя на стойку приёмника, — у нас теперь много времени свободного будет, можно хоть десять раз подряд всё объяснить. Пошли на улицу что ли...

Мы вышли из подъезда научного корпуса и сели рядком на соседнюю лавочку, замполит закурил беломорину и начал... хотел начать точнее, его перебил лай с соседней берёзы.

— О, не все, значит, пропали, наша ворона осталась, — обрадовался я.

— Ворон это, а не ворона, — поправил он, — значит в общих чертах ты в курсе ситуации?

— В самых общих да, но хотелось бы подробностей, — скромно попросил я.

Тут замполит и вывалил на меня с Оксаной все эти подробности — в научном корпусе нет никого, в казарме тоже, и в офицерском. В столовой тоже пусто, но продукты на местах лежат. А дизель работает, электричество вырабатывается, насосная станция тоже исправна, вода в кране есть. Связи никакой, сам видел. Куда все пропали, никто не знает и даже примерных предположений ни у кого не имеется. Из живых существ ворон вот один уцелел... с дерева снова донёсся заливистый лай, наверно Кеша услышал, как его поминают.

— Ну а с вами-то что приключилось, где вы так долго ползали? — спросил он наконец у меня.

— Так сквозь стланик продирались, а то ты не знаешь, сколько это времени отнимает... да, по дороге прошли сквозь развалины и там с нами два приключения случились, даже три... маленьких, но рассказывать, так уж всё...

— Давай, вываливай.

— Во-первых в воронке, которая от ракеты образовалась (я туда заглянул, каюсь), что-то светилось и булькало нехорошо...

— Так-так, а второе какое приключение было?

— Росомаха нас съесть хотела, вот какое, Оксана подтвердит.

Оксана согласно покивала головой.

— А чего ж не съела?

— Я её сахаром угостил, она и отвязалась... не такие уж они и страшные, росомахи, как вы тут рассказывали.

— Интересно, я здесь два года сижу, но ни одной росомахи не видел, а ты месяца не провёл и уже познакомился...

— Наверно я такой везучий человек... а третье приключение ты наверно сам видел, как шарик над лесом всплыл.

Оказалось, что Илья ничего не видел, потому что безвылазно сидел в радиорубке. Пришлось и про этот шарик рассказать в красках.

В это время распахнулось окно на втором этаже, оттуда высунулся мичман и окликнул нас.

— Что случилось-то? — спросил у него замполит, — неужели с базой связался?

— Связался, но только не с базой, а непонятно с кем, — отвечал мичман, — по-английски из вас кто-нибудь понимает?

Потерпевшие кораблекрушение

Я молча поднял руку.

— Давай сюда быстрее, а то я ничего не понимаю, что они тут лопочут.

Мы все вместе вернулись в радиорубку, где мичман вывел звук от своего Окуня на громкую связь и предложил мне перевести то, что раздавалось из динамика.

— Хотя бы в общих чертах, а то тараторят как пулемёты, ничего не разберёшь...

Я вслушался — акцент у говорившего был, конечно, чудовищный, откуда-то из болот Южной Каролины, судя по всему, вылез гражданин, но кое-что разобрать в принципе можно было.

— СОС он передаёт, т-щ мичман, его плавучее средство потерпело бедствие у берегов Камчатки, вот-вот затонет, так что он просит о помощи... как-то так.

— Хм, — произнесли сразу оба моряка, а продолжил один замполит, — можешь спросить у него, что за судно и координаты, главное, какие? Ну где они там бедствие терпят...

— Могу конечно, чего тут перещёлкнуть-то надо для передачи? — это я у мичмана спросил.

Он молча включил нужный тумблер.

— Сюда говори, — сунул он мне под нос микрофон.

Я спросил у этого южного каролинца то, что велел замполит, в эфире на пару-тройку секунд воцарилось молчание, потом тараторенье продолжилось — судно называлось "Полярная звезда", порт приписки Сиэтл, координаты последний раз снимали пару часов назад и были они такие — и он вывалил долготу с широтой. Передал всё это нашим бравым офицерам... замполит уже и карту южной Камчатки вытащил из какого-то шкафа.

— Вот здесь это, — ткнул он пальцем чуть выше и чуть восточнее нашей бухты, — километров пять от нас по прямой... наши территориальные воды между прочим, куда погранцы смотрели?

— Так это ж совсем близко, с берега в бинокль наверно видно их должно быть, — предположил я.

— Да, пожалуй, что и видно, — отвечал мичман, а затем обратился к Оксане, — слушай, подруга, сбегай на берег, вот тебе бинокль, может увидишь чего?

Оксана послушно взяла бинокль и испарилась.

— А мне ещё чего-то надо говорить? — уточнил я.

— Ясен же пень, что надо, — ответил замполит, — представь меня как командира советского ВМФ, спроси, кто он и как зовут, и скажи, что попробуем чем-то им помочь.

Я выполнил, что требовали. Эфир опять заткнулся на короткое время, затем последовало сообщение, что зовут его Ник Холти, он радист на этой Полярной звезде, а ещё крен судна вот только что достиг 45 градусов, и они всей командой эвакуируются на надувной лодке. Я уже без дополнительных понуканий задал вопрос, сколько их там в команде, мне ответили, что пятеро, в том числе капитан. А тут и Оксана обратно прискакала, быстро бегает.

— Есть на горизонте пароход, примерно там, где вы на карте показывали, лежит на боку.

— Надо спасать, — вздохнул мичман, — хотя это и нарушение всех инструкций и распорядков, часть-то у нас все же режимная, а тут американцы...

— Ладно, спишем на исключительные обстоятельства, — решительно ответил ему замполит, — ты продолжай связываться с базой, а я иду заводить нашу моторку.

— Мне тоже можно? — спросил я одновременно с Оксаной.

— Тебе нет, — резко ответил он Оксане, — а ты сгодишься, вдвоём и поплывём.

— Пойдём, — уточнил я, — плавает, сам знаешь что.

Замполит погрозил мне пальцем, и мы быстрым шагом унеслись к сарайчику недалеко от вертолётной площадке.

— И откуда ж ты английский так хорошо знаешь? — по дороге поинтересовался Илья. — Понятно, что в школе-то мы его все учили, но только большинство научилось всякой ерунде...

— Самоучка, — признался я ему (не говорить же было, что я полгода в Лондоне проработал), — и потом на работе постоянно англоязычные журналы приходилось читать, то, чем мы занимаемся, это ж всё оттуда пошло... вот и набалатыкался. А что, нельзя?

— Можно, — милостиво разрешил он мне, — щас у тебя будет богатая языковая практика, когда заберём этих туристов.

Лодка была нетяжёлая, вместе с мотором килограмм на 100 тянула, так что до берега мы её достаточно быстро дотолкали. Залезли внутрь, замполит осмотрел горизонт сквозь бинокль, отобранный у Оксаны, потом крутанул стартёр мотора (это был самый обычный Вихрь, я таких много повидал на своей Волге), и мы стартовали перпендикулярно берегу.

— Хорошо, что волнения почти нет, — сказал мне замполит, перекрикивая шум мотора, — а то в 4-5 баллов никуда бы мы не добрались.

— Это просто отлично, — согласился я, тоже с трудом преодолев шумовой моторный барьер, — вон они, кажется.

Да, прямо по курсу у нас была резиновая надувная лодка ярких оранжевых расцветок, а в ней сидело пятеро мужиков в такого же цвета спасжилетах.

— Уэлком ту Олда Бэй, — сказал я им, когда мы приблизились и заглушили мотор, — хау а ю, гайз?

За всех них ответил самый старший по годам товарищ, ответил в том смысле, что все окей, за исключением той маленькой неприятности, что их плавсредство перевернулось и затонуло.

— Вся команда здесь? — спросил я, — никто не пропал?

Капитан заверил, что все на месте и никто не потерялся.

— Чего они там бормочут? — не выдержал замполит.

Я передал ему общий смысл высказываний капитана и предложил взять их лодочку на буксир.

— В нашу они всё равно все не поместятся, а два захода делать не очень хорошо — вон там как тучи чернеть начинают... — и я показал на восток.

Илья согласился со мной, вытащил с кормы нашей моторки какую-то верёвку и кинул её конец потерпевшим американцам. Быстренько закрепили её с двух сторон, я предложил этим ребятам держатся крепче и мы медленно тронулись к берегу... до него больше километра было. Волны и правда с каждой минутой всё прибывали и прибывали.

— Уже три балла есть, — крикнул мне на ухо замполит, — скоро через борт перехлёстывать начнёт.

— Ну даст бог, успеем до этого причалить, — крикнул в ответ я.

Успели, но в самый обрез, последнюю сотню метров уже по краю шли — ещё чуть и перевернулись бы обе наши лодки. Но тут уже мелко было, насколько я знал, так что не утонули бы в любом случае. Последние три метра всё равно пришлось по колено в холодной воде преодолевать. Вытащили оба плавсредства на берег, американцы откровенно начали озираться, особенно их внимание привлёк андреевский флаг рядом с вертолётной будкой. Была эта очень разнородная команда как по внешнему виду, так и по возрасту — от 20 до 60.